Ещё не наступило лето, а по восточным землям Колмадора пошёл слух о жестокости аджеронов, чего раньше не случалось. Теперь они вели себя как истинные завоеватели, неся смерть и разрушение. В первую очередь нападению крупных аджеронских отрядов направляемых единой волей барона, разрушению подверглись монастыри, расположенные в отрогах Химадайских гор.

Так пал монастырь Синарт. В короткой и жестокой сече полегли все братья вместе с отцом Ирустом.

Другие монастыри не избежали сей печальной участи.

Те колмадорийские дворяне, что решили пойти за бароном, рассчитывая сохранить прежние привилегии, были вынуждены принять иную веру, чтобы не слыть еретиками. Теперь им, предавшим свою страну, народ и веру, пути назад не было. Они зверствовали пострашнее самих аджеронов, выслуживаясь, зарабатывая благосклонность.

Простой народ, спасаясь, в страхе хлынул от границ с Аджером в центральные и западные земли Колмадора.

К тому же на юге после зимы оживились энгорты и начали продвижение дальше на север, где уже сошли снега и проклюнулась первая трава. Они оставляли за собой частоколы с посаженными на них несчастными…

С южных земель на север и запад под защиту юного Саорлинга тоже устремились беженцы.

К лету весь Колмадор гудел как потревоженный улей.

#doc2fb_image_02000003.jpg

В начале лета войско под предводительством Эрла Сура стало лагерем под Пиероном. Юный Саорлинг при большом стечении ликующего народа, под торжественные звуки многочисленных труб, в окружении наиболее приближённых дворян въехал в городские ворота. Сопровождающая его кавалькада с трудом пробиралась по запруженным людьми улочкам, направляясь к замку, где с момента его постройки пребывали все короли. Лишь последние двадцать с лишним лет эти чертоги оскверняли захватчики и простолюдины. Неожиданно для всех появившийся сын самого Атуала Третьего вселил в сердца надежду на освобождение страны от аджеронов и энгортов.

Коронация состоялась по всем правилам. По этому поводу объявили трёхдневный праздник. Простолюдины, купцы, дворяне, каждый в своём кругу славили юного короля, пили пенный эль, веселились, танцевали и верили только в лучшее.

Но так уж устроен этот мир по воле богов, что на смену радости приходят заботы и беды. Когда юному королю принесли весть о том, что барон с тридцатитысячной армией выступил к Пиерону, а на юге под ударами энгортов пал очередной город, Эрл Сур восседал на троне, держа в руках усыпанную драгоценными каменьями золотую корону. Рядом стоял граф Югон Тревин, ставший при юном короле главным советником. Кроме них в зале никого не было, пока начальник стражи не известил о прибытии гонцов, принёсших тревожные вести.

Водрузив корону на голову, Эрл принял гонцов, выслушал и отпустил, велев начальнику стражи обеспечить им надлежащий отдых.

Вновь оставшись наедине с графом, Эрл опять снял корону, поворачивая её в свете лучей солнца, пробивающегося сквозь цветные квадратики стёкол. В солнечных лучах драгоценные каменья искрились гранями, вызывая у юноши грустную улыбку.

— Позвольте узнать, ваше величество, чему вы так печально улыбаетесь? — поинтересовался Югон Тревин.

— Я думаю о том, граф, что став королём, не являюсь таковым, пока мою страну раздирают на части энгорты и аджероны. Что мне эта корона? Что эта мантия и дорогие одежды? До меня дошёл слух, что некоторые дворяне уже плетут интриги, чтобы выгадать побольше привилегий, приблизиться ко мне. И это в то время, когда простой народ утопает в собственной крови.

— Вы знаете, что делать, ваше величество, — произнёс граф, пристально глядя на юношу.

— Да. Поднимайте войско, граф. Пора покончить с аджеронами и браться за энгортов, пока нас самих не посадили на колья.

— Слушаюсь, ваше величество, — склонился Югон Тревин. — Я верил, что титул короля не ослепит вас. И вы по-прежнему будете думать о своей стране и своём народе.

— Настоящим королём я стану лишь после того, как последний завоеватель падёт под нашими мечами. Только после этого я смогу по праву надеть венец отца.

— Венец вашего отца? — переспросил граф. — Разве он не утерян?

— Нет, граф. Он в надёжном месте. Но там сейчас хозяйничают энгорты, — Эрл тяжело вздохнул. — Так что не будем попусту терять время. Боги за нас. Колмадор будет свободным. Поутру выступайте навстречу барону, а мне придётся задержаться. Государственные заботы легли тяжёлым бременем.

Пока двадцатипятитысячное войско под командованием Югона Тревина шло от Пиерона навстречу войску Сиурда Тувлера, тот со своей тридцатитысячной армией вышел к Трасимскому озеру в месте, самой природой предназначенном для засады. Озеро подступало почти вплотную к горе, оставляя лишь узкую полоску берега; дальше полоска расширялась в небольшое поле, отовсюду окружённое крутыми холмами. Там барон разбил лагерь для тяжелой пехоты, легковооружённых пешцев увёл на холмы, а конницу спрятал у самого входа в ловушку.

Югон Тревин появился на закате солнца. Не разбивая лагеря, дождался утра и, едва рассвело, прошёл теснину. На поле он заметил аджеронов, но лишь тех, что были перед ним. Засады в тылу и над головою не обнаружил.

Убедившись, что план удался, что враг заперт и зажат меж озером и горами, Сиурд Тувлер подал войску сигнал к нападению. И оно с громогласными криками скатилось вниз.

Дружная слаженность аджеронов поразила колмадорийцев. Из-за поднявшегося с озера тумана они ничего не видели даже в нескольких шагах, тогда как аджероны отлично различали друг друга и спустились почти одновременно. На помощь им пришла конница и тяжёловооружённая пехота.

Лишь по крикам, загремевшим со всех сторон сразу, колмадорийцы поняли, что они в кольце. Среди всеобщего замешательства граф Югон Тревин сохранял завидное присутствие духа. Он успокаивал воинов, пугливо озиравшихся на каждый новый крик, и всех призывал стоять твёрдо.

— Помните, — повторял он, мечась в тумане на своём жеребце, — не молитвы богам выведут нас отсюда, а только собственная сила и отвага!

Но за гвалтом и смятением ни советы, ни приказы не были слышны; воины не узнавали своих знамён и военачальников, и для многих оружие стало скорее обременительным грузом, чем защитою. В туманной мгле метались крики сражающихся, звон оружия, стоны раненых, вопли ужаса тех, над кем в последнем ударе занесли меч, топор или копьё. Одни пускались в бегство, но тут же наталкивались на клубок сражающихся и застревали в нём. Другие, опомнившись, пытались вернуться в битву, но их уносило потоком беглецов.

Всё же у всех наступило понимание, что нет иной надежды на спасение кроме той, что скрыта в силе рук и остроте клинков; и каждый сам стал для себя начальником, и сражение разгорелось вновь. Теперь только случай соединял людей, и собственная храбрость указывала каждому его место!

Почти три часа продолжалась эта жестокая сеча, и всякий раз особенно жарко вспыхивала там, где появлялся граф. Его окружали лучшие воины, он бесстрашно бросался в самую гущу врагов, пока он не получил серьёзное ранение.

Это послужило причиной повального бегства колмадорийцев. И уже ни озеро, ни горы не казались им помехою. Словно ослепнув от ужаса, люди карабкались на холмы, забивались в щели, брели по воде, пока не погружались по плечи, по уши. Были и такие, кто сбросили доспехи и пустились вплавь, но тонули либо возвращались, ощутив безнадёжность затеи переплыть озеро, чей противоположный берег был столь далёк, что его совсем не видно. А на прибрежных отмелях их уже поджидали…

Около шести тысяч пехоты из замыкающего отряда ещё в самом начале битвы смогли выскользнуть из западни. Взобравшись на один из холмов, они стояли, не зная, что происходит внизу в белой мгле, прислушиваясь к воплям и звону оружия.

Когда же солнце поднялось выше и разогнало туман, они увидели сразу и горы, и поле, и поверженное войско. Потихоньку спустившись с противоположной стороны холма, отряд ударился в бегство, опасаясь, что за ними устремится конница аджеронов. Но на их счастье победители занялись умерщвлением и грабежом раненых и поверженных врагов.

В этом сражении нашёл свою смерть граф Югон Тревин и почти все начальники нового войска. Такого поражения колмадорийцы не ожидали. Однако они не впали в уныние, а напротив — сплотились ещё больше вокруг молодого короля: так сильнó было их желание избавиться от гнёта аджеронов.

Сиурд Тувлер одержавший блистательную победу не стремился сразу вернуться в Пиерон и продолжал контролировать восточные земли Колмадора, собирая новые силы, чтобы вести на родной Аджер. Он отдавал всё время на создание ещё одной армии из соотечественников, готовых идти войной на свою родину и возвести на трон предводителя способного опять объединить Аджер, разрываемый своевольными вельможами.

Право стать наместником он, как и обещал, предоставил Перегнеру Гермуту. Барон дал согласие, чтобы тот разбил колмадорийцев и тем самым доказал, что сможет править вассальной вотчиной.

Дворянин прекрасно понимал, ему представился великолепный шанс изменить жизнь, поэтому к сражению готовился весьма серьёзно, сознавая, что колмадорийцы не из тех, к кому можно относиться с пренебрежением, одержав всего одну победу, пусть даже столь блистательную. Несмотря ни на что, перед ним серьёзный противник.

Отказавшись от фаланги, он предпочёл построение легионами. Более того, впервые в сражении планировалось использование боевых слонов. Животных доставили морем из Нермутана купцы. Им заплатили золотом, прихваченным из Пиерона.

Там же в Нермутане было приобретено оружие и доспехи для нового войска, выписаны наёмники, взявшиеся за обучение аджеронов иной тактике боя.

К середине лета колмадорийцы спешно сумели собрать новое ополчение, вооружить его и чему-то обучить с помощью всё тех же наёмников из Альгамра. В этот раз войско возглавил ещё один приближённый юного Саорлинга — Квед Гремтон. Более двадцати лет назад знатный вельможа не захотел прислуживать новым властителям и удалился в свои владения.

Сорокалетний полководец тоже помнил Атуала Третьего Саорлинга, с кем ещё юношей принимал участие в нескольких сражениях против аджеронов. Когда появился наследник, Гремтон не колеблясь, признал его и вступил в ряды повстанцев.

По приказу Эрла Сура он повёл новое тридцатипятитысячное войско.

Враги встретились у небольшого городка Месинны.

Ранним утром оба полководца вывели из лагерей и построили войска.

Военачальник колмадорийцев на левом фланге разместил конницу, на правом поставил профессиональных наёмников. Середину заняли тяжеловооружённые легионы, но линия пехоты не была сплошною: между манипулами остались промежутки.

Ближайшую к неприятелю часть этих проходов Гремтон заполнил лёгкой пехотой и распорядился: когда в атаку пойдут слоны, пехотинцам расступиться, освободить дорогу и метать дротики с обеих сторон одновременно. Он призвал соотечественников, что в подавляющем большинстве никогда не видели столь огромных животных, не бояться. Выглядят они устрашающе, но поразить их можно. За каждое отрезанное ухо слона полководец обещал отсыпать серебра по весу этого уха. Столь щедрая награда воодушевила воинов взиравших со страхом на исполинов.

Слонов Перегнер Гермут выставил впереди строя. Первую боевую линию сразу за ними образовывала лёгкая пехота. Во второй линии стояли легионы тяжеловооружённых пешцев. Фланги аджеронов прикрывала конница.

Военачальники произнесли речи, воодушевляя своих людей на битву.

Аджеронам сулили тучные поля и рабов из колмадорийцев.

В свою очередь колмадорийцам говорили о свободе.

Они, воодушевлённые, огласили окрестности таким рёвом и гудением рогов, что слоны перепугались, повернули и кинулись на своих.

Столь неожиданное поведение животных придало колмадорийцам ещё большей отваги, наёмники на правом фланге вклинились между пехотой и конницей аджеронов, обнажив его.

Впрочем, нескольким погонщикам удалось направить своих слонов на противника. Животные, отчаянно трубя, ураганом ворвались в ряды колмадорийцев, топча их. Но лёгкая пехота сумела исполнить приказ военачальника и засыпала слонов дротиками и копьями, и они помчались назад, топча уже своих, обратив в бегство конницу на левом фланге.

Оба фланга аджеронов лишились конного прикрытия ещё до начала правильного пехотного сражения, оказавшегося для них неудачным с самого начала.

В середине у колмадорийцев стояли легионы тяжёлой пехоты, легковооружённые воины занимали только промежутки между ними. Справившись со слонами, они с дружным рёвом смяли лёгкую пехоту аджеронов.

Те побежали в свою вторую линию, но тяжеловооружённые пешцы, опасаясь нарушить собственный строй, не приняли бегущих под защиту. Тесно сплотившись, они отбросили отступающих на свои фланги. Тех же, кто упорствовал и всё-таки старался прорваться, убивали без всякой жалости.

В результате всё пространство перед второй линией оказалось загромождённым трупами и оружием до того густо, что наступление колмадорийцев остановилось. Воины спотыкались о мёртвые тела и поскальзывались в лужах крови, знамёна заколебались, боевой порядок распался.

Предводитель колмадорийцев приказал отступить и переменил построение. Вторую и третью линии он отвёл на фланги, потому что, бестолково нажимая на первую линию, они ничем не помогали и только увеличивали смятение. Раненых полководец отправил в тыл.

Вот тогда и вспыхнул настоящий бой одинаково вооружённых равных противников. Но колмадорийцы оказались бодрее духом — ведь они уже обратили в бегство слонов, разогнали конницу и истребили лёгкую пехоту.

В этот день аджеронское войско полегло почти полностью. Не выдержав позора, его военачальник Перегнер Гермут вонзил меч в сердце, навалившись грудью на острие клинка.

Так колмадорийцы отомстили за поражение у Трасимского озера.

Сразу после битвы победители захватили и разграбили лагерь побеждённых и с грузом добычи вернулись в свой лагерь, отправив с радостной вестью гонцов к молодому Саорлингу. Он без промедления прибыл на место сражения, приведя с собой ещё сорок тысяч воинов.

Прознав о поражении войска, Сиурд Тувлер пришёл в бешенство и приказал казнить всех спасшихся бегством и явившихся с повинной. Этот суровый поступок был оценён поникшими соотечественниками. Расправа показала, бежать — значит умереть в любом случае. Надо побеждать. К походу на Аджер была готова шестидесятитысячная армия. Вновь отказавшись от мысли воевать трон, пока в тылу есть непобеждённые колмадорийцы, барон повёл войско навстречу юному Саорлингу.

Две армии, закованные в железо, встретились неподалёку от Фессара, где когда-то Эрл Сур познакомился с Римаром Жункеем, а потом и с Ойси Кауди, неразделённая любовь к ней терзала юношу, тревожа сердце и память видениями короткого знакомства.

Местом встречи стала пустошь с пологими холмами, где выстроились армии.

Юный Саорлинг вместе с Кведом Гремтоном и другими приближёнными дворянами расположился на одном из холмов. Перед ними простиралась неровная пустошь с выстроенными легионами. Сердце Эрла переполняла гордость за свою армию, отвага и желание битвы.

Обращаясь к Гремтону, он сказал:

— Пора повидаться с бароном.

С этими словами Эрл тронул коня.

— Ваше величество, вы хотите вызвать на поединок барона? — спросил Квед Гремтон.

— Конечно, — уверенно ответил юноша.

— Королю не пристало сражаться с бароном. Позвольте мне, ваше величество, выйти на поединок вместо вас.

Другие дворяне поддержали Гремтона. Эрл был вынужден натянуть поводья.

Он произнёс спокойно:

— Барон происходит из королевского рода, это известно всем. Так что поединок будет равным.

— Воля ваша, ваше величество, — за всех ответил Квед Гремтон.

Юный Саорлинг поехал с холма, направляя коня между стройных рядов легионов, разделённых на манипулы. Его сопровождали победными выкриками и бряцанием оружия. Выехав перед войском, Эрл пришпорил коня навстречу аджеронам, выстроившимся в одном перестреле среднего лука от колмадорийцев. Преодолев более половины пути, поскакал вдоль неприятельского войска.

Через некоторое время от аджеронов отделился всадник в полном боевом снаряжении. Эрл Сур поскакал ему навстречу. Когда они сблизились, всадник спросил юношу:

— Кто ты?

— Я Эрл Первый Саорлинг. А кто ты? — юноша сделал движение копьём в сторону всадника.

— Ваше величество, — склонил голову всадник, проявляя почтение к королю, пусть и недружественному. — Я Корад Плат, дворянин и вассал барона Сиурда Тувлера.

— Прекрасное утро, не так ли? — вежливо поинтересовался Эрл. — А день обещает быть очень славным. Впрочем, к делу. Я вызываю на поединок барона Сиурда Тувлера.

— Я передам ваш вызов, ваше величество, — почтительно произнёс Корад Плат.

Дворянин уехал.

Юный Саорлинг ждал недолго.

Ему навстречу выехал всадник в чёрной кольчуге и остроконечном шлеме, с красным плащом за плечами. На его круглом щите был виден герб — на сером поле чёрный орёл с расправленными крыльями, с хищно приоткрытым клювом, держащий в острых когтях извивающуюся чёрную змею. Над орлом искусной чеканкой набит девиз: «Отвага и честь».

Приблизившись, всадник пристально посмотрел на молодого короля и произнёс:

— Я барон Сиурд Тувлер. Желаете позвенеть мечами, ваше величество? Я к вашим услугам.

Противники развернули коней и поехали в противоположные стороны. Разъехавшись, они вновь развернулись и одновременно пришпорили скакунов, пригнувшись в седлах, закрывшись щитами, выставив вперёд острые копья. Сшиблись на том месте, где состоялся недавний разговор. Древки копий сломались, но всадники удержались в сёдлах вставших на дыбы коней.

Выхватив мечи, противники закружились в смертельном хороводе, нанося стремительные сильные удары, отражая их клинками или щитами. Лязг оружия доносился до воинов, замерших в напряжении, ожидающих развязки поединка.

Квед Гремтон переживая за короля, напряжённо сидел в седле. Катая желваки, он положил руку на рукоять меча, удерживая в другой круглый щит и поводья.

Он увидел, как под юношей споткнулся конь, Эрл успел спрыгнуть, не запутавшись в стременах. По рядам колмадорийцев пробежал вздох волнения.

А у барона сломался клинок. Проявив благородство, он тоже спешился, бросил сломанный меч, положил на землю круглый щит, сбросил красный плащ, вытащил прикреплённые к седлу два средних боевых топора, ловко вращая их обеими руками, надвигаясь на соперника.

Эрлу пришлось нелегко. Удары топоров сыпались один за другим. Юный Саорлинг закрывался щитом, но становилось ясно, надолго его не хватит: с каждым сильным ударом он пятился, пригибаясь к земле, почти не нанося ответных ударов мечом. Вот он упал.

По рядам колмадорийцев прокатился вздох отчаяния, тогда как среди аджеронов пронёсся победный вопль.

Между тем тяжело дышащий Сиурд Тувлер оступился, чем Эрл и воспользовался, откатился и легко вскочил. Юный возраст позволял быстро восстановиться, а немолодой уже барон выглядел куда как хуже.

Теперь уже юный король перешёл в атаку, обрушив меч на барона, отбивавшегося двумя топорами сразу и даже пытавшегося перейти в контратаку. Но юноша был моложе и быстрее. Сбив с ног барона, он выдохнул:

— Мрачный Эрид ждёт тебя, барон.

Сиурд Тувлер не мог ответить. Его грудь натужно и часто поднималась и опадала. Возраст, тяжёлое облачение и трудный поединок отняли почти все его силы. Но взгляда он не отводил.

Перехватив правой рукой рукоятку поудобнее, Эрл занёс меч над поверженным противником и с силой вонзил в грудь барона. Вырвав меч, юноша вскинул его над головой и победно закричал. Его крик потонул в ликующем вопле колмадорийцев, двинувшихся на врага.

С обеих сторон мерно забухали тяжёлые барабаны, разрывая вековую тишину холмистой пустоши, им вторил единый вопль противников: «Арх!!! Арх!!! Арх!!!».

Две живые реки яростно схлестнулись. К воплям и барабанному бою добавился топот тысяч ног, ржание лошадей, лязг оружия…

Стервятники медленно кружили высоко в утреннем небе в ожидании мрачного пиршества.

Только богам известно, как закончится эта битва. Быть ли свободным Колмадору или он так и останется вассальной вотчиной Аджера.

Только боги знают, смогут ли колмадорийцы разбить надвигающихся с юга энгортов, несущих смерть всем приверженцам Откровений Предтечей.

Только богам ведомо, будет ли юный король править страной. Или он, как его отец и мать, сложит голову в этой сече, подобной той, когда ему суждено было родиться…