— Девка!

— А я говорю — эльф!

— Нет, девка! Плащик в цветочках!

— А говорю — эльф! Спорим? На медный!

— Ага! А проверять как?

Дело было вовсе не в том, что эльфы похожи на девиц. Вне зависимости от «плащика» никто бы не ошибся. Или — почти никто. Но в славной Малерне, известной на всю Торговую Империю, как лучший порт, некоторые местные жители получали блага цивилизации в большом количестве и почти даром. Блага были сомнительными — все они курились, нюхались, жевались, пились или употреблялись другими, более оригинальными способами.

Два портовых гоблина не заметили, как дошли за предметом своего спора почти до самых Верхних Улиц. Это могло иметь самые неприятные последствия, но после того, что они прожевали, им было уже все равно. Видение в плаще колыхалось и плыло куда-то вдаль. Табак, вызывающий «радужное счастье», оправдал самые смелые надежды длинноруких работников гавани. Им все нравилось, и их спор тоже.

Нэрнис Аль Арвиль был зол. За ним шли, шушукаясь, два… недосущества, размышляя, как доказать, что он не девка. Или наоборот. Затевать убийство сразу по прибытии было как-то нехорошо. Двойное убийство — тем более, хотя кто бы сказал, что эльф не в своем праве. Никто бы не возразил. К тому же у него имелся меч. Это должно было быть таким показательным и очевидным! Но два шатающихся гоблина или не видели меча, или в Торговой Империи «девки» разгуливают в штанах и при оружии. О таком Нэрнис не читал, но исключить не мог.

Город уже казался ему всесторонне отвратительным. Узкие улицы, толчея — даже здесь, наверху, в богатых кварталах. Архитектура буквально поражала своей разнузданностью. На пути Аль Арвиля возвышались два строения — вычурный дом с балконами и Замок. Они почти сошлись боками, оставив лишь узкий проход. Замок с собственными стенами, внутри городских стен — это было нечто совершенно безумное. Арку ворот украшал герб, чтобы ни у кого не осталось сомнений: здесь стоит жилище благородных господ. Герб тоже был образцом местной культуры. В верхней четверти поля красовалась объемистая кружка, в нижней — козел в профиль, отчего был виден только один рог. Изображение козла нагло намекало на единорога, а кружка могла гордиться пенной пивной шапкой. Такой герб вполне заменил бы вывеску над дверями кабака.

Аль Арвиль был уже почти у цели. В конце проулка виднелась Стена Предела. Но, когда он вышел, наконец, из тесных объятий строений и увидел местную достопримечательность во всей красе, то все-таки оторопел.

Все жители мира были наслышаны о стене Предела в Малерне. Здесь его «изучали», старались обрушить, «почитали»… а теперь на нем, на Пределе, зарабатывали все кому не лень. За восемьсот лет существования ткань Предела вместила в себя много разнообразного хлама. Способность удерживать предметы и сохранять их нетленными, прямо-таки требовала зашвырнуть в Предел что-нибудь «на память». Первую сотню лет забрасывали не столько на память, сколько пытаясь выяснить, а есть ли нечто, что пролетит насквозь. Говорят, что были даже отчаянные, которые сами усаживались в чашу баллисты. История умалчивает, каково им было встретиться со стеной Предела, которая не пропускала ничего живого. Все неживое Предел принимал, удерживал, и достать что-либо изнутри было уже нельзя. Поэтому Стена Предела в Малерне являлась вертикально расположенной помойкой, в отличие от всех остальных помоек мира, которые были исключительно горизонтальны.

Народ, как подпиравший стену «Замка», так и саму «Достопримечательность», был самый разнообразный и колоритный. Здесь, у Стены Предела, работали граждане со всей Малерны. Лучшие из лучших. Лучшие рассказчики, лучшие карманники, лучшие зазывалы — даже лучше тех, что предлагали комнаты в порту. Тут же располагались палатки «сидельцев», в основном гномов. У гномов система была отлажена рационально — на десяток занятых мест, приходился разве что — один представитель клана. Остальные арендаторы клочка земли и навеса являлись обычными любителями Чуда Внезапного Обогащения. У всех «сидельцев» была одна общая надежда на то, что Предел падет также, как и появился — за одну ночь. Это сколько же всего сразу просыплется! Всевозможное барахло, старинные монеты, не говоря уже о предметах, заброшенных в Предел во времена его почитания — золотые и серебряные чаши, кубки, драгоценные камни… А поскольку почитание продолжалось почти две сотни лет, Стена, пусть и захламленная, местами сияла самыми настоящими кладами, которые и искать не надо — только подождать, когда сами в руки свалятся.

«Предельный» народ заинтересовался гоблинами даже больше, чем эльфом. Остроухие, конечно, не жили в Малерне и встречались не на каждом шагу. Они чаще всего миновали город, отправляясь в Западную часть Империи. Заезжий эльф, который решил посмотреть на Стену, не был таким уж редким гостем. А вот два портовых гоблина в Верхних улицах были явлением очень редким и совершенно недопустимым. Их появление гарантировало небольшое, но приятное развлечение — стражу, ругань, пинки и зуботычины. К тому же гоблины были не в себе: или накурились, или наглотались. Их организмы и так не отличались стойкостью ко всем видам дурманящих зелий. Гоблины и напивались-то с полкружки пива. При этом опустившиеся представители древнего народа не пропускали ничего мимо своих ненасытных ртов. Вот и эти двое — не пропустили. Душный ленивый вечер обещал стать зрелищным.

Аль Арвиль смотрел на Стену и морщился. Он бы сюда не пошел, а остановился в гостинице на Западной окраине и отправился через пару дней в столицу Империи. Но ему зачем-то, он теперь уже и не знал зачем, захотелось посмотреть на первый предмет, попавший в Ткань Предела. По семейным преданиям, дядя Морнин швырнул в Предел огрызок яблока. Швырнул-то он его, на самом деле, в шумного гнома, который орал и рвал бороду — за Пределом остались склады клана. Но огрызок отскочил от гнома и попал в Предел рикошетом, увяз как муха в меду и не долетел до земли. Якобы, потом установили шест, на котором краской отметили положение «первого предмета». И именно с этого началась история изучения странных свойств Великого Предела. Нэрнис уже увидел как минимум три огрызка. Шестов нигде не наблюдалось. Можно было уходить, но…

Но охочие до зрелищ жители города, прислушались к спору гоблинов и тоже стали спорить — убьёт их эльф или нет? Аль Арвиль принял трудное, но правильное, с его точки зрения, решение — никого не убивать. Вероятно, местный народ это понял. Эльфы же бывают добрыми до глупости. А этот, в плаще с цветочками, похоже, и был из таких. То, что они были правы, неимоверно злило. Убить он, конечно, гоблинов не убьет. Но разочаровать местных жителей сможет запросто. Надо все-таки помнить, что у эльфов неплохой слух, и значит, все их споры и разговоры он прекрасно слышит. А вот ставки на свою персону — очень не любит. Он — младший наследный Сын Дома, а не скаковая лошадь. И вообще, у него есть основная задача для долгого путешествия: общаться с людьми и подкреплять теоретические познания практическими. Так какая разница, откуда и как начинать?

Вопреки ожиданиям спорщиков, уже собиравшихся кучками, эльф подозвал рассказчика. Вот теперь он тоже стал «редким явлением» — остроухий решил воспользоваться чем-то, кроме собственных мозгов и древних хроник и снизошел до человеческих преданий.

Нэрнис одарил рыжеватого вертлявого мужичка серебряной монетой. Гордый такой завидной судьбой, рассказчик немедленно начал излагать сведения с поправками на личность клиента. Поправки не всегда поспевали к сроку — сказывался опыт заученных рассказов.

— Мраком столетий покрыто… то есть, совсем недавно, по Вашим меркам, за одну ночь появился Предел. Ах, да, Вы это знаете и сами видите. Но здесь, в славной Малерне, это событие было обнаружено сразу, рано утром. Видите этот Замок? Это замок Фар Бриск. А когда-то на месте замка был постоялый двор для состоятельных купцов. — Рассказчик нащупал нужную линию повествования. — Старый Бриск был пьянь-пьянью. В Великий Непреодолимый Предел он уперся лбом. Пошел утром по нужде и уперся. В том месте, где Предел сделал такой удивительный изгиб, располагался задний двор кабака Бриска. А вот там, за Пределом, осталась Нагорная улица. Там был другой такой же двор, тоже — кабак. История не сохранила имени владельца, но можно посмотреть сквозь Предел на сам двор. Здесь очень трудно увидеть что-нибудь за всеми памятными предметами, но если Вы найдете щелочку… вот тут вот есть просвет, то…

— Гм, просвет между старым ботинком и коровьей лепешкой?! Нет, увольте, я обойдусь Вашим рассказом. — Нэрнис не собирался приникать к смотровой щели с таким сомнительным содержимым.

— Ах, да! Предел же не препятствует воздуху. Да, запах и впрямь… Так вот… Если бы Вы посмотрели с башни Замка, что, кстати, легко устроить, то Вы бы увидели и тот двор и огород, что были когда-то в Старой Малерне. Нетронутыми. Но представьте, как повезло старому Бриску! За одну ночь его двор превратился в самое золотоносное место в Малерне. И вообще — в Торговой Империи! Вы же знаете, но не могу не упомянуть — нигде более Предел не подступает к поселениям ближе, чем на десять сатров. И это — одна из его загадок. С высоких башен Замка, открывается дивный вид на мертвый старый город.

— Разве в этот Замок заходят все, кто желает? — Настойчивое упоминание о башнях и видах, наводило на мысль, что рассказчик подрабатывает зазывалой. Вот только зазывает в совсем уж странное место.

— О, Малерна Фар Бриск, нынешняя владелица Замка — сама по себе интересная Благородная Дама. Последняя прямая… потомка… потомица… в роду Бриск! Да, некоторых состоятельных господ она вполне даже приглашает пожить в комнатах на башнях.

— Так это все-таки постоялый двор?

— Ну… если честно, я право же не отважусь морочить голову эльфу, так оно и есть. В конце концов, состоятельным благородным господам тоже надо кормиться. А место — сами видите!

— Я вижу кучу хлама. И не только хлама.

— Даже не знаю, как и объяснить. Если благородным эльфам ведомо чувство зависти…

Нэрнис задумался. Ведомо ли ему чувство зависти? Старший брат Нальис был величайшим живописцем. Его потрясающий талант приятно дополнял обычные возможности управления стихиями. Сестра Элермэ, так же помимо всего прочего, могла договориться почти с любым животным и обладала редким даром Вестницы. Отец, мать, дяди — у всех были и способности и особые таланты. А он… Две стихии просочетались в нем произвольно, взбунтовались и зажили собственной жизнью. Лучше было их не касаться. Более того — нельзя. Не очень приятно. Однако, он испытывал при этом даже некоторое облегчение. Будущий «специалист по торговым делам с людьми на основе распознания их душевных переживаний» — должность мирная и необременительная. Почти никакой ответственности. Он же не Темный, чтобы беззастенчиво пользоваться чужими слабостями. Он — почти лекарь в каком-то смысле. Но… все-таки что-то обидное в этом было. Наверное, это она и есть — зависть.

— Допустим, что мне известно это чувство. И причем здесь оно?

— Ну, как же! Вот, взгляните сюда… — Рассказчик оседлал любимую тему. — Вот помои. Вода вытекла из ткани Предела, но объедки остались. Или вот эти… гм… отходы всякой разной жизнедеятельности, вот извольте — кошачьи. Огорченные соседи из зависти, что Бриск быстро разбогател, отваживали у него постояльцев. Что ни ночь, так какую-нибудь… пакость в Предел пристроят. А Бриск, значит, загородить пытался. Но, Вы же понимаете — то кинул не так, то размахнулся слабо. Не всё удалось прикрыть. Так что это — самое насыщенное место Стены. Не один год враждовали.

Нэрнис еще раз подумал и решил, что он мало, что смыслит в зависти или в этой её форме. Между тем, помойная тема уже объединила всех «предельцев» в солидную толпу. Даже гоблины как-то между ними затерялись. Ушлый гном принимал ставки. Ставили, конечно же, на него, Аль Арвиля. Точнее, на его дальнейшие действия. Не самые азартные — на то, что эльф уйдет вниз по улице к Западной окраине. А вот на прочие разнообразные попытки рассмотреть Предел принимались вполне солидные ставки: на проползание в самом узком и грязном месте — между стеной Замка и Стеной Предела — даже один к пятидесяти. Все пути для отступления были уже отрезаны. Что бы он ни сделал, кто-нибудь да заработает. Аль Арвиль не был жадным, но быть предметом торга не хотел.

— А эльфийские стрелы? — Он посмотрел в небо.

— Ах, ну, конечно! Это Ваши сородичи пытались прострелить Предел. Но ни луки, ни камнеметалки так его и не пробили. Вот, взгляните: осадный таран. То есть — его часть. Здесь таких кусков еще много. Сохранилось то, что увязло в Пределе, остальное сгнило и отвалилось. Время, знаете ли, никого не щадит. Ой, простите, кроме эльфов, конечно. А вот дальше, левее, стена действительно становится стеной. Видите, сколько камней? Так пытались обрушить Предел. Ничего не вышло. Дальше, у Западной стены города есть шахты гномов. За один медный можно спуститься в бадье вниз и посмотреть. Хотя, могу Вам сразу сказать, смотреть там нечего: только кирки и заступы, увязшие в Пределе. Но, Вы и сами знаете — Темные эльфы где-то в горах невероятно углубились и выяснили, что Предел продолжается и под землей… Не хотите осмотреть памятные предметы? Колокол, отлитый из золота, особенно красив. Подарок купеческой гильдии городу. Нет? Картины Ваших сородичей у Восточной окраины, к сожалению, испорчены. Местные художники закидали их различными… вещами.

— Это чудовищно!

— Согласен! До указа Совета Старейшин всяк старался оставить о себе память. Списки предметов ведутся только последние триста лет и хранятся в Ратуше. Ну, а до этого просто так кидали… А вот, если желаете, можете оставить прошение. Я знаю лучшего составителя прошений! Всего три месяца на удовлетворение Вашего заявления. С гарантией! И Вы сможете бросить в Предел что-нибудь от себя. Стоимость — весьма умеренная. Можете за дополнительную плату написать на предмете свое имя. Лучшие метальщики к Вашим услугам! Они настолько опытны, что могут забросить вещь, развернув её нужной стороной, чтобы надпись…

— Нет! Я ничего не желаю никуда кидать. — Нэрнис размышлял, созерцая зависшие высоко «в небе» стрелы. Толпа ждала. Прямо-таки как зверя спугнуть боялись. Как дышать-то не перестали? Жаль, здесь нет азартных Темных сородичей — ставки взлетели бы до небес. Выше этих стрел. Говорят, сам Повелитель Темных Амалирос сражается в Чаше Поединков с выползнями. Фу, гадость, какая! А его подданные ставят и против него. Чудовищная непочтительность! Однако, следовало принимать решение. И желательно такое, чтобы вся эта азартная толпа осталась ни с чем.

— А почему этот постоялый двор построен в виде Замка? — Нэрнис все-таки был логически мыслящим существом и пытался понять архитектурный замысел.

— Так, через двести лет после появления Предела Бриски стали Фар Брисками. За деньги-то можно и ноферат купить. Правда, их ноферат такой вот небольшой — все, что за стенками Замка. Но доходнее многих прочих. А потом и этель-ноферами стали. Ну, это уже после войны кланов. А благородные должны иметь Замок, вот и отстроились. Красота… то есть — удивительное строение. — Рассказчик внимательно следил за выражением лица остроухого. Понравится рассказ, вдруг, еще серебряную подкинет. Так-то и за медный сговаривались. Какой замечательный гость. А слава-то какая — эльфу рассказывал!

— Ну, а зачем портовому городу стены? — Нэрнис все-таки был наивным эльфом по части выгоды и умения найти её на ровном месте. Из рассказа словоохотливого человека, получалось следующее:

Именно благодаря Пределу, Малерна обзавелась удивительными стенами. Другие города, имевшие стены, можно было осаждать, окружая. А можно было просто обойти. Малерну обойти или окружить было нельзя. Западная и Восточная стены, двумя полукружиями уходили вверх по склону — от моря к Пределу. Пейзаж, который видел каждый путешественник с борта корабля, назывался в народе «Загребущие руки Малерны». И Малерна, действительно, гребла: портовые сборы, налоги с купцов и плату с каждого обоза, который шел с Запада на Восток и с Востока на Запад. Аль Арвиль видел это «чудо» с борта корабля не далее как в полдень и не мог не признать — народное название было метким. С моря Малерна выглядела хищницей, готовой обнимать любого до смерти или до истощения кошелька. Его кошель был пока весьма объемен и набит золотом. Поэтому Нэрнис не опасался остаться без средств в этом гнездилище изымающих и выманивающих — неопытность сказывалась. Человек бы на его месте задумался.

Жители Малерны были уверены, что их город — самый необычный из городов мира. Но, пожалуй, были не совсем правы — самый разнообразный и любопытный — несомненно. Самый жадный и наглый — точно. При общей неразберихе, воцарившейся почти на двадцать лет после появления Предела, город стал затычкой в самом узком месте. Для этого надо было иметь немереную самоуверенность, тягу к стяжательству и откровенное наплевательство на тяготы страны в целом. К тому моменту, когда Империя пережила утрату большей части своих территорий и разобралась с хаосом, Малерна уже отстроила стены и разбогатела. Говорят, что средства на них собирали все, и даже портовые гоблины несли свои медяки. Кому же не хотелось получить потом вдесятеро, если не больше? И получили и продолжали получать. В дальнейшем стены так ловко не давали городу разрастаться вширь, что стоимость каждого дома в Малерне росла как на дрожжах год от года.

Попытка захватить город с моря тоже не увенчалась успехом — удобная гавань имела замечательные средства обороны. Здесь погиб почти весь флот Объединенного Архипелага. После знаменитой осады брать Малерну не пытались ни свои, ни чужие.

Не слишком богатая Восточная часть Империи и всё её население не жаловали Малерну и её спесивых обитателей, но вынуждены были признавать: некоторые вольности с имперскими законами, многолетние долги по налогам — все это было возможно до тех пор, пока стены Малерны надежно отгораживают их от Западной половины Империи. И конечно, пока Совету старейшин города выгодно иметь за Восточными стенами земли, где закон имеет сомнительную силу, а царящие на этих землях законы силы — весьма сомнительны. Такая ситуация только казалась шаткой. На самом деле, она была надежна, как Стена Предела. Ни благородные ноферы Восточной части, ни простые жители, ни мелкие банды не могли похвастать полной безнаказанностью. Тот же Совет старейшин Малерны щедро платил оркам-наемникам за наведение относительного порядка в Восточных землях. Это было гораздо выгоднее, чем однажды пропустить через весь город от Западной до Восточной стены императорскую армию.

Западная часть Империи и столица — Намира терпели подобное положение дел и даже приветствовали. Что такое почти вольные Восточные земли, по сравнению с некогда соседними орочьими кочевьями? Когда-то эти кочевья простирались через все степи до Жаркого моря, огибали Синие Горы и вплотную подступали к землям Озерных Владык. А набеги? А большие войны? Предел, Слава ему, откусил по большей части именно вражеские земли. Конечно, жаль оставшихся или погибших за Пределом людей. Но ничьей вины в этом нет, а значит…. Можно жить спокойно. Так что, пока Малерна не дает зарваться Восточным землям — хилым и никчемным — так и пусть не дает. Да и новым ноферам есть, где получить земли за службу. А там — сами разберутся. Одним словом — полное благополучие и красота: Малерна богатеет, но она же и платит.

— Познавательно! Весьма. — Нэрнис уже принял решение и внутренне ликовал. Чтобы люди, гномы и гоблины делили его на куски? Как же! — А каков же первый предмет, попавший в сети Предела? — Ответ он знал заранее. Конечно, рассказчик солгал. Попытался:

— О! Конечно, эльфийские стрелы…

— А я уже хотел дать Вам еще серебряный! Разочаровываете, любезный!

— Но каждый народ считает, что честь открытия небывалых свойств Предела принадлежит именно ему! Кто я такой, чтобы опровергать ваши легенды? Вот орки и гоблины — у них тут есть старый черпак. Деревянный, резной. Как встретятся орк и гоблин около этого черпака, так можно и на драку посмотреть. Не желаете? А гномы… у них есть приметный камень. Для людей — башмак Старого Бриска. — Рассказчик следил за монетой, которую эльф вертел в пальцах. — Или, может, господин желает знать все истории? Так есть истории про кошечку, которая рвалась к хозяйке. Вот, видите?

— Это мертвое животное! Живое не проникает сквозь Предел. Что же Вы так…

— А для особо знающих мы говорим, что кошечка стремилась к хозяйке, прыгнула и таким образом самоубилась… об Предел. Девицы, знаете ли, неплохо платят за эту историю. Или вот — эльфийская сережка.

— Спаси Единый Создатель! Эту пакость творил криворукий гоблин!

— Надо же! Теперь буду знать. Непременно приведу сюда гоблинов… — Серебряная монета доводила рассказчика почти до исступления. Ну, что еще он может сказать остроухому, что бы её получить?

— Однако… Даже и не думал, что оркам или гоблинам есть дело до Предела. Значит ли это, что рассказ окончен? — Монета замерла в пальцах.

Рассказчик вздохнул. Ладно, он и так неплохо заработал.

— Ну, если Вас не интересуют захоронения в Стене и погребальные обряды…

— Не интересуют. — Отрезал Аль Арвиль. — Интересует нечто другое. В воротах этого сомнительного Замка есть небольшая дверца. Я пока порассматриваю местные… предметы, а Вы сходите-ка к хозяевам заведения. Быстро и незаметно. К моему приходу дверца должна быть открыта. Понятно? И тогда монета станет Вашей. — Нэрнис демонстративно просверкал серебрушкой. Уж отвести толпе глаза на короткий срок он сможет. На очень короткий, ведь они же следят, причем, пристально.

А что еще было делать? Желающих принять участие в споре на деньги становилось так много, что умертвить их всех, означало устроить массовую резню в этом памятном месте. К тому же младший Аль Арвиль вообще-то никого в своей жизни пока не убил, а сцены сражений представлял исключительно по описаниям в романах. Нэрнис удовлетворился воображаемой картиной трупов врагов в Великом Пределе и с удвоенным вниманием принялся рассматривать стрелы. Он по-разному менял угол обзора, выгибал удивленно бровь и так увлекся, что спорщики тоже стали посматривать в небо.

Рассказчик ушел и вернулся довольно быстро. Высокого гостя ждали, по его словам, с распростертыми объятиями. Да он бы и сам раскрыл объятия этому наивному эльфу. Два серебряных за рассказ, и еще два, полученных от самой Фар Бриск, приятно позвякивали в его нагрудном мешочке. Редкий улов за один день!

Эльф стоял и смотрел на стрелы. А потом морок стал прозрачным и растаял. Толпа обиженно ахнула. На такой исход никто поставить не догадался. Кто же знал, что эльфы растворяются в воздухе? Немедленно завязался спор — кто самый проигравший?

Удовлетворенно хмыкнув вечно летящим стрелам, Нэрнис скользящей походкой эльфа-спешащего-куда-надо обогнул стену замка и вошел в открытую калитку в воротах.

Таких гостей в Замке Бриск еще не бывало. Старый гарнизонный служака, ныне привратник, прекрасно знал, с кем и как следует себя вести. Разговаривать с бледной высокомерной эльфийской персоной не следовало. Он сразу указал на мощеную дорожку, ведущую к центральным дверям «Замка» и прикрыл за гостем калитку.

Аль Арвиль решил, что впечатления от путешествия надо будет записывать, и жилище Фар Брисков займет достойное место в его повествовании. Фортификация «Замка», что называется, оставляла желать лучшего. Донжон одиноким пальцем высился почти посреди двора. Привычка местных обитателей «дом должен быть в центре, все остальное — огород» была неистребима. Столько камня извели впустую!

Слуга распахнул дверь перед носом гостя с таким видом, как будто эльфов хорошо видно сквозь стены. Аль Арвиль отметил на входе, что кладка стен на поверку не была такой массивной, как казалась. Замок был фальшивым не только по смыслу, но и по качеству.

Богатство внутреннего убранства нижнего зала обрушилось на эльфа как камнепад. Сияло абсолютно всё: занавеси на окнах, скатерти и даже мебельная обивка. Это был не матовый отблеск благородного накладного золота, а очень дешевая позолота. Все кругом было начищенным и надраенным, как парадная кираса стражника. Среди золота проглядывало синее, красное, зеленое, желтое… Голова начинала гудеть. Хотелось или сбежать из этого притона роскоши или остановить взгляд на чем-то менее броском. Наконец, среди буйства красок появилось «белое пятно».

Невзрачная девица рассыпалась в извинениях за нерасторопность хозяйки, которая вот-вот появится. Дева была не просто чисто одета в светлое платье, белый чепец и передник, а еще и хрустела всеми крахмальными частями своего наряда. Нэрнис невольно отметил, что из её чепца и фартука, если вымочить выйдет так любимый людьми, отвратительный студень. Кисель, как они его называют. Похоже, рассказ отца о киселе вспомнился некстати. Аль Арвиль забыл про «врожденную невозмутимость» и скривился. Девица немедленно приняла его гримасу на свой счет.

Нэрнис испытал странное чувство растерянности. Ну, как понять этих людей!? Служанка была напугана и бледна. Отец, как всегда, был прав. Теоретические познания по части особенностей человеческой натуры требовали подкрепления практикой.

Эльф удивленно изогнул бровь, и девица окончательно растерялась. Она не знала, что означал этот взгляд и говорить ли ей дальше или молчать? Аль Арвиль решил её подбодрить, используя свое природное обаяние. И он сделал то, чего делать совсем не следовало. Он захотел понравиться робкой служанке. Это была вторая ловушка, в которую Нэрнис угодил за один недолгий день. В первой ловушке, в замке Бриск, он уже сидел собственной персоной.

Глаза девицы запотели как кувшин с ледника. Мучнисто белые щеки зарозовели, покраснели и, наконец, стали пунцовыми. Она залилась краской до белесых бровей в буквальном смысле. Увидев такую замечательную перемену, Нэрнис закрепил успех: намотал на палец длинную прядь черных волос и рассеяно глянул чуть вбок и вверх. Аль Арвиль предполагал, что он продемонстрировал некую благожелательную рассеянность и задумчивость. Но чтица извинительного монолога решила совсем иначе. Ей, непривлекательной девице низкого сословия, строил глазки вот этот «великолепный, благородный, зеленоглазый, несравненный красавец эльф. Принц!..»

Появление хозяйки замка совпало с глубоким обмороком служанки, который свершился натурально и не картинно — с глухим стуком о вощеный пол отвесно упавшего тела. Кто был тот гений, который считал, что обморочную можно успеть подхватить на руки, особенно, если она — не рядом? В балладах упало много девиц. Но все они падали как-то по-другому: или заваливаясь набок, или, в крайнем случае — назад. Описания падения лицом в пол Нэрнис нигде не встречал. Девицу было жаль. Что-то он, видимо, сделал не так, а что делать дальше — не знал. От размышлений его отвлек звон колокольчика, которым хозяйка вызывала слуг.

Хозяйка Замка, последняя прямая наследница в роду Старого Бриска, единственная дочь своих родителей, тезка славного города, благородная Малерна Фар Бриск ликовала. Будучи дамой уже далеко не среднего возраста, она имела выдержку на зависть всем эльфам, торговую хватку на зависть всем гномам и формы на зависть всем оркам, как женского, так и мужского пола. Целый Эльф! Эльф с кошельком! С весьма солидным! Только последний глупец не знал, что эльфы не торгуются вообще и в принципе. С женщинами — тем более, даже если это орчанки. Неправильно оценив содержимое кошелька, можно было получить бессодержательную беседу и распрощаться с гостем. Оценив правильно — получить содержимое этого замечательного расшитого мешочка. Требовалось вычислить насколько клиент состоятелен, чем госпожа Фар Бриск и занялась.

Перво-наперво она приказала слугам «убрать Пелли», небрежно кивнув в сторону бездыханной служанки. Убрать значит — убрать, а не привести в чувство и вывести под руки. Слуги выполнили приказ точно. Впечатлительную девицу вынесли как бойца после бесславного поединка. Нэрнису такое пренебрежение к несчастной не очень понравилось.

Атака Малерны началась по всем правилам науки торговли и обмана, что в сущности — одно и то же.

— Я позволю себе не спрашивать имя Благородного гостя, если гость не пожелает сообщить его сам. — Низкий грудной голос Малерны сочетал в себе интонации радушной хозяйки, старой нянюшки и давней знакомой.

— Я бы предпочел не сообщать, если благородную Хозяйку этого Дома не смутит мой отказ. — Нэрнис повел себя подчеркнуто высокомерно. И, вообще, хозяйка замка ему не нравилась. Аль Арвиль даже поискал в себе должное уважение к престарелой женщине и не нашел.

Малерна отметила «благородную этого дома». То есть, не вообще «благородную», а вот только этого дома.

Третья ловушка уже поджидала наивную жертву, а жертва непредусмотрительно наступила на любимую мозоль госпожи Фар Бриск, где только приставка «Фар» и свидетельствовала о благородстве. За долгие годы становления династий благородные господа успевали изрядно романтизировать происхождение своего первого предка. Но Старый пьяница Бриск бельмом торчал на родовом гербе, точнее — своей кружкой. Знал бы Нэрнис, как эта неблагородная кружка ненавистна Малерне.

— Конечно, как будет угодно Высокому Гостю! Вина, воды или настоя из трав? Ах, я совсем запамятовала, что эльфы не тяготятся жарой и вообще мало, чем тяготятся. — «И деньгами», мысленно добавила Малерна. — Это лето слишком жаркое и пыльное. Правда ли, что в таких случаях мудрые эльфы специально увлажняют землю, улицы и дороги? — Немного глупости и лести в одном кувшине — в самый раз, чтобы гость не ожидал подвоха.

— Крайне редко. В Озерном Краю всегда прохладно и свежо. — Нэрнис совершенно не понял, как это вдруг у него создалось ощущение нормальности всего происходящего? Ну, зашел… А дело хозяев его развлекать — вином, водой и падающими служанками.

Малерна почуяла поживу, как серый морской хищник чует кровь, попавшую в воду. Эльф из Озерного Края, путешествующий эльф, мог появиться в городе только со стороны причала, отправляясь в свое первое путешествие посмотреть мир. «Зеленый» эльф: незрелый, наивный, непуганый и, что самое ценное, не успевший потратиться. Практически — не начатый.

— Какая прелесть! Какое чудо! Всегда свежо… И, наверное, просторно! А у нас, как Вы видите, такая теснота! Люди совсем не ценят простор! Нет, чтобы оставить место для сада! — Малерна, конечно, не стала сообщать, что небольшой сад и даже огород, а также конюшни, которые были когда-то на постоялом дворе Бриска, целиком упокоились под стенами их «родового Замка». — Так что, нам приходится расти ввысь, чтобы ощутить простор. По счастью, комнаты в наших башнях возвышаются над всем городом. А оттуда, из башен, как раз открывается вид на Великий Предел и его Тайну. — Последнее слово Малерна произнесла так таинственно, как только могла.

Остроухая добыча в расшитом плаще и дорогих сапогах сделала нужный шаг, и капкан глухо щелкнул:

— Хотелось бы посмотреть на этот простор… — Аль Арвиль наивно полагал, что для него уже готовы комнаты. Зачем-то же рассказчик сюда ходил.

— Ох, какая жалость! Сейчас как раз все комнаты заняты… Вы же понимаете, что мы не станем изгонять гостя из дома. Ах, как жаль! Конечно, только для Вас, я могла бы попытаться попросить кого-нибудь из гостей переселиться к моим соседям. Но они так много просят за постой! Я порой даже не верю, когда мне называют цену. И это притом, что сквозь чрезвычайно засоренный предметами Предел, из соседских окон совершенно не видно Мертвого города! Если Вы не стеснены в средствах, я могла бы попробовать устроить для Вас комнату в башне… — Малерна Фар Бриск мастерски замкнула круг. Разве может этот напыщенный эльфийский отрок сознаться, что он стеснен в средствах, что ему неинтересно посмотреть на Мертвый город, и что он, вообще-то, зашел попить воды в жаркий день?

Нэрнис понял, куда его заманили, но пути назад не было.

— Да, с башни взглянуть было бы интересно. И отряхнуть пыль с сапог тоже. Если благородная госпожа этого Дома назовет цену…

— Сейчас же отправлю привратника к соседям узнать эту самую цену, а сама поговорю с гостем о переселении. Располагайтесь. — И Малерна с гордостью покинула поле боя. Теперь главное — не продешевить, но и не зарваться. Эльфы — мастера выкручиваться.

Нэрнис уныло созерцал кувшин. Калитка в воротах, а слышал эльф превосходно, и не думала открываться. Вся суета этой могучей кабатчицы, которая пронесла своё происхождение сквозь поколения без изменений, была направлена только на создание видимости неких переговоров с некими гостями. Поэтому, когда хозяйка появилась со скорбным лицом откуда-то из недр своего Замка, Нэрнис был готов изрядно обнищать в самом начале своего пути. Он слышал, что по осени, когда перед зимними штормами в Малерне случался наплыв купцов и путешественников, цены взлетали до десяти золотых за пару ночей. А останавливаться на меньший срок — просто неприлично.

Оценив жадность хозяйки как один к пяти — повлияли недавние ставки на его персону — он думал, что готов ко всему. Или почти ко всему. Услышав цену в восемьдесят кварт золотом, что соответствовало тремстам двадцати монетам, Нэрнис чуть было не сорвался. Он с трудом сохранил невозмутимый вид. Младший Аль Арвиль решил брать пример с отца. Как-то раз отец, узнав о сумме долга Нальиса, расплатился за него с таким выражением лица, как будто испытал облегчение. Правда, старший брат потом еще долго не испытывал никакого облегчения… Нэрнису «счастливая расплата» удалась как нельзя лучше. Не желая опустошать кошелек при хозяйке, он небрежным движением отцепил с плаща сердцевину одного из вышитых цветов сиори.

Прикрепив этот дорогой и прекрасно ограненный тарл к его плащу, любимый и щедрый дядя Далиес сказал, что молодым эльфам иногда следует иметь запас на крайний случай. Нэрнис позволил себе истолковать «крайний случай» весьма вольно. Зато это выглядело достойно — отдать первый попавшийся камень, как пустяк, и не трясти отощавшим кошельком. Никто кроме него и любимого дяди не знал, чем отличается этот камень от остальных двадцати трех. На самом деле, все прочие камни, дополнявшие вышивку, были ничем иным, как искусным творением эльфийских мастеров стекла… Так что — жест выглядел роскошно. Аль Арвиль гордился собой.

Конечно, такой тарл тянул на полную сотню кварт золотом, но Нэрнис не стал мелочиться и требовать разницу — а то весь эффект пропадет. Естественно, Малерна рассыпалась в благодарностях. Но чего ей это стоило! Количество тарлов, оставшихся на плаще, было посчитано с одного взгляда. Кошель таил в себе нечто такое, что даже и показывать не стоило, дабы не искушать нестойких смертных. Условно-благородная Бриск была близка к тому, чтобы повторить прощальный номер своей служанки — лицом в пол. Но ей овладевали совсем иные чувства, не родственные тем, что сразили несчастную Пелли. Сегодня её, благородную фар Бриск, не только задели не слишком культурным обращением: её провели как девчонку. Сегодня посрамили честь Бриска! Малерна ни за что не сумела бы объяснить, как она сочетает несочетаемое — честь благородных с честью кабатчиков, но, по счастью, её никто не спрашивал, а сама она таким вопросом не задавалась.

Нэрнис поднялся, показывая, что он горит желанием увидеть, наконец, Великую Тайну Предела — Мертвый город.

На этом стороны и расстались, недовольные друг другом и с полным осознанием того, что так обмануться в людях (эльфах) им пришлось впервые.

«Драгоценная» комната, в которую Аль Арвиля привел слуга, оказалась даже не в башне, а на её верхней площадке. То, что на башнях не должно быть таких построек, хозяйку Замка нисколько не волновало. Того, кто строил подобное безобразие — тем более. Этот нелепый кирпич-пристройка был разделен коридором на две части. Пока слуга выбирал ключ из связки, Нэрнис прислушался. За дверью напротив царила мертвая тишина. Похоже, он был единственным постояльцем в этом заведении, но заплатил за всех отсутствующих. Наконец, слуга справился с замком, и Нэрнис смог по достоинству оценить чудо архитектуры изнутри.

Свет проникал сквозь окна, сделанные в форме бойниц. Бойницы внутри зубчатого контура башни хоть слегка, но развеселили. Окажись здесь защитники, они могли бы смело обстреливать свой балкон. А если враг все-таки заберется на башню, то можно попытаться прищемить его массивной дубовой дверью. Ударить не удастся — дверь открывалась внутрь комнаты. Аль Арвиль соотнес обстановку с обычным оснащением верхних площадок и сделал вывод: его кровать располагалась там, где обычно размещают баллисту. Все-таки это был постоялый двор в виде Замка, но в самом худшем исполнении. Нэрнис оглядел обстановку своего временно жилища. Зря он предполагал, что за такие деньги в шикарном помещении придется жить зажмурившись. Радовать блеском золота гостей, уже заплативших за постой, Малерна не собиралась, и — слава Создателю. Кровать, стол, кувшин вина, кресло, стул и серый камень стен — вот и всё. Хотя… нет. Его еще ожидало самое главное — зримая Тайна. Как ни странно, это ожидание оправдалось.

Аль Арвиль слышал о том, как выглядит Великая Тайна Предела. Но одно дело слышать, и совсем другое — видеть. С «балкона» башни открывался прекрасный вид. Не в смысле красоты, а в смысле замечательной видимости. За Пределом лежал старый город. Но это были не руины. Не было заметно ни обвалившихся крыш, ни обветшавших сараев. Город спускался вниз по пологому холму к тонкой полоске дальнего леса — старый, нетронутый, такой, каким он и был почти восемьсот лет назад. Ничто не нарушало покоя за Великим Пределом. Ничто живое. Только было видно, как ветер гоняет пыль на сухой утоптанной площадке заднего двора кабака, да огород в три грядки, предоставивший себя бурьяну, колышется как конская грива. Мертвый город. Или город Мертвых — кто знает… Отсюда были видны даже зубцы Западной и Восточных стен. Большая Малерна распахнула каменные объятья старому тихому городу и не смогла дотянуться до него загребущими руками сквозь преграду.

Нэрнис понял, или почувствовал всю притягательность Тайны. Она манила. Она заставляла искать способ проникнуть за Великий Предел — пройти его по всей длине, продолжить путь по морю и отыскать в нем брешь. И хотя многие уже пытались, а занятие было признано безнадежным, желание попытаться почему-то не исчезало. А вдруг и в самом деле там за Пределом стоит такой же город — вторая половина Малерны. Может быть в том городе, живут такие же люди, которые кидают в ткань Предела все, что под руку подвернется. И смотрят, как оно навечно застывает, не долетев до черной полосы, в которую превратилась земля под Гранью. Возможно, они так же смотрят со своей стороны и тоже видят Мертвый город. Или город Мертвых. Захватывающе. Это стоило тарла. Как и осознание того, что в той опустевшей стороне, к счастью, не оказалось ни одного эльфа. Аль Арвиль отогнал прочь нелепые фантазии, поразмыслил и решил, что в жизнь за Пределом он теперь не очень верит. Пусть мудрецы упирают на то, что нигде не видно мертвых тел, но назвать такой натуральный вид миражом было никак нельзя. Во-первых, потому что этот вид никогда не менялся и не исчезал, а во-вторых и в-третьих… триста двадцать монет за мираж еще никто в своем уме не платил.

Нэрнис свесился между зубцами башни и глянул вниз. Спорщики все еще ожидали его появления почти так же упрямо, как и падения Предела. Мол, раз мог исчезнуть, так может и опять появиться. Они разглядывали стрелы, которые эльф недавно изучал с таким интересом… Поэтому один из них увидел на башне сверкающий камнями плащ и развевающиеся по ветру черные волосы. Беззастенчиво ткнув в Нэрниса пальцем, глупец упустил возможность сделать еще одну ставку в споре.

Благородный отпрыск Дома Аль Арвиль дал себя хорошенько рассмотреть, чтобы азарт и радость покинули всех, кто на него ставил. А потом с удовольствием стал наблюдать за нешуточной дракой, которая стала следствием такого оборота дела. Скорее всего, держатель ставок — гном, решил, что раз никто не выиграл, то все деньги достанутся ему. Зрелище обещало быть контрастным — безжизненная старая Малерна по ту сторону, и назревающее крупное побоище — по эту. Клан гнома уже спешил на помощь сородичу. И пусть боевые топоры были запрещены городским указом, но щипцов, клещей и кузнечных молотов никто не отменил. А зря.

Нэрнис решил устроиться с комфортом и перенести стол и кувшин из комнаты на свежий воздух. Аль Арвиль еще раз поразился архитектурным изыскам… Жильцы из соседней комнаты могли постоять на таком же балконе, только с видом на Большую Малерну, порт и море. А чтобы их не постигло искушение обогнуть постройку и пройти на очень дорогую территорию Нэрниса, от стен «кирпича на башне» тянулась сплошная кладка, переходящая в зубцы. Лезть по гладкой стенке вверх было бы совершенно несолидно и опасно. Малерна Фар Бриск успешно повторила опыт города — ни шагу задаром.

Эльф как раз решал вопрос выноса разлапистого столика через узкий проем на балкон, когда со стороны входной двери раздался робкий стук. Пришлось вернуть стол на место и идти открывать.

За любезно распахнутой дверью оказалась девица, одетая в такой же накрахмаленный чепец и передник, как и та, что упала, сраженная его чарами. Отец учил Нэрниса относиться к людям снисходительно, но все-таки вежливо: зря не пугать и быть исполненным сострадания за их краткий век. Сам Нэрнис уяснил, что у людей очень чувствительная натура и тонкая душевная организация. Как отмерить вежливость, чтобы не смущать девиц, юного отпрыска никто не просветил — все привыкли считать младшего Аль Арвиля образцом сдержанности и рассудительности. В родном Озерном Краю не составляло труда быть рассудительным. Наоборот, трудно было найти хоть какой-нибудь повод, чтобы просто удивиться. Все, что были — устарели. Даже заговоры, которые Темные сородичи регулярно приписывали Владыке Тиаласу, уже никого не бодрили. А тут — совершенно невиданный мир, потрясающе грязный порт, благородная кабатчица, настоящие гоблины и служанки в одеждах, пропитанных растительным клеем. Такие мелочи как сдержанность и рассудительность просто тонули в этом море разнообразия.

Служанка всего лишь спросила, что господин желает на ужин. «Господин» уже понял, что за ужин может быть выставлен отдельный счет, и гордо заявил, что он совершенно не голоден. По его лицу служанка поняла, что вопрос был глупый, эльфы ничего не едят, и следовательно, ничего остального тоже не делают. Высокородный гость являл собой оскорбленную усталость. Из темного угла коридора раздался приглушенный всхлип, который можно было принять и за подавленный вопль восторга. Там притаилась пришедшая в себя Пелли — та самая служанка, которая наглядно показала, что такое качественный обморок.

Дурное дело — не хитрое: влюбиться впечатлительная девица уже успела. То, как возлюбленный облил презрением другую служанку, только укрепило несчастную в заблуждении, что потрясающий эльф тоже влюбился с первого взгляда. Правда, явить себя любимому Пелли не смела. Расквашенный нос и два лиловых синяка под глазами — совсем не то зрелище, которое показывают предмету обожания. Тем более эльфу. Тем более Ему. Иногда ревность, та, что привела её в коридор, играет очень злые шутки. Если бы Аль Арвиль повторил свой фокус с ободряющими улыбками и закатыванием глаз, то упала бы в обморок еще одна девица. Поплакали бы потом обе несчастные на кухне и — всё. Но Нэрнис вспомнил о сострадании.

Никто не скажет, что эльфы бессердечны. Напротив, у них вызывает сострадание даже умирающий враг. Враг, умирающий в страшных муках, вызывает еще большее сострадание, поэтому они его быстро добивают. Но всякое беззащитное существо, пострадавшее без вины, может рассчитывать не только на сострадание, но и на деятельное участие. На лечение, к примеру. Какой эльф не сращивал переломы себе, собакам, кошкам и иногда даже крысам, в качестве пробы? Крысам, может быть, и не каждый. Но младший Аль Арвиль был как раз таким эльфом. На кошек, собак и себя самого у него способностей не хватало. Другое дело — свести кому-нибудь синяк. Это он умел. Поэтому Нэрнис нисколько не сомневался в том, что делает. Подумаешь, синяк! Стараясь говорить с девушкой мягко, как с нервной кобылой, что в принципе было верным, он покинул пределы спасительной комнаты и направился к Пелли.

— Позволит ли Прекрасная Дева помочь ей?

«Прекрасная» и местами синяя дева даже забыла прикрываться руками. Так её еще никто не называл. А эльфийскому этикету — не учил. Эльф сделал рукой странный волнообразный жест, и по коридору прошелся нежный ветерок. Запахло цветами. Нэрнис любил эффекты. По поводу запаха отец непременно заметил бы: «Кто-то разгромил парфюмерную лавку». Но для еще сопливого и нетребовательного носа Пелли это было в самый раз, последний и окончательный. Боль прошла, и синяки исчезли, по крайней мере, на ощупь. Девица кинулась бы своему герою на шею немедленно, но её порыв перебил звук, который издала вторая служанка. Она икала.

Только что дурнушку Пелли эльфийской принц назвал Прекрасной Девой, свел с её лица синяк и осыпал цветами. Ну, или запахом цветов. Невероятно! Но более того — завидно.

Нэрнис сострадательно коснулся плеча икающей служанки, «подлив» аромата. Икота прекратилась. Зато началось то, что называется отвратительной женской дракой — с визгом, тасканием за волосы и некультурными попытками пнуть соперницу ногой. Пелли решила бороться за свою первую и последнюю в жизни любовь до конца и налетела на недавнюю подругу как буря.

Зрелищ прибавилось. Под зубчатым балконом башни кипел бой, перемежаемый отборной руганью, лязгом железа, хрустом, уханьем и стонами — гномы старались. В коридоре шла битва за любовь с непременными когтями, всхлипами, ойканьем и намерением выцарапать сопернице глаза.

Разорваться на две части оказалось не под силу даже эльфу. А смотреть, как у дев задираются подолы, было еще и неприлично. Поэтому Нэрнис запер дверь в коридор и ретировался на балкон досматривать, как стража вступает в сражение, получая и от гномов, и от людей, и даже от гоблинов. На побоище стоило посмотреть. Однажды Нарвис Аль Арвиль высказал сыну крамольное суждение о необходимости орков для полноценного существования мира. И Нэрнис подозревал, что отец не слишком не прав. Орки всегда были крайними, и на них всегда можно было списать несовершенство этого самого мира. Следовало записать, а потом высказать отцу свежую мысль, что на эту роль, если не станет орков, вполне подойдет стража любого города.

Первый день Нэрниса в Торговой Империи удался на славу: один обморок, две драки, одна — массовая, шикарный жест и два проявления личного сострадания. Несколько смущало, что поводом для драк послужил он сам, хотя совершенно к этому не стремился. Но всем известно, что драка для порта — дело обычное и даже обязательное. Так что, Аль Арвиль решил, что это — просто город такой. Хорошо, что хотя бы его «счастливая расплата» не была омрачена никакими сомнениями и недоразумениями. Вполне можно было отправляться спать. Вот только как теперь было попросить ночную вазу у Малерны Фар Бриск? Совершенно ясно, что — никак. Только впечатление портить. И Нэрнис не стал портить впечатление.

В середине ночи с башни донеслось странное журчание. Окрестности затопил нестерпимый запах цветов. Обитатели и сторожа Предела уже знали, что в башне Замка Бриск поселился эльф. А всем известно, что ночью эльфы любуются на звезды и колдуют. И этот — не исключение.

Утро Нэрнис бездарно проспал.