Всю ночь во сне она искала зелёную кофту.

Эта кофта – волшебная, единственная, уникальная в своём роде – была задумана и предназначена лично для неё, Зои, от сотворения мира. Но догадалась она об этом почему-то только сейчас.

Цвет этой дивной вещи ласкал взгляд и освежал душу. Её фасон был изящен, как стройное математическое уравнение. Крохотные искусственные жемчужинки мерцали там и сям, словно первые снежинки на молодой ёлочке. И при одной мысли о ней становилось ясно: стоит Зое надеть это чудо, как зелёный свет немедленно вспыхнет на всех перекрёстках её жизненного пути.

Проблема состояла только в том, чтобы эту кофту найти.

Она бродила вдоль рыночных рядов, всматриваясь в висячие ряды трикотажных изделий, и сворачивала в крохотные бутики, разглядывая элегантно изогнувшиеся фигуры манекенов. Ей попадались пушистые пуловеры густого бутылочного тона и травянисто-зелёные тонкие водолазки. Встречались свитера серо-зелёного или коричневато-болотного цвета и футболки всех оттенков морской волны. Продавщицы улыбались ей и спешили навстречу, протягивая то уютный кардиган, то блузку ручной вязки из ажурных мотивов. Порой руки её невольно тянулись погладить мягкую ткань, порой хотелось примерить строгий жилет или свободный блузон. Но ЕЁ кофта так и не встретилась ей, продолжая мерцать издали зелёной звёздочкой до самого утра…

В этот день Зоя Петунина пробыла на работе не более пятидесяти минут.

Семь из них она провела в директорском кабинете. На восьмой директор со свирепым выражением лица, невнятно бормоча, вывел её под руку и невежливо втолкнул в кабинет заведующей учебной частью. Это помещение Зоя покинула через двадцать минут при общем безмолвии. Даже фальшивые звуки, казалось, смолкли вокруг, пока она шла по коридору и, достав ключ, открывала дверь своего класса, с одной стороны которой бесчувственно замерла в трансе Тонечка Федченко, с другой – двойняшки Маришка и Иришка терзали руки мамы, героически старавшейся удержать дочек в пределах досягаемости.

В своём кабинете Зоя с учениками и родительницей провели около четверти часа. Большую часть этого отрезка времени заняла вдохновенная Зоина речь о задачах музыкального воспитания и роли педагога в индивидуальных занятиях. Меньшую – написание двух заявлений. После этого вся компания отправилась опять-таки в учебную часть, но на сей раз ненадолго – требовалось поспешить в крайний класс в конце коридора, где Илона Ильинична, семидесяти восьми лет, как раз заканчивала занятия с последним из оставшихся учеников, хватая того за руку и высоко поднимая её, а затем вновь швыряя на клавиатуру с пронзительным криком: «Свободно! Свободно!» При виде посторонних она выпустила руку ученика и застыла в позе угрожающего негодования, так что Зое пришлось задержаться ещё на пару минут, чтобы извиниться и объяснить причину столь дерзкого нарушения учебного процесса.

К двери она направилась как раз в тот момент, когда Илона обвела вошедших первым цепким взглядом, от которого мама и двойняшки разом присмирели и подтянулись, а Федченко захлопала глазами с видом резко очнувшегося от наркоза больного.

«А не будешь жалеть? – ворчливо бросила ей вслед Марина Львовна. – Видали мы, знаешь, таких…» «Понятия не имею!» – беспечно откликнулась Зоя, еле поспевая за собственными ногами. Ноги всё быстрее несли её вниз по лестнице – и больше никогда, никогда!!! – через фойе и парадную дверь – НА ВОЛЮ!

Она пришла в себя приблизительно через десяток кварталов.

Остановилась и огляделась.

Мир был несказанно хорош.

Высокие здания почтительно расступались перед ней.

Машины, таинственно поблескивая разноцветными боками, проносились мимо, маня в неизведанные дали.

Рекламные плакаты с приветливым жужжанием предлагали то новый вид из пластикового окна, то серёжки с прозрачнейшим белым камешком в серебристой оправе.

Когда-нибудь в новой жизни и она в таких же сверкающих серёжках выглянет из нового окна.

А вот открылась дверь магазина – мелькнул пёстрый прилавок-холодильник, освещённый изнутри жёлтым светом. Она могла бы прямо сейчас войти в магазин, не спеша рассмотреть каждый предмет на прилавке и купить что-нибудь невиданное, вроде кусочка сыра с аристократической плесенью. От этой возбуждающей мысли Зоя засмеялась и даже нащупала свой кошелёк: да, сегодня она располагала некоей хотя и скромной, но всё же суммой!

Но тут она засмотрелась на сияющее огромными синими стёклами строение напротив. Неужто это был тот самый дом культуры, в который тысячу лет назад, совсем в другой, давней жизни они бегали на вечера? Выглядел он поразительно современно, солидно и… упакованно. Как какой-нибудь преуспевающий шоумен за сияющими стёклами иномарки! Положительно четверть века спустя у него началась другая, модная и современная жизнь. Афиши-жалюзи на щитах у парадного входа приглашали на рок-концерты, целительные сеансы и в школу танцев «всех направлений» для любых возрастных групп. При этом группы от 35 лет именовались «сеньоры». Зоя посмотрела на расписание: «сеньоры» занимались по вторникам и пятницам с восемнадцати часов… Неужто такое и вправду возможно?

Но нет, никак не сегодня! Поскольку сегодня – и как это она чуть не забыла? – ей предстояло совершить нечто важное! Вот именно – АРХИВАЖНОЕ!

Городской архив располагался на углу Гоголя и Карасунской. И ещё вчера Зоя без раздумий свернула бы за угол, пустилась догонять троллейбус и в последнюю секунду втиснулась бы в заднюю дверь, чтобы трястись две остановки под бешеный стук сердца. Так всегда поступала Зоя Никитична Петунина, унылая училка из заштатной музыкальной школы.

Но в том-то и дело, что сегодня она была больше не училка. Сегодня на её месте, похоже, вдруг очутилась другая женщина. И то была, ни больше ни меньше, дама из рода Кальяновых! И она тут же принялась – ни больше ни меньше – распоряжаться Зоиной жизнью!

Прежде всего эта женщина приблизилась к сверкающей витрине «Александрии» и остановилась напротив двух надменных манекенов в алой и белой куртках, объединённых, точно нимбом, надписью на стекле: «Если вещи твои сны».

«Войти?! – ужаснулась прежняя Зоя. – Да здесь же любой пояс стоит как на «толчке» целый костюм!» Однако намерения у дамы, как оказалось, имелись другие. Придирчиво всмотревшись в собственное отражение, она одним движением сдёрнула с головы Зоину вязаную шапочку с отворотом и… швырнула бы её в урну, не схвати её Зоя в последний момент за рукав!

– Ладно, ладно, – шёпотом взмолилась Зоя прежняя, – буду носить её только в магазин напротив… и то по вечерам!

В ответ дама презрительно промолчала и взялась за расчёску. В несколько уверенных движений она сотворила с Зоиной головой нечто такое, отчего волосы легли ровно и свободно, лёгкие пряди обрамили лицо, и глаза стали глубже и загадочнее. Далее дворянская особа по-хозяйски перерыла её видавшую виды косметичку и выудила оттуда помаду грязно-розового оттенка с коричневым отливом, преподнесённую Тоней Федченко к прошлому восьмому марта и доживающую свой век в сумке в полной неприкосновенности.

– Эту? – в страхе пискнула было Зоя, но была остановлена ледяным взглядом из витрины, после чего покорно прикрыла глаза и позволила наложить под скулами косые пятна румян.

По окончании косметических процедур дворянка из отражения заметно утратила сходство с прежней Зоей, зато определённо помолодела лет на… шесть.

– Ну, раз уж так… будь что будет, – вздохнула новая Зоя и отправилась в архив пешком, выпрямившись так, что земля отделилась от неё, казалось, на добрых полметра.

Она шла не торопясь, но и не замедляя шага. Это была не сухо-деловая походка, но плавная и уверенная поступь женщины, привыкшей к восхищённым взглядам. Так ходили когда-то дамы на балу; так двигались, входя в гостиную, обитую штофными обоями и убранную по углам букетами цветов. Свою сумку она придерживала локтем легко и небрежно, словно готовясь вот-вот сбросить её в ловкие руки горничной. Плечи её были развёрнуты и, казалось, украшены тяжёлым ожерельем из камней старинной огранки. И, похоже, многие оценили и походку, и ожерелье, ибо путь её сопровождался затаённо ревнивыми женскими взглядами и откровенно заинтересованными мужскими.

И только у самого архива шаги её озадаченно замедлились.

Некоторое время она в растерянности изучала табличку «14 декабря – санитарный день». И за это время её спутница – потомственная дворянка – вдруг превратилась в настоящую кисейную барышню: расстроилась и разогорчалась так, что буквально захлюпала носом. Пришлось Зое возиться с ней, как с маленькой, вытирая нос и утешая рассуждениями о том, что один день, в сущности, ничто перед лицом новой жизни, вид на которую откроется с этих же серых ступенек через каких-нибудь двадцать часов.

И только кое-как приведя барышню в чувство, она заметила, что железная архивная дверь не только не заперта, но даже полуоткрыта.

Тут родовитая особа выкинула новую штуку: моментально утешившись, взялась за железную створку и хладнокровно проникла внутрь. И дальше, осмотревшись в полутьме, уверенно преодолела тёмный коридорчик, неспешно взошла на две ступени, и только внезапно очутившись на свету, кажется, слегка растерялась.

«Да что же это такое? А где дворянская культура? И это… благородное воспитание?! – возмутилась Зоя. – И что теперь делать, интересно?»

Она чувствовала себя полной идиоткой – посреди просторного помещения, похожего на регистратуру в районной поликлинике, со стеклянной перегородкой посередине. Счастье ещё, что там никого не было! Однако войти могли в любую минуту: из двух дверей за перегородкой доносились близкие голоса.

– И сразу опять набери! Моментально! В запас! – сердито командовал женский голос из левой. Эта дверь была распахнута, и за ней виднелись высокие, почти до потолка стеллажи с одинаковыми пухлыми книжицами в бело-голубых переплётах. Но обладательница голоса пока что скрывалась за этими стеллажами.

– Вот именно сразу и моментально? А смысл? – интересовался в ответ мужской из полуприкрытой правой двери, и тут же его перекрывал звук льющейся воды.

– А смысл такой, что в инструкции чёрным по белому написано – не оставлять фильтр без воды! – с возрастающим раздражением повышали тон слева. – И вообще, могу я по-человечески попить кофе?!

«Скажу – зашла на секунду узнать, какие там нужны документы, чтоб узнать…» – в панике соображала Зоя.

Однако ничего сказать она не успела.

Правая дверь распахнулась пошире, и в проёме показался человек с кувшином-фильтром, полным воды, в одной руке и тремя чашками в другой. Увидев за перегородкой Зою – а может быть, её спутницу-дворянку, – он от неожиданности качнул рукой с кувшином, и вода тяжело плеснулась на пол.

– Простите… – пробормотала Зоя.

И тут же из левой двери выскочили две женщины – молодая полненькая и пожилая сухопарая. И закричали одновременно, но в разных направлениях: молодая – мужчине, а пожилая – неизвестной пришелице:

– Ну так и знала! Вот что значит за компьютером ночами сидеть!

– Опять! На двери же русским языком написано – «санитарный день»!

Виновные повели себя по-разному: Зоя попятилась к выходу (коварная дворянка притихла, будто её и не было вовсе), мужчина же, игнорируя вызванный им гнев, поставил кувшин и чашки на стол и любезно осведомился у неё:

– Вы хотели получить какую-то справку?