– Зось, но я всё-таки не понимаю: почему именно ресторан? – плачущим голосом протянула Ируся.

Разговор шёл по телефону. Но Зоя так и видела перед собой её страдальчески наморщенный лоб.

– Да не ресторан, а джаз-кафе! Д! Жа! З! Ка! Фе! Слушай, ну ты прямо как дядя Гриша… Ещё скажи – разврат!

– При чём тут разврат! Немного разврата тебе бы как раз не помешало… Но почему кафе? Почему этот… джаз? Просто ухватила первое, что попалось под руку, так это надо понимать?

– Почему-почему… Потому что, веришь, гастроли по Европе мне никто не предлагает! И даже скромный тур по городам России… А вот предложили бы – тогда бы я, может, и тряхнула классикой.

– Да нет, Зоська, ну я же серьёзно! Почему ничего мне не сказала, когда увольнялась? Не посоветовалась даже? Может, вместе бы придумали вариант получше. У меня же Светка Кондрашова в департаменте культуры…

– Знаю, знаю, ведущий специалист. Но мне это как-то… параллельно, понимаешь? – голос Зои, она сама чувствовала, звучал неуверенно и почему-то виновато. Ездил полутонами вверх-вниз. – Ну, не моё это, в смысле! Бумаги, формы всякие, отчёты… И не умею я ничего.

– Ну, естественно, пришлось бы поучиться! – подтвердила Ируся почти гневно. – Как всем. И формы, и отчёты освоить! Но это же, ты меня извини, не сравнить! Там – реальная перспектива! Зарплата, премии ежеквартально… ну и вообще, о чём тут говорить! Человеческий статус! А что такое это ТВОЁ?! этот твой КАФЕЙНЫЙ джаз? Синтезатор? Тебе на нём учиться не надо? Ты на каком инструменте вообще играешь, не забыла?!

Тональность разговора незаметно повышалась. Полтона, ещё полтона…

– Ну научусь, что такого? Не сразу, конечно… И, кстати, многие музыканты на нескольких инструментах играют. Там один у них, Борис, даже на органе может! И говорит, научился всего за полгода.

– Ну, если не врёт – самородок, значит, ваш Борис! И зачем вообще училища, консерватории, институты? Полгода – и готовый органист. Только ты мне скажи: что ж этот органист концертов не даёт? Или даёт? Тогда достань билетик!

– А у нас в городе, к твоему сведению, всего один органный зал, и всё время в нём забито, не пробьёшься… И связи нужны, а его никто не знает.

– Петунина! – простонала Ируся. – Ну сколько же можно жить с лапшой на ушах! Ну у тебя уже мочки до плеч отвисли!

А вот это уже смахивало на оскорбление. Зоя выдержала ледяную паузу.

– Ладно, не обижайся, – спохватилась Конькова. – Ну я же не то имела в виду… Но ты правда очень… легковерная.

– Умеешь ты поддержать в нужную минуту! – буркнула она в ответ. – Когда меня вообще только на пробу взяли. Ну, типа стажёром. Ещё неизвестно, смогу я с ними играть или нет. Сегодня вот пыталась импровизировать кое-как… На этом синтезаторе одних тембров – глаза разбегаются! Флух, конечно, помогает, показывает разные приёмы. Хотя вообще-то он там пока за вокалиста. У них некоторые проблемы. Гитариста сейчас нет.

– Нормально! Гитариста нет! – опять взъелась было Конькова.

– В смысле – он есть, но у него сейчас запой.

– Отлично! Не коллектив, а мечта!

– Да нет, он вроде бы уже… выздоровел. Решил завязать, – вступилась за гитариста Зоя. – Его уже на днях ждут… И Флух ему даже экстрасенса нашёл. Это, между прочим, ты бы должна оценить!

– М-м… Подожди, а как этот ваш Флух может петь за вокалиста? Он же, ты говоришь, шепелявит?

– Так это же по-русски! А поёт он всё по-английски.

– ПО-АНГЛИЙСКИ? Ох, бедные слушатели!

– А чего – «бедные»? – возмутилась Зоя. – У нас в училище такая англичанка была – просто зверь! И всех заставляла английское «с» чисто выговаривать, и Флуха тоже! Он на нём даже немного свистит, но всё чисто – когда «соул» там или «самтаймз»…

– М-да-а… Ну, я ещё понимаю, когда люди работают в ресторане…

– В джаз-кафе!

– …работают в ресторане, чтобы зарабатывать, – неумолимо продолжала подруга. – У некоторых даже неплохо получается! Об искусстве, понятно, речи нет, но хоть с материальной стороны. Диджеи, там, или режиссёры, или продюсеры, я не знаю… Такой коллектив, наверно, может позволить себе и непьющего гитариста, и хорошего вокалиста… Такую группу и пригласить могут – хоть на местное телевидение, на первый случай. Но Флух-то твой, если я не ошибаюсь, хронический неудачник?

– Ну почему?! Просто он творческий человек… Не всегда же талантливым людям везёт сразу.

– Это точно. Первые лет тридцать – так, проба пера!

– При чём тут… И вообще-то у него сейчас новый проект.

– А что-то голос у тебя неуверенно звучит? Фальши-и-и-вит? – протянула ехидная Конькова. – И вообще-то – кто это у нас мечтал о сольной карьере, ты не помнишь? Собирался исполнять Баха, Шопена… Или, может, ты решила ЗАВЕСТИ СЕБЕ джазовый ансамбль? По стопам дворянских предков?

– Да чтобы ИСПОЛНЯТЬ – нужны ИСПОЛНИТЕЛЬСКИЕ данные! – закричала Зоя. – Это когда вышел человек на сцену – один, понимаешь? – и исполнил. И Баха, и Шопена, и Андрея Петрова – так, как он сам чувствует: где усилить звук, где замедлить… А у меня данные – ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЕ! Это когда человеку сказали: надо поддержать ансамбль, здесь слушай вокалиста, а здесь замедлить, постарайся подстроиться, и пойдёт соло саксофона! – и он в точности всё исполнил. Выполнил, понимаешь? Вместе с вокалистом и саксофонистом! И с ударником тоже… А потом пойдёт импровиз.

– Это, конечно, твой Флух тебя так определил? – осведомилась Ируся.

– Да, определил. И очень давно. Потому и пригласил. А об искусстве речь есть ВСЕГДА, если люди ИГРАЮТ. Всегда! А предков-дворян, к твоему сведению, у меня нет. И не было никогда! Потому что фамилия у них через «о» – Коль-я-но-вы. Ясно? Беспородные мы пролетарии!

После этого в трубке наступила тишина. И в этой тишине Зоя УВИДЕЛА, как ясные Ирусины глаза округляются, а рот приоткрывается в недоумении. Как у девочки, которой не досталось подарка в садике на новогоднем утреннике…

– Это… уже точно?.. – наконец выговорила она.

И стало понятно, что Зоина дворянская история в воображении подруги затмила загадки снов и гороскопов, а может быть, и все прочие тайны бытия.

– Ну, не совсем, – язык у Зои не повернулся лишить её последней надежды. – Сами документы я ещё не видела, а мне звонил один оттуда… в общем, архивный сотрудник…

– А почему? – тотчас страстно перебила Ируся. – Почему ты не посмотрела документы?

– Ну, так получилось, – опять принялась оправдываться Зоя. – Там то санитарный день, то у меня всякие дела…

– Вот что: сходим вместе! – тотчас постановила Ируся. – До скольки они работают, знаешь? Ладно, я сама позвоню. Ты будешь дома?

– Ой, только не сегодня! – взмолилась Зоя. – Я картошку поставила… И хлеба, по-моему, Пашка опять не купил…

– Ну, тогда завтра. Да уже и почти пять… Только давай конкретно! Я позвоню до десяти. Ваш ре… кафе ваше когда открывается? Во сколько твоя джаз-репетиция? Или как это у вас называется?

– Называется – после двенадцати, – буркнула Зоя. – А репетируем у Флуха…

– Значит, в полдесятого ты ещё дома. Я позвоню! Договорились?

– Ну давай, договорились…

Невесть почему этот разговор выбил её из колеи. Настроение испортилось. Заводные ритмы умолкли, будто враз утомились, и тело Зои, уже привыкшее подчиняться им, тоже моментально обессилело и обмякло. А ведь предстояло ещё втиснуть его в куртку и заставить спуститься по лестнице, добрести до хлебного – и хорошо ещё, если только до ближайшего, на углу, а не до «Магнита» через три квартала!

Одно неплохо: погода, вяло рассуждала Зоя, привычно ныряя ногами в унты. По крайней мере, практически весь декабрь простоял сухой, без этого грязного месива на тротуарах, которое южане простодушно принимают за снег. Этак, пожалуй, удастся без помех дожить и до новых сапог… А, кстати, не завести ли с Флухом речь о зарплате стажёра? Или хотя бы об однократной материальной помощи? Всё-таки налицо экстренные обстоятельства – Новый год… Или полагается выждать стажёрский срок? Ну а если она не справится?

Но не успела хлопнуть за спиной дверь подъезда, как все рассуждения разом вылетели у неё из головы.

Белые мухи кружились над городом – легко, картинно, ритмично. Только этот ритм трудно было поймать, он парил вокруг, не даваясь в руки, ловко ускользая из тактовых клеток. И в который несчитанный раз в жизни она ошеломлённо застыла, заворожённая рисунком вот этого скольжения, этого безмолвного небесного салюта! А потом ноги – словно не в разношенных унтах, а в атласных балетках – подхватили и понесли её вдаль, под безмолвные отзвуки вальса, из «Щелкунчика» ли или из «Маскарада», или из полузабытого чёрно-белого детского фильма… Да, она уже почти вспомнила эти невесомые отрывочные аккорды струнных, тающие в воздухе так же призрачно, как снежинки в ранних зимних сумерках, вздымающиеся от малейшего ветерка, как вуаль феи, как фата невесты – и по улице, безлюдной в этот час между днём и вечером, затанцевали гибкие сказочные тени…

– Подождите! Простите… Зоя… Зоя Никитишна… я всё-таки принёс вам… вот, возьмите! Документы!

От звука этого голоса она остановилась как вкопанная.

Оглянулась, не веря себе.

Но поверить всё-таки пришлось: из снежного сумрака, из метельного волшебства грубо-реально выступила мужская фигура в чёрном.

Архивариус! Этот… Дмитрий… отчество вылетело из головы.

Он всё-таки разыскал её. Подстерёг.

Метельным вечером.

Одну.

На безлюдной улице…

К груди фигура прижимала какой-то свёрток.

Документы?

А может, газовый баллончик?

Пистолет?!

Зоя отступила к дороге. Где-то она слышала: вечером на пустынных улицах надо стараться держаться поближе к трассе – к огням и машинам…

Зачем её понесло на улицу в эту пору?!

– Вы не бойтесь, – сказал он. – Я вас знаю. Мы с вами в детстве жили на одной улице. Морская, двадцать восемь – правильно? Вы ещё на пианино играли…