Даэрос уже начал покрываться росой, сидя в придорожных кустах, когда вдалеке послышался перестук копыт. Полутемный выскочил на дорогу почти перед самым храпом Пегаша. Объяснив Сульсу и Расти, что от них требуется, он поспешил обратно, и как раз успел перелезть через подоконник, к пробуждению брата.

— Даэр, ты что, умывался в одежде?

— Нэрьо, если ты помнишь, Расти и Сульса надо было предупредить насчет гоблина. Гоблины, конечно, не образец ума, но инструкции они выполняют так, что многие обзавидуются. А об их некоторой легкой глупости, люди знают и потому не принимают их в расчет. Вот последнее — вредно.

— Ладно, брат, лекция про гоблинов мне понравилась. Что наши разведчики узнали?

— Пока не знаю, времени на разговоры не было. Но Расти надувает щеки, а Сульс выглядит торжественно. Значит? что-то есть.

Сульс, как знаток Дрешта, лавировал по городу, объезжая самые людные переулки. Слуги миновали мост через Бенору, немного задержались, огибая проснувшийся рынок, и появились у постоялого двора со стороны конюшен. Гоблин, получивший наказ от гномов, ждал их совсем с другой стороны, у дороги, поэтому еле успел к их въезду во двор.

Расти оценил его манеру расспрашивать. А гоблин сделал правильные выводы из того, что мальчишка очень хотел на «каруселю» и именно на красную лошадку. Значит, вчера телеги обогнули Дрешт и отправились через дальний мост на восточную окраину города. А сегодня проехали близко к центральной площади. В дополнение Сульс посетовал на утреннюю толчею в тесных улочках, которая угрожала им с Расти пустыми желудками. Несчастный длиннорукий «разведчик» гномов, как бы принятый за местного служку, получил под конец рассказа поводья Пегаша. А Пегаш и людей-то терпел с трудом, не то что — гоблинов. Поэтому слуги уже уплетали свой завтрак, когда гоблин явился с докладом к Мастеру Гвалину.

Глава гильдии гранильщиков имел плачевный вид. Два его спутника и вовсе не спустились к столу — вчерашний извинь поверх пива не пропал зря. Даэрос, проявляя истинно Темную черствость, прощался с ним долго и громко. Но учтивый Мастер даже не мог себе позволить поморщиться.

— Совершенно не понимаю, как люди так города строят, что из конца в конец не проедешь. Если надумаете ехать Мастер, советуем обогнуть город с Востока или с Запада. Все равно быстрее будет. Передавайте наше уважение клану Секиры и Кирки! Непременно!

Под конец Полутемный еще и крикнул слугам, чтобы поторапливались. А так как Сульс и Расти были уже в дверях, бедный Гвалин все-таки закатил глаза.

Как только выехали со двора, Даэрос, напротив, похвалил кипучий Дрешт за утреннюю сутолоку и множество телег с товаром, которые объезжали город, вместо того, чтобы прорываться насквозь. Пока гномы выедут следом или отправят кого-то в нужном направлении, их следы надежно закатают обозы, тачки, телеги и тележки. Чалый, который вновь достался Нэрнису, вел себя достаточно смирно. Айшак норовил дотянуться до Полутемного с утренним изъявлением благодарности, поэтому они с Пегашом все время пинались. Скорости отряда такая ситуация никак не способствовала, но Даэрос заверил, что как только они вырвутся в безлюдные места, он решит эту проблему. Нэрнис недоумевал. Заставить Пегаша полюбить Айшака, было в принципе невозможно. Особенно, если эта скотина откровенно ревнует и кусает за бок. Он бы тоже не потерпел такого отношения.

— Сульс! Рассказывай, что Вы там такого увидели? И почему Расти был таким гордым. Надеюсь, он ничего не «утянул»? — Даэрос не зря волновался. Вдруг мальчишка не сдержался? Придется отправлять, куда обещал.

— Докладываю! Сорэад, Свищ и те двое, что так и не назвались, привели нас к дому на берегу местной речки. Это один из притоков Беноры. Дом стоит частью на земле, частью на сваях, заколоченных на мелководье. Стоит высоко. Под дом можно загнать и лодку. Но у них сбито четыре плота. Два стояли поначалу торчком, за домом, а два подогнали под дом. Из дома крышка погреба открывается прямо над водой. Сам дом огражден частоколом, что тебе крепость. Я поначалу подумал, что это вроде как постоялый двор. Но дом-то — четыре стены и крыша. Огорода нет. Курятников, свинарников и прочих построек для живности — тоже нет. А двор-то большой. И — только конюшня. Поначалу, все было так тихо, что мы, было, решили, что только эти четверо там и бывают. Сорэад принес нам сыра и хлеба. А еще кувшин вина. Но вино мы пить не стали. Расти тихо выплеснул за конюшней. Может и зря, но это так — на всякий случай. Потом два раза они подкрадывались смотреть за нами. Один раз Расти на Пегаша глянул и сказал, что чужой идет. Мы завалились на сено, и вроде как — спим. Другой раз уже я смотрел за Пегашом. Как он всхрапывает, значит, опять кто-то идет. За полночь Расти покрался к дому. Приполз обратно, сказал, что там — еще двое. Очень уж тихо сидели, значит.

— Дай, я! Дай я дальше, дядька Сульс!

— Ну, давай, только не торопись, обстоятельно докладывай. Проныра. — Сульс заговорил с Расти почти ласково.

— Ага! Значит, ползу я к их хибаре и слышу: голосов вроде как много. Послушал, а там и точно — вонявые говорят. Так я под самый дом залез и смотреть. А они крышку опустили, вниз, значит, а не как положено — внутрь, и давай грузить. Один на плоту стоит и мешки принимает. И рукой воду щупает. Я смекнул — смотрит как плот топиться. И потом он сказал чего-то. И это совсем не те, что с нами ехали! Второй на плот спрыгнул, и они его шестами потолкали. Вверх по речке. Недалеко. А так, чтоб за забор, что в воду заступает заплыть. Сами так пришлепали. Подогнали второй. И опять. Мешки вниз кладут. А в доме ругаются и ругаются. Я ж думал дележка у них. Щас как порежут друг друга, и все золото… Но не порезались, не! Когда те двое, что с плотом, стали второй отгонять, вроде как в доме все затихло. Слышу, из дома потопали. За новыми плотами, значит. Ну, я в лаз сунулся — никого. Оно и ясно — плотины здоровенные, все и пошли тащить. Я обсмотрелся — бедно живут. Тюфяки соломенные на полу прямо, стол один, да чурбаки, чтоб сидеть. И по всему видать — не жилой дом. И ничё такого там нет, чтоб так делить-то! Я только приметил, что на столе вроде как большой кусок кожи лежит. А лезть за ним не сподручно было, я ж извозился мальца. Вылез обратно — идут опять. Ну, я чесанул вокруг дома. К окошку. Стол-то напротив окна стоит, оконце — приоткрыто. Глянул на этот лоскут, там все линии да закорючки. Пополз обратно, рассказал дядьке Сульсу. А он и говорит: карта это у них. Утянуть бы надо.

— Значит, все-таки, «утянул»? — Даэрос зло покосился на Сульса.

— Да, не! — Расти запереживал. — Когда утянуть, а потом сразу и назад — это разве ж утянуть? Это ж не на совсем! А зато мне Дядька Сульс свой ножик давал!

— Сульс, Вы зачем вооружали ребенка?!

— Помилуйте! Да я же ножик давал этому… «разведчику», чтобы он щеколду на окне приоткрыл. Подцепил. Он же все там приметил: и сколько кружек, и что ели и как запор на окне устроен. Это же — наше горе, если в какой дом где зайдет, то хоть все потом прячь и перекладывай!

— Так утянул я или не утянул, а? Господин… хороший?

— Нет, не утянул. Это означает — раздобыл сведения. И где они? Сульс?

— Ну, а как добыл? Что не говорить, да? — Расти расстроился. В его жизни произошло такое замечательное событие — «утянуть» и незаметно положить обратно… это означало «утянуть два раза». Что было в два раза сложнее, чем просто «утянуть».. И главное, не имело трагических последствий в виде оттасканных ушей или отбитой спины. Мальчишка переживал весь остаток утра и всю дорогу до постоялого двора: что же ему такая замечательная идея раньше-то не приходила в голову? Взял-положил, взял-положил. Сплошное удовольствие! Можно даже по три раза так «таскать».

— Ну, хорошо, только коротко. Сейчас свернем и дальше уже — галопом.

— Так нам ведь не туда!

— Сульс, я точно знаю, что туда. Расти, продолжай!

— Ну, я значит, к дому подполз. Пошастал, посмотрел. Двое в доме залегли, остальные — по плотам спят. Прямо на золоте, значит. Я щеколду ножом приподнял — нету той кожи на столе. Ну, думаю, по столу лезть, вдруг че зацеплю. Но я прикинул, что не спят же они на ней. На подоконник залез, по стенкам пошарил, а там на гвоздях сумки висят. И та кожа в одной сумке в трубку свернутая. Я её утянул, окошко поприкрыл и к дядьке Сульсу. А уж потом я в конюшне сторожил, а он за угол подался, чтоб ниоткуда света не было видно. Он солому сухую палил. Нам же ни свечки, ни плошки масляной не дали. Дальше пусть он скажет. А я ту кожу назад положил. И окошко прикрыл. Все прям как ничего и не было. Во!

— Так, понятно. Сульс, Вы запомнили карту? Кстати, это действительно карта была?

— Карта. Точно. Только я её не запоминал. И надписи там — мне не прочитать. Как мог перерисовал.

— Где? — Даэрос и Нэрнис хотели немедленно видеть карту.

— Так не здесь же показывать! На спине. То есть, на спине моей рубахи. Не очень ярко, красок-то нет, а рубаха — небеленая. Я вот чем! — Гордый Оруженосец предъявил свою пострадавшую левую руку. Бедняга исколол себе все пальцы. Сульс уже решил, что когда в его карте отпадет надобность, (если она вообще будет, что для него было не так существенно), то такую благородную вещь — карту нарисованную кровью, можно будет вставить в раму и повесить на стену.

— Сульс! Вы просто герой! Расти — ты тоже. А теперь — галопом. Мы направляемся к деревне у Запретного Леса. Там найдем место, поставить лошадей.

Отряд гнал коней галопом почти до полудня. Вскоре начались дороги, настолько заросшие травой, что они лишь слегка угадывались, и то — на самых каменистых местах. Но Полутемный знал, что делал. Первая заброшенная деревня тоже была опознана только Даэросом. Для всех остальных она казалась чем-то вроде кладбища: если каждое травянистое всхолмие считать могилой когда-то стоявшего здесь дома. С этого места пошли аккуратнее — то шагом, то рысью. Запретный Лес стоял еще далекой стеной, когда эльф повернул влево. Так, пробираясь и петляя по неприметным тропинкам, они добрались до домов, которые хоть и не пребывали в сохранности, но по крайней мере не были всего лишь кучей бревен. При ближайшем рассмотрении и в них, не то, что лошадь заводить, самому пробраться было бы рискованно.

— Вот тот, крайний к лесу дом. Лет двадцать назад я тут был и стащил сюда несколько бревен — подпереть стены и крышу. Должны еще стоять. Я зайду первым, проверю и подправлю. — Даэрос исчез в постройке, которая только сбоку выглядела как дом, но не имела стены, обращенной к лесу — совсем. По количеству наискось стоявших подпорок, это были не «несколько бревен», а несколько бревен и вся когда-то «задняя» стена. Что и выяснилось, когда отряд объехал этот «дом». Даэрос ощупал все бревна, проверил остальные три стенки и «гости» заехали внутрь. Пола в этом строении тоже уже не было, яма погреба оплыла и заросла. Чем это место было лучше прочих, никто поначалу не понял.

— Вот там, — Полутемный махнул рукой в сторону от леса, есть колодец. В нем бьет ключ и вода там должна быть. Если заилился — подкопаем. Травы кругом на табун хватит. Место пустое, люди здесь не ходят. Лес только «шалит». Звуки страшные слышны. Но, кроме звуков — ничего. Сульс, Расти, когда мы уйдем, будете сидеть здесь. Коней на ночь стреножьте. Обязательно. В остальном — вполне безопасно. И нечего так обиженно смотреть на меня. Сходить в лес, это — только половина дела. Обратно надо будет спешить, может быть, быстрее, чем сюда. И еще неизвестно, что страшнее — ошалелый от страха Пегаш или какой-нибудь лесной зверь. Все несогласные могут отправляться в Дрешт и далее в Руалон. Несогласные есть? Вот и славно, что нет! Сульс, снимай накидку и показывай свое кровавое творчество.

Из всех полотен Сульса, это было самое лучшее. Линии, перенесенные с карты, удались ему в большей степени, чем черты «лиц». На копирование надписей времени у него не было, но Бенора и притоки опознавались и без этого. А еще, там была полоса. Широкая, извивающаяся полоса. Сульс пояснял:

— Вот тут все было замазано. Я точку поставил, мол «замазано». А то крови не напасешься на такую полоску. А вот тут — кружочек, тут у них дерево было нарисовано, вот, рядом с полосой. Прям впритык. Значит «дерево». А тут — Сульс показал по другую сторону «полосы», которая делила рубаху на верхнюю и нижнюю часть. — Тут у них башенка была. Но башенку соломинкой рисовать долго. Вот я руну «б» написал. Значит «Башня»…

Условностей было столько, что Нэрнис очистил пол от травы, обтряс дерн, заровнял землю, и принялся переносить карту по рубашке и пояснениям, вычерчивая её заново ножом.

— Вот так было? — Светлый закончил рисунок.

— Точно. Ну, башенка чуть другая, и вот эти загогулины — чуть острее. Но, в общем — так.

Эльфы смотрели на результат. Притоки Беноры у Даэроса не вызвали сомнений. «Загогулины» обозначали горы или холмистую местность. Только эта местность располагалась по обе стороны от полосы. И за полосой «горы» были гораздо острее и протяженнее. Как и должно было быть. Что означала башня… да все, что угодно — от простого дома, коряво нарисованного, до крепости. Но самое главное на взгляд Даэроса, заключалось в одиноком дереве, стоявшем рядом с изгибавшейся по «холмам» полосой. Было бы несколько нелепо предполагать, что никаких других деревьев в Запретном лесу просто нет. А сама полоса не могла означать ничего иного, кроме как сам Великий и Загадочный Предел.

— Может быть еще что-нибудь? Расти, ты карту хоть мельком видел?

— Видал. Тока я в этом не смыслю ничего. Вот, могу сказать, где было пальцами затерто и засалено. Два пятна с обратной стороны. Как будто попало что-то. По краям, где они лапами хватали — тоже. А вот посередь кожи, на этих линиях, вот эта — грязная.

— Ну, просто даже не знаю, что сказать. Чтобы мы без вас делали! — И Даэрос нисколько не преувеличивал.

Судя по тому, что сказал Расти, если прибавить к этому тот разговор, содержание которого они уже знали с помощью Знающих, выходило, что плащеносцы и в дороге и, похоже, в доме спорили насколько далеко можно подняться по притокам выше их слияния. Если верить «засаленной» линии, то Тасьву обсудили так, что затерли. Видеть бы самим ту кожу…

Расти и Сульс отправились за водой к колодцу. Нэрнис решил сначала пройтись к лесу, но увидел, чем занимается его брат и остался. Полутемный копал погреб.

— Даэр! Зачем здесь эта яма? И так в этом месте впадина, а ты её еще и увеличиваешь!

— Нэрьо. Это не впадина. Это погреб. Ясно?

— Бывший.

— Нет, действующий. Лучше помоги. Я тут припрятал кое-что. Двадцать лет назад.

— А что прячут в погребе?

— Нэрьо, ну не еду же! Просто некоторые мелочи. Например, веревки, три запасных плаща, смену одежды — все в промасленном кофре и пергаменте, котелок, три набора накладных волос, два — с бородами, камни, золото и шесть ножей. Мало ли что… Место — замечательное. Если пришлось бы бежать и отсиживаться — лучше не придумаешь.

— Даэр! Ты меня, конечно, прости, но…

— Копай, копай. Вон тем куском доски. Тут, кстати, глубоко копать.

— Чем ты таким занимался, что… в общем, чтобы тебе потребовались места для «отсиживания», а? Мне-то ты можешь сказать, а я постараюсь понять, как ты дошел до такой жизни.

— Ой, Светлый! Ну, что ты выдумываешь? Да ничем я таким не занимался.

— Но… а… зачем?

— На всякий случай. А вдруг пришлось бы заняться чем-нибудь таким, после чего пришлось бы отсиживаться? А тут — такое место зря пропадает.

— Чем? Таким?

— Я тебе что, прорицатель будущего? Брат, никто не знает, что будет завтра. Но, видишь, пригодилось же.

— Даэр, мне дядя Морнин рассказывал, что все Темные слегка… «того».

— Слегка, это — не страшно. Это — полезно. Вот некоторые — совсем «того». Мнительные чересчур. И подозрительные себе во вред. А главный у нас по этой части — Выползень. Если он не найдет за пару лет ни одного заговорщика… Это будет страшно. Ты не отвлекайся, ты копай.

— А что будет? Это же хорошо, когда подданные тебя любят. Я так считаю.

— Нет, брат. Это не хорошо. Это — подозрительно. А когда очень любят, то это — очень подозрительно. Еще хуже, когда пытаются добиться от него взаимности. Этих он сразу переводит куда пониже, чтобы недалеко потом было на выработки идти. И чаще всего, он оказывается прав. И чем чаще он оказывается прав, тем подозрительнее становится. И так — почти две тысячи лет. Представляешь, что из него получилось?

— Прости, но я бы сказал — чудовище.

— Не стесняйся так. Он это название очень любит. Скажи, можно любить чудовище?

— Нет. Чудовище… нет, нельзя.

— Вот! Чудовище, знает, что оно — чудовище. И, что его нельзя любить. Из чего следует, что любовь поданных, это — более, чем подозрительно. Понял? Копай!

— Брат, по-моему, ваш Выползень — самое несчастное чудовище на свете.

— Ничего подобного! Несчастно только то чудовище, которое ощущает себя несчастным. Уверяю тебя, он не имеет ни малейшего намерения так себя чувствовать. Знаешь, кто у него теперь самый подозрительный поданный? По глазам вижу, ты догадался. Я!

— Да тебя же столько лет не было… Ты…

— Вот именно!

— Но у тебя же не было особенных способностей! Мы с тобой только недавно вместе и это, вероятно как-то повлияло…

— Брось Нэрьо. Ему этого не хватит даже на пять дней. Не сегодня-завтра вся наша история будет им пережевана, выплюнута и слеплена заново. Я тебе даже могу рассказать, как именно. Хочешь?

— Ну, попробуй. Ой, тут доска!

— Правильно. Отгребай землю, сейчас вскроем тайник. Так вот! Это будет примерно так: Светлые, мерзавцы и заговорщики, рассчитали, что от твоего дяди и моей Матери может родиться что-нибудь «достойное» по части возможностей. И подсунули твоего дядю послом. Когда их расчеты оправдались, мне посоветовали исчезнуть из Его владений. Потом выяснилось, что я могу обрести потрясающую Силу в паре с братом или другим близким родственником. Долго думали-гадали и, наконец, появился ты! Надежда Светлого Заговора. Как только ты подрос и показал свои способности, замаскированные как бесконтрольные, тебя немедленно послали на встречу со мной. Мы вчера хорошо повеселились со шкурой, да? Это мы так втирались в доверие! И, конечно же, не продемонстрировали и части того, на что действительно способны. Он на всякий случай завысит наши возможности в десять раз. Как только прибудем в наши Темные Пределы, ты лично встретишься с Выползнем, который будет нацелен на твое горло, как… как голодный выползень. Вот так.

— Даэр! Но, а доказательства?

— О! Выползень ничего не делает бездоказательно. Именно поэтому он подождет доказательств лет сто-двести. Если ничего не появится за это время — сбесится. А так, конечно, сразу никого не убьёт. И, главное, как назло, трое Сильнейших пошли против него. Вывод?

— А уж тут-то мы причем?

— Да, братец, с Темной сообразительностью у тебя дела обстоят совсем плохо. Мы «притом», что этих троих не иначе как Светлые подговорили. С чего все началось? Я «наковырял» везде дырок. Прибыло Светлое посольство. И как всё сразу подозрительно с места сдвинулось… А? Выход к Торму — случайно? Светлые Силы, которые со мной «лезут» вниз — случайно? Именно наша сестра прибывает с Посольством и шлет тебе Вести — случайно? Отец встречается с моей Матерью и планирует… осуществляет дальнейшее э…. размножение — случайно? Твой Отец тоже приезжает — случайно? Ой, брат, не смеши меня!

— А может, ты и сам веришь, что «не случайно». Очень у тебя все как-то убедительно вышло.

— Нэрьо… эта Темная подозрительность — заразна. Не поддавайся!

— И это никак нельзя… поправить? Даэр, я же вижу, ты что-то задумал.

— Точно! Я задумал великолепно спланированный заговор. С полной моей выгодой. Со всеми доказательствами. Просто смотреть и завидовать какой заговор! Потрясающий! Редкий! А главное — с массой удовольствия.

— Брат, я не хочу верить своим ушам! — Нэрнис вскочил, но поза гордого негодования не удалась — нога съехала в свежевыкопанную яму. — Ты решил устроить заговор против своего Повелителя? Ты?

— Не кипятись. Да, я! Причем, уникально скомбинированный. Против Выползня. В конце концов, он еще никогда не принимал участия в заговоре. Против себя самого. Ему должно понравиться.

— Всё! Я сейчас сам дойду до бешенства не хуже твоего Выползня! Как можно с собой и против себя? Против кого тогда заговор?

— Ты не поверишь! Против всех. Надеюсь, он меня поддержит.

— И… против Озерных Владык?

— А как же? Конечно! Но с их ведома и к их пользе. Нэрьо, не забивай себе голову. Мне осталось продумать некоторые детали. Додумаю — расскажу. Но общая идея — «мы все вместе против всех для общей пользы». Понятно? Так… котелок оставим Сульсу. Ножи я возьму с собой, мало ли что…

— Даэр! Я понял. Мне надо было не на человеческих душевных страданиях специализироваться. По сравнению с вашими Темными аморальными изысками, воительницы, злобные девственницы и непризнанные поэты — просто пустяк. У меня такое впечатление, что голова вашего Повелителя вывихнула себе ногу. Силой мысли. Начал в ухе, кончил пяткой.

— Нет, Нэрьо. Он никогда не заканчивает мысли в пятке. Это обычно совсем-совсем другое место. Причем, для его подданных. Или ты думаешь, я тебе вчера зря подсказывал, каким местом шкуру развернуть? Так, рубашку Сульса возьмем с собой. Карту, которую ты чертил уже хорошо землей засыпали. Но, притоптать не помешает. А рубашка… трагически погибнет. На всякий случай. Братец! Доверять никому нельзя. Кроме семьи, конечно. А ты — моя семья. Это я тебе поясняю, чтобы ты на меня не косился так.

— А брат твоего Повелителя? Это как?

— А у них это — как раз внутрисемейное. Его родственник убил его отца. Мать прокляла самого Выползня. В общем, у них все то же самое, но в пределах одного рода. Выжимка, так сказать… из общенародных традиций. Но родного брата мог бы и простить. Или перевоспитать. Или придумать ему что-нибудь такое интересное, что отвлекло бы его. Да, что я, за него придумывать должен? Хотя… я же уже придумал. Его брат тоже вписывается в общий заговор. И даже его Благородная Мать.

— Ужас! Что-то у меня мысли путаются. То есть начинают двоиться и троиться. У каждой сразу столько смыслов рождается… И все — мерзкие.

— Я же говорил — заразное. Держи себя в руках. Уверяю, мой потрясающий заговор — просто… лекарство от этой болезни. Конечно, совсем не искоренит, но облегчит значительно. Если кое-какие предположения подтвердятся, то можно будет реализовать на практике. Н-да, плащи подгнили. Ладно, оставим ребятам на подстилки. Только бы они продержались. Ночью здесь будет жутковато. Пегаш, может и вернется, если сбежит, а вот Чалый — вряд ли.

Сульс и Расти притащили бурдюки. Еду, по большей части, оставили им. Даэрос еще раз объяснил, чего не стоит бояться, и эльфы побежали к лесу. Полутемный планировал к вечеру добраться до Тасьвы, изрядно срезав путь. Плоты не могли так быстро пройти против течения, чтобы значительно обогнать эльфов, которые сначала гнали галопом, а потом двигались наперерез через лес. Айшак бодро скакал рядом с Даэросом.

— Даэр, а мы что его не оставим здесь?

— Его? Один рывок или удар и он обрушит ветхую хибару и сбежит.

— А если он в лесу заорет?

— Нэрьо, не сбивай дыхание! Вспомни, как он в степи орал. В этом лесу такие вопли раздаются, что наш дивный Айшак прекрасно впишется в этот хор. К тому же, если устанешь бежать, можешь поехать на нем верхом.

— А ты? А?

— Я-а!?… Я тоже могу. Но потом. Нечего его без толку нагружать.

Даэрос еще не был морально готов оседлать животное, потрясающе похожее на лошака, даже если это — айшак.

Это был удивительный день. Бежали все. Или очень спешили.

Мастер Бройд, получивший с утра послание, содержавшее издевательские намеки, рвал и метал. Рвал свою бороду и метал её клочки. Что для главы клана было допустимо только в случае позора или траура. И уж лучше траур, чем такой позор. Как оказался прав, писавший послание! А без остроухих здесь не обошлось. Эта коварная человеческая женщина, так убедительно доказала ему, Мастеру, что её интересует только наука! «Изучение процесса размножения гномов». Кто бы знал, что процесс даст такие результаты. Но хуже всего — она, действительно изучала процесс не с ним одним.

Гномы к человеческим женщинам были вполне равнодушны. Но к изучению всего чего ни попадая — нет. Начиная с изучения процессов по выплавке стали и заканчивая процессами ковки и закалки. В его клане, по крайней мере. Поэтому понять тягу другого существа к «изучению» они вполне могли. И если Достойная Кербена занималась наукой оплодотворения, то почему бы не пойти навстречу? И он, Мастер Бройд, лично ходил на встречи шесть раз. До него на такие же встречи ходили еще семь членов клана. И каждый считал, что он — единственный. К женатым гномам Оплодотворительница не приступала с научными вопросами. Бесполезно. Но за минувшие семнадцать лет, четверо из «изучаемых» обзавелись семьями. У всех уже были дети. Что же начнется в семьях, если отцом Вайолы окажется один из женатых гномов? Страшно представить.

Эльфы! Эльфы способствуют удочерению юной девы! Человеком! Чуть замуж не выдали! Позор! Мастер Бройд рванул бороду и взвыл. Его роскошная борода не поредела окончательно только потому, что младший мастер доложил о полной готовности.

Из семерых «совместно изучавших» в Дреште было только пятеро. Двое остались в горах. Конечно, до них дойдет приказ немедленно явиться вниз. Но дело не терпело отлагательств. Айшаки, которые были попарно впряжены в тяжелые повозки с товаром, расстались с оглоблями и были оседланы.

Такого в Дреште еще не видели. Сотрясая мост через Бенору, до икоты пугая местных многочисленных жителей, через город неслась конница гномов. Бородатые воины на поджарых тощих лошаках выглядели настолько страшно решительно, что толпы граждан, запрудившие улицы, стремительно затекали в переулки. Казалось, что это — невозможно. Но выяснилось, что если потесниться, Дрешт может вместить в два раза больше самого различного народа. Вместе сбивались и люди и гоблины, и даже орков никто не гнал — всем жить хотелось. А если гномы идут напролом и уж тем более — едут, даже, что еще хуже — скачут, то лучше убраться с их пути.

Двенадцать «лошаков» растаяли в пыли дрештских предместий.

Что-то в мире изменилось. Он как будто сошел с ума. Это почувствовали все.

Ар Туэль и Ар Нитэль бежали легко и непринужденно по чуть пологому коридору за бочкой, которая катилась впереди. Иногда её приходилось догонять и подправлять. Но это было вызвано, по их общему мнению, несовершенной формой бочки. А никак не несовершенством пола коридора. Ар Нитэль, как младший, тащил за собой на ремне тележку на валковых катках, которая временами пыталась его догнать. В бочке был извинь, на тележке — еда. Тележка досталась Барзу по знакомству со старого склада в Торме. Но, видя сколько еды собираются взять его гости, он пожалел бедных «ребятишек». Не уволокут.

Ар Туэль пытался «нащупать» ту самую пещеру, через которую они пролетали и с удивлением не почувствовал ничего похожего. Тогда он с запозданием прикинул расстояние по своим предыдущим расчетом и по расположению Торма, и вынужден был признать, что еду все-таки придется экономить. Хорошо, что в той пещере было озеро. Воду можно будет набрать там. А еще следовало продолжать писать… «Хроники коридора». Для потомков. Начало уже было неплохим. Один лист извели на договор. А не описать полет было никак нельзя. На привале они с другом непременно этим займутся.

Амалирос проснулся как обычно рано. Было очень свежо. Даже слишком. Слишком свежо было потому, что Элермэ завернулась в покрывало как бабочка в кокон… Ужассс! Черное покрывало, черные волосы, только белое личико торчит. Того и глади расправит сморщенные пока крылышки!

Надо было встать и одеться, а не дергать на себя покрывало. Тогда и занялся бы делами гораздо раньше полудня. Но заговорщиков он предпочитал судить по вечерам на фоне заката. Это было не только красиво, но и символизировало закат их жизни на долгие годы. А беспокоить Повелителя после вчерашней битвы и почти удачного заговора никто бы не посмел. Можно было позволить себе немного задержаться с подъемом. К тому же эта Светлая нашла его на ощупь, не открывая глаз, и честно пыталась согреть. Амалирос все-таки проверил и выяснил — крыльев у неё пока не намечалось, и сравнение с бабочкой было преждевременным и даже несколько непристойным. Учитывая его к ним отношение. Зато он, как всякая не слишком стандартная натура, не имел ничего против гусениц. А так же — змей. Под эти приятные размышления он и согрелся. Потом задремал, потом проснулся и согрелся еще раз. И чтобы ни в коем случае не разорваться между чувством и долгом, решил все-таки вставать и заниматься государственными делами. Тем более, что долг… гостеприимства он уже и так исполнил, причем дважды, а чувство требовало немедленно приступать к поиску остальных заговорщиков и их союзников. Не могло же их быть только трое.

Когда Повелитель Темных исчез, даже не попрощавшись, так и не сказав ни слова, Элермэ решила тоже не терять времени даром и привести себя в порядок. Платье было в крови как со скотобойни. А, в общем-то, именно так и было. Если правильно считать, что выползень — скот. Не каждый, конечно, а только тот, на котором они сидели. Поэтому Светлая Вестница, нисколько не смущаясь, завернулась поверх платья в многострадальное покрывало и отправилась к себе.

Обижаться на Амалироса было как-то неуместно. Кто знает их Темные обычаи. Может у них так принято — ни тебе «милая», ни тебе «любимая», никак вообще, только незамутненная словами Темная Страсть. Страсть определенно была. Это она очень хорошо помнила. А вот уточнять, как ведут себя Темные влюбленные, было совершенно не у кого. Ну, разве что расспросить Исильмэ. Безотносительно. Вроде как из любопытства. Должна же она изучить обычаи «от и до».

Амалирос был вне себя. Сообщники трех заговорщиков никак не хотели находиться. Он заподозрил даже Главного Дознавателя в заговоре. На всякий случай. А нечего приводить такие доводы, как: «Сильнейшим незачем было привлекать лишних». Или еще хуже: «Заговор потому и обнаружился так неожиданно, что больше никто в него не был посвящен». Это выглядело настолько очевидным, что вызывало самые худшие подозрения. Лучше бы так и сказал: «Боюсь, не хочу связываться с…». Это Повелитель еще понял бы. Кстати, а с кем? Кто мог быть настолько сильным, чтобы Главный Дознаватель не желал даже работать в этом направлении. К сожалению, имелась только одна такая личносссть. Даэрос! Напугал всех, кого только мог. Даже Светлые переполошились. Вот, кстати, о Светлых…

Повелитель думал в привычном и верном направлении. Когда картина грандиозного замысла, направленного против него лично и всего народа в целом, окончательно сформировалась, в его душе, истерзанной различными побочными вопросами, воцарился строгий покой. Как-то сам собой решился вопрос, который как назойливая муха влезал во все раздумья о важном. «А что же он делал вчера ночью и сегодня с утра, если не занимался самым натуральным сссветлым развратом? И не должен ли он, настаивавший на непременном соблюдении традиций и обычаев, немедленно предложить Деве Брачный Союз». И поначалу, к его смущению, ничто не говорило «не должен». Но теперь, когда он оценил роскошно раскинутые сети на такого матерого выползня, как он, ответ получился однозначный: «Конечно, нет! Не должен — никому и ничего!».

В построенную им схему замечательно укладывались и оба брата, и сестра с притворным обмороком, и её «как бы прорыв через выползня»… Ха! Все, что от неё требовалось — укусить себя за губу. Какая, однако, красивая комбинация. Либо заговорщики получают власть сразу, либо, если он оказывает достойное сопротивление трем Сильнейшим, в игру вступает «Светлая Партия». Они сдают «своих Темных», после чего он получает почти готовую Спутницу жизни — Ссссветлую, а её два брата заползают следом в государственную жизнь. Кажется, Тиалас не так давно посоветовал ему жениться. Наверное, Озерный Владыка думает, что он приедет прямо к помолвке. Нееет! Ничего у вас не выйдет, дорогие наши Светлые сородичи. Ни-че-го.

Конечно, раскрывать свои мысли и показывать, что он обо всем догадался — рано. Как ни прискорбно, придется немного поиграть в наивного Темного. Стены в малом зале, несомненно — хороши. Пол сияет, как зеркало. Посмотришь, и сразу все видно. Ну, в смысле, может у кого-то нож под… плащом. Жаль, что мальчишка успел сделать так мало. Будет тем более жаль, если он напакостит и испортит свою же работу, на зло. Следует заманить для начала всю эту компанию сюда целиком. На расстоянии, он сам, к сожалению, до этого выдающегося «ребенка» не дотянется.

И вообще! А про Предел, это — оригинальный вымысел или как? Наглядные россказни на стенах, скорее соответствуют вымыслу. С небольшой долей правды, конечно. Разберемссся. А пока… надо усыпить бдительность той, которая думает, что он уже угодил, куда следовало. Он даже знает, как это сделать. Главное напрячься и выдавить из себя эту фразу: «Элермэ, ты — Прекрассссна!». Тьфу. Банальщина. Повелитель должен придумать что-нибудь оригинальное. Ну, например, стихи написать. Или нарисовать что-нибудь… В конце концов, она не слишком виновата. Слабая Дева, всего лишь выполняющая приказ своего Повелителя. Ему бы таких поданных. Чтобы даже честь на алтарь… Определенно надо преподнести нечто необычное.

Амалирос давно хотел попробовать себя в искусстве. Картины Великого Нальиса будили в нем самые прекрасные чувства. Они были вызовом: «А ты так сможешь?». Но он долго не решался. Наверное, надо было случиться самому необычному и коварному заговору, чтобы час настал.

Повелитель открыл тайник в стене спальни и вынул заветный холст и кисти. Кистей за время своих нерешительных мечтаний он насобирал на целую династию художников. А краски приходилось менять много раз. Чтобы были. А то старые пересыхали.

Заперев дверь малого зала, (Спаси Создатель, кто-нибудь застанет его за «первой пробой» — мало ли как «рука пойдет»), он уже почти приступил. Даже взял кисть. И тут художник, еще юный и потому уверенный в себе и непуганый критиками, столкнулся с вечной проблемой: «А что рисовать?». Деве положено дарить что-нибудь романтическое. Что можно нарисовать такого романтического, чтобы показать, как он влюблен. То есть, сделать вид, как он влюблен. Даже мысли путаются — так вжился в образ. С одной стороны, можно изобразить двух целующихся на фоне пейзажа. Но кому нужны чужие целующиеся? Не рисовать же их самих в спальне. Это будет… Нет, такие картины рисовать нельзя. С другой стороны, ему вчера так и не удалось бросить выползня к её ногам. Трофей был бездарно загублен — ободран и использован. Так почему бы, не подарить Элермэ свой портрет. «Амалирос, убивающий выползня». Как раз, то, что надо. Когда она покинет его, исполнив свой долг, пусть его портрет будет с вечным немым укором смотреть на неё со стены… Потрясающе романтично. А будет ли она рыдать, глядя на его суровое лицо? Наверное, да. А почему бы и нет? Комната, затянутая черным шелком, одинокий светильник, алтарь из резного камня, картина, а у подножия алтаря — рыдающая Элермэ. А он, злобный Выползень, будет страдать, то есть сострадать здесь, один, зная, как она мучается. Истинное Темное Благородство.

Солнце неумолимо вершило свой путь по небу и нарушало освещение, заглядывая в арки. Зеркало, которое он перенес на кресло, чтобы видеть себя и запечатлеть точно, все время оказывалось «лицом к свету» и пускало зайчики в глаза. Но размазывать эти восхитительно мягкие краски по холсту, скользить рукой за мыслью было так неимоверно приятно, что Повелитель первый раз в жизни почти забыл о неотложных делах. Шедевр был завершен, возможно, слишком поспешно. Он продлил бы это наслаждение, но… Пришлось оттирать руки, переносить холст в спальню, стирать краску с кресла, которое служило мольбертом. И все это быстро и срочно. Подданные за дверями уже вполне слышно переговаривались. Явилисссь!

Такого поспешного суда в Подгорных Чертогах и в их Нагорной части еще никогда не было. Повелитель был бесчувственно краток. Никаких ядовитых речей, никаких сопутствующих угроз, одним словом, никакого развлечения для поданных. Даже сами преступники не успели побледнеть. Весь ужас приговора они осознали лишь, когда отправились к месту его отбывания. А подданные — когда покинули покои Амалироса. Приговор был просто потрясающе нетипичен. Как и сам Вечно грозный Повелитель в этот странный день. Он даже не шипел по своему обыкновению и объявлял решение почти ласково: «Пятьсот лет на кухне в Верхних Чертогах. Каждый день являться на утренний прием, если не прикажу обратного. Освоить двести восемнадцать томов трактата «Блюда для Высшей Власти». За год! Увести!».

Подданные расходились в страхе. Пятьсот лет. Наверху. Для владеющих Силой вне Света. Это же медленная смерть для их дара. На кухне! Прислугой! Да еще и с ежедневным явлением на всеобщее обозрение. После вчерашнего! Жуть. Совсем Выползень озверел. Лучше бы он выносил смертные приговоры. Только такой принципиальный злодей мог сделать жизнь настолько хуже смерти, что прошения прикончить и не мучить поступали к нему даже от брата. Брат Повелителя, конечно, знал, что он может писать свои прошения хоть стихами, все равно — будет жить. Потому даже не старался заменить в своих письмах и пару слов за последние две сотни лет… Но факт-то никуда от этого не делся. Выползни милосерднее!

Амалирос все-таки решил обождать с картиной. Дарить непросохшее полотно не очень хорошо. Кисти и краски отправились под кровать, а картина заняла свое место в тайнике. Дня через два можно будет торжественно вручить. И раз один подарок откладывается, то следует придумать что-нибудь еще. «Что-нибудь» уже неслось в голове, слагаясь в строки. Этому весьма способствовало стихотворение Даэроса на стене спальни. Зря не стер. Надо было уничтожить. Но он же тогда надеялся заполучить мальчишку в союзники. Если бы не Светлая Вестница, он бы догадался обо всем раньше. Коварные, вероломные Светлые! Несчастная Элермэ! Ей должно быть невыносимо тяжело… Конечно. Даже представить сложно, как кто-то из его подданных отважился бы… поцеловать его. Хотя бы. Повелитель глянул на себя в зеркало. Нет, даже он сам не отважился бы. Слишком… ссстрашно. Сссмертоносно!

Однако, следовало не отвлекаться, а сосредоточиться. Написать надо так, чтобы в стихотворении скользил легкий, практически невесомый намек на то, что он осведомлен о цели Её визита. Конечно, сначала Элермэ не поймет. Но потом… Прекрасное дополнение к картине. Когда он первый раз обратил на неё пристальное внимание? Кажется, она стояла к нему спиной и возилась с черенками. Определенно! Вот с цветов и стоит начать. Повелитель взял перо. Он сегодня был явно на пике творчества. Первый раз в жизни. До этого дня Амалирос вообще не занимался никаким творчеством, кроме государственного.

Увяли нежные цветы — Мои миэли. Но ты нежней их красоты. На самом деле!..

Элермэ тактично расспрашивала Исильмэ. Выведать что-либо ценное не получалось. Хотя, откуда её новой Темной родственнице знать о Тёмных же ухаживаниях. Её возлюбленный был светлее некуда. Поэтому в их истории были и красивые слова, и стихи, и цветы и маленькие прелестные подарки. Исильмэ с радостью рассказывала о временах юности, когда Светлый Посол покорял её сердце. «Он был так заботлив!». Н-да. А некоторые подпрыгивают с кровати, как будто их пчела ужалила, и убегают к личному озеру искупаться. «Он говорил такие необыкновенные слова!». Ага. А Амалирос необыкновенно громко фыркал, ныряя. «Он укрывал меня своим плащом, и мы часами сидели и мечтали!». Нет. Темный Повелитель брезгливо взял двумя пальцами её платье и отшвырнул на соседнее кресло. Сам усадил её на «свежее мясо» и сам же потом скривился. О плаще даже мечтать не приходилось. «Морнин подарил мне такие восхитительные, изящно оформленные стихи!». Нет, этот даже прозой не намерен разговаривать. Исильмэ несколько смутилась: «Мы первые полгода только разговаривали, и лишь потом… Ну, ты понимаешь о чем я говорю». О, да! Элермэ понимала. Снисходительное «юная кувшинка» и издевательское «голубица почтовая» не могли затянуться на полгода. Через полгода таких бесед у них точно ничего бы не вышло. Но с другой стороны, как можно полгода только болтать и мечтать? Никакой страсти. Придется удовлетвориться домыслами. Что-то вроде: «Страсть сломала все преграды и хрупкий лед её сопротивления». Так будет вполне трогательно и романтично. С сопротивлением, конечно, были некоторые… недоразумения. Но как может дева, даже мысленно, произнести «хрупкий лед Его сопротивления». Это не то, что неромантично. Это просто недопустимо.

Грустные размышления Светлой посланницы прервал приход Ар Минэля. Даже сердце ударило где-то не там, где надо. И правильно ударило. От кого еще мог явиться Ар Минэль…

— Светлейшая, наконец-то, я Вас нашел. Вас требует к себе Повелитель. По очень важному делу. Срочно.

Срочно, это — хорошо. У неё очень страстный и нетерпеливый возлюбленный. Пожалуй, она согласилась бы стать голубицей. И даже доставлять на досуге письма. Лишь бы уметь летать. Тогда она не спешила бы, задыхаясь за Ар Минэлем, а унеслась бы — только крылья замелькали.

Повелитель в нетерпении мерил шагами малый зал. Подарок хотелось вручить немедленно. Пока — хотя бы один. Ну, наконец-то! Амалирос жестом отпустил своего секретаря. Жест был более, чем понятный. Не просто убираться вон, а как можно дальше. Ар Минэль никогда не испытывал терпение своего Повелителя. Поэтому и служил в такой тяжкой должности уже пятнадцать лет, чуть ли не вдвое дольше своих предшественников.

— Элермэ, ну, Прекраснейшая, погодите с поцелуями! Чуть-чуть… Еще чуть-чуть… Гм. Я Вам тут кое-что… сочинил. Так сказать под влиянием чувств. Вот! — Амалирос все-таки смутился и протянул изумленной деве свиток, перевязанный черным шнурком.

Не может быть! На глаза навернулись слезы и строчки стали расплываться. Стихи! Он написал ей стихи… Элермэ не могла выразить словами, как она растрогана и потрясена. Поэтому выразила все, что могла по-другому. Когда «другое» закончилось, она покинула Покои Амалироса, прижимая к груди дар любви. Конечно, она придет ночью. Непременно. Просыпаться утром вдвоем, это — так восхитительно!

В Гостевых покоях, в комнате Элермэ горели все свечи, какие нашлись. Нельзя упустить ни строки. Она дрожащей рукой развернула пергамент. Сначала было «Ох!», потом было «Ой!». Потом: «Как оригинально!». Потом: «Как откровенно!». Потом: «Гениально!». Ну, разве может возлюбленный, тем более Темный, тем более такого Высокого рода, написать что-нибудь не гениальное? Она перечитывала вновь и вновь.

Увяли нежные цветы — Мои миэли. Но ты нежней их красоты. На самом деле! Да, ты приехала ко мне Не шутки ради… Я оценил тебя вполне — Сначала сзади. Когда ж ты передом пошла Ко мне навстречу, То я буквально осязал И грудь, и плечи. Мой жадный взор тебя ласкал Пониже пуза. Стал брюк размер мне сразу мал И страшно узок. Мне никогда не позабыть Твои объятья! Готов сто выползней убить За кровь на платье!

Как он потрясающе мил… А она-то думала, что он не обратил внимание на то, во что превратилось платье. Конечно, он счел виновным выползня. И где-то это так. Из общего романтического настроя несколько выбивалось только слово «пузо». Элермэ посмотрелась в зеркало, встала боком. Осмотрела себя и так и эдак. Нет, конечно, не пузо. То есть — никакого намека. Прислушалась к себе, растворяясь в нежных волнах любви. Потом еще раз. Потом — еще. Волна любви накрыла с головой, отхлынула и… ну, не пузо, конечно, но животик… скоро будет. Как же неожиданно быстро и сразу… Невероятно! Как он будет счастлив! Надо только выбрать момент. Чтобы все было прекрасно и романтично. О! Рубашечки, распашонки, вязаные маленькие тапочки! Чудо!

Выбрать момент ночью не удалось. Хотя… Послезавтра прибывает Озерный Владыка. Вот, пожалуй, порадовать возлюбленного накануне — самый лучший вариант.

Даэрос и Нэрнис сидели в кроне раскидистого вяза. Лес стонал на все голоса. Кто издает эти звуки, было непонятно из-за странного, ползущего ниже ветвей тумана. А еще — недалеко горел костер. Те, кто собрались вокруг него не выказывали никакого беспокойства.

Плащеносцы, так и не изменившие своей одежде, вытащили плоты ближе к вечеру. Эльфы даже немного обогнали их и поэтому могли спокойно наблюдать с дерева за приготовлениями людей к завтрашнему дню. Все шестеро разгружали мешки с золотом на кожаные волокуши. Значит, их путь будет пролегать по тем местам, где груз можно протащить. Найти в лесу такой путь совсем не сложно.

— Нэрьо, завтра осмотримся и пойдем впереди них. Примерное направление и так ясно по карте. Завтра мы, наконец, узнаем, как они это делают…

— Даэр, у меня внутри все замирает. Это же не что-нибудь, это же отгадка великой тайны!

— До тебя, наконец, дошло. А меня так «потряхивает» с тех пор, как я впервые увидел неграненые тарлы. Давай потихоньку сползать вниз. Или ты решил спать на ветке?

— Нет. Это совсем не те ветки, на которых можно спать. И что здесь все-таки так кричит? А? И не одно?

Эльфы спустились и стали обходить костер по широкой дуге.

— Даэр, смотри! Айшак даже ухом не ведет. Как будто и нет никаких звуков!

— Вижу. Странно. Если бы дело было только в звуках, люди никогда бы не покинули села у леса. Притерпелись бы. Что-то тут не так.

— Вот оно! Что-то сюда ползет!

— Нэрьо, а ты его лопни на всякий случай.

— Лопну. Когда разберусь что это. А Айшак… куст ест.

— Жрет. Наверное, очень вкусный куст. Ну, и как «оно» тебе?

— Что-то вроде большого призрака. То ли гоблина, то ли орка. И все время меняется.

Страшная морда колыхалась в тумане. Она то плыла над землей среди деревьев, то «цеплялась» головой за нижние ветки. Айшак все так же жевал куст. Даже когда «призрак» прошелся совсем низко и задел его круп. Боевое животное только дернуло хвостом. От этого движения призрак распался рваными клочьями, и они поплыли дальше.

— Это просто туман. — Нэрнис был потрясен таким безобидным явлением.

— Призрачный туман. Звуки, скорее всего, тоже… отголоски чего-то. Только усиленные. Как и эта большая «голова». Ну, если такое иногда выползало из леса, или кто-то отважился сходить и увидел, понятно, почему люди ушли. А наши «плащеносцы», прекрасно знают, что опасаться здесь нечего. Наверное, и странные тревожные ощущения, и туман и звуки, все это — влияние Предела. Как думаешь?

— Очень похоже. Но Предел есть и в других местах. А никакого такого влияния больше нигде нет. Значит…

— Значит где-то в этих местах Предел открыт. Или слегка приоткрыт. Вот так. Ты Элермэ чувствуешь, а? А то наш самый ценный боевой «посредник» даже ухом не ведет.

— Нет, ничуть. — Нэрнис зябко передернул плечами. — Все-таки здесь неуютно.

— Ладно, давай найдем какой-нибудь овражек и заляжем до утра. Айшака я к себе привяжу. Докладывать, в сущности нечего. Да и не собираюсь я Выползню сообщать все подробности. А некоторые ему даже вредно будет знать… Пошли.

Стена рядом с «Тайным Проходом» украсилась ближе к полночи только одной надписью: «Идем по Запретному лесу». Ар Минэль побежал сообщать Повелителю новость. Но дверь зала была закрыта, а Повелитель — занят. Занят он был, похоже, прямо в зале. И совершенно неважно, с кем именно. Главное, что долгие годы службы могли несколько внезапно завершиться. Следовало тихо уходить. Но надо было еще и найти достойный повод, чтобы никто не заподозрил, что он дошел сюда с известием. Не вовремя. Эр Минэль спустился на три лестницы вниз, вздохнул, приложил все свои не слишком большие силы и сломал себе ногу. Нестрашшшно. Лекарь справится с этим пустяком быстро. Зато, он теперь три дня будет находиться в блаженном состоянии под названием «отдых». И никакого Выползня! С его тайнами. Но каков, а? Тут не знаешь, в какую щель забиться на один невинный поцелуй, а Сам… Двуличное чудовищщще!

Верный подданный прислушался к шагам внизу, пристроился на ступенях в живописной позе «Ползу исполнять свой долг» и застонал.

Вайола смотрела на закат. Чтение продвигалось очень успешно. Она сначала читала подруге вслух из ценного трактата, а потом Пеллиэ разбирала по книге, выученное наизусть. Так у неё гораздо лучше складывались руны. Воительница ждала.

Она, конечно, не могла почувствовать ветер, который свистел в ушах Мастера Бройда и его спутников.

Опробованные ими давно и успешно айшаки, не останавливались на ночь. А сами гномы славились не меньшей выносливостью. Теперь, когда к выносливости прибавилась скорость, они ощущали себя могучей силой. Жаль только, не было достойного врага, против которого эту силу можно было применить. Но запас, это — запас. На всякий случай.

Пелли грустила. Строки книги обретали все больше смысла, но это не радовало. Нэрнис был так далеко. В отличие от Вайолы, которую еще не мучили никакие грустные страсти, сестра двух братьев обзавелась тем, что называется у людей «любящее вещее сердце». И это сердце подсказывало ей, что разлука не будет долгой. Скоро, вот только знать бы точно, когда, они снова будут вместе. И скоро опять начнется что-то новое и интересное. Даэрос, наверняка придумает очередную тайну или каверзу, и они втроем будут бегать, прятаться, спасаться или спасать. То есть, жизнь станет насыщена не только гашеной известью и затворением растворов.

Сегодня у них с Вайолой, наконец, возникло необычайное доверие. Ушла та отчужденность, которая нет-нет, да и проглядывала в медовых глазах Воительницы. Наверное, она все-таки обижалась на те, первые слова при их встрече. Но сегодня… сегодня воинственная дева не только восторгалась памятью Пелли. Она доверила ей наспинник кирасы. Как приятно сидеть теплым вечером в саду рядом с подругой и мирно начищать сверкающий металл. Ширк-ширк, ширк-ширк… Очень успокоительное занятие — не хуже вышивки.

Глубоко под горами, в Тайном Проходе, Ар Туэль и Ар Нитэль расположились на отдых. Перед тем как заснуть спели пару песен. Коридор подхватил звук и понес его в обе стороны. В этот вечер Ар Туэль записал:

«Идем домой. Коридор больше не шатает. Он прекрасен. Барз обещал научить ходить под парусом на малой лодке. Стоит попробовать. Ар Нитэль тоже не против. Извинь и впрямь хорош, как обещал Открыватель Даэрос. И у нас его еще целый бочонок. (зачеркнуто) И у нас его еще почти целый бочонок».