Врач слушал ее, не перебивая, и она была ему за это благодарна. Рассказывать о своих снах чужому человеку, тем более мужчине, Тамара всегда считала дурным тоном. Впрочем, как дурной тон, а значит вещь абсолютно недопустимую, она расценивала всякое прилюдное проявление чувств. Сами же чувства, большую их часть, Тамара считала глупостью, недостойной современного образованного человека, к коим она себя, несомненно, причисляла. Впрочем, были и исключения. Например, любовь к комфорту, или профессиональный азарт, или честолюбие как двигатель прогресса, удовлетворение от работы — такие чувства Тамара не только не признавала слабостью, но и, напротив, поощряла в себе и приветствовала в других. Все остальные — слюняво-сентиментальные — называла блажью, мешающей достижению цели. А цель у нее была, и вполне определенная. Тамара собиралась стать профессором, а потом и академиком.

Почему бы и нет? К своим тридцати пяти годам она, провинциалка из многодетной рабочей семьи, и так много добилась. Кандидатская степень, должность доцента в одной из лучших столичных академий, квартира в центре Москвы, иномарка — не фунт изюма. Всего этого она именно добилась — не только природным умом, но и адским трудом, самодисциплиной, умением правильно выстраивать отношения. Тут не до лирики, была бы послабее, помягче — превратилась бы в клушу в фартуке и халате, квохчущую над мужем и слюнявыми детьми. Нет, это не ее стезя. Всех этих простых женских радостей она насмотрелась в родительском доме, и бежала от них, как от чумы — почти без денег, без связей. И ведь выжила, выстояла, сделала себя.

Она бы и сейчас выстояла, после смерти мужа, но тут привязался к ней этот сон. Каждую ночь один и тот же сюжет: осень, старый парк, как ковром, весь покрыт желто-красной листвой. И по этому ковру ей навстречу идет Игорь с раскладушкой в руках. «Помоги мне где-нибудь устроиться, хотя бы на одну ночь. Я так виноват, так виноват…», — не столько слышала, сколько понимала по его губам Тамара. Она хочет сказать, чтобы он бросил раскладушку и шел домой, ложился в их просторную супружескую постель, — и не может, у нее нет голоса. А Игорь идет дальше, словно и не надеясь на ее ответ. Сон такой отчетливый, словно все происходит наяву, она даже слышит, как шуршат листья под ногами Игоря. Тамара так устала от этого сна, что решила обратиться за квалифицированной помощью, хотя и не очень на нее рассчитывала. Она доверяла стоматологам, терапевтам, гинекологам, другим специалистам по конкретным органам, среди ее знакомых было немало прекрасных и вполне эффективных специалистов, но психотерапия — темное какое-то дело… Но не к гадалке же идти!

— Мне трудно судить, почему вам снится именно этот сюжет. Считаю некорректной буквальную расшифровку снов, типа — мясо к болезни, дерьмо, извините, — к деньгам. Есть несколько теорий сновидений, не буду вас обременять подробностями. Но по собственному опыту скажу, что часто такие яркие и повторяющиеся сны бывают предвестниками… — врач замялся, подыскивая формулировку поделикатнее, — некоторых неполадок, например со стороны нервной системы или психики.

— То есть вы хотите сказать, что я скоро сойду с ума и мой покойный муж хочет меня об этом предупредить? — Тамара готова была рассмеяться прямо в глаза этому шарлатану.

— Ваше право не верить. Но вы же занимаетесь наукой и понимаете, что, не имея достаточного количества информации, на достоверный результат рассчитывать нельзя. Вы не хотите рассказывать о себе — я не могу вам помочь. Но то, что муж вас о чем-то предупреждает, можете не сомневаться. Подумайте, вспомните, за что он просит прощения? Может быть, это вам поможет…

«Конечно, шарлатан, я так и знала, но в одном он прав — надо понять, в чем Игорь виноват, за что попросит прощения? И, главное, у кого? — размышляла Тамара, заводя машину. — По логике, если снится мне, то у меня, но за что? Жили же ровно, душа в душу. Какое, однако, глупое клише — душа в душу. Как будто можно свою душу соединить с чьей-то еще? Ладно, подумаю после работы». Однако вопрос не отпускал — Тамара органически не переносила вопросов, на которые не находила ответа. Даже не разгаданный кроссворд мог вывести ее из равновесия и, главное, лишить работоспособности. Всю дорогу до академии, а потом и в служебном кабинете, до начала лекций, она перебирала в памяти их с Игорем жизнь — и не находила ответа. А последние, самые последние его дни? Они же не виделись почти неделю, может тогда что-то случилось? Но она так мало знает об этих днях, и узнать уже не у кого… Ладно, все по порядку.

Свекровь позвонила ей в Вену. К этому симпозиуму Тамара не только основательно готовилась, жила им, дышала целых полгода. Доклад, который после длительных интриг и подсидок все-таки поручили сделать ей, должен был стать основой ее докторской диссертации. И на тебе!

— Приезжай немедленно! У Игоря что-то с сердцем, не исключено, инфаркт, его только что забрали в больницу, — плакала свекровь в телефонной трубке.

— Скорая наверняка ошиблась, у него никогда не болело сердце. Так же не бывает — ни с того ни с сего — и инфаркт, — утешала свекровь Тамара. — Как только смогу, сразу же прилечу.

Тамара спокойно закончила разговор и положила мобильник в сумку. Конечно, звонок огорчил ее. Однако в основе этого огорчения лежал не страх за жизнь мужа — ну в самом деле, что может случиться со здоровым сорокалетним мужчиной, к тому же без вредных привычек? Огорчило, даже скорее разозлило слишком настойчивое требование свекрови вернуться в Москву. Как такое возможно — вернуться? Доклад назначен на среду, сегодня воскресенье. Вариантов нет — немедленно она может только поменять билет с пятницы на четверг. Так что до четверга им придется обойтись своими силами: найти хороших врачей и толковую сиделку, договориться об оплате, достать лекарства. Кстати, лекарства она может купить здесь, в Вене. «Надо будет позвонить и узнать, какие именно», — Тамара машинально сделала пометку в ежедневнике «Лекарства для Игоря». Так и не позвонила, закрутилась…

У Тамары не было времени отвлекаться на пустяки. Конечно, болезнь мужа совсем не пустяк, но он же не один и не в чистом поле. Она осталась собой довольна: ее выдержка опять не подвела, мозг сработал четко и уверенно — не позволил пойти на поводу у истеричной свекрови. Столько дел! Еще предстоит внести изменения в текст доклада с учетом предыдущих выступлений, купить сувениры руководству, подумать о туалете для банкета… Банкет состоится в любом случае, но если ее доклад примут хорошо, то именно она будет королевой бала. А эта роль ко многому обязывает. В успехе своего доклада Тамара почти не сомневалась, актуальность же ее прошлогоднего вечернего платья вызывала большой вопрос. И, как назло, по воскресеньям в Вене закрыты все магазины, а завтра начало симпозиума. Какая все-таки глупость — возвращайся!

В среду все прошло по самому высшему разряду — и доклад, и банкет. И королева бала из нее получилась выше всяких похвал — от комплиментов и поздравлений кружилась голова, хотя и шампанского было выпито немало. Рейс на Москву в такую рань, даже отдохнуть не успела.

* * *

Она едва успела к самому концу отпевания. Тамара смотрела на мужа, лежащего в обрамлении цветов, и не узнавала его. То ли мерцание свечей, то ли смерть высветила мысли и чувства, которые он при жизни скрывал, но такого выражения лица она не видела у него ни разу за двенадцать лет их совместной жизни. Да, да, сейчас Тамара вспомнила это отчетливо: ее тогда поразила виноватая полуулыбка на его губах. Перед кем он хотел извиниться в последние мгновения своей жизни? В чем он может быть виноват — всегда такой спокойный, рассудительный, ни разу и никем не замеченный во лжи? Священник закончил отпевание и предложил родным и близким попрощаться с новопреставленным рабом Божьим Игорем. Тамара сразу после матери Игоря наклонилась, чтобы последний раз поцеловать мужа… «Это у меня он просит прощения», — что-то дернулось в ее сердце, укололо больно, до слез. Но Тамара не заплакала, она никогда не плакала на людях.

В первую же ее вдовью ночь приснился этот сон. Почти месяц Игорь приходил к ней со своей раскладушкой, пока она не решилась обратиться к психотерапевту. «Напрасно потраченное время и деньги, — Тамара продолжала перебирать воспоминания уже дома, лежа в постели. Она не была скупой, но впустую тратить деньги не любила, слишком хорошо помнила свое нищее детство. — Так что же делать? Попробую еще раз, с самого начала».

Они познакомились в общежитии, на чьем-то дне рождения. Она оканчивала четвертый курс, он аспирантуру. Высокая, яркая, с характером — поклонников у Тамары хватало всегда. С кем-то из них она даже иногда сокращала дистанцию, но ровно настолько, насколько позволял ее жестко распланированный жизненный график. Подруги по общежитию удивлялись, как легко она расставалась с мужчинами, а Тамара смеялась: «Любовь — не выше пояса. Другой не хочу». Игорь попался ей вовремя: через год диплом, пора в Москве осесть попрочнее. Конечно, уже тогда в ее планах числились и аспирантура, и защита, и Тамара была уверена, что добьется всего этого, но уж больно надоела общага. А Игорь москвич, с квартирой, из хорошей семьи. И вообще, он Тамаре нравился, главное, был понятлив и деликатен, и тоже мечтал об академической карьере. И еще: у него была красивая, интеллигентная фамилия Вересов, и Тамара на правах законной супруги могла сделать ее своей. Ее собственная фамилия — Петухова — всегда доставляла ей неудобства и для ее будущей блестящей карьеры не годилась. Они поженились, Тамара переехала в его однокомнатную квартиру на Соколе. После медовой недели в Прибалтике начались их супружеские будни.

Тамара была счастлива: теперь она жила дома, могла заниматься в тишине и комфорте и, главное, муж не лез в ее жизнь. Ее тоже особо не интересовало, чем занимается Игорь, у него свое дело, у нее свое. Они обсуждали и отмечали только значительные события — доклады, командировки, защиты — свои и знакомых. По большому счету паритетные отношения распространялись не только на профессиональную часть их брака. Вся их супружеская жизнь шла как бы параллельно, у каждого по своей колее, пересекаясь редко и непродолжительно. Обычно они встречались поздно вечером, ужинали, обменивались новостями и ложились спать. Если было желание и хватало сил, честно выполняли супружеский долг, даже не без удовольствия. Иногда вместе ходили в театр или кино, на выставки — это входило в обязательную программу ее становления в качестве настоящей москвички. По дороге обменивались мнениями, не всегда совпадающими, но спорить было не принято в их союзе. Утро опять разводило их в разные стороны.

Тамару такое положение семьи вполне устраивало, оно полностью соответствовало ее представлению об идеальном браке как союзе двух независимых личностей. И она была абсолютно уверена, что и Игоря такие отношения устраивают. Только раз он задал ей неожиданный вопрос:

— А не пора ли нам подумать о детях? Тебе скоро тридцать, я тоже не мальчик…

— О детях? — удивилась Тамара. — Конечно, но попозже. Представляешь: я защищаю докторскую и рожаю ребенка! Это же фурор!

— Это когда же будет?

— Ну, думаю, лет через десять, — Тамаре было скучно говорить на эту тему, но что поделаешь — муж. — Сейчас принято поздно рожать. К тому же поздние роды продлевают женщине молодость — научно доказанный факт.

Игорь понимающе кивнул головой и больше к этому вопросу не возвращался. И она еще раз оценила его понятливость и деликатность. Все-таки взаимопонимание очень укрепляет брак, и ей повезло — Игорь полностью разделял ее взгляды на жизнь. Во всяком случае, Тамара хотела так думать и другого варианта не рассматривала. Так в чем же провинился ее идеальный муж? Тамаре не удавалось ни за что зацепиться.

* * *

Она прошла по квартире, по всем четырем комнатам — гостиная, спальня, кабинеты — ее и Игоря. Заглянула на кухню — большую, с эркером по всей стене. Они переехали сюда, на Беговую, три года назад, когда заработали достаточно денег, когда вообще деньги перестали быть для них проблемой. Обустраивать квартиру поручили дизайнеру — Тамара была убеждена, что он сделает это лучше, чем они, каждый должен заниматься своим делом. И, в общем-то, Тамара была довольна результатом — все удобно, рационально, красиво. Иногда ей не хватало уюта, и она собиралась заняться этим вопросом, но потом, когда будет свободное время. Но времени не хватало катастрофически, выполнение жизненного плана требовало полной самоотдачи. Какой большой и пустой показалась ей квартира без Игоря… Ей не хватало мужа, она не привыкла жить без него.

Тамара вернулась в кабинет Игоря, раньше она заходила сюда редко. Чисто, все, как было при нем, — книги, бумаги разложены по папкам, компьютер. Женщине, которая раз в неделю убирала квартиру, было строго-настрого запрещено что-либо трогать на их рабочих столах. Почему Игорь тянул с защитой докторской? Этот вопрос Тамара не раз задавала мужу, и всякий раз слышала в ответ — позже, диссертация еще не готова и он сам еще не готов. Странно, после защиты кандидатской прошло десять лет, он много работал, сутками пропадал в лаборатории — и не готова? Тамара включила компьютер — на синем поле в правом верхнем углу окошечко… с красной розой! Вот уж чего она не ожидала от Игоря! Тамара не любила розы, считала их слишком капризными и претенциозными. Игорь знал об этом и никогда не дарил жене роз, даже по особо торжественным случаям выбирал другие цветы. И вдруг — роза на рабочем столе! Тамара открыла файл с пометкой «Записная книжка». И здесь идеальный порядок, рядом с каждой фамилией — имя и отчество, а то еще имя секретарши или жены. И обязательно — должность, ученая степень, телефоны — рабочий, домашний, мобильный. Она листала записную книжку и невольно восхищалась педантичностью мужа и обширностью его связей. С таким потенциалом и не защититься?.. И только страница на букву «Ж» была практически пустой — номер телефона и все, ни имени, ни фамилии. Сначала Тамара не обратила на это внимание, потом вернулась — странно, не похоже на Игоря…

Тамара с трудом дождалась утра и набрала номер того телефона, с незаполненной страницы записной книжки Игоря.

— Алле, — голос был хрипловатый, простуженный и явно детский. — Кто это?

— Здравствуйте, — Тамара растерялась — она совершенно не умела разговаривать с детьми. — Простите, как вас зовут?

— Антон. Антон Вересов, — мальчик закашлялся. — А кто это говорит? Мамы сейчас нет дома, она пошла в аптеку, но скоро придет.

Тамара растерялась окончательно. Что еще за новости — Антон Вересов?

— А папа? Папы тоже нет дома? — в эту минуту она еще надеялась на случайное совпадение.

— Мой папа умер, — мальчик выговорил эти слова четко и спокойно, как подобает мужчине. — Вы разве не знали? Уже два месяца почти…

— А как зовут твою маму?

— Жанна Сергеевна. А вы кто? — в голосе мальчика появилась тревога. — Что вы хотите?

— Я папина знакомая. Когда, ты говоришь, мама придет?

Жанна сразу же согласилась на встречу, пригласила к себе — ребенок болен, и она не может уехать. «Убогая двушка на первом этаже пятиэтажки, почти как мой отчий дом. Дежавю», — констатировала Тамара, нажимая кнопку звонка. Жанна была похожа на подростка, тоненькая девочка с огромными серыми глазами и коротко подстриженными светлыми волосами. Полная противоположность ей, Тамаре, — высокой и статной. А Антон… Тамара не видела ни одной детской фотографии Игоря, но была абсолютно уверена с первого взгляда на мальчика — это его сын.

— Вы давно жи… Вы давно знакомы с моим мужем?

— Давно, Антону уже восьмой год, считайте… — Жанна совсем не смущалась и ни в чем не собиралась оправдываться.

— Зачем он вам? Он же был старше вас намного, женат. Не могли найти помоложе? Вы же красивы…

— Могла, но какое это имеет значение? Мы любили друг друга, Игорь очень любил сына, — она смотрела на Тамару спокойно и даже с сочувствием.

— Что, простите, вы сказали? Он любил вас и сына? Любил? — Тамара опять растерялась. — Я никогда не слышала от него этого слова, а мы прожили двенадцать лет. Что значит — любил?

В сознании Тамары что-то сломалось. Картина случившегося искривилась, сдвинулась, потеряла определенную форму — и не хотела возвращаться в нормальное положение. Не может быть, чтобы Игорь любил кого-то еще, кроме своей мамы, работы и органной музыки. Наверное, он любил и ее, свою жену, хотя никогда и не говорил ей об этом. Но ведь жил-то он с ней, и никогда даже не намекал, что чем-то недоволен. И вдруг — чужая женщина, ребенок…

— Этого не может быть! — уже вслух твердо сказала Тамара.

Жанна усмехнулась:

— Может, еще как может. Игорь умел любить, как никто другой. В нем было столько чувства, столько страсти, нежности… А вы не знали? Откуда! Только карьера — все остальное для дураков! — Жанна подошла к окну и отодвинула занавеску — за окном облетала осень, красными и желтыми листьями, как в Тамарином сне. Жанна резко обернулась. — А знаете, он жалел вас, поэтому и не уходил ко мне. Все говорил: «Она же не умеет любить, совсем. У нее та часть мозга, которая отвечает за эмоции, атрофирована. Так ее создала природа, она не виновата. Вот защитит докторскую, тогда все и решится». Я его не торопила. Зачем? Я с ним и так была счастлива. Мы с ним наговориться не могли, все интересно, все вместе… — Жанна села напротив Тамары, что-то машинально переставляла на кухонном столе, поправляла. — Игорь страшно переживал, что вынужден жить во лжи, что эту ложь каждый день видит сын. Вот сердце и не выдержало… В последнее время он часто говорил, что потерял чувство дома, а это так страшно.

— Раскладушка… — прошептала Тамара.

— Что вы сказали? — не расслышала Жанна.

— Ничего, извините.

Тамара вышла на улицу и быстро пошла к машине, не замечая начавшийся дождь. Ее муж — да он предатель! Если бы она узнала, что у Игоря была любовница — не от слова «любить», а от словосочетания «заниматься любовью», она не стала бы делать из этого трагедию. В конце концов, Тамара и сама не упускала случая встряхнуть гормональную систему, но это не имело никакого отношения к их с Игорем отношениям, к их семье. Тамара оставляла и за Игорем такое право — лишь бы она не знала об этом. Но он изменил ей самой страшной, самой настоящей изменой, предал их общую жизнь… Общую? Разве у них была общая жизнь? Общая квартира, общая постель, общие знакомые — но разве это и есть общая жизнь? Общая жизнь у него была с Жанной, оказывается. Тамара поняла, что за эти несколько минут в квартире Жанны она потеряла мужа второй раз. В ее четко распланированную, такую удобную и правильную жизнь ворвалась какая-то непонятная сила. Эта сила стучалась, рвалась в ее сознание, в ее плоть и кровь. Хотела что-то объяснить, заставить посмотреть на мир иначе, но Тамара сопротивлялась — она не хотела смотреть на мир иначе. Гнала эту силу прочь, но та не уходила. Шла рядом, след в след, и нашептывала: а что если Игорь был прав, и только в любви смысл всего? Только она может оправдать приход человека в этот мир? Любовь подарила Игорю сына, повторила его в ребенке, а значит, увековечила. А ты? Что оставишь ты, когда придет твой час? Диссертацию, которая нужна разве что тебе? Звания, должности? Почва уходила у нее из-под ног, вся ее жизненная философия, выстроенная и выстраданная, теряла смысл. А любая система, лишенная смысла, не имеет 16 права на существование. Итог очевиден: она, Тамара Вересова, не имеет права на существование. Но ведь ей всего тридцать пять, и не все потеряно? Нет, поздно… Игорь ошибался — она такой не родилась, она такой себя сделала — сама. Ей удалось превратить себя в монолит, в интеллектуальную машину, в которой эмоции не предусмотрены. Тамара прекрасно помнила, как это случилось, помнила до мелочей, но никогда никому не рассказывала.

* * *

Первый раз Тамара влюбилась в шестнадцать лет. Начиталась романов, наслушалась подружек, которые к ее возрасту влюблялись уже не раз и не собирались останавливаться, — и влюбилась. В соседа по лестничной площадке — Романа. Он тогда только что вернулся из армии, весь такой неместный — служил под Питером, такой дерзкий, красивый. Конечно, Тамара знала, что и выпить он не дурак, но в ее окружении пили все мужики, в том числе ее отец и старшие братья, — иначе и не мужик. И девок менял чаще носовых платков — тоже понятно, молодой и холостой, почему бы и нет? Пожалуй, других очевидных достоинств, кроме черных кудрей, синих очей и той самой дерзости, скорее наглости, Тамара в нем не видела и давала себе в этом отчет. Но пришла ее пора влюбляться, а лучшего объекта во всей округе не было — хоть обыщись. Мечтала о нем ночами, плакала в подушку, когда видела его с очередной подругой, якобы случайно выходила из квартиры, когда слышала его шаги… Все как у всех в шестнадцать лет. И так разыгралось ее воображение, так безответное чувство распалило ее девичью чувственность, что поняла — нет лучше Романа никого на свете. С этой уверенностью и жила.

Как-то, зимой это было, вся ее многочисленная семья уехала в гости к родственникам, Тамара осталась одна, чему была несказанно рада — почти сутки тишины и свободы. Вечером звонок в дверь, а она уже собиралась спать. Накинула халатик: «Кого там несет? Неужели родители вернулись…» На пороге — Роман. Пьяный. Отодвинул Тамару и вошел, как к себе домой.

— Уехали твои? Вот и хорошо! — Роман икнул и потянулся к Тамариной груди. — Сейчас я тебя любить буду.

— Ты что? Отвали! — Тамара так испугалась, что забыла про свои нежные чувства к Роману.

— Брось ломаться! Думаешь не вижу, как ты на меня смотришь, похотливая ты моя сучка… — Роман был на голову выше Тамары и сильнее, даже трудно сказать, во сколько раз. Она забилась в его лапищах, запричитала. — Да ты в ночнушке! Красота, раздевать не надо, — и дыхнул на нее страшным запахом — свежей водки и шпрот. С тех пор Тамара никогда не ела шпроты и ни разу в жизни не пила водку. — Не ори, а то шею сверну, — предупредил Роман, бросил ее на разобранную кровать и стал расстегивать брюки.

Когда он навалился на нее всем своим огромным вонючим телом, Тамара перестала что-либо чувствовать. Что он с ней делал, было ей больно или нет — она не знает, сознание ушло на все эти страшные минуты. Когда Тамара очнулась, Роман лежал рядом и тяжело дышал.

— Ну что, дура, поняла, что такое любовь? — он удовлетворенно заржал, а ее — вырвало, прямо на простыню. — Ну, дура и есть! Все равно же в целках долго бы не просидела, так уж лучше я. Ты ж меня любишь? Караулишь везде, смотришь… Ладно, я пошел. А ты помалкивай, а то… Сама знаешь. — И опять икнул.

Тамара долго лежала, не шевелясь, — без мыслей, без чувств. Потом, когда озябла, встала, содрала с постели испачканную рвотой и кровью простыню и замочила ее в тазу. И долго-долго стояла под душем, терла себя мочалкой с мылом — с таким остервенением, будто хотела смыть с себя всю эту Романову любовь. И свою тоже. Следующие две недели прожила, как в угаре, а когда поняла, что пронесло — не забеременела, приняла решение, определившее всю ее последующую жизнь: раз и навсегда забыть само это слово — любовь. Первое время, когда его слышала, начинала задыхаться, ее мутило — пулей вылетала на воздух, чтобы опять не вырвало. Постепенно научилась не реагировать слишком остро и научилась выстраивать свою жизнь так, чтобы никакие пустые чувства не нарушали ее покой. И не мешали идти к цели — тогда-то она и решила уехать из этого проклятого города. И в этом строго направленном движении она только и видела спасение, спасение от самой себя.

Привыкла, выжила, сбежала сразу после школы в Москву и — преуспела. Ни разу, ни одному человеку она не рассказала о своем первом любовном опыте. И сама старалась забыть, и почти забыла, как и само это слово — любовь. И что же теперь? Зачем она узнала об этой Жанне, об Антоне? Ну, умер и умер — горько, обидно, но Тамара смогла бы жить дальше и без Игоря. Его смерть меняла, но не разрушала ее собственную жизнь. Разрушало, сводило с ума совсем другое — открытие, что любовь есть и, оказывается, она может приносить счастье. Так, стоп! Об этом ей рассказала Жанна — это ее версия, а сам Игорь? Может, и Жанна, как и она сама, принимала желаемое за действительное? Может, жил Игорь с этой Жанной, ну, ребенка родил, но не было там никакой этой проклятой любви? Как узнать, как узнать…

Измученная вконец, Тамара уснула. И опять ей приснился Игорь. В том же парке, засыпанном осенними листьями, он стоял на крошечной полянке, на которой росла… роза. Точно такая, как на экране его компьютера. Игорь — веселый, молодой — показывает ей на эту розу и говорит: «А ты не верила, что в нашем климате розы цветут. Смотри, какая красота!»

Тамара проснулась резко, точно эта роза уколола ее. Села в постели и поняла — заболела. Ее знобило, ломало кости, нестерпимо болела голова. «Наверное, грипп, от мальчишки заразилась, — решила Тамара. Однако никаких других симптомов гриппа не было. — Но пока не разболелась окончательно, я должна встретиться с тем врачом, с шарлатаном. Пусть расскажет про розы, если знает…»

Она набрала номер врача и договорилась о встрече через пару часов. Жар усиливался, сознание плыло, но Тамара не собиралась отменять встречу: «Я должна понять, иначе — как жить? Я не знаю, как жить…»

Психотерапевт не дождался свою пациентку. Автомобильная авария, виновницей которой оказалась Тамара Вересова, случилась в нескольких кварталах от поликлиники. В машине скорой помощи Тамара просила врача разыскать ее свекровь и передать ей телефон Жанны, оба номера она с трудом нашла в своем мобильнике и очень, очень просила врача не забыть…

На похороны доцента Вересовой пришла почти вся академия — здесь всех хоронили с почестями. Хотели устроить отпевание, но никто не знал, была ли она крещеной. Оказалось, что о Тамаре вообще мало что знали. Было много цветов и венков, директор сказал прочувствованную речь, больше никто слова не попросил. На поминки, устроенные за счет академии в ресторане, почти никто не поехал — отказывались под разными предлогам, кто-то уходил без объяснений. Врач скорой разыскал обеих женщин, как просила Тамара. Девять дней отметили только самые близкие — мать Игоря, Жанна и Антон, вместе им не так одиноко без Игоря.