Находящийся в 3-х верстах от города, за р, Уралом, в степи, меновой двор по своей оригинальности, может обратить на себя внимание. Это четырехугольник, обнесенный высокою каменною оградою, с выступами на углах, предназначавшихся в начале для обстреливания фасов ограды, боковым огнем, или, как говорят инженеры, для фланкирования фасов. Во внутрь двора этого ведут двое ворот; лавки и пакгаузы расположены в самой ограде; летом сюда приходит по несколько тысяч верблюдов, иногда до 50—100 штук в день; они привозят товары из Бухары, Хивы, Кокана, Ташкента и из киргизской степи; главнейшие предметы торговли: скот, лошади, сырые кожи, меха, сало, хлопок, шелк, бумажные, шерстяные и толковые материи, краски, овощи, фрукты и проч.; взамен этого наши торговцы наделяют азиатцев и киргиз отчасти хлебом, красным товаром, деревянными изделиями, металлами и металлическими изделиями. Несколько десятков тысяч народа, в разных костюмах и видах, вместе с табунами лошадей, баранов, коров и верблюдов, составляют такую разнообразную оригинальную толпу, что, действительно, один раз, стоит все это видеть. Отличительную особенность оренбургского менового двора, как и всех азиатских рынков, составляет крайняя неопрятность, которой весьма много помогают степные бураны, заносящие все облаками пыли. Наиболее замечательные в Оренбурге, по азиатской торговле, — фирмы купцов Деевых, Бутасовых и др., которые образовались еще в начале нынешнего столетия.

В средине менового двора, на площади продаются бараны, лошади, скот, целые штабеля сырых кож, наваленные ярусами тюки с хлопком; тут-же толпы татар, бухарцев, хивинцев, русских промышленников, казаков, мужиков, и проч. Тип еврея — известно, что всесветный тип, а потому, не смотря на халат и чалму, вы тотчас узнаете потомка Израиля; да к тому-же и пейсы из-под чалмы выдают это племя. Впрочем, среднеазиатских евреев здесь немного.

В конце площадки, близ азиатских ворот, разложены в несколько рядов по земле разные товары: холст, платки, кушаки, тесемки, простые бумажные халаты, простые ковры, разное (вообще дрянное) оружие, дешевые шали, шапочки и многие безделушки, которые покупают азиатские женщины для украшения своих шей и кос. В числе мелочей, обращают внимание сердоликовые и другие камни, в виде разных привесок, отличающиеся правильными и щегольски отшлифованными гранями. «Золото видно в грязи», говорит пословица: так и эти красивые вещички, как будто», сами высказывали, что они английские. И надо-же, ведь, пройти товару из Англии в Индию, а оттуда чрез Гинду-Куш, Бухару и все степи, чтобы очутиться в Оренбурге!

Сообщением чрез Урал служит довольно узкий мост на флашкоутах. Мост этот уже довольно стар, и вместо того, чтобы тратить на содержание его ежегодно, как нам сказывали, сверх тысячи рублей, следовало-бы выстроить здесь постоянный мост, с дамбою на левом берегу реки. Дамба эта необходима потому, что Урал разливается и далеко покрывает водою свой низменный луговой левый берег.

Урал разливается обыкновенно в мае, и до возвращения его опять в свое русло проходит с месяц. Зауральская роща своим существованием только и обязана этим разливам; иначе она высохла бы, сгорела от летнего зноя. Разлив Урала составляет своего рода эпоху в жизни оренбуржцев, потому что, при скудности развлечений, постепенно наполняющаяся река дарит красивое зрелище. Многие, по утрам и вечерам нарочно приезжают на берег, чтобы посмотреть, сколько уже ступенек покрыто водою, — и затем спешат сообщить о том, как новость.

Но мертвен, бездушен Урал и в своем разливе! Это не Волга, где с деятельностью реки соединяется и деятельность народная: бегут (волжское выражение) пароходы, несутся всевозможных конструкций суда и барки, а на многочисленных пристанях кишит народ и кипят работы. Урал разливается молча, один, как будто на что-то дуется: он не судоходен. Под Оренбургом на нем не видно даже и рыбаков. Вот другое дело в Уральске (250 верст ниже) — там Урал составляет заповедную реку, но и то улов рыбы там стоит посмотреть в декабре или январе, когда происходит так называемое багренье. День багренья оффициальный, и о нем объявляется заранее по всем станицам. В назначенное время собираются на берегу Урала высшее начальство войска и все казачьи сословия — старый и малый. Для распоряжения выбирается атаман багренья — один из штаб-офицеров, который, в условный момент, дает знак, и тогда только толпы казаков бросаются на лед. Каждый, выбрав для себя место по желанию, торопится прорубить ледяной покров реки и посредством крючьев и багров вытаскивает одну за другою громадных рыб (осетров, белуг и т. п.). Счастливцы достают иногда из одного прорубя целую груду рыбы, но, вообще сказать, внакладе никто не бывает. Способ багренья основан на том, что рыба ложится на зиму всегда в известных местах реки, которые подмечают и пользуются ими.

Под навесом бухарских лавок, несколько киргизок, поджав под себя ноги, сшивают какие-то лохмотья. Иглы в руках их толстые и грубые, а нитки ссучиваются киргизками тут-же, по мере надобности, из какой-то пряди; другие же, сидя на двух-колесной тележке, продают кумыс, наливая его из бурдюка (кожа от барана) в деревянную чашку. Киргизки, кроме их неопрятности, весьма непривлекательны, даже безобразны, по самому их типу. Узкие, маленькие глаза, выдавшиеся скулы и загорелое до красноты лицо, до крайности грубое, большой рот — вот портрет любой киргизки. Только два ряда белых зубов, почти всегда оскаленных, поражают своею прелестью, но не гармонируют с общим видом черномазой степнячки. Наряд киргизских женщин тоже весьма незатейлив и очень мало разнится от мужского. Его составляют: длинная из серемяги или бумажной материи рубаха, вроде неразрезного спереди чапана (киргизского халата), шелбары (шальвары, только далеко, по своему покрою, не турецкие), остроконечные несмазные сапоги и пояс. Вокруг головы намотан холст, не чалмою, а в виде цилиндра, вершка четыре вышины, из-под которого сзади выходит одна или две заплетенные косы с разными украшениями (монетами, медными кружками и пр.). Только по головному убору и можно с первого-же взгляда отличить киргизку, потому что, как в лице, так и в манерах ее, мало женственности.

Из произведений собственно Оренбурга известны пуховые платки; они делаются из козьего пуха, чрезвычайно тонки, нежны и теплы; — главные и известные мастерицы их здесь казачки Мария Ускова и Мальханова, произведения которых неоднократно посылались Государыне Императрице и на выставки и были удостоены присылкою Усковой и Мальхановой ценных подарков.