— Что же вас привело к нам сегодня? — спросил майор Кочетов, внимательно вглядываясь в бледное, покрытое розоватыми пятнами, взволнованное лицо девушки, сидевшей перед ним по другую сторону стола.

— Я уже сказала вам, — посетительница дышала глубоко, говорила отрывисто, как человек, уставший от непосильной ноши. — Меня обманули... Когда моего отца посадили, я не знала, что мне делать, как быть. Кроме него, близких родственников у меня не было. Отчаяние охватило меня. Мне казалось, что все относятся ко мне с презрением и только делают вид, что не чуждаются. В каждом неосторожно сказанном слове я улавливала оскорбляющий меня смысл. Это привело к тому, что я замкнулась, стала сторониться даже своих лучших друзей. Вот тогда и пришли двое незнакомых мужчин, объявивших себя фронтовыми товарищами моего несчастного отца.

Девушка открыла сумочку, нащупала в ней носовой платок, но так и не вынув его, снова защёлкнула замок.

— Они заверили меня, что мой отец ни в чём не виновен, и обещали помочь ему, используя для этого своё высокое служебное положение. Но чтобы им начать действовать, я должна была обратиться к одному из них с письменным заявлением. Я тут же, под их диктовку, написала заявление, в котором просила помочь невинно осуждённому отцу. В заключение я клялась верно служить Родине и её святому делу. Мне не понравился выспренний и в то же время расплывчатый тон такого заверения. Но мне сказали, что так нужно, и я не стала спорить. На прощание они оставили мне деньги. Я хотела от них отказаться, так как незадолго перед этим поступила лаборанткой в тот же институт, в котором училась. Но они настояли на своём, утверждая, что деньги обязательно потребуются на помощь отцу. Я написала расписку, и они ушли.

— И вам было невдомёк, с какой целью приходили эти мужчины? — спросил майор.

— Нет. Возможно моё состояние... или потому, что они были так внимательны к моему горю и любезны, но я ничего дурного не заподозрила.

— Продолжайте.

— В томительном ожидании прошло месяца два. За это время я уже точно узнала, что отец был осуждён по делу о крупной растрате на базе, которой он руководил. Как-то поздно вечером ко мне неожиданно явился один из мужчин, назвавшихся фронтовыми товарищами отца, сообщил, что сделать для папы пока ничего не удалось, но надежды на успех терять не следовало. Затем он сказал, что тому влиятельному лицу, на имя которого я писала заявление, потребовался точный список работников лаборатории. Я заподозрила, что тут не всё ладно, и отказалась выполнить требование. Тогда мужчина объяснил мне, что моё заявление и расписка на деньги будут предъявлены в соответствующие органы и это может отразиться на положении отца, которое и без того тяжёлое. Полученные деньги я бережно хранила, думая, что они могут потребоваться в любую секунду. Я тут же выложила их на стол. Но мужчина только засмеялся.

— И вы пошли на преступление? — строго спросил Кочетов.

— Да, — почти беззвучно произнесла девушка. — Он обещал мне вернуть написанные мною документы, если я дам ему список. Боясь повредить отцу, я сделала это. Так началось моё падение...

— Что же было дальше?

— Расписку мне не вернули. Вербовщики, я потом поняла, что это были они, куда-то исчезли, предварительно познакомив меня со связным, которому я обязана была во всём подчиняться... Медленно проползли четыре года. Связной беспокоил меня редко, да и то больше, как он выражался, «для порядка, чтоб не забывалась». И вдруг вернулся отец. Радости моей не было конца. Папа сказал, что пятно, которое на нём есть, он смоет, будет трудиться не покладая рук. Я смотрела на него с гордостью, восхищалась им... И вот тогда особенно остро поняла я всю мерзость своей ошибки и решила её исправить... насколько это окажется ещё возможным.

Последнюю часть фразы девушка промолвила потупясь и едва слышно. Красивые, длинные пальцы её нервно перебирали край спустившегося с плеча шёлкового шарфика.

— А становясь на путь предательства, разве вы не понимали глубину своего падения? — с едва заметной укоризной поинтересовался майор.

Глаза девушки под приспущенными ресницами испуганно забегали из стороны в сторону.

— Понимала. Но у меня было такое состояние... Я знаю, вы скажете, что никто другой в положении, подобном моему, не совершил бы такого проступка. Но со мной так случилось.

«Искренний ответ, — отметил про себя майор. — Тут ей представлялось широкое поле для сердцещипательной мелодрамы, чтобы попытаться растрогать и расположить к себе следователя».

Однако он стремился с предельной ясностью уточнить причину, побудившую девушку «открыться» — явиться с повинной, и потому, будто вскользь, напомнил:

— Но, по вашим словам, отец ваш находится дома четвёртый месяц.

— Три месяца и шестнадцать дней, — уточнила девушка.

— Это время вы что же — раздумывали, сомневались, не могли сразу решиться?

Девушка отрицательно покачала головой:

— Меня, вероятно, арестуют и осудят. Я виновата перед Родиной... В общем, я не хотела приходить с пустыми руками.

Кочетов, внешне оставаясь спокойным, внутренне насторожился.

— Не понимаю, объясните, — попросил он.

— Мне очень не повезло, — вздохнула девушка и кончиком языка смочила пересохшие губы. — Я хотела сдать вам того, кому была подчинена. Но он спился и бросился под трамвай на другой день после того, как возвратился отец домой. Потом — не хочу скрывать — я надеялась, что меня не станут беспокоить и всё забудется. Но сегодня мне позвонили и назвали пароль.

— Какой?

— Мне сказали, что у вас имеется томик уникального издания стихотворений Николая Алексеевича Некрасова, 1853 года.

— Что вы ответили?

— У меня был четвёртый том издания 1856 года, но я продала его на той неделе, в субботу.

— Это отзыв на пароль?

— Да.

— Кто звонил?

— Не знаю. Голос мужской, незнакомый, немного картавит.

— Что он вам сказал?

— Чтобы я пришла в кинотеатр «Художественный» на сеанс, который начинается в 19 часов 30 минут.

— Вы согласились?

— Да.

— Как вы узнаете этого человека?

— Он сам подойдёт ко мне.

— Где? Когда?

— Не знаю.

Кочетов взглянул на часы. Стрелки показывали двадцать шесть минут седьмого.

— Когда он позвонил вам?

— В пять тридцать. Я тут же поспешила к вам, но пока ждала трамвай... ехала...

— Ясно.

Майор быстро дописал протокол и, кладя его перед девушкой, сказал:

— Прочитайте внимательно. Если у вас не будет возражений против того, что здесь изложено с ваших слов, подпишите.

Она скользнула глазами по записям, схватила со стола ручку и, задирая пером бумагу, разбрызгивая чернила, торопливо расписалась.

Профессиональный опыт давно научил Кочетова не спешить составлять мнение о человеке, не поддаваться первому впечатлению, однако, наблюдая за девушкой, он в душе искренне пожалел её.

«Молодо-зелено...»

Он нажал кнопку электрического звонка.

Дверь тут же открылась, и в комнату вошёл лейтенант.

— Проводите гражданку Забелину в соседнюю комнату, — приказал ему майор.

Лейтенант сделал шаг в сторону от двери.

— Прошу.

Забелина с беспокойством посмотрела на Кочетова.

— Но, товарищ... гражданин майор, я думала, — начала было она, однако он мягко прервал её:

— Не волнуйтесь, все необходимые меры будут приняты нами. Идите и постарайтесь успокоиться.

Девушка вскочила со стула. Чтобы не разрыдаться, она закусила кончики пальцев и почти выбежала из комнаты.

Следом за ней вышел лейтенант.

Майор снял трубку внутреннего телефона.

— Пятый... Товарищ полковник, докладывает майор Кочетов.

Он коротко, но очень точно изложил суть дела. Получив приказ немедленно явиться, сунул протокол в папку и поспешил к двери.

Спустя несколько минут майор Кочетов был уже на пороге кабинета полковника.

— Разрешите.

Полковник Чумак в ответ кивнул головой. Старый, опытный чекист за тридцать лет непрерывной службы привык быстро ориентироваться в самых неожиданных и сложных обстоятельствах. Среднего роста, седой, грузноватый, с усталыми, но добрыми глазами, он стоял возле стола и отдавал распоряжение своему секретарю. Полковник, видимо, успел уже в общих чертах составить план предстоящей операции.

— Свяжитесь с Колесниковой, — говорил он, — она дома, пусть немедленно отправляется в кинотеатр «Художественный» на сеанс 19.30. Объект наблюдения ей укажет Иванов. Предупредите его об этом. Пригласите ко мне Самойлова, Рудницкого, Фомина, Буслаева и Печерицу. Всё. Выполняйте.

Секретарь выпрямился, повернулся и быстро вышел.

— Как Забелина? — обратился полковник к майору Кочетову.

— Волнуется, но держится, — поняв, что интересует полковника, ответил майор.

— Добро. Но вот что неясно — зачем этот тип предупредил её о свидании за два часа?

— Вероятно, чтобы она могла свободнее приготовиться к нему, найти подходящую причину для объяснения домашним своей отлучки.

— Отлучки? Гм, — усмехнулся полковник. — Слабое предположение. Моя Елена, когда ей нужно уйти из дому, просто заявляет: «Меня ждут подруги!» и уходит. Думаю, она не исключение. Взрослая девушка не канарейка в клетке. У неё свои интересы, общественные обязанности, секреты... И вот ещё: после телефонного разговора Забелина тут же отправилась к нам?

— Так точно.

— А это уж совсем плохо. Очень плохо. М-м да, — задумчиво произнёс полковник и прошёлся по кабинету. — Но, к сожалению, ничего другого сейчас мы предпринять не можем. Подпирает время. — Он подошёл к майору и остановился. — Во дворе у заднего крыльца ждёт машина. Доставьте на ней Забелину поближе к кинотеатру, успокойте девушку. Скажите ей, что при разборе дела будет учтено её добровольное признание своей вины. К нам она пусть не возвращается. Когда нужно будет — мы её пригласим. Постарайтесь узнать, не заметила ли она, чтобы кто-то за ней следил в последние дни и, что особенно важно, когда она направлялась к нам. Высадив Забелину из автомашины, возвращайтесь сюда. Всё понятно?

— Понятно, товарищ полковник.

Девушка была крайне удивлена, когда услышала от майора, что, выйдя из машины на Демидовской улице у булочной, она пойдёт дальше к кинотеатру одна.

— Как же это? — едва слышно прошептала она и недоверчиво покосилась на сидящего за рулём Кочетова.

— Вам сейчас представляется большая возможность доказать степень своего раскаяния, — пояснил он.

— Я докажу, — загорячилась девушка. — Вы вправе не верить мне, но я готова на всё, чтобы искупить свою вину, убедить в искренности моих слов. Я... я готова на всё, я готова на смерть...

— Перестаньте, — одёрнул её майор, — не время для истерик. Умереть проще всего, Забелина, а вы найдите в себе достаточно сил, мужества, решимости для борьбы за жизнь. Мы сейчас выходим на след, операция только начинается, и никто ещё не знает, когда и как она кончится, какого напряжения воли потребует.

— Вы можете во мне не сомневаться. Только прошу, скажите, что мне делать?

— Пока то, что я уже объяснил вам. Вы должны выйти из автомашины возле булочной, зайти в магазин, купить сайку и затем отправиться в кинотеатр. В какой руке вы обычно носите свою сумочку?

— В правой, — девушка подняла руку, в которой держала сумку.

— Когда к вам подойдёт этот субъект, переложите её в левую.

— Хорошо.

— А в остальном ведите себя на улице, в театре, дома, в институте...

— В институте? — удивилась она.

— Да, в институте, вы ведь сами сказали, что работаете там и учитесь, — ободряюще улыбнулся Кочетов и продолжал: — Ведите себя так, будто никогда к нам не заходили. Не пытайтесь помогать нам. Не зная точно наших планов, вы можете, не желая того, испортить задуманное дело. В нужный момент мы сами найдём способ связаться с вами.

— Ясно, — одними губами произнесла Забелина. Она не верила своим ушам. Значит её не арестуют? Ей доверяют?..

Майор повернул машину за угол и, переключив скорость, спросил:

— Скажите, вы случайно не заметили, последние дни никто не выслеживал вас?

— Нет, не заметила, — ответила Забелина и вдруг вспыхнула: — А почему вы об этом спрашиваете? Вам, наверное, всё обо мне давно известно, и за мною было установлено наблюдение... Но, уверяю вас, я ничего не знала. Я пришла к вам по своей воле, потому что иначе не могла поступить.

— Верю. Значит и сегодня, когда вы шли к нам, за вами никто не наблюдал?

— Не знаю. У меня было такое состояние... У ворот дома я едва не сшибла с ног мужчину. Получилось очень неловко. У него свалились очки, шляпа упала в лужу. Я, кажется, не извинилась.

— Как вёл себя этот человек?

— Мы оба растерялись от неожиданности, и обоим было жалко угодившую в лужу шляпу. Она такого... светло-серого цвета.

— Но как он оказался у ваших ворот?

— Шёл мимо. На нашей улице всегда полно народу.

— Приближаемся к булочной, — напомнил майор. — Вам сейчас выходить. Как себя чувствуете?

— Всё в порядке. Я поняла, что от меня требуется...

Кочетов остановил машину.

Забелина легко выскочила на тротуар и, небрежно помахивая шарфиком, который она держала в левой руке, вошла в булочную.