Воительница Ольга. Книга вторая

Лобков Валерий

Часть 1

 

 

1

До окончания месяца зарева, оставалось один день. На пороге стоял уже ревун (ревун — сентябрь), первый месяц осени. Но, видно у природы не было под рукой календаря, и она поспешила распрощаться с летом.

Над Ивелем висели тяжелые, набухшие водой тучи. Дождя не было, но воздух был пропитан мельчайшей взвесью осенней сырости. Стоило выйти под открытое небо и через мгновение, липкая, мерзкая влажность, забиралась под одежду и каплями оседала на лице.

Сотни Вяхиря и Симака возвращались в стольный город последними. Настроение было под стать погоде. Гридни, сгорбившись сидели на мокрых лошадях, в лоснившихся от водяного тумана кольчугах и разговоры, между собой, не заводили. Каждый думал о своем, но мысли у всех были одинаковы. Даже кони чувствовали их настроение: шли медленно, с трудом переставляя ноги по раскисшей земле тракта и низко, к коленям, опустив головы. Тоска, тоска, тоска!

Вроде бы одержана победа над более чем трехтысячным войском полночных князей. Одержана, куда меньшими силами. Беззаговорочно и окончательно. И потери, у нас и у них — несопоставимы! Одних пленных захватили, вместе с ранеными, — более тысячи человек!

А ликования и радости — ни на золотник! Это гадское слово «вроде бы», сводит на нет, все заслуги воительницы, сотников, десятников и простых воинов. Кого восхвалять и чествовать за победу? Князя нет, воительницы нет! Где они и какова их судьба — тайна за семью печатями. Отсюда уныние. Отсюда тоска! Такие мысли были почти у всех дружинников, вернувшихся из похода.

О том, что поиски князя результатов не дали, и что воительница, отправившаяся на поиски за реку, в отведенные для этого трое суток, весточки не подала и сгинула с концами вместе с десятью лучшими воинами — знали все жители стольного города.

Вот тебе и сладкое слово победа, с горьким привкусом поражения! Тоска… Тоска… Тоска…

Две сотни малой дружины Игрицы, подъехали к главным воротам Ивеля. Почти две сотни. В походе они потеряли всего двенадцать побратимов. Семь гриден полегло у Вяхиря и пять — у Симака. Малые потери воинов речных ворот, объяснялись наукой воительницы и прилежностью её учеников.

На входе в стольный город, стояла небольшая толпа жителей. Не встречающих, а случайно здесь оказавшихся. О прибытии Игрицких сотен, никто в городе не знал.

Встречали молча. Ни хвалебного славословия, ни радостного приветствия! Ни плача, ни причитаний, ни заунывных погребальных песен! Тревожная тишина. Оно и понятно: воины хоть и свои, но совсем незнакомые: из далекой Игрицы.

Въехали в ворота. Сейчас они напоминали не славных победителей, а нахохлившихся мокрых воробьев. Держа строй — направились к княжеским хоромам, благо дорогу помнили. Копыта лошадей оставлялигрязь на вымощенной плахами улице. За ними последовали горожане, повстречавшиеся им возле ворот. К ним присоединялись все встречные и поперечные. Толпа увеличивалась. При въезде на главную площадь, их уже сопровождали не менее пяти сотен человек.

Остановились перед рвом, который опоясывал княжеское подворье, хотя подъемный мост был опущен. Перестроились на площади в две шеренги, спешились, обнажили головы и замерли. По центру строя — Вяхирь и Симак. Прямо напротив открытых ворот.

Через малое время, на мосту показалась большая, более сотни человек, группа бояр. Впереди, опираясь на высокий посох, с трудом переставляя ноги — старая мать — Великая Княгиня. На шаг позади — старшина Калина. Не дойдя трех шагов до сотников, остановились. Те, отвесили земной поклон. Но старая княгиня, казалось, его не заметила и, скрипучим голосом, обратилась без приветствия:

— Ну, что, доблестные витязи, светлого нашего князя потеряли? Когда он, аки коршун, порвал построения ворога, и потом не нашли? Почему его доблесть в тот миг не поддержали? Почему бросили его, когда он разгромленного врага преследовать бросился? Или приказа от вашей Найдены не было? — Лица сотников начали наливаться свекольным цветом. Княгиня продолжала:

— А долг дружинника велит, в первую очередь защищать князя, а уж потом остальных девок! Поведайте мне, почему все ваши поиски не дали новин? Почему моего сына и вашего князя искали ваши, а не Ивельские сотни? Почему наши сотни вернулись, а вы там одни остались? Что вы там делали, если князя с вами нет? Ответствуй старшина: — Она кривым перстом указала на Вяхиря. Возникло долгое молчание. Вяхирь, играя желваками и опустив голову, думал. Думал долго. Подбирал слова и выражения: ну не было у него опыта говорить с княгинями! Откашлялся:

— Великая мать Княгиня! Нам совершенно в диковину твои речи. Мы поняли, что ты нас обвиняешь, но вот в чем? В том, что дружина выполнила свой воинский долг? В том, что мы одержали победу над супостатом, и не дали им сгубить княжество? Или в том, что выполняли все приказы нашей воеводы и только благодаря этому мы победили? Или в том, что сделали не все, чтобы отыскать князя?

Ответствую своей честью и на крови: мы сделали все, на что были способны. Не наша вина, что князю не хватило воинской сдержанности. Воинской мудрости! Но у нас нет осуждения! Каждый из нас помнит свой первый бой и ошибки, которые он не мог не совершить по неопытности! Все через это прошли! На ошибках учатся!

А вернулись мы крайними, потому, что до последней минуты, надеялись отыскать князя. И еще три дня дожидались возвращения воеводы с нашими побратимами, которые снесли поиски на другой берег.

Могу заверить: искали мы князя со всем старанием, не жалея своих сил и времени. Многие версты леса и болот наши разведчики и простые воины пропахали на коленях, отыскивая хоть малый след княжеского отряда. Могу тебе с чистым сердцем, великая княгиня, ответствовать: наша совесть перед народом княжества чиста. И повторюсь — мы сделали все, что могли! — Княгиня пожевала бескровными губами:

— Складно глаголешь, старшина! Но бездоказательно! Чтобы развеять мои сомнения, ответствуй мне далее. — Княгиня переложила посох в другую руку:

— За моей спиной стоят бояре, сыны которых сложили свои головы в походе. Ответствуй за свою воительницу, которой здесь, почему то нет. Как получилось, что боярское ополчение выбито полностью? Почему твоя девка подставила их на самый опасный участок, под самый сильный удар вражьей конницы? Приказываю, ответствуй мне и безутешным отцам погибших сынов! — Лицо Вяхиря, пошло лиловыми пятнами, но ответил он, сразу, не задумываясь:

— Во первых, Великая Княгиня, мне странно, что ты называешь Великую Воительницу, которую назначил воеводой князь, твой сын, — девкой. Это, для всей княжеской дружины, большое оскорбление!

Во вторых: причина гибели боярского ополчения в том, что их не учила бою, та самая «девка», а по — нашему — Великая Воительница. И боярских сынов никто под удар не ставил! Наоборот, еще на марше, ожидая удара в спину, воевода переставила, зная их слабую боевую выучку, с хвоста колоны, почти в центр! Опасалась за их жизни!

Да и погибель, в большинстве своем, они нашли не в главной сече, а в отряде князя! Когда они, необдуманно, бросились в погоню, за уклонившимся от битвы, отрядом князя Горазда. В рубке, из боярского ополчения, участие приняли всего тридцать девять витязей! Все геройски сражались и все полегли, защищая Родную Землю!

— А где же сейчас твоя любимая великая воительница? Почто, она тебя с сотнями с собой не взяла, а лишь десяткой озаботилась?

— А вот на этот вопрос, я тебе, Великая Княгиня, ответ дать не могу. Я его не ведаю! Был нам от неё приказ: ждать их возвращения три дня и три ночи. И если они к этому времени не вернутся — отправляться в стольный город. Они не вернулись! И я, ЕЁ приказа, не посмел ослушаться!

— Стоящий за спиной старой княгини, Калина, тихо сказал ей на ухо:

— Колышек у Горазда её больше по вкусу пришелся, чем княжеский! Вот с ним она и утекла в полночные страны! — Но слух у Вяхиря, который стоял ближе всех к ним, был как у лесного зверя: он все услышал! Рванул меч из ножен и заревел:

— Калина, сучий выблядок! Следи за своим поганым языком! А не то я тебе его обрежу вместе с головой! — В ответ, далеко брызгая слюной, завизжала старая княгиня:

— Гриден! Ты перед кем и на кого, не просясь дозволения, меч обнажил? Перед Великой Княгиней! Непотребство чинить не моги! Я этого никому не прощаю! — Сбавила голос и заговорила, твердо расставляя слова:

— Вон из княжеской дружины! Старшинскую бляху сдай сотнику, что стоит рядом! И чтоб ноги твоей никогда не было в стольном городе! Сгинь с моих очей! — Мгновенно став черен лицом, Вяхирь, трясущимися руками, через голову снял, жесткую ленту со старшинской бляхой и протянул Симаку. Тот взял её двумя пальцами, словно опасался, ненароком опоганиться, и бросил прямо под ноги княгине. — От её визга заложило уши:

— Оба вон! Оба! И своих воров Игрецких с собой забирайте! Оружие сдать прямо здесь, на площади! — Слюни уже долетали до обоих сотников. Кича у старухи сползла набок, она топотала сухонькими ногами и силилась достать посохом бывшего старшину. Вяхирь обернулся:

— По коням! — Мгновение и воины малой дружины речных ворот, были уже в седлах. Вяхирь, вновь развернулся лицом, сведенным судорогой, к старой княгине и толпе бояр. Плюнул ей под ноги, страшно сверкнул очами:

— Не можно верой и правдой служить тому, кто верит таким ублюдкам, предателям и наушникам. — Указал, на стоящего за спиной княгини, Калину.

— Меч поганить об такую тварь мне не пристало! Пусть его боги судят! А ты будь здрава, Великая Княгиня! И не поминай нас лихом. Станет отчизне трудно, мы снова станем в строй, народу нашему служить! Тебе служить — отныне, не станем! А вооружала нас не ты, и не тебе нас разоружать! Оружие нам еще понадобится для защиты родной Игрицы! — Вложил меч в ножны и запрыгнул в седло. Его примеру последовал Симак.

Колона, уже не мокрых воробьев, а угрюмых, но мужественных воинов, по два гридня в ряд, уходила назад. Ко второму, Главному въезду в город, откуда начинался тракт, ведущий к Речным Воротам. Тракт, ведущий к дому. Вслед неслись крики ополоумевшей от ярости старухи:

— Калина, поднимай дружину! Догнать! Разоружить! Всех в колодки! Всех на каменоломню! — Но, кроме Калины, на площади ни одного дружинника не было. Поднимать дружину, было некому. Народ, собравшийся на площади — безмолвствовал.

Дождь кончился и сквозь рваные тучи, впервые за три дня, проглянуло солнце.

 

2

Малая дружина отъехала от стольного города верст пять, когда ехавшие в хвосте Вяхирь и Симак услышали стук копыт, идущих наметом лошадей. Без особой тревогиобернувшись, увидели пять всадников, несущихся во весь опор за ними. Вяхирь подал команду остановить движение малой дружины. Покинули коней и стали ждать.

Смотрели, ждали. Всадники оказались сотниками княжеской дружины. Демир, Это были Унибор, Дорош, Таран и Волос. Подъехав — спешились. Молча, по очереди, обнялись. За всех заговорил Демир:

— Простите братья, хотя нашей вины в том, что произошло — нет! Совсем выжила из ума, от горя старая княгиня. Да и очень помог ей в этом, змея подколодная — Калина. Он же, когда мы возвращались, вырвался вперед и сразу на доклад к княжеской матушке. Что он ей наплел — то лишь им, да богам известно. Но она, после разговора, даже встречать войско не вышла. Ни с кем глаголать не захотела. Заперлась в тереме и никого, кроме Калины, к себе не допускала. Даже бывшего воеводу Ерофея! А он еще при её муже, князе Благославе, тысяцким был.

Потом указ от неё зачитали. Всей дружине, неотлучно сидеть на подворье, а воеводой назначила старшину Калину. Заместо воительницы. Мы, конечно, возмутились, с каких это пирогов этот упырь, под воеводский стяг пробрался и дружиной править будет? У него — то всего заслуг перед княжеством, что он, тогда еще двадцатипятилетний десятник, пятидесятилетнюю вдовушку княгиню пялил!

Об этом мало кто знает, но мы — то были в курсе, его «непосильных» трудов. Да и сам он об их охах — ахах, пару раз, по пьяни, обмолвился. Приз за его старания — старшинская бляха, которую матушка Княгиня, у сына князя выторговала! Мы, кто знал об их пастельных забавах, княгиню особо не осуждали. Пятьдесят лет — еще не старость, если свербит и печет в одном месте! А вот Калину, мы от наших компаний и посиделок, отвадили и дружбой обделили.

Была у него мечта — надежа, воеводство, после Ерофея принять, да сплыла безвозвратно! Лет пять назад, занедужила его покровительница и не до любовных утех ей стало. Вот и накрылась его мечта медным тазом. А там и Ерофей с князем, воительницу признали, и дружину ей передали.

Совсем было приуныл Калина! Князь ведь тоже к нему охладел. И вдруг, жизнь сделала крутой поворот и дала ему еще один шанс! Вот и решил старшина его использовать на всю катушку, поставив все, что у него есть, на поклеп в сторону воительницы. И добился, как он сейчас считает, стяга дружинного!

Мы, по приезду, быстро все просчитали и раскусили его змеиный замысел. Рано радуется и победу празднует, выблядок ползучий! Какой он воевода, если дружина ему подчиняться отказалась? Да и сам он боится на дружинное подворье ногой ступить! Намедни, прислал молодого боярина с приказом поднимать сотни по тревоге. Так мы этого боярина, выбили взашей за ворота, хотя он и невиноват ни в чем!

Так что простите нас братья! Говорю вам от имени всех гриден, ваших боевых побратимов! Есть предложение: задержитесь в Ивеле на седмицу! Мы готовим совместный сход дружины и жителей стольного города. Расскажем правду о походе всему народу! Потребуем справедливости от старой Княгини и если её не добьемся — все равно не сидеть её на троне княжеском!

На нашей стороне правда, и боги не дадут победить кривде! — Закончив свою речь, Демир перевел дух.

Никто, пока он глаголал, ни разу его не перебил и не задал ни одного вопроса. Некоторое время все хранили молчание, затем ответствовал Вяхирь:

— Мы все понимаем и обиды на вас и на народ стольного города не держим, и держать не смеем! Благодарим вас, и наших побратимов, что не пожалели времени и лошадей! Догнали нас, сказали теплые слова, оказали поддержку нашему духу и отогрели наши сердца! Низкий вам поклон от малой дружины Игрецы! Но, мыслится мне, что наше возвращение в Ивель — будет лишним.

Это мы с вами — боевые братья навек, а в городе, мы хоть и свои, но все же чужие, незнакомые. И наш голос ничего не даст. Я думаю, что вы с неправдой и без нас разберетесь! А мы вернемся к речным воротам и погодя немного, вернемся к поиску нашей Великой Воительницы. И князя, конечно! А ты как мыслишь сотник Симак? — Тот кивнул головой: — Полностью с тобой согласен. Домой нам надо! И как можно скорей — на поиски! — В разговор вступил Унибор:

— Мы ожидали такого ответа от вас. Поэтому просим вас немного задержаться. Через малое время, сюда прибудут две кибитки, со скромными дарами от всех гриден Ивельской дружины и благодарных жителей стольного города. Куда вам, в дальнюю дорогу, без съестного припаса? Много времени вы не потеряете: кибитки здесь будут с минуты на минуту! А пока позвольте нам, сотникам, попрощаться с нашими братьями, которые вместе снами, принесли желанную для всего княжества, победу!

И прощание состоялось. Напоследок, перед отъездом назад на свое подворье, Демир выразил общую мысль:

— Давайте держать друг — друга в курсе всех новин, которые у нас происходят. Мы — о событиях в Ивеле, вы — о том, что случилось в Игреце, особенно об успехах поиска. Голуби ведь и у нас и у вас есть! И летать они не разучились!

Думается, что и мы к поиску тоже подключимся, когда решим возникшие проблемы. На том и расстались. Кибитки с провиантом уже стояли в хвосте колоны.

Новые управители Стольного города и всего княжества, не удосужились сообщить результаты похода своим подданным, проживающим на Речных Воротах. Весть о возвращение с победой малой дружины, мгновенно всколыхнула Игрецу. Ликующий народ, забросив все дела, устремился на главную площадь. Известие, что из похода не вернулись князь и Великая Воительница — резко умерила восторг, заменив его угрюмым молчанием.

Посадник Икутар, узнав о произошедшем, окаменел лицом, и показалось, что он уменьшился в росте. Домна, почувствовала себя очень плохо и слегла в пастель. Возле неё, безотлучно, находилась жена Вяхиря — Агата и две пожилых соседки.

Михей, вечером, в одиночку, напился в хлам, заперся в своих хоромах, скрипел зубами и порывался немедленно отправиться на поиски, Найдены. Но ноги совсем не держали тело, и ему пришлось от этого порыва отказаться, забывшись тяжелым, пьяным сном, прямо за столом в горнице.

Не отставала от него и дружина, которой Вяхирь, на сегодня, предоставил полную свободу. Заливали горечь утраты и победы медами и пивом, а некоторые — и ерофеичем.

Икутар, Вяхирь, Симак и Слуд, сидели в беседке подворья посадника и предавались невеселым думам. На столе стоял приличный бочонок меда с немудреной закуской. Сотники, дополняя друг — друга, только что, закончили общий рассказ о подробностях похода. Повисло тяжелое молчание. Каждый переваривал услышанное. Причем, Вяхирь и Симак, оценивали произошедшее, как — бы заново, со стороны.

Икутар, поднял налитую тоской и болью голову. Очи утеряли свою ясность и были покрыты красными прожилками. Скулы и нос заострились и делали его старцем:

— Ну и что будем делать? Жить в неведении и ждать, когда нам новины сорока на хвосте принесет? Так мы способностями деда Челака не обладаем, белобока перед нами не откроется. Слов таких не знаем, чтобы её разговорить! — Откликнулся Вяхирь:

— Мы с Симаком об это думали. Ждать сорочьих вестей, конечно, не будем! Решили так: его сотня и он сам, отдохнут пару дней и потом уйдут за реку. Отдадим ему всех следопытов — разведчиков, еще может из наших охотников кто сподобится присоединиться. Соберем всех лучших — и на поиски!

Пошлем гонцов, с миром, к хану Турану. Может быть степняки, что слышали. Может быть, они наведут на след. У них связь со всеми степными родами, здорово налажена!

Отряд переправим прямо здесь, от пристани. До того места, где воительница ушла на тот берег, отсюда — примерно 120 верст. Сотню из них они пройдут наметом, а оставшиеся — начнут чесать частым гребнем. Носом будут копать землю, но что — нибудь найдут! Таков наш замысел. — Вскинулся Икутар:

— Я пойду вместе с Симаком! Обузой не буду, даже может, в чем пригожусь! — Он не суетился, он — паниковал! Степенно заговорил Слуд:

— А на кого ты, посадник, наши рода оставишь? Кто будет править на речных воротах, властью князя тебе даденной? Меня оставишь? А может быть — Михея? Или Домну запряжешь? Так она пока хворая!

Без тебя гридни справятся! Нам здесь пристало честь княжескую отстаивать, его интересы блюсти! — Икутар снова поник головой. Здравый смысл возобладал, но нутро противилось. Хотелось скакать, рубить, колоть, искать! Да просто, что — то делать! — Вяхирь продолжил:

— Завтра начнем подбирать людей, кто пойдет на тот берег. Посадник, старшина, помогите нам разобраться с лошадьми, провиантом и боевым припасом. Все — таки мы, в этом походе, поиздержались! Пока большего от вас не требуется! — Опять замолчали. Симак протянул, задумчиво:

— Чую я нутром, что за Калиной след измены тянется. Слух по дружине, в походе плыл, что неспроста обоз с нашими припасами задержался. И что с днями высадки, на наши земли полночного войска, какая — то муть. Знаю, что Найдена, с десятником Женолюбом, дела старшины Калины обсуждала, но сути никто не ведает. Женолюб ушел вместе с воительницей и теперь не дознаться. — Вяхирь отмахнулся:

— Не самое сейчас для нас, предательство старшины, главное. Найти Найдену надо, тогда все и прояснится! Давайте допивать — и на боковую! Как говорит Михей — утро, мудрее вечера. — Задвигались кружки, забулькал мед.

Больше, в разговоре, к походу не возвращались. Неизвестность тяжким грузом давила на плечи. В окне светелки Домны, продолжала гореть лучина. Тоска!

Убирать со стола, после ухода товарищей, Икутар не стал. Унес бочонок в пристройку и на этом угомонился. Долго сидел на скамейке у крыльца, дышал воздухом, который намекал на дождь. И думал. Об Ольге, князе, Домне. Тоска, тоска….

Перед сном, на всякий случай, протер золой кольчугу и поменял тетиву на луке. А вдруг?…

 

3

То, что слово «аквапарк» связано с праздником и водой, Ольга знала точно! Но откуда это она знала — она не знала. А вот еще непонятное слово: «мультик». От него сразу хотелось хлопать в ладоши и смеяться. Или вот — «йогурт». От него во рту собиралась слюна, и хотелось облизать губы. Как это делал Лука, когда слизывал сметану с пораненных ступней.

И таких слов в голове имелось великое множество, но они ничего не объясняли. Доже знакомое слово «паутина», теперь принимало двойное значение. Рядом с пауком, прорезалось, неведомое доселе слово — «интернет».

Да, камень из пращи, сделал свое черное дело! Задал столько загадок, что в голове образовалась полная каша, сейчас совершенно ей ненужная.

Усилием воли Ольга отогнала дурные мысли. Не про «йогурт» думать надо! И без него в чреве урчит, как в потревоженной трясине. Есть хотелось, как после поста, перед проводами зимы.

— Если быть честной перед собой — положение аховое! Незнакомая местность, гибель ЕЁ десятки, отсутствие оружия и Бутона, шишак на затылке и голод!

Где она находится, как далеко её река унесла от места переправы, в какую сторону идти — спросить не у кого.

Хорошо, что прострелы в голове прекратились. Осталась тупая, глубинная боль, но с ней можно было мириться и не обращать на неё особого внимания. Плохо, что периодически, накатывались приступы тошноты, тем более мучительные оттого, что желудок был пуст. Одежда, аккуратно разосланная на песке, полностью высохла.

Комаров, стоящий в зените Ярила разогнал, так — что тело от них, почти не пострадало. Зашла по грудь в прохладную воду, вымыла волосы и смыла налипший песок. Теперь можно и одеться!

Показалось, что где то далеко — далеко заржала лошадь. Несколько минут сидела тихо, вертя головой и прислушиваясь. Но кроме крика чаек и шелеста камыша, других звуков в природе не было. Значит, действительно показалось. Слух выдает желаемое, за действительное. Откуда, в такой глуши, здесь появится лошадь? Мысли опять вернулись к Бутону: как он там? Она хоть стрелы из лопатки вырвала, но раны остались открытыми и кровоточащими.

Пересохшая одежда хрустела и царапала тело. С эти тоже придется смириться. Другой нет! Сейчас, главная задача — разобраться, где она находится. Пока понятно одно: она на левом берегу Ратыни. Значит на своем.

Далеко стремнина, унести её от места боя, не могла. От силы — две или три версты. Получается, что если идти вверх по течению реки, то до земель Армяков — верст 80–90. А там до Игрицы — рукой подать! Но добираться до них можно будет, если только больше половины пути, двигаться вдоль русла Ратыни, по кромке воды. Лес и болота подступают близко, почти вплотную к берегу. Потом, конечно, они отдалятся, уступив место крутым косогорам, но до них еще попробуй, дойди! Ни одного поселения, ни одного жилья! Уверенности, что она доберется, было немного. Болота есть болота! Да и её нынешнее снаряжение, не способствует успеху.

Второй выход — стольный город. По реке, до самого города нельзя, она уходит на заход к Прилепским озерам, а затем, в студеное море. Можно сплавиться по Игреце, срубив плот, верст на двести в сторону Ивеля, а потом еще полторы сотни — по незнакомому пути. Вопрос: чем рубить плот? Как пройти пешком полторы сотни верст, не зная дороги? А в стольный город — очень надо! Там Вяхирь и Симак. Там матушка Романа. Там дружина, с которой можно возобновить поиски!

Да, остается только тракт! Когда — то князь объяснял и рисовал его и реку. Она хорошо запомнила, что тракт не отдаляется от неё, до поворота на заход, более чем на десять верст, почти полностью повторяя все её изгибы. Только бы выбраться на него, а там все просто. Купеческие обозы по нему ходят постоянно!

Все! Решение созрело и принято. Возле реки ей больше делать нечего!

Сразу за прибрежным ракитником, была узкая полоса сухой земли. Далее, в саженях десяти, начиналась полоса болотной травы. За ней — темная вода и редкие островки — кочки. Весенние разливы Ратыни, надежно защищали русло топкими глубинами. Не пройти!

Ольга, некоторое время стояла перед выбором: идти влево? Или вправо? Слева, в полуверсте, намечался хвойный подлесок, и она пошла влево. Где деревья — там твердая земля!

И тут повалило! Не просто повалило, а ПОВАЛИЛО! Ржание Бутона, она узнал бы, даже будучи без сознания. Но первым, из хилой растительности, вывалился Лука. В сажени за ним, приседающий на левую ногу — Бутон.

Рыданий воительница сдержать не смогла. Да и не пыталась! Стояла, обняв сразу обоих, и плечи ходили ходуном. Такого подарка у богов, она даже в мыслях просить не смела!

Взаимный восторг и неуемная радость схлынули не скоро. Но, всему хорошему, рано или поздно приходит конец. Когда запас слез иссяк, обратила внимание, что у Луки отсутствует левое ухо. Вместо него розовел подковообразный шрам. Раны у Бутона тоже затянулись. Судя по их виду, можно было предположить, что и конь и Лука побывали в переделках, примерно в одно и тоже время. Выходило, что между знакомством с пращей и возвращением её к жизни, прошло не менее трех — четырех суток!

В налучии, возле седла, она обнаружила свой лук и колчан заполненный стрелами. Верный Бутон ничего не утерял! На душе стало много спокойней. Лук и стрелы, в умелых руках — серьезное оружие.

В переметной суме обнаружился приличный кус вяленого мяса, сверху подпорченный водой, которая туда попала во время заплывов Бутона через реку. Это еще больше подняла настроение, несмотря на отсутствие хлеба. Жизнь начала приобретать цветные краски!

Наскоро перекусив (Лука отказался: видимо был не голоден), тронулись в путь. И еще до заката, хотя им пришлось по широкой дуге огибать болото, вышли к тракту. Волк, вывел их к нему, по самой короткой дороге. В какую сторону ехать — вопросов не возникало. Местность была уже езженой и знакомой, а Бутон был полон сил.

Начинало смеркаться, когда вдали, благодаря своему ночному зрению, Ольга различила очертания придорожного постоялого двора. Хотя, по пути сюда, дружина возле него не останавливалась, воительница хорошо помнила его высокие строения и широкое подворье. Если забыть о том, что у неё нет денег, то вопрос с ночлегом был решен!

Лука потрусил в небольшую рощицу, что была в саженях пятидесяти от постоялого двора, а Ольга направила Бутона к запертым на ночь воротам. На стук вышел, по виду, сам хозяин. Ростом он был на полторы головы выше воительницы и шире — в три раза. Огромное чрево не мог скрыть даже кожаный фартук, достающий почти до пят. За его спиной маячили две фигуры молодцев не меньшего роста, но более скромных по ширине. Повидимому — сыновья. У одного в руках зажат топорик на длинном топорище, у другого — боевая палица, вырезанная из цельного дуба. У хозяина, что — то топорщилось под фартуком. И это было правильно! В такой глуши — по другому, нельзя!

Открывать калитку, а тем более ворота, явно не спешили. Долго и внимательно рассматривали сквозь щели, припозднившегося, одиночного путника:

— Открывайте, люди добрые! На ночлег пустите? Мне даже еды не надо. Только бы голову притулить до утра! — За забором послышался удивленный голос хозяина:

— Баба что — ли? И одна, в такую пору! — Ответил кто — то из сыновей:

— Не а, не баба. Девка! А то, что одна — это точно. Я уже огляделся. Никого вокруг нет! — Опять голос старшего:

— Бывают же чудеса на свете. Девка! Ночью! И одна на тракте! Видать не робкого десятка птичка. Да и одета она в воинский доспех. Вон под рубахой легкая кольчужка поблескивает и лук к коню прилажен! Могет от нашей дружины отстала, что три дня назад мимо нас проходила? — Ольга во весь голос рассмеялась:

— Ну, ты, дядя и глазастый! Все углядел! И догадливый, что аж диву даешься. Все верно подметил: и лук, и кольчугу и то, что я от княжеской дружины отстала! Одного не просек. У меня в карманах, ни одной монеты не завалялось! На ночлег прошусь — в долг. Обещаю, при случае, отплатить сторицей! За мной не заржавеет!

— Да это не беда, что денег нету! В жизни всякое случается. Расплатишься естеством с моими сынами. Я до этой кислицы, особо не охоч. За свой век наелся досыта. Аж оскомину на зубы словил!

— А за такие слова, дядя, я тебя вылечу от оскомины. Забудешь о ней напрочь! Как и о том, что у тебя, когда то были зубы. И не только у тебя! У твоих сынов, тоже навсегда пропадет желание лизнуть сладкуюкислицу! Потому, что я им яйца выкорчую, как лебеду на грядке! — Вместо возражений, загремели засовы. Ворота распахнулись. Один из сыновей запалил факел. В отсветах его, Ольга вместе с Бутоном, шагнула на подворье.

Хозяин имел широкую, и почти до пуза, дремучую бороду. Заплывшей жиром шуйцей, опасаясь за сохранность зубов, он прикрывал ротовое отверстие. Значит, угрозе поверил! Десницу держал под фартуком. Разглядев Бутона — низко поклонился:

— Прости, ночная гостья. Глаголал я шутейно и не со зла. Тебя пытал. Кто такая, почем по тракту в ночную пору без охраны, да еще и в одиночку, шастаешь? Сама понимать должна: времена настали тревожные. Купеческие обозы стали редкостью. Случайные заезжие, всякое болтают. Кому внимать, а кого на х… посылать — не разберешь! Вот и приходится изворачиваться, пытая гостей!

Вон сегодня, на постой, целых десятьпостояльцев наведались! Казалось — бы, радоваться надо, ан нет! Душа, от их присутствия, кровью обливается. Толи зарежут, толь красного петуха пустят.

Коней, не уходив и не покормив, сразу на брагу и ерофеича набросились. И перечить им не моги. Мечами и пиками обвешаны. Целый день пьют, едят и блюють! А слово поперек не вымолвишь. Нас вместе с хозяйкой — пятеро, а их целая ватага. — Толстяк, в сердцах, плюнул в сторону:

— Ходим, аки цепные псы возле кухни, к шумам прислушиваемся. В трапезной они нам появляться запретили. Мать, с младшим, у них в прислугах, а мы — в прислухах. Каждый миг ждем непотребства с их стороны. — Он снова плюнул:

— Мы, конечно, вмешаемся, если что, но побьют они нас. Против десятерых — мы не сдюжим. — Свет факела выхватывал залитые смертной тоской очи. Голос прерывался частой икотой.

— Есть у меня горенка на втором ярусе, для тебя — самый раз. И чисто, и без клопов — тараканов. И покормить тебя готов, чай все мы люди одной земли. Но как провести тебя незаметно в эту светелку — не ведаю. Ход на лестницу один, и ведет через трапезную. А там эти варнаки! Ни в жисть молодую деву не пропустят, охальники! — Ольга внимательно посмотрела на хозяина:

— Ты хозяйку и младшенького можешь упредить, чтоб трапезную покинули, не привлекая внимания гостей? — Толстяк за ответом не задержался:

— Могу! Есть вход отдельный для кухни. Сам схожу, и что ты скажешь, сделаю! — Было понятно, что он верил ночной гостье. Или хотел верить. Ольга ткнула хозяина в живот:

— А там ты что прячешь? — Тот приподнял фартук. За широким поясом торчал угрожающих размеров нож.

— Нет, это мне не подойдет. Ладно, как — нибудь и без вашего арсенала справлюсь. Иди, оповещай своих! — Из-за дверей пристанища гуляк, доносилось подобие бравой песни.

Когда Ольга с хозяином по широким ступеням спустились в трапезную, пир гудел коромыслом. Один, уронив голову на столешницу, сладко храпел. Двое танцевали диковинный танец, на засыпанном облеванными опилками, пяточке перед стойкой. Остальные пели, отбивая такт кружками. Как ни странно, пьяными гуляки не выглядели. Узрев вошедших — песня умолкла. Только танцоры продолжали пахать опилки сапогами.

Хозяин, как его предупредила Ольга, отдал ей зажженную лучину, а сам вернулся на свежий воздух. Воительница, подняв её над головой, степенно начала подниматься на второй ярус. Внизу, кто — то громко испортил воздух. Кто-то в восхищении крякнул:

— Вот это жиличка, вот это нам подарок! Чур я первый, примажусь в гостеприимстве! Отпихнув скамейку, одетый в кожу здоровяк, твердыми шагами направился к лестнице. За ним, вкусно отрыгивая, поднялись еще двое громил. На втором ярусе хлопнула дверь. «Жиличка» влетела в клетку. И участь её была решена!

Первым, по узким ступеням лестницы, считая каждую ступеньку подбородком, в трапезную выкатился здоровяк в коже. Уткнулся носом в опилки и занялся окрашиванием их в красный цвет.

С треском проломав перила, спиной на стол, приземлился один из громил, сопровождавший «кожаного». Высота была приличной, поэтому глиняные кувшины с кружками, превратились в мелкие черепки. Спина у него была широкой, а вес достаточный, но дубовый стол напор выдержал.

Последний из любителей «примазаться в гостеприимстве», тонким голосом выл где — то на втором ярусе. Была уверенность, что любовные приключения, он отложит на долгие годы, если не навсегда. Он, конечно, осуждал сейчас себя за похотливые устремления, но было поздно: мужиком он уже быть перестал. Ольга, каблуком, в грязь, превратила его мужское достоинство.

Толкаясь и матерясь, в гости к незнакомке, на второй ярус устремились, возмущенные таким «гостеприимством», следующие шесть человек. Но уже не за бесплатными утехами, а за примерным наказанием строптивицы. Это же надо, пожалела своей ласки, для таких, голодных до девичьего тела, постояльцев! С неё что, от этого — убудет?

Затуманенный медами и ерофеичем мозг, плохо воспринимал обстоятельства «возвращения» любителей кислицы, как говорил хозяин постоялого двора. Во всяком случае, они осторожности не проявляли. И вскорости, горько пожалели о своей доверчивости.

Со стороны Ольгиной комнаты послышался шум, крики и смачные шлепки по телу. По лестнице, кубарем, несколько раз перевернувшись через голову, скатился первый искатель справедливости. Еще двое, перелетев через перила, с двухсаженной высоты приземлились в опилки. Опять грохот на лестнице и еще двое, сплетясь в невообразимый узел, покатились вниз. До пола в трапезной, не добрались. Застряли, почти в конце пути. Последний, выломав звено ограждения перил второго яруса, попытался на нем, сподобиться парящему орлу. Не удалось. Приземлился вперед спиной, подняв столб пыли и укрывшись деревянными обломками. Попыток подняться с пола, никто из девятерых веселых постояльцев, не предпринимал.

Десятый — доказывал, что пагубное пристрастие к ерофеичу, не всегда пагубно. Он, без вреда для своего здоровья, спокойно продолжал спать, уткнувшись лицом в миску с солеными огурцами. Появившимся хозяину и хозяйке с сыновьями, стоя вверху лестницы, воительница будничным голосом посоветовала:

— Оружие у них заберите и ко мне в комнату. Завтра, поутру, рассмотрим и разделим. (По существующим законам, все оружие побежденных, является законной добычей победителя).

Этих крепенько связать — и в чулан! До утра — оклемаются. Пьяного отнесите на свежий воздух. Пока не встану, дежурите у чулана по — очереди. — Зевнула, прикрыв дланью рот, развернулась и ушла спать. Дверь в свою горенку — запирать не стала.

 

4

— Четыре дня тому почти будет. Где — то ближе к обеду. Младший первый заметил, и мы на подворье все вышли. Думалось, что остановятся у нас или хотя бы перекусить заедут. Но нет! Прошли мимо. Малой считал, и у него вышло, что было их, без малого — две сотни. Кони шли быстрым шагом, и было заметно, что они спешат в стольный город. — Тучный хозяин, ведал историю прохождения мимо них, запоздавших, крайних воинов княжеской дружины. Ольга отметила в голове: Вяхирь и Симак. Демир увел свою сотню на сутки раньше.

Они, вдвоем с толстяком, которого звали Круп, сидели в трапезной. Она, мелкими глотками пила горячее молоко из большой кружки. Он — пиво. Совсем недавно — разобрались с лихими постояльцами, которые, на самом деле, к утру оклемались.

От опроса не увиливали. Родом — из Болотных Цапель и все одного корня. Налегке возвращались с торгов из Ивеля. Прослышали от встречных обозников и дружинников, что за Сухой речкой неспокойно. Вот и решили время потянуть в придорожных постоялых дворах. Этот был у них — четвертый.

Торговали в стольном городе удачно. Возвращались с хорошей прибылью. В первых двух трактирах, за постой и еду, платили справно. В третьем — двое суток пили беспросыпно. Перед отъездом, с похмелья, намяли бока хозяину и ничего не заплатили. Такая экономия, пришлась всем по душе.

Здесь, решили остановиться, дня на три. Платить вроде бы собирались. А может и нет. Только веселье начало разгораться — тут эта девка — дура объявилась! Какая умная решиться в одиночку, да еще ночью, ездить по тракту? Ну и решили поучить неразумную: попользоваться ею всем скопом!

Но тут вышел облом. Девка эта, оказалась искусной воительницей! Слава богам, что только одного искалечила! — Ольга вышла на свежий воздух. Дышать их перегаром, уже не было сил. Свистнула, и через мгновение, что — то шептала на ухо подбежавшему Луке. Вернулась.

В клети, за время её отсутствия ничего не изменилось. Пленники, с опаской и тоской поглядывали на победительницу. Тосковать им было о чем. Кошели их заметно похудели. Ольга забрала почти всю их выручку за успешные торги. Часть отдала Крупу, за устроенныйкупцами пир и разор. Часть — обещала вернуть, обиженному ими хозяину, которому они не заплатили.

Из оружия, она обзавелась двумя мечами в дорогих ножнах, которые тщательно выбрала из всех трофейных. Подумав, один меч отдала гостеприимному хозяину. За причиненную ему, пьяницами, душевную обиду.

Развязанные пленники, быстро заседлав лошадей, выгнали кибитки на тракт и были таковы. В отдалении от обоза, их бдительно сопровождал Лука.

Вдруг, в их похмельные головы взбредет мысль, вернуться и поквитаться с хозяевами постоялого двора. А как сделать, чтобы такая мысль их не посетила — Ольга ему подсказала.

Через три часа, когда Ольга уже собиралась покинуть ночное пристанище, Лука вернулся. По его улыбке, можно было понять, что незадачливые купцы, навсегда забыли дорогу по тракту. Причем, в обе стороны.

Постоялые дворы на трактах, буквально на всех, ставили таким образом, чтобы соответствовать дневному пути купеческого обоза. Переночевали на одном, день неспешного пути — вот он следующий, готовый их накормить и обогреть.

Ольга была без обоза, под ней был Бутон, поэтому выехав от Крупа почти в полдень, к ночи добралась до следующего. Ворота были закрыты намертво. Попытки достучаться, долгое время были безрезультатными. Наконец на подворье появилась пожилая женщина. Не говоря ни слова, молча открыла ворота. Подслеповато щурясь, оглядела гостью. Взор задержался на мече, пристегнутому к широкому, кожаному поясу:

— Заезжай! Место для ночлега есть. Хозяин неожиданно захворал, но голодной спать не ляжешь. Есть сегодняшний заяц и вчерашняя тушеная капуста. Есть немного меда. Других разносолов, не обещаю. Но это только для тебя. Ватагу твою — не прокормлю. За постой — платить не надо. — Голос был тусклым, усталым. Казалось, что она готовы к любым пакостям, которые могут произойти в жизни.

Под присмотром женщины, завела Бутона в пустую конюшню. Откуда — то появился отрок лет десяти, с полным ведром овса и щеткой для лошади. Внук, наверное.

Ольга сама расседлала коня и засыпала овес. Парнишка уже работал щеткой. Сняла лук с колчаном и вышла на подворье:

— Хозяйкой будете? Как звать — величать вас? — Женщина ждала её, стоя в тени стожка с сеном: — Раньше Стояной кликали, а сейчас просто бабкой зовут. А для хозяйки — стара я! Сын мой здесь правит, да вот, неожиданно, занемог! Приходится мне, заместо него, за хозяйством присматривать! Внучок и внучка помогают. Молодая хозяйка, зиму назад, на небеса переселилась, вот мы втроем и перебиваемся, пока их папка болеет! — Видно было, что ей охота поговорить:

— А что, сильно его побили? — Старуху, как кнутом ожгли. Даже в сумерках было заметно, как засверкали её очи:

— Сомнения загрызли, что до смерти его не довели? Это понятно! А вдруг он кому пожалуется на разбой и непотребство? И тебя, довести дело до конца, прислали? Вон, даже меч свой, тебе вожак для этого навесил! Руби, чего уж там! Только не его одного, а всех! Я малых, в одиночку, не подниму! — Смахнула плат с головы. Простоволосая, с редкими седыми волосами, упала перед Ольгой на колени и протянула к ней сухие, старческие руки. Воительница на миг опешила, а затем кинулась к ней и подняла, почти невесомое тело, с колен:

— Ты что, баба Стояна! Окстись! Ты что, во мне душегуба узрела? — Обняла за трясущиеся худенькие плечи, прижала к груди. Старая женщина забилась в сухих рыданиях. Из — за стожка, с вилами в руках, вышел давешний отрок. За его спиной, со сковородой в деснице, испуганно пряталась девчушка лет семи, в длинной, до пят рубахе. Деревянные вилы, против меча, конечно не оружие, но малого защитника это не смущало. Да и закопченная сковорода, в руке отроковицы, не дрожала.

Успокоить плачущую старушку, оказалось делом сложным. Ольга обращалась к ней на «ты», как когда то к бабе Домне. Говорила ей тихим голосом, убеждала в отсутствии черных помыслов.

Наконец, дрожание плеч пошло на убыль, а там и вовсе успокоилось, но она продолжала шептать ей на ухо:

— А меч вожака, который ты признала, достался мне в честном кулачном бою. Побила я всю ватагу и оружие отобрала. Этот меч, больше всех мне приглянулся. Свой то, я в бою потеряла, когда без памяти валялась. — Баба Стояна отстранилась и с недоверием глянула ей в лицо:

— Пошто лгешь старому человеку? Как такое может быть, что девка, одна, десятерых бугаев одолела? В такое поверить — не можно!

— А ты поверь! На свете — всякое случается! Учили меня бою рукопашному, хорошие учителя, а я ученицей была прилежной. Вот в жизни их наука и пригодилась! Ты вот лучше сведи меня к своему сыну. Посмотрю я на его раны. В лекарстве, я немного разумею. Может чем и помогу!

— Да никто ему уже помочь не сможет. Не жилец он. Огневка его доедает. Дня два — три ему осталось жить на этом свете. А может и меньше. В сознание не приходит вторые сутки.

Когда он у пьяной ватаги оплату спросил — они его, всем скопом, бить взялись. Все нутро отбили и ногу, повыше коленки, сломали. А с виду — не узришь. Нога, как нога.

Я, в это время, с внуками по грибы ходила. Пришли, а ватага с кибитками, уже на тракт выехала, от подворья на пол — версты. Он поначалу, был без памяти, а когда пришел в себя — все поведал. И как они платить отказывались, и как по подворью, ногами, катали его вдесятером!

Обглядела я сыночка всего. Голова в крови, на чреве живого места нету, зубы по крыльцу рассыпаны. Поначалу подумалось — ничего страшного. Отлежится две — три луны и на ноги встанет! Ан нет! К ночи нога почернела, и жар у него начался. Видно кость под мясом разошлась и кровь пустила. Я к ней дощечки туго подвязала, да поздно было. Огневка, уже гнездо себе в ноге уготовила. Скоро простимся с ним.

И мне, чую, скоро за облака отправляться. Сирот жалко, пропадут ведь! — Из её горла вырвался булькающий звук. В голос заплакала отроковица. Внук — крепился. У Ольги, от злости, сжались кулаки, ногти впились в ладони.

Встретилась бы она сейчас с купцами! Никого не пощадила! Как она обмишурилась! Посчитала ватагу обыкновенными пьяницами, а это были звери в человеческом обличье!

Сына бабы Стояны, она все — таки осмотрела. Он был без сознания. Жар больного тела, чувствовался в шаге от лежанки и окрашивал лицо горемыки в бронзовый цвет. Правая нога вдвое толще левой. Черная кожа на ней, натянута, как надутый, свиной мочевой пузырь, которым так любят играть дети. И нестерпимый запах гнилой плоти, который, казалось, проникал через кожу. Точно. Не жилец.

Стояна была права: не более двух дней осталось ему радоваться белому свету.

Горницу Ольге отвели в пристройке возле поварни. Застеленный медвежьей шкурой топчан и занавеска от комаров над маленьким окошечком. Вместо стола — широкая скамья. Толстые, домотканые половички, на обмазанном глиной полу. Чисто и даже уютно. От еды она отказалась. Опять подташнивало. Шишак на затылке, напоминал о том, что праща, в умелых руках — страшное оружие. Съела кислое яблоко и легла на топчан. Не раздеваясь. Сон сморил мгновенно.

Утром, решение созрело полностью. В правильности его — воительница, ни на миг не сомневалась. На подворье встретила бабу Стояну, с красными от недосыпа очами. Она всю ночь просидела у пастели сына, подтверждая свое имя (Стояна — стойкая).

Проговорив приветствие, Ольга сразу перешла к делу:

— После погребения сына, отсюда — ни ногой! Собирайте все необходимое и вам нужное, для переезда и жизни на новом месте. Ждите! К вам приедут четыре крытых повозки. Грузитесь, и вас отвезут на земли моего рода: Береговых Ласточек. Это очень далеко. Больше семисот верст отсюда. Но, думаю, что за пол луны, доберетесь, а может быть и быстрее. Там у меня семья. Баба и отец. Городище, в котором они проживают — зовется Игреца, а место где оно стоит — Речные Ворота.

Хоромы у нас просторные, всем места хватит! Хозяйка, баба Домна, немногим тебя моложе будет. Общий язык с ней и отцом, быстро найдете. Отец — княжеский посадник. Человек в городище не последний.

Ну а я буду лично рада, что у меня появятся младшие брат и сестра. Семен и Настя. От себя и моих родственников, даю тебе, баба Стояна, слово: мы их никогда не обидим и сделаем все, чтобы крепко поставить на ноги.

Старая женщина, второй раз, со вчерашнего вечера, опустилась на колени.

 

5

Нынешнее утро на подворье Ивельской дружины, ничем не отличалось от ему подобных. Но это только казалось, на первый взгляд. Напряжение и тревога, так и витали в воздухе. Поспешное перемещение и напряженные лица воинов, говорили сами за себя. То здесь, то там возникали немногочисленные группки дружинников, снаряженных по-боевому. Они, перебросившись несколькими словами, рассыпались, чтобы объявиться в другом месте и в другом составе.

На конюшне, тревожно ржали лошади, как бы чувствуя настроение своих хозяев. Время от времени в ворота въезжали и выезжали посыльные в город и из города. Иногда, на подворье, заворачивали люди в мирской одежде, как в простой, так и в богатой. Торопясь, забегали в жилое помещение тысяцкого, и через малое время, покидали его. Привычной была только суета десятников.

В воеводском помещении, с окном, выходящим на площадь, временами было тесно от наплыва сотников, временами — пусто. Дубовый стол, за которым, в былые времена сиживали Ерофей, а после него — Ольга, третий день был вотчиной Демира. Теперь уже не сотника — старшины. Так на общем построении решила вся дружина. Тем более, что Ерофей, к которому, по первости, были засланы ходоки — серьезно занемог. Опухли колени, и ходил он, опираясь на дубовую клюку. Воевода, сейчас, он был никакой!

Докладывал сотник Волос:

— В ночь, выслал две десятки по обоим трактам. Пройдут с дозором два десятка верст и возвернутся назад. Есть опасения, что пока мы ходили в поход, любители легкой наживы, начали собираться в ватаги. Эти опасения, кое — где подтверждаются.

Мыслится мне, что дозоры надо посылать на большее удаление. Под носом, варнаки, могут и не безобразничать, а в отдалении, могут чинить разор. Воронье, всегда чувствует мертвечину и пир без опаски. Пока его не пугнешь, они будут клевать очи и каркать безнаказанно. — Демир потер переносицу:

— Согласен с тобой полностью. Не только на трактах ждем непотребства. В городе начали появляться лихие люди! Вчера, ночью, семью золотых дел мастера, Прокопия, начисто вырезали. Даже детей не пощадили! Лавку разграбили полностью!

А возле пристани, пришлось дополнительные караулы ставить. Купцы стараются, после заката, на улицах не появляться.

Ты знаешь, брат, не знаю, за что хвататься! И там тонко и здесь — тонко. Поэтому и рвется во всех местах. Понимаю, что не для моего ума овчинка, а что делать? Я ведь сотник дружины, а не городской голова. Его это дело! А он, сука, из города съехал. У него, по его словам, матушка, которая живет за двести верст, занедужила! А люди судачат, что она еще прошлой зимой представилась!

Эта крыса ждет, чемсход дружины и горожан кончится! Думаю, что после него, он на другой день объявится!

И мировой судья куда — то запропал, вместе со своим помощникам. Челядь глаголет, что на охоту с деверем подался в Рудные леса. Самое время выбрал, лосей гонять! А тяжбу купцов с пристанью кто будет рядить?

Понимаешь, брат, вторую ночь не сплю! Думы одолевают, боюсь головой подвинуться! Как правильно, в это смутное время поступить — никто не подскажет! А эта гадюка Княгиня, вместе с Калиной, закрылась в хоромах и никого видеть не хотят. И еще лазутчиков к нам засылают!

Скорее бы сход! Может после него что — нибудь прояснится! До него еще целых три часа, а я уже, как сопливый отрок перед первым сеновалом, места себе не нахожу. — Демир потряс кудлатой головой и ударил по столешнице дланью:

— Простите мне боги, мою хулу в сторону Великой Княгини! Это же надо, мать пресветлого князя Романа, гадюкой обозвал! Но с другой стороны, как мне её величать, после того, что она со своим ёб… ем натворила? Наших боевых побратимов, разоружить хотела! Воительницу грязными словами порочила! С нами говорить отказалась, ради прошлых, пастельных заслуг, ничем не приметного десятника. И это после того, что победой над врагом, мы, в большей мере, Найдене и Игрицкой дружине обязаны!

Все понимаю: она мать, и весть о том, что её сын и наш князь сгинул бесследно — затмила ей разум и затворила очи. Но ты ведь не просто мать, а еще и Великая Княгиня! И детей у тебя, кроме Романа, — целое княжество! Поэтому не моги разор своей вотчине чинить! Разберись, кто славы, а кто позора достоин! Как правительнице и полагается! Не время сейчас упадку предаваться и наушнику, который только о своем чреве заботится, внимать! — Демир, снова хлопнул дланью о столешницу. Сотник Волос запустил персты в свою дремучую бороду:

— Демир, а что мы будем делать после схода? Есть у нас какая задумка? Кто Ивелем, и всем княжеством править будет? Кто бляху воеводы наденет, кто его стяг поднимет? — Демир засопел так, что крылья носа, стали напоминать мехи кузнечного горна:

— Брат Волос! Не трави душу! Не ведаю я ответов на твои вопросы. Вся надежда, на то, что бояре да купцы нас умнее, и путь — дорогу подскажут! Одно знаю точно: мне стяг воеводы — не под силу поднять! И других дружинников под ним не зрю. Призвать Ерофея, по старой памяти?

Он сам согласия не даст! Помимо коленей, его стали донимать старые, боевые раны, особенно под осень. Сотники хорошие — есть! Воеводы — нет!

Вот с княжеством, мыслю, все будет проще. Ведь для чего сход устраиваем? Чтобы очи Великой Княгини, на непотребство Калины открыть! Сам посуди: князь Роман собирался свое войско увеличить до пяти — шести тысяч. И все понимали, что это не лишнее. Слишком много развелось вокруг нас желающих, пошире раскрыть роток на наши земли!

А её первый указ — малую дружину речных ворот, распустить! И вместо нее отправить туда четыре сотни от нашего войска.

Кто же будет стольный город боронить? Кто от ворога пристань беречь будет? Нас здесь, меньше тысячи останется!

Какими силами к нам в гости полночные князья пришли? Слава богам и воительнице, на этот раз отбились! Но они, что, последние, кто за наш счет, поживиться хочет? Поэтому, я указ Великой Княгини, исполнять не спешу.

Любому простому гридню ясно, что надо, немедля, в дружину людей набирать и обучать. Один вопрос — успеем или уже поздно? И второй: кто новобранцев будет кормить, учить, вооружать?

Что же получается, все видят опасность, а она нет? Выходит, что она не свои мысли высказывает. И указ о роспуске малой дружины, не она родила!

Когда это её умопомрачение началось? А сразу, как только Калина с похода вернулся! Вот корень зла! И тут не глупостью старческой пахнет: прямым предательством и воровством, бывшего старшины!

И вот какая мне на ум, еще мысля пришла! Когда мы с князем возвращались от речных ворот, вместе с сотнями Игрецы, нам навстречу повстречалась десятка из сотни Тарана. Весть она привезла от Калины, что полночное войско сегодня утром высадилось на земли Болотных Цапель. И что поспешать нам надо.

Мы, конечно, поспешили и на следующий день уже были в Ивели. Так вот: глаголал я со старым Нилом, что за почтовыми голубятнями присматривает. Он мне проговорился, что голубь от Болотных Цапель, прилетал четыре дня назад! Тогда я на его речь внимания не обратил, а вчера тот разговор вспомнил. И как ведро холодной воды мне на голову вылили! Получается, что Калина послал гонцов нам на встречу, только спустя три дня, после получения вести!

Вот какой вопрос надо задать на сходе, воеводе, недавно назначенному. Пусть ответствует перед народом! А княгиня должна его услышать и нашим речам внять! Прозреть и от кривды отказаться! Не совсем же её ум высох!

А когда от скверны очистится — княжеские вожжи в свои руки возьмет и с дружиной определится. Глядишь, и темные времена, в лета канут. Не должны наши боги от нас отвернуться. Победу же, они нам даровали для чего — то! — Волос с сомнением покачал головой:

— Молод ты. Я тебя постарше и помню еще те времена, когда Великий Князь Благослав, наш мир покинул. Роман, по своему возрасту, править вотчиной еще не мог, и от его имени это делала овдовевшая Княгиня. За неполных три зимы она столько раз учудила, что все диву давались, как наше княжество, соседи по кускам не растащили.

Указы издавались каждую божью седмицу. Один глупее другого: и последующий — отменял предыдущий. И никаких советов от Думы боярской, слушать не желала. Все сама! Всю жизнь стольного города с ног на голову перевернула! Никто из служивых не знал, что делать. И не делали ничего! Ждали, когда молодой князь княжеский стол займет.

Правда, потом облегчение всему народу вышло. Наверное, боги сжалились над землей нашей! Запустили в её постельку, бравого десятника Калину. Змею подколодную!

Стало ей не до указов и судов. Только тогда, народ вздохнул с облегчением. А там и князь Роман, на троне княжеском утвердился. Но, эти времена, и ты уже помнишь.

Я это к чему говорю? В те времена, Княгиня была помоложе и умом поострее, а дров наломала — великое множество. Сомнение меня гложет, что с тех пор она поумнела и сговорчивей стала. Учти мои речи, если посчитаешь нужным. На мой взгляд, светлые времена после схода — зело ждать не стоит! — Волос, тяжело вздохнул.

После его ухода, пришли сотники Унибор, Таран и Рокша. Больше часа обсуждали, как навести порядок в стольном городе. Ничего нового придумать не смогли: дополнительные ночные и дневные патрули и не только возле пристани и центральной площади. Особое внимание — окраинным улицам и посаду. Задержанных, пока отсутствует мировой судья, доставлять на дружинное подворье, на скорый суд. Если воровство, то сечь прямо здесь. Если разбой, и есть потерпевший и один свидетель — сразу на виселицу, на рыночную площадь. Если нет свидетеля — проводить дознание заплечных дел мастерами и на другой день — в петлю.

Дозорные рейды, по трактам, удлинить до двадцати верст в одну сторону. Задержанных воров и разбойников — судить на месте. Деревья, с толстыми суками, вдоль трактов, всегда найдутся!

Тяжбу между иноземными купцами и пристанью, решить в пользу иноземных купцов и отпустить их с миром. Если мировой судья решит, что пристань была права и понесла убыток, то его покрыть, в наказании за отсутствие, из жалования самого судьи. Но об этом, он должен узнать после разбора тяжбы. Иначе — будет судить неправедно.

Одним словом, изготовители пеньковой веревки, могли потирать руки, в ожидании хороших барышей.

Головной болью, для всех, было нахождение в городище пленных полночных воинов. Они вели себя смирно, особых хлопот дружине не доставляли, но кормить такую ораву, было накладно. И отправить их восвояси, они пока не могли. Из более трехсот пораненных и увечных, на поправку пошли не более сотни человек. Остальным — требовалось время для лечения.

Выход один! Здоровых, снабдить провиантом и переправить на тот берег. Пусть добираются до родных земель сами и без конвоя. Хворых, продолжать лечить до полного выздоровления.

На этом обсуждение вопроса о наведении порядка в городе, было закончено. Пора было готовиться к выезду на центральную площадь.

На сход дружины и горожан, который был назначен на вторую половину дня. Важнейшему событию не только для стольного города и войска, но и для всего княжества Ивельского.

Такого наплыва народа, не помнили даже старожилы стольного города. До этого, казавшаяся необъятно — огромной центральная площадь, не вместила и половины приглашенных на сход, или как сейчас стали говорить — вече. Людское море плескалось на улицах, лучами, расходящимися от площади.

Перед зданием, в котором заседают думские бояре, построили высокий помост, для желающих сказать свое слово перед земляками.

Левую часть площади, почти полностью, заняла конная дружина, в полном составе. Между ней и толпой горожан, пролегала узкая разделительная межа, шириной не более двух саженей.

От дружины, на помост поднялись старшина Демир, сотники Унибор, Таран, Волос и Ратища.

От думских бояр, наиболее уважаемые: Басай, Прокопий, Фиодор, Умномысл и Багута.

От купеческого сословия, перед людьми стали самые состоятельные: Анисим, Данко, Серебряк, Митрий и Калоша. Присутствие этих горожан на помосте, было заранее согласовано.

Последним на возвышенность, при помощи двух гриден, поднялся хворый, бывший тысяцкий, Ерофей. Его сопровождал и поддерживал десятилетний внук Антошка. На предложенную сотниками скамейку — сесть отказался. Вид у него был, далеко не боевой. Он сильно спал в теле. Лицо имело землистый цвет. Очи покраснели и слезились. Десница тряслась мелкой дрожью, но стоял он прямо, гордо выставив вперед сивую бороду. Бывший воевода, сдаваться болезням и старости, пока не собирался.

Ждали появления Великой Княжны и неудавшегося тысяцкого Калины. Ведь сход (вече), был затеян только из — за их поступков, из — за их поведения.

На улице, которая вела к первым, Главным Воротам и княжеским хоромам, появился, ярко украшенный, возок старой Княгини. Следом скакали, человек десять, воинов личной охраны. Среди них — неудавшийся воевода Калина.

 

6

Рано утром, Ольгу разбудил малой защитник — Семен. Был он серьезен и не по детски собран. В горенку, в которой она ночевала, войти постеснялся, поэтому говорил с порога:

— Вставай сестренка! Просила разбудить пораньше — я и разбудил. — Ольга мгновенно вспомнила вчерашний разговор и теплая волна нежности, накрыла её с головой: он так и сказал — «сестренка»! Впервые в жизни она услышала такое обращение к себе! Но виду не подала:

— Здравствуй братик! Спасибо тебе! Спать было так сладко, что если бы не ты — проспала до обеда. А мне сегодня в дорогу! Как там, на дворе погода? — Отрок степенно ответствовал:

— Погода не очень радует. Туман такой, что не поймешь, есть ли Ярила, и как высоко он поднялся! Но трудность не в этом: на подворье тебя, уже полчаса, десяток воинов дожидается! Конные и при оружии! По виду — из княжеской дружины. Они с тракта к нам завернули, а когда увидали твоего черного коня — зело заволновались! Хотели сразу будить, да я не позволил. Сказал, что ты не велела, в такую рань беспокоить. Они, пусть и нехотя, но согласились. Сейчас сидят возле ворот и ждут твоего появления. — Ольга была уже на ногах, благо спала одетой. Тревоги не было! Если Лука не вмешался — значит свои:

— Братик, принеси мне ковшик холодной водицы. После ночи умыть лицо надо! — Семен важно кивнул головой и широко шагая, поспешил выполнять просьбу сестрицы.

Быстро сполоснув лицо и тронув гребнем волосы, простоволосая, вышла из пристройки. Сразу, возле двери, жались Стояна и малая Настя. Воины сидели на земле, в ногах своих коней. Плотный туман делал их фигуры расплывчатыми, зыбкими, но появление воительницы — они заметили. Как по команде вскочили и отсалютовали мечами. Ольга их раньше видела, но по именам не знала. Вперед шагнул кряжистый, лет сорока, детинушка:

— Будь здрава воевода! Я десятник сотни Волоса — Одинец. Выслан с дозором на двадцать верст по тракту. Пять верст тому, хотел уже вертаться, да голос подсказал заехать на постоялый двор. А тут мы твоего Бутона узрели! Хотели сразу осмотреться, да братишка у тебя оказался больно сердитый. Не позволил в горницу заглянуть! За вилы хвататься начал! Не воевать же нам с ним. Вот сидим и ждем твоего пробуждения, хотя тебе, как можно скоро, нужно быть в городе. Там нешуточные дела вызревают! — У Ольги тревожно екнуло сердце, и затяжелел затылок:

— Ждите малое время. Через пять минут выступаем! — Гриди полезли в седла. Она обернулась к хозяйке:

Баба Стояна, мне кружку молока, без ничего! Все, о чем мы вчера говорили — остается в силе. Вас заберут дня через три — четыре. Собирайтесь не торопясь, время есть! — Обернулась к Семену:

— Братик! Перед отъездом, заколотишь окна и двери крепкими плахами. Все съестные припасы — с собой. Овец, коз, свиней и корову распусти по окрестностям. Чай не погибнут от голода!

В дальней дороге — ты главный. Заботься о женской половине! Когда встретимся — доложишь! Вот тебе деньги на дорогу, которые твоему отцу, тати не заплатили. — Вытащила тяжелый кошель и сунула в руки отроку. Стояна была уже рядом с большой кружкой сырого молока. Одного взгляда на кружку хватило: рвотный спазм рванулся от желудка к горлу. Ольга отбежала за пристройку.

Через минуту все прошло. Она вытерла дланью губы. Стояна стояла за спиной:

— Дочка! Откройся мне! Есть ли у тебя сердечный друг, с которым ты любишься? Только правду скажи! — Ольга опешила от неожиданной догадки:

— Есть! Но это совсем не то, о чем ты думаешь! Затылок мне пращей повредили, вот и последствия через горло прут! Заживет рана, шишка сойдет и все стонет по — старому! — Потрогала затылок. Шишки не было.

— Дай то бог! Но долго я живу на этом свете, много повидала! Я еще вчера поняла все, когда ты кислое яблоко ела! Готовься к счастью великому! Готовься стать матерью! Это я тебе говорю!

Доля наша женская такая: любовь и ласки — всегда этим заканчиваются. И помни: это самое большое, что могут дать нам боги. Береги плод больше себя, больше чувства огненного, к другу сердечному! Будь внимательна и осторожна. Ты теперь, не только своей жизнью распоряжаешься!

Бутон осторожно перебирал ногами. Ольга плавно покачивалась в седле. Она ехала рядом с Одинцом в голове дозора. Десятник, как бы понимая её настрой, лошадей не гнал. Ехали скорой рысью.

В голове Ольги творилось черти — что. Мысли, обгоняя одна другую, метались, словно летучие мыши в пещере. Жаром пронзала сладкая истома: я будущая мать! Следом холод — а как же теперь быть с поисками отца будущего ребенка? Плод ведь надо хранить, лелеять! От любых опасностей, встрясок и волнений оберегать! Как совместить несовместимое?

Заговорил Одинец. Поведал все новины стольного града и мысли воительницы, приняли другое направление. Личные сомнения и переживания отодвинулись на второй план.

Княжество в опасности! В опасности десятки тысяч её соотечественников! В опасности земля Ивельская! В опасности Отчизна!

Летучие мыши покинули голову. Все стало простым и ясным: в опасности Отчизна! Вот о чем надо думать, вот о чем надо радеть! Обернулась к Одинцу:

— Десятник, я поспешаю в город. Если сможете — держитесь за мной. Не сможете — не беда. Я — на главную площадь!

Бутон, словно поняв слова хозяйки, без команды, рванул так, что Ольга откинулась в седле. За спиной, удаляясь, слышался все убыстряющийся, перестук копыт лошадей дозорной десятки.

В стольный город! В гущу событий! К начальной черте, за которой начнутся поиски любимого человека!

На вторых Главных воротах, кроме четырех стражников, не было ни одной живой души. Ольгу, конечно признали. Все четверо, окружили коня и глядели на неё, как на выходца с небес. Наконец, старший наряда нашелся: втянул живот, поправил ремень с ножнами и сиплым голосом доложил:

— Воевода! У нас все спокойно, а в городе, на площади — сход всего народа. Тебе туда! Поспешай, хотя начало уже не застанешь. — Про сход она знала, но не думала, что он начнется так скоро. Тронула бока Бутона и степенно двинулась к месту всеобщего сбора. За спиной цокали подковы коней десятки Одинца. Все — таки — догнали!

Улица, по которой они ехали, плавно поворачивала на заход, и казалось вымершей. Поражало полное отсутствие жизни. Тишина давила на уши.

И вдруг звук, похожий на выдох многих тысяч людских глоток! Лошади, от неожиданности, сбились с шага. А последующий рев многотысячный толпы и ритмичный стук — заставил их засеменить ногами. Ольга вытянула шею, стараясь разглядеть источник шума. Улица заканчивала поворот, и она увидела хвост человеческой реки, не поместившейся на площади. Люди кричали, махали руками, топали ногами, свистели! Их возмущение происходящим, было налицо!

Крики стихли, и из глубины площади донесся лающий, женский старческий голос. Что он вещал, пока разобрать было невозможно. Кто — то, их последних рядов человеческой змеи, заслышав цокот копыт по деревянному настилу, обернулся. И тут же — крик удивления и радости: Воевода! Воительница! Люди начали оборачиваться и вопли возмущения, сменились криками ликования.

Одинец поднял шуйцу и его десятка, приблизившись к толпе, остановилась. Ольга продолжила движение в одиночку. Народ начал расступаться перед ней, создавая неширокую просеку, рядом со строем дружины и ведущую прямо к помосту.

Людское море заволновалось. Родившийся на улице возглас «Воевода», стремительно растекался по площади. И уже через малое время, народ стольного города Ивеля, восторженно скандировал: ВО-Е-ВО — ДА, ВО — Е–ВО — ДА! Дружинные гридни, вновь начали отбивать ритм, мечами о щиты. Шум стаял такой, что закладывало уши!

Не доехав трех саженей до помоста, Ольга покинула седло. Кто — то из воинов подхватил Бутона за уздечку. Преодолев семь высоких ступеней — поднялась на возвышенность под очи тысяч и тысяч горожан и боевых побратимов. Вопрошающий взгляд, она выдержала!

 

7

Восхождение на помост Великой Княгини, пятерых охранников и Калины — толпа встретила гробовым молчанием. Подтверждались самые худшие опасения, бывшего пастельного усладу, старой правительницы. Жители Ивеля, были настроены к ним, весьма враждебно. Об этом говорили их, горящие ненавистью, очи и тревожная тишина на площади. Страх, ледяной сосулькой, вонзился в душу несостоявшегося воеводы. Мысли скакали, обгоняя одна другую:

— Неужели я опростоволосился, в своих надеждах на авторитет Великой Княгини? Где и в чем я допустил ошибку? За что боги прогневались на меня? Казалось, что все рассчитал правильно, все разложил по полочкам!

Ерофей стар и скоро уйдет на покой, независимо от исхода битвы малой дружины речных ворот со степняками. Здоровье тысяцкого, здорово пошатнулось, после их похода с князем в Игрецу. А на носу — битва с полночными князьями!

Понятно, что перед сечей, воеводу не меняют. И это ему — мед сладкий! Зачем ему лишний риск? Он терпеливый, он подождет! Даже если Князь Роман и Ерофей, выиграют битву с полночными князьями — тысяцкий этого похода не перенесет, сляжет! Силы его — давно, неумолимое время, выцедило по капле. Это он с виду здоров и крепок, а на самом деле, внутри него — одна труха.

Но «даже» — не предвидится! Ведь план, силы похода и место, где Роман собирается дать решающую битву, давно известны полночным князьям Благославу и Горазду! И именно это дает твердую надежду на разгром Ивельского войска! Полночные князья — успеют подготовиться!

Ни одна живая душа в княжестве, не знает, что Калина — сам уроженец полночного княжества, изгнанный, в отроческие годы за воровство, из рода. И что он приходится, троюродным племянником, самому князю Благлславу!

Так жизнь распорядилась, что уже в зрелые годы, его занесла в стольный град, и пристроила в княжеской дружине. А затем — в пастельстареющей княгини.

В прошлом году, на весенней ярмарке, к нему подошел купец и передал привет от троюродного дядюшки. А уже этой зимой, к нему прислали посла с солидным подношением и выгодным предложением. Связь, с родным княжеством, была установлена и стала постоянной. Послы прибывали каждую луну, а в последние месяцы — вдвое чаще и всегда с щедрыми подарками!

А когда ему предложили стать соглядатаем от Благослава в Ивельском княжестве — отказать дядюшке, не смог и не посмел. Еще бы! В случае победы полночных князей, ему обещано место посадника в стольном городе!

По сути, он остается в выгоде при любом раскладе. Если победу в сече одержат полночные князья, он становится посадником. Если Роман — воеводой! Конечно, первый исход куда приятнее. Поэтому он и старался, как можно больше навредить молодому князю!

Помимо передачи секретов подготовки к битве, он задержал на два дня, сообщение о высадке вражьего войска. Постарался, чтобы обоз, в котором везли запас стрел и оружия для дружины, прибыл к месту с большим опозданием.

Одним словом — сделал все, что было в его силах! И нет его вины в том, что боги решили все по — своему!

Все началось с того, что Роман вернулся от Речных Ворот с новым воеводой! Место Ерофея

заняла, никому в стольном городе неизвестная, молодая воительница по имени Найдена. Как потом выяснилось — зазноба князя на стороне!

Приглядевшись к ней, понял, что не только за пастельные заслуги, она стала под стяг воеводы. Её воинский дар, был оценен сразу всеми и бесповоротно. Особенно после битвы на сухой речке! Вот тогда он понял, что проигрывает во всем!

Но потом, вновь забрезжила надежда: князь бросился в погоню за убегающим ворогом — и пропал! Одной помехой, к исполнению его планов, стало меньше, но оставалась главная: ненавистная воевода — воительница, по имени Найдена! Убрать её надо с этого света, любыми способами убрать!

На ум пришел подопечный, который, по забывчивости его, участвовал в походе. Синяк! Как он мог забыть, про неприметного сына — ученика, его полуумной хозяйки, у которой он когда то квартировал? Ведь он умел готовить всякие полезные для жизни растворы!

Несколько раз, когда мужская сила противилась встрече с дряблым телом княгини, он обращался за помощью к хозяйке. Та, выбирала какие — то сушеные ягоды и корешки из своих заготовок, давала их растереть в пыль и сварить особым способом, своему, всегда угрюмому и молчаливому, сыну. Тот, с поставленной задачей, справлялся с полной ответственностью. Два глотка, нестерпимо горькой жидкости — и вот тебе готовый жеребец, напополам с кроликом!

И результат пастельных баталий превосходил все ожидания. Старая княгиня жевала покрывало, кусала руки, извивалась змеей и орала так, что воронье, свившее свои гнезда на близких деревьях, десятки раз за ночь, поднималось в темное небо.

Одно плохо: после этого настоя, приходилось двое суток ведрами пить воду и прикладывать мокрые полотенца к пылающему лицу. Зато княгиня, после такой случки, мазала губы и лоно крупчатым смальцем и седмицу, ходила походкой конного гридя, который луну не покидал седла. А самое главное, что после таких ночей, она могла пообещать ему не то, что стяг воеводы, но и княжеский трон! Он ей, после всего, — верил!

Задачу, своему подопечному, он поставил простую: новоявленная воевода в стольный город вернуться не должна! Нужные для этого грибы и ягоды, растут и в местных лесах! Синяк перечить не стал: надо — значит надо:

— Сделаю! Только, по возвращению, в хлеву у нас, должна стоять тельная корова и десяток овец! — Деваться было некуда. Пришлось обещать.

Но что — то не сложилось. Найдена — вот она перед помостом, а Синяка отправили на кроду, вместе с погибшими воинами перед мостом. Причем погиб он не в битве, а от съеденных ягод!

В старательно разработанном плане, стали проявляться жирные прорехи. Но сдаваться — он не собирался! Вернувшись раньше войска, удалось внушить княгине, что корнем всех бед, является воительница. Это она сгубила, добившегося победы над ворогом, князя Романа.

Пряталась за спинами гридей во время битвы, а затем, не пустила дружину в погоню за отступавшим врагом. Поэтому твой сын и наш князь — сгинул!

С какой целью это ею сделано — тайна великая, ей только подвластная. Где она сейчас находится, какие планы вынашивает — одним богам известно! Но, возможно, речь идет о княжеском столе!

Это предположение, привело старую княгиню к истерике. Успокоилась только тогда, когда вылила в рот большой кубок доброго меда. Пожевала бесцветными, мокрыми губами имолвила:

— Достойна петли на шее! Прощения, пока я жива, никогда не будет! — Калина вздохнул с облегчением, поняв, что он опять выиграл. Боги на его стороне!

Народ безмолвствовал. Тысячи очей жгли пространство перед помостом. Казалось, что воздух загустел и приобрел багряный оттенок. Великая Княгиня шагнула вперед. За ней, поддерживая её под локоть, ступил Калина. Было видно, что старая княгиня, лица не потеряла:

— Ну, что, дети мои! Без спроса и моего согласия сход учинили? Непотребный бунт удумали? Может княжескую длань на своей шее, чуять перестали? Или бляжья девка, всех гридей, через свое с ними распутство, о долге перед отечеством позабыть заставила? И про моего сына и вашего князя Романа, которого она бросила в битве, вы тоже запамятовали под её влиянием? — Голос Княгини, хоть и старческий, был отлично слышан всеми собравшимися.

После первых её слов, о бунте и шее, в толпе возник недовольный ропот. Последующие её слова, вызвалибурю негодования. Людское море расплескалось криками возмущения и несогласия. Дружина прибегла к своему излюбленному способу выражения чувств: стуку мечей об щиты. Грохот стоял такой, что походил на весеннее пришествие Перуна.

Княгиня сделала попытку заговорить, но куда там! При таком — то шуме негодования! Несколько раз махнула десницей, стараясь успокоить разбушевавшиеся море. И ей это удалось! Первой, успокоилась дружина, выполнив команду Унибора, стоящего на помосте. За ней, постепенно, замолк и городской люд. Старая Княгиня закричала так громко, что на её шее вздулись синие жилы, толщиной в перст:

— Вы что, против княжеской власти бунтовать удумали? Свои правила установить хотите? Так не бывать этому, никогда! Все станется по — моему!

Смутьянов и зачинщиков всех вскрою и для каждого из них, здесь, на площади, виселицу поставлю! Их подпевал и жополизов упеку на вечные времена в каменоломни! Дружину, если она передо мной не повинится и на колени не станет — разгоню к херам! Найму витязей из тех же полночных стран. Деньги для этого найду! Отберу имущество у смутьянов и отдам тем, кто будет верно служить мне! И только — мне! — Жилы, на шее Старой Княгини, готовы были полопаться. Так бы, наверное, и произошло, если бы не новый всплеск народного негодования. Продолжать свою речь при таком шуме, ей не было смысла. А вскоре рев толпы перешел в скандирование, ненавистного для неё и Калины слова — «ВО — Е–ВО — ДА!»

 

8

Ольга, молча, стояла на краю помоста и ждала установления полной тишины. Неожиданно к горлу подкатила тошнота. Огромным усилием организма она подавила рвотный позыв, несколько раз сглотнув горькую слюну. Откашлялась и звонким голосом обратилась к собравшимся:

— Славные жители славного города Ивеля! Мои боевые братья!

Я, воевода Ивельской дружины, пришла к вам, отчитаться о походе нашего войска, против ненавистных захватчиков! Пришедших к нам, без нашего приглашения, из полночных стран! — Почувствовала приближение очередного рвотного позыва. Набрала полную грудь воздуха и продолжила:

— Поход был тяжелый, а битва жаркой и кровавой! Враг превосходил нас вдвое числом и хорошо обучен воинскому мастерству! Он заранее прознал о наших планах и уготовил нам ловушку, которую мы вовремя раскрыли!

О самой битве, долго глаголать не буду. Думаю, что воины дружины, вам о ней донесли со всеми подробностями. Главное — мы победили! Враг разбит! Боги были на нашей стороне! Побратимы! Я горжусь вашим мужеством и героизмом! Низкий поклон вам за победу! — И склонилась в поясном поклоне. Быстро выпрямилась, боясь новых приступов тошноты. Вновь набрала полную грудь воздуха:

— Вечная слава и вечная память сынам Отчизны, отдавшим свои жизни за её свободу! Клянемся, что никогда не забудем их имен! — В ответ, от дружины, — оглушающие грозное:

— Клянемся! Клянемся! Клянемся!

— Клянемся и в том, что не оставим без помощи и внимания семьи павших героев за нашу Родину! — И снова:

— Клянемся! Клянемся! Клянемся! — Сейчас клялись не только гридни, но и горожане. Людское море, ранее разделенное на конных и пеших, — стало единым!

Ольга медленно обернулась к находящимся на помосте людям. Очи уперлись, в стоявшего за правым плечом Княгини, бледного Калину. Ужас и животный страх парализовал неудавшегося воеводу. Не было даже сил, укрыться за спиной старой Княгини. На лбу выступил обильный пот, и он, раскатисто — громко, испортил воздух. Великая Княгиня, от неожиданности, отпрянула в сторону, полностью открыв Калину, взору Воительницы. Взгляд её не обещал ничего доброго.

Ноги, бывшего старшины ослабли, и он рухнул на пятую точку: — Бе… Бе… Бе… — Язык тоже отказывался подчиняться! Ольга протянула руку в стороны клятвопреступника:

— Взять, этого червя навозного! Поставьте изменника перед всем народом! — Сотники, мешая друг — другу, кинулись выполнять её приказ. Выволокли полуживого от страха Калину на край помоста и развернули его лицом к толпе. Ольга стала рядом. Огромный сотник Рокша, с другого бока, за пояс, придерживал качающегося предателя.

— Слушайте меня народ и боевые побратимы! — Голос воеводы звенел над площадью. Собравшиеся, безмолвствовали, боясь пропустить хоть слово, сказанное Воительницей:

— Перед вами — гнусный изменник, очень много сделавший для того, чтобы враг разбил нас в битве! — Ольга говорила коротко, зло и доказательно, делая промежутки между словами.

За ней, слово взял старшина Демир. Он доходчиво поведал о случае с почтовым голубем от Болотных Цапель.

Неожиданно для всех, к краю помоста, шагнул сотник Таран. Множественные взоры, обращенные к нему, его ничуть не смутили:

— Я вот, что вспомнил. Это случилось, когда воевода с сотнями малой дружины, отправилась лично искать князя. Главным, вместо неё, остался старшина Калина. Моя сотня занималась полоном. Среди пленных, находился старый князь Благослав, которого с лошади ссадила лично воевода. Он был в сумеречном состоянии, говорить не мог, но быстро шел на поправку.

Я находился неподалеку, когда к нему подошел Калина. И мне показалось, что они знакомы. Старшина что — то у него спросил, а в ответ князь потянулся к нему, как бы собираясь его обнять. В ответ, Калина так оттолкнул старика, что тот упал на землю, а сам скорым шагом ретировался.

Мне стало любопытно: что произошло между ними? Но Благослав ответствовать не мог. Только мычал и горько плакал!

А на утро, мне доложили, что старик, нежданно скончался! Зело дивно мне стало: еще вчера он был крепок, а сегодня отправился за облака! Решил осмотреть тело и приказал раздеть его до исподнего. Ничего необычного не обнаружил: ни ран, ни синяков. Одна небольшая шишка на темечке, но это от меча воеводы!

Никто, ничего, в эту ночь, не зрел. Тем более, что почивал он в шалаше, который я велел сложить для него, своим гридням. Князь все — таки! Тем бы все и кончилось, если бы не подул ветерок и не сдул седую прядь с уха. В левом ухе я заметил каплю свернувшейся крови.

Когда смыл водой сгусток — под ним обнаружил глубокую ранку, которая уходила вглубь головы. Убили его! Узким кинжалом проткнули мозг через ухо!

Доложил старшине и еще не дошел в речи, до обнаруженной мною ране, как Калина отрезал:

— Все там, когда — нибудь, окажемся! Ничего удивительного: старый, больной человек, да еще падение с лошади! После такого и молодой воин может окочуриться! На этом разговор закончился.

Не успел я вернуться к своим, как прибыли двое доверенных людей старшины, с указом выдать им тело старого князя. Выдал! Что было с ним далее — одному Калине известно.

По мере того, что рассказывали людям воины, обстановка накалялась. Вначале глухой ропот, затем возмущенные отдельные крики, после вестей от Демира, и наконец, сплошной призыв казнить изменника, после истины от сотника Тарана! Ответа старого голубятника Нила, ждать не стали.

Толпа придвинулась к помосту. В первых рядах оказались близкие, не вернувшихся с похода воинов. Они больше других, взывали о смертном наказании изменника.

Калина стоял на краю помоста и смотрел поверх толпы мутными, мертвыми очами. Казалось, что утратил связь с жизнью, связь с реальностью. Лицо его напоминало хорошо высушенную бересту.

Воительница услышала, за спиной птичий клекот. То рыдала старая Княгиня. На сухой шее дергался, в такт клекоту, острый кадык. Руки она протягивала к своему бывшему пастельному дружку. В перерывах клекота, можно было услышать мольбу — бред:

— Калинушка! Как же ты так поступил? Ты же вещал, что к Роману относишься, как к родному сыну! — Лицо её посинело и она рухнула на настил.

Впоследствии, среди горожан, будет ходить много различных рассказов, присутствующих в первых рядах видаков. И все будут утверждать, что их видение — и есть истина. А случилось непонятное: то — ли сотник Рокша устал, и у него разжались длани, то — ли лопнул пояс на пузе старшины, за который он его поддерживал, то — ли старшина Демир, случайно споткнулся и подтолкнул Калину. Каждый из стоящих возле помоста, настаивал на своем видении! Но конец рассказа у всех был один: неудавшийся воевода упал в руки разъяренной толпы.

Суд был скорым. И справедливым.

Ольга, не успевшая помешать самосуду, укрылась за спины людей, стоящих на помосте. Желудок прыгал в чреве. Из носа и рта капала жидкая, горькая водица. Позыв закончился скоро. Вытерла лицо жестким обшлагом рубахи, скрывающей кольчугу, и вновь ступила на край помоста. На скоротечный суд, внимания решила не обращать: чем он хуже княжеского, над таким же изменником, хромым трактирщиком Корзуном? Да ни чем! Тогда решение, о его казни принимал один человек, а сегодня, над Калиной — тысячи!

Волнение людского моря, после скорой расправы над предателем, понемногу улеглось. Тело его завернули в холстину и убрали с площади. Ольга решила продолжить разговор с народом:

— Скажу правду, как её понимаю! Я против такого исхода, который сейчас произошел! В нормальном княжестве, судьбу любого преступника, решает князь! На основании проведенного дознания и полного подтверждения его воровства перед народом.

То, что сейчас князь отсутствует, а Великая Княгиня, справедливый приговор изменнику вынести не в состоянии, поскольку сама с ним тесно связана — нас не оправдывает! Закон и правда, для всех должны быть одинаковы!

Да, вина Калины перед княжеством, не вызывает сомнений! Измена налицо! Но у многих в душе шевельнулся, червячок сомнения. А вдруг совпадение? А вдруг — случайность? И это потому, что настоящего дознания не было!

А этого быть не может! Каждый житель княжества, от мала до велика, должен быть уверен, что суд полностью разобрался в любом злодеянии! Что ошибка — исключена! И что приговор не зависит от людского настроения. Иначе, это не суд — а самосуд! Подумайте над моими словами!

Ропот одобрения разбежался по площади. Воевода была права! И не по возрасту — мудра! Ольга продолжила:

— Соотечественники! Пока с нами нет князя Романа, власть будет у Великой Княгини. Так требует закон! Если ей понадобиться наша помощь, боярская дума и совет дружины, готов её оказать, А самые главные решения и указы, предлагаю утверждать всем людом, на общем сходе! Так, мне кажется, в трудное время — это будет справедливо! — Площадь разразилась восторженными криками. В воздух полетели шапки. Появилась уверенность, что раздор между властью и жителями стольного города Ивеля, сильно уменьшился.

Старую Княгиню, со всеми предосторожностями, снесли с помоста и уложили в её разукрашенный возок. Она была в сознании, но говорить не могла. Из правого уголка рта постоянно текла слюна. Правый же глаз, неестественно выпучился из глазницы. Даже неискушенному человеку было видно, что у неё парализована вся правая часть тела.

Ольга отвела в сторону Баксая, главу думских бояр. Подумав, призвала к разговору, еще одного думского боярина — Фиадора, которого знала еще с приезда в Игрецу:

— Бояре! Тут вопрос, со здоровьем строй Княгини, требует, вышей помощи и вмешательства. Мне сказали, что у нее есть личный лекарь. Надо ему дать в помощь еще двоих. Одного предложите вы, другого — предложат купцы. И пусть они постоянно держатся вместе. В одиночку, в светелку к больной, они зайти не смеют! А возле двери и окон, я выставлю свою охрану! — Баксай нахмурил густые, сросшиеся на лбу, брови: — Думаешь… — Ольга перебила:

— Думаю. Недуг у неё серьезный, а возраст приличный! А вдруг ЭТО случится? Зачем нам давать повод для пересудов и сплетен нашим недоброжелателям? А я уверена, что такие — всегда найдутся! И не хочу, чтобы по княжеству поползли слухи, что Великая Княгиня почила с нашей помощью. А вы? — Несколько мгновений оба боярина, с уважением, взирали на воеводу. Ответствовал Фиадор:

— Согласны! Сделаем. — Сказал, как отрубил. Его восхищение, предложением Ольги, было неподдельным! В голове мелькнула мысль:

— Вот это хватка! Ей пальцы в рот класть не моги! Откусит вместе с руками!

 

9

Воевода, старшина Демир и сотники Унибор и Рокша сидели в дружинном тереме. Смеркалось, но они лучину не запаливали. Через закрытую дверь, слышались звуки суеты мастеровых людей, которые готовили горницу для объявившейся Ольги. Она должна была служить ей для советов, для еды, для отдыха и находилась в конце узкого коридора без окон.

Воительница закончила рассказ о своем неудачном поиске князя и засаде, в которой погибла ЕЁ десятка. Повисло долгое молчание. Отчетливо было слышно, как в её горенке двигают что — то тяжелое. Молчание нарушил Унибор:

— Ты мыслишь, что вас на том берегу ждали? — Ольга тряхнула гривой неубранных волос:

— Без всякого сомнения! И отлично зрели, как мы сплавляемся, держась за лошадиные хвосты. Ждали только нашего выхода на песчаный берег. Прямо напротив плота, в ракитнике, они расставили не менее сотни лучников, а в саженях ста — замаскировали человек полста конников. Мы только ступили на песок, и по нам сразу — туча стрел!

Я, за мгновение до обстрела, почувствовала опасность, но свою десятку, упредить не успела! Рванула в сторону и под залп не попала. А наши побратимы сразу повалились на землю, утыканные, словно ежи, стрелами. Помочь им — я ничем не могла! Что предупреждение, она получила от перстня, умолчала. О нем ведь, кроме отца, никто не ведал. Продолжила:

А потом и меня из пращи достали! Хорошо, что успела Бутона на наш берег отправить! Дальше ничего не помню. — Демир почесал затылок:

— Знаешь, что мне видится? Не засада это была. Заслон они, против нашей погони выставили! Все складывается, если предположить, что они князя Романа с собой утащили! Понимали, что мы поиск немедля организуем, как только к месту их переправы выйдем. Вот и оставили воинов, чтобы отсечь наше преследование, пока они с ним подальше уберутся! — У Ольги загорелись очи, сбилось дыхание:

— Ты так думаешь? Думаешь, что Роман жив и находится в плену? — Сейчас перед гриднями сидела не Великая Воительница, не воевода, отбивший нападение полночных захватчиков, а простая женщина. Любящая женщина, которая под своей суровостью, прячет вполне земные чувства! Демир встал, поправил широкий боевой пояс:

— Да, я так думаю! Даже уверен: искать князя, надо за рекой! От места переправы, до самих стольных городов полночных княжеств. И этим поиском, мы, со своей стороны, в самое ближнее время займемся! — Заметив удивленный взгляд Ольги — пояснил:

— Малая дружина речных ворот, уже ищет следы князя на той стороне реки. Вяхирь, послал отряд к хану Турану. Может у него есть, какие новины о его судьбе! Если они появятся, то мы о них скоро узнаем. Почтарями мы обмениваемся, почти каждый день! — Неожиданно, без слов объяснения, воевода быстрым шагом покинула горницу. Сотники переглянулись между собой:

— Куда это воевода заспешила? Случилось что? — Ратища пожал могучими плечами:

— Не обращайте внимания! Мало — ли! Может, какая необходимость: женщина ведь! Нам, то знать — не надо! Не нашего ума дело! — С ним согласились.

Воительница скоро вернулась: спокойная, серьезная и собранная. Но все отметили, что её очи, подернулись красноватой дымкой. Мысль у всех была одинаковой: плакала! Тоскует по любимому Роману, вот и расстроилась. Осуждать не посмели.

Воевода заняла свое место. Накрыла дланью, крупный лесной орех и стала катать его по столешнице. Смотрела поверх голов побратимов куда — то в сторону, лоб рассекала, тонка морщинка. Видно было, что она обдумывает важное для неё решение:

— Я с вами полностью согласна. Надо искать, и чем быстрее мы начнем — тем лучше! Но и сломя голову, без хорошей подготовки — на рожон лезть не будем. Седмицу ждем вестей из Игрецы! Если их не будет, начинаем сыск самостоятельно. Кто возглавит его — определю опосля. А пока, я займусь подбором людей для поискового отряда. Помогает мне — Унибор. Старшина и сотник Ратища — отвечают за обеспечение похода. Можете привлечь к этому и думских бояр.

На этом совет закончен. Занимайтесь своими делами. Демир! Задержись на время! — Унибор и Ратища скрылись за дверью. Ольга была уверенна в старшине, как в себе, поэтому сразу повела прямой, откровенный разговор:

— Демир! У меня к тебе две личные просьбы. Мне нужна твоя помощь! — Верный воин с готовностьювстал:

— Говори по порядку! Все, что в моих силах, сделаю. А надо будет — подключу всю дружину!

— Не надо никого подключать. Обе моих просьбы решить, тебе по плечу. Первая: ты наверное заметил, что после знакомства с пращей, у меня появились проблемы со здоровьем. Нежданно появляется тупая боль в голове и нападает тошнота. Угадать, когда эта напасть объявится, возможности нет! Понимаю, что скоро, этот недуг меня не оставит.

Поэтому попрошу тебя, как можно больше времени удели воинским делам. Считай, что я еще не вернулась, и ты выполняешь свою и мою часть ратной работы. Потемнение в голове, я еще перетерпеть могу, а вот блевать перед строем — мне не почину! Как только здоровье пойдет на поправку, сразу вернусь к строю! — Старшина перебил, не дослушав её до конца:

— Найдена! Ты мне как сестра! Даже не смей о такой мелочи заикаться! Сам прошел через это два раза! Помню, после того, как меня разбойнички по затылку дубиной огрели, три луны в облеванных сапогах ходил! Только их обмою, а они опять чистки просят! Все мне это знакомо и все я понимаю. Давай вторую просьбу!

— На тракте, по которому мы шли на битву — есть постоялый двор. По левую сторону и первый от Ивеля. Живут там двое отроков — сирот, вместе со своей бабкой Стояной. Это мои близкие родственники. Недавно они потеряли хозяина и единственного защитника: сына Стояны и отца детей.

Их надо вывезти в Игрецу к моему отцу. Сами они не выживут, пропадут! Мне нужно, чтобы ты выделил четыре крытых повозки, вместе с возницами, способные проехать семьсот с лишним верст и пристегнуть, после загрузки, их к любому купеческому обозу, который идет на речные ворота. Мне нужно их доставить к себе домой. Демир ответствовал мгновенно, даже не поинтересовавшись, откуда у воительницы взялись близкие родственники на Гнездовском тракте:

— Сделаю. Когда подавать повозки?

Наутро, старый смотритель за почтовыми голубями, Нил — доложил о получении весточки от Вяхиря. Ничего нового: отряд посланный к Турану, пока не вернулся. Через день, на поиски князя и Воительницы с её отрядом, на тот берег отправляется сотня Симака, усиленная следопытами. Ольга быстро написала ответ, сообщив, что жива — здорова и сообщила о планах Ивельской дружины, подключиться к розыску следов князя. Отдельно, на другой бересте, известила отца о скором прибытии гостей, новых родственников. Вручила оба послания Нилу. Через малое время, два почтовых сизаря, взяли курс на Игрицу.

Прибыл личный лекарь Великой Княгини старец Изосим. Низенький, кругленький, с лысой головой и необычайно яркими, синими очами. С опаской поглядывая на воеводу, глотая окончания слов, поведал о её здоровье:

— Очень плох дело! Правая сторона — мертва. Поч все время спит. Есть не мож. Пищу проталк через труб. Говор не мож. — Ольга сверкнула глазами. Старец смешался, и заговорил медленнее:

— Воевода! Нашей вины, лучших лекар стольного города, в этом нет. Виноваты — возраст и переживан, которые она перенесла. Слишк много на неё сразу свалилось, вот голова и не сдюжила!

Надеж никакой. Сколько протянет, я сказать не могу: мож седмицу, может — чуть больше. — Сморщил и без того сморщенный лоб и закатил свои небесные очи под веки. Ольга кивнула головой, показывая, что он может быть свободен. Еще на одну головную боль, становилось больше.

Вдруг, возникло непреодолимое желание покинуть горницу, выбраться на свежий воздух, на луговой простор! Она ярко представила, как разгонит Бутона, отпустит поводья и задохнется от прохладного, встречного ветра, который выдует из головы всю тоску — печаль по любимому князю и она ощутит на губах вкус пришедшей осени!

Видение было настолько явственным, что ничуть не отличалось от действительности. Она вытянула под столом ноги и смежила очи: пусть сон станет жизнью, пусть сон станет явью!

……Под ноги стелились травы Сивкина луга. Она была высокой, жирной и местами — много выше колена. Стояло раннее, предрассветное утро. Было уже не темно, но еще не было и светло. Час волка!

Густая роса приятно холодила мое подбрюшье. Низко над землей, стремглав носились крупные и мелкие летучие мыши, проглатывая время, отведенное им для охоты. Звезды, над близким Лукмышским лесом, потеряли свою четкость и увеличились в размерах. Под копыта стали попадаться островки рыхлого грунта. Пришлось сбавить рысь и перейти на шаг.

Ветер полностью стих, и кудрявые шапки тумана начали прижиматься к земле, цепляться за высокую траву, оставляя на ней влажные полосы.

Вдруг, от реки, стал накатываться непонятный, тревожный звук, от которого прядали уши, и мелкая дрожь охватила, кипящее утренним восторгом, тело. В душу, холодной змейкой начал просачиваться страх. Задрал голову и посмотрел в светлеющее небо. В нем появилась новая, доселе невиданная, крупная, зеленая звезда. Она косо шла к земле, и непонятный гул, принадлежал ей. Больше всего, из — за светлых полосок, отходящих от неё, она походила на маленький островок густо сплетенных водорослей, которые он видел на болоте.

Островок изменил направление полета и укрепился в десяти — пятнадцати саженях над землей. От меня до него было довольно далеко, поэтому размеры островка, определить было трудно.

Вдруг, со стороны леса, потянулась белая, ослепительно яркая игла. Одним концам она упиралась в темную опушку. Другой конец, более тонкий, постоянно меняясь в длине, шарил над лугом. Иногда он наталкивался на что — то в воздухе: тут же следовалщелчок и короткая вспышка.

Страх ушел. Пришел ужас! Я понял, на что натыкалась огненная спица: летучие мыши! Они, гоняясь за мошками, случайно пересекали путь иглы и мгновенно превращались в огненные всполохи!

Остров (это был остров, а не какой — то островок, сейчас это было хорошо видно), тоже узрел опасность и заметался над лугом, резко меняя быстроту и направление своего полета. Спица судорожно задергалась, почти в точности повторяя движения острова. Она искала ИМЕННО ЕГО!

Зеленая звезда просела вниз, и на мгновение, зависла в двух саженях от земли. Но этого мгновения хватило, что бы от её брюха отделился темный блин и упал в траву. И тут же она, плавно, по прямой линии, поплыла к лесу. Было такое впечатление, что она специально дает шанс спице, догнать и поймать её. Или по другому: — она отвлекает внимание, от места сброса блина.

Звезда уже находилась над лесом, когда белая игла её догнала. Яркая зеленая вспышка! Гром ударил по ушам! Дрогнула, застонала земля!

И все кончилось. Гул пропал, спица — игла, спряталась в лес и наступила гулкая тишина! Посреди луга, по грудь, утопая в траве, стояла совершенно нагая девочка. Легкий ветерок поплыл от Ратыни и птахи вспомнили встречать рассвет.

 

10

Ольга вздрогнула и открыла очи. В груди часто и гулко билась сердце. На лице выступили крупные капли пота. Во рту стояла такая горечь, как — будто она только — что, выпила настой из корня калгана. Тело сотрясала мелкая дрожь.

Потянулась к кувшину с колодезной водой. Пила долго, роняя капли на грудь. Стало немного легче. Дрожь унялась, зато сложилась и окрепла мысль:

К непонятным словам «йогурт» и «интернет», добавился только — что виденный сон. Каким — то образом, её разум переселился в голову Бутона и позволил его глазами зреть момент появления себя, на Сивкином лугу! Зреть так явственно, что в правдивости происшедшего, не было ни капли сомнения! Именно так все происходило! Именно благодаря зеленой звезде, она оказалась на земле Береговых Ласточек! Именно она стояла в высокой траве!

Легче от увиденного не стало. К старым тайнам добавилась новая! И вопросов без ответов, стало больше!

— Что за зеленая звезда опустилась с неба? Что такое огненная игла? Кто управлял ею? Почему она охотилась за звездой? В том, что все ею виденное, особенно гибель зеленого острова, управлялось разумом — она была уверена.

Ну и что толку? К тайне её рождения, сегодняшний сон — явь, ни на шаг не приблизил! Но надежда, что рано или поздно, все тайны, которые клубятся вокруг неё, будут ей открыты — сильно окрепла!

Желание уехать за пределы города не пропало. Ну не могла она долго жить без шума леса, без запаха хвои и трав, без щебета птичек! Вышла на дружинную площадь. Сотники и десятники занимались молодым набором. Шесть сотен, набранных уже после похода, ремесленников, рыбаков, охотников, землепашцев, мастеровых — с тележным скрипом обучали строю.

Отдельно, сотник Волос и его два могучих десятника, занимались с особо тугодумами. Вчера их было около семи десятков, сегодня много меньше. Тяжелые тумаки и отборный мат — быстро прочищали мозги и наставляли на путь истинный.

Задерживаться Ольга не стала и сразу направилась к конюшням, где Бутону был отведен просторный денник. Не доходя до конюшен, в нос ударил знакомый каждому воину запах, и её жестоко вырвало. Когда рвотный приступ прошел — вытерла рукавом губы и увидела, стоящего рядом, Демира. Он смотрел с участием:

— Во — во! Точно, как у меня после разбойничьей дубины! Ты, наверное, ешь мало. Даже сапоги не испоганила! — Ольга тряхнула тяжелой головой. Волной накатилась злость:

— Старшина! Мне только твоего участия не хватало! Занимайся своим делом, а я уж сама со своими бедами справлюсь! — и тут же оттаяла:

— Демир! Мне нужно проветриться! Съезжу к ближайшему лесу, подышу хвоей. Думаю, что легче станет. Засиделась я в горнице, по свежему воздуху соскучилась! Охраны мне не надо: чай не за речку собралась. К вечеру — буду!

До опушки леса оставалось совсем немного, когда из мелкой балки выскочил Лука. Как он узнал, где появится хозяйка — одному ему ведомо. Бутон радостно приветствовал друга протяжным, звонким ржанием. Волк был почти вровень лошади, и Ольге не составило труда, даже не нагибаясь, потрепать лесного любимца по загривку. Лука восторженно рыкнул и пристроился рядом.

Въехать в лесную благодать не удалось. Возле тропинки, по которой ехала воительница, прислонившись к сосне, стоял старый знакомый — дед Челак. Вид у него был усталый, но улыбался он во все тридцать два белейших зуба:

— Здрава будь, дочка! — Старый леший, как всегда балагурил: — Не жалуешь ты, лесного скитальца! Не соизволишь пожилого знакомца проведать! Все тебе некогда! Тебе бы только подвиги два раза в день совершать, да княжества спасать. Для старых друзей — времени не остается! Вот и приходится, за тыщу верст, слабому и больному лесовику из последних сил добираться, чтобы с тобой свидеться!

Думаешь легко, по рекам с русалками сплавляться, верхом на медведях косолапых по лесам пробираться? С кикиморами договариваться, чтобы через болота пропустили? Каждая за это плату требует, а я хоть мужик и в теле, да возраст уже не тот, чтоб каждую ночь в любовные игры играть! А ты знаешь, сколько у нас болот? — Челак, так заржал от собственной шутки, что из кустов выглянул огромный медведь, потянул носом и спрятался. Ольга спрыгнула с Бутона и бросилась обнимать любезного весельчака:

— Дедушка, милый! Здравствуй на все века! Ты бы знал, как я рада тебя видеть! Как я по тебе скучала! — Челак, ростом доходил ей до груди, и воительнице приходилось пригибаться.

Отстранилась и заглянула ему в очи. Они были, как говорят, на мокром месте. Челак хрюкнул носом и начал тереть правый глаз:

— Вот ты крапива, ясная! Ерунда, какая — то получается! Вроде бы осень, а комаров не убавилось! Так и норовят в очизабуриться! У меня в лесу — они воспитанные, слезу не выбивают! — Ольга от души рассмеялась:

— Так кто у них воспитатель! У тебя не забалуешь! Они у тебя по гуслярной струнке летают!

Бутон прядал ушами и косил глаза на куст, за которым скрывался медведь, но спокойное поведение Луки, быстро его успокоило. Воительница оборвала смех и стала серьезной:

— Давай присядем на травку, дедушка Челак, в ногах правды нет! И ты мне поведаешь, какая нужда заставила тебя свой лес без присмотра оставить и за тысячу верст меня искать отправиться!

Сели. Челак перестал улыбаться:

— Я бы на такой путь ни за что не решился, да неувязочки заставили, на старости лет, трудностей на свою задницу искать! Сама прикинь: разве справедливо, что до сей поры, я берестяную грамоту не освоил? Да и почтовых голубей у меня нет — а это неувязка!

Разве справедливо, что ты, сорочий язык, так и не разучила? А если бы и знала, как я могу белобоку, к тебе с новинами послать? Тут тоже неувязка: для неё все люди — на одно лицо! Как она тебя отыщет?

Вот и пришлось самому в дорогу отправляться. Новина больно важная для тебя! — Ольга мгновенно закаменела лицом, в очах загуляли желтые всполохи:

— Глаголь дедушка, я вся внимание. Не томи душу! — Челак провел грязной десницей по усам и бороде, набрал в грудь воздух и выпалил:

— Жив и здоров твой ясный сокол, князь Роман! — Щеки воительницы начали розоветь. Задрожали губы, и гулко бухнуло сердце:

— Что с ним? Где он? Как его отыскать? — Леший вновь провел дланью по усам и бороде:

— Отвечаю на твои вопросы по порядку. Князя полонили, возле самой реки куда он стремился, отрываясь от погони. Роман, с малым числом гридней, наскочил на полночных воинов, которых князья оставили стеречь переправу и плоты. Завязался бой. Силы были неравными. Дружинников побили, а на князя набросили сетку. Обездвижили, а потом и повязали.

На плоту, вместе с подоспевшим князем Гораздом, переправили на тот берег, где у князей тоже бал малый запас воинов, которых оставляли смотреть за табуном сменных лошадей.

Полночный князь, поменял лошадей, и с двумя десятками личной охраны и пленным Романом, спешно отправился на свои земли. Малое воинство, около полутора сотен воинов, осталось на берегу. Прикрывать отход Горазда, в случае погони. Но её не было, и он спокойно ушел! — Челак повертел задом, удобнее устраиваясь на увядающей траве:

— В свой стольный город, Гарду, он Романа не потащил, а заточил его в свой охотничий терем. Это даже не терем, а крепость, которую строил, еще батюшка Горазда, как последнее пристанище на случай набега или какой другой беды. Подойти незаметно к ней не можно: стоит она на острове, посреди большого озера, что в пятнадцати верстах от стольного града.

Крепость, хоть и малая, но укреплена серьезно. Есть и высокий тын, и глубокий ров, и подъемный мост. Стены терема и тын — каменные, из местного песчаника. Внутри посада, глубокий колодезь с грунтовой водой.

Сам Горазд, сейчас обитает в Гарде, а на остров отправил дополнительную охранную сотню. Сколько сейчас в крепости воинов — не известно.

По берегам озера — сплошные болота, через которые проложена одна единственная гать, но она тоже под охраной. От берега, куда выходит гать, до острова — примерно верста чистой воды. Темница, где стерегут твоего князя, под маковкой терема. Два окна, постоянно, закрыты ставнями.

Вот, пожалуй, и все новины, в две седмицы свежести. Не спрашивай, откуда они у меня. Не скажу! Ноза верность их — я отвечаю! — Челак перевел дух, после долгой речи. Ольга подивилась: откуда у дремучего лешего, такая точность языка? Глаголет, как настоящий воевода. Она бы лучше не сподобилась!

Но говорить ничего не стала. Зачем огорчать доброго и преданного друга семьи? Ему, наверняка, будет неприятно слышать, что эти новины можно было передать посаднику Икутару, её отцу! А уж он бы нашел способ, донести их до Ольги! Тогда бы надобность, в таком тяжелом походе, — отпала!

Она просто крепко обняла старого хозяина леса и трижды облобызала в колючие щеки. Челак, вновь начал выковыривать из очей, несуществующих комаров. Было заметно, что ему нежность Ольги, пришлась по душе. Трудности — позади, усталость забыта и он всем доволен!

 

11

Настрой был на высоте. Ольга возвращалась в свою дружинную вотчину. Нравилось все: и теплый осенний вечер, и шорох первых опавших листьев, под копытами Бутона, и блеклый вечерний закат. Душу и тело грела мысль: Роман жив! Голова начала просчитывать возможность похода княжеского войска на полночные земли князя Горазда. Конкретные шаги, пока не рождались, но размытые наметки уже забрезжили.

Организм вел себя образцово. Никаких признаков на тошноту или головную боль. Наоборот! Живая сущность бурлила, как только — что сваренное пиво, каждая клеточка тела взывала к немедленному действию или хотя бы подготовки к нему.

Возле дружинного терема встретила Демира и Унибора. Они сидели на скамейке возле крыльца. Увидев её — оба встали. Демир заговорил, как только она приблизилась:

— Воевода! Есть вести от Вяхиря! Пополудни, от него прилетел голубь. Вернулся отряд, который он посылал к хану. Вести от него!

Князь Роман жив! Его взял в полон князь Горазд и увез на свои земли. Для чего — Туран не ведает! Может, выкуп будет просить, может прилюдную казнь хочет устроить. А может — что другое. — И тут же осекся, заметив, как Воительница побледнела:

— Прости воевода! Язык без костей, мелет все, что на ум приходит! Я почти уверен, что Горазд будет просить выкуп. Хотел бы казнить — не стал бы тащить за сотни верст! Кончил бы на месте и вся недолга! — Ольга молчала. Пришлось Демиру речь продолжить:

— Мы вот с братом Унибором головы над новиной ломали. И пришли к мысли, что надо поднимать войско и ходить воевать, княжество Горазда! Может, успеем помешать непотребству свершиться! Зело обижен Горазд на наш прием, и может в ярости сотворить великую глупость!

Конечно, не нам сие решать, но наши помыслы ты знать должна! Тебе планы строить и тебе указы творить! — Ольга степенно кивнула головой:

— А что возле крыльца о деле глаголем? Пошли в горницу, там и думать вместе будем. Позови всех сотников, а я пока обмоюсь и молочка попью.

Сотники заполнили горницу. Стало тесно, запахло металлом, кожей и потом. Воевода обвела взглядом свое воинство. В очах каждого из них читалось доверие и готовность идти за ней, куда бы она ни направилась! Её верили все! Ольга кивнула Демиру. Тот понял и довел до каждого все, что отписал им Вяхирь. Слово взяла Воительница:

— У меня есть дополнение к сказанному. Вести я получила только сегодня. Источник раскрывать не стану! Но то, что они верны и надежны — могу поручиться головой! Они полностью подтверждают сказанное в голубином письме, но еще и добавляют много, к начертанному:

— Да, князь Роман жив! — И коротко, сжато поведала все, что ей высказал дед Челак. По мере своего вещания, обратила внимание, как оживляются присутствующие сотники. Как они начинают переглядываться, как заблестели их очи, как обеспокоено, начинают двигаться руки. Закончив глаголать, услышала общий выдох облегчения. Неизвестность кончилась! Многое стало ясным! Воевода вселила надежду на возвращение князя!

Ольга внимательно, еще раз, по очереди, внимательно оглядела каждого из присутствующих сотников:

— Будем готовиться к новому походу! Наша воинская честь, не позволит, чтобы мы оставили нашего боевого побратима в беде, пусть он даже простой воин! А тут речь идет о самом князе! Простого гридя — постарались бы выкупить или обменять на их соплеменников. В случае с князем, наш долг сказать Горазду: идем на ВЫ! — Среди сотников, прошелестел шум одобрения. Раздались воинственные возгласы. Воительница продолжила:

— Мы не будем уподобляться вероломству полночных князей! Мы вызовем полночное княжество на честную битву! За свою подлость, Горазд должен ответить. Мы честно и повоински благородно поступили с их полоном: вернули всех на родную землю, без всяких выкупов и условий. Они же ответили черной неблагодарностью! Я предлагаю решить кто из нас прав, а кто виноват, в чистом поле, в праведной битве. Отдадимся на суд богов! Согласны?

— Ответ она знала заранее! Другого — быть не могло!

Утро принесло очень тяжелую новину: на рассвете скончалась Великая Княгиня. Ни свет, ни заря, в горенку постучался её личный лекарь, старец Изосим. И так понять его речь было сложно, а при волнении — невозможно! Но Ольга все — таки разобрала обрывки слов, которые выплевывал, полумертвый от страха, дрожащий старик: — Старая Княгиня, весь вчерашний день была между небом и землей. А на рассвете, все трое лекарей, обнаружили, что она уже закоченела.

Воительница, срочно выслала ходоков к думским боярам и подняла старшину Демира. Как поступать в этом случае — она не знала.

Весть о кончине Великой Княгини, просочилась в город. И хотя было еще очень раннее утро, народ, как по команде, потянулся на главную площадь. Отовсюду слышались тяжкие вздохи, причитания, тихие, вполголоса, разговоры о том, как жить будем дальше. Князь — сгинул в огне битвы. Старая княгиня — отправилась к богам за облака. Осиротел люд Ивельского княжества! Волхв, на площади, стучал в тугой бубен и вещал о скорых изменениях и бедах, которые ждут народ. Но его быстро заткнули и выпроводили за пределы сбора.

Раскручивались людские водовороты, образуя островки горожан по статусу. Вот мастеровые, вот ремесленники, вот землепашцы, вот купцы, вот рыбаки, вот бояре. И во всех островках обсуждался один и тот же вопрос: что делать будем? Как жизнь свою будем строить, без властной княжеской руки?

Забегали переговорщики от толпы к толпе, разнося вести, думы и настроения. Неугомонная детская мелюзга, оттопырив уши, жадно ловила взрослые разговоры и тут же размножала их по всей площади.

Часть думских бояр, откололась от своего островка и направилась к дружинному подворью. Их было не больше десятка. Оставшиеся, сбились в более плотную толпу, посохами отгоняя настырных, любопытных отроков. Гул от приглушенных людских голосов, плыл над площадью.

Неожиданно, с угла площади, где вели совет купцы, донесся неосторожный выкрик:

— Воеводу в княгини! — И через миг, другой голос: — Воительнице княжеский венец! Достойна! На некоторое время, на площади воцарилась мертвая тишина. Проклюнулись звуки обычной жизни. Где — то мычала корова; где — то звенел колокольчик; откуда то, с другой стороны улицы, доносился натужный, старческий кашель; противно каркали вороны на деревьях, которые обступили строем, людское море….

И грянул гром! Показалось, что над головой раскололось небо! Так бывает только весной, когда человеческое ухо, за зиму отвыкает от буйства Перуна! Когда, от первого в году грома, подгибаются колени!

— Воеводу в княгини! Воительнице править! Найдене княжеский венец! Воеводу на престол! Пойдем под воительницу! — Было ясно, что все сословия, на площади, вызревали одну, общую для всех мысль. А она, созрев — уподобилась реке в половодье. Когда она, набухнув, и набрав силу, сметает все преграды на своем пути и вольно растекается по лугам, чтобы напитать землю живительными соками!

— Воеводу в княгини! Воительницу на престол! Достойна! Достойна!

Гром людского согласия смел воронье с ветвей и насиженных гнезд, сбил их в огромную стаю и повесил тучей над городом.

Народ Ивеля — свой выбор сделал!

Ольга, Демир и думские бояре, заседали в горнице воеводы. На предложение Ольги, взять временное управление княжествомна себя, бояре, почему — то ответили молчанием. И оно затягивалось.

Воевода, непонимающе, переглянулась с Демиром. Казалось бы, что все просто и понятно: Великая Княгиня — ушла из жизни. Судьба сына, князя Романа — скрыта пеленой вопросов и пока остается неизвестной! Но, не может же княжество оставаться без головы? Не может оставаться без присмотра и руководства! Даже умный и послушный конь, если отпустить уздечку, наверняка собьется с пути и может забрести в непролазный лес или топкое болото.

Дума должна взять управление княжеством в свои руки! Что тут рассуждать? О чем тут думать? Демир тоже, непонимающе, переводил очи с одного на другого, из сидящих бояр. Ему нетерпелось решить, как он считал, лежащий на поверхности вопрос и перейти к разработке плана похода на полночные княжества. Молчание думских бояр, начинало казаться зловещим.

И тут грянул гром! Гром людских голосов. Задребезжали слюдяные стекла на окнах! От неожиданности, вздрогнули воевода и Демир! Бояре волнения не выказали, но зашевелились, переглядываясь друг с другом. Встали со своих мест, самые уважаемые: Баксай и Фиодор. За ними, гремя скамейками, потянулись остальные. Как по команде, одновременно, согнулись в глубоких, земных поклонах. Ольга и Демир, недоумевая, тоже поднялись на ноги.

Бояре выпрямились. У всех на очах стояли слезы, а двое, бояре Тихон и Смок, не скрываясь, рыдали в голос. Заговорил степенный и велеречивый боярин Фиадор:

— Приветствуем тебя, Великая Княгиня княжества Ивельского, приемная дочь Икутара, посадника Игрецкого! Прими от нас первых, твоих подданных, — присягу верности и послушания! Что будем служить тебе, верой и правдой, не жалея живота своего! С этого мгновения — ты наша мать — княгиня! Так, только — что, решил народ! Значит такова воля наших Богов! А им перечить — не моги! Их воля и воля народа княжества, совпадающая с решением богов — священна.

Благодари народ за доверие, тебе оказанное! А Богов — за их милость, над тобой простертую! — Все десять думских бояр опустились на колени. Руки прижаты к груди, очи, наполненные слезами, устремлены на новоявленную Княгиню Ольгу!

Великое событие, в жизни Воительницы — свершилось!

 

12

Отметился первым багрянцем, первыми слетевшими листьями, первыми холодными росами месяц ревун (ревун — сентябрь) и канул в лету. На смену пришел грустный листопад (листопад — октябрь). Позднее и короткое, в этом году, бабье лето, порадовав седмицей теплых деньков и обилием невесомой паутины, сменилось промозглой прохладой с низкими, ободранными, дождевыми тучами. Моросящий, надоедливый дождь, казалось, пропитал все и всех до основания. Но Ольга, из — за отсутствия свободного времени, капризов погоды не замечала. Жизнь вокруг завертелась так, что спать приходилось урывками!

На другой день, после тризны по усопшей Старой Княгине, по городам и весям разослали известие, о восхождении на престол Великой Воительницы, приемной дочери Игрецкого посадника Икутара, — Найдены. В скорости прибыли послы от всех родов Ивельского княжества.

По какому — то древнему обряду, про который поведали волхвы Главного капища, Ольга, в присутствии горожан и послов, произнесла клятву верности отечеству. Слова её были настолько диковинными, что половину смысла, она не поняла. Но судя потому, что после клятвы, ей водрузили на голову княжескую корону, она проговорила все правильно.

Мучили мысли: княжна — это незамужняя дочь князя. Княгиня — это жена князя. Ни под то, ни под это, она никак не попадала! Она понимала, что об их любовных отношениях с князем Романом, знают все жители стольного города. Да они и не делали из этого секрета!

Зазноба и только! А как это будет выглядеть после возвращения князя? Он Князь по роду, я — княгиня волею народа. А кто тогда его, богами даденная жена — Боголепа? От таких мыслей, голова шла кругом.

Лучше об этом не думать! Вернется Роман, тогда и рядить будем. Жизнь сама все на места расставит!

От отца прилетел почтарь, в котором он извещал, что семья Стояны, благополучно прибыла на их подворье. Познакомились; сейчас они обживаются и привыкают к новому месту. Новина была приятная.

Предложенный думскими боярами объезд вотчины — отклонила напрочь! Не время себя показывать и на народ смотреть. Есть нужда поважнее: подготовка к походу на полночные земли! Сотники, во главе с Демиром, уже неделю, вовсю занимались боевой учебойдружины. С вновь набранными гридями, а это уже более семи сотен горожан, сутками напролет, воинскую науку грыз Унибор, со своими десятниками. Ольга лишь изредка выкраивала время, чтобы проверить результаты учебы и тех, и других. Других забот, не менее важных, хватало!

Первая напасть: отсутствие городского головы. Он, как уехал проведать «хворую» матушку, так где — то и запропастился. Судя по отзывам — человек и работник он был неплохой, штаны на своей должности, не просиживал! Уважали его в городе.

Несколько зим назад, он повздорил по мелкому поводу с Калиной. Меж ними возникла лютая вражда. На сторону своего «жеребца» стала старая Княгиня; на сторону городского головы — Роман. Тяжбу никто выиграть не смог. Решили делать вид, что наступил мир и вражда забыта. Но ненависть в душах спорщиков, тлела до последнего времени.

Когда князь не вернулся с поля брани, городской голова понял, что у Калины настал момент для безопасного сведения счетов. Ждать неминуемой расправы не стал. Распустил слух о немощной матушке, которая проживает далече от Ивеля, и исчез вместе с семьей.

Шесть дней тому, Демир послал наряд, узнать у бывшего дружинника, старого Лепки, соседа, что слышно о возвращении беглецов назад. Гридни вернулись ни с чем. На подворье пусто; на стук в дверь — никто не откликается. В хлеву ревет некормленая скотина.

Встревоженный Демир, сам возглавил наряд. Дверь в хоромы была заперта изнутри. Её взломали и оторопели: в трапезной столы и скамейки перевернуты, а пол и стены обильно политы кровью.

Продолжили осмотр. Кровавые следы вели по длинному коридору и обрывались у двери чулана. А за ней обнаружили всю изрубленную семью: городского голову, его жену, сына с невесткой, десятилетнего внука и старого воина Липку!

О совершенном злодействе, сообщили Княгине. Ольга лично прибыла и осмотрела исход разбоя. Назначила трех дознавателей, но результатов пока небыло. Душегубы оказались опытными и следов не оставили. Были подозрения, но их к делу не пришьешь!

Два дня после этого, Княгиня извела на советы с самыми уважаемыми горожанами. На третий день, после долгих уговоров, городским головой назначила думского боярина Фиадора. Поиск татей — продолжался.

Вторая напасть, еще более значимая для Ивеля: мировой судья. Прежний — с охоты так и не возвернулся. И снова все повторялось: с Калиной они заклятые «друзья». Вражда началась недавно, когда мировой судья заинтересовался, откуда у Калины такая бездонная мошна объявилась? Со старой княжной у него шашни давно закончились, а тратит он на кабаки и бляжьих девок, будто князь Роман его к державной казне допустил!

Пригляд за Калиной поставил, подходы к нему принялся искать! Но Калина, прознал про интерес к нему судьи. Однажды, накушавшись медов, явился к нему в рабочую палату и устроил громкий разор. Помощники судьи, еле успокоили разбушевавшегося княжеского любимчика. С тех пор, каждый из них затаился и ждал удобного случая, для смертельного удара.

И вот сейчас, мировой судья пропал. Нужно искать замену. Еще два затраченных дня на поиски и переговоры. Наконец, бляху мирового судьи, получил не самый богатый купец города. Зато — самый честный и к несправедливостям нетерпимый. Наверное, поэтому, он так и не нажил больших богатств.

Купец Архип (так звали нового мирового судью), согласился не раздумывая. Постоянные купеческие разъезды, становились ему в тягость. За детьми, а их было у него аж девять, и все сыны, присматривать становилось трудно. Жена постоянно хворала, а нанятые няньки, справиться с такой оравой отроков, были не в состоянии.

Надев судейскую бляху на могучую грудь, а был он ростом почти в десять вершков (примерно 190 см), и весом в девять пудов, сморкнулся сквозь два перста на пол и прорычал медведем:

— Ведите мне воров по очереди! Я на них буду учиться судить! А после обеда, когда премудрости все пойму — заводите татей и разбойников. — Заметив ехидную ухмылку судебного писца, взял его за шкирку и легонько приложил лбом о столешницу. После чего, авторитет нового мирового судьи, взлетел до небес. А писца — еле отпоили к закату. Княгиня поняла, что она в своем выборе, не ошиблась!

Третья напасть — её новое положение. Имелось ввиду не княжеская корона, а её здоровье. Приступы тошноты заметно уменьшились, зато начали появляться отеки на ногах и пятна на лице. Сомнений давно не было: она готовится стать матерью! Постоянно находясь на людях, стала замечать, что в очах у некоторых, особенно женщин, явственно читается сначала удивление, а затем и понимание.

Первым не выдержал старшина Демир. Со свойственной всем воинам тонкостью в общении, спросил напрямую:

— Княгиня, а ты уверена, что в твоей блевотине, виновата только праща, а ночи, проведенные с Романом, к этому не имеют отношения? — Заметив, как она покраснела, на ответе настаивать не стал:

— Ничего, не расстраивайся! Не ты первая, не ты последняя! Я в этом человек опытный: трижды эту «болезнь» наблюдал. Два раза у жены и один раз у дочки. Трудно — первые два — три месяца! Потом организм к новшествам привыкает, и женщина приходит в порядок. В общем, верь моим словам: от этого еще никто не помер.

Еще один вопрос требовал незамедлительного решения. Пост воеводы Ивельского княжества. Для его решения, Ольга, поочередно, поговорила с каждым сотником. Съездила за советом, к прикованному к пастели, бывшему тысяцкому Ерофею. Их предложения, полностью совпали с её мнением. Иуже на другой день, под стяг воеводы, стал уважаемый Демир, сын славного в прошлом, витязя Храбра.

Его назначение, и воины дружины, и жители стольного города, встретили с одобрением. Особо этому был рад, старый и хворый Ерофей. Демир был его лучшим учеником!

 

13

На другое утро, Княгиня, в сопровождении Унибора и городского головы Фиадора, поехала в посад, где были расположены кузни и мастерские оружейников. Особой необходимости, в посещении местных производителей оружия и снаряжения, не было. Просто, перед походом, воительница захотела ознакомиться с их возможностями.

Посад, железных дел мастеров, располагался обособленно и был обнесен забором из плотно подогнанных, высотой в полторы сажени и толщиной в два вершка, не струганных досок. Ольга сразу поняла: — от любопытных очей! Хотя, при необходимости, такой забор, какое — то время, мог быпослужить и защитным тыном.

Возле ворот, окованных узкими, железными полосам, их встретил главный оружейный мастер — Прокоп. По виду, он гляделся большим в ширину, чем в высоту. Облачен был в новый, кожаный фартук до пят. Густые, с проседью волосы, на лбу были перехвачены широким кожаным ремешком, украшенным серебряными бляшками. Подпалины на бороде, говорили о том, что она чаще общается с кузнечным горном, чем с ножницами брадобрея.

При приближении Княгини, Прокоп отвесил низкий, поясной поклон:

— Здрава будь Повелительница! Добро пожаловать в нашу вотчину! — Голос у него оказался низкий, густой, как деготь на холоде. Смотрел открыто, без тени раболепства. Ольге он сразу понравился:

— И тебе и твоим кудесникам огня и вашим близким, тем же ответствую! — Подбежавший отрок перехватил уздечку Бутона. Своих коней Унибор и Фиадор, к коновязи повели сами:

— Ну, хозяин, показывай нам свое хозяйство! Похвались успехами, раскрой секреты ремесла, если таковые имеются!

— Все покажу, все расскажу!! А вот с секретами — заковыка! Почто, Княгиня, тебе про них ведать? Секреты — они на то и секреты, чтобы секретами оставаться! — Прокоп разулыбался, довольный своим хитрым ответом:

— Тебе ведь, что важно? Чтобы твой оружейный промысел, не уступал соседям, а тем более врагам. А лучше — чтоб превосходил их задумки и воплощения! Ведь так?

— Верно, мыслишь мастер! Что секреты пуще глаза своего бережешь, тоже верно поступаешь! Но и ты пойми меня правильно. Серьезный поход у нас впереди брезжит! Нельзя к нему, спустя рукава, подходить! Каждый недосмотр, каждая мелочь в его подготовке, может очень дорого нам обойтись. Людские жизни от этого зависят! Так, что смекай: не простое любопытство привело меня к тебе.

Осмотр оружейного посада занял половину дня. Княгиню интересовало все: от доставки руды к плавильным горнам, до того, как охлаждают только — что родившиеся мечи, после окончания ковки.

Откуда — то из глубины сознания, всплыло незнакомое слово «мультик» и перед глазами появился былинный богатырь. В деснице он держал огромный меч, а шуйцей подбросил невесомый женский, шелковый плат. Тот, как облако, спланировал на лезвие меча и распался на две половинки. Видение было таким натуральным и красочным, что Ольга неожиданно решилась. Торопливо развязала шейный шелковый платок, взяла первый попавшийся под руку меч, подняла как можно выше руку и отпустила шелковый лоскут на лезвие меча. И он лег точно. Невесомый платок обнял клинок и больше ничего не произошло. Виденное в мультике чудо, не повторилось!

Прокоп выглядел немного смущенным. Недовольно передернул могучими плечами и загудел:

— Еще от отца, потомственного кузнеца — оружейника, я слышал о таком способе проверки остроты клинка. Но сам никогда, в своей жизни, не видел разрезанный плат под своим весом! Честно признаюсь, что неоднократно пробовал заточить лезвие до необходимой остроты. Но у меня ничего не вышло! Булат не позволяет!

Чем больше ты работаешь над остротой клинка, тем больше булат теряет в твердости: или становится хрупким, как первый лед в луже, либо мягким до такой степени, что, даже перерубив им дубовый кол, на лезвии остается зарубка.

Я княгиня, понимаю, что все дело здесь — в способе закалке клинка. Но за три десятка лет, секрет такой закалки, мне не открылся! Ты мне верь, княгиня! Многие сотни способов я со своими мастерами перепробовал!

Ковал булат из трех пластин, перемешивая их железное нутро в единое целое. Добился неимоверной гибкости и прочности, но потерял в остроте заточки! Мой узор на клинке, неотличим от узора булата, мастеров жарких, заморских стран!

Ты ведь знатная воительница и понимаешь толк в хорошем оружии. Славный меч — тем и славен, что в нем уживаются три ипостаси: острота, крепость и гибкость! Когда усиливаешь одну из них — теряешь две другие. Заставить их жить вместе в любви и дружбе — означает прославить такой клинок на века! А это мало кому удается! Вот и мне пока это не удалось!

Но я не опускаю руки! Ищу и буду искать, пока не рожу чудо — меч! Лишь бы жизни на это хватило! — Очи мастера горели огнем, грудь вздымалась от частого дыхания, руки беспрерывно сплетались и расплетались перстами между собой. Волнение оружейника передалось и Ольге.

В голове вновь запрыгали цветные, яркие картинки мультика из неизвестного детства. Все как наяву: раннее утро. Над землей стелется легкий туман. Из кузницы выходит уже знакомый богатырь. В каждой руке у него по огненному клинку. Понятно, что они только — что покинули наковальню и еще не успели остыть. Богатырь запрыгнул в седло и конь начал разбег. Туман стелился прямо у него под брюхом. Всадник, на скорости, начал пластовать земляное облако сразу обоими мечами. Постепенно кузнечный огонь на клинках начал меркнуть, а затем и вовсе погас!

И тут Ольга поняла: витязь не просто тешил богатырскую силушку. Он ОХЛАЖДАЛ мечи! Кузнецы КАЛИЛИ клинки в горнах, а он их не просто охлаждал, он их ЗАКАЛИВАЛ в утреннем тумане! Он завершал последний этап рождения меча!

От этой догадки стало нестерпимо жарко. Длани стали мокрыми! Срочно потребовалось время для обдумывания, для закрепления догадки! Княгиня тряхнула головой, обернулась к Унибору и Фиадору:

— Вы пока сходите, осмотритесь в кольчужном цеху, а мы тут с Прокопом, на свежем воздухе покалякаем. — Подождала, пока они удалятся:

— Слушай меня внимательно мастер! Не спрашивай откуда, но меня одна интересная мысль посетила! — И, в подробностях, поведала свое видение, какое она только — что зрела:

— Давай попробуем, не откладывая в долгий ящик, с моей догадкой разобраться! Если получится — вот и славно! Не получится — хуже от того не станет. Погода для проверки моих слов, стоит самая завлекательная! Вот и начинай прямо завтра испытания! Как какой результат проявится, любой, — сразу ко мне с докладом!

— Сделаю, как ты мне сказала! — Прокоп смотрел на княгиню совершенно другими очами. Надежда и детский страх, что из затеи ничего не выйдет, легко читались на его лице. Но надежды — было больше!

Унибор и Фиадор, увидев, что Княгиня идет к коновязи, заспешили ей навстречу.

Утром, думский боярин Баксай, принес черную новину: третьего дня, при родах, скончалась законная жена Романа — Боголепа. Роды были очень тяжелыми: удушье пуповиной плода и сильнейшее кровотечение при родах у матери. Итог: несмотря на усилия лучших повитух княжества — смерть обоих.

Ольга, услышав страшную весть, некоторое время, сидела, молча, осознавая услышанное. Потом её прорвало. Так она не рыдала никогда в своей жизни. Слезы лились нескончаемым потоком, тело трясло так сильно, что возникал страх: внутри что — то оборвется! Душа кричала от жалости к сопернице, которую она никогда не видела! От жалости к неродившейся дочке князя, от сострадания к Роману. В голове билась мысль: это наказание Богов невинных людей, за наши прегрешения с князем!

О, Боги! Как вы могли так ошибиться! Нет вины перед вами у тех, которых вы забрали к себе за облака! Вот она я, виновница всех бед! Меня карайте, на меня обрушьте вашу месть! Покройте мое тело струпьями, утопите меня в болоте, сожгите меня небесным огнем!

Я, и только я, во всем виновата! Полюбила не вовремя! Не просясь вашего согласия! Любовь душу забрала, очи закрыла! Я виновата, но прощения просить не буду! Ни о чем не жалею! Ведь любовью наградили меня вы, боги, значит и ваша вина есть! Возьмите мою жизнь, мое здоровье, но верните на землю Боголепу и их, совместную с Романом, дочь! Иначе, как мне жить дальше?

Сознание от долгих рыданий, туманилось. Боярин Баксай бегал за водой, замачивал полотенце и прикладывал её на голову Княгини. Не помогало. Ольгу сильно рвало, Говорить она не могла: икота прерывала речь. Слезы уже не текли. Осталось только дрожь в теле.

Лекарь Изосим подсовывал остро пахнущие ватки к ноздрям Княгини, но толку от них не было. Тогда в изголовье сел боярин Баксай. С силой придавил голову воительницы к подушке и накрыл её своим лицом. Гладил волосы и пел какую — то колыбельную, детскую песню. И это помогло!

Дыхание Княгини успокоилось, стало ровным, плечи перестали дрожать, и она попросила укрыть её одеялом. Через минуту воительница затихла.

Сон победил отчаяние! Ольга забылась тяжелым, полным кошмарами, сном.

Не зря говорят в народе, что время и сон — являются лучшими лекарями! Проснулась она под вечер, когда на землю уже опустились сиреневые сумерки. Страшно хотелось есть. Она, по сей день, продолжала питаться из дружинного котла, отказываясь переезжать в княжеские хоромы, где была отдельная кухня с поварами, обслугой и княжеской посудой. Дружинное подворье было её привычней, и менять свои привычки, она пока не собиралась.

На настоятельные просьбы, главного хранителя и ключника княжеского терема, а по жизни — главного воспитателя и учителя князя Романа, старого думского боярина Сивка, внимания не обращала. Хотя иногда мелькала мысль: негоже княгине в дружинном помещении обитать! Там ведь одни мужики бродят, зачем ей лишние пересуды?

Неспешно направилась на кухню. Ужин у гриден только закончился, но котлы были еще горячими. Набрала полную миску гороховой каши с молодым барашком и с удовольствием её съела. Запила хорошей кружкой горячего сбитня и на душе повеселело. Неожиданно пришло желание съездить и посмотреть на свои княжеские покои. А как там живут князья? Все равно, спать не хотелось, а занять себя нечем. — Еду!

 

14

Сопровождение она себе не взяла. Выехала одна, предупредив караульных, чтобы не волновались. Скоро будет назад.

Слежку заметила сразу. Улица, в это время была малолюдной и она обратила внимание, что за ней пристроились четверо всадников. Бутон шел посередине дороги. Попутчики разделились: двое, отстав от неё на полсотни сажень, держались в тени домов справа, двое — почти на хвосте Бутона, тропили мостовую слева. Лица скрыты наголовниками.

Воительница пропустила взором дальнейший путь: улица широкая, но скоро, после небольшой площади, сужается до узкой просеки среди изб, окруженных фруктовыми деревьями. Отличное место для нападения! Если у них черный замысел, то воплощать они его будут — именно там!

Стараясь быть незаметной, отстегнула лук от налучья. Приготовила четыре стрелы с утяжеленными наконечниками. Освободила от ремешка «добрых намерений» меч.

Все! Она к поединку готова! Оставалось только ждать и выяснить намерения попутчиков. А это случится очень скоро!

Улица повернула. И сразу стало много темнее. Зацокали копыта лошадей преследователей, убыстряясь в беге. Перстень, молчавший долгое время, ударил обжигающим, ледяным холодом. Ольга приготовила лук. Стрела легла на тетиву, высматривая первую жертву. Ей уже хотелось крови.

Снаряд выпущенный из пращи, Ольга угадала и успела скользнуть вниз из седла. Он просвистел в вершке от уха. Сомнений, что это все по её душу — не осталось!

Бой! Враг определен!

Ольга навострила лук. Две стрелы — двое всадников, которые ближе, повалились из седел. Еще выстрел — и еще один из преследователей повалился на землю. У второго, посмертно заржала лошадь. Бой, скоротечный и беспощадный — закончился.

И тут же улицу заполнили гриди воеводы Демира. Их было столько много, что они не умещались на узкой улице. Казалось, что их совсем не интересуют выбитые стрелами воительницы смертники. Интерес вызывал — лишившийся лошади наемник. К нему отнеслись, как к нежному другу. Подняли, усадили, увезли. Демир подъехал вплотную к Ольге:

— Прости, Княгиня, но больше без моего дозволения, ты и шагу не сделаешь! Почему ты никак не можешь понять, что твоя жизнь, теперь, принадлежит не только тебе, но и всему княжеству? Твоему, еще не народившемуся, ребенку!

Почто выезжаешь в ночь без охраны, не предупредив ни меня, ни еще кого — либо? Ты так сильно уверена в своем воинском умении? Тогда позволь тебе напомнить о шишке на голове, которую ты заполучила, находясь тогда, куда в лучшей, боевой форме! Напомнить тебе, что еще не придумали заговора, от метко пущенной стрелы наемного убийцы!

— Ольга опустила голову: крыть было нечем. Действительно, если смотреть на её поступок с позиции опытного воина, то его, кроме — как детское баловство, не назовешь! Демир, сейчас, был прав во всем!

— Прости меня воевода! Ты прав, больше такого не повториться! Отныне, делай так, как тебе предписывает Устав и твои обязанности по обеспечению безопасности Княжеской семьи. Я полностью в твоем распоряжении! Руководи!

На том и порешили.

До княжеского подворья, теперь её сопровождал отряд из двух десяток гриден дружины. Мост был опущен, и проблем въехать в малую крепость не было. Ворота были нараспашку. Возле не маленького костра сидели два стража, особо по сторонам, головами не вертевшие. На цокот копыт отреагировали вяло, без особого воинского прилежания. Демир спрыгнул с коня. Сторожа приподняли задницы и подслеповато глядели на незваного гостя. Разглядев кто перед ними — засуетились, затеяв поправлять снаряжение и стараясь спрятать великие чрева. Демир выдержал паузу, давая возможность охранникам привести себя в бравый вид и только потом рявкнул:

— Начальника охраны — ко мне! — Оба сторожа дернулись выполнять приказ, но при этом столкнулись лбами и повалились на пятые точки в разные стороны. Громкий хохот двух десяток гридней, оценил их служебное рвение. Демир, веселья подчиненных, не разделял.

Через малое время, гремя копьем по кольчуге, появился главный охранник княжеского подворья. Тяжелая отдышка, из-за излишнего веса, не позволяла ему начать доклад, но при этом, извещала всех, кто стоял от него на расстоянии не более десяти шагов, что меды и сбитень в стольном городе, варить не разучились!

Демир, в ярости, нахмурил брови. Сделал два шага вперед и со всего размаха врезал кулаком в необъятное брюхо главного сторожа. Воздух, с превеликим шумом, из всех дырочек в теле, кроме ушей, стал покидать бреннуюоболочку толстяка. Шмыгнул нос, хрюкнуло горло, но особо заливистую и внушительную трель, выдала задница. На глазах у всех, начальник охраны, становился выше и стройнее! Но «всех» — это особо не радовало: ароматы из чрева хозяина ворот княжеского терема, сильно отличались от луговых. Даже сидящая на коне Воительница, начала икать, в предчувствии приближающегося приступа тошноты.

Воевода приказал собрать всех охранников и построиться перед подъемным мостом. Время для этого, много не потребовалось. Через полчаса, невеликий строй, великих толстяков, замер, на хорошо утоптанной площадке, вокруг которой горели уже четыре костра. Было светло, как днем. Всех их насчитывалось, на обширное княжеское подворье — аж две дюжины «отчаянных и зорких стражей», в возрасте от тридцати до сорока пяти лет. Оружие — длинные копья с тупыми наконечниками и, до безобразия ржавые, короткие мечи. Зато рожи каждого, напоминали парную телятину и лоснились, как — будто были натерты смальцем.

Воевода дважды прошелся перед строем, пристально глядя в харю (лицом назвать, не поворачивался язык) каждому из грозных сторожей. Затем сказал короткую, но торжественную речь. Она сводилась к тому, что княжество переживает, нелегкие времена и возникла потребность в смелых, сильных, выносливых и работящих людях, для выполнения ответственейшего задания. Выбор пал на команду княжеских охранников, как на лучших, из лучших! Как на самых надежных и работящих! Все знают: эти не подведут!

Именно поэтому, они завтра, в полном составе, под руководством младшего лесничего Дрёмы, отправятся в Рудный лес, за полсотни верст от тракта, на заготовку корабельного и строительного леса! Лесничему Дрёме, даны особые полномочия по поощрению лучших работников и наказанию нерадивых, посредством применения или неприменения пастушьего кнута с гирькой на конце. Поощрение — это когда кнут отдыхает. Наказание…, ну здесь все понятно!

В помощь лесничему выделяют еще двух катов (кат — палач, секущий провинившихся на площади), из свиты мирового судьи.

По мере яркого выступления воеводы, лица сторожей теряли цвет парной телятины и приобретали цвет солонины, пролежавшей в солевом растворе, не менее седмицы! А при упоминании об их новом начальнике Дреме — совсем загрустили. Особенно начальник стражи. Воздух возобновил выход из его чрева, уже без помощи кулака Демира,

Дело было в том, что Дрема обладал несколькими выдающимися способностями: буйволиной силой, детским разумом и сказочной исполнительностью. Однажды, он голыми руками задавил пятилетку шатуна — медведя. Другой раз, старший лесничий, в шутку, отправил его в лес за цветной ольхой. Но она прорастала только в Гамарьиной пуще, в предгорьях Караньского хребта. А до неё было — более четырехсот верст.

Вернулся, Дрема только через три луны, на телеге, в которой лежали два ствола заказанной ольхи. Худой, грязный, но довольный своим послушанием!

И вот теперь, такой дуролом, будет ими руководить! Есть от чего загрустить и измениться в лице. Спорить и возмущаться, у охранников смелости не хватило и они, молча, отправились собираться в дорогу. Занятость толстомордой команды, до первого снега, была решена. Их место уже занимали пять десятков гриден сотника Тарана. Это теперь была личная охрана Княгини, и жить она должна на княжеском подворье. Демир, с остальными гриднями, убыл восвояси. Ольга приступила к знакомству со своим, отныне постоянным жильем. В этом её помогал главный хранитель и ключник — сухонький, пятидесятилетний думский боярин Сивко. По причине бездетности и вдовства, он постоянно проживал в княжеском тереме, в богато обставленной горнице на нижнем ярусе — этаже.

Терем Ольге понравился. Непривычная к роскоши, она с удовольствием разглядывала роскошные ковры и шкуры, устилавшие полы всех помещений; тяжелые, бархатные шторы, закрывавшие оконные проемы; массивную дубовую, резную мебель, бархатом же обитую; серебряные, кованные подсвечники, большим числом украшавшие помещения; невиданные растения, во множестве произраставшие в кадках из мореного дуба.

Особенно ей понравился огромный зал, с окнами забранными цветными, стеклянными витражами, высоченным потолком и стенами, увешанными различным оружием. В нем не было шкур и ковров, зато пол был выстелен полированными плахами из различных сортов дерева. Если в нем поставить пиршественные столы — за них сядет человек сто пятьдесят. А то и более! А если для хороводов или плясок, то людей уместится вдвое больше!

Себе, для житья, выбрала светелку, на третьем ярусе. До этого её никто не занимал, поэтому попросила Сивка, обставить её, по своему вкусу. Чем сейчас и занимались вызванные мастеровые.

Сивко ей нравился своей немногословностью и деловитостью. Казалось, он умеет читать её мысли: она только начинает что — то предлагать, а он уже отдает распоряжения своему помощнику.

Для трапезной, Ольга выбрала небольшую горницу на первом ярусе, окна которой, выходили во фруктовый сад с небольшим прудом с живущими в нем лебедями. В ней тоже распоряжались мастеровые. Одним словом, присутствия Ольги на месте работ, не было никакой необходимости. И она вновь оседлала Бутона. Из ворот подворья Княгиня выехала при плотном сопровождении двух десятков гриден в полном боевом снаряжении.

Встречные горожане, снимали головные уборы и земно кланялись. С одной стороны — это было приятно, со второй — непривычно.

На дружинном подворье было безлюдно. С сегодняшнего дня боевая учеба была перенесена в поле. Но воевода был на месте. Сидя в бывшей горнице Ольги, он дожидался результатов допроса, захваченного ночь наемного убийцы. В принадлежности к этой специальности, вопросов не было. Под мышкой, оставшегося в живых татя, была обнаружена тату в виде черного паука!

— Понимаешь, я послал ребят, чтобы они доставили трупы, тобой срезанных нападавших, на дружинное подворье. И тут мы их подраздели и осмотрели. У всех троих — под мышкой пауки. Ожидаемо, точно такой же, оказался и у оставшегося в живых.

Первый, поверхностный спрос показал, что все четверо — дикие горцы с караньского хребта. Ныне жду результатов настоящего спроса. Сейчас полонянином занимаются настоящие спецы по спросам. — Ольга понимающе кивнула. Сейчас воевода находился в родной стихии и ему указы, и советы вовсе были не нужны:

— Воевода, не угостишь ли княгиню, по старой дружбе, чем — нибудь покрепче, и похолоднее чем сбитень? Настроение на меня такое напало! — Демир загрохотал сапогами и выскочил за дверь. Через малое время он вернулся, неся перед собой приличный кувшин с пенным напитком от которого по горнице мгновенно распространился дивный запах лугового меда:

— Только вчера бочонок вскрыли из запасов Ерофея. Меду — не меньше трех десятков лет! И сварен на совесть! — Налил в старинный серебряный кубок, который в этой горнице выглядел инородцем. Зато пахучий мед, был выше всех похвал! Ольга с удовольствием осушила, за несколько глотков, чуть — ли не половину. Взглядом выразила воеводе восхищение и благодарность.

Допить до конца не удалось: в горницу, без стука, ввалился оружейник Прокоп. Вид был его так необычен, что у княгини, от удивления, открылся рот: совсем недавно, новый кожаный фартук просвечивал свежими прогарами, сапоги в золе и металлической окалине, когда — то окладистая борода, с правого бока, сильно обгорела. Волосяного кожаного ремешка на лбу не было, волосы торчали в разные стороны и налезали на лицо. Руки были заняты чем — то, завернутым в мешковину. Очи блестели как у безумного! Обвел взглядом горницу, и казалось, с трудом признал воительницу. Грохнулся перед ней на колени так, что застонал дощатый пол, сложенный из толстенных плах:

— Княгиня! Матушка! У меня все, благодаря твоим нареканиям, получилось! — Из очей обильно заструились слезы, оставляя дорожки, на давно немытом лице. От его густого голоса, закладывало уши! Плечи его тряслись от беззвучных рыданий, губы шлепали, выталкивая нужные слова. Руки путались в мешковине, стараясь открыть там спрятанное от посторонних глаз. Наконец это ему удалось: мешковина упала на пол. На вытянутых вперед руках мастера, покоился меч!

 

15

В горнице повисла оглушительная тишина. Княгиня и воевода зачаровано зрели на чудо, созданное человеческими руками. И не надо быть знатоком железа и оружия, чтобы понять: перед ними — НАСТОЯЩЕЕ ЧУДО! Такое, какое не всем судьба позволяет узреть в течение всей длинной человеческой жизни.

Меч выглядел необычно. Это была уже не заготовка, а готовое к бою оружие. Длиной чуть больше двух аршин. Шириной — в вершок. Сквозь голубоватую, полированную поверхность клинка, явственно проступали замысловатые узоры скрученности металла. Булат! Настоящий! Сомнений нет!

Рукоять убрана костяными накладками — кольцами: в руке скользить не будет! Гарда — крестообразная с защитными шишаками на всех четырех лучах. В навершии рукояти — крупный ограненный кристалл зеленого цвета. Изумруд? Похоже! Но сколько, же стоит камень такой величины?

Как мать, с осторожностью и неземной нежностью, принимает у повитухи только что рожденного дитя, Ольга, с трепетом, взяла меч в свои руки. От его тяжести исходило мужественное тепло, которое усиливалось перстнем и растекалось по всему телу.

Чувства, которые сейчас охватили Ольгу, были сродни тем, что она испытала несколько раз, в светелке, убранной речными лилиями, от близости с Романом! Но было в них — больше нежности материнства, чем восторга от слиянии с мужским телом! И тепло от клинка распространялось по телу от головы — вниз, к лону. Тогда же волны счастья катились, наоборот: от лона — к сердцу.

За спиной, глядя поверх её плеча, взволнованно сопел Демир. Ольга обратила взгляд, на продолжавшего стоять перед ней на коленях, мастера. Лицо его выражало бесконечную горечь, от расставания со своим детищеми блаженный восторг, что меч попал в надежные руки:

— Прости княгиня, за мой вид! Три ночи не спал ни я, ни мои подмастерья! Меч довести успели, а вот на ножны и личный образ — времени не хватило! А ждать, от переполняющих меня чувств, я больше не мог! Клинок жег мне руки и душу: к тебе в руки просился! Я это точно знаю!

Не мог я более его приказам противиться. Несмотря на ночь, поскакал к тебе с подарком! Прими его, от всех нас, оружейных мастеров! Каждый внес свою лепту в создание этого чуда! Но твой вклад в его рождение — неизмерим с нашим! Только благодаря твоим словам, твоему совету, он стал тем, кем он сейчас стал! Гляди сама: — Суетясь и спеша, достал из пазухи, её же шелковый плат, который она забыла в его кузнице, после необычного испытания остроты клинка. Взмахнул рукой и подбросил легчайший клок материи, высоко над головой:

— Лови, княгиня, его клинком! — Ольга подставила меч под плавно опускавшийся, невесомый квадратик щелка. Платок спланировал ровно на лезвие и … разделился на две половинки!!

Демир, от удивления, широко раскрыл рот. Но вымолвить, хоть одно слово, не смог. Только зубами клацнул, когда его закрывал!

Изумленная увиденным, воительница, молча разглядывала две половинки платка, сиротливо лежащие на полу. А мастер Прокоп не унимался:

— Воевода! Доставай меч, и скрести его с моим! Княгиня, рубани, что есть мочи! Посмотрим, чей клинок крепче и острее! — Демир, завороженный происходящим, мгновенно выполнил команду мастера: выхватил свой меч из ножен и принял боевую стойку, держа его двумя руками и выставив перед собой.

Ольга, на полусогнутых ногах, заскользила в сторону воеводы. Замах по широкой дуге! Демир сделал шаг вперед, подставляя и встречая атаку своим мечом. Звон металла при встрече! И воевода, в изумлении, уставился на короткий обрубок, что остался в его руках. Рот повторно раскрылся, да так и остался в таком положении, сведенный судорогой удивления, произошедшим. Ольга, по инерции, посунулась вперед, и новоявленный клинок со свистом врезался в деревянные плахи. Картинка замерла.

Демир с преглупым видом пялился на то, что осталось от его боевого меча. Ольга, в полусогнутой стойке, взирала на острие своего, на три вершка утонувшего в деревянном полу. Целого и невредимого!

От меча воеводы осталось рукоять и треть клинка. Срубленный остаток — валялся под ногами. Густой бас Прокопа перерос в визг. Что — то среднее между предсмертным поросячьим и брачным ревом лося, при встрече с самкой.

В следующие мгновения, Княгиня могла зреть диковинный танец в исполнении воеводы и мастера Прокопа. Она прилагала массу усилий для того, чтобы освободить свой клинок из пола; Демир, махая над головой обрубком меча, очень правдоподобно изображал, разбуженного до времени, медведя — шатуна. Прокоп, продолжая визжать, пробовал плясать вприсядку, но часто сваливался на пятую точку, при этом, зачем — то лбом, пробовал на крепость, плахи пола.

Ольге, наконец, удалось освободить чудо — меч из деревянного плена и она, близко поднеся клинок к очам, выискивала последствия встречи двух мечей. На её клинке не было ни зарубки ни царапины! И она с посвистом и гиканьем присоединилась к сумасшедшей, дикой пляске. Новорожденный меч выписывал сложные фигуры над её головой.

В горницу, привлеченный ревом, визгом и свистом, заглянул старшина Унибор. При виде такой картины, он поспешно захлопнул дверь. Пляшущие, княгиня и воевода: расскажи кому — не поверят!

Наконец восторги улеглись. Пришло отрезвление и время анализа. Мастер Прокоп выразился кратко, но емко:

— Княгиня! Заслуга в удаче — полностью твоя! Булат ковали как всегда. Трое кузнецов, одновременно, смешивали кувалдами на наковальне три стальные полосы. Когда клинок приобретал свои формы, в дело заступал — я! Заматывал рукоять мокрыми шкурами и садился на коня. Студил клинок, рубя им утренний туман. Именно от этого происходила та самая закалка булата, которая позволяла сохранить три ипостаси металла: остроту, гибкость и крепость! — Медовый бас мастера ласкал уши. Было понятно, что этот день, стал в его жизни главным:

— Отныне, я могу не ставить свое клеймо на оружие! Меч, сделанный мною, прославит воина, им владевшим, — на века! Имя Прокопа, оружейника из Ивеля, будет известно во всем поднебесном мире! — Чувствовалось, что недостатком гордыни, мастер Прокоп — не страдал! Наконец он поднялся с пола. Показалось, что он увеличился в росте. Лицо выглядело торжественным, и в очах плескалась уверенность в себе и неприкрытое достоинство за воплощение своей многолетней мечты:

— Позволь откланяться Княгиня! Дел полон рот! Надо заканчивать работы по ножнам и запускать изготовление первой партии мечей для дружины! Надеюсь, заказ от тебя последует?

Да, самое главное, я у тебя не уточнил: как носить меч будешь? За спиной, аль на бедре? И под какую руку ножны ладить? — Получив ответы, низко поклонился и чуть ли не бегом отправился восвояси.

Княгиня и воевода вновь склонились над чудесным мечом. Стоило Ольге прижать персты к булату, как он, словно живой, откликался порциями дружеского тепла. Ничего похожего, Демир не чувствовал. На его прикосновения — меч не отвечал! Вскоре, к их любованию клинком, присоединился Унибор. На их повет, он недоверчиво улыбался и поглядывал в сторону кувшина с медом. Очевидно, что он полагал его причиной, столь восторженного рассказа. Даже обрубок меча воеводы, не настроил старшину на серьезный лад!

Воительница прибегла к последнему аргументу и через мгновение, от боевого меча Унибора, в его руке осталась только рукоять! Чисто срезанный клинок, как живой, запрыгал по деревянному полу и успокоился в углу горницы.

И вот тут старшину проняло! Остекленевшим взглядом он глядел на огрызок своего боевого меча, с которым он уже шесть зим не расставался, и который многократно выручал его в тяжелых сечах. Побелевшими губами, как заклинание, повторял:

— Быть такого не может! Мой меч рожден в роду Кротов, пещерных жителей предгорий Караньского хребта. А они справедливо считаются лучшими кузнецами — оружейниками, среди кузнецов всех близлежащих земель! Ему сносу быть не должно! — Вмешался воевода:

— Мой бывший меч служил еще моему деду, а затем отцу! И меня, почти два десятка зим, ни разу не подвел. Я им ступеньки в песчанике сек, во время похода против горцев! И ему хоть бы хны!

Тупился — это да! Но пройдусь по лезвию оселком, и опять хоть брейся! А видишь, что сегодня, после встречи с прокоповским мечом, что с ним стало? Как друга близкого потерял, душа и сейчас ноет! — Княгиня перебила:

— Хватит вам плакаться, когда радоваться надо! Первые мечи, которые Прокоп с мастерами изготовят — ваши! Не хуже прошлых будут! Еще и гордиться будете: одними из первых чудо — мечами, великого мастера, обзавелись! Али нет желания владеть клинком, таким, как я владею? Это же не просто кусок откованного железа! Это произведение, кладезь человеческой мысли, итог многолетнего труда многих и многих мастеров! — Стоны и всхлипы мгновенно смолкли. Внимание опытных воинов вновь обратилось к новорожденному клинку.

Княгиня, наконец — то допила, налитый в серебряный кубок, мед.

Рано утром, когда уже начало светлеть, вновь явился Прокоп. Он свое обещание выполнил: под мышкой, завернутые в мешковину, прибыли ножны для меча — кладенца. Так предложил назвать его Унибор, услышав о «КЛАДЕЗЕ человеческой мысли».

Ножны были под стать мечу. Клинок вошел в них не оставив ни малейшего зазора, обняв его, как боевая рукавица обнимает богатырскую длань. Снаружи они были обличены в красную кожу, хорошей выделки. На ней примостилась россыпь мелких золотых и серебряных звездочек, образуя затейливый узор. Края ножен, были подчеркнуты золотой же проволокой. Вход в устье и дно охватывали серебряные накладки тонкой работы, в виде виноградных гроздей. Одним словом — это были НОЖНЫ с большой буквы и очень дорогие по цене. Даже крепежные ремешки были не простыми: витыми из желтой буйволиной кожи с серебряными застежками.

На вопрос Ольги, сколько она должна за кладенец, Прокоп поморщил лоб и молвил с обидой в голосе:

— Не ты нам, а мы все, мастера горячего железа, тебе должны! Только благодаря тебе и твоему с нами откровению, мы, много лет на это потратив, научились делать настоящее булатное оружие! Твой секрет, который ты передала нам, стоит всего злата и серебра, которое есть в твоем княжестве. Мы, мастера, подумав крепко, решили платить тебе четверть с каждого проданного оружия. Это — не считая обычной дани! А как наши мастеровые решили — так и будет! А за мечи для дружины, будем с казны просить половину их стоимости. Если согласна, то по рукам! — Рукопожатие состоялось!

— Только просьба к тебе, мастер Прокоп! Первые два сделанных меча — воеводе и старшине! Негоже заглавным дружинникам, без мечей перед воинами красоваться! — Прокоп, в ответ, согласно закивал головой.

По уходу мастера, Ольга вновь освободила кладенец из ножен. Рукоять грела длань, или длань грела рукоять — не поймешь, да это было и не важно! Главное, что они оба, и меч и хозяйка, чувствовали взаимное тепло. Меч в длани сидел, как влитой и казалось, что он является живым продолжением руки. Перед тем, как вложить его обратно в ножны, она приложила полированный булат к губам, и ей показалось, что она коснулась губами не мертвого железа, а живых, теплых губ Романа. Она даже встряхнула головой, сбрасывая наваждение: настолько явственными были её ощущения!

Ольга еще раз осмотрела ножны и подивилась предусмотрительности Прокопа. Меч можно было носить как за спиной, так и у бедра. Мастер предусмотрел все! Воительница с мечом за спиной — выглядит нормально, а вот княгиня… — не факт!

Сейчас она была одета в привычный походный костюм: шелковая рубаха с широкими рукавами, кожаные безрукавка и свободные порты, не стесняющие движения. На ногах — сапоги, с короткими, широкими голенищами, на низком каблуке. К такому одеянию, меч за спиной — самый раз. Удобно и привычно!

Вывела Бутона из денника, быстро заседлала и вскочила в седло. В налучи покоился любимый лук и колчан со стрелами. Выезжая за ворота подворья, заметила, что к ней пристроилась десятка дружинников из её личной охраны. Они, как привязанные держались, не приближаясь и не удаляясь, в пятнадцати саженях от Бутона.

Побыть одной, становилось несбыточной надеждой. Но к такому порядку, следовало привыкать. Не Воительница выехала в город: — Великая Княгиня! Её положение в личной жизни и государстве — изменилось! С этим придется считаться и, соответственно, менять подход к собственной судьбе.

 

16

Подготовка к походу в полночные страны, шла полным ходом. Число конных воинов в дружине, за счет призыва под княжеские стяги, только горожан и посадских жителей, увеличилось до двадцати четырех сотен. Три сотни, в скором времени, ожидались от родов проживающих в предгорьях Караньского хребта. Игрицкий посадник, голубиной почтой сообщал, что за счет пополнения от Бобровников и Армяков и мобилизации резервов Береговых Ласточек, численность малой дружины возросла до шести сотен конников.

Этот судоходный сезон на Речных Воротах, был особенно удачный и денежные поступления в городскую казну Игрицы, которые еще князь Роман разрешил оставить у себя для увеличения малой дружины, позволили выполнить княжеский наказ.

Отец обещал, что к концу месяца Сеченя (сечень — февраль), он сможет отправить в распоряжение Княгини, не менее четырех сотен обученных и подготовленных к боям гриден, под рукой сотника Симака.

Роды, селившиеся вдоль Смиглых болот, обещались, к тому же времени, не менее тремя сотнями конных воинов, но слабо вооруженных и плохо снаряженных. Княгиня, про себя добавила: значит и плохо обученных!

И в тот же день принял решение: усилить мастерские оружейного двора сотней учеников. Для этого отбирали самых сильных и работящих отроков, назначив им приличное жалование из казны. От желающих получить новое ремесло — не было отбоя!

Сама по себе возникла необходимость разобраться в возможностях казны, выдержит ли она ратную нагрузку? Ведь поступление дани от Речных Ворот, в последнее время, значительно сократилось!

Немедленно был вызван Главный княжеский казначей, думский боярин Краснонос, со своим помощником, писцом Никитой. Им была дана задача, в течении двух дней провести полную ревизию глубоких подвалов княжеского терема, где находилась, под строгой охраной, казна княжества. В помощь и для контроля им выделялось трое помощников. По одному из купеческой, боярской и дружинной, уважаемой знати. Оставалось только ждать их отчета.

В другом голубином послании, полученном вчера вечером, отец поведал, что прибывшие родственники, без проблем прижились на новом месте; отношения на подворье сложились душевные и даже — нежные. Домна и Стояна быстро нашли общий язык и теперь — не разлей вода! Мелюзга, уже подружилась с местными сверстниками и не чувствуют себя пришлыми. Одним словом — все хорошо! В самом конце маленькая приписка: — Свадьба Симака и Благаны прошла шумно и весело; гуляли три дня, всем городищем.

Прочитав послание, на душе Воительницы, как мед разлился. Очень захотелось наведаться в родные края, повидаться с близкими и дорогими ей людьми, но она понимала, что это желание, сейчас неисполнимо. И от этого, в сердце откладывалась полынная горечь, оттесняя мед. Предаваться долго сладким воспоминаниям, она себе не позволила: в преддверье больших дел — это непозволительная роскошь! Суточное время у неё было расписано по минутам. После обеда, по плану, она планировала посетить мирового судью.

Бывший купец Архип, а ныне мировой судья Архип, о посещении его ведомства не ведал, и соответственно к нему не готовился. При подъезде к городской управе, Ольга увидела, как в телеги с клетками, грузят четырех измордованных мужиков. «Осужденные на виселицу после суда» — сразу решила Княгиня. Бросив поводья, одному из гридней охраны, направилась к осужденным.

Она догадалась правильно: все четверых мировой судья приговорил к смерти. Это ей подтвердил один из стражников, грузивших приговоренных в клети. Ольга направилась к телегам. Осужденные выглядели вполне прилично. Только у одного, на лице, были видны последствия «задушевных» бесед с дознавателями: два уже пожелтевших синяка и вспухшая кожа на голове от вырванных волос. Ольга обратилась к приговоренным:

— За что, лихие люди, ответ держать будете? Правда на чьей стороне? — За всех ответил кудлатый здоровяк в первой клетке:

— Правда, Княгиня, она для каждого своя. Так, что считай, за правду! Я, например, со своим неуживчивым норовом не сумел справиться. Баб люблю, а рылом для симпатий не вышел! Чтоб любились они ко мне, подарки богатые потребны. А где и за что их взять? Вот и пришлось заняться воровским промыслом. И все бы хорошо стало, да прости мне, Княгиня, простонародную речь, — мужское семя не вовремя в голову ударила!

Вчера утром, на торжище, увидел такую сладкую отроковицу, что свет белый в очах померк! Лет ей двенадцать — тринадцать, а уже сложилась полностью. Все при ней! И грудки, как молодые яблочки, а жопка, как говорят — орех, так и просится на грех!

Подошел, поговорил, монисто из серебряных висюлек показал. Предложил обмен: я тебе монисто, а ты мне ласку на весь день и ночь! Постоялый двор там рядом. Она, долго не думая, согласилась!

Снял каморку малую, для пастельных утех возле торжища и повел её туда, при полном её согласии. Конечно, харчей подкупил побольше, чтобы от дела потом не отрываться. Сама, наверное, понимаешь: какая ласка на пустой желудок? — Кудлатый зажмурил глаза от сладких воспоминаний, очи заблестели от похоти:

— Только закрыли за собой дверь, я ей монисто и вручил. Она аж в ладони забила от радости! Поневу сбросила, монисту на шею водрузила и голая передо мной прошлась! От такой лепоты, у меня слюни по бороде потекли! Красна девица, от одного вида — дух захватывает! — И действительно: по бороде женолюба, тонкой струйкой, потекла слюна. В очах, сквозь туманную поволоку, вспыхивали желтые огоньки:

— Я уже взялся порты снимать, в предвкушении скачки, да не судьба! Отворилась дверь в каморку (запереть я её запамятовал) и ввалился её родной батюшка с заборным колышком и сразу на меня! Не помню, как нож у меня в руке оказался! Только я успел, перевей ему его в брюхо засунуть, чем он меня колышком по башке отоварить! Он заревел, как медведь насаженный на рогатину и вывалился за дверь. А меня, чаровница, схватила за руку и потянула к лежанке.

Ух, и сладкой она оказалась! Завела меня так, что я даже не понял ничего, когда городские стражники ворвались в каморку и стащили меня с визжащей от наслаждения дочурки! — Ольга передернула плечами от омерзения: раненый отец лежит в крови возле каморки, а родная дочь, предается любовным утехам, по другую сторону двери! О таком бесстыдстве и беспутстве — она даже и не слышала! Отвернулась в сторону и плюнула под ноги. Кудлатый понял:

— Княгиня! Ты ведь еще нашим богом не стала, но я готов перед тобой сейчас повиниться. Славных дел у тебя за плечами, уже сейчас много! Народ тебя чтит!

Виновен я, и приговор мирского судьи — считаю справедливым. Не должен любитель женского тела, такой как я, топтать жизненные тропинки. Боги это понимают, поэтому не прощают! Отгулял я свое! Сладость женского тела распробовал в полной мере, а в жизни не сделал ничего славного, хотя силушкой не обижен. Знать, выбрал до донышка, я свой беспутный срок. Пора и честь знать! — Кудлатый смотрел в сторону. Очи стали ясные, чистые. Ольга кивнула головой и перешла к следующей клетке.

Все трое смертников выглядели одинаково. Густо заросшие бородами лица, складки под очами, Грязные руки и лица; вонь, от давно немытых тел, неприятно щипала нос. Двое сидели по углам, один стоял. Ольга обратилась сразу ко всем:

— Ну а вы, детинушки! За что вас к конопляной петле пожаловали? Стоявший, повернулся к ней задом и высморкался себе под ноги. Заговорил сидящий, у которого была вырвана часть волос спереди головы:

— За неуёмную гордыню, Княгиня! Всех нас троих, зиму назад, зело обидел городской голова, вот мы и решили отомстить ему за несправедливость и унижение! Хотели его на колени поставить, да заставить прощение у каждого из нас просить. — Смертник замолчал и опустил голову. Ольга не стерпела:

— Ну а дальше что? Сказывай!

— А что, сказывать? Пришли ночью, деда, который подворье сторожил, палкой по голове тюкнули, он и ноги протянул. В терем пробрались, городского голову из пастели вытащили, на колени поставили. И тут он заартачился! Наотрез отказался прощение у нас просить! — Опять замолчал, но заговорил скоро и без понукания, отведя взор в сторону:

— У нас обида переросла в ярость. Не сговариваясь, кинулись к нему и топорами порубили.

— А родство, почто загубили? Они в чем повинны в вашей обиде? — Смертник вновь опустил голову и заговорил уже совсем тихо:

— Так они же при кончине своего батюшки присутствовали. Свидетели! Глядаки! Не можно было их в живых оставить! Ярость очи застлала, в головах от неё помутилось! Не ведали, что творим! — Вмешался старший стражник:

— Не слушай его, Княгиня! Врет он все, сволочь! Сегодня ночью, дознаватели, всю правду у них испытали!

Не было у них никакой обиды на городского голову. Они с ним и не встречались! Промышляли себе в тихую, у пристани, мелким грабежом. Без душегубства! Да на их беду, попались на очи варнаку Калине, ныне покойному. Он их и подговорил на смертоубийство, городского головы. За приличную мзду серебром! А до этого, они по его наущению, мирового судью кончили и в залив с каменюкой на ногах отправили, а по городу слух пустили, что он на охоту уехал. — Доклад старшего стражника Княгиня не дослушала, повелела важным голосом:

— Я все поняла! Этих троих — на площадь! Мой указ с приговором, скоро доставят тебе прямо туда. Этого — она кивнула на кудлатого женолюба — в цепи и в темницу. С ним решу опосля! — И поспешила к двери на крыльце, которая ведет в судебную палату.

В коридоре, который заканчивается помещением, где суд правит мировой судья Игрецкого княжества Архип, пройти удалось только при помощи личной охраны. Народу в коридоре было — тьма! Его охрана отжала к стенам, давая пройти Княгине.

При виде воительницы, Архип степенно покинул кресло, вышел из — за стола и склонился в глубоком земном поклоне. Ольга проследовала к другому креслу, стоящему поодаль, в углу горницы, под фикусом в огромной дубовой кадке. Оба окна были забраны внешней, кованной решеткой и до половины прикрыты тяжелыми, зелеными бархатными шторами. Тяжелая, деревянная мебель, намертво закреплена к полу. В настенных светильниках горели пять свечей. В помещении было светло и даже уютно. Архип разогнулся:

— Княгиня, творю суд над посадским мирянином Трешкой, который обвинен в поджоге избы соседа. Веду спрос и разбирательство злодеяния. Вину свою, мирянин признал полностью. Кается!

Перед столом, на массивном табурете, сидел худой, сморщенный мужичек с пегой бородой. Ольга села в кресло под фикусом и кивнула головой:

— Занимайся делом, мировой судья. На меня не обращай внимания.

— Дык, чего им заниматься? Уже все разобрали и порешили! Сосед, скотина, зимой передвинул межу между подворьями, на три сажени в свою выгоду. А он, решил челобитную не составлять, а самому с обидчиком разобраться. Деньгу на писца пожалел!

Поджег с двух углов избу соседскую, да неудачно! Весенний ливень огонь затушил. А сосед, на писца деньгу не пожалел. Вот дело о поджоге и возникло!

— И что порешили?

— Да все по — божески! Поджигателю — двадцать плетей на площади и месяц работ на древесном складе без оплаты. В пользу общества. Он согласен и обиды не питает! А соседу — тридцать плетей за жадность и самоуправство! — Мужичек согласно закивал головой. Архип позвонил в колокольчик. В дверь заглянул стражник:

— Забирайте этого! Сначала на площадь к кату, а затем на древесный склад. Через три дня, когда подживет задница — на посильные работы! Сам видишь, мужичек не богатырь, да еще после плетей. Тяжкие работы не сдюжит! Когда вести следующего — оповещу колокольчиком. За берестой с княжеским велением, зайдешь чуть позже! — Стражник забрал судимого и вывел его за дверь. Ольга кивнула мировому судье:

— Присядь Архип, хочу на малое время тебя отвлечь! Я по поводу тех четверых, которые сейчас сидят в клетках, возле твоего крыльца. Давай бересту на троих душегубов, что в смерти городского головы и твоего предшественника повинны. Подпишу прямо здесь!

А вот с развратником, как мне думается, ты поступил чрезмерно круто! За смерть отца малолетней бляжьей девки, он конечно должен ответствовать! Но давай посмотрим вглубь: девка — уже не ребенок малый и неразумный. Он её не принуждал и не сильничал! А когда отец в дверь с колом ввалился, то он свою жизнь защищал! По любому, после их встречи, один из них должен был стать трупом. И виновны они оба! Один — за свое сладострастие, второй — за воспитание чада! А больше всех, в случившемся, повинна молодая шлюха, которая продалась первому встречному и которая избежала наказания.

Будет справедливее, как мне видится, обоих полюбовников наказать: его в кандалы и на каменоломню. Пусть там свой колышек об песчаник чешет! А молодку — на каторжные работы, где мужиков на десять верст вокруг нету!

Если ты со мной не согласен — перечь! Готова тебя слушать! — Архип почесал затылок:

— А знаешь, Княгиня, я, пожалуй, соглашусь с тобою! У самого червячок сомнения, в справедливости своего приговора, в груди покоя не дает! Сейчас писца кликну, и он быстро новую бересту, с твоим словом оформит. А ты её тут же утвердишь! — Видно было, что такой исход, мировому судье, больше по душе. Он даже довольно потер длани и посмотрел на Ольгу, с большим признанием:

— Без лести говорю: Княгиня — ума палата! Спасибо за науку! — У Ольги, от похвалы порозовели щеки: было очень приятно!

— Ты только не забывай, о таких случаях, как поимка убийц городского головы и мирового судьи, вовремя докладывать! Для тебя, двери мои, всегда и в любое время, открыты.

 

17

Вовремя повечерять Княгине, не позволил воевода Демир. Прибыл он с результатами дознания, захваченного живым горца, с пауком под мышкой. Начал говорить сразу, но медленно и часто останавливаясь. Зная возможности молчуна Демира, говорить длинные речи, Ольга его не торопила и ничего у него не переспрашивала.

Суть она поняла: горцев на душегубство, нанял сын хана Турана — Догмат! Туран об этом не ведал, но о клятве сына, на кинжале и собственной крови, знал от родни. Отговаривал Догмата, выполнять её по причине, что он жив, здоров и в плену не задержался. И даже, своим указом, сына от клятвы освободил, о чем объявил по всей степи!

Но Догмат уговорам не внял и свободным от данной клятвы себя не посчитал. Дал много золота, четверым горцам из своей личной охраны, за то, что они уничтожат Воительницу, любым возможным способом. Все четверо, согласились не раздумывая. Что из этого получилось — известно. Трое мертвы, четвертый — в колодках. Поэтому, воевода предлагает усилить охрану за счет дружины и усилить меры осторожности, самой Княгине. Возразить Ольге было нечем. Она согласилась не переча. Пленного горца, решили казнить прилюдно.

От вечерней трапезы в княжеских хоромах, которую воеводе предложила княгиня, он не отказался. Сейчас они вдвоем сидели в трапезной в ожидании, когда принесут жареных в сметане карасей. Холодные закуски: копченая оленина, соленые грузди и квашеная капуста с яблоками, были распробованы. Демир смотрел в окно на пруд с лебедями и потягивал пиво из большой глиняной кружки. Ольга баловалась клюквенным морсом. Отставила на край стола пустую кружку:

— Воевода, мечи для дружины от Прокопа, когда получаете?

— Обещался мастер на послезавтра. Но пока вестей о готовности не подавал. Ждем с нетерпением! Мне и Унибору позавчера привез. Хороши! Правда, не так богато отделаны, как княжеский, но это ничего. Мы не гордые, нам и такие сгодятся. Лишь бы клинки, твоему не уступали.

— Ну, тогда я за вас рада! Прокоп никогда, отныне, не позволит себе сделать недостойный меч. Теперь это его жизнь! За каждый клинок, он теперь своим именем отвечает! А он его порочить не станет!

Принесли карасей и они надолго замолчали. Очень уж хорошо было приготовлено кушанье!

С самого утра пожаловали главный казначей, боярин Краснонос, со своим писцом Никитой. Принесли отчет о проверки княжеской казны. С одного взгляда было видно, что боярин находится в прекрасном настроении. Никита был невозмутим и бесстрастен.

Княгиня предложила им присесть, но Краснонос, протестующее замахал десницей и начал доклад, стоя перед столом, за которым она сидела. Говорил он больше часа, ни разу не воспользовавшись помощью писца, который стоял рядом, с толстенным, берестяным фолиантом.

Из доклада следовало, что дела с казной княжеской, обстояли как нельзя лучше! Даже затраты на предыдущий поход, на её полноте, ни как не сказались! Доступ к ней был, только у князя Романа, а он был бережлив. Старая Княгиня к ней никакого отношения не имела. Отныне, казной распоряжаться принадлежало только ей, Новой Княгине!

Отчет Главного казначея, привел Ольгу в хорошее расположение духа. Теперь она могла планировать поход на полночные земли и без ущерба для него, исполнить свою давнюю задумку. Не откладывая решение затеи в долгий ящик, она спешно отправилась на дружинное подворье. С ней, неотступно следовало два десятка сзади и десятка — спереди, воинов личной охраны. К их постоянному присутствию, Ольга стала потихоньку привыкать.

На подворье она дружину не застала. Княгиня хлопнула себя по лбу: как она могла забыть? Демир, предупреждал ведь её вчера, что с утра выведет дружину, в полном составе, для ратного согласования, в чистое поле. Пришлось изменить путь. Теперь он лежал к портняжным мастерским, которыми владела удачливая купчиха Верея.

После смерти мужа, который и открыл первую портняжную мастерскую, доселе незаметная, из — за своей скромности, Верея, взяла в руки все швейные дела. Торговлю оставила старшему сыну. Да так удачно начала править, что через два года, смогла поставить еще одну мастерскую, рядом с первой. Число работающих на неё портных и портних, выросло втрое.

К делу подключили и младшего сына. Он скупал полотно и сукно не только в соседних княжествах, но и уже дважды нанимал ладью для закупки товара, в далеких заморских странах. Пошитую, верхнюю, мужскую и женскую одежду, по весне, старший сын возил на торжища в соседние и несовсем, страны. Верея сама придумывала фасон и расцветки для своих портных и строго следила за добротностью шитья.

Неудивительно, что в одеждах, сшитых в мастерских Вереи, щеголяли мужики и бабы, не только Ивельского княжества. Слава о красивых, удобных и добротных одеждах, сшитых в Ивели, далеко распространилась за пределы озера — моря Белыхи. Сама Верея, уже подумывала о своей собственной ладье и еще одной мастерской — пошивочной.

Купчиху, Ольга нашла в старой, первой мастерской. Она занималась привычным делом: лупила костылем старшего мастера. Хотя было ей за пять десятков лет, — костыль в руке, держался крепко! Мастер закрывал голову руками, подставляя под расправу спину и худой зад. От него явственно исходили ароматы медов и пива. Причина недовольства хозяйки была ясна!

Завидев Княгиню, она оставила свое увлекательное занятие и согнулась в поклоне. Старший мастер, с благодарностью, посмотрел на прибывшую гостью и юркнул в ближайшую дверь.

— Здрава будь Княгиня! Здоровья и долгих лет жизни тебе желаю! — Клюка, на манер меча, оставалась зажатой в деснице:

— И тебе того желаю, строгая хозяйка! — Ольга улыбнулась. Купчиха поняла:

— Убила бы этого старого сморчка! Не успеешь моргнуть, как он уже к кружке приложился! А как его убить? Где найти ему замену? Ведь у него умнейшая голова и золотые руки! Другого такого — во всем княжестве не сыскать! Вот и приходиться лечить его простыми и понятными каждому славянину способами. На неделю хватает, а потом все заново! — Ольга продолжала улыбаться:

— Да ничего не имею против! Всяк добивается послушания, своими путями. Лишь бы дело не страдало! А я к тебе, хозяйка, по делу пожаловала. Удели мне чуток времени!

— Со всем моим удовольствием! Постараюсь всяк оказать помощь: хоть делом, хоть советом. Слушаю тебя со всем вниманием и почтением! — Княгиня перестала улыбаться:

— А дело, вот какое у меня, Верея! Поначалу, поведай мне, богата ли ты толстым сукном красного цвета, для кафтанов? — Купчиха пожевала тонкими губами?

— Позволь, Княгиня, я за палочкой — выручалочкой схожу. — Не дожидаясь ответа, споро шмыгнула к двери, за которой скрылся старший мастер. Через мгновение, выволокла упирающегося любителя медов и пива. Судя по его походке и по тому, что он торопливо вытирал усы и бороду, где — то за дверью у него был тайный, винный погреб:

— Уууууу, злыдень! Все никак жажду свою усмирить не можешь? Хоть бы Княгини побоялся! Ответствуй на её вопросы! — И привычно перетянула его костылем поперек спины. Ольга с сомнением поглядела, на нетвердо стоящего, мастера. Ей показалось, что очи у него глядят в разные стороны. Верея подтолкнула его ближе:

— Княгиня, задай свой вопрос этому чудищу! — Ольга повторила свой вопрос и опешила от увиденного: старший мастер, на глазах, неузнаваемо изменился. Мгновение — и перед ней стоял совершенно другой, совершенно трезвый человек! Голова гордо поднята, плечи расправлены, очи глядят цепко, с интересом:

— А много — ли кафтанов будем шить, матушка, и какой длины: до пят, аль до колена? И на какой рост: на отрока, на воина? — Продолжая дивиться такому превращению, Ольга наморщила чело:

— Самое малое — три с половиной тыщи кафтанов и столько же портков. Шить надо на всю дружину княжества! Длина — до колена. — Какое — то время мастер стоял, молча, глядя куда — то выше головы княгини, а затем обернулся к купчихе:

— Не сдюжим, хозяйка! Сукна на складах, у нас хватит одеть только на двадцать четыре, с небольшим, сотен воинов. Для остальных — нужно посылать закупщиков к древлянам, у которых мы покупали это сукно. Пока мы будем кроить и шить с того, что у нас есть — твой младшой, успеет обернуться. — Обернулся к княгине:

— Матушка Княгиня! А сколько времени ты нам даешь для исполнения заказа?

— До середины сеченя (сечень — февраль). Раньше сделаете, — еще лучше! — Старший мастер обернулся к купчихе:

— Беремся за заказ, хозяйка! Сама знаешь, что вкус людской, как год назад — поменялся! Не приемлют ныне, в темно — красном ходить! Зеленый и коричневый всем подавай! Что, будем ждать, когда вновь вкус у народа поменяется? Так моль съест, к тому времени, наши запасы!

Цену проси самую малую! Помни, шить будем для воинов. Для наших защитников! Проси столько, что — бы твои траты закрыть. Мы, кроить — шить, будем без платы! Это мое слово! Если узнаю, что ты на заказе захочешь разжиться — останешься одна в обоих мастерских! Вот теперь, я все сказал. — Очи мастера мгновенно потеряли цепкость и фигура сморщилась, как — будто с неё выпустили воздух. С опаской взглянув на хозяйский костыль, он, шаркая подошвами по деревянному полу, направился к своему винному погребу:

— Княгиня! К тому, что сказал Прошка, мне добавить нечего! Да будет так! За заказ, возьму по самой малости. Слово даю, купеческое! Я, что, не понимаю? На державу работать будем! Берусь за заказ! И выполним его в срок, тобою отведенный. Слово купеческое, во второй раз, даю! — Ольга, довольно кивнула головой:

— Будет еще заказ, Верея! На всю дружину надобно для каждого гридня пошить из шелка, только не маркого, нательные рубахи и подштанники. По первости, хотя бы по одной паре. — Купчиха вытаращила очи:

— Гридням? Шелковое белье? Это ж какие деньги! Его только купцы да бояре себе позволить могут. Какой секрет в этой надобности?

— Простой! Вши, в складках такого белья, не задерживаются. Скатываются! А в походе, не всегда есть возможность даже помыться, не то, что пропарить белье. А эти кусачие твари, могут, в одночасье, погубить все войско от болезней! Так — что вопрос «дорого» — здесь не уместен. Но эта необходимость — вторична! Сможешь пошить одновременно с кафтанами и портками — хорошо! Не поспеваете — ничего, потерпим. Зима на носу! Вши по полям не бегают. А грызуны, в норках и под полом прячутся! Возьмешься? — Купчиха, задумчиво, почесала кончик носа:

— Возьмусь! Но раньше месяца сухия (сухий — март), не обещаю. Устроит? — Княгиня кивнула головой: — Договорились! Определись с ценой и приходи ко мне. Обсудим!

— Княгиня! Позволь мне встретиться с воеводой. Мы с ним подберем средние размеры для кроя. Дружинники, ведь они все разного роста, веса и осанки.

— Организую! В любое, удобное для тебя время. Только оповести заранее!

Согласие достигнуто!

 

18

Беременность все меньше досаждала Ольге. Рвотные приступы прекратились вовсе. Пятна на лице, поблекли под осенним загаром и не так бросались в очи. Фигура, пока, изменений не претерпела. Ольга могла спокойно появляться перед людьми и знать, что вопросов, по поводу её физического состояния, у них не возникнет.

Последнюю неделю, она неотлучно находилась при дружине. Вместе с Демиром и Унибором, она занималась подготовкой воинов, к слаженным действиям в конной лаве. Львиное время занимала боевая учеба новобранцев.

И результаты были налицо. С каждым днем, нареканий на неправильное поведение на поле боя, десяток и сотен, становилось все меньше! Успехи тешили душу Княгине. Робкие надежды, на успех похода, перерастали в твердую уверенность.

Несколько ночей — вообще не пришлось поспать. Дружина отрабатывала бой в ночных условиях. Как выполнять перестроения в кромешной темноте? Как ориентироваться десяткам и сотням, выполняя приказы на маневр воеводы или сотника? Как взаимодействовать, при плохой видимости, командирам сотен?

На все эти вопросы, ответы — Княгиня, воевода, сотники и десятники искали совместно. И находили! Все они замыкались на применении сигнальных огней: смоляных факелов, туго свернутых жгутов соломы, пропитанной черной земляной кровью и обыкновенных костров, которые разжигали специально назначенные конники, указывая на центр боевого построения или лавы. Дружинники не роптали: понимали, что в походе может произойти всякое, в том числе и ночной бой.

Одновременно с обучением дружины, воительниц возобновила свои каждодневные утренние и вечерние занятия по рукопашному бою. Помня о будущем материнстве, запредельных нагрузок себе не позволяла.

Месяц листопад (листопад — октябрь) перевалил за середину, и погода стала портиться. Зачастили нудные, осенние дожди. В редкие погожие дни, утренние туманы держались и не покидали землю, почти до обеда, но на боевую учебу дружины, это не влияло. Нагрузки на дружинников, только увеличивались. Так — что, лишний вес, им не грозил, хотя уже как месяц, по указу Княгини, для дружины было введено улучшенное питание, что обычно бывает при приближении воинского похода. Сбитень варили каждый день и выдавали его горячим, перед обедом и вечерей.

В начале месяца, в дружину наведалась, купчиха Верея, со своим старшим мастером Прохором. Пол — дня они о чем — то говорили с воеводой, закрывшись в его горнице. Затем обошли строй воинов и выбрали шесть гриден, разных по росту и виду. От самого высокого, до самого мелкого. От самого худого — до самого упитанного по весу. Со всех них, сняли мерки и отбыли в свои мастерские. Деимр, задумчиво, почесал затылок:

— Все хочу, Княгиня, тебя спытать, да забываю постоянно! Почто красный цвет для портов и кафтанов выбрала? Где здесь секрет прячется? — Ольга ухмыльнулась:

— А ты, воевода, обленился. Не хочешь своей головой думать! — Демир, недовольно засопел носом:

— Не желаешь глаголать — не глаголь! Мне все одно: что зеленый, что красный, что серый в крапинку. Лишь бы удобными одежды были для сечи и в очах от них не рябило.

— Э, нет! Не может, тебе быть все равно. Вот ты мне ответствуй, что ты чувствуешь в битве, когда видишь, что твоего воина — побратима, рядом с тобой в строю поранило, и зришь, что кровь у него из раны струиться? — На мгновение воевода задумался:

— Переживать за него и сочувствовать ему буду! Постараюсь из боя вывести, санитарам передать или в укромное место определить. Ну и сам, конечно, зря его раны, пуще беречься и чаще оглядываться буду. Ольга улыбнулась, как оскалилась:

— Другими словами, твой азарт и пыл сечи, резко пойдет на спад, от стремления не получить похожую рану. Так? И за битвой ты теперь не так зорко приглядывать будешь и команды с задержкой отдавать сподобишься. Так? — Демир смущенно отвел взор:

— Не совсем так, но в чем — то ты права! Когда я павшего своего побратима вижу — у меня ярость очи зажигает и грудь распирает! Вид чужой раны, на меня действует иначе.

— И это чувствуешь, и так себя ведешь — ты, опытный воин, принимавший участие во многих битвах! Что говорить об остальных: менее повидавших и храбрых? Как они себя поведут, при виде пятен и потеков крови на одежде соседа по строю?

Вот тебе и ответ на твой вопрос. Во — первых: красное сукно приметно издали, и ты всегда сможешь выделить своих воинов в сече! Во — вторых: кровавые пятна на темно — красной материи, не так видны, как на любой другой, отличного цвета, и не так сильно бросаются в очи! Теперь разумеешь? — Воевода растянул рот в улыбке и закивал головой:

— Теперь разумею! Ну и голова у тебя, Княгиня. Как мы раньше до этого недокумекали, диву даюсь! Сейчас вспоминаю, сколько раз лихие рубаки при виде раны, из которой хлещет кровь, начинали пятиться под напором врага. Если пробовать сосчитать — перстов на руках и ногах не хватит!

На твои слова, могу сказать только одно: Великая Воительница! — В его очах, без труда, читалось искренне уважение, а скорее всего, — обожание!

Седмицу назад, но полночные земли, была отправлена сборная полусотня, из самых подготовленных воинов, для разведки пути, по которому собиралась выдвигаться Ивельская дружина. Возглавил её сотник Ратища. Со дня на день, Княгиня ждала результатов вылазки.

Путь к полночному княжеству, прокладывали совместно. Участвовали в этом все, кто хоть когда то был в тех краях, или имел какое — либо представление, о дорогах и поселениях в княжестве Горазда. Совместными усилиями, мелкими шажками, по крупинке, план военного похода, против Гардайского княжества, начал наполняться необходимыми подробностями.

Самый короткий путь к стольному городу князя Горазда, Гарде, лежал вдоль левого берега озера — моря и через полторы сотни верст, выводил на тракт, который соединял Гарду, со стольным городом княжества, ныне покойного князя Благослава, — Векшей. По этому тракту, до Гарды, было три дня конного пути.

Но был и другой, зимний путь. Значительно короче первого. В месяце грудене (груден — ноябрь), во второй его половине, на озеро — море, приходила настоящая зима, с морозами и метелями. Белыху сковывал толстый, крепкий лед, способный выдержать конную дружину вместе с обозом.

Если идти напрямки по льду, то расстояние до тракта сокращалось до шестидесяти верст: двадцать верст по льду озера и сорок — по лесам и замерзшим болотам. Этот путь хорошо знали местные купцы и постоянно пользовались им все зимнее время.

Опасность провалиться под лед, конечно, существовала, но только в начале зимы. В конце месяца сеченя (сечень — февраль), когда планировался поход, толщина льда была такой, что опасность провалиться в озеро — исчезала полностью! С болотом была немного другая картина, но пройти его — тоже можно.

Задача полусотни Ратищи была, не обнаруживая себя, пройти трактом до посадов Гарды, по летнему пути. Все хорошо осмотреть, и вернутся назад, по берегу озера. На все, ему отводилось две седмицы. Ждали их — с большим нетерпением!

Горечь потери любимого человека, с течением времени, не становилась менее острой. Каждый день, засыпая, Ольга молила богов, чтобы они послали ей сны, в которых к ней придет Роман.

Иногда она просыпалась в сладкой истоме, ощущая его руки на своих, самых потаенных местах. Губы помнили вкус его поцелуев! Дыхание не хватало, как когда — то, после бурного соития. Долго не могла успокоиться! Но что показывал ей сон — она не помнила.

Однажды, перед утром, проснулась оттого, что почувствовала толчки плода под сердцем. Буря чувств! Успокоилась только тогда, когда вволю наплакалась. Ребенок, поняв состояние матери, замер, и о своем существовании больше не напоминал.

Как — то перед сном, глядя в бронзовое зеркало, вместо своего лица, увидела лик Романа.

Длинные, немытые волосы, растрепаны и не скрывают кривого, рассекающего на две половины лоб, шрама. В очах тоска и мольба о помощи. Губы шевельнулись, в попытке что — то ей сказать, но в это время, зеркало, лик его потеряла. Мгновенно, мелькнула мысль: поднимать дружину и сейчас же отправляться на его поиск! С трудом удалось взять себя в руки, но сердце, долгое время, билось через раз. Одним словом — настроение было хреновым!

В начали седмицы, поздно вечером, в княжеские хоромы прибыл мировой судья. Архип вошел, когда она заканчивала чесать косы перед сном:

— Прости княгиня, за поздний визит. Но, помнится, ты сама мне вещала, что могу посетить тебя в любое время! Мне тоже, не в радость, по ночам ездить по городу. Возраст такой, что желанней для меня, в это время сидеть дома и баловаться в тепле легким медком, рассматривая коленки своей старухи.

Но служба — есть служба. Новости у меня к тебе, которые не могут ждать до утра. Соизволишь выслушать? — Ольга запахнула халат и кивнула головой:

— Соглядатаи мои, что на пристани работают, весточку принесли. Сегодня, после обеда, струг с полночных княжеств, подошел к нашей пристани. Внимание привлек сразу: что за надобность заставила купцов, в такое время, перед льдами, на такой рискованный заплыв решиться? Основные товары, у нас и у них — распроданы. На зиму нужное — давно заготовлено! И хозяин струга, купец Роланд, удивил: прямо после причаливания, заявил, что у него срочное дело к старой княгине.

Ему объяснили, что старая богиня, отправилась к богам, за облака. И правит у нас, отныне, молодая Княгиня. Он очень расстроился и растерялся. Когда пришел в себя, потребовал немедленно организовать встречу с ней. На мои предложения, дотерпеть до утра, ответил отказом, да еще стал стращать меня твоими карами, которые последуют, если я, немедленно, не представлю его пред твои очи. Говорил твердо, убедительно! Вот я решил, твой покой нарушить. А вдруг, что очень для тебя важное?

А если пустое купец затеял — завтра, на площади, отведает плетей и уплывет с подранным задом! Примешь? Или пусть терпит до завтра? — Но Ольга уже загорелась:

— Погоди малость. Кликну, когда оденусь соответственно! — Архип заторопился к двери.

 

19

Полночный купец выглядел очень представительно. Лет тридцати, высок ростом, широк в плечах, тонок в поясе, густые, светлые волосы падают ниже плеч, коротко стриженная борода и оттеняющие верхнюю губу, узкие усы стрелкой. По одежде — обычный мореход. Но на шуйце, разбрасывая разноцветные лучики — перстень с огромным камнем. Из оружия — короткий меч, в дорогих ножнах и кинжал за поясом. Оба — перевязаны ремешками благих намерений.

Войдя в дверь, учтиво поклонился. Приблизившись — страстно поцеловал руку. Взглянул зелеными очами с поволокой:

— Приветствую тебя, прекрасная Княгиня! Очи слепнут от твоей красоты! Думаю, что во всем светлом мире, нет краше тебя! Готов пасть ниц, перед твоими божественными ногами, и не подниматься никогда! Я сражен твоей красотой! — Купец прикрыл очи, как бы охраняя их от прекрасного видения. Ольга насторожилась: к такому отношению, и к таким восторгам, она не привыкла:

— Славный купец! Не надо славословить! Мне сейчас не до восхвалений! Лучше расскажи, с каких мест будешь, и что у тебя за дело ко мне?

Купец, мгновенно сбросил личину любезного иноземца; как будто ему кружку холодной воды, в лицо плеснули! В очах погасли сладкие огоньки, они сделались внимательными и цепкими:

— Родом я из племени земгал, что проживают на землях балтов. Имя мое, при рождении даденное — Роландас! По-вашему — Роланд. Купец в третьем поколении. Шесть зим назад, торговые дела привели меня в Гардайское княжество, во главе девяти челнов, с грузом болотной руды. Товар ходовой, пользуется большим спросом. Распродались быстро! Но вовремя покинуть торжище не смогли. На пристанях стольного города Гарды, возник пожар, и все судна каравана сгорели! А тут зима уже на носу. Решили зимовать в городе, а весной трогаться в путь домой.

Но по весне, не все отправились в родные края. Мне и еще трем моим товарищам, очень уж по душе пришлась жизнь в Гарде! За зиму, появилось много знатных знакомых и возможность обустроить жизнь на новом месте. А дома, особо, нас никто не ждал!

У меня, например, отец и мать померли. Семью я не создал. Возвращаться в пустые и холодные хоромы — особого желания не было. Так и прижились в стольном городе! — Ольга насторожилась: Гарда — место обитания князя Горазда, место плена князя Романа! В душе объявилась надежда, пополам с тревогой. Меж тем чужеземец продолжал:

— Случай свел с тамошним правителем, князем Гораздом. Врать не стану: поначалу он мне по душе пришелся. Три зимы мы с ним в дружбе жили, вместе торговлей занимались, по торжищам и ярмаркам ездили. Но потом я разобрался, что есть в нем гнилая червоточина: слишком уж завистливая у него натура!

Стал я замечать, что не чист он на руку в торговых делах, слова честного, купеческого не держит. Часто, свою гордыню обуздать не может и не желает! Ради корысти своей, любого предать готов! И когда он к походу против вашего княжества готовился, я наотрез отказался в том участвовать. Тогда — то и разошлись наши дорожки.

Чем его поход окончился, не мне рассказывать! Со всего похода, из двух дружин, своей и князя Благослава, домой вернулись только он и десть гриден его личной охраны. Единственный военный успех — плененный, ваш князь Роман, тяжко пораненный в голову. Он его сразу заточил в крепостишку на острове, что на Круглом озере.

Горазд вернулся из похода здоровым, но злым, как раненая росомаха. Во всех своих бедах винил не себя, а полюбовницу Романа, которая воеводой Ивельской значилась! Но всю свою злость лютую — срывал на раненном князе. Морил голодом и жаждой, грозил казнью на площади, назначал день утопления его в озере.

Когда приступ злобы проходил, предлагал отпустить его, под выкуп великий! И требовал от него, немедля, написать бересту в свое княжество. Роман наотрез отказывался, лишь смеялся ему в лицо!

Однажды, его загрузили в лодку, привязали на шею огромный камень и вывезли на середину озера. Горазд, еще раз предложил князю, разменять свою молодую жизнь на презренное злато. Получив очередной отказ, трижды сбрасывал его в воду. Дав ему наглотаться озерной жидкости, на веревке вытягивал обратно, для очередного предложения и очередного получения отказа.

Наверное, Горазд все — таки его казнил бы, но всегда его останавливало — легкая смерть ненавистного врага: слишком быстрая и без мучения. Его это не устраивало.

Наконец, он придумал месть, которая его примиряла с поражением в походе: продать его в рабство на галеры. Этой весной, когда стает лед и приплывут первые суда с теплых морей! Рабство, унижения и долгие мучения — вот кара достойная плененного князя!

А в это время, в стольном городе, начались недовольства и легкие волнения. Стало голодно, казна пуста, торговля затихла! Семьи начали ломать голову — как пережить зиму? Мужчины из похода не вернулись, рыбу и зверя некому заготовить, а на грибах и клюкве, в холода не протянешь!

Потом недовольство, постепенно, начало усиливаться. Особенно это стало заметно, когда из плена вернулись наши дружинники. Поведали землякам, как простой люд вашем княжество живет. Как к ним в плену относились, как кормили, как больных и раненых лечили. Тут — то народ и загудел по настоящему: они к нам — как людям, хотя мы на них напали, а мы их князя, в темнице на острове гнобим!

О недовольстве горожан, донесли Гаразду. Он был скор на расправу и жесток, как всегда. В ту же ночь, были схвачены наиболее говорливые жители Гарды. Семнадцать обывателей и четверо бывших Ивельских полонян — воинов. На другой день, на главной площади, им срубили головы. Без обвинений и суда. Народ сразу притих, но не успокоился! — Ольга сидела, ни жива, ни мертва. Жадно ловила каждое, сказанное иноземцем, слово. Щеки были пунцовыми от нескрываемого волнения. Но на такие мелочи, Роланд, внимания не обращал:

— Случайно, на торговой площади, мы с князем повстречались, сами того не желая. Отвернуться и сделать вид, что мы не знакомы — возможностей не было! Горазд обнял меня и расцеловал, как будто мы друзья по — прежнему, и что между нами, никогда не было раздора. Пригласил меня на охоту и на отдых в своем охотничьем тереме. Я — согласился!

Но с охотой и рыбалкой, не сложилось: зарядили нудные осенние дожди. Мы, наглухо, застряли в малом замке на острове. Целыми днями предавались питию и разврату с городскими гуленами, которых привезли с собой. Однажды, перебрав заморским вином, он повел меня в узилище, где содержался князь Роман. Это была маленькая, грязная коморка, почти под крышей терема. Кроме топчана и стола, в ней стояла большая лохань, для отправления нужды. Запах из неё распространялся такой, что щипало очи. Роман лежал на лежанке, отвернувшись к стене.

На наш приход, казалось, внимания не обратил. Горазд долго бранился и сыпал угрозами смерти и позора, если узник не начнет слушать его указаний и скоро выполнять их. Роман на угрозы никак не реагировал, притворялся крепко спящим. Так мы и ушли от него, несолоно хлебавши!

Через день, опять же напившись медов, Горазд, предложил мне попытаться найти общий язык с несговорчивым узником. Сломать его гордыню, сделать послушным, податливым его воле.

Я согласился, но не затем, чтобы ломать его, а просто хотелось остаться с ним наедине и поближе узнать этого мужественного человека. Но ничего у меня, с этой затеей, не вышло! На все мои слова и попытки завязать разговор, он не реагировал. Не обращал, на мои речи, никакого внимания! И только в конце моего посещения, когда я уже собирался покинуть его коморку, он вдруг повернулся ко мне лицом от стенки и явственно промолвил:

— Если до конца зимы за мной не придет моя дружина, то тогда, мне уже никто не поможет. После схода льда, Горазд продаст меня в рабство горбоносым купцам на галеры. Оттуда, меня никто не спасет! А матушка, об этом, ничего не ведает! Заслать бы ей весточку, чтобы не верила ни каким словам, никаким берестяным посланиям, о том, что я согласился на выкуп! Горазд, мне своего поражения, во век не простит и ни за какие богатства, живым не выпустит! — Промолвив это, он вновь отвернулся к стенке. Сильный и благородный человек! Он мне, еще больше, понравился!

— Ольга сидела, ни жива, ни мертва. Сердце учащенно билось. Еще бы! Перед ней сидел чужестранец, который всего седмицу назад, лично зрел и даже глаголал, с дорогим и любимым ею человеком! Она плохо понимала смысл им сказанного, Её сознание было занято одним: Роман жив и здоров и ему срочно нужна помощь княжества! Иначе ему будет худо и она его никогда не увидит!

Надолго разговор прервался. Каждый, молча, думал о своем. Но мозг Княгини, сейчас к анализу услышанного, был не способен. «Жив и здоров! Ему срочно нужна подмога!» — других мыслей, в голове не умещалось! Купец нарушил молчание:

— Его призыв о помощи и весточке для матери-княгини, запал мне в душу. И я решился оказать ему услугу. Способов было два: либо плыть к вам самому, либо посылать к вам доверенное лицо. Голубиной почтой, сама понимаешь почему, я воспользоваться возможности не имел.

Выбрал первый путь. Нанялся на попутный челн и вот я у вас! Новина, что мать — княгиня ушла в лучшие миры и княжеская корона перешла в твои руки — до нас пока не дошла. Если бы я ведал об этом, то в такое затратное дело, не ввязался! О тебе ведь Роман, ни полсловечка не вымолвил! — Ольга встрепенулась: а ведь точно! За помощью Роман обращался не к ней, воеводе, а к своей матушке! В чем причина? Почему?

И тут же отмахнулась от возникших вопросов. Какая сейчас разница в том, кому князь хотел передать весточку? Что от этого меняется в её действиях? Да ничего! Время похода остается прежним: начало последнего месяца зимы, когда лед особенно становиться крепким. Силы, привлекаемые для похода — не изменяются! Подготовка дружины? Тоже нет! А с остальным разберемся, когда князя Романа из плена освободим! Ольга прищурила очи:

— Благодарность великая и низкий поклон тебе купец, от всех жителей нашего княжества. За сострадание, внимание и посильную помощь нашему правителю. Я этого не забуду! Моя награда — будет соизмерима с твоим благородным и мужественным поступком! — Чужеземец склонил голову. Ольга слегка улыбнулась:

— Позволь задать тебе еще несколько вопросов? Ответь если сможешь. Если твоя совесть и честь воспротивиться — не отвечай! Обиды с моей стороны не будет! — Купец, вторично склонил голову: — Спрашивая Княгиня!

— Можешь — ли ты ответствовать, какие силы охраняют крепость на острове?

— Могу! Примерно полторы сотни городских воев — ополченцев и сотня воинов городской дружины. Это то, что я видел седмицу назад. Сейчас, после возвращения воинов из плена, может, что и изменилось.

— Благодарю тебя, купец! Тогда еще один вопрос. Какое войско, сможет князь Горазд, выставить против нас, если мы пойдем вызволять Романа? С учетом вернувшихся из полона воинов?

— На этот вопрос, Княгиня, ответ ты от меня не услышишь. Я его не ведаю! Но разумею и уверен: полоняне, второй раз, биться с вами не пойдут. Они не забыли еще того, как вы к ним относились в плену, и сражаться с вами не станут! — Ольга удовлетворительно покивала головой:

— Вот теперь, больше вопросов — я не имею! Сейчас тебя разместят на дружинном подворье, накормят, обеспечат всем необходимым. Отдыхай, а завтра, я тебя позову, когда буду свободна. Мы еще с тобой побеседуем.

Когда за Роландом затворилась дверь, Ольга откинулась в кресле. Навалилась дикая усталость и страшно захотелось в пастель. Спать… Спать… Спать…

Думать больше ни о чем не хотелось. Новины, конечно, были значимыми, но на её планы повлиять никак не могли. И еще — они её были зело приятны! Радовала стойкость поведения Романа в застенках и то, с каким мужеством держался князь перед лицом неминуемой смерти.

 

20

На утро, княжеское подворье было не узнать: выпал первый снег! Еще сырой, тяжелый, как это всегда бывает в начале зимы. Охрана развлекалась тем, что сгребала его с дорожек, широкими деревянными лопатами. Княгиня пребывала в умиротворенном состоянии. Вчерашний разговор с купцом и сегодняшний, белый покров значительно повысили ей настроение!

Она уже знала, что из разведки пути в Гарду, ночью, вернулась полусотня Ратищи. Теперь она ждала объективного и подробного доклада воеводы Демира, о результатах вылазки. От этого много зависело.

Демир, вместе с сотником Ратищей, прибыли после обеда. Княгиня приняла их в своей рабочей горнице, где она проводила большую часть светлого дня. По тому, как топорщились усы и борода воеводы, она поняла, что поиск разведки, прошел успешно.

Демир, войдя в горницу, долго вытирал большим, синим платком, вспотевший лоб, веселыми очами оглядывая горницу. Великан Рокша, топтался возле двери, с сомнением оглядывая свои сапоги, на которых налипла малая толика мокрого снега.

Ольга, сидя за столом, предложила им занять места на скамейках, расставленных вдоль стен, где кому нравиться. Осторожно, словно по болоту, ступая по ворсистому, цветному ковру, они заняли места слева от стола. Судя по их движениям, оба чувствовали себя, непривычно сковано. Княгиня решила разрядить обстановку:

— Вижу, что вам, как и мне, непривычно находиться в такой роскоши. — Она намекала на бархатную обивку скамеек, ворсистый ковер под ногами. Пылающий камин, обложенный красным, гранитным камнем и украшенный бронзовыми, витыми решетками:

— Не обращайте внимания! Сегодня мы у жаркого камина, а завтра — на снежку, на еловом лапнике совещаться будем, грея длани в боевых рукавицах!

Не тушуйтесь! Вон на том столике — кувшин с горячим сбитнем. Только — что сварен! Промочите горло, легче вещать будет. Не стесняйтесь, милости прошу! — Оба, как по команде, шумно выдохнули: перед ними восседала не Княгиня, а Великая Воительница, старый боевой побратим! Степенно проследовали к столику, наполнили тяжелые, серебряные кубки. С шумом выпили. Вытерев усы дланью, Демир кивнул сотнику… Ратища наполнил кружку повторно:

— Мы прошли весь путь до Гарды, как им ты и велела. Про движению по берегу, я останавливаться не буду. Гиблое место, гиблый путь. Воевать по нему не можно! Быстроты продвижения нет, а засад на нас, можно поставить — немерено! Но это нам не важно! Там мы не пойдем! Расклад выясняется единственный: нам надо идти по льду. И только по льду!

От берега Белыхи, до тракта, есть славная дорога и всего — чуть более тридцати верст. Ей — то всегда, зимой, пользуются мелкие купцы и торгаши. А по тракту, можно двигаться быстро и без трудностей. На пути — всего четыре постоялых двора. Вести из них в Гарду, можно упредить! Оставив там малую силу — можно быть уверенным, что новины о продвижении нашей дружины, в Гарду не просочатся.

Поселений, при тракте, больше нет! О нашем походе — никто не знает! А дальше — твоя воля! Стольный город, мы превратим в головешки, стопчем в пыль! Нам это под силу!

Вертаться будем, тоже по льду Белыхи. Но если что — то пойдет не так — вернемся вдоль берега. Конечно, дальнее и дольше, но нам спешить некуда!

Княгиня! Все тропы и дороги, вдоль тракта разведаны и я их знаю, как собственную длань! Если решишь — можно хоть завтра выступать!

Ольга ничего не ответила, вопросов не задала. Наполнила кубки, вместе с побратимами выпила и отпустила их восвояси. Теперь ей думать нужно было самой.

Вечером, приглашенный купец Роланд, получил славное вознаграждение за вести и участие в судьбе князя Романа, и отбыл на струг, который готовился к отплытию, спеша опередить ледостав. Княгиня, о повторной встрече, даже не подумала.

Ольга была в ярости. Нешуточной ярости. Дознаватели Архипа, перехватили голубя с очень интересным сообщением. В нем сообщалось, что войско Ивельское, выйдет в поход не ранее месяца сеченя. При этом, воинов будет не менее трех тысяч. Пойдут они через лед Белыхи, по самому, короткому пути к Гарде.

Голубя обнаружили совершенно случайно: его сбил ястреб и он, мертвый, упал под ноги, идущему по своим делам, дознавателю Архипа. Он не погнушался поднять растерзанного почтаря и обнаружил тайное послание. Дознавателю выписали премию и поручили заняться поиском автора берестяного письма.

Ярость Княгини была понятна: предателем был кто — то из близких своих. О предполагаемом пути, знало не так уж много человек! Искать ворога или болтуна, надо было в своем окружении. Напрашивалась мысль о создании дополнительной службы безопасности и сыска среди воинского люда, с подчинением только ей. Ольга сделала зарубку в своей памяти: не откладывая в долгий ящик, в самое ближайшее время, хорошенько продумать, как воплотить эту мысль в жизнь.

Во второй половине дня, Княгиня, в сопровождении всего отряда личной охраны, прибыла на ратное поле (поле, где проходили ежедневные занятия дружины). Размеры его, позволяли одновременно заниматься боевой учебой, не менее четырем тысячам конным воинам. Сейчас на нем присутствовали не менее двадцати сотен конников. Изрытые и перемешанные конскими копытами земля и снег, сейчас выглядели грязно — серой кашей. Демира, на поле было не видно, и занятиями руководил старшина Унибор.

Дружина, разделившись на сотни, отрабатывала стрельбу из луков на скаку. Завидев Княгиню, прибывшую во главе своего охранного отряда, старшина остановил тренировку и поскакал ей на встречу для доклада.

От него (доклада), Ольга отмахнулась: чем занята дружина, ей и так было понятно. Подъехавшему Унибору, приветливо помахала десницей:

— Старшина, прими под свою руку мою охрану, пусть позанимаются в общем строю. Волнуюсь я, как бы они не потеряли свои боевые навыки, меня охраняючи! Погоняй их по полю. Пусть они, жирок накопившийся, растрясут! А я, тем временем, вон в тот лесок отлучусь. — и показала рукой в сторону молодого подлеска, что находился в полуверсте от ратного поля:

— У меня там мой любимый волк проживает, по имени Лука. Он себе там, логово устроил, под корчем еловым. Я его уже две седмицы не зрела, соскучилась, зело, по нему! Сопровождать меня не надо: я почти рядом с вами буду! — Старшина понятливо наклонил голову. Ольга повернула Бутона к лесу.

При подъезде к опушке леса, Бутон призывно заржал и тут же, над молодыми елками, замелькала спина Луки. Послышалось радостное повизгивание!

После лета и осени, он выглядел откормленным и нагулявшимся. Огромные мышцы, так и перекатывались под блестящей, серо — зеленой шкурой! Настроение у лесного отшельника, было под стать виду. Шутейно рыча, он сделал несколько петель, вокруг сидящей в седле хозяйки и только тогда, полез к ней целоваться!

Обнимая любимца, Ольга нащупала в его шерсти, несколько репейных колючек. В седельной сумке нашелся деревянный гребень, и она тщательно расчесала ему шкуру, выбрав застрявшие колючки. Во время всей процедуры, Лука стоял спокойно и чинно, но стоило её закончить, как он вновь полез целоваться. Радость у всех от встречи — била через край!

Побыв с любимцем около часа, Ольга собралась в обратный путь. При прощании, дала напутствие:

— Ты тут посматривай по сторонам. Если заметишь, кого подозрительного — веди его в дружину или сразу ко мне! И еще: ближе к весне, будь готов к новому походу. Пойдем князя Романа из полона выручать! — Волк понимающе рыкнул. В предчувствии скорого расставания с хозяйкой, в очах у него заплескалась печаль. Ольга обняла друга:

— Если сильно заскучаешь — приходи ночью. Я охрану предупрежу и тыльную калитку затворять не станем. Не вздумай только тайком пробираться! Стражи могут и подстрелить! Рыкни перед калиткой, тогда они сразу поймут, кто к нам пожаловал.

Расстались, довольные встречей и друг — другом.

Возвращались с ратного поля уже затемно. Все довольные, а личная охрана — еще и уставшая. Унибор, изрядно погонял их, восстанавливая навыки стрельбе на скаку. Ольга ехала чуть впереди своего отряда, и первая обратила внимание на шум, который доносился из трактира, уютно расположенного в глубине улицы. Такой шум создается только при хорошей, многолюдной драке. Ольга подняла вверх шуйцу, приказывая охране оставаться на месте, а сама повернула Бутона в сторону крыльца трактира, где при свете факелов, освещавших вход в питейное заведение, мелькали многочисленные человеческие тени.

Драка была на загляденье! Лихая и жестокая! Стенка на стенку! С одной стороны бились дюжина мужиков в коротких, бараньих тулупах, вооруженные страшными пастушьими нагайками, со свинцовыми гирьками на концах витых ремней. Таким оружием, при умелом им пользовании, легко отбиться от стаи голодных волков. Причем, не просто отбиться, а всех их перебить!

Противились пастухам — обычные горожане, числом около двух десятков, усиленные традиционным городским оружием: аршинными кольями, надерганными из ближайшего плетня. Результат противостояния подтверждал поговорку: бьют не числом, а оружием и умением! Человек пять — шесть горожан валялись на земле, обильно окрашивая не растаявший снег, своей кровью. Потерь, среди пастухов — не наблюдалось! Обе ватаги, тяжело дыша, собирались с силами для новой схватки. Ольга покинула седло и направилась к буянам:

— Я — Княгиня! Велю вам, немедля, прекратить разор и восстановить мир, для скорого разбирательства! — По рядам враждующих, пробежала волна замешательства. Затем раздались возмущенные крики. Из ватаги пастухов вышел громадного роста мужичок, в распахнутом до пуза, тулупе. В отставленной в сторону деснице — нагайка с длинным ремнем, волочившимся за ним, конец которого терялся в темноте:

— На х…, видали мы таких княгинь, которые по ночам, в одиночку, по улицам бродят! Ты, шалава, иди своей дорогой, не ищи на свою жопу забот и трудностей! — Воительница рванула из ножен меч, которые были закреплены за спиной. Миг — и меч оказался в руке:

— Ух ты, какая прыткая и грозная нам овца попалась! Ты что, от стада отбилась? Так я тебя быстро туда верну! — Десница, с зажатой в длани нагайкой, рванулась вперед. Свинцовая гирька, вплетенная в конец ременного языка, начала свой смертоносный полет к цели.

Но её, на прежнем месте, уже не было! Воительница, неожиданно для громилы, оказалась с ним рядом, в сажени от него. Взмах мечом и ременный язык исчез в темноте, утаскиваемый разогнанной гирькой. В руке пастуха, сиротливо остался торчать черенок, некогда грозного оружия. У громилы, от изумления, раскрылся рот. Ольга, кинула меч назад, в ножны.

Началось усмирение строптивых!

Первым, посунулся носом в снег, пастух, стоявший за левым плечом здоровяка. Затем, какая — то, неведомая сила, оторвала от земли его самого, и запустила в ближайшую канаву. Еще находясь в полете, он выпал из расстегнутого тулупа. Поскольку в канаве, почти не было снега, то его приземление в зловонную жижу, трудно было назвать приятным.

Через минуту, на земле, кто на снегу, кто в канаве, корчилась вся дюжина уроженцев вольных степей, где они, себе в радость, пасли свой скот. Ныне, радость в их поведении — не наблюдалось!

По настилу дороги, загрохотали копыта лошадей, личной охраны Княгини. Воины узрели, что творится непотребство, и поспешили, несмотря на запрет Княгини, к месту сшибки. Но их вмешательства в противоборство, уже не требовалось. Подоспели городские стражники, которых о начинающимся мордобое, оповестил хозяин трактира. Они, не раздумывая, начали вязать и горожан и пастухов: пусть мировой судья разбирается, кто из них прав, кто виноват.

Личная охрана Княгини, недоуменно переглядывались между собой. Как такое может быть? Княгиня, в одиночку, положила на снег дюжину свирепых пастухов, с пастбищ заливных лугов поймы Ратыни. А они — бойцы еще те! Зная их умение обращаться с боевыми кнутами, с ними опасалась связываться даже городская стража. Чудеса, да и только! Во взглядах, которые они бросали на хозяйку, обожание начало смешиваться с опаской. Еще бы: одна, без оружия, против дюжины, свирепых по характеру пастухов — и полная победа!

Прибыв в княжеские хоромы, она первым делом, смыла пот и усталость в глубокой, дубовой кадке с холодной водой. Ждать, когда Сивко с холопами подогреет воду, она не стала.

Омовение в кадке, сняло усталость и привело в рабочее состояние. Перекусив, а она весь день была голодной, холодной телятиной с хреном и запив горячим клюквенным киселем, забралась с ногами в кресло за рабочим столом. Подвинула у себе навощенную дощечку и взяла в руки писало: вдруг, какую мысль будет надо записать.

А думы крутились вокруг зарубки в памяти: создание новой службы. Необходимость создания её — сомнений не вызывало. Все остальное, связанное с новым подразделением — полная темень! Численность, состав, назначение, задачи — неизвестность! Надо крепко думать!

 

21

Ольга, поджав под себя ноги, грызла румяную грущу и смотрела в потолок. Мысли, постепенно, выстраивались в нужную линию. Она просто раскладывала свое видение воинской жизни с учетом своего, пока еще малого, опыта.

— Зачем нужно новое воинское подразделение, и какие задачи оно должно решать? Конечно, Ольгу не устраивало, что пять десятков хорошо подготовленных гридней, её личная охрана, оторваны от дружины и выполняют только роль сторожей княжеского подворья и сопровождения её, в редких выездах за его пределы.

Эти обязанности должны перейти к новому подразделению. Численность его должна увеличится до двух — трех сотен. Но помимо этого, на него надо возложить обязанности внутреннего сыска, разбирательства и суда. Но этого недостаточно, для того, чтобы тратить время и усилия, для его создания! Овчинка выделки не стоит!

Княгиня начала вспоминать прошлые походы, которые она возглавляла или в которых она участвовала. Первым пришел в голову, случай на Ратыни, когда она стояла на своем берегу и наблюдала, как степняки готовятся к переправе. Тогда вопрос их высадки, вернее его задержки, могли решить полсотни хорошо подготовленных воинов, которые бы отправили плоты в свободное плавание, и которых у неё на тот момент не было! Конечно, переправиться через реку, в отсутствии плотов, для степняка плевое дело!

У тебя есть конь, у него есть хвост. Держись руками за него и держи голову над водой — и ты уже на другом берегу! Причем тут плоты?

А, при том! Потеря для них плотов, это потеря обоза из кибиток. Их, к хвостам лошадей, не привяжешь! Идти на вражеский берег без запасов оружия, стрел, еды и лекарственных снадобий для раненых — смерти подобно! Уничтожение тогда средств переправы, обоза и пеших воинов, заставило бы хана бросить все силы на постройку других плотов, а это — выигрыш во времени! При такой задержке переправы, малая дружина успела бы вернуться в Игрецу и вместе с городскими воями встретить врага на причале. Сколько бы жизней, спасла полусотня лихих гриден, будь они под рукой Воительницы, в тот час!

Или еще такие случаи, которые происходили в обоих походах: необходимость широкой и глубинной разведки. Она отлично помнит, как она требовала для её проведения, выделить от каждой сотни — самых умелых и отважных, следопытов — воинов. Шло это на пользу сотням и самим разведчикам? Вопрос! А какова боевая польза, когда для решения задачи, в одну команду собираются незнакомые и мало знакомые воины, не чувствующие плеча друг — друга?

Вывод напрашивался один: Воительница в своих нововведениях — права! Новому подразделению, новой службе — быть! И руководить им, обучать и воспитывать, набранных воинов, будет лично она!

В подтверждении своей правоты, голова родила ещё одну мысль. Представим, что на торговом тракте появилась новая ватага разбойников. Как было раньше?

В зависимости от численности банды, князь посылал две — три сотни гриден и они преследовали её по лесам, пока не загоняли в болота для полного уничтожения. По времени, это было, и один, и два, и три месяца! Непозволительная роскошь для дружины! За три луны, воины оторванные от строя, теряют свои боевые навыки, дичают, падает общая дисциплина. А если учесть, что вместо выбитой ватаги, как гриб после дождя, немедля появляется новая — становится понятным, каких трудов стоит, воеводе, поддерживать готовность всей дружины!

Задача, главного княжеского войска — походы, отражения нападений соседей, битвы, сечи, штурмы крепостей и городов. Гоняться по лесам за татями, удел специально обученных и подготовленных для этого воинов, которые собраны в специальные, постоянные, боевые группы!

Если положить руку на душу — Большему воинскому делу, Ольгу никто не учил. Опыт и воинская мудрость собирались, как говорят, с бору — по сосенке! Что — то переняла у Михея, что — то у Вяхиря и Симака, до чего — то докумекала сама. Поэтому, разглашать свою задумку, не спешила, помнила поговорку: десять раз отмерь — один раз отрежь!

Как — то вечером, в очередной раз обсуждая вопросы подготовки к походу с воеводой и сотниками, задала вопрос, который, казалось, не таил никакого подвоха:

— Орлы! Вы все знаете, что князь Роман, заточен в малой крепости, на острове. Молвите мне свое видение, как мы его будем вызволять из узилища? Готова выслушать каждого! Обещаю, что насмешек сама не допущу, и другим не позволю. Так, что — не тушуйтесь, молвите напрямки! — Руку поднял молодой сотник Дубок:

— Я, Княгиня, вижу это дело так! Приходим мы на полночные земли и вызываем на честной бой, тамошнего князя Горазда и его дружину! Думается, что он примет наш вызов. Разносим его войско в клочья и отворяем двери темницы, в которой он князя нашего содержит!

Но, может быть, такое случится, что Горазд, уже один раз битый нами, вызов твой не примет и спрячется за воротами стольного города. Тогда часть сил посылаем на осаду Гарды, а три сотни, или сколько — на остров, к малой крепости и её тоже берем в осаду. Долго она не продержится, мы её споро возьмем и князя вызволим!

Конечно, было бы лучше, если бы сеча состоялась, и мы взяли Горазда в полон. Тогда бы нам не пришлось лезть на стены малой крепости, они сами, перед пленным Гораздом, ворота отворят! Но это уж, как боги решат! — Тут же заговорил старшина Унибор:

— А много — ли у нас воинства, с опытом осады крепостей? И многие у нас обучены карабкаться на крепостные стены? — Дубок немного смешался, но не сдался:

— Не велика наука! Ставь прикладные лестницы и лезь. Остальные тебя стрелами прикрывают. Унибор не унимался:

— А ты помнишь, что перед тыном — глубокий ров? И что сейчас трещат морозы? Полей крутые скаты рва колодезной водой и по такому катку, ты с лестницей, к крепостным стенам, до весны не подберешься! — Дубок возмущенно фыркнул, но больше перечить старшему товарищу не стал. Воевода Демир, потер лоб перстом между бровями: спорить с молодым сотником — не велика заслуга. Вмешалась Княгиня:

— Погоди Унибор! Не наезжай на молодого так резко. Он ничего пустого не молвил! План — как план. Ни хорош, ни плох! Так вовсе времена было, когда один сосед на другого, на ВЫ ходил! Если в чистом поле не встретились, так и бывает: один за стенами прячется, другой на них забраться норовит.

Меня другой удручает. Уж слишком много «если» в этом плане. ЕСЛИ они на битву сподобятся. ЕСЛИ мы сможем Горазда в полон захватить. К его ЕСЛИ, каждый из нас может добавить десяток своих.

А ЕСЛИ месяц сечень отметится уж очень лютыми морозами? Как нам на голом острове, при ветре, осаду вести?

— А ЕСЛИ у них дров и еды, в малой крепости, запасено столько, что до лета хватит?

— А ЕСЛИ они наказ княжеский имеют, живым князя нам ни за что не отдавать? Представьте: врываемся мы в крепость, а они руками разводят:

— Простите соседи, но представился ваш батюшка князь! Не выдержало сердечко, ожидаючи скорой свободы! — А сами его, только что, подушкой удавили. Как вам такой расклад, прямо сейчас мной выдуманный? — Гул согласных и несогласных голосов. Княгиня подняла руку. Тишина установилась мгновенно:

— Это единственное предложение, как нам поход строить, как нам князя освобождать? Есть другие? — Руку поднял сотник Ратища:

— Княгиня! Буду говорить умными словами, которые у меня в голове созрели и теми, что я от умных людей слышал.

Думаю, что такие дела, как освобождение пленных, не делаются при свете костров и при веселых плясках, разогретых сбитнем воинов. Тут нужно совсем другое действо!

Как я это вижу: темень, сумрак. Ни одна собака не лает! Подготовленная команда лихих и отчаянных воинов, незаметно проникает в крепость. При этом они используют все способы скрытного продвижения.

Охрану на стенах устраняют. Внутренние караулы, которые мешают продвижению команды к терему — режут, но так, чтобы не встревожить основное воинство. Уже в тереме, убирают сторожей у самого узилища. Терем продолжает спать.

Выводят князя из темницы и благополучно выводят за пределы посада. Об исчезновении князя из узилища, начальник крепости узнает только перед завтраком. Облавы в крепости и поиск в прилегающей к ней местности — никаких следов беглецов не выявляют.

Признаюсь честно: примерно такую историю, я слышал от воеводы Ерофея. А ему, о таких действиях специальных воинов, рассказывал твой отец, Княгиня! К него на родине, таких бойцов специально, с самого детства готовят и воспитывают. — Воевода усмехнулся на слова Унибора:

— Нам бы такие воины — невидимки, тоже не помешали! Да где их отыскать? Не родит наша земля таких ловкачей. Придется поступать как раньше: с каждой сотни соберем лучших — и вперед! Авось, не подведет старый, дедовский способ и на этот раз! Им бы только через стены перебраться и ворота крепостные распахнуть. А там мы всей дружиной в гости нагрянем. Конечно, при таком раскладе, жертв всегда больше бывает, но тут уж ничего не поделаешь. Пока мы до ворот доберемся, сводный отряд весь поляжет. А в нем, хоть и добровольно, самые лучшие воины, головы сложат! Жалко, конечно, но другого выхода у нас нет.

Не сидеть же нам под стенами до самой весны и ждать когда у защитников крепости харчи кончатся, и они сами ворота отворят. Может статься, что мы первые от холода и голода, с острова уберемся! — Княгиня сверкнула очами: пришел её час о создании особого отряда поведать! Хорошую историю рассказал сотник Ратища, а главное — вовремя! Сейчас, Княгине, открывать свои мысли о новой службе, стало много легче:

— Есть у нас другой выход. — Воительница встала и рукой показала, что остальные могут сидеть. Обвела присутствующих взглядом:

— И он лежит на поверхности. Надо создавать такой отряд, с особыми воинами, способными решить любые задачи при малых потерях! И этим займусь я лично! — Воинские начальники переглянулись между собой. Ольга продолжила:

— Отец мне тоже много рассказывал о чудесных воинах, которые могли невидимыми приблизиться к врагу, в совершенстве владели всеми видами оружия и приемами смертельного, рукопашного боя, могли читать следы на земле и видеть в темноте, как днем. Им ничего не стоило, почти без всяких приспособлений, по ровной стене взобраться на маковку высокого терема, без лестницы, преодолеть тын, высотой в пять сажен, швейной иглой попасть в глаз противника с десяти шагов. Голой рукой или ногой перерубить трехвершковую сосну. И еще много, что они могли сделать, чего нам не под силу!

— Я в эти чудеса не верила, но отец, кое — что, мне показал наяву, и даже меня этому научил! При случае — и я вам покажу это.

Конечно, подготовить воина такого уровня, мы не в состоянии. Там, откуда родом мой отец, всему этому учат с малолетнего возраста. Столько времени у нас в запасе нет! Но, и до начала похода, мы можем кое — что в этом направлении сделать. Выслушайте мой план!

И Княгиня поведала собравшимся, о своем решении создать новую службе, о её целях и задачах. Говорила долго, подробно разъясняла все особенности и мелочи, которые надо решить, все трудности, которые следует преодолеть.

По тому, как к концу её речи, загорались очи у воинских побратимов, она твердо была уверенна, что они её поняли и окажут всяческую поддержку! Закончила видение своего плана словами:

— Первое, что мне от вас нужно — люди! Для начала — не менее полутора сотен человек! Воины, которым вы доверяете, как себе. Возраст — не старше двадцати пяти лет. Обязательно — добровольцы для выполнения особо опасных заданий. Всем объяснять, что это воинство мне нужно не только для похода. После возвращения из оного, они станут костяком будущей службы. Остальное, я сама им растолкую! Подбором людей, займитесь уже сегодня. Слишком мало у нас до похода осталось времени!

Понимаю вас, с лучшими своими воинами, расставаться тяжко! Но постоянно держите в голове то, для чего мы этот отряд создаем! Тогда и отдавать в науку, своих самых сильных, смелых и отчаянных — будет легче!

 

22

К концу седмицы, снегопад прекратился. Ударили настоящие зимние морозы. Хлеборобы радовались: озимые надежно укрыты снежным ковром на две пяди (пядь — 17,8 см). Княгиня, хмурила очи: такой снег для обоза не страшен, а вот коней, наст не сдюжит. А когда снежный покров доходит коню почти до колена, о скорости и маневре — можно забыть! А если еще навалит?

Успокаивало одно: до начала похода, еще полтора месяца, и все еще может измениться. Будет держаться крепкий мороз, наст затвердеет и сможет выдержать коня вместе с седоком.

По указу Княгини, разослали почтовых голубей, с целью поторопить посадников, отправить обещанные сотни в стольный город. Самый поздний день прибытия, назначался на день зимнего солнцестояния (Коляда. Ныне — 21 декабря). Спешка оправдывалась тем, что вновь прибывшими воинам, нужны дополнительные учения с основной дружиной.

Оружейник Прокоп, работая в своих мастерских круглые сутки, передал Демиру, более двадцати сотен булатных мечей. Большего сделать он не успел: ушли густые, осенние туманы, а с ними пропала возможность правильно закалить булат. Зимний туман — для закалки не подходил.

Ныне его мастера были заняты ковкой специальных, усиленных, зимних подков для войска, которые придумала лично Воительница с воеводой.

Весея, завезла на склады дружины, ровно тридцать сотен красных кафтанов и портов. Примерку назначили после сбора всего войска. Княгиня, сделала дополнительный заказ купчихе: срочно изготовить две сотни белых накидок-халатов, для воинов новой службы. Того требовала, засыпанная снегом земля. Белое на белом — поди различи!

Спешно готовился съестной припас. Ответственный, боярин Баксай, не вылезал из кухонь и коптилен. На винокурнях, был скуплен весь запас крепчайшего ерофеича.

Колдуньи и знахарки, готовили впрок, настои, настойки и мази, для лечения ран и увечий. Кипятился, сушился и тщательно паковался перевязочный материал. Подготовка к зимнему походу, под личным контролем Княгини, шла полным ходом! Гридям дружины вновь усилили пайки.

Туго приходилось воинам, которые перешли под руку Воительницы. В её распоряжение было выделено сто восемьдесят шесть гридней. После обязательных личных бесед и воинских испытаний — осталось ровно шестнадцать десятков. Не прошедшие — вернулись в дружину.

Для отобранных было подготовлено отапливаемое помещение на дружинном подворье, которое раньше использовалась под общие собрания и лазарет. Для раненых, а это были, в основном, дружинники полночных княжеств, нашли другое помещение. Перемычки сломали и для занятий Ольгиной команды, открылось приличное место для занятий.

Начинались они задолго до рассвета, в личном присутствии Княгини. Понимая, что времени на подготовку особых воинов очень мало, Воительница сразу задала очень высокий порог. Сможете его переступить — останетесь в команде. Нет — вернетесь в дружину. Надо отметить, желающими остаться в специальной команде Княгини, были все отобранные.

Нагрузки были запредельные. Рукопашный бой, маскировка на местности, владение всеми видами оружия, о которых они, до настоящего времени, даже не ведали. Ратное поле посещалось редко. Воинов учили не сражаться. Их учили убивать.

Все утренние занятия, Воительница проводила лично. Доходило до того, что рукопашные поединки, она проводила сама, укладывая учеников в несусветные кучи. Затем, не покидая помещение, переходили к метанию ножей, топоров, звездочек, коротких копий — сулиц и заточек, размером с крупный гвоздь. Их и звездочки, в огромном количестве, изготовили мастера Прокопа, по заказу Воительницы.

Через два дня на третий, выезжали в леса за ратное поле, где занятия проводил потомственный охотник Зычко. Учил становиться невидимым для посторонних глаз на снегу, в лесу и в поле. Объяснял, как не заблудиться на незнакомой местности, как читать человеческие и звериные следы на земле и на снегу. Как многие часы оставаться неподвижным, как ставить самострелы и устраивать ловушки на человека и крупного зверя и еще многому другому, что необходимо в разведке.

Ножевому бою и бою на мечах, новых специалистов, они обучали вдвоем с Унибором, признанным всеми дружинниками, мастером подобных забав.

Умению слежки и наблюдения, молодых воинов учил дознаватель от мирового судьи с двадцатилетним стажем, имевший детское прозвище — Соколик, хотя ему было далеко за сорок.

Два раза в седмицу, вся специальная команда, прибывала на княжеское подворье, для занятий по захвату княжеского терема. По рассказу купца — очевидца, который зрел крепость на острове, тамошний терем не сильно отличался от нашего. Видно оба, строились одними мастерами. Такие занятия проходили исключительно в ночное время.

Воительница самолично выставляла охрану на княжеском подворье, каждому из гриден, подробно объясняла их задачу, но время нападения утаивала. Да она и сама его не знала! Время атаки, лично, выбирал бывший сотник Ратища, которого Княгиня назначила начальником специальной команды.

Первые три попытки захвата, закончились полным провалом. Бдительная охрана, конечно знала о ночном визите «спецов» (так для сокращения названия, стали величать воинов специальной команды), и была начеку. Незаметно проникнуть в терем не удавалось: их обнаруживали и вовремя поднимали тревогу.

При четвертой попытке, внешнюю охрану, удалось незаметно снять и ворваться в терем. Но трех внутренних охранников, которые стерегли дверь в пустой чулан, под самой маковкой терема — обхитрить не удалось. Вышел шум, и захват не состоялся.

После каждого нападения, Княгиня и Ратища, проводили разбор каждой неудачи и действия каждого «спеца». Первый, пусть и не полный успех, окрылил нападавших. Пятая попытка — удалась полностью!

Поменяли охрану подворья и терема. Её сменили воины наиболее подготовленной первой сотни дружины, бывшей демировской.

Три попытки захвата — и все удачные! Ольга поняла, что она на правильном пути: занятия дали результат! Надо только, на этом не останавливаться и продолжать учебу в прежнем ключе, поддерживая боевой настрой «спецов» на прежнем уровне, при этом усиливая препоны для захвата княжеского терема.

Месяц студеный или, как его в народе называли — студень (студень — декабрь), вступил в свои права крепкими морозами, и слава богам, редкими снегопадами и метелями. До ожидаемого прибытия малых дружин, оставалось две седмицы. Стольный город, к приему пополнения, готов был полностью.

Первыми, за неделю до срока, прибыли воины от родов Караньского хребта. Три с половиной сотни, хотя обещалось ровно три. День спустя — пять сотен из родной Игрецы. Старшина Симак, долго не мог прийти в себя, после теплых объятий, со своей давней мечтой на удочерение, Найдены, а теперь всевластной Княгини Ивельского княжества.

Последними в стольный город пожаловали гриди со Смиглых болот. Тоже большим числом, чем было обещано: четыре сотни! Итого, под рукой Княгини собралось, без специальной команды, войско более чем три с половиной тысячи конников. Сила, по всем меркам, немалая!

Воевода, после проведенного смотра пополнения, занялся перевооружением прибывших. Купчиха Весея, круглыми сутками со своими швеями, спешила закончить заказ на переодевание войска. Устаревшее вооружение прибывших, менялось на новое, прокоповское.

Через день, после прибытия пополнения, воевода Демир, приступил к совместным занятиям княжеской дружины с сотнями, которые отрядили для похода, роды княжества. Первые совместные учения показали, что наиболее подготовленными, оказались воины Речных Ворот. Слабое место — сотни Смиглых болот.

Но это, особо, не смущало! Время, для переподготовки прибывших, было, а опытные учителя имелись в наличии. Да и помнилась поговорка: дареному коню — в зубы не заглядывают!

Отделение сыска, под рукой дознавателя Соколика, чистила город от всякой человеческой нечисти. Мировому судье, работы было по самое горло. Продолжались поиски среди военных, причастных к посылке почтового голубя, с донесением князю Гаразду.

Подготовка к походу — шла по плану и выходила на заключительную стадию.

Беременность Ольги проходила спокойно. Ежедневные личные тренировки и занятия со «спецами», на ней не отражались. Пятна с лица исчезли, живота, пока, заметно не было. Приступы тошноты, уже не беспокоили. Другими словами — ребенок Романа чувствовал себя хорошо!

Чего нельзя было сказать о матери! Даже постоянные дневные нагрузки, не давали ей возможности для спокойного сна. Часто мучили кошмарные видения о судьбе любимого человека. То ему, на площади, отрубают голову, то его топят в глубоком озерном омуте, то он пьет меды в компании с распутными, голыми, толстыми женщинами! Просыпалась мокрая от пота, с гулко бьющимся сердцем и после этого, уже заснуть не могла. Лежала с открытыми очами и глядела в потолок. Утром, приходила в себя, только после омовения ледяной водой в дубовой кадке.

По вечерам начало беспокоить естественное женское начало. С наслаждением и дрожью, вспоминались моменты близости с Романом, в комнате украшенной речными цветами, и в других, малопригодных для этого местах. Мысли бросали её то в жару, то в холод! Страшно хотелось его ласки и бурной близости с ним. Тело, от желания, выгибалось в дугу, до боли в пояснице! После таких приступов, она долгое время чувствовала себя разбитой. Но внешне, её переживания и терзания, были незаметны и на главной заботе не отражались. Темные круги под глазами, она забеливала порошком из мела.

В то утро, Ольга проснулась позднее обычного. Ночью, она присутствовала при очередной попытке «спецов» захватить терем и освободить пленника. Роль пленника, исполняла она сама. Укрывшись в маленьком чулане, она бездумно глядела в ночь, через маленькое слюдяное оконце. На площадке перед теремом, бдели трое гридней из первой сотни. Костер горел почти рядом с парадным крыльцом. На нем, тихо переговариваясь, стояли еще двое охранников. В коридоре, перед чуланом, неподвижно торчали пять высоченных гридней. Охрана пленника — лучше не придумаешь. Ну что-же, будем ждать! Судя по по опыту — время перевалило за полночь. В скорости «спецы» должны пойти на штурм. Оставалось только ждать.

На площадке все было без изменений. К трем охранникам возле костра, присоединились еще двое. По их поведению, было видно, что нападение они ждут с минуты на минуту. Они постоянно оглядывались и часто выходили за пределы света костра, сжимая обнаженные мечи. Но пока, вокруг была тишина.

Неожиданно в дверь кто — то поскребся. Ольга удивленно вскинула голову. Никаких новых указаний она давать не собиралась. Дверь медленно отварилась, и на пороге нарисовался Ратища:

— Княгиня! Ты свободна. Давай с нами на выход! — Даже ожидавшая развязки Ольга — опешила:

— А как с охраной? Мы что, будем выходить через центральное крыльцо?

— Конечно! Зачем нам пользоваться веревками или лестницами! — Ольга кивнула головой и направилась к выходу. За дверью стояли двое дюжих «спецов». Возле стенки, ровным рядом, сидели все пятеро гридней первой сотни. Руки и ноги были связаны, во рту торчали кляпы.

— Княгиня, выходим! — Ратища потащил Ольгу по ступенькам. Она не сопротивлялась, полностью отдавшись на волю бывшего сотника.

На площадке перед крыльцом было пустынно. Охранники, дежурившие на крыльце, куда то исчезли. Приглядевшись, Ольга обнаружила костровиков, чуть в стороне, лежавших в ряд, возле деревянной статуи на клумбе. Выход был свободен! «Спецы» сработали выше всех похвал!

 

23

Пробуждение Ольги было не самым легким. После бессонной ночи, а она после своего «освобождения», еще и делала разбор удачной операции своей команды — очи покраснели, и было впечатление, что в них насыпали песка.

Набросив на голое тело, (она всегда спала полностью нагой), бархатный халат, проследовала в смежную со спальней маленькую горницу, где стояла деревянная кадка, вместимостью на пятнадцать ведер, с холодной водой. Поднявшись по ступенькам к краю емкости, сбросила халат и смело шагнула вперед. Воды было под подбородок. От охватившего тела холода, казалось, остановилось сердце! Потребовалось большое усилие, чтобы, мгновенно, не выпрыгнуть из кадки. Стараясь не думать о холоде, торопливо обмыла тело и умыла лицо. Оттолкнулась от дна и стрелой вылетела из воды на широкие ступеньки стремянки. От тела шел пар, зубы клацали, как у голодного волка, руки не попадали в рукава халата. Остатки сна мгновенно улетучились, и в голове стало свежо и ясно!

Громко шлепая мокрыми ногами, вихрем влетела в теплую спальню. Быстро переоделась в привычную одежду: теплые портки, рубаха мягкого сукна, душегрейка, подбитая волчьим мехом и утепленные таким же мехом — сапожки на низком каблуке. Зубы перестали клацать и улеглась дрожь в теле. Лепота да и только! Расчесав слегка влажные волосы — отправилась в трапезную. Новый ратный день начался!

После легкого завтрака, объявился главный смотритель княжеского хозяйства, боярин Сивко. Подслеповато щуря глаза доложил:

— Матушка Княгиня! На крыльце, с самого утра, тебя дожидаются Мировой судья со своим дознавателем Соколиком. Просят принять лично, по важному делу. — Ольга, не раздумывая, дала согласие:

— Пусть погодят малость, пока я себя приведу в порядок. Через пять минут — я буду готова! — Оглядела себя в зеркало. Видом осталась довольна. В дверь уже стучали.

Бывший купец, а ныне Мировой судья — Архип, Был одет в коричневый бараний тулуп, подпоясанный красным, вязанным кушаком с кистями. Меховая шапка была настолько высокой, что ему пришлось пригибаться, входя в дверь.

Знаменитый дознаватель, Соколик, одет был неприметно и блекло. В толпе, на такого, ни в жисть не обратишь внимания, а тем более — ни за что не запомнишь. Так, серое пятно!

Чинно поклонились земным поклоном, коснувшись костяшками дланей пола. Как и полагалось — заговорил Мировой судья:

— Долгих и счастливых лет тебе жизни, Княгиня! Крепкого сна с приятными сновидениями и легкого пробуждения, желаем тебе, Матушка! — Ольга откинулась в кресле:

— И я того же желаю служивые! Что вас привело ко мне в такой ранний час? Уверена, что не желание зреть свою правительницу, только что продравшую очи! — Оба посетителя заулыбались, оценив шутку. Ольга обратила внимание, что у Соколика, спереди, не хватает нескольких зубов. Не удивительно: в его работе всякое случается. А мордобой — в первую очередь!

— Мы к тебе, Княгиня с новинами по сыску, который мы учинили, выполняя твой наказ, по поиску хозяина почтового голубя с берестой. — Ольга сразу подобралась и посерьезнела:

— Внимательно слушаю вас, служивые! Мне это зело интересно и волнительно! — Архип кивнул на своего подчиненного:

— Дозволь, Княгиня, ему докладывать. Он сыск проводил, и подробности лучше меня ведает! — Соколик сделал пол — шага вперед, сравнявшись с начальником. — Ольга согласно кивнула. Дознаватель заговорил, сильно шепелявя из — за выбитых зубов, но не тушуюсь от присутствие самой Княгини:

— Не буду тебя, Матушка, утомлять подробностями сыска и трудностями, которые нам пришлось преодолеть. Сразу перейду к итогу. — Ольга, про себя отметила, слово — «нам». Было понятно, что всю работу проводил он, а успех, пожелал разделить с начальником. Это ей понравилось. Архип правильно воспитывал своих работников! Соколик продолжил:

— Есть у тебя в дружине сотник. Кличут его — Дубок. — Ольга замерла, от нехорошего предчувствия худой вести:

— А у сотника есть зазноба, по имени Акулина, дочка купца Лихожада. Помимо Акулины, у него еще пять девок настругано. Из них — только две, самых старших, купец замуж выдал. Оставшиеся четверо, уже сейчас — невесты на выданье. Тяжкими хомутами у него на шее висят! Что бы на четверых приданное приготовить — покрутиться прилично надо. А сынами его, боги не пожаловали. Наверное, за его тяжелый нрав и несусветную жадность. Из — за такого его характера, желающих с ним породниться — кот наплакал! Хотя девки у него работящие, ладные и румяные и мошна у него тугая, неподъемная. Батюшка его, покойный, кое — что ему оставил, да и сам он купец проворный. Про его жадность, я уже тебе говорил!

Так вот: лет пять назад, повадился он в полночные княжества товары возить. Особенно, в Гарду, вотчину князя Горазда. Все бы ничего, да слишком уж удачно у него торговля заладилась! Наши купцы — диву даются: они за сезон больше трех раз в те края обернуться не успевают, а он четыре, а когда и пять ходок, до холодов делает.

Как такое быть может? Княжество бедное, быстро продать товар нет возможности! Месяц стоять ладье у пристани надо, чтобы трюмы освободить. А Лихожад, в Гарде, больше седмицы не задерживается! Чудно это смотрится!

А потом секрет удачи его прознали. Не торгует Лихожад в том стольном городе! Он сразу сгружает весь груз, в амбары Горазда, забирает деньгу или какие товары — и обратно. Вот и весь его секрет!

Я еще осенью, таким проворством купца заинтересовался: не люблю непонятное и в доброту Горазда не очень верю. Муть тут какая-то! Походил, понюхал, но ничего выяснить не смог. А червяк сомнения покоя не дает! Нутром чувствую: грязь там вонючая. Хотя пока не сильно смердит, но это только — пока!

Со своими сомнениями пришел к Мировому судье. Он купец бывалый, значит, зрит в корень! — Архип перебил речь подчиненного:

— До меня тоже доходили слухи, о непонятной дружбе нашего купца, с князем Гораздом. Народ ведь понимает, что это противоестественно: теплые отношения с заклятым врагом! Он только, что к нам с набегом приходил, князя нашего в полон утащил, а тут наш купец с ним дела ведет!

И не просто ведет, а уж очень удачно. Подозрительно это все! Да и зависть людскую никто не отменял.

Поставил я двух своих зорких людишек за ним присмотр совершать. Они мне, в скорости, кое — что интересное поведали. Оказывается, твой сотник в начале лета, все таки заслал сватов к Лихожаду и Акулину засватал. Свадьбу решили играть аккурат на зимний мясоед.

Вот и зачастил Дубок на подворье к будущему тестю. Правда выбирал для этого время, когда купчина в полночные страны уплывал или еще по каким своим делам на подворье отсутствовал. Одним словом — ничего интересного. Стоны Акулины и рычание сотника, когда они укрывались на сеновале, нас не интересовали. Соглядатаев я снял.

Вспомнилось мне сватовство сотника, когда ты велела почтовым голубем заняться. Сама понимаешь почему. Слишком много совпадений в очи бросаются. Суди сама: нежная дружба купца с Гораздом. Будущий зять, который ведает многими секретами похода. А если добавить к этому, что у купца самая крупная голубятня в Ивеле, и то, что свадьба переносится на неопределенный срок по причине похода — то мой интерес к нему, становится совсем понятен!

В общем, я вновь отрядил прошлую парочку, на пригляд за ним. Да еще дал им в помощь, ловчего с ученым соколом, на случай, если заметят, что почтовый голубь их голубятни взлетит.

Вчера, вечером, для сокола нашлась работа. После обеда, Лихожад, наведался в голубятню, пробыл в ней малое время и вскоре, взмыл почтарь с его подворья!

Ловчий сработал без сучка и задоринки: выждал какое — то время и снял колпак с головы сокола. Через пять минут у них в руках было тельце голубя. На лапке — береста! — Архип порылся в глубинах меховой варежки и протянул Ольге, туго скрученный свиток послания:

— Читай Княгиня! Принимай решение. Мы со своей работой справились: твое веление мы исполнили! Врага мы открыли!

Перед дверью в горницу Княгини, на простой деревянной скамье, вот уже час сидели, вызванные к ней — воевода, старшина и сотник Дубок. Ждали, когда их, кликнут в помещение. Ожидание затягивалось. Больше всех волновался воевода: раньше никогда такого не было! Княгиня никогда не заставляла так долго ждать приглашения под дверью.

Лучше всех себя чувствовал Дубок. Какая ему разница, где сидеть, дожидаючись чего — либо. Скамейки везде одинаковы: что на дружинном подворье, что в тереме у Княгини. Здесь хоть тепло, даже в сон клонит!

Старшина нервно покусывал ус. Затянувшееся ожидание — начинало ему не нравиться. Забот полон рот, а тут сиди и жди — неизвестно сколько. Неспроста все это! Задница опытного воина, чуяла приближение беды.

Ольга, развернув кресло к окну, наморщив лоб, еще и еще раз — продумывала сложившуюся ситуацию.

— Дубок, конечно, не предатель! Он молодой болтун! Но не дурак же он? Дураков сотниками не выбирают и не назначают. По той простой причине, что у него под рукой, сто человеческих жизней, и он несет за них полную ответственность! Если он не домыслил суть приказа сверху, если сам не принял правильного решения, когда ждать указаний свыше нет времени и возможности — это может привести к катастрофе и поражению в битве. А это сотни и сотни загубленных воинов, которые обязаны тебе верить — и верят!

Каждый воинский начальник, начиная от десятника, проходил строгий отбор и если он им становился, то это говорило о том, что он может видеть дальше собственного носа, может рассчитать свои действия на шаг вперед и предвидит последствия своих поступков и слов.

Дубок, последствия своих слов — не предвидел! Значит — виновен! Значит — она права. А мягкой и доброй, в настоящее время, она быть не может! — Приоткрыла дверь:

— Заходите воины и простите, что заставила так долго ждать. — Воинские начальники расселись в том же порядке, на точно такую же скамью. В горенке запахло отсыревшей кожей и железом. Ольга продолжала стоять рядом со своим столом. Медленно развернула берестяной свиток:

— Сегодня, дознаватели Мирового судьи, перехватили очередное голубиное послание князю Горазду, о наших планах скорого похода. Слушайте: — голос Княгини был ровен, говорила она степенно, тщательно подбирая и выговаривая слова.

— Сроки похода изменились. Выход дружины — на две седмицы раньше. В войске тридцать пять сотен конников. Для освобождения Романа, выделено полторы сотни, специально подготовленных гриден. Князя, с острова, лучше перепрятать в другое место. — Обвела взглядом присутствующих. Они на неё не смотрели. Их очи были прикованы к её столу, по которому неторопливо бежал крупный, коричневый таракан.

Ольга хлопнула дланью по столешнице — таракан приказал долго жить. Смахнула его останки со стола и вытерла руку о портки. Поскольку более ничего интересного на столе не наблюдалось, очи воинских начальников были прикованы к ней:

— Что скажите, дорогие побратимы?

— Вот суки гнилые! — Это свое мнение выразил Демир.

— Кто этот падла, дознались? — Этот вопрос задал Дубок. — Ольга перевела взгляд на него. Глядит открыто, очи чистые. На розовом лице — молодая, курчавая поросль.

На щеках Княгини полыхнул яркий румянец:

— Ты! — Повисла гробовая тишина.

 

24

У Дубка отвисла челюсть. Губы шевелились, но слов не произносили. Ольга продолжила:

— Донос писал не ты, на что я очень надеюсь! Ты ведь грамотой письма не владеешь! А вот твой будущий тесть Лихожад, с рунами знаком! Но он к нашим секретам не допущен! Новины о наших планах, он получал либо от тебя лично, либо, что более вероятно, от своей дочки Акулины, твоей будущей жены! Но тут разница небольшая: она ведь тоже, наши планы не ведает. Вот такая грустная жизнь у нас приключилась!

— Тишина, погребальным камнем давила на плечи присутствующих. На Дубка было жалко смотреть: челюсть так и не вернулась на место, лицо пошло пунцовыми пятнами, губы продолжали беззвучно шевелиться. Унибор, сидевший рядом с ним — резко отодвинулся от него, как от зачумленного. Воевода Демир, медленно поднялся, и длань легла на рукоять меча. Ольга протестующее подняла вверх руку:

— Остынь, воевода! Не к лицу тебе беспредел творить! Не моги без суда и моего веления расправу чинить! Не волен ты против закона поступить! — Демир тяжело опустился назад на скамью. Зато, поднялся в рост, Дубок. Голова опущена, взор острый, напряженный, но в пол. Молчание затягивалось. Наконец, сотник выпрямился. Очи стали белыми от вселенской тоски, по щекам — мокрые бороздки от нечаянных слез:

— Княгиня, мне очень трудно в этом признаться, но ты была права! Я зело повинен в том, что случилось. Действительно, все, что написано на бересте, могло прийти к моему будущему тестю, только от меня. И опять ты права: не лично от меня, напрямую, а через мою будущую жену!

Я, по своей молодости и наивности, часто обсуждал с ней цели, сроки и опасности похода. С одной стороны — для того, чтобы покрасоваться и вызвать у неё сострадание и жалость. С другой стороны — чтобы она была ко мне помягче и доступнее. Скажу совсем откровенно: она, поначалу, ни за что не хотела со своим девичеством расстаться до свадьбы. А после моих долгих рассказов об опасностях и трудностях похода, наконец — то позволила совлечь с себя поневу.

Я понимаю, что выглядит мое поведение сейчас — по детски, но тогда я об этом не думал. Тогда за меня думал, мой мужской отросток! А я ничего с этим поделать не мог!

В одном хочу убедить тебя, Княгиня! То, что я сотворил, это не злой умысел и не человеческая корысть. Это недомыслие и бахвальство, присущее молодости. Это недостаток житейской мудрости и опыта! Я не стал любить свою Родину меньше, и отвага, меня, в бою не покинет. Я готов, и с радостью отдам свою жизнь, за наше Отечество! — Дубок, рукавом, отер вспотевшее лицо и сел на свое место. Унибор к нему не подвинулся. Наоборот: расстояние между их плечами, даже увеличилось!

У Ольги затрепетали крылышки носа, очи засверкали желтым, янтарным цветом, на скулах натянулась кожа. Голос поднялся на ступеньку выше и зазвенел, как натянутая тетива:

— Отдать жизнь за свое Отечество — это великая честь для каждого воина, тем более — для каждого воинского начальника. Повторяю еще раз: ВЕЛИКАЯ ЧЕСТЬ!

Ты её не заслужил! В поход я тебя не возьму! Со мной пойдут — только самые достойные. Ты в их число не входишь!

Встань, сотник Дубок! Я, княгиня Ивельская, повелеваю: отстранить тебя от командования сотней и отправить тебя под домашний арест!

Бляхи сотника, я тебя не лишаю! Тебя выбирала дружина, и должность тебе даровал — князь Роман. Ему и определять твою дальнейшую судьбу! Жди его возвращения, сотник! — Лицо воина стало белее мела. Ноги подогнулись, и он опустился на калении:

— Смилуйся, Княгиня! Или вели меня казнить! Нет мне жизни без боевых побратимов, без дружины! Сам на себя, я руки наложить не смогу, а жить мне незачем! — Плечи тряслись от рыданий.

— Встань брат Дубок! Не подобает сотнику дружины, сырость разводить! Возьми себя в руки и изволь выполнять мои повеления. Жизнь твоя не закончена. У нас есть время освободить князя, у тебя — хорошо подумать!

Воительница расчесывала волосы, после вечерних занятий и пытки водой в дубовом чане. Тело приятно горело, после встречи с холодной водой. Надетый на голое тело тяжелый, бархатный халат, сохранял свежесть холодной воды и накапливал волны внутреннего тепла. Второго — Ольга не желала. При таком раскладе, просыпалась память об ощущениях, которые она испытывала от близости с Романом, и загасить их было очень непросто.

Под дверью послышалось легкое покашливание и кто — то в неё осторожно поскребся. Ольга сразу догадалась: Сивко. Только он один, перед тем как войти, всегда оповещал её, таким образом, о своем прибытии:

— Заходи, боярин! Я не занята и готова тебя выслушать! — Сивок ступил в горницу не больше чем на полшага:

— Прости Княгиня, но к тебе, в позднее время, городской голова пожаловал. Стыд потерял полностью: настаивает, чтобы приняла.

Ольга нахмурила брови: боярин Фиадор, был не из тех, кто мог побеспокоить по пустякам. Наверняка у него есть вести, которые не терпят отлагательства. Кивнула головой:

— Зови. А вечерю пусть готовят для двоих. Когда жуешь — легче плохие новины усваиваются!

Если сказать, что Фиадор был взволнован и возбужден — значит ничего не сказать! Он находился в состоянии ребенка, которому родители нежданно, подарили настоящего, живого коня!

— Княгиня! Твое княжество — сказочно разбогатело! Ты можешь, отныне, позволить себе все что пожелаешь! Захочешь — отменишь дань со своих подданных, захочешь — соберешь себе дружину в сотню тысяч человек, захочешь — построишь себе терем из Караньского розового камня или построишь и пустишь по Белыхе и Ратыне караваны из сотен ладей. Хочешь с товарами, а хочешь — с воинами! Повторяю: отныне все в твоих руках! Ты самая богатая княгиня на всей земле!

— Ольга не узнавала Фиадора! Всегда сдержанный, велеречивый, обстоятельный, сейчас он был непохож на самого себя! Куда все делось?

Перед ней стоял восторженный отрок, уже получивший в подарок живого коня, а тут ему, еще к подарку пристегнули щенка степных, на весь мир знаменитых волкодавов. Мечту всех жителей левобережья!

Определенно: в его очах плескались волны легкого безумия!

Ольга предостерегающе, подняла руку:

— Боярин, остановись! Возьми себя в руки! Не гоже, зрелому мужу, городскому голове, уподобляться восторженному отроку, который неожиданно получил подарок, о котором он давно мечтал! Давай начнем с самого начала: с самой новины, ради которой ты пришел ко мне! — Фиадор, некоторое время смотрел перед собой, как — бы осмысливая сказанное Княгиней, затем встрепенулся и звонко рассмеялся:

— Действительно! Правильно глаголют, что с возрастом мозги усыхают! Я же ничего еще тебе не поведал, а уже предлагаю тебе разделить со мной восторг, который кружит мне голову!

— Боярин суетливо наклонился к кожаной суме, которая стояла возле его ног. Но потом, почему то передумал:

— Нет! Не буду я ничего рассказывать и показывать. Это ты должна сама, своими очами зреть! Иначе не получишь той встряски мозгам, которую получил — я! Предлагаю поступить так: дождемся утра и вместе посетим одно место. И тогда, тебе мое поведение, не будет казаться нелепым! — Опять на время замер, рассматривая кончик своего носа, и потом топнул ногой:

— Нет, не получится! До утра мне не дотерпеть! Все равно ведь не засну! Едем сейчас! Тут недалеко, всего — то три версты. Возьми только побольше охраны и бездымных факелов. И то, и другое — нам очень понадобятся!

Сборы много времени не заняли. Все, что просил взять с собой Фиадор, было в наличии. Кроме полусотни своих «спецов», в поездку, Княгиня взяла с собой воеводу и начальника над «спецами», сотника Ратищу.

Выехали, когда уже начало смеркаться. Легкий морозец, приятно пощипывал щеки. Невесомые снежинки плавно кружили в неподвижном воздухе. Настрой был мирный и приподнятый. Лошади, частым и веселым ржанием, оповещали, что они их настроение — поддерживают!

Под руководством, указывающего путь городского головы, через версту свернули с Игрецкого тракта на узкую, почти не езженую, лесную дорогу. Ольга знала, что она ведет к меловому карьеру, где песчаник и мел рубили, отбывающие наказание, каторжники. Она усмехнулась: чем дальше — тем интереснее! В карьере, кроме двух бараков, один для охраны, второй — для каторжан, и штолен, крысиных нор, где идет сама заготовка сырья для строительства — ничего ценного отродясь не было.

Мировой судья, ехавший первым, придержал лошадь и выждал, когда его догонит Княгиня. Она смекнула, что городской голова вознамерился, сообщить ей что — то важное. Так и случилось:

— Княгиня! Хочу тебя подготовить к тому, что ты скоро зреть будешь. Знаю, что владеть собой ты умеешь, но лишнее знание тебе не помешает. Тебе легче будет привыкать, к тому, что ты сказочно богата! — Ольга в ответ только хмыкнула: она понимала, что городской голова не тот человек, чтобы шутить с Княгиней, но в несметные сокровища карьера, верилось с трудом. Боярин, тем временем продолжил:

— Тут дело такое. Седмицу назад, начали вгрызаться в стенку карьера, новой штольней. Углубились за пять дней — аршин на десять — двенадцать. Утром, смена, пришедшая в нору, обнаружила, что из боковой стены выработки, вывалился приличный кусок меловой породы, за которой обнаружилась приличная пустошь. Мастер, зажег факел и полез обследовать открывшуюся пещеру и оху… — Фиадор поперхнулся и закашлялся: — Я хотел сказать — зело поразился!

Немедля был вызван главный мастер карьера. После того, как и он рассмотрел, что находится в пещере — вход в неё зашили досками и выставили усиленный караул.

Вызвали меня. Я тоже ох…, то есть был изумлен до остолбенения и икоты. Караул, я тут же увеличил втрое. Во второй ряд, брусом, оббил захоронку и поставил своих молчаливых и надежных людей. Оставили лишь узкую дверь, которую я закрыл своей печаткой. Мой сын, отвечает за то, чтобы ни один охранник от двери не отходил, а за неё — не заглядывал. Ждем тебя, Княгиня! И последнее: стена обвалилась не случайно, кто — то в этом ей помог. Я внимательно провал обследовал!

— Ольге стало немного жутко: что же там такое, в подземных норах, требующее таких осторожностей и тайности? Напрашивалась мысль: ночной выезд имеет под собой крепкую необходимость.

Карьер был заглублен от поверхности земли саженей на двадцать. Ко дну вела, разбитая до невозможности, полукольцевая, тележная дорога. В стенах, на небольших расстояниях друг то друга, чернели зева проложенных выработок. Перед одним они остановились. Он отличался, от себе подобных тем, что перед ним стояла охрана из шести человек из штата городского головы. Один из них, бросился к коню Фиадора. Ольга догадалась: сын! Горели два факела.

Неспешно покинула седло. Встречающие — согнулись в поклоне, но Ольга на это — внимания не обратила. Городской голова протянул руку, указывая на вход к выработке. Охрана плотно обступила Княгиню и она, по узкой, на ширину тачки дорожке, проследовала вглубь меловой штольни.

Через десяток шагов, тоннель делал плавный поворот вправо. А, еще через десять, по левую руку, открывался пролом в два человеческих роста, плотно закрытый толстенными брусом. В самом углу зашивки, просматривалась узкая, не более аршина шириной, дверь, обвитая толстым белым шнуром. Оба его конца, были сведены воедино и прятались под печаткой из пчелиного воска. Открыть дверь, не нарушив печать — не было никакой возможности!

Фиадор, при свете факела, тщательно обследовал на целостность и сам шнур и печатку: осмотром остался доволен:

— Кого возьмешь с собой за дверь, княгиня? Бери тех, в ком уверена, как в себе! Поверь мне: многолюдство там не нужно! — Ольга кивнула воеводе и Ратище: — Берите и зажигайте факелы. Пойдете со мной и боярином. — Открываемая дверь отозвалась противным скрипом. Четверка, по очереди, бочком, протиснулась в узкий проем.

 

25

Дверь за ними моментально затворилась. Пещерка была небольшой, в длину и ширину — не более трех саженей и высотой в полтора человеческих роста. Стены ровные, без следов обработки каким — то инструментом. Бугристый пол усыпан мелким крошевом известняка. Какой — то незнакомый и неприятный запах. Это Ольга отметила мельком, походя. Очи к себе приковал совсем другой вид, от которого мгновенно сбилось дыхание, и гулко забилось в груди сердце!

В угле, на деревянных щитах, длинными, ровными рядами, были уложены полированные металлические бруски густого, маслянисто — желтого цвета. Ольга подошла к ним вплотную.

Свет факелов отражался от их полированной поверхности, разбрасывая веселые блики по потолку и стенам. Размером бруски были с длань взрослого человека. И было их много, очень много! И уложены они были, словно дрова в поленнице.

Ольга, очами, прикинула их число: по длине, в ряду уложено ровно пятьдесят брусков. В глубину поленница — пять рядов, в высоту — десять. И таких поленниц на щитах — ровно четыре. Сколько же это всего будет? Ольга наморщила лоб, старясь в уме справиться с подсчетом. Но её опередил, словно прочитав мысли, городской голова:

— Не морщи брови, Княгиня! У меня было достаточно времени посчитать, сколько здесь слитков. Их тут ровно десть тысяч, без одного! Один я взял для показа тебе, чтобы убедить тебя в здравости моего ума. — Полез в суму, которая висела у него на плече, достал и передал Ольге недостающий слиток.

Что это золото — сомнений не было! Об этом говорил и вес и цвет бруска. Фиадор продолжал читать её мысли:

— Не сомневайся Княгиня! Это чистейшее золото! Я полдня провел в мастерской золотых дел мастеров и все вызнал. Оно такое чистое, что мастера диву давались: досель они такого не встречали! Веса в нем — два с половиной фунта (фунт — 410 гр), без малого, а точнее — двести тридцать четыре золотника (золотник — 4,266 гр), с половиной (на наш счет — 1000 гр)!

Получается, что ты стала богаче на шестьсот десять с воловиной пудов (пуд — 16,38 кг), чистого золота! — Ольга ошарашено завертела головой: шестьсот десять пудов золота! Ей даже показалось, что вернулась давно позабытая тошнота. Чтобы отвлечься, стала рассматривать брусок золота, который ей передал Фиадор.

Идеально ровная, полированная поверхность. Тыльная часть слитка чистая. На лицевой части, какой — то оттиск и выбитые на гладкой поверхности, незнакомые письмена и знаки. Такие она никогда не видела. Одним словом — никакой ясности!

Поднесла брусок к носу. Кроме, как богатством, от него ничем не пахло. Ольга осторожно положила брусок к его собратьям, на свободное с краю место. Теперь все четыре поленницы, выглядели одинаково. Голова отказывалась верить в происходящее:

— Боярин Фиадор! Пока я даже не представляю, как и чем мне отблагодарить тебя, за такой подарок! Ноты мне верь! Я в долгу не останусь! — Подошла, обняла и трижды облобызала его в щеки:

— Еще хочу попросить тебя вот о чем! Закончи свое славное дело. Перевези золото, на мое подворье, в подвалы под княжеским теремом. Там где казна хранится. Сделаешь? — Городской голова, без слов, приложил руку к левой стороне груди и склонил голову:

— Ну, вот и славно! Я никогда в твоей доброте не сомневалась! Да хранят тебя боги! — Ольга с нежностью посмотрела на боярина:

— А я, пожалуй, поеду к себе. Тебе в помощь оставляю три десятка воинов. Думаю, что за завтрашний день, вы управитесь! Повернулась и направилась к двери, но через два шага резко, как будто уперлась в стену, замерла. Что — то заинтересовала её на полу. Взгляд, зацепился за какой — то необычный предмет. Ольга, носком сапога, ковырнула меловой мусор. Нагнулась и подняла то, что никак не могло здесь находиться: трубочка из мягкого материала, желтого цвета и обгоревшая с одного конца. Точно такую, когда то нашел дед Челак, на месте появления в лесу, двоих непонятных людей! Поднесла трубочку к носу и уловила, давно забытый, неприятный запах.

Ольга прикрыла очи, стараясь отложить этот запах в глубинах своей памяти: а вдруг когда пригодится! И тут же щелчок, и в голове появилась картинка. Ясная, красочная, очень похожая на реальную жизнь. Растревоженная память выдала новый пласт воспоминаний, связанных с хозяином Лукмышского леса: изображение внутри таинственного камня! Человек, который держал её на руках в картинке — ожил в её сознании!

Сейчас он выглядел совсем по — другому и был явно чем — то встревожен. И одет он был иначе: теплая черная куртка и порты из блестящего материала, шерстяная вязаная шапка на голове. На ногах короткие кожаные сапожки с отворотами белого меха. Очи стреляют по сторонам, как — бы отыскивая опасность. На руках странные перчатки: они скрывают длань, но оставляют голыми персты. Из — под мышки, справа, торчит какая — то труба, угрожающего вида. Стоит он на заснеженной площадке, возле черного входа в каменную пещеру.

Вот он поднес шуйцу ко рту, и Ольга увидела, что между перстами, у него зажата точно такая трубка, которая она нашла на полу пещерки. Только у него она было длиннее, и состояла из двух цветов: белого и желтого. Кончик белого, алел тлеющим огоньком и из него вился легкий дымок.

И сразу, после увиденного, картинка начала блекнуть, расплываться и через мгновение — исчезла совсем. Ольга тряхнула головой: она вновь стоит перед дверкой из пещеры и в длани зажат обгоревший остаток непонятной трубки, которую она только — что видела в руке своего родного, как она продолжала считать, отца!

Выйдя из штольни, жадно вдохнула морозный воздух. В голове одна мысль: видение — это знак! Но знак чего? О чем должна толковать ей трубка? Как связать находку и видение? Озарение где — то рядом, но его никак не ухватить!

Надо успокоиться и попробовать здраво помыслить над тем, что случилось сегодня ночью. Сложить все события воедино и углядеть промысел божий!

В легкие лился холодный, с запахом снега и мела, воздух и сердце начало возвращаться к привычному для неё ритму. Два десятка «спецов», с Ратищей во главе, уже сидели в седлах, терпеливо ожидая Княгиню. Бутон стоял радом и если бы не блеск сбруи — совершенно невидимый в ночи. Пора было возвращаться домой и думать, думать, думать!

Ольга сидела в трапезной и лениво ковырялась серебряной двузубой вилкой в серебряной же тарелке с холодной, отварной осетриной. Несмотря на то, что она, вечером, поесть так и не удосужилась — аппетит отсутствовал напрочь. Как и сон, хотя время близилось к полуночи.

Мысли крутились возле свалившегося на голову золота, неизвестно, как попавшую в пещерку трубочки и загадочного, такого явственного видения. Ольга намечала круг вопросов, на которые нужно ответить, чтобы приблизиться к разгадке головоломки.

Загадка номер раз: откуда в спрятанной под землей пустоте, могло появиться несметное богатство? Ведь подходов к ней, до того, как обвалилась стена — не было! Стены и потолок — ровные, без единой трещинки! Про пол она этого сказать не может: он засыпан слоем мелового хлама. Сделала пометку в голове: надо осмотреть пол по — внимательней. Золото ни через стены, ни через потолок — попасть внутрь пещерки не могли. Остается только пол!

Загадка номер два: кто эти люди, которые заложили клад в землю? На вопросы: где они взяли столько золота, каково его происхождение, что за надписи нанесены на слитки, неизвестным письмом или рунами, когда и насколько времени заложен клад — пока внимания обращать не надо. И без них голова от непоняток пухнет!

Одно пока ясно и понятно: дымную трубочку оставить мог только тот, кто хоронил сокровища! И если связать её с видением, то получается, что закладку золота произвел родной отец! Или люди близкие ему, которые тоже вдыхают вонючий дым. А то, что его вдыхают — она была уверена. Своими очами видела, как отец выпускал дым из носа и рта!

Догадка, про участие во всем этом отца — смелая, но очень хлипкая! Если это сделал он, то следует предположить, что золото предназначалось именно для неё! Тогда опять неувязка: зачем прятать сокровища, валить затем стену, чтобы его нашли посторонние люди? То, что стена вывалилась не случайно, она Фиадору верила.

Но какой смысл отцу, так рискованно поступать? Откуда у него уверенность, что люди, которые войдут в провал, немедленно доложат ей, а не растянут золото по своим подворьям? Куда проще ему было предстать пред её ясны очи и вручить богатство напрямую! Даже если он, по каким — то причинам, избегает с нею встречи — мог бы подбросить бересту с указанием места нахождения клада. Это намного вернее и безопаснее!

Двузубая вилка выписывала кругаля по тарелке. Она так и не притронулась к еде. Голос разума вопил: что её домыслы, на самом деле — вымыслы! Это не отец! Он не мог прятаться от родной дочери! Не мог — и все тут!

Вот люди близкие к нему, или посланные им — могли бы! Тогда новый вопрос: откуда и как доставили столько золота в карьер? Как они смогли узнать о существовании пустоты рядом с выработкой? Опять вопросы: один тянет за собой другой и нет им конца и края!

Ольга аккуратно положила вилку рядом с тарелкой, глотнула остывшего овсяного киселя и отправилась в свою светелку. Спать, спать…

Прояснилось, как ей казалось следующие: все что произошло — связано с её отцом. Несметные богатства — предназначались именно ей! А в остальном, надо положиться на время!

 

26

Проснулась Ольга, в привычное для неё время. Четырех часов сна ей хватило, что бы проблемы дня предыдущего, отошли на второй план, и жизненные силы были полностью восстановлены. После плотного завтрака — в дружину. Сегодня — переодевание. Ей хотелось лично видеть результат своей задумки.

При въезде в дружинное подворье, она придержала Бутона. Сочетание небольшого белого пятна и темно — красной, огромной кляксы, резало очи даже на расстоянии. В белом были одеты её спецы, занимавшие правый фланг строя. Их — менее двух сотен. И, без малого, три с половиной тысячи дружинников — в красном. Впечатляет!

Более близкий осмотр, привел Княгиню в еще более хорошее настроение. Верея сработала на совесть! Новая одежда легко ложилась поверх кольчуги и в движениях не была помехой. Материя, из которой она была сшита, была толстой, хорошо сохраняла тепло и не пропускала ветра.

Да и сама дружина, в новом снаряжении, смотрелась совсем иначе: её мощь проглядывалось еще до того, как воины обнажали мечи. Довольна, ох как довольна! Воевода и сотники, тоже сияли, как только — что отчеканенные монеты. Лепота!

Странно, но её «спецы», в белых накидках, на фоне красного моря, смотрелись куда — как грозно! Объяснения этому, у Княгини не нашлось. В княжеский терем, она возвращалась в приподнятом настроении.

На подворье стояли четверо пар лошадей, запряженных в длинные сани. «Спецы» Ратищи, на носилках носили в подвалы золото из пещерки. Боярин Краснонос и его помощник, стояли перед входом подвалы и помечали на бересте количество слитков, которые на носилках заносили гридни. Работа кипела. На подворье въехали еще одни сани, плотно накрытые рогожей. Новая партия!

Двое разгрузившихся саней, наоборот, выехали за ворота: на загрузку в карьер! Последние рейсы! Казна княжества продолжала расти!

Ольга, сегодня, собиралась посылать самых опытных лошадников в степи, за речку. По договору с ханом, Ольга собиралась прикупить у него табун в тысячу резвых выносливых лошадок для дружины. Для прибывшего пополнения и «спецов», требовались сменные кони. Теперь казна позволяла — все!

Подготовка к походу вступила в заключительную часть. До выхода — половина луны! Ровно на Коляды, дружина, вместе с обозом, покинет стольный город. За оставшееся время, надо решить еще несколько мелких, но важных вопросов. И первый из них — Лука! После последней встречи, возле ратного поля, о нем не было никаких вестей. Поездку в лес, где он обитает, она решила не откладывать и запланировала его назавтра.

Но, как говорят в народе, люди предполагают, а боги — располагают!

Во второй половине дня, когда на город опустились ранние зимние сумерки, в горницу к Княгине, постучался начальник её «спецов», бывший дружинный сотник Ратища:

— Хозяйка (иногда, когда они были одни, Ратища позволял так обращаться к Ольге). Она была не против этого. — Там, возле тыльной калитки, твой любимый волк рычит, всю охрану распугал. Заставил их на самый верх тына забраться! И пришел он не один: какого — то раненного на холке притащил. Что делать нам? Открывать калитку иль ты к нему выйдешь? — Ольга засобиралась:

— Сама выйду! Только объясни мне, почему калитка закрыта? Я же велела её открытой держать!

— Так ты велела не запирать ночью, а ныне — еще вечер! — Ольга ответ не услышала: накинув полушубок, она уже спешила к тыльной калитке.

Действительно: Лука был не один! При свете факелов, Воительница узрела, что у его ног лежит человек в коротком бараньем полушубке и лисьей шапке. На ногах — валенки. На белом снегу, черными пятнами, выделялись пятна крови. Подойдя ближе, она обнаружила, что кровит обрубок десницы, на которой, напрочь, отсутствовала кисть. Незнакомец был без сознания. Лука отступился от раненного, приблизился к Ольге и в знак приветствия, лизнул её в щеку. Ольга отстранилась:

— Твоя работа? — Она кивнула в сторону увечной десницы. Лука, коротко рыкнул и согласно мотнул головой:

— Где ты его нашел? В лесу? — Новый кивок огромной головой:

— Вор? Лазутчик? Плохой человек? — Вновь рык и согласный кивок. Княгиня обернулась к Ратище и к троим «спецам», которые осмелились выйти из калитки:

— Несите его в сторожку и скоро перетяните ему ремнем десницу, не то вся кровь, по капле вытечет! И зовите к нему лекаря Изосима, пусть займется его раной! Я буду в сторожке — чуть позже.

Оставшись одна, Ольга обняла своего любимца и уткнулась лицом в промороженную, густую шерсть. Какое — то время они так и стояли, прижавшись друг к другу: молодая женщина и огромный волк. Брошенный в снег факел, обиженно зашипел и погас. Навалилась темнота, но они оба, отлично видели и ночью. Ольга встрепенулась:

— Ты, наверное, голоден? Пойдем я тебя покормлю! И что я за хозяйка? Ты пришел ко мне в гости, а я держу тебя в холоде и в голоде! — Лука осклабился и протестующее замахал головой, показывая, что он не голоден, а мороз ему не страшен. Но она настояла, пропуская его впереди себя, в калитку. Но на кухню, Лука идти наотрез отказался: устроился ждать хозяйку — в теплых сенях строжки.

Руку ниже локтя, незнакомцу перетянули ремнем. Кровь, из обрубка десницы, перестала капать Прибежавший личный лекарь старой Княгини, при виде такого непотребства, закатил очи и лег на пол. Понятно, что с ранами, до этого, он дела не имел, и вид пролившейся крови — был для него в диковинку. Сталь понятно: это не помощник!

Ольга, не дожидаясь, когда лекарь придет в себя, распотрошила его сумку. Найдя нюхательный пузырек, щедро плеснула из него на тряпицу и поднесла её к носу раненого. Тот затряс головой и открыл очи:

— Что это было? — Его вопрос остался без ответа. Он обвел мутным взглядом стопившихся возле него людей. Было понятно, что мозги у него, еще не пришли в рабочее состояние:

— Я слез с дерева и вдруг это чудище! Я выхватил меч, а он зубами хрясь — и руки нету! Дальше сплошная темень: ничего не помню! — Опираясь на шуйцу, попробовал сесть: получилось. Повторил свой вопрос: что это было? — И опять без ответа. Ольга присела перед ним на корточки:

— Прежде чем задавать нам вопросы, ты, мил человек, о себе поведай! Кто ты есть, каких земель уроженец, почто в моем княжестве по деревьям без спросу лазишь. Смотрела прямо в очи: жестко, требовательно, с угрозой. Пленник, вопросом и ответственностью, за свой ответ проникся: тут шутить не станут, а голова с шей — скреплена совсем не крепко:

— Я житель города Гарды, князя Горазда. Зовут меня — Яков! Много лет выполняю всякие щекотливые его поручения. На этот раз, он велел мне отправиться в Ивель и оценить возможность и готовность вашей дружины, отправиться выручать вашего князя.

В стольном городе — я уже пять день. Кое в чем, почти разобрался. Оставалось выяснить последнее: как готова дружина к бою и готовность её к походу. Поэтому мне пришлось два дня ночевать под елкой, вблизи вашего ратного поля.

Все что надо — я увидел! И понял, что нам против вашей дружины — никогда не устоять. Желание, далее, исполнять роль разведчика — выпарилось. Что значат посулы князя, когда его ждет неминуемый крах? Ему будет не до меня и не до выполнения своих обещаний. О своей голове будет думать, как бы её на плаху не положить! Решил голубя отправить с предупреждением, а самому отсидеться на теплом месте в соседнем, Муранском княжестве. Поглядеть, чем ваш поход против него кончится! Своя рубаха — ближе к телу!

Так бы и случилось, если бы ваше чудище меня под деревом не подкараулило и руку не отгрызло! Повиниться, перед тобой Княгиня — готов! Не из — за страха, — по совести! Живете вы по другому, более честно, по — божески! Мне ваш уклад жизни — зело по душе пришелся! Если приютишь в своем княжестве — останусь! Авось, чем полезен буду! — Ольга кивнула головой:

— Я подумаю. Не долго, обещаю! Ответ мой — тебе сообщат. — Развернулась и вышла из сторожки. Следом поплелся Лука.

— Получается, что о моем походе, Горазд все знает. Сроки, силы, намерения, путь. Все! Или скорее — почти все. Порядок действий он не разумеет! И про её «спецов» он ничего не знает, и про их возможности. А если честно, то ей придется признать, что разведкой она не занималась! — Ольга сидела в своей светелке и предавалась невеселым думам:

— Если и были какие — то сведения, о полночном княжестве, то это заслуга не как не её! Что — то донес леший, что — то поведал старшина Вяхирь. У неё разведки небыло!

А значит — её надо создавать! Уже сейчас начать присматриваться, ко всем окружающим её людям, оценивать их умения, способности и возможности и отбирать самых нужных, самых достойных. Одним словом — надо на пустом месте строить новую службу. И объединять её со «спецами». Вернее — «спецов» влить в новую службу! Они должны стать её ударным звеном.

Самое трудное, по её мнению, будет подобрать руководителя новым подразделением. Никого достойного этой должности, на примете не было. Смелых — много, Умные — есть. Хитрые — найдутся. Дальновидных, умеющих считать наперед — тоже можно подобрать. Рисковых — хоть пруд пруди. А вот человек, обладающий всеми этими качествами вместе — пока не просматривается! Надо думать, надо искать!

Про себя отметила: надо внимательней присмотреться к лазутчику из Гарды. Яков, чем — то подобным, уже занимался. А то, что у него калеченая десница, для дела никакой роли не играет. Мечом махать — не его задача!

С Лукой вопрос решился много легче. Его она определила на сеновал, который был пристроен к торцу дружинных конюшен. Нечего по лесам шастать: скоро поход! Да и лошади пусть к волчьему духу привыкают. Меньше шарахаться от него будут: идти то вместе!

Лука новым местом жительства был доволен. Тем более, что тыльную калитку не запирали, а значит, свободу ему не ограничивали. Путь к своему лесу, вдоль ручья, который питал ров вокруг княжеского подворья — он знал. Людных мест, на этом пути, почти не было.

Второй вопрос, не менее важный — на кого оставить стольный город на время, когда она и дружина, уйдут выручать Романа. Городской голова Фиадор! Сомнений, что он сможет обеспечить порядок в Ивеле, не вызывал.

Опасения были за подготовку воев — ополченцев, на которых ложилась ответственная задача, оборонить столицу в их отсутствие. За общими хлопотами, о них как — то забыли, а когда спохватились — времени на занятия с ними, уже было в обрез.

Готовить ополчение доверили ветеранам дружины, под рукой бывшего воеводы Ерофея. Он, конечно, согласился, но болезни и старые раны, не позволили ему, в полной мере, руководить учебой. В итоге, его помощники, такие же ветераны дружины, дело завалили полностью. Воспоминания, под меды и пиво, о былых битвах и походах, отбирали у них слишком много времени, в то время, когда как вои — ополченцы, были предоставлены сами себе. Не дождавшись запланированных занятий — разбредались по домам и питейным заведениям.

Дознавшись, о таком безобразии, воевода Демир, взял все в свои руки, но время уже было упущено. Княгиня, проведя с ними контрольные учения, поняла, что подготовка и боевой настрой, далеки от того, что имели Игрецкие вои, с которыми ей пришлось защищать Речные Ворота. Но изменить уже, что — либо — было не возможно! Это стало головной болью Княгини.

 

27

Сегодня, под утро, из степей вернулись посланные к хану лошадники. Табун коней, который они пригнали, насчитывал двенадцать сотен голов, вместо договоренных десяти. Две сотни голов, хан Туран, преподнес в подарок лично княгине, в знак глубокого уважения.

Загон для лошадей, уже был давно построен на пустыре, рядом с дружинным подворьем. Любители и знатоки лошадей, которые имели право называться гордым именем «лошадник», немедленно приступили к их отбору и обучению воинскому строю.

Вчера утром, обмываясь в кадушке с холодной водой, Ольга впервые отметила, что на коже живота, появились, ранее невиданные, красноватые полоски и тонкий стан, перестает быть тонким. После более детального обследования тела — обнаружила, что заметно увеличились груди и соски из темно — коричневых — становятся более светлыми, почти розовыми!

Открывшиеся изменения в фигуре — проблем не создавали: под кольчугой и кафтаном, они не просматривались. Но чувство материнской безопасности, заставила сократить и облегчить нагрузки при тренировках. Ребенка Романа — необходимо было беречь!

И вообще: Ольга стала замечать, что сосущее чувство разлуки и одиночества, как — то незаметно притупилось, стало привычным и перестало взывать к совершению необдуманных, рискованных поступков. Она не перестала любить Романа, отца её будущего ребенка. Она стала терпимее, сдержаннее и мудрее! Скорое материнство — накладывало свой отпечаток.

Вчера, почти весь день, она посвятила разговорам с полночным лазутчиком, Яковом. Тема беседы — разведка и тайные действа. Надо признаться, что за время беседы, она узнала много нового. Бывший лазутчик, производил не плохое впечатление и на должность начальника новой службы, вроде бы — подходил!

Но на эту тему, воительница, говорить не стала. Рано! Посмотрим за ним внимательно во время похода и только тогда приму решение. Должность начальника разведки княжества, связана со многими тайнами, это она понимала, поэтому требовалось избегать скороспелых, непродуманных выводов! В пользу выбранной кандидатуры, говорило его первое предложение, которое он выдал во время беседы. Выслушав рассказ Княгини о перехваченных почтовых голубях, с посланиями Горазду, Яков начал задавать вопросы:

— Княгиня, тот кто готовил бересту — жив? Если — да, то немедленно доставить его сюда и узнать, есть — ли у него почтари для Гарды! — Ольга удивленно вскинула брови. Тот продолжил:

— Необходимо, чтобы он послал весточку Горазду, но содержание её — не должно соответствовать действительности. Наоборот! Береста должна содержать новины, которые введут его в заблуждение. К примеру: время похода отодвинуть на более поздний срок из — за трудностей подготовки дружины. Выход планируется на середину месяца сеченя (февраля). И пока в дружине — двадцать пять сотен гриден.

— Через день, отправляю своего голубя — я. В нем — подтверждаю, что у тебя трудности со снаряжением войска, из — за скудности казны. Но дальше — даю сведения, которые отличаются от первого послания: в поход пойдут не более двадцати сотен воинов. Большее число воинов одеть по — зимнему — ты не в состоянии! И поход ты планируешь — на начала месяца сухия (марта), когда спадут лютые морозы. Такие расхождения в вестях, от разных лазутчиков, предают им больше достоверности! — Подумав, Ольга была вынуждена согласиться: в предложении Якова была здравая мысль.

Если Горазд поверит донесениям своих соглядатаям, то это его успокоит и спутает его планы, если он решился перехватить ивельскую дружину на льду Белыхи или на марше по тракту. Более того: удержит Горазда, от принятия острых решений по судьбе пленника, если он их планировал. Но на всякий случай вопросила:

— А если у него есть лазутчик внутри дружины и близких мне бояр? И он даст совсем другие сведения?

— Нет у него больше никого! Он сам мне поведал, что после гибели Калины, у него в Ивеле, остался только купец Лихожад. Но он мне настрого запретил, со спросом к нему обращаться. Велел самому собирать сведения!

— А где ты голубя для своего послания возьмешь?

— Все у меня есть! Чистая береста в одежде спрятана, там же и писало. А за голубями, в лес, пошли свое страшилище! Пусть под елкой, где он меня подкараулил, в снегу покопается. Там, под нижними лапами, я в наметенном сугробе, пещерку оборудовал себе: для сна и отдыха. Глубокую, теплую! В самой глубине — клетка с двумя почтарями. Пусть сюда её тащит. Да, на запахи возле сугроба, внимание может не обращать. Я там семена одного хитрого растения насыпал, чтобы лесная живность, дух голубиный не учуяла! Но повторяю: сначала нужно посылать голубя с берестой от Лихожада! — Ольга кивнула и пошла отдавать нужные распоряжения.

Перед вечером, почтарь с посланием от купца, отправился в сторону Гарды. На завтра, планировалось отправить второго голубя, но уже с берестой от Якова. Лука с задачей справился: клетка с голубями — стояла в сенях. Первая задумка, как ввести в заблуждение противника, начала выполняться! Если она принесет те плоды, на которые рассчитывает Ольга, то первый шаг, к должности начальника разведки княжества, бывший лазутчик князя Горазда — сделал!

Беда пришла — откуда её никто не ждал. Но обо всем по порядку:

— Одной из насущных задач дружины, с началом зимы, была заготовка льда на будущий год, для двух громадных ледников, укрытых на княжеском и дружинном подворьях. В эти хранилища закладывались все скоропортящиеся продукты на будущий год и неприкосновенный запас, на случай вражеской осады стольного города.

Как только начинался устойчивый ледостав на озере, специально назначенные гридни, кололи лед на Белыхе и на санях, свозили его в ледники.

К этому времени, другая команда, убирала старый, прошлогодний лед, вычищала до самого дна обе закладки от опилок и всякого мусора, который скапливался в ледниках за год. Она же принимала свежий лед у заготовителей и укладывала им, дно и стены хранилищ. В образовавшуюся ледовую полость загружались мясные туши зверя и домашнего скота, рыбу и птицу. Сверху засыпали тем же колотым льдом и толстым слоем опилок. Все: до следующей зимы сохранность продуктов — обеспечена!

Лед на озере, всегда кололи в одном месте: в глубоком затоне, в двенадцати верстах от города. В нем напрочь отсутствовало течение, поэтому лед там был настолько чист и прозрачен, что через него просматривались раки и рыбы на самой глубине. Тракт проходил в ста саженях от затона, что было очень удобно для доставки его в Ивель.

На работы, по заготовке льда, всегда посылали гридней одной десятки. Для них, на берегу, специально построили вместительную избу, с кухней, амбаром и конюшней. Время пребывания на работах — седмица. По окончании её, десятник, со своими гридями, наводил порядок в строениях и сдавал смену новоприбывшим.

Точно так происходило и в этом году. Во вторую седмицу месяцы студеного (декабря), на смену заступили воины родов Караньского хребта, под рукой десятника Идриса. Выбор на них пал из — за того, что все воины в десятке, были повязаны родственными узами. Держались они полностью обособленно, вызывающе независимо и постоянно встревали в ссоры со своими земляками. Для их сотника, Хазмата, это была постоянная головная боль! Кому понравится, каждый день успокаивать излишне обидчивых и вспыльчивых, родственников?

Именно по этой причине, на них остановил свой выбор Хазмат, когда понадобилось выделить десятку, для обязательных работ.

Надо отдать должное: работать они умели! Если предыдущие десятки, обслуживали десять длинных возов, на которых доставляли лед в город, то их — все пятнадцать!

Трагедия произошла в ночь на четвертый день седмицы. Прибывшие утром возницы, были зело удивлены, отсутствием на затоне работающей десятки. А заглянув в избу — с криками ужаса, бросились к своим саням, и нещадно нахлестывая лошадей, помчались обратно в Ивель

Все одиннадцать гридней находились в избе, но все они — были мертвы.

 

28

Через час, дружина гудела, как растревоженное бортником, пчелиное дупло. Воевода, срочно послал, с худой вестью, посыльного к Княгине. Ждали её прибытия.

Долго ждать не пришлось. Княгиня прибыла не одна: с ней на дружинное подворье въехали мировой судья, дознаватель Соколик, охотник Зычко и начальник «спецов» Ратища.

Через десять минут, её команда, к которой добавились воевода Демир, старшина Унибор и сотник Хазмат, в сопровождении охраны, на рысях, отправилась к затону. К месту страшной трагедии.

Первым, с тракта к затону отправился потомственный охотник и опытный следопыт — Зычко. По широкому кругу, внимательно оглядывая девственно чистый снег, он обошел избушку и удалился в сторону затона, к месту, где гридни добывали лед.

Оставшиеся на тракте люди, терпеливо ожидали, понимая, что следопыт делает очень важное дело: ищет следы убийц их товарищей. Кое — что понимающий в поиске следов Соколик, тихо, но так чтобы слышала Княгиня, молвил:

— Наст, конечно, крепкий. Человека выдержит запросто! Но по верху наста, лежит на вершок свежего, выпавшего снега. По нему ни за что не пройдешь, не оставив своих следов. Зычко их быстро обнаружит и вмиг прочитает! Для него, след на снегу — что руны на бересте, для ученого человека!

Но его прогноз не сбылся: Зычко отсутствовал довольно долго. Наконец, он появился из сухих, прибрежных камышей и направился к избушке. Перед крыльцом остановился и приглашающее помахал рукой.

Охрана, вытягиваясь в кольцо, не покидая седел, начала охватывать строения. Остальные, напрямую направились, к ожидавшему их первопроходцу.

Спешились. Зычко, внимательно оглядывая ступени, поднялся на крыльцо:

— Вы пока за мной не ходите. Я зайду один, осмотрюсь, потом вас кликну! — И пропал за дверью. Ничего не поделаешь: оставалось только подчиняться.

На этот раз — ждали недолго. Из дверей показалось хмурое лицо Зычка:

— Соколик и Княгиня — заходите. Остальным придется подождать здесь, возле крыльца. Успеете еще насмотреться! — Криво усмехнулся: — Никуда они уже от вас не убегут.

В сенях было пусто. Только в углу стояли длинные шесты с крючьями на концах, и рядом сними — сваленные в кучу топоры. В самой горнице было светло, но холодно. Свет падал из шести окон, затянутых выделанными бычьими пузырями. По углам и на столе, горели лучины, зажженные уже сейчас, самим Зычко. Возле огромной, занимающей треть горницы печи, в несколько рядов — валенки. Видно, что для просушки.

Ольга, чисто по привычке, пересчитала: двадцать два валенка. Одиннадцать пар! Десять воинов и командир! Обвела взглядом горницу.

На лавках — девять трупов. Смерть застала их, судя по положениям тел, во время сна. Нательные рубахи, у всех, набухли от крови. Убивали или кинжалами, или короткими мечами. Били в сердце. Прорехи на рубахах, вещали о том однозначно.

Еще одно тело, у стены, почти под дверью. Лежит, уткнувшись лицом в кадку с водой. Рана на шее, у основания черепа, кровь только возле ворота нательной рубахи.

Десять! Где еще один человек? Почти одновременно с Соколиком, Ольга направилась к остывшей за ночь, печке. Заглянула на полати. Все верно: одиннадцатый находился там! Мертвый. Соколик взобрался на печку и долго осматривал тело. Спрыгнув на пол, в пол — голоса доложил Княгине:

— Полати для сна, для себя оставил десятник Идрис. Это он там лежит. Его, не поднимаясь на печку, прямо с пола, просто проткнули мечом насквозь. — Тяжело вздохнул:

— Всех убили во время сна. Только один, пытался спастись бегством, но и его вслед достали. Почти у самой двери! — И кивнул на лежащее у стены тело.

Ольга, ничуть не боялась вида крови. На своем веку повидала, и сама пролила её — немереное количество! Но не в этот раз! Тошнота подкатила к горлу неожиданно. Она сжала зубы и приостановила дыхание. От напряжения, лицо пошло красными пятнами, но спазм удалось переждать. Медленно, словно боясь расплескать ценную жидкость, вышла на свежий воздух. Стоящие возле крыльца — вопросительно глядели на неё. Одними губами, боясь расцепить зубы, промолвила:

— Заходите. Осмотр окончен. — Дождалась, пока городской голова и гридни скроются за дверью и только тогда бросилась за угол избушки. Позора удалось избежать! Не будешь же объяснять каждому, что организм реагировал не на виденное, что у него есть другие причины для такой стыдобы.

Возвращались в подавленном состоянии. Разговоров о увиденном не вели. В конце небольшой колоны, пристроились длинные дровни, где были уложены все одиннадцать погибших гридней. Вороны, рассевшиеся на деревьях по бокам тракта, каркали особенно противно и громко.

Ольга, прикрыв от мороза лицо песцовым отворотом, ни о чем думать, не хотела. В голове крутилась только одна мысль: еще поход не начался, а потери уже есть!

В её горенке, по прибытию на подворье, было тесно. Воевода, мировой судья, дружинный старшина, Ратища, сотник Хазмат, следопыт Зычко, дознаватель Соколик — занимали обе лавки, которые стояли вдоль стен. Княгиня сидела в своем кресле.

Холоп принес вместительный кувшин с горячим сбитнем. После мороза, он был очень кстати. Ольга, прихлебывая мелкими глотками, горячительный напиток, всматривалась в лица собравшихся. С удовольствием отметила: растерянности на них — нет. Злость — да, непонимание и раздумье — да, желание разобраться в случившемся — да. Растерянности и неуверенности — нет!

Отставила от себя пустую кружку, набрала полную грудь воздуха и резко выдохнула:

— Ну что? Начнем, надеясь на благословление богов, разбираться в случившемся? Говорим по очереди, не стесняясь в свих предположениях. Будем вместе отыскивать правду! Зычко — давай начнем с тебя. Ты первый тропил снег вокруг заимки, тебе и задавать ход дознания.

Следопыт встал. Откашлялся и начал медленно глаголать:

— Они пришли от озера во второй половине ночи. Наст был твердым и следов не принял. Если — бы не выпавший намедни снег. Он пришелся, для моего сыска, как нельзя кстати! Сразу хочу отметить: учителя у них были очень достойными. Я бы, такими учениками, был очень доволен!

К избушке шли — след в след. Уходили точно так же. Последний, еловыми лапами, заметал снежную подушку. Не ученому глазу — их путь не заметить! Ошиблись в одном: веники скрыли небрежно. Поленились под настом укрыть. Просто в камышах легонько прикопали!

Сколько их было — точно сказать не могу, но не менее человек пять в той группе было. Прибыли к месту — на конях, которых под присмотром еще одного злодея, оставили в двадцати саженях от полыньи, где кололи лед. И что мне совсем непонятно — копыта лошадей были замотаны звериной шкурой! Вот, смотрите: — достал из кармана приличный кусок телячьей шкуры, подранной и битой подковами. Находка пошла по рукам. Воевода пожал плечами:

— Не понимаю, зачем вязать их на копыта, если ехать придется по льду? — Ему никто не ответил. Все не отводили очей от куска шкуры. Унибор, охрипший на занятиях с молодым пополнением, просипел

— Хотели скрыть следы подков! Что — то в них есть приметное, что может указать на личности убийц. — У Ольги, неожиданно, защемило сердце. Длилось это — мгновение, и вновь все пришло в норму. Перевела взгляд на Соколика. Тот понял и встал:

— Мое мнение — убийц было не менее семи, может все десять. Судите сами: Как пять человек, могут убить одиннадцать не простых хлебопашцев, а воинов, да так, что только один из них проснулся и сделал попытку избежать участи своих товарищей. Давайте, все вместе, попробуем восстановить происшедшее.

Предположим, что их — всего пятеро! Караульных возле ночлега нет: поэтому проникнуть в избушку без шума, труда не составляет. В горнице — темно. Дрова в печи прогорели и лучины не светят. В этом я — уверен, поскольку внимательно все осмотрел!

Пятерка расходится, и каждый занимает свое место у изголовья спящих людей. По единому сигналу, одновременно, нападающие наносят удары мечами или кинжалами, по пяти лежащим воинам. Каждый по одному и обязательно — смертельному! Иначе, подранок, обязательно закричит!

Или застонет. Тем самым — разбудит остальных, рядом спящих воинов. Подчеркиваю: не землепашцев — воинов! У которых, по укоренившейся привычке, оружие под руками. У всех! Я это видел собственными очами.

Они не овцы в хлеву, куда пробралась волчья стая. Безнаказанно резать себя не дадут! Значит — бой в темноте, а кто ни будь, из нас видел в сторожке, следы схватки? Нет!

Получается, что первые пять человек, были убиты с одного удара и совершенно беззвучно! Кто в такие чудеса из вас верит? Я, лично — нет!

На своем веку, мне приходилось встречаться с матерыми убийцами, за душами у которых, не один десяток загубленных жизней. Но таких мастеров — душегубов, не встречал! Ни одного!

Про дальнейшие действия чудо — головорезов, даже говорить неохота. Им еще раз надо повторить свой «подвиг»! Каждому, неслышно подобраться к новой жертве и поразить следующую пятерку, с одного удара.

А в горнице — еще шестеро спящих воинов! Причем, один из них, десятник, для себя выбрал место не на лавке, как все, а на полатях. Но убит он был, как и все: спящим!

Напоминаю вам: дело происходит в кромешной темноте! В незнакомом помещении! И еще: один из спящих на лавке, почувствовал или услышал опасность и сделал попытку спастись бегством. И ему это почти удалось. Он почти добрался до двери, когда кто — то из убийц, заметил его бегство, оторвался от своей жертвы и метнул ему в голову что — то острое и тяжелое. И опять: сразу наповал! Как такое может быть, мне в голову не приходит! Хоть убейте меня, но я не верю, что на обычных ледорубов, наслали разбойников, подготовленных лучше любого нашего дружинника. — Ольга, машинально, про себя отметила:

— Дружинника — да! Но у меня есть еще «спецы», которых я кое — чему уже научила! И видеть в темноте, и метать звездочки и каленые, острые штыри, с завязанными очами. Даже подобные вылазки, в помещения занятые врагом — с ними отрабатывала!

Пришедшая в голову мысль, во второй раз за день, заставила замереть сердце. «СПЕЦЫ»! Если представить, что в сторожке работали ЕЁ «спецы», то все странности и неувязки — пропадали напрочь!

Ужас сковал все чувства Княгини. Все, что окружало её, стало растянутым, зыбким и походило на сон с кошмарами. Захотелось проснуться, встряхнуть головой, чтобы отогнать страшную догадку. Она действительно затрясла головой, но кошмар прочно засел в сознании и никуда убираться не собирался.

Ольга перевела взгляд на Ратищу и поразилась его виду. Он сидел с приоткрытым ртом, выпученными очами и, не мигая, глядел на неё. Сразу стало понятно, что и ему в голову, пришла подобная мысль: «спецы». Она поднялась с кресла:

— Оставьте меня на время, Мне надо кое о чем подумать. Демир и Ратища — останьтесь! — Все остальные зашевелились и спешно покинули помещение. Ольга открыла крышку шкафа и достала из него штоф ерофеича и три серебряных чарки (штоф — 1,23л; чарка — 0,12л):

— Нам, для успокоения нервов, надо выпить чего — то покрепче, чем сбитень! Споро разлила крепкий, остро пахнущий напиток, и не дожидаясь товарищей, залпом осушила свою чарку. Воевода и Ратища последовали её примеру.

Чтобы остудить жжение в горле, после выпитого ерофеича, сделала несколько глотков простой воды. Полегчало. Даже показалось, что немного отпустило на сердце, но взглянув на Ратищу, поняла, что действительно ей это — показалось. Уж слишком взволнованным выглядел начальник «спецов». Подошла к нему вплотную и положила руку на могучее плечо:

— Выкладывай, милый друг, какие мысли у тебя сейчас в голове бродят? Что тебя так взволновало, отчего очи бегают, как у нашкодившего отрока? — Ратища отпрянул назад:

— Да ерунда все это, Княгиня! Мало ли какая хреновина в мозги стучится, после таких событий! Не могет такого быть! — Ольга хищно усмехнулась:

— А вот сейчас — поподробнее! И ничего от меня не скрывать! Я тебя насквозь вижу! Встряхнула его за плечо — Ну, колись! — Бывший сотник опустил очи долу. Лицо стало свекольного цвета. Правая щека нервно дернулась. Голос упал до шепота:

— На наших с тобой воспитанников, вину приладить попробовал. И все — в цвет! — Поднял на Ольгу мутные, с красными прожилками очи: — Понимаешь, все лыко в строку ложится!

 

29

— Еще в избушке, когда Зычко тебе о следах докладывал, у меня догадка смутная мелькнула. Неужели кто — то из наших дружинников, в непотребстве замешан? Ведь только к началу этой седмицы, мы закончили перековку всех наших лошадей. И теперь подковы на них — зело приметные! И следопытом быть не надо, чтобы наших коней — от чужих отличить. Шипы, чтоб по льду ходить, Прокоп отковал знатные! — Командир «спецов» говорил стоя и чтобы его услышать — приходилось напрягать слух:

— Ну, а когда Соколик свою речь держал, я с ним был согласен полностью. Не под силу нашим воинам такую кашу сварить. Тому они не учены. А вот «спецы» — как раз то и учены! Им такой выход и с таким результатом — под силу!

Когда я эту мысль на вкус распробовал, меня в жар бросило. В голове начали появляться картинки начала сегодняшнего дня, на которые я утром, внимания даже не обратил. Причины присматриваться и обращать внимание на все мелочи — не было! А после того, что сегодня узрел и услышал, память начала выдавать, страшные для моих догадок, видения.

Вот, в умывальне, один гриден чистит обшлаг рукава размоченной золой. Что он там отмывал — не заметил. Может и кровь!

Вот другой наш воспитанник, яростно оттирает снегом, булатный нож разведчика, которыми всех «спецов» снабдил оружейник Прокоп. Какая необходимость в том — значения не придал! И это только то, что я случайно заметил краем глаза.

Но и этого хватило для того, чтобы связать увиденное утром, с событиями ночи. А самое ужасное для моего ума было то, что я точно помнил: они этой ночью, отсутствовали на подворье. Еще с вечера они спросились у меня ночевать дома. Я их отпустил. Не смел отказать! — Ольга рванула Ратищу за плечо:

— По какой причине не мог отказать? Ответствуй! — Бывший сотник стряхнул руку Княгини со своего плеча:

— Ответствую! Помнишь, в конце прошлого месяца, когда лед был еще в полвершка, из Белыхи выловили двух утопленников? Отрока одиннадцати годов и отроковицу — восьми. — Княгиня, молча, кивнула головой. Она помнила эту мутную историю: как могли оказаться дети, под тонким льдом, в сотне саженей от берега? Помнится, давала поручение Мировому судье, разобраться с этим делам, но результатов сыска — не ведала. Ратища продолжил:

— Так вот: утопленница — сестра дружинника Хорса. Утонувший отрок — младший брат дружинника Ильи. Это они просили меня отпустить их на ночь. Горе в их семьях великое, поэтому отказать им не мог! Как «спецы» — они одни из самых успешных во всех делах.

По жизни — они соседи. Вот детвора вместе и хороводилась! — Ольга, от досады за свою несдержанность, закусила губу. Злость, незнамо на кого и на что, плескалась через край:

— Кто еще у тебя в тот вечер отпрашивался? Сколько «спецов» отсутствовало на подворье этой ночью?

— Больше никто не отпрашивался. А сколько еще конных выезжало за пределы подворья в ночь — доложу тебе через час! — Поклонился и вышел. Княгиня его не удерживала:

— Демир! Верни срочно Мирового судью. Скажи, что я жду от него доклада о результатах сыска по утопленникам. — Воевода исчез за дверью. Ольга набулькала кружку еще теплого сбитня и с удовольствием выпила. На душе было черно от тяжкого предчувствия.

Возвращения Мирового судьи Архипа, пришлось ждать недолго. Но в горенку он вошел не один, а со своим лучшим дознавателем — Соколиком. Начал сразу, как только переступил порог:

— Мне воевода передал твое повеление прибыть с докладом, поэтому я взял с собой Соколика. Он вел надзор над тем делом. Лучше моего тебе поведает. А дело — действительно темное, грязное! Запашек от него — за версту. Посему, пусть он сразу тебе и глаголет. — Соколик, низко поклонился Княгине и начал с извинений:

— Прости, Княгиня, но доклад мой не будет иметь положенного заключения. Дело до конца еще незакончено и остается открытым. Каюсь: в том большая часть — моей вины. И дело не в моей нерадивости или нерасторопности, а в моем страхе перед последствиями, когда правда откроется!

Чем ближе я и мои люди, подходили к разгадке этой непотребности, тем тоскливей мне становилось от предчувствия большой беды. Но все по порядку:

— Тела утопленников, обнаружили сборщики клюквы, которые после первых морозов, на долбленках, ходили на Змеиный остров. Сама знаешь, самая ядреная клюква — та, что собрана после легких морозов. Поэтому они и вышли на сбор, после того, как постучалась зима. Пробыли они на острове два дня, а на обратном пути, под тонким, прозрачным льдом, который легко резала долбленка, обнаружили тела отрока и отроковицы.

Опознали их сразу: пробыли они в воде не долго, самое большее — два дня. Лица чистые, рыбной мелюзгой еще не попорченные. Воздух из тел уйти не успел, поэтому на дно они не опустились. А тут мороз! Первый лед их за одежду прихватил, они на поверхности и остались. Да и по городу уже ходили слухи, что в неизвестности сгинули двое детей.

Ягодников насторожило одно: как тела могли оказаться так далеко от берега? Ветров и волнений на озере не было. Если они утонули возле берега, то никак не могли оказаться так от него далеко. Течения, в тех местах, не было отродясь!

Вытащили тела на сушу и кликнули нас. Даже внешнего осмотра хватило, чтобы прийти к выводу: дети были задушены и уже мертвыми, вывезены в глубину Белыхи. Предположение, что дети утонули, по нечаянности свалившись с берега в воду — сразу отпала. Явное душегубство!

А когда приступили к осмотру утопленников, как это при нормальном сыске и положено — ошалели до изумления. На телах детей — живого места не было! И она, и он, при жизни были снасилованы взрослыми дядями. Многими и по многу раз! У отроковицы — все лоно и попка в клочья порваны. Отрок, такое впечатление — два дня на колу просидел.

— Прости меня Княгиня, но за все время службы дознавателем, я такого непотребства отродясь не зрел! Это ж надо, так над детьми малыми поглумиться! Я после этого, две ночи заснуть не мог. Тела их, поруганные и оскверненные зверями в человечьим обличье — стояли перед глазами!

Клятву себе дал: найти растерзать варнаков за их деяния. У меня внучка — чуть меньшая годами! Как представлю её, на месте растерзанной отроковицы Таны — лицо от злости сводит до скрипа зубовного.

Взялись за это дело, я и моя команда споро, со всем прилежанием, времени своего не жалея. Да, как говорят, нашла коса на камень: ни единого следочка, ни единой зацепки! В пять кругов, чуть — ли не носом землю по берегам торили: ни одной, приятной для сыска — новины. И у народа особо не поспрошаешь. Мы сразу меж собой сговорились: держать сыск в тайне, абы не спугнуть злодеев.

Четыре дня по берегу озера колени протирали и все без результата! Решили изменить направление сыска. Пошли по торгам, кабакам и известным нам, злачным местам. Послушать, что люд по этому поводу глаголет. И тут нам повезло: в харчевне Юзика, один подвыпивший мужичок язык распустил, а я рядом, в тот момент, оказался. А болтал он о вещах — очень занимательных.

Подсел я к нему за стол, угостил ерофеечем — он и поплыл. Мгновенно стал моим лучшим товарищем, целоваться полез через лавку, да зацепился тулупом и на пол свалился. Я его поднял, отряхнул и налил еще чарку, после которой он сразу пришел в себя. А после третьей — он со всеми подробностями поведал мне все, что пять дён назад, зрел ранним утром.

Имя у него, подстатьи его занятиям — Заяц! Большой любитель он тушеной зайчатины. Вот и тем утром, он нацелился проверить петли, которые он раскинул над заячьими тропами, по молодому снегу.

Напротив Змеиного острова, на нашем берегу — небольшой лесок, в котором рыбаки, для своих нужд, сарайчик с пристанью для долбленок сварганили. Вот в том лесочке, он своим промыслом и занимался.

Так — вот: тем утром, он заметил, что возле сарайчика привязаны четыре лошади. Поскольку его сосед служит у нас в дружине, он по стременам определил, что это боевые кони. Ему стало интересно: за каким лядом, служивому люду, понадобилось утром оказаться на берегу озера.

И тут узрел, что трое в долбленке, гребут в сторону острова, а четвертый стоит на пристани и смотрит им во след. Это еще больше подогрело его любопытство. Спрятался в прибрежных камышах и начал наблюдать за странным поведением вояк. Того, что остался на пристани — он хорошо разглядел и запомнил: черноволосый, с длинными вислыми усами, скуластый и горбоносый. Не наших краев уроженец, хотя снаряжен, точно, как его сосед.

Тем временем, долбленка, прошла половину воды до острова. Гребцы осушили весла и сбросили что — то, из двух мешков — за борт. Что — он разглядеть не смог: мешал густой камыш.

Долбленка развернулась и пошла к берегу. На пристани, её привязали к настилу, забрали мешки и запрыгнули в седла. Все это — без единого слова, с оглядкой и в заметной спешке. Коней направили в город.

Заяц вылез из камыша, заглянул в сарайчик, осмотрел пристань и долбленку, но ничего интересного не обнаружил. Там где они сбросили груз за борт, вода была спокойной и на её поверхности, ничего заметно не было. Так — что свое любопытство, Заяц не утолил!

Проверив петли и забрав добычу — отправился домой. Поспел ровно тогда, когда сосед выезжал со своего подворья. Поприветствовал его и поведал о том, что он зрел на берегу озера. Тот зело поразился, задал несколько вопросов и озадаченный, отправился на службу.

Вот и весь его сказ про случай в лесочке возле озера. Больше ничего нужного, я у него вызнать не смог. Более — он не знал!

Имя его соседа, я вызнал! Это Осип, десятник пятой сотни, которая под рукой Волоса. С ним я встречаться погодил. Решил вначале присмотреться к дружине сам.

Но ничего с этого не вышло. Не жалуют гриди людей моей специальности! Взашей с подворья не выгнали, но дали понять, что мое появление возле дружины — очень не приветствуется. Вот тогда я решил встретиться с Осипом. Тайно, ни чьего внимания не привлекая. Дружинники — народ суровый и скорый на расправу. Зачем нам рисковать здоровьем, а может и жизнью?

Но опять ничего не вышло. Осип наотрез отказался встречаться со мной или моими людьми. Тупик! Единственно, в чем я был уверен — след ведет в дружину и скорее всего — к гридям от Караньского хребта, к сотне Хазмата. Ведь Заяц ведал: те трое, что были в долбленке, видом не отличались от того, что остался на пристани.

Пойми меня правильно Княгиня, я ведь не оставил это дело, помню клятву, себе даденную! Но к этому и разумею: пойти против княжеской дружины, это подписать себе и моим людям — смертный приговор! Обращаться за помощью к Мировому судье — значит расписаться в собственном бессилии. Делать этого мы не могли: гордость не позволяет!

Наши шаги в сыске стали осторожными, мелкими, незаметными, но все, же продвигали его вперед. И тут снова нам улыбнулась удача: один из моих людей вышел на очень важного свидетеля, который зрел, как дети заходили в шатер к дружинникам. Это был подмастерье кузнеца, которого привлекли к перековке лошадей. Закончив дневную работу на конюшнях, он возвращался короткой дорогой к себе домой. Путь лежал через площадку, где в шатрах проживали гридни с Караньских гор. Неожиданно для себя, он узрел, как один из воинов, провел в шатер двух подростков: отрока и отроковицу. Причем оба шли спокойно и даже держались руками за гридя.

Если бы их за руки вел дружинник из местных, это никакого бы удивления не вызывало. Но городских ребятишек, вел в шатер горец из далеких Караньских отрогов!

Об увиденном, на другой день он, конечно, поведал своему мастеру — кузнецу, но тот от такой новины, лишь отмахнулся. Своих забот хватает!

Я, на всякий случай, поручил проверить, есть — ли у кузнеца близкие знакомства с нашими, городскими гридями, но таковых связей, у него не оказалось. Снова тупик! Единственное, что удалось выяснить — шатер, куда завели городских детей, заселен десяткой, где верховодит десятник Идрис. Мне, тогда, это имя, ни о чем не говорило.

А сегодня, после того, что случилось ночью, созрело твердое решение: поделиться результатами сыска с Мировым судьей и просить его заручиться твоей поддержкой. Мыслю, что горцы никогда не простят гибель их побратимов и сами начнут искать концы в этом злодействе.

Страшно представить, что может произойти, если они, таковые, найдут. Кровную месть в их племенах — еще никто отменить не придумал! — Соколик, платком вытер вспотевший лоб. Ольга, наморщив брови, задумчиво вопросила:

— То — есть ты уверен, что сегодняшние убиенные, имеют отношение к гибели городских детей? Что ночная резня — месть наших дружинников за зверское непотребство горцев?

— Для уверенности — у меня нет достаточных доказательств, но опыт всей моей жизни, в голос вопит, что я — прав! — Надолго воцарилось молчание. Соколик думал о дальнейших шагах сыска, Ольга — о последствиях, которые возникнут по окончанию оного.

И чем дольше думала, тем большая тоска наваливалась на её сознание. Как выходить из создавшегося положения — ни одного пути она не видела.

 

30

Молчание затягивалось. Наконец Ольга оторвалась от своих мыслей, так ничего путного и не придумав. Посмотрела в очи Соколику, который терпеливо ждал решения Княгини:

— Спасибо тебе Соколик, за усердную службу. Не забуду! Обязательно отмечу твои старания! Более того: постараюсь, по мере моих сил, помочь тебе в деле сыска.

Но ты не расхолаживайся, рук не опускай. Большое дело ты поднял, последствия которого — представить пока невозможно!

Появятся новины — жду тебя без доклада и в любое время дня и ночи. Еще раз: спасибо тебе! Не в службу, а в дружбу: кликни мне воеводу, а сам иди отдыхать. Заслужил! — Соколик неслышно притворил за собой дверь. Ольга вновь погрузилась в тягостные размышления. Через время, в дверь, стражники пропустили воеводу. Ольга кивнула ему на кресло, которое стояло перед её столом:

— Ну и что ты думаешь, обо всем этом, Деимр? И сама эта история, за версту дерьмом отдает и последствия от неё — предсказать очень трудно. Почти невозможно! — Демир запустил длань в густую бороду, поскреб подбородок:

— Мне трудно ответить на твой вопрос, Княгиня! Мало знаний. Не присутствовал я на всех разбирательствах по этому делу. Ты больше слышала, значит, больше знаешь. Сделай это за меня! Тогда и о последствиях, произошедших событий — вместе думать будем! — Ольга на мгновение задумалась и затем кивнула головой:

— Хорошо. Я тебе поведаю о том, как я вижу рождение этого дерьма, в которое мы без желания вляпались. Слушай! — Княгиня откинулась спиной на спинку кресла и прищурила очи:

— Ни для кого не секрет, что в племенах Караньских горцев, процветают отношения мужика с мужиком. На многие луны они уводят скот на горные пастбища, где на десятки верст вокруг, не встретишь живого человека. Особенно женщин!

Вот и приходится пастухам утолять свои естественные, мужские желания — друг с другом, или использовать для этого, своих же овец. Сородичи, это не приветствуют, но и не осуждают. Чистый, горный воздух, обильная, мясная еда, способствуют скорой выработке мужского семени! Девять лун, без женского органа — не каждый взрослый мужик вытерпит! Понимаешь, к чему я веду?

Когда прибыли три с половиной сотни воинов от Караньских родов, они обратились к тебе, чтобы ты разрешил им, разместится в шатрах, в которых они жить привыкли на своей родине. Их они

привезли с собой. Ты тут же, запросил моего изволения. Я, понимая, что они не могут жить в стенах под крышей — дала его!

Слушай далее! Живя в шатрах, пользовать друг — друга, они возможности не имели: не принято у них этим заниматься прилюдно. А мужское семя — на голову давит! Остается одно: искать утеху на стороне.

Но чего греха таить! У нашего народа, отношение к горцам складывалось веками. Хорошим и радушным — его не назовешь! Мы всегда сторонились общения с ними, считая их, темным и злобным народом, почитающим не наших богов. Ни одна женщина, даже бляжья девка, не ляжет под горца. Забоится и побрезгует! Даже за злато — серебро!

И что им остается? А одно: разбой и насилие. Они народ решительный. Сначала делают, а уж потом думают! Вот они и заманили отрока и отроковицу, пользуясь их наивностью, к себе в шатер. Всю ночь насиловали их по очереди, терзая неокрепшие тела и заткнув им рты, чтобы не полошили криками соседей.

Кстати: это был шатер, где проживала десятка Идриса, то — есть те одиннадцать воинов, которых, вырезали, через седмицу, в избушке на берегу озера.

А утром, увидев, что натворили, начали мыслить, как скрыть следы своего непотребства. Думаю, что к тому времени, и отрок, а особенно отроковица, которой было всего восемь зим — были без памяти и при смерти. Взрослая, зрелая женщина не выдержит напора одиннадцати голодных мужиков, да еще и по нескольку раз, в течение одной ночи, а тут отроковица осьми лет! — Ольга в ярости ударила кулаком о столешницу:

— Звери! Лютые звери, недочеловеки! — Встала, прошлась по горенке и снова села в свое кресло. Ярость удалось погасить. Вернее пригасить. Она продолжала тлеть где — то внутри, готовая в любой момент вспыхнуть с новой силой и выжечь все вокруг. Вместе с ней!

Несколько раз, шумно выдохнув, постаралась хоть немного успокоиться. Получилось — не очень. Тем не менее, она продолжила:

— Выход из создавшегося положения нашли простой, но такой же жуткий, как и само деяние. Руками умертвили детишек, засунули их в мешки, вывезли их на середину озера, и утопили. В спешке, допустили непростительную ошибку. Как люди прижимистые, пожалели мешки, а тела, без груза, просто выбросили в воду. В надежде, что они и так уйдут на дно.

Но им здорово не повезло. Именно в тот момент, на их беду, там случайно оказался любитель тушеных зайцев. — И Ольга подробно поведала о том, что ей доложил Соколик и ранее, начальник «спецов» — Ратища.

— Понимаешь, все сходится. Заяц видел, как четверо горцев брали долбленку от рыбацкой пристани, как что — то выбросили за борт из неё. Все это, он рассказал соседу, десятнику Осипу. Он мог поделиться такой новиной с кем — то из своих товарищей из дружины. Но тогда, никто этому внимания не уделил.

Думаю, об этом вспомнили только тогда, когда обнаружили утопленников, на том же самом месте, о котором упоминал Заяц.

А если кузнец, кому — либо поведал, как горец заводил в шатер отрока с отроковицей — сложить два и два, не составит труда.

Каким — то образом, эти вести дошли до «спецов» Ильи и Хорста. Дальше продолжать, или сам додумаешь? — Демир качнул головой:

— Не надо. Уже додумал! «Спецы» быстро провели собственный сыск, сами вынесли приговор и сами же его исполнили. Верно? — Княгиня тяжело вздохнула:

— В точку. Давай мысли далее. Обрисуй мне свое видение продолжения этой истории. — Воевода надолго задумался. Казалось, что слышно, как от напряжения скрипят его мозги. Лоб испещрили многочисленные морщины. Наконец он поднял голову, в очах застыла вселенская тоска:

— Ох, как хреново! Куда ни кинь, всюду — клин. За что нас боги, перед самым походом, в такое болото засунули? Ведь все наши планы, могут пойти псу под хвост!

Козе понятно, что горцы, не дожидаясь результатов нашего сыска — начнут свой. И страшно даже представить, что они докопаются до истины! По их законам, за пролитую кровь, надо платить только кровью, её пролившего. А они — народ горячий, норовистый, родовыми узами тесно повязанный и их, немного, немало — три с половиной сотни! Храбрых, отчаянных и жестоких — до безрассудности!

Мстить они будут — вот что! А это называется — резня между родами единого княжества! Тут уж нам не до походов! Тут нам, междоусобицу гасить придется! — В отчаянии, громко хлопнул дланью по колену:

— Княгиня, шибко думай, как мы из этого болота, выбираться будем? Тут я тебе — уже не подмога! Мозги у меня не на то заточены. — Ольга сидела с низко поникшей головой. Ответа на этот вопрос, у неё тоже не было. Демир вскочил на ноги, и как зверь в клетке, начал мерить горницу шагами. Ей это не понравилось:

— Сядь, успокойся, не мельтеши перед очами! Вместе думать будем. Должен быть, какой — то выход! Предлагаю исходить из самого худшего: горцы узнали, кто порешил их соплеменников. Давай разделимся: ты идешь к себе, я остаюсь здесь — и думаем, думаем, думаем! Нет для нас сейчас задачи более важной, чем найти достойный выход из этого положения!

Если, что придет на ум дельное — ты сразу ко мне. Если я найду путь решения задачи — тебя сразу кликну. Если до вечера ничего не придумаем — будем привлекать к этому других людей, у которых головы варят, получше наших с тобой.

И пришли ко мне Ратищу. Надо мне с ним, о «спецах» пошептаться! Полной ясности картины у меня нет. А без неё — думать сложно!

В дверь, после стука и её разрешения, заглянул стражник, один из двух, постоянно дежуривших возле горницы:

— Княгиня! К тебе сотник Ратища просится. Запускать? — Он по старой привычке, называл Ратищу сотником:

— Пусть заходит. Это я его к себе вызывала! — В дверь, боком, протиснулся великан, он же начальник над «спецами» — Ратища. В горнице запахло холодным железом, кожей и морозом:

— Прибыл по твоему велению, Княгиня! — Густым басом пророкотал верзила. Очей, под нахмуренными бровями, видно не было. Да и смотрел он куда — то в сторону:

— Заходи и садись. Разговор у нас, может быть долгим! — Великан шумно опустился на деревянную, массивную скамью, стоявшую у стены. В кресло, в котором совсем недавно сидел воевода — он бы ни за что не уместился. Ольга сверкнула очами:

— Друг мой Ратища! Извини, что я тебе напоминаю, но один час, который ты сам просил у меня, чтобы разобраться в отсутствующих в ту ночь — давно вышел! А я, как то привыкла, что люди давшие слово, его должны выполнять! — Злость, копившаяся где — то в глубине сознания, готова была вырваться наружу. Губы побелели, по перстам пробежала мелкая дрожь. Ратища, приближение грозы, почувствовал:

— Прости Княгиня! Необдуманно я дал обещание, которое выполнить не смог. В ту ночь, конюхи, дежурившие на конюшне, беспробудно дрыхли и видеть кто выводил лошадей из стойл, никак не могли. Утром, все кони были на месте! Это они твердят в один голос.

Караульные у ворот, богами клянутся, что ворота, ночью, они никому не отворяли. Но есть закавыка: черная калитка! Она выводит на пустырь и никем не охраняется. Конские следы, на старом снегу, возле неё просматриваются, но когда и кем они были оставлены — полная темень.

Еще раз прости, Княгиня, что не смог своего обещания выполнить и болтуном в твоих очах оказался. Кто же знал, что у старшего конюха, намедни, внук родился, и он своим товарищам, в этот вечер, стол накроет! — Ольга справилась с собой, загнав ярость на старое место:

— И что ты предлагаешь? Опустить руки и оставить этот вопрос решать Соколику? Сами у себя ни с одной неясностью справиться не можем?

— Есть у меня предложение. Оно простое, но мыслю — действенное. Нам надо не с конюхами и караульными глаголать, а напрямки задать вопросы «спецам». И первую руку — Хорсту и Илье! Верь мне Княгиня: твой авторитет настолько высок у наших воинов, что врать и изворачиваться, они перед тобой не будут. Они понимают, что кривить правду перед тобой — значит потерять у тебя доверие. Навсегда! — Ольга выдержала промежуток времени для раздумья, а затем — согласилась:

— А что, давай попробуем. Не всегда, все что просто — плохо. Вдруг, да получится! Веди ко мне своих «спецов» для спроса. — Громко топая сапогами, Ратища рванул выполнять волю Княгини.

 

31

Первым в светелку, опять боком, протиснулся начальник. За ним, как показалось Ольге, робея, вошел двадцатилетний Хорс. Последним — Илья. И хотя ему было всего восемнадцать зим, выглядел он на все двадцать пять. Если Хорс походил на гибкого, камышового кота, Илья — был похож на молодого медведя, который собрался в берлогу на зимовку. Но Ольга, как никто знала, что внешность увальня — обманчива. Она хорошо помнила, как вел себя Илья, на занятиях, где она учила «спецов» рукопашному бою. Сняли шапки, низко поклонились.

Сделав два шага, они стали рядом, плечом к плечу, но в очи Княгине, старались не смотреть. Ратища сел на старое место.

Ольга тоже встала с кресла и вышла на середину горница. До «спецов» — два шага. Стояла перед ними, покачиваясь на каблуках, с пятки на носок. Заговорила медленно, тщательно подбирая и выговаривая слова:

— Побратимы мои по дружине! Вы, надеюсь, слышали, что я отстранила от похода, не последнего в дружине — сотника Дубка? И знаете за что? За глупое поведение, которым он мог помешать скорому походу. Но его вина ничто и несравнима с теми трудностями, которые возникли сегодня!

Буду с вами говорить открыто и честно, как и подобает глаголать с боевыми побратимами. Поход на полночные земли, для освобождения из плена нашего князя Романа — под угрозой срыва. Не до него нам сейчас! Княжества спасать надо, от внутренней междоусобицы. От резни между родами, которая скоро может начаться.

Сердце кровью обливается, когда произносишь такие страшные слова: междоусобица! Вчерашние соседи, которые испокон времен, жили в любви и дружбе рядом — ныне возьмутся за топоры и вилы, для того чтобы убивать друг — друга. Что может быть кровавее и страшнее людской, слепой ненависти!

В усобице — нет правых и нет виноватых, не бывает победителей: бывают только побежденные! Подчас, враждующие рода, даже не могут вспомнить, из — за чего этот сыр — бор разгорелся! Кто первый поднял топор над головой, совсем недавно дорогого соседа, кто первый поднес огонь к бревнам избы нынешнего врага.

На многие десятилетия, а может и на века, из поколения в поколение, будут передаваться ненависть, злоба, недоверие к бывшим, близким сердцу, простым, ни в чем неповинным, родственным племенам! — Оба «спеца», стояли понурив головы, лица — свекольного отлива. Руки находятся в постоянном движении, будто не могут найти себе места. У Ильи, заметно подергивалась щека.

Голос Княгини возвысился, в нем зазвучал булат. У присутствующих, от него, по телу побежали мурашки. Воздух напитался грозовой свежестью. Черные тучи, черного гнева Великой Воительницы, до отказа заполнили горницу. Вот — вот должна была сверкнуть первая молния! А она, чеканя каждое слово, продолжала:

— В народе говорят: разжечь усобицу — легко, потушить — трудно, почти невозможно! После неё остаются головешки от сгоревших деревень, посадов, городищ и городов! В небытие уходят целые роды и племена. Разваливаются целые княжества. Разор и запустение гуляет по землям, где некогда колосились хлеба, где варили мед и пиво, где гуляли свадьбы, и на веселых пирах нарекали именами, родившихся младенцев.

Усобица — страшнее лесного пожара в сухую и ветреную погоду! А его, вы все знаете, может вызвать, всего — лишь один малюсенький уголек, который остался в золе, не до конца потушенного костра. — Ольга сделала пол — шага вперед. «Спецы» — шаг назад. Голос Княгини упал до страшного шепота. Очи горели, как у горячечной больной:

— Что ж вы натворили, побратимы боевые? Вы, своим самосудом, не уголек в костре оставили. Вы весь не затушенный костер, без присмотра, в лесной чаще бросили! А ветер все крепчает и уже начал золу с тлеющих головешек сдувать! — Несколько мгновений молчала, а затем, не хуже десятника, который учит новобранцев — прорычала:

— Повелеваю: доложить мне все о той ночи, когда вы, устроили разбой в сторожке. Все, до мельчайших подробностей! Кто еще из «спецов» был с вами? Кто придумал план вылазки?

Кто, лично, по — воровски, резал беззащитных, спящих, наших братьев — дружинников? Ответствуйте, своей Княгине и боевому побратиму! — Вперед шагнул Илья. Лицо уже не красное — черное! Крылья носа раздуваются, как мехи, вслед дыханию. Вместо очей — две узкие прорези. Куда делся молодой медвежонок, собравшийся залечь на зиму в берлогу? Перед ней стоял матерый шатун, которого подняли со сна, посередь зимы, незадачливые охотники! Короткие темные волосы на голове, встали дыбом. Ощетинилась, как у зверя, даже борода! Рычать он мог — не хуже Княгини:

— Ты кого, Княгиня, боевыми побратимами назвала? Этих вонючих, горных шакалов? Этих зверей, в человечьим обличье? А ты хоть знаешь, что они… — Договорить она не позволила. Резко перебила:

— Знаю! Я все знаю! А что мимо моего внимания прошло — вы мне сейчас доложите со всеми подробностями. Глагольте, сколько вас всех в сторожку наведывалось? Всех знать хочу по именам! Не молчать! Ответствовать мне немедленно! — Все присутствующие понимали, что они присутствуют при первом, пока еще отдаленном, всполохе молнии. Первом, но не последнем! Гроза приближалась!

Илья набычился. На лбу выступили крупные капли пота. Дрожащими перстами рванул застежку тулупа, открывая доступ воздуха к бардовой шее:

— Не пытай Княгиня! Я ни одного имени, настоящих моих побратимов, не назову. Они вместе с нами, этим зверям, за осквернение и смерть наших малых братьев и сестер, мстить взялись. Негоже мне поганить свою честь, изменой нашей дружбе ратной! Пытай дыбой, огнем, но, ни одного имени от меня не услышишь! Слово мое — кремень! — Ярость, копившаяся долгое время, наконец, нашла выход. Ольга, неожиданно даже для себя, как — то по — бабьему взвизгнула:

— О чести заговорил, сучий выблядок? А о разуме своем, почему ни одного слова? Достоинством прикрываешь отсутствие ума? Княжество поставили на грань усобицы, ради мести, пусть и праведной! На кон поставили десятки тысяч человеческих судеб, не имея на то никакого права! — Видеть сейчас Княгиню — было страшно: она походила на безумную.

Десница метнулось к рукояти меча, сверкнул, голубой молнией, булат. Замах! Но в последнее мгновение она удержала, смертельный полет меча: перед ней, заслонив Илью, стоял бывший сотник — Ратища. Стоял, не пробуя защищаться: опустив руки и непокрытой головой!

— Опомнись Княгиня! Возьми себя в руки! Чем твой самосуд — лучше ихнего? Если тебе это позволено, то почему ты коришь тогда их? Они ведь тоже хотели успокоить свою боль и утолить свою ярость, не думая о последствиях! И что из этого вышло?

Не можешь ты, Княгиня и Великая Воительница, уподобляться неразумным юнцам, у которых есть меч в руках, но нет разума в головах! — Голос главного «спеца» был тих и абсолютно спокоен. Именно это, наверное, и привело Ольгу в чувство.

Злость куда — то улетучилась и навалилась неимоверная слабость. Длань разжалась и меч зазвенел по доскам пола. Ратища обернулся к Илье и стоящему за его плечом — Хорсу:

— Выйдите за дверь и ждите когда Княгиня, снова вас кликнет! — Они, стараясь не шуметь, выскользнули из горницы. Ратища обернулся к Ольге. Она стояла бледная, как смерть, с мутными, ничего не понимающими очами. Положил руки ей на плечи и легонько встряхнул:

— Приди в себя, сестренка! Негоже забывать — кто ты есть! Ты ведь очень сильная и все можешь! — Ольга сделала шаг вперед и уткнулась в могучую грудь великана. Слезы хлынули из очей, могучим потоком. Она их не стеснялась и не старалась сдерживать! Слабость распространилась по всему телу, ноги стали ватными и её не держали.

Заметив, что Княгиня закачалась, Ратища подхватил её подмышки и крепче прижал к своей груди. Долго рыдания сотрясали безвольное, тряпичное тело. В замутненном сознании билась только одна мысль:

— О боги! Что же это со мной творится? Я, только — что, чуть не зарубила своего дружинника! Еще бы мгновение — и меч бы испил кровь моего боевого побратима! А возможно — двоих! Что на меня накатило? Откуда такое безумие? Отчего я полностью потеряла здравый рассудок?

В конце — то концов: что со мной происходит? Я кто, Княгиня, или истеричная отроковица? Почему я позволяю одолевать себя безумию? Куда делись мои душевные силы? — Постепенно, медвежьи объятия Великана, сделали свое дело: она начала успокаиваться, слезы стали иссякать. Тело еще вздрагивало от сухих всхлипов, но ноги уже удерживали тело. Она отстранилась от его груди, вытащила огромный плат, высморкалась и села в свое кресло. Ратища поднял с пола её меч и положил на стол. Открыл дверку шкафа, плеснул в чарку ерофеича, выбрал с деревянного подноса румяную грушу и подсунул все это Ольге. Она, с благодарностью, покивала ему головой. Выпила, но на грушу внимания не обратила: запила колодезной водой. Стало много легче:

— Я пойду, умою лицо, а ты зови наших виновников. Долго не задержусь! — И вышла в смежную комнату, где стоял чан с холодной водой.

Вернулась действительно скоро, посвежевшая, красиво расчесанная, но очи оставались красными, а веки — припухшими. Илья и Хорс, бледные, стояли у двери и с нескрываемым ужасом, глядели на свою Княгиню. До них только сейчас дошло, что они, недавно, чудом избежали смерти и что этим чудом — был их наставник. Ольга заняла свое место за столом:

— Все, я в порядке! Так — что расслабьтесь и докладывайте. Для того, чтобы принять истинное решение, как избежать усобицы, мне необходимо знать все подробности вашей вылазки. — Раздался стук в дверь и заглянул стражник.

— Княгиня, там, у крыльца, сотника Ратищу ждут несколько его воинов по срочному делу. — Главный «спец» вопросительно взглянул на Ольгу. Она согласно кивнула. Когда тот вышел — продолжила:

— Я, братья мои, понимаю ваш праведный гнев и искреннее сочувствую вашему горю! Сама бы, на вашем месте, горела бы жаждой отомстить насильникам и убийцам! Но скажите мне, другого способа поквитаться с виновниками гибели ваших близких и любимых сестры и брата, вы найти не могли? — Неожиданно, пол шага вперед, сделал Хорс:

— Княгиня, прости меня, но как ты понимаешь слово «другой способ»? Доложить о результатах нашего сыска Мировому судье или воеводе? Думали мы об этом, но к чему такой шаг привел? К долгим разбирательствам — раз! К суду, у которого нет ни одного твердого доказательства их вины, а значит к их оправданию — два! Так мы мыслили в то время!

Может вызвать их на честный бой? Была у нас и такая задумка, но и от неё мы быстро отказались! Найти причину для ссоры — что два пальца обмочить! Но тогда это будет не месть, не расплата за их злодеяния, а обычная драка, из — за какой — то мелкой вражды между дружинниками.

И почему мы должны давать им шанс, погибнуть достойно с оружием в битве. А они заслужили такой смерти? Нет и еще раз — нет! Им полагается смерть мучительная, позорная, страшная! И она должна стать предупреждением для всех, кто поднимет руку, на детей нашего рода!

Ты, наверное, не знала, что для горцев, «подвиг» этой десятки, не являлся тайной! И они их не осудили своим, родовым судом. Не казнили позорной смертью, в назидание остальным соплеменникам! Более того: Хазмат направил их подальше от дружины, на случай, если шум поднимется и сыск пойдет в их сторону. — Ольга удивленно повела головой. Этого она, конечно, не знала, и знать не могла:

— Вот тогда мы и решили, что их надо резать, как режут грязных, вонючих свиней в хлеву. Ночью и во сне. Так решили…. — Стук в дверь прервал его речь. Вошел Ратища. Сразу было видно, что он чем — то сильно озабочен:

— Княгиня, к тебе целая ватага «спецов» и все — по этому делу. Примешь? Или им ждать, когда ты закончишь разговор с этими? Ольга ответила не задумываясь:

— Пусть заходят, если им есть, что сказать по этому случаю. — Ватага состояла из пяти «спецов», хорошо ей знакомых. Первым вошел Муха, один из самых способных её учеников, которого она лично определила в десятники. За ним — четверо из его десятки. Кстати: Илья и Хорс, тоже ходили под его рукой.

Княгиня сразу догадалась: эти пятеро, тоже принимали участие в ночной вылазке. И подивилась прозорливости рассуждений Соколика. Ведь именно он, первым, назвал число нападавших: не менее семи человек!

Как тому и полагается, заговорил десятник Муха, сильно робея перед лицом Княгини и поэтому растягивая слова:

— Великая Воительница! Если ты собралась рубить головы нашим побратимам, то это будет не по справедливости, не по — божески! Вели рубить головы нам всем! Мы все принимали участие, в заклании диких свиней, спустившихся с гор! Но сразу хочу поведать: «спецы» Крот и Ясень, в хлев к свиньям не входили. Крот стерег лошадей, а Ясень, на всякий случай, караулил выход из избушки.

То, что мы отомстили зверям, за наших поруганных детей, отомстили за их унижения и мучения — считаем справедливым и богам угодным делом. И если бы нам пришлось решаться на это еще раз — поступили точно также! И если бы десять раз — то и десять, точно также! — После этих слов, он снял с себя пояс с пристегнутым к нему мечом, повесил его на шею и стал на колени. Примеру последовали все его подчиненные.

 

32

Сердце Княгини разрывалась от двух, совершенно разных, противоположных чувств. С одной стороны, эти люди, почти загубили освободительный поход, который она так тщательно готовила. С другой — её грело понимание мотивов мести и нетерпимость её «спецов» к несправедливости.

А чего стоила их воинское братство и готовность умереть рядом с побратимом за правое дело, по их мнению! А ведь они сошлись в специальном отряде — совсем недавно! Когда успело родиться это чувство локтя, чувство ответственности за судьбу побратима?

Но все это — думы; а сейчас требовалось другое: нужно было взвешенное решение судьбы десятки Мухи и поиск способа смягчить происшествие, без опаски получить междоусобную войну в её самом страшном и неприглядном виде. Но этого «другого» — у Княгини не было!

Она пребывала в растерянности: «спецы», по всем законам, должны быть строжайше наказаны, вплоть до лишения жизней, за устроенный самосуд! Но, с другой стороны, она была на стороне нарушителей закона, и казнить их — было много выше её сил.

Все семеро виновников, стояли на коленях, опустив головы долу и вперив очи в пол. Полная покорность её воле и готовность принять самое жестокое наказание. На очах Княгини начали набухать капли слез, а на ум, никакого решения не приходило:

— Вот, что воины. Мне нужно время, чтобы хорошо поразмыслить, над свалившейся на голову бедой. То, что вы будете наказаны — не сомневайтесь! За свои поступки, всегда надо платить. А когда они затрагивают судьбы многих тысяч людей — плата должна быть самой высокой! Как вы сами сказали — чтобы она была предостережением для всех остальных. Чтобы другим неповадно было, глупые и необдуманные поступки совершать!

Ратища, забирай своих питомцев и пробуй вести прежнюю, боевую учебу. А я — буду думать, сильно думать. Знаю, что ожидание наказания — всегда страшнее самого наказания. Поэтому, буду стараться с ним не тянуть. — Тяжко вздохнула и выдавила с огромным трудом:

— Все свободны. Оставьте меня одну!

Ольга, в одиночестве, сидела в трапезной. Оладьи, густо политые сметаной, давно остыли: она к ним даже не притронулась. Есть совсем не хотелось. Мысли в голове бродили всякие, но нужных сейчас шагов — не подсказывали. Вот если бы рядом сейчас оказались отец с Домной или Роман — они бы подсказали нужное решение возникшей головоломки! Но — увы. Все он и были очень далеко и её трудности не ведали.

Вновь навалилась тоска по родной Игреце и начала вытеснять все другие раздумья. Неожиданно вспомнила о родственной душе, старшине Симаке и сразу стало нестерпимо стыдно, что не нашла время пригласить его в гости и поговорить по — человечески. Мимолетные с ним встречи, в поле, на занятиях, ограничивались взаимными приветствиями и улыбками. И все! А если вспомнить, то, что она почти всем, по жизни, именно ему обязана!

От нахлынувшего смущения, лицо сделалось пунцовым, жарким! Кликнула охранников. Одному велела пригласить в светелку старшину от Речных Ворот, другому — распорядиться на поварни, о вкусном ужине, как на праздник: с медами и пивом. Дождавшись для себя подмены, оба стражника кинулись выполнять её веление. Оставалось только ждать.

Симак вошел споро, глубоко дыша: видно спешил. Снял головной убор и поклонился:

— По твоему велению, Княгиня! Прости, что задержался: пот смывал после занятий, когда гонец прибыл. Спешил, как мог!

— Не извиняйся, наставник! Я ждать приучена, зная, что ты моим приглашением не побрезгуешь. Очень рада тебя видеть! Но прежде — прими мои извинения, за что мне стыдно: столько времени кануло от твоего приезда в стольный город, а я только сейчас соизволила тебя на трапезу пригласить!

Верь, это от невнимания и гордыни. Это — от множества неотложных дел, которые съедают время и отбивают ум. Повторяю: я очень рада тебя видеть и хочу, что бы ты отужинал со мной и скрасил холодный вечер. Я ведь даже не знаю подробностей вашей свадебной каши! Раздевайся, присаживайся, сейчас подадут то, что надобно для хорошей беседы! — Симак сбросил тулуп, пригладил непокорные волосы и сел за стол:

Княгиня! Я и так польщен тем, что ты пригласила меня не по делу, а в гости. Честно сказать — не ожидал! Я ведь понимаю, да и вижу, что дел у тебя перед походом — невпроворот. Не до застолий и вечеров воспоминаний. Верь: никакой досады я не испытывал. Все идет так, как и должно следовать. Ты делала свое дело, я — свое. Какие могут быть обиды?

Стол, при активном участии двух работников кухни, начал быстро преображаться. Свое место заняли серебряные плошки с осетровой и белужьей икрой. Большие деревянные, расписные блюда с обжаренными в масле рябчиками и копченой же осетриной. Студень с хреном, горячие пироги с зайчатиной. Зажаренный до хрустящей корочки, молочный поросенок, налимья печень с клюквой, щучьи головы с чесноком. Круглый пирог с яблоками и орехами. По центру — два кувшина столетними медами и серебряный жбан с пивом.

Зажгли дополнительные лучины. Длинные, черные тени метались за руками. Симак накладывая снедь в свою тарелку, начал свой рассказ:

— Свадьбу играть мы решили на дружинном подворье, хотя твой отец, посадник, предлагал свое. Но поразмыслив, мы с Вяхирем порешили, что удобней будет у нас: поварня под носом, площадка для столов утоптана, места для танцев и забав — хоть отбавляй! Посадник с нами согласился. Пообещал помочь, чем сможет. Сама понимаешь, народу предполагалось не просто много, а очень много! Вся малая дружина! Да и горожан хотелось вниманием уважить.

Стал я затраты прикидывать: и пришел в ужас! Моего жалования за десять зим не хватит! Поделился своими опасениями с Вяхирем. Он почесал репу и решил за советом и помощью обратиться к посаднику.

Икутар нас внимательно выслушал, тоже почесал репу и пообещал решить мой вопрос. И решил! Причем — очень быстро и просто. Поговорил с купцами, богатыми жителями городища, потряс казну речных ворот и велел звать гостей столько, сколько я считаю нужным. — Ольгу окатило волной гордости за своего отца. Какой же он молодец: нашел выход из положения! Симак продолжил:

— Свадебную кашу заварили на 14 день месяца ревуна (день Симеона — летопроводца). Столы накрыли на дружинном подворье. Гостей собралось, поначалу — пять сотен человек. Погода в тот день была — загляденье!

Поначалу волхвы свои ритуалы выполнили, потом и нам, людям, свои обязанности, перед богами, выполнять место заимело.

Ну чего я тебе это рассказываю? Сама лучше меня знаешь наши обычаи веселой свадьбы! Все мы их, конечно, соблюсти не могли: я ведь сирота уже много зим, а без моих родителей, весь порядок свадьбы выполнить невозможно. Но что смогли, то сделали.

Благана, поначалу, в черных одеждах одета была, показывая, что прошлая, девичья жизнь умерла. А потом, когда кольцами обменялись — в белые облачилась. Новая жизнь для неё началась! Ну не буду тебя подробностями томить: все по — человечески у нас вышло!

К вечеру столько людей на гулянье добавилось, что пришлось дополнительные столы, для гостей, ставить и накрывать! Веселье продолжалось до самого утра. Всем этим заправлял твой отец, а помогал ему — Вяхирь.

На второй день, свадьба разделилась на две части: родственники и самые близкие, именитые гости собрались на подворье Благаны, остальные — продолжили свадебный пир на старом месте.

Третий день — вновь все объединились на дружинном подворье. В общем, все прошло пристойно, сытно и весело. Довольны были все!

Да, забыл тебе сказать: на торговой площади, по велению твоего батюшки, все три дня выставлялось по три двадцативедерных бочки пива и три — медовухи. Для всех желающих выпить!

Тех, кто не попал в число приглашенных. Одним словом — трое суток, в городище, царила полная веселуха!

И еще: начальник речной пристани, Слуд, на все причаленные ладьи, челны и струги, каждый день выставлял по малому бочонку меда, для иноземных купцов и корабельных служак. Чтобы и им, скучно не было! — Княгиня с огромным удовольствием, с улыбкой, слушала рассказ старого друга и наставника. А когда он перешел к подробностям свадебной каши — начала смеяться до слез! Умел вещать сотник с шутками и прибаутками!

От смеха, да и от выпитого меда, щеки Ольги раскраснелись, очи весело заблестели, лицо не покидала задорная улыбка. В этот момент она была счастлива и горда за единение в веселье, своих земляков.

По окончанию рассказа Симака, засыпала его тучей вопросов. Он, отвечал, не задумываясь, раскрывая все новые и новые подробности веселой свадьбы. Ольга лукаво прищурила очи:

— Ну о рубаху Благаны, после первой брачной ночи вывешивали? Было на что посмотреть или вы беспробудно спали после застолья? — Старый товарищ осклабился:

— Плохо ты о нас думаешь, Княгиня! Конечно же, мы ни на минутку очи смежить не смогли, но рубахе моей суженой — не выставляли: нечего была людям показать. Чиста рубаха оказалась, как только — что выпавший снег! — Ольга в притворном изумлении заломила бровь:

— Да что ты такое вещаешь? Кто это у нас в Игрице, посмел вперед тебя к цветочку подобраться? Что — то не верится в такое!

— И правильно, что не верится! Цветочек, еще две луны назад, она мне разрешила сорвать, когда мы, однажды, возле копны свежескошенной травы ночью проходили! Даже не разрешила, а заставила, а я, по слабости характера, отказать её не смог! — Симак, довольный своей шуткой, заржал не слабее Бутона, когда он видит перед собой красивую кобылицу. Ольга смех поддержала. После долгих часов напряжения, к ней пришла расслабленность и хорошее настроение.

Разговор не мешал им уделять внимание блюдам, выставленным на стол. В них — заметно поубавилось. Да и столетний мед, был особенно хорош и ароматен! Постепенно развеселый треп начал утихать, но тут в горницу, по каким — то своим делам, наведался воевода Демир. Его немедленно пригласили к трапезе, и разговор вновь приобрел новые краски. Так бывает, когда в хиреющий костер, подбрасывают охапки сухого хвороста.

Принесли новый кувшин с медом и добавили на блюдо, новую порцию зажаренных перепелов. Они больше всего пришлись по вкусу.

Но до конца, Ольге не удавалось расслабиться. В мыслях, червоточиной сидела мысль: УСОБИЦА! Как избежать её, без ущерба для похода? Прервав добрый и непринужденный разговор, подняла вверх десницу:

— Вот что, други мои. Была бы моя воля — век бы продолжала нашу добрую беседу. Но грызет меня одна мысль, которая требует скорейшего решения: наш поход уже не за горами! А пока она не решена — поход не возможен!

Поиску выхода из создавшегося положения, я посвятила, сегодня, весь день, но ни на шаг не продвинулась. Решила, что завтра, с утра, мы соберем совет дружины, где воевода и названные мною сотники, сообща начнем искать путь выхода из тупика.

Но неожиданно, сейчас, собрались наиболее доверенные мне люди, и у меня появилось предложение: давайте назовем нашу встречу малым советом и попытаемся уже сегодня, внести ясность в завтрашний день! — Демир и Симак, в знак согласия, склонили головы. Демир молвил:

— Говори Княгиня! Мы в твоем распоряжении! — Ольга, сжато, обрисовала ситуацию, возникновения угрозы междоусобицы. Воевода многое знал, поэтому особого удивления не высказал, а вот у Симак — изумленно переводил очи с одного, на другую. Наконец прохрипел:

— Да, в хреновое положение мы попали! И что главное — не вовремя! Не о том нам сейчас, думу-думную в голове вынашивать. Поход на носу, а тут такая загогулина! — Потянулся к кувшину с медом:

— Тут без доброй чарки не разобраться! — И махом отправил содержимое кружки в рот. Вытер рукавом усы:

— Боюсь, что с моим умом — я вам не помощник. Он у меня под другое дело заточен! Хотя… — Он ненадолго замолк, вперив очи в потолок. Ольга, взирала с нетерпением и надеждой:

— Вот послушайте меня. Но только без насмешек, если я глупость сморожу! — Голос у Симака был хриплый то — ли от волнения, то — ли от простуды:

— Мнится мне, что сейчас основная головня боль для нас — дикие горцы. Дружина, за смерть наших отроков, отплатила им сполна! Да и если бы и захотели наши гриди, далее учить горцев уму — разуму — мы всегда сможем вмешаться и разор прекратить.

Теперь надо ждать ответной мести со стороны этих овцеёб. в! Прости, Княгиня, за грубое выражение, но не я — народ, им придумал такое имя — прозвище. Как говориться — из былины, слов не выбросишь! Вот и надо над этим думать, на остальное наши мысли не напрягая!

 

33

Малому совету понадобилось два часа, чтобы выработать, как им казалось, приемлемое решение. Предложение, высказанное сотником, дало возможность сосредоточить мысли на более узком направлении, и тем самым — ускорить поиск выхода из положения.

Решение было простым. Отлучить горцев от дружины и города! При этом — не ослабляя войско в походе (все — таки их — три с половиной сотни)!

Для этого, выступать из Ивеля — надо немедленно, пока воины Караньского хребта, не узнали всей правды о гибели земляков. В качестве разведки льда и всего дальнейшего маршрута, направить сотню Хазмата, как наиболее заинтересованную в результатах сыска. Но к Гарде их не брать. Оставить стеречь ледовую переправу и путь через болота до начала тракта.

Еще две сотни — оставить в трактирах возле тракта, для охраны тылов войска: вдруг объявится подмога, которую может запросить Горазд от соседей.

Оставшиеся пол — сотни — направить для охраны дружинного обоза. Таким образом, горцы потеряют монолитность и возможность постоянного общения между собой, а значит угроза бунта и резни, будет значительно снижена.

Возможно, что были решения и лучше, но пока они, в головы участников малого совета не приходили. Вспомнив народную мудрость, что утро вечера мудренее, порешили: каждому думать до этого времени, а на утреннюю трапезу вновь собраться у Княгини, чтобы высказать свои предложения. Демир и Симак, попрощавшись, покинули Ольгу.

Ольга лежала в пастели без сна. Слушала, как скрипит снег под ногами караульных, периодически проходящих с обходом под её окнами. Не мигая, в полной темноте, разглядывала узоры на деревянных плахах потолка. И думала, думала…

Мысли плавно перетекали от скорого начала похода, к застенкам, где томился Роман и далее к мерам, которые нужно принять, чтобы предотвратить усобицу. Но на Романе они долго не задерживались. Для неё важнее были две другие думы! Сон проявлять себя отказывался напрочь.

Встала, прошлепала босыми ногами по полу к столу, где стоял кувшин с колодезной водой. Вдосталь напилась, заливая в желудке осетрину и рябчиков. Из потайного ящичка достала таинственный камень с изображением её семьи, которая не отложилась в памяти детства. Укрывшись тяжелым, теплым одеялом — принялась в который раз вглядываться в дорогую для неё картинку.

В какой — то миг, ей показалось, что от камня, в руки идут теплые доброжелательные волны. Она приложила его к щеке. Действительно: мягкое тепло явно присутствовало. И не просто присутствовало, а оно о чем — то ей как бы нашептывало! Вот только что — было непонятно.

Ольга поднесла таинственный камень ближе к очам и поразилась: отец, держащий её на руках — не улыбался! Смотрел серьезно, требовательно, но не сурово. В остальном, картинка была прежней. Мать также высоко держала голову, легкий ветер все также пушил коротко стриженые волосы. Но вот улыбка её потускнела, стала какой — то виноватой и грустной. Или её все это казалось?

Снова перевела взгляд на отца и четко, как наяву, увидела, что отец дважды кивнул ей головой. Ну не могла она ошибиться! Она в своем уме и жара у неё нет! Несколькораз глубоко вздохнула:

— А почему этого быть не может? Если вспомнить странные видения, таинственное появление золота, или сам факт появления камня с её изображением, то кивание головой отца, уже не

будут казаться мороком. Чудес и необъяснимых событий в её жизни хватает, пора к ним привыкнуть! Знать бы, что это означает и как это понимать?

Ольга вернула камень на место. Закуталась в одеяло и начала думать о только — что увиденном. Долго ворочалась с боку на бок и заснула с мыслью, что отец, кивая головой, мог выразить только одно: она действует — верно!

Рано утром, после легкого завтрака, ей доложили, что воевода Демир и сотник Симак дожидаются под дверью. Оба выглядели, как после ночных занятий: хмурыми и недоспавшими. С порога, в один голос заявили, что считают вчерашние решения верными и что выступать в поход — надо немедленно.

Уже сегодня, сотню Хазмата необходимо отправить на лед Белыхи, как бы для разведки. В провожатые им дать кого либо, из охотников или купцов, которые хорошо знают зимник. Пусть сотня следует до самого тракта и дожидается подхода всего войска в ближайшем постоялом дворе. Отправлять их надобно налегке, без обоза. Все необходимое для проживания на новом месте, они получат с обоза дружины, когда войско, через день, будет проходить мимо постоялого двора.

Немного подумав, Княгиня предложила кандидатуру проводника, который, по всем своим возможностям, подходил на эту роль: потомственный охотник Зычко. Знает местность на расстоянии многих верст от стольного города, как свои пять перстов. Не болтун, тайну хранить умеет.

С её предложением, Демир, немедленно согласился. Симак, как неместный житель — промолчал, но всем видом показал, что он полностью доверяет их выбору. На том и порешили. Воины отправились готовить сотню Хазмата к выходу.

В спешном порядке приступили к формированию дружинного обоза. Ответствовали за это — городской голова Фиадор и думский боярин Баксай. От дружины — старшина Унибор. В их распоряжение была выделена сотня Волоса, как наиболее расторопная и исполнительная.

За подготовку лекарей и их обоза, отвечал, назначенный ранее Княгиней, боярин Умномысл, и он уже со своей задачей справился.

После ухода воинов, явился бывший соглядатай Горазда и крестник Луки — Яков. На месте откушенной длани — тугая, чистая повязка: значит, заживает и не кровит. Доложил коротко, четко, без лишних слов:

— Княгиня, вот береста, которую я приготовил, но без твоего дозволения отправить Горазду не посмел. — Протянул послание, которое обычно вяжется к лапке почтового голубя. Ольга прочла:

— Поход не ранее конца сеченя. Двадцать сотен. Выучка средняя. Пойдут по льду к Змеиному острову. Гарда не интересует. — Коротко и ясно. Так, чтобы Горазд в донос поверил. Ольга внимательно взглянула в очи бывшего лазутчика:

— Отправляй! Но наврятли в этом будет толк. Пока голубь долетит — мы уже там будем. Выступаем завтра. Но хуже не будет. Пусть последние свои ночи — спит спокойно!

Кстати, Яков! Как ты смотришь на то, чтобы в поход с нами пойти, на бывшего своего друга? Место для тебя найдется! И работа тоже. — Он помедлил с ответом, а затем уверенно, с расстановкой молвил:

— Удивляюсь я тебе Княгиня. Годков тебе не более двадцати, а ума уже палата! И людей ты видишь насквозь. И меня, верно прочитала: хочу служить тебе верно, по душе мне ты пришлась! Если дело доверишь — в лепешку разобьюсь, но выполню! Бери меня с собой: уверен, что пригожусь. В строю — боец я не ахти, но у меня есть и другие достоинства, которые ты со временем сможешь оценить. Рискни, думаю — не пожалеешь! — Ольга, как бы в раздумье, повела плечами:

— Иди, готовься! Помощь тебе окажет старший над «спецами» сотник Ратища. Я его предупрежу: он тебя и оденет и обует и накормит. Много не распространяйся, хотя и работать вам придется рука об руку. Кто кому потом будет подчиняться — время покажет. Иди! — Дверь за Яковом закрылась. Правильно она поступила — время действительно покажет! А пока есть дела, которые решать надо немедленно.

Надела грудную повязку, которую в незапамятные времена подарил отец и направилась на занятия к «спецам». Учить молодых рукопашному бою. Хотя они многому преуспели, но их еще учить и учить.

Достала из ящичка камень. В глубине его улыбался отец. Как всегда!

Будем считать, что все предпринятые её шаги — он одобряет. На душе стало теплее и спокойнее. Как будто он оказался с ней рядом, и выказал свою поддержку лично.

Зычко, слыл человеком понятливым и сметливым. В сложившейся обстановке разобрался мгновенно. Даже не дослушав поучения Ольги до конца, заявил:

— Все понял княгиня! Сделаю все, как надо! Сотню с твоих очей уберу и постараюсь сделать так, чтобы они у тебя под ногами, до конца похода, не мельтешили. До трактира доведу, на постой устрою. Тумана и жути нагоню предостаточно, чтобы они ни на шаг от постоялого двора не отошли. Я на их наречии глаголать разумею. Два охотничьих сезона, по их землям, за горными баранами шастал. Рога у них знатные! Одно время — большим спросом у богатеев в Муранском княжестве пользовались!

Странный они народ, горцы, скажу тебе, Княгиня! И законы у них, для нас непонятные. Один случай тебе расскажу, который на охоте приключился.

Я за рогами не один по горам бегал. Ватага со мной была — еще та! Палец в рот класть не моги! Все, в прошлом, с законом не ладили!

Так вот: был у нас в ватаге мужичок, по имени Тришка. Гниловатый человечек, себе на уме! Все норовил на себя одеяло перетянуть. Мы его больше в поварах держали или загонщиком ставили. Маскироваться не мог, стрелял из лука, как беременная баба и к порядку приучен не был. Мог пульнуть в барана до срока и тем самым загубить засаду. Мог в загоне, по своей дурости, в другую сторону стадо угнать. В общем — охотник никакой!

И вот однажды, вовремя охоты, он свалился с обрыва. Покалечился. Десницу и пару — тройку ребер сломал. У нас, в ватаге, лекарей отродясь не было. Отнесли его в маленькое стойбище местных чабанов.

Приняли его, как дорого гостя, как родного, близкого человека. Уход, лечение и питание ему предоставили такие, какие нам не снились!

Через три недели пошел Тришка на поправку. Выходить на солнышко из шатра начал, с людьми стойбища беседы завел. Все бы хорошо, но нет!

По своей тупости, оскорбил в разговоре тамошнего, уважаемого старика, что у них считается страшным грехом и обидчик карается строго. Но Тришке, даже худого слова не молвили. Как же: он гость, а обида гостя — еще больший грех! По их законам — пока гость находится в шатре у хозяев, он неприкасаем. Если кто посягнет на него — скрестят кинжалы с обидчиком, пусть он будет даже близкий родственник. Гость — главнее!

Еще через неделю, болезный полностью выздоровел и крепко встал на ноги. А зря! Стоило ему покинуть шатер, как он перестал быть гостем. Сделал он два шага по направлению к нашему лагерю, и ему тут же отчекрыжили башку! Вот такие у них законы гостеприимства. — Ольга с интересом слушала рассказ бывалого охотника и дивилась: почему зашедших в их шатер отроков, они не приравняли к гостям? Ответа не было.

Сердечно поблагодарила потомственного охотника, за то, что он, откликнулся на её просьбу, и проводила до двери. Еще один вопрос, немаловажный, был решен.

Сотня Хазмата уходила из стольного города уже под вечер, когда на землю легли зимние, голубоватые сумерки. В хвосте колоны приютилась одинокая кибитка с запасом еды на три — четыре дня. А больше и не требовалось: скоро к ним подойдет дружина и пополнит запас.

Ольга в проводах сотни не участвовала. Да их, по сути, и не было! Дружина построилась, сотня прошествовала перед строем — и все. Никаких криков с напутствиями, никаких объятий с поцелуями. Ушли и ушли. Не на битву же, в конце — концов!

Да и сами воины Хамзата, не скрывали своего довольства, что они покидают дружинное подворье. Неуютно им стало в последнее время. Враждебности к ним никто не проявлял, но холод в отношениях, чувствовался за версту.

Ольга стояла возле окна в служебной горнице воеводы и провожала взглядом невеликий строй, который постепенно растворялся в синеватой мгле. И чувствовала какое — то облегчение и даже — радость. Одной головной болью стало меньше! Зычко ехал в голове колоны, рядом с Хазматом. Вот расставание с ним — её огорчало.

Воевода стоял у самых ворот и смотрел в след сотни, до той поры, пока она не исчезла за поворотом улицы. На душе тоска, в голове одна мысль: «Что ж вы натворили, горные воины»?

Когда они пропали из вида, плюнул под ноги, нахлобучил шлем на заиндевевшие волосы и скорым шагом направился к дружине. У него тоже, слегка полегчало на душе

 

34

Весь следующий день был посвящен сборам и последней проверке готовности к походу. Суеты особой не было, но побегать некоторым, кто отвечал за эту подготовку — пришлось изрядно.

Перед дневной трапезой собрала всех сотников в жарко натопленном, дружинном помещении. Заглавный стол заняла она и воевода. Ратища и Яков, сидели вместе в первом ряду вместе с сотниками. Говорила только Княгиня. Сейчас — Великая Воительница. Остальные — только внимали:

— Ну что, братья! Настал наш час! Идем на чужую землю с правым делом: князя нашего из узилища освобождать. Опыта зимних походов у нас нет, поэтому нам всем, от одних мыслей неуютно делается.

Но, как говорят: очи пугаются, а руки — делают! Все новое, когда не будь, становится старым. Верится мне, что дружина наша готова в мороз сражаться, да и мы с вами не из киселя деланы. Сдюжим! На месте будем учиться ворога бить: хоть на льду, хоть на снегу. Наша главная цель, не разор на их княжеству нанести, а князя, богами нам даденного, из неволи вызволить!

Хотя, конечно, и наказать, князя Горазда, за его вероломство и подлость, нам не помешает. Не по человеческим законам поступил тамошний правитель. За что и должен быть наказан! Но вы должны помнить, что простой народ за него не в ответе. Как и воины его дружины. Они люд подневольный. Им приказали — они исполнили. С них спроса нет!

Поэтому вас сразу предупреждаю, а вы оповестите своих воинов: воровства к простым жителям, насилия и грабежа — не допущу. Карать буду жестоко, вплоть до лютой смерти, не посмотрю на прошлые заслуги. Уясните это сразу! Мой указ касается всех без исключения и в равной степени каждого.

Согласия вашего, или несогласия, от вас мне не надобно: это мой указ! Но есть и просьба: постарайтесь, братья, не доводить меня до принятия жестких мер. Богами вас заклинаю: за ослушание — никого не пощажу.

Замысел похода, я доведу до вас, после выхода дружины на тот берег озера. Когда выйдем к тракту. Раньше вам его знать, без надобности.

И самое главное: забота о ваших гриднях. Считайте их вашими родными сыновьями и храните их так, как храните и бережете своих сынов. Помните: зима ошибок не прощает. Лично проверьте готовность к маршу каждого, а в походе следите, чтобы ни один воин не пострадал от мороза. Это касается и лошадей. Как поить и кормить их — вы лучше меня знаете. Разрешаю вам ни спать ни есть, но потерь, окромя битвы — не потерплю!

Если вопросов ко мне нет, то все свободны. Да помогут нам, в нашем правом деле, боги! Яков и Ратища, жду вас у себя в тереме, сразу после обеда.

Для того, чтобы собраться самой, много времени не понадобилось. Все, что было нужно в походе, она готовила заранее, несколько раз перебирая собранное, отметая ненужное и добавляя то, что было необходимо. В этот раз она ничего из собранного не отбросила, но и добавила самую малость: камень. Без него она не могла. Это, как добрый и мудрый советчик, как сакральный талисман. Он тайная основа её жизни, её корни, её неизвестная, доселе, жизнь.

К приходу Ратиши и Якова, она уже полностью была готова к выходу. Возле двери стояла большая корзина с зимней одеждой и обувкой. Рядом, небольшой баул с женскими секретами, на дне которого лежал родовой КАМЕНЬ. Меч и кинжал — на поясе, в голенище сапога, острый как бритва нож, который помнил её поединок с богатырем Алкуном. Лук и стрелы упакованы в кожаный мешок и тоже выставлены к двери. Из еды взяла с собой только сушеные сливы, лесные орехи и большой кус копченой осетрины. Лишнее ей было не нужно: питаться она ведь все равно будет вместе с дружиной. В большую тыквенную флягу налила штоф ерофеича: мороз никто не отменял!

В дверь протиснулся Ратища, за ним — Яков. Щеки красные от мороза и пахнет им же. При полном боевом снаряжении. У Якова, из — под шлема, выбивается прядь примороженных волос. Ратища — собран, спокоен, деловит. Ольга указала на скамью:

— Присаживайтесь. Разговор у нас будет недолгим, но важным. — Воины, звеня металлом кольчуг, сели. Ольга, молча выдержала время, и только потом молвила:

— Слушайте меня внимательно, други! По моему замыслу, главную задачу, которая стоит перед всем войском в походе, будем решать мы. Освобождать князя Романа — нам! Малыми силами, но большой выучкой, которую наши «спецы» приобрели благодаря нашим стараниям и потугам.

Мы с вами пойдем на Змеиный остров, к крепости, которую построил еще отец князя Горазда. Пойдем без барабанов, без объявления войны, скрытно, в тайне, как тати на тракте. Возьмем с собой малую поддержку от дружины, которая в нашей вылазке участия принимать не будет. В крепость пойдут только «спецы» и мы вместе сними. Для этого мы их учили, именно для этого они и предназначались. Так мною и задумано было!

Разрешаю вам…, нет, требую от вас, чтобы вы начали готовить их внутренне, к предстоящим в скорости событиям. И начать это надо — уже сегодня! Вашего мнения не спрашиваю — это мое повеление, это мой приказ.

И последнее: десятка «спецов» Мухи — в поход идет в качестве простых гридней и в вылазке на Змеиный остров, не участвует. Она будет придана для усиления сотне Симака. Это есть расплата за самовольные действия, которые принесли нам столько головной боли. — Ратища протестующее поднял десницу:

— Княгиня, как же так? Лучшие «спецы», и вдруг, ты их отлучаешь от самого важного дела! Я согласен: они заслуживают сурового наказания, но чтоб такого…. — В растерянности затряс головой и развел в стороны руки:

— Смилуйся, Княгиня! Все что угодно, но только не это. Такого позора они не переживут! Да и нам негоже лучшими воинами разбрасываться. Именно они должны стать теми, кто пойдет к темнице Романа первыми, убирая охрану и расчищая путь для остальных «спецов». Реальным боевым опытом — только они располагают! — Очи Ольги выстрелили двумя молниями:

— Сотник! Я не ослышалась? Ты, что? Хочешь оспорить мое повеление и ставишь под сомнение мой приказ? — Ратища вскочил со скамейки и вытянулся в струну. Ольга этого даже не заметила:

— Сотнику Дубку, которого я отлучила от похода за много меньшую провинность, я уже говорила, но повторю лично для тебя: идти в бой за свое Отечество — это великая честь. И этого достоин не каждый. Это нужно ЗАСЛУЖИТЬ!

Я и так корю себя, за несоразмерность наказания — проступку. За их деяния, они не заслуживают чести идти в поход, даже в составе дружины. Но я проявила к ним милость только потому, что в душе понимаю их скорбь и жажду мести. Я — это Воительница Ольга! Но Княгиня Ольга — не имеет права миловать преступников, каковыми они, по сути, являются! — Ратища открыл рот, собираясь что — то молвить, но Ольга не позволила:

— Еще одно твое необдуманное слово — и ты пойдешь в поход вместе с ними. Обещаю! С меня — станется! — Ратища предупреждению внял, слова не произнес. Ольга продолжила уже спокойней:

— В терем, где заточен князь Роман, первыми пойдем мы: Я и ты, брат Ратища. Вдвоем. Яков, по понятной причине, нам не помощник. Да и многолюдство в этом деле — совсем не приветствуется! Рада, что старший над «спецами», в состоянии видеть черту, которую переступать чревато. В отличии от своих, молодых подопечных!

А теперь — оба свободны. Готовьтесь к выходу сами и дайте такую возможность мне. Ровно через два часа, дружина покинет стольный город. Советую потеплее одеться и захватить с собой побольше теплых вещей. Они помехой не будут. Сами чувствуете: мороз крепчает — не на шутку!

Через час, на дружинном подворье, приступили к построению походной колоны. Подготовка к походу закончилась. Начинался сам поход и результаты его, предсказать было невозможно. Слишком от многих случайностей он зависел. Слишком мало времени было отмерено на его подготовку. Слишком долго ждала его, любящая женщина, Великая Воительница — Княгиня Ольга.