35

По велению Княгини, выход дружины город не заметил. Толпы земляков не вышли на улицы, детвора не свистела, родные не терли очи, детвора не бросала вверх шапки.

Тихо. Только пофыркивают лошади, да хрустит снег под копытами и скрипит под полозьями саней обоза. Колона выходила не через главные ворота, а через те, что выводили прямо на берег озера — моря.

Мороз, действительно, развеселился не на шутку. Щипал все незащищенные одеждой места, старался проникнуть в валенки гридней и меховые сапожки Княгини, воеводы, сотников и других воинских начальников. Особенно холод проявил себя, когда дружина вышла на лед Белыхи. В городе ветра не было, а выйдя на лед, он дал о себе знать. По команде воеводы, все гридни замотали лица толстыми шарфами из грубой шерсти так, что открытыми для мороза, остались только глаза и брови.

Выйдя на лед, строй дружины не сломался. Выкованные Прокопом подковы, давали возможность лошадям не чувствовать скользкой поверхности льда и двигаться словно посуху.

В голове колоны ехали Княгиня, воевода и Яков. Ольга специально показывала всем, что он непростой воин и давала привыкнуть дружине, к его особому положению.

Ветер крепчал. Поднявшаяся поземка, мгновенно заметала следы едущих впереди. Видимость сильно ухудшилась. Вперед выслали разведку из отряда «спецов». Скорость движения колоны, заметно уменьшилась.

Гридни ехали по четверо в ряд. Между шеренгами — не более двух саженей: если больше — появлялась опасность потерять из виду хвосты лошадей шеренги, едущей впереди. Следы, недавно прошедшей в этом же направлении, сотни Хазмата — поземка старательно уничтожила, но шанса заблудится на льду в этой кромешной тьме, конечно не было. Почти каждый, даже рядовой дружинник, в голове имел понятие, в каком направлении находится вражеский берег и будь он даже в одиночестве, с пути ни за что бы ни сбился. Тем более, что в настоящее время, по льду войско вел сын купца Анисима, который много раз пользовался, в зимнюю пору, этой санной дорогой для своих торговых дел.

Бутон шел ровным шагом, ни разу не поскользнувшись, по самые бабки занесенному снегом, льду. Ольга, легонько покачивалась в седле, в такт шагам любимого жеребца. Поверх бараньего тулупа, она накинула кошму из медвежьей шкуры, мехом вовнутрь, которая была приторочена позади седла. Было тепло и даже немного уютно. Клонило в сон. Но заснуть не давали мысли об освобождении Романа.

Вспоминались отрывки из жизни, которые они с ним вместе пережили. Купание в Ратыни, засада против разбойничьей ватаги Алкуна. Потом суд над Корзуном на площади, первая их близость в ночь на Купалу, поход против Горазда и Благослава.

Вот и все крупные и памятные события из их короткой, совместной жизни. Еще было много мелких, отрывочных воспоминаний, которые хранились в памяти, но вытаскивать их наружу, совершенно не хотелось. Слишком сладкими они были. Слишком сильно отдавали горечью.

Мысли перепрыгнули на более приятную и ровную дорожку: близкая и такая далекая Игреца. Маленькое подворье с тесной избой Домны, где прошло её детство, сложенная из толстых стволов лиственницы — старая банька, за которой устроил себе логово, общий их любимец — Лука.

Вспомнилась попытка, которую они предприняли, организовав короткий поход в Лукмышский лес, разгадать тайну её появления на земле племени Береговых Ласточек. Безуспешная получилась попытка! Единственным результатом которой, стала встреча и знакомство с тамошним лешим — Челаком, потом перешедшая в крепкую дружбу. А тайна — так и осталась тайной….

Кто я есть, на самом деле? Она, несколько раз, мучительно пыталась вспомнить обстоятельства и подробности своей жизни, до появления её на Сивкином лугу. Но память молчала!

Было непонятно: почему так сильно прикипела она душой к новой Родине, к новым землям, к новой природе, к новым, незнакомым людям — если она прибыла из каких — то далеких земель. Там, где совершенно другой язык, который неизвестен народам, населявшим эти новые для неё земли. Все её многочисленные попытки, заговорить с каждым человеком, который встречался на её жизненном пути, на своем, родном языке — оказывались безуспешными! Её никто не понимал!

Значит её родина — находилась очень и очень далеко отсюда! Где? — Никто не знает!

Тогда почему ей так близки, знакомы и любимы эти леса и перелески, эти луга и даже болота?

Почему вызывает благоговейный трепет, рассвет над великой Ратынью? Вид молодых, маслянистых листиков, распустившихся по весне на березке. Черные молнии стремительных ласточек, гоняющихся за мошкарой. Тихие закаты, играющие всеми цветами радуги над далеким лесом?

Почему щиплет в носу, и влажнеют очи от запаха первого снега или свежескошенной травы? Почему начинают дрожать руки, и сбивается дыхание, при виде цветущих кувшинок в речной заводи, или когда берешь в длани теплый комочек, только — что родившегося цыпленка?

Почему холодеет душа и сжимаются кулаки, от одной мысли, что какой-то неведомый враг, может посягнуть на это благолепие?

Почему, также как и у местных жителей, у неё горят огнем ненависти очи перед битвой и так же, как и стоящие рядом в строю воины, она готова отдать жизнь за эту землю?

Значит — это её родная земля! Значит — это её Родина!

Разум этого — не знает! Память этого — не помнит!

Но знает — ДУША и помнит — КРОВЬ! Они намного древнее и старше памяти и разума. Это в них осталось от предков, от многих и многих предшествующих поколений родных ей людей!

Именно это дает ей силы в битве! Именно это заставляет петь душу, в восторге от мысли, что она готова отдать жизнь, за это прекрасное, светлое и святое понятие — РОДИНА!

И сегодня, она ведет в поход войско не затем, чтобы освободить любимого человека, вернее — не только затем! Главное — защитить Родину! От алчности, от несправедливости, от коварства. Идем бить врага на дальних подступах, на его землях, чтобы другим неповадно было. Чтобы думать не могли, зарится на нашу РОДИНУ! Чтобы мысли такой не возникало!

От таких дум, внутри разливалось благодатное тепло и укреплялась уверенность в успехе похода. Наше дело — правое! Боги — на нашей стороне!

Мороз уже не казался таким злым и колючим. Сдюжим: и не такое видали!

Утро еще не наступило, когда впереди вспыхнул смоляной факел. Метель к этому времени улеглась, легкая поземка видимости не мешала. Свет факела означал одно: разведка «спецов» — вышла на берег. Двадцать верст по льду озера — были пройдены. Начало похода, можно было считать успешным! До тракта оставалось около четырех десятков верст: по лесам и замерзшим болотам.

Путь еще тот! Узкие просеки в лесах, с ямами и колдобинами. Тайные, незамерзающие даже в лютый мороз — окна топей на болотах. Путь хоть и хоженый, но от этого не ставший безопасным.

Дружине, после бессонной ночи, нужен отдых, и как только воины ступили на твердую землю, Ольга скомандовала привал и короткую передышку. Сразу же задымили костры под котлы, благо сушняка вокруг, было великое множество. Лошадям навесили торбы с овсом.

Гриди зачали рубить еловый лапник: не сидеть же задницами на холодном снегу! Заодно, отправляли надобности. Так — что, в скором времени ходить в этом леске, стало невозможно, без боязни запачкать валенки или сапоги.

Ольга, не поленилась сходить за тем же, в соседнюю купу елок, хотя до неё было не менее двухсот саженей. Оно того стоило: сапоги остались чистыми.

Встречи с Лукой не искала. Знала, что он появится через сутки, как они и договаривались. У него были свои интересы в прилегающих к стольному городу лесах. Его обещанию, догнать дружину до того, как она выйдет на тракт — она верила.

Через малое время, вкусно запахло кулешом. Ольга сглотнула слюну: горячая пища, после такой ночи, была как нельзя кстати.

Старый боярин Сивок, главный смотритель княжеского терема, который увязался в поход, несмотря на недовольство Княгини, принес котелок горячего кулеша, заправленного медвежьим салом. Запах — дивный! К нему полагалась большая кружка горячего сбитня. И то, и другое пошло на ура! Настроение, и так не упадочное, поползло вверх.

Через час, после приема пищи, дружина начала движение в сторону тракта. Порядок построения был прежним: первой ушла разведка из «спецов», затем войско, затем обоз. Время выхода — было на пути к полдню. Снегопада не было, но низкие, черные тучи его обещали.

Сразу взяли хороший темп. Сытые и отдохнувшие лошади и сами были рады погреться, за счет быстрого движения. По просеке ехали в три ряда: ширина большего не позволяла. Кишка колоны растянулась версты на две с лихвой. Когда голова её вышла к болтам, хвост еще змеился по лесам.

Первым, на желтый, пузырчатый болотный лед, ступили сын купца Анисима и два десятка «спецов» Ратищи. Все они были в седлах, но в руках держали длинные, в две сажени слеги, которыми они прощупывали подозрительные места.

Через малое время, за ними тронулась дружина. Над болотом стелился довольно плотный туман. Вырывающиеся из — подо льда смрадные испарения, на безветрии, высоко не поднимались, что значительно мешало движению: лошади фыркали и мотали головами, попадая в островки зловония. Но вскоре, боги сжалились: подул легкий ветерок, и туман отступил к далекому лесу. Скорость движения сразу увеличилась. Лошади и гридни повеселели: путь перестал быть кошмаром.

На обед не останавливались, привалов не устраивали. Дружина стремилась быстрее покинуть гиблое место.

Были потери. Один всадник, из сотни, родов Смиглых болот, по видимости задремал в седле, и лошадь, на несколько саженей, вышла из строя. И тут же под ней провалился тонкий лед. Всадник, вместе с лошадью погрузился в коричневую жижу, и больше на поверхности не показался. Пробовали нащупать их в полынье шестами, но бесполезно: болото было бездонным.

Немедленно, страшную новину передали по цепочке. Это дало результат. Гриди насторожились и больше ни одного, такого случая не произошло. Трагическая кончина товарища, всегда убедительнее всяких предупреждений.

Проводник, изменил направление движения. Теперь они ехали через самый центр болота. Здесь, незамерзающих окон, было значительно больше. Скорость вновь упала.

Короткий зимний день давно перевалил за середину. Мороз ослаб, но повалил густой снег. Крупные снежинки цеплялись за ресницы, таяли на лице. На усах и бородах гриден появились сосульки. Не сладко приходилось и лошадям: у них сосулек в гривах и хвостах, было значительно больше. При движении они тихонько позванивали, и колона стала напоминать зимний, свадебный поезд, увешанный колокольцами. Не хватало только задорных, венчальных песен. Ход еще больше замедлился, от того, что сильно упала видимость.

Но все и плохое и хорошее, когда — нибудь, да заканчивается: голова колоны — вышла на тракт! Об этом, опять же зажженным факелом, оповестил проводник. Напряжение, овладевшее дружину — схлынуло, лица повеселели, голоса зазвучали громче, послышались соленые шутки — прибаутки.

До ближайшего постоялого двора, оставалось три версты, но там они останавливаться не собираются. Там Зычко разместил на постой сотню Хазмата. Да и как можно разместить тридцать пять сотен воинов на постоялом дворе? Если только Княгиню и остальное воинское начальство?

Но так в Ивельской дружине принято не было. Командиры должны жить в тех же условиях, что и обычные гриди! Но этот вопрос не сильно волновал княгиню и воеводу. Народ в поход шел обученный, неоднократно всем гридям приходилось после занятий на дружинном поле, ночевать в снегу. Тем более что мороз не лютовал, а сугробы были приличные: есть куда зарыться. У каждого воина была заготовлена кошма из бараньей шкуры. Завернулся в неё — и в снежную нору. Спишь себе, как в топленой избе. Лепота!

Подъехал проводник, сын купца Анисима — Фрол. Как и договаривались, он возвращался домой. Со своей задачей — довести войско до тракта, он справился.

Ольга его поблагодарила и тепло распрощалась: дальше они сами. С тракта не съедешь!

Возле постоялого двора Княгиня и воевода задержались. Пока горцы разгружали с обоза еду для сотни, она беседовали с Хазматом. Устроились они не плохо: все разместились в отапливаемых помещениях. Хоть и тесновато, зато в тепле! В обе стороны тракта, выставили круглосуточные секреты. Теперь они видят всех, кто движется по тракту, их — никто.

Прощаясь, оставили сотнику клетку с тремя почтовыми голубями. Поскольку он письму не был обучен, договорились, что он будет высылать почтаря только в случае опасности для дружины. Сам его прилет и будет сигналом для войска, что следует ожидать неприятностей.

Поведение самого сотника, никаких подозрений и настороженности не вызывало.

 

36

Снежную пещерку для Княгини, выкопали двое гридней их сотни Симака. На дно постелили толстую подушку елового лапника, на него положили несколько бараньих шкур. Ольга завернулась в кошму из медвежьей шкуры и с трудом протиснулась в узкий вход зимнего убежища.

Заснула — мгновенно: все — таки, предыдущие ночь и день, выдались хлопотными. Снов не видела и проснулась вполне отдохнувшей и в хорошем настроении. Первая в её жизни снежная ночевка, ей даже понравилась. Во всяком случае, холода она не испытала.

Утро выдалось блеклым, слегка туманным, но низкие тучи, новым снегом не баловали. Была уверенность, что день будет ясным. Вкусно пахло луком и мясом от котлов, в которых кухари готовили горячий завтрак. Перед едой, каждому гридню досталось по большой кружки огненного сбитня. После ночи, это было, как нельзя кстати! С тем и другим, Ольга расправилась быстро и с большим аппетитом.

Тракт был насыпной и поэтому, слегка возвышался над местностью. Снега на нем была самая малость: его сдувал ветер на обочины. Чтобы укоротить длину колоны, перестроились по шесть всадников в ряду. Ширина тракта, этому построению, позволяла.

Ольга помнила, что до Гарды, с этого места — три дня конного пути. Но имея под копытами такой твердый тракт и сменных лошадей, надеялась сократить время в пути на треть: до двух дней. В голову колоны стал сотник Рокша, который в конце осени, ходил в разведку, именно по этому тракту и отлично знал все особенности дороги. Он и задавал скорость движения всему войску. С дробным стуком копыт, по промерзшему полотну тракта, на рысях дружина пошла вперед. Пройдя буквально несколько верст, её догнал посыльной из обоза. Доложил, что они стали отставать и что им в хвост, за последней кибиткой, пристроился догнавший их — Лука.

Княгиня отдала распоряжение Рокше, немного уменьшить прыть, а обозу — постараться далеко не отставать. Весть, что Лука с ними, её обрадовала.

Скорость движения колоны упала, но все равно, оставалось приличной. Встречный ветер, вновь заставил гриден, укрыть лица шарфами.

Ближе к вечеру, миновали еще один постоялый двор. Издали он казался необитаемым. Это подтверждал нетронутый снег вокруг ограды. Ни одного следа между трактом и постройкой! Возле него задерживаться не стали.

Верст через десять, их взору открылась неглубокая балка, поросшая редкими молодыми елками. Отличное место для ночлега: глубокий снег, полное безветрие и подстилочный материал в наличии. И от посторонних, случайных очей — скрыты!

Пока кухари варили кулеш и сбитень, гриди кормили и ухаживали за лошадьми. Вторая ночь под снежным покровом, прошла спокойно: без происшествий и тревог. За день они преодолели более половины пути до стольного града.

Утро выдалось ясным, с легким туманом. Это конечно радовало! После побудки, вызвала к себе Ратищу и Якова и Симака. Они прибыли, когда Княгиня и воевода уже доели густую, щедро сдобренную мясом, пшенную кашу и мелкими глотками грелись горячим сбитнем. Присели напротив, прямо в снег. Ольга отставила кружку:

— Ну, что, друзья мои сердечные! Сегодня начинается наша основная работа, ради которой мы пришли на чужие земли. Слушать мои повеления внимательно и громко!

Выполнять их без раздумий и вовремя! За свои приказы, я отвечаю своим титулом и своей шкурой. Обсуждать их не следует. Когда все закончится, и Князь Роман будет на свободе, тогда — милости прошу! До этого мига — только безусловное подчинение. Сомнений не ведаю и требую того же от вас! С нами наши боги! — Ольга, зачем — то перевернула вверх дном кружку и воткнула её в снег. Обвела взглядом собравшихся:

— Главное дело — начинается прямо сейчас. Воевода забирает дружину и следует с ней к стенам Гарды.

Если удастся войти в ворота — то занять стольный город, не нарушая его привычной жизни. Разора не чинить, горожан не притеснять, но и вольностей в их поведении — не дозволять! Как говорят — улыбайтесь врагу, при этом показывая все зубы.

Если в город войти не удастся, запечатываете все ворота, все калитки, перекрываете все тропинки. Чтобы ни одна людина, не могла войти или выйти из него. Делаете из него завязанный мешок. Посады — сжечь. Ночевать будете у костров. В ночное время жгите их побольше и по всем сторонам тына. Пусть видят, что нас пришло много!

Посадских — в полон. Для них оставить какое-нибудь строение. Кормить — из их запасов. на их запасы — роток не разевать: еды у нас своей хватит. Детей и стариков отпустить в город.

Грабить и воровать — не моги! Замеченных в том — вешать без суда! Послаблений и жалости к таким, быть не должно. Я уже не говорю о любителях залезть местным барышням под поневы! Заранее объясните таким: веревки у нас запас немереный!

Отправить в город переговорщиков с предложением сдаться, и потом ждать ответа. В нашем лагере должна быть постоянная суета и заметное веселье. Гридям постоянно пребывать в сшитой, красной одежде. Тулупами пользоваться только тогда, когда ночь, или когда враг не может нас зреть. Постоянно казать горожанам нашу мощь и превосходство!

Еду готовить с наветренной стороны: чтобы запахи еды, ветер сносил в город. Побольше плясок и песен! Враг должен видеть, что мороз нам нипочем, едим мы — от пуза, настроение — славное, и мы никуда не спешим!

Самим штурмов не предпринимать, но попытки их вылазок — пресекать на корню, самым жестоким образом. Тебе все ясно воевода, или есть ко мне вопросы? — Демир отрицательно повел головой:

— Все ясно княгиня! Можешь мне больше ничего не растолковывать! Я, примерно тоже, в своей голове сложил. Все сделаю, как ты велела! — Ольга продолжила:

— А теперь — переходим к самому главному: освобождению князя Романа из узилища. Предлагаю следующий план. Он не окончательный и если от вас будут дельные предложения, то я готова его поправить. Слушайте!

Не доходя пятнадцати верст от Гарды, от тракта, вправо, ответвляется просека, которая ведет к озеру, где на Змеином острове, стоит малая крепость Горазда. Место заточения нашего князя. Движения войска не замедляя, от колоны, в сторону озера, отделяюсь я и отряд «спецов». Со мной пойдут Яков и Ратища.

Полторы сотни «спецов», сила великая, но недостаточная, чтобы крепость в кольцо взять и князя живым вызволить. Поэтому я беру с собой еще и сотню от Речных Ворот, под рукой Симака. Она и будет кольцевать узилище, где держат Романа. План проникновения в крепость и терем — будем строить на месте! Вот такой, вчерне, мой замысел. Готова услышать ваши другие предложения: — Но таковых, у присутствующих, не оказалось.

Без лишних разговоров, каждый бросился выполнять веление Княгини. В обозе, по команде воеводы, готовили шесть кибиток на полозьях, для скарба и продовольствия нового, уходящего по другому пути, отряда.

Лука, видя суету возле саней, в неё не вмешивался. Тихо отошел в сторону, улегся под пушистой елкой и внимательно наблюдал за происходящим. Иногда он так громко хлопал хвостом по насту, что с лап ели сходили целые лавины лежалого снега. Каким — то своим, звериным умом, он чувствовал приближающуюся развязку этого похода. И предчувствие — его не обманывало!

Движение к стольному городу, продолжили в другом построении. Теперь в голове ахали Княгиня, воевода и сотник Таран, со своими воинами. От его сотни была выделена и передовая разведка.

В хвосте колоны, в замыкании — Роман и Ратища со своими «спецами» и сотня Симака с шестью кибитками. Перестроение прошло незаметно для дружины и пересудов не вызвало. Замысел Княгини, начал претворяться в жизнь.

На лицах дружинников, легко читалась настороженность. Разговоры умолкли сами по себе.

Воины не выглядели хмурыми, они выглядели собранными и готовыми решать любые задачи. Понимание скорой развязки, пришло ко всем воинам — одновременно!

Ответвления от тракта в сторону озера, достигли в сиреневых сумерках. Тучи, которые натянуло после обеда, перестали быть монолитным одеялом. Кое — где проглядывало голубое небо. Мороз вспомнил о своих обязанностях и приступил к очередному штурму, зимнего снаряжения гридней. Но на него, возбужденные приближением решающей схватки, воины внимания не обращали.

Княгиня пожала руки Демиру и сотнику Тарану. Пожелала ратных успехов и съехала на обочину. Колона, почти не замедляясь, продолжала свое движение по тракту, в сторону ненавистной Гарды.

Ольга, держа под уздцы Бутона, стоя почти по колено в снегу, провожала взглядом ряды гридней, следующих мимо неё. Над колонной стелилось облачко пара от дыхания людей и лошадей.

Воины, проезжая мимо Княгини, выпрямлялись в седлах и разворачивали головы в её сторону. Так они отдавали честь правительнице, так они приветствовали Великую Воительницу! Ольга понимала, что некоторых из знакомых и незнакомых ей гридней, она, возможно, видит в последний раз, но очи хоть и блестели, но были совершенно сухими.

Да, жалость присутствовала, но она не терзала душу. Созрело понимание, что такова и есть судьба каждого воина, который выбрал трудную дорогу и великую честь: защищать ОТЕЧЕСТВО! Нет доли наиболее ответственной и почетной и во все времена славной, чем защита РОДИНЫ от врага!

И неважно, что умирать придется вдали от родной земли. Смерть за свой народ, за счастье родных людей и будущих потомков — от этого не становится менее героической и почетной. И не только она постигла эту древнюю, как мир истину. Так же понимали, даже не рассуждая об этом, сотники, десятники и рядовые воины. Понимали душой! Знали и верили — кровью!

Когда мимо неё проследовала последняя кибитка обоза, она узрела, что отряд «спецов» и сотня Симака, незаметно для дружины, отделились от строя и поджидают её рядом с ответвлением от тракта. Малой обозик, из шести кибиток, притулилися в хвосте отряда.

Немедленно поступила команда на переодевание. С одной из кибиток достали белые балахоны. Их оказалось достаточно, чтобы в отряде полностью исчез темно — красный цвет одежды и снаряжения. Хватило и для Княгини с Яковом. Длинные попоны, наброшенные на крупы, полностью скрывали масть лошадей. Её можно было определить, только по их ногам, свободным от покрывал по колени.

Бутон, из иссиня-черного — стал девственно белым, как снег! Даже голова была укрыта белым колпаком, удерживающимся на ней, при помощи длинных тесемок.

Если зреть издали, то казалось, что в полотно тракта вбили сотни невысоких кольев, буланого, каурого, гнедого оттенка. Но стоило колоне свернуть на просеку, где снега было значительно больше, чем на дороге, и он доходил лошадям почти до коленной чашечки — они исчезли полностью. Растворилась среди заснеженных деревьев и кустов! И требовалось сильно напрягать зрение, чтобы разглядеть, хотя бы контуры, лошадей и всадников. Их маленькое войско стало невидимым!

Помня рассказ Челака, что просека — гать, которое ведет к озеру Круглому, хорошо охраняется — решили послать, впереди себя, два десятки «спецов». Они должны обеспечить беспрепятственный выход отряда, к самому берегу озера. Во главе десяток отрядили Якова, хотя у Ольги на этот счет были сомнения. Но сам факт, что он до этого, несколько раз преодолевал эту дорогу, отмел все её колебания.

Просека была короткой, от тракта до льда озера — чуть больше версты. Именно поэтому, «спецы» оставили своих лошадей, натянули поверх валенок охотничьи снегоступы и тронулись вперед двумя группами, по обеим сторонам узкой дороги. Ольга, с отрядом, затаилась на небольшой полянке в сотне саженей от большого тракта. Учитывая, что звуки в морозном воздухе распространяются очень далеко, даже в лесу — решили предпринять любые, возможные меры, для сохранения полной тишины.

Гриди стояли по колено в снегу возле своих лошадей, готовые немедленно предотвратить попытки своих четвероногих друзей, случайно заржать. Сами же насторожено прислушивались к любым звукам, вертя головами в разные стороны. Но ничего интересного услышать не удавалось: легонько шумел лес, потрескивая от мороза стволами, Где — то, на пределе слышимости, ревел сохатый. В отдалении, несмотря на вечер, трещали неугомонные сороки. В воздухе, беззвучно кружился невесомый, искристый иней. Других звуков — не было! Оставалось только ждать!

Именно поэтому, совершенно бесшумное появление на поляне «спецов» — стало для всех полной неожиданностью!

 

37

Яков, появился из густого, низкорослого ельника, на другом конце поляны — первым. За ним, в зеленых иголках, стали появляться его воспитанники. Ольга считала: двадцать! Все живы, и судя по виду — здоровы!

Яков, косолапя по глубокому снегу, заспешил к Княгине. Подбежав, глаголать начал не сразу: несколько раз глубоко вздохнув и восстановив дыхание — начал:

— Княгиня, путь свободен! Мы свое дело сделали! Их секрет находился отсюда, саженях в трехстах. Опасения они никакого не чувствовали. Расположились в малой ложбине, имея за спиной густой, молодой ельник, который защищал их от ветра.

За просекой не смотрели. Собрались у большого костра, на котором пекли брюкву. Ровно — дюжина. По снаряжению — не дружинники. Скорее всего — просто стражники! Судя по разговору, сегодня ждали замену, поэтому вчера, вечером, перебрали с медами.

Подойти незаметно к костру, для нас было, что два пальца обрызгать! Рядом, за их спиной — густой ельник! Мы подошли к ним почти вплотную. Срубили их всех — звездочками и кинжалами. Никто из нас, даже мечом не воспользовался! Одним словом — путь свободен. А мои «спецы» получили боевой опыт и спознались с человеческой кровушкой! В будущем — пригодится! — Отвернулся в строну и высморкался сквозь персты:

— Честно скажу, Княгиня! Сам не ожидал, что наши птенцы, так здорово сработают! Мгновенно, без промахов, и главное — без розовых соплей! Дело сделали, тела убрали, и все — без лишних переживаний! Даже меня, соленого в прошлом сотника, завидки берут. — Ольга сдержано похвалила:

— Так и должно в их профессии быть. Пришел тихо, сделал тихо, ушел тихо! Работа такая! Всех отмечу по возвращению, обещаю! А сейчас — вперед!

Повезло. Берег, по окончанию просеки, оказался каменистым и обрывистым. Гранитная круча нависала почти над водой, а по нынешней погоде — надо льдом. До острова, не более версты. С кручи он просматривался великолепно, хотя была еще только вторая половина ночи. Деревянный терем, на две сажени снизу, обложенный песчаником, деревянный тын и подворье — как на ладони! Три сторожевые вышки по окружности. На каждой — двое караульных. Только зоркий взгляд Воительницы, смог различить такие подробности.

Ольга лежала за крупным валуном и жадно разглядывала место, к которому она так стремилась. Караульные постоянно смотрели на берег, на который выходила просека. Тыльная сторона крепости выходила на противоположный берег озера, а до него было не меньше трех верст. Очевидно, что эта сторона вниманием караульных, не пользовалась. Оттуда они опасности не зрели.

Долго, очень долго, Воительница пялила очи на крепость. Наблюдала за сменой караульных, следила за редкими перемещениями обитателей крепости по подворью. Прикидывала наиболее верное направление штурма. Когда очи начали слезиться от напряжения — покинула место наблюдения. План созрел! Хорош он или плох — покажет время, но другого, у неё не было.

Осторожно, стараясь не выдать движения (а вдруг, где — то поблизости, есть посты, ею незамеченные), сползла с кручи. Отряд находился в ложбине, укрытой густыми елями и со сторожевых вышек, просматриваться никак не мог. Воины, как и положено любому служивому человеку, когда удастся время, спали прямо на снегу. Лошади хрумкали овсом рядом, не отходя от хозяев ни на шаг.

Кликнула Ратищу и Якова. Они появились мгновенно. Яков зачерпнул дланью снег и растер лицо, прогоняя недавний сон. Ратища был свеж и только улыбался.

Кухарь принес Княгине полный котелок гороховой каши с вепрятиной (гриди подстрелили молодого кабанчика, пока она лежала за камнем) и большую кружку горячего сбитня. Хлеба не было. Но она этого даже не заметила. Кулеш был на славу, а сбитень — выше всех похвал. Тут и без хлеба можно обойтись!

Ратища и Яков, сидели на снегу рядом, терпеливо дожидаясь, пока Княгиня расправится с едой. Зевая во весь рот, подошел Симак. Кинул под задницу несколько еловых лап и без слов сел рядом. Ольга грела руки об кружку со сбитнем и растягивала удовольствие:

— На вышках по двое караульных. Ерундой не занимаются: службу правят, как надо! Вышки расположены так, чтобы с одной, можно было видеть другую. Наш берег, просматривается полностью, днем незаметно не подойти. Противоположный берег — без присмотра, но от него до острова, более трех верст чистого льда. В светлое время, даже зайца срисуют моментально!

Ночью, с той стороны, идти опасно: ватага кольщиков льда, постоянно чистит полыньи от замерзания, а пробиты они так, что пройти к крепости и не провалиться в озеро — большая удача.

Идти придется с этого берега. Другого подхода у нас нет! Пойдем, как стемнеет. Вернее не пойдем, а поползем, укрывшись белыми балахонами. Если даже ночь будет светлой, есть шанс подобраться к тыну незаметно.

Рва перед крепостью нет, но берега перед ней — крутые и щедро политы водой. Сплошной лед! Задача сотни уважаемого Симака: тайно подойти к тыну, блокировать главные ворота, которые выходят в сторону просеки и ворота, которые выходят на тыльную сторону, к пристани. Оставшихся гридей, равномерно, через каждые пятнадцать саженей, расставить вдоль всей крепости, для наблюдения за защитной стеной.

Но главное, что тебе нужно сделать, Симак, это нарезать надежные ступени во льду, для подъема «спецов» вплотную к тыну и доставить к нему, три штурмовые лестницы. Эти лестницы мы привезли с собой и их сейчас собирают воедино в обозе.

До прибытия к месту подъема на крепостные стены «спецов», твои люди, Симак, должны быть невидимы и неслышимы. Это место, я тебе укажу позже! Оно между левой и центральной вышкой.

Другими словами: твои воины, Ратища, должны просочиться внутрь крепости — в совершеннейшей тайне! Но это уже другой вопрос. Его мы обсудим с тобой после.

Меня сейчас больше интересует твое мнение, сотник Симак! Есть соображения в дополнение к моему плану? Слушаю внимательно! — Симак оторвал веточку хвои и сунул в рот. Пожевал, сморщился от горечи и сплюнул зеленой слюной:

— Как я понимаю, что моей сотне предстоит войти в ворота, когда «спецы» их из нутрии откроют? Мне надо знать, к каким именно и по какому сигналу, свою сотню стягивать? И какова моя задача, после того, как мы войдем внутрь крепости? — Ольга ответствовала не задумываясь:

— Закрыть помещение, в котором проживает отдыхающая стража и пол — сотни княжеских гридей. А это ни много ни мало — более полторы сотни человек!

В само помещение не соваться, если не будет поднята тревога. Оно находится справа от терема. Но все выходы из него — надежно перекрыть! В случае если «спецов» обнаружат и сыграют подъем по тревоге — действуете по обстановке. Жалеть никого не надо: на войне, как на войне! Нас бы кто пожалел!

Мы будем стараться открыть для вас главные ворота. Сигнал для вас, что путь свободен — сами настежь открытые ворота!

С теремом разберемся мы: Ратища, Яков, я и его питомцы. Нас с врагами спутать трудно; мы все будем в белом.

Главная твоя задача — обеспечить нам, скрытное проникновение в крепость! Каждый твой гриден должен всосать её, как молоко матери! Если они нас, или вас обнаружат, весь план летит псу под хвост. А значит и жертв будет неизмеримо больше! И с князем они могут расправиться.

Так — что от тебя, друг Симак, очень многое будет зависеть. Если, почти, не все! — Сотник поднялся, отряхнулся от еловых иголок и снега:

— Все понял Великая Воительница! Сделаю все, что от меня зависит. А может и больше! — Ольга тоже встала:

— Ну, тогда вперед! Положимся на волю наших богов и на их поддержку! — Обняла старого друга и трижды расцеловала в щеки:

— Береги себя, мой милый Симак, мой старый наставник! Помни, что тебя ждет живым и здоровым, первая красавица Речных Ворот — Благана! Постарайся не разочаровать её ожиданий! Тебе с ней еще много надо будет потрудиться, чтобы на свет произвести с десяток карапузов! — Симак благодарно улыбнулся и заспешил к своей сотне. Ольга долго смотрела ему вслед. Ратища и Яков тоже поднялись и стояли рядом. Ольга тяжело вздохнула:

— Ну, теперь, давайте с вами заканчивать нашу подготовку. Времени остается совсем мало! Вот, как все будет выглядеть: до тына идем все вместе. Вернее — ползем! В голове — я, Яков и пять десятков «спецов», которых лично отобрала. Следом — Ратища и остальные наши воины. Сотня! До конца штурма, они в твоем распоряжении, и ты ими командуешь.

Первыми за стену, уходим мы. Наша главная цель — терем. Другими словами, мы освобождаем князя Романа и выводим его за пределы крепости. В нашу работу вы не вмешиваетесь, никакую помощь нам не оказываете, чтоб не случилось. Справимся сами! А любое вмешательство может привести к хаосу и неразберихе. Ваша главная задача, открыть главные ворота для проникновения в крепость сотни Симака и блокировать тыльные, которые выводят на пристань. Их взять под охрану, предварительно убрав караул.

Для этого, сотню делишь пополам. Сам, с полусотней, идешь на главные. Охрану полностью уничтожить: риск нам ни к чему. После прохода сотни, оставляешь на обоих воротах по две десятки, а сам и оставшиеся шесть десятков «спецов», поступаете в распоряжение Симака.

Повторяю: к терему, где работаем мы, вы не лезете. После того, как выведем из терема князя — прикрываете наш отход.

Что нибудь не понятно? Спрашивайте! — Ратища осторожно кашлянул в кулак:

— Княгиня, может, поменяешь нас с Яковом местами? В тереме работа поважней намечается, а у меня обе руки, пока здоровы! Там я нужнее буду! — Ольга сверкнула очами:

— Не может! Будет так, как я сказала. Мне лучше видно, какое место важнее, и где кому быть! Ваши пожелания, меня не интересуют. Дозвольте мне самой решать, кто, чем и когда заниматься будет. На этом закончим. Идите, готовьтесь сами и готовьте своих птенцов. Днем — никакого движения, никаких костров. Терпим! Всем отдыхать! Надобны будете — вызову!

К ночи вызвездило. Очевидно, что боги на кого — то, или на что — то, обиделись, и ночь решили сделать безоблачной. Луна, как желтая тарелка, ожидая своего блюда, невозмутимо весела над головой. Звезды, мохнатыми жемчужинами, соперничали с ней желанием сделать мир красивее и светлее. Единственным союзником Ивельской дружины, оставался туман, который прозрачными волнами, закручивался возле самой земли.

Малое войско Ольги, во всем белом, стояло в трех шагах от блестящего озерного льда. Луна и звезды, смотрелись в него и, глядя на свое отражение — себе нравились. Судя по всему, туман был недоволен их любованием, но соперничать сними и мешать им, был не в состоянии. Силенок не хватало. Стояла первозданная тишина, которую нарушало только потрескивание льда, под натиском краснощекого весельчака мороза.

Ольга улыбалась. Её хорошего настроения никто не видел, но ей это было неважно. Она радовалось вместе с будущим ребенком. Сегодня он проявлял невиданную активность, а каждое его шевеление, доставляло ей несказанное наслаждение и вселяло, ничем неподтвержденную уверенность, в скорой встрече с Романом.

Пора! Она подошла к Симаку, сняла рукавицу и потрепала его по щеке. Усы и борода сотника были густо окрашены инеем:

— Ты только не спеши. Сделай так, чтобы на вышках, тебя не обнаружили. Я буду за тебя молиться и сильно переживать. Начинайте движение!

По узкой расселине между скалами, гриди начали выдвижение к озеру. Белыми тенями они скользили рядом с княгиней, подходили ко льду и исчезали. Только темные, подвижные пятна, затмевавшие блеск льда, говорили о том, что сотня начала движение. Ползком.

На вышках стояла темень. Караульные факелов не палили: так очи глядели лучше. Из крепости доносился ленивый лай крупных собак. Их на ночь выставляли к обоим воротам и пускали гулять вдоль тына. При появлении вблизи крепости чужаков, они заранее предупреждали охрану.

В голову Ольги пришла неожиданная мысль. Подозвала к себе Луку, который сидел поодаль. Что — то нашептала ему на ухо. Лука понятливо рыкнул и мгновенно растворился в сиянии льда.

Боевой азарт и нетерпение клокотали в крови. Больших усилий требовалось сдерживать себя и холодным разумом оценивать обстановку. Хотелось боя, хотелось крови, хотелось победы.

 

38

Все: время вышло! Не смотря на тишину в крепости, Ольга была уверена, что сотня Симака уже давно на месте и занимается порученным делом. Поцеловала в лоб Бутона и передала уздечку обозникам, в задачу которым, вменялось обеспечить уход за всеми лошадьми отряда.

Проверила завязки белого халата и шагнула к кромке льда. За ней двинулись Яков и Ратища. Следом — «спецы». Верста ползком, по скользкому льду — испытание не из легких!

Налокотники и наколенники здорово облегчали движение. Изготовленные из шкуры неизвестной в их краях нерпы, они позволяли не соскальзывать коленям и локтям, при опоре на лед.

Неожиданно ленивый брех собак прервал могучий рык неведомого зверя, в котором Ольга без труда узнала приветствие Луки, своим четвероногим потомкам. Рык повторился еще два раза. Стало удивительно тихо. Караульные псы, от такого приветствия, на какое — то время потеряли голос. А когда пришли в себя — от их бешеного лая заложило уши. И этот лай перемещался к тыльным воротам: видно вблизи их, и находился неизвестный зверь.

До островного берега оставалось саженей пятьдесят, когда Ольга остановила свои червяковые потуги. Стала на колени и достала из — под балахона лук и колчан со стрелами. Умение видеть в темноте — и есть умение видеть в темноте. Она, как днем, видела все, что происходит на ближней вышке.

Оба караульных стояли к ней вполоборота и пялились в сторону тыльных ворот, где заметно уменьшилась собачья активность: неизвестный зверь, больше о себе не поминал.

Почти без промежутка, дважды прогудела тетива и две стрелы унеслись в сторону вышки. Сначала за шею схватился караульный, который стоял немного позади, а затем пришла очередь хвататься за шею переднему. Оба, тряпичными куклами, сползли на пол, и больше их на вышке видно не было.

Та же участь постигла дозорных на втором посту, и все это заняло какие — то мгновения. Путь к тыну — был свободен! Перед ним, почти не скрываясь, копошились малозаметные фигуры в балахонах: устанавливали лестницы, обмотанные белыми тряпками.

Воительница поднялась во весь рост, сбросила, теперь уже не нужную маскировку, и подняла вверх десницу с зажатым в ней луком. «Спецы» отреагировали споро: сбросили балахоны и в полный рост, не скрываясь и не маскируясь, бросились к тыну, к лестницам. При этом, конечно, боевых кличей себе не позволяли.

Первыми, по трем лестницам, ушли на ту сторону, три ударных десятки гридней. За ними, каждый по своей — Воительница, Яков и Ратища. Первые десятки, которые были уже на подворье крепости, обеспечивали безопасность перехода через тын своих командиров. Как только начальство оказалось внутри крепости, за ними устремились, оставшиеся вовне, «спецы».

На подворье пока было тихо, если не считать редкий, уже беззлобный, лай собак у тыльных ворот. С места, где стояла Ольга, открылся вид на третью вышку. Еще две пущенных стрелы, надежно гарантировали, что последние дозорные на ней, тревогу не поднимут.

Вновь поднятая вверх десница, и две отмашки, указывающие два направления движения. Ратища, тихонько свистнул и мгновенно, за его спиной, возникла движение и назначенные им «спецы», с обнаженными, короткими мечами, выстроились в колону по трое. Тихая команда — и бесшумный бег в сторону тыльных ворот.

Когда они растворились в темноте, Воительница обернулась и с удовольствием отметила, что Яков тоже время не терял: её люди были разделены на две группы и готовы к бою.

Сигнал! И команда под рукой Якова, по дуге огибая небольшую площадь с колодцем в центре, тронулась в сторону терема, к его запасному выходу. Команда Воительницы — к парадному крыльцу. Не доходя шагов пятнадцати, залегли в замерзшую сточную канаву.

И вовремя! Из сеней, на крыльцо, вышли четыре человека в снаряжении, с мечами на поясе и тяжелыми топориками на длинных топорищах. Это грозное оружие они, небрежно, держали на плечах. За ними вышел пятый, что — то тихо им проговорил и снова юркнул в сени.

Из левого и правого крыльев терема, почти одновременно, показались две двойки, при таком же вооружении, с чадящими факелами в руках. Четверка на крыльце, разделилась пополам и заспешила им навстречу:

— Смена караула: — сообразила Ольга. Обернулась к «спецам», немного приподнялась, так чтобы её все зрели, и показала им скрещенные руки. Воины в канаве, понимающе закивали головами и зашевелились, готовясь к схватке. Воительница потянула из ножен кинжал разведчика: надежное и грозное оружие, в умелых руках.

Караульные сошлись вместе, почти напротив лежащих в засаде «спецов». Все восемь человек! Чадящий свет нескольких факелов, позволял их хорошо разглядеть. Это были немолодые, заросшие дремучими бородами, кряжистые мужики, в бараньих полушубках до пят.

Ольга изготовилась к броску, подняв десницу над головой, с зажатым между перстами кинжалом. Её жест повторили «спецы». Распределять между ними цели, у неё возможности не было: вся надежда — на сообразительность учеников. Для себя выбрала крайнего слева:

Замах! Бросок! — И тут же убедилась, что её надежды оправдались полностью. Все восемь караульных, пораженные кинжалами, без криков, повалились в снег! Зашипели и погасли факелы. Навалилась темнота, но только не для неё! Спешно освободила свой кинжал из шеи караульщика. Первый успех вскипятил кровь! Ждать больше нечего. Настало время работы: стремительной, жестокой и кровавой!

Ольга птицей влетела на высокое, парадное крыльцо. За ней, громко сопя, спешили её птенцы. На бегу, краем уха, услышала невнятный шум с той стороны, куда ушел Яков со своими воинами, но что там происходит — не смогла понять. Да и времени на понимание и раздумья, совсем не было. Только вперед!

Осторожно потянула на себя, тяжелую, дубовую дверь в сени. К счастью — она была не заперта. Ночное зрение — вновь пригодилось. Из сеней вели две двери, куда — не ясно. Рванула левую. Открылся приличный зал, с массивным столом по центру, уставленным кувшинами и кружками. За ним — человек десять охранников занятых, в основном, игрой в кости:

— Бодрствующая и отдыхающая смена караульных. — Сразу догадалась Ольга. Время еще раннее, зимняя ночь длинная. Поэтому отдыхающая смена не спит, а балуется в кости. Присутствующие — все в легкой одежде: в зале жарко натоплено, но все — при оружии.

Появление не прошеных гостей, заметили сразу. Вжикнули, доставаемые из ножен мечи, загремела отброшенная лавка. Десятка ощетинилась, готовясь к отражению нападения. И оно последовало: Ольга, с мечом в деснице и кинжалом в шуйце, мгновенно оказалась перед ними. Навстречу, размахивая мечом, рванулся один из караульных. Самый смелый, самый нетерпеливый и самый глупый.

Уже первый выпад, сделал смельчака безоружным. Слишком много сил вложил он в первый замах, после которого, встретившись с мечом Воительницы, у него в руке осталась лишь одна рукоятка меча. Лезвие, с жалобным звоном, покатилось по полу. Пока он тупо пялился на осиротевшую рукоять, — в бой ринулись сразу двое его товарищей. Ольга прыгнула им навстречу. Она могла, не прилагая особых усилий, быстро успокоить их на веки вечные, но делать этого не стала. По какой — то причине, её самой непонятной, она пощадила их жизни. Просто их обезоружила! У первого срубила наполовину клинок меча, последнего выключила ударом ноги в живот. Выпавший меч — отбросила каблуком в угол зала.

Оставшуюся семерку охранников, взяли в плотное кольцо её «спецы», во главе с Яковом. Видя такой расклад, они благоразумно избавились от своего оружия и подняли вверх руки, всем своим видом выражая полное смирение судьбе. Тройка, самых ретивых, тоже присоединилась к ним. Вся эта стычка, заняла какие — то мгновения!

— Княгиня подошла к одному из охранников, по виду самому старшему из них. Не выпуская из десницы обнаженный меч, рявкнула:

— Где узилище князя Романа? Где вы его держите? — Отвечать решили все и одновременно, а поэтому, понять что — либо в этом гвалте, возможности не было. Ольга подняла вверх шуйцу. Мгновенно установилась полная тишина. Старший, указал на дверь в углу зала:

— За ней лестница. Она ведет к самой маковке терема. Там коморка, а в ней пленник. Но перед его дверью — еще трое караульных! — Ольга только усмехнулась:

— Это нам не помеха. Хуже будет, если князь почивает. Тогда придется до утра возле его коморки сидеть. Князь очень не любит, когда его среди ночи будят. Рассерчать может! — Обернулась к своим птенцам:

— Яков, вяжите всех! Ты и ты — со мной! Остальные остаются внизу. Готовьтесь к скорому отходу! Яков, тщательно обыскать плененных, изъять все оружие, сложить в какой ни будь чулан и надежно запереть. Работайте, а мы пошли дальше. — Приказала своей команде:

— Мне не мешать! Ваша задача — прикрыть мой тыл. То, что впереди меня — вас не касается! Главное, повторяю, отслеживать все, что у меня за спиной!

Дверь, ведущая на лестницу, была заперта снаружи, со стороны зала. Лестница — винтовая, освещается одним, еле горевшим факелом, укрепленном на стене. Ровно посередине. Начало и конецлестницы скрывается в сплошной темноте, (но для Воительницы это не помеха), и выводит в широкий коридор. По центру, еще один факел. Левое и правое крыло заканчивались тупиками с единственной дверью. Но возле левой двери находилось трое караульных: двое стояли, закрыв широкими спинами дверной проем, а третий — сидел на длинной скамейке напротив. Все стало ясно: тюрьма Романа находилась именно слева.

В схватку Воительница вступать не думала. Не до благородства и нежностей! Взмах одновременно обеими руками и две смертоносные звездочки впились в шеи дверных сторожей.

Предсмертный хрип и шум падающих тел. Третий охранник вскочил со скамейки и с ужасом уставился на поверженных товарищей. Изо рта вырвалось какое — то, толи блеяние, толи стон. Руки шарили по поясу в поисках меча, но его не находили. Наконец, его блуждающие очи, натолкнулись на длинное копье, прислоненное к стене. Сделал шаг по направлению к нему, но было уже поздно: рядом с ним уже стояла Ольга. Короткий взмах десницей, удар дланью в лоб — и растерянность отступила. Наступила темнота, а затем и беспамятство.

Воительница коротко отдала приказ своим сопровождающим:

— Приберитесь тут, а я к князю! Если нужны будете — кликну! — И занялась запорамидвери. Хитрого ничего не было: толстый дубовый брус поперек всей двери, вставленный в массивные, чугунные скобы. На уровне лица — прорезано окошко, в локоть длиной и шириной и забранное густой металлической решеткой. Но оно меньше всего сейчас интересовало Ольгу. Она спешно, ломая ногти, вытягивала из скоб запорный брус.

Сердце так часто и гулко билось в груди, что казалось, вот — вот выскочит наружу! Сгорая от нетерпения, потянула на себя дверь. В нос ударила густая вонь человеческих испражнений.

Князь Роман сидел на высоком топчане, свесив босые, грязные ноги и смотрел в сторону двери. На полу валялся, сброшенный с топчана, обычный бараний тулуп. По всей видимости, Роман спал и его разбудил шум схватки. Ольга смотрела и не узнавала владельца своих постоянных дум.

Отечное, желтое лицо, спутанные, давно не мытые волосы, тусклый взгляд. Казалось, он не узнавал свою недавнюю любовь и избранницу. Ольга сделала шаг от двери вглубь коморки. Запах усилился и стал нестерпимым:

— Роман, милый, ты, что меня не узнаешь? Или не рад моему появлению? — Князь продолжал сидеть на топчане. Смотрел на неё, но взгляд не выражал никаких эмоций:

— Почему же не узнаю? Ты Ольга и воевода моего княжьего войска! Вот только вопрос: почему моя мать — Княгиня, так долго не посылала тебя для вызволения меня из плена?

Или посылала? Но тогда получается, что ты не спешила? Как случилось, что я столько лун провел в этом вонючем закутке? — Ольга догадалась, что он ничего не знает о кончине Старой Княгини и поэтому задает такие вопросы:

— Не все так просто: я сейчас тебе все объясню! Мужайся Князь! Твоя матушка и наша Княгиня, в середине первого осеннего месяца, покинула эту жизнь и ушла в лучшие миры за облака! Не смогла она пережить твой плен. Ослабла сильно. Болела недолго. И ушла.

Мне очень горько, что тяжкую весть пришлось довести до тебя — именно мне. Прими её с мужеством, как подобает воину и Князю! — Никаких страданий на лице Романа не отразилось, но некоторое время, он сидел молча, словно обдумывал свалившуюся на него новину:

— Ну и что, с того? Некому было повелеть тебе отправляться с войском ко мне на выручку? Что, думские бояре обо мне забыли? Или может быть, ты строптивость проявила и их приказам противилась? — Злость плеснулась в голову Воительницы. Почему он позволяет говорить с ней в таком тоне? В чем её вина? Какие — то глупые обвинения в её сторону, которые она никак не заслужила! И что самое обидное — холодное безразличие в поведении, во взгляде! За что? Ответа не было! И ожидать его, как она догадывалась, придется долго!

 

39

— Некому надо мной было повелевать и команды мне отдавать. После кончины твоей матушки, я стала княжеством править!

— Ты? Княжеством? И кто тебе это позволил? — от равнодушия Романа не осталось и следа.

Раскрытый от изумления рот, так и остался открытым! Ольга на это внимания даже не обратила:

— Вече стольного города Ивеля. Твоя судьба тогда была неизвестна. Я думаю, ты знаешь, что ни одного воина отряда, который ушел с тобой в погоне за Гораздом — в живых не осталось. Узнать о твоей судьбе — возможностей не было. Все наши поиски, ни к чему не привели.

Я предприняла попытку найти твои следы на том берегу, но мой маленький отряд попал в засаду и десять самых лучших воинов дружины, которые были со мной, погибли. Я чудом осталась в живых. Вернулась в Ивель, только благодаря участию Луки и Бутона.

Еще раз повторяю: о твоей судьбе было ничего неизвестно! Ни-че-го! А тут — тяжелая болезнь и последующая кончина твоей матушки!

Для людей княжества, из — за наших бед — жизнь не закончилась! И негоже оставлять, в смутные времена, княжество без присмотра и управления! Вече решило: княжить мне!

Волхвы княжеского капища предоставили мне присягу, которую я приняла в присутствии послов и горожан. Так я стала Княгиней. По всем нашим законам! Правила, как подсказывала совесть и честь. Блюла наши порядки и законы, заботилась о благе твоего княжества.

Может не все у меня получилось, и не все успела сделать, но корить мне себя не в чем. Делала все, что было в моих силах. Уверена, что стыдиться мне нечего! — Роман скривил рот:

— Говоришь, что о благе княжества заботилась? Значит казна пустая? С непривычки привыкать к роскоши и неге, наверное, не просто? В княжеских хоромах и на княжеских харчах — жизнь не дешевая! — Ольга отшатнулась, как после пощечины. Услышанному — верить не хотелось! Ну не мог так сказать любимый ею человек!

— За казну можешь не беспокоиться: казна не оскудела. Даже пополнилась значительно! — Но Роман уже её не слушал. Наморщив лоб, думал о чем — то другом. Помолчав — изрек:

— Как решило вече — так и перерешает! Как волхвы старались с присягой — так и перестараются! Все станет на свои места. Не может безродная отроковица носить княжескую корону! — Ольга задохнулась от возмущения и негодования:

— За корону не держусь. Просто, подчинилась воле народа княжества. — Повернулась и вышла за дверь. Постояла какие — то мгновения и вернулась в коморку:

— Роман! Что с тобой произошло? Очнись, стань прежним! Я хорошо понимаю, что тебе пришлось пережить за время плена, но все это уже в прошлом.

Дружина твоя — у ворот Гарды. Я, с моими лучшими воинами — здесь. Ты свободен, все твои беды и унижения позади! Возьми себя в руки и правь княжеством, как и раньше! Я тебе в этом не помеха, а помощь! — Повернулась и ушла. Теперь уже окончательно. Возвращаться снова в коморку, она не собиралась.

События в тереме и последующие объяснения с Романом, заставили Воительницу потерять нить операции по захвату малой крепости на Змеином острове. Не было никаких вестей ни от Ратищи, ни от Симака. Как у них развивались дела, она понятия не имела. Именно этим она, в первую очередь и занялась: выслала обоих своих помощников вызвать к ней командиров групп, которые выполняли её задание.

Спустившись по винтовой лестнице в зал, убедилась, что у Якова все нормально. Все десять караульных, надежно и крепко связанных, сидели у стены и хлопот не создавали. Оружия при них не было. Яков точно выполнил все её указания.

Симак, в сопровождении Ольгиного посыльного, появился из той же двери, через которую, совсем недавно, в зал ворвалась Воительница со своими «спецами». Без тулупа, в одном красном кафтане, из под которого выглядывает броня, но розовощекий и довольный:

— Княгиня! У нас все путем! На обоих воротах наши. Ратища запустил сотню через главные ворота, а сам, тем временем, со своими гридями, наглухо запечатал помещение, где на постое были полторы сотни охраны и княжеских гридей. Но там особых трудностей не возникло.

Немного пошумели «спецы», когда охрану возле терема снимали: гладко и бесшумно не удалось. Успели в помещении тревогу сыграть и двери — окна запечатать наглухо.

Но мы — то желанием не горели, к ним в горницу в гости вламываться. Оцепили всю пристройку, заблокировали крыльцо — и дальше ни ногой. Когда это поняли защитники крепости, то тоже успокоились: попыток выйти на площадку, для открытого боя, не предприняли. Так и сидят сейчас, хоть и в темноте, но зато в тепле и под крышей. И мы, и они — вельми довольны, что обошлось почти без крови! — Было заметно, что бывший лихой сотник, находится в прекрасном настроении.

Воительница отвела в сторону своего старого друга и наставника. Подальше от чужих ушей и глаз. Глядя прямо в очи Симаку, тихо поведала:

— Друг мой! Пока ничего не спрашивай. Будет время и возможность — сама все потом объясню. Просто сделай так, как я тебе скажу и главное — ничему не удивляйся и держи язык за зубами. Во многом, я и сама не разобралась: и времени для этого очень мало и ума и житейского опыта, если честно сказать, не хватает. Просто, по старой дружбе прошу: сделай так, как я сказала и не задавай вопросов. — Симак озадачено повел головой, но перечить не осмелился. Слишком уважал он бывшую Найдену, а ныне Великую Воительницу, Княгиню Ольгу. Даже — любил!

— Повелевай мною, как тебе заблагорассудится, Княгиня. Расшибусь в лепешку, но все, что в моих силах — сделаю! — Ольга благодарно улыбнулась:

— На верху, в коморке — князь Роман. Живой и при силе. Но заточение и плен не прошли для него бесследно: что — то у него с головой случилось. Так — что не удивляйся. Думаю, что со временем, все станет на свои места. Отдохнет в своем тереме, попьет медов старинных, подышит вольным воздухом и придет в себя. Станет прежним Князем Романом!

Возьми с собой еще одного своего гридя, который сообразительный и не болтливый. Оденете князя потеплее, завернете его в тулуп и незаметно выведете из терема. Место ему будет в обозе. Подбери для него кибитку поновее, поприличнее. Полностью застелите её изнутри шкурами медвежьими, соорудите лежанку поудобнее и помягче из тех же шкур и отгородите её пологом от лишних очей. Одним словом — сделайте кибитку, достойную для хворого князя!

Возле неё поставь постоянную охрану из четырех гридней и кроме меня, к ней никого не подпускать. Даже близко!

Отряди хорошего кухаря, чтобы еду готовил самую лучшую, какая возможна в походе. Чтоб всегда у него был горячий сбитень и крепкий мед. За остальным, я потом сама присмотрю! — Симак снова кивнул головой: — Сделаю!

Ольга вышла на мороз. Возле пристройки, где проживало воинство Горазда, суеты заметно не было. В отсутствии Симака, всем здесь распоряжался, главный над «спецами» — Ратища. Его питомцы и гридни из далеких Речных Ворот, густо обступили пристройку, где укрылись защитники крепости.

Близко к ней не подходили, но и не прятались: стояли в полный рост. Обнаженные мечи хищно посверкивали в ночном свете. У некоторых, в руках снаряженные луки. А что: лишней осторожность не бывает! Воительница помахала десницей Ратище. Тот выполнил её приказ, не задерживаясь, бегом. Очи сверкают, полные, боевого азарта. Из рта — клубы пара, хотя на дворе не сильно холодно. Знать, поднял жар в теле — до необходимого предела:

— Ратища! Поручаю тебе глаголать с ворогом, об их возвращении в стольный город Гарду. Обещаю зла не чинить и препятствий их уходу не ставить. Слово даю княжеское! Объясни, что их островная крепость будет предана огню.

Даю им ровно час. Пусть грузят все, что хотят на свои повозки и лошадей и уходят просекой. Мороз не лютует, до Гарды — пятнадцать верст: дойдут и не вспотеют! Погибших забрать с собой. И пусть развяжут пленных, которые лежат в тереме. Про сторожевых собак пусть не забудут!

Да, скажи, что пускаю красного петуха в крепость, не по злобе, а по справедливости. В отместку за мучения, которые перенес наш князь, будучи у них в плену. И пусть помнят: с нашим народом лучше жить в дружбе, чем яриться в битве! А к дружбе — мы всегда готовы! Об этом, пусть крепко помнят и ценят нашу доброту и справедливость! Передай, что мы уходим с острова, как только рассветет. Пусть поторопятся, чтобы нам на тракте не тесниться!

 

40

Хвост колоны, бывших охранников и защитников крепости, всосался в просеку, и на острове воцарилась тишина. Стоящие на берегу, воины отряда Княгини, смотрели на дымный след факелов, который стелился надо льдом озера, указывая их путь к большой земле. Ольга обернулась к Симаку:

— Приступайте, время торопя. Будем надеяться, что мы не идем против воли наших богов! — Сотник скомандовал, и сразу возникла деловая суета: цели и задачи для каждого гридня, были распределены заранее.

Задымили факела, заскрипели оси кибиток, выходящего на ровный лед обоза. За ним потянулся, пока еще неровный, строй сотни Симака.

Ратища и Яков, со своими питомцами, резво устремились к Главным воротам крепости: пришла очередь работы огневой команды.

Ольга восседала на Бутоне и в сторону бывшего узилища князя не смотрела. Боролась с нерадостными мыслями о странном поведении Романа. И эту борьбу она проигрывала: уж слишком сильно отличался нынешний Роман от того, которого она знала раньше, и ради которого, она была готова умереть.

Вздрогнула от осознания смысла, последней мысли: — «…ради которого, она БЫЛА готова умереть»! Что значит БЫЛА? А ныне? Она, что не понимает, каким испытаниям подвергался, какие пытки испытал?

Понимает! Помнит! Но она также помнит первого сотника Игрецкой дружины Вяхиря! Тот был в плену более года, и негде ни будь, а у степняков, у самого хана Турана! А это не князь Гарды!

Помнила рассказы людей рода, как его после этого лечили, как всем миром ставили на ноги! Всем миром поднимали!

Но не было у земляков воспоминаний о том, что Вяхирь, проявил отчаяние, обиду или злость. А это был простой СОТНИК! А думает она сейчас, о пленнике с титулом КНЯЗЬ! И это далеко не одно и то же! Сравнение — не в пользу Романа. Оправданий его поведения, приходилось отыскивать с большим трудом.

Тряхнула головой, стараясь выстроить мысли в нужном направлении: а так — ли она права, позволяя себе осуждать любимого человека?

— Она, лично, испытала, что такое неволя? — Нет!

— Может, её многократно топили в озере? — Нет!

— А может, её держали в вонючем закутке, под постоянным присмотром бдительной стражи?

— Тоже нет!

И не ей ломали волю, постоянным обещанием, в скором времени, оказаться в вечном рабстве на галерах!

И не ей грозили лютой и позорной казнью на главной площади!

И не её терзала неизвестность и отчаяние одиночества по ночам, когда казалось, что тебя все бросили и от тебя отвернулись боги!

Такие мысли немного успокаивали её, но мало оправдывали его! Легче становилось в голове, но не умиротворяли, истерзанную смертной тоской, душу.

Топот лошадиных копыт прервал её размышления. Это был Ратища:

— Княгиня! У меня для тебя новина! Под помещением, в котором обитало гораздово воинство, мы обнаружили каменный подпол, в котором великий запас продовольствия! Всего, что там заготовлено, пересчитать не хватило времени. Говорю навскидку: хлеба в мешках — пудов более тыши; сотня бочек солонины; пудов сто пятьдесят всяких круп; десятка два бочек соленой рыбы; вяленого и сушеного мяса — много, но не считали сколько. Бочек под сто — соленых грибов, огурцов, капусты, брусники, клюквы и всякой другой ягоды.

Одним словом: тем, что там заготовлено, можно год кормить всю Гарду! Чтобы все пересчитать — дня не хватит! Думается мне, что это не запас для крепости. Это личная захоронка самого князя, на черные времена. Слишком много всего там припрятано. Одних медов — четырнадцать бочек! — Ольга хитро улыбнулась:

— Ишь ты, как у вас здорово получается: все посчитать не удалось: только примерно, на глаз. А вот с медами, счет точный! Ровно четырнадцать! — Ратища притворно вытаращил очи:

— Княгиня, не подумай ничего дурного! Просто эти бочки на самом виду стояли. Мы к ним даже не притронулись. Так, чуть — чуть распечатали, чтобы узнать, что в них хранится! Я лично ковши нюхал и могу тебе доложить: мед сварен на славу! Видно и у них мастера есть. Знают сколько малины в него класть надо. — Отвернулся в сторону и сладко отрыгнул: — Хотя, на мой вкус, я бы положил побольше! — Ольга, не переставая улыбаться, поинтересовалась:

— Охрану на хранилище надежную выставил? Смогут они после охранения в седла сесть, а то места в обозе мало: все кибитки полнехоньки! — В ответ Ратища набычился, свел густые брови к самой переносице:

— Не обижай недоверием своих птенцов, Княгиня! Порядку и послушанию они вельми обучены. Когда пробу снимали с бочек, я дозволил им по глотку с каждой бочки отведать. Не более!

Опосля, самолично затычки в бочки ставил и воском поверх заливал. А Яков, на воске, знаки хитрые ставил, чтоб мирские соблазны упредить. Да если бы и не ставил — все равно ни один наш воин, на меды не покусится. — Ольга перебила:

— Сжечь крепостицу можно, но подземелье сохранить от пожара? Жалко добро огню предавать, а вдруг сгодится? — Ратища почесал указательным перстом висок:

— А что тому хранилищу станется, если даже помещение, что над ним, в головешки превратиться? Подпол каменный, в аршин толщиной из песчаника сложенный. А вход в него — в десяти саженях, возле колодца оборудован и сторожевой вышкой скрыт.

Мы его случайно обнаружили! Есть у меня десятник по имени Голуб: имеет очи зоркие и цепкие, как у орла степного. Он то и приметил, что самая большая каменная плита под вышкой, неровно уложена. Стал оглядывать то место и подъемник хитрый обнаружил, при помощи которого, та плита поднималась.

Так — что можем жечь все строения, без страха навредить хранилищу! — Ольга несколько мгновений думала, затем резко взмахнула десницей:

— Зажигайте! И чтоб головешек не было. Один пепел! От тына — тоже! Весной остров должен стать зеленым, а к осени, молодая поросль должна скрыть все следы того, что здесь когда — то, было узилище князя! Но последнее — не ваша забота. Ваша — удобрить землю золой и пеплом. Остальное, я поручу матушке природе!

Спину припекало тепло от нехилого пожара. Княгиня, не оглядываясь, во главе колоны из полторы сотни спецов, покинула злосчастный остров. Рядом, в шаге позади, шли кони Якова и Ратищи. Лед переливался и сверкал всеми цветами радуги: от зеленого, до малинового. Чем ближе они подходили к горловине просеки, тем буйство цветов теряло силу, превращаясь в обычную смену света и тени. Огонь заканчивал свое пиршество, уступая свои права голубому утру. Звезды уже покинули небосвод, и небо над трактом заметно окрашивалось, в пока еще робкую, алую, утреннюю зорю. Погода обещала сегодня быть под стать делам дружины.

Нарождавшийся день знаменовал рождение нового этапа в жизни Княгини Воительницы. Время новых ожиданий и надежд.

Маленький отряд спешил к стольному граду Гарде. На тракт вышли, когда уже совсем рассвело. На ярко — синем небе — ни одного облачка. Огромные ели, вплотную обступившие полотно дороги, начали освобождаться от снега. Лапы, под воздействием оттепели и яркого солнышка, которое радовало последние два дня, сбросили толстенный слой снега, распрямились и несуразные, словно облизанные столбы, превратились в пушистые, привычные для взора ели.

Прошли уже верст восемь, когда на тракте обнаружился одинокий всадник, вовсю гнавший коня им навстречу. Из — под короткого тулупа, выторачивался красный кафтан: кто — то из своих, определила Ольга. Приблизившись вплотную, он резко остановился, подняв лошадь на дыбы. Молодой, розовощекий гриден, ей был незнаком, хотя она его несколько раз видела и в лицо запомнила. Вид — донельзя серьезен, но блестящие очи говорили о том, что он не с худой вестью. Лихо покинул седло и отвесил глубокий поклон:

— Княгиня! Посыльной от воеводы, десятник сотни Симака — Снегирь! — Громко представился прибывший гонец. Глядя на пышущее здоровьем, курносое лицо, легко было понять, откуда у него такое звонкое имя. Но по малой дружине Игрицы, она его не помнила.

— Позволь передать тебе, на словах, послание воеводы Демира! — Ольга, с улыбкой, кивнула: таким статным и веселым воином — трудно было не залюбоваться! Он действительно походил на красногрудого снегиря, поющего весеннюю песнь на ветке дерева. А он, звонким голосом, продолжил:

— Дружина вошла в стольный город Гарду — без боя! Горожане сами открыли ворота и впустили дружину! — От такой неожиданной новины, Княгиня даже привстала на стременах:

— Да ну! Давай подробности выкладывай!

— Не обессудь Княгиня, но я мало, что знаю. Не по чину мне ведать подробности. Доложу только то, что велел воевода и добавлю, что зрел сам!

С вечера все было как обычно: костры палили, вечеряли, песни пели, под дудки плясали. Стража по тыну ходила, на нас пялилась. Мы её шутками — прибаутками задирали, они нам тем же ответствовали. Вообще — то, они к нам без злобы в очи зрели, обидных речей со стен не выкрикивали, даже по матушке нас не посылали!

Зависть, в их поведении ясно прослеживалось — это да! Особенно — когда мы костры под котлами разжигали и еду для себя и полоненных посадских людишек готовили. Стражники со стен кричали посадским, спрашивали, чем мы их потчуем. И было такое чувство, что они готовы к нашим котлам спуститься! Голодно у них Гарде, это по их рожам хорошо видно было.

А в полночь все и случилось: со скрипом отварились главные ворота. Из них, с факелами, стали выходить люди. В основном — дружинники, но и простых горожан много виделось.

Следом выехали сани, запряженные в одну лошадь, а на ней — мертвый князь Горазд. Навстречу к ним вышли наши начальники с воеводой во главе. О чем глаголали — я не слышал, чином не выслужился, но после этого, поступила команда входить в город.

Народу возле ворот собралось прилично и настроены они к нам приветливо, хотя и с опаской необходимой. Несколько бочек с медами вскрыли, каждому нашему воину, братину с пахучим питьем предлагали, знакомство теплое устроили!

Дольше я не зрел, меня воевода к тебе, Княгиня, посыльным отправил: новину передать. А звучит она так. — Снегирь задрал голову и закатил под брови очи:

— Гарда наша! Ворота открыли сами и без штурма. Горазда казнили сами горожане, за непотребное к ним отношение и лютость. В городе голод. Бойтесь удара в спину. За два дня до смерти, Горазд послал трех голубей соседям, с которыми состоит в родстве, с просьбой о скорой ратной поддержки против нас. Получил обещание помощи от двоих своих дальних родственников. Третий отказал.

Их дружины будут идти по Гнездовскому тракту, со стороны Смиглых болот. Как они велики — точно неизвестно, но речь идет трех — четырех тысячах воинов.

От сотника Хазмата, вестей не получали, значит дружины, пока, мимо него не проходили. Остальные подробности при встрече. Думаю — надо поспешать! — Снегирь шумно выдохнул и перевел дух:

— Вот, что велел передать тебе воевода. Я всю дорогу заучивал порядок слов и в этом, гораздо преуспел. Донес до тебя — очень близко к тому, что мне глаголал воевода Демир! — Ольга вновь улыбнулась: определенно ей этот посланник — очень нравился!

— Благодарна тебе за такое усердие! Без награды, обещаю, не останешься! — Посланец, неожиданно для неё набычился:

— Не надо меня обижать, Княгиня! Я не за личными наградами в поход шел, как и мои побратимы по дружине. Для всех нас, самая высокая награда — освобождение из полона нашего Князя Романа и верная служба тебе, Княгиня. Но все равно: твоя высокая оценка моих скромных стараний, мне зело приятна! — Ольга понимающе склонила голову и жестом разрешила следовать рядом с собой. Простой десятник и рядом с самой Княгиней — это уже великая честь!

 

41

Так и ехали: впереди Ольга, в двух шагах позади — Симак, Ратища, Яков и Снегирь. За ними следовали гриди, «спецы» и в хвосте — маленький обоз. Возле одной из кибиток, прямо по тракту, в гордом одиночестве трусил хмурый Лука. С полной уверенностью можно было догадаться, что в кибитке находится Князь Роман, и что к ней, никто посторонний, не приблизится!

Неожиданно Бутон шарахнулся в сторону. Не привыкшая к такому поведению своего коня, Княгиня с трудом удержалась в седле, уцепившись обеими руками в густую гриву любимчика. Причиной конфуза, была птица, вылетевшая из придорожного куста и стремительно пролетевшая прямо перед мордой княжеского скакуна.

Ах, а что это была за птица! Пораженная её видом, Ольга, широко раскрыв очи, смотрела ей в след. Величиной она была с очень крупного фазана, но не это поразило всех, кто её видел. Оторопь вызывал цвет птицы, ранее никем и никогда не виданный: она была густого, ярко — синего цвета! Настолько густого и яркого, что меньше всего походила на птицу. Больше — на огромный, летающий цветок — василек!

За спиной у Ольги, кто — то взвыл раненой белугой. Как потом оказалось — Снегирь! И тут же запричитал, словно баба на погребении:

— Ну почему мне так не везет в жизни! Я ведь совсем недавно проезжал мимо этого куста, а она тогда не вылетела! Ну что ей стоило перед моим конем пролететь! Сука синекрылая! Ведь могла меня осчастливить, но почему — то побрезговала! — На молодого десятника жалко было смотреть: губы тряслись от нешуточной обиды, на очах набухали крупные слезы, речь прерывалась судорожными всхлипами. Княгиня недоуменно глядела на впавшего в настоящее горе гридня:

— Ты чего так расстроился? Что произошло? И что это было? — В булькающей речи Снегиря, трудно было разобрать слова:

— Княгиня! Тебе несказанно повезло! Ты подняла с земли птицу счастья. Синюю птицу счастья! Такое бывает один раз в три сотни лет! Такое поверье живет среди местных жителей!

Человек, перед которым взлетит синяя птица — получает огромный кусок счастья до конца его жизни! Главное — её увидеть и проследить её полет! И еще: ему даруется новое, невиданное умение, о котором он никогда и не помышлял! Которое делает его великим человеком, независимо от того, какой он жизнью жил, до встречи с синей птицей. — Голос Снегиря упал до еле слышного:

— И этим человеком, мог стать — я! Но не стал! Не судьба. — Далее его речь понять было невозможно. Бормотание, всхлипы и сморкание через персты. Ольга, ошарашенная услышанным и увиденным — молчала: таинственная синяя птица, умение, которым раньше не обладал — бред да и только:

— Не расстраивайся десятник! Все мы её зрели и все проследили полет. Значит счастье в жизни, нам обеспечено! А новое умение… Новое умение можно трудом и прилежанием приобрести!

Главные ворота были распахнуты настежь. Возле них было замечено несколько воинов в красных кафтанах и с десяток гриден местных караульных. Причем — все они стояли вместе.

Еще издали завидев отряд Ольги, один из красных воинов вскочил на коня и ускакал в город. Оставшиеся гриди выстроились в одну шеренгу на обочине тракта.

Из ворот вылетели с десяток конников в красных кафтанах. Во главе — воевода Демир. По бокам — сотники. Демир зело доволен, лицо лоснится от радости встречи. Кобылица под ним в таком же настроении: прямо — таки вытанцовывает перед Княгиней, а скорее всего — перед Бутоном:

— Княгиня, у нас все в порядке! Дружинники все в тепле и уюте! С местными — ладим и даже дружим. Одно плохо: кроме как медами, угостить нас горожане — ничем не могут. Голод в городе! Я, самовольно, принял решение кормить местных детей, тем, что остается в котлах после нашего питания. Невозможно наблюдать, как смотрят они в рот нашим гридням, когда они едят!

Но я не давал команды, лишнего в котлы закладывать. Воины сами в еде начали воздерживаться, чтобы детям больше досталось! А тут я, ни осуждать, не приказывать — не в силах! Божеское дело это: детей от голодной смерти спасать! Провианта у нас, еще на четыре дня с запасом, а там перейдем к воздержанию. Летних запасов жирка на телах у воинов, на пару недель еще хватит. — Ольга шмыгнула носом:

— Не надо экономить на еде. Завтра займемся её доставкой в город. Сегодня можете закладывать в котлы по полной, не думая про запас. И горожан кормите, и самим хватит. Обещаю!

Где мне притулиться? Веди, показывай, там и доклад полный приму от тебя. Местных важных людей пригласи. Хочу с ними общения и ознакомиться с их видением того, что произошло в княжестве.

Воевода, остановился на постой в длинном, нежилом, бревенчатом доме: очевидно в служебном помещении. Дружинники, каждый в своей десятке, жили в избах горожан, стараясь сильно не теснить хозяев. Удобств — никаких, тесно, но зато тепло!

Ольге предоставили большую горницу, мебель которой состояла из длинного стола и скамеек, широкой лежанки и огромной печи, которая занимала треть помещения. В углу, на скамейке, стояла ведро с ковшом для питья; под скамейкой — ночная бадья с крышкой. Лежанка застелена несколькими медвежьими шкурами. Вот и все! Но Ольга не расстраивалась: бывало и хуже. Ведь приходилось же и в снежных норах ночевать, да и на еловом лапнике, под открытым небом — ночь коротать! По сравнению с тем, эти хоромы — княжеские.

Князю досталась горница отличающаяся от её, только размерами. Ольга стояла в коридоре, когда он, не глядя по сторонам, проследовал в свое, временное жилище. Прошел в шаге от неё, как мимо пустого места. Тоска вновь захолодела в её душе.

Подумав, решила устроить сегодняшнею вечерю, совместно с Романом, Симаком и Демиром. Может, заговорит князь, может, встрепенется в теплой компании, и возвернется вкус к жизни!

Сказано — сделано! Необходимые распоряжения кухарям отданы. Приглашенные лица — оповещены! Оставалось только ждать.

Демир, обстоятельно и подробно, докладывал о событиях, которые произошли в Гарде. Ольга была — само внимание. Воевода специально вещал с остановками, давая возможность Княгине осознать важность происшедшего и задавать походу рассказа вопросы:

— Пока мы не вывели детей и стариков к воротам, и не запалили посады — говорить снами они не желали. После того, как посады превратились в головешки — задумались, а затем из ворот вышла небольшая толпа с белыми полотнищами. Но князя среди них не было. Два волхва, несколько бояр и купцов, воевода и трое сотников. Все в дорогих одеяниях, а последние — еще и при оружии.

Глаголать с ними я взял с собой Унибора и сотника Тарана. У них были знакомые из тех дружинников, что были у нас в плену. И точно: двое сотников были у нас в гостях. С ними в первую очередь и затеяли разговор.

И знаешь, Княгиня, что интересно? Особого страха и злобы, у всех вышедших из города, в очах я не приметил: только настороженность и удивление!

Представляться, кто мы такие и зачем пришли к стенам их стольного града — потребности не было. Они все понимали! Но я все равно поведал им, что мы не для пира к ним наведались, а пришли чинить спрос за их непотребство по отношению к нашему правителю.

Они молча выслушали нас, и оставив без ответа наши к ним претензии, гуськом удалились за ворота. Я успел им во след прокричать, что мы даем три дня и три ночи на размышление и после — штурм! Если, конечно, не будут выполнены наши условия.

На следующий день, к нам зачастили перебежчики. За сутки, к нам из города выбрались больше тридцати человек разного сословия. В основном, это были те, кто был не согласен, с поведением князя Горазда. А он лютовал, да еще как!

За одно только утро, по его приказу, казнили четверых горожан, которые прилюдно вещали, что мы не звери и зла их народу не желаем. А пришли к ним с законными требованиями. Все они были дружинниками, которые побывали в нашем плену. Народ роптал и проклинал Горазда.

В вину ему ставили, что он даже к осаде не готовился, зная, что мы придем вызволять своего князя, которого тот захватил пораненного и незаконно гнобит на острове.

В городе назревал голодный бунт. Кормить было нечем даже детей! К слову надо сказать, что голод у них начинался, задолго до нашей осады. К зиме, народ княжества, не смог подготовиться из — за похода, затеянного князьями. А купить продукты на стороне — не позволяла пустая казна.

На совет, как жить дальше, тайно, горожане решили собрать наиболее влиятельных людей стольного града. Но среди них оказался предатель, который донес о совете князю. Горазд, как всегда был скор на решение: вчера утром, все тринадцать почетных граждан Гарды, пошли под топор палача. А вот это был уже перебор. Такого князю — простить люди не могли!

Начался бунт, который взял под свое крыло, воевода дружины — Зосим. Поднялись все: ремесленники, мастеровые, работники пристани. Ближе к полуночи, гридями дружины было блокировано княжеское подворье, а в терем к князю, ворвалась разгневанная толпа горожан. Защитить его никто не мог, да и не желал.

Все было кончено в считанные мгновения. Князя и четырех его дружков, с которыми он гулеванил в светелке под самой маковкой терема, насадили на пики и вилы и выбросили из окна.

В полночь, городская стража открыла Главные ворота, и выдало нам тело убиенного князя. Вот так распорядились наши боги. Они коварства и непотребства — никому не прощают. — Воевода зачерпнул ковшом холодную воду из ведра, с охотой выпил, и вытер усы дланью. Ольга задумчиво произнесла:

— Да, страшная смерть! Не хотела бы я так кончить! Аж мороз по коже!

— Тебе. Княгиня, такой конец не грозит! Тебя наш народ уважает и любит! — Ольга усмехнулась:

— Знаешь, как мудрые люди говорят? — От любви до ненависти — один шаг! Ну да ладно! Благодарю тебя за подробный доклад. Пожалуй, необходимость моей встречи с важными горожанами, на сегодня, отпала. Поговорю с народом позднее, когда посвободней буду. А сейчас прошу разделить вечернюю трапезу со мной и близкими мне людьми: Романом, Симаком, Унибором. Понимаю, что пировать и веселиться, пока рано, но желаю я — немного развеять тоску и печаль нашего Князя. Не откажи в моей просьбе! — Воевода встал и низко поклонился:

— Располагай мной по своему усмотрению, Княгиня! Тем более: — не в поход зовешь идти, а к столу приглашаешь. Этому мы, завсегда с радостью!

Когда Ольга вошла в горницу Романа, он лежал уткнувшись носом в стену и до пояса укрытый медвежьим пологом. Воительница прошла до окна и вернулась к лежанке:

— Роман! Я пришла пригласить тебя на вечерю. Будут только наши, и тебе будет с ними интересно. Вставай, приводи себя в порядок, и пойдем со мной. Стол уже накрыт! — Роман зашевелился. Отбросил крылья полога и сел, прислонившись спиной к стене. Ольга удивилась: почивать на лежанке не снимая при этом сапог — в голове не укладывалось. Роман сладко зевнул и запустил пятерню в грязные, нечесаные волосы:

— Не стоило будить: я в компанию не набивался. — Еще раз зевнул:

— Но раз уж поспать спокойно не дали, то придется идти. Все равно, заснуть я сразу не смогу! Выйди, мне на бадью присесть надо. Хотя — я могу и при тебе. Ко всему привык! — Ольга молча покинула его горницу.

На душе было гадко. К себе не пошла. Прислонилась к стене возле двери и некоторое время, просто неподвижно стояла. Охрана из четырех воинов, стояла чуть поодаль и делала вид, что они ничего не зрят. За это она им была очень благодарна.

Роман появился из двери: засаленный кафтан наполовину расстегнут; портки, лишенные пояса — низко спущены и открывают несвежее, желтое нательное белье. Лицо ничего не выражает. Прошествовал мимо и свернул в горенку Ольги. Охрана, слишком явно делала вид, что ничего необычного не происходит. Ну, вышел из своего помещения Князь и прошел в помещение Княгини. И что? Обычное дело!

Нет! Не обычное! Это был ДРУГОЙ Князь. Не тот, которого знали гриди в Ивеле. Бледная копия ТОГО Романа, который правил княжеством пол — года назад!

Уже завтра поползут слухи, что князь сломался, превратился в болотную пиявку, или, во что еще худшее. Это уже не самодержец, который правил княжеством и за которым народ был, как за каменной стеной. А это уже — начало конца княжеской власти и начало безвластия. Это уже — конец!

 

42

Кухари постарались, как могли. Стол был накрыт так, как будто бы они находились в родном городе и времени у них на приготовку блюд — было немерено. По центру стола стояли два деревянных блюда с запеченными молочными поросятами. Крупный осетр примостился рядом. Жаром истекали масляные перепела. Соленые рыжики, горкой умастившиеся в большой миске, издавали восхитительный запах укропа и чеснока. Соленые же огурчики, по длине, не превышали мизинец. Очищенные и обжаренные лесные орехи, уютно плавали в густом меду. Отдельно, на широком блюде — молодой зеленый лук.

Пища сытная, мужская. Тайной оставалось, гдекухари, в осажденном городе, достали такие продукты. Откуда меды, наливки и пиво — вопросов не возникало. Как и наличие на столе яблок, груш и клюквы.

Ольга заняла место в торце стола, накрытого белой, льняной скатертью. Рядом усадила Романа. По левую сторону — Симак и Унибор; по правую — Демир и сухой, жилистый, невысокий воин, с коротко подрезанной бородой: воевода Гарды — Зосим. Его велела, в последний момент, пригласить к столу сама Ольга.

Роман сидел с ровной спиной, глядел перед собой, положив длани на чистую скатерть. Казалось, что он ничего не видит, и его ничто не интересует. Мужчины разлили по кружкам меды. Ольге, Демир налил полный кубок вишневой настойки. Выпили и сразу навалились на еду. Говорили мало: чувствовалось, что за день все оголодали. Лишь один Роман, уныло тыкал вилкой в тарелку. Еда его тоже не интересовала.

Налили по второму разу и сразу выпили. Князь — первым, и тут же, не дожидаясь остальных, повторил. На желтых щеках выступил нездоровый румянец. Обвел помутневшим взглядом присутствующих и перстом, с обгрызенным ногтем, указал на Зосима:

— А это кто с нами за столом? Ранее, я его не зрел! — Ольга хотела объяснить, но гость это сделал сам. Встал, расправил усы и густым, рокочущим басом представился:

— Воевода дружины Гардского княжества — Зосим. По личному приглашению Княгини Воительницы Ольги! — Было непонятно, как такой мощный бас смог уместиться в такое небольшое тело.

Роман тоже поднялся со скамьи. Перст, направленный на воеводу, он не отводил. Очи загорелись зловещим огнем:

— Какой — такой княгини? Моя матушка покинула этот мир! А моя жена находится далеко от этих мест! Не могли они сделать тебе приглашение! И я тебя за этот стол, насколько помню, не звал! Как я могу сидеть за одним столом с низким, грязным, отвратительным тюремщиком? — обвел взглядом сидящих: — Вы, что, не понимаете? Это же наш враг! — Набрал полную грудь воздуха и рявкнул:

— Взять его! В кандалы! А завтра, с утра, — на плаху! И этот проклятый город, пристанище недочеловеков — сжечь дотла! Вместе с его жителями, не обращая внимания на возраст и пол! А пепел развеять по ветру, чтоб памяти о нем не осталось!

Повелеваю: в плен никого не брать! Кто будет пытаться спрятаться или бежать — всех рубить, всех колоть, всех рвать на части! В живых никого не оставлять! Это княжество, должно исчезнуть с лица земли, как и любое упоминание о нем! — На губах у князя выступила обильная пена. Он уже не говорил, он кричал в полный голос и топал ногами. Ольга, бледная, кинулась к нему:

— Князь, успокойся, возьми себя в руки! О чем ты глаголешь? Ты хоть себя слышишь? Кого жечь, кого резать? Народ Гарды, нам не враги! Наш враг Горазд, но он уже мертв!

За нас, за тебя, отомстили сами жители Гарды! Своего князя приговорили к смерти и приговор исполнили! Так за что их карать? По его велению они ходили в набег на нас, его приказ исполняли. Так же, как мы, выполняли бы твое повеление! В чем их вина? — Роман не слышал её. Или не хотел слышать. Лицо покрылось каплями пота и красными пятнами. Пена скапливалась в уголках рта и сбегала по бороде. Очи бегали от Ольги к Зосиму и обратно. Он был страшен:

— Ты кого защищаешь, шлюха? Моих мучителей? Моих палачей? Почто жалость к ним проявляешь? Почто лукавишь передо мной? — Голос его упал до змеиного шипения:

— А, понимаю! Родственные души! Одно дело делали. Они меня к смерти ладили, а ты — мою матушку и жену мою, на кроду отправляла! Княжий трон под свою задницу готовила!

Князь Горазд оказался хлюпиком: шесть лун собирался, но никак не мог решиться лишить меня живота! Кары богов страшился! Не то, что ты!

Ты свое черное дело сделала! Неповинных людей смерти предала! Княжество под себя подгребла! Я — единственная помеха! Вот ты и пришла, по мою душу, с войском, последнее препятствие к короне устранить! — Ольга вцепилась в край столешницы так, что персты свело судорогой. В очах сплошная темнота. Она была на грани обморока. Ребенок, под сердцем, ворочался в смертельной обиде. Чтобы не видеть всего этого кошмара, она закрыла очи.

Тяжелый звук удара привел её в чувство. Первое, что она увидела — Стоящего передней Демира, с десницей сжатой в кулак. Роман лежал на полу. Воевода вытер длань о белую скатерть и обернулся к Ольге:

— Прости Княгиня мою несдержанность! Готов нести любое наказание. Готов принять от тебя любую кару! Ну не мог я слушать такие оскорбления в твою сторону. Совсем князь с головой перестал дружить! — Ольга с трудом отлепила персты от стола. С трудом выдавила из омертвевших губ:

— Не кори себя, Демир! Если бы ты этого не сделал — сделала бы я. Но я, могла бы и убить! Унесите Князя в его горницу, обмойте ему лицо и уложите в пастель. Пусть поспит, может, к утру, разумом просветлеет. — Симак и Унибор бросились выполнять княжеское повеление. Ольга взяла кубок и допила остатки вишневой настойки.

Мертвенность губ не проходила. Сердце в груди билось, как у пойманной птахи. Неожиданно настойка подкатила назад к горлу. Рвотный позыв был настолько силен, что сдержать его она не смогла. Вырвало прямо здесь, возле стола и тут же страшная, кинжальная боль внизу живота, заставила её вскрикнуть и согнуться пополам.

Внутри разгорался костер. Нет, не костер: огромный кострище! Сознание начало плавиться, уходя куда — то на задворки. Сквозь пелену боли и жара, успела услышать, как Демир и Зосим, перекрикивая друг — друга, зовут лекарей. И это было её последним восприятием. Дальше была сплошная темнота.

Вначале прорезался слух. Она услышала чьи — то легкие шаги и старческое бормотание. Затем вернулось чувство собственного тела. Но лучше бы оно не возвращалось: костер внутри её уже не горел, но тлел прилично. Казалось, только пошевелись, и он вспыхнет с удвоенной силой.

Чуть — чуть приоткрыла очи и сквозь густоту ресниц, узрела сухонькую старушку, лицом очень похожая на Домну. Она что — то толкла пестиком в ступе возле стола. Губы её почти беззвучно шевелились. Старушка или говорила сама с собой, или пела для себя какую — то песню. Из — под белой косынки выбивались реденькие, седые волосы. На рукаве двуцветной поневы — круглая, зеленая заплатка. От старушки веяло добротой и уютом.

— Ольга расслабилась и вновь смежила очи: потянуло в сон. И вдруг яркая, без грома, молния пронзила все её существо: она не чувствовала под сердцем своего ребенка! ЕГО ТАМ НЕ БЫЛО!

Сознание мгновенно сковал животный ужас. Казалось, что каждая клетка её тела кричала, вопила, стонала, рыдала — ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НИКОГДА!

НО ЭТО — БЫЛО! Великая Воительница Княгиня Ольга зашлась в беззвучном плаче. Тело трясло, как при падучей. Почувствовала легкую, горячую длань на своем челе и снова провалилась в черную, мохнатую темноту. Это, наверное, и спасло её от безумия.

Сознание медленно возвращало Княгиню к жизни. С трудом, она вспомнила, что с ней произошло. Тяжкие переживания и волнения последней седмицы — сделали свое черное дело: она лишилась СВОЕГО ребенка!

Почувствовала на челе мягкую старческую длань. Старушка сидела на краюшке лежанки и гладила Ольге голову. Из губ лилась протяжная, нежная колыбельная песня. Очи её были закрыты.

На столе горела лучина, распространяя густой запах хвои. Горящие поленья в печи уютно потрескивали и разбрасывали розовые блики по стенам.

Ольга рывком села на лежанке. На очи хлынула волна мути. Старушка спрятала руки под вышитый птицами передник:

— Ребенок был мертвым? Мальчик? Девочка? — Сиделка сразу не ответила. Высвободила руки из — под передника и положила их на колени Княгини:

— Не мельтеши, голубушка. Дай душе и телу прийти в себя. Настращала ты их зело. Время нужно, чтобы они снова вкус к жизни почувствовали. Бабья доля наша такая: еще не народившихся детей в облака провожать! Даже у таких знатных, такое, хоть и редко, но случается. У нас простых — много чаще!

Толи по хозяйству, толи на ниве живот перегрузишь — и вот тебе результат. Еще вчера плод под поневой трепыхался, к жизни готовился, а сегодня загас и навсегда упокоился. И ты его скидываешь: для нового место готовишь! Этого не родила — другой следом завяжется, которого ты доносишь и на свет белый выпустишь.

У тебя тот же случай, хотя ты жилы из себя, трудом праведным, не тянула. Не понравились твоей девочке переживания и сложности нашего мира, напугалась она этого, вот и решила погодить с рождением. Будет ждать, когда в твоей жизни, душевных тягот станет меньше, тогда она к тебе и вернется.

А ты наперед мысли настраивай! Тяжесть в себя пускай, когда душа на месте укрепилась, когда с миром людским в согласии живешь, когда в круге, народ с пониманием к тебе относится, и ты его тоже разумеешь. Иначе, конец может быть таким же плачевным.

Половину её слов Ольга не понимала: она давилась сухими слезами и без звука выла волчицей:

— Девочка! Моя не родившаяся дочка! Прости меня, если сможешь! Ты бы знала, как страшно понимать, что человек, подаривший тебя мне, по своей недалекости и слабой воле — забрал тебя на веки — вечные. Прости меня дочка за то, что я мучительно долго ищу оправдания его словам и поступкам, но найти их, у меня не получается.

Прости меня, родная, что не смогла оградить тебя надежным тыном от сумасбродства и жестокости твоего отца и ничтожного самообладания твоей матери. Нет нам прощения, и не будет, до тех пор, покуда мы живы.

Мохнатая чернота привычно, в очередной раз, обживала её сознание. Окружающее сворачивалось в кокон, прочно удерживая её внутри. Туннель! Позади темнота, впереди — слабый свет лучины, которая зажата в легкой, теплой, старческой длани.

Потому, что лучина не горела, а в горнице царил полумрак, Ольга поняла, что уже утро. Или вечер. Она совершенно не чувствовала времени!

В помещении, кроме неё, никого не было. В изголовье, на скамейке — кувшин накрытый белым полотенцем. По запаху — фруктовый взвар. Холодный.

Нацедила половину кружки и с удовольствием выпила. Вставать не хотелось, и в членах чувствовалась нешуточная слабость. Дрова в печи прогорели, но от неё шло блаженное тепло. Ольга натянула меховое покрывало, отвернулась к стенке и закрыла очи. Но вновь заснуть не удалось. В горнице появилась вчерашняя старушка. В руках, замотанный в полотенце, небольшой глиняный кувшин. Ольга оторвалась от подушки:

— Бабушка, скажи, как мне к тебе обращаться. Второй день вы за мной ухаживаешь, а я даже имени твоего не ведаю! — Старушка усмехнулась:

— Зови меня бабка Устинья. Так меня все кличут и я на это имя откликаюсь. А вот ухаживаю я за тобой не второй, а пятый день. Во сне ты сбилась в счете времени, и это лепота! Человеческое существо ищет жизненные силы там, где разум, день — ночь перестает различать. Где время, для божьего существа, как бы останавливается! Вот там — то и берутся силы для жизни. А сейчас — выпей это: пока отвар горячий. Оно тебе необходимо и через два дня, ты сможешь встать на ноги.

Ольга, обжигая губы, выпила почти половину кувшина горько — кислого напитка. В животе сразу разлилось живительное тепло. Во рту остался неприятный привкус, зато остальной организм взыграл бодростью. Ну, прямо хоть сейчас в сечу!

— Бабушка Устинья, а может быть ты знаешь, каково состояние Князя Романа?

— Конечно знаю: Я ведь и его настоем потчую и мокрые полотенца к левой зарнице прикладываю. Упал он неудачно, и об угол стола сподобился так приложиться, что синяк полностью лишил его обзора со стороны шуйцы. Два дня компрессы прикладывала. Сейчас око открылось, а синяк в желтяк превратился. Смотреть на него страшно! Вся левая сторона — сплошной желтый ковер с синими прожилками и полосами.

— Ну, это ничего! Красоваться ему не перед кем. Он из горницы совсем не выходит, и к себе, кроме меня, никого не допускает. Злой он на жизнь! Всем недовольный: — Устинья тяжело вздохнула:

— Червяк неверия в ем поселился. Точит его изнутри, покоя разуму не дает. А к хорошему, такой плотоядец, никогда не приводит. Сожрет он его, сточит в труху человеческую — Старушка вздохнула еще тоскливее. Ольга вторила ей.

 

43

После короткого сна Княгине стало легче. Слабость полностью не прошла, но она уже могла, без помощи Устиньи, вставать с лежанки по своим надобностям. Даже решила, после обеда, вызвать на доклад воеводу Демира. Но он её опередил: явился сам и еще до обеда.

Выглядел хмурым, чем — то озабоченным. Загудел с самого порога:

— Княгиня! Не обессудь: переживать вместе с тобой случившиеся — не буду. Знаю, что это лишнее! Тебе нисколечко не поможет, да и я, толком, тому не обучен!

Знать боги наши так решили, и ты их судить не моги. Каждому своему дитю, а ты тоже дитя божье, они свою судьбу определяют в зависимости от жизненной ситуации. Такую, какая нужна, на тот момент им, и всему нашему народу, всему нашему обществу. Нам, со своего шестка, их планы неведомы и нашему разуму — неподвластны. Поэтому смирись с их волей и не посмей корить их за содеянное с тобой!

Знать, в настоящее время, ты нужна для другого дела, отличного от материнского. Не пришел еще твой черед, пеленки заворачивать!

Прости, что говорю грубо, без утешений. Но мнится мне, что тебе ничьи сочувствия не помогут, а только расслабят твою волю. Для простой женщины, такое допустимо и возможно; для Великой Воительницы Ольги — неприемлемо и опасно. Даже в думах.

Сцепи зубы и крепись. Покорись воли богов. Женская богиня Макошь, тебя без своего покровительства не оставит. Осчастливит тебя материнской долей, когда придет твое время, а сейчас, как я разумею, оно еще не пришло! Ныне — другое твое назначение для княжества, для народа, для мира. Ныне — роль тебе отведена не просто матери, а защитницы — матери . Той, что без страха бросается в пылающую избу, для спасения своих малолетних детей!

Ты, наверное, видела, как защищает своих птенцов в гнезде, не думая о своей жизни, малая птаха от огромного ястреба. Это и есть — ты! Только ты не птаха! Ты — Княгиня! И на твоих птенцов, на твой народ, покушается хищник, пострашнее ястреба.

Прости меня Воительница, что так много глаголю! У меня плохие вести для тебя: Вчера, рано утром прилетел почтовый голубь от Хазмата. Пустой, без письма. Как мы и договаривались: у него нет людей, которые владеют нашими рунами. Просто — он нас предупреждает об опасности!

А сегодня ночью от него прибыл гонец со словесным докладом. Он сейчас спит, после двух бессонных ночей, но я у него все вызнал и могу тебе основное поведать. Подробности, если пожелаешь, узнаешь после его отдыха. — Ольга внутренне собралась. К плохим вестям ей было не привыкать. Они следовали с завидной регулярностью, наверное, потому, что хорошие новины, из её жизни исчезли напрочь:

— Говори, не томи. Я уже ко всему готова! Наводнение, мор, нашествие, пожар — или еще что — то новое? — Воевода, не просясь позволения, грузно сел на лавку. Неторопливо стащил с головы подшлемник. Волосы, подпорченные колтунами, рассыпались к плечам:

— Третье. Родственники, к которым обращался, за помощью, Горазд, выполнили свое обещание: их дружины пришли на землю Гарды. Пришли большим числом, чем просил покойный князь. Больше четырех тысяч дружинников и наемников в их рядах.

Хазмат меня приятно удивил. Я к нему приглядывался в Ивели, когда он привел отряд с Караньских гор. И его воинские таланты, меня не вдохновили. Обыкновенный сотник. Не более!

Рад, что ошибся! Он оказался куда умнее, чем мне глянулся. Во первых, Хазмат, сам организовал удаленный секрет на тракте который ведет из Гарды на стольный город Векшу. Выставил его за пятнадцать верст от постоялого двора, где мы его воинов разместили.

В старой, охотничьей избушке, которая с тракта не просматривается, выставил пост из пятерых своих воинов, способных к наблюдению и разведке. Задачу им поставил: круглосуточно следить за всеми перемещениями на тракте.

Они то и засекли, что ночью, мимо них прошла великая воинская колона. Посчитать число воинов, возможности не было.

Хазмат лично возглавил поиск. Выяснил, что в поход идут воины трех дружин, трех княжеств. Одеты все были по — разному: снаряжение каждой дружины отличалось от другой. Подсчет воинов показал, что в для оказания помощи Горазду, следует чуть более сорока двух сотен воинов и обоз из пятидесяти восьми кибиток.

Незаметно, для них, пошли вровень с трактом. На другой день, войско остановилось и простояло два дня, ничего не делая, только занимаясь едой и отдыхом. После этого — развернулись вспять и последовали в обратном направлении. Ровно за постоялым двором, где были укрыты воины из Караньских гор, пришлые дружины повернули с тракта в сторону озера Белыхи. Причем пошли аккурат по тому же пути, по которому пришли мы.

Хазмат, малыми силами, продолжал следить за пришлым войском. Пока те шли по болотам — это особого труда не составляло. Но когда они достигли льда озера, дозор вельми усложнился. Пришлось днем отсидеться на берегу, и лишь дождавшись ночи, последовать по их следу.

Помнишь, Княгиня, каменный островок верстах в трех от этого берега? Мы рядом проходили возле него перед утром. Разглядывать его, времени не было. Я единственное, что запомнил, это высокий скалистый обрыв в сторону нашего берега.

Так вот: войско к нему и направлялось. На нем и остановилось без опаски. Костры запалили, еду принялись готовить.

Хазмату ничего не оставалось, как назад, к болотам возвернуться. На чистом льду, он со своими людьми, как муха на белой скатерти: видим с любой стороны за пять верст!

И опять, Хазмат, принимает правильное решение: захватить кого — либо из врагов, чтобы язык развязать и об их планах дознаться.

Им повезло: на другой день им в руки попался не простой воин, а боярин, начальник воинского обоза. Надо сказать, что и здесь Хазмат поступил мудро: после спроса, боярина утопили в полынье, подстроив дело так, будто он случайно в неё попал, не разглядев тонкий лед в вечерних сумерках.

А спрос дал многое. Выяснилось, что войско получило весть, что князь Горазд мертв и в Гарде, с радостью, встретили войско Княгини Ивельской.

Вот и возник у них план: уничтожить войско и саму Княгиню при возвращении домой. Они правильно рассчитали, что в Гарде, дружина Ивеля, задерживаться не будет. Княжество не может долго оставаться без военной силы. Очень лакомый кусок для соседей, представляет богатеющее княжество, у которой есть Белыха и Речные Ворота.

Тем более, что воинские силы, на нынешний день, почти равны. И путь возвращения нашей дружины — им известен. Вот и принято было решение, напасть на нас из засады, когда мы её совсем не ожидаем. Из — за маленького островка, который мы, на обратном пути, миновать не сможем. Это наш самый короткий путь.

После разгрома нашей дружины — бескровная прогулка на стольный город Ивель, который защищать некому.

Княгиня! Среди нас, лазутчиков у них нету. Но о нашем продвижении они будут знать от своих соглядатаев в Гарде и постов, которые они выставят вдоль тракта. По их разумению, атака из — за острова, четырех тысяч конников, которую мы ждать не можем — даёт им уверенность в полной победе.

Про это гонец от Хазмата ничего не говорил. Это я сам уже промыслил. Шансы порубить наше воинство, у них очень высоки: нас три с половиной тысячи, примерно, и мы после трехдневного марша. Их — более четырех тысяч и они свежи и нападут из засады. Шансов у нас — мало, а если быть разумным — то их вообще у нас нет! — Демир опустил голову, показывая, что он очень встревожен сложившейся обстановкой:

— Пока, Княгиня, я вижу только один выход: немедленно уходить из Гарды! Если мы пробудем здесь еще несколько дней, то вороги, не дождавшись нас, пойдут на Ивель. А оставшиеся в стольном городе вои, защитить его от четырехтысячного войска — не в состоянии. Нам надо выходить на лед и принимать бой, не думая о его исходе. Только так мы можем спасти Ивель!

— Ольга погрузилась в раздумье. Считала и пересчитывала возможные выходы из ситуации. По всему выходило, что покидать Гарду и идти на лед озера, нужно было, не затягивая время. Мысль, не дожидаясь встречи с дружиной Ольги пойти на Ивель, могла запросто прийти в голову вражеским воеводам. На их месте, она бы так и поступила.

Захватить богатый город и потом, в тепле и сытости, выдержать осаду голодного и промерзшего войска Княгини — шансы у них определенно есть! Получается, что Демир прав во всем. Идти на встречу с врагом — надо, но как это сделать? Её смущала слабость, которую она испытывала, после происшедших событий.

Можно конечно, отправить дружину под рукой воеводы, а самой отлежаться еще несколько суток, налегая на отвары бабы Устиньи. Но она понимала, что так поступить не сможет. Не в её правилах выводить на битву дружину, без своего участия! Как это она объяснит боевым побратимам, что она скажет в свое оправдание? Что слабость сразила молодое тело? Бред и еще раз — бред!

Причем тут плохое самочувствие, когда на кону судьба княжества и судьба многих десятков тысяч её соплеменников. Она обязана возглавить сечу, а про свои женские слабости, забыть до лучших времен. Нет у неё такого права: хворать в то время, когда отчизна в опасности!

Все! Думы в сторону. Решение принято. Теперь надо начинать действовать!

— Воевода! Готовь дружину к походу. Выступаем в полном составе завтра с рассветом. Поторопи обозников и лично проверь, чтобы они ничего не упустили. Вызови мне воеводу Зосима и главного «спеца» Ратищу. У меня к ним есть дело. Выполняй, время не торопя, но и не экономя. Главное, чтобы все ладно сложилось.

Да, и еще одно: В кибитке, в которой едет князь Роман, приготовь еще одно спальное место. Завтра, поутру, определишь в неё князя и боярина Сивка. Он будет находиться при Романе неотлучно. Что ему делать — я сама ему растолкую. — Воевода кивнул и вышел.

Воевода Зосим и Ратища прибыли вместе. Ждать их долго не пришлось. Ольга усадила обоих на скамейку, угостила горячим, грушевым взваром:

— Ратища, воевода! Я вас долго не задержу. У тебя, Ратища — дел невпроворот! Поэтому, не затягивая время, скоро растолкуешь воеводе, как добраться, до закромов Горазда на острове.

Зосим, мы завтра уходим из Гарды. Помощь, которую призвал, покойный князь Горазд, подоспела с небольшим опозданием. Поняв, что отныне он в помощи не нуждается, дружины его родственников сели на нас в засаду. На льду озера. Есть опасения, что, не дождавшись нас, они пойдут с осадой на наш стольный город. А там, кроме городских воев, никакой военной силы нет. Поэтому принято решение не испытывать их ожидание и сойтись с ними в битве на льду озера.

Ты же — остаешься в Гарде за главного. Собирайте вече и решайте вопрос, кто станет правителем княжества. Это ваше внутреннее дело и нас оно не касается.

Но я знаю, что на Гарду надвигается настоящий голод, и мы можем, в борьбе с ним, оказать вам посильную помощь. Сейчас вы уйдете и сотник Ратища, поведает тебе, как добраться до закромов Горазда.

После нашего ухода, собирай в городе все сани, повозки, кибитки и отправляйтесь за едой на остров. Все привезенное, бери на личный контроль. Дели продукты малыми порциями, по справедливости и корми народ. До весны, если будешь рачительным — должно хватить.

Если этот год будет неурожайным, или еще, какая напасть с княжеством приключится, и к следующей зиме вы подготовиться не сможете — пришлешь ко мне гонца с известием. Чем сможем — поможем! Но это при условии, что вы сами не будете лениться думать, и работать в поте лица.

Заготавливайте больше рыбы, её в озере Круглом в изобилии, бейте птицу и зверя по лесам и болотам и все складируйте в ледники. Торгуйте с прибылью и не тратьте понапрасну казну.

Ни один житель Гарды, не моги отлынивать от заготовительных работ! Считать это воровством и спрос за это, вести соответствующий. Если ко мне вопросов нет — идите: у вас еще дел по горло!

 

44

Возникшая опасность нового набега, предчувствие новой, кровавой битвы, отвлекло Ольгу от личных бед. О них напоминала только приходящая ниоткуда слабость и внезапная сонливость. Вот только что, она была полна сил, голова была светлой, мысли верными и складными. Прошло совсем мало времени, после разговора с Зосимом и Ратищей, а уже веки налились тяжестью, каждый шаг по горенке дается с превеликим трудом и неудержимо влечет к кушетке с подушкой.

Ольга решила не противиться. Легла и завернулась в меховое покрывало. Сон пришел мгновенно. Но это мало походило на обычный, оздоровляющий сон. Это больше напоминало полузабытье, где трудно различить, что происходит во сне, а что рождается в её воображении. После такого отдыха, она возвращалась в этот мир потная, усталая и еще более слабая. Так было и сейчас. Непонятные видения заполонили душу и разум, сразу, как только она смежила очи.

Вначале к ней явился приемный отец: посадник Речных Ворот — Икутар. Он внимательно и строго оглядел дочь:

— Что, новая напасть пришла по твою душу? Хочет свалить, растоптать, размягчить разум? Не волнуйся и не бери в голову: это ей уже не под силу! Вот если бы это напасть свалилась тебе зимы три назад, то тогда у неё могли быть шансы. Сейчас — ни одного!

Вспомни: разве тогда ты умела разогревать мыслями свое тело, до того, что становишься нечувствительной к холодному снегу? А я тебя научил этому! И теперь ты свободно можешь ходить по нему босой, не боясь окоченеть. Помнишь, как это делается?

Зажги костер вверху живота своего, а когда он разгорится, распредели его огонь по всем членам тела! И не забывай подбрасывать в него поленья мысли, чтобы он не смог загаснуть. — Последние слова он говорил, как бы удаляясь от неё на большое расстояние, и они все сильнее затихали, затихали….. И наконец, пропали из её слуха. Затем лицо отца подернулось волной, потеряло четкость и превратилось в темное пятно. Ольга перевернулась на другой бок.

И тут же — другая картина: туман стелется ровно по земле, то скрывая, то открывая грязный, в земляных разводах, лед. На высоком холме, шагах в двухстах, стоит её родной отец. Тот, что изображен в камне. В блестящей черной куртке и синих, простроченных желтой нитью, портках.

Как она видит такие подробности на таком далеке — непонятно! В руках у него, тот самый камень, в который втиснуто их семейное отображение. На безымянном персте шуйцы — её серебряный перстень с черными камушками: подарок купца Некомота.

Между ними глубокая пропасть, дна которой не видно из — за плотного тумана. Где то на дне, слышно журчание речки или ручья. Точно — не рассмотреть. Глянула влево, вправо — пропасти конца и края не видно. Ширина приличная: и на Бутоне не перескочишь. Надо лететь: отец ведь её дожидается!

Сложила, как её тому учили (кто? когда?) длани вместе, и спрятала их на груди. Причудливо, одной ей известным способом, переплела персты. Короткий разбег, сильный толчок ногами, и вот уже она зависла над пропастью!

От открывшегося внизу вида, захолодело в груди. Немного подала вперед сложенные лодочкой и соединенные между собой длани — и вот она уже не висит над бездной, а плавно и медленно летит над землей. Пропасть осталась позади, но холм, на котором стоял отец, вроде бы не приблизился.

Еще чуть-чуть подала вперед длани — скорость полета увеличилась, но холм не приближался. Он, как бы держал постоянную дистанцию, между собой и летящей Ольгой. Значит, дело здесь не в скорости!

Остановила полет и зависла неподвижно в саженях пяти от грязного снега. Ничего не оставалось, как смотреть на отца издали.

Тем временем, Отец поднес перстень к камню. Сверкнула маленькая искорка и из торца камня вырвался белый луч, очень похожий на тот, что она видела во сне про Сивков луг. Он уперся в лежалый снег у подножия холма. В том месте, взвилось белое облачко пара, снег исчез и обнажилось каменистое основание холма. Через мгновение — камень потек!

Так, как течет мед из колоды бортника. Над местом расплава, закурился серый дым. Отец довольно улыбнулся и снова приложил перстень к поверхности камня. Луч пропал.

Некоторое время отец улыбался, потом кивнул головой. Никому! И тут же по картинке побежали волны. И снова лик, теперь настоящего отца, превратился в темное пятно. Короткий сон Княгини — закончился. Пот, усталость и слабость — присутствовали.

Ольга потянулась к кувшину с чудесным настоем бабки Устиньи. Все, что в нем было, допила до донышка. Ожидаемое тепло растеклось по телу. Откинулась на подушку и замерла на время, собираясь с мыслями. Мыслить было о чем!

Сон, она в этом была уверена, был не простой, а вещий, как говорят волхвы. Но, что он вещал, в настоящий момент было загадкой. Думать надо, думать! И проверять догадки прямо сейчас, на деле.

Полеты она пока отбросила в сторону. Сейчас это не очень важно. Все мысли занимал перстень и камень. Тем более, что подарок Никомота, уютно устроился на её персте и попыток покинуть его — не проявлял.

Камень нашелся в её походной сумке. Изменений он никаких не претерпел. Ольга, ни мгновения не раздумывая, решила испытать, виденное во сне — но наяву. Опасаясь непредсказуемых последствий, открыла настежь оконце в горнице. В десницу взяла камень, положила длань на подоконник и приложила к нему перстень.

Ничего не произошло. Камень оставался чуть теплым, но на её попытки его оживить — не откликался. Ольга перевернула его изображением вниз, вновь приложила перстень — И вновь мимо! Напрягла память, стараясь вспомнить мельчайшие подробности виденного во сне. Несколько раз прокрутила в голове движение рук отца, развернула камень вдоль его оси и еще раз приложила перстень.

Получилось! Камень, как живое существо, дрогнул в её длани и тихонько загудел. Из торца рванулся ослепительный белый луч. От неожиданности, Ольга чуть не выронила его из десницы. Шевельнула дланью, стараясь направить луч в пустоту, в небо, но было поздно. Затрещали падающие на землю срезанные ветви яблони, растущие прямо пол окном горницы. По ним прошелся луч. Слава богам, больше разрушений он не принес. Теперь, вырываясь из длани Княгини, он был направлен под углом в серое, зимнее небо. Ни одного предмета не касаясь, его конец терялся в низком облаке, и с ним ничего не происходило. Облако, как облако.

Спешно, вновь приложила перстень к теплому боку камня. Луч скукожился и спрятался в свое убежище. Гудение прекратилось. В горнице воцарилась тишина. Ольга вытерла вспотевший лоб. Она поняла, что в её руки попало страшное, доселе невиданное оружие. Как, где и против кого его использовать, она пока не знала, но это, пока, сильно её не волновало: было бы оружие, а остальное — приложится.

Мысли мельтешили в голове. Перед очами стояли клубы пара, мгновенно растаявшего снега в тех местах, где он соприкоснулся с ослепительным клинком луча. В сознании, что — то щелкнуло, но пока не отложилось. Ольга оставила зарубку в памяти: вернуться к этому видению в более спокойной обстановке. Чутье подсказывало, что из увиденного, можно извлечь важное и полезное для себя и для скорых событий.

Снова вернулась к недавнему сну: если он вещий, в плане перстня и камня, то почему надо считать чудом и глупостью её короткий полет над пропастью? Опровергнуть или подтвердить свои сомнения, решила в долгий ящик не откладывать.

Горница для этого не подходила: слишком мала! Выходить на подворье и проверять свои способности днем — посчитала великой глупостью. От всех очей не спрячешься: вдруг кто — то со стороны увидит, её попытки уподобиться птице? Если ничего дельного с этого не выйдет, в лучшем случае посчитают, что Княгиня умом тронулась. Средь бела дня разогналась — и носом в снег. Срамота, да и только!

Поразмыслив, перенесла попытку освоить полет, на ночное время, когда посторонних очей не будет. Лишние свидетели, триумфа или позора — ей без надобности.

Перед тем, как упрятать чудесный камень, она его внимательно оглядела. Но никаких изменений в нем, с тех пор, как его принес из леса Челак, она не обнаружила. Бережно завернула его в песцовую шкурку и опустила на дно походной сумы.

В дверь поскреблась, а затем и объявилась бабка Устинья. В руках — деревянный поднос с едой: подходило время обеда. Взгляд Ольги, в первую очередь, выцепил кувшин, в котором обычно, Устинья, приносила свой знаменитый отвар. Вот ему, она очень обрадовалась:

— Баба Устя, ты вот поведай мне, Могу ли я с собой взять хотябы малый бочонок твоего лекарства? Уж очень оно мне по душе! — Бабка внимательно посмотрела на Княгиню:

— А ты никак от меня съезжать собралась? Так рано еще тебе, по походам шлындать! Не меньше седмицы тебе в покое прибывать надо. Душа еще не залечена. Плачет она слезами кровавыми и песни тоскливые поет по ночам. От этих песен, разлад в организме случается и опасность большую твоему сознанию несет.

Повременить тебе с ратной службой надо, а то так и до беды недалеко. Голова еще не способна правильные поступки, от неправильных отличать! А тебе ошибаться вельми непотребно. Ты ведь Великая Воительница и Княгиня! От тебя жизнь многих людей зависит. — Ольга грустно усмехнулась:

— Рада бы я повременить, да судьба — злодейка не позволяет! Ворог, моему стольному городу, угрозу несет. Остановить его надо! Не остановим — вот тогда действительно беда страшная для народа моего. Защитить его, кроме меня и войска — больше некому! Именно поэтому, мы завтра, по утру, уходим. Но до встречи с супостатом, у меня в запасе есть три дня и три ночи. За это время, надеюсь, при помощи твоего настоя, слабость телесная отвяжется, и сила прежняя вернется. Другого пути у меня нет! — Бабка посмотрела на неё, как на неразумное дитя:

— А ты зело не надейся! Даже с помощью моей настойки, силы тебе не восстановить. Она чудеса творит только тогда, когда она со временем, в дружбе и согласии. Отвара я тебе хоть бочку приготовлю. Но где ты возьмешь бочку времени?

Тут секрета нет: настой дает силы, а время — крепость и выносливость. Одно без другого жить не могут! Если одного с избытком, а другого кот наплакал — можно спалить организм, или умом повредится. Бывали такие случаи в жизни. Понимаешь, это питье, как чудесно, так и опасно. И лекарство и яд в одном кувшине. Больше одного, кувшинчика в сутки — пить не моги! Нутро может углями взяться. И тогда уже никакие снадобья не помогут! Если с настоем переберешь — день можешь геройствовать. А еще через день — тебя уже нет. Одна черная головешка о тебе поминает!

Поэтому потреблять его, под присмотром знахарки, такой как я, надобно. Иначе до беды — один шаг. — Ольга обняла Старуху за шею, прижалась к её морщинистой щеке:

— Не пугай меня, дорогая баба Устя! Боги не выдадут — свиньи не съедят. Чему быть — тому не миновать! Может я бы и хотела, еще седмицу под твоим присмотром понежиться, да возможности такой нет. Изменить что — либо, не в моих силах. Так что готовь, к завтрашнему утру, малый бочонок своей чудесной настойки.

Повторюсь: чему быть — тому не миновать! Отдадимся на волю наших богов. Они все видят и несправедливости не допустят!

Постарайся поспеть с бочонком к завтраку: мы уходим рано. — Устинья тяжело вздохнула, и шаркая ногами, побрела к двери. В груди у Ольги было пусто и холодно. Но вздыхать себе не позволила: дни стояли короткие, темнело рано. А ей еще предстояло научиться летать.

С уходом бабули, Ольга забралась по медвежий полог и попробовала спокойно разобраться в событиях последнего времени. Вначале затеялась разложить по полочкам недавний сон.

С камнем и перстнем было все понятно: через вещий сон, родной отец, передал ей в руки мощнейшее оружие, которым она, пока, воспользоваться не знала как. Применить его в битве протии конницы? Все её существо такой исход отторгала.

Она хорошо помнила результаты применения греческого огня против степняков на Ратыни. Нос, как тогда, защипало от запаха горелой человеческой плоти и тут же, к горлу подкатила тошнота.

Сдержалась. Несколько раз глубоко вздохнула и рвотный спазм отступил. Вспомнились слова приемного отца Икутара, после испытания греческого огня на болоте: «Оружие черных богов». Сжигать живых людей неведомым огнем, не соответствовала её миропониманию. Никак не совмещалось с её натурой.

Кстати, а что нес в себе сон, подарившей ей встречу с приемным отцом? Если это вещий сон, то каждое слово, сказанное им, должно нести какой — то совет, какую — то истину. По другому — быть не может и не должно!

Начала восстанавливать в памяти все, о чем он глаголал. А что там вспоминать? Он просто напомнил, как обучал её в детстве, умению разогревать тело при больших холодах, чтобы их не бояться. Еще успокаивал, что жизненная напасть, ныне, перед ней бессильна. К чему бы это? Что — то его напутствие, а то, что это было напутствие, она была уверена, должно было означать! Вот только что?

Ольга некоторое время сидела и сосредоточенно старалась рассматривать все варианты. Но, что самое обидное — вариантов оказалось великое множество, а вот имеющих, хоть какое — то отношение к сегодняшнему положению — ни одного!

Убедившись в бесполезности своего занятия, решила приостановить это до лучших времен. Тем более, что ей сегодня, еще учиться летать.

Она, почему — то отчаянно верила, что у неё все получится. На чем стоит эта уверенность — она не ведала, да инее так это важно: главное, что я буду летать, аки птица!

 

45

Сиреневый вечер плавно опускался на Гарду. Мороз не чувствовался и ветра почти не было. Ольга с удовольствием, полной грудью вздохнула, вечерний морозный воздух. Людских голосов слышно не было: где то лениво брехали дворовые собаки, и по соседству мычала, не доеная корова.

По протоптанной тропинке, Воительница, между двух изб, направилась к запасным воротам из города. Двое ночных сторожей, узнав её, торопливо распахнули узкую калитку. Ольга, не обращая внимания на поклон, на ходу бросила:

— Не запирайте за мной: я скоро назад буду. — Пошла не через мост, а вдоль крепостного рва, по узкой тропинке перед тыном. Городская стена делала плавный заворот и она выпала из вида стражников.

Сбросила хоть и не тяжелый, но длинный тулуп прямо под стену из толстенных бревен. Следом полетели рукавицы. Осталась в одной меховой душегрейке, которая движений не стесняла. Сложила лодочки дланей вместе и умостила их между грудей. Персты, сами собой, без её воли, сплелись между собой в диковинный узел. Локти рук прижала к бокам и начала короткий разбег: до начала рва, было всего три шага. На самом краю — резко оттолкнулась от Матушки — Земли и взмыла над темным провалом. И в это же мгновение поняла: я лечу.

Я — ЛЕЧУ! Я — ЛЕЧУ!! Я — ПТИЦА! Я — БЕРЕГОВАЯ ЛАСТОЧКА!! Подо мной земля, надо мной — небо! А я парю между ними! — Дикий, нечеловеческий восторг охватил Воительницу. Без особых затруднений перевернулась на спину и продолжила полет. Теперь перед очами был небо, закрытое рваными облаками, через которые пробивались отсветы луны.

Полет был медленным, плавным, встречного ветра почти не чувствовалось, и от него пузырилась, кипела кровь. Полет завораживал: немного кружилась голова, и холодок вверху живота не пропадал. Перевернулась на живот.

Ольга чуть подала длани вперед и сразу почувствовала: скорость полета увеличилась. Резко выбросила обе руки перед собой, как при прыжке в воду. В лицо ударил тугой поток ветра, из очей выдавило слезы. Земля слилась в сплошную белую подстилку. Сердце оборвалось и укатилось куда — то вниз тела, возможно в пятки, но эти ощущения прошли очень быстро. Кроме слезящихся очей.

Чуть приподняла длани к небу, и тут же тело бросило вверх, да так, что заломило спинной хребет. Ага, понятно: при такой скорости полета, резко менять высоту нельзя: можно на всю жизнь остаться калекой!

Втянула лодочки дланей назад, поближе к груди и снежная равнина побежала назад, куда с меньшей скоростью. Зато высота стала такой, что рощица внизу, превратилась в аккуратный зеленый коврик, и стало значительно холоднее.

Начала понемногу опускать сомкнутые длани к земле и сразу же, полого, заскользила вниз, причем без всяких напряжений позвоночника. До земли, было не менее ста саженей. Не хотелось, но надо было возвращаться назад. Повела руками влево, и тело послушно вошло в широкий вираж.

Стоп! А куда это назад? Перед очами, несмотря на то, что она отлично видит ночью, расстилалась белое море, помеченная зелеными островами леса. В каком направлении лететь, в какой стороне находится Гарда — она не знала.

Некоторое время летела наобум, вглядываясь то в землю, то в ночные сумерки перед собой, но ничего такого, что подсказало бы ей путь назад, ухватить не удавалось.

Поднялась выше саженей на пятьдесят, и ей показалось, что вдали, по шуйце, сверкнул и погас красный огонек. Подправила полет в этом направлении и сосредоточила все внимание, на его поиске.

Точно, она не ошиблась: есть красная искорка! Значит Гарда там! Других поселений, насколько она помнила, в этой местности не было.

По мере приближения, начала различать темную, ровную, вертикально стоящую ленту и сразу догадалась: городской тын, опоясывающий стольный город. Искорка оказалась небольшим костром, который жгли стражники у главных ворот. Теперь найти место, откуда она начинала полет, не составляло труда.

Её варежки и тулуп, были на месте и под надежной охраной: прямо под бревенчатым тыном, растянулся во весь свой немалый рост — Лука. К восторгу полета, у Ольги, добавилась радость встречи с одним из своих любимцев.

Приземлилась на полусогнутые ноги, и по инерции, сделала несколько шагов вперед. У луки вздыбилась шерсть на загривку, он коротко, утробно рыкнул, но тут, же узнав хозяйку, радостно завилял хвостом. Встрече он рад был не меньше Воительницы! Они не виделись со времен захвата крепости на острове, где Лука занимался отвлечением сторожевых собак.

Ольга набросила а себя тулуп и обняла Луку за шею, уткнувшись в густую, влажную шерсть носом. От него пахло волком и лесом:

— Будь здрав, мой лесной красавец! Где пропадаешь? Что, забыл хозяйку? А она по тебе вельми соскучилась! — Лука вырывался из объятий, норовя облизать лицо своему властелину. Ольга уклонялась: лицо еще было сковано от холодного ветра:

— Ты зрел, братишка, я новый способ передвижения освоила! Отныне — ты меня ни почто не догонишь! Это новое умение, меня к стремительным птицам прировняло! Теперь мне три, богами даденные стихии подвластны: земля, вода и небо! — И неожиданно, на память пришли слова расстроенного десятника Снегиря: «Человек, перед которым взлетит синяя птица — получает огромный кусок счастья до конца его жизни! Главное — её увидеть и проследить её полет! И еще: ему даруется новое, невиданное умение, о котором он никогда и не помышлял!»

Обожгло: неужели старинное народное поверье правдиво, и встреча с синей птицей принесло ей умение летать? Тогда, где же тот «огромный кусок счастья до конца жизни»? Ведь более несчастной, чем сейчас — она никогда себя не чувствовала! Ответа не нашла.

Разогретое шершавым языком Луки лицо, позволило очам наполниться слезами. Восторг и радость от полета улетучились, вместо них вкрались обида и отчаяние. Лука положил передние лапы ей на плечи и, жалобно повизгивая, слизывал соленую влагу с её щек.

Княгиня, быстро пришла в себя и подавила бесполезные переживания. Несмотря ни на что, жизнь продолжалась, проблем стало больше, но и она, уже давно не девица на выданье, и знает, как с невзгодами бороться. Клич «Отечество в опасности», который постоянно в мыслях, не дает расслабиться и предаться переживаниям и унынию. В душе горит огонь лютой ненависти к врагам, которые забрали, сначала любимого человека, а затем и не родившуюся дочь. И не важно, что дружины родственников Горазда, непосредственно в том неповинны: все они звенья одной цепи.

И пощады им не будет! Чем мягче и милосерднее я относилась к врагам, тем большим коварством они отвечали, тем больше горя мне принесли!

Туман ярости и мести затмевал разум Княгини Воительницы. Ей стало мниться, что она незаслуженно щадила ворога в битвах, и хотя этого никогда не было, но она в этом, сейчас, была твердо уверена. И никто её, переубедить бы, не смог!

Идти с ней в город, Лука наотрез отказался. Дал понять ей, что в чужой град — он ни ногой! Ольга настаивать не стала, тем более что и она в нем остается, лишь до утра. Пробыв вместе еще некоторое время, они разошлись каждый в свою сторону: Ольга к воротам, Лука, через защитный ров, — к лесу. На прощанье условились, что завтра он пристанет к дружине.

В горнице было жарко натоплено. Пахло пирогами и мясом. Баба Устя накрывала стол к завтраку. В углу стоял на пару четвертей (четверть — 3,1л.) бочонок, как она догадалась, с настойкой приготовленной хозяйкой. Возле самой двери — тюки, сундук и походные сумы самой Княгини. Устинья — постаралась!

Ольга, с большим удовольствием съела несколько пышных оладий со сметаной и черничным вареньем. Запила чудесным настоем. Хоть сейчас в седло!

В горнице появился Симак, через малое время — Унибор. Оба сосредоточенные, серьезные, готовые к действиям:

— Княгиня, дозволь носильщиками для тебя постараться: вещи твои в обоз определить. Мы свои пожитки уже в одну кибитку пристроили, а там места свободного еще много. Как раз для твоих осталось! — Ольга весело рассмеялась:

— Забирайте! За своими приглядывать будете, значит, и мои целее будут. Оставьте мне только вот ту походную суму, Я её сама к крыльцу вынесу. — Верные и давешние товарищи, со смешками, начали выносить её пожитки. Ольга раскрыла оставленную ими суму. Долго копалась, наконец вытащила тяжелый ларец: тот, что когда — то в давние времена её подарил купец Никомот:

— Баба Устя! — позвала она хозяйку, которая в этот миг убиралась со стола:

— Прими от меня подарок в знак знакомства и на память о нашей встрече. Извини: красиво и долго глаголать хвалебные речи, не обучена. Скажу просто: я очень благодарна богам и тебе, что последние дни, в вашем городе, перед отъездом, я пробыла под заботой и опекой именно твоей, а ничьей другой, баба Устинья!

Честно, мне очень не хочется покидать твой гостеприимный дом. У тебя я чувствовала себя, пусть не хозяйкой, но и не гостьей. Я, как будто, на несколько дней и ночей, вернулась в свое детство, а это для меня, ныне, — дорогого стоит!

Ты, своей заботой, вернула мне так необходимое для меня сейчас, спокойствие и душевное равновесие. Ты, смогла поселить во мне уверенность, что жизнь для меня не кончена и что все хорошее — у меня еще впереди!

Прими подарок и пусть он напоминает тебе о нашей встрече! А будет трудно в жизни, продай или разменяй его! Все равно, я надеюсь, память о днях прожитых вместе — не в самом подарке, а в наших с тобой душах. — Открыла ларец и передала его в дрожащие руки Устиньи.

На дне, посреди бархатной подушки, лежала два слитка золота из мелового карьера и небольшая нитка крупного морского жемчуга. Даже не выслушав слов благодарности или отказа от подарка, Ольга поцеловала в лоб остолбеневшую хозяйку, подхватила свою походную суму и выбежала из горницы.

Дружина и обоз уже были готовы к походу. По мере продвижения княгини в голову колоны, затихали разговоры и предмаршевая суета. Самую малость не доехав, узрела, в стороне от строя, трех всадников: Зосим и с ним двое, уже знакомых Ольге, сотника. Тронула каблуками бока жеребца, повелевая ему остановиться. Бутон команду выполнил. Зосим на гнедой кобылке подъехал почти вплотную:

— Княгиня! На сходе моей дружины, было принято общее решение, оказать тебе посильную помощь. Мои гридни понимают, что до вашей подготовки, нам далеко, но не настолько, чтобы признать свою бесполезность. Дружина решила подсобить вам, отправив на битву четыре сотни лучших воинов. Это породнит наши народы и принесет обязательную победу над ворогами. Примешь — ли ты нашу посильную помощь? — Ольга даже растерялась от такого предложения и в первое время не знала, что ответить. Огляделась по сторонам, но никого из своих воинских начальников поблизости не узрела. Совета ждать было не от кого:

— Благодарю тебя, славный воевода Зосим, за поддержку и помощь. Никогда, пока жива, я этого не забуду. Но, думаю, это будет лишним. Мы справимся сами, я в этом уверена! А четыре сотни гриден, будут для тебя не лишними, при наведении порядка в Гарде и княжестве.

Думаешь, суд, и приговор над Гораздом воспримут все одинаково? Заблуждаешься, если так мыслишь. Найдутся родственники, друзья, друзья друзей, товарищи и товарищи товарищей и еще много других, кто затаит черную злобу на тебя и на твоих гриден, которые, в скором времени, посадят на княжеский стол неугодного им человека. Может вспыхнуть усобица в вашем княжестве, а вот тогда, для тебя каждый меч будет на вес золота. Каждый гриден будет на счету!

Борись, сражайся за сохранение своего отечества, за целостность своего княжества. А мы рады будем дружбе с такими соседями! Надеюсь, я тебя не оскорбила, не обидела своим отказом?

Помыслите на досуге и поймете, что я была права. Нет, у вас сейчас возможности хоронить погибших и лечить пораненных в битве. Перед вами стоят другие, насущные задачи! — Зосим склонил перед Княгиней голову:

— Ты мудра и умна, Воительница, не погодам. Пусть будет по — твоему! Клянусь, что твой героизм, твою мудрость и доброту, народ нашего княжества никогда не забудет!

Да хранят тебя и войско, наши боги! Пусть они даруют вам победу с меньшими потерями!

— Развернул коня и сразу пустил его в галоп. За ним тронулись сотники. Ольга долгое время смотрела им вслед. — Правильно — ли я поступила?

Четыре сотни подготовленных воинов — помощь великая и сейчас далеко не лишняя!

 

46

К утру, третьего дня, они прибыли к постоялому двору, где квартировал Хазмат со своими воинами. Марш по тракту, войско прошло без пришествий, если не считать пьяной выходки князя Романа.

На второе утро, всех разбудила бравая песня, раздававшаяся со стороны обоза. Через малое время, из своей кибитки вылез сам князь. В одном нижнем белье, еле стоя на ногах, он, вместе с боярином Сивком, затеял пляски на утоптанном снегу тракта.

Со стороны это выглядело, по меньшей мере — дико! Войско идет к месту битвы, а пьяный князь, в одних грязных подштанниках, выплясывает что — то невообразимое, возле своей кибитки. Узрев такое позорище, Ольга от стыда, чуть не провалилась сквозь землю. Лицо стало пунцовым и она лишилась речи. Подъехавший к ней воевода Демир, в изумлении наблюдал, как у Княгини шевелятся губы, но слов он не слышит! Прошло довольно много времени, прежде чем он смог разобрать:

— Воевода! Сделайте все, возможное и не возможное, но заткните рот этому пьяному идиоту! Загоните его в кибитку, приставьте охрану из четырех гриден, и чтоб до Ивеля, он выйти из неё не смог. Воины не должны зреть такого позорного зрелища! Объясните всей дружине, что князь Роман не в себе, после длительного заточения.

Иначе — я не смогу посмотреть своим побратимам в очи и сгорю от стыда и досады! — Каким образом воевода выполнил её повеление, она не видела, но вскоре пьяное песнопение прекратилось, и жизнь вернулась в привычное русло. Ольга уехала в голову колоны и до сего времени, возле обоза не появлялась.

Постоялый двор, издали выглядел нежилым, заброшенным. К нему не вела утоптанная дорога, над ним не курился печной дым. Полное впечатление, что в нем уже давно никто не останавливался.

Хазмат, в сопровождении трех гриден, появился из леса, росшего напротив постоялого двора, с другой стороны тракта. По девственно чистому снегу, высотой почти в колено лошади, они приблизились к голове колоны:

— Рад приветствовать тебя, Княгиня! — Хазмат и воины склонились в поклоне, не покидая седел. Было заметно, что он очень рад встрече:

— Удачен — ли был поход? Как драгоценное здоровье князя Романа? Большие — ли потери понесло войско при осаде стольного города? — Узкие, раскосые глаза сотника, так и блестели. В улыбке открывались ровные, белые зубы:

— И я рада тебя видеть, уважаемый Хазмат! На твои вопросы отвечу кратко, а когда у нас будет время — украшу их подробностями, чтобы утолить твое любопытство.

Поход был удачен, князя мы освободили из плена! А вот свое здоровье, он подорвал немного, просидев шесть лун в одиночном узилище. Но это ничего, как у нас говорят — время лечит! Через одну — две луны, он вновь оседлает коня и примется за свои, княжеские дела!

Потерь дружина смогла избежать. Осады и штурма Гарды, можно сказать, небыло. Жители города сами открыли нам ворота и милостиво пригласили нас в город. Вот такие у нас для тебя новины! За неимением времени, пока удовлетворись этим. Ты, тоже коротко, поведай свои новины: как ты сам, как твои воины? Где ворог окапался, чем занимается? Почто не живешь в постоялом дворе: неужто в лесу сподручнее? — Улыбка Хазмата стала еще шире:

— Со мной и с моими воинами все хорошо: все живы и здоровы! Насчет постоялого двора, ты ошибаешься, Княгиня. Живем мы на нем. Но только наполовину: ночуем там, а рано утром уходим в лес, подальше от чужих очей. — Ольга в удивлении изогнула бровь:

— Как — так? К нему нет ни одного конского следа от тракта, да и человеческого я тоже не заметила. Вы что, по воздуху летаете?

— Зачем по воздуху? Мы разобрали тын с той стороны, которая невидна с тракта, В этот пролом мы выходим и по широкой дуге, по старой просеке, идем к дороге. На тракт выходим через две с лишним версты от места ночевки. Переходим его и занимаем опушку леса прямо напротив постоялого двора. А когда темнеет — тем же путем возвращаемся!

Только поэтому, лазутчики ворога, ничего о нас не ведают. Нас вообще здесь нет! Зато мы все о них знаем, и их конные дозоры под нашим постоянным приглядом. — Воительница улыбнулась:

— Хитро придумано! В сообразительности тебе, Хазмат, не откажешь! Ну, тогда поведай мне, что вы дознались о планах дружины, которая топчет эту землю? — Сотник расправил плечи:

— Есть, что тебе поведать, Княгиня! Начинать с самого начала? Если нет, то скажи, с какого места начинать?

— Начни с того, как они ушли на лед озера. Начало я знаю! Топтание их на тракте — мне неинтересно. — Хазмат откашлялся и начал:

— По льду они шли недолго. Только до островка, где и остановились, спрятавшись за ним. О нем надо сказать больше: он не велик. Саженей четыреста в поперечине. Сплошной камень. Берега отвесные, непроходимые. Человеку подняться на него — семь потов пролить надо. Про лошадей, я уж ничего не глаголю. Он как каменный зуб, где на пять, а где на семь сажень выпирающий из озера.

Они на него подниматься даже не думали. Только пять дозорных подняли веревками на кручу. Это у них — сторожевой пост. Само же войско и обоз, осталось прямо на льду, только укрывшись за ним с противоположной от нас стороны. Чтобы с нашего берега их углядеть невозможно было.

Натаскали гору камней и сложили площадки для кострищ, чтобы лед не плавить. Для лошадей сладили коновязи, натаскав бревен и лесин из болота. Под лошадиные поилки приспособили желоба из тонкого железа, которые привезли с собой. Для людей раскинули двадцать три шатра, а на лед в них, настелили еловый лапник. Причем ставили их в три ряда, вытягивая лагерь вглубь озера.

Все это для того, чтобы мы, когда будем возвращаться домой, его узрели в самый последний момент, когда они уже развернут лаву против нас. Остров ведь закрывает обзор с берега.

Сразу видно, что воевода у них толковый: все просчитал и все усмотрел! Если зреть с берега — ничего опасного не приметишь: остров, как остров и опасностью не грозит.

Костры жгли только ночью и только для готовки еды. Это, чтобы дым, который поднимается из — за островка, в очи не бросался. А пламя не высокое, его от нас не видно. Мы наблюдали за ними, сместившись в сторону, на полторы версты: иначе их не высмотришь. Но с такого далека, много не углядишь! Только с того места мы смогли сосчитать шатры и примерное число воинов в дружине.

Отследили, как они поднимают дозорных на утесы, как отправляют конные дозоры, для слежения за трактом. Всего таких конных групп — три. В каждой — по десятке всадников.

На третий день нам несказанно повезло: утром, засекли, что в сторону берега и почти к нам в руки, движется воин в дорогом снаряжении. Выглядывает на мелководье, прямо через лед, скопление рыбных косяков. Мы его сцапали по — тихому! Оказалось, что это не простой дружинник. Купец!

И у них он — за начальника обоза, а это говорит о том, что знает он много. Мы, конечно, обрадовались: слишком мало мы могли углядеть с нашего берега, поэтому толком об них, ничего не знали.

Спрос устроили по всем правилам. Поначалу он глаголать с нами не желал, но когда мы его приголубили — запел в полное горло!

Войско, которое сидит в засаде за островом, насчитывает сорок две сотни с хвостиком гридей. Ведет их — князь, двоюродный дядька Горазда, по имени Лиходед. Он же и воевода.

В личной дружине князя, двадцать две сотни соплеменников. Остальные воины — наемники из полночных стран и степняки. В скором времени, они ожидают прибытие еще пяти сотен воинов, от другого племянника Лиходеда.

Его планы: разгром Ивельской дружины, и поход на стольный город, для его разграбления. Этот набег был запланирован на весну, но когда поступила, просьба Горазда о помощи — Лиходед решил, что у него появился шанс разгромить княжеское войско вдали от ворот Ивеля.

Поэтому быстро согласился на просьбу племянника, хотя судьба Горазда, волновала его меньше всего. Главное — Ивель. Наемники, свою плату должны засыпать в сумы, только после взятия стольного города.

Когда они получили от своих соглядатаев весточку, что Горазд мертв, а вы вошли в Гарду, Лиходед принял решение, что воевать вас будет проще на льду, чем идти на приступ городского тына, где вы закроетесь. Именно тогда, он решил перехватить наше войско на этом месте.

За три дня до вас, к ним прибыло подкрепление, которое они ожидали. Мои разведчики их еще на тракте засекли и пересчитали: четыре сотни и еще восемьдесят семь воинов. Каждый о двух конях и обоз при них в полтора десятка кибиток. Снаряжение новенькое, еще не обмятое, и выглядят они грозно. Все здоровяки: поболее меня ростом. А я, мелким, никогда не считался! — Ольга заметила, как напрягся, ехавший рядом с ней воевода, прослышав про подкрепление, прибывшее к Лиходеду. Почти пять сотен свежих воинов — это большая сила!

Да и большая головная боль для всего их войска! Тысячное преимущество в коннице — это — ли не причина для серьезного волнения? Есть о чем задуматься! Ольга закаменела лицом:

— Благодарю тебя за службу, славный сотник Хазмат! Я обязательно награжу и тебя лично и особо отличившихся твоих воинов, но это будет только после возвращения в Ивель. А до этого, пока, очень далеко. Главная работа еще впереди.

Поведай мне сотник, может у тебя есть на примете место, где можно разместить наше войско? Ни за что не поверю, что ты этого не предусмотрел!

— И правильно сделаешь, Княгиня, что не веришь. Я нашел такое место, где нас не увидят с острова, и не обнаружат их конные разъезды. От тракта до него чуть более тридцати верст, а от него до озера — примерно пять! Место там глухое, вокруг болота, но мы остановимся на твердой земле. Есть среди топей приличный участок, поросший редкими елями, но густыми зарослями вереска. А от болота его отделяет высокий камыш, который запросто укроет лошадь. Ольга улыбнулась:

— Еще раз убедилась, что моя похвала тебе — справедлива! Занимай место в голове колонны и веди нас к тому замечательному острову на болотах.

Место, Хазмат, действительно выбрал, на любой взгляд, достойное и малодоступное. Тридцать верст, сплошного болота, преодолевали почти полдня и умаялись, как — будто прошли все триста. Ступив на твердую землю небольшого болотного острова, вздохнули с большим облегчением и почти час, валялись вповалку, пока не отдышались.

К обустройству лагеря и приготовлению еды, приступили уже под вечер. Для костров использовали только сушняк, который почти не давал дыма. В засохших березах и осинах, недостатка не было. До озерного острова, за которым их поджидал ворог, было не менее семи верст по прямой. До тропы, по которой выдвигались к тракту конные дозоры — версты четыре, но Княгиня посчитала, что предосторожность с дымом, будет не лишней.

Сразу после ужина, Хазмат убыл за своим воинством и обещал к утру привести его для соединения с дружиной. Уставшие гриди, уходив и накормив коней, приступили к обустройству

спальных мест, используя для этого, как всегда еловый лапник. Снега на болотном острове было мало, и закопаться в него, возможности не было.

Княгине, гриди из сотни Симака, навострились строить шалаш, но она, немедля, воспротивилась:

— Буду почивать, как все. Мне особых условий не надо! Обойдусь обычным лапником и медвежьей накидкой. И в своем решении была непреклонна.

Сходила к обозу. Заглянула в кибитку князя. Могучий храп и крепкий перегар её не удивил. Демир еще утром докладывал ей, что с началом марша по болотам, в «в княжеском тереме» Романа, заменили пустой бочонок меда, на полный. Ольга тяжело повздыхала из-за своей невозможности, повлиять на что — либо. Она хорошо понимала: изменить ситуацию, в настоящее время, она не в силах. Черная стена отчуждения, становилась все выше и крепче.

Жить не хотелось совсем. За короткое время, были потеряны все ценности, ради которых живет человек: любимый человек — превратился в презираемое существо. Только по его вине, погиб желанный и ожидаемый ребенок. Она не смогла стать матерью, только из — за него!

К жалости и брезгливости к Роману, прибавилась нетерпимость и ненависть. Нормальный мужчина, даже не князь, а простой воин — не смеет опускаться до предела, когда он превращается в тряпку. В некое существо, обряженное в портки, и только этим напоминающее сильный пол, задача которого — защищать старых и малых. Задача которого — быть воином, защитником своего отечества!

Все её попытки найти оправдание нынешнему Роману, оказались бесплодными. Ничего такого, что могло бы обелить князя, она придумать не смогла. А это её угнетало даже сильнее, чем гибель не родившейся дочери.

 

47

Дружина успела насытиться утренним кулешом, когда прибыл отряд Хазмата. В котлы заложили продукты с учетом воинов с Караньского хребта, так — что голодными они не остались. Встретили их приветливо: каждый гриден Ивельского войска, был наслышан о действиях горцев во время их похода.

После трапезы и короткого отдыха, Княгиня, воевода, Симак Ратища и Яков в сопровождении Хазмата, в качестве проводника, и под охраной полусотни «спецов», выехали в направлении берегового поста, откуда можно было наблюдать за островом.

Двигались медленно, соблюдая всяческие предосторожности. Болото плавно переходило в болотистый берег озера. Наконец, пробравшись через прибрежные заросли ивы и камыша, перед ними открылась блестящая гладь льда.

В верстах в двух, от берега, наподобие черного, гнилого зуба, изо льда выторачивался каменный огрызок, неведомо откуда взявшийся на ровной глади озера. Больше ничего подозрительного видно не было. Остров, как остров: такие мы уже зрели.

Княгиня сразу оценила черную задумку Лиходеда: её дружина, ничего не подозревая, колонной выходит на лед. Путь их проходит рядом с островом. Волнений нет, предчувствий опасности — тоже: вокруг сплошная лепота!

И вдруг, пятитысячная лава из — за острова. Полная неожиданность и последующая за ней растерянность! Промедление короткое, но Лиходеду достаточно, чтобы развернуть и разогнать лаву. У неё такой возможности не будет: походная колона растянута почти на версту. И времени на боевое перестроение, у Воительницы, просто нет!

Лиходед, конечно, разделит лаву на две части, и выпустит её из — за обоих берегов острова. Где — то, примерно через версту, обе половины конницы сомкнутся, и удар в колону дружины, будет страшен и неотразим. Ничего не скажешь: умно и главное — беспроигрышно!

Шансов отразить удар, почти пятитысячной лавы — никаких! Развернут Ивельскую дружину вспять и загонят назад, в болото. Там рассекут на мелкие группки и порубят в капусту!

Да, Лиходед приготовил Княгине и её войску, ужасное будущее, но не учел одного: уничтожать он собрался дружину, которой командовала Великая Воительница. А это — в корне меняло расклад и уравнивало шансы на победу! Воинский талант и дар предвидения у Ольги никуда не пропал. Побеждает не тот, кто небыстро скачет, а тот кто быстро думает!

Ольга долго смотрела на, еле припорошенный снегом, лед. В уме раскладывала картину предстоящей битвы. Больше всего её интересовал расчет, в каком именно месте, сойдутся две половины вражеской дружины? Для чего ей это надо, она и сама себе не могла ответить. Надо — и все тут! Ответ на этот вопрос, она надеялась найти немного опосля.

В уме прикидывала скорость движения конницы по скользкому льду, высчитывала ширину и глубину сомкнутой лавы, способность сомкнуть ряды, при среднем уровне её подготовки.

По всему выходило, что атака на её дружину, пойдет узким клином, который способен разорвать походный строй в момент попытки его перестроения. Ширина клина — не более ста, ста пятидесяти саженей на острие атаки, и 200–250 — в хвосте лавы. В любом другом построении, крылья лавы, в момент сшибки, обгонят голову клина и завязнут в бессмысленной сече с гриднями, которые не успели перестроиться и лишь растянулись по широкой дуге. А это очевидная потеря темпа и численного преимущества. Лиходед не глупец и это понимать обязан.

Значит — узкий клин, пятнадцати — двадцати конников в ряду! Он как кинжал разорвет походный строй, сметет голову колоны и попятит последующие ряды. Отряд наемников — степняков, на своих коротконогих лошадках, которым все равно, что у них под копытами: лед, снег, трава, камень — по широкой дуге, идут в образовавшуюся брешь и наваливается на центр и хвост колоны. И это — все! Полный разгром! Спасти её дружину, в этом случае, не смогут даже боги. Ольга нахмурилась: она, конечно, не боги, но просто так съесть себя — не позволит! Есть еще время, чтобы подготовить достойный ответ, коварному Лиходеду!

Ничего еще не потеряно, ничего еще не ясно: если она правильно раскрыла его планы, значит можно строить свои, чтобы сломать их!

Еще раз внимательно вгляделась в пространство перед островом, запоминая мельчайшие подробности и фиксируя расстояния по различным направлениям: это ей очень пригодится в дальнейшем, для выработки окончательного плана битвы.

Больше, Княгине, на берегу делать было нечего: все что надо — она увидела. Можно было возвращаться в лагерь. Обратная дорога, в течении которой Ольга придавалась невеселым мыслям, заняла много меньше времени: теперь путь всем был хорошо знаком.

В лагерь прибыли аккурат к ужину. Унибор, который оставался в дружине за старшего, с ходу доложил новину: она касалась поведения князя Романа. Сразу, после их отъезда к берегу озера, Роман покинул свою кибитку. Несмотря на утро, был прилично пьян, хотя на ногах стоял твердо.

С непреклонной решимостью и необъяснимой яростью, потребовал у старшины Унибора, срочного построения всей дружины. Попытки успокоить его, привели к обратному результату: князь совсем потерял голову и впал в истерику. — Унибор старался не смотреть в очи Княгине. Он понимал, что своим докладом, он приносит ей боль и стыд за поведение любимого человека, но поделать ничего не мог: скрыть что — то или солгать — было выше его сил.

— Князь топал ногами, сквернословил и требовал, сию минуту, сдать командование дружиной лично ему. Он, немедленно, поведет её на лед, громить ненавистного врага! Думаю, что боярин Сивок, по пьяни, напел ему про то, что на льду нас ждет неприятельская засада. Вот ему, в хмельном угаре, и захотелось совершить ратный подвиг!

Прости Княгиня, но ничего лучшего, как связать князя и вернуть его в кибитку, я не придумал. Мыслю, что поступил правильно и для его же пользы. Гриди, которые собрались послушать Романа, вначале потешались над пьяными речами, но когда он перешел к грязным оскорблениям в твою сторону — сильно возмутились и зароптали в его адрес угрозы. По — другому я это непотребство прекратить не мог! — Ольга, от гнева, в ниточку сложила губы и до скрипа сжала зубы. Очередное унижение за несколько дней! И очередное крушение надежд на скорое выздоровление Романа!

Ну, за что ей такие муки? Чем она так прогневила богов? Неужели, святое и великое чувство любви, которое она впервые испытала к мужчине, так неугодно верховным покровителям её рода?

— Великий Перун! Великий Дажьбог! Великая Мякошь! Великий Хорс! За что вы так жестоки по отношению ко мне? Я ведь простая, земная женщина: со своими слабостями и мирскими понятиями долга, чести, верности и любви!

Вспомните, я ведь не стремилась стать Великой Воительницей, не билась за княжеский стол, не тянула из себя жилы, в погоне за правом повелевать своими народами.

Я лишь боролась за их счастье, за их спокойствие, за их свободу, и по мере своих сил — искореняла несправедливость, выкорчевывала алчность, трусость, предательство!

Для себя хотела немногого: любить и быть любимой, иметь семью и рожденных мною детей, жить в окружении близких и дорогих моему сердцу людей и защищать их, не жалея живота своего. Разве это много?

О боги! Вы были ко мне незаслуженно щедры с самого детства. Вы наделили меня многими умениями и способностями, но взамен забрали самое дорогое, что у меня было: любимого человека и плод нашей с ним любви — не родившуюся дочь!

О боги! Я готова пожертвовать всем, что у меня осталось и даже самой жизнью. Заберите у меня все! Верните любовь и дочь! — Ольга не замечала, что по щекам, оставляя мокрые дорожки, текут крупные слезы, а губы беззвучно шепчут мольбу — заклинание израненной души.

Это заметили её суровые боевые побратимы, сидящие в седлах рядом. Они, смущенные увиденным, не сговариваясь, развернули коней и отъехали на несколько шагов в сторону. Но Ольга, на это внимания не обратила. Она просто беззвучно, по — бабьи плакала, даже нет — выла, но мысленно, как воют все бабы на похоронах.

Вечерять Княгиня не стала: еда не лезла в горло. Заседлала Бутона, вызвала Луку и без всякой цели направилась, куда очи глядят. Скоро наткнулась еще на один сухой островок, размером чуть больше их подворья в Игреце, густо заросший чахлыми березками. В центре его стояли торчком девять гранитных истуканов, неизвестно как здесь появившиеся и для чего и кем поставленные.

Лука долго ходил вокруг непонятной постройки, с шумом тянул носом воздух поверху, нюхал основания гранитных столбов и после всего, ушел на край островка, мотая от недовольства огромной головой. Ольга поняла: неприятное, темное место. Луке оно не понравилось.

Подошла, и с интересом оглядела непонятное сооружение. Девять гранитных столбов, образовывали овал, нет, скорее круг, с площадкой в пять саженей внутри. В центре — углубление, заросшее густым вереском. Очень похоже на обычное капище, но присмотревшись, понимаешь — это не капище, это что — то другое. А что — непонятно! Но это точно: каменных богов в капище — славяне не ставили. Только деревянных! Да и на наших богов, гранитные идолы, совсем не походили.

Ольга не решилась нарушить священный, очерченный круг. Выбрала место, где возле неизвестных, чужих богов было поменьше зарослей и присела на сухую травяную подстилку, спиной облокотившись на холодный гранит.

Ярила спрятался за деревьями, но небосвод еще оставался светлым. Ветра почти не было, и тишину болота нарушали вполне обычные звуки: где то недалеко — тетеревиный ток. Слышно было, как самцы готовятся к любовной схватке за самку. На пределе слуха ревел сохатый, зазывая на встречу молодых лосих.

Зима шла на убыль. Природа пробуждалась, и жизнь требовала своего продолжения. Ольга тяжело вздохнула и смежила очи: не время предаваться любованиям за приближением весны. Надо думать о предстоящей битве. Готовить план на сечу!

Пока, совершенно ясно только одно: войско Лиходеда, по численности превосходит её, почти на тысячу гриден. Была надежда, что её воины, подготовлены лучше, что ворог не имеет понятия о стременах, а значит и о стрельбе из луков на скаку. Но надежда — это совсем не то, что уверенность! Она своими очами зрела, что некоторые воины воеводы Зосима, уже освоили стремена, правда несколько отличной формы. Значит, разведка и людская молва действует, и её секреты — уже не секреты!

Да и она отлично помнит слова старшины дружины Речных Ворот — Михея: строить план сражения, на сладких надеждах, означает заранее планировать свое поражение! Всегда нужно предполагать, что враг подготовлен лучше, что он коварнее и хитрее.

Вот из этого мы и будем исходить: о стременах они знают. Стрелять на скаку — обучены. Тем более что значительную часть их войска, составляют степняки, а они родились на лошади, и так крепко сидят в седлах, что им никакие приспособления для опоры не нужны.

Отсюда напрашивался только один вывод: они сильнее, потому, что их больше. Победить ворога, за счет лучшей боевой выучки — бабка надвое сказала, что это возможно!

Значит надо победить за счет точного расчета, за счет слаженности, за счет военной хитрости. И еще — неожиданности и непредсказуемости!

Если такие у неё такие козыри будут — шансы на успех в битве, уровняются или даже перейдут на их сторону. Знать бы только, где искать эти козыри? — Ольга поудобнее устроилась за спиной каменного идола, подставила лицо под легкий вечерний ветер и впала в глубокую задумчивость.

Лука лежал на взлобке в углу полянки, Бутон копытил ноздреватый снег в поисках зеленой травы, в трех шагах от него. Вот он подошел к невеликой лужице талого снега, подернутой, тонким, почти весенним, прозрачным ледком. Поднял окованное копыто и резко ударил по природной зеркальной глади.

Раздался сухой треск, в стороны полетели сверкающие осколки, и из места пробоя выступила желтая талая вода. Бутона это не смутило: наклонил к луже голову и шумно фыркая, начал её пить.

Этот сухой треск, эхом продолжился внутри всего существа Княгини. Мысли лихорадочно забегали в голове. Перед очами, что — то сверкнуло, и она поняла, что найден ответ на главный вопрос: как построить план предстоящей битвы. Душа затрепетала от великой радости: все события последних дней нашли свои четкие места в стройном ряду умопостроения. Теперь она поняла тайный смысл своих вещих снов. Они ведали о том, как надо строить свои действия, для достижения победы.

Боги были на её стороне. Теперь она в этом была уверена.

 

48

Прибыв в лагерь, Княгиня объявила срочный, начиная с сотников и кончая высшими воинскими начальниками своей дружины. Место сбора — поляна, расположенная почти в центре сухого болотного острова, скрытая от посторонних очей густыми зарослями чахлой ракиты и густого, в человеческий рост, вереска.

Вскоре, на поляне собрались более четырех десятков воинов, от которых и зависела судьба сечи. Воительница расчистила ото мха клочок земли, размером в сажень. Подо мхом оказался влажный песок. Острым колышком нарисовала остров, за которым скрывалась войско Лиходеда и участок озера, где по её планам, вскоре должна состояться встреча двух дружин. Расставила ориентиры и указала расстояния между ними.

Прибывшим по её зову воинским начальникам, предложила разместиться вокруг расчищенного участка земли. Дождавшись, когда они усядутся, осмотрела каждого присутствующего по очереди и только после этого заговорила:

— Дорогие мои боевые побратимы! Пришел наш час, когда от действий каждого из нас, зависит исход битвы, которая определит дальнейшую судьбу нашего народа, нашего княжества. Мы должны исходить из того, что оставить без защиты наши племена, наши земли — мы не можем. И именно поэтому, я уже сейчас могу назвать имя победителя в завтрашней сече. Имя ему — дружина Ивельского княжества!

Можете — ли вы представить другой исход битвы? Можете — ли вы себе представить, что наши многочисленные народы, через малое время, перестанут существовать на нашей матушке земле? Что даже память о наших племенах, родах — канет в лету, зарастет бурьяном, утонет в придорожной пыли и скроется под пеплом наших сгоревших жилищ? А это будет, в случае нашего поражения!

Ибо, если мы не победим завтра, то послезавтра, чужаки поднесут факелы к крышам изб и оградам наших родовых подворий! Начнут насиловать наших жен и дочерей, длинными колонами погонят в рабство наших сынов, дочерей и внуков!

Я полностью согласна с древней мудростью, пришедшую к нам от наших славных предков! Мертвые сраму не имут! Но оно верно только в том случае, если погибший воин, забрал с собой не менее двух врагов! И если оставшиеся в живых побратимы, смогут отомстить за его гибель и итоге — обрести победу над супостатом!

В любом другом случае — мертвые срам имут! Нет, у нас такого права умереть, зная, что ты не будешь отомщен и что твое место в строю, не займет твой брат или сын.

Мы с вами, дорогие побратимы — воины. Богами нам велено защищать свой народ! И ими же нам дано великое право, великая честь — погибнуть при защите родного Отечества. Честь, даруемая далеко не каждому!

Но, в нашем случае, этой честью мы воспользоваться не можем! Не имеем мы права на героическую смерть. Наш народ, наше княжество — защищать кроме нас — некому.

Поэтому нашим девизом на завтрашнюю битву, становится два слова: жизнь и победа! Ничто другое нас не устроит! Умирать в битве, мы будем только в самом крайнем случае. Наши жизни необходимы нашему народу! — Ольга снова обвела взглядом собравшихся воинов и с удовлетворением отметила, что её слова не миновали души боевых побратимов: в очах появилась ожидаемая твердость и непреклонная решимость:

— А теперь, побратимы, давайте перейдем к обсуждению замысла битвы. Я выскажу свое видение, затем выслушаю каждого из присутствующих, у кого будут дельные предложения. Подчеркиваю: дельные предложения. Сомнений в завтрашней битве, в том, что она состоится, сомнений быть не должно. В своих дополнениях, прошу исходить из того, о чем я вам поведала: победитель в сече определен и других мнений и суждений быть не может. У нас только одна задача, которую надо решить. — Великая воительница повысила голос и отчеканила так, как отрубила:

— Полностью уничтожить воинство Лиходеда и при этом — понести малые потери! — в ответ одобрительный гул голосов со словами полного согласия со своей Княгиней. Ольга дождалась полной тишины и только тогда продолжила:

— Внимание! С этого мгновения, каждое сказанное мной слово, воспринимать, как боевой приказ, который выполнять скоро, без всяких сомнений и изменений. Любых! Даже если они вам кажутся разумными и судьбоносными. Помните: окончательного замысла битвы вы не ведаете. Его в голове, держу только я! Поэтому — никакой отсебятины быть не должно!

Выполнять только тот план, который я вам сейчас доведу. В случае изменения расклада в битве, слушать только мои приказы и следовать им слепо, точно и без раздумий. Ясно? — Воины закивали головами:

— И так: выступаем завтра утром, еще до рассвета, с пустым чревом. Это приказ для каждого гридня дружины. Набивать чрево будем после сечи, после победы! Для чего я это требую, вы знаете.

Во главе колоны иду я воевода. Построение сотен в колоне, отдаю на откуп воеводы, но при этом, Демир, тебе надо учесть, что мы вступаем в бой сходу.

Основной удар, Лиходед, будет наносить крыльями лавы, в голову и в хвост нашего походного построения. Мыслю, что первыми удар примут сотни, которые будут двигаться в голове и от правого крыла лавы. — Ольга начала чертить колышком на песочной площадке, показывая примерное расположение походной колоны, относительно разогнанной из засады лавы. Воевода и сотники встали и плотно обступили площадку. Ольга, на короткое время, прервала свое черчение:

— На лед будем выходить, на версту дальше от ого места, где мы уходили со льда на болота, когда шли к тракту. Сразу берем направление на дальнюю от нас оконечность острова. — Колышек снова забегал по песчаной равнине. Стрелка направления движения колоны, получилась длинной и ровной:

— Видите? При движении к острову под таким углом, позволяет дружине растянуть, увеличить линию атаки для лавы Лиходеда, заставит его нападать не единым строем, а разделить лаву на два крыла. И это перестроение ему надо будет проводить, за очень короткое время перед атакой. Я думаю, вы все понимаете, что значит для войска, изменение построения за мгновения до начала битвы! Замысел удара мощным кулаком на узком направлении — сорван!

Спешка, в его изменении, обязательно приведет к нестыковкам, разладу в управлении, неразберихи в рядах и обязательно повлияет на боевой настрой войска. Ведь, укрывшись в засаде, воевода выработал главный и единственный замысел скрытой и губительной для противника атаки. Нас он дожидается, в образе длиной кишки на льду, а мы входим под углом к острову, в виде растянутого строя, готового быстро развернуться для встречного боя.

Воевода! В голову, под первый удар, ставь самые обученные и боеспособные сотни. Я верю всем нашим воинам, но прошу тебя, первые сотни, которые примут удар ворога, пусть будут сотни Речных Ворот, под рукой старшины Симака. Я так желаю!

Далее: при первом появлении конницы из-за острова, без всяких команд и распоряжений, дружина начинает перестраиваться. Хвост колоны убыстряется и уходит вправо от линии атаки, не разрывая общего строя. Ему предстоит принять удар левого крыла лавы Лиходеда. Прошу учесть это, Демир.

На центр нашего построения, как я думаю, особого давления не будет. Поэтому центральные сотни, движутся вперед, внимательно глядя под ноги, и тоже метят на дальнюю оконечность острова.

Другими словами — они прорываются в тыл лавы. Их главная задача — вмешаться в битву на той стороне, где нашим придется наиболее тяжко.

Еще раз обращаю ваше внимание: внимательно смотрите под ноги коней! Впереди, по ходу, возможны полыньи, или даже участки чистой воды. Об этом оповестить каждого гридя!

И самое главное. Повелеваю: ничему завтра не удивляться! Чтобы не узрели вы и ваши воины — никакой паники! Никакого разброда и шатаний! Всем продолжать выполнять мои и ваши приказания и четко придерживаться начального замысла.

Повторяю еще раз, потому что это очень и очень важно: чтобы не узрели вы и ваши подчиненные необычного — внимания на это, не обращать! Продолжать делать свое дело! Все необычное — считать вмешательством в битву наших богов. — У присутствующих, от услышанного, вытянулись лица и от удивления раскрылись рты. Такого наставления перед битвой, никто не ожидал. Княгиня подняла десницу, заранее предупреждая любые вопросы:

— Не спрашивай, не задавайте мне вопросов! Сама мало, что знаю. Считайте, что мне было видение того, что наши боги вмешаются в исход завтрашней сечи. А как — не ведаю!

Все свободны! Идите, готовьтесь сами и готовьте к битве своих воинов. Жду вас на этом месте, за час до сумерек, с докладами о готовности к завтрашнему бою. Она долго смотрела в след уходящим воинам, пока они не скрылись в чахлых кустах. Тут же к ней, улыбаясь во всю пасть, подбежал Лука. Положил голову на её плечи и замер. Ольга обняла любимца за шею, уткнулась носом в пахнущую вереском шерсть. Из утробы волка полилось мощное урчание: высшая ступень довольства и наслаждения:

— Лука! Сегодня ночью мне понадобится твоя помощь! Пока я буду заниматься делом, ты будешь охранять меня и то место где я буду заниматься своей задумкой. Согласен? — Лука, в ответ, коротко рыкнул и осклабился, выражая свою полную готовность идти за хозяйкой хоть на край света.

 

49

Ночь перед битвой, для Княгини выдалась беспокойной. Нет, не правильно: понятия ночь, в обычном смысле, вообще не было. Не было теплой купели перед сном, не было кружки печенного заквашенного молока, не было раздумий под теплым меховым пологом, не было сладкого изменения реальности — сна: только что ты была в одном мире, а через мгновение — совершенно в другом.

Через некоторое время, после ухода сотников и воеводы, Ольга направилась к обозу, который устроился на отшибе, на самом берегу островка. Кибитку князя, определила по двум могучим теням, которые маячили с двух сторон от неё.

Княгиню, стражи узнали мгновенно: высокий, бородатый гридь поспешил к ней навстречу. Второй, наклонив в боевое положение копье, отступил за другую сторону мехового полога:

— Княгиня, у нас все спокойно! — В бородатом воине она узнала десятника сотни Симака — Снегиря. Сейчас он, при свете луны, казался много старше, чем при первой встрече:

— Князь с боярином, после трапезы, долго о чем — то спорили и только недавно угомонились. Ведут себя тихо, из кибитки почти не выходят, и в гости к ним, кроме поваров, никто не захаживает. Думаю, что сторожить их, и один охранник справится!

Может, отпустишь обратно в сотню, Княгиня! А то ведь стыдоба, хоть сквозь землю провалиться: побратимы завтра на битву святую пойдут, а я от княжеской кибиткиворон отгоняю.

И главная задача — сберечь свою задницу и об его седалище не опоганиться! Князю, видно, боярской нежности не хватает или уже наскучил ему Сивко, а может боярин, как мужчина, ослаб с возрастом. Вот он и начал ко мне и Тарасику приглядываться. — Снегирь кивнул на гридя, стоящего в тени княжеского жилища:

— Посулами донимает и при любом удобном случае, в кибитку норовит зазвать. Перед вечером, выходит к нам с кувшином меда и завлекает нас его запахами. Но мы стараемся держаться подальше от его соблазнов, в виде кувшина с медом и того, как он себя поглаживает по заднице. Хотя скажу честно: первое — намного привлекательнее выглядит, чем второе! — Снегирь поперхнулся и замолчал. Видно, он даже в темноте, заметил краску стыда на лице Княгини. В растерянности, он сделал два шага назад, как — бы на всякий случай. Береженого — и боги берегут!

Ольга, некоторое время, невидящими очами смотрела на пристанище Романа, а затем торопливо направилась к кибитке. На мгновение задержалась перед входом, затем решительно тряхнула головой и нырнула под меховой полог, закрывающий вход.

Внутри кибитка, была разделена на два закутка огромными медвежьими шкурами: один был поменьше, другой — значительно больше. Между ними — очень узкий проход, через который, даже ребенку, трудно протиснуться.

Заглянула в малый: на узкой лежанки из шкур, хотя была кромешная темнота, Ольга узрела спящего боярина Сивка. У изголовья стоя пустой кувшин, а в самом закутке — густая вонь ядреного перегара и человеческой мочи.

Во втором было светло: на узком и низком столике, горела лучина в широком глиняном горшке. Запах мало чем отличался от запаха в загородке Сивка: может только мочой воняло меньше. Зато перегар щипал очи, как в самом захудалом портовом трактире.

Роман сидел на меховой лежанке, накрывшись бараньим тулупом от ног до пояса и немигающим взглядом глядел на Воительницу. Поверх грязной рубахи из толстого сукна — душегрейка из волчьей шкуры. В очах отражалось пламя лучины.

Крыша в кибитке была низкой, не позволяла выпрямиться во весь рост и Ольга была вынуждена присесть на корточки в ногах князя:

— Роман, ты что творишь? Как ты позволил себе, так низко пасть? Ты что, забыл, кто ты есть? Куда исчез всесильный князь и смелый воин? Где тот обаятельный и сильный муж, которого я полюбила? Которому я отдала свою девичью честь и от которого ждала ребенка? — Очи Романа немигающее зрели в то место, где недавно она стояла. В них, все также, отражалось пламя лучины. Ольге сделалось по — настоящему жутко. Прошло некоторое время и Роман, наконец, ответствовал:

— Какой ребенок? Мой ребенок? И где же он? Заголи чрево, представь его на обозрение. Через одеяния, я что — то ничего не зрю! Если считать на перстах, то ему от зачатия — не менее семи лун, а такого уже под тулупом не скроешь! А если скроешь — то в зачатии его, я участия принимать немог! Природу и время, в отличие от меня, тебе обмануть, при всем твоем коварстве и хитрости — не удастся! От кого ты понесла, я не знаю: свечку, когда тебя кто — то во все дырки пялил — я не держал. В это время мне голову рубили и в озере топили. Не до пастельных утех мне было!

— От вспыхнувшей ярости, у Воительницы сжались кулаки, и ногти до крови впились в длани. Пришлось приложить громадное усилие, чтобы сдержать клокотавший внутри гнев:

— Прости, князь! Не смогла я доносить нашу дочурку! — Голос Ольги дрожал и прерывался от нанесенной обиды. Слезы булькали в горле, мешая глаголать, и тело трясло, как при сильном ознобе:

— А может, это она сама не захотела появиться на этом свете. Мыслю, что не смогла она себя заставить родиться и зреть своего родного отца, в этаком виде, в этаком состоянии. От стыда и разочарования погибла! — Затрещала лучина, готовая в скором времени погаснуть. Роман пошарил у себя в изголовье, достал и зажег новую. Очи его потухли, превратились в черные провалы: свет новой лучины, почему — то в них не отражался.

— Ты меня не жалоби. Не на того напала! Мне твои стоны — до задницы. — Очи Романа вновь зажглись лучинным пламенем. Он потер друг о друга длани и повторил:

— До задницы! Но только не до твоей! Твоя — меня совершенно не прельщает! Вот если бы Снегирьк свою подставил, тогда бы я к его словам прислушался! А на твои стенания, мне наплевать с высокого терема. С твоими любовными похождениями и с твоими беременностями, будем разбираться, когда вернемся в стольный град. Там я проведу дознание. В подвалах будешь стонать, и тогда я тебя буду слушать!

А сейчас — покинь меня! И кликни мне Снегиря: у меня есть к нему дело. — Ольга, не проронив нислова, покинула кибитку.

Долго стояла возле неё и вдыхала ночной воздух. Надышаться не могла, таким сладким он ей казался после закутков, где она только — что побывала. Узрела Снегиря, который находился в нескольких саженях от неё, но приблизится без команды, не решался:

— Снегирь! Забирай своего напарника и возвращайся в сотню. Симаку скажешь, что караул я отменила: охранять князя далее — нет необходимости. Воинов, более для этого — не выделять!

Ольга чувствовала так, будто её с ног до головы обмазали дерьмом. Она не могла понять, как могло случиться, что она вынесла такие оскорбления и оставила их без наказания? Такого унижения она за всю свою жизнь ни разу не испытывала!

Отошла от кибитки на несколько шагов и села на мерзлую землю: ноги совсем не держали тело. Уткнулась лицом в колени и на короткое время замерла. Жить не хотелось совсем. Хотелось выть, как воет одинокий волк при виде полной луны!

Она только сейчас осознала, как боги жестоко наказали её: отняли сначала дочь, а затем и самого любимого человека. Отняли безвозвратно, навсегда! Даже если случится чудо, и Роман душевно восстановится — между ними все кончено. До конца жизни, навсегда, на веки вечные!

Она никогда, ни при каких раскладах, не сможет забыть тех слов, которые услышала от него. Она не сможет его простить, какие бы оправдания для него сама не выдумывала! Он потерян для неё навсегда. Он для неё умер!

Душа трепыхалась и разрывалась от невыносимой боли! Сознание мутилось от жизненной несправедливости и безысходности. Сейчас, возможно, ей необходимо было выплакаться: слезы уносят горечь и отчаяние, тоску и печаль. Но слез не было!

Ольга со всего маху, ударила себя по лицу. Боли не почувствовала, но в голове немного прояснилось. Ударила еще сильнее по другой щеке и ощутила соленый привкус крови во рту. Еще два удара, и из головы окончательно исчезли мысли о загубленной навсегда жизни, улетучилась жгучая жалость к самой себе.

Она резко встала во весь рост: выть больше не хотелось, лицо горело от самоистязаний. Родилось и быстро крепло новое желание, желание мгновенных действий. Нестерпимо захотелось немедленно бежать, драться, убивать, мстить за поруганную жизнь, за похищенное женское счастье.

Но вместе с этим, проснулся холодный рассудок, который немедля задал всего два вопроса: куда бежать? Кому мстить?

Ответ на них, охладил боевой пыл и пригасил огонь в израненной душе: добежать до богов она не в состоянии, а о мести им, даже думать непотребно!

И так ли виноваты боги в её горе? Скорее всего, вину надо искать в своем поведении!

Сама виновата в том, что не смогла устоять, перед выдуманным собой же, идеалом настоящего князя — воина, перед ликом настоящего мужчины.

И не боги совлекали с неё поневу в ту сказочную, летнюю ночь. Это сделала она сама, зная, что у Романа есть семья, и его жена носит под сердцем ребенка. И еще благодарила богов за то, что первым мужчиной у неё, стал именно он — князь Роман!

Так почему же я сейчас, считаю виноватыми своих богов? Виновата в своих бедах — я и только я! Я желала именно его любви, и боги сжалились, пошли мне навстречу, исполнили мое сокровенное желание. Их за это славить надо, а не упрекать!

Но жизнь так устроена, что даже за короткое счастье, надо платить сполна. Даром — в жизни ничего не дается!

Ольга запахнула короткий тулупчик и осмотрелась по сторонам. Саженях в двадцати от себя, возле кривой березы, заметила Ратищу и Луку. Они, явно, дожидались Воительницу, но не посмели подойти к ней без её зова.

Их появление, ничуть не удивили Ольгу: она сама велела обоим, явится к ней ближе полуночи. Именно с ними она планировала осуществить задуманное. Осуществить то, что может гарантировать победу в завтрашней битве. Если, конечно, её задумку, возможно воплотить в жизнь.

Тяжело вздохнув, стараясь отбросить посторонние, ненужные мысли, сделала первый шаг в их сторону. Каждый последующий шаг делался все тверже и тверже. Через мгновения, перед Ратищей и Лукой, предстала не Княгиня Ольга — Великая Воительница!

 

50

Ратища, при приближении Ольги, сделал шаг навстречу. Лука остался на месте, только завилял хвостом и ощерил пасть. Глава «спецов» протянул ей крынку, с завязанной бычьим пузырем, горловиной:

— Здесь все, что мы смогли в обозе найти. Гусиный жир не входит в лекарственные снадобья и применяют его — только как средство при обморожении. Наши костоправы, заранее ведали, что таковых у нас не будет, и им не запасались. Ольга кивнула головой:

— Все хорошо. Для меня хватит, а обмороженных завтра не предвидится. Жарко всем будет! Выходите к озеру, к тому месту, что мы наметили. Ждите меня там: я скоро появлюсь.

Ратищу, Луку и Бутона, Княгиня обнаружила издали. Убрала длани под грудь и зависла в трех саженях над льдом. Осмотрелась и только тогда опустилась в шагах в двадцати от них. Ни Ратища, ни Лука, даже не шелохнулись, когда на льду, из ничего, объявилась Княгиня. Только Бутон высоко вскинул голову и засеменил передними ногами. В полутора верстах за ними, темнел черный зуб острова.

Ратища стоял в одной рубахе, его полушубок лежал поодаль. Десницей он опирался на тяжелый лом с широким жалом. Неподалеку — свежерубленная полынья, над которой пришлось ему потрудиться. Ольга, в первую очередь, направилась к ней.

В черной воде поблескивали небольшие куски колотого льда. Большие — разбросаны вокруг проруба. Воительница довольно кивнула головой:

— Ратища, после того, как я закончу свою работу, эти осколки нужно будет вернуть в полынью. Слишком они приметны будут с острова, как только рассветет. — Ратища тут же согласился:

— Я об этом уже думал. Сделаю все как надо: комар носа не подточит! К утру, дыра схватится ледком и рядом будешь стоять — не заметишь.

— Вот и славно! Лука! Слушай меня внимательно! Твоя задача — отвлечь внимание наблюдателей, которые укрылись на вершине острова. Мало верится, что они пялят очи, разглядывая лед в темноте, но рисковать мы не можем. Отойдешь на противоположную сторону острова и немного порычишь так, чтобы караульные забыли о своих прямых обязанностях, и взоры свои направили в твою сторону. Но к острову близко не подходи: тебя никто не должен зреть!

Бутон, ты отправляйся поближе к берегу туда, где находится конь Ратищи и там дожидайся меня. Если раньше понадобитесь нам — я свистну и ты услышишь.

Ратища, ты остаешься здесь. Поможешь мне натереть тело гусиным жиром: до спины, я при всем желании, не достану. И будешь ждать моего возвращения, заранее приготовив ерофеича и полотенца, чтобы я смогла сразу согреться! Если что случится — стучи по льду, звук в воде, далеко слышен.

Все: по местам! Приступаем! — Лука и Бутон порскнули в разные стороны и растворились в темноте. Ратища от удивления разинул рот: надо же, животины, а Княгиню понимают с полуслова!

Ольга, тем временем, стала полностью разоблачаться: первым делом освободившись от меховых сапог. Одновременно, настроившись, как когда — то учил её приемный отец, она включила внутренний разогрев тела и почувствовала, как в районе пупка разгорается настоящий костер. Через некоторое время ступни перестали чувствовать холод льда, а тело — морозный озноб.

Сбросила портки и осталась совершенно голой. Зачерпнула горсть жира из туеска и начала растирать тело спереди: от шеи, вниз к ногам. Походя, отметила восторженно — очарованный взгляд бывшего сотника, и это ей не понравилось:

— Что ты пялишься? Никогда голой девки не зрел? Остерегись, а то как — бы очи из орбит не выпрыгнули! Займись лучше делом: бери жир и натирай мне спину! — И отвернулась от него в другую сторону. Ратища засуетился: зачерпнул полную длань густого жира и принялся за работу:

— Эй! Эй! Я же тебе сказала: натирай мне спину. А это и означает: только спину! До ног и задницы — я и сама достану! — Через малое время, благодаря стараниям обоих и высокой температуры кожи, все тело было надежно покрыто толстым слоем гусиного жира.

На лицо и лоно, жир лег в последнюю очередь. Появилось впечатление, что тело поместили в какой — то теплый кокон; холода она совершенно не чувствовала! Все! Она полностью готова совершить ею задуманное!

Пристегнула короткими ремешками к щиколотке острый, как бритва, засапожный нож, в руки взяла кожаный мешочек с чем-то тяжелым и вперед ногами, скользнула в черную полынью.

Ледяная вода сомкнулась над головой. Что она ледяная, Ольга знала, но сейчас этого совершенно не чувствовала. Мгновенно включились в работу её чудесные, врожденные качества: способность дышать под водой и умение зреть и ориентироваться в кромешной темноте: подо льдом было еще темнее, чем на воздухе.

Выбрала нужное направление и бешено заработала ногами, разгоняя себя в сторону острова. Через какое — то время она остановилась и поднялась к поверхности, упершись головой в лед. Осторожно, боясь уронить в пучину содержимое кожаного мешочка, развязала тесемки и извлекла из него тот самый, фамильный камень. Поднесла к нему перст с перстнем и сразу почувствовала, уже знакомую, вибрацию и гудение.

Ослепительно белый луч ударил в лед, и вода вокруг него забурлила, превращаясь впар. Ольга торопливо провернула камень вокруг его оси, и луч заметно утончился, одновременно теряя в яркости. Медленно перемещая его, нарисовала круг размером в тележное колесо, бдительно следя, чтобы он не прожег лед полностью и не вырвался наружу.

Затем провернула камень обратно, добившись широкого, но не очень яркого белого клинкаи начала плавить лед, в не до конца вырезанном круге. Пар, высвобожденный от таяния льда, до неё не доставал, мгновенно превращаясь в талую воду. Истончив лед, до пол — вершка (вершок — 4,45 см), выключила луч и что есть силы лягнула пяткой по тонким остаткам ледяного зеркала. Пробила!

Осторожно высунула, в образовавшуюся полынью голову и осмотрелась. До острова было еще далеко, почти верста, и она поняла, что вынырнула слишком рано.

Вновь погрузилась под воду и проплыла в сторону острова, еще саженей 100–150. После недавнего всплытия, она отлично чувствовала расстояние. Снова включила луч и настроила его, как и в прошлый раз, для резки льда.

Теперь она кругов не рисовала. Просто медленно, по прямой линии, плыла подо льдом и плавила его на ширину двух вершков, и до уже опробованной, толщины. И эта линия протянулась, прямо напротив острова, саженей на 400–500. Отплыв от пропила саженей пятнадцать к своему берегу, прочертила точно такую, продольную линию. По мнению Ольги, этого должно было хватить для её замысла.

Путь назад, к полынье, занял намного больше времени: найти её было не так просто. Несколько раз она возвращалась обратно, понимая, что проскочила нужное место и вновь накручивала спирали в поисках оного.

Наконец над головой обнаружилась ледяная дыра, заполненная мелкой шугой. Ольга бешено заработала ногами, набирая скорость, и вывалилась из полыньи по пояс. Острые неровности льда поцарапали тело, но она этого даже не почувствовала.

Костер под пупком гас и взбодрить его, у неё не было сил. Холод, через кровь, коченел тело. Икры наливались неподъемной тяжестью и судорога не позволяла мышцам шеи ворочать головой. Всепоглашающий, неземной холод, по позвоночнику полз в голову.

Ратища, при появлении Княгини, вначале шарахнулся в сторону, но тут же пришел в себя и кинулся помогать ей выбраться из воды. Подхватив её подмышки, рывком выдернул мокрое тело из полыньи. Подсунул под ноги свой полушубок и завернул дрожащее тело в её тулуп. Торопясь и путаясь начал сматывать со своего тела полотенца, которые он согревал своим теплом.

Кинулся вытирать Княгиню. Голова, шея, спина, груди, живот — намокшее полотенце летит прочь. Новое полотенце. Стоя перед ней на коленях, начал обтирать бедра. Затем, обеими руками раздвинул ей ноги и перешел к самым потаенным местам. Ольга безмолвствовала: не до стыда ныне! Ей было даже очень приятно от его прикосновений, которые, хоть и с большой натяжкой, можно было принять за ласку.

Закончив обтирание, Ратища запахнул тулуп. Ноги Ольгу не держали и она опустилась на лед, вернее на полушубок «спеца». А он, тем временем, ударом длани вышиб пробку из штофа ерофеича и поднес его горлышко к губам Княгини.

Ольга успела сделать два больших глотка огненного напитка, как сознание покинуло её тело. Она не чувствовала, не видела и не слышала, как Ратища собирал разбросанные по льду её вещи, как дополнительно заворачивал безжизненное тело в свой же полушубок. Как безуспешно пытался высвистать к себе Бутона, а потом, почти версту, нес её на руках к берегу, в сопровождении скулящего Луки.

Как Лука уложил на наст Бутона, для того, чтобы Ратища смог взгромоздится в седло, удерживая Княгиню на руках — она тоже не помнила. Дорога назад, тоже прошла мимо её сознания. Очнулась от тяжести на груди: тяжелая медвежья шкура давила так, что трудно было дышать. Сразу догадалась, что она находится в кибитке, усмотрев дугообразный, зашитый мехом потолок.

Ощупала себя: одета в ту же одежду, что была на ней до ныряния. Кто её одел — было ясно без вопросов: Ратища! И никто иной! Он её вытащил из воды, он доставил в лагерь, он уложил в кибитку, он и одел.

Ольга сбросила с себя тяжелый меховой полог и выглянула из своего пристанища. Ночь или раннее утро. Разлеживаться нет времени. Сегодня — решающий бой, решающая сеча: вот это она хорошо помнила.

Откуда то из кустов объявился Ратища. В полном снаряжении и с блестящими очами:

— Княгиня! Можно, когда вокруг нас никого нет, я буду называть тебя Богиней? — Ольга, в удивлении подняла брови. Чего — чего, а таких слов, от далеко не мечтательного, а наоборот приземленного и рачительного Ратищи, она не ожидала. А он, захлебываясь словами от неистового восторга, продолжал:

— Именно Богиней и никак по — другому! Только высшему существу, только Богине, по силам сотворить то, что сотворила ты! Я уже не заикаюсь о том, что только богиня может быть прекрасна как ты! — В своем восторге, Ратища не заметил, что начал сравнивать не её с богиней, а богиню с ней. Княгиня прервала своего главного «спеца»:

— Охлади свой пыл, сотник! Хвалебную песнь мне, будешь петь в другое время и в другом месте! Сегодня нужно думать только об одном: о битве и о нашей победе, любой ценой! Красивые слова будут уместны только после неё! — Ратища сложил длани лодочкой, прижал их к середине груди и опустился перед ней на колени:

— Богиня! Я готов к битве! Ради тебя, я готов на любые подвиги, на любые свершения, на любую почетную смерть.

— Ратища! Я запрещаю тебе богохульство! И поднимись на ноги. Негоже перед сечей, колени протирать.

В бой ты пойдешь не с моим именем, а с именем Матери — Родины, и ради нашего отечества! И если придется умирать, то умрем с их именами на устах. Только так и никак иначе!

Главный «спец» поднялся с колен, но взгляд отвел в сторону: было понятно, что он остался при своем мнении. Княгиня его не убедила.

Лагерь напоминал растревоженный муравейник. Воздух был наполнен бряцаньем оружия, громкими командами воинских начальников, ржанием лошадей и еще многими звуками, привычными для служивого люда.

Воительница сидела в седле и с нарастающей тревогой наблюдала за сбором дружины. А для тревоги повод был! Главный — тысячное превосходство ворога в коннице. И если она ошиблась в своих планах, в своих расчетах, то это превосходство, может стать решающим в сече.

На сером, в яблоках жеребце, к ней подъехал воевода Демир. Поверх кольчуги надет красный кафтан, а поверх его — короткий полушубок, который будет сброшен перед самым боем:

— Княгиня, мне мнится, что дружину уже можно строить. Рассвет с озера уже наползает. Пока выйдем на лед — наступит день ясный! — Ольга согласно кивнула головой — Ты прав, как всегда, воевода. Строй свое войско. Я, как и договаривались, пойду в голове. При развертывании в лаву — это будет левое крыло. Ты — замкнешь строй и тем самым, возглавишь правое крыло.

Основные удары будут по флангам и нам с тобой, их сдержать будет надобно.

Если моя задумка выгорит, то по центру лавынатиска не будет или будет, но совсем слабый. Так — что, лучшие сотни, ставь в голову и в хвост колоны.

Особо о тишине и скрытности не заботься, все должно выглядеть естественно: Дружина возвращается с победой домой и о засаде мы — ни слухом, ни духом, не ведаем. Выйдя на лед, даже песню можно затянуть!

Предупреди всех дружинников, чтобы при выходе на озеро, сбросили полушубки и тулупы. Обозники, что идут последними, их подберут. В бой пойдем, все как один — в красном!

Командуй построение, воевода! Будем не спеша трогаться. И да помогут нам наши боги!

 

51

По проторенному пути не пошли. Выйдя из болота, старый, уже хоженый тракт, оставили по левую руку и по редколесью, не особо поспешая, потянулись к берегу Белыхи. План Княгини, выхода на лед в другом месте, неукоснительно выполнялся.

Серый, туманный рассвет, вовсю успел окраситься лучами пробудившегося Ярила, когда они покинули загустевшие прибрежные заросли ракиты и ивняка.

Тулупы и полушубки уже были сброшены и темно красная река дружинного строя, походу перестраиваясь по десять гридей в ряд, начала медленно вытекать на лед озера. Первыми на него ступили кони Симака, Ратищи и Княгини.

Длина колоны, после перестроения, резко сократилась, и хотя всадники ехали не очень плотно — сейчас была менее ста саженей. Направление движения — строго на дальнюю оконечность каменного зуба. До неё — не более двух верст. И до линии, проплавленной ночью Ольгой — саженей шестьсот.

Если она все рассчитала правильно, то её дружина должна оказаться перед пропилом и начать перестроение, не раньше, чем войско Лиходеда сомкнет свои оба крыла, и разгонит лаву до высшей быстроты. Если что — то пойдет не так, то дружине придется очень туго!

Волнение её усилилось, но Симаку и Ратище оно пока не передалось. Они были собраны, внимательно следили за островом и тревоги не выказывали. Длани, в боевых рукавицах, покоятся на рукоятях мечей. Ольга передвинула лук и колчан со стрелами поближе к седлу: вот — вот атака должна начаться. Напряжение достигло предела.

Все! Началось! С двух сторон острова, на лед выплеснулось два потока конницы Лиходеда. Быстрыми молниями засверкали на солнце, обнаженные клинки. Никаких сомнений, в намерениях вражьего войска — не было.

Ольга рванула меч из ножен и обернулась назад. С радостью отметила, что Демир тоже не прозевал начала атаки: хвост колоны резко увеличил скорость, вытягивая, тем самым, дружину в линию, для встречного боя.

Воительница ткнула каблуками в конские бока. Бутон понял все правильно: с места взял в карьер. За ней устремилась голова строя. Лед загудел под копытами коней дружины. Сейчас Ольге надо было выполнить главную задачу: направить острие атаки вражеской лавы, на проплавленную ею трещину так, чтобы она стала разделительной чертой между двумя дружинами.

Получилось!!Голова достигла назначенного места: левого окончания пропила, не доскакав пятидесяти саженей до него. Хвост, немного отставая, выстраивал ровную линию, на ходу готовя луки. Теперь острие удара лавы было нацелено в центр построения Ивельской дружины. То, что надо! То, что замыслила Великая Воительница!

Лава быстро приближалась. Гудел лед, уже было видно, как из под кованных копыт летит крошево снега, от визга приближающегося врага, холодело в животе.

Казалось, ничто не сможет остановить эту накатывающуюся махину: сметет в один миг, разорвет в клочья, втопчет в лед по самые маковки!

Дружина, для стрельбы навесом, начала поднимать снаряженные луки. Еще саженей пятьдесят — и последует первый залп! Через мгновение, полетят на лед, сбитые стрелами всадники, последний раз в этой жизни, захрипят предсмертным храпом, пораженные кони. Смерть начнет собирать свой обильный урожай, посаженый, удобренный и выращенный людской алчностью, вероломством и нечеловеческой злобой.

Но залп не состоялся! Громовой раскат лопнувшего льда, перекрыл боевой визг и топот копыт приближающейся лавы: войско Лиходеда пересекло линию пропила, над которой, пол — ночи, так старалась Великая Воительница. Тонкий козырек, на месте проплавленного льда, не выдержал веса лошадей и людей!

Огромная льдина, длиной не менее ста саженей и шириной пятнадцать — начала дыбиться. Тот край, на котором находились передние ряды лавы, стал уходить под воду. Зато противоположный — начал медленно подниматься к светлому небу. Всадники, вместе с конями, как горох из дырявого мешка, посыпались в полынью, в черную, стылую воду.

От криков ужаса заломило в ушах. Но это был еще не конец! На головы к ним продолжали валиться все новые и новые ряды конницы. Остановить коня на скаку, да еще и на скользком, гладком льду — задача невыполнимая даже для опытнейших наездников.

Последующие ряды конников, зрели возникшую перед ними опасность. Тянули уздечки на себя так, что рвали удилами пасти, ни в чем не повинных, лошадей. Те, приседали от боли на задние ноги, тормозили всеми четырьмя копытами, но остановиться не могли: целыми рядами приближались к полынье и летели в черную бездну на головы, барахтающихся в ней, товарищей. Видимо кузнецы у Лиходеда были менее искусные или он не рассчитывал на ледовую битву, и поэтому не перековал для этого своих лошадей.

Смотреть на гибель вражеской дружины было жутко. Зрелище — не для слабонервных! Но все — таки, последние ряды в лаве, смогли каким — то чудом удержать лошадей, и завернуть их на подходах к преисподней.

О битве было забыто начисто: назад их гнала только одна мысль: уйти бы, от страшного места живыми. Но организовывать за ними погоню, Княгиня не собиралась и жалкие остатки войска, в спешке, скрылись за каменным островом.

Паника, стылая вода и тяжелое снаряжение, сделали свое черное дело. Через короткое время в полынье барахтались всего несколько десятков лошадей, но вскоре пучина поглотила и их. Спасти бедных животных, не было никакой возможности. Всадников, на поверхности, не было ни одного.

Ледовое сражение, не успев начаться, было закончено, но восторга от победы у дружины не наблюдался. Не приближаясь близко к полынье, они с ужасом смотрели на черную воду. Такого бесславного конца, не желают даже самому заклятому врагу!

Только, рядом сидевший на коне Ратища, с божественным обожанием, пялился слепыми от любви очами, на женщину, которую он боготворил и перед которой преклонялся. То, что он один знал причину разрушения льда, истоков его чувств, совершенно не касалось!

Поступки богов — земными людьми не обсуждаются! Боги всегда правы.

Дружину, воевода Демир, вновь перестроил в походный строй. К нему пристроился, остававшейся на берегу, обоз. Из кибитки, притулившейся в конце строя, неслась пьяная песня на два голоса. Один из них, точно, принадлежал Роману.

Ольга недовольно поморщилась: победного ликования никто из воинов не выказывал, улыбки на их лицах были редкостью. Да и выражали они не радость победы, а скорее облегчение, какое бывает при окончании необходимой, но нежеланной работы. Про шутки — прибаутки и поминать не стоит: их не было напрочь. А тут — пьяная оргия с песнями! Слава богам, что до плясок дело пока не дошло!

По команде воеводы, дружинная колона тронулась в путь. Ольга с Симаком и Ратищей, провожали взглядами походный строй, сидя на конях чуть поодаль от его движения. Рядом стоял Лука.

Ряд за рядом, мимо них следовали конные гриди. Ровняясь со стоящими, выпрямлялись в седлах и поворачивали головы, приветствуя свою Княгиню. Ольга обратила внимание, на пустые, темные очи воинов. Те же самые лица, много раз её виденные, но сегодня выглядевшие несколько иначе. Бороды — есть, носы — есть, уши — на месте. Все есть!

Очей нет! Вместо них — темные провалы глазниц. Как у покойников: ни огонька, ни искорки! В очах отсутствовала жизнь!

Ольге стало страшно. И не только ей! На лицах Симака и Ратищи, явственно проступали если не ужас, то глубокая растерянность, с ним граничащая.

Когда с ними поравнялась веселая кибитка, Княгиня со злым лицом обернулась к Ратище, видимо желая отдать, какую — то команду. Она уже открыла рот, но вдруг передумала: негодующе пошевелила губами, но ничего не вымолвила.

Неожиданно, утробно, во весь голос, зарычал Лука. От такого рыка, даже привыкшие к его присутствию обозные лошади, шарахнулись в сторону, ломая ровную линию строя. Сидящие на облучках ездовые, заработали кнутами, стараясь его восстановить и успокоить разволновавшихся животин. С трудом, но это у них получилось. Пьяное пение, мгновенно прервалось и больше не возобновлялось. Ольга благодарно кивнула Луке: спасибо, что понял меня без слов!

Походная колона, круто забирая влево от черной полыньи, уходила к каменному зубу. За последней кибиткой обоза, в саженях пятнадцати, пристроились две лошади с понурыми седоками и огромный волк, с низко опущенной головой. Княгиня и Бутон, провожали их тоскливыми взглядами.

Ольга очнулась от навалившегося на неё страха, когда хвост колоны, уже почти скрылся за оконечностью острова. Несколько раз встряхнула головой, отгоняя остатки наваждения. Не покидая седла, нагнулась и зачерпнула горсть снега с ледяного покрова. Натерла им напряженные мышцы лица и только тогда пустила Бутона, вслед за уходящей за скалистый берег дружиной.

Опаски потерять её из виду — не было, поэтому она не понукала своего четвероногого друга. Плавно покачиваясь в седле, напряженно думала, анализировала события сегодняшнего утра:

— Несомненно, ужасная и бесславная гибель, почти всего войска Лиходеда, в темных пучинах озера, да еще прямо на глазах её дружины — произвело сильнейшее, гнетущее впечатление на всех гриден.

Как же так? Вроде бы и победа, и не просто — а полная победа! Но мы в сече не участвовали! И её, вообще — то, отродясь не было! Наши мечи не вкусили вражьей крови, наши кони не топтали супостатов — и вдруг такой исход!

Кто проиграл — понятно. А кто выиграл? Кто должен в этом случае праздновать победу? Боги? Но боги победу не празднуют: они её дарят! Тогда чьи это были боги? Наши светлые или их темные?

Если наши — то чем мы заслужили их милосердие?

Если их — то чем они прогневили своих, светлых, если судьбу войска, принялись решать их темные боги? — Голова Воительницы пухла от мыслей, разрывалась от великого множества вопросов. Она, конечно, знала причину гибели дружины Лиходеда и понимала, за что они заплатили такую великую плату своими жизнями. Но ведь воины её дружины об этом ничего не знали!

Боги не простили врагу вероломства и черных, корыстных замыслов!

А как прикажете считать, их коварное нападение из засады и последующий поход на стольный город Ивель? Это разве не черные замыслы? Это разве не вероломство?

Мы ведь, от честной битвы, до последнего не отказывались! Это они спрятались за остров, и имея тысячное преимущество в коннице, готовились засадным ударом, разнести нас в пух и прах! Это они собирались захватить, оставшийся беззащитным город, для его полного разграбления!

Выходит, что все наши переживания и угрызения совести, напрасны. Нам, то — есть себя, корить не пристало! Просто боги решили подарить нам победу именно таким путем, таким способом. Это они навели меня на мысль, как отразить удар лавы из засады! Вот в чем был смысл вещих снов, которые ей подарили боги!

В любом другом случае, шансов на победу, у нас было очень мало. Практически — их не было совсем!

 

52

Ольга сжала ногами бока Бутона и он, понятливо, перешел на галоп. Обогнув левую оконечность острова, она узрела, что дружинный строй прекратил движение и остановился напротив лагеря неприятельского войска. С одного взгляда было понятно, что он пуст. Ни одной лошади, ни одного человека.

Довольно узкая, но очень длинная площадка, была огорожена тыном из колотых глыб льда. Высота её — почти сажень. Видно, что Лиходед не позволял своим воинам предаваться праздному безделью!

Внутри, сильно захламленной площадки, виднелись шатры, кибитки обоза, обширное каменное кострище с треногами для походных котлов.

По всему лагерю был разбросан всяческий мусор: кости съеденных животных, человеческий и лошадиный кал, обрывки шатровой ткани, пустые бочонки из — под питья, битая, глиняная посуда. В самом центре временного поселения, прямо из льда, торчала грубо сработанная виселица. На ней — два висельника, со связанными за спиной руками. Общий беспорядок в лагере, указывал, что покидали его в крайней спешке.

Приближаясь к строю дружины, Воительница решила, что лучшего случая для обстоятельного разговора с воинами, придумать трудно. Хмурый, подавленный вид гридней, придал ей решимость.

При её приближении, конный строй невольно подравнялся. Десятники и сотники заняли свои места. Княгиня остановила Бутона, ровно на середине построения. Воевода подъехал и стал рядом.

Ольга, медленно, справа налево обвела взглядом, растянутое по фронту, построение воинов: фланги слишком далеко, решила она, они моей речи не услышат.

За помощью, обернулась к Демиру, но он уже все понял и быстро перестроил дружину. Теперь все будут слышать, о чем будет глаголать их правительница. Ольга не заставила их долго ждать:

— Дорогие побратимы! Хочу вас всех поздравить с великой победой, над превосходящим нас по численности ворогом, которую нам даровали наши боги! Нам сейчас трудно оценить их великое милосердие, проявленное к своим сынам! — Тысячи пар очей, с ожиданием и надеждой, были устремлены на Великую Воительницу. Все воины ждали от неё правды, а может быть и чуда: разъяснения событий, которые произошли совсем недавно.

И Ольга вновь заговорила. Речь её была медленной, громкой, певучей и напоминала былинную песнь, которую поют убеленные сединами, уважаемые гусляры.

Песня — речь завораживала, успокаивала, сглаживала всяческие переживания и сомнения, а главное — вселяла душевное равновесие и стойкость. Возрождала веру в божественную справедливость и их правоту!

Так, вдохновенно, вкладывая в речь всю свою израненную жизнью душу, Воительница Ольга со своими боевыми побратимами, никогда не говорила! И они не остались равнодушными. Вначале, среди воинов, возник легкий ропот. Постепенно он усиливался и скоро перерос в восторженный рев сотен и сотен ликующих гриден. В воздух полетели шапки (шлемы к тому времени были сняты за ненадобностью), боевые рукавицы. По строю покатились здравицы: «Слава нашим богам», «Да здравствует Отечество!», «Слава Княгине!» и каждый сопровождался троекратным «Ура».

Ольга глубоко, полной грудью вздохнула. С души начало спадать, сжимавшее все последнее время, напряжение.

На вопрос, какое отношение к победе имеет Воительница и за что её славят — мог бы ответить один только Ратища. Но его никто не спрашивал, и он этому был только рад.

Заночевать, Княгиня решила в брошенном лагере: воинам, за весь день, и маковой росинки в рот не упало, да и идти ночью по льду — не было никакой необходимости.

Пока дружина разгребала мусор и устраивалась в шатрах на ночлег — кашевары разожгли костры и приступили к готовке завтрака, обеда и ужина. Маленького победного пира.

Тем более, что в продуктах недостатка не было. Свои запасы еще не оскудели, а тут еще обоз Лиходеда добавился, в котором были такие вкусности, о которых ивельская дружина и не мечтала. Очи дружинников, которые занимались осмотром вражеского обоза, были прикованы к копченым свиным окорокам, огромным осетрам и белугам, завернутых в тонкую холстину и подвешенных на крючьях к потолку кибиток. Особое внимание — к полусотне десятиведерным бочкам, через дубовую оболочку которых, явственно сочился запах цветочного меда.

Княгиня милостиво позволила распечатать к трапезе столько бочонков, чтобы каждому гридю досталось не менее полутора полуштофов (полуштоф — 0,6 л) ароматного хмельного напитка. От такой дозы голову не потеряешь, но душу согреешь.

Пока шло приготовление к праздничной вечере, она решила побыть одной, вдали от суматохи и шума, для того чтобы подвести окончательные итоги, нынешнего похода. Вывела из лагеря, уже накормленного своего любимца и поехала в сторону берега. К уздечке она даже не притронулась, отдавая Бутону право, самому выбирать путь. Плавно покачиваясь в седле, она восстанавливала в памяти каждый день похода.

Неожиданно вспомнился рассказ купца Роландаса, неудавшегося друга и товарища князя Горазда. Его восхищение, мужественным поведением Романа, которое он узрел при посещении островной крепости. Сразу возник вопрос: встреча купца и Романа состоялась в конце месяца листопада, и тогда Роландас не заметил ничего странного в поведении князя. Тогда Роман был в здравом уме, и об упадке его сознания не было речи!

Как же могло случиться, что последние три луны заточения, сломали его полностью, превратив мужественного воина в безрассудное и безвольное подобие мужчины? Что с ним произошло за это время? Но она ясно понимала: если он сам ей об этом не поведает, то оны правды никогда не дознается.

Её грустные размышления прервались, не успев родить ответов на вопросы: Бутон неподвижно стоял на одном месте, приятное покачивание в седле — закончилось. Ольга огляделась и с удивлением обнаружила, что конь привез её к страшной полынье и что он остановился в двух саженях от тонкого льда, который успел образоваться в проломе.

Ничего жуткого она не зрела: огромная полынья, затянутая молодым ледком, Утопленники в ней не плавают, вмерзшего снаряжения не наблюдается, то — есть ничего не напоминает о трагедии, разыгравшейся здесь совсем недавно. Тем не менее, ужас осознания гибели в этом месте, сотен и сотен людей, вновь начал завладевать душой Воительницы.

Она, как завороженная, смотрела на этот лед, казавшийся безобидным и переливающий всеми цветами радуги, в лучах заходящего солнца. Отвести взор в сторону, сил не было! А главное — не было желания. Такое с ней было, когда она впервые попала на древнее капище и с божественным восторгом рассматривала деревянную, почерневшую от времени, статую бога — громовержца Перуна. Выходит, что полынья, такое же сакральное место, как капище?

Ответить себе на этот вопрос не успела: ледяной ожог, жгучей молнией, прошил тело от перста, где находился перстень Никомота, до самой макушки и взорвался в голове сигналом опасности. Одновременно спало дивное оцепенение: Княгиня рванула повод, отворачивая Бутона от полыньи. Увиденное, заставила сердце замереть и пропустить несколько ударов: узкой подковой на неё надвигалось не менее трех десятков незнакомых всадников. Подкова прижимала её к полынье, и уже лишила её путей к маневру или отступлению.

Но об этом, Воительница, даже не думала. Обратила внимание, что трое воинов спешились и спешно разворачивают ловчую сеть, остальные готовят к бою луки и короткие метательные копья. Выучка и опыт мгновенно подсказали:

— Хотят копьями и стрелами отвлечь внимание, ограничить подвижность и захватить живой, при помощи сети. Ну что, давайте, пробуйте! Посмотрим, как у вас это выйдет!

Умный конь, мелкими незаметными для ока шажками, развернулся к нападающим боком, открывая Ольге, простор для стрельбы из лука.

Противник не спешил с атакой, и Воительница поняла почему: они ожидали, когда ловчие полностью, развернут запутавшуюся сеть. А вот она, ждать окончания их потуг, не стала!

Время, для Воительницы, замедлило свой бег. Мгновение, и любимый лук, чудесным образом, оказался в её руке. Еще мгновение — и три щелчка тетивы, слившиеся в один. Трое ловцов сетью, бросили свое занятие и повалились на лед.

Теперь самая большая опасность — лучники. Для копейщиков, дальность в шесть десятков шагов для броска, представляют определенную трудность, а для лучников — сущий пустяк. Вот им то и досталось! Как казанки, в давно забытой детской игре, они посыпались из седел.

Но все хорошее, как известно, быстро заканчивается: с оглушительным хлопком лопнула напружиненная тетива, больно щелкнув порванной жилой Ольгу по щеке. Отбросив в сторону, ныне бесполезный лук, она рванула меч из ножен.

Нападавшие, пока ничего не поняли: слыша со всех сторон предсмертные хрипы и стоны своих товарищей, вертели головами, изумляясь, от чего они валятся под ноги своих лошадей. Где скрывается засада, откуда летят стрелы, если вокруг чистый лед?

Великая Воительница поднялась над седлом на стременах: вот он миг поиска правды, вот он честной встречный бой!

И неважно, сколько врагов против тебя, неважно, сколько копий нацелено в твою молодую, горячую грудь!

Важно то, что этот малый бой, становится твоей большой битвой, твоим личным вкладом в разгром супостата, покусившимся на твое Отечество!

Десница, с обнаженным мечом, вытянута вперед, в направлении врага. Встречный ветер вышибает из очей слезы. Разинувший пасть, в беззвучном ржании, боевой конь начинает разбег. Собственное горло рвется от боевого дружинного клича. Настал её час, настал её момент истины!

Вперед! На врага! За отечество! За народ! За Романа, За мою не родившуюся дочь! За мою сломанную жизнь!

Нападавшие, наконец, пришли в себя, поняв, что причиной всех бед, является женщина в красном кафтане на черном жеребце, которая сейчас, с обнаженным мечом, начинает движение в их сторону. Последовала команда старшего, и оставшиеся в живых, два десятка конников, пустили своих лошадей ей навстречу.

Ольга нацелила Бутона на центр вражеской подковы: Там и строй был гуще, и так ей подсказал внутренний голос. А вот нападавшие, допустили непростительную для себя ошибку! Края подковы стали загибаться внутрь, беря в кольцо одинокую всадницу, тем самым лишая себя возможности воспользоваться сулицами. При любом промахе, на таком расстоянии, метательное копье всегда найдет своего же воина!

Что такое шестьдесят шагов для черной молнии по имени Бутон? Да ничего! Ольга не успела подумать, что сейчас её бы пригодился второй меч в шуйце, как думать времени совсем не стало.

Сшибка! Бутон врезался, в набравшую разбег, крохотную встречную лаву.

От первых двух встречных ударов, Воительница, без особого труда уклонилась. Сама ответила двумя рубящими ударами налево и направо. Попала! Две лошади, уже без всадников, проскочили мимо Бутона в сторону полыньи. В работу включились все её умения, навыки и способности.

Открылось боковое и заднее зрение. Воительница зрела все, что происходило вокруг неё, и успевала реагировать на каждый вражеский выпад, на каждую угрозу! Бутон, поднимаясь на дыбы, колотил передними ногами, утяжеленными коваными копытами все и всех, кто оказывался рядом. Ольга с немыслимой быстротой вертелась в седле, рубя и коля мечом так быстро, что иногда становилась невидимой для очей.

Нападающие, все теснее сбивались в месиво из коней и людей, что значительно снижала их шансы поразить или пленить единственного противника. Воительнице, это столпотворение было только на руку. И она работала на полную мощь: ряды врагов убывали с каждым мгновением. Оставшиеся в живых, начинали понимать, что им противостоит не простой воин, а ужасный посланец темных богов в человеческом обличье. Который не сражается с ними, а просто режет их, как режут глупых баранов.

Но поняли они это слишком поздно: попытаться спастись бегством, смогли только четверо воинов, напавших на Воительницу. Жаль, что для спасения, они выбрали не то направление: молодой лед полыньи был неспособен выдержать и малого отрока. А что говорить о воине в полном снаряжении и на коне? Вот именно: он их и не выдержал!

Пищи угрям и ракам, в изобилии населявших озеро — незначительно, но прибавилось.

 

53

Ольга сидела на Бутоне в окружении дружинников и их начальников, и с безразличием, густо перемешанным с тоской, смотрела на результаты побоища, устроенное ею. На льду суетились обозники, собирающие трофейное оружие и все ценное, что представляло для них интерес.

Мертвые тела вражеских воинов, а их насчитали ровно двадцать шесть душ, сносили и укладывали в опорожненные кибитки. Княгиня, велела отправить их за облака достойно, согласно их обычаям.

Больше половины погибших, судя по их внешности и одежде, составляли наемники из степей. Остальные, ничем не отличались от воинов дружины, разве, что — снаряжением.

Сотник с Караньских гор, Хазмат, утверждал, что перед ними именно те, три десятки воинов Лиходеда, которых каждое утро отправляли в разведку. Он даже опознал двоих, которых он лично зрел в составе дозорных десяток. Воительница на это ничего не ответила, но мысленно с ним согласилась: если вспомнить его доклад, то все ложилось на свои полочки.

Работы ватаги обозников на месте ледового побоища подходили к концу, и Ольга решила, что ей здесь делать больше нечего, пора возвращаться в лагерь. Обернулась к воеводе, показывая, что она уезжает с этого страшного места, и только тогда отметила непонятную странность: близко от неё находился только Демир, Симак и Ратища. Остальные дружинники столпились, полукругом, в шагах двадцати за их спинами и все зрели на неё, какими — то не такими очами.

В чем тут странность, и есть-ли она на самом деле — вопрос, над которым она решила помыслить позже. Непонятного в её жизни, и так было чрез край.

От полыньи, в лагерь, тронулись уже поле того, как Ярила завершил свой дневной путь. Дружинная колона, почти в полном составе и четыре кибитки, понятно, чем загруженные.

Причина прибытия ивельского войска к полынье, была проста и легко объяснима. Утром, памятуя, что рядом, на острове, продолжает нести дозор из пяти человек, который выставил Лиходед, по приказу Ратищи, на вершину каменного зуба забрались пятеро «спецов» во главе с Хорсом.

Дозорные сопротивления не оказали, даже выказали радость, что их судьба не зависла в воздухе. С самого утра они были не кормлены, что настроения им не добавляло, а если учесть, что им, со всеми подробностями, довелось наблюдали гибель своей дружины, то их состояние, понять было легко. Пока кормили их, пока сворачивали обустроенный наблюдательный пункт — заметили с высоты появление возле полыньи Княгини.

А после нападения на неё, возвращающихся из дозора разведчиков — немедленно сообщили об этом в лагерь. Там сыграли тревогу.

Дружина мгновенно заседлала коней и кинулась на подмогу, но она не понадобилась. К тому времени, Княгиня уже разобралась с нападающими.

Надо сказать, что увидев результаты боя Воительницы с тремя десятками обученных воинов, а других в разведку не посылали, дружинники находились в некоторой растерянности. Одно дело слышать легенды о былых подвигах Княгини в те времена, когда она воевала в малой дружине Речных Ворот. Легенды они и есть — легенды: пища и повод для создания былин и только!

А увидеть своими глазами, результат боя женщины, пусть и нареченной Великой Воительницей, с тридцатью матерыми воинами — это совсем другое. Каждый из гриден, ставя себя на место Княгини, приходил к единственному выводу: это чудо! И, без колдовства, здесь не обошлось!

Тем более что среди дружинников поползли неясные, туманные слухи о том, как появилась Воительница на землях их княжества. Особо заумные и языкатые судачили, что без вмешательства воли богов — здесь никак не обошлось. Что боги с намерением послали её на их земли, дабы укрепила она воинский дух дружины и способствовала вечному процветанию Ивельского княжества.

Масло в огонь подлили говоруны сотни Симака: они поведали правдивую историю появления Найдены в роду Береговых Ласточек, и что у них, в Игреце, народ уже давно не сомневается в божественном происхождении Воительницы. В их в городище, её давно, меж собой величают Богданой, что означает — Богом даденная!

После таких новин — слухи переросли в незыблемую истину, и появилось предположение, что чудесной победой над супостатом, они обязаны только своей Княгине. А когда главный «спец» Ратища, пользующийся особым её расположением, случайно намекнул, что к разгрому дружины Лиходеда, приложила руку никто иная, как Великая Воительница — предположения перешли в твердую веру.

Но об этих разговорах, мало кто знал из дружинного начальства, а кто знал — тот помалкивал! Кому придет в голову, делиться сокровенным с самой, БОГОМИ ДАДЕНОЙ, Княгиней!

Пока дружина отсутствовала, поварская ватага времени зря не теряла: к вечере все было готово. Отсутствие столов никого не смущало. Их заменили полосы грубого серого полотна, расстеленного прямо на льду. В котлах допревал кулеш, более чем щедро сдобренный копчеными свиными ребрами, полотно густо уставлено дарами дружины воеводы Зосима и остатками запасов, которые были взяты еще из Ивеля. В расход пошли и припасы с обоза, брошенные при бегстве Лиходедом.

Назначенные виночерпии, выбивали верхние донышки из бочек и готовили мерные ковши. На каменных, насыпных подушках, дожидались своего часа, четыре огромных костра: для света, тепла и уюта.

Не забыли они и про Княгиню. Для неё, в торце, поставили сколоченный из подручного дерева стол и настоящий княжеский трон, сложенный из пиленого льда и засланный многослойной подстилкой из медвежьих шкур. Стол накрыли куском белой материи, и он приобрел вполне пристойный вид. Серебряная посуда украшала столешницу. За троном, в пяти саженях, был уложен пятый, самый большой, костер.

Сей факт, ясно указывал на глубину почитания и уважения, которую испытывают к ней её подчиненные. Большего, для своей Великой Воительницы, для живой Богини, они сделать, в этих условиях, были не в состоянии!

Праздничная вечеря началась затемно, и сразу запалили все костры. И действительно: стало светлее, теплее и уютнее. Воительница, подняла первый кубок, за победу. Дружинники выпили свои кружки с медом — стоя. Пока закусывали копченостями и соленьями, повара разнесли воинам кулеш, виночерпии наполнили повторно кружки, дивно пахнущим, трофейным медом.

С кружкой в руке, поднялся воевода Демир, за ним встала вся дружина. Очи всех гридней устремлены на Ольгу. Воевода разгладил усы:

— Воины, боевые мои побратимы! Предлагаю всем выпить за нашу Княгиню, за Великую Воительницу, благодаря воинской мудрости и усилиям которой, мы уже второй раз кряду, одержали полную победу над врагом, посягнувшим на наше Отечество, на наш народ!

Богами даденная нам правительница, смогла подарить нам победу без кровопролитной сечи! Смогла организовать поход так, что главную его цель, освобождение князя выполнена, по большему счету — без потерь! Слава нашей Княгине! Слава, сошедшей к нам с небес, Великой Воительнице!

Многотысячный рев дружины, был ответом на здравицу воеводы. Ольга встала со своего трона и низко, в пояс, поклонилась своим воинам. Очи у неё увлажнились скорыми слезами, но на лбу пролегла складка: опять это странное обожествление! И теперь не только со стороны восторженного Ратищи, а и воеводы и всего ивельского войска! Есть повод, о чем думать!

Странно, выпитый мед не снял напряжения с гридей, только очи повеселели и суровые складки на лицах разгладились. Но громких разговоров не слышно, веселье не заладилось и взоры воинов, все также прикованы к Воительнице.

Именно поэтому, Ольга, чувствовала себя сковано, как — бы не в своей тарелке. Трепетное поклонение и восторженные взгляды боевых побратимов, её непривычно смущали и не давали расслабиться.

Есть, и пить совершенно не хотелось, хотя еда и мед, пахли восхитительно. К третьему кубку, она даже не притронулась. Она уже подумывала оставить трапезу и удалиться, как к трону приблизился боярин Сивко. Взирать на него было неприятно: опухшее от непробудного пьянства лицо, огромные мешки под очами, трясущиеся, неспокойные руки:

— Княгиня, князь Роман пропал! После полдня, он покинул кибитку по нужде, а я заснул мертвым сном. Недавно проснулся, а его все нет. Пастель стылая и меча его, я в кибитке не обнаружил, хотя искал добросовестно и извел три лучины. Его нет! — Ольга встала со своего ледяного трона и тут же возле неё, как из — под земли, вернее подо льда, возникли Ратища и Яков. Княгиня, вначале улыбнулась трапезничающим воинам, как — бы прося прощения за то, что покидает их, еще раз низко поклонилась и пошла в сторону обоза:

— Ратища, бегом к коновязи. Выясни, на месте — ли лошадь Романа? Яков! Выведай у караульных, зрел ли кто князя после полдня. — Оба заместителя, мгновенно растаяли в ночи.

Осмотрев кибитку, Воительница не обнаружила торбу, которую она собирала Роману в Гарде, перед возвращением домой. Так — что доклады Ратищи и Якова её не удивили: лошадь Романа на коновязи отсутствует, и караульные зрели, что князь выехал из лагеря в сторону близкого берега, через малое время, после того, как их выставили в дозор. То — есть вскорости после того, как дружина вошла в лагерь.

Дальнейшее выяснение обстановки, Воительница поручила Луке. Поднимать по тревоге дружину, смысла не было. Слишком много времени прошло после бегства князя!

Даже малоумному отроку было бы понятно, что Роман, в одиночку, поспешил в стольный город: до него ведь рукой подать: менее двадцати верст! Даже с учетом ночной тьмы, он уже к утру будет в Ивеле.

Ладно, когда дружина вернется домой, тогда и выясним причины непонятного и поспешного бегства князя. Ждать не долго!

Забралась в свою кибитку, укрылась медвежьим пологом, и вскоре сон сморил, уставшую за день Княгиню. Сны, в эту ночь, её не снились.

Утренние сборы много времени не заняли. Горячую еду готовить не стали. Позавтракали тем, что недоели вчера. Воевода выстроил дружинную колону по пять всадников в ряду, в голову стала Княгиня, следом — воевода, старшины Унибор и Симак, «спецы» Яков и Ратища. Остальные сотники — во главе своих сотен.

Лошади, чувствуя приближение родного дома и скорый конец пути, самостоятельно переходили с шага на легкую рысь, тем самым растягивая строй. Гридям, постоянно приходилось остужать их пыл, натягивая уздечки.

На бескрайнем, синем небе — ни одного облачка. Ярила, возвышаясь довольно высоко над покинутым ими берегом, ласково, своими лучами, гладил затылки воинов и нагревал спины даже через мех полушубков. Озерный лед приобрел желтоватый, солнечный оттенок. Гриди начали освобождаться от теплых полушубков, вначале в единичном порядке, а затем — массово.

Вскоре, без всякой команды, дружинная колона окрасилась в красный цвет. Цвет, символизирующий пролитую кровь, победу и красоту.

Слава богам! Благодаря их заступничеству, в этом походе, красное снаряжение кровью не пропиталось, а победа и красота — имели место!

Вдали показались, как бы вросшие в лед, судовая пристань с мастерскими, складами и лабазами. Выше, на возвышенности — защитная городская стена: темный тын из толстенных, заостренных бревен. От пристани начинались две дороги: одна, та что пошире, ведет к главным воротам, другая, поуже, — к запасным. Вот мы почти и дома! На лицах воинов, от ожидания встречи с родными и близкими — нескрываемая радость и улыбки.

Вовсю ширь расправлены плечи, напряжены выпрямленные спины, задраны вверх подбородки! Мы возвращаемся домой с победой!

Немного смущает то, что победа одержана над такими же, русичами как и мы сами. Но они другого рода — племени. Но такое ныне время: усобица!

Сын идет против отца, брат — против брата. И у каждого своя, правда. В этот раз боги были милостивы к нам, знать мы ходили воевать за правое дело, поэтому они нам даровали победу!

Другой раз, если мы забудем божеские заповеди, все будет иначе. Но это будет не сейчас, не сегодня, это будет когда — то, и может быть, не скоро!

Поэтому, прочь грусть — тоска и всякие сомнения! Поэтому — запевай!

 

54

Цокот конских копыт по льду, накрыл молодой звонкий голос, от которого лошади засеменили ногами, подстраиваясь под такт задорной песни:

К первому голосу присоединились еще несколько, таких же молодых и звонких:

Дрогнула округа, дрогнул толстенный лед. Над пристанью поднялась туча испуганных ворон и воробьев: песню подхватила вся тысячеголосая дружина:

Песня гремела, тянула жилы, заполняла души, выдавливала счастливую мужскую слезу. Дудки и рожки вплелись в пение и окрасили мелодию. Удары мечей о щиты, держали ритм и подчеркивали мужество слов. Песня окрыляла, объединяла воедино мысли и души.

Куплет за куплетом, она заполняла весь окружающий мир, и казалось, что в нем не остается место для злобы, тоски, уныния и наступает благодатное время единения всех славян — русичей, и тает, словно утренний туман — вражда, жестокость, усобица.

Поддавшись общему настрою, став равной частицей дружины, Воительница даже не заметила, как они добрались до главных ворот.

И в недоумении остановилась: въезд, в стольный город, был перекрыт. Ворота были наглухо заперты! И вокруг — ни души!

Голова колоны, упершись в препятствие, остановилась, недоуменно взирая на немыслимую странность. Гриди, не понимая происходящего, вертели головами, силясь найти ответ на такую несуразицу. Колона стала.

Ольга услышала, как рядом, страшным матом, высказал свое отношение к происходящему, Унибор. Его поддержали Симак и Демир. В другое время, она бы обязательно отметила острословов, их виртуозность в умении из пяти слов — шесть выдать матом. Но сейчас, воздержалась.

Ратища, покинув седло, направился к воротам. В левой створке была прорезана узкая калитка, в которую мог пройти человек только боком, наклонив голову и согнув при этом колени. Огромным, величиной со среднюю тыкву кулаком, он забарабанил в калитку.

Гул от стука, был сродни отдаленному осеннему грому. Поначалу — никакого результата, но позже, из — за ворот послышался хриплый, старческий голос:

— Кого это нам, темные боги, спозаранку, в гости наладили? Кто от божеского света за тын укрыться спешит? — Ратища обрадовался:

— Ты, трухлявый гриб! Поднимись к площадке над воротами и потом разуй очи: Княгиня с дружиной из похода вернулась, а вы, дуболомы, ворота перед ней закрытыми держите! За такую встречу и головы лишиться можно! — Какое — то время, за воротами правила тишина, а затем другой голос ответил:

— Сейчас поднимусь, но вы отодвиньтесь от ворот, чтобы вас зреть было можно. А то, с верхотуры, только затылки на виду. — Голос принадлежал городскому голове — Фиадору.

На смотровую площадку, что нависала над главными воротами, поднялся не только городской голова, но и бывший воевода — Ерофей. Они, приложив козырьком длани к бровям от встречного солнца, долго разглядывали, стоящих перед воротами гостей. Или хозяев. Наконец не выдержал нынешний воевода:

— Уважаемый Ерофей! Ты что, зрением ослаб? Не признаешь меня, твоего ученика Демира? Не признаешь Княгини? Как это понять, что Княгиню, в собственный стольный город не пускают?

Как понять, что дружина вернулась из похода, причем с победой, и её никто не встречает? Воевода, ты всю свою жизнь отдал служению княжеству, создавая дружину, ты породнился с ней! Кому, как не тебе блюсти воинское братство? Или ты может, забыл, как клялся своим боевым побратимам в верности и чести? — После таких слов, на Ерофея стало страшно смотреть: лицо приобрело свекольный оттенок, который был виден даже с того места, где стояли прибывшие. Он открывал рот, но вымолвить ничего не мог. На помощь пришел городской голова Фиадор:

— А чем вы докажете, что вы на самом деле те, за кого себя выдаете? Может это не вы, может это морок, туман, который нам мнится? — От такой несуразицы у Ольги потемнело в очах:

— Ерофей! Воевода! Что с тобой случилось? Какая муха тебя укусила? Ладно Фиадор, крыса боярская, его еще можно понять: медов опился, без моего присмотра и ничего не ведает в пьяном угаре. Но ты, воин, привычный ко всему! Ты сам мне, когда то ведал, что выпив ведро медовухи за ночь, утром готов был идти в бой!

Что случилось с тобой? В жизни не поверю, что ведро тебе досталось двойной вместимости, и ты потерял зоркость взгляда! Нет таких ведер, которые могут сломать старых богатырей! — Голос Княгини, в конце речи, прерывался хрипом, исходящим из самого горла: чтобы стоящие на площадке нынешние хозяева города могли её слышать — приходилось кричать.

Ольга уже о всем догадалась, но боялась до конца поверить своему предположению. Боялась, что её прозорливость, окажется настоящей прозорливостью:

— Боярин Фиадор! Повелеваю тебе и бывшему воеводе Ерофею, спуститься вниз, выйти за ворота и отчитаться передо мной, за свое странное поведение. Если мое повеление не будет выполнено немедленно, я прикажу снести ворота, но вы тогда оба предстанете перед судом и наказаны в соответствии с его решением. Решайте: время для вас пошло!

Ерофей обернулся к Фиадору, что — то тихо сказал ему, тот ответил. После чего они заспорили, густо жестикулируя и тряся сивыми бородами. О чем спор — слышно не было.

Скрип отворяемой двери в воротах, отвлек внимание Княгини от спорщиков. В узкий проем, боком, протиснулся мировой судья Архип тут же, возле него, пал на колени, опустив голову долу. Воительница долго, как будто в первый раз видела, рассматривала, стоящего на коленях здоровяка. Шапки на нем не было, и ветер свободно трепал его седые, длинные волосы:

— Встань Архип, и поведай мне, что тут произошло, пока я была в походе! Какие — такие события, заставили вас отказаться принимать собственную дружину? Почему закрыты ворота, как при вражеском набеге? — Мировой судья, старчески кряхтя, поднялся с колен, нахлобучил на голову картуз и только после этого молвил:

— Долгих лет тебе Княгиня, жить и править нашим княжеством! Приветствую и вас, славные витязи, добывшие победу для нашего Отечества! Заранее прошу всех вас, глубоко спрятать справедливую обиду на горожан, оставшихся в стольном городе, за сегодняшнее происшествие и только после этого, я готов вам поведать истину о событиях в Ивеле.

Княгиня! Только не спеши с выводами! Прояви, обязательную для владыки, мудрость!

— Считай, что это мы уже сделали и теперь ты смело можешь глаголать, Архип! — Мировой судья, зачем — то еще раз до земли поклонился и только тогда начал вещать:

— До вчерашнего вечера, жизнь в городе текла по обычному руслу. Каждый из оставленных для правления делами в Ивеле тобою людей, занимался своими делами, каждый обеспечивал порядок и покой на своем направлении. И надо сказать, что не без успеха: грабежей и разбоя почти не было. Купцы занимались торжищем. Ремесленники ваяли посуду, ковали железо, ткали холсты, охотники бродили по лесам. Рыбаки кололи лед и опускали под него сети. Шла обычная жизнь, какая бывает у нас каждой зимой.

Из Гарды, поступали голубиные вести. Соколик за это ответствовал, Благодаря им, мы узнавали все новины, о делах нашей дружины. Своевременно мы узнали о судьбе тамошнего князя Горазда, об успешном штурме крепости на Змеином острове и освобождении светлого князя Романа.

У радости нашей — не было краев! Два дня стольный город ликовал, собираясь на центральной площади! Много, ох и много было выпито медов и изречено здравиц во славу нашего воинства. И все это происходило чинно и пристойно, без шалостей и непотребства! Городской страже, работы не было!

Три дня назад, главы, оставленные тобой, собирались и обсуждали торжества, по случаю прибытия дружины — победительницы. Как народ ликовать возьмется, как и где праздничные столы накрывать будем, чем потчевать победителей надобно. Все продумали! А вчера все задумки поменялись:

Чуть дальше за полночь, в городе объявился князь Роман! Не откладывая на рассвет, вовлек к себе в терем всех головных бояр и купцов. Меня тоже из пастели выдернули, как и всех остальных.

Никто к ночному собранию обид не питал. Наоборот! Все с великой радостью бежали в княжеские хоромы. Реку лобызать спешили и новины выведать последние.

А когда их от князя истину вызнали — кровь застыла в жилах!

Страх божий, что случилось: околдовали нашу верхушку, тамошние волхвы — колдуны! Истинных — княгиню, воеводу и сотников изъяли и заменили своими мороками, придав им вид, неотличимый от наших героев!

А по возвращению назад, в стольный город, мороки примут прежний лик и истребят, стара и млада, другими словами — всех жителей стольного города. Это будет отместка, за убиенного князя Горазда, за поход против него.

Княгиня, я не лукавлю, но уже тогда, я усомнился в словах князя: причем тут месть нам, когда Горазда, жизни лишили жители Гарды? И как дружина могла не заметить подмену Княгини, воеводы и сотников?

Но князь Роман был настоящий, глаголал он уверенно, убедительно, и кривды в его речи не слышалось. Поверили в новины все, у одного у меня червь сомнения завелся!

Не понравился мне запах изо рта князя и суета рук, которых раньше у него не никто не зрел. И еще: застарелой мочой от него — отродясь не воняло! Он был известным чистюлей!

И не мог я себе объяснить, зачем в город князь с собой привел врага: воеводу Лиходеда с остатками своей дружины? Где, как, и почему он с ними дружбу завел?

Но свои сомнения я никому высказывать не сподобился: все, кто присутствовал, Роману поверили и сомнений в его правдивости не ведали.

Пришлось, на свой страх и риск, действовать в одиночку: собрал я к утру людишек, которым верю, как самому себе. Особо их не оповещал, да они этого от меня и не ждали. Каждому дал указания, чем заниматься и ждать, в случае чего, моей команды.

В общем, могу с уверенностью сказать, в эту ночь, мало кто спал в городе. Каждый занимался своим делом, на которое я его назначил. К утру, мы уже были готовы действовать. А когда я заслышал походную песнь дружины — отбросил все сомнения и отдал команду, которую все ожидали.

Ныне, Лиходед, с остатками дружины, которых разместили на дружинном подворье, надежно окружен горожанами и городскими воями и покинуть его приделы, возможности не имеют.

Князя, плотно обложили в его тереме, и выйдет он из него — только по твоему указу! Думаю, что он еще сладко почивает, и про тучи, которые собрались над его головой — не ведает!

Прав я или нет — решать тебе, Княгиня.

 

55

Маленькая дверка в створке ворот снова отварилась, и из неё с большими осторожностями, по очереди, выбрались Ерофей и Фиадор. Через малое время — еще и Соколик, вместе с кудлатым, широкоплечим мужиком, обряженным в заношенную каторжанскую робу.

Ольге показалось, что она его уже где — то видела. Напрягла память и она услужливо подсказала: да это же тот самый любитель женской ласки, которого она, давным — давно, в прошлой жизни, спасла от виселицы!

На них пока внимания тратить не стала, вновь обратившись к Архипу. Он, в сторону Ерофея и Фиадора, даже не обернулся!

— Думаю, что ты поступил правильно, мировой судья! Как иначе можно считать, если ты, в зародыше, пресек разор и смуту. Спасибо тебе, от всего сердца, за службу! — Архип подобрал живот и расправил могучие плечи:

— Рад служить тебе верой и правдой, Княгиня! На меня ты, всегда можешь положиться! Я, по своей натуре и должности, на которую ты меня поставила, одним словам и пламенным речам, верить не приучен. Мне факты подавай, да еще позволь своими очами зреть то, в чем меня убедить хотят! Такой уж я уродился, таким меня служба отечеству сделала.

Ольга, удовлетворенная словами Архипа, кивнула головой и перевела взгляд, на понуро стоящих, Ерофея и Фиадора:

— Дорогой Архип, поведай мне причину, если знаешь, как так случилось, что оставленные радеть за стольный город в мое отсутствие, уважаемые в Ивеле люди, допустили врага в город. А перед державной Княгиней — захлопнули ворота? — Архип смешался и недовольно засопел:

— Прости, Матушка, но на этот вопрос, пусть ответствуют они сами. Не могу я глаголать о причинах такого поведения городского головы — в его присутствии. Не ведаю я о них, а если бы и ведал — все равно не стал. Поносить свое начальство, я не приучен! — Ольга отметила, что Архип в своем ответе, не упомянул Ерофея, как бы снимая с того ответственность, за произошедшие события. Что это: забывчивость или намек на его непричастность к ним? Но, несмотря на это, она должна была согласиться: Архип имел свои убеждения, с которыми ей нужно было считаться:

— Ну что ж, мировой судья, мыслю, что ты в этом прав! Попробуем узнать правду из первых рук. Боярин Фиадор, ответствуй, что ты зришь сей момент: Княгиню Ивельскую или колдовской морок? Воеводу Демира или происки волхвов Гардийских? — Голос Воительницы не предвещал ничего хорошего: столько в нем было негодования и металла. Фиадор в испуге попятился назад, но наткнулся на стоящего за спиной Ерофея и замер. Молчание затягивалось, и на скулах Княгини начали проступать пятна гнева. Наконец городской голова кое — как собрался с духом:

— Смилуйся Матушка! Прими во внимание мое старческое скудоумие! Ныне зрю, что вы не морок, вы — настоящие! Это на меня он нашел, когда я князя Романа, в его тереме слушал! Жутью дохнуло на меня от его рассказа: я ведь всю свою жизнь верил в колдовские способности волхвов, поэтому не мог усомниться в его правдивости. Уж очень правдиво вещал Роман!

Старые люди бают, что колдунам под силу, заменить живых людей, неотличимым мороком, а под их личиной спрятать выходцев из темного мира, злобных и беспощадных к нам, людям.

Роман сказывал, что им бы только войти в город, а тут уж они свою натуру кажут: сыроядцы они по природе и по другому, жить не могут! Питаются только человечиной, в первую очередь выбирают для утоления своего чрева — детей и женщин! А в отсутствии их, не брезгуют и мужиками!

Его, сыроядцы, тоже собирались в пищу наладить, да слава светлым богам, дружина Лиходеда вовремя поспела. В той битве от неё только четверть осталась, остальные гриди полегли в неравной схватке.

Подземные твари — они ведь совсем как мы, только силой обладают немереной! Против их одного, наших пятерых воинов ставить надо!

Баял, что теперь наше войско из одних сыроядцев состоит, и оно уже на подходе к городу. Если мы вам ворота откроем, то через седмицу, город прахом пойдет не останется в нем ни одного жителя. Одна у нас надежда: на наших воев и остатки дружины воеводы Лиходеда.

От таких новин, у меня тело гусиной кожей покрылась и в портках мокро стало. Да и не только у меня: все кто присутствовал в тереме князя — синими от страха стали!

Поведав все это, князь велел остатки воинства Лиходеда, запустить в город и разместить их на подворье дружины, что мы и исполнили. Ни у кого не вызывали сомнения слова князя: таким образом разве шутят? Он же истинный князь: князь по роду, по крови! Он же пуповиной связан с народом княжества! Не может желать светлый князь беды своему народу! И так думали все бояре и купцы. — Фиадор оглянулся в сторону Архипа и поправился: — Или почти все!

Воительница до зубовного скрежета сжала зубы. Ножом по сердцу прошлись слова Фиадора: «Он же истинный князь, князь по роду и крови!»

Это же открытое напоминание ей о том, что она не имеет прав на княжеский стол, при здравствующим наследном правителе. Все по традициям, все по законам, которым много сотен лет. По ним жили деды, по ним живут отцы, по ним будут жить дети и внуки. И это — правда жизни, о которой ей надо всегда помнить!

Тяжелая плита осознания, что она занимает неподобающее ей положение, непосильным грузом навалилась на плечи: а действительно, по какому такому праву она заняла княжеский трон? На него тебя посадили жители самого главного города княжества? Ну и что из этого?

— В те времена для княжества настали черные дни. Тогда для него стоял вопрос жизни и смерти: вокруг враги, аки хищники, голодные, зубастые, готовые вцепиться в горло слабому соседу.

А тут, как на блюде — богатое, сытое княжество, по какому — то случаю оставшиеся без правителя, без головы, а значит — без надежной защиты. Сама судьба толкает хищников: кусай, рви его податливое тело, пей его кровь. Все равно отпору не будет! Вот тогда и призвал меня народ на княжение.

Народ не всегда умен, но он всегда мудр! И видел он тогда во мне, не мирового судию, не успешную собирательницу богатой княжеской мошны, не радетельницу за права всех сословий и каждого, по отдельности, рода и племени. Нет и еще раз — нет!

Он видел во мне Воительницу, защитницу всего княжества, защитницу Отечества, защитницу всей нашей земли! По большому счету — защитницу всей Руси, хотя бы и в лице одного Ивельского княжества.

И не важно, что его надо было защитить от таких же славян — русичей. Важно то, как мне мнится, что народная прозорливость и мудрость, проверяла, и в тоже время готовила меня именно на эту роль! А может — это воля богов! — Ольга очнулась от размышлений и огляделась. Окружающие её подданные, молча, во все очи глядели на свою Княгиню и смирно ждали, когда она освободится от дум и примет свое решение:

— Боярин Фиадор! Отправляйся в свой терем и никуда из него не отлучайся. Жди моего повеления о своей судьбе!

Воевода Ерофей! Мне пока недосуг, разбираться в твоем участии в этом постыдном деянии. Будет время — я тебя позову, и мы вместе вникнем в события. Ты свободен! Отдыхай, занимайся своими делами и готовься к ответу.

Мировой судья Архип! Вели открывать ворота! Далее: вместе с воеводой Демиром, дружинное подворье освободить от пришлых воинов. Определите остатки войска вместе с Лиходедом, в старые, пустые конюшни: те, которые возле торжища. Дальнейшую их судьбу, я решу завтра.

Дружину разместить на привычном месте, оказать любую помощь в обустройстве и перевести её к повседневной жизни. Победный пир для всего стольного города, я планирую через день: то есть на пятницу.

В княжеский терем, со мной едут Ратища и Яков. Другой поддержки мне не надобно! Если все ясно — приступайте.

Через миг тяжко заскрипели створки (стража обленилась в корень) главных городских ворот и взорам вернувшейся дружины, открылись толпы встречающих жителей Ивеля, которые растянулись по обе стороны дороги. Поперед, прямо за воротами — красна девица в белом полушубке, красных сапожках и без головного убора. В руках, на шитом полотенце — румяный каравай и серебряная, вместительная солонка: горожане, несмотря ни на что, вышли встречать героев!

Ольга, каблуками тронула бока Бутона и въехала в распахнутые ворота. Празднично одетый народ, украшенный цветными лентами, запел победную, хвалебную песнь. Все: вот мы и дома!

Пробираться сквозь ликующую толпу жителей стольного города, для Княгини было несложно: личная охрана из «спецов» Ратищи, надежно отсекала её от особо пылких и восторженных горожан. Исключение охрана дела только детям. Они выбегали, чуть — ли не под ноги Бутона (надо отметить, что при приближении к нему ребятни, он без команды замирал, ожидая, когда сорванцы не удалятся). Цепляли на него разноцветные ленты, трогали сбрую и со смехом и с криками возвращались в толпу.

Перед центральной площадью, Воительница отделилась от дружной колоны и свернула в улочку, которая вела к княжескому терему. За ней, как привязанные, последовали Ратища и Яков. Личная охрана следовала спереди и сзади, согласно уже отработанным наставлениям.

Мост чкрез ров, перед княжеским подворьем был опущен, и одна створка ворот открыта полностью. Возле караульного навеса стояло четверо стражников, но судя по снаряжению — не из наших. Скорее всего, это были воины Лиходеда.

Княгиня въехала на мост и направила коня прямо к воротам. Четверка караульных заволновалась, забегала, но затем, похватав копья, перекрыла въезд на подворье. Передовая пятерка личной охраны сработала не дожидаясь высоких распоряжений: только что стражники, выставив вперед длинные копья, перекрывали ворота, а вот их уже нет! Все четверо теперь подпирали своими спинами тын, но уже в лежачем, бессознательном состоянии.

Ольга, не снижая быстроты, влетела на подворье и остановилась только у высокого крыльца. Спешилась, и передав уздечку Якову, стала подниматься по крутым ступеням:

— Ждите меня здесь! Я долго задерживаться в тереме — не намерена. — Толкнула ногой тяжелую, дубовую дверь и шагнула в полутемные сени: здесь она все знала! Пересекла большой зал и уже начала подниматься по лестнице, когда уловила движение за спиной.

Её догоняли двое и намерения их не вызывали сомнения: у одного в деснице зажато короткое копье, второй выставил перед собой длинный, боевой меч. Воительница развернулась и стала спускаться вниз, к ним навстречу:

— Эй, женщина! Что тебе здесь надо? Тебя сюда кто звал? Зачем без зова в чужой терем ходишь? — Гортанный голос и заметный акцент выдавал в меченосце степного жителя:

— Уходи во двор и жди, когда хозяин позовет, тогда и войдешь под крышу! Как тебя зовут? Я схожу и доложу о тебе князю! — Ольга улыбнулась:

— Тебя, сын степей, хан Туран, наверное, совсем не учил вежливости, не объяснил, что вошедший в дом человек, уже является гостем и его вначале приветствуют, затем кормят и только потом, задают вопросы.

А законы степей, ты не знал или забыл по причине коротких памяти и ума. Тем не менее, я на твой последний вопрос отвечу: думаю, что получив его, ты сам найдешь ответы на предыдущие.

Обращайся ко мне Великая Воительница или Княгиня Ольга, как тебе больше нравится! Я тебе позволяю самому выбирать! — У меченосца отвисла челюсть, лицо мгновенно приобрело неестественный, серо — белый цвет:

— Воительница? Найдена из Игрецы? Мой хан преклоняется перед тобою! Я лично слышал, как он говорил, что будь он помоложе, то распустил бы свой горем и заплатил любой калым твоему отцу, посаднику Икутару, чтобы взять тебя в жены! — Ольга сверкнула очами:

— Если у тебя будет возможность встретиться с ханом, передай ему, что у нас другие законы, и отцы дочерьми не торгуют. Да и я лучше бы удавилась, или лучше — его удавила, но в его шатер низа что не вошла! Да и не пристало мне, за своего пленника, замуж выходить! — Меченосец скривился, как будто испробовал недозрелую клюкву, но тут же взял себя в руки:

— Не козни меня, солнцеподобная госпожа! Раньше мой взгляд не зрел тебя, поэтому я тебя не признали допустил непростительную ошибку: задал вопросы Великой Княгине — не имея на то права!

— Какая Светлая Княгиня? Ты что, Ислам, белены объелся или медов обпился? Как в моем княжестве может быть Княгиня, если я вдовый и жениться пока не собираюсь? — Ольга подняла голову, меченосец развернулся назад. На площадке ступенек, между ярусами лестницы — стоял полностью одетый и застегнутый на все застежки, князь Роман. Влажные волосы тщательно расчесаны, борода и усы аккуратно подстрижены, на поясе боевой меч в красных ножнах:

— Это просто — моя гостья, которую я встретил вчера на торжище. Прости мою забывчивость!

Честно сказать, я и сам об этом запамятовал: слишком много неотложных княжеских дел пришлось решать. Ими ведь, в мое отсутствие, никто не занимался, со времен кончины Матушки Княгини!

Пропусти её Ислам! Мы немного посекретничаем. Обещаю тебе, моя кровать останется девственно чистой! — Роман хохотнул своей шутке и приглашающее махнул рукой.

 

56

В его горенке был идеальный порядок. От жарко натопленной печи струилось приятное тепло. На прикроватном столике — серебряный кувшин с пахучим медом и деревянное блюдо с краснощекими яблоками. Роман сел на пастель, поближе к столику, а Ольге указал место напротив, на скамейке. Налил половину глиняной кружки меда и тут же выпил. Ей он предлагать не стал:

— Ну, что, княгиня ! Как я понимаю, закрытые городские ворота, для тебя не помеха? Оно и понятно: у тебя везде остались преданные жополизы! И ты этим, с успехом пользуешься.

С чем пожаловала, хотя я тебе являться без приглашения, не повелевал. Ну, раз пришла, то не выгонять же тебя с подворья взашей!

Поведай мне свои беды, но сразу должен тебя предупредить: помощи от меня не дождешься. И не надейся! Я, коварных проходимцев, не жалую! А милостыню, убогим, я подаю только по воскресеньям. Так что не обессудь, княгиня ! — Роман насмехался. Нет, он просто издевался, стараясь вывести Ольгу из равновесия.

Но она была спокойна. Почти. Внутри все дрожало, и сердце билось где — то в животе. Воительница зрела на такой знакомый, такой желанный, такой дорогой лик и ей казалось, что все это происходит во сне. Откуда у него, к ней столько злости, столько ненависти, столько желчи? Чем она заслужила такое к ней отношение?

Ответа, на этот вопрос, у неё не было. Было желание свернуть ему шею, но она его сдержала и отогнала на задворки сознания. Она пришла не мстить за поруганную жизнь, а попытаться выяснить, что с ним происходит:

— Роман, прекрати унижать меня! Давай поговорим спокойно, без оскорблений.

Объясни мне, чем вызван твой гнев ко мне? Я не верю, что ты, до своего плена, порошил мне очи, претворяясь, что любишь меня. Так лгать невозможно! Обмануть можно разум, сознание, но сердце не обманешь! Ты любил меня, и я тебе была желанной.

И ты для меня был лучшим мужчиной на свете. Ради тебя, я была готова на все!

Без малейших колебаний я оставила свою родину и дорогих, самых близких мне людей! Ни мгновения не задумываясь, пошла за тобой, когда ты сказал, что я тебе нужна.

Я это сделала, потому, что я тебе безоглядно верила. Потому, что так было нужно нашей любви. Ведь не зря говорят в народе: любовь требует жертв.

И ты шел на жертвы ради нашего чувства. Ради нашей любви, ты пожертвовал своим тихим, семейным счастьем. Ради меня, ты пошел наперекор нашим родовым законам, бросил вызов нашим богам, которые благословили твой брак с Боголепой. А на такое, способен только очень любящий человек!

И после того, как я покинула Речные Ворота, у нас все складывалось нормально. Помнишь, как мы строили планы нашей жизни, которая наступит после похода? Мое сердце пело, когда я представляла нашу с тобой жизнь, после того, как мы отобьемся от врага, и наступит мир и счастье.

И вдруг все рухнуло. Объясни мне, поведай, что произошло с тобой за шесть лун плена? Как столь малый срок, смог убить в тебе нашу любовь? Как получилось, что мужественный и светлый князь, превратился в грязную, вонючую тряпку? Справедливый и благородный правитель — в мелкого интригана и лгуна! В презренного мужеложца! — Она обдуманно говорила с ним жестко и обидно, стремясь возродить в нем былую гордость и утраченное самолюбие.

Надеялась, что только тогда, он заговорит с ней не потревоженным разумом, а душой, если она еще жива. Что он поведает ей о своих мытарствах и горестях, и тем самым облегчит затуманенное сознание.

Но надеялась она зря. Чуда не произошло. Её слова не достигли цели.

Роман рывком поднялся, налил полную кружку меда и залпом выпил. Вытер дланью усы и развернулся к Ольге:

— Ты кого чернить посмела? Кого своими розовыми соплями о какой — то любви, обмазать вздумала? Меня, князя по крови в пятом колене?

Кто дал тебе, безродному подкидышу, право спрашивать ответа у законного князя?

Как ты посмела, требовать от меня отчета о моих мыслях и чаяниях?

Ты — которая плела заговоры за моей спиной, пользуясь моим покровительством в обмен на своё тело?

Ты — которая колдовством и заговорами отвадила меня от женщины, которую я любил. Которая была отдана мне в жены нашими богами!

Ты — которая сглазила, и тем самым убила, мою жену и будущего ребенка

Ты — которая грязным наветом на славного Калину, отправила за облака мою матушку!

Ты — которая путем сговора с боярами и купцами, завладела княжеским столом!

Ты — которая всячески затягивала мое освобождение из страшного плена и дожидалась моей погибели, чтобы без помех править моим княжеством! — Роман уже не говорил, он кричал, густо брызгая слюной. Очи были черны от гнева, рот перекошен от всесильной злобы:

— Запомни, ты, исчадие подземного мира! Я не уступлю тебе княжение, ни при каких условиях! Пока я буду жив, я буду желать твоей гибели! Я буду поднимать народ на бунт, буду подсылать к тебе убийц, буду сам караулить тебя в засадах.

Нам не жить на моей земле вместе. Ты сейчас сильнее, за тобой стоит моя дружина. Воспользуйся своим могуществом: прикажи убить меня! Иначе, я найду способ избавить мир от такой гадины, как ты. — Рука Романа метнулось к рукояти меча, но на пол — пути остановилась. Видно, в последний момент, разгоряченный рассудок напомнил ему, с кем он имеет дело.

Ольга поднялась со скамейки: она уже приняла решение. Усобицы не будет! Она не будет оспаривать княжескую власть законного, потомственного князя Романа. У него прав на княжескую корону больше. Великая Воительница — уйдет! Осталось только убедить себя в правоте исхода и только тогда поведать об этом Князю .

Роман тоже встал во весь рост. Он уже понял, что сейчас он услышит главное, вполне возможно — свой приговор. Но решительность его не покинула и путей к отступлению — не искал. Ольга заговорила тихим, спокойным голосом:

— Я приду сюда во второй половине дня и сообщу тебе свое решение. Ныне, могу сказать только одно: мешать, тебе властвовать — я не намерена. Остальное услышишь опосля, вечером.

В дружинной горнице было не протолкнуться. Собранные, повелению Воительницы, сотники занимали три длинных лавки. Слева от её стола, на скамье, возле самой стены, сидели самые главные в дружине: Демир, Унибор, Ратища, Яков и Симак. Справа, на короткой, но мягкой, подбитой толстым бархатом седушке — Фиадор, Ерофей и Архип.

В помещении царила удивительная тишина. Воительница, стоя за своим столом, смотрела в окно, как будто, боялась встретиться взглядом с кем — то из присутствующих.

Присутствующие — зрели в пол. Тишина давила: только — что Воительница объявила о своем решении покинуть стольный город и передать бразды правления княжеством, законному правителю — князю Роману.

Новина подействовала на собравшихся, как ушат холодной воды. Если сказать, что соратники были ею огорошены — значит, ничего не сказать. Они, известием, были раздавлены!

Как же так? Более чем успешный поход, народное почитание, даже не почитание — трепетное преклонение — и вдруг такое решение. Недоумение застыло на лицах боевых побратимов.

Наконец Ольга отвернулась от окна:

— Братья, не осуждайте меня поспешно и не заслуженно. Постарайтесь понять меня! Ну не могу я поступиться против себя и своей совести! Не могу я развязать усобицу за княжеский престол.

Согласитесь: не можно на одном троне сидеть двум правителям, не можно на две головы водрузить одну корону! Управлять княжеством в две руки и в две головы, возможно только тогда, когда рядом стоят два трона и на них восседают князь и княгиня: законные муж и жена.

У нас с Романом все к этому шло. Но все изменилось после страшных испытаний, которые выпали на его долю в проклятом плену. Как его пытали, как унижали — мы никогда не узнаем.

— Мы лишь ведаем, что князь этих лишений не сдюжил, сломался! И нет у нас права корить и осуждать князя: это могут делать только наши боги. Только в их воле судить своего помазанника!

Согласитесь, что это они даровали честь, предкам Романа, именоваться князьями Ивельскими, а он с ними одной крови, он их прямой потомок!

В тяжкую для княжества годину, наши боги призвали меня взять княжество под свою руку. Они посчитали, что мне по плечу возглавить воинский поход для освобождения князя Романа и защитить отечество от богомерзких захватчиков. И нам с вами это удалось!

Получается, что я с их и вашей помощью, божественный наказ исполнила: князь вызволен из полона, враг, покусившийся на нашу землю — разбит. Вот и выходит, что я свою миссию исполнила!

А теперь помыслите: кто должен править княжеством, кто на это имеет кровное право?

И ответ ясен: князь Роман!

Или вы предлагаете прервать его родовое княжение при помощи меча? Вы предлагаете нарушить все людские и божеские заповеди? Вы предлагаете в угоду моему стремлению, а его у меня отнюдь никогда небывало, развязать усобицу в борьбе за княжий стол? Поднять дружину, для усмирения сподвижников Романа? Обнажить мечи против наших соотечественников и пролить родственную кровь?

Окститесь дорогие побратимы: я на это не способна и никогда на это не пойду! Даже, под страхом смерти! Смерть ничто, по сравнению с проклятием своего народа, с потерей собственного достоинства, собственной чести и собственного — Я.

Кто может мне возразить, кто со мной не согласен? Не спешите с ответом, взвесьте все, и тогда я готова буду выслушать ваше суждение. — Воительница повернулась к присутствующим спиной и невидяще уставилась в окно.

В ответ — гробовое молчание: на доводы Великой Воительницы возразить — слов не находилось:

— Не вешайте головы, дорогие побратимы. Ничего непоправимого и страшного в жизни княжества не произошло! Все новины, в скорости, перестанут быть новинами, и жизнь войдет в привычное русло.

Все как в матушке природе: весной реки разливаются, затапливают низины, луга и поля, а затем наступает лето, и вода возвращается в свои берега. Зато нанесенный половодьем ил, становиться хорошим подспорьем для урожая хлебов и разнотравья. Все в руках наших богов!

Только знайте и помните: нам с вами удалось создать настоящее боевое братство. Дружина научилась самому главному: побеждать! Городом управляют мудрые и честные, вами отобранные и вами одобренные соотечественники. Казна полна, для горожан — работы хватает: голод вам не грозит!

Я же вернусь в свое родное городище, где меня ждут, дорогие моему сердцу, люди. Но клянусь вам, что при первом вашем зове, я немедленно стану в ваши ряды! Клянусь, что я навсегда останусь верной нашим богам, нашему отечеству, нашему боевому братству, нашей дружине!

Воевода Демир! Позволь мне попрощаться с побратимами завтра, на общем построении дружины.

Сотник Симак, готовь воинов малой дружины Речных Ворот, к возвращению домой. Свою задачу здесь вы выполнили с честью, и настала пора усилить боевую мощь родной Игрецы!

Низко кланяюсь вам, мои боевые братья. Не поминайте лихом! Еще встретимся и споем вместе нашу любимую, дружинную песню!

Архип, останься, у меня есть к тебе важное дело. — В помещении вдруг стало шумно: зазвенело оружие, задвигались скамейки и через малое время, Ольга осталась в одиночестве. Только в конце мягкой скамьи, одиноко притулился мировой судья — Прокоп.

Ольга достала из шкафчика пузатый кувшин, накрытый белым, несколько раз свернутым полотенцем. В две больших, глиняных кружки, набулькала пахучего многолетнего меда, одну поднесла Архипу:

— Давай выпьем, милый мировой судья: пусть прочь идет тоска, печаль черная, пусть Ярила своими светлыми лучами заменит её! И крупными глотками расправилась со своей. Архип не заставил себя упрашивать и через мгновение поставил пустую кружку на скамейку возле себя:

— Слушаю тебя, Княгиня! Повелевай мной, как прежде, располагай мной — как ранее!

Для меня ничего не изменится с твоим отъездом. Я буду верен тебе до последнего моего вздоха. Ты — моя последняя и единственная повелительница! С твоим именем на устах, я и уйду, на веки — вечные, за облака.

Ольга, увлажненными очами глядела на этого верного своему слову человека. Клятву даденную ей, при вступлении на должность мирового судьи, он помнил и соблюдал неукоснительно!

 

57

— Архип! Тут такое дело! Оно настолько важное и тайное, что о нем будут ведать только два человека: я и ты. — Архип послушно склонил голову:

— Все сделаю, Княгиня, как ты скажешь. Огнем пытай меня, дыбой — ни слова я об этом деле не вымолвлю!

— Верю! Поэтому тебе его и поручаю. Я, конечно, поспешила сказать, что об этом деле будут знать только два человека: хотелось бы, чтоб было так, но не получится. Не сдюжим мы с тобой вдвоем, как бы этого не хотели. Но я уверена, что у тебя есть люди, которым ты веришь, как самому себе. Которые составляют с тобой — единое целое. — Архип закатил под лоб глаза, почесал макушку и кивнул головой:

— Есть у меня такие люди! И главный над ними — Сом. В них я верю, не меньше чем своим домочадцам.

— Сом? Почему я такого не знаю? Почему его досель не зрела?

— И знаешь, и зрела! Этот человек тебе жизнью обязан. Помнишь кудлатого любителя бабских прелестей, которому ты жизнь подарила, когда я его к конопляной веревке пожаловал? Он вместе с Соколиком тебя возле главных ворот встречал. Бывший каторжник, а ныне — правая рука Соколика и мое доверенное лицо.

Кремень мужик: отчаянный, дерзкий, но в душе чистый и кристально честный! И людей подобрал под стать себе. Я их использую в своих целях, только в самом крайнем случае. Берегу их, как зеницу ока! — Воительница сразу вспомнила кудлатого здоровяка, который объявился из калитки вместе с Соколиком:

— Ну, вот и славно! Я в тебе и не сомневалась. А дело вот какое: в подвалах, под княжеским теремом хранятся шестьсот десять пудов чистого золота. По своему занятию, ты не мог не знать, что его обнаружили в меловом карьере и перевезли в бывшие мои подвалы.

Это не мое золото. Это достояние и золотой запас Ивельского княжества! И его надо сохранить для нужд отечества, когда настанут самые черные времена.

Отныне, ты становишься главным хранителем княжеской казны, вернее запаса на самый крайний случай. Сегодня, после полуночи, подгоняй к княжескому терему сани, повозки, подводы и чем больше — тем лучше! Там тебя встретят Ратища и Яков со своими орлятами и помогут забрать казну из подвалов.

Определи надежное место, куда ты её выгрузишь и после доставки — организуй надежную круглосуточную охрану. Ни одного слитка пропасть не должно! Где золото найдет свое пристанище, о том мне знать не надобно. Доступ к нему — только у тебя! Ты в ответе за него передо мной, а главное — перед нашими богами.

Только в одном случае ты можешь распорядиться им, во благо княжества, без моего повеления: в случае — если меня не будет на этом свете. Уяснил свою ответственность?

— Сделаю все, как ты повелела Матушка! Пока я жив — золото будет в целости и сохранности. Клянусь тебе перед ликом наших богов!

Вечерело, когда Воительница поднялась по высоким ступеням княжеского крыльца. Ратища и Яков остались возле двери, а «спецы» из личной охраны, плотной цепью окружили терем. Муха, без ведома, не пролетит!

Романа она застала в его горенке. На нем был синий, бархатный кафтан, портки из синей же замши и короткие черные сапоги. На поясе — широкий и длинный клинок в ножнах с серебряными накладками. Еще немного влажные волосы, расчесаны на прямой пробор, светлая шелковая рубаха, выгодно оттеняет бледное лицо.

У Ольги гулко забилось сердце: он ждал именно её и оделся соответственно, готовясь к встрече! Но первые, произнесенные им слова, опустили её с небес на землю:

— Ты что, одна? А где же твои костоломы — живорезы? Или сама решила приколоть меня? А что, ты можешь! Тебе человека за облака отправить, что мне муху прихлопнуть! — Ольга полыхнула гневом:

— Не хами, Князь! Ради нашей, утерянной тобою любви, остепенись, возьми себя в руки выслушай мои условия.

— Условия? Ты, грязная интриганка, развратная девка, смеешь мне предлагать какие — то условия? Да ты, за свои поступки, должна молить меня, чтобы я позволил тебе сапоги мои вылизать! И сомневаюсь, что я бы тебе дал добро на это! Зачем, твой поганый язык, будет поганить добротную, чистую обувку? — Ольга шагнула к Роману, но тот отпрыгнул за стол и громко воззвал:

— Стража, ко мне! — Мгновенно из потайной двери, мешая друг — другу, в горенку ввалилось пятеро дюжих молодцев: уже знакомого Ислама, среди них небыло. Двое тащили, уже готовую для броска, ловчую сеть. Двое — держали над головой петли пастушьих арканов. Пятый — был готов метнуть короткое копье.

Звездочка свистнула в воздухе, и один из ловцов посунулся вперед, подгребая под себя конец ловчей сети. Два аркана, одновременно выстрелили в направлении Воительницы.

Но её там уже не было, и волосяные змеи, не причинив ей вреда, шлепнулись на то место, где она только — что стояла. Метателям повезло меньше: один, получи удар ногой в грудь, улетел внутрь шкафа, выломив при этом обе створки. Второй, ослепленный тычком длани в лоб, ведомый неизвестной силой, пересек горницу по ширине и врезался головой в стену. Она оказалась крепче, во всяком случае, вмятины в ней не случилось, чего не скажешь о голове: она лопнула, как переспевшая тыква.

Еще один, по — видимому самый разумный, бросил на пол копье и грохотом исчез за потайной дверью.

Единственный, оставшийся невредимым, последовал примеру товарища: отбросил от себя свой конец сети, бухнулся на колени и поднял вверх обе руки.

Воительница вновь исчезла из вида и объявилась рядом с Романом. Запустила два перста ему в ноздри и рванула голову князя вверх. На натянувшуюся кожу шеи, лег бритвенной заточки, клинок засапожного ножа:

— Ну что, мне закончить сражение и уйти, или продолжим начатый разговор? — Роман хотел кивнуть головой, но только протяжно замычал от боли в носу. Ольга убрала нож от его горла и отпустила голову. Из носа князя и из надорванных ноздрей, обильно потекла кровь, пачкая ему усы и бороду. Прижав к поврежденному носу полотенце, с трудом молвил:

— Говори! Я готов тебя услышать. — На полу, прижав длани к правому бедру, из которого торчал кончик звездочки, стонал неудачливый ловец сеткой. В шкафу слышалась какая-то возня. Копьеносец, стоя на коленях, находился в ступоре. Вытаращив очи в потолок, он глупо улыбался. Любитель бодаться со стенами, лежал смирно и признаков жизни не подавал.

Полотенец, который Роман прижимал к лицу, на глазах окрашивался в красный цвет. Но Воительница, на такие мелочи, внимания не обращала:

— Слушай мое решение, князь! Я признаю твое родовое право на стол в Ивельском княжестве! Поэтому отказываюсь от княжеской короны, пожалованной мне народом стольного города и возложенной на мою голову верховными волхвами Главного Капища.

Завтра я покидаю Ивель и возвращаюсь на свою родину — Речные Ворота! Ты берешь, как в былые времена, всю полноту власти в свои руки, со всей её ответственностью и обязанностями, которые она накладывает на правителя.

Дружина остается в стольном городе, но не для твоей личной защиты, а для обороны земель княжества и народа, населяющего эти земли.

Заруби себе на носу, когда он у тебя заживет: к воинской силе княжества — ты никакого отношения не имеешь! Она подчиняется только одному человеку: воеводе Демиру. Только он может принять решение на её использование!

Может, через время, когда ты докажешь свою княжескую мудрость, народ и гриди Ивеля, отменят нынешнее положение, но пока — все будет так, как я сказала.

Городским головой остается боярин Фиадор. Мировым судьей — купец Архип. Оба они находятся в твоем ведении, но их голос имеет тот же вес, что и твой. Так — что решать вопросы с ними, тебе придется полюбовно, добиваясь полного их согласия.

Княжеская казна в полном твоем распоряжении: она увеличилась вдвое в твое отсутствие и на нужды княжества, тебе её хватит с лихвой.

Налоги и подати с родов и племен, не увеличивать ни в коем случае. Если наступят трудные времена, или навалятся, какие беды — знай, что есть неприкосновенный запас, который надежно укрыт и ждет своего часа. Искать его не смей! Он тебя не касается никаким боком. В нужный момент, найдутся люди, которые его распечатают и пустят в дело.

А теперь то, что касается тебя лично: излишние хмельные возлияния прекратить. Они тебя до добра не доведут! О шашнях с мужиками забудь. Не позорь свой род и титул который ты носишь!

Женись, или заведи себе постоянную зазнобу: это не возбраняется, и народ тебя всегда поймет. Самолично принимать законы и указы, без думских бояр или веча — остерегись, а лучше, об этом — даже не помышляй!

И последнее: береги свою честь и честь княжества. Заботься о каждом роде, о каждом своем подданном, как заботятся родители о своих чадах.

Если ты согласен на мои условия, которые я до тебя довела, то мы поладим, и твое княжение, отныне, будут оценивать и судить, только наши боги.

Предупреждаю тебя Роман, если ты не исполнишь, хотя бы одно из условий — ответишь лично передо мной, а я, спрос вести научилась, пока ты отсутствовал! — Роман, не убирая полотенца от лица, впал в долгие думы. Ольга его не торопила. Наконец он отбросил полотенец и поднял голову:

— Ты мне не оставила другого выхода, как пойти тебе навстречу. Я — согласен! Но хочу…. — Ольга предупредительно подняла руку:

— Не надо ничего хотеть, не надо ничего глаголать! Мне достаточно только одного твоего слова — «согласен»! Роман хищно оскалился:

— А если бы я его не произнес? Если бы я отказался от твоих условий? Как бы ты тогда поступила?

— Как? Очень просто! Уже сегодня вечером, ты бы был отправлен, под хорошей охраной в предгорья Караньского хребта, где на старой заимке, ты дожил бы свою жизнь, вдали от людей, под присмотром бдительной стражи. И поверь: это не пустые слова. Я бы так и поступила!

— Я другого от тебя не ожидал. Но и то, что ты мне предложила, попахивает бунтом, когда законного правителя, лишают почти всех прав.

— Наверное, ты прав. Но в этом виноват только ты и никто другой. Я, свою вину вижу только в одном: не смогла достучаться до твоего сознания, не смогла возродить в твоем сердце прежние чувства.

И давай, на этом месте, все стенания о прошлой жизни — закончим! Отныне — нас ничего не связывает!

Да, и самое последнее тебе пожелание: постарайся сегодня ночью крепко заснуть и в окна не выглядывать. Для твоего здоровья, это будет полезно.

Прощай, князь Роман! Прощай моя первая, а может и последняя любовь! И помни: в жизни ничего не бывает просто так. За все надо платить!

Очи сухие, дыхание ровное, поступь уверенная, голова покоится гордо на шее, подбородок вздернут. Такой узрели Ольгу, Яков и Ратища на ступеньках крыльца. Перед ними предстала прежняя Великая Воительница и нынешняя Богиня! Бывшая Княгиня остановилась перед ними:

— Вот, что воины! Скоро сюда прибудет мировой судья Архип, со своими людьми. Обеспечьте безопасность при проведении работ, которые я ему поручила. Он будет забирать из подвалов золото, которое мы нашли в карьере и увозить в другое место хранения.

Закройте окошки горницы Романа ставнями и до утра их не открывать. Возле его двери выставьте караул. До окончания работ Архипом, князь не должен покидать горницу, ни при каких причинах. Это очень важно!

Когда проводите обоз мирового судьи — прибудете оба ко мне. Есть серьёзный разговор для ваших ушей. Да помогут вам наши боги!

 

58

На дружинном подворье, у горенки в которой она когда — то жила, её ожидал воевода Демир:

— Княгиня, несмотря на ночь, нам надо поговорить!

— Демир, у меня к тебе просьба: отныне — не величай меня более княгиней! Не далее чем час назад, я свой пост сдала законному правителю! Сам должен понимать, что двух князей, в одном княжестве, быть не может!

— А мне начхать наэто с высокой горы! Меня под стяг воеводы ставила ты, и присягу я давал — тебе! Отсюда следует, что ты для меня княгиней была, есть и будешь! Я, временщикам, клясться на оружии — не собираюсь!

Не можно воинам присягать дважды. Присягу дают — один раз в жизни! — Ольга прищурила очи:

— Ладно, не заводись. Лучше скажи: почему ты Романа нарек «временщиком»? Считаешь, что он не сможет удержать свой законный престол?

— Уверен! Попомни мое слово: и годины не минует, как княжеская корона, на твою голову вернется! Готов поставить за свое видение, мой чудо — меч, работы оружейника Прокопа!

И не сам Роман преподнесет тебе корону. Народ Ивеля тебе её вновь дарует! — Очи воеводы горели огнем непоколебимой веры. За версту было видно, что в своих мыслях, он не сомневается:

— Но не за этим я к тебе на разговор напросился, Княгиня! Может, Ратища и Яков, об том тебе уже поведали, они ведь с тобой княжеский терем посещали. — Ольга отрицательно повела головой:

— Нет! Никаких таких, особых разговоров меж нас не происходило. Глаголали только об обычных вещах.

— Ну, тогда я, суть решения всей дружины, тебе поведаю. Заранее, хочу тебя упредить, Княгиня, что это воля всех гриден, и противиться её не можно! Дружинники мне строго — настрого наказали, чтобы я никаких твоих отказов не принимал.

А теперь по самой сути: завтра, попрощавшись с дружиной, ты последуешь на родину, в Игрецу. С тобой, к Речным Воротам, домой, отправится с Симак со своими сотнями. Но к ним, по решению нашей дружины, присоединится сотня твоих «спецов», под рукой Ратищи.

Это его предложение, возглавить сотню, и еще он пригрозил, что если я назначу другого сотника, он оставит службу и уедет из города, куда очи зрят!

А оставшиеся в дружине «спецы», станут основой нового отряда, который мы доведем до трех сотен и учить их и готовить, станет Яков. Мы подумали — и согласились!

Главная задача сотни Ратищи — личная охрана Великой Воительницы, а чем они еще будут заниматься — решишь ты сама. Отбором «спецов» в эту сотню, занимались лично Ратища с Яковом. Я в это, по разумению, вмешиваться не стал. Им виднее!

И что ты на волю, дружины ответишь? Учти, я её зело поддерживаю, и чинить препятствия, тебе мы все, не позволим! — Ольга ненадолго задумалась, и вскоре согласно кивнула головой:

— Я подумала. Противиться вашей воле — не буду. «Спецы», значительно усилят малую дружину, а в наше неспокойное время — Речным Воротам, это только на пользу. Я одобряю решение моих побратимов и благодарна им за заботу обо мне. — Демир низко поклонился и покинул горницу Великой Воительницы.

Сборы в дальнюю дорогу, много времени не заняли: личные вещи уместились в четыре пузатых, дорожных баула. Не нажила она за свое княжение богатств и многого имущества! Самое ценное, уложила в седельные сумки, а на самое дно, бережно спрятала находку лешего: чудесный камень с изображением своей семьи.

В одном из баулов, оставила место для пятидесяти золотых слитков, которые она решила взять с собой, на самый крайний случай. Три пуда золота много места не занимали, но загружать его в седельные сумки, по её разумению, было бы глупо. Зачем напрягать Бутона лишним весом?

Спать легла далеко за полночь и мгновенно забылась черным сном без сновидений. К её удивлению — побудка была легкой и настроение — далеким от гнетущего. Начинался новый этап в её жизни, и как часто бывает, новизна, заставляла кровь быстрее бежать по жилам. Плотно позавтракала холодной, олениной и запила её приличной кружкой чудодейственного отвара бабки Устиньи.

Действие колдовского напитка, Ольга почувствовала сразу: к приподнятому настроению, примешался легкий восторг.

Когда она, верхом на Бутоне, выехала на дружинную площадь, ночь уже сдавала свои права, обещавшему быть солнечным, дню. В рассветном полумраке проскакивали золотистые всполохи восходящего солнца, добавляя значимости и торжественности в происходящее.

Три с половиной тысячи воинов, были построены ровными квадратами, по сотне гриден в каждом. На правом фланге, гриди из Малой дружины Речных Ворот, во главе со старшиной Симаком, рядом — сотня «спецов» с Ратищей, следом — обоз из девяти кибиток. Далее — двадцать девять квадратов Ивельской дружины.

Полная тишина: не звякают сбруи и оружие, не фыркают кони. Красные кафтаны и червленые щиты усиливают утренние всполохи. Тысячи пар очей устремлены на Великую Воительницу. Льющееся из них уважение, нет — преклонение, горечь от скорого расставания, затаенная надежда, что оно не будет долгим — сладким медом ложилось на сердце бывшей Княгини. Она кожей чувствовала неразрывную связь, которая протянулась между её душой и душами своих боевых побратимов. Связь, над которой неподвластны ни обстоятельства, ни разлука!

Великая воительница подъехала к правофланговому дружины, воеводе Демиру и покинула седло. Четким шагом подошла почти вплотную к строю и опустилась на одно колено. Демир тоже сделал шаг вперед и опустил перед ней дружинный стяг. В полной тишине, Великая Воительница, целуя, уткнулась лицом в тяжелую бархатную материю, расцвеченную ликом бога Перуна. Несколько мгновений, она оставалась в таком положении, затем резко выпрямилась и вновь запрыгнула в седло:

Братья! Так сложились обстоятельства, что я вынуждена покинуть вас! Но верьте мне: мое сердце — навсегда остается с вами! Мы будем едины, покуда мы живы и только смерть может разлучить нас.

Ивельская дружина, ныне большая сила и она будет и в дальнейшем укрепляться, за счет вашей каждодневной учебы и прилива новых, молодых воинов. Мы, тем же будем заниматься на Речных Воротах, а если ворог вновь сунется на наши земли, или еще какая нужда нагрянет — мы снова объединимся и станем плечом к плечу на защиту нашей Родины — Матушки!

Милые мои братья! Оставим в стороне наши чувства и переживания. Давайте помнить, что мы воины, что мы хранители родной земли, земли которую нам подарили наши боги, земли на которой жили наши предки. Земли, на которой, если мы будем жить по божеским законам, будут жить наши внуки!

Верьте мне, братья! Наш народ ждет светлая жизнь!

Походная колона медленно удалялась от главных ворот стольного града. Вся земля перед воротами, была заполнена жителями Ивеля. Они, молча, махали руками вслед удаляющейся войску. Гремела, потихоньку затихая, разудалая дружинная песня, которую вели несколько молодых, задорных голосов Игрецкой малой дружины.

Конец 2 книги

Республика Беларусь, г. Минск.

21 декабря 2017 г. — 26 апреля 2018 г.