— Второй раз выбраться к Железному Бастиону мне сегодня не удастся — дела, — сказал я братцу Моне Лизе, когда торжественная процедура постановки круглой печати закончилась. — Пойдешь ты. Возьмешь у братца Монте Кристо I тележку и передашь братцу Малюте Скуратову XXXII. Предназнаенные мне подачки принесешь мне в департамент, где меня не будет, заберешь свою долю, остальное, распределив согласно вот этому списку, разнесешь по назначению. Сейчас можешь быть свободной, если хочешь, прошвырнись по магазинам, как раз успеешь съездить на свой седьмой ярус и вернуться обратно к моменту входа второй группы. И вот еще что: доставишь мою долю в мой шикарный дворец, где и дождешься меня. Все ясно?

— А платье купишь?

— Посмотрим.

— Вот и мы посмотрим.

Но едва он вышла из хранилища, как мне и на самом деле захотелось купить ему это самое платье. Ну просто никакого спасу не было от желания: от желания купить и от желания того, что за этим последует.

А что, братец Пилат III, давай возьмем с тобой да и подарим братцу Моне Лизе то, что он хочет, сказал я себе, тогда тебе просто будет добиться того, чего ты хочешь.

И я представил себе, что за этим последует.

Я принесу платье в свой шикарный дворец, где меня уже будет поджидать братец Мона Лиза. Мы выпьем по бокалу божественного нектара, и он спросит:

— А что это там у тебя в пакете?

Я отвечу таинственно:

— Да так, ничего особенного. Тогда он скажет:

— А покажи мне это твое ничего особенного.

И я потребую:

— Нет уж, сначала ты покажи мне твое ничего особенного…

Тогда он скинет с себя платье, а я надвину на глаза корону не сразу, а только через мгновенье…

Я помотал короной. Картина скидывающей с себя платье братца Моны Лизы сменилась картиной бронированного хранилища, где я сидел под портретом Самого Братца Президента и рисовал в своем воображении порнографию.

Ты что это себе позволяешь, а, братец Пилат III? Ну-ка, завязывай! Так я сказал сам себе. К тому же мне было жаль двух сотен пятнадцатизубовиков. Даже на материализацию нарисованных собственным безбрежным воображением перехватывающих дух порнографических картинок, которые я рисовал в своем бронированном хранилище под портретом Самого Братца Президента, в своем воображении, окружающая среда меня подери! И я решил отказаться как от покупки, так и от материализации. Но мне было жаль отказываться от материализации. Даже если бы за это и пришлось заплатить две сотни пятнадцатизубовиков. Тут я к тому же подумал о братце Цезаре X, встреча с которым явно сулила мне некоторые блага. Моя дума о получении некоторых благ повергла меня в щедрое состояние. Мне захотелось купить братцу Моне Лизе платье очень, пусть это платье и было бы вовсе не подарком, а только подачкой, поскольку я хорошо себе представлял, зачем я собирался «подарить» платье братцу Моне Лизе. Чтобы дарить подарки, подумал я, нужно быть братцем Принцессой.

Подумав о братце Принцессе, я стал думать о братце Принцессе. От одной только думы о нем у меня закружилась корона. Может быть, моя корона закружилась потому, что он была неизмеримо ниже меня по рангу? А что бы было, если бы на его короне располагалось только, скажем, пять зубьев? Кружилась бы моя корона или нет? Или все-таки корона у меня кружилась только потому, что на ней было намного меньше зубьев, чем на короне братца Принцессы? А ядовитая окружающая среда ее знает, решил я в своих сердцах и вернулся мыслями к платью.

Поскольку я был прописан на девятом ярусе, то и носил корону с девятью зубьями, а раз я носил корону с девятью зубьями, то и получал жалованье девятизубовиками, а раз я получал жалованье девятизубовиками, то и отовариваться должен был на девятом ярусе.

Я набрал номер на диске телефона.

— Пятнадцать дробь седьмой участок Ордена Святой Экзекуции, — сказала трубка.

— Это ты, братец Малюта Скуратов XXXII. который служит в пятнадцать дробь седьмом участке Ордена Святой Экзекуции?

— Это я.

— А это я — братец Пилат III.

— Братец Пилат III из Департамента круглой печати Министерства внешних горизонтальных сношений, с которым мы недавно виделись возле КПП в спецзону Южного Выхода, и он отдал мне тележку?

— Да, это я.

— А это я — братец Малюта Скуратов XXXII. Здравствуй, братец Пилат III.

— Здравствуй, братец Малюта Скуратов XXXII. Братец, мне нужна твоя помощь.

— На сколько?

— Я думаю, приблизительно где-нибудь на пять пятнадцатизубовиков, как договоримся. Сейчас я к тебе зайду.

— Я сам к тебе сейчас зайду. И кое-что с собой прихвачу. Товар я уже продал.

— Ладно, жду.

Я положил трубку на место, которое было отведено ей инструкцией, и достал из сейфа парочку яблок поменьше, чтобы начать разговор с братцем Малютой Скуратовым XXXII достойно.

Он пришел. С виду это был очень радостный братец десятизубочник, его правую щеку украшал длинный боевой шрам, полученный им в одном из боев на арене гладиаторов, куда он попал несколько лет назад в связи с нашумевшим мне все уши делом банды девяти, которая в свое время организовала неконтролируемые выходы за Железный Бастион группы продажных наймитов. Благодаря банде в Наш Дом мутным потоком потек поток контрабанды. Но однажды в банде возникла склока из-за дележа мутной добычи: где-то кому-то чего-то не дали, и дело получило огласку. Полетели короны. Ужесточили контроль на шлюзах. Создали Центральный диспетчерский пункт. Всем членам банды девяти присудили бессрочную арену гладиаторов. Где-то кому-то чего-то дали и издали указ об амнистии, но пока его утверждали в соответствующих подкомиссиях Кабинета Избранных, братец Малюта Скуратов XXXII успел провести пятнадцать матчей, которые случайно выиграл. Из отдела контриллюзий его, правда, попросили перейти в Орден Святой Экзекуции, где теперь он и служил обыкновенным заштатным орденоносцем.

Я преподнес ему яблоки. Он быстро спрятал их в карман форменного фрака и повалился на стул телом. Я придал лицу независимо-радостное выражение лица и спросил:

— Кажется, у тебя есть знакомство в среде манекенщиц?

— Кому кажется? — встрепенулся, превратившись в чеку, братец Малюта Скуратов XXXII. Тебе кажется?

Я затрепетал, и затрепетал вовсе не от восторга, но тут же взял себя в руки, подумал мгновение об уме и, спокойно выпустив себя из рук. произнес:

— Тебе кажется или они у тебя есть?

Мое коварное произношение, однако, не застало братца Малюту Скуратова XXXII врасплох, так как он был начеку.

— У меня они есть, потому что мне это не кажется. А тебе кажется, что у меня их нет?

— Как же мне может такое казаться, если они у тебя есть? Вот если бы у тебя их не было…

— Есть! — отрезал братец Малюта Скуратов XXXII.

Мы чуть-чуть помолчали. После молчания он спросил:

— А что, тебя потянуло на манекенщиц?

— Меня потянуло сделать кое-кому подарок.

— Это еще что такое?

— Да так. Модное словечко с двадцать первого яруса. — небрежным ответом небрежно ответил я.

— С самого двадцать первого? — не поверил моему небрежному ответу братец Малюта Скуратов XXXII.

— Конечно. У меня теперь такие знакомые короны появились, что некоторым и не снилось.

— С двадцать первого?

— А тебе кажется, что у меня нет там знакомых?

— Ничего мне не кажется. Выкладывай, какое у тебя ко мне дело.

— Я собираюсь купить платье на пятнадцатом ярусе.

— А…

— И мне не хотелось бы обращаться к жучкам в посредническую контору.

В глазах братца Малюты Скуратова XXXII вспыхнул огонь предчувствия хорошего заработка, он передался рукам, которые стали потираться.

— Конечно, к посредникам обращаться не стоит, раз у тебя есть такой братец, как я, который имеет в этом нашем Нашем Доме некоторые связи. — Он достал из-за пазухи заветную бутыль. — Но прежде чем перейти к этому маленькому дельцу, давай сначала обмоем наше крупное дело. Товар отменный!

Он откупорил заветную бутыль и наполнил бокалы.

— Лишний зуб тебе в корону!

— Два зуба в твою! — ответил я и весело пошутил: — А лишних зубьев в коронах не бывает…

Мы посмеялись удачной шутке, чокнулись и выпили. Я вдруг впал в щедрость, которая так и лезла из меня наружу, и достал из сейфа две груши.

— Ого! — поразился моей щедрости братец Малюта Скуратов XXXII. А когда поражение несколько прошло, спросил — Монеты тебе сейчас отдать?

— А тебе кажется, что отдавать их не нужно? — весело пошутил я.

Братец Малюта Скуратов XXXII понял и оценил всю опасную тонкость моей шутки и посмеялся. Я тоже посмеялся. А когда мы насмеялись, я пересчитал монеты и убрал мешочки в сейф.

— Кстати, как сегодня котируются пятнадцатизубовики на девятом ярусе — спросил я.

— Один к шестнадцати. Если хочешь, я поменяю.

— Потом, — пошевелил я короной. — давай вернемся к нашему маленькому дельцу. Итак…

— Да, к жучкам лучше не обращаться — обдерут как счастливчика. Конечно, и братцу М придется кое-что дать…

— Сколько?

— Пять… — он выдержал некоторую паузу, которая была торжественной, — шестнадцатизубовиков.

— Но…

— И столько же мне!

— Грабеж!

— У жучков это стоило бы тебе ровно в два и четырнадцать сотых раза дороже.

Я про себя согласился, но торговаться требовали приличия, и я, соблюдая правила хорошего тона хорошим тоном сказал:

— Всего восемь.

— Десять, — не отступал от хорошего тона и братец Малюта Скуратов XXXII.

— Девять.

— Ладно, твоя взяла. Я, так и быть, обойдусь четырьмя. Какое платье тебе нужно?

— Да это не мне нужно, а братцу Моне Лизе. А мне нужно совсем другое, но братец Мона Лиза без платья не очень соглашается. Вечно у него что-нибудь такое на уме, что мешает соглашению. Вот и приходится идти на поводу… А платье сегодня демонстрировалось в витрине магазина «Шик» на высокой беловолосой манекенщице…

— Это и есть братец Мадонна. Давай нам деньги.

Я открыл сейф, достал мешочек и отсчитал две сотни пятнадцатизубовиков. Прибавил к ним из Крохотного незаметного тайного мешочка десять Шестнадцатизубовиков, один из которых, как выигранный в сделке, спрятал себе в потайной карман фрака.

Зазвонил телефон. Это был секретный спец телефон, напрямую связывавший хранилище с персональным кабинетом братца Цицерона П.

Приняв стойку «смирно» шестнадцатой степени, я бодро рявкнул в трубку:

— Чего изволите?

— Изволю тебя, так сказать, поздравить, так сказать, братец, так сказать, Пилат, так сказать, III, — сказал тот. — Подписан, так сказать, приказ о твоем понижении. Завтра ты неумолимо выходишь в ядовитую… — У меня перехватило дыхание. Умеют же работать ударно, полгода в один день, когда есть соответствующее указание! Не пришлось мне даже собирать ни одной справки о собственном характере! Сразу видно, кто приложил к этому делу корону! — Выход в пятнадцать ноль-ноль, а утром тебя примут в, я 6ы сказал, министерстве.

— Весьма признателен, братец Цицерон П.

— Мне тут намекнули конфетадиционально, что в нашем славномм орденоносно-знаменосном министерстве на твою, так сказать, голову возложат, я бы сказал, новую корону…

— Братец Цицерон II! — взвизгнул я от восторга, охватившего мой язык.

— Зуб тебе в корону!

— Три зуба… пять зубьев в твою!

В трубке послышались короткие гудки. Я торжественно посмотрел на братца Малюту Скуратова XXXII, его лицо побелело, особенно шрам, который был на лице.

— Ну? — спросил он.

— Понизили! Назначили на новую синекуру! С выходом в эту самую ядовитую, окружающая среда ее подери!

— Новые знакомые?

— Естестственно

— Везет же некоторым…

— Слава самому Братцу Президенту!

— Слава Кабинету Избранных!

На радостях я залез в карман и выудил оттуда шесть пятнадцатизубовиков. Положил их на край стола.

— По три тебе и братцу Мадонне, но только, чур, чтобы платье было в моем хранилище через полчаса.

Братец Малюга Скуратов XXXII убрал монеты и наполнил наполовину бокалы.

— Твое понижение!

Когда он ушел, я блаженно расслабился на стуле под портретом Самого Братца Президента, где сидеть на стуле мне предписывала инструкция. Мне было так радостно, как не было радостно никогда. Ну и денек, размышлял мой ум в извилинах моих кишок, вот уж действительно… привалит, так привалит, счастье, так счастье, а если привалит счастье, то хоть стой, хоть падай. А все из-за случайной встречи с братцем Принцессой, слава Самому Братцу Президенту! Но тут где-то в самой глубине братца Пилата III внезапно возникло совсем не радостное настроение, заставившее заскрежетать мои зубы, а также Железный Бастион, который, согласно инструкции. должен был петь только песню радости. Затрепетав от ужаса, я ужаснулся. Видимо, давала знать себя зараза, проникшая в меня от братца Принцессы.

Я открыл потайной ящик потайной тумбы моего письменного стола и извлек из него целлофановый пакетик. Надорвал край и высыпал пыльцу наружу. Всю. На свою ладонь. Пустой пакетик положил в коллекцию. Закрыл на секретный код ящик…

Через минуту радостно улыбнулся вновь обретенным радостным мыслям.