Братец Малюта Скуратов XXXII, прихватив с собой братца Мадонну, отправился на кухню составлять меню, а мы с братцем Клеопатрой II прошли в кабинет.
Сев за стол, мы с минуту молчали. Братец Клеопатра II повертела в пальцах черную салфетку, по углам которой были вышиты миниатюрные белые братцы Великаны, и спросила:
— Тебя устраивает синекура пятого зама?
— Устраивает.
— Нет, не устраивает. Если бы ты поменял доминанту полушарий желудка Самого Братца Президента, дай ему Сам Братец Президент здоровья, братец Цезарь X стал бы Великим Ревизором, а Великому Ревизору ничего не стоит устроить тебе синекуру начальника департамента.
Придав выражению лица крайне таинственный вид, я как следует навострил корону и спросил:
— Ты знаешь про смену доминанты? Откеда?
— От велосипеда, — загадочно ответила братец Клеопатра II.
Намек я понял и, придав выражению лица крайне незаинтересованное выражение, спросил:
— Ты член полулегального отдела активных акций правосторонних? Пароль?
— Я — начальник отдела активных акций правосторонних на полставки. Пароль: сегодня тень. Отзыв?
— Отзыв: завтра — день.
На наших глазах, согласно инструкции, выступили слезы, мы поднялись из-за стола и немножко, согласно инструкции, обнялись.
— Планы? — прошептал я.
— Ситуация может в любую секунду измениться до полной неузнаваемости, ответила братец Клеопатра II. — Она может измениться и после домового переворота, когда сегодняшняя оппозиция, завтра ставшая не оппозицией, послезавтра снова окажется в оппозиции. Братец Белый Полковник заботится не только о сегодняшнем, не только о завтрашнем дне, он уже заботится о послезавтрашнем! Точно так же, как братец Цезарь X… Зубья так и посыплются, так и посыплются в наши короны!
— Постой, братец Клеопатра II, я что-то совсем запутался в твоих мыслях. Ты на чьей стороне: левой или правой? В чью корзину ты играешь?
— Вот еще! — воскликнула, позабыв о конспирации, братец Клеопатра II. — В чью… Не строй из себя идиота, конечно, в свою. Каждый в этом Нашем замечательном Доме играет только в свою корзину!
— Домовые интересы превыше всего! — гордо сказал я.
— Плевать на все домовые интересы! Мы будем играть сразу в две корзины, играя только в свою. столкнем их всех так, чтобы от них ничего не осталось, а потом создадим свою, истинную партию: партию праволевосторонних, в которой станем на пару Самим Братцем Президентом. Понимаешь? А сначала нужно поменять доминанту полушарий желудка нынешнего дурачка Самого Братца Президента, дай ему Сам Братец Президент здоровья. Потом — еще раз. Еще и еще… С каждым разом мы будем опускаться все ниже и ниже…
На этой заманчивой перспективе опускания, от которой у меня похолодело в мыслях, наш разговор оборвался — в кабинет вошли братец Малюта Скуратов XXXII и братец Мадонна, которая все еще очень хотела, сопровождаемые братцем Великаном и братцами официантами, сопровождавшими подносы с разнообразными закусками и бутылями с божественным нектаром.
Переставив закуски и бутыли с подносов на стол, братцы сопровождающие удалились. Я провозгласил тост за лишние зубья в корону Самого Братца Президента и наших славных братцев мыслеводителей. Мы выпили. В нашей среде повеселело. Когда повеселело, я сказал:
— Ну-ка, братец Малюта Скуратов XXXII, налей-ка нам в бокалы божественного.
Мы выпили. Повеселело веселее. Чтобы повысить веселье, мы выпили снова. Потом стали есть. А когда стали есть, стали пить. Веселье крепчало…
Когда оно достаточно окрепло, мы стали петь песню о том, как нам всем радостно живется в Нашем замечательном Доме. Еще в этой веселой песне пелось о том, что в других Домах Нашего Общего Дома братцы не умеют петь так радостно, как умеем петь мы… Но в этом самом месте песни братец Пилат III вдруг подумал умом о том, что никто из нас ни в одном другом Доме Нашего Общего Дома никогда не бывал и не имел ни малейшего представления о том, насколько где радостно поют. От этой вражеской думы мое веселье чуть потускнело.
Братец Мадонна, которая продолжала хотеть, наступила мне под столом шпилькой туфли на мой ботинок. Видимо, ее хотение стало нетерпеливым. Мне тоже чего-то захотелось такого, и я наступил ей ботинком на шпильку. Но было не место. К тому же тут к моему правому уху нагнулся братец Малюта Скуратов XXXII и зашептал в его дырку:
— Надеюсь, наши деловые отношения теперь войдут в новую фазу. Теперь перед нами открылись совершенно новые, я бы сказал, грандиозные возможности.
— Одиннадцатизубочникам разрешено провозить в Наш Дом не более одиннадцати килограммов фруктов.
— Э… Все привозят больше, тележками привозят. Но нам одной тележки мало! Нам нужно много тележек, очень много! Миллионы тележек! С братцами спецтаможенниками я договорюсь, ты будешь провозить в Наш Дом тонны и тонны фруктов. Да что там… ух… монеты в наши карманы так и посыплются, так и посыплются…
Я представил себе, как в мои карманы сыплются монеты. Потом представил себе, как в мою корону сыплются зубья. От этих представлений мне захотелось утолить жажду, возникшую в горле.
Мы выпили. Братец Малюта Скуратов XXXII протянул каждому из нас и из них по пакетику с пыльцой. Я разорвал свой, закрыл глаза братца Пилата III и вдохнул аромат пыльцы. По телу, которое было на мне, что-то разлилось. Оставив в забегаловке братца Великана сыплющиеся в мои карманы и в мою корону монеты и зубья, я полетел, плавно размахивая крыльями, в синее небо ядовитой окружающей среды, туда, где рядом со светящимся над лесом полукольцом меня ждала братец Принцесса. А где-то далеко-далеко была сытая физиономия братца Малюты Скуратова XXXII, который, откинувшись на спинку стула, пускал изо рта пенные пузыри, где-то далеко-далеко была братец Клеопатра II, наклонившаяся к столу так низко, что прядь его волос лежала в тарелке с салатом, где-то далеко-далеко была очень хотевшая братец Мадонна… В синеве неба я достал из фрака часы, щелкнул крышкой, и над деревьями заиграла, заискрилась чудными звуками музыка, заглушая, уничтожая нудный скрип Железного Бастиона…
В общем, я дошел от нашего веселья до ручки, открыл дверь и стал переступать порог. Но меня взяли руки братца Малюты Скуратова XXXII, братца Клеопатры II, братца Мадонны и усадили на положенное место. Братец Клеопатра II стала наставлять меня на путь:
— Ты куда это собрался? С минуты на минуту тебя захочет увидеть братец Цезарь X.
Мой язык сказал:
— Плевать на братца Цезаря X!
— Что такое? — поразились все моему языку.
— Плевать на братца Белого Полковника! Я хочу к Принцессе, я хочу за Железный Бастион.
— Вражеские иллюзии действуют на некоторых выходящих братцев самым странным образом, — констатировали все, а потом провозгласили: — Пять зубьев в корону самого братца Пилата III!
И влили мне в глотку целую бутыль божественного нектара.
Все иллюзии из меня вышли, в меня вошла темнота, а когда она вдруг рассеялась, я увидел удивленными глазами, что лечу по Великой Мечте…
Я летел по Великой Мечте в персональном автомобиле братца Цезаря X, сидя в ванне. Через открытые окна летевшего автомобиля в мои легкие проникал пьянящий воздух двадцать первого яруса. Братец Цезарь X был рядом.
Прервав сильно затянувшееся молчание, он сказал:
— Ну ты и шалун, братец Пилат III… Божественный нектар разумотворящ, но и творя собственный разум, надо знать меру. Разве можно так надираться? Говоришь, плевать?
Я затрепетал. От моего трепета вода из ванны стала выплескиваться на братца Цезаря X, обрызгивая братца Цезаря X.
Братец Цезарь X нажал соответствующую кнопку, и я выбрался из ванны на сиденье, причем уже одетым и причем одетым уже в новенький не по рангу широкополосый фрак с моими прежними медалями, а также с новой медалью «За службу» на груди фрака.
Догадавшись, зачем я плевал, братец Цезарь X резюмировал:
— Молодец, очень тонко… Какова конспирация, а?! И каково чувство юмора! Ха-ха-ха… Плевал на братца Цезаря X и плевал на братца Белого Полковника… Это же надо было придумать…
— Служу Нашему Дому! — рявкнул я, скосив взгляд правого глаза на новую медаль, которая позвякивала у меня на груди, подпевая хрустальному звону штанов братца Цезаря X.
— А скажи-ка, братец Пилат III, — спросил меня тот, — истинно ли ты веришь в нашу святую Великую Мечту?
— Верю! — рявкнул я что было мочи, а потом проникновенно, со слезой в голосе добавил: Истинно, свято верю.
— А скажи-ка, братец Пилат III, хочешь ли ты в ней прописаться?
— Служу Нашему Дому!
— Тогда перехожу к делу. А ты смотри, во все свои глаза, сколько их у тебя ни на есть, смотри на Великую Мечту — у тебя появился реальный шанс там прописаться… То, что я тебе сейчас сообщу, сообщу сугубо, глубоко конфиденциально…
— Так точно!
— Итак… Вот тебе микромагнитофон. — Он протянул мне орден, на котором была изображена обвитая белой змеей маленькая черная двадцатизубая корона. — Сегодня ты встретишься с братцем Принцессой и вызовешь его на особую откровенность. Нажав вот эту микрокнопку, запишешь все ваши разговоры на микропленку. Завтра утром явишься ко мне вот по этому адресу… Помни, что на пленке должен быть записан страшный небратцевский бред. Этот бред послужит нам почвой для успешного проведения активной акции. Потом я вручу тебе револьвер, ты уговоришь братца Принцессу провести тебя в его шикарный дворец и там убьешь Самого Братца Президента, дай ему Сам Братец Президент здоровья.
Моя новая медаль зазвенела снова, на этот раз от кашля, который потряс мою грудь, видимо, оттого, что я несколько простудился в ванне, а может быть, потому что я цитировал кашель Самого Братца Президента, произнесенный им в цирке.
— Как… — прошептал я..
— Как— как… Да вот так: выстрелом в голову. Обязательно в левую ее половину.
— Самого Братца Президента? Да ведь он же бессмертен!
— А скажи-ка, братец Пилат III, разве тебе кто— нибудь говорил обратное?
— Никак нет! Но я все равно не посмею…
— Сметь тут будешь не ты, а я. Ты будешь только стрелять. Ты выстрелишь в левую половину его бессмертной головы, Сам Братец Президент умрет и тут же, прямо на твоих счастливых глазах, воскреснет, но уже с другим, правым доминантным полушарием…
— Если я выстрелю ему в голову, он поменяет доминанту полушарий желудка? — не очень поверил я.
Братец Цезарь X хрустально позвенел штанами и ответил:
— Некоторые партийные таинства Нашего замечательного Дома таинственны даже для посвященных. Сейчас я тебе открою самое страшное, самое таинственное таинство… А скажи-ка, братец Пилат III, как ты думаешь, зачем братцам головы?
— Для того, чтобы носить на них короны! — отчеканил я.
— Правильно. И чтобы носить их с максимальной пользой для Нашего Дома, не отвлекаясь на мысли, официально считается, что головы ни на что более не пригодны. На самом же деле… — Лицо братца Цезаря X, а особенно его носовая бородавка, стало предельно конспиративным…
— На самом же деле… — придав своему лицу предельно конспиративное выражение, повторил я.
— На самом же деле, — конспиративно прошептал мне в самое правое ухо братец Цезарь X, — на самом же деле братцы думают не желудками, а головами, в которых находятся две полуголовы, только одна из которых может быть доминантной…
Мои медали зазвенели снова, на этот раз — все. Братец Цезарь X взял их в руку и чуть менее конспиративно продолжил:
— Если мы выведем из строя левую голову головы Самого Братца Президента, он уже никогда не сможет мыслеводить братцами, мыслеводимыми неистинной левой доминантой, а будет мыслеводить только истинной правой. А скажи-ка, братец Пилат III, ты меня понял?
— Никак нет! — честно рявкнул я.
— Партийные домовые тайны понять трудно, именно поэтому они и являются тайнами. А скажи-ка, братец Пилат III, ты все еще смотришь на Великую Мечту? Во все свои глаза смотришь?
— Так точно!
— Смотри на нее как можно внимательнее. Сейчас я тебе открою самую-самую страшную и таинственную домовую тайну…
Я стал смотреть на Великую Мечту так внимательно, что от напряжения внимательности у меня на лбу чуть было не прорезался третий глаз. А братец Цезарь X забрался мне в правое ухо и зашептал:
— Это только так официально считается, что левые у нас — левые, а правые у нас — правые. На самом же деле… На самом же деле… левые у нас — правые, а правые у нас — левые. Так как там, где у нас право, на самом деле — лево, а там, где у нас лево, на самом деле — право. Для конспирации, для запутывания врагов, сколько бы у нас их ни было… Так вот, как только Сам Братец Президент воскреснет, он на самом деле воскреснет с единственно истинным, на самом деле — левым доминантным полушарием, неистинное правое навсегда умрет, и у нас уже никогда не будет правых-левых, а только — левые. Точно так же, как не будет правого направления, не будет правой стороны… ног, ушей, половин... Все-все-все будет левым. Среди обновленных левых ты получишь синекуру одного из мыслеводителей…
Я попеременно трепетал то от ужаса, то от восторга, попеременно представляя себе, как стреляю в голову Самого Братца Президента, как на мою голову возлагают двадцатиоднозубую корону.
Похлопав меня ладонью по коленке, вылезший из моего уха братец Цезарь X приказал через микрофон персональному братцу шоферу:
— К ближайшему лифту.
— Братец Цезарь X! — воскликнул я восклицание. — А что мне нужно будет делать после того, как я выстрелю из револьвера в левую, которая на самом деле…
— Тсс… — замахал на меня руками братец Цезарь X, и от этого «тсс» зазвенело в его штанах, хотя он сам штаны не чесал, а уже обнял меня за горло.
— …является не правой, а левой половиной головы Самого Братца Президента, дай ему Сам Братец Президент многих лет жизни…
Братец Цезарь X ослабил объятия, а я добавил:
— Меня, можно не сомневаться, самого лишат всех голов.
— Сам Братец Президент воскреснет, пожмет тебе руку, лично поблагодарит за то, что ты помог ему навсегда избавиться от ненавистного левого полушария. А потом возложит на твою голову двадцатиоднозубую корону.
— Двадцатиоднозубую?
— Конечно. Ведь ты именно о такой короне мечтаешь в Великой Мечте?
Я кивнул «так точно!» и впал в глубокую задумчивость, страстно рассматривая то, что располагалось за окнами летевшего вперед автомобиля.