Вообще-то забегаловка «У братца Великана», как и все остальные на десятом ярусе, обслуживала только братцев десятизубочников, но братец Великан слыл демократом и принимал за соответствующую подачку монеты от посетителей всех рангов, как ему, впрочем, и было предписано специальным циркуляром. Это делало забегаловку «У братца Великана» популярной в среде тех братцев, что занимались всякими светлыми махинациями и были вынуждены встречаться с братцами более высоких или менее низких рангов.

Смачно улыбаясь, швейцар распахнул передо мной дверь. В забегаловке никого не было, только компания таких же, как я, девятизубочников проводила перед началом службы свою обычную утреннюю зарядку. Братец Золушка сидела в углу на стуле за легкой пластиковой занавеской. При моем появлении он махнула братцу Пилату III рукой. Я ответил щелчком каблуков и пошел к братцу Великану, карлику, десятизубая корона которого едва высовывалась из-за медной стойки. На мое приветствие он ответил зловеще-радостной улыбкой.

— Два божественных, — сказал я, но после того, как сказал, вспомнил, что мне говорила братец Золушка о пыльце и нектаре, и поправил сказанное: -Один божественный и какой-нибудь фрукт подешевле.

Братец Великан не шелохнулся, братец Великан продолжал читать газету, разложенную на стойке. Я вытащил из потайного кармана пять десятизубовиков. Братец Великан покачал короной. Я понял, убрал десятизубовики и достал пятнадцатизубовик. Кивнув в знак нашего согласия, братец Великан спрятал газету в бронированный сейф, наполнил бокал божественным, достал из-под прилавка контрабандную сливу, положил контрабандную сливу на мелкую тарелочку с серой каемочкой, отсчитал сдачу, причем пятизубовиками, один пятизубовик движением ловкой руки сбросил под стойку, а все остальное пододвинул мне. Почему-то на этот раз возражать, как того требовали от меня правила хорошего тона, я не стал, и отсутствие у меня хорошего тона привело братца Великана в некоторое недоумение и еще более зловеще-радостную улыбку.

Уже понимая, что имею дело с кем-то не тем, за кого он себя выдавала, что это, несомненно, братец довольно низкого ранга, по каким-то своим тайным причинам скрывающая свою истинную экзистенцию, я взял в две руки бокал и тарелочку с серой каемочкой и, чеканя шаг, направился к братцу Золушке. При моем приближении он опять сняла с головы корону и спрятала в сумочку. Достоинство короны я разглядеть так и не умудрился.

Остановившись возле столика, я как можно громче щелкнул каблуками, но рявкать «чего изволите?» не осмелился по конспиративным причинам. Он улыбнулась, его лицо побелело. Он была необыкновенно красивая.

— Что стоишь? Садись, — сказала он.

Я сел.

— Надеюсь, братец Золушка, от фрукта ты не откажешься?

Неожиданно он рассмеялась, хотя ничего особенно смешного я не сказал. А может, все же сказал, но только не понял, что сказал что-то смешное.

— Я пошутила. Золушка — имя из сказки, которую я очень люблю.

— Любишь сказки?… Но ведь сказки — это ложь! Ты что, хочешь сказать, что любишь ложь?

— А ты читал хоть одну сказку?

— Конечно, нет. Зачем читать ложь?

— Как же ты можешь утверждать, что сказки — ложь, если ты ни одной не читал?

— Если бы это была не ложь, то сказки назывались бы не сказками, а как-то совсем по-другому. Так как твоя настоящая кличка? Моя — Пилат III.

— Принцесса, — ответила братец Золушка.

— Принцесса? — не поверил я. — Как… Принцесса? Тот самая Принцесса?

— Ну да, та самая.

— Сынок Самого Братца Президента? — еще более не поверил я.

Он молча кивнула, вытащила из сумочки и положила на стол корону. Двадцать один зуб!

Кое— как справившись с приступом чуть не задушившего меня кашля, я вскочил со стула на ноги и застыл перед братцем Сынком Самого Братца Президента по стойке «смирно» двадцать первой степени.

— Чего изволите? — как можно громче и как можно подобострастнее рявкнул я.

Он почему-то сразу же погрустнела.

— Сядь, пожалуйста. И, пожалуйста, не кричи и не таращь на меня глаза.

Я упал на стул. Мои руки потянулись к бокалу с божественным нектаром, я попытался с ними совладать, упрятав под стол. Упрятал. Упрятать глаза было некуда, разве — зажмурить, но на это я не решился и продолжал таращиться на братца Принцессу.

А он сказала:

— Давай договоримся, что в отношениях со мной ты забудешь о рангах.

— Как это… — было попытался заикнуться я.

— Да так. Будто в Нашем Доме нет никаких рангов.

— Это как… — опять было попытался я заикнуться.

— Я уже жалею, что показала тебе эту дурацкую корону… Ну, договорились?

— Если братец Принцесса приказывает…

— Не приказываю — прошу. Идет?

Так точно, — неуверенно рявкнул я и стал размышлять о том, что все это очень, очень странно. Прошу… Влиятельнейшая корона -и просит. Просит, когда нужно отдать приказ. Двадцатиоднозубая корона просит у короны девятизубой!

Мои размышления прервала братец Принцесса, он положила руку на мое запястье моей, братца Пилата III, руки.

— Скажи, а почему ты остановился и заговорил со мной?

— Можно я сначала немножко попью божественного нектара? — попросил я.

Он кивнула головой без короны, и я залпом осушил бокал.

— Так почему?

— Да ведь ты красивая!

— Разве только поэтому? Честно.

Раз братец Принцесса, сам Сынок Самого Братца Президента, приказывала, хотя вроде бы просила, говорить честно, я не имел права говорить нечестно. К тому же любые свои высказывания и любые свои действия я мог смело списать на полученное от братца Белого Полковника спецзадание. Вот почему я сказал:

— Глаза, все дело в глазах… Когда я вижу такие глаза у себя в зеркале, всегда страшно пугаюсь. Трепещу от ужаса! Такие же глаза мне снились сегодня целый сон ночью, когда я спал, — у сумасшедших. Ужас, ужас, ужас! Ведь сумасшедшие это те, кому кажется, а когда братцу что-либо кажется, он галлюцинирует, а галлюцинации это иллюзии, а иллюзии — это порождение враждебной нам окружающей Наш Общий Дом ядовитой среды.

Я понизил голос и продолжил:

— Сегодня утром, когда я только-только проснулся, я галлюцинировал. Я вроде бы был не очень счастлив… Они-то, наши славные братцы мыслеводители, конечно же, лучше знают, счастлив я или нет. Тогда что же это, я им не очень верю? Конечно, верю. Все братцы в Нашем Доме верят. А те редкие, кто не верит, кому это кажется, те просто сумасшедшие. Значит, я тоже сошел с ума? Ужас! Но ведь, как правило, мне ничего не кажется. Значит, я не совсем сошел с ума, а только чуть-чуть? Ну а это чуть-чуть… считается или не считается? Ужас это или все же не очень ужас?… Вот об этом я и думал, когда шел по переулку. И вдруг встретил тебя. У тебя был взгляд из сна, из зеркала по утрам… но я почему-то даже не затрепетал от страха, а почему-то даже обрадовался… Да, видит Сам Братец Президент, обрадовался, да…

Братец Принцесса сжала мое запястье братца Пилата III.

— Твои глаза там мне тоже понравились. Именно потому что они были ясными. Такие глаза внизу никогда не встретишь. Это хорошо, что ты галлюцинируешь, очень хорошо. А что тебе еще кажется?

— Иногда мне кажется, что в моем шикарном дворце… шикарно не то чтобы очень… И еще что радостная вечная песня Железного Бастиона радостна тоже не очень…

— Все?

— Так ведь и этого на троих хватит.

— А бывает, что ты сомневаешься? Ты не сомневаешься в справедливости существующего в Нашем Доме порядка, нет?

— Как это? — не понял я. — Порядок может быть только один. А что-то другое это уже беспорядок. В чем тут можно сомневаться? В том, что порядок лучше беспорядка? Ну, знаешь… -Я только развел руками.

— Ладно, — сразу же согласилась братец Принцесса. — Об этом поговорим потом. Ты ведь хочешь со мной дружить?

— Это как? — спросил я.

— Мне хотелось бы, чтобы мы сошлись с тобой как можно ближе…

Ага, — подумал я, — оказывается, дружить-то с братцем Принцессой и приказал мне братец Белый Полковник. Тут их приказания и желания полностью совпадали. Желая дружить, я рявкнул:

— Я очень хочу с тобой дружить!

А братец Принцесса, улыбнувшись, продолжила:

— Вчера я ушла из дворца… Навсегда.

— Навсегда? — не поверил я.

— Не могу там больше жить.

— Что?

— Мне там все надоело.

— На двадцать первом ярусе?

— На двадцать первом…

— Надоела Великая Мечта?

— Да ты просто не знаешь, что это такое!

— Значит, именно поэтому за тобой подглядывает братец Белый Полковник?

— С чего ты взял?

— Тот пятизубочник…

— Это был Белый Полковник?

Я понял, но слишком поздно, что сдуру сболтнул секретное лишнее. Но вроде бы братец Белый Полковник не приказывал мне не сбалтывать сдуру братцу Принцессе секретное лишнее, и я рявкнул:

— Так точно!

— Да не кричи ты, пожалуйста… О чем он спрашивал?

— Братец Принцесса приказывает мне доложить ему о всех наших разговорах?

— Ничего я не приказываю… Конечно, в покое они меня не оставят.

Мы помолчали. Когда мы помолчали, я вспомнил, что должен продолжать собирать разведывательную информацию, которую ждет от меня братец Белый Полковник. Не выполнить спецзадание я не мог. Законспирированно безразлично спросил:

— Что ты собираешься делать?

— Не знаю. Ничего…

— Где будешь жить?

— Сниму комнату в каком-нибудь отеле.

— Сними, если, конечно, хочешь, на девятом ярусе в «Черном яблоке». Это отель без непорядочных шлюх. Я там недалеко живу.

— Хорошо.

Я вытащил из кармана подаренные мне братцем Принцессой часы. Щелкнул крышкой. Было уже восемь двадцать.

— Пора идти?

— Минут через пять.

Часы приглушенно пиликали в моей ладони, звуча диссонансом с радостной песней Железного Бастиона. Я приложил их к левому уху… Чудно, и вот это он называла музыкой?…

— Где ты служишь? — спросила братец Принцесса.

— В департаменте круглой печати Министерства внешних горизонтальных сношений, — ответил я и убрал часы во фрак.

— О! Пилатик, ты бываешь за Железным Бастионом?

— Нет.

— Ты не видел живую природу, жаль…

— Какую природу?

— Ну, окружающую среду.

— А, ядовитую окружающую среду — почему, видел… По телевизору. Ужас! Не знаю, чего некоторые братцы туда так рвутся.

— По телевизору не видно главное — не виден цвет.

— Какой еще цвет?

— Кроме черного и белого, существуют другие цвета: синий, желтый, красный… Их много, не говоря уже об оттенках. А в Нашем Доме повсюду горят монохромные лампочки. Кроме дворцов на двадцать первом ярусе. Вот почему мы все видим в черно-белом свете.

Я беспокойно заерзал на стуле, на котором сидел. Возможно, самому Сынку Самого Братца Президента и позволялось иногда нести всякую бредятину, но я-то, вовсе не сынок, как был должен реагировать на подобные сумасшедшие высказывания? Меня об этом братец Белый Полковник не инструктировал.

— Ты бы потише… — жалобно заскулил я.

— А я не боюсь.

— Братец Принцесса…

— И, пожалуйста, никогда не называй меня братцем. Я не братец, я — женщина!

Ничего себе — не братец, подумал я, ничего себе — какой-то женщина… И в одно какое-нибудь мгновение перед моими несчастными глазами во всех своих страшных подробностях пронесся давешний сон: мрачные, узкие, грязные коридоры, палаты, заполненные бывшими братцами в клетчатых фраках. Мне захотелось бежать. Но я не имел ни малейшего права не выполнить спецзадание, пусть даже подвергая и без того несколько расстроенную психику воздействию этой новой заразной заразы.

Посмотрев на мое возмущенное лицо, братец Принцесса ласково улыбнулась.

— Не бойся, то, что они называют безумием, совсем не заразно. Да и никакое это не безумие. Никогда и ничего не бойся. Запомни: все наши несчастья от страха, страх — самая страшная зараза. А они заставляют нас всех дрожать, чтобы им было проще над всеми нами измываться…

Затрепетав от ужаса, я закрыл уши руками. Зажмурил глаза. Стиснул зубы, чтобы не сказать братцу Принцессе что-нибудь такое, чего подобной короне сказать не мог… Но он отвела мои руки в стороны и примирительно спросила:

— Хочешь сегодня взглянуть на живую… на окружающую среду?

Не веря собственным ушам, я разжмурил глаза. Нижняя челюсть отвалилась от верхней сама…

— Ты можешь вывести меня за Железный Бастион? — выдавилось из меня.

— Нет. Но я знаю, как и где это можно сделать, не выходя из Нашего Дома. Часов в девять тебя устроит?

— В девять… Никак нет, в девять никак не могу, — с сожалением сказал я. А потом, будто кто-то задергал меня за язык, взял его да и сказал им: — В девять мне приказано быть у братца Белого Полковника.

— А…

— Я обязан доложить ему о нашей встрече.

— Конечно, — погрустнела он.

— Да ты не бойся, ничего лишнего я не скажу, прикажи только.

— Я не боюсь! — гордо сказала братец Принцесса, и его глаза так и полыхнули безумием.

— Мне надо идти, можно?

— Иди.

— Я приду в отель часов в десять, можно?

— Я буду ждать тебя в холле.

— До свидания, бр… Принцесса.

Я направился к выходу, завернул к стойке, выпил залпом два бокала божественного нектара и, щелкнув на прощанье братцу Принцессе каблуками, вышел из забегаловки.