Было утро, и Елисаветинская выглядела пустынной. Но Володя был готов к этому, он понимал, что впечатление обманчиво: за квартирой Тани следит не одна пара зорких глаз. И действительно – на самом подходе к ее дому, уже перед подъездом, он вдруг почувствовал на себе тяжелый пристальный взгляд. Обернулся. Человек в длинном черном плаще (не по сезону – мелькнула мысль в голове Володи) скользнул в соседнюю парадную. Разглядеть его лица Сосновский не успел.

Думая об этом странном или, наоборот, ничего не значащем эпизоде, Володя стал подниматься по лестнице. И вдруг застыл. На лестничной площадке между первым и вторым этажом он увидел свежую лужу алой крови, которая еще не успела застыть.

Замерев, Володя вытащил из кармана револьвер и перешагнул через эту лужу. На лестничной площадке было всего две двери: одна в квартиру Тани и вторая, напротив, в которой (он знал это по ее рассказам) живут охраняющие ее бандиты.

Дверь в квартиру бандитов была открыта, и на пороге лицом вниз, на животе, лежал человек. Он как будто не хотел покидать квартиру до последнего: его ноги протянулись на лестничную клетку, а верхняя часть туловища находилась в коридоре. Было понятно, что его убили на пороге. Володя наклонился над ним, прикоснулся к его лбу – тело было еще теплым, и из-под него текла кровь. Очевидно, он был убит просто пару секунд назад, ему перерезали горло.

В квартиру Володя не стал входить. Он бросился к двери Тани, и та легко поддалась под его рукой. Он ступил в прихожую и едва не упал, споткнувшись о какую-то коробку. Весь пол в прихожей был завален вещами, вывороченными из шкафов.

Разворочено было все: платья валялись вперемешку с посудой и постельным бельем, словно содержимое шкафов в комнате каким-то образом перекочевало в прихожую. Володя вдруг с ужасом вспомнил, что Таня рассказывала о смерти ее подруги Кати и что рассказывал хозяина цирковой труппы о смерти старого фокусника. Сейчас, в этой квартире, беспорядок был точно такой.

Перешагивая через вещи, стараясь на них не наступать, Сосновский прошел в комнату. И замер. Зрелище, открывшееся его глазам, легло на его памяти страшным шрамом, и он понял, что вспоминать эту жуткую картину будет до конца жизни.

В комнате был точно такой же беспорядок, как и в прихожей. Вещи были выворочены из шкафов, мебель перевернута и разломана, пол обильно усеян осколками разбитой посуды. В центре комнаты, рядом с перевернутым набок столом, валялась разбитая хрустальная люстра. С крюка в потолке, на котором она висела, свешивалась, раскачиваясь в воздухе, веревочная петля. А под ней на низенькой табуретке стоял тот самый страшный незнакомец в черном плаще. В руках у него было бесчувственное тело Тани. Стараясь не упасть, он надевал на шею Тани веревочную петлю…

Не помня себя, Володя выстрелил. Но стрелял он всегда плохо, к тому же волновался, и вместо того, чтобы сразить незнакомца, пуля угодила в стену. От неожиданности незнакомец разжал руки, и Таня беспомощно повисла в петле. Сам же убийца мгновенно сиганул в окно, выбив оконную раму. Володя бросился к окну, снова выстрелил. Пуля рикошетом отскочила от карниза. А незнакомец уже перепрыгнул на соседний балкон и оттуда стал быстро спускаться по водосточной трубе. Полы длинного плаща развевались за его спиной на ветру, как огромные крылья хищной птицы или летучей мыши.

Володя мог броситься в погоню, но Таня висела в петле, и лишь мгновение отделяло ее от страшной смерти. Подбежав и прицелившись, Володя выстрелил в крюк, выбил его из потолка и успел подхватить безжизненное тело Тани, упавшее ему прямо на руки. К счастью, петля не успела затянуться, на шее не было видно повреждений, но на ощупь ее кожа была холодной, как лед. Она казалась мертвой, и на какой-то жуткий момент Володе показалось, что Таня не дышит. Однако очень скоро веки ее дрогнули, а с губ сорвался такой слабый вздох, что Володя едва-едва его расслышал.

Подхватив Таню на руки, он бросился прочь из страшной квартиры, молясь о том, чтобы найти хоть какой-нибудь транспорт – извозчика, автомобиль, пролетку… Неважно какой…

В своем кабинете доктор Петровский усадил Володю в кресло и налил ему рюмку коньяку.

– Выпейте, – строго приказал он. – На вас лица нет. Не хватало еще вам оказывать медицинскую помощь!

Сосновский покорно выпил обжигающую жидкость и почувствовал, как тепло разлилось по телу.

– Доктор, она будет жить? – Руки его дрожали.

– Будет, – кивнул головой Петровский. – Я же вам сказал. Сейчас ей промывают желудок, затем я введу противоядие, и станем потихоньку повышать давление. Ну, потом еще несколько манипуляций, и она очнется. Мы будем осторожно возвращать ее к жизни. Но вы не волнуйтесь – все с ней будет хорошо.

– Вы уверены, что это яд?

– Похоже на то, – потер доктор переносицу, сняв очки. – Видите ли, это очень сложный случай, едва ли не первый в больнице. Но мне уже приходилось в далекой молодости иметь дело с подобными симптомами. Я мог бы поклясться, что этот яд составлен из нескольких растительных компонентов. Сначала он вызывает сильные галлюцинации, в результате которых человек может совершать абсолютно неадекватные действия. Затем кровь начинает отливать от мозга и от кожи, происходит паралич внутренних органов, который постепенно доходит до сердца. Тогда – конец. Но вы успели вовремя. Яд только начал действовать. Я стараюсь блокировать паралич.

– Вы сказали галлюцинации. Вещи были разбросаны по квартире, как будто был какой-то погром.

– Это они и есть, – кивнул доктор. – Этот погром она произвела сама. Мы не знаем, что она видела в тот момент, но, очевидно, подобные действия казались ей довольно разумными – под воздействием мучающих ее галлюцинаций.

– А петля? Она могла умереть от удушья?

– Нет. Дело в том, что этот яд вызывает нечто вроде окостенения тканей, под воздействием которого не могут сломаться шейные позвонки. Петля просто держала бы ее тело – до тех пор, пока не наступила бы смерть. Шея ее осталась бы невредимой, а цвет лица – белым, обескровленным. Кстати, она уже расспрашивала меня об этом.

– А этот яд – как его ввели?

– Я осмотрел все тело и могу сделать вывод, что его ввели в два этапа. Сначала-галлюциноген. Очевидно, он попал с едой или питьем. Это было небольшое количество яда. Оно вызвало только сильные галлюцинации, но не смерть. Он мог попасть также с запахом: например, яд могли как-то распылить в комнате. А затем, когда начались галлюцинации, ей сделали укол – я обнаружил на ее левой руке след от инъекции и небольшую гематому, как будто кто-то схватил ее за руку и впрыснул шприцем содержимое под кожу. Думаю, в таком состоянии она уже не заметила ни укола, ни того, кто его делал. Сознание ее было отключено… А знаете, – вдруг оживился Петровский, – похоже, это очень интересный яд! Я пока не могу назвать полностью его состав. Но буду изучать, делать анализы. Пока же могу сказать лишь то, что в него входит шалфей.

– Шалфей? – Володя не верил своим ушам.

– Да-да, именно шалфей! На самом деле – это совсем не безобидное растение, каким кажется на первый взгляд. Шалфей обладает очень сильными галлюциногенными свойствами и может вызвать просто невероятное расстройство сознания и галлюцинации. Именно шалфей добавляют в свое снадобье шаманы на Дальнем Востоке для того, чтобы впасть в транс. Его также не очень широко используют в магических ритуалах колдуны в Южной Америке, я когда-то изучал это. Но есть один момент: шалфей обладает очень острым, специфическим запахом и горьким вкусом. Интересно, как его могли подмешать? – задумался доктор.

– А если это были духи? Я нашел вот это в кармане ее платья, – Володя показал флакон. – Это духи с острым запахом лилий. Я понюхал – у меня голова разболелась. И она носила их на себе так, словно они были ей очень дороги.

– Да, духи – это возможно! – оживился Петровский. Он аккуратно взял флакон, понюхал, поморщился. – Запах ужасающий! Даже если в них нет яда, у здорового человека разболится голова. Но я все же сделаю анализ. Если Таня все время пользовалась этими духами, наносила их на кожу, да еще и запах стоял в непроветриваемой комнате – да, это вполне возможно! Через пару дней мы будем знать состав.

– Можно мне к ней? – спросил робко Володя.

– Пока нет. – Доктор был непреклонен. – Но знаете, что я вам скажу? Если ее пытались убить, значит, снова повторят свою попытку. Почему бы вам не найти убийцу, молодой человек?…

На следующий день Таня открыла глаза, и Володю, который неотлучно находился в больнице, впустили в палату. Он содрогнулся, увидев ее: худая, с белым лицом, маленькая среди больших подушек, она казалась такой беспомощной, что у него сжалось сердце, он даже не мог говорить, только поцеловал ее руку, такую слабую, что Таня не могла ее приподнять.

Но впечатление слабости было обманчивым. Володя понял это, когда она заговорила. Мыслила Таня весьма логично и хотела действовать.

– Адвокат Виктор Синицын. Он пытался меня убить, – хоть и тихо, но твердо произнесла она.

– Ты видела лицо убийцы?

– Я знаю, что это он. Что он использовал? Ты должен рассказать мне всё! Я должна знать.

И Володя рассказал. Таня нахмурилась.

– Значит, вот как он расправился с Катей. И с фокусником тоже. Отравил ядом, затем подвесил. Кто же такой Виктор Синицын, ведь это явно его не настоящее имя!

И Таня оказалась права. Через день Володя рассказал, что адвоката с таким именем в Одессе нет. Он всех поднял на ноги, даже подключил к делу Навроцкого. Просмотрел лицензии всех адвокатов, когда-либо выданных городской управой. Не было в городе такого адвоката! А на Ланжероновской не было того номера дома, который, по словам Тани, был указан на его визитной карточке.

К тому моменту она уже встала на ноги, могла ходить и чувствовала себя вполне нормально. И все благодаря доктору Петровскому, который подобрал правильное противоядие. К тому же он сделал анализ духов и определил, что в них содержался яд.

– Что же нам делать теперь, как его поймать? – сокрушался Володя.

– Как его поймать, я не знаю, но у нас есть «Юпитер». Корабль, координаты которого записал Драгаев. Думаю, меня пытались убить тоже за это – за то, что я наткнулась на что-то серьезное. Через два дня меня выпустят из больницы. С «Юпитера» и будем начинать, – ответила Таня.

Темное море было бурным. Пенные валы захлестывали борт лодки, переливались через край. Володя, промокший от морской воды до дрожи, и Таня в мужском костюме вполуха слушали ворчание старого рыбака, который вез их к темному силуэту баркаса, раскачивающемуся на штормовых валах. Впереди уже виднелся темнеющий силуэт «Юпитера», на борту которого были потушены все сигнальные огни, оставалось пройти мыс.

– Шантрапа одна на этом «Юпитере», колобродят, босота, сопляки… – ворчал старый рыбак, согласившийся везти их к «Юпитеру». – Контрабандисты, шушера… Сдались они вам… В такую погоду долго не отчалит. Эх, где была моя голова! А за мысом море еще похуже будет. Кабы не деньги…

Старый рыбак был прав. В такую погоду мало кто осмелился бы выходить в море – штормовые валы, сильный ветер запросто переворачивали рыбацкие лодки и даже яхты покрупней. Но крупная сумма, предложенная Таней, да возможность идти вдоль берега против течения соблазнили старого рыбака, который, как и все в этом страшном, рухнувшем мире, отчаянно нуждался в деньгах. А потому он решился рисковать лодкой, выйдя ночью в штормовое море, которое действительно было опасным. Несколько раз казалось, что лодка вот-вот пойдет на дно, раздавленная взметнувшейся ввысь черной волной.

Но опытный рыбак уверенно держал руль и выныривал почти из глубины, на глазах у промокших насквозь Володи и Тани, которые молились всем существующим в мире богам.

– Та темные дела за ним есть, – еще в порту сказал старый рыбак, узнав, что им надо попасть на «Юпитер», – ни один стоящий моряк на такое судно не пойдет. Страшное что-то там делается: то из команды кто погибнет, то какие-то страшные крики с него слышатся… Как не люди на нем, а проклятые призраки…

– Какие крики? – насторожилась Таня.

– Так было це за два-три месяца назад. А може, то й ще осенью, люди ж, як собаки, брешут. Колька Кривой на свой лодке поравнялся с «Юпитером» этим в темноте, за мысом, и слышит, шо оттуда вопли, людские вопли, да такие, шо волосы дыбом. И не затихнут никак. А потом вдруг выстрелы, и с палубы шо-то в море бросили. Ну, тело, наверное. Колька Кривой в темноте видел. Дурной корабль. Проклятый корабль…

– А часто этот «Юпитер» в море выходит? – спросила Таня.

– Да как часто, нечасто, ведь как дырявая консервная банка посудина. Кто ж за такой шустрый, шоб на дырке от бублика решился рисковать?…

Уговорив старого моряка, Таня подумала о том, что словно специально их рискованное предприятие выпало на бурную, грозовую ночь: бдительность на «Юпитере» будет намного меньше, когда на море разыграется шторм.

– Скоро причалим, – старый рыбак покачал головой, – в обратную дорогу бросаться не буду. Привяжу лодку у рыбачьей пристани да переночую в селе. Бог второй раз не пронесет.

Очень скоро прямо перед ними вырос темный борт судна с потушенными огнями.

– Ты смотри – огни потушили да вахты на нем никто не несет, – прокомментировал моряк, – пустой, как выжатая бочка. Картина маслом – до тошноты глядите!

Он запрокинул за борт судна веревку с крюком. Железо заскользило по борту, заскрипело и уперлось в деревянную обивку.

– Ну, поднимайтесь быстрее, пока ветер не переменился. А не то и до пристани не доберусь.

Первым полез Володя. Таня – за ним. Лезть по дрожащему канату было и страшно, и тяжело. От непривычности такого физического упражнения, да еще и после отравления, Таня двигалась слабо, больно натерла себе руки. Но тем не менее следом за Володей она прыгнула на мокрую и скользкую от морской воды палубу. Лодка рыбака с дрожащим огоньком на корме, подпрыгивая на волнах, быстро удалялась от них в темноте.

Они огляделись кругом – на палубе не было ни единого человека: в ненастную ночь команда пряталась внутри корабля. Скрипели снасти, пахло тухлой рыбой и спиртным – даже ночью корабль выглядел каким-то заброшенным. Кроме того, палуба была дырявой – Таня чуть не провалилась в довольно большую дыру, словно корабль разваливался по частям.

Впереди виднелась дверь, а дальше – тускло горящее окно. Стараясь двигаться потише, хотя шторм и заглушал все звуки, Таня и Володя стали красться к окну. На палубу, скорее всего, выходило окно каюты капитана. Заглянув осторожно внутрь, они увидели довольно просторное помещение, освещенное фонарем. За столом возле окна сидел седой старик со всклокоченной, как пакля, бородой. Перед ним стояла полупустая бутылка водки и стакан. Он с явным удовольствием считал золотые монеты – царские червонцы, которые по-прежнему оставались самой надежной валютой.

Володя вытащил револьвер и, оглянувшись на Таню, толкнул дверь. Она была не заперта. При их появлении старик застыл. Они увидели, что у него деревянная нога. Володя наставил на старика револьвер:

– Ты капитан?

Старик растерянно кивнул, пытаясь прикрыть червонцы руками.

– Какой груз ждет «Юпитер»?

– Вам-то что? – Голос у старика был грубый, пропитый, звучал гулко, неприятной нотой отражался от стен.

– Какой груз ждет «Юпитер»? – повторил Володя и ткнул в старика револьвером, подойдя ближе. – Говори, не то башку прострелю!

– Да плевал я на твою пушку, нечего в меня тыкать! И не такие тыкали! – вдруг зло прищурился тот.

Заломив ему сзади руку, Володя положил старика лицом на стол, а револьвер приставил к его голове:

– Говори! Я не шучу!

– Ладно, пусти. Что уж тут… – Володя чуть отпустил хватку, и старик злобно зыркнул на него, потирая шею. – Баб повезем в бордели турецкие, в Константинополь! Видишь, каким золотом за наших баб платят!

– Каких баб? – Таня подошла поближе.

– А таких, как ты! – оскалился старик. – Хоть ты и штаны напялила. Баб мы возим в бордели ихние. Они страсть с какой охотой наших баб покупают. А шоб не вопили, колем их чем-то там… Они тогда как вареные становятся… Ну шо еще… Хозяин наш снадобья покупает…

– Да что за чушь ты мелешь?! – взорвался Володя, не выдержав. – Какой Константинополь?! Идет война, в море вражеский флот! Мышь не проскочит, не то что целый корабль! Что ты тут заливаешь?

– Ха! – оскалился снова старик. – А хто тебе сказал, что мы через море идем? Вот дурья башка! За войну и без тебя знаю! Мы не плывем в сам Константинополь. Мы доплываем до определенной точки в море – до какой, оговариваем координаты заранее, это несколько километров отсюдой, ну а там уж встречается с турецким кораблем…

– Как же вы узнаете, где вас будет ждать турецкий корабль? – не мог поверить услышанному Володя.

– А контрабандисты на лодках на что? Контрабандисты всего мира друг друга без слов понимают! Передают нам координаты раз в два-три месяца, мы туда и идем.

– А дальше что?

– Ну что? Обмен с турецким кораблем происходит прямиком в открытом море. Сажаем девок на шлюпки и перевозим на ихний корабль. Девки такие обколотые, что лыка не вяжут. Турки грузят их к себе на корабль, а дальше уже и плывут к себе на родину, мимо военных английских кораблей, те их не проверяют. А зачем? И там же, в море, ихний делец поднимается на наш корабль, и происходит расчет. За каждую девку платят золотом. Так что никакой опасности нет. Мы просто не доходим до военных морских действий. А потом к себе возвращаемся – спокойненько так, и с золотом. Красота!.. – На лице старика действительно читалось самое настоящее удовольствие.

– Хозяин наш давно этим занимается, – с удовольствием продолжал он. – Еще он контрабанду возит, то так, вот девки – дело выгодное. Особенно сейчас.

– А что сейчас? – не понял Сосновский.

– Тю… Так сейчас эти… как их… красные дьяволы его наняли! Они ему девок поставляют, а он их продает. Одну большую партию уж очень хорошо продал. А чего? Деньги большие, и быстро. А главное, они так много девок поставляют, что торговля не заглохнет. И где они только их берут? – почесал он давно не мытые лохмы. – Короче, вот хозяин наш и подвязался.

Быстрое зарабатывание денег для восстания, да еще и во время закрытого моря и непрекращающейся войны – Тане это не могло прийти в голову. Теперь было ясно, куда исчезали девушки с Дерибасовской и на какие деньги покупалось оружие, ворованное с фронта!.. Оружие, которое стоило так много!

– Кто хозяин? Кто торгует девушками? – резко спросила Таня.

– Щас! Так я тебе все и сказал! – заржал старик.

Володя снова приставил револьвер к его голове.

– Ладно, пушку-то убери! – Похоже, капитан не слишком-то и испугался. – Виктор Гольштейн его зовут. Папаша его был известным адвокатом в городе, членом Городской управы. А на самом деле на контрабанде и девках разбогател. Все в городе знают за это.

Виктор Гольштейн, торговец живым товаром… Все внутри Тани словно обмерло. Странные и частые исчезновения девушек, иностранные монеты, знание адвокатуры, но в то же время непонятные поступки… И попытка ее убить – по всей видимости, подготовленная лично Марией Никифоровой. Ведь, похоже, именно для нее предназначалась выручка за живой товар.

– Где держат девушек? Где собирают всю партию? – Таня, едва дыша от ярости, схватила старика за грудки и начала его трясти.

– Где-где, – отбивался он. – Где-то в катакомбах, где ж еще? Он так сказал. Это только хозяин знает за место. Сказал – партию наберет, тогда погрузим на товар.

– Где вход в катакомбы?

– А я знаю? Шоб я так жил, как знаю за этот холоймес! Я же сказал: хозяин девок привозит. Он сам этим занимается. Он мне ничего не говорит. А на что мне слышать-то? Они все просто товар. Отвезли, передали туркам, получили золото – и всего делов. Чего мне-то париться?

– Значит, так, – твердо сказала Таня. – Сейчас ты подойдешь к пристани в поселке, а хозяину потом скажешь, что испугался шторма. И учти: если хоть слово про нас пикнешь, вернусь и прострелю башку.

– Я и сам хотел идти к пристани, шторм усиливается, – проворчал старик, поднимаясь из-за стола и ковыляя на своей деревяшке. – А вы где хотите, там и сойдете, мне до вас никаких делов нет…

– Где хозяин берет снадобье, которым колет девушек? – спросила Таня его напоследок.

– Так друг у него есть, смеси разные делает, – охотно ответил капитан. – Он француз, парфюмер. В городе, кажись, большой магазин по редким духам держит. Вот он и составляет такие смеси, шоб девки в трюме не орали, а потом шоб мы шлюпкой их на турецкий корабль могли перевозить. В трюме мы их кандалами приковываем, а они сидят как вареные, ни бельмеса от его смесей не соображают. Становятся как чистые полудурки. Но это хорошо, ведь, когда туркам передавать, их расковывать приходится. Раньше были случаи – в море прыгали. А теперь такая смесь, шо уже все… – оскалил он желтые зубы.

Они пошли за стариком на палубу, и по дороге Таня шепнула Володе, что знает этот парфюмерный магазин. Именно в нем соврали, что никогда не производили таких духов, которые преподнес ей убийца…

Когда «Юпитер» пришвартовался у пристани, им сбросили веревочную лестницу и они спустились вниз. За пристанью были видны огни постоялого двора. Но Таня и Володя не собирались оставаться в поселке. Наняв экипаж, они быстро поехали в Одессу. Каждая секунда была на счету.

В парфюмерный магазин вошла молодая пара, в которой с первого же взгляда можно было определить богатых господ. И приказчик, понимая это, сразу же провел их к хозяину магазина.

Молодой нервный француз, в котором Володя сразу опознал героя одной скандальной статьи про закрытые клубы, где мужчины предпочитали мужчин, приветливо усадил их в кресла.

– Вы хотели поговорить о заказе крупной партии духов? Каких именно?

– Вот этих, – Таня вынула из сумочки свой уже пустой флакон, а Володя вытащил револьвер и нацелил на француза. Тот затрясся и побледнел.

– Адрес Гольштейна, – сказала Таня, – и быстро.

– Прошу вас, не стреляйте… Улица Ланжеро…

– Прострели ему колено, – обернулась к Володе Таня.

– Нет! Нет! Не надо стрелять! – завизжал француз. – Он живет на даче за городом! Постоянно живет на даче за городом! Фонтанские дачи! За мысом Большой Фонтан! Его вилла прямо на верхушке мыса!

– Там есть вход в катакомбы?

– Конечно, есть! Сразу под горой! Там все стоит на катакомбах, он мне сам рассказывал!

– И много он покупал у вас таких духов? – поинтересовалась Таня, пряча флакон.

– Эти духи особенные… Немного. Но было несколько раз. Для девушек. Одну из них звали Катья… Он сказал, что эта Катья слишком любопытная, куда не надо сует свой нос… Эти духи… – Француз закатил глаза, выражая дикий ужас, – они страшные! Я не хотел их делать! Он меня заставил. Он меня шантажировал. Я не хотел… Они страшные…

– Я знаю, – улыбнулась Таня.

Связав француза и, заткнув ему рот носовым платком как кляпом, заперев его в кабинете, Таня и Володя быстро покинули магазин.