— О беспризорниках? — удивился Таргисов.

— Именно, — кивнула Таня. — Я попала в одну очень неприятную ситуацию... Вчера. Собственно, я не была к ней готова, потому что не представляла себе масштабов трагедии. А когда это произошло... Словом, стая беспризорников украла у меня сумку на Привозе. Они налетели буквально из ниоткуда! И я поняла, что хочу помогать вам.

— Пропало что-то ценное? — Таргисов словно не слышал ее последней фразы.

— Нет, ничего особенного... Мелкие деньги какие-то. Овощи, которые успела купить. Ерунда всякая, — махнула рукой Таня.

— О сумке забудьте, — сказал Таргисов, — вы не вернете ее никогда.

— Да бог с ней, с сумкой! Я хотела бы помогать вам.

— Чем?

— Ну... — Этот простой вопрос застал Таню врасплох, — узнавать места скопления беспризорников, ходить туда... Разговаривать с ними. Ведь можно с ними говорить? Они же дети!

— Забудьте! — Таргисов махнул рукой. — Какие дети? Бог с вами! Детского там давным-давно ничего нет. Волки добрее, чем они! Но за предложение помощи я вам благодарен. Я буду очень рад, если мы с вами будем общаться. Можно отвозить их в приют. Я буду благодарен за любую помощь. У нас не хватает людей. Только вот соваться в места их скоплений вам нельзя.

— Почему это? — удивилась Таня.

— Убьют, — коротко ответил Таргисов. — Просто разорвут на куски, а потом выплюнут. Слишком опасно.

— Как же с ними разговаривать? — опешила она.

— Не знаю. И никто не знает, — пожал плечами Таргисов.

— Что же делать? — Таня не сдавалась. Не хотела сдаваться.

— Бороться. Забирать с улиц. Отправлять в приют. Делать так, чтобы они не попадали в уличные банды. — Он говорил отрывисто, и было похоже, что он читает подписи под плакатами. Во всяком случае Тане так это показалось.

— В какие уличные банды? — насторожилась вдруг она.

— Вы не знаете? Я вам расскажу. — В этот момент к их столику подошла официантка, принесла вторую порцию крепкого, душистого чая. Помешивая ложечкой в стакане, Таргисов надолго замолчал, задумчиво смотря в окно.

— Я могла бы помочь вам забирать детей из таких уличных банд, — Таня решилась прервать его молчание. — Находить места скопления уличных детей, ну, беспризорников, и сообщать вам.

— Это непросто, — Таргисов покачал головой, — теперь особенно не просто. Еще месяца два назад, когда меня здесь не было, все было совершенно по-другому. И мы с вами действительно могли бы все это делать. Но только не теперь.

— А что изменилось? — нахмурилась Таня.

— Школа карманников, — ответил он.

— Что?! — переспросила она.

— Это нововведение одесского криминального мира. Спорю, что вы и не слышали о таком, — начал Таргисов свой рассказ. Таня слушала его очень внимательно, по ряду причин буквально распахнув глаза.

— Несколько знаменитых одесских воров решили создать свою школу, чтобы обучать беспризорников и сирот воровскому ремеслу. Не просто профессии вора, а криминальному искусству. Донести до молодого поколения, так сказать, что воровское дело легкое, озорное, задорное и способно только украсить жизнь. На последнем воровском сходе, а проходил он где-то в одесских катакомбах, сходы, если вы не знаете, всегда проводятся в таких местах, было решено дать добро на создание такой школы на Молдаванке. И воры начали действовать.

Таня слушала, не выдавая себя ни вздохом.

— Детей, предназначенных для обучения в школе, — продолжал Таргисов, — взрослые воры брали на дело с собой и наглядно подтверждали свои слова на практике. Вытаскивали из кармана случайного прохожего кошелек или портсигар, забирали сигареты или деньги, а потом так же незаметно возвращали украденное на место. Такой трюк мгновенно действовал на податливую психику мальчиков, и те с удовольствием поступали в воровскую школу и становились ее учениками...

С приходом советской власти весь криминальный мир полностью поменялся. Дети рабочих предместий, у которых родители были все время заняты на работе, были предоставлены сами себе. А в перенаселенных окраинных кварталах Одессы, особенно в таких районах, как Слободка или Молдаванка, всегда правили уголовники. Бандиты становились кумирами детей, которые росли без родительского присмотра... — Таргисов вдруг замолчал.

— Так всегда было, — пожала плечами Таня, нарушив его молчание. — Я сама выросла на Молдаванке и знаю, что с детства дорога у городской бедноты была только одна — в криминальный мир. А куда еще? Но никаких воровских школ я не помню.

— Они появились сейчас, когда уличных детей стало... ну, скажем, с переизбытком... — пояснил Таргисов. — Старые воры сообразили, что такой ценный ресурс, как беспризорники, пропадает зря, и решили их использовать.

— Старые воры... это кто? — уточнила Таня.

— Есть такой заправила в криминалитете Одессы. Спорю, вы о нем никогда и не слышали... Некий Туча, — ответил Таргисов.

— Туча?.. — переспросила она.

— Да, это его кличка. Как зовут — пока не знаю. Этот Туча главный — если не даст добро, ничего и не будет. А он дал. И все остальные воры тоже проголосовали...

— Ну да.. И этот еще... как его... все его боятся вроде... — Таня делала вид, что вспоминает. — Ка-гул. Так, кажется... Правильно, да?

— Кагул, все верно. Он, конечно, и другие тоже... — вздохнул Таргисов.

— Итак, воры проголосовали за школу карманников, — мрачно повторила Таня. — Что же дальше произошло?

— Самых дерзких, смышленых и ловких детей уличные короли постепенно отделяли от остальных и начинали учить ремеслу, используя их воровской талант для пополнения собственного бюджета, — терпеливо пояснил Вилен. — Сюда, в Одессу, понаехали аферисты и проходимцы со всей бывшей Российской империи. Кого только не вынесло к морю! Вот все они и стали сбиваться в банды, пополняя воровской мир города. Кстати, знаете, что сейчас распевают на рынках?

— Нет. А что? — Таня совсем пала духом, слушая со стороны все эти подробности о мире, в котором жила, но редко когда задумывалась о его изнанке.

— «Пролетарии всех стран, берегите ваш карман!» — пропел, улыбаясь, Таргисов, но Таня не улыбнулась в ответ.

— Воров-карманников в Одессе всегда было много, — ответила через время она. — Я слышала, что хороший карманник, щипач, — это элита воровского мира.

— Так и есть, — подтвердил Таргисов, перестав улыбаться. — Хороший щипач в банде на вес золота. Для того, чтобы усовершенствовать свое искусство, ему нужны годы. И вот эти самые ценные кадры своей страшной профессии принялись учить уличных детей, превращая их в карманных виртуозов... Вопреки старым законам криминального мира, в которых раньше никогда не использовали детей.

— Я знаю... в смысле... что-то я слышала о воровском мире, — запнулась Таня. — В нем всегда были ширмачи-шпана, ширмачи-урки и гастролеры, мар-вихеры. И которые в налете... Как раньше...

— Налетчики и марвихеры всегда были воровской аристократией, — подтвердил Таргисов. — И вот они, так сказать, элита криминального мира, преподают сейчас в новой школе, которая функционирует вовсю!

И Таня не удержалась, хмыкнула, вдруг представив себе налетчика Кагула в классе, у доски, со школьной указкой и мелом, в роли серьезного учителя... Но тут же поперхнулась собственным смехом, потому что от ужаса бездны, открывшейся перед ней, у нее закружилась голова.

— Где находится эта школа? — спросила Таня. — Это хоть известно?

— Известно, — кивнул Таргисов, — на Молдаванке, по Виноградной. В частном каменном доме. В ней обучаются будущие воры-карманники и карточные шулеры.

— Даже так? — Губы Тани невольно искривила горькая усмешка.

— А как же! — широко улыбнулся Таргисов. — Шулеры — та же элита! Только обучение у них тяжелей. Вот я вам расскажу, — похоже, он по-настоящему увлекся. — Карманники обучаются на манекенах. Над каждым карманом и в каждый шов костюма манекена вшиты маленькие звонкие колокольчики. По карманам раскладываются часы, платки, бумажники, портсигары, ну и любая мелочь... Учитель на глазах у учеников опустошает все карманы манекена, не задевая колокольчиков. А его напарник, тоже вор, объясняет в этот момент детям, как добиться того, чтобы все их движения были быстры, точны, но не суетливы. После показа и объяснений каждый ученик должен проделать то же самое.

— А если колокольчики начинают звенеть? — спросила Таня.

— Не справившемуся с заданием достается жестокая порка, — ответил Таргисов. — После достаточного количества уроков ученики выпускаются на улицу — всегда в сопровождении опытного вора. Часть краденого они отдают в оплату за науку.

— Это ужасно! — Таня передернула плечами.

— Вторая часть обучения — это обучение карточных шулеров, — Таргисов как будто не слышал ее слов. — Школу карточных шулеров держит грек Леонидас, самый известный шулер Одессы. Именно он изобрел «кругляк» — ну, это такая игра.

— Когда-то давно я слышала про этого Леони-даса, — задумчиво проговорила Таня.

— Возможно, — кивнул Вилен. — Он практикует в Одессе давно, так что сейчас уже старый. Держит подпольный игорный дом на Косвенной — самое известное заведение Одессы.

— О, это я точно знаю, слышала о притоне на Косвенной, — кивнула Таня.

— Это детище Леонидаса, — подтвердил Тарги-сов. — Он платит большевикам, чтобы они оставили его в покое, так же, как раньше платил царским жандармам. И вы не поверите, но и сейчас этот прием работает! Как же мы мечтаем покончить с этой гидрой, с грязными криминальными взятками! — хлопнул он себя по колену.

— Как же! — фыркнула Таня, не удержавшись.

— Да, вы правы, — улыбнулся Таргисов. — Однако надежда умирает последней. Беда в том, что в дом Леонидаса ходит играть большевистское начальство, их любовницы, их жены... Поэтому его и держат. Выигрыши там бывают просто фантастические — так же, как и проигрыши. Итак, школа Леонидаса... Он преподает на Виноградной. В одном помещении с карманниками. Чтобы вы знали, будущие шулеры вымачивают руки в специальном солевом растворе и натирают пальцы кусочками натурального меха!

— Это зачем? — изобразила неведение Таня.

— Чтобы придать коже чувствительность, чтобы можно было различить наколки на картах, не открывая их, — ответил поучающе Таргисов. Ему нравилось чувствовать превосходство над Таней. — Это высшая степень мастерства! У настоящего шулера должны быть длинные и чувствительные пальцы. Это его хлеб. Иначе никак не выживет. Ведь играть он будет тоже не с любителями. Это жестокий мир. Выпускники школы Леонидаса обязаны пожизненно вносить в школьную кассу 15 процентов от каждого своего выигрыша. Самыми популярными азартными играми, для которых готовят шулеров, являются «железка», «баккара» и «макао», основанные на похожих принципах сдачи карт. Это открывает перед выпускниками Леонидаса неограниченные возможности. Карты — такая зараза, которая будет существовать при любой власти. А раз так, то школа Леонидаса всегда будет процветать, — закончил он с видом пророка.

— Значит, вот куда уходят дети с улицы, — задумчиво произнесла Таня.

— Да, — кивнул Вилен. — Их отлавливают для криминального мира. За беспризорниками наблюдают и как только видят, что кто-то начинает воровать более удачно, его сразу берут в тырьщи-ки — он в толпе отвлекает внимание того, в чей карман лезет вор. Тырьщик всегда работает с напарником. Пока он отвлекает внимание, вор обрабатывает жертву. Тырьщик также помогает вору уйти — создает пробку, суету, а если вор спалится, то и мешает погоне. Если работа проходит удачно, тырьщик переводится в более высокую категорию и поступает в школу.

— А кто решает, кого учить, а кого нет? — прямо спросила Таня.

— Леонидас. Он главный для всех в воровской школе, — объяснил Таргисов.

— Леонидас... Вы говорили, что он уже старик, наверное, — задумчиво произнесла Таня. — Как же ему дали такую возможность — открыть эту школу?

— Он полон сил, да и идея школы оказалась очень удачной, — усмехнулся Таргисов. — Неужели вы, живя в Одессе, до сих пор не поняли, что уголовники, представители криминального мира — это не люди!

— Не люди... — машинально повторила Таня.

Расстались они у дверей чекистского управления, где Вилен долго жал ее руку и просил приходить помогать как можно чаще. Еле выдержав эту пытку своих фальшивых улыбок и лживых обещаний, Таня пообещала ему все, что он хотел услышать, и ушла.

Ноги сами понесли ее в район Приморского бульвара, к одному из самых дорогих ресторанов, который совсем недавно открылся в подвале старинного здания неподалеку от колоннады. Интуиция Таню не подвела — возле здания стоял знакомый автомобиль.

Личная охрана Тучи при виде Тани вытянулась в струнку. Все прекрасно знали место Алмазной в криминальном мире и личные дружеские взаимоотношения ее и Тучи.

Тот обедал в отдельном кабинете, и при виде Тани его лицо расплылось в сияющей улыбке. Но Туча был не один — он обедал с каким-то солидным мужчиной в мундире НКВД, в котором Таня, к огромному своему удивлению, опознала крупного большевистского комиссара. Было понятно, что Туча выходит на новый уровень, пытаясь вступить в полулегальные отношения с советской властью.

— Какие люди! Садись до сюда! Шампанского? — воскликнул Туча искренне, как-то по-детски непосредственно обрадовавшись Тане.

Она уселась на предложенное место и попросила подоспевшую официантку принести минеральной воды. А вот комиссар при появлении Тани явно почувствовал себя не в своей тарелке. Он занервничал, заерзал, тут же нервно отказался от десерта и вылетел из кабинета с такой скоростью, что Туча долго смеялся, глядя ему вслед.

— Как ты за него пятки зашмалила! — не мог успокоиться он. — Чует, шкура, шо шкарпетки дымятся аж до ушей! Забоялся... Нежный. Оно чувствительное, душа шкуры. Це не той тебе гембель, шоб за ухами засвистит!

Но Тане было не до смеха. Она подступила к Туче, буквально сжав кулаки, полыхая какой-то странной священной яростью.

— А ну говори! Школа карманников! Что это за гембель? Твоя работа? Детей на нары? А ну говори!

— Алмазная, да ты што, башкой зашкандобилась, шо мозга вытекла? — удивился Туча. — Шо за шухер, аж пятки сверкают! Да чего тебе оно? За какой такой тухес цей гембель на твою голову нахлобычился?

— Туча, не увиливай! — Таня буквально наседала на него. — Как ты мог это позволить?! Это же дети! Дети! Как ты дал разрешение? На детей?

— Алмазная, сделай мине ша и распахни уха, — спокойно сказал Туча. — Я заложу за них тот хи-пиш, который должен быть. Дети — а шо такое дети? Дети не кушают? Дети в приютах не мрут, как за мухи? Так твои дети — они шо? Они за мозгу учатся, до людей в ту жизнь фасон делать! Людями будут. Голодать не будут. Оно за того за везде дело веселое — кусок хлеба за сытое горло! При любых властях! Лучше за той приют! Так шо я забираю их за ту улицу! И не надо хлопать спасибом!

— Ты слышишь, что говоришь? Ты себя слышишь? — не унималась Таня. — Делать из детей воров — по-твоему, хорошо? Какое такое веселое дело — сидеть в тюрьме?

— А шо, им лучше до ящика в земле лежать? — прищурился Туча. — За той приют с пустыми животами подохнуть? До того оно лучше — за Привоз торбы воровать? Ты кого на днях захоронила, шо как мертвая без припарок валялася? Шо, мозг за гембель зашел? Ты, Алмазная, зубами на меня не скворчи! А лучше мозг за холку замотай, та по-людскому подумай. Шо лучше — кусок хлеба на кажный день или за ящик в земле лежать?

— Ты не понимаешь! — Таня чувствовала, что к ней подступает отчаяние. — Нельзя учить детей воровать!

— Я их спасаю! — с пафосом сказал Туча. — А Леонидас при том пол-общака один делает! И детям дело, и людям подспорье! Так шо утихни, Алмазная. И зубки-то спрячь! Зубки до тебя ой как понадобятся.

— И Кагул за это на сходе слово сказал? — в лоб спросила Таня.

— Сказал, — прямо ответил Туча. — И Кагул до Леонидаса гулять не будет. И ты до него не ходи.

Нужно было знать Таню, чтобы дать ей такой совет — совет, который она могла выполнить только одним способом. С точностью до наоборот...

Хрустальные люстры рассеивали мягкий, но достаточно яркий свет. Изнутри гостиная игорного дома Леонидаса на Косвенной чем-то напоминала богатые купеческие дома и была убрана с роскошью — не советской роскошью.

В платье из алого панбархата с хвостом и в белой соболиной накидке Таня была похожа на жену или любовницу крупного советского комиссара или нэпмана, которой деньги жгли карман. С тех минут, как трое охранников-мордоворотов, пересчитав полученные за вход деньги, пропустили ее внутрь, она поняла, что взяла верную тональность. Вход в игорное заведение был платным. И сумма являлась совсем не маленькой — даже для заурядного нэпмана. Но Тане так хотелось посмотреть на пресловутого Леонидаса, что на деньги ей было плевать.

Приходящие гости не сразу допускались к игорным столам — сначала их собирали в этой роскошно убранной гостиной, где девушки-официантки в слишком откровенных нарядах предлагали гостям шампанское.

Таня взяла бокал и вальяжно опустилась на кожаный диван у стены, обитой настоящей позолоченной парчой. Она принялась рассматривать публику, изображая богатую скучающую бездельницу.

Людей было немного — мужчины с лицами кокаинистов, девицы с лицами кокоток, две казенные фигуры НКВДистов в штатском. И никакого Лео-нидаса.

Правило было таким: в соседние комнаты гости запускались, как только освобождалось место за столами. При входе, оплачивая билет, гости выбирали игру. Таня выбрала баккара. Когда-то давно Гека показал ей несколько простейших приемов этой карточной игры, и они отложились в ее памяти. Теперь пришло время применить их на практике.

— Баккара, мадам! — повинуясь голосу крупье, Таня прошла в небольшую комнату, где, покрытые зеленым сукном, стояли несколько столов под лампами.

Крупье подвел Таню к столу в центре, место за которым было свободно. Когда она подошла, один из мужчин, стоящих за столом, поднял голову. И Таня потеряла дар речи. Прямо на нее смотрел Володя Сосновский.