Володя и Таня стали проигрывать в тот самый момент, когда к их столу подсел бойкий черноглазый развязный молодой человек с невероятно вульгарной булавкой в дешевом пестром галстуке.

Эта булавка из сусального золота с фальшивым бриллиантом смотрелась так, как смотрятся зубные коронки из золота — грубо, вульгарно, вызывая у нормальных людей участливую жалость к их обладателям. Такой поддельный, дешевый шик всегда говорит о мелочной, низкой натуре, в которой не развиты ни высшие душевные качества, ни интеллект. Да и особого стремления подниматься куда-то вверх тоже нет.

Страшны такие обладатели дорогих дешевых вещей! Страшны своими искусственными попытками вылезти из окружающей их среды только одним способом — бросать не просто пыль в глаза, а обильно залепливать глаза окружающих откровенной грязью. За годы, проведенные на криминальном дне, Таня насмотрелась на таких, а потому сразу безошибочно определила в молодом человеке представителя того мира, который никак ее не отпускал, заставляя вновь и вновь чувствовать себя душевно нечистой и мучиться от этого ощущения.

Насторожился и Сосновский. Этому способствовал не только жизненный опыт человека и газетного репортера, но и обмен красноречивыми взглядами с Таней, который проходил на протяжении всего вечера.

Он сразу понял, что Таня появилась в притоне неспроста. Сосновский подумал, что каким-то образом она может быть связана с происходящими в городе убийствами, ведь Таня всегда оказывалась в самом центре самых невероятных событий — по стечению ли обстоятельств, или по каким-то странным капризам ее запутанной судьбы.

А потому на протяжении целого вечера они не спускали друг с друга глаз, обмениваясь взглядами, — тревожными, удивленными, настороженными, восторженными, тоскливыми и ни разу — усталыми. Присутствие друг друга действовало на каждого как глоток шампанского, словно пробуждая, открывая в них новую энергию, заново побуждая и возрождая к жизни, которая больше не казалась ни унылым оброком, ни тягучей обязанностью. И оба просто не понимали, как это так может происходить...

К тому же между ними мгновенно возродилась старая способность — умение читать мысли друг друга по взгляду, по жесту. Этого уникального дара ни Володя, ни Таня не испытывали никогда ни с кем. А потому сразу оба поразились тому невероятному волшебству, которое при одном только взгляде друг на друга захватило их с новой силой.

Поэтому напряженное выражение Таниных глаз мгновенно показало Сосновскому, что ситуация стала опасной и что молодого человека следует избегать. По крайней мере, держаться с ним с осторожностью, если уж нет никакой возможности встать и уйти от карточного стола.

До того момента все в игре шло хорошо. Положение и Володи, и Тани было нейтральным. Один раз Сосновский даже выиграл какую-то мелочь, которую тут же, как было положено в игорных заведениях, поставил на кон.

Таня, правда, немного нервничала, поскольку играла в карты очень давно и, как ей казалось, допускала ошибку за ошибкой. Впрочем, эти ошибки не были фатальными, и ей пока удавалось кое-как выкручиваться.

Черноглазого привел к их столу лично Леонидас и сам же подсадил его к игре. До того момента Таня видела Леонидаса лишь издалека. Он появился неожиданно в игорном зале, просто возник — словно бы ниоткуда. Возможно, в этом зале был какой-то потайной ход. Теперь же, разглядев его вблизи, она поразилась тому, как старо он выглядит. Издалека он казался высоким представительным мужчиной с седыми волосами. А вот вблизи прежде всего поражало его лицо, покрытое целой сеткой глубоких и мелких морщин, похожее на печеное яблоко.

Было понятно теперь, что Леонидас очень стар. Тане подумалось, что ему больше восьмидесяти. Она знала его жизненный путь, но не думала, что это может настолько быть правдой. Да, Леонидас начинал свою блестящую шулерскую карьеру слишком давно, потому и стал легендой...

До появления этого шустрого и подозрительного молодого человека и Тане, и Володе удавалось избегать самой плохой карты, которая называется «жир». Эта дурная карта равномерно распределялась по всем игрокам. С появлением же протеже Леонидаса «жир» посыпался на них как из рога изобилия. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что хозяин подсадил к их столу карточного шулера.

Таня, заметив руки молодого человека, не спускала с них глаз. У него были длинные тонкие пальцы, которые выглядели несколько необычно: очень светлые подушечки пальцев, и, когда при игре он переворачивал ладонь, было видно, как они белеют. Таня поймала себя на мысли, что кончики его пальцев в ярком свете лампы над столом похожи на белое брюхо снулой рыбы...

По всему было ясно, что кто-то за их столом — скорей всего, они оба, и она, и Володя, — показались Леонидасу «жирными гусями», и он решил их «выдоить». Он не мог знать, что Таня — в банде Кагула: во время налетов она всегда прятала свое лицо или же маскировалась под другого человека.

Скорей всего Леонидас оценил дорогой костюм дамы, панбархат ее платья и натуральный мех, принял или за богатую нэпманшу, или за подругу начальственного красного комиссара. В любом случае, это был вполне достаточный персонаж для того, чтобы «выдоить» ее с помощью кого-то из своих выпускников.

Сосновский тоже выглядел настоящим франтом. Он ничем не напоминал газетного репортера, скорее — удачливого нэпмана. С горечью Тане подумалось, что ему не хватает только цветка в петлице, чтобы воскресить щегольские времена Японца, который всегда любил не только одеваться с роскошью, но и имел вкус — к одежде, манерам... К жизни...

Таня вдруг подумала, что Володя действительно выглядит очень хорошо. Недаром присутствующие в зале дамы бросали на него призывные, кокетливые, а порой и нагло-вызывающие взгляды. И каждый такой взгляд действовал на Таню как красная тряпка на быка. Она, к своему удивлению, не могла переносить их равнодушно, в груди ее разгорался настоящий огонь. И Таня вдруг подумала, что огонь этот, наверное, никогда и не угасал. Это одновременно и обрадовало ее, и испугало.

Сосновский же, казалось, совсем не замечал обжигающей Таню ее внутренней борьбы, и был целиком сосредоточен на игре. И это было оправданно — приходилось сосредоточиться, ведь положение в игре становилось отчаянным.

Все изменилось как по мановению волшебной палочки, и никто не мог понять, в какой именно момент. В этом и заключалось шулерское мастерство. В руках Володи и Тани оказался только «жир», оба стали проигрывать... Вскоре прозвучал и финальный аккорд. Сосновский проиграл огромную сумму...

Услышав сумму проигрыша, почему-то утроившуюся в ходе игры, Таня побледнела. Даже для нее, теперь имеющей деньги, это было слишком. А что уж говорить о Володе, работающем в газете?

К их столу уже подошли два мордоворота — охранники притона, всегда присутствующие при выбивании долгов. Положение становилось критическим. Таня поднесла палец к губам, затем небрежно поправила волосы. Это был условный сигнал, означающий, что они будут что-то думать.

Сам Леонидас исчез в глубинах зала — он всегда прятался, когда дело подходило к выплатам долгов, зная, что как владельцу заведения ему следует держаться в стороне и не светиться лишний раз, ведь отчаявшийся игрок был готов на что угодно.

Вот поэтому возле проигравшего сразу возникали охранники, да пострашнее — Леонидас специально подбирал таких.

Таня среагировала мгновенно. Она была профессионалкой в своем деле и знала: чтобы бежать правильно, нужен хипиш, просто необходим. В голове моментально всплыло давнее правило: хороший хипиш помогает выйти сухим из воды. Так когда-то давно она начинала на Дерибасовской с Гекой, так делала и потом.

Таня вдруг подскочила из-за стола, да с такой силой, что посыпались стаканы, карты, деньги, фишки, и принялась что-то кричать, и даже не кричать — визжать! Текст был совершенно бессмысленным. Главное было в другом: необходимо было отвлечь внимание охранников, заставить их повернуться к ней.

— Мадам, ша! Унизьте ваш хипиш! Шо вы так орете?! — отвернувшись от Володи, охранники наперебой пытались успокоить разбушевавшуюся дамочку, которая вопила о том, что пришла сюда выиграть, а ее облапошили.

Сосновский мгновенно оценил ее маневр. Пока охранники занимались разбушевавшейся Таней, он метнулся к портьере на ближайшем окне и... незаметно подпалил ее зажигалкой, которую всегда носил в кармане. Она всегда была при нем — Володя не курил, но на всякий случай держал ее при себе.

Повалил густой дым. С треском, шумом загорелась портьера. Искры побежали по мягкой ткани, увеличиваясь постепенно до настоящих языков пламени. Истошно завопила какая-то женщина, потом другая. Вскоре кричали все, и мужчины, и женщины. Началась паника. Охранники бросились гасить пламя, но их неуклюжие попытки только заставили огонь разгореться еще больше.

Володя крепко схватил Таню за руку и вместе с ней выпрыгнул в окно, высадив стекло плечом. Обсыпанные осколками, они оказались в маленьком дворе, из окон квартир которого уже выглядывали жители. Мгновенно метнувшись к воротам, они помчались вниз по Косвенной, идущей под уклон, и отдышались только тогда, когда на горизонте показались темнеющие деревья Дюковского сада.

— Это было здорово! — все еще продолжая держать Таню за руку, вдруг рассмеялся Соснов-ский. — Что ты делала в таком жутком месте? Деньги захотела проиграть? Как всегда — глупость?

— А ты? — Таню больно ударили последние слова, они отодвинули на второй план волшебство, на месте которого уже появилась, загораживая все, жуткая обида. — Это ведь ты проиграл, разве нет? А я по глупости тебя спасла!

— Я шел не играть, — голос Володи стал серьезным. — Я хотел посмотреть на этого Леонидаса, разведать обстановку.

— Хорошая цель! — рассмеялась Таня. — Разведать обстановку, а заодно и спалить его притон! Такие притоны и надо сжигать. Впрочем, я оказалась там с такой же целью.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Володя.

— Я хотела посмотреть на Леонидаса и разведать обстановку, — повторила она.

— Ты ищешь убийцу? — Володя смотрел на нее в упор. — Ты опять расследуешь убийства? Как ты с ними связана на этот раз, что о них знаешь?

— Убийства? — от лица Тани отхлынула вся кровь. — Какие убийства? Что ты имеешь в виду?

Сосновский хотел было ответить какой-то колкостью, что было вполне в его духе, но, глядя на ее испуганное лицо, промолчал. Что же касалось Тани, то от ужаса услышанного она бледнела все больше и больше...

Через час Володя и Таня все еще сидели на скамейке Дюковского сада. Он подробно рассказал ей про три убийства, а она — о поисках брата погибшего мальчика, умолчав при этом об угрызениях совести после трагического налета на квартиру Агояна. Володя догадывался: с Таней что-то произошло, но не хотел задавать лишних вопросов, боясь разрушить вновь возникающее между ними волшебство.

— Ты думаешь, Леонидас каким-то образом связан с убийцей? Или знает его? — задумалась Таня.

— Я не знаю, — пожал плечами Володя, — но есть зацепка. Все три жертвы — мальчики в возрасте от 12 до 14 лет, все беспризорники, проходили обучение в школе шулеров. У всех троих пальцы обработаны шкуркой. А у последней жертвы, он старше остальных, ему исполнилось 14, — судя по состоянию внутренних органов, под ногтями были обнаружены следы солевого раствора. То есть он уже работал как шулер, если прошел такую подготовку, и что-то зарабатывал. Значит, все они связаны с Леонидасом, он знал их. Но это вовсе не значит, что он убийца.

— К тому же Леонидас стар, — поддержала его Таня. — У него просто нет физических сил расправиться так.

— Но он мог показывать этих мальчиков потенциальному убийце! — воскликнул Сосновский. — Жаль, что так по-глупому мы запороли с тобой поход в игорный дом на Косвенной. Теперь туда не сунешься. Вот что значит действовать без подготовки.

— Меня смущает цвет башмачков, — перевела разговор Таня. — Почему вдруг убийца так резко поменял цвет обуви? Были красные, теперь оранжевые... Оранжевый — редкий цвет. Обычно серийные убийцы не меняют своих привычек, я читала об этом. С чего вдруг поменял? И где он берет такую дорогую обувь? Ее же не купит обычный человек, житель Молдаванки или Слободки, ведь так? Такие ботиночки стоят дорого, их покупают, ну, не знаю, нэпманы, может. Значит, в любом случае — убийца не из бедных слоев!

— Да уж, если он еще и захаживает играть к Ле-онидасу! — хмыкнул Володя.

— А какой был оранжевый башмачок в третьем случае — правый или левый? — вдруг спросила Таня.

— Правый, — посмотрел на нее Володя и пояснил: — он меняет. На Шкодовой горе, в первом случае, был левый. Затем в Фонтанке — правый. Теперь в Пале-Рояле — правый, и...

— И следующий будет левый, — вздохнула Таня. — Уже ясно, что произойдет следующее убийство. Ни в одном магазине, ни в одной лавке не продадут ботинки по одному. Убийца покупает, конечно, парами. Значит, он планирует убийства.

В этот момент послышался шум. Доносился он со стороны пруда, возле которого они сидели. Не долго думая, Сосновский соскочил со скамейки и пошел на звук. Таню даже поразила его решительность.

Они подошли к пруду и увидели небольшое сооружение в одном из углов прямоугольного пруда — нечто вроде хижины. Возможно, когда-то в этом сарае хранились лодки. Теперь же хижина пришла в упадок, с одной ее стороны в стенке была огромная дыра. Шум доносился оттуда.

Володя вытащил из кармана револьвер.

— У тебя было оружие? — удивилась Таня.

— Я не смог бы стрелять в игорном доме, — ответил Сосновский. — Это было слишком опасно — беспорядочная пальба. Я не мог рисковать тобой.

— Понимаю, — кивнула она. Володя был прав: стрельба в притоне не дала бы ничего, кроме глупого риска. К тому же охранники Леонидаса явно стреляли лучше Сосновского.

Держа револьвер в правой руке, Володя чиркнул зажигалкой и осветил дырку в стенке хижины. В тусклом пламени проявилось несколько испуганных детских лиц.

— Вот те раз! — растерянно произнес он. — Беспризорники...

Пятеро мальчишек разного возраста жались друг к другу, сидя на грязном, разбитом полу разрушенной хижины. Детские глаза по-взрослому пристально смотрели на револьвер.

— Иди отсюда, дяденька, — хрипло, грубо вдруг проговорил один из мальчишек, выдвигаясь вперед.

Выглядел он старше остальных, может, двенадцати, а то и четырнадцати лет. У него были рыжие волосы и небольшой шрам на правой щеке. Это было отчетливо видно даже при тусклом свете зажигалки.

— Иди, дяденька, — повторил он, окончательно вылезая вперед и словно заграждая собой всех остальных. — Иди куда шел. Тебе тут не рады.

— Ясно, — кивнул Володя, и не думая убирать револьвер — как журналист он был наслышан о повадках беспризорников и прекрасно знал, что, опусти он оружие, вся свора тут же набросится на него и вцепится ему в горло. Сосновский погасил зажигалку, достал свободной рукой из кармана деньги и протянул рыжему пареньку:

— На, возьми. На всех.

— Ну ты и лох... — Паренек издал грубый свист, подражая повадкам взрослых уголовников. — Сам, без шмона, все отдаешь? Шо ты за фраер? — Он грязно выругался.

— Чего тут сидите, лучше скажи, от кого прячетесь, — спокойно проговорил Володя, не обращая на грубые повадки мальчишки никакого внимания. И как ни удивительно, это уверенное спокойствие на него подействовало. Понимая, что имеет дело со взрослым мужчиной, он поумерил свою наглость.

— А куда идти? Под Зверя нашарить? — отозвался голос из темноты.

Володя с Таней переглянулись. Для Тани слово «Зверь» прозвучало во второй раз, и зловещий его смысл до сих пор не давал ей покоя.

— Что за Зверь? — спокойно спросил Соснов-ский.

— Есть тут один, — пожал плечами рыжий. — Псих. Ходит, деньги предлагает, а потом... Не идешь, насильно забирает. А дальше отправляют либо в приют, либо еще куда. Оно кому надо?

— Он кто, этот Зверь? Мужчина? Взрослый? Чекист, военный, кто? — допытывался Володя.

— А я знаю? — ответил мальчишка. — Мне рассказывали. Мы лучше на Молдаванку пойдем, там спокойнее.

— На Виноградную? — прищурился Соснов-ский.

— А то! — хмыкнул мальчишка. — Да ты, видать, ушлый фраер!

— А этот Зверь, он по вашим местам ходит? Знает, где вы прячетесь?

— Вроде того, — словно проникнувшись каким-то странным доверием к Володе, вдруг выпалил мальчишка: — Я двоих знал, кто с ним пошел. Оба не вернулись. Он сначала лестью зовет, мол, жить хорошо будешь, а потом угрозами. Ну а в конце затаскивает в автомобиль.

— Какой автомобиль, как выглядит? — насторожился Сосновский.

— Черный, как у чекистов. Эти железяки одинаковые...

— Вот тебе мой телефон, — Володя протянул парнишке карточку. — Если вдруг этот человек объявится здесь, позвони. И еще. Мы мальчишку ищем. Сашко Лабунский, он из приюта сбежал. Брат у него старший был...

Мальчишки зашептались.

— Не знаем такого, — ответил рыжий, — но беглые здеся не сидят. Здеся мы все свои, погнали бы.

— Если вдруг услышите про него, тоже скажи, — и, взяв Таню под руку, Сосновский решительно увел ее прочь от убежища мальчишек.