Джин не догнали. По следу беглянки послали двух больничных охранников, они прочесали больницу и прилегающую территорию. Никто ничего не видел. Медсестра оказалась права. В белом халате Джин удалось беспрепятственно покинуть больницу.

— Пожалуйста, постарайтесь ее найти и уговорить вернуться к нам, — врач был настроен серьезно. — Мне не нравится ее состояние. Тот ступор, в котором вы ее видели, может быть очень плохим признаком. Он сигнализирует об изменениях в работе мозга.

— Вы имеете в виде опухоль? — прямо спросил Вадим.

— Не только. Есть очень много различных симптомов, которые… Словом, они опасные. Лучше бы она согласилась пройти обследование и продолжить лечение.

— Почему же она ушла? — Вадим на самом деле не знал ответа на этот вопрос. — Почему?

— Вам виднее, — врач передернул плечами, и Вадим понял, что вся эта ситуация начинает его раздражать. — Вы же с ней в дружеских отношениях.

— Я не… Ну да, в дружеских, — Вадим вовремя прикусил язык.

— Тогда повлияйте на нее.

Вадим собрал вещи Джин. Телефона в палате не было. Он смутно припомнил, что в больницу Джин привезли без мобильника. Значит, он остался в квартире.

Квартира… Возможно, она отправилась именно туда. Ничего страшного в том, что Джин сбежала из больницы, Вадим не видел. Некоторые люди не переносят больниц. Он сам, к примеру. Поэтому, скорее всего, Джин предпочла убраться из больницы, как только ей стало лучше. Странно было только то, что она не переоделась в свою одежду, а ушла в рубашке, да еще стащила медицинский халат. Это наталкивало на мысль, что Джин очень сильно спешила. Спешила уйти, чтобы ее никто не остановил.

* * *

Дом в Покровском переулке стоял, погруженный во тьму. Несмотря на вечерний час, не светилось ни единого окна. С трудом втиснув машину в переулке, Вадим уставился на старинное здание с тем же самым странным чувством, которое преследовало его здесь. Да, рядом с этим домом нельзя было не испытывать тревогу. Казалось, дом наблюдает исподтишка за каждым пришедшим — и наблюдает отнюдь не с добрыми намерениями.

Из парадного пахнуло затхлостью. Стояла такая тишина, что скрип ступенек под ногами Вадима казался громом. А потому он шел на цыпочках, едва дыша, почти физически ощущая, как тишина становится реальной и осязаемой, почти живым существом.

Дверь квартиры Джин была полуоткрыта — так, как ее оставил сам Вадим. Он осторожно вошел внутрь. Здесь царили абсолютная темнота и пустота.

Включив свет везде, где возможно, Вадим прошелся по комнатам — никого. По всей видимости, Джин сюда не приходила. Куда же она подевалась? Происходящее нравилось Вадиму все меньше и меньше. В электрическом свете красная комната выглядела устрашающе. В ней Вадим испытывал настолько гнетущее чувство, что ему захотелось убежать из квартиры сию секунду. Что за жуткое место! Обои выглядели настолько ужасно, что казалось, будто по ним в буквальном, физическом смысле течет, сочится свежая кровь.

Как можно жить в таком страшном месте? Почему Джин решила остаться здесь? Вадим не понимал. Сам он ни за что не стал бы селиться в такой жуткой квартирке. Даже краткое пребывание в красной комнате доставило ему крайний физический дискомфорт. Поэтому Вадим стремительно ретировался в спальню, вздохнув с облегчением. Спальня выглядела совершенно нормально, обыденно. Ничего сташного в ней не было. Казалось, эти две комнаты принадлежали двум совершенно разным квартирам.

Незаправленная постель была смята. Скрепя сердце Вадим заглянул в ящик прикроватной тумбочки. Несколько кремов для рук, салфетки, чеки из магазинов, просроченные квитанции. Остановившиеся часы. Словом, всякая дребедень. Как вдруг…

Вытащив ящик до конца, Вадим не поверил своим глазам. В самом конце ящика, будто специально спрятанная поглубже, лежала детская игрушка — плюшевый медвежонок в матросской форме с зеленой ленточкой вокруг шеи. Невероятно симпатичный и добрый зверь. Игрушка была не новая. Шерсть в нескольких местах выглядела потертой. Шов разошелся в одном месте, из прорехи торчали нитки. Очевидно, этой игрушкой кто-то долго играл. Кто играл? Девочка? Маленький мальчик? Определить было невозможно. Почему Джин хранила ее здесь?

Вадиму вдруг показалось, что совершенно случайно, сам того не желая, он подглядел нечто секретное. Оттого он чувствовал себя очень неловко. Кроме того, прикасаясь к медвежонку, он испытывал весьма странные чувства. Ему было неприятно держать его в руках. Он быстро сунул игрушку обратно в глубину ящика, задвинул — и понял, что ничего не знает о Джин.

А ведь действительно, что он знает об этой девушке?

Есть у нее семья? Была ли у нее семья?

Откуда она родом? Кто ее ближайшие родственники?

Была ли она замужем или, например, разведена?

Он ничего не знает, кроме того, что эта странная личность вызывает у него просто невероятное любопытство. Любопытство, способное разогнать его безразличие.

Думая так, он вернулся в красную комнату. Эта комната была просто перегружена мебелью, казавшейся в электрическом свете особенно громоздкой. Белый лист формата А-4 привлек его внимание. Лист был перевернут изображением вниз.

Это был рисунок карандашом. Как и все рисунки Джин, он был талантливо выполнен, имел законченный четкий вид. Это был мужской портрет. Лицо молодого (не старше тридцати) мужчины с очень необычной, яркой, бросающейся в глаза внешностью (чего стоили одни только длинные волосы!).

С огромным облегчением Вадим разглядел, что это лицо не похоже на лицо трупа, а на шее мужчины, отчетливо видной в прорези рубашки или футболки, нет никакой веревочной петли.

Может, это любовник Джин? А может, бывший или нынешний муж? Вадим подумал, что наверняка Джин испытывала к этому мужчине какие-то теплые чувства, раз с такой старательностью и терпением изобразила его лицо.

Вадим не был ценителем мужской красоты. Внешне привлекательные с женской точки зрения мужчины всегда вызывали у него нечто вроде плохо скрытой неприязни. Но тут он не мог не признать, что мужчина с рисунка очень красив. От таких женщины сходят с ума. Возможно, что и Джин сошла с ума. Резко очерченные скулы выдавали сильный мужской характер и железную волю. Необычное лицо…

Рассматривая рисунок, Вадим обратил внимание на то, что на листе бумаги не было ни подписи, ни пометки-значка художника, обозначающего авторство. Между тем Вадим нисколько не сомневался в том, что автором рисунка была Джин. Он теперь безошибочно узнавал ее почерк. У Джин был собственный, неповторимый стиль, который заметно отличал ее от других художников. Она обладала огромным талантом, и тут Вадим задумался — знает ли об этом сама Джин?

Подчиняясь какому-то странному наитию, Вадим вдруг достал телефон и стал фотографировать рисунок — портрет мужчины, — сделал несколько вполне удачных снимков. Затем он вернулся в спальню и сфотографировал детскую игрушку из ящика. Почему он это делает, Вадим не мог объяснить.

В красной комнате взгляд Вадима упал на пепел, лежащий на полу. Казалось, кто-то рылся в глубинах камина или пытался его разжечь. На старинном паркете пепел выглядел неопрятно. В комнате вообще был заметен беспорядок. Похоже, как и все творческие личности, Джин не была хорошей хозяйкой и не утруждала себя уборкой. А может, беспорядок оставил тот, кто на нее напал?

Но рассматривать все это Вадим больше не мог. Красная комната давила на него, порождая жуткие чувства. Он вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он потушил везде свет и быстро вышел из квартиры. Во время спуска по лестнице (непривычно быстрого — стыдно признаться в этом!) на него угнетающе действовала странная тишина, царившая в этом доме. Неестественная тишина…

Что теперь? Где искать Джин? Казалось бы, нет ничего проще — сесть в машину и уехать домой, погрузиться в собственные дела. Именно так и следовало поступить, так было бы правильно, но…

…но Вадим не знал, не понимал, почему сейчас не может уехать, почему, как дурак, стоит возле машины, обернувшись к странному дому, словно пытаясь получить ответ на вопрос.

Может быть, Джин пошла к родственникам или друзьям? Ну, должны же быть у человека в большом городе родственники или друзья, готовые приютить на одну ночь! Может, близкая школьная подруга, сокурсница по институту, кто-нибудь из художественной тусовки — ведь на той выставке вокруг нее вилось немало людей. Может, Джин настолько опротивело это странное жилье, что она просто не нашла в себе сил сюда вернуться? Тем более в этой квартире на нее напали, и до сих пор неясно — кто и зачем.

Эти мысли внушали оптимизм. Они могли успокоить кого угодно и как угодно, но только не Вадима. Его сердце сжимала мучительная, невыносимая тревога.

Вообще, это место само по себе навевало на него смятение. Здесь, совсем рядом, буквально в двух шагах от этого дома, в парке нашли убитого ребенка. С того места, где он стоял, было видно даже начало аллеи, которая вела к тому страшному дереву. В парке было темно. Как и в прошлую ночь, до Вадима доносился терпкий запах прелых листьев и сырой земли. Тяжелый жирный запах с металлическим привкусом.

Страшная вчерашняя ночь все еще стояла перед его глазами неистребимым кошмаром, и он прекрасно понимал, что никогда в жизни не сможет ее забыть. Эта ночь была шрамом, носить который на себе он теперь обречен вечно. Как же это произошло, черт возьми?!

То, что случилось дальше, вообще никак не укладывалось в голове Вадима — он не смог бы объяснить свой поступок, даже если бы очень хотел. Он вдруг резко повернулся и направился от машины — в сторону, в темноту, в парк, неуклонно приближаясь к тому страшному месту.

Вадим вошел в глубину парка, и со всех сторон его охватила, взяла в кольцо слепящая темнота. Слышались какие-то шорохи, в кустах мелькали смутные зловещие тени — возможно, местные наркоманы или бомжи. Что-то шуршало в кустах, что-то мигом бросалось в сторону при его появлении. Человек предусмотрительный, человек смелый, но трезвомыслящий ни за что не пошел бы в эту ужасную темноту. Но Вадим углублялся в пустой парк, ни о чем не думая.

Злобный лай за спиной раздался так неожиданно, что Вадим подскочил, а его кровь запульсировала, забурлила в висках, бешеными толчками заколотилась в сердце. Длинное упругое тело пулей промчалось совсем близко, едва не сбив его с ног, и вылетело на гладкую плитку темной аллеи. Оглушительный собачий лай был похож на боевой сигнал — он звучал неприятно и даже зловеще. Вадим понял, что это чей-то пес — всего-навсего пес на ночной прогулке в парке, отпущенный с поводка. Псина металась по аллее с лаем, бросаясь на каждое дерево.

— Цезарь! Стоять!

Молодая блондинка, настолько платиновая, что ее выбеленные волосы сверкали даже в темноте, бросилась следом за собакой. Девица была в леопардовом спортивном костюме, с эмблемой дорогой фирмы, выложенной стразами на спине. В прежние дни, да еще неделю назад, он ни за что бы ее не пропустил, даже несмотря на то, что только полная идиотка могла дать заурядному, в общем-то, псу дурацкую кличку Цезарь. Голос блондинки звучал неприятно, скрипуче, чем-то неуловимо напоминая голос базарной торговки. Да, Вадим, конечно, не пропустил бы ее, даже несмотря на голос. Не пропустил бы тогда, но не теперь.

Теперь в нем поднялась бешеная волна раздражения, словно эта нелепая девка нарушила уединение, на которое сейчас имел право только он. Уединение на месте преступления, там, где произошло убийство.

Но блондинке с псиной было на это плевать, а может, она ничего не знала о недавнем убийстве, просто выгуливала свою собаку в парке, на аллее, где прошлой ночью нашли труп. А псина, возможно, была готова нагадить под деревом, на том самом месте, где еще вчера лежал задушенный ребенок.

Блондинка путалась под ногами, не поспевая за отвратительной собакой. Вадим очень надеялся, что Цезарь сломает себе шею. Намереваясь пройти вперед по дорожке, он отодвинул девицу локтем.

— Да какого хрена! — она хотела было разразиться гневной тирадой, но не успела договорить.

Яростный собачий лай вдруг перешел в вой, а потом — в испуганный визг, как будто Цезаря стукнули чем-то тяжелым прямо по морде. И действительно, было видно, как в самой середине аллеи псина вдруг испуганно присела на задние лапы. Впереди, между деревьев, мелькнуло что-то белое.

В этом месте света было больше. На кирпичной стене за деревьями висели два фонаря. Светили они тускло, но все-таки светили. Здесь можно было хотя бы разглядеть неясные очертания предметов.

Блондинка, увидев испуг собаки, и сама перепугалась:

— Цезарь, ты что?! Цезарь, сидеть!

Псина, скуля, вдруг стала отползать на задних лапах. Вадим бросился вперед. Страшное предчувствие вдруг ударило его, будто ножом, перевернуло душу и наполнило новым ужасом.

— Матерь Божья! — дурным голосом взвыла блондинка за его спиной, разглядев то, что заставило испугаться собаку.

Джин висела на дереве. Ее голые ноги конвульсивно колотили по корявому стволу. Выходит, это ее белая фигура в медицинском халате только что мелькнула между деревьями! Тот самый халат, в котором она убежала из больницы. Для Джин он был слишком короткий — едва прикрывал ее стройные бедра. На ночном холоде кожа Джин приобрела синюшний оттенок — это можно было разглядеть в тусклом свете двух фонарей.

Вадим побежал вперед. Подхватил Джин на руки, приподнял. Он когда-то читал: самое первое, что нужно сделать при повешении — это приподнять тело, чтобы ослабить давление веревки на шейные позвонки.

Джин была еще жива. Губы ее — фиолетовые, а точнее, ядовито-лилового цвета, хватали ртом воздух. Она задыхалась. По телу шли судороги — предвестники настоящей агонии.

За спиной истошно завизжала блондинка. Этот визг резал и без того воспаленные нервы Вадима будто бензопилой. Придерживая одной рукой тело Джин, другой он пытался стащить с ее шеи тугую петлю, страшный узел смерти. Это ему удалось — Джин не успела затянуть узел до конца; возможно, у нее не было на это времени. Но вот узел ослаб, и Вадим сорвал веревку с головы Джин, сорвал вместе с клочьями волос. Безжизненное тело скользнуло к нему в объятия…

Нет, не совсем безжизненное! Джин была жива. Ресницы ее трепетали, отбрасывая на впавшие восковые щеки черную тень. Что касается ее щек, то он никогда не видел такого жуткого бледного оттенка.

Джин казалась легкой, как перышко, а может, просто ему так показалось из-за сумасшедшего стресса.

Вадим резко обернулся к продолжавшей визжать блондинке.

— Заткнись, дура!

— Полиция… Нужно полицию! — залепетала девица.

Пес вдруг угрожающе заворчал.

Вадим ударил ее кулаком в лицо — не слишком сильно, но достаточно крепко для того, чтобы вырубить. Охнув, блондинка осела на сырую землю, завалилась на бок. Пес взорвался яростным лаем, но напасть на Вадима не осмелился.

До сих пор Вадиму не приходилось бить женщину в лицо. Он вдруг испытал какое-то странное и новое для себя чувство. Но, к его глубокому ужасу, это было вовсе не чувство стыда — это до неприличия напоминало облегчение.

Черная веревка осталась болтаться на дереве. Вадим бросил на нее беглый взгляд, запоминая мельчайшие подробности, и вдруг похолодел. Похолодел по-настоящему, до ледяной изморози на коже.

Это место… Он видел его раньше! Это было то самое место, где нашли труп ребенка. И как раз здесь, под этой самой веткой, убийца надел на труп страшную веревочную петлю. Если бы Вадим верил в Бога, то спешно начал бы бормотать любую пришедшую на память молитву. Но для веры в Бога он был слишком прагматичен и заземлен, а потому лишь попятился назад (совсем как недавно Цезарь), испытывая суеверный ужас.

Вадим развернулся и бегом помчался к странному дому, неся Джин на руках.

* * *

Здесь все было так, как он оставил при уходе, но в то же время все неуловимо изменилось — но что?

Красная комната казалась более живой. Яркие обои резали глаза в слепящем электрическом свете. Вадим недоумевал: кто вставил в люстру такие яркие лампочки — прежние жильцы, хозяева квартиры или сама Джин? Но эти мощные лампы делали комнату еще страшнее. Теперь она больше, чем прежде, казалась каким-то злобным живым существом. Существом, готовым к нападению и выжидающим лишь подходящего момента.

Джин лежала на диване. В сознание она не приходила. Дышала тяжело, с присвистом, но дышала. Это страшное дыхание пугало его еще больше, чем полное безмолвие.

Сколько времени она провисела так, что успела себе повредить? Что происходило в этой комнате до того самого момента, как он нашел ее в парке с веревкой на шее? Он дорого бы дал, чтобы получить ответ на эти вопросы! Но добиться сейчас ответа от Джин было нельзя. А потому Вадим продолжал думать о том, почему вдруг на нее свалилась череда таких странных бедствий. Потом он решился на крайнюю меру: вызвал своего знакомого врача, в молчании которого был уверен — разумеется, за деньги. В первый момент он хотел позвонить тому давешнему врачу из больницы, но потом решил не рисковать: тот мог устроить скандал, требуя отправить пациентку обратно…

Сделав укол, врач выдохнул, бросил использованный шприц на захламленный стол и закрыл чемоданчик.

— Обошлось. — Он покачал головой. — Сейчас артериальное давление поднимется до нормы, и где-то через час она очнется. Дайте ей теплого сладкого чаю.

— Может, коньяка? — с облегчением спросил Вадим.

— Ни в коем случае! От спиртного с ней снова может случиться припадок. К тому же, — врач покачал головой, — алкоголь — сильный депрессант. Вообще-то, на вашем месте я показал бы ее хорошему психиатру.

— Это успеется, — отрезал Вадим.

К счастью, его опасения не подтвердились. Шейные позвонки не были повреждены, и повешение не успело причинить ей никакого вреда. С помощью врача Вадим попытался восстановить всю картину произошедшего.

Джин пришла в лес босиком, в медицинском халате, с веревкой в руках. Закрепила ее на ветке дерева, потом подтянулась на руках, забралась на ветку, накинула веревку себе на шею и спрыгнула. Как раз в этот самый момент и подоспел Вадим — петля еще не успела затянуться туго. Веревка немного сдавила шею и расцарапала кожу, но значительных повреждений не было. Сознание Джин потеряла от шока — это бывает при таком потрясении. Физически с Джин все было в порядке, но вот психически…

Врач едва не вспотел, настоятельно убеждая Вадима отвезти девушку к психиатру.

— Вы поймите — тот, кто пытался покончить с собой, обязательно повторит свою попытку, будет повторять снова и снова! — волновался он. — А вас может не оказаться рядом! Здесь нужно серьезное лечение. Самостоятельно вы не справитесь!

В конце концов Вадиму удалось заставить замолчать врача — деньгами, которые тот взял и поспешил уйти. Объяснять что-либо ему было слишком сложно — тем более Вадим и сам толком не понимал, как подобное можно объяснить. Усевшись в неудобное старинное кресло в глубине красной комнаты, он откинулся на жесткую спинку и закрыл глаза.

— Где он? — слова Джин прозвучали отчетливо и ясно.

Она сидела на диване, прямо глядя на Вадима.

— Кто? — заморгал глазами тот.

— Парень, который был в комнате. Тот, что приходил к соседу с третьего этажа. Он еще сказал, чтобы я не смела никуда выходить! Удержать меня пытался, говорил, что теперь я должна все время сидеть на месте. Идиот какой-то! — хмыкнула Джин.

— Но ты же вышла из квартиры?

— Не помню, — Джин пожала плечами, — ничего не помню. А зачем ты здесь? Что произошло?

— Ты ушла из больницы… — начал Вадим.

— Ну, конечно, ушла, — перебила его Джин. — Я не могла больше там находиться. Жуть какая-то! Так куда он делся?

— Как он выглядел? — спросил Вадим, пытаясь прийти в себя от охватившего его ужаса.

— Как выглядел… — Джин задумалась. — У него внешность необычная. Я еще портрет его нарисовала. На столе должен где-то валяться.

— А зачем ты нарисовала его портрет?

— Так просто… Я его уже несколько раз встречала… А сегодня он прямо в мою квартиру вошел. Я, как всегда, дверь забыла закрыть, когда прибежала из больницы. Я часто не закрываю за собой дверь…

Джин зевнула.

— Тебе лучше поспать, — сказал Вадим. — Я сейчас плед принесу, укрою тебя.

— А ты не уйдешь?

— Не уйду, — Вадим укрыл ей ноги пледом, — не бойся. Никуда не уйду!