Бабушка сделала паузу, чтобы отдышаться и пригубить кофе. Вадиму было так интересно, что он слушал ее не перебивая. Перед его глазами словно оживало увлекательное историческое кино. Затаив дыхание, он следил за перипетиями головокружительного сюжета.

— На фронте Бурлак погиб, — продолжала бабушка. — Его отряд попал в засаду, и он был взят в плен Добровольческой армией — кем-то из белых казачих атаманов. Бурлака подвергли жесточайшим пыткам, а потом привязали к дереву и сожгли заживо.

Узнав о том, как погиб ее любимый, графиня едва не сошла с ума. Она оставила ребенка и отправилась на фронт, где сама возглавила отряд Бурлака, чтобы отомстить за смерть любимого. На фронте она прославилась страшной жестокостью. Графиня не брала пленных. Всех врагов подвергала жестоким пыткам, а затем казнила. Стоило ей захватить село, как она тут же отдавала приказ уничтожить всех его жителей. Однажды ее люди перекололи штыками всех жителей одной деревеньки — женщин, детей, стариков, не делая ни для кого исключений.

Вернувшись в город, Графиня стала заместителем красного коменданта города. В ее ведении оказались карательные отряды, которые проводили зачистки от контреволюционеров, белых и прочих элементов, настроенных против советской власти. Это были функции чекистов, но каратели имели более широкие полномочия: по закону военного времени можно было не проводить следствие, а расправляться с врагами на месте. Графиня и ее люди проливали реки крови. Они врывались в квартиры, допрашивали, забирали ценности, золото и убивали всех подозреваемых. Имя Графини Евгении сопровождал всеобщий ужас, и сами чекисты называли ее Кровавой. Ходили слухи, что в нее вселился сам дьявол. Большевики были не религиозны и не верили в Бога, но в дьявола они вполне готовы были поверить — особенно узнав о подвигах Кровавой Графини.

Неизвестно, как закончился бы ее жизненный путь, к каким вершинам карьерной лестницы она могла бы подняться по колено крови, но в один прекрасный момент Кровавая Графиня вдруг оставила свою должность, свой отряд и безвыездно заперлась в доме — в этом самом доме с барельефом повешенной. Там она жила до конца своих дней полной затворницей, никогда не выходя на улицу, и умерла в старости естественной смертью.

— Что с ней произошло? — воскликнул Вадим, пораженный неожиданной развязкой: такого он точно не ожидал!

— Никто не знал этого, — бабушка пожала плечами. — Одни думали, что она увидела призрак покойного Бурлака, который приказал ей свернуть с кровавого пути. Другие считали, что у нее умер ребенок. Говорили также, что ребенок не умер, а тяжело заболел, был прикован к постели, и она неотлучно находилась с ним. А были и такие, которые полагали, что Графиню изолировали сами чекисты, неприятно пораженные ее звериной жестокостью. Повторяю: ее жестокость пугала даже видавших виды чекистов. Но они не могли казнить ее из-за прошлых заслуг, поэтому заменили казнь домашним арестом, поставив Евгении условие больше никогда не выходить на улицу… Разные были версии, но толком никто ничего не знал. Факт остается фактом: Кровавая Графиня замуровала себя в четырех стенах.

— Но ее же видели в этом доме?

— Видели. К ней постоянно приходили, приносили продукты. Были какие-то родственники, которые заботились о ней. Говорили, что в своем заключении она сразу превратилась в глубокую старуху — волосы стали седыми, а руки все время тряслись.

— Этот рассказ правда или легенда?

— Правда, — кивнула бабушка. — Я знаю, что сейчас собирают материалы о Кровавой Графине. Один преподаватель университета с кафедры истории пишет о ней книгу — документальную книгу, и в ней будут фотографии этого самого дома повешенной, где жила и закончила свои дни Кровавая Графиня.

— Где она жила, на каком этаже? — спросил Вадим, и неприятное предчувствие кольнуло его: неужели действительно речь идет о красной комнате?

— Ее квартира была на третьем этаже, — ответила бабушка, и, к своему удивлению, Вадим испытал странное чувство облегчения. — Этот преподаватель рассказывал, что был в той квартире, но нынешние жильцы ничего не знали о Кровавой Графине. Он не стал их пугать своим рассказом…

Третий этаж… Квартира над Джин.

Вадим задумался. Мысли потекли в таком странном мистическом направлении, что он не сразу очнулся от этого наваждения, а очнувшись поймал пристальный взгляд своей собеседницы.

— Но было еще кое-что… — увидев, что Вадим снова внимательно слушает, бабушка понизила голос, — кое-что очень важное: вот эту историю действительно мало кто знает.

— Что — важное?

Вадим был настолько заинтересован, что буквально ловил каждое ее слово: абсолютно невероятно для человека, который еще пару недель назад был твердо убежден, что ничто на свете не сможет его удивить или заинтересовать.

— Никто не знает, как она умерла… — эту фразу бабушка произнесла с таким таинственным придыханием, что он вздрогнул.

— Кто — умерла? — задал Вадим глупейший вопрос.

— Кровавая Графиня, кто ж еще! — бабушка пожала плечами. — Или вы забыли, о ком разговор?

— Не забыл. Просто мне интересно настолько, что даже трудно представить, — честно признался он.

— Я понимаю, — его собеседница кивнула. — Кровавая Графиня всегда обладала особенным магнетизмом — такова и ее история. Даже сейчас, спустя столько лет, она умеет заинтриговать людей. О ней собираются снимать фильм. Но мало кто знает правду — вернее, правду знают, но не до конца.

— Что же это за правда? — голос Вадима дрогнул. Он вдруг почувствовал, что сейчас услышит что-то ужасное.

— То, как она умерла, — бабушка понизила голос, но в этом, на удивление, уже не было никакой театральности. — На самом деле, тело ее так и не нашли.

— Что это значит? — удивился он.

— А то и значит! Кровавая Графиня просто исчезла. И никто так и не узнал, что с ней произошло.

— Как так — исчезла?! Должно быть, просто ушла, уехала куда-то!

— Нет, — бабушка покачала головой. — Много лет она не выходила из квартиры, даже не переступала через порог, и тому были свидетели. Соседи, бывшие революционные соратники. Да и просто родственники, которые ухаживали за ней. Многие считали, что у нее серьезное психическое заболевание.

— Она сошла с ума от собственных зверств? — предположил он.

— Возможно, — бабушка кивнула. — Но, скорее всего, причина была в ребенке — в том, что произошло с ее ребенком. А вот что именно произошло, никто не знал. Графиня просто отказалась выходить из квартиры. И провела так, взаперти, множество лет. Превратилась в глубокую старуху с трясущимися руками. Не разговаривала ни с кем и никогда не отвечала ни на один вопрос.

— Боялась чего-то? — предположил Вадим.

— Возможно, — кивнула бабушка, — но, скорее всего, у нее просто прогрессировала психическая болезнь… И вот однажды…

Вадим был весь во власти этого странного рассказа.

— Однажды ей, как обычно, принесли продукты — кто-то из родственников. Они вошли и обнаружили квартиру пустой.

— Она ушла, — он был разочарован обыденностью этого поворота сюжета. — Просто оставила квартиру. Ушла — и все тут!

— Она никуда не выходила, — бабушка покачала головой, — все ее вещи были на месте. Их было очень мало, этих вещей, но они были. В квартире все оставалось по-прежнему, так, как было раньше. Кроме, пожалуй, одной детали…

— Какой детали? — насторожился он.

— Дымящийся камин. Камин дымился так, будто в нем жгли что-то очень долго. И в нем была груда пепла, словно сжигали большое.

— В чем же странность?

— Был жаркий летний день, ужасная жара, — пояснила бабушка. — В такую погоду никто не станет зажигать камин, будучи в здравом рассудке. А в квартире Кровавой Графини камин был зажжен. К тому же, он горел очень долго — целый день, судя по количеству пепла. Квартира же была пуста. Кровавая Графиня так и не нашлась. Тело ее не обнаружили. Посчитали, что она мертва. А спустя какое-то время там поселились другие люди.

— А ребенок? — спросил Вадим.

— И ребенка не было. В квартире вообще никого не было. Мне об этом рассказал человек, который и обнаружил исчезновение Кровавой Графини. Это ее дальний родственник, — пояснила бабушка. — Именно он и два его партийных товарища входили в квартиру в тот день. Три человека видели одно и то же. Один человек может присочинить, обмануть. Двое могут договориться. Но трое…

— Куда же она все-таки пропала? — воскликнул Вадим.

— А вот этого никто не знает, — бабушка пожала плечами. — Это загадка, которая осталась неразрешимой. Их было очень много в жизни этой женщины, и ни к одной из них не нашли разгадки.

— Этот человек наверняка был стар, — предположил он, — ведь, как я понял, речь идет о событиях двадцатого века. А старый человек может приврать или вспомнить то, чего не было.

— Да, старые люди не все могут вспомнить, — бабушка пожала плечами, — но есть вещи, которые забыть нельзя. К тому же, это еще не все…

— Что же еще? Очередная загадка?

— Блуждающие огоньки в окнах, — сказала бабушка, — их видели сразу после исчезновения Графини. Но ведь квартира так и оставалась пустой. Когда появились эти огни, из квартиры вывезли даже мебель, она стояла абсолютно пустая. Поднимались наверх, смотрели, но опять ничего не нашли.

— Что это были за огни? — спросил он. — Как они выглядели?

— Говорили, они были похожи на пламя свечи. Как будто кто-то держал свечу и расхаживал по комнатам. Пламя свечи будто дрожало в чьей-то руке.

— Может, так оно и было на самом деле, — Вадим пожал плечами. — Может, даже сама Графиня вернулась в свою квартиру. Что тут таинственного?

— Но квартира стояла запертая. Голые стены, — возразила бабушка, — ключ забрали… Кто мог войти в нее? И откуда? Нет! Люди сочли, что это был призрак — призрак Кровавой Графини; она ведь столько времени провела взаперти в этих комнатах. Вот после смерти и вернулась сюда!

— Странная история, — сказал Вадим, — Скорее горькая, чем трагическая. Раскаяние за преступления, непонятный конец… Эта Графиня — просто легендарный персонаж. Даже трудно ее осудить. Очень несчастная жизнь!

— Она была убийцей, — возразила бабушка, — ни одно раскаяние не может искупить убийства сотен людей, причем это были зверские убийства. Возможно, поэтому ее саму настигла такая страшная смерть.

— Но я не вижу тут ничего страшного, — возразил Вадим. — Исчезновение — да, но это непонятно, а не страшно.

— По-вашему, неизвестность не страшна? — усмехнулась бабушка. — А по-моему, это самое страшное, что только может случиться… Тем более никто не знает, что произошло на самом деле, и, насколько я понимаю, уже никогда не узнает…

— Интересно все-таки, что она сожгла в камине? — задумчиво проговорил Вадим.

— Возможно, старые вещи. А может, бумаги. В любом случае, камин тоже остался частью легенды. Страшной легенды, — уточнила бабушка.

— Сейчас модно жить в домах с призраками, — усмехнулся Вадим. — Стоит обнародовать эту историю, и цены на квартиры в этом доме взлетят до потолка.

— Кровавая Графиня — не единственный страшный призрак, который обитает в том доме, — уточнила бабушка, — есть и еще.

— О боже… Что еще там может быть? — Вадим поерзал и уселся поудобнее.

— Призраки посовременнее, — бабушка улыбнулась, и он вдруг понял, какой привлекательной была эта женщина в молодости (она до сих пор не потеряла обаяния). — Вот об этой-то истории очень мало кто слыхал. Болтать не очень-то хочется… Но вам я расскажу!

— За что мне такая честь? — улыбнулся в ответ Вадим.

— А потому, — лицо бабушки вдруг стало невероятно серьезным, — что у вас беда. Даже если вы этого пока не понимаете. Все, что связано с этим домом, — беда. Иначе вы бы не пришли ко мне.

— Что вы… почему это… — Вадим вдруг стушевался, как третьеклассник перед строгой учительницей, и (невероятное дело!) даже отвел взгляд.

— С этим домом связано много бед, — повторила бабушка, — у него плохая энергетика. Он словно притягивает горе и преступления. Может, построили его на негативном разломе земной коры — есть и такая теория сейчас. Но я увлекаюсь мистикой, знаю историю и немного умею читать в душах людей. Будь у вас все хорошо, вы бы ко мне не пришли.

— Вы правы, — кивнул Вадим. — Но беда стряслась не лично со мной — с моим другом. Очень неприятная история.

— Кровь и смерть? — бабушка смотрела серьезно.

— Кровь и смерть. Убийства детей.

— Иначе и быть не может, — кивнула она. — Я бы удивилась, если б вы сказали что-то другое. Вы должны быть очень осторожны. Вы и ваш друг.

— Почему я должен быть осторожным? — машинально спросил он.

— Потому что вас уже притягивает этот дом, — пояснила бабушка, — я это вижу. Вы распрашиваете о нем. Это означает, что он уже запустил в вашу душу свои щупальца и держит крепко. Вы должны помнить, что этот интерес — взаимный. Вы интересуетесь домом, но и он уже интересуется вами. И ничего хорошего в этом интересе нет и быть не может…

Странно было слышать такое в самом центре большого современного города. Странно понимать, что это может быть правдой. Словно вдруг опустилось черное облако и все вокруг заслонило. И от этого на душе у Вадима лежала неприятная тяжесть. Тяжесть, которую не так-то просто будет сбросить…

— Эту историю мне рассказала родственница одного из моих бывших мужей, — перевела разговор бабушка, понимая, как подействовали на собеседника ее слова, — так что все это произошло, совершенно точно. Было это в 1941 году.

В этот год, в самом начале войны, в город вошли немцы. Ну, вы знаете, как быстро продвинулись немцы в глубь страны — так же быстро они оказались и в нашем городе. Когда немцы заняли город, сразу начался террор. Еврейское население расстреливали в Дачных Садах за городом — вы знаете об этом. А в доме, о котором мы говорим, были размещены немецкая комендатура и гестапо. Дом находился в центре города, в тихом уютном месте. Напротив — парк. Узников гестапо часто расстреливали и вешали прямо в этом парке, неподалеку, так было удобнее. Так они и соседствовали — гестапо и комендатура. Родственница моего бывшего мужа нанялась на поденную работу уборщицей в комендатуру — нужно было кормить детей, людям приходилось выживать, кто как мог. Многие работали на немцев — другого выхода не было.

На первом этаже здания для немецких офицеров устроили кафе-закусочную — что-то вроде офицерской столовой. Открыла эту забегаловку в комендатуре бывшая бандерша, уголовница по кличке Кривая Верка (действительно кривая на один глаз и довольно уродливая — страшный шрам покрывал всю левую половину ее лица). Шрам Верка получила в тюрьме, где сидела по уголовным делам, — была она воровкой, сводней и бандиткой, а вышла на волю аккурат перед войной.

Поставляя девочек немцам, Кривая Верка снюхалась с офицерами и открыла свою забегаловку. А помогал ей хахаль, такой же бандит с богатым уголовным прошлым, как и она сама.

Неизвестно, знали ли немцы о том, что за прошлое было у Кривой Верки и ее любовника, а может, предпочитали закрывать на это глаза. Фирменным блюдом в Веркином заведении были удивительно сочные и вкусные котлеты из нежнейшего мяса, которые она делала вместе со своим хахалем. Никто не знал, как умудрялась она добывать мясо в оккупации, в разгар войны, когда в городе свирепствовали голод и болезни. Многие были уверены, что немцы, с которыми она снюхалась, помогали ей доставать продукты. А Верка с радостью подтверждала, что так оно и было на самом деле.

Котлеты Верки славились по всему городу, и скоро в закусочную при комендатуре заходили уже не только немецкие офицеры, но и все те, у кого были деньги, — разные проходимцы и спекулянты.

И вот однажды в районе дома стали пропадать дети. Поначалу никто не обращал на это никакого внимания, но потом такие случаи происходили все чаще и чаще. Началось что-то вроде паники. Немцы, разумеется, ничего не расследовали. Какое им было дело до пропавших местных детей! Куда больше их интересовали евреи, коммунисты и партизаны.

А дальше случилось вот что. Крупный немецкий чин, приехавший в город для инспекции, отправился обедать в закусочную Верки, и там подали ему знаменитые сочные котлеты. У немца было плохо с зубами и с пищеварением. Он ел только пищу, разрезанную на очень мелкие кусочки. И вот, разрезав котлету, он обнаружил… человеческий зуб!

Какой тут поднялся вой! Немцы всполошились, бросились обыскивать кухню и после тщательного осмотра нашли… человеческие кости, кости взрослых и детей. Знаменитые свои котлеты Верка и ее хахаль делали из человеческого мяса — из мяса пропавших детей, которых похищала Верка с любовником.

— Матерь Божья… — Вадим не был религиозен, но ему вдруг захотелось перекреститься.

— И все это происходило в этом доме, на первом этаже, — задумчиво протянула бабушка, внимательно наблюдая за реакцией собеседника. Тут трудно было ошибиться: на лице Вадима были написаны ужас и крайнее отвращение.

— Верку и ее любовника немцы, разумеется, тут же расстреляли, — продолжила бабушка свой рассказ, — а затем повесили прямо в парке всех работников кухни. После этого принялись за обслуживающий персонал. Родственнице удалось бежать. Вне себя от пережитого ужаса до конца войны она пряталась в деревне. Закусочную немцы закрыли, но, как ни старались они пресечь лишние разговоры, страшные слухи все-таки поползли по городу. Такой уж этот дом!

— Дом не причем. Это просто люди, — возразил он, — люди делают подобные ужасные вещи.

— Нет, не люди, а само это место! Может, это Кровавая Графиня притягивает таких, как она сама?

— Но котлеты из человечьего мяса — это уже слишком!

— Кто знает — может, она делала кое-что и похуже, — заметила бабушка. — Многое потеряно и забыто в этой давней истории.

— Кого же немцы повесили в парке? — Вадим вдруг вспомнил барельеф с повешенной женщиной: с этого ведь начался их разговор.

— Нескольких женщин, работавших на кухне, — сказала бабушка, — а вообще немцы многих вешали — в парке почти на каждом дереве висел труп. Говорят, это было страшное зрелище…

Вадим вышел из кафе в каком-то странном отупении. Он был благодарен судьбе, устроившей эту встречу, но то, что он выяснил, было ужасно.

Ему вдруг стало казаться, что было бы лучше, если бы он не знал всего этого. Так думал он на обратном пути, торопясь к Джин.