«В „Горячие Ключи“ я приехала под вечер — немного не рассчитала время. Я заблудилась по дороге. Это только в рекламе и в официальных документах звучало так громко: „Пансионат с повышенным комфортом для пожилых людей „Горячие Ключи““. На самом деле, это был обыкновенный дом престарелых со всеми атрибутами подобного заведения. Единственная разница заключалась в том, что он был частным.

Горячие Ключи — небольшое местечко с красивыми пейзажами и небольшим леском за асфальтированной дорогой, ведущей из города, да и только. Когда-то давным-давно, может, еще во времена Киевской Руси, в этом месте били источники, которые считались целебными. Вода в них всегда была горячей. От этого и пошла слава местечка. Так назвали и поселок поблизости. Но потом источники высохли, а вот деревню поздно было переименовывать. Так и остались на карте Горячие Ключи, хотя ближайшие целебные источники были за много километров отсюда.

Я сбилась с пути по собственной вине. Так и не научившись пользоваться навигатором, я заблудилась, затем забуксовала на размякшей дороге за каким-то странного вида вонючим болотцем. Когда же сообразила, что нужно возвращаться к повороту, который я пропустила, и выбираться на грунтовку, время ушло. Я катастрофически не поспевала к условленному времени.

Настроение мое сильно испортилось. Мне не хотелось показывать себя безответственным, необязательным, склонным к хроническим опозданиям человеком в первый же рабочий день. Но делать нечего — оставалось смириться с тем, что уже произошло. Скрепя сердце я поехала — уже в правильном направлении.

Административное здание пансионата „Горячие Ключи“ было расположено в глубине уютного ухоженного и довольно обширного сада. Я обратила внимание на обилие засаженных цветами клумб и подумала, что здесь не так уж плохо. Сад был ярко освещен в ночное время, и я заметила, что среди цветов почему-то преобладают только черно-белые краски. Когда-то давно я увлекалась садоводством и не могла не увидеть, что некоторые из этих цветов довольно редкие.

Административное здание представляло собой каменный двухэтажный корпус. Как я поняла, в нем также жили сотрудники учреждения. Корпуса, где находились пациенты, были расположены в глубине сада, за этим каменным корпусом. Я различила два одноэтажных строения, выкрашенных белой краской. Мне они показались похожими на бараки.

В двух окнах административного корпуса горел яркий свет. Они были расположены на первом этаже и отбрасывали яркий отблеск на пышную клумбу с темными, почти черными розами. У роз не было аромата, и это сразу показалось мне странным. Вообще, во всем этом саду, полном цветов, не было никаких цветочных запахов, а, наоборот, пахло хлоркой. Уже много позже я узнала, что все цветы садовник обрызгивал специальным химическим составом, уничтожающим аромат. Делалось это для того, чтобы нагнать на пациентов тяжелую депрессию (мол, они не могут даже ощущать аромат цветов) и подавить волю к жизни. В „Горячих Ключах“ все было продумано до мелочей.

Но все это я узнала только потом, а пока окружающая обстановка просто казалась мне странной. Припарковавшись на гостевой стоянке за пределами пансионата, я отправилась пешком через сад, размышляя обо всех странностях, которые видела по дороге.

Я нажала кнопку звонка на бронированной двери. Почти сразу передо мной выросла высокая женщина средних лет с непроницаемым лицом, одетая в медицинскую форму. Я представилась, сказала, что я новая массажистка, и назвала свое имя. Она испытывающе взглянула на меня.

— Вы опоздали, — в конце моей сбивчивой тирады она уже смотрела на меня так, что я готова была провалиться сквозь землю.

— Да. Извините. Я прошу прощения. Сбилась с дороги… Перепутала поворот. Я хотела позвонить, предупредить, но у меня разрядился телефон. Я понимаю, что это плохо, но я исправлюсь, — я несла что-то несусветное, сама не понимая всю бессмысленность своих оправданий. Любой нормальный человек догадался бы, что я смущена и взволнована, но только не эта каменная медсестра.

— Главврач уже отправился на покой, — она произнесла эту странную фразу так напыщенно, что я просто не знала, как на нее реагировать, — и я не буду беспокоить его ради вас. Входите. Я вас размещу, а с главным врачом вы встретитесь завтра утром. И помните: наш рабочий день начинается в шесть утра!

Медсестра посторонилась, пропуская меня внутрь. Мы повернули направо и пошли по коридору первого этажа. На одной из дверей я разглядела надпись „Главный врач“. И вдруг поняла, что окна именно этого кабинета были освещены так ярко! В кабинете главврача явно кто-то был. Почему же медсестра не захотела проводить меня к нему?

Я собралась было спросить, но медсестра даже не оборачивалась ко мне. А можно ли говорить с каменной стеной? Мне вдруг страшно захотелось уехать. Я почти физически ощутила ледяные мурашки, бегающие по моей коже. Но было поздно — я уже подписала контракт. Разорви я этот контракт, с меня потребовали бы большую неустойку, и я была бы обязана ее оплатить. Моя же финансовая ситуация была такова, что я считала каждую копейку. А ведь недавно я так радовалась, что получила эту работу!

Мы повернули на лестницу и поднялись на второй этаж.

Коридор второго этажа выглядел мрачно. Сверху донизу он был выкрашен темно-серой краской. По обеим сторонам расположились одинаковые темно-синие двери с номерами. В коридоре было тихо, как в морге. Не слышалось ни единого звука.

Я поняла, что это жилые комнаты сотрудников. Но тогда почему такая тишина? Неужели никто не разговаривает, не смотрит телевизор, не слушает музыку? В какое странное место я попала!

Шли мы недолго. Остановились возле третьей двери справа с номером 14. Медсестра открыла ее ключом.

— Входите. Это ваша комната.

Монашеская келья показалась бы более роскошной, чем эта комната. Это было узкое, вытянутое в длину помещение с единственным окном. Слева от двери стояла простая железная кровать, как в больнице. Возле окна — старый письменный стол, напротив кровати — узкий шкаф. Больше ничего не было.

— Туалет, умывальники и душевые в конце коридора. Они общие, — пояснила медсестра.

Я машинально протянула руку.

— Можно ключ?

— Ключ вам не положено, — отрезала она. — Ключи от комнат сотрудников находятся у руководства.

— Но тут будут находиться мои личные вещи… Деньги, в конце концов, — растерялась я.

— У нас не воруют. Здесь закрытая территория и очень строгие порядки. Никто, кроме вас, в вашу комнату не войдет.

Было ясно, что ключ я не получу. Я не знала, что и думать. Это поставило меня в тупик. Я почувствовала, как в сердце заползают липкие змеи страха. Медсестра тем временем достала какую-то бумагу и протянула мне.

— Подпишите. Это стандартная форма для всех сотрудников.

— Что это такое? — Я взяла бумагу.

— Расписка о неразглашении. О том, что вы обязуетесь хранить в тайне все, что увидите за этими стенами, и готовы понести уголовную ответственность, если расскажете кому-нибудь об этом.

— Как у вас все серьезно! — Я все еще пыталась перевести весь этот ужас в шутку.

— А также ваше обязательство на все время работы здесь не пользоваться интернетом и мобильным телефоном, не посещать свои страницы в соцсетях, ни с кем там не переписываться и не выкладывать никакие фото.

— Но простите… — я едва не онемела. — Как я буду общаться со своими родными? Как я им скажу, что у меня все в порядке?

— Два раза в неделю вам будет разрешено позвонить из административного корпуса по городскому телефону. Разговаривать, разумеется, вы будете в присутствии сотрудника нашей администрации.

— Это тюрьма какая-то! — не могла не возмутиться я. — Да и там режим легче!

— Сожалею, но таковы правила. У нас строгие порядки. Они общие для всех — и для вас, и для меня. Вспомните о вашей зарплате. Такие деньги не платят просто так.

Это было правдой. Такие деньги не получали даже в Европе. Моя зарплата могла вытащить мою семью из долговой финансовой пропасти, спасти квартиру от хищного банка, которому нужно было отдавать долг…

Я вспомнила об этом и скрепя сердце подписала бумагу.

— Когда я смогу увидеть моих пациентов? Завтра? — спросила я, возвращая бумагу медсестре.

— Не пациентов. У вас будет всего одна пациентка.

— Но, простите…

— Остальным нашим пациентам массаж не положен. Но у нас есть вип-палаты, в которых вип-пациенты могут получить эксклюзивные услуги, согласованные с администрацией. Наша пациентка попросила заказать ей массаж.

— Наверное, у нее богатые родственники, — предположила я.

— Нет. Она одинока, но ее содержание оплачивает один фонд — в качестве благотворительного взноса. И, как вы понимаете, ваше пребывание зависит от того, как долго она пожелает продолжать сеансы массажа. Пока ваши услуги оплачены на два месяца вперед.

Мое настроение упало ниже плинтуса. Всего два месяца! Я рассчитывала хотя бы на полгода! Но два месяца тоже неплохо. А потому я постаралась спокойно переварить эту информацию.

— Как зовут мою пациентку? — спросила я, чтобы что-то сказать.

— Ее зовут Лидия. Просто Лидия. Фамилия вам не к чему. И помните: наш рабочий день начинается в шесть утра, а, значит, вы не имеете права позже этого времени находиться в постели.

С этими словами она ушла. Я в отчаянии села на кровать. Пружины просели подо мной с тошнотворным скрипом. Тусклая лампочка под потолком почти не освещала комнату. Мне сделалось страшно тоскливо. Господи, что же я наделала?

Я решила выйти в сад и немного глотнуть свежего воздуха. Быстро выбежала из комнаты и через несколько минут уже шла по саду. Ноги сами понесли меня к баракам, где, по всей видимости, находились пациенты.

Недолго думая, я вошла в один из них и оказалась в мрачном коридоре. В ноздри ударила страшная вонь. Это были жуткие запахи рвотных масс, человеческих испражнений, немытого тела — словом, вся та ужасающая вонь, которая существует только в местах большого скопления пожилых людей.

Я уже собралась пойти вдоль коридора, как вдруг… Нет, это был не крик! Это был вой, полный такого ужаса и боли, что у меня подкосились ноги. Страшный вой, а затем (о боги, защитите меня!) звуки ударов. Наконец вой стих. Я застыла на месте, не зная, что делать дальше.

Неожидано отворилась ближайшая дверь, и оттуда вышли два здоровенных амбала. Это были молодые парни лет двадцати пяти от роду, высоченные, в зеленых прорезиненных комбинезонах. Руки одного из них были окровавлены, у другого я заметила толстую деревянную палку. Разумеется, они тут же наткнулись на меня и застыли от удивления.

Первым очнулся тот, который с палкой. Похлопывая дубинкой по руке, он двинулся ко мне с угрожающим видом:

— Кто ты такая? Как ты сюда попала?

— Я… новая массажистка… — я попятилась к двери, мой голос дрожал, — сегодня приехала…

— Щас мы тебе устроим массаж! — к нему присоединился второй.

В этот момент входная дверь отворилась, и на пороге возникла каменная медсестра.

— Он согласился? — властно спросила она у амбалов.

При виде меня глаза ее округлились. Она ухватилась за мой локоть и быстро вывела из барака. Всю дорогу медсестра вычитывала меня, напоминая о том, что по территории пансионата запрещено расхаживать в ночное время, запрещено посещать корпуса пациентов, и что если я еще раз посмею нарушить этот запрет, меня вышвырнут отсюда без оплаты.

Я была в ужасе и что-то едва блеяла в свое оправдание. Вернувшись в свою комнату, я забралась с ногами на кровать и твердо решила заявить завтра утром главврачу, что уезжаю. Пусть будет неустойка! Пусть будет то, что будет. Оставаться здесь я не могла.

Но на следующее утро я не встретилась с главврачом. Ровно в шесть утра раздался такой пронзительный сигнал побудки, что я буквально подскочила на кровати. Затем поспешила в ванную — здесь было довольно комфортно, но, как и везде, в нем страшно воняло хлоркой.

Потом, смешавшись с толпой сотрудников, я очутилась в общей столовой для персонала. К моему удивлению, люди, работавшие в „Горячих Ключах“, выглядели совершенно нормальными и обычными. Они шутили, переговаривались. Тех двух ночных амбалов среди них не было.

Абсолютно обычные сотрудники, как в любой обыкновенной больнице! После ночного ужаса мне не хотелось знакомиться ни с кем, поэтому я молча забилась в угол.

Завтрак был обильным и вкусным. На выбор предлагались омлет с грибами, овсянка с фруктами, блинчики с повидлом, разные виды салатов и выпечки, сметанный пирог. Плюс чай, кофе или какао. Столовая работала по фуршетной системе. Можно было брать, что хочешь и сколько хочешь. Я взяла омлет, салат и кофе, но была в таком нервном напряжении, что мне казалось, будто жую бумагу.

После завтрака передо мной выросла каменная медсестра и заявила, что я должна идти к своей пациентке.

Оказалось, что за административным зданием был еще один двухэтажный каменный дом — админкорпус скрывал его. Именно в нем располагались помещения вип-пациентов.

Меня провели в комнату на втором этаже. К моему удивлению, она оказалась большой и очень комфортной, обставленной старинной роскошной мебелью.

— Мы разрешаем нашим вип-пациетам держать у себя личную мебель и вещи, — пояснила каменная медсестра, видя мой недоуменный взгляд.

Я поняла, что у обычных пациентов все это попросту отбирают, а потом либо оставляют себе, либо распродают.

В постели лежала миловидная пожилая женщина. Ее седые, совсем белые волосы были собраны в тугой пучок на затылке, как у школьной учительницы. Меня поразили ее проницательные и настороженные серые глаза. Старушка рассматривала меня в упор.

Медсестра представила меня пациентке, сказала, что я в ее распоряжении целый день и что я буду делать массаж, а также заниматься с ней лечебной гимнастикой.

Медсестра ушла, дверь за ней захлопнулась.

— Слава богу! — вдруг с каким-то странным облегчением выдохнула моя пациентка. — Слава богу, что вы приехали! Новое лицо. Теперь вы вытащите меня из этого ада!

Я просто онемела.

Подойдя поближе, присела на стул рядом с кроватью, не зная, что сказать. Но говорить ничего не требовалось. Пожилая женщина потянулась ко мне и доверительно прошептала:

— Вы разыщете моих родственников, моих настоящих родственников, скажете им, что меня хотят убить, и вытащите меня из этого ада!..»

* * *

«Анита опоздала на полчаса. Это была наша четвертая встреча, и я была твердо уверена, что и на этот раз она придет так же вовремя, как всегда приходила. Но Анита все не шла. И я сидела в этом сортире, с трудом вынося жуткую вонь — в туалетах для пациентов очень редко убирали.

Я провела почти три недели в „Горячих Ключах“ и досконально изучила расположение видеокамер. С помощью Аниты, разумеется. Без нее я не сделала бы здесь и двух шагов. Наша симпатия зародилась в тот самый момент, когда я во второй раз вышла из кабинета главврача и, пытаясь собраться с мыслями, прислонилась к стенке, закрыв от нервного напряжения глаза.

Именно тогда я почувствовала теплую руку на своем плече, и ласковый голос твердо произнес:

— Успокойтесь. Не произошло ничего страшного. То, что вы услышали, он говорит всем. Здесь принято запугивать.

Я подняла глаза и увидела миловидную темноволосую девушку-медсестру из физиотерапевтического отделения. Я постоянно возила Лидию на физиопроцедуры, и эта медсестра была единственной, кто всегда помогал мне затащить по ступенькам инвалидную коляску. Она была явно умнее и приветливее других медсестер. Все прочие ходили с каменными мордами, подражая старшей медсестре — той самой, которая встретила меня в первый вечер моего приезда, — и тихо меня ненавидели. Уже через пару дней пребывания в „Горячих Ключах“ я поняла, что вызываю бешеную ненависть у всего медицинского персонала. Мне завидовали, что я обслуживаю только одну пациентку, а получаю так же, как и все остальные, которые отвечают за всех пациентов пансионата. Итак, эта девушка (ее звали Анита, я сразу запомнила это имя) была единственной, кто относился ко мне хорошо — в отличие от всех остальных.

— Вы ведете себя так свободно! — проговорила я с удивлением.

— Возле кабинета главврача нет камер, — улыбнулась она. — Никто не смеет записывать лица тех, кто входит в эти двери.

— Вы имеете в виду родственников пациентов? — догадалась я.

— Их — и не только их. Вы понимаете, о чем я.

Я понимала. Привилегированный дом для престарелых, частный пансионат „Горячие Ключи“ был чем-то вроде концлагеря, в котором избавлялись от нежелательных пожилых родственников очень богатые люди, а также те, кто охотился за квартирами одиноких стариков и хотел как можно скорее их получить.

Злые и страшные люди помещали стариков в этот приют, отстегивали хороший процент главврачу, а спустя какое-то время получали вожделенную квартиру. Все делалось очень тихо, без шума и так обыденно-спокойно, что доказать что-либо было попросту невозможно. В пансионате была очень серьезная военизированная охрана, из числа отморозков, прошедших „горячие точки“. Именно с такими охранниками я и столкнулась в первую ночь после своего приезда.

Из кабинета главврача я вышла в расстроенных чувствах. Он вычитывал меня за нарушение режима и угрожал.

— Хотите, встретимся ночью и поговорим? Я давно за вами наблюдаю! Вы не похожи на всех остальных.

— Очень хочу! — аж всколыхнулась я. — Мне так много нужно узнать…

— Мне очень нравится, как вы относитесь к Лидии, — девушка вдруг стала очень серьезной. — Знаете, ей угрожает опасность, но я не могу понять почему. Она абсолютно одинока. Квартиры у нее нет. Но, по всей видимости, от нее что-то хотят получить, но что — я не знаю. Вы заметили, как ухудшается ее состояние? Ей колют опасные психотропные препараты. Однажды ее дыхание остановится — и все…

— Что вы знаете об этой Лидии? — спросила я.

— Немного. Давайте встретимся и поговорим. Ночью, в туалете барака второго корпуса. Там нет камер, и вдоль стены дома вы тихонько сможете туда вбежать, если выйдете не через главный вход, а через заднюю дверь. Но мы должны будем убраться оттуда до трех часов ночи.

— Почему? — удивилась я.

— В три часа на территорию выпускают сторожевых псов. Им лучше не попадаться.

— Матерь Божья! — меня аж передернуло.

Я уже знала про охранников, знала про электрический ток, который пускают по проволоке поверх забора. Но сторожевые псы… Это место действительно напоминало самый настоящий концлагерь.

С тех пор мы встречались с Анитой три раза, и я узнала еще больше об этом ужасающем месте. Историю жизни Лидии Анита не знала. Но я поняла, что Анита хочет бежать и пытается использовать меня как помощницу. Я согласилась ей помочь, если она достанет мне историю болезни Лидии. У Аниты был доступ к сейфу в кабинете по соседству с кабинетом главврача. В этом сейфе хранились наркотические препараты. Как старшая медсестра физиотерапевтического отделения, Анита имела к ним доступ. А истории болезней пациентов хранились в стеклянном шкафу, рядом с сейфом.

Анита опоздала на полчаса. Я задыхалась от невыносимой вони.

— Нам надо быть осторожнее, — она была бледна как смерть, — у меня такое чувство, что за мной следят.

— Тебе удалось? — не утерпела я.

— Шкаф открыть удалось, но… — Анита сделала паузу, — но среди всех пациенток нет никого по имени Лидия. Ее зовут иначе. Я не знаю, как именно, она засекречена. Я не нашла никакой подходящей истории болезни. Просто не понимаю, что это все значит».