Ярко-изумрудная лужайка перед домом Самира Баракзаева слепила глаза. Вадим остановился напротив этого зеленого круга. Ужасающая правда сияла перед ним во всей красе. Вадиму чудился силуэт женщины — женщины, забыть которую ему не суждено никогда.

Он вышел из лифта на нужном этаже, не думал, что так просто будет пройти пост охраны (все-таки Баракзаев жил в элитной многоэтажке, но гостя никто даже не остановил). Баракзаев выглядел еще бледнее, чем обычно. В глаза бросались его волосы, забраные назад, высохшие острые скулы. Вадим вдруг понял, что этот человек смертельно устал.

Да, это был старый утомленный человек, раненый зверь. Его имя наводило страх и стало легендой, но теперь Баракзаев выглядел призраком из собственного прошлого, собственной тенью, и это было ужасное превращение.

При его появлении Баракзаев распахнул дверь.

— Входите. Я ждал вас.

Вадим решительно переступил порог.

— Где она? — его голос дрогнул.

— Потом. Нам надо поговорить.

— Она в безопасности?

— Вы это серьезно?!

Квартира Баракзаева (огромные, на весь этаж покои) поражала роскошью, но Вадиму было сейчас не до этого.

В холле бил хрустальный фонтан. Он должен был дарить ощущение расслабленности и прохлады, но вместо этого звук текущей воды внушал невыносимое чувство печали.

— Где ваша охрана? — спросил Вадим.

— Отпустил… Я знал, что вы придете. Я жду вас уже двое суток. Думал, вы догадаетесь раньше.

— Я только вчера узнал…

— Знаю, — Баракзаев снова перебил Вадима, но не от хамства, а от усталости. — Мне Мерцалов вчера звонил.

— Редкостный шкурник, — Вадим хмыкнул. — Зачем вы купили эту картину? Для нее?

— А как вы думаете? — в голосе Баракзаева звучала глубокая печаль.

— В наказание, — возразил Вадим. — Вы купили эту картину, чтобы наказать себя. — И, немного подумав, добавил: — Мне очень жаль!

Баракзаев провел гостя в кабинет, отделанный кожей, деревом и позолотой. Здесь была приятная полутень, которая сглаживала острые черты лица хозяина и скрывала невыносимую печаль в его глазах. В этом кабинете Самир Баракзаев казался тенью. Вадиму вдруг подумалось, что этот человек столько времени прожил в царстве теней, что вполне мог сойти с ума.

— Зеленый цвет, — сказал Вадим. — Я догадался по рисункам, когда увидел картину. Картина Якова Мерцалова. Ее рисунки. Драгоценные воспоминания.

— Она любила эту лужайку перед домом, — кивнул Баракзаев, — зеленую лужайку. До того момента, пока зеленый цвет не стал для нее адом.

Баракзаев усадил гостя в кожаное кресло и, не спрашивая, налил виски, пододвинул стакан. Это было кстати. Вадим выпил обжигающую жидкость залпом.

— Мы поговорим, — сказал Баракзаев, уставясь куда-то в стену, — мы поговорим, а потом вы позвоните своему другу Артему Ситникову. Я дам официальные показания.

— Что же вы делаете! — Вадим всплеснул руками. — Зачем?! Может, лучше увезти ее, спрятать?!

— Замолчите! Я не собираюсь никого никому отдавать. Я сделаю то, что должен сделать. Я виноват.

— В чем?

— Я расскажу вам все.

— Назовите ее имя.

— Евгения. Это ее настоящее имя.

— Евгения Мерцалова, — уточнил Вадим, и Самир Баракзаев кивнул. — Тогда почему она называла себя Джин?

— Я не знаю, — сказал Баракзаев, — она не пила, когда была моей женой… Да, а как вы догадались, что она была моей женой?

— По ее рисунку и по вашей реакции на рисунок, — ответил Вадим.

— Все верно, — Баракзаев кивнул. — А знаете, зачем я приходил к вам? Узнать, не нашел ли ваш друг Ситников мою жену. Я ведь знаю историю ее семьи. И знаю, чем она больна. Но потом… потом я нашел ее сам.

— Вы искали Джин, потому что ей принадлежит дом в Покровском переулке? — прямо спросил Вадим.

— Дом принадлежит мне, — Баракзаев печально покачал головой. — Она передала его мне в наши лучшие годы: она не могла о нем даже говорить. Я не знаю, зачем она вернулась туда.

— У нее был выбор, — сказал Вадим. — Она могла пройти мимо — или войти в свою красную комнату. И она сделала свой выбор.

— Я виноват, — Баракзаев отвел глаза. — Я знал, что она больна, но думал, что это пройдет.

— Вы знали, на ком женились?

— Конечно, знал. Мне было даже интересно. Экзотика! Я ведь женился без особой любви. Большую роль сыграло то, что Евгения была потомком Кровавой Графини. Мне было интересно. И я потом очень плохо относился к жене.

— Евгения Устинова — Кровавая Графиня. София Устинова — дочь Кровавой Графини, — начал перечислять Вадим. — Вы поправьте меня, если что-то не так: я хочу разобраться. Яков Мерцалов — отец двоих детей Софии. Анастасия Мерцалова убита матерью. Мария Мерцалова попала в детский дом. Мария Мерцалова и была бабушкой Джин. Евгения Мерцалова была родной внучкой Марии. После смерти своей матери она унаследовала дом в Покровском переулке. И вышла за вас замуж.

— Все верно, — кивнул Баракзаев. — К Джин по наследству перешло психическое заболевание, оно передается только по женской линии. Вот ее и тянуло в старый дом.

— Что ускорило болезнь? — спросил Вадим, хотя и так знал ответ.

— Смерть сына, — отвел глаза Баракзаев, — нашего сына.

— Джин убила его?

— Нет. Это был несчастный случай. Но он… Давайте я попробую объяснить. Я души не чаял в мальчишке! Он был моим сердцем. И я совсем не любил его мать. У Евгении был сложный характер. Я не понимал ее. Почти сразу после свадьбы мы начали ссориться. Я думал, что рождение ребенка сгладит острые углы, но все стало только хуже. Я плохо обращался с ней. Откровенно изменял. Бил. Мне хотелось растоптать ее, уничтожить, унизить. Потому что она была выше меня… Понимаете, она сильно страдала. Я знал, что она страдает, и это доставляло мне удовольствие. Сын был ее единственной отдушиной. Она жила ради него. А потом…

Баракзаев сделал паузу, и эта пауза была страшнее самого громкого крика.

— Никто его не убивал, — голос Баракзаева дрожал, — он просто заигрался. Окно было открыто. Шестой этаж. Лето. Он вылез на подоконник. Няня не доглядела, и он сам выпал из окна, на ту самую зеленую лужайку перед домом, которую так любила моя жена… После этого Евгения сошла с ума. У нее остро проявились признаки наследственного заболевания. Я хотел поместить ее в клинику, но она сбежала. Я искал ее, но не нашел. А потом прекратил поиски. Мне хотелось думать, что Евгения покончила с собой, умерла. Так было бы лучше для всех.

— Когда вы поняли, что она все-таки жива?

— Вы сами знаете когда…

— И вы ее не остановили? Ничего не сделали?

— А что я должен был сделать? — Баракзаев повысил голос. — Как вы не поймете, что я чувствовал свою вину! Я виноват перед ней! Именно из-за моего скотского отношения к ней Евгения помешалась на ребенке! Мы могли пережить эту трагедию вместе, но так не случилось. И я один был в этом виноват.

— Какая разница, кто виноват! — мрачно заметил Вадим.

— Вы правы, — неожиданно согласился Баракзаев, — теперь это не имеет никакого значения.

— Именно поэтому вы искали ее? Вы хотели все это прекратить? — догадался Вадим.

— Возможно, — отозвался Баракзаев, — а может, и по другой причине. Чтобы попросить прощения. Я не хотел, чтобы все было так, как есть…

Вадим понял, что имел в виду этот человек, но никак не мог выговорить. Он хотел извиниться за свою опустошенность и пресыщенность. Вадим знал это. Он сам был таким. Баракзаев читал по его глазам.

— Вы меня понимаете!

Вадим понимал. Хорошо, что он сам не женился. Возможно, его жена повторила бы горькую супружескую долю Джин — и всех тех, на ком женились без любви.

— Позвоните вашему другу, — сказал Баракзаев, — нам с вами больше говорить не о чем.

— Что будет с домом? — спросил Вадим.

— Дом снесут. Я продал его.

— Из-за красной комнаты!

— Красной комнаты больше не должно существовать на земле.

— Но она будет существовать! Она всегда будет существовать, потому что… — Вадим запнулся. — Эта комната… она в каждом из нас, в каждом человеке… Вы понимаете? В каждом, кто вот так выбирает людей в пустоте… и вся эта пустота вокруг…

— Я хорошо понимаю, — Баракзаев кивнул. — Мы с вами ничего не изменим. Это не от нас зависит. Мир другой. Люди пусты внутри. Души у них нет. И нас самих в мире тоже нет…

Вадим замолчал. Все, что осталось за гранью этих слов, должно остаться там навсегда.

— Звоните следователю.

Голос Баракзаева был безжизненным и тусклым. Вадим подумал, что навсегда запомнит его таким.

* * *

Артем примчался через полчаса — взмыленный и нетерпеливый. Все это время Баракзаев и Вадим хранили молчание — им больше не о чем было говорить. Оба уже сказали все, что хотели. Но это молчание было воздухом, который наполнял их грудь живительной силой.

— Я хочу дать признательные показания по всем эпизодам, — сказал Самир Баракзаев, — пишите. Я подпишу все.

— По каким эпизодам? — не сразу понял Артем.

— Убийства детей, — сказал Баракзаев, — все они покупали одежду в моем магазине. Я их видел, я их выслеживал и убивал.

— Зачем вы это делали? — ошеломленно спросил Артем.

— Я сумасшедший, — в голосе Баракзаева зазвучала очень тонкая ирония. Если бы Вадим не знал правды, то никогда не понял бы, о чем тот говорит. — Я не контролировал себя, был невменяемым. Так у вас принято это называть?

— Подождите… — Артем с трудом приходил в себя. — То, что вы говорите… это же очень серьезно!

— Знаю. Поэтому я вас и пригласил.

— Но… — Артем машинально вытащил из своей следовательской папки лист бумаги и ручку, — это же тянет на пожизненное… ваше признание…

— Я знаю, — Баракзаев кивнул, — пишите. Я готов все подписать. Не бойтесь. Смелее!

Артем Ситников медлил.

— Пишите же! — в голосе Баракзаева зазвучали властные нотки.

Артем начал быстро-быстро писать. Баракзаев говорил медленно и раздельно, чтобы следователю было удобнее фиксировать показания.

— Первый эпизод… Я выслеживал ее до самого Соснового Бора. Переодел в платье… Потом парк… Ребенок уборщицы… Пишите… Во всем виноват я. Пишите же…

Артем быстро строчил по бумаге под монотонное бормотание Баракзаева: который перечислял детали, впрочем, довольно скупо.

Время от времени в комнате наступала тишина. Теперь Вадим знал, какой бывает тишина. Она может быть приговором.

— Вот… — Артем поднял глаза, — я записал, но… Но я не думаю, что это надо подписывать, ведь вы…

— Дайте! — с раздражением Баракзаев выхватил протокол и быстро размашисто подписал каждый лист, отшвырнул в сторону ручку и сказал: — Теперь все.

— Я должен оперативную группу вызвать…

Казалось, Артем превратился в школьника, в маленького мальчика, который боится большого взрослого дядю. Харизма Баракзаева была очень сильной, и Вадим понимал, почему это произошло.

— Вызывайте! — Баракзаев сунул следователю подписанные листы, и Артем быстро спрятал их в папку.

— Я не верю, что вы это сделали! — Артем смотрел ему прямо в глаза. — Не верю ни на грош!

— Ваше право так думать, — Баракзаев устало передернул плечами, — но это сделал я.

Снова наступило молчание. Баракзаев резко встал с места.

— У меня есть одна вещь… она принадлежала первой убитой девочке. Сейчас принесу.

— Я с вами… — нерешительно начал было Артем.

— Сиди! — резко одернул его Вадим.

Баракзаев вышел.

— А если он сбежит? — Артем занервничал. — Я должен проследить…

— Да сядь ты, ради бога! — голос Вадима сорвался.

Выстрел прорезал тишину оглушительным громом. Судя по звуку, стреляли рядом. Вадим и Артем сорвались с места.

В соседней комнате, смежной с кабинетом, скрючившись лежал на полу Самир Баракзаев, все еще сжимая в руке пистолет. Красный цветок у него на лбу расплывался все шире и шире, и капли крови стекали на пол.

— Ты знал, что он это сделает! — Артем раздраженно повернулся к Вадиму. — Знал, что застрелится, и ничего мне не сказал!

— Это лучший для него выход, — сказал Вадим, — не надо было ему мешать.

— Кто тогда убил этих детей? — Артем резко обернулся к Вадиму. — Ты считаешь меня идиотом?! Я спрашиваю — кто убил этих детей?! Чью вину Баракзаев взял на себя?

— В глазах публики Баракзаев останется убийцей, — невесело усмехнулся Вадим, — а ты — человеком, который его вычислил.

— Прекрати эти игры! — разъярился Артем.

— Идем!

Вадим повел следователя за собой, с трудом ориентируясь в переплетениях огромной квартиры.

Они остановились перед запертой дверью в конце длинного коридора.

— Здесь, наверное, — сказал Вадим.

Артем вмиг высадил дверь плечом. Они оказались в спальне, обставленной мебелью в черных тонах. Джин лежала на постели, вытянув руки вдоль тела. На ней была шифоновая рубашка снежно-белого цвета с кружевами, похожая на подвенечное платье. Лицо Джин было спокойным. Казалось, она спит. Щеки были бледны, а на губах играла легкая полуулыбка. Со стороны она выглядела молодой девушкой, которой снится красивый букет цветов.

— Боже! — прошептал Артем, не решаясь подойти к постели.

Вадим сделал шаг вперед, вынул из кармана плюшевого мишку — любимую игрушку ее покойного сына — и аккуратно вложил ей в руку. Пальцы Джин окостенели. Она была мертва довольно давно.

— Почему он ее убил? — спросил Артем. — Вероятно, он дал ей яд.

— Да, наверное, яд, — тихо сказал Вадим. — Она не мучилась. Посмотри, как спокойно она спит.

— Зачем? — Артем никак не мог понять. — Зачем?

— Она была его женой, — пояснил Вадим, — их сын умер. После этого… с ней было не все в порядке. А вот так лучше для всех.

Артем отступил на несколько шагов. Брачное ложе смерти, вступившей в свои законные права, пугало его.

— Это она убивала детей? — спросил Артем.

— Она, — кивнул Вадим.

— Как ты догадался?

— По зеленому цвету. Волосы, картина, лужайка… История с ребенком Баракзаева… Как пазл. Я сложил все это в одно целое, и вот что получилось…

— Уйдем отсюда! — Артем решительно потащил Вадима к двери. — Не могу больше все это видеть!

Вадим знал, что этого зрелища они не забудут уже никогда.

Потом они ждали приезда оперативной группы в том самом кабинете. Теперь он казался невероятно пустым.

— Ловко ты догадался, что она жена Баракзаева, — проговорил Артем, — и что по этой причине она купила фальшивые документы. Но как ты понял, что она убийца?

— Я посмотрел запись видеокамеры в своем офисе, и увидел, как Джин методично, целенаправленно уничтожает собственный чертеж, — пояснил Вадим. — Мы были уверены, что все камеры отключены, но я попросил проверить. Оказалось, все, кроме одной, поэтому запись сохранилась. Я увидел, что чертеж уничтожила сама Джин, и тогда понял, что она психически больна — больна очень серьезно.

— А больница? Раны, удушение, повешение?

— Это сделала она сама. Ты помнишь, что писал в своем дневнике Яков Мерцалов? Перед приближением депрессии психически больной человек испытывает страшное чувство вины и пытается себя наказать. Он сам наносит себе увечья, словно заранее карает себя за то, что скоро причинит вред кому-то другому. И Джин все это проделывала. Болезнь усугублялась. Похоже, что-то сильно ускорило наступление этой страшной депрессии. И у меня есть одна догадка…

* * *

Ноутбук Джин стоял на столе в красной комнате. Компьютерщик склонился над ним.

— Я восстановил все закладки. Она все время заходила на один сайт. Это сайт знакомств — знаете, бесплатные грязные знакомства, где сидят нищеброды и деревенские дуры. — Компьютерщик открыл страничку и подтвердил свои слова наглядной демонстрацией. — Она все время открывала одну и ту же анкету. Видите? Некий Вячеслав. Все время только эту анкету, тысячи раз.

— Ты хочешь сказать, что она часами сидела и смотрела на эту анкету? — поразился Вадим.

— Точно! Как ненормальная. Это просто безумие! Удивительно, как она не сошла с ума!

Это и был «ускоритель» депрессии. Сайт знакомств, случайное знакомство, мужчина, который с легкостью ее предал. Возможно, просто воспользовался ею…

Вадим проглотил горький комок.

* * *

Молодцеватый мужичок лет сорока лихо прогарцевал через вращающиеся двери офисного центра и направился к допотопной «девятке», припаркованной неподалеку. Но отъехать «девятка» не успела: путь ей преградил мощный черный джип…

Вадим с брезгливостью отметил, что мужичонка хлипок и труслив, а потому не церемонился. Тот мигом рассказал все, то и дело бросая вороватые взгляды на грозного Вадима.

— Ну да, мы встречались, недолго, месяц, наверное, — мужичонка затрясся, увидев фотографию Джин, — но она психованная была какая-то. Не такая, как все. Настроение у нее менялось тысячу раз в день. Все картинки рисовала странные. Требования у нее дурацкие были — чтоб я анкету с сайта знакомств удалил… Все было — нежность там всякую, заботу ей подавай. Не такая она была, как все! Я ей сразу сказал, что мне простую бабу надо, чтоб потрахаться время от времени, и все такое. А она уцепилась за меня… Ну, я сначала пытался ей подыгрывать, любимой называл, в любви клялся и все такое. А потом надоело…

— Что ты сделал? — Вадим, впрочем, знал ответ.

— Ну, снова на сайт знакомств вернулся. А что тут такого? Сейчас все на сайтах сидят, и никто не парится по этому поводу! Серьезные отношения никому не нужны. Зачем с одной бабой отношения, когда каждый день десять новых можно найти? Зачем на одной заморачиваться? Время сейчас другое. А она психовала, как ненормальная! Я ее и заблокировал. Нормальные бабы на такое вообще внимания не обращают, а она больная на всю голову была. И анкету, значит, удали, и верность, значит, ей подавай…

— То есть ты встречался с ней и одновременно висел на сайте? — уточнил Вадим.

— А что тут такого? Сейчас все висят! Время такое, подумаешь! И что с того?

Кулак Вадима описал в воздухе короткую дугу и изо всех сил врезался в хлипкую челюсть мужичонки. Тот кувыркнулся, хрюкнул и остался лежать на асфальте, закатив глаза. Жалкое существо. Тупое и никчемное ничтожество. Хватило одного удара…

Вадим сел в машину. Ему было плевать на собравшихся зевак. Перед его глазами возник образ мертвой женщины с нежной улыбкой на губах.

Вдавив педаль газа в пол, Вадим помчался вперед куда глаза глядят.