— Ну как жених? — с иронией глядя мимо Зины, посмеивался Кац.

— Борис Рафаилович! Лучше не начинайте! — строго сказала она, также с трудом сдерживая смех.

— Ой, раскраснелась красна девица! Прям смотреть любо…

— Ой, а у кого я училась хамить? Щас как отвечу… Мало не покажется! Вы же у меня сами учитель, — уже не сдерживаясь, рассмеялась Крестовская.

— Что, так плох? — засмеялся и Кац. — Ну, смотри, сама себя не обыграй! Барги — богатое семейство. Ты представляешь, сколько зарабатывает хороший ювелир?

— Это такой, по которому тюрьма плачет? — не удержалась Зина.

— Не обязательно. Насколько я знаю Виктора, он никогда не нарушал закон. Вот братик его — та еще шкура. Да и сестричка там та еще была…

— Была? — насторожилась Крестовская, ожидая услышать какую-нибудь жуткую историю.

— Была. Сейчас нет ее в Одессе, — с ходу разочаровал ее Кац. — Уехала крутить лямуры с высоким большевистским начальством… Ох и штучка! Она моложе Виктора, он у них самый старший.

— Сколько же их всего?

— Трое. Виктор, как я сказал, старший, Игорь — средний ребенок в семье и эта Лора — младшая. Во-обще-то она Лариса, но никто и никогда не называл ее так. Только как в Одессе — Лорой. Ох, Лора была избалована с детства. Ну, после смерти матери они ее и упустили. С деньгами там проблем не было никогда. Так что, моя дорогая, лучше тебе присмотреться к Виктору! Стоящая партия.

— Вашими бы устами!.. — хмыкнула Зина, переодеваясь в рабочий халат.

— А теперь, после вкусной конфетки с шоколадной подливкой, будет тебе доля кислого соуса…

— Гнилушки? — догадалась она, имея в виду уличные трупы, которые доставили несколько дней назад. Два из них были в жутком состоянии, и никто не хотел к ним прикасаться.

— Именно, — кивнул Кац, — тут по ним почему-то запрос пришел из органов. Неопознанные трупы. Надо сделать поверхностное вскрытие и все записать. Потом отправим.

— Ну, как всегда, — вздохнула Зина, прекрасно понимая специфику заполнения таких документов.

— И ты будешь все делать без меня, — продолжил «кислую подливку» Кац, — меня срочно вызывает начальство. Что им понадобилось, не знаю, но придется ехать. Так что предстоит тебе повозиться самой.

— Куда уж я денусь, — развела руками Зина.

— Да, и еще. Это не все приятные новости. Наш пожилой молящийся красавец снова не вышел на работу. Снова! Работает буквально раз через раз. Дождется, что я его выгоню!

— Что с ним? Может, с дочерью плохо? Или внуки заболели…

— Как же! Религиозный праздник у него какой-то! И работать ему в этот день запрещается. Особенно к мертвым прикасаться.

— Ох нарвется, — мрачно прокомментировала Крестовская, — его посадят рано или поздно за это мракобесие. Мы, конечно, не настучим. А вот соседи, те могут. Добрых людей в мире хватает…

— Я это ему говорил, и не раз, — вздохнул Кац, — но это старость. В старости люди не меняются и не умеют проявлять гибкость, адаптироваться к новым условиям. Оттого в старости человек становится только хуже, и без вариантов.

— Ага. Если в молодости был дурак, то в старости это будет старый дурак, — хмыкнула Зина.

— Точно — согласился Кац, — и, так как наш старый дурак не вышел на работу, а дежурство твое совпало с его, придется довольствоваться тебе спящим красавцем. Но и тут тебя ждет сюрприз…

— Что еще? — едва не взвыла она.

— Парень-то наш еще не работал с гнилушками, — невесело усмехнулся Борис Рафаилович, — так что в первый раз его ждет такое удовольствие… Неизвестно, как он на него отреагирует. Себя-то помнишь?

Зина помнила. В первый раз, когда она увидела гнилой труп, голова ее закружилась настолько, что она едва не потеряла сознание и вцепилась в стол. К счастью, тогда она стояла напротив Каца и смогла отойти. Это было железное правило: ассистент, второй врач, если присутствует при вскрытии, и санитар, который готовит тело к вскрытию, а затем моет органы, тело, инструменты и стол, стоят всегда напротив патологоанатома, чтобы не сковывать его движения.

Тогда Зине казалось, что она сама умирает. Но потом — через несколько вскрытий — это чувство

прошло. И теперь на ужасное зрелище Крестовская реагировала лишь с точки зрения профессионального интереса.

— За что вы меня так? — театрально закатила она глаза. — Старик в религии, молодой будет в отрубе… А вы в райкоме! Мне самой опять все делать! Почему нельзя взять на работу нормальных людей?

— Потому, что нормальные люди идти работать в морг не хотят! И потом, разве это от нас с тобою зависит? — печально покачал головой Кац. — Моя бы воля, я бы всех тут разогнал, одну тебя оставил. Сделал бы зарплату повыше, и пошли бы люди. Смогли бы выбирать. Вышвырнули бы шваль — алкоголиков и всякий непотреб. Но нет. Ничего не выйдет. А на такой работе, как наша, должны держать деньги. Иначе никто не удержится.

— Мы же как-то удержались, — мрачно сказала Зинаида и тут же пожалела о своих словах, ведь это была неправда. Оба — и она, и Кац — мечтали о лучшем, а в результате оказались здесь.

— Не по своей воле, — печально ответил Борис Рафаилович и резюмировал весь разговор: — В общем, я уехал. Одна надежда на тебя. Очень жду быстрых записанных результатов. И не дави на парня. Сама знаешь.

В прозекторской, как и положено — было холодно. Ярко светили белые лампы. Запах чувствовался особенно остро, и немудрено: на столе уже лежало подготовленное санитаром тело, которое предстояло вскрывать первым. Санитар — молоденький студент — раскладывал инструменты.

Зина подошла к телу и стала надиктовывать для записей протокола осмотра. Санитар моментально побелел. Было видно, что записывает из последних сил. Лицо его перекосилось и стало терять все оттенки цвета — до тех пор, пока не стало белее стен. И было понятно от чего: уж слишком страшно выглядело тело, лежащее перед ними.

Это был человек старше 50 лет. Мужчина. И по цвету сохранившейся кожи Зина определила алкоголика. Пока было непонятно, от чего он умер. Но вся левая половина его тела буквально сгнила. Запах не могли перебить даже медикаменты, которыми его обработали перед вскрытием.

Студент зашатался и затрясся. Буквы, появляющиеся из-под пера, заплясали. Он пытался держаться изо всех сил, но не смог. Когда Зина начала делать первые разрезы, его вдруг скрутило пополам, а из белого лицо стало зеленым.

— Пошел вон отсюда! — дико заорала она, раздраженная всем на свете, а не только бедным студентом или жалким, никому не нужным бродягой, лежащим под ее ножом. Студент, закрыв рот рукой, выполз из прозекторской. Через минуту стало слышно, как в коридоре его рвет.

Зина с досадой бросила скальпель — это означало, что все по протоколу придется записывать самой, уже потом, по памяти, когда она закончит вскрытие. Впрочем, ей это приходилось делать не в первый раз.

Вздохнув, она снова приступила к работе и начала действовать очень быстро — и вдруг задумалась. Судя по первичным признакам, мужчина умер от потери крови. Но что стало причиной?

На целой половине тела ран не было. Даже следов, которые могли бы тянуться к левой половине тела, уже тронутого разложением. Что же произошло?

Голова, лицо, шея были абсолютно не тронуты распадом. Зина стала еще раз осматривать голову и шею — и не поверила своим глазам!

На шее несчастного были две глубокие, рваные раны, параллельные отверстия которых ей уже приходилось видеть! Эти раны были абсолютно идентичны тем самым, что она уже видела на горле трупа, привезенного НКВДшником Асмоловым! Горло мужчины было прокушено, артерия разорвана. Это и стало причиной смерти — артериальное кровотечение, которое нельзя было остановить.

Не веря своим глазам и пребывая в некотором состоянии шока, Зина проверила себя несколько раз. Сомнений не было никаких. Этот человек был укушен кем-то с зубами волка, укушен в горло с такой силой, что зубы перекусили артерию! Абсолютно идентичный труп!..

Она даже воспрянула духом от настолько странного открытия. Через время, после более подробного осмотра, Зина пришла к выводу, что этот труп отличается от предыдущего только тем, что на нем не было следов легких ожогов от кислоты, во всяком случае, ничего подобного она не обнаружила. Однако такие ожоги вполне могли быть на левой половине.

Дальше Крестовской предстояло сделать непростой выбор. Это тело было ее находкой, ее открытием. Теперь она ни за что не позволила бы, чтобы это открытие у нее отняли. А потому твердо решила не говорить Кацу о том, что она обнаружила.

Можно было написать любую причину смерти — все равно никто не стал бы проверять, что, собственно, Зина и сделала, набросав формуляр, записав стандартную формулировку для людей в возрасте «коронарный тромбоз».

Это было правильным решением. Кац ни за что не позволил бы ей изучить тело более подробно. Поэтому она поступила по-своему — взяла ткани и кровь на анализ.

Ткани в районе ран с разложившейся половины тела, состав крови… Зина собиралась подкинуть эти анализы тайком в лабораторию своего друга, который ей всегда помогал. Она не сомневалась ни секунды, что их результат даст несколько иную картину. Отчего, к примеру, действительно наступила смерть — от укуса живого существа или от клыков мертвого волка, которыми проткнул горло живой человек — убийца… Что она станет делать, если в ране действительно будет обнаружена слюна животного, Зина не думала вообще. Это было настолько странно и страшно, что на этом этапе терялись мысли. Но такие анализы были необходимы, потому что могли дать самый неожиданный результат.

После долгих размышлений она даже пришла к выводу отвезти образцы на анализы этим же вечером, не откладывая дела в долгий ящик. Когда-то давно Зина уже пользовалась таким методом — сделать анализы тайком, за деньги. И ее друг из лаборатории, просто замечательный судебно-медицинский эксперт, всегда был рад заработать лишнюю копейку.

Со следующим трупом дело обстояло проще. Это был мужчина лет 40. Судя по состоянию его печени и мозга, пил он беспробудно. А вот смерть наступила от удара тупым предметом по голове — скорей всего, собутыльник ударил бутылкой в разгар пьяной ссоры. Тут можно было писать подробно. Это был криминал — но этот криминал не нужно было скрывать.

Студент подошел к ней с извинениями. Зина одобрительно похлопала его по плечу:

— Такое бывает со всеми. Ты не лучше и не хуже. Просто обычный. Это нормальная реакция. Не надо себя винить.

— Не подхожу я для этой работы, — тяжело вздохнул студент, — менять буду. Придется уходить.

— Не спеши. Все у тебя получится. Уйти ты всегда успеешь. Где ты еще столько заработаешь?

Это было правдой. Иногда родственники умерших просили санитаров оказывать дополнительные услуги, к примеру, привести труп в надлежащий вид, обмыть и так далее. Этим за дополнительную плату занимались санитары.

Студент вроде успокоился. А вот Зина не могла. Она понимала, что никто не рождается для такой работы. Она бы тоже ушла, если б было куда.

— А чего вы так долго возились с первым? — вдруг спросил студент.

— Разве долго? — вздрогнула она. — Да тебе показалось! Ты просто одурел совсем от ужаса, вот время для тебя и растянулось. А вообще столько же, сколько со всеми остальными. Не больше, и не меньше…

Студент вроде поверил.

Позже Зина сидела в ординаторской, в своей тесной клетушке, и раздумывала о том, что узнала. Интересно, откуда был доставлен этот бродяга, без всяких документов и родственников? В каком месте его нашли? Теперь это и не узнать… А тело завтра передадут для захоронения. Его захоронят, обернув в фольгу, в общей яме на одном из кладбищ. Документы его никто не будет искать. Незачем.

Судя по результатам вскрытия, этот человек был убит раньше, чем труп, привезенный НКВД-шником. Примерно на неделю раньше… Выходило, что старик был первой жертвой. Потом — молодой НКВДшник.

Кто еще? Крестовская могла и не знать этого. Вскрытия проводил Кац, да еще вроде в последнее время взяли двух человек… Неопытный специалист мог пропустить раны на шее, не обратить на них внимания. Ведь и она заметила их только потому, что видела раньше, и они произвели на нее очень сильное впечатление, поэтому и разглядела…

Узнать, было ли нечто подобное еще, стало невозможно. Ведь Зина твердо решила скрыть информацию от Каца. Спросить о подобных случаях — означало признаться в том, что она увидела сегодня. А делать этого было нельзя ни за что. Перепуганный Кац просто уничтожит все следы и вообще — спутает ее карты. Да и зачем травмировать человека таким страхом лишний раз! Лучше уж самой быть более внимательной и смотреть, что еще может обнаружиться.

Думая так, Крестовская решила дождаться результатов анализов. А дальше уже делать выводы.

Оперный театр был полон. Зина с восторгом разглядывала нарядную публику, чувствуя себя на седьмом небе. Ради торжественного случая она извлекла на свет единственное свое вечернее платье — из черного панбархата с гипюровыми вставками, оставшееся с лучших времен. Платье смотрелось немного не по сезону, так как у него были длинные рукава. Но они были из гипюра, было не жарко, да и вообще это оказалась единственная ее красивая вещь. А потому Зина плюнула на все.

Впрочем, по дороге в театр, украдкой косясь на своего спутника, она дала себе слово все-таки заказать себе еще одно выходное платье, посовременней. В конце концов, зарабатывает она сейчас неплохо, так почему бы не побаловать себя? Приглашение Барга разбудило в ее душе потаенные струны, о которых она забыла на долгое время. Теперь пришло время вспоминать.

Тайком Зина бросала взгляды на своего спутника. Он выглядел восхитительно! На нем был летний костюм серого цвета, очень элегантный, как будто его шили за границей. Приличная одежда тут же убрала неприятное ощущение заброшенности и неряшливости, которое она отметила в нем в прошлый раз.

Даже лицо его стало чуть менее одутловатым, а темные круги под глазами уменьшились. Виктор Барг был красив. Нехотя, Зина призналась себе в этом. И тут же стала чувствовать себя очень скованно в своем стареньком, почти не подходящем к случаю, единственном выходном платье.

Впрочем, даже если она выглядела нелепо и смешно, Барг ни словом, ни жестом, ни взглядом не показал этого. Он был учтивым кавалером, вел себя весело, непринужденно, свободно и легко, и по дороге к театру немного растопил сковавший ее душу лед жестокой неловкости.

Увидев же места, на которых они должны были сидеть, Зина не поверила своим глазам! Пятый ряд партера, в самом центре, в роскоши великолепного зала, самого прекрасного зала из всех, что ей доводилось видеть в своей жизни.

— Как ты умудрился достать такие билеты? — с восторгом распахнула она глаза. Где-то по дороге к театру они уже перешли на «ты», и переход этот дался очень легко и свободно.

Обычно в партере, да еще так близко, сидели только партийные бонзы или иностранцы. В кассе никогда не было таких билетов, их расхватывали спекулянты, а затем продавали втридорога под самим театром. Время от времени на них проводились облавы, но все равно со спекулянтами ничего нельзя было сделать.

— Постарался, — улыбнулся Виктор, — я хочу, чтобы у тебя всегда было самое лучшее.

Что-то в душе Зины замерло, а потом, сладко оборвавшись, улетело вниз. Никто не говорил ей таких слов. Они были необычны, звучали для нее словно на китайском языке, но, несмотря на это, были прекрасны. Серьезно ли он ухаживает за ней, действительно ли она нравится ему так сильно?

У Зины не было опыта, чтобы это понять. Она вспомнила слова Каца о том, что Виктор — достаточно состоятельный человек. Он мог бы купить любую красотку. Но он пригласил в театр ее. Значит, все серьезно.

В антракте Берг предложил зайти в буфет. Он заказал белое вино и крошечные бутерброды с красной икрой — роскошь, от которой Зина буквально потеряла дар речи!

— Да, здесь шикарный буфет, — сказал Виктор, — сегодня в театре иностранцы, англичане. Прямо за нами сидят. Вот и решило руководство театра шикануть перед буржуями.

— Я уже и забыла, когда ела красную икру в последний раз, — честно призналась Зина, — да еще с белым вином. Икра — такой дефицит.

— Привыкай, — улыбнулся Виктор.

Это было восхитительно вкусно! Они чокнулись запотевшими бокалами. Сладкое вино казалось Зине нектаром богов. Внезапно она увидела на руке Виктора, на кисти, несколько пятен, самые крупные из которых уходили вверх, к локтю. Выглядели они как самый настоящий ожог. Профессиональный опыт мгновенно подсказал: это ожог кислотой.

— Что это с твоей рукой? — спросила она напрямую.

— Обжегся, — охотно ответил Виктор. — Работал с кислотой. Сейчас у меня очень большой заказ. Крупная партия изделий на экспорт. Вот и пришлось поработать в ударном темпе.

— Но почему кислота?

— Кислоты всегда используются в ювелирной работе. Без них никак. И когда работаешь много, на автоматизме, можно получить такие ожоги. Они со временем проходят. К счастью, концентрация кислоты очень слабая. Иначе рука была бы разъедена до кости.

— Такие ожоги лечатся сложно, — вздохнула Зина.

— А я их и не лечу! — улыбнулся Виктор. — Это у меня уже такая раскраска, как у леопарда. Я не обращаю на них внимания.

— Тебе больно? — В голосе ее прозвучало участие.

— Немного было. Но уже все прошло.

— Ты дома работаешь или в мастерской?

— И там, и там. Честно говоря, нам запрещают работать дома. Но я тайком беру левые заказы, и работать над ними приходится только в домашних условиях. Надеюсь, ты меня не выдашь, — улыбнулся Виктор.

— Никогда, — засмеялась Зина.

— Почти все мои коллеги берут домой халтуру. Но со мной никто ничего не сможет сделать. Я имею в виду, контролирующие органы.

— Почему? — удивилась она.

— Слишком уж серьезная у меня защита, — улыбнулся Виктор и, видя ее недоумение, пояснил: — Мой брат, Игорь Барг, возглавляет один очень секретный отдел в городском управлении НКВД. Так что ни одна муха надо мной не пролетит.

— Твой брат — чекист?

— Да. Страшный человек. И это без шуток. Он младше меня, но успел в жизни намного больше, чем я. Совсем сопляком прошел гражданскую войну. Он всегда был очень боевым, задиристым и хитрым. Попал к большевикам. Когда в Одессе установилась красная власть, он был уже командиром отряда! А было ему всего 20 лет. Сейчас ему 37, и он занял этот пост исключительно благодаря своей задиристости и смекалке. Стал большим человеком. И очень страшным. На самом деле, такие боевые качества — редкость для еврея. Мы больше тяготеем к коммерции или к искусству. Как я, например, когда и деньги зарабатываю, и искусством занимаюсь. Но мой брат — он совершенно другой. По характеру, по своему мышлению… По всему. Семья до сих пор не может принять его выбор.

— Это как? — удивилась Зина.

Рассказывая о своем брате, Виктор делился с ней

достаточно серьезной информацией. Здесь было над чем подумать.

— Игорь считается позором нашего рода, — вздохнул он. — Если между нами, то в моей семье всегда не сильно жаловали большевиков. Решения Игоря уйти в боевой красный отряд вызвало настоящий скандал. Отец даже запер его в комнате. Но Игорь сбежал через окно. Ушел из дома. И с тех пор больше не появлялся. Я — единственный член семьи, который общается с ним. Отец наш уже умер. А дед, Леонид Барг, настолько переживает то, что Игорь стал чекистом, что отказался разговаривать с ним до конца своей жизни. Я пытаюсь повлиять на деда, но это бесполезно. Старика не так-то просто переубедить. Дед твердо убежден, что Игорь опозорил род Баргов.

— Печальная история, — Зина взглянула на Виктора с жалостью.

— На самом деле не очень, — ответил он. — Игорю плевать на семью. У него другие ценности, другие приоритеты в жизни. Семья ему не нужна — в смысле наша семья. Единственный человек, которого он признает родственником, это я. Мы с ним с детства дружили. Когда он родился, мне было шесть лет. И я все время его нянчил. Возился с ним — кормил, переодевал, гулял. Стал его нянькой. И Игорь это запомнил. Потому сейчас жалует только меня. И если меня кто тронет — тому не поздоровится.

— Наверное, это неплохо — иметь такого страшного брата! — рассмеялась Зина.

— Не очень и хорошо. Игорь сильно меняется в последнее время. Он становится другим человеком — везде бравирует своей службой, но делает все, чтобы его боялись. Он оборотень. Человек, который вроде выглядит прилично, говорит правильные вещи, но в душе таит такие страшные мысли, что сложно представить.

— Не очень-то ты жалуешь своего брата!

— Я предпочитаю видеть вещи такими, какие они есть. Это упрощает многое. Людей, подобных Игорю, называют оборотнями. И это очень страшные люди.