Разгадка списка. Решение Володи. Новый сход воров
Володя которые сутки бился над странной запиской из кабинета Патюка и даже по ночам не спал. Она вставала перед его глазами, не давая спать, не давая жить.
«2 ИНКВЕЗИТОР (? ) Барятинский». Очевидно, безграмотный чекист имел в виду инквизитора. Но инквизиции никогда не было в Одессе, даже с самого дня основания города, даже во времена турецкого поселения Хаджибей.
Володя попытался спросить Алену, но она отмахнулась от него:
— Чего ты пристаешь ко мне со всякой ерундой? Какая мне разница! Чушь все это! Кому надо? Почему ты не можешь жить спокойно?
Прошло совсем не много времени, чтобы Володя окончательно понял: Алена была поверхностной. Интеллектуальные загадки никогда не занимали ее ум. К тому же она очень мало понимала его духовные изыскания. Но, как всякий мужчина, Сосновский был готов простить ей этот грех. Ее молодость и привлекательность пока заменяли ум и интеллект. Володя думал, что разум Алены он сможет постепенно развить. Но пока ему с ней было тяжело.
Он бесконечно, беспрерывно уговаривал себя, но мысли его все время возвращались к Тане. Она ведь не сказала бы, что это не важно, что он пристает к ней с ерундой. Она стала бы искать разгадку вместе с ним, и нашла бы ее раньше него. Она бы... Она... Порой Володя ловил себя на мысли, что сходит с ума. Таня сопровождала его везде...
В редакции был старый сотрудник, коренной одессит, сумевший пережить все смены властей. Володя показал ему эту записку.
— Так что тебе не понятно? Это же Барятинский переулок, — сказал с удивлением старик, — Канатную пересекает.
Володя хлопнул себя по лбу! Ну конечно же Барятинский переулок! Ведь он ходил в это место к Туче на Канатную, говорить с ним про убийства воров. И дом, где он говорил с Тучей, находился как раз рядом — почти на пересечении Канатной улицы и Барятинского переулка. Это было уже кое-что. Дело потихоньку сдвигалось с мертвой точки.
Чтобы познакомиться с историей Барятинского переулка, Володя пошел в городскую публичную библиотеку. Он помнил: это красивейшее место города, рядом находится парк. Переулок ведет к морю, так же, как и Канатная улица. Володя вспомнил также, что уже читал об этом. Когда проектировали Одесу, план города был составлен таким образом, чтобы все улицы от центра вели к морю. Именно поэтому они и были непривычно прямыми.
В публичной библиотеке было сумрачно. Пожилая женщина по просьбе Володи вывалила перед ним пыльные тома, и он углубился в чтение.
Первым на глаза Сосновского попалось описание Александровского парка, граничащего с переулком и Канатной.
Местность имела сложный рельеф. Центр был полностью отрезан Карантинным оврагом, через который построили деревянный мост. В этом районе была расположена Одесская крепость с портовым карантином, поэтому уголок стал заповедным, и в нем не было застройки.
Упразднение крепости, карантина и устройство крепостного сада создали благоприятные условия для развития парка. А когда он появился, район стал аристократическим, здесь начали строить богатые особняки.
Самой же аристократической улицей стала Маразлиевская (бывшая Новая, переименованная в честь городского головы Григория Маразли). Она была даже красивее Надеждинской улицы, до того считавшейся непревзойденной. Так же, как и Канатная, Маразлиевская улица была застроена аристократическими особняками.
Володя подумал, что неспроста Мишка Япончик имел в этом районе одну из своих квартир: уж очень ему хотелось чувствовать себя наравне с аристократами. Ведь он был королем — если не по крови, то по положению.
Но интересной особенностью этого района было то, что все это место стоит на катакомбах. Под домами были выработки ракушняка, многочисленные подземные тоннели, которыми был испещрен не только район Александровского парка, но и Канатной.
Впервые об этом заговорили в 1864 году, когда на Канатной стали исчезать люди. По словам очевидцев, они словно проваливались под землю.
Так, известно, что расследовали исчезновение аптекаря, работавшего в аптеке на Канатной. Именно тогда была создана полицейская экспедиция, в которую вошли и ученые из Новороссийского университета. Тогда и появилось заключение, что под домами находятся катакомбы — в документах они описывались как выработки ракушняка. По распоряжению властей многие входы была заколочены досками и заложены кирпичами.
Еще одним интересным моментом была история о масонах. Когда Александр I издал указ о запрете масонства, то первые облавы стали происходить именно в аристократических особняках Маразлиевской и Канатной. Полицейские постучались в один дом, где, по доносу, происходило масонское собрание. Но когда они ворвались внутрь, там не оказалось ни одного человека: все обитатели особняка ушли через подземный ход в катакомбы, которые были расположены под домом.
Бросившись в погоню, полицейские очень скоро заблудились в переплетениях страшных ходов. Было очень опасно потеряться в смертоносных лабиринтах подземелья, поэтому после недолгого преследования они повернули обратно. А члены масонской организации спаслись от ареста.
Володя задумался. Именно в катакомбы водил желающих Эдик Шпилевой, пропавший без вести. По словам своей подруги, он туда повел ночных гостей. Неужели именно там были спрятаны камни Японца? Ведь бандиты постоянно использовали это место! Было о чем задуматься. Володя стал читать дальше.
В Барятинском переулке с самого момента его возникновения на карте Одессы было всего шесть домов. Они стояли на обрыве над Карантинным молом, на крутой известняковой скале, испещренной ракушняковыми выработками — старыми катакомбами. С самого момента возникновения катакомбы под Барятинским переулком были главным приютом криминального мира. И убежище это передавалось по наследству.
Тайные подземные ходы закрывали «обманками» — обманными стенами. Вход в «обманку» мог обнаружить только посвященный. По легенде, больше всего «обманок» было в трех первых домах.
Номер один, дом Кондратьева, был бывшим домом английского консула. А идя дальше, Володя буквально не поверил своим глазам! Номер два был домом Коронелли. В нем располагалось долгие годы частное мужское училище первого разряда. А Коронелли вели свой род... от Великого инквизитора Томаса де Торквемады! Они были его прямыми потомками. Именно семью Коронелли больше всех остальных подозревали в симпатиях к масонству. Дом постоянно обыскивался, но ничего необычного в нем обнаружено не было...
Читать дальше не было смысла! Он нашел то, что искал, — вход в катакомбы, который очень сильно интересовал Патюка. Вход находился в доме номер два по Барятинскому переулку, в бывшем доме родственников Великого инквизитора! По всей видимости, в этом входе в катакомбы и были спрятаны сокровища Мишки Япончика! И, скорей всего, это было именно то место, куда повел своих клиентов Эдик Шпилевой и где исчез без следа.
Теперь нужно было думать, что делать дальше с этой информацией. Володя не сомневался ни секунды, что никаких сокровищ там не найдет. Что же тогда? Зачем Патюк так тщательно хранил указание на это место в тайнике? Что он задумал? Это было явно неспроста.
Погруженный в тяжелые мысли, Володя пошел в редакцию. А там был страшный переполох.
— Где ты ходишь? Тебя из редакции выгонят! — напустился на него Савка. — Взрыв на Староконке! Ночью бандитские разборки по всей Молдаванке!
— Взрыв? Где взрыв? Что ты сказал? — замер Володя. Бомбы из записки Патюка огненными письменами встали перед его глазами, напоминая адское пламя.
Савка живописал подробности:
— Столько зверья перебили — мать честная! Вместо собак, кошек и курей остались одни кровавые ошметки! Сам видел, вчера днем ходил! — Он говорил быстро, слова отскакивали одно от другого, но Володя прекрасно понимал его речь. — Цыган, конечно, не стерпел такого. Люди все говорили, что он вор авторитетный был, Староконку держал под особым контролем. А Японец против него попер. Вот и началась война.
Савка рассказывал долго, специально останавливаясь на самых отвратительных подробностях. Уже не слушая его, Володя без сил рухнул на стул. В лице его не было ни кровинки. Ему было страшно.
— Люди говорят, никогда такого не было в городе, — закончил рассказ Савка, — зальет кровью Одессу, как пить дать зальет. Страшно будет. А деться некуда. Вот к чему приведет взрыв на Староконке.
И Володя принял решение. Он осознал это еще в тот самый момент, когда услышал о взрыве. Как и все тонкие, художественные натуры, Володя очень любил все живое. И мысль о том, что без всякой вины уничтожено столько животных за грехи жестоких и алчных людей, буквально выбила его из колеи!
— Мне уйти надо, — Сосновский с трудом поднялся на ноги, — не ждите к вечеру. Завтра с утра со всем разберусь. А пока... Это срочно.
Савка принялся что-то возражать, но Володя, не слушая его, быстро вышел из редакции. Он шел в район Привоза, где довольно быстро нашел того связного, через которого встречался с Тучей на Канатной. В этот раз все просто произошло стремительно, и через час Володя уже сидел в пролетке, которая катила в сторону одной из фонтанских дач.
— Ой, шоб ты был мине здоров! — Туча картинно развел руки в сторону и заговорил «по-одесски»: — И шо мне за тебя такой гембель? Ну просто грандиозный шухер!
— Я тоже рад тебя видеть, — кисло улыбнулся Володя.
— Нет, вот ты мине скажи — шо мешает тебе за спокойно жить? Шо ты юлозишь, как вошь до бани? — Туча прищурился. — А, мабуть, до другого есть в тебя интерес?
— Нет, — Володя отвел глаза в сторону, — это как раз нет. Поздно. Ты забудь, Туча.
— Ой ли, — Туча покачал головой, — я до одного тебе скажу, фраер. Я за жисть за такого видел, шо ты ни в жисть не проскочишь! И не говори за то, за шо не знаешь. Загадывать за жисть — это как швицер за коня в пальте. Глупо, да и жмет, как старые тапки. Так шо...
— Я не из-за нее пришел, — вздохнул Володя, — я сказать... За кровь на Староконке.
— За кровь, — нахмурился Туча, — страшная кровь в городе. Болит Одесса. Ох, болит. Все нутро выело. Заноза заезжая.
— Убрать надо занозу, — сказал Володя, — я за тем и пришел.
— Говори, — Туча бросил ерничать и сразу стал серьезным, таким, каким он был на самом деле.
Сосновский сел на краешек мягкого дивана и уставился в огромное окно, за которым были видны валы бушующего Черного моря, в штормовую погоду похожего на свирепую птицу, грудью бьющуюся в стекло.
— Я пришел, Туча, рассказать тебе за одного человека, — начал Володя.
— Знаю, о ком ты, — прищурился Туча.
— Конечно, знаешь. Патюк. Один из главных чекистов в городе.
— Натворил он делов, — Туча вздохнул.
— Еще не всех, — нахмурился Володя. — Его надо убрать, иначе беда будет бесконечной. Я тебе после Староконки пришел сказать.
— Говори, — повторил Туча, не сводя с Володи внимательных глаз. И Сосновский заговорил.
— После красного восстания в городе была создана особая ударная группа ЧК по борьбе с уголовным и политическим бандитизмом. Группа эта сформировалась из бывших бандитов, которые в обмен на жизнь и отмену им расстрела выдавали свое криминальное подполье, свои сходки. Большевики широко использовали этот метод — когда свои выдавали своих. Внедряли «подсадных уток», «крыс» в банды, а потом стреляли всех. Так никто еще не делал — царские жандармы отдыхают. В каждой банде появилось по нескольку стукачей.
Туча тихо выругался, руки его сжались в кулаки. Даже в самом страшном сне Володя не мог представить, что станет говорить о подобном с бандитом. Но молчать больше он не мог.
— Но это еще не все, — продолжил Сосновский. — Человек, возглавивший районную ЧК в городе, придумал новый метод. Он преследовал свои собственные цели, но... Этот человек решил воскресить Японца.
— Ты понимаешь, за шо говоришь? — перебил его Туча. — Ты знаешь за такое обвинение?
— Знаю, — кивнул Володя, — не первый год с вами корешусь. Потому и к тебе пришел. Зная славу бандитского короля и множество слухов о его смерти, он решил воскресить Японца, выдав за него своего человека. Но если настоящий Японец объединил все банды, это было его задачей, то задача фальшивки — банды разобщить, разъединить, чтобы легче было перебить вас поодиночке. Этот человек — бывший священник, серийный убийца. Патюк спас его от расстрела, чтобы использовать в своих личных целях. Зайхер Фонарь, Фараон, Валька Карась — дело его рук. Он развязал войну банд в городе. Так он планирует избавить город от бандитских главарей, а всех оставшихся бандитов заставить работать на себя. Если дать ему возможность делать так и дальше, в городе будет страшно. Я пришел к тебе, чтобы посоветоваться, как его убрать.
— Убрать! — усмехнулся Туча. — А кого? Патюка или большевистскую крысу, которая выдает себя за моего покойного друга?
— Обоих. Но в первую очередь — Патюка.
— А с крысой шо делать?
— Я не знаю, кто он и где его искать. Я никогда не видел его в лицо. Но я знаю, что если убрать Патюка, крыса останется без головы. И найти ее будет проще простого.
— Как ты предлагаешь это сделать?
— Налетом. Как делали раньше. Чтоб не выдать меня. Раньше ваши люди брали в налетах торговцев, буржуев, тех, кто богатый... был. А теперь это красные, которые разбогатели на обысках. Красные, которые прячут награбленные ценности — камни, деньги, золото, а сами вагонами расстреливают тех, кто пытается спастись из этого ада. Я точно знаю, что на подступах к Одессе они расстреливают поезда, а потом забирают все ценности. Поэтому надо сделать налет. А кто берет больше Патюка? Он же славится своей жадностью. Надо сделать так, будто его выкрали за выкуп, и убрать.
— Ты ж своего сдаешь, — усмехнулся Туча.
— Эта свинья мне не свой! Никогда не был своим. Это тварь, которая проливает кровь мирных жителей города. Его надо уничтожить!
Туча задумался. Больше всего на свете Володя боялся, что Туча спросит, почему человек Патюка убил Зайхера, Фараона... Но он не спросил. А говорить всю правду Володя пока не собирался.
— Ладно, — вздохнул Туча, — дело ты говоришь. Пробил час сволочи. Спасибо тебе. Жаль, что вот так оно... Ну, как есть.
И Сосновский прекрасно понял, что Туча хотел сказать.
— И еще, — Володя отвел глаза в сторону, — ты можешь передать письмо? Я тут кое-что написал...
— Ей? — Туча был серьезен, а Володе вдруг показалось, что он смотрит на него с большой укоризной, словно упрекает в чем-то.
— Ей, Алмазной, — кивнул он.
— Я передам. Только ты ей больше не пиши.
— Почему это? — удивился Сосновский.
— Не пиши — и всё! Говорю тебе, фраер. Не стоишь ты ее. Задохлый.
— Это уж мне решать, — с горечью в голосе произнес Володя, и Туча ничего не ответил. Володя отдал сероватый конверт, и он исчез в кармане широких штанов Тучи. Потерялся — как будто бы навсегда.
В комнате горел яркий свет. За столом, уставленном всевозможной снедью, в компании с дебелой девицей с жирными черными волосами сидел Патюк.
Чего только не было на этом столе! Это где-то был голод, где-то в лабиринтах улиц недоедали дети. Глядя же на стол чекиста, нельзя было сказать, что время проходит в жестокой войне. Жареные куры и сочная ветчина, жирная крестьянская колбаса, мясо, запеченный кролик, жирная простокваша и сметана, настоящее сливочное масло, паюсная икра... Венчали стол несколько плетеных бутылей с дорогим вином, явно отобранных при обыске.
Патюк руками разрывал огромные куски колбасы и мяса, макал в простоквашу или в сметану и отправлял в рот. Жир тек по его подбородку. Он громко чавкал, смеялся и разговаривал с набитым ртом.
Девица вульгарно хохотала при каждой плоской и пошлой шутке, и ее арбузные груди колыхались под кофточкой из панбархата, которая явно была ей мала. Кофточка, по всей видимости, тоже была отобрана у кого-то при обыске. Словом, за столом царила полная идиллия, которую, казалось, невозможно было чем-то прервать.
Но внезапно дверь распахнулась — с таким треском, что оба подпрыгнули, а кусок мяса упал прямо на пол, вылетев из рук Патюка. Комнату стали наполнять бандиты. Девица с каким-то запозданием завизжала.
Патюк потянулся было к револьверу, который почему-то валялся под диваном, но один из бандитов наступил на его руку сапогом. И обернулся к девице:
— Заткнись, шмара, бо забью глотку.
Икнув от ужаса, девица замолчала. Ее жирные руки тряслись.
— Кто... Что нужно? — Патюк стал бледным, как смерть. Поднявшись на нетвердых ногах из-за стола, он согнулся почти вдвое и выглядел таким жалким, что никто не опознал бы в нем важного начальника чекистов.
— Доигрался, сука, — ухмыляясь, сказал бандит, стоявший впереди всех, — с нами поедешь. Будешь платить.
— Я заплачу! — с облегчением выдохнул Патюк. — Заплачу, у меня есть деньги, ценности...
— Собирайся, сука, — повторил бандит, и по его знаку двое вытащили Патюка за шкирку из-за стола.
Он не сопротивлялся, просто на штанах его расплывалось мокрое вонючее пятно.
— Тьфу, баба... — увидев это, презрительно сплюнул бандит.
Все исчезли так же быстро, как и появились. Девицу никто не тронул.
Все еще дрожа, она бросилась к комоду, сгребла все деньги, запихнула их в сумочку, прибавила к ним валяющийся на тумбочке серебряный портсигар и быстро покинула квартиру.
Труп Патюка выловили на Слободе в одном из ставков. Он пролежал в гнилой воде несколько дней и выглядел так страшно, что даже чекисты не осмеливались на него смотреть. Павшему в борьбе с бандитами героическому чекисту Патюку устроили пышные похороны, на которых говорились пламенные речи. Володя присутствовал там вместе с Аленой. И его поразило в самое сердце, что она не пролила ни единой слезинки.
— Ты не горюешь о брате? — не выдержал он.
— А какое мне до него дело? Подумаешь! — Алена безразлично пожала плечами. — Да мы вообще и не общались.
Володе нечего было сказать. Патюк не умер. Его душа жила в Алене, проросла и дала бурные всходы.
Через день после похорон Патюка Туча встретился с Володей в кофейне возле порта.
— Цыган назначил сход, — сказал Туча, — шоб ты знал, она будет там. Будут гнать самозванца из города.
— Где будет сход? — подозрительно спросил Володя.
— Дом два по Барятинскому переулку, там вход в катакомбы есть.
— Нет! — Вся кровь отхлынула от лица Володи. — Это ловушка! Туда нельзя ходить!
— Поздно, — мрачно резюмировал Туча. — Переменить поздно. Да и со времен Японца там собирались всегда!
— Ее не пускай, — взмолился Володя.
— Вот сам и не пускай! — вспылил Туча. — Издавна воры Одессы собирались в катакомбах под Канатной. Сам Японец там был!
— Кто назначил сход? — спросил Володя.
— Цыган. А получил он маляву от самозванца. Но надо сход.
— Самозванец — человек красных.
— Ну, это только твои слова против слов всех воров. Вот и надо разобраться.
— Я приду на сход.
— Шутишь? — Туча осклабился. — Да тебя на ремни порежут, дурика! Традиции наши не уважаешь! Кто тебя пустит за сход? Кто даст тебе зайти до схода? Шо ты устраиваешь хипиш на мокром месте? Сиди себе и молчи в тряпочку!
— Ты не понимаешь!
— Вот что, фраер. За Патюка тебе мерси. Но в дела наши не лезь.
— Зачем же ты сказал мне про сход?
— Ну... — Туча лукаво усмехнулся, — ты там шепни, кому следует, что надо бы некоторых... из города... Ловушка пусть будет. Пусть в нее попадет Цыган и все остальные. Для Одессы за так очень хорошо будет. Я тебе точно за то скажу.