Наедине с убийцей. Смерть Сергея Ракитина. Свадьба Володи. Глаза отца
Острая боль в животе заставила Таню раскрыть глаза. Похоже, слова ее действительно были бредом, потому что Артем, сидя на корточках, расставлял зажженные свечи у подножия деревянного креста. А возле самого креста Таня разглядела то, от чего ее волосы встали дыбом: там лежали молоток и гвозди.
— Ты будешь страдать, но не долго, — сказал Артем, не оборачиваясь к ней. — Разве ты до сих пор не поняла самого главного? Бог мертв. И я должен воскресить его, возродить к жизни заново, наполнив живой человеческой кровью из тех грешников, которых всю жизнь он спасал! Их кровь станет его новой кровью.
Таня абсолютно не понимала, какая дикая смесь верований переполнила его больной мозг. Возможно, его безумие усилилось, увеличилось от ужасов этой бесконечной и страшной войны, в которой действительно было невозможно помнить о Боге.
А может, темные бездны его сознания ужасали его самого, и собственную жажду крови и человеческой боли он пытался спрятать под глубинами верований в страдающего, распятого Бога? Таня не знала. В этом страшном человеке, сидящем на корточках у подножия креста, был ее приговор. Но она ни за что не могла смириться с этим приговором. Ноги ее были свободны, и Таня стала ползти назад, к стене, не понимая, зачем это делает. Движение помогало ей сохранить остатки разума.
— Все это чушь, — резко сказала она, пытаясь голосом заглушить шум от этих неловких движений, — ты убивал, чтобы найти сокровища Мишки Япончика. Никакого Бога в тебе нет.
— Так начинает говорить твоя темная бездна перед лицом очистительной смерти, — Артем кивнул, даже не поворачивая головы, — страдание искупит.
Руки Тани уткнулись в стену. Пальцами она нащупала на стене каменный выступ, небольшой край заостренного камня. И изо всех сил принялась тереть о него веревку.
Таня не надеялась ни на что, но это отчаяние давало ей надежду. Она била руками по стене, как рыба, выброшенная на берег, бьет хвостом, пытаясь избежать мук удушья. Какой же вспышкой вдруг стало ощущение, что веревка чуть сдвинулась с места! В этих жутких попытках Тане удалось ее ослабить. Она зашевелила пальцами, запястьями, превозмогая боль. Веревка стала сползать вниз.
Закончив зажигать свечи, Артем вдруг опустился на колени и затянул какой-то религиозный гимн. Его экстаз мешал ему смотреть, что делает Таня. Веревка ослабла и упала вниз... Таня шевельнула руками — они были свободны! Стараясь двигаться аккуратно, медленно, Таня сначала села. А затем, придерживаясь руками за стену, поднялась на ноги.
Теперь ей ясно было видно все вокруг. И, рассмотрев все, она едва не закричала от ужаса! Помещение было круглым, но ни одного входа, ни одной двери в нем не было. Вход был «обманкой», которую не мог разглядеть непосвященный человек. Все ее попытки к спасению были бессмысленны. Потому-то Артем и не стал крепко завязывать веревки на ее руках, а лишь слегка затянул их. Таня находилась в самой настоящей ловушке.
В животе запульсировала боль. Закусив губу, она медленно двинулась вдоль стены, ощупывая ладонями шершавые камни. Это действительно были камни, твердые и холодные, готовые стать ее могилой. Почему все должно было закончиться именно так? В разные моменты жизни смерть смотрела Тане в лицо. Иногда она чувствовала равнодушие, иногда — опустошение. Но никогда ее не преследовала столь бурлящая, отчаянная жажда жить!
Жизнь билась в ней вместе с маленьким существом, наполняя новым смыслом. Тане отчаянно хотелось жить. Если бы она не была беременна, она прокралась бы к кресту и схватила лежащий на земле молоток. А потом размозжила бы голову сумасшедшему подонку! Но двигалась она тяжело, а огромный живот придавал катастрофическую неповоротливость и неуклюжесть, милую в повседневной жизни и непреодолимую на пороге смерти.
Впрочем, это был ее единственный шанс, и Таня, оторвавшись от стены, осторожно пошла вперед, стараясь справиться с появившейся от страха одышкой. Ей оставалось буквально несколько шагов, когда Артем вдруг поднялся с колен и, улыбаясь, развернулся к ней, выставив правую руку перед собой.
— Я все ждал, когда ты освободишься. Так интереснее, — доброжелательно улыбнулся он. На Таню смотрело черное круглое дуло револьвера.
— Подойди к кресту, — улыбался Артем.
— Нет, — Таня не сдвинулась с места.
Револьвер был нацелен прямо в ее живот, и Таня чувствовала черную ненависть, которая едва не разрывала ей горло. Теперь это был точно конец. Шансы закончились. Их и не было. Ничего, кроме жестокой игры умирающей мыши с котом. Все должно было закончиться быстро и скоро.
— Не так я хотел тебя убить, — Артем покачал головой, — не так. Ну что ж... Если угодна такая жертва...
— Чтоб ты сдох! — процедила Таня. Артем поднял револьвер.
Дальше все произошло так стремительно, что она не успела среагировать. Крест вдруг рухнул со страшным грохотом вниз, из стены посыпались камни, а из отверстия появился Ракитин. Артем среагировал мгновенно, обернувшись туда.
— Берегись! — страшно закричала Таня.
Убийца прицелился и стал стрелять. Ракитин выстрелил в ответ. Таня бросилась к стене. Она видела, как стал оседать вниз Сергей, как из его руки выпал револьвер.
Артем был ранен. Кровь хлестала из страшной раны в предплечье, из бедра. Привалившись к стене, он ладонью пытался зажать пулевое отверстие, чтобы остановить кровотечение, зубами рвал ткань рубашки, чтобы сделать жгут. Таня бросилась к Ракитину.
Грудь Сергея была пробита пулями навылет. Из него медленно уходила жизнь. По лицу разливалась пергаментная бледность, заострившиеся черты лица темнели, а глаза смотрели неподвижно и четко. Что он видел?.. Таня зарыдала.
Обхватив его руками, она пыталась положить его голову к себе на колени. Ракитин умирал. Ошибиться было невозможно. Горячая кровь из ран текла вниз, попадая на платье Тани.
Губы Сергея дрогнули. И тут она увидела тень сумасшедшего убийцы, двигавшегося к ней. Не понимая, что делает, Таня схватила револьвер Ракитина, лежащий на камнях, и, выставив обе руки вперед, принялась нажимать на курок — раз, другой, третий... Оглушительный взрыв выстрелов отразился от стен.
Артем застыл. На его лбу расплылось огромное багровое пятно. С удивлением глядя на Таню, он криво усмехнулся и рухнул на камни. А потом застыл неподвижно.
Таня отшвырнула револьвер в сторону. Руки ее дрожали. Но осознание того, что она только что убила человека, даже не пришло к ней. Рухнув на колени, Таня снова обняла Ракитина обеими руками. Бледность его стала светлеть, и синевато-белый оттенок смерти тронул его искаженные губы.
— Прости меня... — рыдала Таня, прося прощения за всё. За то, что пришла на сход, за то, что рисковала несколькими жизнями, за то, что на пути к цели не слушала никого, за то, что недодала любви, пытаясь выдать свое страдание за светлое чувство надежды.
— Таня... — Ракитин попытался что-то произнести, но на губах его выступила кровавая пена. Резкая судорога, волной захватившая все его тело от макушки до пят, выгнула его спину в дугу. И, захлебнувшись кровью, Сергей неподвижно застыл, широко раскрытыми глазами глядя в огромную вечность.
Когда в проеме «обманки» появились Туча и Володя Сосновский, Таня сидела на земле возле тела Ракитина и страшно рыдала, пытаясь пальцами закрыть мертвецу глаза.
— Ох... — только и выдохнул Туча, глядя на эту картину отчаяния и горя, а Володя, побледнев, рассматривал труп Артема.
— За поздно... А я говорил, — сказал Туча, мрачно глядя на Сосновского. Затем подошел к Тане.
Она с трудом встала. Глазами, широко распахнувшимися от ужаса, Володя смотрел на ее огромный живот. И больший ужас явно вызывали у него не два окровавленных трупа, а беременность Тани.
— Муж ейный, чекист, — сказал Туча, кивнув на труп Ракитина, — вдовой теперь будет... Без отца ребенок.
Туча помог Тане сесть на небольшой выступ камня.
— Ну, я тикать, — сказал он, — пора ноги делать. Жива ты — и здорово! Мы пока ту «обманку» нашли... Щас до сюда эти, твого муженька соколлеги как гепнутся... Мне до них лишний раз панькаться не резон. А ты их дождись. Ты за теперь вдова красного героя будешь.
Таня безразлично кивнула. Вся ее фигура выражала страшное, неприкрытое горе. И на это горе мужчинам было страшно смотреть.
— Ты побудь с ней, фраер, — Туча повернулся к Володе, — как фараоны до сюда припрутся, до здеся побыть надо. А мне пора. Все сделал, шо мог.
— Я буду здесь, — сказал Сосновский.
Туча, состроив на прощание выразительную одесскую гримасу, не переводимую ни на один язык мира, скрылся в каменном проеме.
— Я соболезную, — Володя подошел к Тане, изо всех сил стараясь не смотреть на ее живот.
— Я виновата, — голос Тани охрип от слез, — я не должна была сюда идти.
— Не стоит себя винить, — Володя проглотил горький комок в горле, — ты не могла поступить иначе.
— Алексей Зеленко — это он, — Таня с ненавистью кивнула в сторону трупа Артема, — ты о нем писал. Я шла на сход за ним. Я знала его под именем Артема.
— Ты знала, что он убийца? — удивился Володя.
— Догадалась, как прочитала твое письмо, — сухо сказала Таня, — помнила, как он говорил о Боге. И вроде как крестился. Это было так не похоже на поведение бандита, что я и тогда еще неладное заподозрила. Но я не думала, что все настолько плохо. А потом я подтвердила свою догадку. Говорила с той старушкой, которая видела, как уводили Эдика Шпилевого, проводника по катакомбам. Она подтвердила, как крестился. Я поняла, что самозванец Японец и сумасшедший убийца, бывший священник, это Артем.
— Ты рисковала, если знала это и шла сюда, — мягко упрекнул ее Володя.
— Я не думала об этом, — прекратив рыдать, Таня вытерла залитое слезами лицо ладонью, — мне так хотелось увидеть человека, чью историю я знала, — бывшего священника с садистскими наклонностями, который перешел к красным потому, что ему нравится пытать и убивать. Недальновидный дурак Патюк поручил ему искать камни, сокровища Мишки Япончика. Но он не до конца понимал, с кем имеет дело. Убийца успел замучить свои жертвы до того, как те успели что-то ему рассказать. Я, кстати, догадалась, почему Патюк снял с него расстрельную статью.
— Камни, — сказал Володя.
— Точно, — кивнула Таня, — «слезы Боженьки», о которых рассказал на исповеди Багряк.
— Интересно, нашел ли Патюк камни, — вслух задумался Володя.
— Нет, — Таня вскинула на него глаза, — не было никаких камней! Разве ты еще не понял этого? У Мишки Япончика не осталось никаких сокровищ! Все свои сокровища он потратил на сбор, обмундирование и оружие для полка, о котором так мечтал. Ради своего полка, ради мечты стать красным командиром он потратил все свои деньги. Я хорошо знала Мишу. Он добывал деньги с легкостью и шиком. Но с такой же легкостью и шиком мог их отдать. Так что камней не было. Легенда осталась легендой. И сумасшедший убийца был просто больным человеком, бессмысленно убивавшим людей ради мечты о том Боге, которого он потерял...
Больше Володя и Таня не сказали друг другу ни единого слова. Очень скоро помещение катакомб заполнилось солдатами и чекистами. Их было так много, что спины толпившихся людей полностью закрывали Таню и Володю друг от друга. А потом они потерялись из вида.
Сергея Ракитина похоронили на Втором Христианском кладбище, неподалеку от могилы бабушки Тани. На похоронах Таня не плакала. Неподвижно застывшая, прямая, она была похожа на каменного истукана, разом лишившегося сходства с человеческим существом. Глаза ее стали тусклыми. И никто из собравшихся на похоронах не мог вынести их взгляд.
А людей было много. Сергея Ракитина хоронили с помпой. Были пламенные речи, и даже ружейный салют. Он стал героем, павшим в войне с бандитами. И Таню также окружили почестями, как вдову героя.
Через несколько дней ей предоставили комфортабельную квартиру на Екатерининской улице. Там было три больших комнаты — настоящая роскошь по тем временам. Ей также выписали персональную пенсию за погибшего супруга-чекиста. Получая эту пенсию, Таня могла жить безбедно и готовиться к рождению ребенка.
Но Таня ни к чему не готовилась. Целыми днями она сидела в кресле-качалке в самой большой комнате квартиры и раскачивалась, бессмысленно глядя в пустоту.
Перепуганные до смерти Ида с Цилей постановили, что в квартиру к Тане переедет Ида с малышкой, чтобы не дать ей сойти с ума. Ида взяла на себя все хлопоты по дому, но Таня, казалось, не замечала этого. Она часами сидела в своем кресле, ни с кем не желая говорить.
Володя женился на Алене Спицыной 30 апреля, ясным, солнечным днем. Роспись в загсе была назначена на 12 часов 30 апреля, но уже с 9 утра квартира на Спиридоновской была полна подруг и родственников Алены, которые пили деревенский самогон и горланили во всю глотку.
К 10 утра Алена успела выпить со всеми родственниками. И, раскрасневшись, устроила скандал по поводу того, что ее красное шелковое платье, которое она собиралась надеть на роспись, оказалось измятым.
Забившись в угол, Володя с ужасом смотрел на весь этот страшный свадебный переполох, чувствуя непреодолимое желание сбежать, выпрыгнуть в окно, и прекрасно понимая, что не успеет этого сделать. На душе было муторошно и тошно, и он бы заплакал, если б умел. За раскрасневшимся лицом Алены, за толпой ее деревенских родственников, провонявших весь дом сальной колбасой и чесноком, ему все время чудился тонкий силуэт Тани. И он никак не мог избавиться от этого наваждения.
К 9 утра 30 апреля Таня проснулась от сильной боли в животе. Тянул низ живота, крутило спину. Ее мучило не проходящее расстройство желудка, а живот вдруг стал твердым, как камень. Ида с трудом дотащила ее до привычного кресла. Но когда в 10 утра Таня поднялась, чтобы пойти в туалет, из нее вдруг прямо на пол выплеснулось целое море воды! Ида немедленно остановила на улице какую-то пролетку и повезла Таню в Еврейскую больницу к доктору Петровскому. Было видно, что Ида перепугана больше, чем сама Таня, по дороге Таня даже подбадривала суетящуюся подругу. Сама она прекрасно понимала, что у нее отошли воды, и ребенок скоро появится на свет, и принимала разрывавшую ее изнутри дикую боль как благословение свыше.
В четверть первого бешено орущая толпа вывалилась из здания Воронцовского дворца, осыпая Володю и Алену Сосновских рисом, пшеном и бумажными цветами. Володю при этом мучило одно страшное воспоминание. Он уже видел такую свадьбу и запомнил ее отчетливо. Точно такую же — с дурацким зерном, бумажными цветами и даже лентами, вплетенными в гривы лошадей. Это была свадьба его кучера...
К половине первого Таня несколько раз от боли теряла сознание. В конце концов доктор Петровский принял решение сделать разрезы и наложить щипцы. В полубреду Тане казалось, что с ее тела тысячи демонов заживо сдирают кожу. Волны нестерпимой, разрывающей боли посылали обжигающие волны в ее мозг, и Таня не понимала, на каком находится свете.
Запах сладковатого хлороформа и какой-то дезинфекции, отдаленной хлорки больничной палаты и свежий металлический запах крови — и все это на фоне боли, которая ни на минуту не отпускала ее измученное тело, разрывая все больше и больше. Ее безумные крики и громкие голоса врачей слились в единую какофонию, которая, казалось, не отпустит уже никогда.
В 3 часа дня Володя вышел из-за стола, за которым пьяны уже были все, и тихонько вышел на улицу. С этого дня у него навсегда появилась горькая складка у рта. И, не понимая, что делает, он тихонько выдохнул далеко-далеко, в пустоту, где никто не мог его услышать:
— Таня...
В 3 часа дня измученное тело Тани вытянулось на пропитанных пóтом простынях. Она не могла поверить, что все закончилось. Все вокруг заполнил тонкий голосок ее ребенка...
Таня проснулась к вечеру, когда было уже темно. Все ее тело было разбито. В палате появилась улыбающаяся медсестра, держа белоснежный объемный сверток:
— Девонька у вас! Доченька! Крепенькая, здоровенькая. 3550! А какая миленькая — ну просто картинка!
Таня потянулась вперед, вкладывая в это движение всю свою жизнь. Медсестра осторожно положила ей на руки ребенка.
Таня с жадностью вглядывалась в красноватое личико дочки, вдыхала ее сладкий запах. Малышка распахнула глаза. На Таню уставились два ярких огонька, которые навсегда взяли в плен и ее жизнь, и ее душу.
Таня всматривалась в такие знакомые глаза, которые нельзя было не узнать. И она узнала их. У дочки были глаза отца. Глаза Володи...