Задыхаясь, Зина бежала по улице, не разбирая дороги перед собой. Каким-то чудом ей удалось выскользнуть из страшной квартиры незамеченной, не встретив никого по дороге. Сказывались и отдаленность, и опасность района, и зимняя темнота — местные жители предпочитали не высовывать нос на улицу с наступлением вечера.

Она бежала, и ей казалось, что она умирает. Слишком уж похоже на умирание было это жуткое чувство опасности, горя и тревоги.

Резкий гудок автомобиля, раздавшийся за спиной, прозвучал так неожиданно и так оглушил, что Зина едва не упала, споткнувшись о какую-то колдобину. Это было немудрено — вся дорога представляла собой сплошные рытвины и ухабы. К счастью, ей удалось сохранить равновесие. Автомобиль поравнялся с ней. Стекло опустилось, и оттуда выглянуло знакомое лицо.

— Быстро в машину, — скомандовал Бершадов.

Уговаривать долго ее не пришлось. Автомобиль остановился, Зина вмиг проскользнула на сиденье. Машина резко тронулась с места.

— Михаил… — полными отчаяния глазами Зина уставилась в лицо Бершадова, — Мишка… он…

— Молчите! — резко перебил ее Бершадов. — Говорить будем не здесь. Больше ни слова. Я знаю.

— Вы знаете, что он?.. — Зина не поверила своим ушам.

— Знаю, — кивнул Бершадов. — Больше ни слова! Я вас серьезно предупредил! Если, конечно, не хотите оказаться на его месте.

Зину снова начала бить дрожь — почти как там, в квартире, когда она слушала последние слова умирающего. Но теперь Бершадов, с его спокойным, словно высеченным из камня лицом, пугал ее точно так же.

Зине подумалось, что если бы она жила в средневековье, то была бы твердо уверена в том, что в этого человека вселился дьявол. Недаром Бершадов, которого в первый же момент знакомства она назвала «черным человеком», всегда оставался для нее таким.

После того, что Зина видела в квартире на Бугаевке, белая комната дома на Слободке больше не казалась ей ни жуткой, ни отталкивающей, а выглядела даже уютной, ведь в ней не пролилась кровь.

Бершадов сел к столу, почти насильно усадил напротив себя Зину, достал планшет с документами, но не стал его открывать. Он молча барабанил пальцами по столу. Звук был неприятным и резким. Зине почему-то подумалось, что он нервничает не меньше нее.

— Михаил мертв, — выдохнула она, не в силах молчать. — Его убили. В той квартире, куда вы его послали.

— Я знаю, — снова повторил Бершадов.

— Знаете? — воскликнула Зина. — Вы знали, что его могут убить, и все равно послали его туда?!

— Именно так, — спокойно кивнул Бершадов. — Я послал его туда специально, чтобы его убили. Для этого вам и понадобился напарник. Чтобы его убили вместо вас.

— Вы сделали это специально?! — Крестовская вскочила со стула так резко, что с грохотом опрокинула его и заметалась по комнате. — Вы специально послали его на смерть?! Вы чудовище! Просто чудовище! Настоящий дьявол!

— Возможно, — улыбнувшись чуть иронично, спокойно подтвердил Бершадов. — Но мы с вами не в песочнице играем. Иногда нужно поступать только так.

— Намеренно убить человека?!

— Послать на смерть, — уточнил Бершадов. — Это другое. Враг знал, что у меня появился новый агент в расследовании этого дела. Я светил этого агента, как только мог. А потом враг подумал, что устроит ловушку, и в нее попадет мой агент. Так и произошло. Мой агент попал в ловушку и погиб. Враг будет убежден в этом. Для этого и потребовался фальшивый напарник. Чтобы прикрыть вас. Мне очень жаль этого мальчика. Но другого выхода у меня не было.

— Когда-то вы и меня вот так убьете? — посмотрела в глаза Бершадову Зина.

— Возможно. Если это потребуется в интересах дела, — пожал он плечами.

— Вы… вы… — у нее просто не было слов.

— Сядьте, — резко произнес Бершадов.

Зина оглянулась, увидела возле стенки кровать и послушно опустилась нее. Теперь эта комната казалась ей тюремной камерой. Камерой смертников.

— А тот человек, второй… — прошептала она, все еще не в состоянии прийти в себя после страшных откровений Бершадова. — Он кто?

— Тоже мой агент. Враг захватил его и пытал, когда появился Михаил. Враг будет думать, что в ловушку угодили все. Что сказал вам этот человек?

— Что-то про птиц, — произнесла Зина.

Она не ожидала последовавшей реакции. Теперь уже Бершадов вскочил со стула, грохнув при этом кулаком по столу. Выругался сквозь зубы. Резко заметался по комнате. Зина с ужасом наблюдала за ним.

— Что еще он произнес? Говорите! — наконец остановившись напротив Крестовской, Бершадов сжал кулаки. Он просто полыхал яростью, словно физически горел в огне.

— Он сказал, что везде птицы, — послушно повторила Зина. — Черные. Их много, и они нападают. Еще сказал: «Мыс Черных сов».

— Что?! Что?

— Мыс Черных сов.

— Так, — Бершадов остановился у стола и снова стукнул кулаком. — Я временно отстраняю вас от этого дела. Оно становится слишком опасным. Потерять вас я не хочу, вы мне еще понадобитесь.

— Вы можете хотя бы объяснить… — начала Зина.

— Могу, — неожиданно прервал ее Бершадов. — Мы ищем международного диверсанта. Очень опасного иностранного шпиона, который затесался в наши ряды. Он интересуется нашим секретным проектом. Этот проект очень важен для нашего правительства — на фоне того, что происходит в мире.

— А что происходит в мире? — не поняла Зина.

— Международной политикой надо интересоваться! — отрезал Бершадов. — Тогда вы многое поймете. Словом, сейчас игра становится слишком серьезной. В нее могут играть теперь только профессионалы, специально обученные люди. Вы просто глупо рискнете своей жизнью, если попытаетесь сюда лезть. Я вас отстраняю.

— Он хочет сорвать этот важный проект? — уточнила Зина. — Шпион?

— Секретный проект, — поправил ее Бершадов. — Это единственное, что я могу вам сейчас сказать. Вам надо отправиться домой и постараться все забыть.

— Вы шутите? — рассердилась Зина. — Забыть смерть Михаила, человека, которого вы послали на смерть?! Забыть то, что я видела?!

— Именно, — Бершадов бросил на нее косой взгляд. — Если хотите сохранить свою жизнь.

— Вы нелогичны, — усмехнулась Крестовская.

— Так, сейчас вас отвезут домой, — Бершадов резко прервал разговор, забрал со стола планшет и вышел, громко хлопнув дверью. Этот звук очень был похож на настоящий выстрел — из-за угла.

Болезнь Маши затянулась почти на два месяца. Тяжелая простуда перешла в осложненный бронхит, а бронхит быстро перерос в пневмонию. Тут уже требовались более серьезные лекарства, которые Зина доставала благодаря своим старым связям, налаженным еще в морге.

Помог и однокурсник Саша Цимарис — когда состояние Маши стало стремительно ухудшаться, он забрал ее в Еврейскую больницу, где продолжил лечить.

Это было тяжелое время. После смерти Михаила Зина почти все время находилась в подавленном состоянии. Бесконечно обвиняя себя в том, что не пошла вместе с ним, она практически довела себя до нервного срыва.

Но поскольку некому было заботиться о ней так, как она заботилась о Маше, пришлось ей взять себя в руки и выходить из этого состояния самостоятельно. Это было нелегко, жизнь все равно оставалась окрашенной в сплошные серые тона, и Зина ничего не могла с этим поделать.

На этом фоне она как-то позабыла слова Бершадова об иностранном диверсанте, шпионе, которого ищут. В другое время Зина обязательно отреагировала бы на это. Но сейчас ей было не до того — она никак не могла разобраться со своими собственными проблемами, давили вечное одиночество и безысходность. Ей просто не хотелось жить.

Каждый день Крестовская прилагала неимоверные усилия для того, чтобы заставить себя подняться с кровати; одеваться, разговаривать, вести занятия, выходить на улицу стоило для нее неимоверного труда. Ей изменили жизнерадостность и надежда на будущее — качества, свойственные большинству одесситов.

Наступила весна, все вокруг расцвело, но Зина с тревогой смотрела в будущее. Сотрудничество с Бершадовым далось ей нелегко, она чувствовала себя мышью, попавшей в мышеловку, мышью, которой по какому-то недосмотру оставили жизнь. Ей было страшно думать о будущем.

Единственное, что держало ее — забота о подруге и походы к ней в больницу. У Маши, как и у Зины, больше никого в этой жизни не было, и Крестовская не могла оставить ее на произвол судьбы.

Маше со временем становилось лучше. Лечение в больнице пошло ей на пользу. Лекарства, которые доставались Зиной с таким трудом, сослужили хорошую службу — Маша стала быстро приходить в норму, и через десять дней пребывания в больнице Зина забрала подругу к себе домой.

Все это время, пытаясь хоть чем-то себя занять, Зина читала газеты и посещала все занятия по политинформации, которые проходили у них в институте, это было неотъемлемой частью системы. Проводились они раз в неделю, и присутствие всех сотрудников было обязательным. Раньше для Зины эти занятия были крайне утомительными, скучными, пустым времяпрепровождением. Но теперь вдруг оказалось все наоборот: слова Бершадова все-таки засели у нее в подсознании, и происходящие в мире события стали частью окружающей ее жизни.

Военный пожар в мире разгорался с начала 1930-х годов — захват Японией Маньчжурии в 1931 году и вторжение в Центральный Китай в 1937 году, итало-германская интервенция в Испании в 1936 году…

С приходом к власти Адольфа Гитлера Германия активно готовилась к войне. За 1933–1937 годы она потратила на военные нужды вдвое больше, чем Великобритания, Франция и Италия, вместе взятые. Производство вооружения за этот период выросло там в 12,5 раз.

В 1935 году Германия вышла из Лиги Наций, в одностороннем порядке аннулиров статьи Версальского договора, ограничивавшие перевооружение станы. В следующем, 1936 году Германия оккупировала демилитаризованную зону на левом берегу Рейна. Великобритания и Франция на словах осудили действия нацистов, но решительных мер никто не предпринимал.

В марте 1938 года произошел так называемый аншлюс — присоединение Германией Австрии. Союз в одностороннем порядке осудил эти действия, оставшись в полном международном одиночестве.

Очередным агрессивным шагом Гитлера было расчленение Чехословакии. Предлогом для разжигания конфликта послужило положение судетских немцев, проживавших в этой стране. Под влиянием нацистской пропаганды и по прямому указанию Берлина они требовали автономии Судетской области и разрыва договора о взаимопомощи с СССР.

О своих истинных целях в отношении Чехословакии Гитлер заявил немецким генералам еще в конце 1937 года. Он был намерен уничтожить Чехословацкое государство, присоединить его территорию к Третьему рейху.

Чехословакия имела хорошо вооруженную армию, развитую оборонную промышленность. А укрепленная горная граница с Германией являлась серьезным препятствием на пути захватчиков. Кроме того, существовал еще военный союз с Францией и СССР. По мнению большинства немецких генералов, если бы Чехословакия решилась серьезно защищаться, то ее укрепления устояли бы, так как у Германии не было средств для их прорыва.

Франция медлила, не решаясь предпринимать серьезных действий. СССР, не дожидаясь Франции, заявил о готовности прийти Чехословакии на помощь. Иную позицию заняла Англия, а вскоре и Франция, которая присоединилась к ней. Они предложили Чехословакии не вступать в военный конфликт с Германией, а отдать всю Судетскую область. СССР был категорически против такого действия. Западные страны уговаривали маленькую Чехословакию. Решение повисло в воздухе.

В 1938 году внешнеполитическое положение СССР было очень сложным. Советское военное присутствие в Испании серьезно ослабило армию. Кроме того, Рабоче-крестьянская Красная армия была очень серьезно ослаблена репрессиями, которые свирепствовали в стране. Репрессии уничтожали офицерский состав, настоящих профессионалов своего дела, без знаний и опыта которых усиление армии было просто невозможно. Кроме того, у армии было слабое и несовременное вооружение. Правительство направляло усилия на развитие экономики, а не армии.

Западные страны перестали рассматривать СССР как серьезного, адекватного союзника. Кроме того, на востоке Советский Союз был вынужден предпринимать постоянные шаги для сдерживания экспансии Японии, которая дружила с Германией и Италией. Заключение «Антикоминтерновского пакта» между Германией и Японией и присоединение к нему Италии сопровождались усилением агрессивности установленных в этих странах режимов. На Восточной границе с СССР Япония начала накапливать свои войска. Ситуация накалялась.

Внутриполитическое и экономическое развитие СССР в конце 1930-х годов оставалось сложным и противоречивым. Это объяснялось усилением культа личности Сталина, всевластием партийного руководства, дальнейшим укреплением централизации управления. Одновременно росли вера народа в идеалы социализма, трудовой энтузиазм и высокая гражданственность.

Экономическое развитие СССР определялось заданиями третьего пятилетнего плана, принятого в 1938 году. Несмотря на успехи (в 1937-м СССР по объему производства вышел на 2-е место в мире), промышленное отставание от Запада не было преодолено, особенно в освоении новых технологий и в выпуске предметов народного потребления. Главные усилия в 3-й пятилетке были направлены на развитие отраслей промышленности, обеспечивающих обороноспособность страны. На Урале, в Сибири, Средней Азии ускоренными темпами развивалась топливно-энергетическая база. Были созданы заводы-дублеры на Урале, в Западной Сибири, Средней Азии.

В сельском хозяйстве также учитывались задачи укрепления обороноспособности страны. Расширялись посевы технических культур — хлопка. К началу 1938 года были созданы значительные продовольственные резервы. Особое внимание уделялось строительству оборонных заводов.

Однако создание современных для того времени видов вооружений затягивалось. Новые конструкции самолетов — истребители Як-1, Миг-3, штурмовик Ил-2 — были разработаны в годы 3-й пятилетки, но наладить их широкое производство не получалось по экономическим причинам. Массовый выпуск танков Т-34 и КВ промышленность также не освоила.

В области военного строительства осуществлялись крупные мероприятия. Однако на фоне репрессий и шаткой экономики, которая напоминала гиганта на глиняных ногах, проходили они очень сложно.

Маша изо всех сил пыталась идти прямо, но вдруг пошатнулась, ухватилась за косяк двери. Зина быстро подхватила ее под руки и отвела обратно к дивану.

— Ну куда ты вот так пойдешь? — воскликнула она, уже не скрывая раздражения.

— Я должна… Он примет меня, рано или поздно, этот Маринов, — расплакалась Маша.

— Так и сказали, что примет? Прямо там? — Зина смотрела на подругу с горькой иронией.

— Нет, — плача, Маша покачала головой, — они сказали, что если я приду еще раз, они милицию вызовут. Что я сумасшедшая…

— И вызовут, — мрачно подтвердила Зина, — с них станется.

— И что же делать? — Маша была в отчаянии.

— Ладно, — вздохнула Крестовская. — Не переубедить тебя. Сиди дома. Я пойду вместо тебя.

— Как? Правда? — лицо Маши враз посветлело.

— Правда, — кивнула Зина, — мне все равно делать нечего. У меня выходной. А у всех, между прочим, рабочий день! Ура работе преподавателя. Так что посмотрю на твоего страшного Маринова. Смотаюсь по системе бикицер, — засмеялась она.

Морской штаб располагался в мрачном четырехэтажном доме серого цвета. Сразу было видно, что это воинское учреждение — над входом развевался флаг СССР и возносился портрет вождя. Люди в морской и военной форме сновали туда и сюда.

Увидев это здание, Зина помрачнела. Про такие обычно говорят: казенный дом, а это был советский казенный дом, то есть все это было еще хуже, чем могло быть.

Но обещание есть обещание. Тяжело вздохнув, Зина решительно направилась ко входу. Вошла в вестибюль, где ее сразу остановила охрана: оказалось, что вход в здание — строго по пропускам. Путь Зине перегородил дежурный — суровый молодой человек.

— Гражданка, вы по какому делу? — строго спросил он.

— Я хотела бы видеть товарища Маринова. Он у себя? — ответила Зина.

— Из какой организации? По какому вопросу?

— Я частное лицо. И вопрос… личный, — она немного запнулась.

— Тогда вы не можете пройти в штаб, — четко ответил молодой человек. — Это воинский объект. Посторонним вход запрещен.

— Но мне срочно нужно увидеть офицера Маринова! По важному вопросу! — волнуясь, воскликнула Крестовская.

— Гражданка, покиньте помещение. — Дежурный был непреклонен.

Из ближайшего коридора показался уборщик — старый дедок со сгорбленной спиной. В одной руке его было ведро, а во второй — мокрая швабра. Он с интересом посмотрел на них.

— Гражданка, покиньте помещение, иначе я вызову охрану! — строго повторил моряк.

Делать было нечего — Зине не оставалось ничего другого, только уйти. Она вышла на улицу. Порыв ветра гнал по мостовой пыль и песок. Зина зажмурилась, мотнула головой — да что же это такое, во что вляпалась дура Маша, в самом деле?

— Эй, девчоночка! — Голос, раздавшийся за спиной, заставил ее обернуться.

Старик-уборщик, с изжеванной папироской во рту, выйдя из здания, ковылял в ее сторону.

— Не повезло тебе, да? — остановился он рядом с ней. — Ну так они никого до того цугундера не пускают! Шухер там. Фраера столичные понаехали, хипиш на постном масле устроили. А сами тайком делают шахер-махер. Да ты не горюй! Шо, жониха ищешь? — Слова, знакомые одесские выражения так и хлынули на Зину.

— Что-что? — не поверила она своим ушам.

— Ха, — хмыкнул старик, — а тут часто такие ходют, шо жониха потеряли за бортом, — он пыхнул папиросой. — Много их таких. Велено не пускать. Этот Маринов — тот еще хмырь!

— Вы его знаете? — Зина наконец поняла, что говорит уборщик, и вся превратилась в слух.

— А то мне не знать! Или как? — фыркнул он. — Шкура, молью побитая! Но тебе, девчоночка, я помогу.

— Да как поможете?

— А знаешь ресторан «Адмирал» на Ланжероне? Вот как через парк идешь мимо желтой стены до арки, а потом до двух шаров. Так не доходя до них, будет ресторан «Адмирал». И там этот хмырь кожную ночь ошивается. С фифой своей, прости господи, позор семьи…

— Почему позор семьи, кто? — не поняла Зина.

— Эх, девонька, сопливая ты до того, шоб за такое знать! Было в Одессе знатное семейство ювелиров. Барги. Не слыхала?

— Ну что-то… — В душе Зины все обмерло, у нее замерло даже дыхание, а сердце, оборвавшись, рухнуло вниз.

— Так вот, — продолжал словоохотливый старик, — было у них два брата и еще сестра, Лора. Та еще профурсетка — мама, вырви глаз! Одно время в Москве была. А до теперь вернулась по Одессу. И с этим Мариновым ошивается. Как увидишь в ресторане рыжую козу в панбархате, за то знай, шо то он с ней.

— Лора Барг… — задумчиво протянула Зина.

— Оно самое, за такое дело ухами на обхлопочешься! — воскликнул уборщик. — Одно время я в лавке деда ее работал, когда он еще лавку держал. При царском режиме то было. Хорошо всех знал — и братьев, и эту рыжую. Ох, и балованная была девка! В заднице черт. Теперь вот досюда вернулась и хвосты этому Маринову крутит. Шлюшка. Так шо если надо он тебе, ты в ресторане выследи, да сразу деньги суй! Без денег ничего они говорить не будут, не приучены, шкуры офицерские. Удачи тебе, девонька!

Поблагодарив старика, Зина быстро пошла вниз по пыльной улице.