Они гуляли вдоль моря возле желтой скалы, держась за руки, как два подростка. Рука Анатолия Маринова была крепкой и теплой. Солнечные блики танцевали на воде, окрашивая бирюзовые волны весеннего моря в изумительный цвет, словно сверху донизу насыщенный воздухом и блеском.

Это был удивительный день! Редкие прохожие не заходили так далеко в глубь пляжа, туда, где под склонами в море возвышалась знаменитая желтая скала, а наверх вели старинные лестницы и глухие извилистые тропки. Зина чувствовала себя счастливой. Как далеко было от нее это пьянящее ощущение счастья, как отложено было на черный день, находясь в потаенных глубинах души, за глухими, прочными камнями обиды, безнадежности… Но вдруг оказалось, что воздух, и солнечный свет, и теплая мужская рука могут проникать сквозь эти камни, вызывая сияющий свет, в котором солнечные частички танцуют в воздухе. И мир вокруг становится абсолютно другим.

С самого детства Зина знала: для того, чтобы излечить разбитую душу, окутав ее нежным облаком чуть солоноватого, терпкого воздуха, драгоценными частичками соленой влаги оседающего на коже, нет средства лучше, чем море.

Этот день был похож на подарок — неожиданный и такой счастливый, что Зина даже немного потерялась: счастье сваливалось на нее в последнее время не часто.

Все началось с того, что Маринов приехал за ней в воскресенье. Неожиданно, когда Зина его не ждала. Поднялся в огромную коммунальную квартиру, разбудил соседей, потому что перепутал звонок, и появился на пороге комнаты Зины, когда она и Маша были еще в постели. И обе они, сонные, заспанные, в ночных рубашках, были совершенно не готовы к его появлению.

Маринов был в штатском — простом сером костюме и накинутом поверх него черном плаще. Он галантно вручил Зине три белых гвоздики и, не обращая внимания на ее испуг, предложил поехать покататься к морю. Он сказал, что ждет ее в служебной машине внизу. И пусть не спешит, собирается, сколько нужно. А он будет ждать. Галантно поцеловав Зине руку, удалился, к восторгу Маши, которая после его ухода буквально принялась плясать по комнате, хлопая в ладоши и обнимая подругу.

— Странно… — Зина чувствовала себя не в своей тарелке. — Мы ведь договаривались встретиться в среду, а сегодня воскресенье. Чего это он вдруг, а?

Но Маша не слушала, заставляла ее торопиться. Когда Зина оказалась на улице, у подъезда стоял служебный автомобиль, тот самый, в котором Маринов подвез ее домой из того ресторана, где они познакомились. За рулем был уже не солдат, а мужчина в штатском.

— Знакомьтесь, — повернулся Маринов к ней, когда Зина, ежась, протиснулась на заднее сиденье, жесткое, покрытое прессованной кожей, — это Владимир, мой ассистент и правая рука. Он практически всегда со мной. Этот неоценимый человек в курсе всех моих дел. Без него я бы не справился!

— Очень приятно, — сказала Зина. Владимир, молодой блондин с невыразительным, каким-то рыбьим лицом, скользнул по ней неприязненным взглядом. Завел двигатель, и автомобиль, урча, покатил по тихим воскресным улицам, везя Зину к самому невероятному приключению в ее жизни.

В бывшем Александровском парке они вышли. Владимир припарковал автомобиль в одном из соседних переулков, и они пошли гулять. Где-то по дороге, спускаясь к пляжу, Маринов взял Зину за руку и так держал все время, пока по узкой, извилистой тропке они спускались к склону, на котором еще оставались заросли из прошлогодней травы и сорняков.

Желтая скала была для Зины символом детства. Все оно прошло здесь, на этом пляже. Как и все одесские дети, она столько раз взбиралась на скалу, что не могла и сосчитать! А потому сейчас и не смогла сдержать крика восторга. Пьянящая радость, настоящая радость полета, появившаяся ни с того ни с сего, вдруг заполнила ее грудь. И, вдыхая этот пьянящий запах свободы, Зина понеслась по песку к кромке воды, чувствуя себя совершенно как в детстве.

Когда первый восторг спал, она снова взяла под руку своего кавалера, и они медленно пошли вдоль самой кромки воды, то приближаясь к скале, то удаляясь от нее.

— Знаешь, о чем я всегда мечтал? — Маринов улыбался, глядя на нее, и Зине вдруг подумалось, что никогда в жизни она не видела такой доброй, прекрасной мужской улыбки. — Я всегда мечтал вот так гулять с женщиной. Вдвоем, держась за руки, дышать морем. Мечтал иметь такие отношения, в которых радостью станет абсолютно все — совместные прогулки, часы досуга. Когда с женщиной связывает не только кипящая страсть, но и глубинное родство душ.

— А любовь? — усмехнулась Зина.

— Любовь? Честно говоря, я не очень понимаю, что это. Каждый вкладывает в это слово свой смысл. Но, как по мне, куда лучше любой лживой любви такие вот ровные, тихие и очень глубокие отношения, на которые способны только очень зрелые люди, когда можно идти вот так спокойно и рядом, рука об руку, вместе, по жизни, и знать, что женщина, с которой ты идешь рядом, твой самый близкий человек. Это намного ценее любви. Но понять это можно, только если душа зрелая. Люди гонятся за иллюзией. Выдумывают себе каких-то сказочных фей и принцев на белом коне. А счастье — оно строится своими собственными руками. И такие глубокие, зрелые отношения намного ценней какой-то там глупой любви, которую люди выдумали ради подростков, чтобы скрыть собственные ошибки, а еще свою трусость, безответственность и неумение отвечать за собственные поступки, прикрываясь сладкой до тошноты сказочкой, выдуманной исключительно для людей, на земле… — Он замолчал.

Зина задумалась. Еще никто, не один человек не мог так полно, так глубоко объяснить мучающие ее мысли — об отношениях двух взрослых людей, которые стоят намного дороже любви. Это как раз и мучило ее все время. Именно такие отношения были у нее с Андреем Угаровым, когда их похожие души стремились друг к другу.

Такие же отношения были и с Виктором Баргом, с которым Зина мечтала вот так, рука об руку, идти по жизни, поднимаясь над этим миром такими отношениями. Этого Крестовская и не могла простить Виктору — предательства их совместного будущего, того, что он отрекся от него. И тем обрек ее, Зину, на то, что она стала чудовищем — так она думала. Ведь только чудовище могло согласиться сотрудничать с НКВД…

И теперь ее потрясло, как глубоко, как точно Анатолий Маринов говорит об этом, так описывая ее мысли, что она испытала просто какой-то суеверный страх.

— Я шокировал тебя? — Маринов, почувствовал настроение Зины, сильнее сжал ее руку.

— Вовсе нет, — она покачала головой. — Ты просто в точности описал мои мысли. Я и сама думаю так.

— Обычно это шокирует, когда я говорю, что всегда мечтал о такой душевной близости, которая стоит над любовью, выше любви. Вот так гулять с женщиной. Дышать морем. Душа в душу. Как с тобой.

— А с Лорой Барг ты так не гулял? — не удержалась Зина, такая же, как и все женщины на свете.

— Нет, конечно, — Маринов рассмеялся и легонько поцеловал ее в кончик носа, — не ревнуй! Лора просто красивое бездушное животное, живущее ради потребления. Это человек — вещь. Знаешь, есть такие женщины. Их большинство. Их используешь как вещь — пока они не износятся. А потом выбрасываешь и берешь следующую.

— Это мерзко, — поморщилась Зина.

— Это жизнь, — парировал Маринов. — Как правило, мужчины предпочитают именно таких женщин — глупых, но красивых. Женщины, которые возвышаются над этим животным миром, их пугают. В большинстве случаев. Но я всегда делал наоборот.

— А море? — перевела разговор Зина, почувствовав, что этот разговор становится для нее болезненным, ведь она всегда была именно такой женщиной — выше животного мира, пугавшей мужчин, — морем ты тоже дышишь?

— Я живу морем, — сказал Маринов, — я ценю его больше, чем людей. Оно живое. У него есть своя душа, полная благородства. И как эта душа отличается от низкой и подлой, малозначимой людской души!

Зина устремила взгляд вдаль, далеко за горизонт, где солнечная бирюза превращалась в глубокую лазурь, обещая дальнейшую черную полосу самых глубоких вод, словно ограждающую рамку для великой мощи, которая в любой момент готова восстать и разрушить все.

— Я вырос в небольшом рыбачьем поселке возле Гурзуфа — есть такое место в Крыму, — негромко заговорил Анатолий. — Я буквально родился в море. Затем — военное училище в Петрограде, флот. И вот теперь назначен в Одессу. Вся жизнь на море. Без него и жить не могу. Когда уйду в отставку, хочу окончательно обосноваться в Одессе и никуда больше не уезжать…

— Как интересно ты говоришь о море, — Зина вдруг почувствовала какую-то странную дрожь — на нее словно повеяло холодом, — как о живом человеке! Но это опасный человек. Он делает так, что в нем навсегда исчезают корабли и люди, а это живые человеческие судьбы.

— Да, это воинствующая свирепость. Она необходима свободной и бесстрашной стихии. Но в ней все-таки гораздо больше благородства, чем в человеческой трусости или пакости.

— И ты веришь в пропавшие корабли? — вдруг решилась Зина, почувствовав, что более подходящего случая не представится. — Веришь в корабли, которые пропадают без вести?

— Ну конечно! — Маринов остановил на нее более внимательный, более пристальный взгляд. — Почему ты спрашиваешь?

— В детстве меня напугали легенды о Летучем Голландце, — сказала Зина, чувствуя, что идет по болотной топи, где одно неверное слово — и она окончательно провалится. — Но ведь такие корабли есть и сейчас, в наши дни?

— Конечно есть, — рассмеялся Маринов. — Моряки — очень суеверный народ. Каждый из них свято верит в Летучего Голландца, но ни за что в этом не признается. А знаешь, какой самый современный пропавший корабль?

— Нет, — Зина затаила дыхание.

— Ты слышала когда-нибудь о «Марии Целесте»?

— Нет, — она боялась вздохнуть.

— Этот парусник был построен в девятнадцатом веке. Он отправился с грузом коньячного спирта в Америку и пропал без вести в океане, в районе Бермудского треугольника. Это место, где исчезают корабли.

— Как пропал? — не поняла Зина.

— Исчез, не выходил на связь. Не пришел в пункт назначения. Но потом его нашли. Корабль дрейфовал достаточно далеко от места своего основного курса. Странное движение его привлекло внимание капитана судна, поравнявшегося с ним. На «Марию Целесту» была отправлена призовая команда. Когда люди поднялись на ее палубу, то увидели, что корабль абсолютно пуст. На нем не было ни единого человека!

— Куда же все делись? — ахнула Зина.

— Они исчезли без вести, и никто не мог понять куда. Ты вот послушай, я расскажу тебе подробнее. В свое время я очень интересовался этим вопросом.

И Маринов рассказал Зине совершенно невероятную историю.

Судно с грузом спирта-ректификата вышло из Статен-Айленд, Нью-Йорк, в порт Генуя, Италия. На судне, кроме капитана Бенджамина Бриггса и команды из семи человек, находилась его жена Сара Элизабет и их двухлетняя дочь София Матильда.

«Мария Целеста» была обнаружена спустя четыре недели, 4 декабря (по некоторым отчетам — 5 декабря, из-за отсутствия стандарта часовых поясов в XIX веке) бригом «Дея Грация» под командованием Дэвида Морхауза, лично знавшего капитана Бриггса, — за день до отплытия «Марии Целесты» они с женами ужинали вместе. Судно было покинуто командой: ни одного человека, ни живого, ни мертвого, на борту не было. Между переборками и палубами обнаруженного судна находилась морская вода, ее уровень в трюме достигал 3,5 футов (1 метр). Крышки люков были сняты, причем створки носового люка были сорваны с петель и валялись на палубе. В остальном судно казалось неповрежденным. Окна кормовой надстройки, где находилась капитанская каюта, были закрыты брезентом и заколочены досками. Секстант и хронометр не были найдены (что подразумевает эвакуацию команды), в часах кончился завод. Компас разрушен, предположительно, при неудачной попытке спешно его снять. В каюте капитана остались нетронутыми шкатулка с драгоценностями и две пачки денег. По полу каюты были расбросаны игрушки, швейная машинка жены капитана стояла с неоконченным шитьем…

То, как все эти вещи находились, свидетельствовало о том, что судно не попало в сильный шторм — в частности, на швейной машинке лежала масленка, которая при сильной качке обязательно бы свалилась. Об отсутствии шторма свидетельствовали и наблюдения других судов в районе в предполагаемое время катастрофы. Сырость в жилых помещениях судна объяснялась только повсеместно открытыми люками, в том числе световым в каюте капитана, что было сделано явно не по погоде.

Еще: матросы не забрали с собой свои трубки — они были сложены в надлежащем месте в кубрике. В плавание «Мария Целеста» отправилась с одной штатной спасательной шлюпкой, вторая была сдана в ремонт. И скореє всего, шлюпка была на воду спущена, а не сорвана стихией. При этом, судя по состоянию перил, спущена с борта, который при господствующих в это время года ветрах и курсе на Геную был бы наветренным. Груз в 1701 баррель спирта оказался цел. Однако после доставки его в Геную владелец сообщил об исчезновении девяти баррелей. Нетронутым оказался полугодовой продовольственный запас. Все бумаги, за исключением судового журнала, исчезли. Согласно надписи на грифельной доске в кают-компании, в 8 часов утра следующего дня корабль находился бы в шести милях к юго-юго-западу от острова Санта-Мария (один из Азорских островов). Судьба всех членов команды и пассажиров полностью покрыта мраком. Впоследствии появлялись и были разоблачены несколько самозванцев, выдававших себя за членов экипажа и пытавшихся нажиться на трагедии. Чаще всего эти самозванцы выдавали себя за кока корабля. Обнаружение судна породило массу домыслов и слухов. Обсуждались возможности мятежа, нападение пиратов, воздействия Бермудского треугольника и даже вмешательство пришельцев из космоса. Некоторые вспоминали полуфантастические истории о якобы имевших место нападениях на корабли гигантских кальмаров, осьминогов и «морских змей»…

Однако даже такие экзотические версии не смогли свести воедино все факты. Например, версия захвата пиратами не объясняет, почему остался нетронутым весьма привлекательный для них груз спирта — точнее коньячного ректификата, — который можно было бы не только пить, но и выгодно продать. Версия нападения или мятежа не объясняет отсутствия следов борьбы или записей жертв. Версии, связанные с загадками Бермудского треугольника, инопланетянам и т. п., содержат большое количество непроверяемых предположений…

Все правдоподобные объяснения сводились к тому, что экипаж и пассажиры покинули корабль по своей воле и отличались только в толковании причин, побудивших их на такое странное поведение в относительно спокойном (по свидетельству других судов в этом районе и в это время), но холодном океане (это северная Атлантика в ноябре), при более чем приемлемом состоянии судна. Одновременно трудно объяснить, почему повсеместно были открыты световые и грузовые люки и наличие брошенных ценностей и судового журнала, порядок в капитанской каюте и кубрике, заколоченные брезентом надстройки, оставленные матросские трубки…

— Какая невероятная загадка… — задумалась Зина.

— Это самая невероятная загадка истории, — улыбнулся Маринов, — ответа на нее так и не нашли. Никто так и не узнал, что произошло на «Марии Целесте». Но после всего этого корабль пользовался такой дурной славой, что на него не решился наняться ни один моряк.

— А трупы? Их могло прибить к берегу, — предположила Зина.

— Нет. Ни одного трупа не было.

— Логично предположить, что эти люди погибли, были убиты ради какой-то цели, — задумалась она, — наверняка корабль был покинут не просто так.

— Есть версия, что они боялись взрыва, потому что над коньячным спиртом появились испарения. Люди могли сесть в шлюпку, а веревка, которая привязывала шлюпку к кораблю, оборваться. Малейший шторм, и перегруженная людьми лодка с легкостью пошла бы на дно. А штормы бывают в тех широтах очень часто. Трупы могли съесть рыбы, вот и они не всплыли. Эта версия выглядела наиболее логичной.

— Но в нее никто не поверил, — улыбаясь, продолжила Зина. — А что же предполагают, когда исчезают современные корабли?

— А современные корабли не исчезают! — в тон ей ответил Маринов. — Совсем.

— Но этого не может быть! — воскликнула Зина. — Должно же быть что-то… Море так опасно! К примеру, военные корабли, они постоянно патрулируют территорию.

— Ну, иногда в море происходят пожары, — сказал Маринов, — каждый моряк знает: сильный пожар — конец кораблю. В открытом море пожар затушить очень сложно. Есть горючие смеси, которые еще больше воспламеняются от воды. Они используются на военных кораблях. Плюс топливо, оружие… Если загорелся военный корабль — ему конец. Совсем вот недавно сгорел дотла немецкий эсминец, возле острова Змеиный. За считаные минуты пошел на дно.

— И его посчитали пропавшим без вести? — Зина все еще не теряла надежды.

— Нет, конечно, — Маринов легко пожал ее руку, словно ободряя. — Теперь есть самые современные средства связи, и сразу становится известно, что произошло с кораблем. С сигналом SOS пострадавший корабль передает в эфир свои координаты, и к нему спешат на помощь те, кто оказался поблизости. А почему тебя так интересует это? Ни с одной женщиной мне еще не доводилось обсуждать подобное!

— Так, просто, — сразу прикусила язык Зина и моментально перевела разговор. — А твои родители до сих пор живут в Крыму?

— Да, только теперь они живут возле Севастополя, — пояснил Маринов, — я постоянно езжу к ним. Очень часто там бываю.

Зина вернулась домой только к вечеру — уставшая, но бесконечно счастливая. Пройдя достаточно большое расстояние по песчаному пляжу, они снова оказались в том самом ресторане «Адмирал», где и произошло их знакомство. Обед плавно перерос в ужин. Потом Зина и Маринов уже открыто целовались в полупустом зале, в огромные панорамные окна которого было видно закатное море. Оно словно готовилось к вечеру, меняя свой цвет так, как женщина меняет платье — предпочитая наряд в более темных тонах.

Дверь комнаты Зина открыла своим ключом, она знала, что Маши дома нет. Щелкнула выключателем, зажигая люстру. И — застыла на месте, как вкопанная, не веря своим глазам.

На столе, стоявшем посреди комнаты, лежали деньги. Вся скатерть была просто усыпана ими! И это были крупные купюры. Их было так много, что они почти полностью закрывали всю поверхность стола…

Зина застыла, боясь пошевелиться. Сердце ее сжала липкая лапа страха. Комната, полная денег, — это было похуже, чем труп неизвестной женщины, который она обнаружила когда-то в одном из первых своих расследований. Труп еще укладывался в рамки логики. Деньги — нет. Зина почувствовала, что сходит с ума.

Еле переставляя ноги, она подошла к столу. Прикоснулась к одной купюре. Деньги были настоящими. Настоящие советские рубли. Что это такое? Зине вдруг стало так страшно, что все ее радостное настроение сняло как рукой.

Дверь сзади открылась с громким стуком. Зина подпрыгнула так, словно ее ударили. Теперь ее пугал любой неожиданный звук. На пороге возникла сияющая Маша.

— Как тебе это? Это все мое! МОЕ!!!

— Что — твое? — не поняла Зина.

— Деньги! Ну разве не здорово? Я специально так их разложила на столе, чтобы ты удивилась.

— Маша! — Зина отодвинула от стола стул и без сил опустилась на него. — Откуда у тебя такие деньги?

— Мне их дали! Просто так!

— Что это за бред? — взвыла Крестовская, схватившись за голову.

— Ох, ты просто не поверишь! — Маша плюхнулась на диван и начала свой рассказ.

Пока Зина гуляла с Мариновым, Игнатенко решила встретиться с одним журналистом, который обещал ей помочь. Но журналиста в редакции не оказалось, поэтому Маша очень расстроилась. Когда она вышла из редакции, к ней подошел мужчина средних лет в морской офицерской форме. В руках у него была белая коробка из-под обуви (Маша очень хорошо это запомнила). «Вы Мария Игнатенко?» — спросил он. Маша ответила, что да. «Ваш жених Леонид Капустин?» — Маша едва не запрыгала от восторга, надеясь услышать информацию о пропавшем женихе.

И действительно, мужчина сказал, что он служил вместе с Леонидом. И что тот был ранен и попал за границу, где находится в госпитале. Но с ним уже все хорошо, он идет на поправку и скоро вернется в Одессу. И что деньги — компенсация за ранение, Леонид получил эти деньги в госпитале. А когда его сослуживца отпустили, он попросил найти Машу и отдать ей. У моряков строго, они слово держат…

В штабе в Одессе этот офицер узнал, что Маша разыскивала жениха. А потом связался с журналистом, который сказал, что у него с Машей назначена встреча, но сам он увидеться с ней не может, потому что его отправили в срочную командировку. Пусть сослуживец жениха придет и передаст деньги. Вот он и пришел…

— Он жив, жив! — расплакалась Маша. — Он скоро вернется в Одессу! Он любит меня по-прежнему! Видишь, прислал мне деньги! Ведь только если мужчина любит, он дает деньги женщине! Он меня любит!..

— Маша, Маша!.. — Зина снова в ужасе схватилась за голову. — Это бред! Где он находится, что за страна?

— Он не сказал… У них же все секретно. Это какая-то секретная организация, — неуверенно произнесла Маша, вытирая слезы.

— Но так не может быть! Если бы это было правдой, тебе сказали бы в штабе!

— А если это государственная тайна?

— Откуда деньги? Кто их выплатил? — Зина почти кричала на Машу. — В советской стране таких денег не дают! И почему вот так, в руки? Маша, все это выглядит очень опасно!

— Ты сомневаешься в том, что Леня меня любит? — Глаза подруги вновь наполнились слезами.

— Да при чем тут твой Леня! — Зина только махнула рукой. — Это же Одесса, Маша! Одесса! Рай для мошенников всех видов и мастей! Город, в котором самое большое количество людской нечисти на душу населения, потому что эту нечисть несет к морю! Так всегда было, во все времена! И ты хочешь сказать, что на улице кто-то подойдет к незнакомой женщине и просто так, в коробке из-под обуви, даст ей большую сумму денег? Да не смеши мои тапочки!

— Ты о чем? — растерялась Маша.

— Я не знаю, что это такое, но это очень плохо выглядит! Это какая-то подстава! Тебя разводят, как золотого гуся! Как коня в пальте!

— Оставь свой жаргон! — возмутившись, хлюпнула носом Маша. — Что же теперь делать?

— Ты должна бежать из города! Это опасно. Все это опасно!

— Я всегда подозревала, что ты хочешь от меня избавиться. Что ж, это правильно. Я уже тебе надоела… — застонала Маша.

— Не неси чепухи! — Зина снова схватилась за голову.

— Поэтому я сделаю так, как сказал тот моряк… Воспользуюсь его советом…

— Что он тебе сказал? — вскинулась Зина.

— Снять квартиру на два месяца и ждать Леню! Этих денег хватит, чтобы заплатить! Он мне даже адрес подсказал!

— Адрес? Это может быть ловушкой!

— Вот. Фонтанская дорога, 69. Спросить Юну. Давай вместе поедем туда завтра и посмотрим! — взмолилась Маша.

— Послушай, тебе нужно бежать из города! — не отставала Зина.

— Ты так говоришь потому, что мне завидуешь! Леонид приедет и женится на мне, а на тебе никто не хочет жениться! Тебя все только используют! И этот твой Маринов — переспит и выбросит! И с Андреем Угаровым у тебя так было — выбросил!.. — Маша, прокричав эти ужасные слова, сама испугалась и замерла.

— Так, все, хватит, — Зина, побледнев от ярости, глубоко вздохнула. — Не хочешь меня слушать — живи своим куцым мозгом. Снимай квартиру, делай что хочешь. С меня достаточно.

— Зиночка, прости меня! — Маша бросилась ей на шею, — прости! Я не хотела!

Зина не простила, но утром пообещала поехать с Машей и посмотреть, куда ее направили. По адресу Фонтанская дорога, 69 был глухой дощатый, но добротный забор. Это был район частных домов, где ютились в основном небогатые жители города. Много было летних дач.

Они постучали в калитку. Дверь открыли почти сразу. На пороге стояла высокая женщина лет пятидесяти с суровым лицом.

— Вы Юна? Я по поводу квартиры… — проблеяла Маша.

— Комнаты, — поправила женщина, у которой был легкий прибалтийский акцент, — прошу вас, входите.

Они оказались в чистеньком, уютном дворе, вымощенном каменными плитами. Разветвляясь, каменная дорожка вела к добротному двухэтажному дому и одноэтажной пристройке, стоящей отдельно.

— Я сдаю здесь, — Юна указала на одноэтажную пристройку, — комната, летняя кухня с умывальником. Уборная за домом. Мужчин не водить.

— У меня жених есть! — вспыхнула Маша.

— Вы вдвоем будете жить? — Женщина бросила на Зину неприязненный взгляд, и той вдруг стало не по себе.

— Нет, я одна, — быстро сказала Маша.

Хозяйка кивнула с каким-то странным удовлетворением.

Комната оказалась чистой и опрятной. Широкая двуспальная кровать, трюмо, шкаф, письменный стол. Два окна с кружевными занавесками. В летней кухне вся необходимая утварь и печка-«буржуйка» с ответвлением в комнату.

— Топить сами будете, за свой счет, — буркнула Юна, — хотя весна уже. Топить и не надо.

И Маша сняла комнату. Отсчитала деньги за два месяца. Юна написала расписку и отдала два ключа: от калитки и от комнаты.

— В каменном доме живу я и другие квартиранты, — к чему-то сообщила она.

Было решено, что Маша переедет в этот же вечер.