Окна депутатского кабинета выходили на Тверскую. Но от дневного шума мегаполиса кабинет надежно защищала современная звукоизоляция, а так же плотные шторы, задернутые наглухо – несмотря на то, что было два часа дня.

Казалось, здесь остановилось время. На позолоченном столе из мореного дуба тлел тусклый фитилек свечи. Огарок черной свечи, установленной в плоской чаше из белого китайского фарфора, бросал рассеянный свет.

В кожаном кресле, опираясь обеими руками о стол, сидел человек, неотрывно смотревший на огонь. Мало кто узнал бы в нем недавнего именинника, шумно празднующего свой юбилей в казино. Черты его лица заострились, приобрели жестокую решимость, острые глаза из-под нахмуренных бровей горели нехорошим огнем. Не отрываясь, он смотрел на тонкий язычок пламени, словно хотел вобрать его в себя.

У порога раздалось робкое покашливание. Там стоял, вот уже десять минут не решаясь войти в кабинет, помощник депутата – тот самый солидный молодой человек в золотых очках, который уверенно распоряжался в казино насчет солидного банкета.

– Ну, войди… – не отрываясь от огня, скомандовал начальник, и молодой человек робко приблизился к столу.

– Прикажете зажечь свет? – робко произнес депутатский помощник. В тоне его, так же, как во внешности, было что-то очень лакейское.

– Вечно ты пристаешь с какими-то глупостями! – рассердился человек, сидящий за столом, – какой другой свет нужен, если есть огонь? Огонь – основа всего сущего! Соль и смысл земли! Он готовит пищу, согревает теплом и уничтожает лживую человеческую плоть, посмевшую восстать против своего создателя! Он очищает пламенем веры тех, кто пытается оскорблять то, что не понимает. Очистительное пламя – вот основа жизни! Людей все время нужно очищать от скверны, заползающей в их гнилые души! Кто еще справится с великой миссией, как не огонь?

И, видя, что помощник почтительно молчит, повторил:

– Огонь – основа всего сущего.

– Философ… – помощник робко кашлянул – кашель его происходил явно от страха, – был какой-то древний философ, который считал, что огонь – основа всему….

Начальник бросил на него косой взгляд, чуть наклонив голову, и посоветовал даже ласково:

– Заткнись, а?

Помощник сжался от страха еще больше. Даже кашель прекратился – вместе с речью. Начальник понял это, поэтому изменил тон:

– Ладно. С чем пожаловал?

– Так это… Как с начальником охраны быть? Друга вашего….покойного?

– Он допрошен?

– Допрошен. Ребята над ним поработали. Клянется, что не знает, кто его шефа убил!

– Работаю с идиотами! При чем тут это? Кто еще знает о книге?

– Ну, старообрядцы… И тот американец, что священника сжег.

– Американца к черту, он далеко! Все равно он ничего не понял. А старообрядцев придется сжечь.

– как это? – растерялся молодой человек.

– как, как…тупица! Очистительным пламенем! Пошлешь одного из наших учителей. Он все и устроит.

– Понятно. А….кого послать?

– Нет, точно тупица! Да уж не того, кто в других местах наследил! Думать головой надо, а не другим местом! Да, кстати. Насчет других мест. Еще раз узнаю, что со срамными девками по ночным кабакам валандаешься – пойдешь на костер!

– Простите…. Больше не будет такого!

– Простите! Не будет! Мы стоим за чистоту, вот и блюди чистоту, как положено! Тебе ясно?

– Но…

– Учти: сомнение – от врага. Если ты сомневаешься – значит, ты враг нашей веры. А раз так – ты мой личный враг.

– Я все понял! А как с начальником быть?

– Никто не должен знать о книге! Ясно тебе? Никто! Начальника придется казнить. Он где у вас содержится?

– На базе, за городом.

– Вот и хорошо. Казнить завтра на рассвете.

– Показательно?

– Нет, показательный процесс ни к чему. Показательно мы казним того взяточника, которого взяли с поличным в мэрии городка… Название не помню. Народ будет рад. А этого – на рассвете, и потише. Хворосту побольше добавьте, чтоб лучше горел. Пепел – в реку. Все, как положено. Не мне вас учить! И перед смертью – отпущение грехов, непременно. Днем доложишь.

– Будет сделано!

– Что еще?

– Смотр войскам!

– Рановато. Сколько собрали добровольцев?

– Одну тысячу восемьсот семьдесят девять человек!

– Мало! Очень мало. Плохо работаете. Значит, так: добровольцев разместить на базе, выдать обмундирование и привести к присяге – но не полностью, а только взять присяжную расписку. Наберете людей до двух тысяч – я и посмотрю! Сам и проведу церемонию посвящения. А пока – рано. Работайте! Да, и учения проводите. Все время проводите учения!

– Будет сделано! – молодой человек вытянулся в струнку. На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Убирайся вон! – начальник вновь облокотился на руки и уставился на огонь, – и дверь закрой, чтоб сквозняка не было. Нет, подожди!

Молодой человек замер в дверях.

– Что с заводом?

– бунтуют.

– До сих пор? Какие меры принимались?

– Были вызваны учителя – двое. Проведена основная работа. Создан комитет контроля по чистоте…

– Работу контроля – усилить. Если через неделю бунт не будет подавлен, руководство комитета взять под Священный трибунал! Довести до их сведения.

– Слушаюсь!

– Теперь убирайся!

Кабинет опустел. Человек вновь уставился в пламя. Именно поэтому он не заметил, что в углу была более плотная тень. В черной густоте угадывались очертания человеческой фигуры.

Это была женщина в длинном белом одеянии. Скрестив на груди руки, она молча смотрела на сидящего человека. Между тем тот принялся что-то бормотать. Он раскачивался из стороны в сторону издавая утробные звуки. Свечка пламени стала расти на глазах. Увеличившись, пламя расползлось по всей чаше, вышло за ее пределы и расползлось по столу. Но человек, казалось, не замечал этого. Он не заметил даже того, как постепенно пламя охватило всю комнату. Огненный сполох метнулся в угол, и фигура женщины исчезла. Раскачиваясь, человек вскинул руки вверх:

– Да придет твое огненное царство! Веди меня в геену огненную истинной веры! Веди меня!

Пламя не касалось его, образуя между ним и пространством непроницаемый круг. Постепенно пламя приобрело кровавый оттенок. Запах гари отсутствовал.

В роскошно обставленной депутатской приемной секретарша с увлечением играла на компьютере. В креслах приема у депутата (до назначенного времени приема оставался ровно один час) ожидали редкие, пришедшие заранее посетители.