Побег Рваного. Медальон. Княжна Шаховская. В подземной тюрьме

— Не смотри вниз... — Диким, каким-то чужим голосом зашептал Андрей. И с перепугу Таня просто рухнула на скамью, больно ударившись. За отплытием лодки с пристани наблюдал профессор Никореску и два румынских солдата, которые подошли к нему, чтобы лично убедиться, что незваная гостья отплыла. Таня с улыбкой, не обращая внимания на боль, махала профессору рукой, чувствуя, что ее нога под скамьей лодки уперлась во что-то твердое. И тут же раздался тихий, очень болезненный стон.

Сохраняя непринужденную улыбку на лице, Таня расправила юбки, прикрывая скамью полностью. Андрейка взмахнул веслами, и лодка бесшумно заскользила по неподвижным водам лимана.

— Твою мать, идиот!.. Что ты натворил? — шепотом взорвалась Таня, не в силах больше сдерживаться после ужасного душевного напряжения, которое пережила в крепости. — Я там жизнью рисковала, а ты...

— Успокойся! И тише, тише... — Андрей тоже шептал самым заговорщицким тоном. — Я не виноват, это получилось случайно... Увидел в воде... Там, под скамейкой...

— Что под скамейкой, кретин?! — бешено сверкая глазами, шепотом крикнула Таня.

— Рваный, — коротко бросил Андрейка.

Сделав вид, что у нее расстегнулся ремешок на туфельке, Таня наклонилась и, как будто занимаясь обувью, отогнула край юбки... Из-под лодочной скамьи на нее смотрели искаженные страданием глаза... Она разглядела бороду, уродливый шрам, пересекающий лицо...

— Помоги, — прошептал Рваный. Лицо его было залито кровью.

Таня резко распрямилась, сверкнув глазами на Андрея. Скомандовала:

— Говори.

И рыбак рассказал следующее. После того, как Таня ушла в крепость к Никореску, румынский солдат потребовал у него еще денег. Денег не было. Тогда солдат, чтоб Андрей не стоял возле берега, велел ему поплавать по лиману, не особо попадаясь на глаза. А когда придет время возвращаться, он, дескать, махнет с пристани рукой.

Это устраивало Андрея как нельзя больше. Он и сам уже давно хотел осмотреть с другой стороны крепость, заплыв за пристань. И, воспользовавшись случаем, поплыл туда. Воды лимана были абсолютно спокойными, и рыбак уверенно правил лодкой.

Он доплыл до раскопок и издали даже различил силуэт Тани, которая вместе с профессором спускалась по склону. Ее белое платье было видно издалека. И тут Андрей разглядел широкий выступ у подножия последней башни крепости, с которого немного осыпались камни, поскольку выступ подмывал лиман. За ним вполне можно было спрятать лодку, и рыбак поплыл туда...

— Отлично! — перебила его Таня на этом месте. — Хоть в том от тебя польза. Как раз на это место нам предстоит плыть сегодня ночью, в самое темное время. Хорошо, что ты разглядел.

Андрей вдруг перекрестился. Он выглядел таким испуганным, что Таня рассмеялась. Затем рыбак стал рассказывать дальше.

Он заплыл за выступ — там, возле самого берега, были камни, и Андрей остановил лодку, боясь пробить дно, не зная, есть ли камни в воде. Как вдруг он увидел, что возле самой воды лежит что-то большое и черное. Сначала Андрей подумал, что это мертвое животное. Но когда это попыталось пошевелиться, перепугался. Страшные рассказы о призраках сразу всплыли в его памяти. Однако существо издало вполне человеческий стон, и страх рыбака прошел.

Выпрыгнув из лодки на камни, Андрей двинулся к нему. Он соблюдал осторожность, внимательно оглядываясь по сторонам, — к счастью, за ним никто не следил. Вокруг не было ни единой живой души. У подножия крепостной стены, в самом низу, он разглядел нечто вроде широкого отверстия водостока. Возможно, это была труба, через которую из крепости выводились сточные воды. И тут Андрей понял, что человек, лежащий на камнях, — а он уже не сомневался в том, что это именно человек, — сбежал из крепости как раз через это отверстие.

Перевернув его на спину, Андрей не поверил своим глазам. Это был Рваный. Но в каком состоянии! Вся его одежда была пропитана кровью. На левой руке пальцы отсутствовали полностью. На правой были отрублены большой палец и мизинец. И при этом Рваный был жив. Застонав, он открыл глаза и узнал Андрея, попросил пить и стал умолять его спасти. Из фляги, которая всегда была у него за поясом, как и у всех рыбаков, Андрей напоил Рваного. Его сразу же стало рвать водой, и Андрей понял, что ему долго не давали ни воды, ни еды. Кое-как взвалив Рваного себе на плечи, рыбак перетащил его в лодку и спрятал под скамью.

К своему удивлению, Андрей отметил, что вещи Рваного никто не тронул. В одном кармане штанов у него был туго набитый деньгами бумажник, в другом — золотые часы на цепочке. А на шее висел золотой медальон. Кто бы ни держал Рваного в крепости, сделано это было не ради ограбления. В бумажнике была вся сумма, полученная им за улов рыбы, которую они привезли в крепость, Андрей это знал. Все это выглядело очень странно... Но думать над этим времени не было.

Вдруг рыбак увидел, что со стороны пристани ему рукой машет солдат. Запихнув Рваного под скамью, он быстро поплыл назад.

— Удивительный человек! — задумчиво произнесла Таня. — Как же ему удалось бежать? Ты спросил, кто его мучил, кто отрубил ему пальцы?

— Спросил, — ответил Андрей, — он же все время был в сознании. Он сказал, что это сделали...

— Призраки, — перебила его Таня.

— Откуда ты знаешь? — разочарованно протянул рыбак.

— Отрезанные пальцы — убийство Людоеда, — словно говоря сама с собой, произнесла Таня, — вырезанные глаза... Ритуал Хабратц Хэрсе Хэор Бохер... Похоже, она тренируются на самых зверских убийствах.

— Что ты такое говоришь? — перепугался Анд­рей. — С тобой все в порядке?

— Ничего, все в порядке, — успокоила его Таня, — ты все равно не поймешь.

Матрена уже поджидала их. Она показала место в саду, где можно было спрятать лодку. Рваного перенесли в дом. Матрена тут же занялась им. Чтобы ей не мешать, Андрей и Таня спустились в сад.

— Что ты увидела там, в крепости? — спросил рыбак. — Может, объяснишь?

— Объясню, — кивнула Таня, — потом.

— Призраки — они действительно призраки, или... — Он вопросительно смотрел на нее.

— Или, — кивнула Таня, — не призраки. Живые люди. Ну, может, не совсем живые. Но очень близко к тому.

— А что ты увидела там для себя? — прямо спросил Андрей.

— В каком смысле? — перепугалась Таня.

— Ты изменилась, — он не сводил с нее внимательных глаз, — ты стала совершенно другой... Как будто... не знаю...

— Я встретилась со своим прошлым, — с печалью произнесла Таня.

— И это прошлое... Оно оказалось хорошим?

— Оно оказалось ужасным, — все так же печально усмехнулась Таня. — Я пойду к себе. Мне надо отдохнуть.

Только через три часа Матрена позвала их. Состояние Рваного оказалось очень серьезным. Она дала ему сонного отвара, и он заснул.

— Его пытали, — сказала Матрена, — жестоко. Отрезали пальцы — причем резали их медленно, один за другим, тупым ножом. На животе у него продольный разрез, пришлось зашить. Но внутренние органы вроде без повреждений. А вот на спине... там хуже. Со спины у него полосками срезали кожу, заживо, причем не один раз. Раны загноились, покрылись струпьями. Выздоровление займет очень много времени.

— Он будет жить? — не надеясь на положительный ответ, спросила Таня.

— Будет, — убежденно кивнула Матрена. — Он мужик еще молодой, сильный. Крепкий, закаленный организм. Тем более, что внутренние органы не повреждены. В общем, это уже мое дело. Есть еще сильное обезвоживание — ему долго не давали пить. Но с этим я тоже справлюсь. Так что выживет, и будет злобствовать пуще прежнего, — и тут она неожиданно для них улыбнулась.

— Какой бы замечательный врач получился из вас! — вздохнула Таня, с печалью вспоминая о докторе Петровском.

— Есть еще кое-что, — Матрена вдруг посмотрела на Таню со странным выражением лица. — Вот это было у него на груди. Примотано так крепко, что и не снять было. Открой.

Она протянула Тане медальон. Таня раскрыла. На одной половинке была фотография молодой очень красивой женщины с темными волосами. На другой — снимок младенца нескольких месяцев от роду. Девочки — судя по чепчику, обильно украшенному кружевами. Обе фотографии были подписаны. Под снимком женщины внизу была подпись: «Княгиня Софья Шаховская». Под снимком младенца — «Княжна Татьяна Шаховская».

Сердце Тани выскакивало из груди.

— Это... — голос ее дрогнул, — это...

— Я вспомнила фамилию ребенка, — вдруг произнесла Матрена: — Княжна Шаховская. Это ты. А женщина — твоя мать.

Дрожащими руками Таня поднесла фотографию женщины к губам. От ее теплого дыхания снимок запотел. Но ей вдруг показалось, что женщина улыбается, а ее лучистые глаза смотрят с той самой любовью и нежностью, которые однажды, в самый страшный момент, она уже ощутила в своей жизни.

— Он проснется — все расскажет, гад, — вдруг мрачно сказала знахарка.

Но Таня не слышала ее слов. По ее щекам текли слезы. Они лились обжигающим, светлым потоком, словно освобождая ее душу, и Таня знала, что выйдет из этого испытания очищенной от всей скверны, которая прилипла к ней в прошлой жизни. Душа ее рождалась заново. И путеводными звездами в ней были яркие глаза женщины, которая всегда, теперь Таня знала это, оставалась с ней, чтобы ободрить и защитить.

Это были слезы очищения, облагораживающие, очищающие ее заскорузлую душу. Таня все смотрела и смотрела на две фотографии — мать и дочь рядом. Матрена и Андрей, стараясь двигаться очень тихо, незаметно вышли из комнаты, оставив ее наедине с собственной судьбой...

Рваный открыл глаза только к вечеру. Таня провела у его постели несколько часов. Когда он очнулся, когда мысль яркой искрой промелькнула в ставших его более ясными глазах, она без церемоний сунула ему под нос медальон.

— Говори, — голос ее звучал твердо, а лицо было мрачным.

Рваный заметно занервничал. Благодаря снадобьям Матрены боли мучили его уже не так сильно, но физически он был совершенно разбит.

— Говори всё, — сурово велела Таня, — иначе тебе не поздоровится. Верну туда, откуда ты сбежал.

— Я не украл... — Рваный, лежащий на ложе страданий, больной, израненный, выглядел жалко, но Тане не было его жаль.

— Ты увидел этот медальон на шее ребенка, которого вы с Седым нашли на берегу моря. И тайком от Седого забрал себе, — чеканным голосом произнесла она. — А потом случайно ты встретил настоящего отца ребенка и понял, что нашелся повод заработать.

— Он сидел в ресторане на Дерибасовской и пил... — Голос Рваного дрожал. — У него на груди был точно такой же медальон. Ну и я подсел... Я за все понял... Он сказал, что озолотит любого, кто скажет хоть что-нибудь за его ребенка... И я подумал...

— Ты решил заработать денег, предав своего друга, — произнесла Таня, прямо глядя ему в глаза. — А еще ты подумал, что отберешь бизнес Седого, когда загонишь его в тюрьму...

— Мне ж не дали, — мрачно ответил Рваный. — Все поделили без меня. Мне остались только те деньги, которые отвалил этот покинутый папаша.

— Ты забрал их и уехал в Аккерман, потому что боялся оставаться в Одессе из-за своего предательства, — сказала Таня. — Все поняли, как ты заработал эти деньги.

— Слушай, ну зачем тебе за все это знать? — Взгляд Рваного стал умоляющим. — Хочешь этот медальон — забери себе. Все это давно прошло и быльем поросло. Зачем прошлое ворошить, да и какой в этом толк...

— Я заберу медальон, — кивнула Таня, — но не потому что хочу золотую цацку. А потому, что я тот ребенок.

Рваный вздрогнул. По его телу прошла дрожь. В глазах мелькнул и так же быстро исчез ужас.

— Тогда я скажу тебе за кое-что... — произнес медленно он. — Там, в крепости, со мной сидел тот человек, что заплатил мне деньги. Если ты ребенок, ну тогда это твой отец.

— Что ты сказал? — Таня с яростью ногтями вцепилась в руку Рваного. — Если ты, тварь, лжешь или играешь со мной...

— Та я не играю! — завопил Рваный от боли. — Зачем мне это? Больно! Та пусти!

Таня убрала руку. Полукружья царапин от ее ногтей на коже Рваного наполнялись сочной кровью.

— Он жив? — только спросила она.

— Ну, был жив, когда я бежал. Но ему недолго осталось. А бежать со мной он не мог, потому что его приковали к стене.

— За что? — Голос Тани дрожал. — За что его держат там?

— Ну так он... потомок знатного рода... А те держат самых известных потомков знатных родов, чтобы получать деньги. Деньги с Парижа. Чтобы как будто получить за него выкуп... — хрипел, надрываясь Рваный, голос его прерывался, — ...и тренируют этих... призраков... на них.

Ночь густым темным полотном стлалась над застывшим лиманом. Вдоль стены крепости блуждали тусклые огоньки. Отражаясь в темной воде, они вызывали чувство тревоги. Таня и Андрей сидели неподвижно в лодке, стараясь ничем не выдать себя. Рыбак старался держаться, но ему явно было не по себе.

— Эти беглые огни — злые духи, — прошептал он, — недаром говорят, что это проклятое место...

— Не говори глупостей, — перебила его Таня, — это просто военный караул. Обходят территорию. Стерегутся... сволочи.

— Ты про кого? — уточнил Андрейка, и Таня тут же отрезала:

— Про всех!

Воды лимана были неподвижны. Он действительно совсем не был похож на море — было в нем что-то другое: тяжелое, тягучее. В мерцающем свете ночи вода напоминала разлитую ртуть или перевернутое зеркало, вдоль поверхности которого проскальзывали мистические, таинственные блики, словно обнажая в этот смутный час границу между двумя мирами.

Страшно Тане не было. Находясь во власти охотничьего азарта, она отринула от себя все сомнения, которые только могли существовать. Всё двигалось к решающей точке, и она была исполнена отчаянной, бесшабашной решимости — так, как никогда.

Внезапно Андрей вздрогнул и изо всех сил сжал ее руку:

— Смотри! Это они.

Из-за туч вышла полная луна, бросив яркий свет на застывшую поверхность воды. Он освещал всё вокруг достаточно отчетливо, так, чтобы можно было разглядеть даже мелкие детали. И внезапно от стены, стоящей вплотную к воде, стали отделяться расплывчатые, мерцающие фигуры, двинувшись над водой в мистическом белом свете.

Они перемещались вдоль линии берега, но казалось, что идут по воде. Их полупрозрачные тела словно плыли в воздухе, и не ясно было — явь ли это, или же галлюцинации, страшное порождение мозга... Было в них что-то настолько темное и завораживающее, что ни Таня, ни Андрей не могли отвести от них глаз.

Зрелище действительно было страшным. В этих фигурах не было ничего человеческого. Являясь воплощением вселенской тьмы, они словно подсвечивались изнутри адским огнем. И казалось, что это адские души, вырвавшиеся из вечного пекла, блуждают по земле, ища живых душ, чтобы увлечь их с собой... в порывах своей сатанинской злобы.

— Матерь Божья... Спаси и сохрани нас, заступница... — Андрей, бросив весла, судорожно крестился дрожащими руками, и Таня не могла его в том обвинять.

Она и сама бы перекрестилась, если б верила в Бога, но Бог исчез из ее души давным-давно...

Теперь ей было понятно, почему так театрально обставленное появление призраков наводило на суеверное местное население такой непередаваемый ужас. Всё было просчитано очень точно. И эти страшные души представали в таком виде, что местные воспринимли их как призраков — настолько все это выглядело правдоподобно.

— Успокойся, — Таня тронула Андрея за плечо, — это живые люди. Всего-навсего. А то, что они двигаются так, — просто эффектный театральный ход, как на сцене.

— Но почему они так выглядят? — Рыбак не мог ей поверить.

— Краска, — пожала плечами Таня, — дешевый фокус. Играет на нервах местного населения.

— Но они же идут по воде! — Он не мог прийти в себя.

— Там, в глубине, чуть в стороне от берега, есть тропка из камней. Они идут по камням, а кажется, что по воде, — спокойно, как учитель на уроке, говорила Таня.

— Но зачем? Зачем они делают так? — Андрей почти плакал, напоминая ребенка, которому рассказали правду о фокусах.

— Чтобы местное население принимало их за призраков и списывало на них всё то страшное и ужасное, что происходит в крепости. И чтобы никто не опознал в них живых людей.

Страшные существа отдалились от них на достаточное расстояние. И вдруг Таня вздрогнула:

— Смотри, сигнал!

На камнях возле берега появилась человеческая фигура и начала подавать сигнал ярко горящим фонарем — то поднимая его наверх, то опуская вниз.

— Нам туда, и быстрее! — скомандовала Таня, хватаясь за вторую пару весел, чтобы помочь Андрею быстрее достичь цели.

— Они ушли, у нас есть часа два. — Голос профессора дрожал, и выглядел он гораздо хуже, чем днем.

— Что случилось? — Таня участливо тронула его за руку. — Вам угрожали?

— Страшно! Сначала расстрелом. А затем отправкой в подземную тюрьму, к остальным. Но я не из пугливых. Я хочу всё показать вам, что тут происходит. Пусть узнают об этом! — Профессор, казалось, ожил и победоносно посмотрел на Таню с Андреем.

Они быстро миновали раскопки и вошли внутрь крепости. По двору прошли бесшумно, стараясь прижиматься к стене. То и дело на стенах мелькали огни.

— Караульные, — шепнул профессор, — сторожат крепость до возвращения призраков. Они всего боятся.

Так они оказались внутри двора за тюремной башней.

— Нам туда, — профессор показал вход в подвал, увлекая их за собой.

Спустившись по высоким ступенькам, они оказались в узком коридоре, заканчивающимся тупиком.

— Но здесь тупик! — вслух удивился Андрей.

— Нет, — профессор покачал головой, а затем по какому-то ему одному ведомому образу повернул в каменной кладке стены четыре камня, — это ход вниз.

Скрипнув, стена отодвинулась в сторону, открыв взгляду винтовую лестницу, ведущую глубоко под землю. Сняв висящий тут же масляный фонарь, профессор зажег его и первым ступил на ступеньки подземелья, увлекая всех за собой.

Шли они долго. В воздухе чувствовалась влажность. Вдруг стало слышно, как где-то капает вода.

— Мы под лиманом, — ответил профессор на общий немой вопрос, — это одна из тайн крепости. Именно здесь, глубоко, они устроили тюрьму.

Вход им преградила густая решетка. Профессор достал ключ. Таня вдруг поняла, что они находятся в настоящем тюремном коридоре. По обеим сторонам находились огороженные решетками клетки, в которых прямо на полу в разных позах лежат люди. В воздухе стоял какой-то ужасающий сладковатый запах, показавшийся ей смутно знакомым.

— Эти люди... они... спят? — запинаясь, спросила она.

— Это трупы, — грустно ответил профессор, — живых здесь мало. Когда в камерах умрут все, их уберут и заполнят новыми. Отсюда никто не вый­дет.

Вдруг Таня застыла как вкопанная, помимо своей воли, что-то почувствовав. В одной из камер возле стены на цепи был прикован человек — глубокий старик с длинными белыми волосами и густой бородой. Одежда его почти истлела от сырости и долгого нахождения в этой подземной тюрьме. Таня вцепилась в руку профессора.

— Мне надо туда войти!

Тот, пожав плечами, молча достал ключ и отпер решетку. На сгибающихся ногах Таня подошла к старику. Отодвинув лохмотья с его груди, она увидела точно такой же медальон, какой был у Рваного... На когда-то белой рубашке старика запеклись следы крови, а ноги его были так сильно обожжены, что ступни превратились в уголь...

Сдерживая слезы, Таня смотрела на своего отца...