Отец Тани. Поджог. Правда о призраках. Предупреждение царевны Тамары. Возвращение в мир

Опустившись на колени, Таня пристально всматривалась в лицо отца, ища в нем свои собственные черты. Старик был без сознания, дыхание его было тяжелым.

Она искала в нем то, что могло подсказать ей, кем она могла стать. Дать подсказку о другой жизни, о неслучившемся будущем... Но вдруг Таня поняла, что в умирающем человеке, лежащем перед ней, она лихорадочно ищет себя. Но ей не нужно было искать! Ничего! Ни себя! Ни будущего! Ни прошлого! Перед нею лежал просто ее отец...

Таня крепко сжала его леденеющие руки. Ей так много захотелось рассказать ему... Но она вдруг почувствовала, что близкая смерть отца накладывала на ее губы вечную печать молчания.

Что она могла рассказать ему? Какими словами? А между тем, кровь из ее сердца напрямую, без слов, беседовала с кровью его сердца. Она рассказывала ему об улочках Одессы, ощущениях, которых всегда носила с собой. О мужчинах, прошедших через ее жизнь красным, воспаленным шрамом, — Алексее, Геке, Володе... О том упоительном счастье, которое охватывало ее каждый раз, когда в гимназии бабушка приходила за ней. И о теплом море, в котором купалась с подружками. О своем детском смехе. О чайках над волной...

Прошлое текло и по щекам Тани, оставляя борозды на ее коже. Она слушала дыхание отца, прерывистое, неровное. Холодная бледность, лед рук, предвестник близкой освободительной смерти, всё это поднималось к сердцу снизу, от ступней. Прошлое становилось шрамом точно так же, как и настоящее, но Таня знала, что будет носить и этот шрам с гордостью. Как памятные знаки, эти шрамы навсегда останутся с ней...

Что рассказала бы она отцу в первую очередь? Человеку, который столько лет так горько оплакивал ее смерть? Перед глазами Тани вдруг встало любимое лицо бабушки — самый драгоценный дар ее памяти. Оно благословляло ее на жизнь.

Поднеся руки отца к губам, Таня поцеловала их. Она целовала бы эти руки до конца жизни. Но его смерть отнимала у нее такую возможностью. Таня вдруг поразилась, до чего тупы люди, как не понимают эту самую простую в мире истину: нет ничего дороже, чем поцеловать руки своих родителей! Они прячутся в вымышленных, в возведенных собою же башнях обид и проклятий, отнимая у себя такую хрупкую возможность — хотя бы один раз в жизни прижать к губам руки родителей, тех, кто подарил им жизнь...

Таня не знала своего отца, но в этот страшный миг он вдруг стал для нее таким же дорогим, как была бабушка. И, смахивая горькие слезы рукой, она прошептала:

— У меня было очень счастливое детство, папа... Я была счастлива. Меня любили. Со мной и теперь всё будет хорошо.

Вдруг Таня ощутила что-то странное и болезненное, как удар тока. Глаза отца были широко раскрыты, он ясно, осознанно смотрел на нее. На губах его запек­лась кровь. И несмотря на то, что они представляли собой сплошную рану, он нашел в себе силы их разжать. Старик прямо, с сознанием глядя на нее, прошептал так тихо, что его могла услышать только она одна:

— Таня?...

По его телу прошла резкая судорога, и глаза остек­ленели в понимании вечности, подарившей в последний миг бесценный дар судьбы...

Таня зарыдала. Руки ее прикрыли отцовские веки. Кто-то поднял ее, прижал к себе, пока она продолжала рыдать. Она увидела Андрейку, но сердце ее рвалось к человеку, который умер на руках у нее — родной дочери, к человеку, который вдруг стал значить больше всех в жизни. К тому человеку, который в жизнь Тани больше не вернется никогда...

— Его замучили в этой жуткой тюрьме... — прошептал бледный профессор, — будь они прокляты... прокляты...

Резкий скрип решетки заставил всех обернуться назад. В проеме этих страшных дверей стоял Володя Сосновский.

— Они возвращаются! Быстрее! Надо уходить!

— Я никуда не уйду, — Таня резко рукой смахнув слезы, вздрогнула всем телом и покачала головой.

— Да быстрее же! — Профессор крепко сжал ее руку.

Андрей подхватил ее с другой стороны и увлек следом за остальными. Вырвавшись из их рук, Таня рванула к отцу и сорвала с его шеи медальон. Кожа его уже стала ледяной на ощупь, медальон был весь покрыт кровью.

Где-то вдалеке послышались выстрелы.

Задыхаясь, они бежали по лабиринтам подземной тюрьмы — секретной, тайной тюрьмы, устроенной вдалеке от всех. На одном из поворотов вдруг вырос человек профессора — Таня видела его на раскопках.

— Отряд солдат во дворе перед входом! — выпалил он. — Они видели, что сюда проникли посторонние!

— Есть еще один ход — мы можем уйти через него, — профессор соображал быстро, — попасться мы не можем.

— Где скопление газа? — Таня вцепилась ему в руку. — Где место, в котором держат призраков?

— Поблизости... Есть со двора второй ход... — Профессор с недоумением уставился на нее.

— Тогда мы должны пробраться через двор, заманить солдат внутрь!

— Это самоубийство! — запротестовал про­фессор.

— У нас нет другого выхода!

Андрей разрядил обойму в глубину коридора, привлекая внимание звуком выстрелов. Послышался топот, стрельба. Профессор руководил этим стремительным бегством.

Они оказались во дворе. Метким выстрелом из своего пистолета Володя снял со стены часового. Профессор указал на спрятанную в камне покрытую железом дверь.

— Но туда мы не войдем, — сокрушенно ска­зал он.

— Где вентиляционная отдушина? — крикнула Таня. — Отдушина должна быть, если в лаборатории газ!

— Где-то вдоль стены...

Солдаты возвращались. Зазвучал громкий сигнал тревоги. Таня схватила висящий на крепостной стене зажженный фонарь. Маленькое отверстие, скрытое решеткой, находилось в самом низу стены. По сигналу Тани Андрей вынул решетку. Сорвав с себя платок, Таня пропитала его маслом из фонаря, затем затолкала в отверстие и сунула туда и сам фонарь.

— Стреляй! — повернулась она к Володе, — стреляй туда, в отверстие!

— Будет взрыв... — запротестовал он.

Таня выхватила пистолет у Андрея и разрядила всю обойму в вентиляционную шахту. Она сама даже не предполагала, что произойдет.

Неизвестно, сколько газа было внутри, но под землей вдруг раздался страшный гул. Он просто потряс землю — казалось, под крепостью происходит жуткая подземная борьба. Они бросились бежать со всех ног. Из отверстия вырвался стон пламени. Затем раздался взрыв такой силы, что рухнула часть стены. Их сбило с ног взрывной волной, покатило по земле. Со всех сторон сыпались камни. Взвыла сирена. Затем последовала серия взрывов. Земля буквально содрогалась под ногами. Раздались страшные крики солдат.

Все были исцарапаны в кровь. Кое-как поднявшись на ноги, они бросились вниз, к раскопкам. Никто даже не заметил, что их обнаружили двое солдат, которые что-то закричали по-румынски, прицелились и стали стрелять из винтовок. Взмахнув руками, Андрей вдруг рухнул плашмя вниз. На его груди расплывалось огромное кровавое пятно. Таня закричала. Она пыталась броситься к нему, но профессор тащил ее за собой.

— Он мертв! Мертв! — кричал он.

Прицелившись, Володя Сосновский выстрелил в темноту. Солдаты один за другим упали. Благодаря его прикрытию Таня с профессором выбрались из крепости. Вскоре к ним присоединился и Володя Сосновский. Кое-как им удалось добраться до лодки. Мужчины схватились за весла. Таня же, рухнув на скамейку, застыла неподвижно, с мертвым лицом наблюдая огненные сполохи над стенами крепости.

Медленно, приходя в себя, она отвела взгляд. Таня знала, что призрак этой страшной ночи будет преследовать ее до конца жизни. Затем она перевела взгляд на лицо Володи. Сколько же она мечтала о нем...

Всё вдруг изменилось, всё вокруг стало другим, а Таня даже не почувствовала, когда это произошло. Но она твердо знала, что всё будет другим, уже не останется прежним. Касалось ли это окружающего мира или ее жизни? Таня не знала.

Лодка быстро двигалась по направлению к Аккерману.

— Что теперь с вами будет? — Она перевела взгляд на профессора.

— Да ничего, — пожал плечами тот. — Тронуть они меня не посмеют. Призраков, скорей всего, переведут в другое место. После того, как вы уничтожили подземную тюрьму, ее уже нельзя будет восстановить. Скопление газа под землей сыграло в этом на руку.

В Аккермане они очень быстро нашли гостиницу, которая была открыта. Сняли два соседних номера — для Тани и для мужчин, но все вместе собрались в одном.

— Рассказывайте, — потребовала Таня у профессора. И тот начал. Этот рассказ временами дополнял Володя.

«Призраки» были проектом ЧК, которым лично руководил назначенный в Одессу Ременс. Это был отряд особого назначения, предназначенный специально для ликвидации неугодных людей — отряд убийц, наделенных особыми полномочиями, которые не должны были оставлять следов и инсценировать любую нужную смерть как самоубийство, естественную смерть или несчастный случай (в крайнем случае, вмешательство нечистой силы). Содержание такого отряда хранилось в глубокой тайне, поэтому их называли кодовым словом «призраки».

Но убийц недостаточно было просто тренировать. Для их тренировки был специально выписан из Московского университета редкий специалист по газам, в компетенцию которого входили вопросы особенностей влияния различных газов на психику и поведенческие рефлексы людей. Никореску был знаком с работами этого специалиста и узнал его, когда тот приехал в крепость.

Кроме того, этот человек считался крупным специалистом и по химическому оружию. По его работам были изготовлены химические составы, которые с успехом использовались во время Первой мировой войны. После распада империи большевикам удалось переманить его на службу.

Крепость Аккермана казалась идеальным местом для тренировок такого отряда. Отдаленность от Одессы, скопление подземных газов, власть румын — всё это делало ее идеальным местом. На скорую руку была создана лаборатория и отобраны люди в отряд секретных убийц, которые должны были проходить в крепости специальную подготовку.

Но недостаточно было наделить «призраков» нечеловеческими способностями, невероятной устойчивостью и умением хладнокровно убивать. Необходимо было развить в них чувство жестокости и безразличия к людским страданиям.

Для этой цели в крепости устроили подземную тюрьму, куда для пыток доставляли похищенных людей, чтобы «призраки» учились различным способам доводить человека до смерти. В основном это были местные жители и представители знатных дворянских семей, приближенные к царской семье и Белому руководству, — такие, как князья Шаховский, Оленин и другие. Они были выкрадены в Европе красной разведкой и тайно доставлены в крепость. Им предстояло стать «учебными пособиями» для будущих «невидимых» убийц.

Все шло идеально — до определенного момента. До того, как бывший сотрудник газеты, знакомый Володи Сосновского (тот самый, который написал записку) прошел «конкурс» в отряд «призраков» и стал одним из них. После этого он случайно рассказал обо всем Антону Краснопёрову — возможно, потому что сам перепугался, куда попал.

Странные события в крепости привлекли внимание местных жителей, и тогда руководство красной разведки решило подбросить лакомую сказочку о сокровищах египетских жрецов, которые якобы спрятаны в крепости. На эту сказку клюнули и Котовский, и Мишка Япончик.

И в тот момент, когда бывший журналист, а ныне один из отряда «призраков» пришел к Антону Краснопёрову, тот уже слышал сказочку о сокровище. Узнав же правду, он ужаснулся и заставил своего бывшего сотрудника написать записку Володе Сос­новскому.

— Я увидел труп Краснопёрова, а затем туда вошел мой знакомый, — признался Володя. — Он рассказал мне всё. По дороге меня пытались похитить. Я хотел пересидеть у своего друга из анатомического театра, но меня схватили. «Призрак», который уже расхотел быть убийцей, помог мне бежать. Я добрался до Аккермана и стал якобы ассистентом профессора Никореску, который знал правду, пытался что-то с этим делать, но прекрасно понимал, что никто не выпустит его оттуда.

Таня спросила о князе Шаховском, и профессор повторил, что его выкрали в Бухаресте, куда тот приехал по делам Белой разведки — он принимал активное участие в военном Белом движении.

«Призраки» специально совершили ритуальные убийства якобы египетской секты, чтобы запутать следы и отвести глаза от главного, что происходило в застенках крепости. По словам же Володи Сосновского выходило, что большевики тайно готовили ряд крупных терактов по устранению неугодных людей. Собственно, для этой цели и создавался секретный отряд «призраков».

Они говорили допоздна. Затем Таня ушла в своей номер. Она не стала зажигать свет. Подошла к окну, отдернула штору — вдали отчетливо были видны уже темные, застывшие стены крепости.

Стук в дверь раздался почти сразу, и Таня открыла ее без всяких сомнений.

— Ты сможешь меня простить? — спросил Володя Сосновский.

Его объятия, поцелуи, глаза... Таня так истосковалась по нему всем сердцем, всем своим измученным телом... И она обхватила его руками — крепко-крепко, до отчаяния, до дрожи, словно стараясь забыть обо всем...

Позже, обессиленные, они лежали в кровати, и Володя, как всегда, разглагольствовал о своих планах и о книге, которую после всего он обязательно должен написать. Глаза его горели энтузиазмом. Прижав колени к груди и закутавшись в одеяло, Таня молча наблюдала за ним.

— Ты пойми, это приключение в крепости было лучшим, что случилось в моей жизни! — горячо сказал Володя.

— Лучшим, что случилось в твоей жизни? — Таня не отрывала глаз от его лица.

— Ну ты, как всегда, меня не понимаешь! Вечно лезешь со своими бабскими историями! — Володя как-то пренебрежительно отмахнулся от нее. — Ну хорошо, оказалось, что у тебя достойное социальное происхождение, ну и что жизнь-то твоя слишком отлична от моей, чтобы ты все это могла понять...

Потом они снова занимались любовью, и Володя заснул, крепко обхватив подушку руками. Закутавшись в одеяло, Таня подошла к окну.

Землю серебрили первые лучи рассвета. Казалось, что стены крепости окунули в серое молоко. Тане вдруг почудился длинный шлейф белого платья — застывшая женская фигура на крепостной стене.

Она не поверила своим глазам, но это было действительно похоже на правду. На стене крепости она видела стройный силуэт девушки с длинным шлейфом белого платья. Не отрываясь, она смотрела вдаль...

У Тани сжалось сердце. Она прошептала:

— Спасибо, милая... Ты права.

Затем, стараясь двигаться бесшумно, Таня принялась одеваться — быстро, стремительно, так, как поступала всегда.

«Приключение в крепости было лучшим, что случилось в моей жизни...» «Ты сможешь меня простить». «Просто у тебя совсем другое социальное происхождение, жизнь твоя слишком отлична от моей, чтобы ты все это могла понять», «Я не могу любить бандитку и воровку»...

В голове ее звучали эти фразы, сказанные в разных местах и в разное время, но главное — касавшиеся ее. И забыть их было невозможно.

Был ранний рассвет, когда Таня вышла из гостиницы. Какая-то сила непреодолимо влекла ее вперед. Она шла к железнодорожной станции, различая впереди очертания поезда. Ей было абсолютно все равно, куда он идет.

Таня решила совершить самый невероятный поступок в своей жизни: сесть в поезд, не зная конечной точки маршрута, и уехать куда глаза глядят. Разом покончить со всей болью из своего прошлого. Что может быть труднее? Что может быть проще?

Заплатив за билет сонному железнодорожнику, она вошла в полупустой вагон. Поезд тронулся. Мимо грязных оконных стекол проплывали поля Аккер­мана.

Мир большой. Вокруг очень много и людей, и дорог. Она обязательно куда-нибудь приедет. Она обязательно найдет свое место в мире, который, Таня знала, ждет ее впереди.

Обязательно — ждет.