— Тебе нужен алгоритм самосохранения, — говорит Ральф Мессенджер. — Чтобы эффективно функционировать, мать должна любить себя не меньше, чем своих детей. Ты слушаешь меня? — Ральф дает инструкции Карлу — немецкому аспиранту Центра когнитивных исследований. Сегодня пятница, 21 марта. Карл кивает и записывает. Раздается телефонный звонок, Ральф берет трубку.

— Хелен! — восклицает он радостно и в то же время удивленно. — Подожди секундочку! — Он прикрывает трубку ладонью. — На сегодня все, Карл. Увидимся на следующей неделе в это же время, о’кей?

— Да, конечно, профессор Мессенджер. Спасибо. — Карл собирает свои бумаги и папки. Похоже, он как-то скис.

— Ты занят? Я перезвоню, — встревоженно говорит Хелен в самое ухо Ральфу.

— Нет-нет, все нормально.

Ральф дожидается, пока аспирант выйдет, и закрывает за ним дверь.

— Просто заканчиваю индивидуальное занятие. Чем могу служить?

— Я обратилась, как ты и советовал, в Центральную компьютерную службу университета. У Люси, кстати, в офисе действительно есть электронная почта…

— Отлично!

— Мне прислали письмо с паролем и множеством инструкций, которых я не понимаю.

— Ты где сейчас? — спрашивает Ральф.

— В «мезонетке» номер пять.

Он смеется:

— Это они его так называют?

— Нет, я.

— Тогда я забегу и установлю программу, — предлагает он.

— У тебя, наверное, дел невпроворот… Я просто подумала, что ты мог бы прислать кого-нибудь из своих ребят…

— Я заеду в обед. Тебе понадобится модем и программа. Какой у тебя компьютер?

— «Тошиба» что-то, сейчас посмотрю… «Сателлит-210». Мне не хотелось бы отнимать у тебя обеденное время.

— А в твоей «мезонетке» есть хлеб и сыр?

— Да…

— Тогда ты сможешь накормить меня обедом.

Небольшая пауза.

— Ну ладно, — говорит она.

В 12.45 Ральф стучит в дверь Хелен. Она открывает и проводит его из миниатюрной прихожей в гостиную. Он ставит на пол портфель и осматривает комнату.

— Я раньше не бывал в таких. Довольно уютно, правда? — говорит Ральф.

— Я сделала все, что было в моих силах. — Хелен показывает на какие-то фикусы, репродукции на стенах, а также яркие подушки и покрывала на диване и шезлонге. — Но свобода действий тут ограничена.

— Ты не покажешь мне дом?

— Да больше и показывать нечего. Открытая планировка.

— Но есть еще второй этаж, — говорит Ральф, подходя к лестнице.

— Там ничего особенного… Впрочем, если хочешь…

— Как член Ученого совета я обязан знать, в каких условиях живут наши сотрудники.

Хелен провожает его наверх по лестнице.

— Моя спальня. — Она отрывает дверь. Он переступает порог и осматривает небольшую комнату с туалетным столиком, встроенным в стену шифоньером и двуспальной кроватью. В скошенной наружной стене — мансардное окошко. Кровать аккуратно прибрана, все шкафы и ящики закрыты. Личных вещей Хелен, кроме нескольких книг, не видно.

— Все очень аккуратно. Если бы здесь жил я, комната за неделю превратилась бы в бардак.

— Привычка, — говорит Хелен, пожимая плечами. Затем, показывая на соседнюю дверь: — Там туалет и ванная.

— Можно посмотреть?

Хелен открывает дверь ванной и, заметив свои трусики на полу под сушкой для полотенец, быстро поднимает их. Ральф улыбается, но от комментариев воздерживается.

— Экскурсия окончена, — говорит Хелен, бросая белье в цилиндрический контейнер с откидной крышкой, который служит одновременно корзиной для белья и стулом. Ральф разворачивается и спускается вслед за ней.

— Сначала пообедаешь или займешься почтой? — Хелен показывает одной рукой на стол, уже накрытый для ланча, а другой — на раскрытый лэптоп с мелькающей на экране заставкой.

— Давай сначала разберемся с почтой. А потом уже расслабимся.

Он достает из портфеля модем и две дискеты и кладет их на стол.

— Мне нужно будет заплатить за это? — спрашивает она.

— Нет, программа бесплатная.

— А модем?

— Подарок Центра.

— Лучше я заплачу.

— Тогда у меня, точнее, у Стюарта Филлипса, возникнет куча проблем со счетом-фактурой.

Хелен сдается.

— Что ж, спасибо.

— Какой пароль они тебе дали?

Хелен смотрит в бумаги.

— «Высокий прыжок» — для подключения и «помада» — для доступа к почте.

— Хм. Хорошо.

— Хорошо?

— Легко запомнить.

— А какой у тебя?

— Для соединения он мне не нужен. У меня прямой доступ к сети, даже дома. А пароль к электронке я раскрывать не имею права.

— Ой, прости… — говорит Хелен, смутившись, а потом добавляет: — Но мой-то ты теперь знаешь.

— Иначе я не смог бы тебе все показать. А пароль ты сможешь сменить, когда угодно.

— В принципе мне все равно.

— Мой пароль — «рюкзак», — говорит он.

— Да мне это и не нужно знать. Мог бы и не говорить.

— Не хочу, чтобы ты решила, будто я тебе не доверяю, — сказал он.

— Помада, рюкзак… — Хелен задумалась. — Такое впечатление, что компьютерщики склонны к гендерным стереотипам.

— Нет, на самом деле, выбор совершенно случайный. У них есть списки слов, и они присваивают их все по порядку.

Он показывает ей, как входить в сеть университета, посылать и получать сообщения. Затем он вносит в ее адресную книгу адрес Люси и свой.

— Как лучше написать, Ральф или Мессенджер? — спрашивает он.

— Мессенджер, — подумав, отвечает Хелен.

Он помогает ей отправить сообщение Люси для проверки связи. Хелен нажимает на кнопку «отправить сообщение», и оно тотчас исчезает с экрана.

— Теоретически, письмо уже должно быть в Австралии, — говорит Ральф. — Но скорее всего немного задержится в системе. Однако сегодня она его обязательно получит.

— Просто невероятно.

— И все это — за стоимость одного местного телефонного звонка. Кстати, сначала набирай все письмо целиком и только потом подключайся к сети. Так ты сэкономишь кучу денег. — Он показывает ей, как это делается.

— Большое спасибо. По-моему, для первого раза информации достаточно. Я пойду разогрею суп.

— Надеюсь, ты не слишком себя ради меня утруждала? Ведь я говорил только о хлебе и сыре.

— Ну, да. А еще паштет и зеленый салат.

— И суп.

— И суп. Пока он греется, можешь взглянуть на новые сочинения моих студентов. — Хелен протягивает ему три лучшие работы о Мэри.

Ральф садится в шезлонг и читает рукописи. Время от времени фыркает от смеха, а Хелен тем временем бегает из кухни к столу и обратно.

— Видишь, какой полезной оказалась для тебя панорама Каринти.

— Для студентов тоже. Их работы произвели на меня большое впечатление. Некоторые ребята даже изучили научную сторону вопроса — особенно эти трое.

— Да, в некоторой степени. Правда, их работы — чистая фантазия, — говорит Ральф.

— Разумеется, но ведь изначальный эксперимент над мышлением тоже был фантазией.

— Да, но там речь шла о серьезной философской проблеме, а здесь и близко этого нет.

— Но этого и не требовалось. Я их не просила об этом, — говорит Хелен. — Они используют историю Мэри для того, чтобы взглянуть под необычным углом на те вещи, которые мы обычно принимаем как должное. Например, на восприятие цвета. Этим занимается хорошая литература. Кроме того, у них получились довольно мастерские литературные стилизации…

— Да, я узнал отдаленное сходство с Генри Джеймсом… А в конце было что-то похожее на Гертруду Стайн… Написано неплохо, согласен, но все они превращают науку в какую-то дьявольщину. Ты обратила внимание? В каждой работе ученые выступают в роли плохих парней — они эксплуатируют и мучают бедную Мэри. А в одном случае даже убивают ее.

— Но это неизбежно, когда речь идет о подобном эксперименте. Именно так в первую очередь подумает любой нормальный человек, когда услышит об ужасном положении бедной девушки, с младенчества заточенной в монохромном мире ради удовлетворения любопытства исследователей… Суп готов, садись.

Томатный, с базиликом, сметаной и теплой чиабаттой.

— М-м, вкуснятина. Сразу видно, что не консервы, — говорит Ральф.

— К счастью, я нашла на кухне миксер, — говорит Хелен.

— А сыров-то сколько! — восклицает он, глядя на тарелку.

— Случайно оказались в холодильнике. Что будешь пить? Минералку?

— А пива случайно нет?

Хелен печалится.

— Вообще-то я не держу в доме пива. Я не пью его. Но есть бутылка божолэ, если…

— А почему бы нет? Обычно я не пью вина в середине дня, но сегодня же пятница, черт возьми! К тому же с таким стилтоном просто грешно пить минералку.

Хелен приносит бутылку вина, Ральф открывает ее старомодным штопором и разливает по стаканам.

— За твое здоровье!

— И за твое!

Они некоторое время едят молча.

— Как Кэрри? — спрашивает Хелен.

— Спасибо, хорошо. Как тебе ее роман? Только честно, я ничего ей не скажу.

— Думаю, он очень многообещающий.

— Превосходно. Кэрри как раз нужен какой-нибудь собственный проект, который доставлял бы ей удовольствие… Это божолэ очень легкое, еще? — Он поднимает бутылку.

— Конечно.

Ральф доверху наполняет бокалы.

— А ты сама сейчас над чем-нибудь работаешь?

— Нет.

— Совсем ничего не пишешь?

— Ничего. Кроме дневника.

— Дневника?

— С тех пор как Мартин умер, не могу писать художественную прозу.

— Понимаю. — Ральф отрезает себе еще стилтона. — Значит, ты ведешь записи обо всех нас, да?

— Нет, что ты! — Хелен смущается.

— Ты хочешь сказать, в твоем дневнике нет ни слова обо мне? Мне обидно. — Он улыбается и смотрит ей в глаза.

— Там неизбежно фигурируют люди, которые меня окружают, в особенности если они добры ко мне, как, например, ты и Кэрри, но… — Хелен не договаривает. — Это просто способ тренировки моих писательских мышц. Иначе они совсем атрофируются. Я стараюсь каждый день что-нибудь писать. Все равно о чем.

— Я тоже недавно завел своего рода дневник.

— Правда? — Теперь Хелен заинтересовалась.

— Все началось с небольшого исследования сознания — феномена «первого лица». Хотелось получить побольше материала. Я просто записывал все приходящие в голову мысли на диктофон.

— «Давайте заметим, как, в каком порядке оседают в нашем сознании атомы, давайте обозначим рисунок, который фиксирует в нашем сознании каждый случай, каким бы бессвязным и непоследовательным он нам ни казался».

— Вот именно. Кто это сказал?

— Вирджиния Вулф.

— Хотя готов поспорить, к ней это не относится. Она сама строила подходящую ей последовательность…

— Возможно.

— …и писала очень изящную, отточенную прозу.

— Да. Но она хотела создать иллюзию.

— А мне хотелось создать что-нибудь реальное, но это оказалось трудным, почти невозможным. Перед тем как произнести хоть слово, мозг очень многое упорядочивает и оттачивает.

— Поэтому ты прекратил эксперимент?

— Нет, я все еще диктую время от времени. Это вошло в привычку.

— И там есть что-нибудь обо мне?

— Да, — отвечает он, не задумываясь.

— Тогда мы квиты. — Она осушает бокал. Ральф тянется через стол, чтобы наполнить его. — Мне хватит, — говорит Хелен. Он выливает остатки вина себе.

— Я рад, что ты пригласила меня. А то я уж было подумал, что ты обиделась.

— За что?

— Ну, после того разговора в моем кабинете…. И потом, на следующий день в Подковах ты меня избегала.

— Я вряд ли поехала бы в Подковы еще раз, если бы избегала тебя.

— Я тоже себя этим успокаивал.

Пауза. Хелен обдумывает сказанное.

— Кофе будешь?

— Да, одну минуту. Хочу допить вино.

Хелен тоже пьет.

— После этого вина я уже ни на что не способна. Завалюсь спать.

— Хорошая идея. Я б тоже не отказался от сиесты, — хитро улыбается Ральф.

— А разве у тебя после обеда нет работы? — так же легкомысленно говорит Хелен.

— У меня скучное заседание комиссии, которое я бы с удовольствием пропустил. Мы пошли бы наверх, в твою уютную спаленку, и повалялись бы там.

Хелен вертит в руках бокал:

— Я же сказала, Ральф, я не собираюсь с тобой спать.

— Ну почему?

— Я не одобряю супружеских измен.

— Значит, ты не считаешь меня непривлекательным. И на том спасибо.

Хелен молчит.

— А вот я нахожу тебя весьма привлекательной, Хелен. По-моему, я даже влюбился в тебя.

— Наверное, ты очень влюбчивый. В Марианну ты тоже был влюблен?

— Ну, это было просто дурачество, я же говорил тебе. Мы как-то раз напились и стали обниматься, а потом превратили это в игру и целовались всякий раз, когда встречались где-нибудь в общественном месте. Мы никогда не говорили об этом. Но самый скучнейший ужин становился от этого веселее. Такие эмоциональные прыжки на батуте. В какой-то момент чувствуешь радостную свободу, а потом спокойно приземляешься. У нас и в мыслях не было идти дальше. Но когда я влюбляюсь, то хочу заниматься любовью. — Ральф прямо смотрит ей в глаза: — И думаю, я неплохой любовник.

— А я думаю, нам не стоит продолжать этот разговор, — говорит Хелен, но не двигается с места.

— Мы поднимемся наверх, снимем одежду, ляжем в твою кровать и будем медленно, с удовольствием заниматься любовью, а потом уснем друг у друга в объятиях и проснемся свежими и обновленными. Об этом никто не узнает.

— Нет.

— Почему? Ты же видишь, как мы нравимся друг другу. Это стало ясно в первый же вечер у Ричмондов, как только я тебя увидел. Ошибиться невозможно. Внезапное оживление и радость от присутствия такого очаровательного человека… Ты тоже это почувствовала, не смей отрицать. За ужином я несколько раз ловил твой взгляд.

— Мы не можем заниматься всем, чем хотим, забывая о других людях.

— Ты имеешь в виду Кэрри…

— Да…

— Она не станет возражать, если мы будем соблюдать осторожность.

— О чем ты?

— Кэрри не дурочка. Она знает о том, что большинство мужчин не на сто процентов верны своим женам. И она знает о моих сексуальных потребностях… Но она не следит за мной, не проверяет мои карманы… Поэтому наш брак до сих пор держится.

— Кэрри — мой друг. Мне бы не хотелось ее предавать.

Ральф вздыхает:

— Все мы постоянно друг друга предаем, Хелен, и ты об этом знаешь. Есть тысячи вещей, которых ты ни за что не рассказала бы Кэрри ни при каких обстоятельствах. Так зачем же делать культ из супружеской верности?

— Такой уж я человек. Может, в этом виновато мое католическое воспитание.

— Неужели ты все еще веришь в этот бред? Ты думаешь, что отправишься прямиком в ад после того, как, вкусно пообедав, с удовольствием переспишь со мной?

— Нет, но…

— Да что в этом такого, Хелен? Люди трахаются постоянно, по всему миру, и большинство их не женаты друг на друге. Просто всегда приятно доставить удовольствие тому, кого любишь. Это свойственно человеку: заниматься любовью всегда, а не только в брачный период, как у животных, и не только для размножения, — а для того, чтобы доставлять и получать удовольствие.

Хелен встает и убирает тарелки.

— Я сделаю кофе, а потом тебе лучше пойти на свое заседание.

Ральф смотрит на часы:

— Чтобы успеть на заседание, мне придется пропустить кофе.

— Как хочешь.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пропустил заседание?

— Уверена.

— Ну, тогда извини. Я думал, у нас останутся… приятные воспоминания… — Он встает со стула и собирает вещи. — Увидимся в воскресенье.

— Боюсь, что я не смогу приехать в Подковы в эти выходные.

— Но тебя же все ждут! Ты приглашена. Ты — наш непременный гость.

— Посмотрим.

— Спасибо за ланч. — Он протягивает руку, Хелен пожимает ее. Он подносит ее руку к губам и целует.

— До встречи в воскресенье!