Однажды Доктор сидел на кухне. К нему пришел Кошек-Корм полечиться от рези в желудке.

— Почему бы вам не сделаться звериным доктором? — неожиданно спросил его Кошек-Корм.

Попугай Полинезия сидел в это время на окне, смотрел, как идет дождь, и тихонько напевал матросскую песенку. Он сразу замолчал и стал прислушиваться.

— Видите, Доктор, — продолжал Кошек-Корм, — вы знаете про животных больше, в сто раз больше, чем вое наши коновалы. А ваша книга о кошках — ах, какое чудо! Сам я неграмотный, не то я б уже тоже написал какие-нибудь книжки. А вот моя жена Феодосия — ученая, и она мне прочла вслух вашу книгу, замечательно, прямо замечательно! Словно вы сами были котом! Вы далее знаете, о чем коты думают! Послушайте: вы можете заработать много денег, если станете лечить животных. Понимаете? Я буду посылать к вам всех старушек, у которых есть больные кошки и собаки. И если понадобится, то я чего-нибудь подсыплю в мясо, которое для них продаю; пусть они почаще болеют.

— О, нет, — перебил его Доктор, — этого не надо. Это нехорошо.

— Не то, чтоб сильно болели, а так только раскисли, — сказал Кошек-Корм. — Вы думаете, я им зла хочу? Все равно, они и так будут хворать: старухи всегда их обкармливают. Потом еще к вам будут приходить все соседние фермеры, у которых есть хромые лошади и больные ягнята. Сделайтесь звериным врачом!

Когда, Кошек-Корм ушел, попугай перелетел с окна к Доктору на стол и сказал:

— А иедь он прав. Так и нужно. Сделайтесь звериным врачом! Глупые люди не понимают, что вы — самый лучший доктор на свете. Бросьте их. Лечите животных, — они это сразу поймут. Сделайтесь звериным врачом!

— Звериных врачей есть, сколько угодно, — сказал Джон Дулитль, выставляя горшки с цветами за окно на дождь.

— Верно, — ответил попугай, — но они никуда но годятся. Послушайте, Доктор, что я вам скажу. Знаете ли вы, что звери умеют говорить?

— Я знаю, что попугаи умеют говорить — ответил Доктор.

— О, мы, попугаи, умеем говорить на двух языках, на человеческом и на птичьем, — с гордостью сказал Полинезия. — Если я говорю: — Полли хочет сухарика, — это вам понятно? А понятно вот это: — Еа-ка-уи-фи-фи?

— Фу, ты! — воскликнул Доктор, — это что значит?

— Это значит на птичьем языке: — «Каша еще не остыла?»

— Вот что! Ты никогда со мною так не говорил.

— А зачем? — сказал попугай, смахивая крошки сухарика с своего левого крыла. — Вы все равно ничего не поняли бы.

— Скажи еще что-нибудь, — попросил в восторге Доктор. Он бросился к ящику буфета и вернулся с записной книжкой и карандашом.

— Только не спеши. Я буду записывать. Ах, как интересно! Как интересно! Совершенная новость! Ну, говори мне птичью азбуку, только медленно.

Бот как Доктор узнал, что у животных есть свои язык, на котором они разговаривают между собою.

И весь остаток дня, пока шел дождь, попугай сидел на столе в кухне и диктовал Доктору птичьи слова, которые он записывал в книжку.

За чаем, когда вошел пес Джип, попугай сказал Доктору:

— Посмотрите, он говорит с вами.

— По-моему, он просто чешет лапой у себя за ухом, — возразил Доктор.

— Звери не всегда говорят ртом, — громко сказал попугай, поднимая брови: — они говорят ушами, ногами, хвостами, чем угодно. Иногда они не произносят ни звука. Видите ли вы, что сейчас Джип дергает одной ноздрей?

— Что это значит? — спросил Доктор.

— Это значит: «разве вы не замечаете, что дождь перестал?» — объяснил Полинезия. — Джип вас спрашивает. Собаки почти всегда спрашивают носом.

Скоро, с помощью попугая Доктор научился звериному языку так хорошо, что мог сам разговаривать с животными и понимать каждое их слово. Тогда он совсем отказался быть людским врачом.

Как только Кошек-Корм протрубил всем, что Доктор сделался звериным врачом, старухи стали приносить к нему своих болонок и пуделей, об евшихся пирогами. А фермеры издалека приводили к нему больных коров и овец.

Однажды к нему привели крестьянскую клячу. Она ужасно обрадовалась, что нашелся человек, умеющий говорить по-лошадиному.

— Знаете, Доктор, — сказала она: — коновал там у пал, под горой, ничего не смыслит. Он лечил меня шесть недель от запала. А мне просто нужны очки. Я слепну на один глаз. Почему бы лошадям не носить очков, как у людей? Но этот болван даже не посмотрел моего глаза. Он только пичкал меня огромными пилюлями. Я пробовала с ним говорить, но он не понимает по-лошадиному. А мне всего на все нужны очки.

— Верно, — сказал Доктор: — я тебе пропишу очки.

— Вот такие, как у вас, — сказала лошадь: — только зеленые. Они будут защищать мои глаза от солнца, когда я буду пахать Большое Поле.

— Ладно, — сказал Доктор: — ты получишь зеленые очки.

— Знаете, в чем беда? — сказала лошадь, когда Доктор открыл дверь, чтобы ее выпустить: — ведь всякий воображает, что может быть звериным врачом только потому, что животные не жалуются. На самом деле гораздо труднее лечить животных, чем людей. Наш батрак тоже думает, что он знает лошадей. Если бы вы его видели! Лицо, как блин, а ума, как у курицы. На прошлой неделе он вздумал поставить мне горчичник.

— Куда? — спросил Доктор.

— Поставить-то, положим, не успел, — сказала лошадь. — Только собирался. А я его лягнула и столкнула в пруд.

— Так, так! — сказал Доктор.

— Я вообще покладистая, — продолжала лошадь, — Я очень терпеливая с людьми и не доставляю им хлопот. Но нельзя же было, чтобы этот коновал лечил меня навыворот. А когда краснорожий парень стал меня передразнивать, я уж не могла стерпеть.

— Ты его очень ушибла? — спросил Доктор.

— О, нет, — сказала лошадь — я его лягнула, куда следует. Теперь коновал лечит его. А когда же мне придти за очками?

— Во вторник на будущей неделе, — сказал Доктор.

— До свидания!

Джон Дулитль раздобыл для лошади большие зеленые очки. Она перестала слепнуть на один глаз и могла опять работать, как прежде.

Скоро в окрестностях Грязеводска стали постоянно встречаться лошади в очках; зато слепых лошадей и в помине не было.

Доктор удачно лечил и других животных, которых к нему приводили. Узнав, что он может говорить на их языке, они рассказывали ему, что у них болит, я что они чувствуют и, конечно, ему было легко им помочь.

Выздоровевшие животные, возвратившись домой, рассказывали своим братьям и друзьям, что в маленьком домике с большим садом живет настоящий доктор. И всякий раз, когда кто-нибудь из животных заболевал, — не только лошади, коровы или собаки, но даже зверьки поменьше, в роде полевых мышек, барсуков, летучих мышей — все они приходили к его домику на окраине города; и в его саду всегда толпились животные, желавшие посоветоваться с ним.

Их приходило так много, что для разных пород пришлось сделать отдельные входы. Доктор прибил дощечку с надписью: «Лошади» на парадной двери, «Коровы» — на боковой и «Овцы» — на кухонной двери. У каждой породы животных был свой вход — даже у мышей была своя маленькая дырочка в погребе, и они, выстроившись в ряд, ожидали там прихода Доктора.

Так, в короткое время слава о Джоне Дулитле, Д. М., разнеслась среди живых созданий на тысячи верст. А птицы, улетавшие на зиму в теплые края, рассказали там чужеземным зверям об удивительном Докторе из Грязеводска на Болоте, который понимает звериный язык и так хорошо помогает всем больным.

И Доктор прославился среди животных со всего света больше, чем славился когда-либо в своей стране среди людей, и был очень счастлив и доволен.

Однажды после обеда, когда Доктор записывал что-то в свою книжку, попугай Полинезия по обыкновению сел на окно и стал смотреть на осыпающиеся листья в саду. Вдруг он громко рассмеялся.

— В чем делю, Полиневия? — спросил Доктор, поднимая глава от книги.

— Я думаю, — сказал Полинезия, продолжая смотреть на листья.

— О чем?

— Я думаю о людях, — ответил Полинезия. — Не люблю я их. Уж очень много они о себе воображают. Мир существует тысячелетия, верно? А из звериного языка люди научились понимать только одно: когда собака виляет хвостом, это значит — «радуюсь». Смешно, Не правда ли? Вы — первый человек, разговаривающий по-нашему. Как меня раздражают иные люди, — задирает нос, толкуют про «немых животных»! Немых! Тьфу! Я знал одного попугая, который мог сказать «Здравствуйте!» на семь разных ладов, ни разу не открывая рта. Он говорил на разных языках, даже по-гречески. Его купил старый учитель с седой бородой. Но попутай у наго не остался. Он находил, что старик плохо говорит по-гречески, и не мог слышать, как он неправильно преподает этот язык. Интересно было бы знать, куда он делся. Этот попугай знал географию лучше всякого человека. Подумаешь — человек! Я уверен, что если бы люди научились летать, ну хоть, как самый простой воробей, то разговорам конца бы не было!

— Ты — умная старая птица, — сказал Доктор. — А вправду сколько тебе лет? Я слышал, что попугаи я слоны живут очень, очень долго.

— Не могу в точности сказать, — ответил Полинезия. — Не то сто восемьдесят три, не то сто восемьдесят два. Но я помню, когда я в первый раз прилетел сюда из Африки, — это было при Царе Горохе.