Когда я сказал, что в городе зверей никто ни с кем никогда не ссорился, это было не совсем правдой. Собаки и в самом деле не нападали на лисиц и на крыс, лисы не трогали кроликов. Но все же время от времени среди зверей начинались раздоры. Собаки дрались с собаками, лисы с лисами, барсуки с барсуками. Да, наверное, так оно и должно было быть. Зверей было много, у каждого был свой нрав, свои вкусы и пристрастия. Если уж даже двое родных братьев не могут обойтись без драки, то что уж говорить о животных.

Иногда в зоопарке происходили настоящие сражения, особенно часто это случалось в первые месяцы, пока звери не образовали всяческие общества, сообразно своим наклонностям. Хуже всех вели себя барсуки. Я-то думал, что эти неуклюжие толстяки — самые добродушные в мире существа. На деле же оказалось совсем не так. Даже когда остальные звери перемирились и передружились, барсуки никак не хотели уняться. У них была своя собственная харчевня, где они собирались вечерами и развлекались. Чаще всего они играли в одну и ту же игру, проводили па земле длинную черту и бросали вдоль нее камушки. Ни я, ни доктор Дулиттл никак не могли понять, в чем заключается смысл этой игры и кто в ней выигрывает — тот, кто бросил дальше всех, или тот, кто бросил точнее всех?

Нам ни разу не удалось досмотреть эту игру до конца: всякий раз, когда игра подходила к концу, барсуки начинали выяснять, кто же из них победил, и дело завершалось общей свалкой.

Нередко случалось даже, что ночью к доктору или ко мне прибегала перепуганная белка, будила нас и с дрожью в голосе говорила:

— Там… там снова… барсуки устроили потасовку и переполошили весь город.

И нам приходилось вскакивать с теплых постелей, бежать в зоопарк и урезонивать драчунов.

В конце концов нам это надоело, и мы с помощью белой мыши — она теперь была градоначальницей и очень тем гордилась — создали полицию. Комиссаром полиции стал большой и важный бульдог. У него служили два пса-стражника, два лиса-сыщика, а две сороки летали над городом и следили за порядком. Стоило им увидеть что-либо подозрительное, как они тут же вызывали стражу. С тех пор любители потасовок были вынуждены держать себя в узде и не затевать драки в харчевне. Не один раз псы арестовывали того или другого барсука и запирали на ночь в тюрьму.

Первым в городе зверей угодил за решетку, как вы думаете, кто? Поросенок Хрюкки! Однажды днем он заметил, какая крупная морковка выросла на грядках у кроликов, и ночью влез туда, чтобы вдоволь полакомиться. Однако от лиса-сыщика ему не удалось уйти. Тот выследил поросенка, схватил и надел на него наручники. Не успел поросенок даже сказать: «Что такое? Как ты смеешь?» — как уже был арестован и посажен в тюрьму.

Наутро поросенок предстал перед судом. В тот день судьей была белая мышь. Ей хотелось строго наказать Хрюкки, чтобы другим неповадно было, но за поросенка вступился доктор Дулиттл.

— Отпустите его, — попросил доктор. — Ручаюсь вам, что больше он не будет таскать чужую морковку. Я сам присмотрю за ним.

Поросенка отпустили восвояси. Белая мышь сказала ему на прощанье:

— Смотри у меня, еще раз попадешься — мы заставим тебя шесть дней рыхлить наши грядки да еще наденем на пятачок намордник, чтобы ты ни одной морковки не слопал.

Крохотная белая мышка стояла перед огромным толстым поросенком и грозила ему лапкой!

Не меньше забот доставляли нам собаки. Сейчас я расскажу, как мы обустроили приют для бродячих псов.

О таком приюте доктор Дулиттл подумывал уже давно, и О’Скалли не мог дождаться, когда же доктор наконец-то даст прибежище его бездомным приятелям. Теперь он был на седьмом небе от радости и вместе с Тобби и Скоком взялся за дело.

— Бывают собаки, — растолковывал он мне, — кто рым нет ничего милей собственной конуры, где они и живут в одиночестве. А есть другие, которые готовы даже сахарную кость променять на хорошую компанию, им нужен один общий дом.

Поэтому мы и построили для собак один большой дом, а вокруг — уйму небольших конурок. Строили их я и Бед-Окур, а О’Скалли с Тобби и Скоком подсказывали нам, как лучше справиться с работой. Особенно старался Тобби. Он всегда был горазд на выдумки, а тут и вовсе разошелся — сделайте так, сделайте эдак. Предложения сыпались из него, как из рога изобилия. Сам он был небольшим, этакая собака-коротышка, поэтому ему хотелось, чтобы в доме было удобно жить прежде всего таким же, как и он.

Должен признать, что когда дом был готов, я убедился, насколько он удобен. Это было удивительное сооружение. Легкие двери висели на хорошо смазанных петлях, и собаке достаточно было слегка нажать носом, чтобы они открылись. В комнатах были камины, такие широкие, что возле них могли лечь на коврик не меньше дюжины собак. У стен стояли мягкие диваны на низеньких ножках, чтобы любая собачья мелюзга могла без труда взобраться на них и понежиться на мягких подушках. У входа в дом лежал половичок, о который псы, как благовоспитанные люди, тщательно вытирали лапы. В каждой комнате стояла миска с водой, а чтобы повсюду не валялись кости, у дверей стояла подставка, вроде тех, что стоят в человеческих домах и куда люди ставят зонтики. Как вы знаете, ни одна уважающая себя собака не выйдет на улицу без кости в зубах, вот поэтому-то хитроумный Тобби и придумал такую подставку, куда собаки, возвращаясь домой, могли бы складывать кости.

Правда, поначалу не обошлось без ссор и потасовок. Случалось, что та или другая собака захватывала, по ошибке или даже умышленно, чужую кость, и тогда хозяин бросался выручать свою собственность, и уж тут только шерсть во все стороны летела.

Обедали, ужинали и завтракали собаки в столовой, где стояли на низеньких столах миски с едой, но вы знаете собак: главное для них — стянуть кусок мяса из буфета. Поэтому в столовой же стоял буфет с большими ломтями холодной отварной говядины, а чтобы собакам легче было туда добраться, к буфету вели ступеньки. Продукты собакам поставлял Мэтьюз Магг — уж кто-кто, а он-то лучше всех знал, что нужно собакам.

В собачьем доме были устроены также спортивные залы. Там стояли обручи, через которые прыгали собаки, а с потолка на веревках свисали мячи. Каждый вечер собаки состязались там в прыжках, борьбе, боксе, кувырках. Доктора Дулиттла, Бед-Окура и меня часто приглашали в качестве зрителей на собачьи спортивные игры. Особенно забавно было смотреть, как собаки соревнуются в ловле собственного хвоста.

А как старался О’Скалли! Очень добрый по характеру, он целыми днями рыскал по городу в поисках бездомных собак, а когда находил, то радовался им как давно потерянным родственникам. Он ежедневно приводил к нам до полдюжины собак, и вскоре собачий дом был битком набит.

— Куда это годится? — выговаривал ему доктор Дулиттл. — У нас уже нельзя шагу ступить, чтобы не наткнуться на собаку. И думать позабудут приводить сюда новых членов собачьего клуба.

Но уж такова была натура О’Скалли: он не только не позабыл думать, но и потихоньку продолжал приводить к нам своих друзей, чтобы хотя бы накормить их ужином и приютить на ночь.

Когда собаки узнали, что доктор Дулиттл создает клуб и приют для бродячих собак, к нему потянулись даже те, у кого были хозяева, миска с едой и конура. Им так хотелось жить рядом с человеком, который понимает собачий язык! К тому же им очень нравилось хорошее собачье общество. Но тогда в нашем зоопарке появлялся хозяин пропавшей собаки и, побагровев от гнева, кричал:

— Грязный воришка! Ты украл у меня собаку! Моего любимого бульдога Чарли! Немедленно верни его, не то я позову полицию!

Конечно, на содержание зоопарка требовались деньги, и немалые. Особенно дорого нам обходилось мясо для собак. Через шесть недель ко мне пришли Бу-Бу и Крякки. Глядели они хмуро.

— Случилось то, о чем я вас предупреждала, — крякнула утка и в отчаянии всплеснула крыльями, — Мы опять остались без денег. Бу-Бу и я проверили счета. Этот зоопарк — сплошное разорение! О’Скалли никак не угомонится и что ни день приводит сюда новых дворняг. Я уж не говорю о самом докторе! Он ведет себя как ребенок, если не хуже. Одному Богу известно, на что он тратит деньги…