Да уж, испытание не из легких.

Сидя во главе стола, Ройс наблюдал за гостями. Дамы расположились по разные стороны от него и теперь делали вид, что целиком поглощены едой. «Беседа как-то не ладится, и вряд ли женщин можно за это винить», – подумал Ройс. Атмосфера за столом была напряженная, никто из гостей не изъявлял желания общаться.

Ройс окинул взглядом привычную обстановку дома. Так же мрачно, так же безрадостно. И хотя сам он с раннего возраста привык к гнетущей ауре, царившей в отцовском доме, сейчас понимал, какое отталкивающее впечатление замок оказывает на других. Огромная столовая, в которой они теперь находились, освещалась свечами, их мерцающее пламя отбрасывало жуткий, таинственный отблеск на стены и стол. Тусклого света канделябров было недостаточно, чтобы рассеять сгустившиеся по углам сумерки. Заглушая звон посуды столовых приборов, раскатистый грохот грома за окном сотрясал весь дом. Гостьи лорда вздрагивали при каждом раскате грома, который лишь усиливал повисшее в воздухе напряжение.

Картина происходящего напомнила Ройсу семейные ужины его детства. Будучи мальчиком, он неизменно дрожал от страха. Это были часы, наполненные удушливой тишиной и ощущением застывшего напряжения. Отец сидел на том же месте, где теперь сидел Ройс, и сердито взирал на сыновей. С противоположного края стола за Ройсом с опаской наблюдал Алекс, словно ожидая, что отец и брат в любую секунду вцепятся друг другу в горло.

И совершенно другими были воспоминания об ужинах, проведенных в компании Алекса и Корделии до его отъезда из Стоунклиффа. Когда им случалось проводить вместе время, они то и дело смеялись, шутили. И все это благодаря Корделии. Она наполняла комнаты замка светом так же, как ей удавалось наполнять светом их жизнь. Ройс вспоминал о том времени как об одном из редких периодов счастья в своей жизни. Но все это быстро закончилось.

– Милорд, вы прямо-таки обязаны передать мою благодарность повару.

Звонкий голос вырвал виконта из задумчивости. Подняв глаза, он посмотрел на герцогиню.

– Ужин был восхитителен, – сказала она, промокая рот салфеткой. – Особенно удался запеченный фазан. И впрямь не могу припомнить, когда меня так вкусно угощали в последний раз. – Герцогиня повернулась к Эйми и спросила: – Как ты считаешь, дорогая?

Совершенно не ожидавшая, что ее вовлекут в беседу, Эйми удивленно заморгала. Затем отложила нож и без особого воодушевления кивнула:

– Да, ваша светлость. Было очень вкусно.

«Забавное суждение, – подумал Ройс, – особенно если принять во внимание, что она почти ничего не ела». Однако он решил не трогать Эйми, а продолжить беседу с герцогиней:

– Рад, что вам понравилось. Буду счастлив сообщить поварам, что вас впечатлили их кулинарные изыски.

– Чудесно. – Пожилая дама отложила салфетку и подозвала Уитсона, чтобы тот подал ей трость. – А теперь, боюсь, мне пора. И хотя крайне не хочется покидать вас в столь ранний час, после длительного путешествия мне необходим отдых.

Ройс с трудом удержался от смеха, заметив, с какой прытью Эйми отодвинула стул, чтобы поскорее выйти из-за стола, не дожидаясь помощи прислуги. Было очевидно, что она готова сбежать под любым предлогом.

Но герцогиня жестом остановила ее:

– Нет, Эйми, ты не должна уходить из-за меня так рано. Мы никогда не обременяли себя какими бы то ни было церемониалами, и сейчас не время это делать. Тебе лучше остаться и поболтать с лордом Стоунхерстом.

Ройс молча смотрел на герцогиню. Он не знал Теодосию Роузмонт слишком хорошо, но был наслышан от Хоксли о ее пристрастии выступать в роли свахи. Скорее всего она надеялась, что, оставив своих подопечных наедине, поспособствует соединению их душ и последующему счастливому замужеству.

Конечно, виконт мог заверить герцогиню, что в данном случае она обречена на разочарование. Даже если Эйми и простила бы ему предательство их дружбы, он не смог, да и не позволил бы симпатии, вспыхнувшей между ними, перерасти в нечто большее. Он был неподходящим кандидатом в мужья для любой девушки из хорошей семьи, и особенно для Эйми. Что еще хуже, в конечном итоге он причинит ей еще большую боль, чем уже доставил.

Заметно сникнув, Эйми опустилась на стул, однако ее упрямо поднятый подбородок свидетельствовал о том, что она не отказалась от своего намерения сбежать. Ройс едва ли не осязал, с какой неистовой скоростью работает ее ум, пытаясь найти еще одно решение.

– А вы сможете самостоятельно найти комнату, ваша светлость? – упорствовата Эйми. – Ведь когда мы спускались к ужину, вы сказали, что все коридоры в этом доме кажутся вам одинаковыми.

Герцогиня медлила. Затем, наморщив нос, проговорила:

– Должна признать, что способность ориентироваться у меня уже не та. – Она повернулась к Ройсу и, демонстрируя несвойственную ей застенчивость, попросила: – Я была бы благодарна, милорд, если бы кто-нибудь из слуг проводил меня.

– Конечно. – Дав знак Уитсону. Ройс обогнул стол, чтобы помочь герцогине встать со стула. Поднявшись, герцогиня посмотрела на Ройса многозначительным взглядом, не требующим особого усилия для понимания.

Эта женщина не из тех, кого можно запросто провести! И если она и решила довериться ему на какое-то время, то это совершенно не значило, что он априори целиком заполучил ее одобрение. Взглядом она недвусмысленно дала понять, что он пожалеет, вздумай подорвать ее доверие.

Герцогиня и не знала, что в данном случае предупреждение было излишним. Для Ройса Эйми и без того была неприкосновенна. Лорд Стоунхерст сам для себя решил – все, что касается Эйми, для него под запретом.

– Надеюсь, вечерний отдых пойдет вам на пользу, ваша светлость, – услужливо произнес он.

– Уверена, что так и будет. – Вежливо склонив голову в ответ, герцогиня тут же резко обернулась к Эйми, буквально приковав ее взглядом к стулу. – Вот видишь, дорогая, со мной все будет в порядке, и нет никакой надобности прерывать твой ужин. К тому же я настаиваю, чтобы ты осталась и съела все до последней крошки.

Герцогиня произнесла это с такой твердостью, что Эйми залилась краской. Несмотря на то, что все происходящее забавляло Ройса, он абсолютно искренне сочувствовал Эйми. Не каждый день наставница чуть ли не заставляет свою подопечную вешаться на шею мужчине.

Тяжело опираясь на трость, чудаковатая старушка покинула столовую в сопровождении дворецкого, шедшего за ней следом.

После ухода герцогини столовая погрузилась в леденящую тишину, которую нарушал лишь мерный ход часов, стоявших в углу. Возвращаясь за стол, Ройс чувствовал на себе враждебный, колючий взгляд Эйми. Но, подчиняясь уговорам дьявольского духа, проснувшегося в нем, виконт сделал вид, что не замечает ее недовольства.

– Не хотелось бы говорить об очевидном, – растягивая слова, произнес Стоунхерст с показной беспечностью, – но ваша похвала сегодняшнего ужина не показалась мне искренней. – Движением руки Ройс указал на тарелку Эйми. – Можно подумать, что повар не угодил вам.

– Кто знает, может, не повар, а неподходящая компания виновата в отсутствии у меня аппетита, милорд.

Ройс насмешливо приподнял брови в ответ на ее язвительное возражение.

– Вы, судя по всему, решили поставить меня на место, не так ли?

Церемонно встав из-за стола, Эйми посмотрела на Ройса:

– Смейтесь! Пожалуйста! Но я нахожу сложившуюся ситуацию невыносимой. Мне здесь не место. Я должна быть дома, с родными. Мне необходимо разобраться во всем самой, начиная с ночи убийства мамы и кончая покушением на меня. Поэтому совершенно несправедливо…

Вдруг слова как будто застряли у нее в горле, и, замолчав, она опустилась на стул. На лице ее застыло выражение глубокого отчаяния.

– Приношу свои извинения, милорд, – еле слышно произнесла Эйми, делая вид, что не давала волю необузданным эмоциям. – Должно быть, я кажусь капризным ребенком. Я ведь не имею ни малейшего права вот так набрасываться на вас. Особенно когда вы вынуждены это терпеть лишь в силу обязательств перед моим отцом. Но ничего не могу с собой поделать – чувства обуревают меня. Исключительно моя вина во всем произошедшем. К тому же меня снова оттеснили на второй план, будто я не могу быть хоть чем-то полезна.

Извинение Эйми застало Ройса врасплох. Внезапно он почувствовал вину за происходящее. По правде говоря, он ведь заслужил ее недовольство, поскольку намеренно вызвал ее раздражение. И толкнуло его на это не только желание насладиться вспыхивающими огоньками в ее янтарно-желтых глазах, хотя и это зрелище являлось веским мотивом, но и стремление обозначить границу между ними, придерживаться которой ему удавалось с огромным трудом.

– Уверен, ваш отец смотрит на этот вопрос совершенно иначе, миледи, – мягко заметил Ройс. – И не стоит винить себя в случившемся. Понятия не имею, как вам такое могло прийти в голову, но в любом случае вашей вины здесь нет.

Эйми нервно покусывала губу и смотрела на свои сложенные на коленях руки.

– Возвратившиеся ночные кошмары повлекли за собой цепочку событий. Мне не следовало говорить вам о них. В этом случае ничего бы не произошло.

– Вы не можете знать этого наверняка. Как раз терзания из-за вынужденного замалчивания о них и довели вас до болезни. Рано или поздно это должно было всплыть наружу. По-другому и быть не могло.

Доводы Ройса звучали убедительно, но, видимо, недостаточно, чтобы изменить точку зрения Эйми.

– Полагаю, нам лучше условиться о том, что наши точки зрения отличаются и никогда не совпадут, – проговорила Эйми, слегка пожимая плечами. – В любом случае вы не более меня рады моему присутствию в этом доме. Я видела выражение вашего лица, когда Хоксли предложил использовать Стоунклифф в качестве убежища. Вас это совершенно не устраивало.

Виконту нечего было ответить. Но каково бы ни было его первоначальное решение, он не мог отказать в просьбе лорду Олбрайту. Как он мог, когда жизнь Эйми была в опасности? Даже несмотря на неудобство, вызванное ее присутствием в доме, он никогда бы не простил себе, если б отказал в помощи, позволив чему-то дурному произойти в ее жизни.

На какой-то миг Ройс унесся мыслями в то мгновение, когда он, ворвавшись в комнату Эйми, обнаружил угрожающего вида мужчину, склонившегося над ней в попытке задушить. Тут же на него снова нахлынула волна ярости. Одно воспоминание о случившемся вызывало бурю гнева. Но все же Ройсу удалось справиться с эмоциями и вновь вернуться к разговору.

– Возможно, и так, – сказал он, пытаясь сохранять спокойствие. – Но вы здесь, и нам остается только смириться с этим фактом и постараться ужиться, насколько это возможно.

С этими словами виконт подозвал Уитсона, уже проводившего герцогиню, и тот дал указания лакеям убирать со стола. Ройс же продолжал свою речь как ни в чем не бывало, намереваясь, видимо, обозначить границу, призванную отдалить от себя женщину, внесшую беспокойство в его размеренную жизнь:

– Раз никто из нас не расположен отдать должное прекрасно приготовленному ужину, предлагаю, следуя примеру герцогини, отправиться ко сну. Поездка из Лондона оказалась утомительной, поэтому ранний отход ко сну не повредит никому.

Эйми не ответила и лишь молча наблюдала, как туда-сюда сновали слуги, поспешно убирая со стола подносы и тарелки. Когда же они все до последнего скрылись за дверями кухни, Эйми подняла на Ройса глаза.

– Полагаю, вы понимаете, какой ужас вызываете у прислуги? – спросила она с насмешкой.

Высказанное с такой откровенностью наблюдение поразило Ройса. За годы жизни в Стоунклиффе он настолько привык к взглядам украдкой и робкому поведению слуг, что не обращал ка это ни малейшего внимания. Семена страха были давно посеяны и взращены его отцом. Многие из прислуги служили этому дому поколениями. Разговоры отца о проклятии, преследующем Ройса, вкупе с трагической гибелью Корделии сослужили свою службу – слуги составили представление о своем господине прежде, чем он вернулся с войны.

Но объяснять все это Эйми не имело смысла. Воспитанная в любви и ласке, она никогда не поймет. Поэтому в ответ на это замечание виконт лишь небрежно отмахнулся.

– Уверяю вас, что ни разу не давал им для этого повода, – холодно произнес он. – Им всегда было свойственно с особой осторожностью вести себя в моем присутствии. Думаю, что устрашаю их своей внешностью.

Какое-то время Эйми молча, внимательно разглядывала лорда, потом покачала головой.

– Вы не столь суровы, как вам хотелось бы казаться, – на удивление решительно заявила она. – На мой взгляд. О’Кифи очень тепло к вам относится.

– О’Кифи? – Ройс разволновался, едва услышал имя конюха. Меньше всего лорду хотелось, чтобы Эйми познакомилась с единственным человеком в Стоунклиффе, знающем о Ройсе все. – Когда вы успели встретить его?

– Сегодня, незадолго до ужина, когда отправилась искать вас в конюшнях.

– Не знал, что вы меня искали.

– Да нет, ничего особенного. Я не смогла уснуть и решила выйти осмотреться, – Эйми на мгновение замолчала, остановив взгляд на Ройсе. – Он познакомил меня с Балтазаром.

Ройс старался внешне оставаться спокойным. Хотя упоминание о любимом коне не могло оставить его равнодушным. Мысли о Балтазаре влекли за собой воспоминания еще одного страшного дня из его прошлого, и думать об этом дне хотелось меньше всего.

– Правда?

Эйми кивнула.

– Он рассказал, что Балтазар был ранен в битве при Ватерлоо и едва не умер, но вы привезли его в Стоунклифф и выходили. Вы спасли ему жизнь, в то время как многие считали, что век его закончен – Не в силах унять любопытство, Эйми безотрывно смотрела на виконта, не скрывая интереса. – Не каждый пойдет на такое ради спасения лошади. Должно быть, Балтазар очень много значит для вас.

Ройс почувствовал, что в горле застрял ком, и, прежде чем смог ответить, несколько раз сглотнул. Это было истинной правдой. Балтазар был единственным живым существом, которого он не отстранил от себя. Он никогда не думал, что так произойдет. Но уход и забота о тяжело раненном животном помогли Ройсу справиться с собственной бедой, незаметно сблизив их так, что теперь он не в силах был разорвать этой связи. А теперь он с такой силой привязался к животному, что мысль о разлуке с ним была невыносимой.

Безусловно, лорд Стоунхерст и не думал посвящать во все это Эйми.

Деликатно попытавшись разузнать хоть что-то и не получив ответа, она откинулась на спинку стула, давая понять, что не намерена отступать.

– А как его ранили?

Ройс схватил со стола салфетку и смял ее. В голове мелькали картинки из прошлого: вот французский солдат неожиданно показался из тумана, застилающего поле битвы, и, прицелившись, поднял ружье. Ройс бросился вперед, раздалось пронзительное ржание Балтазара, и он упал вниз. Дымка, заволакивающая взгляд, и острие штыка, рассекающего щеку… И тут же Гарви, верный друг, несущийся спасти его от последнего смертельного удара, лицо его переполнено ужасом…

О нет, он не станет думать об этом! Однако было очевидно, что Эйми не собиралась уступать. И Ройс решил, что будет лучше, если он расскажет хоть что-нибудь. Возможно, если он хотя бы чуточку удовлетворит ее любопытство, они никогда не будут больше возвращаться к этой теме.

– Его ранило штыком французского солдата, – угрюмо произнес лорд. – Он пронзил им заднюю ногу Балтазара и повредил мышцы на левом боку.

– Этим же штыком ранили и вас?

Ройс почувствовал, как по лицу пробежала нервная судорога. Салфетка, которую он сжимал в руке, упала на пол. Стоунхерст поднялся со стула и, пытаясь удержать на лице маску равнодушия, сказал:

– К чему все это вспоминать? Это было давно, все забылось.

Однако Эйми не отрывала от него глаз.

– Но может, как раз лучше рассказать. Вы ведь никогда не говорили об этом, и вряд ли человеку идет на пользу подобное сдерживание чувств. О’Кифи говорил…

– Складывается впечатление, что О’Кифи рассказал слишком много. А вы суете нос в то, что вас не касается. Я дал вам понять, что не желаю обсуждать это и точка.

После резкого предупреждения, прозвучавшего из уст лорда Стоунхерста, в столовой воцарилась мертвая тишина. Эйми молча отступила, словно пораженная ударом. Лицо ее стало невыразительным и, словно задутая свеча, несло лишь следы холодка и отстраненности.

– Конечно, – согласилась она. – Извините за то, что совала нос куда не следует. Глупая, подумала, что могу помочь вам. – Отодвинув стул, Эйми поднялась и посмотрела на Ройса с надменной холодностью. Будь этому свидетелем тетушка Оливия, она бы порадовалась за племянницу. – Должно быть, я сошла с ума: вздумала тоже – проникнуться сочувствием. Как-никак нужно быть человеком, чтобы познать людские чувства, не так ли? Но это мой промах. Впредь подобного не повторится.

Закончив, Эйми повернулась и, шурша юбками, торжественно покинула столовую. Ройс мрачно смотрел ей вслед.