Феодал [СИ]

Логинов Александр Анатольевич

XV век на Руси. Разгар гражданской войны. Время, когда рушиться старый миропорядок и на его осколках зарождается Московское царство. Все прелести жизни средневекового феодала довелось испытать на себе нашему современнику, попавшему в "мрачное" средневековье.

 

Глава первая.

ПРОЛОГ

В просторной комнате царил полумрак. Три толстых восковых свечи на золотом массивном подсвечнике-шандане слабо освещали широкий дубовый стол на массивных резных ножках, уставленный разнообразной снедью на деревянных тарелках и серебряных блюдах: солеными грибами, кусками запеченного мяса и большими косыми пирогами. На столе возвышалась массивная резная кружка из слоновой кости, окованная по краям серебром, наполненная до краев русским квасом. Рядом с ней покоился на столе опорожненный питейный рог, оправленный сканным золотом и украшенный лалами , яхонтами и бирюзой . Все предметы, находившиеся в комнате, несмотря на высокую художественную ценность, являлись обычными повседневными предметами обихода.

Справа от стола, на полу, разместился початый бочонок с темно-красной жидкостью, в воздухе терпко пахло винными парами. Неподалеку от винной бочки валялся нечаянно оброненный питейный ковш с витой золотой ручкой и украшенный затейливой чеканкой по золоту.

Дверь, обитая золоченой парчой, с легким скрипом отворилась, в образовавшуюся щель осторожно просунулась женская голова в старинном головном уборе, цепкий девичий взгляд стремительно стрельнул в сторону спящего за столом человека в домашнем атласном халате.

– Кажись, спит, – в полголоса объявила девица толпившимся за дверьми людям.

Появившаяся в дверном проеме мужская рука цепко ухватила любопытную девку за шиворот и с силой втащила назад. Обшитая золотой парчовой тканью дверь широко отворилась, в комнату, бесшумно ступая босыми ногами по узорчатому персидскому ковру, вплыла дородная женщина с заплаканными глазами, следом за ней ковыляла, опираясь на клюку, древняя бабка, скрюченная в поясе от прожитых лет.

– Уснул, родимый, – облегченно вздохнула женщина, но тут ее взгляд упал на разрубленные в щепы коники. Полавочники, шитые из дорогой ткани, валялись чуть в стороне, зияя огромными прорехами. – Ой! Чо делается! – она непроизвольно всплеснула руками, невольно повышая голос.

– Тихо ты, дура! – в дверях появился среднего роста коренастый мужичок в широких темно-синих шароварах, заправленных в простые, но добротно сшитые остроносые татарские ичиги, в темно-зеленом расшитом серебром кафтане и темно-красной тафьей на макушке седой головы.

– Ты бы попридержал язык, Спиридон, – злобно ощерилась женщина. – Если бы тебе не пришла блажь в голову послать кровиночку на муку лютую… – из ее заплаканных глаз скатилась скупая слеза.

– Что зенки вылупила? – прошамкала старуха, с силой ткнув клюкой в бок любопытной холопке, пробравшейся в комнату следом за хозяйкой. – В опочивальню несите князя. Не боись, не проснется он. Травка зело сильная, – старая Аграфена смело говорила в полный голос, разглядывая погром, учиненный князем в горнице. Лавки изрублены, боевой топор плотно засел в стене, куда его с силой вогнал князь.

Спиридон понуро опустил голову, не споря с женой. За последние две седмицы ему не раз приходилось выслушивать от жены упреки в участи дочери. Иной раз так тоскливо было на душе, хоть в петлю лезь, и, главное, возразить нечего – сам виноват. Жена права. Кто знал, что случится непоправимое, что именно в этот день придет беда, откуда ее совсем не ждали.

Со стороны степи набежали татары-казаки. Нынче на украинах княжества не спокойно, кочующих орд, не подчиняющихся царям, развелось особенно много. Эмиры, беки, мурзы, нарушая вассальную присягу, покидали своих государей (в Орде сейчас аж три царя!) и откочевывали к границам Руси и Литвы, выжидая, кто победит в междоусобной борьбе за Сарайский трон. Изредка между мелкими татарскими родами вспыхивали ожесточенные схватки, но большей частью они дружно грабили окраины вассалов своих бывших сюзеренов – Резанское, Нижегородское, Московское княжества и Литву.

Спиридон не сильно переживал за судьбу дочери, которую отправил в одну из дальних деревенек собрать пушной оброк. Вместе с дочкой княжеского тиуна Спиридона отправились два десятка служилых татар в качестве охраны да четверо холопов обозников. Но кто ж знал?

О появлении ворогов упредила дальняя сторожа и навстречу татарам вышла рать под предводительством Рябого, который распорядился упредить окрестные деревеньки о набеге татар и, забрав почти всех воев из усадьбы, отправился на соединение со служилыми казаками, чтобы дать отпор ворогу.

Татары, разумеется, боя не приняли, огрызаясь лихими наскоками, они отступали и отступали. Русские преследовали татар, вступая в короткие стычки, но так и не смогли уничтожить противника. Возвращаться назад Рябой посчитал опасным, татары, рассыпавшись, могли незаметно просочиться в тыл и устроить засаду.

Дальше преследовать татар воевода не решился: опасался засады. Со стрелковой тактикой легких конных лучников Русь познакомилась не вчера и прекрасно знала все хитрости, на которые способны бесермены. Русских заманивали в засаду, где тяжелая конница татар поставит жирную точку, раздавив уставших русских.

Стоять на месте тоже не выход. От скоротечных наскоков легких татарских лучников падали сраженные короткими стрелами кони, вои пока все живы, но легкораненых с каждым днем становилось все больше и больше. Другая беда – корм для лошадок. То, что прихватили с собой в торбах, уже подходило к концу. Вестники, отправленные воеводой в усадьбу, как сквозь землю провалились. По расчетам воеводы они должны были вернуться обратно к вечеру, но, бесполезно прождав их до самого утра, Рябой вынужден был отдать приказ отходить.

Татары прицепились к войску Рябого, словно банный лист к жопе. Постоянно тревожили стремительными нападениями, издалека осыпая русских стрелами.

Оставив служилых татар с полусотней казаков прикрывать свое отступление, Рябой осторожно возвращался к усадьбе. Шел девятый день с момента выхода русаков из стен крепости.

Когда передовая сторожа принесла весть, что обнаружены тела убитых вестников, Рябой, холодея от ужаса, осознал, что его перехитрили. Оставив казаков самостоятельно разбираться с татарами, воевода, забрав с собой всех служилых татар, скорым маршем помчался назад к усадьбе.

На пути войска русаков встретилась разграбленная деревенька из трех дворов. Сено в деревеньке отсутствовало, татары выгребли все подчистую. Рябой, предчувствуя не– поправимое, загоняя ослабевших от бескормицы коней, бросая ослабевших от потери крови товарищей, рвался быстрее вернуться назад, пока еще не поздно.

Усадьба Луки Фомича, главного княжеского воеводы разграблена. Повсюду на вытоптанном снегу лежат ободранные догола трупы защитников усадьбы. Рябой, до крови закусив губу, приказал двигаться дальше, нигде не останавливаясь.

Через версту – вновь разоренная деревенька. Та же картина разрушений и парочка окоченевших трупов крестьян посеченных саблями.

Когда к вечеру двенадцатого дня отряд добрался до усадьбы, князь уже вернулся из похода. На заснеженном поле лежали неубранные трупы татар. Перед надвратной башней тел было особенно много. Никто их не убирал. В открытых воротах стояли хмурые стражники, из тех, что уходили с князем в поход в далекую землю под названием Пермь.

Рябой, бросив взмыленного коня у коновязи, топтался на месте, не решаясь подняться по золоченым ступенькам высокого крыльца терема.

– Что ж ты, мил человек, натворил-то? – слова Демьяна, княжеского осадного воеводы, резанули словно ножом по сердцу.

– Перехитрили меня бесермены, – Рябой склонил замотанную окровавленной тряпкой голову.

– Перехитрили его! Ты зачем на татар пошел? Сказано тебе было, собрать народишко в усадьбе и пересидеть набег! – сорвался на крик сильно разгневанный Демьян.

– Я перед князем отвечу за свои проступки, – бешено сверкая очами, взбрыкнул провинившийся.

– Ответишь! За все ответишь! – на крыльце с перекошенным от злобы лицом появился боярский сын Лука Фомич, бывший ватаман ушкуйников, а ныне первый княжеский воевода.

– И отвечу! – задирая голову к верху, чтобы посмотреть в глаза своего бывшего ватамана, сквозь зубы процедил Рябой.

– Катерина пропала, – тихим голосом сообщил новость Демьян.

От этого известия у Рябого душа ушла в пятки. Выхватив из-за пояса кинжал, он резко взмахнул единственной рукой, но был остановлен железной хваткой Демьяна.

– Ишь што удумал! Нет. Тебя судить, голубь ты сизый, князь будет, – Демьян завернул руку Рябого, отбирая кинжал. – Ахмет! В поруб его! – грозно рыкнул воевода.

Старый татарин Ахмет, словно в ожидании этого приказа, вместе с помощниками стоял за спиной Рябого. Два татарина подхватили вырывающегося Рябого под локотки, а Ахмет легонько ударил кистенем по затылку. Рябой сразу обмяк. Татары потащили бесчувственное тело прочь от крыльца.

– Боже! Если ты есть, не дай сгинуть боярыне! – взмолился старый воин.

– От Булата с Кулчуком нет вестей? – Лука Фомич спустился вниз по лесенкам и остановился рядом с другом.

– Пока нет, – помотал головой Демьян. – От сыновей посыл был. Переняли два десятка татар, отстали от своих бесермены.

– И? – Лука замер в ожидании.

– Мещерский юрт, – выдохнул Демьян.

– Вот черти! – боярский сын в сердцах сплюнул. – Мыслишь, сговорились с ордынцами?

– Не мыслю, ведаю, – покачал головой Демьян.

Андрей беспокойно спал, изредка вскрикивая во сне, и видел дивный сон, яркий, красочный и, главное, очень реалистичный.

Во всех деталях, до мельчайших подробностей, вплоть до глубоких царапин на золоченом доспехе терминатора, перед взором Андрея предстал закованный в железо перс-харасанец, словно Шварценеггер, безжалостно убивающий его, Андрея воинов.

Вот перед его взором промелькнул гибкий девичий стан, Андрей попытался поймать красавицу, но та ловко ускользнула от его объятий, опрокинувшись на душистую траву широкого заливного луга.

Краешком сознания он понимал, что это ему снится, что такого быть в реальности не может. Почему? Да потому , что не может – и точка! Все видения плод его воспаленного сознания, наверное, он попал в автокатастрофу и находится между жизнью и смертью. Отсюда и галлюцинации, но почему они так реальны?

У него есть жена, есть бизнес. В конце концов, он уважаемый человек в серьезных бизнес-кругах.

Но сын… Маленький беззащитный комочек на его огрубевших руках и теплое, ласковое прикосновение женских рук! Андрей физически ощутил прикосновения! Ему так этого не хватает, а во сне – сын существует, Андрей слышит его писклявый голос, звонкое журчание и чувствует тепло, согревающее руки.

Жена Света и слышать не желает о детях, говорит, что сначала хочет пожить для себя, а уж потом, если бог даст, то можно подумать о наследнике. В порядочных семьях хорошим тоном считается беречь свое здоровье. А роды, роды не идут на пользу молодой женщине, они портят фигуру и если бы только фигуру…

Яркий образ вечно недовольной жены предстал перед глазами, и воспаленный мозг ответил нестерпимой пульсирующей болью. Андрей беспокойно заметался, пытаясь отогнать видение, но образ жены не уходил, настойчиво требуя очередное брильянтовое колье.

На плечи легли ставшими такими родными маленькие девичьи руки и вторая девушка забрала сына с его рук. Сахарные уста впились в губы Андрея, заслоняя образ жены, стирая его из памяти, словно кто-то нажал клавишу 'Делит'.

Андрей знал, что девушки сестры, что младшая из них – мать его сына и что обе они – его жены. События, разворачивавшиеся во сне, так увлекли Андрея, что ему очень хотелось, чтобы сон не кончался, чтобы сказка стала былью.

 

Глава вторая

ПЕРЕХОД

Он мчался по ночному шоссе, утопив педаль газа до упора. Стрелка спидометра перевалила за отметку сто восемьдесят километров в час, но спортивный автомобиль явно проигрывал соревнование в скорости мыслям своего хозяина. События последних трех месяцев ярким калейдоскопом проносились перед глазами Андрея. Благо, что трасса в это время суток пуста, до рассвета оставалось часа два. Тело Андрея жило собственной жизнью, и госпожа удача благоволила Андрею, ибо на пути не встретился ни один экипаж гаишников. Вот и отворот, дальше дорога представляла собою памятник дорожникам развитого социализма. Нужно отдать должное строителям коммунизма в отдельно взятом государстве, асфальт имел место быть, несмотря на более чем тридцатилетний возраст. Ямы и выбоины на дороге имелись в достаточном количестве, чтобы укротить пыл заядлых гонщиков, и Андрей скинул скорость.

Рассвет застал его, когда Андрей по наитию свернул на малоприметную проселочную дорогу, по привычке сбрасывая скорость до минимума. Как на грех, дорогу опять перегородило упавшее дерево. Сколько себя помнил, дерево всегда преграждало дорогу. Его оттаскивали, распиливали, сжигали, но оно неизменно появлялось вновь. Проклиная все на свете, Андрей остановился, вышел из машины, нервно закуривая сигарету.

Тонкий писк комара вернул Андрея к реальности. 'Собственно, что такого страшного случилось, – подумал Андрей, оттаскивая на обочину здоровенное дерево. – Рано или поздно – это должно было случиться. Главное – руки, ноги целы, а остальное… Гм, если под остальным понимать потерянную квартиру в Москве, фирму и жену и предательство друга – это одно. Если под 'остальным' понимать потерянные семь лет жизни – это уже понимаешь…. Так, стоп, – остановил себя Андрей. – Хватит накручивать себя. Что упало, то пропало. Если подумать, то в сложившейся ситуации я сам виноват. В отношениях между мною и Светкой изначально был неверно заложен базис. Все-таки мы современные люди, а не пережитки седой древности. Это дед с бабкой жили душа в душу, понимали друг друга без слов и словно чувствовали друг друга на расстоянии. Помнится, бабка Акулина, придя домой с вечерней дойки, надела черный платок и истово молилась до самого восхода солнца, а утром объявила родителям Андрея, что их родитель отдал богу душу. Что интересно, мать с отцом восприняли это известие как свершившийся факт, даром что деда уже несколько лет не было дома, и лишь бабка знала, куда он уехал. На вопрос участкового, мучавшегося с глубокого похмелья, с какого бодуна, бабка решила, что Иван Дмитриевич, так звали деда, умер, лаконично ответила: сердце вещает.

Через год с небольшим родители Андрея погибли в автокатастрофе. Так маленький Андрейка попал к бабке Акулине. Для пацана началась новая жизнь, полная приключений и странностей. Несмотря на почтенный возраст, бабка была полна сил. Шустро управлялась по хозяйству, держала скотину в хозяйстве: лошадь, две коровы, три овцы, козу и два десятка кур.

Знатный был жеребец – огонь. Из соседнего колхоза, где разводили лошадей, сам председатель приезжал – кланялся бабке. Многое Акулина знала про лошадей. Только Андрей не сумел перенять все ее знания, ни к чему они ему были в век самолетов и космических кораблей. Как наезднику ему не было равных, но, в отличие от бабки, он не мог мысленно подозвать к себе комонька, находясь за версту от него. Бабка могла.

Лето Андрей проводил в дремучем лесу, старая Акулина находила время обучать внука повадкам птиц и зверей. Удивительно, но в окрестных лесах, словно в заповеднике, водилась всякая живность – медведи, лоси, кабаны, а зайцев была тьма тьмущая.

Во время перестройки и бурного роста дикого капитализма, новые хозяева жизни сторонились этих лесов, места эти издавна имели недобрую славу, изредка новые 'хозяева жизни' пропадали бесследно в этих дебрях. Милиция по-тихому закрывала дела, и лес дальше продолжал жить в тишине и покое.

Лесной массив был полностью в распоряжении Андрея, парень дни и ночи напролет предавался охотничьим забавам, то гонял с кистенем зайцев, а как подрос и возмужал, то сходил на медведя с рогатиной. Правда всего один раз и то неудачно. Чудом остался жив, бабка спасла самонадеянного внука, вогнав каленую стрелу точно в глаз медведю. Больше Андрей не геройствовал, в его шестнадцать лет хозяин леса был ему еще не по силам.

В свои годы бабка Акулина легко натягивала свой короткий изогнутый лук. Она не признавала огнестрельного оружия, считая его порождением дьявола, впрочем, бабка не признавала ничего из достижений цивилизации. В доме не было даже электричества, готовили пищу в русской печи, собственноручно сложенной дедом.

В округе молодую Акулину сразу записали в колдуньи и досужее гадали, из какой глуши привез ее дед. Речь молодой жены нелюдимого Ивана долгое время оставалась непонятной для окружающих, и вела себя она очень странно. Но травы знала, как профессор ботаники. И была у жены Ивана дурная привычка таскать с собой острый длинный нож-тесак, но так как Акулина практически не бывала нигде, кроме своего дома, поля и дремучего векового леса, который наивно полагала своим, а с внешним миром общалась только через редких гостей, забредавших на отдаленные выселки получить лечебную траку, то на странности Акулины быстро перестали обращать внимания. Живет за болотом чиканутая колдунья и пущай себе живет.

Секретарь райкома, проявивший нездоровый интерес к семье Ивана, как-то неудачно съездил на охоту. Что там произошло на той охоте, никто не знает, но хоронили погибших в закрытых гробах. В леса загнали солдат, прочесали лесной массив от и до, но никаких волков так и не нашли. Серые словно под землю провалились.

Вновь назначенный секретарь предпочел не замечать сплетен. Так и жили дед с бабкой в мире и согласии, пока дед в очередной раз не исчез.

Автомобиль остановился перед воротами дома. Андрей заглушил двигатель, но остался сидеть в салоне, вспоминая свое детство и юность, проведенное в деревне. Прошло не меньше получаса, прежде чем Андрей решился выйти из машины. Попав внутрь двора через калитку, широко отворил ворота, загнал авто во двор под навес.

Осмотрел старинный, ручной работы замок на дверях избы, отметил, что недобрая слава охраняла хозяйство весь этот год почище охранного предприятия. Главное задаром. Потом забрал с заднего сидения машины букет свежих цветов, отправился на могилу бабки.

Ушлый нотариус бабки вызвался решить все вопросы, связанные с оформлением документов на похороны, паспорта у покойницы не оказалось, и вдобавок она, как оказалось, не числилась среди клиентов Пенсионного фонда.

Деньги у Андрея были, служащие разных уровней относились к зелененьким президентам с почтительным благоговением, размер которого определялся должностью чиновника, и проблем с выправлением бумажек не возникло.

Андрей возложил цветы на могилку, уселся на лавочку, доставая из внутреннего кармана пиджака вскрытый конверт. Развернул листок бумаги, исписанный мелким почерком, вновь стал перечитывать посмертное послание бабки. Относиться к содержанию письма можно было по-разному, но поверить в написанное мог только не совсем нормальный человек.

Однако вместе с письмом нотариус передал Андрею вместительный деревянный сундучок, сработанный под старину и искусно окованный железом. В сундуке хранились слитки серебра, в которых нумизматы безошибочно определили новгородские и киевские гривны, золотые монеты Византийской империи и других стран Востока. Экспертиза показала, что монеты настоящие, огромной нумизматической редкости, особенно византийские и восточные. Так что не верить бумаге – оснований нет, каким бы бредом ни казалось написанное в письме.

Завтра к обеду должны прибыть транспорты с необходимыми вещами и оборудованием. Послезавтра, на восходе солнца, Андрей узнает, правда ли существует семейная тайна или это посмертная шутка бабки Акулины.

 

Глава третья

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Странный тоннель оставался открытым три дня. Жертвенный камень в пещере под старинным домом Андрея за это время обагрился его кровью полностью. Кровь тонкой струйкой текла по желобкам, Андрей смотрел, уже в который раз, на это таинство, не понимая его природы и не веря собственным глазам, – стена пещеры вновь пошла мелкой рябью и исчезла в дымке. Разум Андрея отказывался воспринимать процесс перехода. Держа коня на поводу, он в последний раз шагал по тоннелю. Вокруг стелились клубы плотного тумана, видимость практически нулевая, и вдруг, сделав очередной шаг, ты попадал в новый мир, чистый и светлый. Там даже воздух был иным, дышалось легко и свободно.

Андрей тщательно замаскировал вход в пещеру, надеясь, что потом сможет найти схрон. Еще раз оглядев критическим взглядом дело рук своих, он оседлал своего донца, навьючил пожитками, отобранными в дорогу второго комонька, и, посидев на дорожку, неспешно выкурив сигарету, отправился в путь навстречу судьбе.

Весеннее солнышко ласково припекало, слабый ветерок, тянувший с реки, обдувал прохладой. Решение ехать вдоль реки Андрей считал правильным, люди испокон веков селились по берегам рек, рано или поздно на пути встретится жилье. Там, действуя по обстановке, он попытается определиться с местом и временем. Планов как таковых не было. Самый простой вариант – явится в столицу и поступить на службу. Насколько он понимал историю, то проходимцы на Руси часто делали карьеру при дворах государей. Так отчего бы не попробовать?

Двигаясь по высокому берегу реки, Андрей мог видеть окрестности противоположного берега. Судя по всему, если в половодье заливало правый берег, то луговую низменность левого берега затапливало на много километров. На стороне, по которой он двигался, вековой сосновый лес почти вплотную подступал к высокому берегу реки, но не настолько близко, полоса берега шириной метров со сто - сто двадцать позволяла передвигаться достаточно свободно. Ветер с реки обдувал земельку, солнышко припекало, вот и ехал Андрей посуху. А не дай бог дождик пойдет, то все пиши пропало – не пройти не проехать…

У дремучего лесного массива не видно конца и края. Вот уже два часа Андрей любуется красотами природы, а лес все не кончается. Иногда, он отступал достаточно далеко от берега, тогда Андрей ехал по широкому лугу. Он торопился, но старался не переутомлять коня, переходя с шага на рысь и обратно. Уровень воды в реке вызывал беспокойство, если половодье застанет его в пути, то останется только один путь – сквозь дремучие лесные дебри, а снег в лесу еще не сошел полностью. Интересно, что широколиственные леса соседствовали с хвойными.

Однажды недалеко от берега Андрей углядел возвышенность, где давным-давно стояло человеческое жилье. Об этом безмолвно свидетельствовали остатки земляных укреплений. Поселение, судя по размерам полуисчезнувших от времени валов, не отличалось многолюдностью, занимая пространство в четыреста-пятьсот квадратных метров. Осмотрев периметр, Андрей пришел к выводу, что тут когда-то стояла укрепленная усадьба или острог. Уже собираясь покинуть это место, Андрей случайно пнул трухлявую кочку, и из-под нее выкатился железный горшок, в котором скалился верхними зубами полуистлевший человеческий череп. Нижняя челюсть отсутствовала. Андрею стало не по себе. Он поторопился покинуть это место как можно быстрее.

Изредка на пути возникали препятствия в виде неглубоких овражков, по дну которых весело журчали ручейки, лишь однажды овраг был настолько глубок и широк, да к тому же зарос орешником, что спуск по крутым склонам не прельстил одинокого путника, и Андрей решил поискать место поположе. Ему пришлось двигаться вдоль оврага, иногда продираясь сквозь заросли кустарника, здорово мешавшего движению. Приблизительно через километр овраг изменил направление, постепенно заворачивая в противоположную сторону.

Ругаясь почем зря, Андрей продолжал объезжать препятствие, но двигался он в обратном направлении уже достаточно долго, а удобного спуска все не было.

Кустарник резко закончился, Андрей выехал на открытую местность, мысленно пытаясь представить себя со стороны. Зрелище, судя по всему, фантастическое: верхом на коне, в широких штанах, заправленных в красные сапоги, в зеленом кафтане, на голове не пойми что, означавшее головной убор. Широкий кожаный пояс с начищенными медными бляхами, на боку сабля, доставшаяся по наследству от бабки. Этим интересным оружием Андрей владел виртуозно. Сабля не совсем обычная – настоящий булат. Необычность в сабле заключалась в легкой изогнутости клинка и рукояти, соединенной с клинком под небольшим углом. Такой саблей можно было не только рубить, но и колоть, тем более что острие обоюдоострое. К седлу приторочен щит из легкого, но прочного сплава Одежду всю Андрей купил у ролевиков, помешавшихся на старине. Оружие, за исключением сабли и короткого бабкиного лука, – новоделы, но какие новоделы! Броня одна чего стоит! На испытаниях умелец одного хитрого завода, работающего на оборонку, продемонстрировал качество своей работы, ударив наотмашь топором по доспеху. И ниче, выдержал доспех испытание.

За спиной снайперская винтовка, на груди бинокль, в перешитой кобуре импортная машинка с навернутым на ствол глушителем. В общем, помесь русского витязя с Рембо. Весеннее солнышко неимоверно припекало. Расстегнутые верхние пуговицы на кафтане облегчения не принесли. Очень хотелось пить. Андрей потянулся рукой за бутылкой спрайта, спрятанной в сумке, и волосяной аркан, наброшенный ему на плечи стал для всадника полной неожиданностью. Резкий рывок, и Андрей как пушинка вылетел из седла, с силой приложившись головой об землю.

Очнулся он от жуткого холода. Сейчас он лежал на покрытой прошлогодней травой холодной земле в чем мать родила, то есть абсолютно голый. Более того, он был связан и связан качественно. Голова раскалывалась от боли, виски разрывала пульсирующая боль. Но что значит боль по сравнению с обидой! Так глупо попасться. Обидно до слез. Хуже всего, что Андрей не знал, кто его пленил, чуть в стороне фыркала лошадь, и вдруг раздался сухой хлопок, следом послышался звук грузно упавшего тела.

Андрей зажмурился, пытаясь прогнать головную боль, потом замер, прислушиваясь к окружающим его звукам. Ничего, кроме щебетания птиц и фырканья лошадей. Заставив себя мысленно сосчитать до ста, Андрей попробовал повернуться на левый бок. Получилось, но руки пронзила адская боль, видно, связали его по-хитрому. Рядом с Андреем, распластавшись на спине, лежал человек в грязном стеганом халате до колен. На ногах грязные сапоги грубой работы, но добротно сшитые. Каблуки отсутствуют, что странно. Конь чужака спокойно стоял рядом с хозяином, а вот жеребец Андрея ускакал и в поле видимости не наблюдался, но его присутствие было обозначено недовольным фырканьем. На боку мертвяка очень широкий пояс из красного шелка, на кожаных ремнях, к нему при помощи медных пряжек пристегнута кривая сабля в обтянутых желтой кожей ножнах, до нее – рукой подать, но каждое движение отдавалось нестерпимой болью в плечах. Превозмогая себя, Андрей перекатился и заерзал, пытаясь добраться зубами до сабли. С большим трудом это ему удалось. Осталось малое – вытащить клинок из обшитых тонкой кожей ножен.

Андрей замер, отдыхая, одновременно пытаясь совладать с нахлынувшим страхом. Никогда ему еще не было так страшно. Умом понимал, что страх вызван отсутствием одежды, что будь он хотя бы в штанах, то липкий страх не смог бы завладеть его сознанием. Наконец решившись, он, охая от боли, вцепился зубами в шелковую тесемку сабли, резко дернув головой. Клинок ненамного, но обнажился. Периодически останавливаясь на короткий роздых, Андрей умудрился на треть обнажить клинок. Теперь нужно снова миллиметр за миллиметром проползти вперед и извернуться спиной к сабле.

Андрей потерял счет времени, но смог перерезать стягивающие его путы, изрезав в кровь руки. Освободившись, Андрей с наслаждением сел голой задницей на землю и уставился на мертвеца с не предусмотренной создателем дыркой во лбу. Импортная игрушка с навернутым глушителем, ставшая причиной столь кардинальных технических изменений в конструкции создателя валялась рядом с покойником.

Констатировав факт смерти обидчика, Андрей освободил от пут затекшие ноги. Его одежда валялась совсем рядом, достаточно руку протянуть. Боже! Как паршиво себя чувствует обнаженный человек. Первым делом Андрей подобрал свою фляжку, трясущимися руками открутил крышку и сделал большой глоток коньяка. Сразу стало легче, покойник сразу перестал восприниматься как нечто фантастическое. Андрей осторожно толкнул мертвеца, потом ущипнул себя за руку. Нет, он не спит. А раз это не сон, то пора приводить себя в порядок. Сделав еще один большой глоток целительного напитка, Андрей стал суетливо одеваться, от волнения не попадая в ногой в штанину. Упал, чертыхнувшись, под внимательным живым взглядом низенькой кобылы.

Полностью одевшись, Андрей подобрал валявшийся рядом с мертвяком пистолет. Чужая кобыла вдруг взбрыкнула и резво отскочила в сторону. Он осторожно приблизился к лошадке с непропорционально длинным туловищем и легкой, острой снизу головой, венчавшей длинную шею, но та не подпускала его слишком близко. Андрей замер, пытаясь внутренне найти контакт с непослушной кобылой. Осторожно сделал маленький шажок, потом еще один, взял под уздцы, обнял за шею, шепча ласковые слова и поглаживая гриву. Лошадь перестала дрожать, безоговорочно подчинившись Андрею. Привязав кобылку к одинокому деревцу, растущему неподалеку, он без всяких угрызений совести занялся осмотром трофеев. К луке высокого седла приторочен чехол, в котором хранился налуч, с коротким луком и колчаном. Это понятно: оружие дальнего боя, а вот и другое оружие есть: медная булава и короткий топорик. Из имущества – кожаная сумка. В ней нашлось немного грубого хлеба, тонкие ломтики вяленого мяса, мешочек проса, мешочек с солью, суровые нитки и две иголки в костяном футляре. В другом мешке лежали овчинный тулуп и ярко синие шаровары.

Мертвец под пухлым халатом носил кольчугу тонкого плетения с большой медной бляхой на груди. На голове полукруглый шеломом с кожаной бармицей . По роже и по вооружению – типичный татарин: широкие плечи, короткая и толстая шея, продолговатый овал лица, прямой нос, правильный разрез карих глаз, не совсем густая бородка клинышком. Голова брита наголо. Вот только, насколько знал Андрей, татары, а это, скорее всего – татарин, судя по очень изогнутой сабле, кольчуги не носили. Или носили?

Немного повозившись, Андрей снял с покойника опояску из кожи, к которой прицеплялась сабля, затем широкий пояс, в складках которого обнаружился мешочек из мягкой кожи. Внутри весело звенели монетки, но Андрей отложил на потом исследование содержимого кошелька.

Простеганный в косую клетку толстый халат, местами залитый кровью, ему без надобности, а вот кольчугу стоит прибрать, принял решение Андрей и принялся мародерничать.

Ощупывая халат, Андрей заинтересовался, отчего он такой толстый, сделал надрез на ткани и увидел содержимое начинки – конский волос. Стало любопытно, насколько такое чудо может защитить тело от сабельного удара. Аккуратно привязав халат к деревцу, Андрей наотмашь рубанул трофейной саблей. Железко рассекло халат с трудом, но подкладка осталась цела, конский волос оказался не по зубам сабельке. Нанести колющий удар кривой саблей немыслимо, пришлось доставать из ножен свою. Рубящий удар собственной слегка изогнутой саблей вышел чуть похуже, а вот колющий прошел на ура. Сабля, острие которой заточено с обеих сторон, легко вспорола халат. Будем знать, отметил про себя Андрей. При кажущейся простоте, халатик – неплохая защита, если учесть, что под ним еще есть кольчуга. Осталось проверить на стрелу. За пятьдесят метров стрела прошила насквозь халат, ствол деревца и умчалась в неизвестность. Искать стрелу пришлось долго, но Андрей нашел.

Осталось вытряхнуть тело из кольчуги. Как ни старался Андрей снять доспех аккуратно, все равно вывозил его весь в крови. Под кольчугой прятался татарский хамьян , шитый из тонко выделанной кожи. Развязав тесемки, Андрей высыпал на землю его содержимое – дюжину серебряных брусочков. Это уже интересно. Собрав серебро, аккуратно затолкал брусочки в пояс-кошель и нацепил его на себя. Потом ножом отрезал кусок ткани от полы испорченного халата, нашел глубокую лужу и стал отмывать кольчугу от пятен крови. Когда работа была почти окончена, Андрея словно током ударило. А вдруг татарин не один?

Андрей резко вскочил на ноги, суматошно оглядывая окрестности. Никого. Подобрав брошенную кольчугу, по-быстрому затолкал ее в мешок, прицепил трофейную саблю к луке седла. Донец, успокоившись, подпустил хозяина к себе, но приближаться к покойничку отказался наотрез, запах крови действовал на жеребца возбуждающе. Оставив лошадь в покое, Андрей вернулся за трофейной кобылой.

 

Глава четвертая

НАБЕГ ТАТАР

За оврагом начиналась пологая возвышенность, с вершины холма можно будет осмотреть окрестности. Андрей ехал по следам татарина и нашел место, где тот пересек овраг. Следы вели на холм. Андрей осторожно двинулся дальше, в любую минуту готовый развернуть коней и удирать сломя голову. Встреча с татарами в его планы не входила, хватит с него одного раза.

С вершины холма открывался живописный вид на местность, но красота Андрея не прельщала. Он очень долго разглядывал в бинокль окрестности: березовую рощу у подножья холма, за ней широкий луг, еще дальше текла река. Русло реки очень извилисто, если бы Андрей рискнул и сразу перебрался через овраг, то намотал бы немалый круг, двигаясь берегом, а так, если двигаться напрямки, то… Черт. Люди! Андрей замер, прильнув к окуляру. Всадники. Раз. Два. Три. Всего десять. Все в знакомых халатах, в меховых шапках на голове, трое так совсем в овчинных тулупах. Четыре груженых телеги с привязанными полуголыми мужиками, которые толкали транспортные средства, помогая запряженным в телеги тяжеловозам. Следом за телегами связанными бредут пленники. Замыкали шествие навьюченные лошади, за которыми присматривал еще один обладатель длиннополого халата.

Встречаться с татарами у Андрея не было желания. Невежливое обращение с одиноким путником симпатий к татарам не прибавило, а вот народ, бредущий в неволю, оставлять без помощи не следует.

Приняв решение, Андрей пришпорил коня, двигаясь наперерез обозу. Оставив лошадей в лесу, выбрался из зарослей, опасаясь, что татары его опередили. Но нет, он успел первым.

Пожалуй, место подходящее, решил Андрей, пройдя вдоль кромки леса в поисках удобной позиции. Когда прошел шок от встречи с первым человеком, Андрей перестал суетиться, полностью овладев собой. Он ждал, изготовившись к стрельбе.

Татары в голове обоза миновали Андрея, боковое охранение поравнялось с ним. Татарин двигался слишком близко от Андрея, внимательно всматриваясь в чащу. Вдруг в глубине леса послышалось конское ржание. Всадники отреагировали мгновенно, в их руках внезапно появились луки. Андрей не стал тянуть, нажал на спусковой крючок. Сухо грянул выстрел. Татарин кулем свалился под копыта лошади. Андрей перенес огонь на головных всадников. Над головой прошелестела стрела, вторая воткнулась в землю прямо перед носом Андрея. Но татары не могли его видеть! Бьют на слух. Но как? Это невозможно! Андрей снял последнего всадника, пытавшегося удрать. Замер, выжидая. Странно, но пленники освободились самостоятельно. Получив свободу, мужики бросились к телегам, вооружаясь топорами, мечами. Кто-то ушлый завладел луком, сразу изготовившись к стрельбе, внимательным взглядом обшаривая кроны деревьев. Андрей готов был поклясться, что его заметили.

Прятаться смысла не было, пора налаживать контакт. Андрей поднялся, держа винтовку наизготовку, спокойно двинулся к обозу.

Его появление не осталось не замеченным. Полуголые мужики встретили незнакомца настороженными взглядами, не выпуская из рук оружие. Грязные бороды в остатках жидкой баланды на слипшихся волосах. Ну, правильно, татары пленных кормить-то кормили, а руки не развязывали, вот и лакали татарские рабы жидкую жратву, словно свиньи из корыта. Поискать в телегах, так и корыто найдется, усмехнулся Андрей.

Неопрятный внешний вид, отсутствие элементарной одежды и босые ноги не мешали мужикам грамотно взять пришельца в коробочку, перекрыв ему пути отступления.

С чего начать разговор, Андрей ума не приложил. Вроде бы все продумал загодя, а вот как повстречался с аборигенами, так все слова из головы вылетели. Рожи мужичков, уж больно недружелюбные, ощерились, словно хищники на охоте.

Даже молодняк имеет шрамы на теле, а у мужиков постарше так совсем живого места нет. Некоторые шрамы совсем свежие, видно, хапнули мужички лиха в своей жизни.

– Здорово, мужики. Закурить не будет?– не придумал ничего лучшего спросить Андрей.

– И тебе не хворать, – степенно ответил полуголый бородач, уверенно державший в руках топор с узким лезвием. Речь бородача очень походила на то, как изъяснялась бабка. Андрей облегченно вздохнул, с коммуникацией проблем нет, он на Руси.

Совершенно неожиданно босоногий коротышка с широченными плечами и могучим торсом резко махнул саблей, нанося удар по голове Андрея. Рефлексы сработали сами по себе, но недостаточно быстро. Андрей отпрянул назад, но железо достало-таки его, рассекая кожу на лбу. Из раны обильно потекла кровь. В это самое мгновение чья-то сильная рука ухватила Андрея за шиворот, и последующий удар коротышки пришелся в пустоту. Андрей машинально приложил руку к ране, ладонь оросилась алой кровью. Рана пустяшная, оцарапал чуток лоб.

– Фома! – Грозно зарычал бородач с топором. – Кто тебе, паскуднику, позволил?

– Закрой пасть, Лука, – зло ответил коротышка.

После этих слов в позициях, занимаемых мужиками, произошли существенные изменения. Даже те, кто не обращал внимания на странного пришельца, спокойно занимаясь потрошением убитых татар и наваленного в беспорядке барахла в повозках, оставили свое увлекательное занятие, подтягиваясь к спорщикам.

Судя по всему, защитник Андрея имел меньший авторитет в этой стае волков. За Фомой пошла большая часть ватажки. Сорок на двадцать. Не важнецкий расклад. Это понимали все, но мужики, вставшие на сторону Луки, не выказывали страха.

Андрей получил короткий тычок в бок.

– Саблю вынь! – хриплым, простуженным голосом сказал обладатель иссиня– черной бороды.

Андрей, все еще не отойдя от шока, медленно обнажил саблю, перекладывая клинок в левую руку, а в ладонь правой руки удобно легла рукоять пистолета. Второй раз Андрей наступил сегодня на грабли. Сначала татарин повел себя очень агрессивно, теперь вот местные мужики не испугались странных смертей татар и сходу попытались лишить его жизни. Что-то тут не складывается. Очень странная реакция на незнакомца.

В это время трое молодых парней освободились от пут, вооружаясь, чем попало, кто ножом, кто косой горбушей, а один так совсем взял в руки мотыку – деревянную лопату, окованную железом. Появление мальцов на стороне соперника Фомой было встречено презрительным плевком под ноги.

– Ну что, Лука, поговорим? – в голосе щербатого Фомы явно чувствовалась угроза.

– Ватаманом захотел стать? – ответил с издевкой ватажник. Лука вел себя абсолютно спокойно, несмотря на численное меньшинство своих сторонников. Мальцы, вставшие на его сторону, погоду не делали. Против опытных воинов они не выстоят.

– А коли и захотел, то что? – Фома с вызовом посмотрел на Луку. – Давай так, кладете железко на землю и чтобы я вас больше не видел. Баб мы себе заберем, а этого, – кивок в сторону Андрея, – можете забрать. Токмо порты пусть сымет,– сделал предложение разбойник.

В этот самый момент двое разбойников, стоявшие чуть в стороне от своего предводителя, размахнувшись, бросили топоры в единственного лучника среди всей честной компании. Чью сторону примет единственный обладатель лука, было не совсем понятно, так как стоял он на особицу от всех. Как стрелец умудрился остаться в живых, извернувшись от летящего в него железа, Андрей так и не понял, но лучник обладал великолепной реакцией – это факт.

Но Андрей уже забыл о лучнике, на него самого напали сразу двое, один с коротким копьем, другой с огромным топором. Андрей застрелил обоих, не задумываясь. Рядом с Андреем люди убивали друг друга с таким остервенением, что происходящая на берегу бойня казалась нереальной. Но кровь лилась настоящая. Андрей расстрелял всю обойму. Ни разу не промахнулся. Сначала имело место замешательство, он не знал, кто из увлеченно калечивших друг друга мужиков враг, а кто 'свой'. Но быстро сориентировался: с кем дрались мальцы, тот и враг, подлежащий уничтожению. Лишь однажды вышла ошибочка, он прострелил плечо мужичку с мечом, а его противник, опустив топорик на голову раненого, набросился на паренька с лопатой. Андрей еле успел исправить ошибку, пристрелив залитого кровью безумца, потратив на него аж четыре последних патрона.

Андрей попятился назад, стараясь оказаться как можно дальше от схватки. Но вдруг в мозгу переклинило, и он, сам не узнавая себя, бросился в самую сечу, успев полоснуть саблей по широкой спине зачинщика ссоры. Фома еще смог обернуться, с ненавистью глядя на своего убийцу. Сабля Андрея описала полукруг и опустилась на шею Фомы. Андрей замер, ничего не понимая. Клинок прошел сквозь шею, не чувствуя препятствия, а Фома продолжал смотреть на Андрея широко открытыми глазами. Через нисколько ударов сердца, ноги разбойника подкосились, а голова плавно съехала по косому срезу и упала на землю.

Над местом схватки раздался громкий крик. Кричал Лука, высоко подняв отрубленную голову Фомы. Сражение прекратилось так же быстро, как началось. Андрей не верил собственным глазам. Все, кто мог стоять на ногах, как ни в чем не бывало, собирались вокруг Луки. Сначала робко, затем все сильнее раздались крики:

– Любо! Любо! Луку – в ватаманы!

Андрей было подумал, что он сошел с ума, но нет, все происходило наяву. Рана на лбу настоящая, и боль настоящая. Еще сильно прихватило живот. Убивать ему приходилось и раньше, но снайпер видит врага на расстоянии, а сегодня Андрей впервые убил. Да что там убил, он убил человека зверским образом: отрубил ему голову. Блевать совсем не хотелось, а вот опорожниться – даже очень.

– Вот и славно. Выбрали ватамана, – удовлетворенно сказал владелец лука и стрел, которых в его колчане заметно поубавилось после стычки.

Андрей не стал больше терпеть, бегом припустил за телеги, на ходу развязывая тесемку на штанах и пытаясь расстегнуть пуговицу. Как на грех, пуговица не хотела вылезать из петли, Андрей с силой рванул, вырывая злосчастную пуговку вместе с куском ткани. Успел.

Когда к Андрею вернулась способность мыслить, его взору предстала совершенно мирная картина. Разбойнички оказывали посильную помощь раненым ватажникам, а Лука, прочитав короткую молитву, добивал безнадежных. Андрея словно не замечали, стараясь не приближаться к нему близко, обходя его стороной. Довольно странное поведение.

– Эй! Парень! Поди сюда, – позвал Андрей паренька, перерезавшего путы остальным пленникам.

– Я? – с испугом спросил он, передавая нож как две капли похожему на него пацану. Андрей заметил, что парни уже успели обуть ноги в кожаную обувку. А ведь во время избирательной кампании они, как все выборщики ватамана, они были босиком.

– Ты. Ты, – дважды повторил Андрей. – Как звать тебя?

– Семен, – степенно представился парнишка.

– Там в лесу я лошадей оставил. Приведи сюда, если нетрудно, – вежливо попросил Андрей.

– Так я мигом,– пацан шустро сиганул в сторону леса.

– Сам-то кто будешь? – вопрос избранного что ни на есть самым демократическим путем ватамана разбойничков заставил Андрея вздрогнуть от неожиданности.

– Князь Заморских земель я, – нагло соврал Андрей.

– Князь? – недоверчиво переспросил Лука. Уж очень удивился такому ответу ватажник.

– Не похож? – Андрей нервно рассмеялся. Сказывалось нервное перенапряжение. Как-никак он отправил на тот свет четырнадцать человек. Повстречавшегося ранее татарина можно не считать, Андрей не виноват в его смерти. Ватажник предпочел не заметить нервозности Андрея, отвернувшись в сторону. Дождавшись, когда Андрей успокоится, он деловито продолжил:

– По правде все это твое, – Лука махнул в сторону телег с барахлом и большой кучи, в которую ватажники скидали одежду и оружие убитых татар. - То по правде. Но ты один… – он замолчал, внимательно глядя на Андрея.

Андрей предпочел промолчать, гадая про себя, куда клонит разбойник. Так и не дождавшись ответа, Лука запустил пятерню в склоченную бороду.

– Мыслю я, что все тебе не унести.

Андрей продолжал молчать, внутренне проклиная себя, что забыл перезарядить Беретту.

– Оружие наше и доспех, что татары с нас сняли, нам отдай. То справедливо будет. Фома, упокой господи его грешную душу, взяв верх, тебя бы не помиловал, – Лука широко перекрестился.

Ватаман очень не хотел убивать этого странного князя, но оружие и доспехи ватажки Лука не собирался отдавать за здорово живешь. Одни мечи, хоть их не более двух десятков на всю ватажку, стоили огромного состояния. Самый плохонький меч и тот стоил самое малое три гривны, а еще датские топоры, а про доспехи и говорить нечего. Теперь, после побоища, доспехов хватит на всю сильно поредевшую ватажку. Нет, Лука нипочем не отдаст оружие. Если нужно будет, убьет этого малахольного, ну и крестьян придется прирезать тоже. Свидетели душегубства Луке ни к чему. Грех, конечно. Но одним грехом больше, одним меньше. Опосля пожертвует гривну на помин души убиенных. Нет, лучше две.

У Андрея глаза чуть на лоб не вылезли, ватажник крестился двумя перстами! Так крестилась его бабка староверка! Это значит, он попал совсем в седую древность! Татары есть в наличии, церковный раскол в семнадцатом веке случился, уже можно сузить временной интервал до трех-четырех веков, уже легче. Вот только чем легче?

– Забирайте, мне не жалко, – Андрей предпочел решить дело миром, не ровен час, тюкнут по темечку, и пиши пропало. А умирать очень и очень не хотелось. – Да и крестьянский скарб мне ни к чему, пускай крестьяне забирают свою рухлядь. – Андрей посмотрел в сторону женщины с двумя дочками, испуганно жавшимися к матери. Рядом с ними на голой земле сидели двое мужчин. Один, похожий на гриб-боровичок, пытался привести в чувство безразлично уставившегося в одну точку мужика, еще не старого возраста. Двое братьев, принимавшие участие в схватке за ватаманство, в это время помогали разбойникам рыть могилу для убитых в схватке.

– Как скажешь, – Лука меланхолично пожал могучими плечами. Если бы не маленький рост, от силы метр шестьдесят, то мужика можно было бы назвать русским богатырем. Впрочем, кто его знает, какой рост был у Ильи Муромца и других защитников Отечества? Да и Лука с собратьями совсем не походил на роль защитника Земли Русской. На роже написано – бандит и душегубец с большой дороги, пробу негде ставить.

– Что мыслишь делать? – Лука задал главный вопрос, а значит, убивать Андрея в его планы не входило.

– На службу пойдете ко мне? – неожиданно спросил Андрей, а что ему еще оставалось делать? Не оставаться же одному, непонятно где и непонятно когда, да еще шныряют тут нехристи всякие, увешенные железом, словно рождественская елка.

Лука не успел ответить, так как невдалеке раздались остервенелые крики. Один из татар оказался живее всех живых, и сейчас он улепетывал в сторону леса, на бегу придерживая болтавшуюся на левом боку саблю.

– Живым брать бесермена! – потрясая пудовыми кулаками, заорал Лука, видя, что стрелец вскинул лук. В последний момент лучник сумел сбить прицел, и стрела прошла мимо беглеца.

В этот момент из леса, ведя на поводу коней, появился Семен, отправленный Андреем забрать его лошадей. Он лихо вскочил в седло и рванул наперерез убегающему татарину. Беглец обреченно остановился, обнажив кривую саблю.

Семен гарцевал рядом с татарином, не решаясь нападать. Все внимание степняка было приковано к противнику, преградившему путь к спасительному лесу. Заслышав конский топот со стороны преследователей, он чуть обернулся, и волосяной аркан упал ему на плечи. Семен воспользовался моментом, арканом он владел как заправский степняк. Хорошо, что парень выбрал именно татарскую кобылу, а не Донца Андрея. У погибшего степняка был в арсенале аркан, которым он полонил Андрея, так теперь оказавшийся кстати. Парень лихо погнал кобылку, волоча за собой на аркане пленника. Андрей поразился, что пленник, а это был совсем еще молодой татарин, не изрезал себе ноги, сабля-то тащилась вместе с ним, и парень, крепко зажав в кулаке темляк, не выпускал ее из рук. Но воспользоваться саблей он не смог, его тут же разоружили, мимоходом отвесив несколько сильных пинков.

Андрей очень просил Луку не калечить парня, на что ватажник, молча, кивнул головой, приступая к допросу.

Пацан долго не запирался, рассказал все, что знал. Луку прежде всего интересовал вопрос, куда подались остальные татары? И где должна быть встреча разделившихся отрядов? Парень по-честному рассказал все без утайки.

После допроса Лука вновь подошел к Андрею, успевшему уже наложить повязку на раненую голову. В этом ему очень помогли молодые девицы вместе с их матерью.

– Девять десятков и еще три татарина идут следом за нами. Полон ведут большой. Пограбили княжеские деревеньки. Что делать мыслишь?

– А что я должен делать? – Андрей догадывался, куда клонит Лука, но татар втрое больше. Неужели он собрался напасть на татар?

– Мыслю я промыслить бесермен, с божьей помощью, – Лука пристально смотрел на Андрея.

– Лука! – Андрей действительно не понимал ватажника. Лезть в сечу, заранее зная, что противник намного сильнее, – это безумство.

– Ты тут наследил изрядно, княже, – Лука укоризненно покачал головой. – Татары все одно нас найдут. Не спрятаться нам.

Ну вот, это он, получается, наследил, а не сами ли ушкуйники устроили бойню междусобойную, да еще могилу для погибших, не поленились вырыть и похоронить честь по чести. Даже крест поставили на могиле.

– Афанасий сказывал, что убитые все – твоих рук дело, – то ли спросил, то ли утверждал ватажник, – да и видели мы смерть бесермен своими глазами.

Андрей давно ждал вопроса об оружии, сгубившем татар и ватажников. Он-то понимал, что рано или поздно вопрос этот будет задан. Странность заключалась в отношении ватажников к непонятному способу убийства. Вместе страха или, на худой конец, интереса к непонятным железякам, несущим смерть, ватажники, все как один демонстрировали полнейшее безразличие. Даже чуточку стало обидно. Он-то предполагал, что непонятное оружие вселит в души мужиков суеверный страх, а в действительности все не так. Где традиционное напоить, накормить, баньку истопить? Где хваленое русское гостеприимство? Нету! А вот сабелькой по роже – это пожалуйста.

Вообще все не так. Одна сплошная агрессия в отношении незнакомца, пускай и спасшего их от татарской неволи. То факт, что он все еще жив, а не валяется с перерезанным горлом,– целиком и полностью воля Луки. Это понятно без слов. Вот только что дальше делать? Самое разумное, собрав манатки, всем вместе уйти в лес и постараться спрятаться там, переждав, когда уйдут татары. Но ватажник прямо предлагает иной путь. Что ответить? Какое решение принять? Отказаться – чревато, убить может и не убьют, но бросят одного в этой глуши, как пить дать. Согласиться? Но роль лидера останется за Лукой, что не есть хорошо. Черт, нужно решаться. А была, не была!

– Хорошо, – Андрей принял решение. – Я уничтожу татар. Вы мне в этом поможете, – он сознательно формулировал ответ именно таким образом, чтобы расставить все точки над 'i'.

В ответ, Лука криво усмехнулся в растрепанную бороду. Раз не хочет говорить о своем оружии, что ж, князь в своем праве. Хочет взять верх, пускай потешится. Там оно видно будет.

Наскоро перекусив татарскими припасами, ватажники облачились в свои брони, вооружившись до зубов всяким разным железом. Трофеи с убитых татар так и лежали сваленные в кучу перед Андреем. Братья-погодки сами вызвались упаковать барахло, Андрей, видя горящие от восторга глаза пацанов, когда они упаковывали доспехи и оружие, щедро разрешил братьям взять все, что им понравится. Упрашивать братьев не пришлось, они отложили в сторону поножи, кольчуги тонкого плетения, кривые сабли, кинжалы и ножи, также выбрали себе по короткому луку. Разумеется, одежда им тоже пригодилась, вплоть до овчинных тулупов и меховых татарских шапок. Нарядившись в татарскую одежду, они дружно поклонились в ноги Андрею и попросились к нему на службу. Вернее, младшие скромно молчали, а говорил от имени всех братьев Семен, на правах самого старшего.

Это стало полной неожиданностью, так что Андрей сдуру согласился. Пускай они молоды, но не убоялись ведь пойти на разбойничков, кто с ножом, а кто и вовсе с лопатой. Да и как источники информации братья могут пригодиться. Опять же за лошадьми присмотреть, дрова насобирать, обед сготовить, все же не самому делать. Раз назвался князем, значит, невместно ему вести себя, словно смерду.

Андрей успел за этот час разобраться в иерархии ватажников. Безусловным лидером разбойников являлся уже известный Лука Фомич, судя по выговору, уроженец Новгорода. Все его приказания исполнялись быстро и беспрекословно.

Опирался Лука на нескольких товарищей. Прежде всего на мужика с иссиня –черной бородой, с пудовыми кулаками и широченными плечами. Косая сажень в плечах – это про него сказано. Судя по рельефу мышц, Кузьма когда-то был молотобойцем в кузне или очень долго сидел за веслом галеры. Говорил Кузьма редко, но всегда по делу.

Вторым товарищем был Афанасий, единственный лучник, а правильней сказать – стрелец, в разбойничьей ватаге. Среднего роста, как все ватажники, бородатый, с прямым открытым взглядом светло-серых глаз.

Еще одним помощником Луки являлся Фома Молодой. Угрюмый, мрачного вида мужик, со старым уродливым шрамом лице. Даже густая борода не могла скрыть косой шрам, протянувшийся через все лицо, от левого виска до подбородка.

Имена и прозвища остальных ватажников Андрей не запомнил, нереально за час запомнить всех поименно, ватажников три с половиной десятка человек, да раненых с дюжину. Демократические выборы атамана сильно проредили ряды разбойников. Остальные спасенные – крестьяне одной из деревенек. Три брата-погодка, Семен, Федор и Кузька – вот все, с кем успел пообщаться Андрей.

Главное, он узнал, куда занесла его судьба. Вопросы удивили пацанов, а именно их выбрал Андрей в качестве информаторов о местном житье-бытье. Надежды Андрея на цивилизацию рухнули в одночасье, на дворе средневековье, шел шесть тысяч девятьсот сорок второй год. Великим князем в Переяславле сидел некто Иван Федорович , государь этих земель, внук знаменитого князя Олега Рязанского . Великому князю принадлежали все окрестные земли. При деде нынешнего князя рязанские волости были даже на Дону, но сейчас там одно запустенье. В Орде власть делят, вот казаки-татары и пользуются моментом, грабят русские земли. При Олеге то они по чавке получали регулярно, а сейчас князю не до них, да и мало теперь воинов в княжестве. Раньше местные крестьяне ходили под боярином Степаном Рваное Ухо. Ох, и лихой был боярин! Не только разбойников бил, но и сам за зипунами ходил в степь.

Большие татарские рати на Русь ходили проторенными сакмами , минуя эти места, бог миловал, а мелкие ватажки забредали сюда в поисках добычи исключительно зимой. Пять дюжин воев боярина легко справлялись с разбойниками, но два лета назад боярин попал в засаду и был убит. Потом татары пограбили деревеньки и захватили боярскую усадьбу, оставшуюся без защитников.

Резанские бояре вообще отличались буйным нравом, Великие князья им потворствовали, наделяя поместьями на украинах княжества. Именно за счет таких буйных голов прирастало Резанское княжество новыми землями и долгое время соперничало с соседями на равных.

Собирая оброк с крестьян, богатым не станешь, а отбив набег соседей, да хоть тех же татар, можно за раз взять добычи столько, сколько за десять лет не соберешь оброка. Но цена такой веселой и обеспеченной жизни всегда высока – жизнь, причем своя собственная.

По бездетности покойничка, упокой господи его душу, хороший был человек, деревеньки с землями отошли обратно к Великому князю. А значит, народ снова платит тягло в полном объеме, по старине.

За короткое время Андрей получил море информации о хозяйстве немногих деревенек этой земли. Сколько четей в поле у каждого хозяина, какой оброк платили боярину, сколько теперь платят князю, сколько скотины держат и много чего еще рассказали братья.

Вопреки устоявшемуся мнению современных историков, новости на Руси распространялись быстро, потому братья были также в курсе политических событий последних лет и цен на продукты питания и скотину. Главными поставщиками новостей являлись коробейники, которые покупали разный товар в Переяславле, Пронске и Резани и на лодках развозили его по деревням, выменивая на мед, рожь, меха и так далее. Сами крестьяне редко отправлялись на торг в большие города. Обычно, если и были такие поездки, то по первому снегу. От такой поездки прибыль была намного больше, чем от продажи скупщикам на месте. Но когда нужда прижмет, отдавали за необходимые в хозяйстве вещи продукты своего труда почти за бесценок. Да еще в последнее время князь требовал не натуральный оброк, а серебро. А где его взять-то в глухой деревне? Конечно, полностью натуральный оброк не был заменен денежным эквивалентом и составлял лишь небольшую часть оброка, однако же больно это ударило по экономике натурального хозяйства. На пересчете товара в денежном эквиваленте получалось, что незаметно величина оброка возросла процентов на двадцать-двадцать пять, а если не ездить на торг самостоятельно, то и вдвое. Но кто будет спорить с князем? Так и жили.

Оставив крестьян с телегами в лесу, ватажники, разобрав татарских низкорослых лошадок, двинулись навстречу возвращавшимся с набега татарам.

Кстати, языкового барьера между русскими и татарами не существовало. Пленный татарин говорил по-русски очень хорошо. Но как оказалось, что в этом ничего удивительного нет.

Многие татары вполне сносно владели русским языком, а были среди татар и вовсе говорящие на чистом русском языке, да и по лицу не вполне можно было понять, русский ли перед тобой или татарин. Но это больше все относилось к татарской знати. Взять в жены дочь княжескую или выдать свою дочь за русского князя по тем временам считалось обычною нормою.

Братья поведали, что, со слов пленного, известно, что татары, посчитав, что добычи взяли мало, отправились грабить окрестные деревни. Шансы на успех у них были не– плохие. Крестьяне с косами и вилами не смогут оказать сопротивление и станут легкой добычей. Главное тут – успеть убежать от княжеской дружины и увести полон. Но дружина князя далеко, исполчать войско из-за малого набега князь не станет.

'Итак, что мы имеем в раскладе? – предался размышлениям Андрей. – Ватажка разбойников отправилась вдоль реки. Если верить братьям, а не верить им причин нет, за полдня татары доберутся до деревни. Сельцо большое, дворов шестнадцать будет. Видимо, все окрестные поселения тяготили к этому Васькино. И скорее всего в Васькино собирается оброк с окрестных деревень для его последующей отправки князю. То, что деревня княжеская, и так понятно.

Нападение на сельцо и приведение населения до потребной кондиции, то есть состояния покорного стада на привязи у собственной телеги, займет у разбойников час-полтора, максимум два. Потом они будут добро вытаскивать, искать схроны. Следовательно, часа два-три на грабеж у татар уйдет. Движение обратно будет замедленно, скорость телеги невелика. А это значит, что перехватим мы степняков как раз под вечер'.

– Сенька! – окликнул Андрей старшего из братьев. Парень что-то горячо обсуждал с младшими братьями, услышав голос Андрея, торопливо оглянулся на князя и направил коня в его сторону. Поравнявшись с князем, сходу предложил:

– Князь, дозволь дозор отправить?

– Вот, верно малец говорит, а с ними пусть Митяй в дозор пойдет, – внес корректировку Лука.

– Отправляйтесь, – разрешил Андрей.

Лука приотстал, потолковал с обладателем шикарной рыжей бороды, видимо, это и был Митяй. Через минуту парни во главе с рыжебородым ускакали в дозор.

– Лука Фомич, думаю, брать татар нужно под утро. Пусть на ночлег встанут, а на рассвете мы их и возьмем, – предложил Андрей.

– Кони учуять могут, – озабоченно сказал новгородец, – собачек-то я у них не видел, но кони похлеще собак сторожат. Если бог даст, побьем татар. Ты вот что, боярин, скажи, зачем тебе дружина, если вотчины у тебя нет?

– Вы же, Лука, ушкуйники. Не спорь! Это видно сразу. По оружию вашему, да и что удальцам делать во владениях Резанского князя? Я вот только не пойму, где ваши кораблики?

– Так пожгли татарва ушкуи, наверное, им оне не надобны. Мы на берегу на ночлег стали. На зорьке сон самый сладкий, сторожи задремали, и татарва их порезала по-тихому, они это умеют, и давай, людишек хватать. Почитай, сонными всех и взяли. Атаман наш только с малым числом товарищей успел за сабельку взяться. Да куда там… Арканы накинули, повязали, а атамана стрелами побили.

– Пьяные что ли все были? – сделал предположение Андрей с ехидной улыбочкой.

– Самую малость,- честно признался Лука.

– Ясно все с вами. Мед до добра не доводит, – Андрей криво усмехнулся и, собравшись с духом, ответил на вопрос Луки, внимательно следя за реакцией матерого ушкуйника. – А дружина мне потребна не для пригляда за смердами, сам понимаешь. Для дела моего нужны мне люди смелые, но молчаливые.

– Ну, коли так, то мы согласные, – широко улыбнулся Лука Фомич, опытный воин вполне удовлетворился ответом князя.

– Будет время, обсудим с тобой все ладом, Лука Фомич, – пообещал Андрей. – А пока передай мужикам, что татар до смерти бить не нужно. Человек с десяток мне нужны, в полон, желательно помоложе.

– Отроки или слуги.

– Что отроки? – опять не понял новгородца Андрей.

– Мужи – это бояре. А в дружине твоей отроки или слуги, – пояснил Лука и пообещал. – Будет тебе полон барин.

– Вот и славно,– удовлетворился ответом Андрей.

– Только куда ты его девать будешь? – удивленно спросил Лука своего нанимателя и тут же поинтересовался дальнейшими планами князя. – Вот побьем мы татар, а дальше куда?

– Ушкуй покупать, – повернувшись к Луке, Андрей подмигнул опешившему Луке. – Негоже судовой рати моей болтаться на конях.

– Это верно, – согласился ватажник. – Нам на воде сподручнее, но не прав ты, княже – на комонях мы тоже привычные.

На первый вопрос Андрей предпочел не отвечать, он сам не знал, зачем ему пленные татары, но убить безоружного пленного татарчонка он бы не смог и Кузьме не позволил, уж было собиравшемуся перерезать глотку парню.

Андрей, несмотря на то что нанятые им воины были самыми настоящими разбойниками, был уверен, что его не ограбят, не убьют и полностью доверял теперь уже своим людям. Его доверие воспринималось как должное, вроде бы иначе и быть не могло. Это могло бы показаться абсурдным, но само появление Андрея в прошлом, с точки зрения науки, – полный абсурд, и ни один здравомыслящий человек в этот факт не поверит. Однако все здравомыслящие люди остались далеко и скептиков, к счастью, рядом не наблюдалось, чему Андрей был искренне рад.

– Лука Фомич, а ты в Казани был? – неожиданно спросил он новгородца.

– Я, князь, много где бывал, был и в Казани. Ничего хорошего там сейчас нет. Нищета одна на сотни верст вокруг. А почто интересуешься?

– Да так, – неопределенно промолвил Андрей. – Ежели ты человек бывалый, то мне польза от тебя выйдет.

– Вона оно как, – Лука усмехнулся в бороду. – Ты сам-то, князь, откуда будешь? – задал встречный вопрос Лука Фомич.

'Действительно, откуда я буду? Что может понять простой средневековый мужик о стране, которая будет через много сотен лет на этих вот самых местах? Не стоит говорить мужику правду', – молниеносно решил Андрей.

– Издалече, – он постарался увести разговор в сторону от опасной темы. Правду сказать – не поверят. Врать не хотелось. И так уже с три короба наплел про копьё святого Георгия.

– Ты вот что, Лука Фомич, – Андрей наконец решился заговорить о том, что его так мучило последние часы и не давало покоя. – Скажи отрокам, чтобы не болтали про мое оружие. То тайна великая. За разглашение смертью буду казнить, – вот в последнем Андрей не был уверен. Кто его знает, имеет ли право князь казнить своего слугу, а ну как нет? И князь-то он князь, но признание простых мужиков не значит, что его признают элиты общества. Было над чем подумать, но информации катастрофически не хватало.

– И думать так не моги. Мы все миром решили уже блюсти тайну, вызнают вороги – замучают. А с тобой, княже, мы такие дела провернем… Ты не думай – мы не шалапуги какие-нибудь, мы люди честные, промышляем татарами. Купца там возьмем или еще что… Православных не трогаем, не озоруем. Чаю, бог тебя нам послал. Из полона освободились да еще на службу ты нас взял.

– Как считаешь, в Рязани ушкуи или струги есть на продажу?

– Резань, а не Рязань,– вновь поправил Андрея Лука.

– Угу. Так как? Есть?

– Смотря, какой ушкуй, ежели морской то вряд ли, а речной – можно. И не в Резани, а в Переяславле. Токмо смотреть нужно, боярин, кораблики бывают разные. Есть добротно сделанные ушкуи, а есть, от силы год другой проходят. Эх, жалко ушкуи наши, добрые корабли были. Мы с Хлынова шли. Атаман решил через тутошние земли сволочь кораблики на Дон, да видно не судьба.

Лука замолчал, видимо, мысли по судьбе товарищей легли на него тяжким грузом, разговор не поддерживал, отвечал на вопросы односложно – да, нет, не ведаю. Так и продолжали ехать молча, каждый думая о своем. Андрей, видя, что Лука не расположен к продолжению беседы, стал любоваться красотами природы.

Впереди показался лес, вплотную подступающий к берегу реки. Справа виднелась неширокая просека, уходящая сквозь дубраву в сторону холма, на вершине которого виднелись соломенная крыша деревянного строения, явно пошли места обжитые. Татары не стали жечь деревню, не желая оповещать окрестности о своем появлении.

– Мы тут за сеном ездим, там за дубравой сразу наша деревенька будет, – торопливо пояснил крутившийся рядом Семен. Все время в дороге братья старались держаться вблизи Андрея. И после того как Лука попридержал коня, оставляя Андрея одного, Семен сопровождали его, не отставая ни на шаг. – Мамку похоронить бы надо, – хмуро сказал парень, не глядя на Андрея.

Андрей скомандовал сворачивать к деревне. Лука был не доволен решением князя, но смолчал, не стал перечить.

Деревня оказалась не совсем деревней. Всего один крестьянский двор, но очень большой. Во дворе, у крыльца, там, где застала их злодейка смерть, лежали два окоченевших трупа женщины и грудного младенца. Немолодую, но еще очень красивую женщину зарубили сабельным ударом, а ребенка убили с неимоверной жестокостью, ударив его головой об бревна крыльца.

Маленький трупик с размозженной головой не вызвал никаких эмоций у спутников Андрея, разве что перекрестились они мимоходом. Семен бросился к убитой матери, обнимая остывшее тело. По лицу парня текли скупые мужские слезы.

Ватажники тут же во дворе добротного дома быстро вырыли неглубокую могилу, уложили в нее тела убитых головой на запад и торопливо закидали сырой землей.

Андрей умом понимал, что ребенок все равно был обречен, даже если бы его не убили, а оставили в доме одного, то это верная смерть. Оставить его матери также равносильно смерти. Ночи холодные – младенец не выживет. С точки зрения татарина, такая смерть ничем не лучше и не хуже любой другой смерти, младенца просто избавили от мучений. Вот только Андрей пока никак не мог принять такую циничную точку зрения на ценность человеческой жизни. Ну да не им сказано – со своим уставом в чужой монастырь не суйся. Зарубленную бабу жалко, видно, сгоряча ее порешили, когда она, обезумевшая от горя, бросилась на убийцу своего дитя.

Утрамбовав могильный холмик, Семен при помощи Фомы установил крест – две палки, связанные поперек кожаным ремешком.

– Пора, – Андрей старательно перекрестился двумя пальцами и двинулся к оставленным за воротами дома лошадям.

Тем временем начало смеркаться. Впереди показался одинокий всадник, несущийся галопом им навстречу. Всадником оказался Кузька, младший из братьев, посланный с вестью от Митяя.

– Татары! – издали закричал он, спеша оповестить господина об обнаруженных бесерменах. – Поприща четыре будет. Остановились на ночлег. Сотня и еще дюжина. Полон ведут большой. Больше, чем самих татар. Повозок много. Возницами у них наши православные сидят – Васькинские.

Андрей остался внешне спокоен. Стыдно взрослому мужику выказывать страх, особенно перед пацанами, когда все полны решимости побить татар, даже Кузька, которому едва исполнилось шестнадцать зим, готов сражаться. Но один против четверых, это безумство! Лука видно лукавил насчет того, что ватажники смогли ополовинить татар. В лучшем случае побили с десяток, да и только…

Отчего тогда Лука так рвется настигнуть татар? И еще странность обнаружилась в поведении ватажника: он лично осмотрел каждого убитого татарина, но, видимо, не нашел того, чего тщательно искал. Что это могло бы быть?

– Лука! Вот скажи ты мне, зачем ты так рвешься напасть на татар? И что ты искал у убитых? Не нашел?

– Глазастый ты, князь, – ватажник криво усмехнулся, разом напрягшись, – Верно подметил. Искал я пояс атаманский. Богатый пояс, да что говорить – цены немалой он. Но цена его не в богатом украшении, а в том, что там зашито…

– Так, если там серебришко, то татары вмиг учуют. – Андрей не удержался от смешка.

– Да нет, – помотал головой новгородец. – Чертеж там. Зашит так искусно, что ни в жизнь не догадаешься. Мы же на Дон шли. Вот.

– Интересно было бы взглянуть на твой чертеж, Лука. Но даже если и пропал твой пояс, не печалься. Тайна пути мне ведома.

У Луки от удивления глаза чуть не вылезли из орбит и челюсть отвисла почти до пуза.

– Рот-то прикрой, Лука Фомич, – съехидничал Андрей. – Ты вот скажи мне, как думаешь, татар брать будем? Пеше или конно?

– Мыслю я, подойти нужно скрытно. Скрасть сторожу ихнею. Потом ударим. А пеше или конно – посмотреть нужно, как встала татарва на ночлег. Главное – не дать им уйти.

Оставив коней, Лука с Андреем скрытно подобрались к стоянке степняков. Татары расположились с умом. С одной стороны их прикрывала река. С остальных сторон широкий луг. От леса до стоянки – чуть больше поприща.

Стрельцов, включая Андрея, у них было пятеро. Хорошие лучники всегда редкость, а Афоня – лучник от бога. Каким ветром его занесло на Вятку, то только ему ведомо. Но пришел он туда, лет десять назад. Один. Поставил дом. Женился. Детишки народились, но все рухнуло в один из набегов луговых черемисов, в бездумной жестокости своей дававших татарам сто очков форы. Татары убивали только тех, кто оказывал сопротивление, для татар русские что скот, который с выгодой можно продать, а вот черемисы – те резали всех подряд. Русские им отвечали не меньшей жестокостью. Афанасий служил тогда в сторожевой сотне и был отправлен воеводой сопровождать обоз, что шел за солью. Когда Афоня вернулся, на месте дома нашел пепелище и общую могилу, в которой чохом похоронили всех убитых в том набеге селян.

С горя Афоня надерзил воеводе и был прогнан из сотни. Прибился тогда горемычный к ватажке ушкуйников, а те только рады заиметь настоящего воя, да еще к тому же отменного лучника. Сами ватажники больше самострелами баловались.

Стрельцы расчехлили тохтуи, вынимая тугие луки. Семен после похорон матери вынул из схрона три саадака. Только сейчас Андрей смог рассмотреть луки братьев. А посмотреть было на что. Луки-то не охотничьи. Настоящие, боевые луки. Цены не малой. Отец на меч взял, не иначе. Купить такие – целое состояние нужно, но не продал трофеи старый воин. По всему видать, готовил себе смену бывший княжий дружинник.

Андрей расчехлил свой спортивный лук. Стрелы – продукт современных технологий. К слову сказать, на окружающих лук Андрея не произвел впечатления. Лишь Афанасий молчаливо уставился, словно вопрошал, а как же копье святого Егория? Вот такое незамысловатое название ватажники дали оружию Андрея.

– Силы равны. Справимся и так, – буркнул Андрей и поспешил поменять тему. – Ну, кто что думает, как будем промышлять татар?

– Мыслю я, на рогатину их брать надо. Сила малая пусть обойдет с низовьев и ударит пеше. Татары же на стрельцов отвлекутся, пешцы тем временем не заметно подберутся к ворогу. А вы стрелами нас прикроете со стороны леса, – внес предложение Лука, как самый старший среди собравшихся на совет.

Остальные молчали. Афоня только предложил сначала снять дозорных, а потом уже нападать. Все с этим согласились.

– Ну, раз так. Быть по сему, – принял решение Андрей. – Снимаем дозорных и сразу атакуем. Как рассветать начнет, так сразу и начнем.

Договорившись о сигналах, стали расходиться. Меньше дюжины новгородцев во главе с Кузьмой растворились во мраке леса, они должны обойти лагерь и отсечь бесермен от лошадей. Андрей со стрельцами скрытно выдвинулся на позицию. Время тянулось крайне медленно. Так всегда бывает в минуты ожидания. Лагерь степняков медленно засыпал. Лишь в стороне от костра двое молодых татар утоляли похоть, насилуя несчастных пленниц.

Остальные полоняники, согнанные в одну кучу, жались друг к другу. Весной ночи холодные. На многих из них лишь рубахи и штаны. У некоторых и того не было.

Лошадей татары отправили подкормиться, и пешая рать в первую очередь должна была отрезать татар от пасшихся на воле коней. Лагерь степняков огражден возами, поставленными полукругом. Большинство бесермен улеглись спать вповалку у костров. Про сторожу татары не забыли, выставили пяток человек. Для стрельцов удачей стало то, что все они сидели у костров. В свете яркого отблеска огней костра отчетливо видны силуэты дремавшей сторожи.

– Пора, – очнулся от своих размышлений Андрей.

Совсем рядом раздался крик ночной птицы: это Кузька подавал условный сигнал. Дозорные татары испугано вскочили, пристально всматриваясь в чащу леса. Андрей плавно навел наконечник стрелы на цель – вскочившего на ноги татарина, натянул тетиву до уха, не отрывая глаз от цели, и плавно спустил тетиву, когда наконечник стрелы коснулся большого пальца левой руки. Стрела ушла с легким шелестом, вошла точно в низ живота татарина по самое оперение. Андрей сделал поправку в прицеливании, используя в качестве прицела уже мизинец левой руки – вторая стрела вошла точно в основании черепа бегущего к лошадям степняка.

Следующая стрела, Андрей мог поклясться, отскочила от груди татарина, но степняк, опрокинутый силой удара, смог-таки подняться на ноги. Андрей пустил еще одну стрелу, целя уже чуть выше макушки шелома.

Татарин легко отмахнулся от летящей в него стрелы, но снова свалился, еще одна стрелка ударила его по остроконечному шелому. Не понятно, то ли убит, то ли оглушен, да и бог с ним, главное, что сейчас он не боец.

От громкого топота несшихся галопом верховых новгородцев табор всполошился, пронзительно завыли пленные русские бабы. Стрелы падали и выкашивали мечущихся по табору людей. Сколько татар они побили стрелами, Андрей затруднялся сказать, но уверен, что только от его стрел погибли не менее семи степняков. Те из татар, кому удалось вырваться из табора и добежать до табуна, были встречены новгородцами, отсекавшими татар от лошадей. Сабля хороша в конном бою, да еще когда татар больше, а парировать сабелькой удар топора – гиблое дело. На стороне новгородцев внезапность, но татар больше, и, судя по звенящему железу, там разгорелась нешуточная битва.

С конницей вот вышла осечка. Часть татарских воев успела изготовить луки, и стрелки успели ссадить с коней восьмерых новгородцев, и те распластались на земле, не подавая признаков жизни. Ватажники, кому повезло доскакать до телег, взяли татар в пики и, побросав уже бесполезные татарские пики, споро прыгали с коней на возы, с громким криком врубаясь в поредевшие ряды татар.

Всё это за мгновение промелькнуло перед взором Андрея, и он, в азарте бросив лук на землю и обнажив саблю, бегом помчался к лагерю. Рядом, бряцая доспехами, бежали братья. Преодолев половину расстояния до лагеря, они разом остановились, и князь услышал, как вновь басовито запели тетивы луков.

Андрей рванул вперед, резко ускоряясь, с силой оттолкнувшись от земли, на ходу запрыгнул на телегу. Замешкался, пытаясь удержать равновесие, и словил стрелу в грудь. Давно забытые ощущения детства: словно играя в хоккей, получил шайбой в грудь. Дыхание сперло разом. Зерцало выдержало удар тяжелой татарской бронебойной стрелы. Делали доски на заводе частным порядком, из титана, и мастер-умелец клятвенно заверил Андрея, что если бы такие брони были у наших пращуров, то стоили бы они на вес золота. А так с виду доспех ничем не отличался от того образца на фотографии, который Андрей представил в качестве прототипа. Стрела отскочила с противным звоном.

Восстановив дыхание, Андрей окинул взором поле боя. Ситуация складывалась явно не в пользу ушкуйников. Потеряв еще двоих при штурме телег, они теперь уже сами отбивались от наседавших татар, теснивших их к берегу реки. Что происходило на правом фланге, Андрей не совсем понял. Там вовсю звенело железо, раздавались яростные вопли и визги, но новгородцы еще держались.

Прыгая с телеги, Андрей на лету махнул саблей под венец мисюрской шапки , разрубая кольчужную бармицу, защищавшую шею и плечи воина, и голова татарского лучника вместе с кистью правой руки упали на землю. Из обрубка шеи фонтаном хлынула кровь, заливая ярко-желтый халат степняка.

Выброс адреналина сыграл с Андреем злую шутку. Впервые в жизни здесь и сейчас он почувствовал азарт настоящей схватки, реальная опасность быть зарубленным в сече приятно щекотала нервы и доставляла райское наслаждение. Это не норма. Это патология, но нормальных тут нет, не среди русских, не среди татар. Нормальные дома сидят, на диване, пиво пьют и футбол по телеку смотрят. Такие вот дела.

Ноги гулко соприкоснулись с землей, по инерции Андрей сделал еще шаг, другой, и тяжесть доспеха увлекла его вниз, он потерял равновесие и упал, перекатом уходя от удара сабли тут же наскочившего на него татарина. Извернувшись, саблей полоснул по его ноге. Удар оказался недостаточно сильным, металлическая пластина поножей остановила клинок князя.

Мозг Андрея фиксировал малейшие оттенки различных запахов, витавших над берегом, но самыми сильными и устойчивыми оказались запахи человеческого говна, пота и пролитой крови.

Снова звериным чутьём почуяв опасность, Андрей бросился вперед, падая на колени, под ноги широко замахнувшегося саблей татарина и со всей силы снизу вверх умудрился всадить выхваченный нож в под подзор короткой байданы татарина. Пронзительный визг степняка плавно перешел в жалобный вой, татарин выпустил из руки саблю и схватился за рану, откуда сильными толчками хлестала алая кровь.

Андрей поднялся на ноги, рукавом кафтана обтер теплую и соленую на вкус чужую кровь, залившую его лицо, и резко пнул согнувшегося в коленях татарина. Перескочил через упавшего, рубанул по спине подвернувшегося под руку степняка в фиалковом халате. Железные пластины, часто нашитые на внешней стороне халата, брызнули во все стороны. Степняк широко взмахнул руками и упал.

Тяжело дыша, Андрей осмотрелся. Из пятерки ушкуйников в живых остались трое новгородцев в длинных, до колен, кольчугах, и сейчас они добивали последнего татарина в ярко-желтой кожаной кирасе, украшенной причудливым орнаментом в виде виноградной лозы. Мужики, ободренные помощью Андрея, яростно размахивали короткими топорами, и один из ударов достал-таки татарина в ногу. Упав на колено, тот отчаянно подставил саблю под удар топора. Бердыш новгородца со страшной силой обрушился на клинок, ломая саблю и проламывая голову степняка в остроконечном шеломе. Ушкуйники, не раздумывая, бросились к противоположному концу табора, где все еще кипел бой. Там Кузьма, помогая себе отборным матом, орудовал огромной двуручной секирой, отбиваясь сразу от двух степняков, пытавшихся зарубить страшного уруса.

Андрей перешагнул через тела мертвых татар со спущенными до колен шароварами, заправленными в ичиги. Братья насилия над односельчанками не простили, побили насильников стрелами. Одна из молодок, привязанная за руки к колесу телеги, испуганно съежилась, пытаясь, насколько можно, спрятаться под телегой, вторая молодуха истекала кровью, кто-то из татар со злости полоснул саблей по ее белоснежным девичьим ягодицам.

Справа раздался характерный предсмертный вскрик, это кто-то из стрельцов снял татарского стрелка, взобравшегося на телегу. Бой был почти закончен, набежавшие на подмогу ушкуйники оглушили оставшихся татар и принялись вязать полоняников.

– Вот бесермены проклятые, – Лука Фомич, прихрамывая на раненую ногу, неспешно подошел к Андрею. Левая штанина зеленых портов вся в крови ниже колена, нога ватажника перетянута обрезком веревки. – Пятерых посекли до смерти. Еще дюжина раненых: Микитка не жилец, остальные, как бог даст… Рябому длань отсекли начисто.

Лука закончил лаконичный доклад и, кряхтя, уселся на стеганый халат, валявшийся у костра. Достал льняную тряпицу, стал разрезать ножом штанину, обнажая резаную рану. Андрей стал помогать Луке с перевязкой.

– Полоняников пока не выпускай на волю. Так с десяток мужиков освободи, пусть уберут тут… – Андрей окинул взором татарский лагерь. Повсюду валялись перевернутые котлы, туески, втоптанные в землю татарские халаты, какие-то мешки и узлы с тряпками, оружие и нехитрый крестьянский скарб, вывалившийся из перевернутой телеги.

– Наших раненых к костру сносите. Да, и холстину постелите, прежде чем класть раненых на землю. Еще кипяток нужен, – Андрей, превозмогая боль в груди, поднялся с земли.

– Ты никак ранен, княже? Сымай бронь – посмотрим, что там у тебя… 

Выглядел Лука донельзя встревоженным, и, забыв о своих ранах, бойко вскочил, тихо охнув от боли, но твердым шагом решительно направился к Андрею.

– Пустяки пройдет. Стрелу поймал, но бронь спасла, – беззаботно ответил князь, махнув рукой. – Давай живее несите раненых сюда. Да вот что еще, как там с нашим уговором?

Лука под пристальным взглядом Андрея поёжился. Засопел и выпалил:

– Ты прости, князь. Только четверых взяли. Сам понимаешь, дело такое… не уследишь, да и не ожидал я, что татары смогут отпор дать. Погоди, я сказал не добивать раненых, среди них с пару десятков точно наберется, кто выживет.

– Пленных связать и стеречь крепко, – отдал распоряжение Андрей.– Пусть Кузьма поспрашивает, нет ли в округе еще татар. А ну как еще шастают? Дозорных не забудь выставить.

– Так уже. Мальцов твоих и поставил в дозор, опосля сменим их, – Лука Фомич уже успел отдать необходимые распоряжения.

Андрей направился было за лошадью, но кто-то из ушкуйников уже успел привести лошадей и привязать их к телегам. Андрей достал из сумки аптечку, приступил к осмотру раненых, своих и чужих ,не делая разницы.

Татары успели-таки натянуть тетивы на луки, и многие ватажники ранены стрелами, но были также узкие и глубокие колотые раны от удара ножом, резаные раны и несколько сломанных рук. Пока Андрей занимался выниманием наконечников стрел из тел и обработкой ран, пока накладывал швы и складывал сломанные руки, Кузьма добела накалил широкий топор на огне и прижег культю Рябому, жаром закупоривая сосуды. Новгородец от дикой боли пришел в сознание, вопя во все горло и пытаясь вырваться. Ватажник тюкнул Рябого по темечку, раненый сразу же обмяк, теряя сознание, и повис на руках державших его товарищей. Бережно уложив бесчувственного ватажника на холстину, ушкуйники оставили его на попеченье Кузьмы, а сами отправились собирать трофейные брони и оружие. Кузьма наложил на обрубок руки целебную мазь, бережно замотал культю в чистую тряпицу.

Потом он достал засапожник , протянул нож Андрею, указывая на лежащего на холстине Микитку. Ушкуйник получил немало ран в сече, но самая страшная – рана на животе. Татарская сабля вспорола кольца кольчужки, рассекая живот новгородца. Сквозь прореху в кольчуге видны кишки вперемешку с осколками железного плетения кольчуги. Левая нога рассечена до кости чуть выше колена. Нет. Парень не жилец. Микитка, плотно сбитый крепыш с окладистой русой бородой и светло соломенными волосами, тяжело дышал, ожидая смерти.

– Добей, – тихо сказал Кузьма.

– Я? – сказать, что Андрей удивился, значит, ничего не сказать. На его лице отразилась вся гамма чувств.

– А то кто же? – Кузьма настойчиво протягивал ножик Андрею. – Отпусти с богом, видишь, токмо мучается Микитка.

–Но почему я? – слабо запротестовал Андрей, нехотя принимая нож из рук Кузьмы.

– Мы теперь тебе служим, значит, отпускать своего человека – ты должен. Детишкам помочь оказать еще нужно будет, – Кузьма выложил нехитрую истину.

– Ты, Микитушка не сумневайся, сирот не оставим, ты знаешь, – пообещал Кузьма умирающему.

Микитка в ответ слабо кивнул головой. Парень откинул голову назад, глядя на небо широко открытыми глазами, подставляя горло для удара. Андрей встал на колени перед раненым, резким движением перерезал горло умирающему. Твердой рукой закрыл глаза убитому. С трудом поднялся на ноги, с ужасом глядя на мертвеца.

Еще дважды Андрей повторял процедуру отпуска раненых. И каждый раз не– дрогнувшей рукой. Но что у него творилось в душе! Господи! Власть над людьми требовала жертв, но Андрей,и помыслить не мог, каких именно жертв! Господи! Зачем ему нужна такая власть?

Пока Андрей врачевал, новгородцы совместно с отполонеными мужиками обустраивали лагерь. Убитые лежали чуть в сторонке. Немолодой уже, кучерявый новгородец с длинной растрепанной бородой со смешным именем Анфал шил мешки из холстины. Часть покойников уже обряжена в эти самые мешки. Невдалеке крестьяне рыли общую могилу для убитых ушкуйников.

Кузьма было сунулся врачевать остальных раненых, но был остановлен Андреем. Оказалось, что Кузьма – лекарь ватажки и лишь по совместительству пыточных дел мастер. Вот так-то, не только калечить, но и излечить хворых и раненых мог новгородец. Закончив с ранеными, Андрей сложил инструмент в чемоданчик и убрал его в мешок.

– Знатный у тебя, княже, инструмент, – Кузьма внимательно наблюдал за действиями Андрея, когда тот оказывал врачебную помощь. Новгородец сидел, задумавшись, перебирая в руках обломок татарской стрелы, вынутый из тела раненного ушкуйника.

– Знатный, не знатный, а жить будут. Если бог даст. Тут главное покой, а где тут покой на телегах…Растрясем ведь…

– Да ниче. Татарская сабля, ежели уж сечет, то насмерть, а если сразу не умер, то дай бог, выкарабкаются, – в голосе Кузьмы было столько убежденности в благополучном исходе и эта его уверенность неожиданно передалась Андрею.

– Ну, раз так, то эти порезы до свадьбы заживут.

– Хех… Чудно говоришь. Ты никак жениться удумал? – спросил Кузьма.

– Сам ты жених, Кузьма, – Андрей в сердцах сплюнул. – Поговорка такая есть в наших землях. Это означает, что все раны заживут до их свадьбы.

Усталость давила на плечи, потому Андрей, закончив с ранеными, проверил стражу и завалился спать, завернувшись в медвежью шкуру, валявшуюся у костра.

Разбудил его громкий шум. Солнце давно уже перевалило за полдень. Андрей заставил себя встать, разминая затекшие конечности, потом спустился к реке и умылся. Холодная водичка принесла облегчение. Андрей сразу же почувствовал себя намного лучше. Со стороны лагеря продолжали доноситься звонкие голоса, далеко разносившиеся над рекой.

'Они там, с ума по сходили все? – с раздражением подумал он. – Нас издалека обнаружить можно, накличут татарву, как пить дать'.

Перед взором Андрея предстала живописная картинка. Лука, выполняя волю хозяина, не освободил полон. Вернее, освободил частично. Мужиков с десяток и пару тройку баб для хозяйственных нужд. Остальные сидели все еще привязанные к своим телегам. Вот бабы пронзительным визгом и выражали свой протест. Громче всех выступала необъятная тридцатилетняя бабенка под два метра ростом. Марфа звонким голосом обещала согнуть всех ватажников и лично их хозяина в бараний рог, если сейчас же не отпустят всех сельчан. Рядом с ней, едва доставая расшумевшейся бабе до сисек, стоял ее мужик – сельский староста. Он не отставал от своей жены, вопя что-то про жалобу князю.

– А ну тихо всем! – Андрей почувствовал злость, прежде всего на себя. Он шумно перевел дух и пообещал: – Сейчас вас освободят. До села вашего мы вас проводим. Зерно, коней, скотину вашу и всякий скарб мы вам возвращаем. Но часть телег мы заберём, как и часть продуктов. Нам раненых везти нужно, путь нам еще долгий предстоит. Взамен дадим вам, – тут Андрей замешкался, припоминая услышанное от Луки слово, – хзу всю, вам сгодится в хозяйстве, а нет, так продадите на торгу.

Не мешкая ушкуйники бросились перерезать веревки. Крестьяне шумно загалдели, выражая благодарность.

Андрей поправил кашель на поясе, в котором весело позвякивали десяток серебряных монет с арабскими надписями, найденных у татар. Сел в седло маленькой степной лошадки, пустив ее шагом.

Ватажники провожали Андрея хмурыми взглядами. Еще сразу после боя Андрей запретил употреблять хмельное, видя, что самые нетерпеливые уже откуда-то вытащили бурдюк и попытались надраться в стельку. Тогда Андрей от души строго-настрого запретил употреблять хмельное, напомнив ушкуйникам, что они теперь не вольная ватажка, а слуги вольные на службе князя. Перспектива сухого закона вызвала не –шуточный ропот среди ватажников, но в дело были пущены железные аргументы в виде пудовых кулаков Кузьмы и Луки Фомича. Потирая намятые бока, ратники признали правомочность требований князя и сочли, что полученных аргументов в доказательство правоты господина вполне достаточно и быстренько занялись насущными делами под руководством Луки.

Андрей улыбнулся, вспоминая этот случай. 'Вольница Новгородская, – думал Андрей. – Над дисциплиной работать и работать еще. Ни тебе почтения должного, ни почитания. Стоп. Да я уже думать начал как заправский боярин! Вот что значит искушение властью! Только вот власть здесь не просто получить, вернее, получить-то совсем просто, а вот удержать ее – тут потрудиться придется и немало'.

Андрей интуитивно понял секрет обладания властью. Власть зиждилась на том, насколько хорошо ты заботишься о своих людях. Если будешь думать только о себе и о своей выгоде, не успеешь оглянуться, как останешься один, то есть и без власти.

Вернулся Андрей в лагерь поздно. Поужинал жареной кониной. Ухмыльнулся про себя, вот еще один миф развенчан, на Руси конину ели, только за ушами трещало. В схватке с татарами потеряли много лошадей, и потому мяса было вдоволь. Ржаной хлеб тоже нашелся. Местный хлеб представлял собой огромную ковригу. На вкус Андрея, ржаной хлеб малоприятен и к тому же черствый, но голод не тетка. Он уплетал черствый хлеб за обе щеки, отрезая ножом тонкие куски вареного мяса и кладя их на отрезанный хлебный ломоть, посыпал смесью соли с перцем и запивал все это кипятком.

Рядом с Андреем сидели ратники вперемешку с крестьянскими бабенками. Среди освобожденных из полона много вдовушек, и теперь они обхаживали заматерелых ушкуйников, отрезая и накладывая им на хлеб лучшие куски мяса. По быстрым взглядам, которые женщины бросали на своих спасителей, можно было предположить, что женская благодарность этим не ограничится.

Первым уединились Митяй с симпатичной обладательницей шикарной русой косы длиною до щиколоток и толщиною в руку, на вид молодице лет двадцать, но одета она во все темное: черный платок на голове и темный сарафан. Андрей уже слышал ее историю: баба два года как вдовая, муж ее погиб во время прошлого набега татар.

Тогда, в теплый весенний день, когда неожиданно из-за леса появились татарские всадники, крестьянская семья как раз остановилась чуток передохнуть от вспашки землицы. Муж быстро обнял жену, сунул малолетнее дите в руки молодой супружницы, в последний раз посмотрел на родных ему людей, перекрестил, толкнул жену в лес, спокойным голосом наказав бежать к загодя приготовленному схрону. Сам же, троекратно перекрестившись, взял в руки топор и, мысленно вознося молитву богу, твердым шагом пошел навстречу несущимся галопом татарам.

Ловко уклонившись от брошенных арканов, он смело принял бой. Даже смог спешить одного степняка, подрубив татарской лошади передние ноги. Но тут веревочная петля аркана упала на его могучие плечи, сильный толчок опрокинул на сырую землю. Хозяин покалеченной лошади в отместку казнил мужика лютой смертью, резанца разорвали лошадьми.

Бог внял молитве резанского мужика, когда степняки бросились в лес искать бабу с дитем, то, несмотря на долгие поиски, так и не смогли их найти. Она успела добежать до схрона, спрятавшись там, от страха просидев в земляной яме почти двое суток.

После плотного ужина Лука ушел проверять сторожевые посты. К дозору привлекли местных мужиков – воев мало, и Лука всерьез опасался, что непривычные к ратной службе мужики, которых по необходимости привлекли к дозору, могут задремать. Но все обошлось, крестьяне справно несли службу, охраняя покой табора.

Ближе к ночи на горизонте показалась вереница телег. Андрей с Лукой вышли навстречу неспешно двигающемуся обозу.

На передней телеге сидел безразличный к окружающему миру отец братьев Демьян в окружении женской половины. Рядом с телегой бодро вышагивал коренастый мужичок-боровичок в добротной суконной однорядке , застегнутой вместо пуговиц и петлиц на шелковые завязки, с привешенными к ним кистями с ворворками . На голове мужичка довольно смешной высокий шерстяной колпак. Широкие суконные штаны заправлены в настоящие кожаные сапоги с тиснением. За мужиком, еле поспевая за телегой, семенил русоволосый пацан лет пятнадцати в стареньком темно-зеленом кафтане до колен. Точнее возраст парня Андрей определить не мог. Он с братьями-то лопухнулся. Думал, Семену лет пятнадцать от силы, а в действительности оказалось все восемнадцать.

Из всех виденных за последние дни мужиков лишь Кузьма с Лукой да Афоня-стрелец выделялись богатырским телосложением. Остальные все как один – мелкие, не– высокого роста и сухощавые все что ли.

Отец братьев, Демьян, как понял Андрей из пояснений Федьки, после службы у князя поселился в деревне у сестры, а вот и она самая – Феклой зовут, а этот мужичок в сапогах, на которые уставился Андрей, значит, ейный муж. Спиридон – мужик справный. А девицы в телеге – это Федькины двоюродные сестры: Прасковья и Катерина, они взрослые и уже на выдании. А тот пацан, что за телегой бежал, – ихний брат. В заключение Федька выдал главное: Спиридон, наслушавшись об удаче боярина Андрея и о поступлении на службу к боярину братичадов жены, решил податься со всем семейством к боярину. В надежде, что тот его примет вместе с семейством в слуги вольные. Да и с уходом троих взрослых племянников не поднять было Спиридону пашню, рабочих рук осталось всего ничего. Отец братьев, после смерти любимой жены и дочери все еще не в себе и неизвестно, когда оклемается.

В заключение Федькиных слов Спиридон степенно поклонился до самой земли и попросил принять его вместе с семейством хоть в челядники для начала.

'Эк меня угораздило-то, – Андрей откровенно растерялся от такого поворота событий. – Толком еще не обосновался, а уже людишками обрастаю. Дружина у меня уже есть, оружия полные возы, коней табун целый, теперь еще челядники для полного счастья. С другой стороны, не вечно же всухомятку жрать, да и постирать одежонку пора уже, да мало ли, что еще потребуется сделать. Решено – беру'.

– Ты не думай, боярин, мы люди вольные, – поспешил заверить господина Спиридон, видя замешательство Андрея. – За нами долга нет перед князем. Оброк выплачен весь сполна, без остатка. Вольны мы уйти с землицы княжеской, – мужик в надежде смотрел на боярина, ожидая ответа.

– Ну, раз так, то согласен, – объявил свое решение Андрей. – Устраивайтесь на ночлег. Утром с восходом выступаем.

– Благодарствую, боярин, – Спиридон опять низко поклонился, до самой земли.

– Боярин! Татарчонка твоего куда девать? – весело скалясь, спросил Федька, выталкивая с телеги связанного по рукам и ногам татарина.

– К остальным пленным отведи да покорми его. Заодно и про остальных не забудь, – ответил Андрей, вспомнив о пленных татарах, с ними нужно было что-то делать. Сам не зная зачем, он отдал приказ захватить нескольких татар в плен. Понимая, что это враги и что они убивали, грабили, насильничали на родной земле, Андрей не мог просто так, за здорово живешь отдать приказ убить пленных. Так и не найдя ответа на этот вопрос, Андрей плюнул на копание в себе и стал расспрашивать Федьку, не говорил ли он с татарчонком по дороге.

– А как ни то… Он все больше молчал сперва, но потом говорить начал, – Федька не заставил себя ждать с ответом и весело продолжил: – Он сын сотника по-нашему. Там замятня у них была, и на их кочевье напали, людишек побили, бек ихний погиб, а они сумели уйти, потеряв все имущество, женщин, скот. Вот и набежали пограбить да жен себе взять удумали из наших баб. Да не вышло у них. Почитай от всего кочевья только эти в живых и остались.

– Вот оно как, – покачал головой князь. – Значит, от безысходности к нам пришли. А куда откочевать собирались? – полюбопытствовал Андрей. Не то чтобы ему было интересно, но лишней информация не бывает.

– Да кто их знает, может, сами еще не знали, куда путь держать станут, – Федька махнул рукой и снова принялся помогать дядьке устраиваться на ночлег.

– Покормить пленных не забудь, – еще раз напомнил парню о полоне Андрей.

Утром, наскоро позавтракав, тронулись в путь. Лука выставил охранение, новгородец опасался татар, хоть и побили они бесермен, но мало ли бродит по Русской земле степных разбойников? Со слов пленных, после вдумчивой беседы с ними Кузьмы узнали, что татарский бек прогневал оглана и был бит им. Повезло вырваться немногим, но все же лучшая сотня татар смогла уйти от погони, побросав пожитки, скот, женщин. Все это добро досталось победителям.

От голодухи и пошли они в набег на Резанские земли, но какой это набег, так пограбили малость, далеко не заходили. Русский князь такие малочисленные шайки грабителей отлавливал и уничтожал, и все три великих хана Орды смотрели на это сквозь пальцы. Такие мелкие набеги случались ежегодно, летом и зимой. Дело привычное.

Телеги бойко скакали на прошлогодних травяных кочках. Андрей несколько раз подъезжал справиться о здоровье раненых, опасаясь, что по дороге их сильно растрясет. Но пока – тьфу, тьфу – все обходилось. Лишь один раненый впал в забытье и метался в горячке.

Ехали не торопясь, осторожно. На следующий день дозорные заметили ушкуй, одиноко стоявший на мелководье разлившейся реки.

Среди ватажников раздался шум. Люди громко кричали и бурно выражали свою радость. Лука коротко скомандовал, двое мужиков рванули вперед, пуская коней в холодную воду, ловко взобрались на борт и сноровисто установили весла в уключины, сели на весла, и корабль отчалил от берега.

Глаза Луки светились радостью.

- Ушкуй-то наш! Не пожгли его бесермены. Вестимо, бросили они его, вот его течением и унесло, хорошо хоть не далече! – обрадовался Лука Фомич, радостно потирая руки.

– Тогда приведи его в порядок, – принял решение Андрей, – Дальше по реке пойдем. Раненых растрясло в телегах. Да и по воде быстрее доберемся до города. Скоро уже деревня будет, как она там зовется?

– Васькино. То сельцо будет, а не деревенька, – уточнил ехавший рядом Кузьма.

– А есть разница? – спросил Андрей.

– Так церквушка же у них есть, значит, сельцо, – вопрос господина опять удивил мужиков, не знать простые вещи – это из ряда вон. Постепенно мужики привыкали к вопросам своего нового господина, но нет-нет, да и удивлялись незнанию князя элементарных вещей.

 

Глава пятая

ВАСЬКИНО

По прибытии в селение их радостно встретили жители, которые успели убежать в лес от татар. Увидав возвращающихся сельчан, они гурьбой высыпали из леса и бойко бежали навстречу уже оплаканным родным и близким. Слезы радости блестели на глазах матерей, обнимающих своих детей. Мужики украдкой смахивали набежавшую слезу, обнимая своих жен. На удивление, в этом селе татары никого не убили.

Сельский староста, которого все звали просто – Тит, выделил Андрею пустующий отдельный дом. Фекла с дочерьми выгнала Андрея вместе с мужиками во двор и, вооружившись вениками, тряпками, скребками объявила войну запустению. Через два часа изба сияла чистотой, полы набело выскоблены, печь затоплена по-черному, дымом продезинфицировали избу от присутствия всякой кусачей и кровососущей живности. Остальных ватажников расположили по соседству, в таких же неказистых избенках.

Андрей первым делом занялся размещением раненых. Состояние многих из них вызывало опасение, температура поднялась почти у половины. Несколько человек находились без сознания. Осмотрев раны и сделав перевязки, Андрей не отказался от помощи хозяйки избенки, старой бабки Аграфены. Та, пошептавшись с Кузьмой, заставила ватажника снять пучки трав, развешенных под крышей избы, аккуратно разложила высушенные травки на столе. Отобрав нужные, выскочила за порог, а там уже Кузьма развел огонь в очаге и грел воду в железном котелке.

Оставив раненых на попечении старой Аграфены и Кузьмы, превратившегося в настоящую няньку для пораненных, чему Андрей был несказанно удивлен, князь отправился на поиски Луки Фомича.

Новгородца он нашел на реке, придирчиво осматривающего кораблик и громко высказывающего, что он думает о татарах и раззявах ватажниках Эти самые раззявы шустро бегали, наводя порядок на корабле. Приметив подходившего Андрея, Лука неторопливо сошел с кораблика, встречая своего господина на берегу.

– Трофеи сегодня смотреть будем или с утра? – Лука, как говорится, взял быка за рога.

Телеги с поклажей стояли во дворе дома, где расположился на постой Андрей. Ему и самому не терпелось посмотреть, что конкретно им досталось в качестве трофеев, но он переборол себя, решив соблюсти лицо.

– Утром, Лука Фомич, – Андрей с любопытством разглядывал ушкуй. Кораблик не впечатлял размерами. 'И на этих кораблях они умудряются не только плавать по рекам, но и выходят в море', – думал Андрей, поражаясь отваге мореходов.

Ушкуй по своей конструкции напоминал струги донских казаков, однажды виденные Андреем на картинках. Видимо, струг и был прототипом ушкуя или наоборот? Да какая разница? Главное, у них есть корабль!

Фантазия разыгралась не на шутку. Мысленно Андрей представил себя стоящим на палубе ушкуя, идущего на абордаж неприятельской ладьи. И то, что ладья купеческая, нисколько его не смущало, ведь не хлеб же выращивать он сюда пришел. Жажда приключений лежала в основе его решения уйти в прошлое, и, что немаловажно, ему до чертиков надоели либеральные ценности сгнившего на корню капитализма. Надоела избирательность законов, надоели двойные нормы морали, когда одним позволялось все, а другие должны были гнуть спину, что бы чиновник-ворюга мог позволить себе еще один дом на Канарах.

Андрей вздрогнул от нахлынувших воспоминаний из прошлой жизни. Тряхнул головой и продолжил разглядывать ушкуй. В длину кораблик имел около пятнадцати метров, в ширину почти три метра. Палубы только на носу и на корме, оснащен ушкуй косым парусом, исчезновение которого как раз и выводило Луку из себя. Отсутствовала также часть весел. Но это дело легко поправить, Лука отрядил парочку плотников рубить древесину для изготовления недостающих вёсел.

Удовлетворившись осмотром корабля, Андрей решил отправиться на боковую. Тело от долгой езды на лошади с непривычки ныло. Что ни говори, а надо иметь привычку к верховой езде, а последние пять лет Андрей коней видел только на экране телевизора.

Андрей отказался от горячей еды, приготовленной заботливой Феклой, сразу же завалился на широкую лавку спать. Клопы ночью не кусали, сны ему не снились, а если и снились, то, проснувшись, он не мог их вспомнить.

На столе стоял нехитрый завтрак, Андрей вышел во двор, направившись к колодцу, замечая, что народу во дворе никого нет. Оглядываясь по сторонам, Андрей искал туалет. Ничего похожего на него он так и не нашел, выход из положения нашелся быстро, не– далеко от Андрея зиял вход в покосившийся сарай, вот туда Андрей и направился. Судя по запаху, он не первый заглянул в сарай с определенной целью. Справив нужду, побрел к колодцу, набрал в деревянное ведро колодезной водички, тщательно умылся и вернулся в дом завтракать. На завтрак Фекла приготовила вчерашнюю кашу с мясом, испекла огромный пирог, опять же с мясом, и раздобыла молока у деревенских.

После плотного завтрака Андрей отправился осматривать деревеньку.

Со стороны реки она была не особо заметна, но располагались дома на приличном расстоянии от реки, на высоком пригорке, хаотично вытянувшись вдоль берега реки. Странным показалась то, что Андрей не нашел ничего похожего на русскую баню. Все избы похожи друг на друга. Несколько домов имели явно нежилой вид – пустовали. Еще с вечера Андрей узнал, что это результат набега татар двухлетней давности. Население так и не восстановилось в деревне после татарского набега. Желающих поселиться рядом с татарами не находилось, какими бы льготами резанский князь ни приманивал крестьян. Единственная улица пустовала, ни курей, ни гусей, ни прочей живности не наблюдалось.

Вернувшись с прогулки, Андрей застал Луку за разбором трофеев. Братья помогали новгородцу вытаскивать барахло с телег и раскладывали все это богатство, сортируя по лишь им одним понятным признакам. Андрей уселся на лавку и стал наблюдать за ватажниками.

Овчинные полушубки и меховые шапки лежали на особицу, тут же прямо на глазах росла куча белья, которое парни вытаскивали из множества кожаных сумок. Судя по всему, это были запасные комплекты одежды. Одежду, снятую с убитых, складывали в отдельную кучу. В мешках еще обнаружились маленькие мешочки с шилом и иглами. В некоторых сумах парни находили татарские серебряные и медные монеты, украшения, которые аккуратно складывали на расстеленную холстину.

Большущая гора маленьких котелков возвышалась у покосившегося забора, рядом лежали сваленные в кучу фляжки.

Лука с братьями придирчиво рассматривали ножи, сортируя их на две части. Андрей не вмешивался, с интересом наблюдая за спорами, которые нет-нет да и возникали между ними по поводу того или иного ножа. То же самое повторилось, когда дошла очередь до кривых сабель.

– Вот что, казаки-разбойники, – Андрей поднялся с лавки, прошелся среди разложенного во дворе барахла, взял в руки кривую саблю. – Выбирайте себе, что потребно. Лука Фомич, ты тоже отбери нужное для рати про запас, остальное продадим.

Действительно, трофеи добрые, хотя большинство защитных доспехов представлены комплектами легкого лучника – войлочные, тканевые и даже кожаные распашные халаты с осевым разрезом, с рукавами до середины предплечья. Они чуточку отличались друг от друга, но не на много: у одних были рукава до середины предплечья, у других вместо рукавов наплечники. Интересно, что у части халатов железными пластинами бронировалась лишь верхняя часть халата, в то время как нижняя, начиная от пояса, оставалась свободной от пластин. И пластины крепились большей частью не снаружи, а изнутри, и потому со стороны были видны лишь ряды металлических заклепок. Почти вся тканевая основа таких доспехов ярко-красного, желтого и фиалкового цветов.

Такой тип защиты Лука определил термином 'куяк'. На самом деле Лука Фомич назвал бронь монгольским термином – первая буква произносилась как русская 'ха' и Андрей невольно засмеялся, вспомнив производные от этого слова. Первоначальный смысл выражения давно утрачен потомками, а термин продолжал бытовать на просторах некогда большой и могучей страны.

Среди трофейных броней попадались желто-коричневого кожаные доспехи, покрытые специальным лаком. Все они украшены причудливым орнаментам в виде вьющейся виноградной лозы. Сам доспех представлял собой кирасу с разрезом на боку.

Главное богатство, доставшееся им от татар, – пластинчатые доспехи, которые тут называли пансырями. Нашлась также парочка броней смешанных : чешуйчатые на спине и пластинчатые на груди. У одного пансыря вместо пластин на груди были кольца. Но оба доспеха усилены на груди и спине крупными стальными досками, крепившимися к доспеху кожаными завязками, и, видимо, одевались они отдельно. Рукава и подол отделаны длинными языкообразными пластинами.

– Иж ты, какие гуси, нам попались, уланы не иначе, – Лука не мог скрыть своей радости. – Зерцала-то как блестят!

Братья, словно дети новой игрушке, радовались коротким байданам. От обычной кольчуги байдана отличалась лишь размерами и формой колец, они были крупные, плоско скованные. При детальном осмотре Андрей понял, что крепились кольца на шип, что давало сочленению большую прочность. Весу в таком доспехе немного – килограмм шесть, может чуть больше.

– Лука Фомич, так она от стрелы не спасет. Кольца-то крупные, – Андрей положил доспех на место и уселся на телегу в ожидании дальнейшего представления.

– Так байдана от сабли защищает, а от стрелы уберечься – поддевают кольчугу вот такую, – Лука Фомич передал Андрею кольчужную рубашку, сплетенную из мелких колец.

– Я думал, татары плохо вооружены, – задумчиво произнес Андрей, оглядывая разложенное на холстинах вооружение. – А тут целый арсенал…

– Да, нам повезло, княже. На улан нарвались, могло и иначе все кончиться. С чего ты взял, что татары плохо вооружены? – включился в разговор Сенька. – Брони у них легкие до пояса, ноги защищены батурлыками . Кони обычно тоже защиту имеют, вон они лежат в телеге, глянь, коли охота. И конница у них кованная есть, сам видишь, сколько железа на них было вздето. А про луки тугие и говорить нечего.

– Я думал, степняки только стрелами бьют противника, – из прошлой жизни Андрей помнил, что татары – легкие всадники, вооруженные только луком и кривой саблей.

– Так и есть. Они лучники. Хорошие лучники. У каждого по два саадака, а то и три бывает. Ты посмотри, сколько хабара мы взяли… И у каждого луки сложные или сложносоставные. Да вот гляди сам, – Сенька вытащил из телеги саадак – комплект стрелка из лука.

– Отец сказывал, что раньше у нас были луки, доставшиеся нам от воинственных Хунну, луки были разными, но все они происходили от этого самого лука хунну. И что самое главное, такие луки были большими, а этот ты глянь…

Саадак представлял собой набор лучника и включал в себя собственно сам лук, колчан, тетиву и саадачный нож. Луки были двух типов. Длина их отличалась, но нена– много. Даже похожие луки одного типа имели разную длину, от восьмидесяти, до ста десяти сантиметров. Второй тип в длину имел от ста двадцати сантиметров до полутора метров. Андрей не поленился и расчехлил все тохтуи, в которых хранились комплекты, по росту складывая татарские луки.

Наверное, правильней их было называть монгольскими, но это не суть важно. Все луки имели основу, состоящую из пяти кусков, склеенных из двух-трех слоев дерева, слоя сухожилий, наклеенных с наружной стороны плечей, а также двух тонких роговых полос, подклеенных к плечам с внутренней стороны, изогнутой костяной пластины с расширяющимися, как лопата концами, которую приклеивали к внутренней стороне рукояти и примыкающим участкам плеч. У коротких луков рога имели по одной костяной наклейке с углублениями для тетивы. У более длинных рога обклеены уже двумя парами костяных пластин. Плечи у тех и других обтянуты берестой или тонкой кожей и покрыты лаком.

Понятно, что костяные фронтальные накладки не лишали участок кибяти упругости, а лишь добавляли к рефлекторному усилию деревянной основы дополнительное усилие расположенной по центру лука костяной пластины.

Андрей, внимательно слушая пояснения мужиков касательно вооружения, перебирал в руках тетиву, пристально рассматривая её, потом взял другую, третью. Все они были комбинированными – сплетены из шелковых нитей. Нити все сплошь разноцветные: синие, желтые, белые и розовые цвета. На концах стержня шелковой тетивы сделаны маленькие ушки – петли. В эти самые ушки завязывались узлы кожаных петель тетивы, которые одевались на концы лука. Такие петли значительно облегчали процесс надевания и снятия тетивы с лука.

В общем, все луки как две капли воды походили на бабкин лук, из которого Андрею частенько приходилось стрелять.

Сенька продолжал посвещать Андрея в тонкости пользования луком. Андрей не возражал, стараясь не показывать лишний раз свои знания. Авось, что интересное парень расскажет.

– Тетиву можно натягивать разными способами. Я знаю все! – гордо заявил Семен.

– Врешь, небось, – Лука аж крякнул от изумления. Ватажники дружно усмехались в бороды, но молчали, не вмешивались в разговор.

– Не скажи, дядька Лука, – Сенька не на шутку обиделся. – Вот, к примеру, переправляешься ты через реку… А тут враг налетел, стрелы кидает. Есть способ и в таких условиях натянуть тетиву и не замочить лук. Или вот напали на стан неожиданно. Пока ты будешь натягивать тетиву, ты весь на виду, вмиг посекут тебя или стрелой побьют. А можно ведь лежа натянуть. Ты вот видел, чтобы татары тетиву натягивали, когда мы напали на них? То-то же. Знамо, лежа они натянули. – Сеньку так и распирало от гордости, от возможности продемонстрировать свои знания более опытным бойцам.

– Ишь ты, лежа, – Лука откровенно подначивал парня, ехидно улыбаясь.

– Ей богу не вру, – и Сенька тут же продемонстрировал свое умение, бухнувшись на сырую землю, натянул тетиву на лук из положения лежа. Потом неспешно встал, гордо уставившись на ватажника в ожидании, что он скажет на такое. Мужики разразились одобрительными возгласами, выражая свое восхищение умению парня.

– А вот ранят тебя в руку, тогда как? Натянуть сможешь? – в разговор вступил Афоня. Он давно уже прислушивался к ходу беседы, изредка поглаживая коротко стриженную бороду. Ратники, примерявшие доспехи, заинтересованно уставились на Сеньку, а ну что скажет пацан в ответ?

– В руку? – не уверенно протянул Сенька, растерявшись от такой постановки вопроса, и повернулся к братьям, словно ища у них помощи. Но те скромно молчали, заинтересованно разглядывая остроносые носки своих ичиг.

– В руку, в руку, – повторил Афанасий, усмехаясь, и тут же продемонстрировал свое умение, натянув тетиву на первый попавшийся лук, используя всего одну руку, имитируя ранение в другую, старательно отведя ее в сторону. – Сможешь так?

Семен достал из налучъя лук, вынул из кармашка тетиву и неловко попытался повторить действия Афони, но неудачно. Рядом братья, пыхтя от напряжения, старательно натягивали свои луки. От напряжения капельки пота выступили на лбу, но луки не хотели поддавался им.

– Мало каши ели, – съехидничал Афанасий, но тут же обнадежил братьев: – Ничаво, получится со временем. Не каждому стрельцу сие по силам.

Афанасий придирчиво осмотрел луки, которые братья выбрали для себя. Хмыкнув, стал вытаскивать из налучей лук за луком и, осмотрев, возвращал их на место. После долгих поисков, он нашел, что искал. Это был обычный, ничем не примечательный короткий лук, только вот верхний конец у него был чуточку длиннее нижнего. Афоня выглядел очень довольным, словно кот, обнаруживший на столе забытую хозяевами кринку с молоком.

– Дядька Афоня, зачем тебе такой лук? – Сенька с братьями удивленно уставились на Афанасия, не понимая, чему тот радуется.

Лука хитро подмигнул Андрею, как бы в предвкушении очередной серии вразумления молодых.

– Вот смотрите. Что можете сказать о хозяине лука? Какой он был лучник? – Афоня осторожно передал лук братьям.

– Да откуда нам знать? – за всех ответил Сенька. Братья удивленно переглянулись, не зная, что сказать и выглядели они очень растерянными.

– Ну, перво-наперво, лук сей делали на заказ. И лучник был от бога. Вот смотрите: у всех луков рога по длине одинаковые, а у этого верхний рог чуток длиннее, – начал объяснять Афоня. – Хозяин этого лука понимал толк в стрельбе. Так достигается полное равновесие в броске. Центр, глядите-ка, выходит не посередине рукояти, а ближе к верхнему концу, – Афанасий сопровождал свои слова наглядной демонстрацией. – Видите? Тут помещается большой и указательный пальцы, и именно тут размещается стрела. Понятно теперь?

– Спасибо, дядька Афоня, за науку, – братья в ноги поклонились Афоне.

Ватажники, чей доспех был изрядно посечен в схватке с татарами, уже закончили примерять новые доспехи и хозяйственно упаковывали новые брони в мешки. Братья также выбрали себе по дополнительному доспеху. Остановили они свой выбор на легких полубайданах. Лука Фомич было вопросительно глянул на Андрея, но тот утвердительно кивнул головой, и Лука одобрил выбор братьев. Доспехи сидели на братьях как влитые, даже подгонять не придется. Так же выбрали братья для себя наручи и бутырлыки. Андрей и тут утвердил их выбор.

Лука Фомич с Кузьмой остановили свой выбор на смешанных панцирях с зерцалами. И теперь придирчиво разглядывали друг друга.

На разбор конной упряжи Андрей не остался, ушел со двора, извилистая тропинка привела его к реке. Уселся на бережку и предался размышлениям о жизни. Одиночество было прервано появлением Луки.

– Не помешаю? – Лука замер в ожидании.

– Присаживайся, – Андрей махнул рукой.

– Я, князь Андрей свет Георгиевич, хотел поговорить с тобой, – решительно начал Лука, – Не понятен ты мне казался. Мы ведь с мужиками как думали по первости – послужим чуток, а там… Ищи ветра в поле. А теперь прощения хотим просить, за думы нехорошие.

– Да знаю я, Лука Фомич. Не первый год живу. Люди везде одинаковые.

– Ты не думай о нас плохо. Добычу мы взяли отменную с татар. Когда ты отдал добро обратно православным, мужики недовольны остались. По правде-то, раз не уберегли они своё имущество, то и прав на него не имеют. Но когда ты роздал брони мужикам…Ты, хоть, знаешь, сколько это все стоит? И к раненым ты доброе отношение имеешь. Кузьма говорит, что все они встанут на ноги.

– Знаю,Лука. А чего не знаю, то о том догадываюсь. Но что мне толк в мошне тугой, когда ворог нападет? А вой в добром доспехе завсегда ворогов порешит и сам жив останется. Потому и сказал тебе раздать кому что потребно. Не князь дружину кормит, а дружина князя. Так у нас исстари заведено было. А кто думал иначе, тот и земли своей лишился,и живота своего. Вот так-то.

В деревеньке пришлось задержаться. Состояние раненых вызывало опасения у Андрея, и он принял решение обождать с отправлением пару дней. Часть ватажников им была отправлена на помощь сельчанам. По весне в деревне каждая пара рук на вес золота. Возражений со стороны бывших ушкуйников не последовало. Они вдруг превратились в дисциплинированных воинов, готовых выполнить любой приказ командира.

Тем временем Андрей при помощи Луки и Спиридона договаривался с Титом о лошадях. Лука советовал оставить табун на попечение деревенских. За это пришлось отдать назад часть телег, отобранных у деревенских, и добавить до ровного счета татарского серебра чуток. Увидев серебряную монету, Тит тут же согласился присмотреть за лошадками.

Спиридон же с семьей должен остаться в селе присматривать за ранеными, пока они не поправятся. Андрей оставил Спиридону довольно серебра, что бы он мог прокормить семью и раненых ватажников.

 

Глава шестая

СТОЛЬНЫЙ ГРАД ПЕРЕЯСЛАВЛЬ РЕЗАНСКИЙ

Нагрузив ушкуй припасами, трофейным добром, разместив раненых и покидав на дно кораблика пленных татар, отплыли с первыми лучами солнца. Река, по которой они шли, называлась Пранова и впадала в Проню. Русло реки очень извилистое, дно местами илистое.

За время плавания Андрей от Луки узнал много интересного касательно кораблестроения. По словам Луки, выходило, что построить ушкуй – плевое дело. Они и сами могут, бывало и строили. Только ходить такой ушкуй будет недолго – одно лето, от силы два-три. Настоящие ушкуи, как и ладьи, могут изготовлять только мастера– корабелы, владеющими секретами. А секретов там всех и не перечесть. Вроде бы все просто, все понятно, а, поди, сделай качественно. Вот то-то и оно. А вышедший из рук мастера служил долго – лет по двадцать, а то и все тридцать бывало. Это при условии надлежащего ухода за кораблем. Ремонт делали периодически раз в два-три года.

Андрей уже понял, что ушкуй обычная однодеревка, и теперь слушал не замысловатую технологию изготовления кораблей однодеревок на примере обычной лодки. Луке понравилось поучать барина, и по всему выходило, что он испытывает удовольствие, видя, как барин схватывает все на лету.

'Мать честная, – думал Андрей, слушая Луку. – Вот ведь педагог пропадает! Ему бы в школу да учеников толковых, а он бегает по стране увешанный железяками, как консервная банка, и ножичком размахивает. Такие таланты пропадают'.

– Ушкуй – обычная однодеревка, – услышал Андрей Луку, который видя, что боярин задумался, повысил голос. – И делается из цельного ствола дерева, осины там али дуба.

– Так вот, – Лука поудобнее устроился на лежащих вповалку мешках и продолжил. – Осину заготавливают в любое время года. Но не кажное дерево подойдет. Лучше всего брать чернокорую, серокорая тоже годится. Спиленную осину корят, намечая толщину бортов сторожками.

– Постой, а длина ствола осины, какая должна быть? – Андрей перебил Луку.

– Ты не перебивай, – Лука недовольно поморщился. – Как есть, все обскажу. Ну, что сам знаю, конечно. Ствол, значит, берут саженей три, а то и все семь. Всё зависит от размеров потребных. Вот корят осину и сторожки ладят. Толщина бортов обычно вершок. Для сторожек иву берут и красят те сторожки краской. Потом обрабатывают нос и корму – форму значит придают им. Как придали форму, так начинают выбирать нутро заготовки. Выбирают до окрашенных сторожек. Потом на местах крепления опруги из еловой ветки али можжевельника оставляют по две дыни для кажной опруги. Дыни надобно делать небольшими, чтобы борта лучше расходились, когда намачивать будешь лодку. Опять же расстояние угадать надобно между дынями, то мастера секрет знают. Опосля лодку сушить надо. Можно в тени сушить, но лучше всего в сарае, или под крыльцом еще можно.

Как высушат, то разводить начинают – наливают воду теплую. А прежде чем воду лить будешь, поставить уточки надо на корму и на нос.

– Постой, Лука, у нас другие слова бытовали у корабельщиков, ты поясни сразу, что за 'уточки' такие? А то дыни всякие, уточки… – Андрей с интересом слушал и мотал на ус. На строительстве кораблей можно было заработать. Это может принести не плохой доход, если поставить лесопилку и продавать доски корабельщикам, а то и самому наладить производство ушкуев, лодий и насадов и мелких лодочек.

– Молод ты ещё, князь. От того не уразумеешь, что вежество должен оказывать старшим, хоть ты и боярин. Не перебивай, – Лука не на шутку рассердился. – Все обскажу.

Он почесал бороду и ловко поймал какую-то живность. Раздавил ее. Андрей аж замер, увидев, кого так ловко раздавил ногтями Лука.

Лука, как нарочно, не торопился. Долго сморкался, затем ополоснув лицо речной водичкой почерпнутой из-за борта ушкуя, долго ерзал на мешках, устраиваясь поудобней.

– Уточки боярин это не та живность лесная, что плавает по рекам и озерам. Так в народе доски с запилами для бортов зовут, чтобы не разорвало эти самые борта. Заливают водой теплой, – продолжал Лука. – И начинают снаружи опять сушить. Можно на солнышке оставить сушиться, а можно костры жечь. Но учти, большие костры разводить нельзя. С кострами-то борта разойдутся быстрее, но если с жаром не угадаешь, то трещины пойдут, а то значит, что начинай все сызнова. Так-то.

Лука замолчал и после небольшой паузы продолжил:

– Разводят борта до предела и ставят опруги по размерам надобным. Это значит, чтобы борта обратно не завернуло. Опруги крепят к дыням проволокой. Для чего в дыне отверстия делают. Вот как закончат их крепить, то начинают по краям набои ладить. А крепят их гвоздями. Набои должны быть сырыми, их заранее мочат в теплой воде, ну в луже какой…

'Набои – это скорее всего доски', – догадался Андрей.

– Смолят набои потом. Со всем тщаниям смолят, иначе сам понимаешь… Смолить корабль нужно каждые три года, иначе пропадет ушкуй быстро, а просмоленный лет тридцать ходить будет.

– А набои, из какого дерева делают?

– Так кто как. Но самое то – дуб, сосну еще можно. У нас вот сосновые набои, разве не приметил? Нет? Ну да, ладно. Вот смотри, на носу и корме настил делают, а кормило крепят, то к носу, то к корме. Оттого удобно плыть на таком кораблике, на речках малых не развернешься, а так перекинул весло и вперед.

До Оки добрались быстро. От рыбаков узнали, что Великого князя в Старой Резани нет, потому решили плыть дальше. Ушкуй бодро бежал по волнам, гребцы слажено махали веслами, Андрей время от времени садился на скамейку гребцов и с удовольствием махал веслом, что вызвало молчаливое одобрение команды.

До Переяславля Резанского добрались на третий день. Стоило ушкую глухо стукнуть о вымол , как с кораблика посыпались ватажники, которые принялись сноровисто вязать чалки . Не успели опустить деревянные сходни, как тут же объявился плюгавенький сборщик налогов, в сопровождении двух детинушек с огромной грудой мышц и откровенно тупым выражением на простодушных лицах. Глазки мытника воровато бегали, губы безмолвно шевелились, когда он, то и дело, сбиваясь со счета, пересчитывал людей на борту ушкуя.

Лука Фомич выложил без вопросов требуемую сумму и яростно заспорил, когда 'налоговик' потребовал плату за товар, лежащий в ушкуе. Ушлый новгородец настаивал, что продавать ничего не собирается, а если и решит государь что-либо продать, то налог с проданных товаров заплатят на торгу, благо там мытники тоже имеется и не один, а несколько.

На широкой пристани Андрей насчитал больше десятка различных кораблей. Часть из них стояла на погрузке, часть разгружалась. Полуголые амбалы споро катали бочки, таскали тюки, тяжелые сундуки.

Рядом с корабликом вертелся монашек в черной рясе и деревянной кружкой в руках. Покрутившись еще немного, но так и не дождавшись милостыни, он потерял интерес к ушкую, шустро семеня по деревянной мостовой в сторону посада.

Оставив команду ушкуя на берегу, Андрей в сопровождении Луки Фомича и всех троих братьев отправился в город. Лука уверенно шагал широкими шагами по бревенчатому настилу, ведущему от пристани в сторону города.

Андрей поразился мощным крепостным укреплениям города, под высокими дубовыми стенами которого ютились сотни деревянных изб посадских людей. Повсюду сновали телеги, спешили по своим делам горожане, купцы и приказчики. Андрей заметил, что многие из горожан носили на ногах настоящие кожаные сапоги, до этого все виденные Андреем крестьяне на ногах носили лыковые лапти. Только семья Спиридона выделялась, среди прочих крестьян, своей добротной кожаной обувью, а в городе – чуть ли не каждый второй щеголял в кожаной обувке! Одежда горожан не отличалась разнообразием, но зато была очень ярких расцветок.

Город хорошо охранялся. Компания подошла к высокой деревянной надвратной башне, у широко открытых ворот дежурили оружные вои, на самом верху, на открытой всем ветрам площадке, нес службу дозорный.

Лука небрежным жестом бросил мелкую медную монетку в оловянную кружку точной копии мытника на пристани. Худощавый мужичек одетый в давно не знавший стирки татарский халат явно с чужого плеча, ловко вытряхнул монетку на такую же грязную, как его одежда, пятерню, довольно оскалился, кивая головой стороже. Стражники, словно нехотя, посторонились, пропуская честную компанию в город. Оружия при путниках не было, Лука посоветовал оставить сабли на ушкуе во избежание неприятностей. Андрей не спорил, бывшему ватаману ватажников лучше знать, что делать.

Древний Переяславль удивил Андрея контрастами: узкая улочка, где вместо привычного асфальта лежала добротная деревянная мостовая, вывела их на весьма широкую площадь, где размещался один из городских торгов.

Торговых площадей в городе было несколько, одну из них Андрей успел мельком рассмотреть, пока шли по посаду: за стенами города, на продуваемом со всех сторон месте, рядами стояли шалаши и палатки, в которых мелкие торговцы, громко зазывая покупателей веселыми прибаутками, предлагали продукты питания и всякий мелкий товар. И, по словам Луки, этот торг был не единственным в городе. Отдельно располагался торг, где татары продавали лошадей, быков, овец. В самом городе торг был посолидней: вместо временных палаток и шалашей стояли добротно срубленные лавки и полулавки. Между ними проворно сновали горожане и окрестные крестьяне, спешившие по только им ведомым делам.

Лука, уверенно лавируя между непросохшими лужами, двигался к княжескому двору. Сомнения Андрея, что попасть так просто к князю не получится, у Луки вызвали лишь веселую улыбку. Действительно, попасть на княжий двор не составило труда. Князь был на месте. Дюжие молодцы, боярские дети, опоясанные кривыми саблями, провели Андрея к князю.

Великий князь Резанский оказался обыкновенным мужиком, разве что одежда на нем не в пример прочим богатая. А так вполне обычный мужик среднего роста, с традиционной, коротко стриженой бородой, открытым взглядом темно-карих глаз, квадратной челюстью и плотно сжатыми губами.

Андрей топтался на месте, не зная, с чего начать, занятие князя не вязалось с княжеским достоинством. Князь собственноручно ухаживал за белоснежным статным арабским жеребцом.

Андрей поклонился низко-низко, как перед ним кланялись братья.

– Кто таков? – спросил князь хриплым голосом, не отрываясь от своего занятия.

– Андрей я, князь Заморских Земель, – набравшись решимости, начал врать Андрей.

– Князь говоришь? – Иван Федорович резко обернулся, впившись в Андрея цепким взглядом. Оценив внешний вид посетителя, Резанский князь неопределенной хмыкнул. – Почто один?

– Не один я, – смело возразил Андрей. Людишек моих море забрало, а те, что выжили, от татарских сабель пали. Товары мои татары отобрали, еле ушел я от бесермен.

– Серебра не дам! – резко ответил Великий князь.

Андрей опешил. Причем тут серебро? Или он решил, что я жаловаться прибежал на разбойников татар?

– Так не нужно мне серебро, – Андрей не удержался, усмехнулся, чем вызвал неудовольствие князя.

– Позволь служить тебе верой и правдой.

Все, главное сказано, теперь ход за князем. Или пан или пропал. На худой конец, можно попробовать с Московским князем договориться или в ушкуйники податься, благо ватажка опыт имеет в разбойничьих делах немалый, а потом прибрать к рукам земельку хоть у этого недоверчивого князя, хоть у татар. Основать собственное княжество.

– Служить? – князь весело рассмеялся, – пожалуй, я возьму тебя в дети боярские или в дворные слуги .

А вот это не надо. Он не малоимущий княжич, от бедности служивший Великому князю боярским сыном, и, кто такие слуги дворные, Андрей уже знал. Предложение более чем оскорбительное для новоявленного князя.

– Дозволь служить тебе вместе с дружиной? – Андрей все еще надеялся, что с князем удастся договориться.

– А сколь велик твой двор? – Иван Федорович уже смотрел с интересом на Андрея.

– Полсотни воев, но могу и вчетверо больше набрать, коли нужда будет, – ответил Андрей, ожидая реакции князя. – Все при доспехе добром, оружны, на конях. Да ушкуй еще есть у меня.

– Где отчина твоя? – перебил князь Андрея.

– За морем. Только нет у меня более отчины. Пращур мой вышел из Руси, взяли мы землю обетованную под себя. Да только враги одолели нас. Отец посадил меня на корабли и велел плыть обратно на Русь, а сам с моим старшим братом остался биться с погаными, – на одном дыхании выпалил Андрей загодя приготовленную сказку. Поди, проверь, правда это или нет! – А еще грамотку он отписал князьям Земли Русской. Просит не оставить в беде сироту.

Андрей достал пластиковый футляр с грамотой, которую один спившийся музейщик состряпал ему на старинной бумаге честь по чести.

– Изгой значит? – уточнил Великий князь.

Андрей предпочел не отвечать на вопрос. Тут же в руке у него появился кожаный мешочек, в который он предусмотрительно положил по совету Луки пятнадцать золотых монет византийского чекана. Лука настоял именно на пятнадцати, не больше и не меньше. Сумма огромная по нынешнему времени. Великий князь, как и все правители, имел нужду в средствах. А если Андрей может позволить себе отдать такую сумму, то не бедный он, значит, не последнее же отдает. Значит, казну сохранил.

– Прими, государь, поминок мой, – сказал Андрей, как научил его Лука, протягивая калиту с золотишком. Низкорослый мужик, стоявший рядом с князем, вновь подошел к Андрею, принимая подарок. Развязал тесемки, высыпав монетки на ладонь. Глаза у князя вспыхнули радостным огнем. Видно, прав был Лука, когда утверждал, что золото откроет любые двери.

– Хорошо, – после недолгого раздумья ответил князь.– Беру тебя на службу со всем твоим двором. Жить есть где? А впрочем, какое там…

– Не изволь беспокоиться, государь. Я подворье тотчас куплю, – поспешил успокоить князя Андрей.

– Ступай, – усмехнулся Великий князь. – Жди посыла от меня.

После посещения Великого князя Лука, не откладывая дела в долгий ящик, потащил своего господина в храм. Андрей искренне недоумевал, зачем им понадобилось тащиться в церковь, не лучше ли заняться поисками жилья. На что Лука Фомич терпеливо ответил, что помолиться богу никогда лишним не будет и свечку поставить сам бог велел. Но где как не в митрополичьем дворе, они могут продать золото.

Андрей тяжело вздохнул, но перестал досаждать ватажнику глупыми расспросами. Лука оставил князя во дворе, а сам убежал догонять старичка в рясе. Перетолковав со старцем, Лука сообщил, что дело выгорит. Действительно скоро за ними пришли и повели внутрь деревянного дома.

Золото именно продавали, причем на вес. Сначала золотые кругляшки проверили на подлинность самым надежным способом – на зуб. Потом монетки тщательно взвесили на весах. Убрали в сундучок, стоящий под лавкой. Оттуда вытащили мешок с серебром. На чашку весов насыпали серебряные монетки. Андрей не мог определить, чем руководствовался старец, когда отвешивал серебро, но Лука Фомич яростно спорил, доказывая, что это самый настоящий грабеж. После долгих препирательств серебра значительно прибавилось на весах. Когда золото было продано, Андрей достал из-за пазухи еще два золотых и положил их на стол.

– Это церкви на помин души убиенных, – сказал он.

Старец дар принял, тщательно записал имена, которые продиктовал Лука, огорошенный поступком господина. Среди прочих имен Лука не забыл помянуть Фому, зачинщика свары, приведшей ко многим смертям. После этого ватажник уже по-другому смотрел на своего господина.

Потом пошли на торг, где Лука прямым ходом зашел в первую же лавку. В самой лавке царил полумрак. Повсюду навалом лежали тюки с разноцветными тканями.

Вежливо поздоровались с хозяином. Лавочник в подбитом мехом зеленом кафтане длиною до голенищ ярко-красных сапог и шитой из синего бархата тафьей на голове было начал нахваливать свой товар, но Лука сходу пресек словоохотливого купчину, предложив ему заработать деньжат, дав сведения, нужные путникам:

– Боярин наш дом решил купить в городе. Не знаешь, продает кто? – задавая вопрос, Лука выкладывал на стол горсть медных татарских монет.

После того как ловким, стремительным движением руки толстопузый коротышка-лавочник смахнул монетки со стола, выяснилось, что дом есть на продажу и даже не один, но особенно нахваливал купчина подворье купца по имени Иван Андреев сын Соловкин.

– Тебе какой интерес с того? – подозрительно уставившись на купчину, строго спросил Лука.

– Так должник он мой, а срок уже выйдет на днях, – владелец лавки уныло махнул рукой, тяжело вздыхая, и по-бабьи всхлипнул. – Да только мне в последнюю очередь долг зачтется, князь все себе заберет сперва.

– Это почему? – проявил заинтересованность Андрей, перестав разглядывать лавку.

– Иване деньги брал не токмо у меня, но и у князя нашего, – продолжая тяжело вздыхать, пояснил купчишка. – Пойдемте, я Вам дома-то покажу, – он ловко вытащил из-за прилавка свое пузатое брюхо и направился к выходу из лавки, мимоходом прихватив со стола огромный висячий замок с таким же большим железным ключом.

Первые два дома внутри городских стен Андрей отмел сразу, хоть и нестарые дома, но маленькие, одноэтажные, не считать же высокую подклеть за этаж. Ораву, что приплыла с Андреем на ушкуе, в таких домах не разместить при всем желании. А вот следующий дом, на окраине посада, прямо на берегу речки, приглянулся Андрею сразу: новенький, недавно срубленный двухэтажный дом все еще пах стружкою и радовал глаз большими размерами, в том смысле, что дом состоял из нескольких больших срубов.

По периметру усадьбы размещались разнообразные хозяйственные постройки, как-то: амбары, конюшня на три десятка лошадей, хлев, поварня зимняя и летняя, мыльня и несколько сараев, о назначении которых Андрей постеснялся спросить.

Со стороны улицы из-за высокого тына совершенно не видно очень просторного двора, который являлся центром усадьбы, двор частью был закрыт хозяйственными постройками, частью высоким забором. И главное, усадьба с домом располагалась чуть в стороне от скопления других домов. Кстати, о заборе, он был из досок, а не из бревен. На улице полно луж, прямо у забора, а внутри сухо, ни капли воды не просочилось внутрь. Все дело в досках. Один край доски шире другого, доска, получается, вставляется одна в другую, оттого и не пропускал такой забор влагу.

Хозяин подворья – тот самый проторговавшийся купец. Еще нестарый, в полном расцвете сил, он мало походил на купца заимодавца. Было в нем то, что сразу расположило к нему Андрея. Прямой, открытый взгляд светло-зеленых глаз и открытое честное лицо располагали к доверию. Купец сразу сказал, что продажа дома –вынужденная мера. Дела его совсем расстроились. Два последних года дела шли из рук вон плохо: в прошлом году ходил купец на Вятку на трех лодьях, да неудачно, еле жив остался, потеряв две ладьи и почти весь товар, подвергшись нападению черемис. Все бы ничего, оставшегося товара вполне бы хватило, чтобы начать торговлю заново, но неудачи преследовали купца уже второй год подряд, и подошел срок платить по закладным. Снаряжая караван, пришлось занять деньжат у местных купцов и князя Резанского, тот часто сужал купцов деньгами – дело обычное. Хуже всего было то, что часть отнятого разбойниками товара принадлежала князю, возвращать приходилось уже по ценам Резанского торга, а не по закупочным ценам Вятской земли. Семьям погибших тоже нужно помощь оказать, иначе не по-людски это.

За усадьбу купец запросил ни много ни мало пятнадцать московских рублей. Дороговато, конечно, ведь дом не отделан изнутри. Стены комнат обшиты липовыми досками, на которые мастера успели нанести ознаменку и только. Лавки и те не в каждой комнате стоят, работы по отделке помещения купец планировал закончить к зиме, но видишь, как все получилось – пришлось срочно продавать хоромы. После недолгого спора, который в основном вел Лука Фомич, сошлись на десяти рублях и отправились выправлять купчую грамоту.

По дороге купец поведал, что продает еще лавку и ладью и амбары на пристани. Но боится, что не успеет продать до срока и все равно вырученных денег будет недостаточно, чтобы покрыть долги.

Посовещавшись с Лукой, Андрей решил сразу же посмотреть лавку, ладью и амбары. Осмотр кораблика удовлетворил Луку, Андрей-то в кораблях не разбирался, потому полностью положился на мнение специалиста: ладья совсем добрая, хотя и не новая. Амбары добрые – нужно брать, решил Лука. Лавка, осмотренная по пути на пристань, ничем не выделялась от точно таких же соседних лавок, разве что товару в ней значительно меньше.

Долго спорили о цене. Лука – большой дока торговаться, безбожно сбивал цену, а купец уступал помалу. Андрей получал огромное удовольствие, слушая, как мужики торгуются – рядятся. В итоге Лука с купцом сошлись в цене, и они ударили по рукам.

– Без ножа режете! – купец хоть и делал вид, что недоволен предложенной ценой, но явно доволен сделкой. Через два часа, Андрей стал обладателем грамоты, писанной на настоящей серой плотной бумаге, с водяным знаком в виде головы быка, подтверждающей, что купец продал ему усадьбу, лавку совсем имеющимся в ней товаром, ладью и амбары. Тощий вьюноша в стареньком кафтане с чужого плеча от усердия высунув язык, старательно вывел последнюю букву, осторожно присыпал написанный текст мелкозернистым песочком. Тщательно смахнув крупицы песка с листа бумаги, писец громко зачитал написанный текст. В происходившем действии Андрея удивили два момента: во-первых, все присутствовавшие при сделке были грамотными, видаки, убедившись, что написанный текст соответствует действительности, поставили свои подписи на документе, после того как грамотку подписал продавец и покупатель. Самым безграмотным среди всех оказался Андрей, он с трудом мог разобрать старинный текст, но старательно вывел печатными буквами свое имя на документе. Когда грамоту подписали все участники сделки и пятеро приглашенных видаков, в число которых вошли Лука и Сенька, Андрей положил на стол две старинные римские золотые монеты и три связки продернутых за ухо на металлический стержень беличьих шкурок. Они принимались в качестве платежного средства наравне с монетами. За шкурками пришлось сгонять Семена на ушкуй, когда выяснилось, что Андрей собирается платить золотом, а татарского серебра в кожаном мешочке не хватало, чтобы заплатить ровным счетом.

Во-вторых, куплю писали от лица продавца – резанского купца Ивана Андреева сына Соловкина, который подтверждал, что продал князю Андрею подворье с лавкой и амбарами. В грамотке покупатель назывался князем заморских земель, это вызвало улыбку на лице Андрея, но спорить он не стал – Лука знает, что делает.

– Вот и славно. Пора отметить покупку. Составишь компанию, Иван Андреевич? – у Андрея зародились планы в отношении купца.

– Да чего там, – махнул рукой купец, соглашаясь. – Пошли…

Тем временем Лука, не теряя времени даром, отправился на пристань заниматься разгрузкой ушкуя и транспортировкой добра на подворье. Сенька, получив золотую монету, умчался к еврею продать золотой и сразу на торг торговать столы, лавки, кровать для боярина, перину, простыни и прочие мелочи, в доме мебели не было никакой.

Андрей же засиделся с купчиной далеко за полночь. Результатом совместного обеда и посиделок стал наем купца на службу.

– Как дальше жить думаешь, Иван Андреевич? – поинтересовался планами купца на дальнейшую жизнь Андрей.

– Бог даст, не пропаду, – ответил купец.

– Хочу вот торговлею заняться, – осторожно начал вербовку купца Андрей. – Нужен мне человек, сведущий в делах торговых, – он пытливо посмотрел в глаза купчины, – платой не обижу. Пойдешь?

– Чем торговать будешь? – в светло-голубых глазах купца явно просыпался интерес.

– Разным товаром. Токмо торговать не я, а ты будешь. Мое дело ратное, сам понимаешь. Но одно скажу – без дела сидеть не будешь, Иван Андреевич. С твоей торговой хваткой и моими возможностями – мы ух как развернемся. По рукам? – Андрей протянул свою руку купцу.

– Не получится, – помотал головой Иван Андреевич.

– Что мешает? – Андрей очень удивился отказу.

– В закупы меня отдадут. Мне не рассчитаться по долгам, я говорил уже тебе об этом, – глядя прямо в глаза Андрея, сказал купец.

– Так давай серебра тебе дам? – предложил Андрей.

– Кабалу оформишь? – уточнил купец. – А все едино, что кабала, что в закупы идти, – в голосе Ивана Андреевича отчетливо сквозило отчаяние, как ни пытался он это скрыть. Судя по всему купец согласился.

Дальше он посвящал Андрея в тонкости торгового дела. Где что купить, где продать и когда в особенности. Вся торговля завязана на речных путях и зимниках. Дорог проезжих, как таковых, не было. В основном пути и направления. Но указатели на импровизированных дорогах имелись, в виде камней. Знающие люди по ним легко определяли свое местоположение и нужное направление пути.

Купец вел торговлю в двух направлениях. Оба имели свои плюсы и минусы, но были одинаково доходными. Новгород в обмен на воск, мед и меха поставлял ткани заморские. В Переяславле купец расторговывался тканями и скупал мед, воск, который реками возил или в Торжок, или в Новгород перепродавая новгородским купцам, так как торговать напрямую с ганзейцами не имел права. Второй торговый путь вел на Вятку. Там менял железные топоры на меха и воск, мед. С Вятки по северному пути шел в Новгород или же возвращался обратно в Резанское княжество, а оттуда, снова нагрузившись товарами, шел в Новгород. Хлебом торговал изредка, большей частью скупая его в деревеньках и перепродавая в Переяславле и Москве. Изредка, когда в Новгороде случался неурожай, возил хлеб до Торжка. Торговать хлебом – занятие хлопотное и малоприбыльное, исключение составляют голодные годы, тогда на торговле хлебом можно было озолотиться или потерять жизнь. Разбойники не дремлют, а в голодный год любой боярский сын – ну чисто разбойник.

Путь до Новгорода из Резанского княжества относительно безопасен для больших обозов, гораздо больше шансов лишиться живота на Вятке. Новгородские купцы, когда их никто не видит, не прочь взять купца заезжего на щит, черемисы от них не отставали, тоже безобразничали потихоньку. Что и случилось, впрочем, с Иваном Андреевичем в прошлом годе, когда лодьи купца подверглись нападению.

К сумеркам совместными усилиями план торговой кампании был разработан до мелочей. Андрей сразу смекнул, что барыши тем больше, если оборотный капитал велик. Торговля с 'колес' не приносила большого дохода, но по местным меркам была не так уж и мала. Купцы выходили из положения, кредитуясь на стороне, у бояр и князей. Иметь долю в торговых операциях было в обычаях местной аристократии. Иван Андреевич заверил, что передаст боярину всех своих людей, работавших на купца в прошлых годах. По договору, купец оставался жить в доме Андрея, места хватало

На следующий день Андрей проснулся далеко за полдень. Впервые за много дней Андрею довелось поспать в человеческих условиях. Сенька купил-таки настоящую кровать и перину с подушками. Князь, как вернулся с посиделок с купцом, сразу и не обратил внимания на новую мебель, упал на кровать не раздеваясь и провалился в глубокий сон, лишь с утра оценив старания парня. Вставать не хотелось.

Андрей поправил подушку, мысленно поправляя себя, что пора привыкать называть вещи своими именами – не подушка, а зголовье, или взголовье. Самая большая трудность в общении с народом на бытовом уровне заключалась в незнание названий обычных вещей в обиходе. Но Андрей делал поразительные успехи, легко запоминая названия вещей, но часто путался, применяя привычные ему названия, не совсем понятные для окружающих.

Андрей с наслаждением потянулся, стягивая с себя одеяло. Ночью кто-то заботливый раздел пьяного князя, накрыв легким одеяльцем.

Андрей натянул шаровары, обул ноги в так понравившиеся ему мягкие татарские ичетыги из сафьяна и отправился во двор. Набрав колодезной водички, ополоснулся и сразу почувствовал прилив сил, кровь так и забегала по жилам. Сделал разминку – стало совсем хорошо.

– Княже! – купец встал ни свет ни заря, успел сделать многое, теперь вот сидел на лавке, у крыльца, греясь под лучами весеннего солнышка, в ожидании, когда князь изволит проснуться, – Надо бы челядников нанять. Сготовить там, постирать, да много чего… Я тут приглядел людишек. За воротами ждут. Так позвать? – Иван Андреевич сразу взялся за дело в соответствии с вчерашними договоренностями.

'И когда успел приглядеть? Впрочем, уже день, а вставать тут принято с первыми петухами', – подумал Андрей, опрокидывая на себя очередное ведро с холодной водой.

– Уф-ф, – фыркнул Андрей от удовольствия, – хорошо. Зови, – он принял от Федьки расшитой незатейливым узором кусок материи, означающий, видимо, полотенце, энергичными движениями стал им растираться. Затем надел красную шелковую рубаху и поданный Федором новенький расшитый золотом кафтан из татарской добычи, на ходу застегивая пряжку на шелковой опояске.

Он не знал, как себя вести с прислугой, и потому отчего-то решил, что бояре должны занимать наибольшую высоту при разговоре с челядью. Во двор вошли с десяток мужиков и баб в традиционных одеждах. На улице теплынь, а мужики вырядились, словно на дворе холода лютуют. То ли дело бабы, все по погоде одеты.

Мужики все как один: на голове конусообразные с плоским верхом шапки из валяной овечьей шерсти. Отличались шапки только цветом и степенью их износа. Кафтаны у всех практически одинаковые – шитые из сермяги . Поверх кафтанов накинуты синие суконные охабни и однорядки. Скромность верхней одежды подчеркивала обутка на ногах – красные чеботы из мягкой кожи с длинными, до колен или до бедра, голенищами. Андрей разглядел кожаные ремешки, закрепляющие сапоги, они обвивали ноги и завязывались под коленками. У бородача в необычайно длинных сапогах ремешки наверняка крепились к поясу. Колодка сапог у всех прямая, деления на правый, левый сапог еще, наверное, не знали, или горожанам было все равно, лишь бы удобно было ногам. Лишь у одного из пришедших на ногах татарская обутка – остроносые ичитыги. Под распашными кафтанами – нарядные длинные льняные рубахи, подпоясанные широкими поясами ниже талии, что придавало хозяевам, по их мнению, солидности. Женщины одеты также одинаково: рубаха, понева из шерстяной ткани, пояс, на голове убрус или сорока, на ногах лапти.

Все семейные пары неожиданно согласились на предложение оформить кабальную запись на всю семью, включая детей. Мужики было заартачились, предположив, что боярин предлагает запродаться в холопство, но Андрей как мог растолковал разницу. За три рубля московской деньгой Андрей получал семью из двух взрослых и одного-двух несовершеннолетних детей разного возраста, за пять рублей – двое взрослых и трое-четверо детей.

Кабальная запись, по сути – временное лишение свободы с кучей приятных бонусов.

Первое – родственники получают необходимые им деньги, а можно вложить полученное серебро в торговое предприятие местного купца, или просто банально прогулять полученное серебро.

Второе – боярин тебя кормит, поит, одевает, дает крышу над головой. Чем богаче боярин – тем сытнее жизнь.

Третье – ограничение свободы временное, на определенный срок: от года, до пяти лет. По окончании срока кабальной записи можно вернуть взятые деньги и стать снова свободным, но можно и не возвращать, вот тогда уж наступает полное холопство. Андрей разъяснил, что быть кабальным холопом, не значит, что твои дети станут холопами, все дети, рожденные в кабальном холопстве, рождаются свободными! Это раз, а во-вторых, – продолжал объяснять разницу Андрей, – кабальная запись оформляется на всю семью, но, в отличие от принятых на Руси правил, если мужики не дай бог помрут, не успев выкупиться, то их дети холопами по 'старине' не станут.

Андрей удивился, сколь велик должен быть двор боярина. Андрей утвердил всех и Иван Андреевич повел народ к дьяку оформлять кабальные записи. После выполнения всех формальностей, работа в доме закипела. Уже к вечеру по дому разносились запахи свежевыпеченного хлеба и жареного мяса.

Потихоньку быт обитателей дома обустраивался. Андрей погряз в хозяйственных делах и чуть волком не выл от навалившихся на него забот. Первым делом приоделся сам, и ратникам пришлось справлять новую одежду взамен пообносившейся, для чего пригласили несколько швецов и устроили в доме Андрея швейную мастерскую. Перед этим купец с Лукой долго выбирали материю и цветовую гамму. А меха ушло целая прорва. В обычае народном оторачивать мехом все, что можно и что нельзя тоже. Обувь заказали по паре сапог на человека. Но с той лишь разницей, что новгородцы предпочитали обычные сапоги, а братья выпросили себе татарские ичиги. Татарская обувь необычайно удобна, Андрей сам в этом убедился, ему также стачали парочку ичиг да еще украсили затейливой вышивкой.

Конечно, можно было раздать татарскую одежонку, что взяли на татарах, но Андрей решил не мелочиться, деньги позволяли, и он хотел показать заботу о своих людях. Андрей был уверен, что вложения вернуться сторицей.

Андрей поставил на стол сундучок со всем оставшимся серебром.

– Значит так, Иван Андреевич, – сказал Андрей, выкладывая стопками монеты на дубовый стол, покрытый красным сукном. – Казна пусть у тебя храниться. Тебе закупать товар надобно. Лука же и Семеном могут брать у тебя серебро на свои ратные и хозяйственные нужды. Учет веди строгий, – Андрей постарался спихнуть с себя очередную заботу. – Луке нужно будет починить доспехи посеченные. Если сможешь, то продай ненужное барахло татарское – Лука покажет, что не нужно. Оружие тоже можно продать, которое нам без надобности.

– Сполню все, князь. Я за людишками послал, что товар закупать будут по деревням. Лавка почти пустая. Нужно за товаром идти в Нижний али в Новгород?

Андрей задумался. Лавка действительно опустела, после того как стали шить одежду для самого князя и его людей. Кабальным холопам тоже пришлось поменять сермяжные кафтаны на нормальные из дорогой импортной ткани, иначе не поймут Андрея, по виду его дворни судят о самом князе.

– В Новгород пойдешь, Иван Андреевич, – принял решение Андрей. – Лука с тобой пойдет. Что повезешь?

– Меха повезу и воск, камки бы прикупить, да страшно дорого, ее бы в Нижнем брать, а еще лучше в Сарае, – загибая пальцы на левой руке начал перечислять товары Иван Андреевич. – У Ивановских выменяю на сукна ипрские. Мелочи всякой прикуплю: пуговиц там, гребешков и иного товару мелкого.

– Постой, ты что про шелк говорил? – перебил купца Андрей.

– Да пришли по осени к нам тазики, один из города Кашиня , второй из Ездея , на Рясском поле еле отбились от татарских казаков. Раны купцы получили страшные. Вот и пришлось им зимовать в граде. Сейчас собираются на Москву идти расторговываться.

– Тазики – это что или кто? – заинтересовался князь.

– Купцы с Востока, на Руси кличут их тазиками, – пояснил Иван Андреевич.

Андрей задумался. Восток – значит шелк. Что еще могут везти восточные купцы?

– Камка в Новгороде хорошо идет?

– Сам два получим, может и поболее, – не задумываясь, ответил купец.

Андрей из-под лавки выдвинул еще один сундучок, в котором хранились взятые с собой зеркальца. Покрутил в руках маленькое зеркальце с ладошку величиной и протянул его купцу. Иван Андреевич ахнул от восхищения, разглядывая собственное отражение.

– Как думаешь, сколько за него дадут? – задумчиво спросил князь.

– Это очень дорогая вещь, господин! Откуда она у тебя? – Иван Андреевич не удержался от нескромного вопроса.

– Привез с собой, – коротко ответил князь.

– Почти весь товар тазика можно выменять на нее, – купец не отрывал восторженного взгляда от зеркальца.

Андрей достал еще одно зеркало и бережно положил его на стол.

– Вот, еще возьми. Забери весь товар у тазиков.

– Государь, нам его ни в жисть не продать в Переяславле, – купец ошалел от предстоящей сделки. Такими суммами еще ему не приходилось ворочать.

– В Новгороде продашь немцам, все выгодней, чем воск тащить, – предложил Андрей.

– Возьми грамотку, – Андрей протянул купцу исписанный ровным почерком лист плотной бумаги. Писцом пришлось поработать Федьке, благо братья грамотные оказались. – Я тут список набросал, что купить надобно.

Иван Андреевич отодвинул лист подальше от себя и быстро ознакомился с перечнем товаров.

– Не войдет товар весь в ладью, – сказал купец в заключение.

– Знаю, – князь кивнул головой в знак согласия. – Потому купите в Новгороде еще один кораблик. Только добрый выбирайте.

– Ну, коли так, то ладно, – купчина свернул в трубочку грамотку и спрятал ее за пазуху.

– Будет у меня к тебе просьба еще, – задумчиво сказал Андрей. – Вызнай все про купцов заморских. Сколько раз приплывают в Новгород, на каких кораблях и сколько команды на борту, есть ли пушки, тюфяки по-вашему? Про орденских купцов особо вызнай. Но осторожно поспрашивай, – предупредил он купца, – чтоб не подумали плохого.

– Это можно. Когда отправляться?

– За неделю, тьфу, – Андрей быстро поправился, – седмицу успеешь собраться?

– Успею. Не сомневайся, даже раньше успею, – купец отвесил поясной поклон и быстро вышел из горницы.

Андрей, проводив купца, вернулся обратно. Сел на резной стул. Как увидел на торгу такое чудо, не удержался – купил и заказал еще с десяток мастеру. В горнице стараниями Андрея стало вполне комфортно.

На Андрея разом навалилось столько дел, что впору было хвататься за голову. Часть забот по обустройству хозяйства взяли на себя Лука с Кузьмой и братья, но дел все одно не убавилось. Семен оказался толковым распорядителем. Младшие братья как угорелые носились по торгу, и во дворе постоянно что-то разгружали из прибывающих телег. В доме появились иконы, дубовые столы, лавки и даже ковры. Вот и сейчас Андрей услышал шум и громкие голоса возчиков вперемешку со звонким голосом Федора. Во двор заезжали груженые телеги, и парень бранился с возчиками, указывая, куда поставить телеги. 'Рожь привезли', – догадался Андрей. Кладовые заполнялись различными припасами, часть припаса пойдет на собственные нужды, часть отправят в Новгород на продажу. Андрей тщательно сложил листы плотной желтой бумаги в стопку и убрал их в маленький сундучок.

Андрей спустился во двор. Щуплый пацан с веснушками на лице подбежал к хозяину и сообщил, что за воротами стоят кузнецы и просят пустить их к боярину.

– Давай, пропускай, – Андрей вспомнил, что намедни сам пригласил мастеров в гости, пообещав им хороший заказ.

Мужики степенно поздоровались. В натруженных руках они мяли свои войлочные шапки, не зная, что с ними делать. Андрей выручил мастеров, перейдя сразу к делу.

– Пойдемте в дом, уважаемые мастера. Покажу, что мне надобно.

Андрей выложил на стол несколько метательных ножей и сообщил, что таких требуется три десятка штук изготовить. Мастера подивились форме ножей, балансировке, качеству стали и высказали восхищение работой мастера, изготовившего такие ножи.

– Как на подбор все, – уважительно сказали мастера, – Попробуем. Отчего не попробовать. Через седмицу готово будет.

Потом долго торговались. Сговорившись о цене, Андрей выдал задаток беличьими шкурками, которые тут были не только товаром, но и платежным средством. Впрочем, эквивалентом денег были не только шкурки, но и материя. За отрез заморской ткани можно купить деревеньку. Товарно-денежные отношения еще не в полной мере прижились на Руси, даже на торгу можно выменять нужную тебе вещь на что-нибудь нужное мастеру-кузнецу. Денег как таковых было мало в обращении, в основном хождение имели татарские монеты. Золото же вообще не в ходу. Разве что у купцов оно было, таскать медные и серебряные монеты или слитки серебра на себе не будешь, а золото – милое дело.

На такой рубль можно купить двух холопов, или плохонькую лошадь, или корову, или десяток овец, или двадцать кур. А вот хорошие лошади – стоили дорого. Рабочая лошадь местной породы на торгу продавалась не менее чем за два рубля. Ездовые лошади можно было сторговать за три-четыре рубля. Боевой конь стоил от семи-восьми рублей, и цена порою доходила до ста рублей. Аргамаки, так называли всех арабских и персидских скакунов, стоили совсем сумасшедшие деньги, чуть ли не на вес их продавали. Торговали лошадьми в основном татары. Они ежегодно гнали на продажу многочисленные табуны лошадей.

Андрей пригласил мастеров отобедать с ним. Те вежливо отказались, но Андрей настоял на своем. Во время обеда Андрей завел разговор о качестве железа. Со слов кузнецов стало ясно, что с хорошим железом в стольном граде Резанском проблем нет. Были бы деньги. Железо есть местное, возят его из-под Пронска и иных резанских мест, есть железо с северных областей. А есть и свейское, что купцы привозят из Новгорода. Свейское самое дорогое, зато лучшее, что можно купить. Вот с медью и оловом проблема. Не лучше дела обстоят с цинком. Цветного металла на Руси мало, и везут его в основном из Великого Новгорода и Новгорода Низового.

После обеда мастера откланялись. Андрей же отправился спать. Тут так принято было, что после обеда полагался сон. Такая жизнь новоявленному князю очень нравилась.

Вечером, во время ужина, Лука Фомич завел неспешный разговор о ремонте доспехов. Он уже успел потолковать с кузнецами, приходившими к князю, и показал им доспехи, требующие ремонта. Общий язык мужики нашли быстро, особенно когда Лука пообещал, помимо серебра, за работу отдать в уплату совсем уж сильно посеченные брони, ремонт которых все равно затянулся бы на пару месяцев. Так дешевле будет, а доспех добрый, они еще добудут, с оптимизмом заявил Лука. Лишнее оружие они с купцом тоже пристроили татарам, продававшим в Переяславле лошадей, те скупали оружие и конскую сбрую, седла, плетки с рукоятью из морского зуба. Цену не ломили, и ушло все быстро, в уплату татары отдали три десятка маленьких степных лошадок, три коровы, пять быков, две дюжины овец, несколько тюков китайского шелка и много разных медных и серебряных монет, в основном татарских, русские монетки тоже попались среди прочих, все они чеканились с тамгой ордынских ханов.

Андрей вдруг вспомнил, что хотел он вооружить судовую рать арбалетами, или самострелами, как их тут еще называли. Они были в ходу у местного населения, Андрей видел с десяток самых разных самострелов, что предлагались на торгу. Лука же посоветовал не торопиться и купить самострелы в Москве или в Новгороде, тем более в стольном Резанском граде стрельников от силы три мастера.

– Тут все больше для охоты самострелы предлагают, для боя почитай совсем нет, – вынес вердикт Лука.

– Болтов еще надо к ним. Не менее трех десятков на самострел, – внес уточнения Андрей.

– А сколько самострелов надобно? – решил уточнить Лука Фомич. – У нас парочка имеется.

– У тебя под рукой сейчас почти четыре десятка. Значит, берем с запасом – дюжин пять нужно.

– Это же сколько серебра уйдет! – присвистнул от удивления Лука. – Пожалуй, в Новгороде столько сразу не наберется готовых, заказывать придется, али в Москве еще посмотреть.

– Вот и посмотри, Лука. С купцом нашим пойдешь в Новгород. Не обязательно серебром платить. Возьмешь у Ивана Андреевича отрезы тканей, может, поменяешь на самострелы. С собой возьмешь с десяток людей, мало ли что в дороге случится. Присмотришь за товаром. Да еще послушаешь на торгу, что люди сказывают. Заодно купите там пару лодей набойных.

– Ты же сказывал про одну ладью? – удивился Лука.

– Сказывал. Но одной, думаю, мало будет. А вот парочка – самое то. Главное, что бы вместительные кораблики были, товару чтоб могли изрядно. На скорость не смотрите особо, но если еще и плыть ходко будут, то будет лепо. – Андрей ввернул понравившееся ему словечко. – Лука, ты ведь родом с Новгорода?

– Ну да, – подтвердил новгородец.

– Наберешь людей там с полсотни. Назначаю тебя сотником. Кузьму и Афоню – полусотниками.

– Все исполним, боярин, – Лука встал и отвесил земной поклон. – За доверие спасибо. Не подведу боярин. Живота не пожалею.

– Выступаете сразу, как Иван Андреевич скажет. Как, Иван Андреевич, готов? – спросил купца князь.

– Через три дня крайний срок.

– Что с тазиками? – напомнил Андрей.

– Таки все сговорились. Купцы отдали весь товар. Два дни торговались, взял я у них четыре дюжины вьюков камхи, вьюк дороги Кашаньской и иной шелковой ткани, дюжину вьюков бумазеи , вьюк киндяки , пару вьюков алачи , и пять батманов фиников из Тарома , что по нашему весу почти пуд, еще купцы приплатили золотом – скрепя сердце отвалили двадцать золотых монет.

– Нехило, – Андрей очень удивился такому обмену. В запасе у князя оставались еще почти три десятка зеркал. Он, можно сказать, сказочно богат!

– Вот еще что… – купец хитро прищурился, незаметно подавая знак слуге. Через пару минут в комнату вошли слуги, неся на руках два халата из золотого зарбафе , сафьяновые сапоги, дорогие опояски и две восточные сабли в очень простых ножнах. В ткани халатов Андрей безошибочно узнал парчу, но он уже успел узнать, что 'парча' – это по персидски значит – 'кусок', именно кусками в розницу продавалась зарбафа, потому, наверное, эту ткань и стали потом называть парчой. Хотя уже сейчас можно нередко услышать от покупателя вопрос: 'Есть ли парча?'

– Вот, государь, поминки от тазиков, – с гордостью сказал Иван Андреевич, демонстрируя восточные халаты.

– Ух, ты! – ничего подобного Андрей еще не видел. Шелковые пояса застегивались на застежку из литого золота в виде крыльев бабочки. Сабли – настоящее произведение искусства.

– Булат! – ахнул Лука Фомич.

Устрой мне встречу с этими тазиками, – попросил Андрей, любуясь узорчатой дымкой клинка с позолоченными долами на голомени .

–Так они завтра уезжают, – развел руками купец.

– Значит, сегодня устрой встречу! – сердито ответил Андрей, молниеносным движением приставив лезвие сабли к горлу купца.

– Ей-ей устрою, – сглотнул слюну испугавшийся купец, кося взглядом на клинок у своего горла.

– Ты еще здесь? – строго спросил Андрей, не понимая, откуда в нем такая властность проснулась. Ну, прямо самодур-диктатор.

– Бегу! – Иван Андреевич отступал мелкими шажками от острого клинка, потом резво рванул к дверям.

– Иж ты, чуть не обделался купец-то наш, – хохотнул Лука Фомич.

– Собирайся. Со мной поедешь, – резким голосом сказал Андрей, наставив саблю на Луку.

– Так ить смеркается ужо, – возразил Лука Фомич. – Не примут тазики на ночь глядя, поутру съездим, – предложил Лука, игнорируя маячившую у его носа саблю.

Иван Андреевич обернулся быстро. Не прошло и часа, как он примчался с вестью, что тазики изволят принять позднего гостя.

Хасан-Ходжа, мужчина среднего роста с ярко выраженной восточной внешностью, принимал гостя по восточному обычаю. Андрей обрадовался настоящему кофе, чарующий запах которого чуть не свел Андрея с ума. С наслаждением смакуя настоящий крепкий кофе, Андрей вызвал нешуточное удивление хозяина.

– Вы бывали на Востоке? – осторожно спросил восточный купец.

– Увы, не приходилось, – улыбнулся Андрей. – Но кофе доводилось пробовать. С тех пор я не могу без него обходиться.

– Я пришлю Вам все свои оставшиеся запасы, – с улыбкой сказал Хасан-Ходжа, подливая горячий напиток в чашку гостя.

– Благодарю Вас, уважаемый… – Андрей бросил быстрый взгляд на Ивана Андреевича. Очень уж не хотелось называть восточного гостя тазиком.

– Ходжа, – шепотом подсказал Иван Андреевич.

– Уважаемый Хасан-Ходжа. Позвольте узнать, куда теперь путь держать станете? – поинтересовался Андрей.

–Домой. Пора возвращаться домой. Давно уже не видел жену, детей. Скучаю по дому, – уклончиво ответил Хасан-Ходжа.

– Тогда позвольте спросить прямо. Какой товар повезете на родину? – настойчиво продолжал расспросы князь.

– В Сарае очень хорошие лошади, – лаконично ответил перс.

– Но разве на твоей родине нет лошадей? – Андрей заинтересовался, интересно, как он собирается переправлять лошадей через море? Ради нескольких кобыл стоит ли заморачиваться перевозкой лошадей степной породы.

– Есть, – согласился перс. – Спрос превышает предложение. Что поделаешь, воинам нужно много лошадей.

– И как велик доход? – Андрей понимал, что задает нескромный вопрос, но ждал честного ответа от купца.

– Я вижу, что князь понимает толк в торговле и чует выгоду издалека, – вежливо улыбнулся Хасан-Ходжа. – Я куплю лошадей по шестьдесят дирхемов за голову, если повезет, то и по пятьдесят.

– Рубль московской деньгою, – тихонько подсказал Иван Андреевич, сам с интересом слушая перса.

– Караванными путями я перегоню коней до Хормуза . Там погружу лошадей на корабли и отправлюсь в Индию, где продам по шестьсот дирхемов за голову. Лучшие лошади уйдут за три тысячи дирхемов минимум, – продолжил делиться планами перс.

– Прошу простить великодушно, но я имею торговое предложение выгодное для вас, – сказал Андрей, откусывая кусочек от вяленой дыни. – Ваш товарищ погонит лошадей. Я хочу послать своего человечка с ним. Сколько лошадей вы собираетесь купить?

– Двести – двести пятьдесят, – лаконично ответил Хасан-Ходжа.

– Хорошо. Пускай будет двести пятьдесят. Столько же погонит мой человек. А вам, уважаемый Хасан-Ходжа, у меня будет иное предложение.

– Внимательно слушаю вас, князь.

– Вы вернетесь на родину и привезете мне еще столько же шелка сколько вы продали моему купцу. Еще меня интересует восточное оружие. Очень интересует. Особенно клинки из булата. Доспехи для воинов. Редкие луки. Вы понимаете, о чем я?

– Хватит ли у вас серебра? – когда пошла речь о дорогостоящих товарах, перс отринул элементарную вежливость, задав вопрос напрямую.

– Вы получили зеркала за товар. Что вы скажите о еще трех зеркальцах? – усмехнулся Андрей. – Понимаю ваши опасения, я готов передать их вам завтра же под честное слово.

Андрей нисколько не рисковал. Вернее риск существовал, но исходил не от продавца, который никогда в жизни не подумал бы надуть торгового партнера. Разбойники, шторм на море – вот главные риски. Но честное слово купца на вес золота. Правда, не любого купца, а только восточного. Ганзейцы часто пользовались доверчивостью русских купцов, безбожно обманывая их. Можно не отдавать зеркала сейчас, перс привезет все что нужно и так, но Андрею важно стало получить полное доверие перса.

– Буду с нетерпением ждать вашего хазиначи , Великий хан, – перс склонился в почтительном поклоне. Ранг Андрея сразу же вырос до уровня Великого хана. Умеют персы льстить, тут уж ничего не скажешь. Восток – дело тонкое.

– Хочу дать в спутники моих людей, посмотреть, как люди живут на Востоке, – Андрей не просил, он ставил условие.

– Как будет угодно господину. Но позвольте дать совет. Пусть ваши люди идут только со мной. Мой товарищ продаст ваших лошадей, и серебро будет доставлено вам или товары по вашему желанию. Так будет выгоднее Вам. Дорога обходится страшно дорого. И пусть господин простит меня, но с неверных берут пошлину в десять долей из ста от стоимости проданных лошадей. С правоверных же лишь 'закат', а это в четыре раза меньше.

– Хорошо, – согласился Андрей. – Завтра с первыми лучами солнца мои люди будут у тебя.

– Будем рады быть полезными князю, – купцы склонились в поклоне. Еще бы, по заверениям Иван Андреевича, зеркала тазики у себя на родине продадут минимум в десять раз дороже.

– Завтра мой человек принесет вам еще два зеркала, – на прощание сказал Андрей. – Спасибо за угощение. Кофе очень вкусный.

В доме князя этой ночью не спали. Иван Андреевич отправил гонца за верным человечком, когда приказчик прибыл в дом князя, все только его и ждали.

– Поедешь в дальние страны с тазиком, – начал инструктаж князь. Меня интересуют цены на товары, разные товары. Особенно интересует оружие и доспехи. Все тщательного записывай. Возьмешь с собой тетрадей поболее. Вместе с тобой пойдет Фома. Он хоть и неграмотный, а присмотрит за тобой, воин Фома опытный.

– Вы только комоней выбирайте похуже, понравиться комонек – сразу отберут. Придется тогда на осле ехать, – под громкий хохот собравшихся дал совет Иван Андреевич.

– Это как так отберут? – не поверил соглядатай князя. Фома же предпочел дипломатично промолчать.

– Законы у них там такие. Православным нельзя на лошадях ездить, – уже серьезно сказал купец. – Серебра я вам в дорогу дам, пуда, я думаю, хватит. Все собирайтесь в путь. Скоро рассвет.

Рано утром, едва взошло солнце, Андрея разбудил звон клинков. Андрей поднялся с мягкой перины, выглянул в окно и с удивлением разглядел во дворе яростно рубящихся на саблях и мечах ушкуйников. Лука важно ходил между разбитыми на пары воинами и наблюдал за поединками. Парни отрабатывали бой один на один, двое против одного и трое против двоих. Андрей совсем забыл о данном себе обещании начать интенсивные тренировки. Жизнь в средневековой Руси требовала мастерского владения оружием, иначе риск быть убитым становился вполне реален. Бой с татарами показал, что уровень физической подготовки Андрея не достаточен по нынешним меркам. К броне привыкать нужно, что бы не давила тяжестью на плечи. Неплохо бы еще овладеть техникой боевого топора и владения мечом. С такими мыслями Андрей вышел на крыльцо и потребовал принести ему саблю.

– Принеси любую из оружейной. Только живо! – грозно рыкнул не выспавшийся хозяин на парня. Челядник стремглав бросился исполнять поручение и быстро вернулся, неся на вытянутых руках татарскую саблю.

– Как, князь, косточки разомнем? – Семен уже закончил бой, молниеносной атакой разбив защиту противника, и плашмя ударил по ноге и руке оплошавшего ушкуйника. Судя по тому как поморщился новгородец, досталось ему крепко.

– А давай, Сенька, поучишь меня, – Андрей взял в руки саблю. Баланс у сабли неплохой. Лука понимал толк в оружии и отобрал для нужд княжьей дружины лучшие образцы из трофеев.

Атака Семена была стремительной, как молния. Андрей еле успел отпрыгнуть в сторону, уходя с линии атаки и перешел к защите, даже не пытаясь контратаковать. Сенька саблей владел виртуозно. В технике Семена чувствовалась школа. Отец братьев – рубака еще тот – обучил мальцов сызмальства владеть оружием. Поединок затягивался. Семен после каждого стремительного выпада возвращался в исходную позицию и крутил мельницу. Татары так не бьются. Тут чувствовалась западная школа. Андрей выжидал, когда рука парня, находящаяся в постоянном напряжении, устанет, но Семен демонстрировал чудеса выносливости. Андрей попробовал атаковать, нанеся горизонтальный удар в правую часть живота противника, чуть пониже ребер и тут же занял исходную позицию, даже не пытаясь нанести повторный удар. Семен отреагировал не совсем обычно, нанеся рубящий вертикальный удар вниз, в центр головы князя. Андрей успел среагировать, изогнувшись всем корпусом назад, и тут же получил подножку и растянулся на земле. Семен нанес колющий удар. Андрей перекатом ушел в сторону и в свою очередь подсек ударом ноги левую ногу Семена. Парень не удержался на ногах и свалился рядом с Андреем. Андрей, даже не пытаясь встать, изогнулся под немыслимым углом и приставил саблю к шее лежащего на земле парня.

– Ты убит, – произнес Андрей с довольным видом.

Князь поднялся и подал руку Семену, помогая тому встать на ноги. Парень выглядел ошарашенным. За десяток схваток, что он успел провести за утро, не проиграл ни одной – всегда выходил победителем. А тут такой конфуз…

Лука, внимательно следивший за поединком князя с парнишкой, поднялся с лавки, где обосновались вся старшина княжьей дружины, и повелительно махнул рукой. Против Андрея выступили сразу двое новгородцев, вооруженных короткими мечами и небольшими круглыми татарскими щитами.

Андрей не спешил атаковать, постоянно передвигался, стараясь поставить противников в неудобную позицию, когда действовать против князя мог только один, а второму приходилось выходить из-за спины товарища. Воины попались опытными и не давали князю такого шанса. Андрей натурально скакал, словно черт на сковородке. Бойцы умели работать в паре. Спасение для князя – только в быстроте передвижения. Андрей носился по двору, едва успевая уворачиваться от слаженных ударов новгородцев. Парировать удары мечей своей саблей Андрей не решался. Велик шанс, что клинок не выдержит и переломится. Будь бой настоящий, Андрей бы расправился с противниками, но в потешном бою боевым оружием можно покалечить противника или вовсе нанести смертельную рану. Приходилось осторожничать. Князь поплатился за это, получив удар по ноге. Разумеется, плашмя, но нога взорвалась вспыхнувшей болью.

– Хватит! – Лука Фомич прекратил схватку, и новгородцы отступили, дружно поклонившись князю.

– Ну что уставились? Живо продолжать! – повелительно крикнул Андрей на зевак, столпившихся на крыльце, и принялся рукавом рубахи вытирать застилавший глаза пот. – Теперь каждый день будете саблей махать – с утра и до забора! – Андрей не мог смириться с поражением и вымещал на зеваках досаду за проигрыш.

- Кхе… – Лука задумчиво чесал затылок.

– Что ты там кхекаешь? Тебя это тоже касается, – решительно заявил Андрей Луке. – Собирай всех. Сенька поучит твоих ушкуйников сабельному бою.

– Нам топорами да мечами сподручней, – Лука продолжал задумчиво чесать затылок, внимательно разглядывая носок своего сапога.

– Раз мечами владеете, то саблей махать живо научитесь, – настаивал князь.

После трех с лишним часов тренировок Андрей походил на выжатый лимон. Семен спуску не давал ни князю, ни Луке. Андрей не раз поблагодарил бабку за науку владения саблей. Умение это в прошлой жизни Андрея оставалось невостребованным, но Андрей продолжал поддерживать форму, посещая местную секцию саблистов. Техника Андрея отличалась от принятых в современном мире правил фехтования. Это и неудивительно. Откуда бабке родом из тринадцатого века было знать правила и приемы современного фехтования. Все ее умение было не в красоте и чистоте приемов, а в конкретном повреждении организма противника. Стараниями бабки Андрей владел целым набором подлых приемов. Вот теперь они пригодились! А в прошлом признанные мастера фехтования частенько пинали Андрею за несоблюдение правил поединков и применение приемов, направленных на конкретное членовредительство.

Отдохнув после тренировки и плотно перекусив чем бог послал, Андрей в сопровождении братьев отправился к кожевенных дел мастеру. Дом мастера нашли быстро. Братья знали дорогу и уверенно вели Андрея по кривым улочкам посада. Найти кожевенников на посаде можно было по устойчивому запаху. Но местный народец словно не замечал витающие в воздухе запахи. Прохожие жались к заборам, пропуская кавалькаду.

Избы ремесленников, как и всяких житий людей, очень маленькие. Сначала Андрей удивлялся этому факту. Многие из мастеровых вполне зажиточные люди, леса вокруг много – бери да строй, ан нет. Строились скромно из чистого рационализма. Большую избу отапливать зимой – дров не напасешься, и выстывает большая изба быстро.

Топили дома по-черному, то есть дым от печки поступал в избу. Профилактика так сказать, санитарная обработка избы.

Семья кожевенных дел мастера проживала в обычном доме на окраине посада. Дом ни по внешнему виду, ни по внутренней планировке не отличался от сельских домов, которые Андрей успел изучить в свою бытность в Васькино. Изба кожевенника, как все остальные дома в городе, имела двор, на котором размещались хозяйственные постройки и мастерская. Большую часть времени горожане проводили вне дома, ибо в избе царил полумрак. Небольшие волоковые оконца света давали чуть, а в зимнюю пору эти оконца закрывались деревянными дощечками для сохранения тепла в доме. Поэтому все домашние дела – ремонт домашней утвари, шитье, плетение из лыка – приходилось делать на свежем воздухе.

Размеры, конструкция дома говорили о социальном статусе хозяина. Мастеровые побогаче, знатные люди, купцы оборудовали дома более вместительные и старались поднять кровлю повыше. Размеры каждого помещения в доме ограничивались длиной древесного ствола. Потому приходилось составлять конструкцию дома из нескольких срубов.

По наблюдениям Андрея, обычный резанский дом имел размеры не больше шестнадцати квадратных метров. На семью, состоящую из мужа, жены и двоих детей, приходилось по четыре квадратных метра. Этого хватало, чтобы устроить постель, поставить стол, лавки, сундук. Достаточно стесненные условия проживания,так что привычка к тесноте берет свое начало в седой древности. Но не эта привычка являлась причиной тесноты, а была она лишь следствием. Отапливать многокамерные помещения очень и очень затруднительно.

Кожевенник был дома – работал во дворе, где стояли какие-то ящики, в которых лежали шкуры, присыпанные известью в вперемешку с золой. На деревянных козлах разложены шкуры. Дети мастера, вооружившись железными стругами, отскабливали остатки мяса, жира и подкожной клетчатки с бычьей шкуры. Андрей уже обратил внимание, что большую часть времени мастеровой люд проводит вне дома, работая во дворе.

Мастер сидел за столом, на столешнице разбросаны куски кож и заготовка сапога, на полках лежали уже пошитые чеботы, ичиги, башмаки и черевички. Последние отличались особенно толстыми подошвами и носились в основном крестьянскими женщинами. Сапоги носили в основном люди зажиточные. Мастер, которого Кузька называл сапогошвец, был обыкновенным сапожником. Изготавливал обувь не только на заказ, но судя по количеству пошитой обуви лежащей на полках, реализовывал свои изделия на городском торгу. Однако ни лавки, ни полулавки и даже шалаша не имел. Оно понятно, и так, помимо всяких разных налогов, ему еще приходилось платить татарский выход. Чан кожевенный приравнивался к сохе и облагался налогом в гривну серебром, а если еще шалаш поставить на торгу, то еще гривна будет. Проще так, на дому работать, а заказчик сам найдет мастера.

Андрей заказал пять кожанов, два для себя и по одному братьям. Давеча он увидел на одном боярском сыне такой кожаный кафтан и захотел иметь такой же. Мастер принял заказ к исполнению, предварительно долго торговавшись из-за цены. Андрей привык к особенностям местной торговли, и запрашиваемая первоначально цена его больше не пугала. Андрей знал, что соглашаться на первую названную цену неразумно. Продавец скидывал в итоге половину цены, а то и две трети от первоначально названной. Ударили по рукам. Андрей выложил связку беличьих шкурок в качестве задатка.

 

Глава седьмая

БОЯРИН МАСЛОВ

Через несколько дней после визита к резанскому князю у ворот усадьбы появились несколько всадников. Справились у челядника, дома ли хозяин. Андрей неспешно вышел встречать гостей на крыльцо. Всадники спешились перед воротами дома, Андрей кивнул слуге, чтобы тот принял лошадей.

– Будь здрав, князь, на многие лета, – вперед выступил здоровяк, несмотря на теплую погоду, в высокой бобровой шапке, в покрытой темно-красным шелком лисьей шубе. – От князя нашего я, боярин Константин Федорович Маслов, – с чувством собственного достоинства представился гость.

Из-за спины Андрея выпорхнула незамужняя Ульяна, поднесла чарку гостю. При приближении девушки спутники боярина чуть расступились. Андрей безошибочно узнал в них дворян боярина, чем больше свита, тем больше почета. Впрочем, среди вольных слуг могла затесаться парочка холопов, у состоятельных бояр холопы одеты очень богато, так сразу и не поймешь, кто стоит перед тобой.

– Эх, хороша, родимая! – боярин осушил чарку и крякнул от удовольствия, и не– понятно было, кого он имеет в виду, то ли понравилось ему вино заморское, то ли девичья стать красавицы Ульянки.

– Будь желанным гостем, проходи в трапезную, подкрепись с дороги, – Андрей вежливо пригласил боярина в дом, незаметно подавая знак Ульянке, чтобы скоренько собирала на стол.

Войдя в дом, боярин размашисто перекрестился на иконы в красном углу, расстегнул серебряную пряжку на зеленом шелковом поясе, украшенном четырьмя кисточками, скинул обшитую парчой шубу, подумав чуток, расстегнул шелковые петлицы на трех пуговицах, роль которых выполняли серебряные бляшки с инкрустированными в них изумрудами, и скинул на пол летнею дарогильную ферязь в мелкую полоску. Подол ферязи искусно вышит кружевным узором 'городы' . Оставшись в коротком, до колен, расшитом золотом темно-синем атласном кафтане с серебряным галуном и вошвами , украшенными затейливой вышивкой и с целой россыпью яхонтов. Вместо привычных Андрею пуговиц у кафтана дюжина грушевидных пуговиц из фатисов , искусно вставленных в серебряные гнезда с зубчатыми краями. На рукавах кафтана вместо пуговиц нашиты золотые гапелки . На косолапых ногах боярина вместо привычных Андрею штанов красные шелковые порты, заправленные в высокие сапоги с кожаными тесемками. Сапоги не исключение – узоры в виде круга из нашитого жемчуга, в центре которого сверкает в золотом гнезде лал. Вокруг него в серебряных гнездах переливались на свету с полдюжины изумрудов. На макушке русой головы красовалась синяя атласная тафья , обнизанная крупным жемчугом и еще украшенная серебряной запонкой с россыпью рубинов. В ухе сверкает крупным лалом серьга-одинец. Вот так, совсем простенько, можно сказать даже скромненько, так выглядел посланец Великого князя, обычный резанский боярин.

'Не хилый прикид', – хмыкнул Андрей, бесцеремонно разглядывая своего гостя.

Примчавшиеся следом челядники приняли у боярина одежду. Гость с гордым видом вышагивал по комнате, внимательно осматривая помещение, изредка усмехаясь в бороденку. На вид ему было лет двадцать пять – тридцать. Росту боярин по местным меркам выше среднего, с широкими плечами и узкой талией, волосы темно-русые, нос прямой, взгляд темно-серых глаз открытый, портрет довершала аккуратно подстриженная короткая борода с проседью. Знать в Резани длинных бород не носила, за короткими бородами тщательно ухаживали.

Константин Федорович остановился у окна, внимательно разглядывая хозяина дома. Оставшись доволен увиденным, пробасил:

– Великим Князем нашим, Иваном Федоровичем, послан я к тебе. Вот ярлык – жалует тебя князь вотчиной, – вынув из рукава перевязанный тесемкой свиток с печатью Великого князя, гость торжественно протянул его Андрею.

Андрей догадался сначала поклониться, прежде чем взять грамотку, чем вызвал легкую усмешку боярина.

– Проведал князь, что побил ты разбойников-татар, что зорили деревеньки княжеские на украине княжества. Полон ослобонил, вернул награбленное татарами! А ведь мог и не возвращать… – гость хитровато улыбнулся, подмигивая Андрею. – Что на меч взято – по праву твое. И что не хвалился победой – Великий князь ценит. Посему, владей землями, что ты защитил, со всеми деревеньками, пожнями и нивами, рыбными ловлями, бортями и звериным ловом.

– Благодарствую, – Андрей снова поклонился, принимая свиток. – Позволь спросить тебя, Константин Федорович, отчего ты грамоту назвал ярлыком?

–Что грамота, что ярлык – один черт, – боярин перекрестился, помянув не– чистого. – Сколько лет с татарами живем, вот и перенимаем слова у них, а они у нас.

– Вот оно как… – Андрей искренне удивился, из школьной программы он помнил, что русские князья ездили в орду за ярлыком на великое княжение, но не ожидал, что ярлыком на самом деле называли любую грамотку.

– Ярлыком также называют любое послание хана, то бишь письмо, – продолжал тем временем боярин Маслов. – А все потому, что ханы ставят себя вровень с богом, и мы все для них, неважно, русские ли или татары, князья или мурзы, рабы хана. От того и общение царя с рабами может быть только в виде повелений хозяина своим рабам. Потому и зовут все ханские грамотки – ярлыками.

Боярин дождался, когда Ульяна накроет на стол пироги, без церемоний налил себе в чарку красного вина. Андрей не любил мед, раз попробовав русского национального напитка, он отдал предпочтение заморским винам. Вот и сейчас на столе стояли пара глиняных кувшинчиков с итальянскими винами. Через час собутыльники, отринув условности, перешли в общении на ты:

– Ты вот мне скажи, боярин, когда в вотчину отправишься? Места там хорошие, но людишек – кот наплакал. Бегут православные, – сетовал изрядно подвыпивший Костя. – У меня вот тоже беда. Литва по весне набежала – людишек увели, усадьбу пожгли, скотину увели да порезали. Я по тому времени был в отъезде по делам князя нашего. В этом годе хлеба посеяли – чуть. Людишек меньше половины осталось – оброка будет совсем ничего.

Подперев рукой понурую голову, боярин Маслов, как бы невзначай сказал:

– Вернуть бы людишек… Да укорот дать соседушкам. Как вышли мы из-под руки Литвы, так почитай сразу и начали набегать на наши земли литвины.

– Правильно, Костя. Укорот дать нужно нерусям! – поддакнул заплетающимся голосом Андрей.

– Да какие они неруси? – Костя сыто рыгнул, поглаживая живот. – Наши они, природные русаки. Только под Литвой ходят, – боярин тяжело вздохнул.

– Все равно, -с пьяным упрямством настаивал Андрей, – а назад не прибегут людишки твои? Не так уж и далеко Литовские земли от твоей вотчины.

– Да куда там… – помотал головой резанец. – Посадили людишек на землю уже давно. Дома пустующие дали али новые срубили. Землей наделили, скотиной. Им не все равно ли, под кем быть? Под резанским али литовским боярином. Главное, кто защиту дать может, тот и хозяин. А оброк платить им без разницы кому. Эх, не сумел я защитить вотчину свою… Не сумел.

– Значит, если я наберу, полон в землях литовских, – сделал предположение Андрей, – и посажу крестьян на своих землях, то они не побегут назад?

– А чего им бежать? Русины они и есть русины. Православные опять же. Если сможешь защиту дать от тех же татар, будут жить.

– Постой. Литва, значит, вся из русских состоит? – опешил Андрей.

– А то… Крестьяне, бояре, все наши – русаки природные. Кто сам под руку Литвы ушел, выехав вместе со двором своим, кто вместе с вотчинами перешел в Литву. Земли-то русские Литва прихапала. Не бросать же добро нажитое. И куда бежать? На Москву что ли? – пожал плечами Константин Федорович. – Богатства на Москве сейчас не сыщешь.

– Получается, что тебя, Костя, пограбили свои же? – удивился Андрей.

– Да какие они свои… – собутыльник обреченно махнул рукой. – Каждый о своей выгоде печется, от того нет на Руси единства.

– Давай, Костя, еще по одной, за дружбу, – гостеприимный хозяин вновь наполнил чарки. – Друзьям надо помогать в беде, а если еще и прибыток от помощи той будет, то совсем лепо это! – он был не совсем уверен в правильности выбранного оборота речи, но, судя по повеселевшему лицу боярина, попал в точку и с оборотом, и со смыслом своих слов.

– Как обустроюсь в вотчине своей, так помогу тебе в твоей беде,– пообещал Андрей боярину. – Воздадим должное обидчикам твоим, боярин.

– Правильные слова сказываешь! Воздадим! – обрадовался Костя и тут же предложил: – Лучше после сбора урожая в набег идти.

– Это почему?

– Так хлеб… – удивился непониманию очевидного резанец. – И людишек возвернем, и хлеб заберем. Кормить людишек зимой придется, как без хлеба-то? Опять же по весне на семена дать… – рассуждал враз повеселевший Костя. – Я тем временем холопов новых наберу али слуг вольных найму. В той замятне, что князь Юрий с братичадом своим устроил, посекли мою дворню. Наш князь войско водил в помощь…

'Так, это интересно. Совсем забыл, что тут идет гражданская война. Значит, резанский князь участвует в сваре племянника с дядей. Как бы мне вызнать подробности? Не ровен час – попаду в историю', – озаботился Андрей.

– А из-за чего сыр-бор?

– Как ты сказал? Сыр-бор? Занятно. А вышло все так… По смерти князя нашего Олега рухнули все надежды на единство Резанских земель. В удельном Пронске, в ту пору на столе сидел князь Иван Владимирович Пронский . По смерти отца своего по малолетству делил он наследие отцово с братьями, но набрал силу и стал княжить самовластно. Перестал признавать старшинство князя резанского Федора Ольговича . А ведь на великое княжение резанское Федора Ольговича посадил сам хан Шадибек .

– Постой, , – перебил боярина Андрей. – Резань тут причем, я же про Москву спрашиваю.

– А притом, что незадолго до этого выдал князь Федор свою дщерь за князя Ивана Владимировича , сына Храброго.

– И что с того? – не унимался Андрей.

– А то! По докончанию признавал резанский князь Федор московского князя Василия Дмитриевича старшим братом, а его дядьку Владимира Андреевича и князя Юрия Дмитриевича равными братьями. И по докончанию целовал крест быть заодно с московским князем, не задирать татар, тьфу ты, прости меня господи, не ездить в Орду и не принимать послов татарских. Взамен же московский князь обещал защиту своему родственнику. А за это правда отписал себе земли, отнятые нами в Мещерском юрте, и посадил там своего наместника.

По уговору судить-рядить обиды между нашим князем и пронскими княжатами должен был митрополит, а ежели князь Пронский учинит обиду и не возвернет обидное, то великий князь Василий Дмитриевич заставит его исправиться.

– Все понял я, – такие отношения были Андрею знакомы. – Московский князь типа крышует резанского князя. То есть типа третейского судьи выступает в спорах.

– Не ведаю, что ты там говорить изволишь. Не понятны мне сии слова, боярин. Но, да ладно. Еще обязался наш князь помириться с князьями Новосильским и Тарусским, ибо держали те руку Московского князя, а вот мириться с Литвой наш князь мог не иначе, как обговорив все с Московским князем.

– Хорошенький договор заключил князь… Вы же по сути попали в зависимость от Москвы!

– А что делать было? – пожал плечами Костя. – Людишек в княжестве – кот наплакал. С Литвой в соре, с Новосильским и Тарусским князьями в ссоре. А главное – выход ордынский задолжали за несколько лет. Тридцать тысяч рублей задолжала Рязань выхода. Бояре стали отъезжать, кто на Москву, кто на Литву. Смерды и те побегли из княжества, а Московский и Тверской князья тому и рады. Переманивали смердов, обещали льготы на двадцать лет дать крестьянам. Землю раздавали переметнувшимся к ним боярам.

Только с Литвой замирились, как князь Иван Пронский опять за старое взялся, сбегал в Орду и воротился с ярлыком на великое княжение от хана Булата да еще с послом ханским, а следом за ними рать шла татарская, что дал в помощь Пронскому князю ордынский хан.

Судя по пространному повествованию боярина, московские дела были малоинтересны резанцу и рассматривались им только через призму интересов Резанского княжества.

– Я сам-то в те годы мальцом был еще, – продолжил пространное повествование боярин. – Но отец сказывал, что обрушился князь Иван Пронский на князя Федора Ольговича всей силою татарскою. Князь наш бежал за Оку. К чести князя московского он остался верен своему слову и дал войско, послав своих воевод. На реке Смевде сеча была великая. Татары разбили московскую рать. Коломенский воевода Игнатий Жеребцов был зарублен татарским мурзой, а Муромский воевода Семен Жериславич попал в плен к бесерменам. Но, слава богу, все обошлось. Пронский князь не стал задирать Москву, как татары возвернулись назад, так полюбовно и решили дело с нашим князем. Оставил резанский стол Иван Пронский князю Федору, так приговорил митрополит и московский князь.

По смерти великого князя на Резанском столе вокняжил сын его, Иван Федорович , наш нынешний князь. Было это лет семь назад. А за пару лет до этого преставился Великий Князь Московский Василий Дмитриевич. Он сына своего малолетнего поручил опекунам: жене – дочери Витовта, тестю своему, Витовту значит, а также князьям Андрею и Петру Дмитриевичам – братьям своим, и детям князя Серпуховского – Семену и Ярославу. Эти два князя по завещании отца своего, князя Владимира Андреевича Серпуховского , владели Серпуховом, Боровском, Радонежем, Угличем и Городцом, что на Волге.

Но власть взяла в свои руки княгиня Софья Витовтовна, а поддержал ее митрополит и боярин Всеволожский. В ночь смерти великого князя, митрополит, сказывают злые языки, послал боярина Акинфа Ослябиева – родича Осляби, что отличился на Куликовом поле, к князю Юрию Дмитриевичу, чтобы тот пришел на Москву не мешкая и присягнул малому Василию. Говорят, что дед юного княжича, старый Витовт, заставил царя Ордынского Махметку ярлык дать на княжение своему внуку, только год в ярлыке не вписан был.

Князь Юрий в пути уже вызнал про ярлык, заподозрил неладное и воротился. И предъявил свои права на великокняжеский стол. Князь Юрий, муж годами зрелый, стяжал за свою жизнь славу воинскую победителя татар. Ходил на Казань и Булгар да на Руси повоевал он немало. К тому времени сыновья его вошли в силу, у него их четверо: Василий , Дмитрий Большой , Дмитрий Меньшой , и Иван , – перечислил княжичей боярин. – Васька с Дмитрием Большим, его еще Шемякой кличут, уже тогда отцу в затылок дышали. Разное говорят про то, не знаешь чему и верить. Но решение приняли они всем миром, всей землей. Послал вестников князь Юрий по отчине своей – собирать людей охочих. Да, дело– то небыстрое, а пока княгиня Софья с князем Юрием сговорились перемирие держать до Петрова дня значит.

Князь Василий с матерью времени не терял даром, тоже готовился. Изгоя, дядьку своего, князя Константина , пожаловал уделом, отдав ему Ржеву. Князю Петру Дмитриевичу пожаловал волости Шагебал и Ликурги. Заручившись их поддержкой, он с дядьками своими и воинством московским двинулся на Кострому.

Послухи предупредили Юрия, и он бежал в Нижний. В погоню за ним отправили его брата, князя Андрея. Опять же иные людишки плетут невесть что… Будто бы князь Андрей не дошел до брата и вернулся, имея тайный сговор с ним. Нам то неведомо. Да и без разницы сие.

Митрополит Фотий мотался туда-сюда, пытаясь примирить Юрия с братичадом. Юрий просил перемирия. А тем временем пришел ответ от Витовта.

– Постой, - перебил Андрей рассказчика. – Витовт тут каким боком затесался?

– Что тут непонятного? Али забыл, кому поручил покойный князь чадо свое? Слушай дальше, – боярин двумя большими глотками осушил очередной кубок с вином, потянулся за пирогом с зайчатиной, день-то непостный, скоромное кушать можно. Откусил. Тщательно прожевал и вновь ухватился за заботливо наполненный Андреем оловянный кубок. – Юрий муж умный, быстро смекнул, что Василий занял великокняжеский стол без дозволения хана, и тянул время – собирал войска, а сам грамотки отписывал в Орду.

– Это-то откуда известно?

– Шила в мешке не утаишь. Митрополит торопился решить дело миром и по– скорому, покуда не вмешался царь. Очень не хотелось ему ордынцев вмешивать, тем паче что следом за ярлыком ханским придет татарская рать. По нашей земле, заметь, придет, через Резанское княжество…

– Так вот почему ты все знаешь! – догадался Андрей. – Следили за соседями?

– Послухи есть везде и у всех. Есть они и у нашего князя, и бояр больших. Ты вот не успел объявиться тут, а, поди ж, на Москве уже знают о тебе… Так-о. Но слушай дальше.

Бог, видя такое, послал кару на города русские – Галич и другие города. Может быть кары небесной испугались князья, а может что другое, но договорились они решить дело миром, отдавшись на волю хана. Мор отступил поначалу, но на Ильин день вернулся пуще прежнего. Многие князья умерли в том годе. Великий князь Тверской Иван Михайлович , следом за ним его сын Александр , а ваккурат на Юрьев день внук Юрий , – старательно загибая пальцы продолжал перечислять Костя имена умерших от мора князей. – Князь Иван Васильевич Ярославский , князья Андрей Меньшой , Семен и Ярослав Владимировичи как раз по осени преставились. А бояр умерло – не счесть… Да вот еще на следующий год от мора умер последний сын Серпуховского князя Владимира Андреевича – князь Василий . В живых остался лишь один из всего рода – внук Владимира Андреевича, князь Василий Ярославич . Так, княгиня Софья Витовтовна, от имени сына своего, князя Василия пользуясь малолетством юного княжича, отняла большую часть удела его деда. По наущению матери, князь Василий забрал себе Городец на Волге, сманивая на те земли людишек суздальских князей.

Углич, юный князь, отдал своему дядьке, Константину Дмитриевичу, – боярин замолчал, словно собираясь с мыслями. Андрей воспользовался паузой и вновь подлил вина в кубки. В трапезную плавно покачивая бедрами вплыла Ульяна, следом за ней Лукерья. Последовала очередная перемена блюд, и на столе появился непочатый кувшинчики вина взамен опустошенных собутыльниками.

– Случилась в том годе другая напасть, – промочив горло, продолжил рассказывать боярин. – Витовт ратью пошел воевать Псковские земли. Москва не могла оказать помощь Пскову. Да и не стал бы внук идти против деда, мать не позволила ему. Новгородцы послам псковским указали на дверь. Рать Витовта взяла в крепкую осаду Опочку. Два дня осаждали крепость. Татары, которых привел с собой Витовт, тем времени разоряли окрестные земли.

– Татары откуда там взялись? Далековато ведь от Орды до Пскова?

– Витовт старый хитрован. Кого в той рати только не было! И русские, и литвины, и татары друга Витовта хана Махмедки. Его как раз свергли в очередной раз в Орде, так он к Витовту убежал искать спасения. Вот Витовт и позвал хана с собой в поход на Псков. Витовт сам-то двинулся на Воронечу и застрял там на три седмицы. А тем временем под Котельно псковичи разбили Литву. Сразу же замирились. Псковичи обещали тысячу рублев выплатить Витовту. Взамен Витовт должен был отпустить пленных.

В крещение псковичи с боярами московскими привезли казну. Деньги Витовт взял, но пленных не отпустил, требуя всего откупа сразу. Просил-то литовский князь три тысячи рублей еще сверх того, что привезли послы. Делать нечего, привезли еще полтысячи рублей, а Витовту все мало.

Сам митрополит приехал замирять Псков с Литвой. Москва тогда качнулась под руку Литвы, и митрополит уговаривал псковичей заплатить, сколько просит Витовт. Опасаясь, что Литовский князь двинет рать на Москву, на помощь внуку, князь Юрий предпочел отдаться на милость хана. А что ему оставалось делать? Резань наша следом за Москвой ушла под руку Литвы. Даже пронский князь крест целовал Витовту. Если бы князь Юрий выступил противу братичада, Витовт разбил бы Юрия и уже не выпустил бы из своих лап русские земли. Орда потому и казалась предпочтительней, что сохраняла самостоятельность земель русских. Не всех, конечно, но Москва сохраняла самостоятельность. Почти…

– Костя, а Резань, почему под Литву пошла? – от всех имен князей у Андрея голова шла кругом, но он уяснил главное: шла нешуточная борьба между претендентами на великокняжеский стол, которой пользовались иностранные державы, чтобы оттяпать у русских княжеств лакомые кусочки. И эта борьба отражалась на всех соседних княжествах: Тверском, Резанском и других.

– Я же сказывал уже. Людишек мало. На войско опять же серебро нужно, тех же пешцев вооружить – сколько оружия и броней надо! Крепости держать, тоже деньги не– малые нужны. А где их взять? Торговля, конечно, дает прибыток, но малый. Купцы-то по Клязьме все больше на Волгу идут. Минуя нас.

Через два года Витовт ездил в Новгород, а там знатные мужи обиду ему учинили великую, назвали его изменником и пообещали наварить медов для него и его рати, если не сгинут они по пути в лесах и болотах

Витовт хоть и был уже немолод, но собрал рать великую и летом двинул через Черный лес прямо на Порхов, взяв по пути Сабеж. С ним шла тверская рать, наш князь тоже уговор имел с Витовтом, мы тоже ходили с Литвой. Пронский князь Иван Владимирович и тот дружину посылал на помощь Витовту.

В ту пору начальственными мужьями в Порхове были посадник Григорий Кириллович Посахно и честен муж Исаак Борецкий и епископ Ефимий. Они дали литвинам откупа пять тысяч рублев. Новгородцы добавили, не с руки им воевать было. Всего же от Витовта откупились за десять тысяч рублей новгородских. Да сверх того тысячу окупа отдали за полоненных под Котельно. На пяти телегах везли откуп, столь велик он был: пятьдесят пять пудов серебра отдали новгородцы за обиду, учиненную Витовту. Тяжко стало новгородской земле, собирали тот окуп по всей земле новгородской: по рублю с десяти человек брали.

В ту пору татары чинили разор земле русской, грабили украинные земли. Большой полон увели бесермены. Царевич татарский Махмут-Ходя опустошил Галич, Кострому, Плесо и Луг. Правда, сам Галич татары не смогли взять. Дружинники князя нашего настигли татар, и была сеча. Отняли мы у татар добро и полон освободили. А воеводы наши и дядья московского князя с боярином Всеволожским ходили за татарским царевичем до самого Нижнего.

– Ты что там был? – Андрей искренне удивился обстоятельности рассказа.

– Да почитай все бояре резанские были в той рати. Да дружины московские. Только мы опосля отстали от москвичей и подловили задний отряд татарский и разбили татар наголову. А лета четыре назад татарский царевич Айдар воевал Литовскую Русь. Верст восемьдесят не дошли татары до Киева.

В тот же год Москва воевала булгар на Волге и Каме. Огромный полон взял воевода князь Палецкий Федор Давидович Пестрый .

Тем временем великий князь Василий отправился в Орду в улус даруга московского Булата, который был лепшим другом Василия. Вскоре в Орде князь Юрий объявился. Боярин московский Всеволожский задумал выдать свою дочь за великого князя и всячески помогал ему получить ярлык на княжение.

– Да ну? – очень удивился Андрей – Дочь боярская замуж за великого князя?

– Дело обычное. Старшая дочь князя Ивана Всеволожского уже к тому году была уже замужем за князем Андреем Владимировичем Радонежским. Род Всеволожских знатен, сами они из Смоленских князей.

– И что, получилось?

– Да куда там. Но ярлык на великое княжение князь Василий получил. А Юрию отдали Дмитров – удел умершего князя Петра Дмитриевича.

– Это чтобы обиды не было князю Юрию? – решил уточнить Андрей.

– Ты что? Какое дело хану до обиды Юрия? Это Мурза Тигиня , из рода ширинов, выпросил удел для Юрия. В ту пору в Орде замятня вновь случилась. Сразу три царя на Орде было. Монгольский царь Кичим-Махмет , сын хана Тохтамыша , восстал против хана Махмета. Иные царевичи тоже своевольничали. Тот же монгольский царевич Айдар воевал Литовскую Русь без воли хана Махмета. Такие вот дела в Орде были…

Вернувшись из Орды, молодой княжич был посажен Улан-царевичем на стол великокняжеский в Москве. Юрий посидел-посидел немного в Дмитрове, да и съехал. Как не стало князя Юрия в Дмитрове, так мать Василия повелела наместников Звенигородского князя из Дмитрова выгнать и забрала удел под руку сына своего.

– Василий действительно взял в жены дочь боярина своего? – Андрей был уже прилично пьян и ему было без разницы, кто кого выгнал, а вот любовная тема князя заинтересовала, вдруг приспичит жениться. Хотя любовью похоже тут и не пахло совсем. Голимый прагматизм.

– Куда там. Он во всем мать слушается, а мать его против встала. Боярину Всеволожскому отказали. В жены сыну княгиня выбрала Марию, сестру Серпуховского князя Василия Ярославовича, внуку Владимира Андреевича Храброго.

– Всеволожские значит худородными оказались?

– Да ты что? Очень знатный род Всеволожские! Сам-то боярин Иван женат на дочери Микулы Васильевича из рода тысяцких Протасевичей. Старшую дочь боярин выдал за ноне покойного князя Андрея Владимировича Радонежского. Вторую дочь отдал за Тверского Великого князя Юрия Ивановича, он, правда, лет десять как уже помер. Внука боярина Ивана, дочь князя Андрея Радонежского обручена с князем Василием Юрьевичем.

– Это что за князь? – Андрей уже с трудом разбирался в хитросплетениях родственных связей князей и бояр.

– Сын князя Звенигородского и Галицкого Юрия Дмитриевича, – после минутного молчания Костя наконец сообразил, что он сам уже начал путаться, перескакивая с одного на другое. – Так ежели бы сумел выдать боярин Всеволожский дочь за князя Василия Васильевича, великую силу взял бы боярин Иван. При любом раскладе: что Василий, что Юрий, боярину Ивану все едино, такой уж он хитрован, везде свою выгоду найдет боярин. Поговаривают, что сватал Иван Дмитриевич свою дочь за князя Юрия, когда в Орде они были. Иные люди говорят, что Юрий отказал боярину, тогда в отместку Всеволожский раздобыл ярлык на Великое княжение для князя Василия. А взамен потребовал породниться, мать Василия, Софья Втовтовна, согласилась лишь бы ярлык заполучить, а потом уже отказала. Такие вот дела.

– И что Всеволожский?

– От обиды великой он отъехал к князю Юрию Дмитриевичу, стал подбивать князя поскорее начать войну противу князя Василия.

– Бежал, что ли?

– Отъехал. В своем праве боярин был.

– Все бросил и отъехал? – не поверил Андрей.

– Ничего он не бросил. Отчина его за ним осталась, по праву, только государь московский древние права бояр своих нарушает, отбирает вотчины у отъехавших.

– О как!

– Так от дедов нам завещано. Многие бояре, имея отчины в Резанском княжестве, служат Московскому князю, а раньше и Витовту служили.

– Ну и бардак у вас тут!

– Я тебе говорю, от дедов сей порядок идет, и не нам его менять.

– А почему Тверь помогала Витовту?

– Сильна Литва. Новгород обиды чинит Тверскому князю. Совсем недавно Свидригайло , ставший по смерти Витовта Великим князем Литовским, женился на дочери Тверского князя Ивана Ивановича. Мать литовского князя, опять же из тверских княжен будет. Потому Тверь Литве помогает. Литва мир с Новгородом заключила, с псковичами тож, с ханом Махметкой. Прусы в союзе с Литвой, Тверь тем паче в крепкой дружбе с Литвой.

Свидригайло побратим князя Юрия Дмитриевича, – вдруг вспомнил боярин Маслов. – А у царевича Айдара особые счеты с литовскими княжатами, вот потому Айдар нашептывал хану Махмету не давать князю Юрию ярлык на Великое княжение.

Василий к тому времени подмял под себя серпуховского князя Василия Ярославича. Не устоять было серпуховскому князю, нет, не устоять. Как тут устоишь, когда Василия поддержали дядька князя Василия, Угличский князь Константин Дмитриевич и шурин со свояком, князья Можайский и Верийско-Белозерский. Нашего князя московский князь тоже подмял под себя. Взамен наш Великий князь Резанский Иван Федорович получил военную поддержку против Кичим-хана. Этот хан враг Махметки, ну царя Ордынского, Улу-Мухаммеда, – пояснил Костя, видя, что Андрей его не понял. 

– На свадьбе князя Московского по зиме в прошлом годе случилась обида великая князю Юрию Дмитриевичу. Мать Василия, зело противная женщина, измыслила пакость изрядную. Князь Юрий как чуял, на свадьбу к братичаду не поехал, а были там два его сына, князь Василий и князь Дмитрий Большой. Там, на свадьбе, князя Василия Юрьевича обвинил боярин Кошкин , что пояс у княжича краденый.

– Такое могло быть на самом деле? – Андрей помнил эту историю из школьного учебника, но теперь ему представилась возможность узнать, как все было на самом деле.

– Нет, конечно. Врут все. Якобы пояс тот подарен был нижегородским князем Дмитрием князю Дмитрию Донскому, а тысяцкий Василий , ну из рода Протасевичей, подменил пояс на меньший, а потом украденный пояс перешел к Микуле, сыну тысяцкого Василия. Микула же был женат на дочери князя Дмитрия Константиновича. Микула дал этот пояс в приданое Ивану Всеволожскому. По смерти князя Андрея Радонежского и по возвращении из Орды лета два назад Всеволожский обручил свою внуку, дочь князя Андрея Радонежского с Василием, сыном князя Юрия, – боярин Маслов очень старался объяснять так, что бы собеседник не запутался в именах князей и бояр. – Так вот, в качестве приданого дал Всеволожский тот пояс Василию Юрьевичу. Вот так измыслили лжу.

– Значит, это не правда? Ты точно знаешь? – Андрею представилась уникальная возможность узнать правду о трагедии, разыгравшейся на той злополучной свадьбе.

– Мне ли не знать? Боярин Кошкин мне родня. Он и сказывал, как дело было. Старая карга сорвала пояс с князя Василия и такой шум подняла… – боярин опять промочил горло очередной чаркой вина и продолжил рассказ. – Братья уехали быстро. Сгоряча по дороге пограбили Ярославль, отобрав всю казну у Ярославских князей.

– Ничего не понимаю, Ярославские князья, каким боком тут затесались? – продолжал удивляться Андрей.

– Руки московской ярославские княжата держались, от того и пограбили их братья.

– Понятно. Только какой смысл князю Василию, вернее его матери, ссориться с князем Юрием? Вроде бы у них все миром сладилось?

– Хм, – пьяно улыбнулся резанец. – То дело рук Всеволожского. Он все придумал, и через дурака Кошкина наплел с три короба Софье Витовтовне, а та – дура баба – и поверила.

– На кой черт ему это надо было? – искренне удивился Андрей.

– Не поминай дьявола! – строго сказал боярин, перекрестившись. – Всеволожский не смог заручиться поддержкой Углицского князя Константина, и из Твери его выперли – не посмотрели, что родня, я же сказывал, что к Юрию он убежал. Вот и хотел боярин поссорить Юрия с братичадом его, чтобы Юрий войной пошел на племянника.

– Ты, Костя, сам-то в это веришь? Получается, бояре делают в княжествах все, что им вздумается? – сделал вывод Андрей. – Слишком хитро все придумано. Не стал бы Всеволожский так подставлять себя. Он же получается соучастник кражи. Нет, тут что-то другое.

– Правильно, – легко согласился с Андреем Костя. – Мыслю я, что дело сие рук родича моего Захария Кошкина. Он с боярами Добрынскими первейший недруг Всеволожского за то, что Всеволжский в угоду удельным князьям потеснил бояр в правах их древних. Самое главное тут – невеста московского князя Василия, дочь двоюродной сестры Кошкина. Захарий-то дураком только прикидывается, на самом деле хитрован он, каких поискать. Вполне мог переиграть боярина Всеволожского. Все ведь подумали, что это дело рук боярина Ивана…

– Князь Юрий как отреагировал?

– Собирался недолго. Двинул дружину на Москву, токмо Ростовский наместник Добрынский, друже Захария Кошкина, упредил Василия, что рать Юрия подошла к Переяславлю. Бояре московские со свадьбы все разъехались по вотчинам своим, не было времени у Василия упредить бояр своих. Василий испужался, послов заслал к дядьке своему. Токмо Всеволожский послов тех, бояр московских, поносил обидными словами. Да и те хороши, кто не знает Федьку Лжу ? Нашли, кого послать. В ответ послы наговорили обидного немало. В общем, разъехались, ни о чем не договорившись, чему Всеволожский радовался сильно. Василий собрал бояр, кого смог, даже торговых людишек исполчил в поход.

– Как так, великий князь оказался без войска? А дружина?

– Какая дружина? Дружина Василия – его бояре, а они все в вотчинах сидели уже, кто знал, что так быстро князь Юрий в поход двинет?

– Совсем без войска оказался князь московский?

– Торговые людишки да мастеровые, разве это войско? Плюнь – разбегутся. Дружины дали князь Серпуховский, да наш князь послал бояр своих.

– И чем все вышло?

– Чем, чем? На Клязьме мы сошлись в конце апреля прошлого года, в верстах двадцати от Москвы. Торговые людишки с мастеровыми напились вареного вина, всю ночь бражничали. Дружинные посмотрели на такое дело и давай догонять. В обозе торговые людишки много вина привезли да перевару. Продавали всем, прибыток считая. Да токмо боком им тот прибыток вышел. Перепились все в дым… – боярин вновь надолго замолчал, воспоминания о той ночи тяжким грузом давили на его плечи, словно очнувшись, налил себе полную чашу вина, залпом выпил и продолжил рассказ. – Я там потерял всех холопов своих. Бежал, стыдно признаться, налегке, бросив доспех, токмо саблю сохранил.

– Ты что, тоже пьяный был? – продолжал задавать вопросы Андрей.

– Трезвый я был, – помотал головой собутыльник. – Подумаешь, выпил полбочонка вина. Вот холопы мои в дым напились. Утром еле на коней взобрались. Какие из них вояки? Почитай все войско наше еле на конях держалось, а пешцы так вообще стоять могли, токмо опершись на щиты.

– Князь Василий не мог запретить пьянку?

– Он первый начал бражничать с ближниками своими, а глядя на него остальные выпивать начали.

– Ну и порядочки у вас… – усмехнулся Андрей.

– Обычное дело. С пьяных глаз Москву Тохтамышу сдавали, а Межевая река от великой пьянки перед сечей получила прозвание свое и теперича прозывается Пьяной. Потом как нить расскажу, – пообещал Константин Федорович.

– Побили вас, а дальше что?

– Я к себе в вотчину поехал, а там разор один – Литва набегала в мое отсутствие. Людишек в полон увели, деревеньки пожгли, скотину угнали да порезали, добро мое растащили.

– Печально. А Московский князь?

– В Тверь убежал вместе с матерью. Токмо князь Борис показал им отворот поворот, и те в Кострому подались. Князь Юрий Дмитриевич вошел в Москву и стал Великим князем.

– Василий смирился?

– Что он может? Казну его, казну матери, бояр московских, князь Юрий отобрал. Сам Василий в плен попал. Иные люди сказывают, что боярин Всеволожский нашептывал Великому князю умертвить Василия, да любимец князя, боярин Семен Федорович Морозов отговорил. Отпустили Василия с миром, дал ему Великий князь в удел Коломну. Бояре московские стали переходить на службу к Василию. Юрий не препятствовал.

– Всеволожский так был зол на князя Василия, что жаждал его смерти?

– Змея он подколодная, – рассказчик в сердцах с размаху опустил длань на столешницу. – Князь Юрий, как сел на Москве, старых московских бояр подвинул, их места заняли ближние бояре Юрия. Москвичи толпами отъезжали в Коломну. Всеволожский первым понял, куда ветер дует, взял, да и отъехал к Василию одним из первых. Сыновья Великого князя горячи больно. Видя бегство московских бояр, решили покарать виновника всех бед – боярина Морозова. В сердцах зарубили боярина, да и отъехали в Кострому от греха подальше. Князь Юрий на расправу скор и нрав крутой имеет, княжичам могло не поздоровиться за самоуправство такое.

– Чем дело закончилось? -Андрей уже жаждал услышать окончание пространного рассказа.

– Видя, что Москва не принимает его, князь Юрий передал столицу Василию, а сам ушел в Звенигород.

– Так взял и ушел? -Андрей опешил от отсутствия логики в поступке князя Юрия.

– Да, взял и ушел. Признал братичада старшим братом и отказал детям своим в помощи. Пришлось князю Юрию отказаться от Дмитрова, но взамен для сына своего младшего он получил от князя Василия Бежецкий Верх. Князь Василий настаивал на помощи против Литвы, но Юрий отказал ему в этом. Оно и понятно. Князь Литовский побратим Юрия.

Заключили князья докончание и подписали грамотки. Юрий отправился в Галич, а Великий князь Василий пошел войной на его детей, укрепившихся в Костроме. Сам-то Великий князь в войске не был. Послал воеводу своего, князя Юрия Патрикеевича . Токмо Юрьевичи помощь получили из Галича да с Вятки и разбили московскую рать. Братья скоровестника послали в Галич, предлагали отцу занять великокняжеский престол вновь. Юрий отказался. Василий же считал, что галичане и вятчане помогли братьям по наущению отца своего. Собрал новую рать и двинул войско к Галичу.

– Всеволожский был прощен Василием?

– Как же, прощен и обласкан милостью великокняжеской. Василий, сказывают, сам вынул очи Всеволожскому, за злой умысел боярина противу князя, вотчины боярские все отобрал князь.

– Ослепил своего боярина? Как так? – Андрей чуть не поперхнулся услышав такое. Ничего себе порядочки!

– Просто. Вынули боярину очи и все, – для Кости такое наказание не было из рядо вон выходящим. В общем-то обычное дело. – Есть такая страсть у Василия – очи вынимать. Он так холопов своих наказывает, а бояре – те же холопы великокняжеские, так что ничего странного в наказании нет.

– А дальше что было?

– Галич обороняли сыновья Юрия, а сам он в Белоозеро подался, гонял воев князя Михаила Андреевича . Сыновья князя Юрия отстояли Галич, а вскоре к ним на помочь явился отец с воями своими.

Князь Василий отошел через Переяславль к Москве, гоня полон тысячами и предавши огню всю Галицкую землю. На стороне Василия выступил Новгород и князья Иван и Михаил Андреевичи. Ну и наш князь посылал рать воевать Галич, только меня в том походе не было. Я в вотчине своей был в то время.

А ноне, по весне, в аккурат в Лазареву субботу, побил князь Юрий князя Василия в Ростовской земле. С Василием был князь Можайский, он после погрома вместе с матерью своей убежал к шурину своему в Тверь, а Василий убежал в Новгород.

Юрий осадил Москву, а воевода Роман Иванович Хромой из рода Ратшичей отворил ему ворота Москвы. Можайский князь тем временем уже переметнулся к князю Юрию и был с ним заодно под Москвой.

В Москве князь Юрий захватил казну Василия и его мать, старую каргу Софью Витовтовну, и жену его. Баб он отправил в Звенигород под присмотром верных людей.

Боярин Маслов умолк. Андрей ждал продолжения повествования. Сюжет закручивался лихо. Сценаристы боевиков удавились бы от зависти, если бы хоть немного интересовались историей.

– Я опять в той битве потерял всех своих холопов. Мы прикрывали отход князя Московского и полегли все. Жив я остался чудом. Стрела по шелому ударила, я упал без чувств, меня завалило трупами. Очнулся я поздно. Выбрался и бежать. У леса, под горой, поймал коня и в Переяславль отправился… Слушай, а давай я тебе деревеньки продам свои, что на Осетре стоят? – вдруг ни с того ни с сего предложил боярин.

– Это где?

– Река такая есть, в Оку впадает выше по течению.

– Сколько просишь? – поинтересовался Андрей ценами на деревеньки.

– Я не прошу, -усмехнулся боярин. – Я предлагаю.

– В смысле, за сколько предлагаешь купить? – поправился Андрей.

– Пять деревенек, дворов крестьянских пять на десять в них будет, землицы с лесом покуда топор и соха ходила. За пять на семь рублев отдам не торгуясь.

–Это по пятнадцать рублев деревенька получается? – на всякий случай решил уточнить Андрей. – А людишки холопы?

– Вольные, – помотал головой резанец, – Можно белками заплатить, – упрямо гнул свое Константин Федорович.

– Лошадьми возьмешь? – предложил Андрей. – Хорошие кони – татарские. Двадцать кобыл и пять на десять рублей серебром дам.

– Согласен, – удивительно быстро согласился боярин Маслов с предложенной оплатой.

– Идет, – обрадовался Андрей возможности стать владельцем деревенек. – По рукам!

– Пошли сразу грамотку составим, – не откладывая, предложил Костя, вставая с из-за стола и с трудом удерживаясь на ногах.

– Погоди, – Андрей заподозрил подвох. – Ты, Костя, что получается, вотчину свою продаешь? – решил уточнить детали сделки Андрей, с интересом наблюдая за акробатическими упражнениями собутыльника, пытавшегося дойти до двери и не упасть.

– Да нет, купля моя это, у меня еще одна есть, под Тулой, а вотчина моя тут недалече будет, – развеял сомнения нового друга боярин.

– Тогда пошли, – сказал Андрей, с трудом поднимаясь на ноги.

Хозяин нетвердым шагом вышел из-за стола, открыл крышку сундука и отсчитал пятнадцать серебряных брусочков с клеймом московского князя. Собутыльники отправились составлять купчую на деревеньки, по дороге горланя песни и задирая редких прохожих, старавшихся не попасться на глаза двум пьяным боярам в сопровождении дюжины воинов.

Проснулся Андрей далеко за полдень. На столе стоял кувшин с холодным квасом. Жадно выпив все содержимое кувшина, Андрей почувствовал себя намного лучше, что даже смог разглядеть свитки, лежащие на столе. Развернув свернутые в трубочку листы плотной серой бумаги, Андрей стал разбираться в их содержимом. Читались они с трудом, но все же Андрей понял, что в первой грамотке он теперь служилый князь и жалован Великим князем Резанским вотчиною на реке Пранове, другая грамотка была купчей и почему-то начиналась от имени вчерашнего гостя, боярина Маслова, где тот сообщал, что продал князю Андрею деревеньки с пожнями и нивами и лесными угодьями по реке Осетр.

'Ешкин кот! Это откуда грамотка взялась? Я вчера, что деревни купил у Константина Федоровича? На кой ляд они мне сдались? Река Осетр… Черт его знает, где это… Может у черта на куличках от моей вотчины. Стоп. У меня есть вотчина? – он попытался вспомнить подробности вчерашнего дня. – Меня признали в княжеском достоинстве и сделали боярином резанского князя, пожаловав вотчину! – наконец вспомнил Андрей'.

– Проснулся, батюшка? – это дородная Лукерья появилась в дверях горницы, словно ангел спаситель. – Кваску еще принести?

– Неси, – Андрей только и мог, что слабо кивнуть головой.

– Я мигом, – Лукерья унеслась исполнять повеление боярина.

– Доброго здоровья, боярин, – в дверях появился купец и застыл в ожидании.

– Проходи, садись. Квасу будешь? Или меду велеть принести? Может вина? – Андрею страшно хотелось похмелиться, но в одиночку пить он не решался.

– Благодарствую. От вина не откажусь, – Иван Андреевич перекрестился на иконы в красном углу и уселся на лавку.

– Лукерья! – громко позвал прислугу Андрей и, дождавшись появления Лукерьи с кувшинчиком кваса в руках, повелел унести квас прочь, а принести им с купцом кувшинчик вина.

– Так нету вина более, – развела руками прислужница. – Вы вчера с гостем своим все вино выпили. Сначала все осьмирнено вино выпили, потом и оцьтно все выхлебали. Пока все не вылакали – не угомонились.

– Гм… – Андрей точно помнил, что вина братья по его просьбе купили два бочонка, по ведру каждый, не меньше. – Меду принеси тогда, – решил Андрей.

Лукерья недовольно хмыкнула и умчалась, вскоре появившись с медом.

– Там Лука с Кузьмой пришли, – доверительно сообщила она. – Звать?

– Зови, – обрадовался Андрей.

Когда все уселись за стол и выпили по чарке меда, Андрей попросил купца зачитать грамотки и предложил собравшимся высказать свои соображения, что дальше делать их государю.

– Что тут думать? – Лука, как всегда, был категоричен. – Надо обустраиваться в вотчине, усадьбу поставить, а купля твоя никуда не денется.

Луку поддержал Иван Андреевич, а в отношении купленных деревенек купец рубанул сплеча:

– Надул тебя боярин. Как есть надул. Красная цена той купли десять рублев московской деньгой. Переплатил ты вдвое, княже. Вот шельмец, каков, – продолжал возмущаться купец. – Коней спозаранку свел с конюшни. Приходили холопы боярские и лошадок увели.

– Как увели? – Андрей от удивления даже привстал со своего любимого стула. – Я же хотел из табуна, что в селе оставили, дать ему лошадей, – князь подивился предприимчивости своего нового друга.

– Так и забрали, ты же сам велел отдать, вот они и взяли. То все слышали, – проинформировал забывчивого князя Лука Фомич, с трудом скрывая усмешку.

'Пора завязывать с пьянкой, не то потеряю уважение мужиков. Вон сидят еле смешки прикрывают'.

– Цыц! Хватит насмехаться! – Андрей с силой ударил кулаком по столу, медный подсвечник подскочил и упал со стола на пол, закатившись под лавку.

– Да мы, боярин, даже не думали, – в голос заверили Андрея Лука Фомич и Иван Андреевич. Лишь Кузьма промолчал, старательно делая вид, что его дело – сторона. Наконец, и он не выдержал:

– Что сделано, то сделано, – Кузьма ехидно усмехнулся. – Пользу с твоей купли можно поиметь немалую. Места там добрые, хоть и неспокойные.

– Какие такие добрые? Хлеб не родится, земелька там – тьфу, да и только, – продолжал горячиться купец, – Татары каждый год набегают малыми ватажками.

– Ты, Иван Андреевич, не шуми. Боярин что-нибудь придумает, твое дело – торговое. Приказали тебе в Новгород идти – значит сполняй. – Кузьма резким движением рубанул воздух мозолистой рукой, словно поставил точку в разговоре. Купец, уставившись на пудовый кулак Кузьмы, враз притих и от дальнейшего спора предпочел отказаться.

– Мыслю я так, – неторопливо продолжил Кузьма, водружая на стол поднятый с пола подсвечник. – Наперво нужно плотников нанять, мужики, конечно, к топору привычные, но отвлекать сейчас их от земли не дело. Затем купить лес для хором надобно, тын можно из сырого леса поставить, а усадьбу следует из загодя заготовленного леса рубить. Там недалече лес везти. Сторгуемся по цене, нам до места лес привезут. Холопы нужны еще, пускай Лука предложит охотникам запродаться в боевые холопы, али вольных нанять можно. Сам понимаешь, места там какие – лишними вои не будут. Опять же мастеровой люд нужен, да и просто холопские семьи. Людишками, чай не богаты те земли. Тут уж ты, Иван Андреевич, постарайся, пока не отплыл, вызнай все и куплю оформи чин по чину. Еще кузнец надобен. Кузня в Васькино есть пустая, кузнеца там давно уже нет, я узнавал. Сгинул кузнец, лихоманка забрала.

–Это легко. Кузнеца купить можно. Дорого, правда, он обойдется, но поторговаться стоит. Знаю я одного боярина, он нужду в серебре имеет. Сейчас каждый второй боярин без серебра сидит, вотчины в заклад пускают, – купец был настоящим кладезем информации.

– Это почему? – заинтересовался Андрей.

– Так войско резанское побили ноне в Ростовской земле. Бояре и боярские дети дворы свои потеряли в той битве. На новых холопов деньги нужны, кони опять же, упряжь справить надобно, доспех новый, сабли вострые, саадаки купить – все денег стоит, – пояснил купец, пожимая плечами, и в качестве примера привел друга князя. – Боярин Маслов потому тебе куплю свою продал, что нужда его заставила, – ответ купца был исчерпывающим.

– А как это купить кузнеца? – продолжил выяснять Андрей.

– Просто. Мастеровых на Руси мало. Бесермены, когда набегают, первым делом стараются мастеровых полонить. А бояре наши выкупают мастеровых за большие деньги. Рублей за тридцать сторговать можно.

– И что? Разве не свободным становится мастеровой, если его выкупят?

– Свободу получают только те, кого освободят в воинском походе, а ежели выкупили, то хозяину новому служат, пока не выкупятся.

– Ты, Иван Андреевич, соплей купить не забудь, – напомнил Кузьма. – сотню штук, мыслю, хватит по первости.

– Сотню? Это ж сколько серебра надобна?

– Рубля два, вестимо, надо отдать будет, мыслю. Еще гвоздильну купить, нижние зубила, клещи малые, большие вроде есть там, пробойники, ножницы, подсеки, обжимки, подкладки, штампы, напильники, тиски и круговые точила, – начал перечислять список необходимого инструмента Кузьма. – Да меха еще не мешало бы заменить.

– Вот ты и походи по торгу, выбери, что надоть, а мне не досуг этим заниматься, – сказал, как отрезал, Иван Андреевич.

– Отсыпай серебра, пойду я. Что кота за хвост тянуть. – Кузьма поднялся с лавки, ловким движением поймал брошенную купцом калиту с серебром и отправился в кзнечный ряд торговать инструмент.

Вечером того же дня в доме боярина Маслова состоялся важный разговор, который определил дальнейшую судьбу Андрея, но сам он об этом не догадывался. Костя почтительно стоял перед прибывшим гостем и внимал словам старца.

– Из града не отлучаться. Дворовых своих вызови с вотчины. Сиди и жди.

– Так вотчина моя… – несмело напомнил боярин о своих проблемах.

– Ничего с твоей вотчиной не случится, – строго сказал старец. – Успеешь дела поправить. Нако вот, возьми. – гость бросил на стол увесистый кожаный мешочек, весело звякнувший от удара.

– Благодарствую, – Костя забрал калиту, оценивающе взвесил ее на руке, но открывать не стал – прицепил к своему поясу.

– Царевича, что в прошлом годе со своими татарами приходил, помнишь?

– Как не помнить? Помню.

– Так вот его род кочует на украиных землях. Уговоришь друга в набег сходить. Царевич объявил себя царем ордынским. Вот и набежите на кочевье его.

– Так не справимся мы, воев мало, – покачал головой боярин.

– А тебя никто не заставляет на орду царевича нападать. Разорите малое кочевье и уйдете, но так, чтобы следы остались.

– Понимаю, – боярин усмехнулся в пышные усы.

– Раз понимаешь – делай. Главное, он не должен уйти на службу к татарам, – еще раз предупредил боярина старец.

 

Глава восьмая

ВОТЧИНА

Отплывали ближе к полудню. Ужасно болела голова, но Андрей мужественно терпел. С вечера опять засиделись до полночи с боярином Масловым. Все-таки страсть к выпивке у нашего народа уходит далеко в прошлое. Андрей поморщился от пульсирующей боли в висках, завернулся в медвежью шкуру и провалился в глубокий сон.

Шли по Оке быстро. Ветер наполнял парус, и ушкуй летел по водной глади, словно птица. Команда отдыхала. Андрей, поправивший здоровье соленым капустным рассолом, предусмотрительно прихваченным с собой в дорогу Семеном, пристально всматривался в горизонт. Нанятые ладьи едва тащились следом за ушкуем. Скорость посудин значительно уступала скорости ушкуя.

– Ничаво, догонят, – худой, как жердь, мужик в посконной рубахе и синих татарских шароварах – один из трех кормчих, согласившихся в Переяславле поступить на службу к князю, догадался о тревоге Андрея и поспешил успокоить господина.

В отсутствии Луки, отправившегося в Новгород, Афанасий взял командование на себя. Верховное командование оставалось, конечно, за Андреем, но князь предпочел спихнуть рутину на помощника.

К вечеру догнали ладьи рыжебородого Митяя, который с холопскими семьями, купленными в долг у монастырской братии, отплыл спозаранку на нанятых пузатых ладьях. Команды корабликов радостно приветствовали друг друга. Некоторое время корабли плыли рядом, но вскоре ушкуй вырвался вперед и стал стремительно оставлять за кормой неторопливые ладьи.

В устье Прони вошли еще засветло. Шли под парусами. Ветер часто менял направление, потом вообще стих. Мужики сели на весла и бодро гребли до самого вечера. Река Проня, как успел заметить Андрей, довольно широкая. Местами ее ширина достигала ста двадцати метров, а в среднем составляла не менее восьмидесяти. Андрей мысленно упражнялся, переводя метры в сажени. Получалось пока плохо. Гораздо успешнее продвигались занятия по изучению татарского языка. Андрей поразился факту, что многие люди знают несколько языков. Прямо страна полиглотов каких-то, а не древняя немытая Россия. Некоторые из ушкуйников владели наряду с татарским еще и немецким или английским языками, а то и тем, и другим.

Главными учителем татарского языка стал татарчонок Кулчук-Улан, которого все звали просто – Кулчук, по родовитости своей ставший главным над татарами, перешедшими на службу к князю. Андрей схватывал все на лету. Постепенно вся команда ушкуя перешла на татарский язык. Андрей делал поразительные успехи. У него неожиданно открылась способность к изучению языков. Без всяких учебников, лишь на живом общении он уже через пару дней понимал, о чем идет речь, и мог худо-бедно изъясняться по-татарски.

На ночевку встали засветло. Разбили лагерь и стали ждать отставшие ладьи. Тяжелогруженые кораблики подошли к берегу уже в сгущавшихся сумерках, Андрей было начал волноваться их долгим отсутствием, но, увидав вдалеке в лучах заходящего солнца силуэты кораблей, вздохнул с облегчением и успокоился.

На ужин сварили кашу. В медные котлы кинули крупы, настрогали мелко сала. Пока готовилось варево, Андрей сидел у костра, завернувшись в медвежью шкуру, – с реки тянуло холодом и сыростью. Люди, окружавшие князя, включая холопские семьи, расположились на отшибе. Улыбались, смеялись и радовались жизни, как будто не везет их князь, черт знает куда… Холопам боевым все едино: доля их такая. За них думает боярин, и заботится о них боярин опять же. Но ушкуйники жили себе не тужили, и понесла их нелегкая на Дон. И вот теперь оставшиеся в живых новгородцы – слуги вольные на службе у Андрея. И что интересно, верят в князя без оглядки. И то, что впереди их ждет не простая жизнь, так от судьбы не уйдешь, только фатализмом можно объяснить беспечное отношение людишек к своей судьбе. С такими мыслями Андрей потихоньку задремал и проснулся от толчка в спину.

– На, боярин, поснедай, – Сенька протягивал ему огромный ломоть ржаного хлеба, поверх которого густо наложены мелко наструганные кусочки холодного мяса.

Андрей огляделся. Все мужики сидели вокруг большого котла с деревянными ложками наготове, ждали, когда боярин, как старший, начнет трапезу. Андрей не спеша вытащил из-за голенища высокого сапога свою серебряную ложку. Прочитал молитву, которую успел выучить еще в Переяславле Резанском, и запустил ложку в горячее варево. Следом строго по очереди потянулись остальные. Вокруг костра собрались самые ближние, в их число с недавних пор попал татарчонок Кулчук, которого полонил Сенька (как кажется давно это было), и старый татарин Булат, принесшие клятву верности князю. Остальные татары, также присягнувшие на верность, сидели у соседнего костра, как бы и рядом со всеми, но в то же время – наособицу. С татарами Андрей серьезно нарушил обычаи. Принятие православия – обязательное условие, только при выполнении этого условия татары могли получить свободу и быть приняты на службу. Но как бы свободу он им не вернул, а вооружил, и то в качестве своих холопов. Вроде не по обычаю, но и нарушение, на взгляд Андрея, несильно серьезное.

Андрей принял как данность отношение татар к переменам в своей судьбе. Не– смотря на рабство, они чувствовали себя вполне счастливо. Оружие было при них, одежда и доспехи у татар – позавидует любой свободный татарин. Кони – лучшие. Что еще для счастья надо? А то, что в рабство попали к русскому князю, так и у себя они были такими же рабами ордынского хана. Все татары – рабы хана. Раньше были рабами хана, теперь стали рабами Андрея. Только и всего. Остальное для них все осталось по-прежнему.

Глядя на татар, Андрей лениво размышлял над их внешностью: какие они татары… Мать Кулчука – русская полонянка. У Булата мать тоже русская: отец Булата взял в жены дочь русского купца из Твери. Татарская знать резко отличалась своей наружностью от простых пастухов. Потомки монгольских завоевателей имели мало общего со своим народом, основную массу которого составляли потомки кипчаков и пришедших в эти края орды покоренных ранее монголами племен.

Однако русские корни не мешали татарам грабить и убивать на Руси. Да и черт с ними. Пытаться понять поступки людей этого времени современному человеку чревато умственной перегрузкой. Нужно просто принять их такими, какие они есть. Русские ли это или татары.

Андрея спозаранку разбудили братья. Лагерь давно уже проснулся. Митяй с холопами погрузился на кораблики и готов был отплыть в любой момент. Андрей быстро позавтракал остатками вчерашней каши, которую братья специально припасли для него. Андрей точно помнил, что вчера во время ужина котел опустел быстро и на дне его ничего не оставалось. Вместо настоя из трав Андрей ограничился несколькими глотками красного вина из винной лядунки Семена, подаренной ему князем из татарской добычи. Его собственная фляжка осталась на ушкуе, а идти искать ее было некогда.

По Пранове шли уже на веслах, ветер не благоприятствовал. Андрей распорядился идти всем вместе. Первым шел ушкуй князя, замыкающей ладья Афанасия.

По прибытии в Васькино Андрей с Лукой первым делом направились к Спиридону. Раненые ватажники поправлялись, лишь двое отдали богу душу. Из десятка раненых татар выжили не все. На поправку шли пожилой татарин – Анфал, и с ним еще трое. Кулчук очень обрадовался, что старый воин выжил. Узнав, что Кулчук вместе с остальными теперь служит русскому князю, Анфал попросился на службу. Андрей не стал отказывать.

На завалинке перед избой, греясь на солнышке, сидели Андрей и Спиридон, сменивший свою однорядку на татарский халат. Спиридона Андрей, недолго думая, утвердил на должность заместителя князя по хозяйственным вопросам, или иначе управляющим в вотчине. Иными словами, три в одном: тиун, дворецкий и ключник.

Разговор между ними шел серьезный, Андрей пытался выяснить, как отреагируют крестьяне на известие, что отныне они – вотчинные крестьяне.

– Обрадуются, но виду не покажут, – усмехаясь в бороду, заверил господина Спиридон.

– А вдруг уйдут? – засомневался Андрей, он из школьного курса точно помнил, что крестьяне имели право уходить от господина.

– Сам посуди. Зачем им уходить? – покачал головой Спиридон.

– Ну мало ли, – пожал плечами Андрей. – А если оброк я увеличу?

– Нельзя, не по старине это, – от удивления у Спиридона широко открылись глаза. – Ты я вижу, княже, мало понимаешь в наших порядках. Оброк увеличить ты не вправе, хоть в вотчине своей ты господин, но управа на тебя есть – Великий князь. А уйти крестьяне не смогут. Раз князь пожаловал тебе вотчину, значит, с тобой все дела мир иметь будет. Уйти могут, но рассчитываться миру уже с тобой придется.

– За что рассчитываться?

– Как за что? Подъемные от князя получали? Получали. Отдай и уходи. Но не переживай, никто никуда не пойдет. Под вотчинником быть лепо им.

– А в чем тогда их выгода? – Андрей действительно не мог понять, в чем тут фишка.

– Сам посуди. Ты служишь Великому князю. Крестьяне вотчинные тебе оброк платят и только. А от государева тягла освобождаются, а это, как ни крути, немало. Приказных кормить не надо будет, мир от кормовых большой разор имел. Бывало, приказной приедет собирать тягло и живет неделю-другую, а то и дольше, а кормят его всем миром, поминок опять же полагается дать. Баб в ущерб хозяйству в услужение давать приходилось. А теперь все вопросы с князем ты решать будешь. Крестьянам послабление будет.

– Думаешь не уйдут? – сомнение еще не покинуло Андрея.

– Уйти могут только те мужики, кто своим хозяйством не обзавелся. Эти могут уйти, но куда? В город? Так и там разрешение соцкого получить надо. В другое княжество? А примет ли их мир – еще вопрос. К князю уходить – выгоды никакой, если только к Тверскому князю идти, он на двадцать лет освобождает от тягла, но оброк платить все одно придется. Подъемные даст не жалеючи, но опять захочешь уйти, то отдавать придется. Посему самое выгодное – быть под вотчинником или монастырем.

– Могут еще на Москву уйти. Вон сколько народу в княжестве московском развелось.

Спиридон не выдержал, рассмеялся звонким голосом.

– На Москву. Ой, насмешил. Что там не видели? Татары, что в резанских землях озоруют, что в московских. Народу в московском княжестве много от того, что выкупают митрополит с государем московским полоняников в Орде и садят на своих землях.

– А в холопы запродаться могут только те, кто не имеет хозяйства? – решил уточнить Андрей.

– Ну почему? Любой может. Сначала рассчитайся с миром и уж потом продавайся, кому хочешь. Но все больше молодые идут в холопы. Холопом быть не так уж плохо. Бывало был холоп, а стал боярин.

Ага, социальные лифты работают! Но свободы нет, есть воля. Отдельный крестьянин связан с миром. Сам по себе он никто, и звать его никак. Одному одна дорога – в холопы. А только мир решает, отпустить ли тебя из общины, и мир решает, стоит ли принимать чужака. Но в принципе из крестьян в горожане переход свободный, если получишь на то разрешения своей и городской общины.

На следующий день Андрей собрал крестьянский сход и, нарядившись в лучшие свои одежды, важно предъявил обществу грамотку резанского князя. Отныне село и тяготеющие к нему деревеньки с нивами и пожнями и прочими угодьями принадлежали боярину великого князя Резанского, служилому князю Андрею. А посему он, князь и боярин резанского князя, хочет пересмотреть условия оброчные. Андрей уже разобрался, что большинство крестьян на Руси лично свободные и в принципе вправе свободно покидать обжитые места, переходя на другое место. Исходя из этой данности Андрей подготовился к разговору с крестьянским сходом.

Уже знакомый Андрею староста деревни Тит, мужичек в татарском кафтане из добычи, отданной Андреем общине, подробно перечислил , что именно они выплачивали в качестве оброка резанскому Великому князю. Внимательно выслушав жуликоватого старосту, Андрей сообщил миру о своем решении пересмотреть пункты договора аренды земли. Крестьяне по сути арендовали землю. Но, в отличие от развитого капитализма, где каждый был сам за себя, арендатель, то бишь князь или боярин, был кровно заинтересован в большем доходе своих нанимателей земли. За долгий вчерашний вечер Андрей не– однократно обсуждал со Спиридоном все тонкости назначения сроков и размеры выплат оброка.

Андрей вопреки старине значительно увеличил величину крестьянского оброка. Взамен князь, пока не раздался возмущенный ропот крестьян, сообщил, что выделяет безвозмездно каждому двору по лошади и по полтине на покупку скотины.

– Так ить не прокормим скотинку, – запустив рки в бороду, попробовал заикнуться староста, – Сена мало запасаем. На одну овцу на зиму почитай идет три копны. А на лошадь с коровой – десять копен. Откель взять нам столько сена, когда мы косим токмо пятнадцать копен? -развел руками мужичок , недоумевая.

– И чем кормите животинку тогда? – Андрей уже знал ответ, но хотел услышать его из первых уст.

– Известно чем: овсом, соломой озимой и яровой. А если нехватка выходит, то под нож скотинку пускаем. Оттого и нету у нас скотины ноне.

– Не беда, – постарался заверить своих крестьян Андрей. – Сено у меня покупать станете. Вернее менять на меха и мед. Возьму еще навозом за сено,– озвучил свое предложение князь.

– Менять на назем?- в толпе раздался шум, мужики искренне удивились столь необычному предложению нового господина.

– Да, на навоз, – с широкой улыбкой подтвердил Андрей.

– Это мы запросто. Этого добра у нас навалом, – разом заулыбались повеселевшие крестьяне.

Староста выглядел очень довольным. По весне крестьяне вывозили навоз на берег реки, и паводком его уносило в реку. А теперь можно не выкидывать, а выменять на столь необходимое в крестьянском хозяйстве сено.

– А когда коней получим и деньги? – староста задал вопрос, волнующий всех мужиков селения.

– Да прямо сейчас. Коней Семен выделит. А серебро со Спиридона получите, – князь махнул рукой в сторону своих помощников, стоявших рядом с ним. – Вы Сиридона знаете. Он теперь будет моим управляющим в вотчине.

– Тиун значит по-старому, – поправил Спиридон господина.

Кстати, потом Андрей несказанно удивиться, что Спиридон, приняв предложение князя стать дворским, автоматически стал холопом князя. Ведь в городе, когда Андрей принимал на работу управляющего, то составлял договор, где был прописан пункт личной свободы наймита. Что двигало Спиридоном, когда он добровольно отказался от свободы, Андрей так и не узнал, тот же предпочитал отмалчиваться.

Надолго в деревне не задержались, Андрей очень очень торопился найти подходящее место под боярскую усадьбу, а Спиридон волновался из-за сроков сева. Семен по-быстрому отделил от табуна лошадок, обещанных крестьянам, Спиридон отсыпал Титу обещанное серебро на покупку скотины и между делом стребовал со старосты пушной оброк. Татары во время набега не нашли схоронку, где предприимчивый Тит прятал меха. Прохиндей было попробовал схитрить, а как без этого? Якобы татары все отобрали подчистую, но вовремя спохватился, заметив мрачные лица княжеских воев, схватившихся за сабли, и, недовольно сопя, выделил причитавшееся – меха белки, куницы, лисицы, горностая. Кстати, отчего-то мех горностая не чисто-белый, а имел чуточку желтоватый оттенок в задней части шкурки.

Кузьма вместе с коренастым мужичком в татарском халате и огромным по местным меркам богатырем в суконной однорядке поверх сермяжного кафтана отправился в кузницу.

Мужика в татарском халате звали Онисимом, и долгое время он прожил в Сарае, пока его не выкупили из татарской неволи и не сделали закупом. То есть временно не– свободным, пока не выплатит серебро, потраченное на его окуп.

Богатырь – Олеша Молот, рязанский бронник, переманенный хитрым Кузьмой на новое место жительства. Олеша – свободный, но и на него пришлось потратится, утрясти вопрос с миром и выплатить тягло, положенное на него в этом году.

Через некоторое время мужики вышли из-под навеса. В деснице Олеша тащил наковальню, прижимая ее к себе 'лицом', рогом кверху, а в левой руке под мышкой устроилась фигурная наковальня. Обе наковальни, вместе взятые, весили больше двух пудов, но Олеша нес их, словно пушинки. Следом за кузнецом мелко семенил Онисим, взвалив на себя различный инструмент. Кузьма тащил совсем маленькую наковальню и огромные молоты-кувалды.

– С собой заберем. Ништо, не утопнем, – весело сообщил Кузьма, отвечая на немой вопрос боярина, когда мужики аккуратно сложили инструмент в маленькие лодки, чтобы перевезти его на ладью, стоявшую на якоре недалеко от берега. Ладья не ушкуй, ей чтобы к берегу пристать, причал нужен.

Кулчук со своими людьми отправился перегонять табун вверх по реке. Конечной остановкой пути Андрей выбрал самую южную границу своих владений. И если ошибся он на пару десятков верст в сторону татар, ничего страшного. В обычаях сего времени самовольный захват земли. Тем более что резанской эта земля считается номинально, если вообще считается. Скорее земли эти – буферная зона между Резанским княжеством и татарами. Если кто и будет протестовать, так это вольные орды татарские, кочующие летней порой в этих местах, а с ними Андрей сумеет договориться, аргументы для разговора имелись – полные колчаны аргументов.

В Васькино Семен времени не терял, уговорил десяток парней запродаться в боевые холопы. Еще одна молодая семья заключила ряд – продалась в холопство на пять лет, соблазнившись условиями кабалы.

По прибытии на подходящее место, которое выбрали сразу же, как увидели с борта ушкуя, Андрей деятельно занялся строительством усадьбы. Место очень удачное, река тут делала петлю, огибая высокий мыс. Разгрузив кораблики, стали обустраивать временный лагерь.

На следующий день, не теряя времени, Кузьма распределил людей по местам, и работа закипела. Спиридону отошла часть сельскохозяйственная, Афоня занялся строительством усадьбы, Митяй возглавил лесорубов. Общее руководство строительством поручалось Кузьме, ему же досталось строительство вымола на реке.

Сам Андрей, переодевшись в татарскую одежду, оказавшуюся очень удобной, забрав с собой всех троих братьев, отправился на ушкуе к своему схрону. Тайник не потревожили ни люди, ни звери. За светлый день перетащили ящики на кораблик. С пушками пришлось повозиться, но справились.

Вернувшись в лагерь, заметили, что мужики времени даром не теряли. За день вершина холма лишилась многовековых деревьев, теперь народ валил вековые деревья у подножья холма. Кузьма деловито отмерял шаги, намечая контуры будущей усадьбы. Первым делом он отвел место под временную кузницу. Сарай поставить мужикам – плевое дело, два часа работы – и готово. Потом сладили горн в виде жаровни с воздуходувными мехами, расположенной на каменном возвышении со стенкой у одного из краев. Поставили наковальню на врытый в землю чурбан таким образом, чтобы верх наковальни был ниже локтя Олеши примерно на четверть аршина . Точильный круг приспособили, угли из ладьи выгрузили, крицы сырого железа и уклад. Все, с утра можно начинать работать Олеше. Кузьма отрядил ему в помощь двух человек, как-никак для работы в кузне без помощников не обойтись, а среди новгородской ватажки нашлись молотобойцы. Онисим к полудню закончит со своей кузней, и начнется работа.

Спиридон отправил монастырских холопов поднимать пашню. Работа мужикам предстояла адская. Два мужика с лошадью за день вспахивали площадь равную двум четям. В хозяйстве Андрея имелись три плуга, которые он предусмотрительно прихватил с собой из чистого озорства, авось сгодятся, и надо же – пригодились. Так же в наличии были несколько сох с боронами, которые Спиридон купил у крестьян в Васькино. Две сохи Спиридон привез из собственного дома. Орудиями труда на первое время крестьяне были обеспечены. Спиридон торопился, время уходило, если не успеть посеять хлеб, то остается одна надежда на гречиху.

В первый день крестьяне подняли пятьдесят четей пашни. На следующий день в полтора раза больше. Спиридон носился как угорелый, управляющий надеялся успеть с посевной и даже под гречиху планировал отвести больше пяти десятков четей и столько же земли под коноплю. Еще успели посеять овса четыре бочки, общим весом пятьдесят шесть пудов. Если бог даст и овес уродится, то урожай будет сам-двадцать, а если как обычно, то урожай сам-семь, сам-восемь, тоже неплохой. Что особенно радовало, так это высокая плотность засева поля, иначе редкие посевы заглушаются сорными травами.

Бабы тем временем под присмотром Феклы и ее дочерей, разбивали репище, огород по-нашему, и обширный сад. Лука Фомич предусмотрительно озаботился о будущем саде еще в Переяславле, Андрей даже не догадывался, что с собой они везли столько саженцев.

Репище стараниями Феклы получилось громадных размеров. На современные огороды репище совсем не походило. Сто сорок гряд репы, двести гряд капусты занимали семь огромных полей. Еще пятнадцать гряд свеклы, шестнадцать гряд луку-сеянцу, тридцать гряд моркови, десять гряд луку саженцу, огромное поле гороха, пять гряд бобов, двадцать гряд огурцов. Фекла распорядилась еще по краям огуречных гряд посадить капусту. Вот это репище! Врут, когда говорят, что русские ленивые! Когда нужно, русский народ горы свернет, но закончит посадку в срок.

Дворский, в подчинении которого находились все обитатели двора, вплоть до воинов, умудрился на листе бумаги, полученной от Андрея, составить план пахотных земель и продемонстрировал свой шедевр князю, с пояснениями, где, чего и сколько посажено. В общем, шел нормальный рабочий процесс.

Прибавилось работы у охотников, плотников на Руси принято кормить мясной похлебкой. и нарушать обычаи Спиридон не собирался. Мяса требовалось много, но проблем особых с мясом не было, в окрестных лесах мяса много.

Княжий терем поставили, в общем-то, быстро. Еще будучи в Переяславле, наняли два десятка плотников на полтора месяца, да из Старой Рязани пришли охочие люди подзаработать. Рабочая сила, как оказалось, стоила очень дорого, каждый плотник обходился в рубль с полтиной, да бригадирам пришлось дать по три рубля, да прокорм артели – всегда за счет заказчика. При дешевизне хлеба и иных съестных припасов зарплата у плотников очень даже высокая, но дешевле рабочих просто не найти. Рабочих рук на Руси не хватало, потому и платили мастеровым много.

Плотники взяли за образец хоромы резанского князя. Дом – большое двухэтажное деревянное строение, нижний этаж которого – кладовые с массивными дверями, обитыми, для надежности, железом. Дворецкий заставил плотников установить на двери железные петли, тяжелые затворы и сразу же навесил огромные замки, купленные загодя на торгу в стольном резанском граде. В остальных избах дверные петли и засовы – деревянные, но ничуть не хуже железных.

Высокое крыльцо, украшенное длинным навесом, с дубовыми резными столбиками, вело в теплые сени верхнего этажа. Из сеней можно попасть в светлицу, другая дверь вела в заднюю половину. Большая комната светлицы была приемного залою и трапезной одновременно, за ней следовали личная оружейная боярина, образная и проч. В задней половине располагался огромный кабинет князя, приемная для ожидания, гостевые комнаты, хозяйственные комнаты для слуг. Несколько переходов вели ко множеству других строений: конюшням, псарной, голубятне, соколиной. Особый переход вел в женскую половину, к отдельно стоящему терему. Жены у Андрея пока еще не было, но место, куда можно будет привезти молодую жену, уже появилось.

Еще плотники не успели закончить с крышами, как Спиридон умчался на ушкуе в Старую Резань. Через четыре дня он вернулся с шумной оравой мужиков, оказавшимися резчиками по дереву. Еще дворский прикупил по случаю две дюжины полоняниц из Литвы и несколько холопов из-под Смоленска. Этих полоняников Спиридон отдал в подчинение Фекле. Работы по дому выше крыши, людишек катастрофически не хватало.

Ушкуй, вернувшийся из Старой Резани, нагружен под завязку тесаными липовыми досками. Поверх досок громоздились клетки с курами. Большую часть кур отдали крестьянам, лишившимся птицы во время набега родичей Кулчука. Себе Спиридон оставил с десяток несушек, но собирался привезти еще сотню-другую.

Прибывшие с дворецким мастеровые поселились в шалашах, поставленных на скорую руку рядом с хоромами. Артельная старшина резчиков долго шушукалась с управляющим, потом, похлебав мясной похлебки, все прибывшие завалились спать, а спозаранку работа закипела, так что к вечеру в усадьбе появились еще две избы, в которые мастеровые и переехали из шалашей. И лишь на следующий день они занялись тем, для чего их наняли. Опять дорого, эти мастера уже за два рубля работали.

Кузнецы прихватили с собой из города гвоздильни и успели изготовить множество гвоздей разной длины, на первое время их, по расчетам дворецкого, должно было хватить на отделку нескольких комнат. Расчеты Спиридон делал на самых настоящих счетах – деревянной рамке с продетыми в просверленные дырочки горизонтальными веревочками, на которые нанизаны вишневые косточки.

Только шляпки гвоздей не нарядные, покрывать их серебром некогда, сокрушался дворецкий. Андрей не настаивал. У каждого свои тараканы, у Спиридона вот – бзик на 'наряде'.

– Спиридон, может, поделишься, чего ты удумал? – поинтересовался Андрей, увидев новых людишек в усадьбе, с веселыми прибаутками таскавших доски в дом. Внутри хором раздавался веселый перестук молотков.

– Так ить, хоромы наряжаю, – оторвавшись от расчетов, Спиридон с недоумением уставился на Андрея.

– Ну-ну, – Андрей предпочел больше не вмешиваться в рабочий процесс, с глупыми расспросами. Будет нужен Андрей – дворецкий прибежит сам.

Мужики подшили потолки красным тесом, обшили стены липовыми досками приколачивая их на кованые гвозди. После этого бригада разделилась на две половины. Первая половина принялась за изготовление мебели, то есть столов со столешницами из столетнего дуба и лавок с рундуками. Вторая половина мастеровых, закончив с ознаменкой на стенах, принялась за художественную резьбу. Из-под умелых рук резчиков рождались замысловатые картины диковинных стран: деревья, на ветвях которых сидели Жар-птицы. Павлины, волки, львы бродили по высокой траве под сенью деревьев. Другие мастера разложив на полу подволоки из липовых досок резали не менее замысловатые узоры. Потом по мере готовности резные доски подшивали к потолку.

Переселяться в отстроенные хоромы Андрей не спешил. Тот, кто думает, что все так просто со строительством хором, крупно ошибается. Да, срубы поставил быстро, буквально за несколько дней, еще несколько дней потратили на то, чтобы закрыть крышу красным тесом. Но жить в хоромах еще нельзя, повсюду сновали мастеровые. Вот и сейчас, когда Андрей осматривал сделанный мастерами объем работ за день, мужики заканчивали класть полы в опочивальне и будущем личном кабинете князя.

Полы в жилых комнатах мастера клали из дубовых брусочков. В результате получился самый настоящий паркет. Эти брусочки покоились на слое песка, тщательно перемешанного со смолою. За песком специально отправляли кораблик, ибо подходящего песка в окрестностях не нашлось. В остальных помещениях пол уже настелили из обыкновенных толстых дубовых досок. В просторном и пока еще светлом кабинете князя паркет выложили полностью, теперь же приступили к его покраске квадратами, расположенными в шахматном порядке: квадрат зеленого, квадрат черного цвета. В опочивальне пол также будет выкрашен, когда мастера закончат работу.

Лавки почти готовы, мужики работали споро. В Переяславском доме князя лавки скромнее намного, то ли не успели их довести до ума, то ли так изначально планировалось, но новые лавки обошлись князю в кругленькую сумму. Покупать для лавок почти ничего не пришлось, помимо досок, все необходимое привезли с собой из города, но материала ушла целая прорва. Лавок мастера изготовили огромное количество, в каждом помещении лавки ставились вдоль стен. Они делались из толстых и широких досок, на резных столбиках-подставках. По краям опушались тесом. Под лавками устраивались выдвижные шкафчики разных размеров, от больших, до совсем маленьких. Каждая лавка имела собственное название, порою очень смешное. Та, которая стояла у входных дверей комнаты, в заднем углу, называлась коником, под ней всегда размещался огромный ларь для хранения различных вещей, лавки, стоявшие под окнами, назывались 'красными', у стены переднего угла – 'передними'.

Когда пришла очередь выбирать ткани для украшения лавок, к делу подключилась Фекла, с громким криком прогнав Спиридона с его дурацкими советами. Фекла лично отобрала восточную камху, красное сукно и бархат для самих лавок, а ткани для каймы, спускавшейся с лавки, выбрала голубого, зеленого и синего цветов. Женщина в любом времени остается женщиной и справедливо полагает, что она лучше любого мужчины понимает толк в красоте, тем более такого, как ее муж Спиридон, про князя хитрая Фекла предусмотрительно промолчала. В остальном жена беспрекословно подчинялась своему благоверному. Фекла посадила девок-холопок за шитье, а своих дочерей за вышивание. В этом времени каждая баба старше тринадцати лет – настоящий профессионал. Только опять художественные изыски Феклы влетели Андрею в кругленькую сумму. Шили-то золотом и серебром. Настоящим золотом, и серебро самое настоящее.

Как все было готово, мастера обили тканью лавки, для мягкости подложив под сиденье толстые стеганные полсти и войлок. В остальных помещениях полавочники сшили из ткани поскромнее. Девушки старательно сшивали клиньями отрезы разных цветов. Клин красного цвета, клин желтого, затем снова красный, желтый. Получалось очень красиво и нарядно.

Двери в комнаты также обшивались тканями, сукна и шелка едва хватало, чтобы мало-мальски нарядить княжеские хоромы. Опочивальня князя приобретала законченные формы, стены обтянули темно-красным китайским шелком, дубовый паркет выкрасили в зеленый цвет, на вместо привычных Андрею штор на окнах от стены до стены повесили тяжелые занавеси, сшитые из тяжелой парчи, выменянной у иранских тазиков. Такие шторы делались не для красоты, а для тепла, так сказала Фекла, хотя с ними в комнате было гораздо красивей. Занавеси защищали помещение от холода и ветра.

Кстати, в сенях такие завесы тоже были, только уже из красного и синего сукна, там они выполняли другую функцию – отделяли наружные входы от дверей во внутренние помещения.

Остальные отделочные работы Спиридон оставил на потом, когда вернется Иван Андреевич с импортными тканями из Новгорода и когда господин разживется золотом и серебром в достаточном количестве.

Надвратную башню рубить не торопились, ее поставить должны в последнюю очередь. Андрей отложил на следующий год постройку более капитальных защитных сооружений, ограничился мощным дубовым тыном. Андрей наивно полагал, что все обойдется и защищать усадьбу этим летом от ворога не придется.

Площадь усадьбы огромна даже по местным меркам. Внутри княжьего двора даже разместился целый сад. По самым скромным подсчетам Андрея в усадьбе смогут найти защиту несколько сотен крестьян вместе с живностью и все своим нехитрым крестьянским имуществом. Не усадьба, а целый городок получился.

Для Семейства Спиридона плотники срубили отдельный двухэтажный дом, от которого к княжеским хоромам вел теплый переход. Избы для воинов поставили просторные, в два этажа.

Для Онисима с Олешей, как семейным людям, отдельные избы срубили, подальше от всех построек, рядом кузницы организовали. Поставили пару сараев с тесовыми крышами, над которыми торчали сложенные из плинфы трубы, вот и вся кузница. Чуть встороне вкопали в землю четыре столба, соединили их боковые перекладинами и круглыми засовами сзади и спереди – вот и станок для ковки коней. Внутри комонек оказывался, как в клетке, и даже не мог лягаться и лишь мелко дрожал, когда Онисим его подковывал. Однако большинство лошадей на Руси не подкованы. Что поделать – подражание татарам.

Мастерские возвели с широкими окнами, чтобы можно было работать даже в зимнее время. На случай нападения врага установили мощные ставни, обитые железом. Не дай бог стрела прилетит, стекла больше нету, и взять его негде. Для мастеровых, слуг и прочего народа пришлось рубить больше четырех десятков изб.

Как-то само собой вышло, что двор усадьбы разделился на множество маленьких двориков. Лишь перед воротами располагался вымощенный свежими досками просторный двор, в центре которого плотники установили большие столбы с массивными железными кольцами, к которым приезжавшие по делам в усадьбу привязывали своих лошадей.

Пока мужики возводили мощный тын, бабы под присмотром жены Спиридона закончили разбивать сад, высадив саженцы яблонь, смородины, вишни, сливы, груши и крыжовника. А уж овощей насадили – целое поле. Для огуречников из ближайших деревенек притащили несколько навозных телег с навозом. Кстати, про овощи. Овощами на Руси изначально называли лакомства, например, изюм, финики, грецкие орехи, винные ягоды, в описании которых Андрей узнал виноград, ягоды рябины и калины.

Работа, работой, но Афанасий не забывал и об обучении молодых холопов стрельбе из лука. Семен натаскивал парней владению саблей, Однорукий Рябой – мечом, Демьян – рогатиной. Теплым вечером Андрей сидел на завалинке, за тыном, и с интересом наблюдая, как Афоня проводит занятие. Высокий, статный воин в полном воинском облачении важно расхаживал вдоль строя новобранцев, поучая молодых:

– Лук – это оружие дальнего боя. Слабого – он делает сильным. Чтобы остаться в живых, вы должны в совершенстве им овладеть. В ближнем бою у вас пока нет шансов противу татарина. Он вас вмиг возьмет на копье или сабелькой посечет, а с луком вы для любого татарина – опасный противник. Оттого татары сызмальства учатся владеть луком. Мастеров сабли из вас Семен с Рябым сделают. Моя же задача – научить вас убивать врага издали. Хорошим стрелком стать – время потребуется много, порою бывает, что и всей жизни мало. Но попадать со ста саженей во врага хоть пешим, хоть конным – вы просто обязаны.

– Так, дядька Афоня, мы белку в глаз… – тоненьким голосом пискнул худой новобранец с россыпью веселых веснушек на лице. Андрей узнал пацана – это был парень из Васькино, вроде бы Гришкой его зовут. Приходил он к князю он вместе с отцом и серебро за холопство отдал отцу полностью.

– Цыц, – Афанасий строго посмотрел на холопа, – для начала, вы должны выбрать лук по своей силе. Сейчас вы выберете лук себе по себе, – воин махнул рукой в сторону телеги с лежащими на ней саадачными наборами, терпеливо дожидался, когда парни расчехлят саадаки, привесят к поясам полные стрел колчаны, сделанные из бересты, и вынут тугие татарские луки из налучей. – Так все взяли? – он внимательно осмотрел бестолково толпившихся у телеги, словно стая воробьев у кормушки, юнаков, которые совсем не походили на грозных воинов.

Им еще предстояло ими стать, сдав в ближайшем сражении свой первый экзамен, где есть только две очень простые, оценки: жизнь и смерть. Права пересдачи экзамена у них нет, таковы правила. Смогут ли они сдать этот важный в их короткой жизни экзамен, целиком зависит от Афанасия.

От цепкого взгляда ушкуйника не укрылась ни одна мелочь.

– Теперь натягиваем тетиву тремя перстами правой руки. Вот этими перстами… Олухи! – Афанасий громко окрикнул двух пареньков, принявшихся дурачиться, передразнивая учителя.

Парни не успели отреагировать на окрик, как плеть, неожиданно появившаяся в руке воина, со свистом рассекая воздух, опустилась им на спины, сначала одному, потом другому. Шутки вмиг прекратились, лица холопов, которым едва минуло шестнадцать зим, сразу стали не по-детски серьезными. Провинившиеся втянули голову в плечи, словно опасались, что плеть пройдется по ним по второму разу.

Этих тощих, одна кожа и рожа, пацанов привел к Андрею Кузьма после торга, где он покупал кузнечный инструмент. Парней отдали Кузьме на сдачу, все равно для хозяина проку от них не было. Кто они и откуда родом, парни не знали, а прежний их хозяин такой малостью не заморачивался, ему самому они достались вместе с телегой железных криц. Парней по приказу Луки откормили для начала, одели, обули и отдали в воинское обучение. Звали их по-смешному, но традиционно для этого времени – Первуша и Вторуша. Имена не настоящие, от рождения парни носили другие имена, но кто их помнит, да и дела нет хозяину до настоящих имен пацанов, назвал так, что в голову первым пришло, и не заморачивался. Еще один пацан был в обучении с именем числительным, зовут его Третьяк, слава богу, на нем числительные имена пацанов закончивались.

– Натягиваем тетиву до локтя левой руки и освобождаем безымянный перст, – Афанасий внимательно наблюдал за действиями учеников. – Освободили? Хорошо. Продолжаем натягивать до полной длины своей стрелы. Ну и что, что стрелы нету! – грозно рыкнул Лука на вновь подавшего голос Гришку. – Представь, что есть! Если держите лук без дрожания и переутомления – значит, лук вам по силе, и он вам подходит. Если рука дрожит, то сие значит, что силенок у вас на такой лук не хватит, лук такой для вас тяжел и непригоден, – плеть вновь опустилась на Первушу, только на сей раз чуть пониже спины, отчего парень ойкнул и подпрыгнул как ужаленный. Метода обучения и воспитания совсем не походила на привычную Андрею систему. Хорошо, что на Руси не знали Павла Астахова, уполномоченного по делам ребенков, иначе Павлу такое знакомство вряд ли понравилось, да и менять методу Афоня вряд ли бы стал, а отстронять Афанасия от процесса обучения Андрей уж точно не станет, хоть десять Павлов Астаховых будут рядом стоять и вещать о правах ребенка. У детей есть право на жизнь (собственно убить своих холопов Андрей был не вправе, но жизнь пацанов принадлежала князю по закону), и отстоять это право они должны сами с оружием в руках.

Андрей с интересом слушал наставления одного из лучших лучников на Руси. Сегодня холопы упражнялись в стрельбе, будучи пешими воинами. Несведущему человеку трудно представить, сколько хитростей должен знать лучник, для того, чтобы остаться в живых в стремительном перестреле стрельцов. Даже стойка лучника о многом говорила понимающему человеку. Афанасий учил холопов правильным техникам русских стрельцов, обогащенных техниками востока. Учил умениям кидать стрелы и практически одновременно прикрываться щитом, отбивать летящие стрелы таким образом, чтобы ни одна вражеская стрела не вонзилась в круглую татарскую халху, или щит по-нашему.

Афанасий въедливо и скрупулезно доводил до автоматизма навыки холопов. Самым необычным, на взгляд Андрея, было то, что каждое занятие, будь то стрельба пешим или на коне, всегда сочеталось с отработкой приемов защиты щитом от вражеских стрел. Каждый холоп, по татарской методике, побывал под ливнем стрел в легкой кольчужке, уворачиваясь от летящих стрел или отбивая их щитом. Наконечники стрел не боевые, каменные с тупым концом, такими белку бьют охотники, такие серьезных ран не нанесут, но все одно больно. Но больнее всего била плеть учителя, когда нерадивый ученик не смог увернуться от стрелы. После показательных порок на конюшне успеваемость резко пошла в гору. Придерживая руками поротую задницу, парни пару дней не могли сесть на лошадь, но уворачиваться от стрел могли и с поротой задницей. Кто знает, откуда пошла поговорка 'Взяться за ум', но Афанасий часто грозил ученикам плеткой, напоминая им эту услышанную от Андрея поговорку. Во всяком случае порка здорово стимулировала умственные способности ребят, грамоту они освоили, на удивление, быстро.

Постепенно Афанасий усиливал сложность заданий, теперь нужно было не только увернуться или отбить стрелы халхой, но и в ответ поразить противника собственной стрелой, а это занятие посложнее будет. Ради интереса Андрей сам однажды попробовал, когда их с Афанасием никто не видел. Результат опечалил князя донельзя, он-то считал себя очень ловким, а оказалось, что его подготовка оценена была Афанасием на твердую 'двойку'. Учитывая требования Афони к своим ученикам, это не плохая оценка. Однако по требованию Афанасия Андрею пришлось пройти курс молодого стрельца. Но все равно максимум, на что был способен Андрей, – это десять стрел в минуту, и то только один колчан мог опустошить подряд, князю явно не хватало выносливости. Андрей был в прекрасной физической форме даже по меркам далекого будущего, а вот реалии века нынешнего говорили об обратном. Афоня, в отличие от Андрея, мог опустошить с десяток колчанов со скоростью двенадцать стрел в минуту, даже не вспотев от напряжения. Конечно, столько стрел кидать в перестреле без надобности, лучник имеет в запасе всего два колчана, но кто знает, как жизнь повернется.

Из двух дюжин учеников Афанасий отобрал лишь двоих, подающих надежды: Третьяка Мерина и Гришку Мороза, Спиридон по просьбе Афанасия и с разрешения князя освободил хлопцев от хозяйственных работ. Парни днями напролет тренировались по особой программе. Афанасий очень строго подходил к обучению, не раз и не два его плеть опускалась на спины пацанов, когда Афанасий оставался недоволен их результатами. Гришка с Третьяком готовы терпеть любые издевательства учителя и буквально боготворили его: такой шанс, попасть в обучение настоящему мастеру случается раз в жизни. Поротая спина и крепкие тумаки – это мизерная цена за великую науку.

Афанасий упрямо вбивал в голову молодых парней, что бой со степняками – это не охота на белку. Мелочей в стрельбе из лука нет. Даже когда лучник подает стрелу, он автоматически, легким движением пальцев правой руки проверяет шероховатости на древке и целостность оперения. От этого зачастую зависит жизнь. Второго шанса, кинуть стрелу, противник тебе не даст, еще и еще раз вдалбливал Афанасий прописную истину в головы холопов.

В стороне слышался звон железа. Однорукий ушкуйник Рябой, потерявший кисть левой руки в том самом памятном сражении с татарами, и вечно веселый и улыбающийся Сенька учили холопов сабельному бою и владению мечом. А где-то в поле пришедший в себя Демьян обучал молодых обращению с рогатиной. К Демьяну вернулся разум, когда братья уже потеряли надежду. Просто однажды утром Демьян вышел из избы на крыльцо и, увидав сыновей, строго спросил, где они находятся и что это за место. Громким окриком, прекратив изъявления радости по поводу выздоровления батюшки, старый воин выслушал их рассказ и одобрил решение братьев. Как-то сразу получилось, что Демьян взял на себя функции коменданта усадьбы. Андрей поручил ему подготовить стражу для усадьбы. Демьян рьяно взялся за дело. Заставил мужиков наконец-то навесить обитые медными листами дубовые створки ворот. За этими листами пришлось гонять кораблик в Переяславль, и обошлись они очень дорого князю.

На самой крыше терема Демьян установил наблюдательный пост и посадил туда мальцов караулить окрестности. Этим старый воин не ограничился, собрал пацанов из холопских детей, несмотря на протесты родителей, и из мальцов сформировал сторожевые посты, расставив их далеко в стороне от усадьбы. Появятся татары – парни успеют упредить о появлении ворога.

Усадьба обживалась потихоньку, жизнь на новом месте налаживалась. Из Старой Резани привезли плинфу, и мужики на дубовых сваях поставили настоящие русские печи. С внешней отделкой печей пришлось повременить из-за отсутствия нужного количества готовых изразцов в городским мастерских. Андрей внес небольшие изменения в конструкцию печей своего терема – теперь топили печи в боярском доме по-белому. В остальных домах – постаринке.

Холопы закончили рыть погреба, и ушкуй отправился в Пронск за хлебом и железом, кузницы испытывали уже большую нужду в железе. Запасы хлеба, взятые с собой, также подходили к концу, едоков в хозяйстве хватало. Мужики работали за пятерых, ну и ели соответственно. Благо, дичи в лесах навалом. Охота позволяла не думать о запасах мяса. Ежедневно отряжали парочку охотников в лес, в основном охотой занимался Кулчук, иногда к нему присоединялись братья. Лось, кабан, медведь, зайцы – все едино. Мясо есть мясо, одними кашами сыт не будешь. Разумеется, делали запасы на зиму, бабы коптили мясо понемногу впрок. Ну и рыба, конечно, дополняла рацион, река изобиловала рыбой. Кормили в княжьей усадьбе от пуза, но и работу спрашивали ой как строго.

Вездесущий Спиридон уговорил в Старой Резани какого-то боярского сына уступить село на Оке. Желая побыстрее получить серебро за сельцо, боярский сын примчался в вотчину лично, не мешкая. Купля Андрея, как потом выяснилось, оказалась с душком – спорное сельцо. Претендовал на новое владение Андрея городовой боярин Старой Резани. Конфликт уладили миром, сунули боярину отрез шолка и оформили купчую на село уже с ним, вдовесок отобрали у него выселки на берегу Оки.

Жители купленного сельца специализировались на рыбной ловле. Там же, в селе, Спиридон нашел опытного старика-рыболова, прельстившегося на пожизненное кормление. Взамен старик обязался обустроить рыбные тони и езы и коптильни в княжеской вотчине, в подчинение к нему поступали два десятка полных холопов, купаленных (обменянных на несколько локтей шелка и пару вьючных седел с кожаной плеткой в пополонок) за недорого по случаю, в Старой Рязани у купцов приезжавших торговать татарским полоном. По закону все получалось ровно, купцы честно выкупили полон у татар и привезли на Русь. Родственники по каким-либо причинам не смогли откупить полоняников, или нечем или некому было откупать. Кто знает, что там было, но по правде в этом случае полоняник становился полным холопом, и купец имел полное право на продажу.

Андрей перевез все свои запасы из схрона и оборудовал тайную оружейную комнату. Посвятив братьев в секрет чудо-оружия, Андрей отправился с ними на стрельбы, подальше от усадьбы. Братья быстро усвоили навык стрельбы из снайперской винтовки. Сами винтовки восторга у них не вызвали, Андрею даже обидно стало, а вот оптика привела братьев в неописуемый восторг. Через неделю, братья отменно стреляли. Андрей не жалел патронов.

На укрытой от дождя тисовой крышей площадке верхнего яруса надвратной башни дворовые установили пушки. К тыну, на углах, пристроили срубы, набросав на перекрытия толстый слой земли, чтобы получилась ровные площадки, и на каждой из них Андрей распорядился поставить по два орудия. Пушки спрятали под деревянными навесами от дождя и укрыли рогожей от лишних глаз. Мало ли, какие гости пожалуют.

Ушкуйники уже видели 'арматы' в Новгороде, и в Хлынове подобные игрушки имелись, потому долго учить ушкуйников обращению с орудиями не пришлось. Вот пороха было жалко. Не так уж много его припас Андрей. Но все равно пришлось обучать мужиков огненному бою, тратя бесценный порох. На будущее нужно будет раздобыть местного пороха, его можно купить в крымской колонии генуэзцев и в Сарае, куда порох привозили из самого Китая. Легко сказать купить – тут договариваться надо, привезут под заказ через пару лет. Если из Китая купцы доставят порох почти легально, то фряги – только контрабандой, ну и цена соответственно будет высока. Порох, именуемый зельем, стоил бешеных денег, и качество его оставляло желать лучшего. Но на безрыбье и рак рыба, сойдет и такой.

Дошла очередь до водяной мельницы с лесопилкой. Объяснив Титу принцип работы лесопилки, определились с местом ее постройки. Андрей поручил Спиридону выделить людей для строительства лесопилки, но встретил решительный отпор со стороны дворецкого.

– Нету людей, – устало сказал Спиридон. – Мне еще избы рубить надобно. Хватит закупам жить на улице. На землю сажать пора их. Пускай землю расчищают, – дворецкий поспешил поделиться планами на работников и, видя недовольство господина, попятился задом.- Сено пора заготавливать, – под тяжелым взглядом господина, выдал последний аргумент Спиридон, отступая мелкими шажками.

– Успеешь ты и избы поставить, и сена накосить. На пару дней всего людишек дай. И попроси Афоню помочь, пускай ратников отрядит тебе в помощь. Кстати, можешь на сенокос всех воев забрать без исключения, – предложил компромисс князь. Подействовало. Спиридон лишался работников на пару дней, а взамен получал помощь воинов почти на целый месяц.

– Я сам с Титом покумекаю, – обрадовался разрешению Спиридон. – Уж больно ты, князь, занятную штуку придумал. Сделаем твою лесопилку. А опосля и мельницу поставим, уже скоро жернова привезут.

– Ну, спасибо, Спиридон за доброту твою, – усмехнулся Андрей. Князь не собирался внедрять на Руси технический прогресс, как это делали известные ему книжные герои из прошлого. С лесопилкой бы разобраться… Инструкция по сборке лесопилки покоилась в навечно мертвом ноутбуке, как и весь запас знаний человечества. Впрочем, толку от ноута все равно бы не было. Запасной комплект батарей Андрей взял, но про электричество для зарядки забыл. Ему бы взять с собой маленькую бензиновую электростанцию да бензина пару бочек, но как-то совершенно выпало из головы, что в средние века нет электричества. Из взятого с собой в путешествие в прошлое много чего пришлось выкинуть. Ну, зачем, спрашивается, ему тут мертвые импортные рации? Знал бы, что так выйдет с техникой, при переносе, припас бы лучше допотопные проводные телефоны. Или вот отданные в залог князю 'хрустальные' вазы, кто знал, что бросовый товар окажется очень дорогостоящим? Князь ссудил Андрея разными полезными и нужными вещами для строительства усадьбы, в залог Андрей отправил ему вазу. Оказалось, что ее оценили по стоимости как маленький городок с населением в пятьсот человек. Семен, отвозивший вазу князю, по возвращении сообщил, что князь залог принял и добро из кладовых даст для обустройства своего боярина. Вот только бояре князя намекнули Семену, что хорошо бы новому боярину оставить залог, не выкупать его. Оно и понятно, дорогую вещь продать на Руси практически невозможно, потому все дорогие вещи или берут саблей, или получают в подарок.

Конкретных полезных знаний в голове Андрея оказалось до обидного мало. Ну не помнил он полный курс химии и физики, хоть ты тресни. Он даже не смог бы отливать стекло, никак не мог вспомнить ингредиенты, необходимые для этого процесса. Помнил, что песок нужен особый, вроде бы кварцевый или еще какой… На этом его познания в варке стекла заканчивались. А уж определить минералы и, главное, найти нужные – боже упаси. Остается ограничиться минимумом и просто врастать в жизнь, ничего не меняя. А жизнь у бояр и князей в это время веселенькая: постоянные воины и конфликты. Саблей можно намного больше заработать, чем торговлей. Это даже не вопрос. От точки А до точки Б добраться летом можно только по воде, а зимой на санях. Осень и весна выпадают – распутица. Да и много ли на лошади увезешь? Вот то-то и оно.

 

Глава девятая

ПРОБЛЕМЫ И ПУТИ ИХ РЕШЕНИЯ

Татары вместе с братьями целыми днями носились по окрестностям, поставляя к столу зайчатину, дикую птицу, кабанов и лосей, косуль и медведей. Андрей все собирался расширить рыбную ловлю, но как-то все руки не доходили до этого. Андрей уж было совсем собрался снова завести разговор с дворецким о выделении ловцов на рыбалку, но отвлекся на шум, раздавшийся во дворе усадьбы. Выглянув в окно, Андрей узрел три десятка спешившихся у коновязи воинов в разноцветных кафтанах. Среди них Андрей безошибочно узнал своего резанского собутыльника – боярина Маслова. По всему видно, любит Константин Федорович жить красиво, вот и сейчас на боярине Маслове надет ездовой кафтан из камки темно-красного цвета. Полы дорогого кафтана украшены кружевами и унизаны речным жемчугом и драгоценными каменьями. Вместо пуговиц – фатисы, петлицы с кисточками. Опушен кафтан не чем попало, а соболиным мехом. Любит Костя щегольство, тут уж ничего не поделаешь.

– Костя! – искренне обрадовался князь приезду товарища. – Рад тебя видеть! А я вот, как видишь, обустроился почти на месте, – князь не утерпел, с гордостью похваляясь успехами.

Шустрые дочки Спиридона пулей слетели с высокого крыльца терема, протягивая наперебой боярину чаши с вином.

– Испей с дороги, боярин, – старшая, Прасковья, лучезарно улыбаясь, протягивала гостю полную до краев чашу красного заморского вина.

– Трифон, коней прими, – грозно прикрикнул князь на молодого парня в посконной рубахе до колен, вихрастый паренек впервые в жизни видел разряженного боярина и теперь, от удивления раззявив рот, большими круглыми глазами разглядывал богатые одежды гостя.

– Проходи в дом, Константин Федорович. Будь гостем дорогим, – пригласил боярина Андрей. – Поснедаем, чай с дороги проголодался?

– Не откажусь от угощения. Особенно от вина. В горле все пересохло – прямо пожар. А вино у тебя хорошее, – похвалил боярин Андрея, отдавая Прасковье пустую чашу.

За обедом Костя рассказал свежие новости. Потом выслушал Андрея с его печалями и заботами. Таковых имелось в наличии две – нехватка денег и людей. Из них происходили второстепенные печали. Скотину покупать нужно – коров, овец, птицу всякую. Людей катастрофически не хватает. Дворни полно, а ее прокормить еще нужно, а крестьян, работающих на земле, кот наплакал. Пара сотен смердов, проживающих в боярской вотчине, не прокормят княжеский двор, монастырские холопы за малочисленностью погоды не сделают, к тому же большинство из них – люди мастеровые, сажать таких на землю – грех.

Отделка хором не закончена. Хоромы поставить да избы для дворни срубить – плевое дело, главное, недорогое строительство, лес – вот он, рядом, платить за него не нужно. Все затраты только и всего, что заплатить за работу мастеровым, нанятым для этого дела. Но отделка помещений – удовольствие не из дешевых! Андрей прикинул на досуге вместе со Спиридоном и Феклой, во что ему обойдется внутренняя отделка хором и ужаснулся. Триста рублей самое малое! А ведь еще внешняя отделка даже не начата! А еще есть дома челядников, о них тоже подумать надобно. Одной ткани потребно столько, что впору волосы рвать на голове!

По незнанию Андрей наивно считал, что ткани идут только на шитье одежды, а в действительности дешевая и дорогая ткань в огромных количествах шла на наряд хором князей и бояр, даже простые горожане и крестьяне использовали дешевые сукна, наряжая избу. Ну да бог с ними, с тканями, купец привезет из Новгорода достаточно и для продажи, и для внутреннего потребления в вотчине, но это значит изъять товар из торгового оборота. Так впору скоро стать несостоятельным. Скромнее жить положение служилого князя и боярина не позволяет.

Дворня совсем распоясалась, все чем-то заняты, Андрей было сунулся помочь мужикам в кузнеце, но после нескольких ударов молотом по заготовке холоп-кузнец попросил своего князя уйти от греха подальше. Потом, когда будет работы поменьше, обещал научить господина махать тяжелой кувалдой правильно, со смыслом, а не бить со всей дури, как попало. И так везде, отовсюду князя вежливо прогоняли, даже в поварне, когда Андрей предложил свою помощь, на него посмотрели как на полоумного.

Костя внимательно выслушал своего друга, еле сдерживаясь от смеха. Поведение Андрея, мягко сказать, не соответствовало положению князя, но Костя, как и все обитатели усадьбы, относился к странностям друга снисходительно. В дальних странах свои обычаи, порою странные и непонятные, ничего, пройдет время, и Андрей станет вести себя, как подобает настоящему русскому князю и боярину.

– Экая беда… Ну ты, брат, даешь. Зачем покупать? А сабля тебе на что? Коров, овец, лошадей, ослов и даже верблюдов совсем рядом можно взять. И людишками разжиться знаю, как… И знаю место одно, где все это есть в больших количествах, – доверительно сообщил боярин, многозначительно смотря на Андрея. Видя, что друг его не понимает, широко улыбаясь, предложил вариант решения проблем Андрея. – Послан я, прося у Бога милости, над ордынскими людьми промышлять, сколько милосердный Бог помочи подаст. Доброе дело сделаем – православных отполоним, посадишь их на землю, все равно им возвращаться некуда. Да и не ждет их уже, наверное, никто. А коней продать можно – вот тебе и деньги.

– Знаю я твою выгоду, – ворчливо сказал Андрей. – Я тебе уже продавал однажды. Не забыл? – он почти готов был согласиться с предложением друга, тем более ничего плохого в предложении Константина Федоровича не было, но обида на хитрого боярина еще не прошла.

– То когда было… – Костя дружески похлопал Андрея по плечу. – Не держи на меня зла. Сам знаешь, по хмельному делу ты тех коней мне продал.

– Да не держу я зла, – примирительно сказал князь. – Просто вдруг вспомнил.

– Так давай выпьем, – Костя вновь наполнил вином опустевшие оловянные кубки. – А завтра с утра отправимся.

– Что уже завтра? – удивился Андрей.

– А чего тянуть? Нам собраться – только подпоясаться, – боярин широко улыбнулся, демонстрируя крепкие, никогда не знавшие прелестей Бленамеда, сияющие белизной зубы. – Давай вели собираться дворовым. Пусть седел вьючных поболее возьмут с собой. Ремни там, нитки, иголки и что еще потребно.

Костя лихо осушил до дна кубок с итальянским вином, рукавом кафтана обтер мокрые усы и вновь потянулся к глиняному кувшину. Андрей обреченно смотрел на друга, понимая, что запасы вина в усадьбе к утру резко сократятся, если совсем не закончатся.

На совете, куда Андрей пригласил Демьяна, Афанасия, Булата, Кулчука и братьев, решили принять предложение боярина Маслова. Мужикам уже изрядно надоело сидеть в усадьбе, занимаясь в основном делами хозяйственными, и им страшно хотелось размять косточки. Именно такими словами выразил общее настроение собравшихся Семен. Советники дружно кивали головами, выражая полное согласие с самым молодым княжеским советником. Младшие братья Семена хотя и присутствовали на совете, но право голоса не имели: возрастом не вышли. Больше всех рвался в поход отец братьев Демьян, но его, к великому сожалению, князь оставлял в вотчине.

Едва забрезжил рассвет, кавалькада из семи десятков всадников на маленьких степных лошадках с заводными лошадьми выехала из ворот усадьбы.

Их путь лежал к Польному Воронежу, туда, где степь тянулась на многие десятки верст и где когда-то останавливался Батый 'на Онузе'. Им приходилось пробираться сквозь непролазную лиственную чащу с ее подлесками из кустарников и папоротников. Путь пролегал по лощинам, сплошь заросшим веселым густым орешником, громадными осинами. Чем дальше уходили на юг, тем чаще стали попадаться в чаще развесистых многовековых дубов лесные переполянья, заросшие сочной травой. Чем дальше, тем чаще встречаются широкие поляны. Берега речушек заросли хвойными породами деревьев. Андрей приметил одну особенность: могучие боры в основном тянулись вдоль берегов рек и речушек, словно хвойный лес рвался на юг, медленно, но верно отвоевывая жизненное пространство. Благодатные места, но единственные обитателя этих земель казаки-изгои.

Отряд только что выбрался из лощины, выбрался на широкое, поросшее ковылем поле. Андрей не успел сообразить, как татары, похватав луки, пришпорили коней, на ходу пуская стрелы. Следом за ними рванули воины боярина Маслова. Отряд набрел на стоянку казаков-изгоев. Татары россыпью бросились наутек, но стрелы вонзались им в спины. Пленных не брали, два десятка женщин и детей пали под ударами сабель. Забрав лошадей и немногочисленное оружие, на всю ватажку у татар нашлось десяток луков и полдюжины сабель да два шестопера и четыре боевых топорика, двинулись в дальнейший путь. Сотня овец и три десятка коров остались бродить по полю, предоставленные своей судьбе.

Еще раз повстречались с казаками на следующий день, те перебирались через лог, носящий название 'ржавица'. Такое название лога получали от стоявшей ржавой воды на дне лога, поросшего осокой. Татары не ожидали встретить в безлюдных местах русских, за что и поплатились. Опять все повторилось, татар поголовно вырезали, а скотину и лошадей бросили на произвол судьбы.

Мало, конечно, воинов уходило с боярами, но на большое кочевье Костя и не собирался нападать. Татары Кулчука выведут на нужное кочевье: есть у них один должок неоплаченный. Ясное, светлое утро обещало хорошую погоду на весь день, но к вечеру погода испортилась.

Мелкий дождик с небольшими перерывами шел всю ночь. Весь следующий день с небольшими перерывами шел проливной дождь. Жирная земля пропиталась влагой, и ноги лошадей скользили. Ремни, стягивающие вьюки, намокли, поклажа то и дело норовила сместиться, и часто приходилось останавливаться, чтобы поправить вьюки.

В дороге из рассказов татар Андрей узнал много интересного из жизни кочевников. Его поразила огромная численность скота в кочевьях татар. В его-то вотчине крестьяне с трудом могли прокормить корову и пару лошадей, а скотоводческие племена, кочуя с места на место, содержали десятки, а то и сотни тысяч голов скота. Самый бедный кочевник, влача нищенское существование, владел одной лошадью, одной коровой и полудюжиной овец. Для вполне скудного существования у татар считалось достаточным иметь стадо из пятидесяти голов. Владелец стада в пятьсот голов уже был вполне зажиточным человеком. Источники богатства кочевников вот уже двести лет не менялись. Вот только разбогатеть в степи можно только одним способом: захватить на Руси рабов и обменять их на скотину. Способ нехитрый – быстро и задаром.

Леса, болота и овраги сменились перелесками, наконец началась степная сторона, отчетливо запахло степью. Удача сопутствовала русским. Булат вывел их на небольшое кочевье маленького рода, своих кровных врагов, которые принимали участие в нападении на род Кулчука. Бить степняков нужно было быстро, главное, не дать никому уйти. Иначе беды не оберешься. Ближайшее кочевье в двух днях пути. Быстро нагонят степняки русское воинство, и тогда охотники превратятся в дичь, которую будут гнать, пока не затравят.

* * *

Отрядив дюжину воинов разобраться с пастухами, напряженно все вслушивались в ночную тишину. Когда воины вернулись, устранив безмятежно спящих пастухов, Андрей вздохнул с облегчением.

Чуть рассвело, атаковали кочевье. До стойбища чуть меньше версты, ближе подойти опасались быть замеченными. Коней пустили рысью, и метров за четыреста до табора перешли на галоп. Копыта лошадей предусмотрительно обвязаны тряпками, предосторожность не лишняя. Андрей натянул каменное кольцо на палец, достал лук из налуча и уже привычным движением проверив оперение, наложил стрелу, делая глубокий вдох, натянул тетиву до уха, плавно отпустил, тетива громко щелкнула о медную пластину на левой руке. Стрела с легким шелестом ушла ввысь. Рядом боярин Маслов посылал стрелы со скоростью пулемета. Расстояние стремительно сокращалась, вот и холопы взялись за луки. Рой стрел смертоносным дождем пролился на лагерь степняков.

Из невысоких шатров выбегали заспанные татары в накинутых наспех ярких халатах, еще толком ничего не поняв, они первым делом спешили к лошадям, стоявшим у коновязей, и падали, сраженные стрелами. Андрей кидал стрелы не в людей, его целью были лошади. Жалко, конечно, лошадок, да и глупо портить добро, которое он считал уже своим, но резанец был неумолим, лошадей татарских бить в первую голову. С боярином Масловым оказались согласны все, какой никакой опыт у ушкуйников был. Оставь татарам лошадей, и в одночасье сам станешь татарской добычей.

Почти сразу же раздались женские крики и громкий детский плач. Над ухом Андрея прошелестела стрела, от чего лоб боярина моментально покрылся холодной испариной, а сердце сковал жуткий холод. Страшно. Это в кино с героем ничего не случается, не берут его ни стрелы, ни клинки вражеские, в действительности все не так. Пускай доспех добрый, но попади такая стрелка, весом четыреста грамм прямо в лоб, и шелом не спасет.

Андрей обернулся, бросив быстрый взгляд на скакавшего следом боярина Константина. На разгоряченном лице резанца – хищный оскал, словно он не на татарина пошел, а на обычную охоту на кабана или медведя. 'Черт, они все тут немного чокнутые, – успел подумать Андрей и от этой мысли сразу успокоился. – Нужно стать своим, таким же придурком, как они, иначе делать мне в этом времени нечего'. Князь, стараясь не думать о смерти, бросил лук в налуч, сорвал круглый татарский щит с луки седла, прикрылся им от стрел, поудобней перехватывая рогатину.

На его пути встал пеший татарин в халате с нашитыми поверх ткани железными пластинами, с красным круглым щитом и изогнутой саблей в руках. Князь привстал на стременах и с силой толкнул рогатину вперед. Степняк успел прикрыться щитом, но булатный наконечник рогатины проткнул татарскую халху насквозь и глубоко воткнулся татарину в грудь. Андрей, продолжая стоять на коротких стременах, резко опустил рогатину и, миновав убитого, крепко ухватившись за древко, резко выдернул ее из мертвого тела, татарский щит из ивовых прутьев остался висеть нанизанным на рогатину.

Конь грудью налетел на немолодого татарина, торопливо натягивающего тетиву на лук. Копыто боевого комонька опустилось упавшему на голову. В ответ раздался чавкающий звук. Следующим был молодой совсем безусый татарчонок, вскинувший лук, пуская стрелу в Андрея. Рогатина прошила парня насквозь, а скакун Андрея, получив стрелу в грудь, с жалобным ржанием стал заваливаться на бок. Андрей успел соскочить из седла, догадавшись бросить рогатину.

Вторая кривая сабля, пернач и кистень остались на убитом коне. Щит, закинутый на спину, на месте. Поднявшись на ноги, он привычным движением перебросил легкий татарский щит на руку и отцепил ножны от пояса, Андрей обнажил свою почти не изогнутую саблю, которой можно было не только рубить, но и колоть.

Князь заметил шевеление в юрте и, откинув полог, бросился внутрь, в темноте рубя все живое. Пару раз его пытались заколоть кинжалом или ножом, в темноте толком не разберешь, но не смогли пробить доспех. Андрей чиркнул саблей по силуэту справа, рассекая плоть, развернулся и резко ударил щитом противника слева от себя. Ткнул саблей в упавшего и, убедившись, что живых больше нет, выскочил из шатра.

Чуть не сбив Андрея с ног, мимо промчался Первак, припав головой к гриве коня, следом за ним гнался разъяренный татарин на неоседланной кобыле. Андрей успел чиркнуть саблей по бедру преследователя. Татарин через мгновение свалился с кобылы со стрелой в груди. Андрей проследил взглядом, откуда прилетела стрела, и заметил Вторушу, натягивающего лук, причем целил пацан в Андрея! Стрела прошелестела совсем рядом, Андрей отчетливо ощутил дуновение воздуха и услышал резкий предсмертный хрип за спиной. Обернувшись, Андрей чуть с ума не сошел от увиденного: хрипел самый настоящий негр двухметрового роста, стрела Вторуши располосовала горло полуобнаженному гиганту, бесшумно подкрадывавшемуся к Андрею с длинным тесаком в руке. Чисто из милосердия Андрей кольнул саблей в лоснившуюся грудь дитя Африки, в самое сердце.

Мимо князя, опять чуть не сбив его с ног, проскакал Гришка Мороз на низенькой степной лошадке, в татарском халате и в лисьей шапке на голове, на полном скаку пуская стрелу в набегавшего на Андрея татарина. Короткая именная стрела по самое оперение вошла в грудь степняка, откидывая его назад, словно на нем не было короткого кольчатого доспеха – полубайданы. Следом за Морозом промчался Третьяк с наложенной на тетиву стрелой. Этот архаровец под халат хоть кольчужку легкою напялил, не то что отмороженный Гришка, не признававшего никакие доспехи, кроме татарского стеганого халата. Заметив врага, парень пустил стрелу и потянулся за следующей к притороченному к седлу полупустому колчану из бересты. Андрей, пользуясь минутной передышкой, осмотрелся.

Двое степняков, ловко орудуя булавами, увлеченно добивали дружинника боярина Маслова. Воин, раненный стрелой в правую ногу, стоял, опираясь на согнутое колено, и прикрывался от ударов булав русским щитом, сделанным из дерева и кожи. Будь у него плетеная татарская халха, то против булав у парня не было ни единого шанса, а с русским щитом он смог продержаться минуту-другую. Щит не выдерживал мощных ударов, и воин был обречен.

Князь бросился вперед, мощным ударом с плеча рубанул по шее степняка, стоящего справа, неожиданно для себя развалив его на две половинки. 'Надо же – получилось', – злорадно обрадовался Андрей, входя во вкус убийства.

Бросив застрявшую в теле убитого саблю, Андрей ничего лучше не придумал, как всей массой налететь на второго степняка, сбивая его с ног. Оба они не удержались на ногах и вместе упали на вытоптанную землю. Андрей свалился рядом с татарином в очень неудобном положении, а татарин уже поднимался с колен, переключив все свое внимание на нового врага, распластавшегося на земле, словно перевернутый жук.

Дружинник боярина Маслова воспользовался моментом, наотмашь ударил саблей по ноге степняка ниже колена. Татарин дико взвыл от боли и подкосился, потеряв опору. Из обрубка ноги толчками хлынула кровь, Андрей, суетливо оглядываясь по сторонам, торопливо поднялся на ноги и прекратил мучения раненого, добив его, перерезав кинжалом открытое горло.

Князь, тяжело ступая, пыхтя, как паровоз, на ходу крестясь и бормоча слова молитвы, подошел к поверженному степняку и просунул руку в темляк, резко потянув за рукоять, вытащил из тела убитого свою саблю, подобрал валявшийся рядом щит. Позади раздался тихий свист, и к ногам князя, подпрыгивая, словно мячик, прилетела с широко открытыми глазами отрубленная голова спасенного Андреем воина.

Князь резко развернулся и столкнулся с насмешливым взглядом пожилого татарина с темным от загара, сморщенным лицом, с белыми усами и узенькой бородкой. Одет степняк в чистый новенький стеганый халат, широкие шаровары и традиционные ичеготы. В руках он держал окровавленную, очень кривую саблю и ничем не примечательные деревянные ножны, обтянутые кожей. Ратник боярина Маслова все еще продолжал стоять на ногах, но ростом стал намного ниже – ровно на голову. Кровь толчками била из тела. 'Ловко срубил, – успел подумать князь, – бармица не помогла, как бритвой голову срезал поганец'.

Бесермен махнул саблей. В лучах восходящего солнца ярко сверкнул золотым блеском широкий дол на голомени сабли, князь принял клинок на щит так, чтобы вражеская сталь скользнула в сторону по легкой татарской халхе, обитой тонкими стальными пластинами, начищенными до зеркального блеска. Не останавливаясь, татарин рубанул снова. Лезвие едва не резануло Андрея по лицу, инерция удара увела руку врага вниз, и Андрей снизу вверх послал свою саблю точно в солнечное сплетение противника, чувствуя, как острая сабля разрезает плотный стеганый халат, подбитый конским волосом, и погружается в тело на добрые двадцать сантиметров.

Вот тебе преимущество, несильно изогнутого клинка! Кривой саблей можно только рубить, а слегка изогнутая сабля Андрея лучше приспособлена для фехтования. Кровь обагрила новенький халат, татарин, закатив глаза, стал заваливаться на спину, бессильно выронив из рук деревянные ножны и саблю.

Наклонившись над телом, Андрей освободил кисть убитого от шелковой петельки и забрал его саблю. 'Табан', – по светлому и волнистому узору на клинке определил Андрей родину оружия. Разжав мертвые пальцы, отнял ножны и вложил клинок в лагалище, повесил трофей на пояс, застегнув золоченые пряжки. Перешагнув через мертвое тело, Андрей поспешил к степняку, только что подрубившему ноги у коня русского воина.

Андрей узнал ушкуйника, в падении с парня свалился шелом по типу норманнского, открывая вихрастую голову для удара. Молодой татарин в кожаном доспехе под распахнутым шелковым халатом тут же махнул саблей, и голова русского удальца, отлетела в сторону, срезанная начисто. 'Ловко они саблей владеют, это же надо – так точно рассчитать удар за мгновения', – успел подумать Андрей, бросаясь вперед и с размаху опуская саблю на шею врага. Бармица из нескольких толстых горизонтальных кожаных полос, пришитых на лисью шапку, прикрывала затылок и плечи степняка. На удивление, обыкновенная толстая кожа выдержала удар, а вот шея хозяина бармицы – нет. Позвонки хрустнули, голова в лисьей шапке безвольно упала на грудь мертвеца.

В следующее мгновение Андрей еле удержался на ногах, получив сильнейший удар под левую лопатку, спину обожгло резкой болью. Обернувшись, Андрей понял, что его чуть было не сбила с ног прилетевшая издали татарская стрела, хорошо хоть не бронебойная весом в четыреста граммов, а легкая пехотная и доспех выдержал, иначе он бы уже был мертвее мертвого. На всякий случай Андрей закинул щит за спину. 'Поставлю свечку, как вернемся. Второй раз уже доспех спасает', – пообещал себе князь, отметив про себя, как часто он стал поминать бога, так скоро он по-настоящему верующим станет, и снова бросился в сечу.

Свои татары метались по табору, словно черти, издали поражая врагов стрелами, в рукопашный бой не вступая, но их действия были втройне эффективней. Пока Андрей, обмениваясь ударами, завалил своего престарелого противника, владевшего саблей легко и виртуозно, Кулчук успел подстрелить троих конных степняков. Парень старался не дать возможности врагам сесть на коней, пускай неоседланных. Легкий конный лучник – страшная сила.

Андрей увидел одиноко стоящего жеребца под седлом. 'Наш, – определил Андрей, – татары жеребцов не любят, все на кобылах скачут'. Тихим шагом князь подкрался к скакуну. Жеребец подпустил к себе Андрея, пару раз фыркнув, и через секунду всадник был уже в седле. Окинув цепким взглядом табор, он бросился в самую гущу схватки. Отбил саблей чей-то клинок, чутьем уловив направление удара, вражеская сабля, отклонившись, зацепила ухо лошадки, конь рванулся вперед, вынося боярина из сечи, оставляя противников далеко за спиной. Андрей с силой потянул правый повод, развернув храпящего жеребца, пришпорил коня, посылая раненого скакуна вперед, ударил кромкой щита в основании черепа татарского всадника без шелома, тот рубился с холопами и не заметил, как Андрей появился из-за спины. В этот момент татарская сабля полоснула по спине, и татарин, нанесший удар своим железком, будучи уверен, что с Андреем покончено, отвернулся, занося руку для удара по Кузьке. Парень как раз поднимался на ноги после падения с убитого коня. В сече лошадям доставалась не меньше, чем всадником, а порою гораздо больше. Андрей, неимоверным образом извернувшись, махнул саблей, и рука татарина отлетела прочь. Андрей подмигнул уже распрощавшемуся было с жизнью пацану и погнал слабеющего комонька наперерез выскочившим из-за шатра татарам. Те уже вскинули луки и успели снять стрелами пару холопов боярина Маслова. Больше натворить бед они не успели, Андрей бросил жеребца между ними, ударил с оттяжкой, могучим ударом разрубая до пояса первого, что не– мудрено, на противнике обычный 'домашний' халат, а второго татарина оглушил ударом перекинутого на руку щита. Тренировки с Демьяном пошли на пользу, теперь закинуть щит на спину и перекинуть обратно – секундное дело.

Развернув коня, князь заметил, что Кузька отбивается от разъяренных татарок в цветастых халатах, орудующих кинжалами и большими ножиками для разделывания мяса. Кузька по молодости не решался убивать женщин, отступал, размахивая кривой саблей, не давая фуриям возможности подойти ближе. Больше Андрей ничего не увидел. Передние ноги скакуна подкосились, Андрей кубарем слетел на землю, получив в довесок сильнейший удар саблей по мисюрке-наплешнице. В голове словно взорвалась вселенная, рассыпаясь на великое множество ярко пылающих звезд, и наступил мрак…

Он очнулся, когда все было кончено. Боярин лежал на цветастом ковре, голова его покоилась на маленькой подушке. Рядом с Андреем сидел верный Сенька с обнаженной головой и тихонечко подвывал. Увидев, что князь приходит в себя, парень украдкой смахнул слезы, ручьем лившиеся из глаз, и обрадовано затараторил, от волнения перейдя на татарский язык.

– Побили мы татар. Только Кузька сильно поранен, словно кошка его исцарапала. Аха, все чело в порезах. Старая карга, ногтями, вцепились ему в рожу, содрав шелом с головы, чуть было до смерти не задрала, ладно я успел вмешаться. Еще Афанасий сильно поранен, – вмиг повеселев, начал выдавать новости Семен.

Андрей сделал слабую попытку сесть, осторожно притронулся к затылку, где вздулась приличных размеров шишка, а в волосах на затылке уже запеклись кровь. В голове страшно шумело, и окружающий мир пытался исчезнуть в розовом тумане. Рвотные спазмы изуверски раздирали нутро Андрея. Князь, чуть не падая, встал на карачки и опорожнил желудок прямо на разноцветный персидский ковер. Уф… Сразу стало легче. С трудом, превозмогая тупую боль в спине, при помощи Семена, он поднялся на ноги. Перед глазам снова все поплыло, пришлось выждать, пока зрение снова не придет в норму.

– Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша, – усмехаясь, пробормотал боярин и решился – сделал первый шаг и чуть не свалился, правая нога отозвалась резкой болью в колене. Семен подхватил господина, не давая ему упасть, и заглянул в лицо Андрея, настороженно заглядывая в глаза.

– Ты чего, государь? Какая крыша? – парень не на шутку испугался, а ну как заговариваться начал боярин?

Андрей оперся на Семена, разглядывая распоротую штанину. Три стальных пластины, защищавшие в бою ногу исчезли, а вместо них из-под штанины выглядывала чистая льняная повязка. Андрей вспомнил падение с коня и догадался, что ногу ему отдавил павший комонек.

Он посмотрел на тень от воткнутой в землю рогатины, задрал голову, посмотрел на солнце и понял, что без сознания он провалялся очень долго, сейчас шел шестой час вечера по привычному исчислению. Добро все уложено в татарские двухколесные повозки, между ними тут и там попадались привычные четырехколесные русские телеги. Рядом с ближайшей телегой, нагнув татарку, пристроился сзади удалец боярина Маслова. Десятник, увидав такое дело, неспешно подошел, широко размахнувшись, ударил плашмя саблей по голому заду весельчака.

– Еще раз увижу такое – муди враз отрежу, – спокойным голосом произнес ветеран многих сражений отвалившемуся от девки удальцу с торчавшим из под полубайданы удом. – Повтори!

– Богом клянусь, не хотел я! Бес попутал, – провинившийся упал на колени, от страха позабыв о спущенных портках и уронив от стыда голову на грудь.

– Скажу государю, что бы лишил тебя доли, – десятник брезгливо отвернулся, потеряв интерес к виновнику нарушения дисциплины.

– Да-а-а. Крутенько, – пробормотал про себя Андрей, наблюдая картину расправы. Андрей краем уха слышал, что подобные запреты практиковались в войсках Батыя, но потом татары, почувствовав послабление от слабых потомков Чингиза, позабыли о многих запретах, а вот русские запомнили и навсегда усвоили урок. В походе девок-полонянок запрещено трогать. Потом уже дома хоть по одному, хоть хором пользуйте, а в походе нельзя.

Андрей заметил одиноко стоящего рядом с телегой Кузьму. Полубайдана Кузьмы носила отметины полудюжины сабельных ударов, к счастью, доспех ушкуйника выдюжил. Правая рука выше кисти обмотана окровавленной тряпицей, шаровары все измазаны кровью, но, видно, чужой раз повязки не видно. Воин задумчиво крутил в руках кирасу, поворачивая ее и так и эдак.

– Чего разглядываешь? – поинтересовался Андрей, не понимая интереса воина к кирасе.

– Да вот клеймо смотрю, фряги делали, – задумчиво ответил Кузьма, идя навстречу князю. Подойдя ближе, он протянул кирасу господину. – Сам посмотри, государь.

– Ну, кираса, как кираса, – Андрей бросил безразличный взгляд на железку.

– Можно я ее себе возьму? – задал неожиданный вопрос Кузьма.

– Зачем тебе? – удивился Андрей. С его точки зрения, кираса ничем не примечательна и защита доспеха – так себе.

– Надо, – уклончиво ответил Кузьма.

– Бери, если надо, – усмехнулся Андрей, гадая, что такого необычного нашел Кузьма в этой железяке. Отпустив повеселевшего воина, Андрей отправился дальше осматривать поле битвы.

В местах ожесточенных схваток лежали посеченные лошади, татарские все больше у коновязей, а свои где попало. Раненых кобыл давно уже прирезали, избавляя от мучений. Семен сообщил, что погибло много боевых коней, из семидесяти лошадок в строю осталось двадцать одна кобыла, из них Андрею принадлежали пятнадцать. Значит, потерял он двадцать пять коней, а боярин Маслов лишился двадцати трех лошадок из тридцати.

'Черт, одни убытки, если добавить к этому посеченные брони, то набег обошелся недешево. Понятно, почему на Руси такой спрос на татарских лошадок. Свои конюшни у князей и бояр вряд ли смогут восполнить потери в лошадях. Все-таки война – дорогое удовольствие. Но добыча, надеюсь, с лихвой покроет потери. Главное, остаться в живых и победить, мертвым-то добыча ни к чему. А мертвым стать – плевое дело', – машинально Андрей потрогал шишку на затылке и вспомнил холодок в сердце, когда в спину ударила татарская стрела, когда его, беспомощно распластавшегося на сырой земле, чуть не зарезали.

Бывшие полоняники, щеголявшие в татарской одежонке, выданной взамен их грязного тряпья, шустро разбирали шатры и, сворачивая их в скатки, аккуратно укладывали на повозки или навьючивая на лошадей. Татарские женщины, те, что помоложе, крепко связанные веревками, уныло стояли, склонив головы, ожидая своей участи. В тридцати саженях за табором навалом лежали ободранные догола трупы убитых татар. Свои же убитые лежали на телегах, заботливо укрытые рогожами. Хоронить врагов, видно, никто не собирался.

– А дети где? – хриплым голосом поинтересовался князь у Семена.

– Какие дети? – на лице парня отразилось искреннее недоумение и озабоченность состоянием господина, а ну как повредился головой после удара?

– Татарские.

– В повозках сидят, кто помладше, а стариков того… Порешили их… – обычным голосом поведал страшную новость Семен.

– Собираемся и быстро уходим, – к Андрею верхом на вороной кобыле подъехал бледный как мел Константин Федорович и тяжело сполз с коня, байдана боярина залита кровью, на боку в доспехе огромная прореха. Это ж надо так постараться, чтобы просечь байдану, видно, с отменным бойцом свела судьба резанца. – Раненых я распорядился положить в повозки. Убитых тоже с собой заберем. Потом схороним. Тяжело раненных своих я отпустил с богом. Твоих трое полегло, да двое пацанов пораненные сильно. Не жильцы они. Добивать сам будешь или мне добить? – деловито спросил Костя, в обязанности каждого русского боярина входило отпускать с миром своих безнадежных раненых, вольных и холопов, без разницы. Раз продали свои жизни боярину, то эту печальную обязанность должен был исполнить Андрей лично.

– Сам отпусти, не смогу я, – нарушая обычай, попросил друга Андрей, понимая, что это единственно правильное решение – нельзя рисковать живыми ради тяжелораненых.

'Это ведь первый их бой, – успел подумать Андрей и снова согнулся в порыве рвоты. Освободив желудок, он снова обрел возможность мыслить. – Сотрясение получил, видать, приличное, вот ведь как блевать тянет… Но авось обойдется'.

От костра к Андрею, держа на вытянутых руках деревянную миску, шел Федька. Подойдя к господину, парень протянул миску со словами:

– Испей, государь. Отвар это. Дюже хорошо помогает силы восстановить.

Воняло пойло страшно, превозмогая себя, Андрей маленькими глоточками осушил емкость. Действительно, как-то незаметно головокружение прошло, и боярина потянуло в сон.

– Пойду-ка, я прилягу, – сообщил князь Семену и направился обратно к ковру.

* * *

Через два часа выступили в обратный путь, но Андрей еще спал, перенесенный заботливыми братьями на телегу. Стоило тронутся в путь, как от тряски он проснулся. Небо сильно затянуто тучами, что не радовало. К вечеру небо, слегка прояснившееся, снова заволокло тучами, и пошел небольшой дождик, но следом за ним показалось яркое солнце, и в воздухе стало просто душно.

Костя торопился быстрее уйти. Степь, она только кажется безлюдной, на самом деле кто здесь только не шатается.

Андрей, сидя в телеге, еще долго наблюдал кружившееся над местом побоища воронье. Стервятники словно сигнализировали всем в округе: русские пришли, беда пришла! А собственно, почему русские? Татары сейчас режутся, борьба за власть у них идет не на шутку. Вполне побоище могли устроить сами татары, успокоил себя Андрей, прикрывая глаза и пытаясь уснуть на постоянно подпрыгивающей на кочках телеге. Телега – это еще гордо сказано. Примитивная повозка состоит из двух продольных досок, положенных на две оси, на которые одеты четыре колеса. Вдоль досок сделаны узкие бортики. Борта связаны двумя-тремя веревками, на которые брошены сшитые бараньи шкуры. Получается нечто похожее на качали, служащих сидением для путников и поклажи. Возница всю дорогу попеременно, то стоит во весь рост на передней перекладине, то сидит на специальной дощечке. Если груз достаточно тяжел, то в такую телегу запрягают от двух до пяти лошадок.

Подводу, на которую уложили Андрея, трясло неимоверно, потому князь на следующий день скрепя зубами перебрался в седло. То же трясет, но не так сильно. Колено уже не ныло так сильно, и вполне можно было сидеть в седле, вот только тупая боль в спине давала о себе знать, там синяк образовался размером с блюдце.

– Мы с братьями два на десять татар из пищалей положили, – отчитывался Сенька. – Но все равно, если бы не наши татары с Афоней и его мальцами, беда была бы. Надобно нам было с братьями из лука стрелы кидать. В эту пищаль-самострельную пока найдешь татарина, столько ударов сердца пройдет, за это время я бы пять стрел успел кинуть.

– Зачем же вы в оптику все время смотрели? – удивился Андрей, покачивая головой. – Моя вина. Учить вас еще нужно.

– Дядька Афоня много крови потерял. Ты посмотри его, княже, – перевел разговор на другую тему Семен при приближении резанского боярина. Костя, несмотря на рану, метался от головы обоза в хвост и обратно, поторапливая всех грозными окриками. Это было лишнее, люди и так торопились, но Костя таким образом выпускал напряжение. Пускай ругается, Косте можно.

– Овец я распорядился связать и на коней забросить. Так быстрее пойдем. Иначе не уйдем.

– Хорошую добычу взяли? – поинтересовался Андрей.

– Грех жаловаться, – поглаживая бороду, ответил озабоченный чем-то боярин, – одних панцирей дюжину взяли да в телегах посеченные кольчуги нашли. С собой паршивцы хлам таскали, кузнеца в степи днем с огнем не сыщешь.

– Ты как сам? – поинтересовался Андрей, глядя на перевязанный холстиной бок боярина. Повязка вся пропиталась кровью.

– Держусь. Достали меня бесермены. Доспех просекли начисто. Кольчуга спасла. Так, порез небольшой. В горячке боя не сразу и заметил. Руды много вытекло, потому слабость чувствую. Афоне, стрельцу твоему, тоже досталось. Рана пустячная, я смотрел, но руды мужик много потерял. Я должник Афоне. Закрыл он меня в сече. Не окажись Афанасия рядом, лежал бы я сейчас в телеге с побитыми, – боярин перекрестился и тяжело вздохнул.

– Авантюрист ты, Костя.

– Кто? Какой такой вантюрист? – боярин не понял Андрея, враз насупившись. Поди бесчестит его друг?

– Человека так зовут, который бросается сломя голову во всякие рисковые дела, – широко улыбаясь, разъяснил Андрей значение слова боярину.

– А… Так жить веселей. И живешь в полный рост, наслаждаясь каждым мигом жизни! – философски заметил боярин Маслов.

Возвращение домой подзатянулось. Тяжелогруженый обоз тянулся крайне медленно. Каждый раз, останавливаясь на ночевку, приходилось ремонтировать вьючные ремни, конскую упряжь. Все-таки Костя молодец, что предупредил Андрея о необходимости взять с собой ремкомплект, иначе им пришлось бы совсем худо. За каждой связкой из пяти вьючных лошадей закрепили по одному человеку, который должен был следить за состоянием ремней и ежедневно ремонтировать износившуюся упряжь. Еще стада сильно тормозили продвижение каравана. Боярин Маслов беспрестанно поторапливал, старался боярин уйти как можно дальше от разоренного кочевья. При всем желании Кости держать заданный темп постоянно не получалось. Каждые два часа приходилось делать короткие остановки, осматривая вьюки, подтягивать подпруги. Идти приходилось шагом, рысью тяжело навьюченная лошадь быстро стирает себе спину.

Утром вставали засветло, но все равно, как ни торопились, на сборы уходило от двух до трех чесов, к тому же лошади перед выходом пьют мало, следовательно, приходилось останавливаться у первого водоема и ждать, пока все лошадки изволят напиться. Вначале им удавалось держать приличный темп, за день проходили до сорока верст, а как пошли леса, то скорость резко упала. Двадцать верст в день – это хорошо, а бывало и по семь верст в день делали. В лесах пришлось отказаться от связок, лошади мешали одна другой. Упавшая или забежавшая за дерево лошадь останавливала всю связку. Поломанные повозки бросали, чинить некогда, перекладывали поклажу на лошадей и шли дальше. Из-за постоянных остановок и низкой скорости каравана боярин сильно нервничал. Немудрено, они сейчас легкая добыча для врага.

Среди пленных татар нашлись родичи Кулчука. Четверо молодых парней и совсем еще юная татарка. На вид худой девчонке не больше двенадцати лет – совсем еще ребенок. После разгрома родного кочевья они с остальными родичами попали в род победителей, но несколько дней назад приезжали купцы и купили пленников, выглядевших сильными, а слабых и хилых не стали покупать. Андрей договорился с Костей и забрал осиротевших татар к себе, поручив их Булату. Девчонку пристроили ухаживать за ранеными, а парней Кулчук отрядил в нуты (погонщики коров) на помощь погонщикам скота.

Поход совершенно вымотал Андрея. Возвращение домой обремененными добычей – самая тяжелая и трудная часть похода, требует огромных физических и моральных сил. Нужно обладать недюжинными организаторскими способностями, чтобы суметь привести добычу и полон домой. С каждым днем Костя все больше мрачнел, боярин постоянно рассылал дозоры присмотреть за тылами. Маслов все еще опасался погони. Андрей в противоположность резанскому боярину был сама беспечность. Если в первую неделю не случилось погони, то и ждать врагов нет смысла, считал Андрей, но возражать другу не решался. В конце концов кто тут сторожил? Через леса и болота татарам не пробраться, проводников у татар нет, наивно полагал Андрей.

* * *

Когда показались знакомые места, Костя вздохнул с облегчением. Бояре хотели отправить Федора в усадьбу, предупредить о скором прибытии бояр из похода, чтобы готовились там, в усадьбе, баньку истопили, столы накрыли, но оказалось, что станицы и разъезды Демьяна давно уже срисовали возвращение хозяина из похода, и парочка мальцов ускакала в усадьбу еще вчера вечером. Через три дневных перехода повозки расположились внутри стен усадьбы. Просторный двор вместил бы в пять раз больший обоз. Андрей с удовольствием спешился, кинул поводья подбежавшему мальцу, принял из рук Прасковьи корец и с наслаждением промочил горло. Катерина дала испить с дороги боярину Маслову.

– Отличное у тебя вино, боярин Андрей. – Костя залпом осушил корец и мимоходом ущипнул Катерину за мягкое место. Девка, зардевшись, тонюсенько пискнула ради приличия.

– Баньку изволите? – с лукавой улыбкой поинтересовалась Прасковья у господина.

– Пожалуй, – Андрей широко улыбнулся девчонке, дочки Спиридона нравились Андрею, но по местным меркам девки были совсем не красавицы, слишком худы. Полнота очень ценилась в древнерусском обществе, чем полнее, тем краше считалась женщина. – Собери пирогов нам да пиво прихвати нам с собой, – ласково отдал распоряжение Андрей, чуть прихрамывая на правую ногу, поднялся по дубовым ступенькам на высокое крыльцо дома и стал наблюдать, как вольные слуги с холопами суматошно носились по двору, разгружая повозки.

Кузьма деловито рылся в телеге, переворошив гору различного барахла. Найдя то, что искал, он вытащил из мешка железную кирасу. Поискав глазами Спиридона, воин с силой запустил кирасой в управляющего. Дворецкий ловко поймал посылочку, недоуменно уставившись на Кузьму.

– Не нравиться поминок? – весело заржал Кузьма, поддержанный громкий хохотом дворни, почувствовавшей потеху.

Спиридон внимательно рассмотрел кирасу, повертел и так и сяк, прикидывая размер. Получалось, что размер не его.

– Ты никак влезть в нее хочешь? – продолжал веселиться Кузьма.

– ???? – почувствовав подвох, дворецкий уставился на воина тяжелым немигающим взглядом.

– В Новгороде из таких кирас лопаты зело добрые делают. – Кузьма сжалился над княжеским тиуном. – Фряги ковали кирас этот, но лопата получится не хуже.

Под оглушительный хохот дворни Спиридон плюнул в сердцах, но кирасу отложил в сторону, в хозяйстве сгодится.

Константин Федорович тем временем придирчиво отобрал нескольких молодых татарок и заявил:

– Пусть этих сначала отмоют в бане. А ну, марш мыться, чумазые, – грозно прикрикнул боярин на полонянок.

– Добре, – Андрей не прочь был, расслабится, после нескольких недель воздержания. Оставив друга присматривать за размещением обоза, Андрей в своем кабинете принимал отчет о состоянии дел в усадьбе.

– Иван Андреевич в Пронск ушел расторговаться, – вернувшийся из Новгорода Лука Фомич поспешил развеять опасения Андрея по поводу отсутствия купца в усадьбе. – В добром здравии все вернулись.

– Рад видеть тебя, Лука Фомич! – Андрей крепко обнял своего воеводу. – Пожалуй, ты и начинай сказывать первым, – решил Андрей, усаживаясь в резное кресло, обитое красным бархатом. Князь, несмотря на усталость, чувствовал приятную легкость в теле, избавившись от тяжелых доспехов и облачившись в широкие синие льняные штаны, просторную рубаху с косым воротом и домашний кафтан из персидской зеленой камки, удобно развалившись в кресле, приготовился слушать отчет о вояже мужиков в Новгород.

– Чего сказывать? Знатно расторговался купец. Иван Андреевич, как вернется, все подробно сам обскажет. Я, как уговаривались, привел с собой пять десятков воев добрых. Как урядились, положил за службу по рублю в год каждому, ну и одежа, доспех, кони, прокорм за твой счет. Большинство – люди семейные. Женок с детьми пришлось с собой брать. Дома для них ставить надобно. – Лука замер в ожидании реакции князя, жилье для ратников предоставляет князь, а вот как с семейными быть? А ну как закладную потребует князь оформлять на дома? Андрей молчал, обдумывая услышанное. Население усадьбы увеличивалось, и возникала необходимость, где-то расселять народишко.

– Ладьи сторговали недорого. Кораблики еще добрые, – не дождавшись реакции князя, продолжил Лука Фомич. – Так что с домами решил, княже? Рубить дома-то? Вои все добрые, лично всех знаю, а что семейные, так-то даже лучше.

– Ну, раз лично всех знаешь… Принимай их к себе под начало. Дома рубить, рухлядь нуждающимся выделим, из татарской добычи посмотри, – объявил свое решение князь, на его уставшем лице отразилась озабоченность, не за горами зима, а половина людишек в усадьбе в летней одежде. Очнувшись от дум, Андрей вспомнил о главном. – Самострелы купил?

– А то как же. Семь десятков без одного и болтов по два десятка на каждый.

– Добре, – Андрей одобрительно кивнул головой, переведя взгляд на коменданта усадьбы. – Теперь ты, Демьян.

– Глину заготовили. Кучи за тыном насыпаны. Спиридон людишек не дает только, – пожаловался на родича Демьян.

– Так ить в поле работ непочатый край, а людишек мало. И так ратников пришлось на покос отправлять, – возмущенно подал голос дворецкий, бойко вскочив с лавки.

– Вот! Я тебе дал людей, а у меня работа встала, – укорил Демьян своего зятя.

Спиридон набрал полную грудь воздуха, намереваясь продолжить перепалку с шурином, но Андрей упредил дворецкого.

– Цыц, я сказал! Сядь, Спиридон! По порядку давайте. Опосля скажешь, что тебя касаемо. Продолжай, Демьян. Что ты с глиной собрался делать?

– Тын у нас на валу стоит, так сверху вал глиной обмазать хочу.

– Глиной обмазать вал? Зачем? – удивился Андрей.

– А то как же. Ежели враг на приступ пойдет, то водичкой польем вал. Сырая глина не хуже льда, ворогу несподручно подниматься на вал станет.

– Верно! – одобрительно кивнув головой, согласился князь. – Дальше что?

– Башню надвратную срубили, ну сам видел. Тюфяки твои туда подняли. Огненный припас там же сложили. Тюфяки поставили по этому, самому пере…пери…

– Периметру, – весело улыбнувшись, подсказал Андрей трудное для Демьяна слово.

– Вот оно самое. На каждую сторону башни по два тюфяка. Ямы-ловушки вырыли. Потом покажу где. Стражу поставил. Двое в воротах и один на верхотуре сидит. Мальцов из семей холопских забрал к себе. Поставил их в сторожки тайные, в верстах сорока от усадьбы. Всего пять сторожек пока, нужно больше. Две сторожки за речкой поставил, на всякий случай. Самострелы твои пристреляли. Нам бы еще простых самострелов, твои самострелы уж больно мудреные.

– Ничего, приноровитесь.

– Чаны привезли, во дворе установили под стенами. Смолы припасли, но не –много. Бабку Аграфену я забрал из села, в усадьбе поселил. Лекарка нужна своя в хозяйстве. Вроде бы все.

– Добро. Теперь ты, Спиридон.

– Озимые посеяли. Жатва идет полным ходом. Из тех денег, что ты оставил на хозяйство, купил я с десяток телиц. Кур сотни две уже есть, да гусей с три дюжины. Конюшенный двор поставили, также воловечный двор для волов, телиц и иной мелкой скотины. Наметил, где деревеньки поставим. Лес вырубили, часть к лесопилке свезли, часть на башни Демьяну сгодился. Остальное лежит на месте. Избы холопам ставить надобно, но то не к спеху.

Спиридон с вызовом посмотрел на воеводу, сидевшего на 'красной' лавке рядом со своим другом Демьяном. По всему видать, дворецкий успел поцапаться еще и с Лукой Фомичом. Воевода предпочел проигнорировать слова Спиридона.

– Кузнецы плуги изготовили по подобию, что ты привез. Три десятка плугов уже есть, сох почитай четыре десятка имеется, – стал перечислять Спиридон. – Бороны есть, сколько нужно. Косы кузнец изготовил в достатке, да косилки по чертежу твоему сделали. Теперь проблем с сенокосом нет. Сена заготовили достаточно. Косилка твоя уж очень хороша. Онисим с Олешей обещали к Покрову дюжину изготовить таких косилок, да завтра еще одна готова будет.

– Спиридон, – прервал управляющего Андрей. – Там скоро скотину пригонят. Больше двух тысяч баранов, быков сотни три, коров две сотни да лошадей дюжина табунов. Половина из них доля боярина Маслова. Может оставить нам баранов и коров с быками себе? – предложил Андрей. – А Маслову его долю, чем другим отдать? Сена хватит, если всю скотину себе оставим? – засыпал вопросами управляющего Андрей.

– В табуне, сколько голов, сто али сто пятьдесят? – уставившись в резной потолок, озабоченно спросил управляющий.

– Сто пятьдесят,- уточнил Андрей.

Спиридон ненадолго задумался, в уме производя расчеты. Губы управляющего смешно шевелились, когда он умножал цифры по новой методике, перенятой у князя. Таблицу умножения Спиридон, на удивление, освоил быстро и в уме считал не хуже калькулятора.

– Хватит, – заверил Андрея дворецкий. – Еще накосим, время есть. Постараемся.

– Тогда часть баранов, коров и быков крестьянам раздай, тем, кто согласится взять живность. Но больше двух голов на хозяйство не давай, – предупредил князь управляющего, – не прокормят крестьяне много скотины зимой. Оброком дополнительно обложи с той живности, – вспомнив о своей выгоде, тут же приказал Андрей и уточнил условия материальной помощи. – Отрабатывать скотину без надобности. Скажи, князь дарит скотинку.

– Тогда я еще часть баранов под нож пущу. Шубы сошьем людишкам, зима не за горами. Завтра же пущай Онисим струги да скобели начинает ковать. Еще бы сапогошивцев прикупить, хоть бы парочку.

– Разве мало тулупов на татарах взяли? – возразил князь, позабыв о пришлых новгородцах и их семьях, но на всякий случай решил уточнить. – Сколько надо шкур на шубу?

– Да по-разному. От десяти до пятнадцати овчин, да по две телятинки, да сукна, если не нагольные шубы шить – по два локтя потребно, – выдал полный расклад дворецкий.

Получается, что не такое уж и большое стадо привели из набега. Но на первое время овчин должно хватить, в случае чего, можно снова сходить в набег, решил Андрей.

– Еще бы кафтаны шубные пошить, – дворецкий нагружал господина проблемами. – По шесть-семь овчин уйдет на кафтан.

– Да шей ты что хочешь, – отмахнулся от Спиридона Андрей.

– Так я швецов привезу из града?

– А сами, что не сошьем? – у Андрея от забот начала болеть голова.

– Столько не успеем, – отрицательно помотал головой дворецкий. – Придется нанимать швецов.

– Ну и сколько надо за работу отдать?

– Три али пять алтын за кафтан, да на прокорм дать. Как договоримся. Я что еще хотел сказать-то… Холопы, что отправлены были разведать бортные угодья, сказывали, что нашли они три деревеньки. Крестьяне самовольно дворы поставили, охотой промышляют, бортничеством. Мы их под твою руку привели, оброк определили.

– Добре. А что с пчелами?

– Так споймали. Борти изготовили. Пять десятков. Да на гвозди поменяли у крестьян еще столько же. Осемь пчельников устроили. Избы срубили, в них холопов семейных поселили, пущай за пчелами ходят.

– Людишек мало, а дел много. Крестьян оброчных привлечь что ли? Может согласятся за плату? – предложил Андрей.

– Не согласятся, государь, – помотал головой управляющий. – Своих дел у них полно.

– Холопов, что ремесла знают, оставил в усадьбе?

– Да. Часть в избах живет, остальные пока на улице.

– Холопам объяви, что через пять зим свободу получат. Земля, дом, скотина все останется при них. Оброком обложу, да и только.

– Треть.

– Что треть? – князь вопросительно уставился на дворского.

– Оброка будут давать треть, а не как все, по старине дают, – разъяснил Спиридон.

В этот момент в дверях объявился боярин Маслов. Осоловелыми глазами уставился на присутствующих и, обращаясь к Андрею, выпалил:

– Баня готова,– сообщил Костя, уже изрядно хмельной, но еще твердо стоящий на ногах. – Айда мужики в баню.

– Ну что, мужики? – Андрей отложил лист желтой бумаги, на котором старательно делал пометки гусиным пером, почти без жирных чернильных клякс. – Пошли попаримся? – Андрей встал из-за стола, показывая, что официальная часть закончена, а впереди всех ждет банкет.

Шумной толпой все отправились в баню. Баня получилась в лучших традициях вакханалий новых русских, конца девяностых годов двадцатого века. Море пива, меда и вина и, конечно же, девки. Костя лично отобрал пленниц для честной компании, остальных полонянок боярин широким жестом отдал на ночь воинам и дворовым холопам. С условием – товарный вид не портить. Мужики с веселыми прибаутками похватали полонянок. Еще большую радость доставили им две двадцати ведерные бочки меда, которые по приказу Андрея, Спиридон выделил из запасов князя.

Вакханалия продолжалась всю ночь. Дворовые девки только успевали таскать подносы с разной снедью и кувшины с хмельными напитками.

Андрей выбрал из полонянок худенькую девчонку с гибким, словно тростинка, станом и большими глазами. Девчонка оказалась танцовщицей, вовсе не татаркой, а родом из Хорезма, откуда ее привезли четыре года назад. Каким ветром ее занесло в плен к татарам, Андрей не спрашивал, и так понятно, что не купили.

На следующий день, Андрей обнаружил себя лежащим на кровати, а под правым боком у князя мирно посапывал маленький комочек, положив тонкую изящную ручку на грудь князя. Слева устроилась русоволосая девица, уткнувшись головкой в плечо Андрея. К своему ужасу, в девахах Андрей опознал дочерей Спиридона. Андрей попробовал пошевелиться, чувствуя тяжесть в ногах. Поднял голову и разглядел спящую в ногах танцовщицу.

'Вот попал, так попал, – лихорадочно думал Андрей, боясь пошевелиться и ненароком не разбудить девушек. – С полонянкой все понятно – караваш . Что хочу, то и делаю с ней. А вот дочки Спиридона… Они-то как тут оказались?'.

Сколько князь не силился вспомнить события прошедшей ночи, так и не смог. Помнил только, что они всей честной компанией после баньки продолжали пировать с дворней во дворе. Помнил, как, еле стоя на ногах, учил танцевать вальс полонянок, как пели песни с дружком боярином, а потом как обрезало. Пустота. Память отшибло напрочь. Плюнув на это бесполезное занятие, бесцеремонно растолкав девушек, поднялся с кровати и натянул порты. В голове сразу зашумело-загудело… С трудом передвигая ноги, голый по пояс Андрей спустился во двор и направился к колодцу. Подбежавший челядник тут же набрал колодезной воды и обкатил князя холодной водичкой. Набрал еще одно ведерко, повторил. Князь довольно фыркал, Приняв из рук служанки вышитое оберегами полотенце (и когда успели нашить и украсить вышивкой?), обтерся насухо, внимательно наблюдая за работой дворни.

Жизнь в усадьбе била ключом. Слуги и холопы бойко разгружали с повозок награбленное в походе добро, Спиридон, властно покрикивая на дворовых, внимательно следил за разгрузкой.

Одновременно дворецкий успевал беззлобно переругиваться с наседавшими на него татарами. Булат с Кулчуком требовали от Спиридона отдать им трофейные юрты. Спиридон вяло отбивался от них, аргументируя свой отказ тем, что татары живут в собственных избах и юрты им без надобности,а превращать усадьбу в татарский табор Спиридон не собирается.

На крыльце с глиняным кувшинчиком в руках восседал боярин Маслов собственной персоной, наряженный в татарский халат из парчи, взятый в набеге. На голову резанец напялил традиционную тафью и теперь в таком колоритном прикиде он выглядел ну чисто татарин.

Поправлял боярин свое здоровье красным вином из запасов князя. Имея такого друга, не приходилось опасаться, что вино скиснет. Костя по мере сил и возможностей вносил свою лепту в руководство процессом разгрузки, время от времени покрикивая на нерадивых, по мнению боярина, холопов. Речь типичного представителя средневековой элиты была так замысловата, что любой дворник из двадцатого века позавидовал бы мастерству боярина выражаться столь емко.

– Да отдай ты им эти треклятые юрты, – дружески советовал Маслов дворецкому. – Жалко тебе, что ли? Все равно до зимы недалеко, а холода начнутся, так сами они из юрт в избу сбегут, греться на печке. Наши бояре, которые из Орды выехали, все первый год в юртах жили. Перезимовав в юрте, сразу избы срубили.

– Да забирайте, что хотите! – Спиридон с раздражением отмахнулся от наседавших татар.

– Мы только юрты возьмем, остальное нам без надобности, – обрадовался Булат.

Андрей, внимательно следя за перепалкой дворни, подошел к крыльцу, на ступеньке которого сидел резанец.

– Проснулся наконец-то! – обрадовался Костя другу. – Долго же ты спишь! Давай добычу начинать делить, а то время уходит, – предложил боярин. – Нако испей вина, легче станет, – видя состояние князя, друг протянул Андрею ополовиненный кувшинчик с фряжским вином.

Андрей осушил кувшин до дна, обтер поданным прислужницей затейливо вышитым рушником рот, тоскливо взглянул на сваленное в кучи добро и ответил:

- Давай без меня. Договорились же – поровну все. Овец только я заберу всех, если ты не против.

– Забирай. Мне хлопот меньше, – легко согласился Константин Федорович и заверил друга.– По справедливости все поделю.

Андрей поднялся на крыльцо и неожиданно вспомнил, что еще хотел сказать Косте.

– Полон татарский сразу уводи. Мне оставь ту худенькую, что со мной была вчера и родичей Кулчука. Остальной полон, как уговорились…

– Как урядились – твою долю в серебро превращу, – клятвенно пообещал боярин Маслов. – А чего токмо одну татарку оставляешь?

– На кой ляд мне много? Мне одной за глаза хватит. – Андрей, если честно, не представлял, что делать с полоном и желал побыстрее избавиться от него. – Ты в вотчину свою, как добираться, думаешь? Может, ладьи возьмешь? – предложил Андрей. – Все быстрее будет. Спиридон за солью собрался идти, на обратном пути заберет кораблики.

– За корабли спасибо,– степенно поблагодарил Костя. – Долю твою от продажи полона в Переяславле получишь. Татар, я думаю, в неметчину продать, неча им тут мозолить глаза, не дай бог окажутся родичами московских бояр. Разговоры лишние нам ни к чему, – поделился видами на полон Константин Федорович.

– Лады, – Андрей утвердительно кивнул головой и обернулся к стоявшему рядом Луке. – Ты, Лука, покличь Демьяна. Вместе с ним отберите сразу, что потребно. Остальное пускай Иван Андреевич продает.

Вернувшись в спаленку, Андрей сестер уже не застал, видимо, девчата убежали хлопотать по хозяйству. В углу, свернувшись калачиком, лежала обнаженная танцовщица.

– Оденься, – по-татарски приказал ей Андрей.

– Ничего нет из одежды, – тонюсеньким голоском пропищала рабыня. – Мое платье сожгли, а другого не дали.

Князь задумался, и верно, тряпье полонянки, изрядно поизносившееся, сразу же бросили в огонь. Искать Фёклу Андрею было лень, и, махнув рукой на рабыню, Андрей завалился спать. Через минуту хорезмийка была уже в его постели, и князь, недолго думая, подмял под себя хрупкое девичье тело.

Вечером, натешившись в любовных утехах, он отвел полонянку на поварню к хлопотавшей над ужином Фекле и распорядился одеть девушку и пристроить ее по хозяйству. Оставив девчонку на попечении жены Спиридона, Андрей с чистым сердцем отправился в оружейную.

Под хранилище оружия к хоромам пристроили две большие клети. Запасов оружия и доспехов скопилось уже на не один десяток воинов. В оружейной, как и ожидал, Андрей нашел своих воевод. Мужики деловито осматривали и складывали отобранное для нужд княжеской дружины оружие. Вскоре к ним заявился боярин Маслов и сходу огорошил мужиков известием, что с утра он думает отплыть, и хочет перед отплытием обсудить с князем планы похода на Литву. Андрей обреченно вздохнул, положил на место клинок, в котором безошибочно опознал турецкий ятаган, и побрел за Костей в горницу, заранее догадываясь, чем закончится обсуждение похода.

День был постный, но стол ломился от всяких яств, Андрей сразу вспомнил, что не ел со вчерашнего вечера, вернее ночи. На ужин Фекла подавала уху сборную, уху из окуня, уху из плотвы, щуку, леща и язя парового, кисели разные: холодные и горячие. За поглощением скромной пищи договорились, что Андрей будет готов выступить в поход через две седмицы. Встречу назначили в столице княжества. Андрей предложил идти на ладьях, так, по его мнению, сподручней будет переправлять добычу домой. Костя с предложением друга согласился, но заявил, что кораблей у него нет. Разве что наймет он кораблики для своей дружины на время похода. В верховьях Оки их будут ждать лошади, Костя позаботится об этом, недалеко от Тулы у Кости есть поместье.

На удивление, боярин Маслов практически не пил во время обеда, ограничился опустошением двух не самых больших кувшинов с заморским вином. Из всех напитков резанский боярин предпочитал красное вино. Если вина не было, то в ход шел мед ставленый. Недешевое это удовольствие пить ставленый мед, кстати. Заморские вина стоили гораздо дешевле традиционного русского напитка наивысшего качества.

В спальне Андрей обнаружил ждавшую его Прасковью. Судя по всему, Спиридон и Фекла уже в курсе нахождения дочери в спальне князя. Андрей не стал заморачиваться моральным аспектом ситуации и принял нахождение девушки в своей постели как данность.

Утром, еще до зари, Прасковья тихо поднялась, стараясь не потревожить спящего Андрея, и бесшумной тенью выскочила из спальни. Притворившись спящим, Андрей наблюдал, как стройная девушка, собрав одежду в узелок, беззвучно ступая босыми ногами по полу, выскочила из опочивальни. Повалявшись еще чуток на перине, Андрей решил, что и ему пора вставать.

Костя давно уже был на ногах, голос резанца громким басом раздавался на весь двор. Выйдя на улицу, Андрей застал друга за распеканием своих дворовых людишек. Друзья крепко обнялись на прощание. Боярин уходил по реке на корабликах Андрея, отрядив часть своих людей перегонять конские табуны в свою вотчину напрямик через Пронское княжество.

 

Глава десятая

ОГЛАН

День прошел незаметно, в хлопотах по хозяйству. Разбирали трофеи, сложенные в амбарах и просто сваленные под навесами. Андрей распорядился выстелить коврами полы в доме и повесил несколько персидских ковров на стены в кабинете. Не спеша вместе с Лукой отобрал ценные экземпляры оружия из оружейной, и развесили на стенах кабинета сабли, мечи, кинжалы.

Часть трофейных ковров Андрей подарил Фёкле. Отмахнувшись от слов благодарности, Андрей взял с лавки саадак, предупредил женщину, что, если нужен будет, чтобы искали его за тыном, и присоединился к холопам, набивавшим руку в стрельбе из лука. Афанасий взял за правило ежедневно тренировать ушкуйников и дворню в стрельбе из лука. Вместе со всеми посылая стрелу за стрелой в лисий хвост, висящий на длинном шесте в качестве мишени, Андрей силился понять причину беспокойства, охватившего его к вечеру. Когда в усадьбу вернулись холопы, тренировавшиеся под руководством Демьяна владением рогатиной, Андрей поделился своими страхами с комендантом усадьбы. Демьян выслушал князя внимательно. Ему самому показался странным быстрый уход из усадьбы боярина Маслова. Торопливость боярина еще можно объяснить желанием по– быстрее вернуться в свою вотчину и сбыть с рук полон татарский. Но при всех теплых чувствах, которые испытывал Андрей к другу, князь понимал, что Костя ? тот еще пройдоха. Демьян успокоил князя, немедленно распорядившись усилить сторожевые. В дозор отправились самые опытные воины. Если предчувствия князя верны, татар заметят загодя и упредят о набеге татар. А что татары придут – Демьян почему-то не сомневался. Непроходимые леса и болота только кажутся непроходимыми, они не помеха татарам, наследили Резанцы знатно. И разве что слепой не увидит, откуда приходила рать воевать татар.

Андрей распорядился срочно уводить табуны лошадей к Пронску. Пока еще светло, успеют отогнать лошадок подальше от усадьбы. Стада коров и овец отправили с пастухами подальше в лес. Ушкуй Лука прикопал прямо на берегу, закидав сверху различным хламом. В окрестные деревни отправили гонцов предупредить о возможном появлении татар. Андрей справедливо решил, что лучше перебдеть, чем не добдеть.

Через три дня в усадьбу прискакал гонец с дальней сторожи. По усадьбе моментально разнеслась весть – татары! Беда не приходит одна: из Васькино прискакал сын старосты с вестью, что пронские бояре грабят село.

Андрей сгоряча хотел послать воинов накостылять соседям, но Лука Фомич отговорил Андрея от опрометчивого шага.

– Татары их переймут. Вот увидишь. Разбегутся татары по окрестностям грабить и нарвутся на пронских бояр. Кто бы ни победил, нам легче будет, – авторитетно заявил Лука.

– Ничаво. Отсидимся, а потом навестим соседушек, поговорим по душам о набеге разбойничьем, – поддержал Луку Демьян. – Тын у нас крепкий, воев достаточно. Отсидимся.

Андрей не собирался сидеть в осаде. Взяв с собой своих татар и воевод, князь объезжал окрестности и обдумывал план уничтожения татар.

– Так где, ты говоришь, они станут лагерем? – переспросил князь Кулчука.

- Вот на том пригорке. Место хорошее, с реки ветерок комаров сдувает, водопой близко. И далеко видать все, – еще раз повторил сказанное татарчонок.

– Ясно. А как они штурмовать усадьбу станут?

– С наскока попытаются взять по первости. Не получится – лагерь разобьют. Только тын наш – защита хлипкая очень. Закрутят карусель, стрелами закидают, да и подцепят арканами бревна и вывернут их из тына. Вот тут и начнется…

– Карусель говоришь… – задумчиво произнес Андрей.

Татары появились через три часа. Ворота усадьбы успели затворить перед самым носом татар, под защиту каких-никаких стен спешили мужики и бабы с окрестных деревенек. С добрый десяток селян не успели добраться до усадьбы и были перехвачены появившимися степняками.

Татары накатывались яркой разноцветной массой, оставляя за собой тучи пыли. Как и предполагалось, половина татарского отряда проскакала мимо усадьбы дальше вниз по реке. Но и тех степняков, что остались под усадьбой, хватило за глаза. Не менее двух с половиной сотен всадников насчитал Андрей в татарском отряде, а то и больше. С ответным набегом пришли опытные воины. Полсотни закованных в железо всадников на породистых лошадях, остальные сотни – бронные уланы на низеньких степных лошадках, сплошь покрытых кожаными попонами.

К воротам подскакал знатный татарин в усиленном хатангу дегеле сиреневого цвета с металлической накладкой на груди и черкасском шеломе на голове, две ниспадающие вниз кольчатые бармицы защищали затылок и лицо степняка. Погарцевав перед затворенными воротами, татарин громко выкрикнул:

– Эй, урус! Сдавайся! Открывай ворота, серебро давай, жену давай! – нахально потребовал шельмец, весело скалясь. Минут пять чертяка упражнялся в нанесении обидных слов, явно проигрывая словесную перепалку новгородцам. Затем широко размахнувшись, татарин перекинул через тын мешок.

Окровавленный куль упал на землю. Андрей махнул рукой, холоп подбежал к мешку, перерезал веревку и высыпал содержимое мешка на землю. С глухим стуком из мешка высыпались отрубленные детские головы. Мужики, глядя на них, забормотали слова молитвы, осеняя себя крестом. Матери убитых, надрывно завыв от тяжкого горя, бросились к отрубленным детским головкам и громко заголосили, причитая над несчастной судьбой сыновей, прижимая родимых к груди, гладя по волосам, целуя в обескровленные губы.

– Баб всех убрать со двора! Живо! – жестко приказал Андрей, князь не мог спокойно смотреть на убитых горем матерей. – По местам, чертяки!

В толпе раздался громкий шепот: 'дозорных мальцов споймали нехристи. Детей не пожалели'.

Перед глазами Андрея промелькнули картины недавнего нападения на кочевье. Там тоже были убитые дети. В горячке боя чего не бывает… Но вот так… Сознательно убивать детей ради устрашения… Этого Андрей понять не мог и, главное, не хотел понимать. Князь твердо решил не щадить никого.

– Урус! Царевич дает тебе время подумать. Только недолго. Если не откроешь ворота, секир башка будет! – татарин злобно засмеялся, повернул коня и поскакал прочь. Кто-то из стрельцов, стоявших на стене, не удержался, пустил стрелу, и татарин кубарем слетел с убитого коня. Торопливо вскочил на ноги и шустро засеменил короткими кривыми ножками в сторону своих сородичей. Вторая каленая стрела вошла убегавшему степняку точно между лопаток, широко взмахнув руками, татарин распластался на земле, суча ногами. Через минуту он затих, отойдя в мир прекрасных гурий, впрочем, насчет гурий Андрей сильно сомневался.

Андрей еще раз внимательно оглядел татарское войско. Сверкая золоченым доспехом, на чистокровном арабе важно восседал коротышка-царевич. Рядом с ним выстроились с полсотни всадников, закованных в броню похлеще немецких рыцарей. Тяжелые могучие кони защищены не меньше всадников, налобники у коней вызолочены и сверкают так, что смотреть больно. Пожалуй, вот она – знаменитая тяжелая конница татар.

– С богом! Как карусель закрутят, сразу начнем по моей команде, – отдал распоряжение Андрей.

Заняв позицию на верхнем ярусе надвратной башни, Андрей отдал распоряжение братьям, вооружившимся снайперскими винтовками:

– Сначала царька снимите, на том пригорке в живых никого не должно остаться.

Парни согласно кивнули и заняли позиции рядом с князем. Ждать пришлось не– долго. Татарский царек – толстый карапуз в вызолоченном доспехе – повелительно махнул рукой. Татарские сотни двинулись вперед, по дуге обходя усадьбу. Андрей поразился четкости и слаженности маневра. Над усадьбой раздался визг – хоть уши затыкай, и в защитников усадьбы полетели первые татарские гостинцы – каленые стрелы. Начался массированный обстрел усадьбы. Сразу же появились раненые и убитые. Кто-то из защитников не утерпел, высунулся из-за тына, пытаясь разглядеть ворога и поймал каленую стрелу. На таком расстоянии татарские стрелы прошивали доспех навылет, если только зерцало могло остановить вражескую стрелу, да и то не любое, а только булатное. Андрей поежился от не вовремя нахлынувшего воспоминания о чуть было не ставшей роковой татарской стреле. Под лопаткой снова заныло, хотя синяк уже почти сошел.

– Начали! – глухим голосом подал команду Андрей и плавно потянул за спусковой курок.

Терминатора, державшего в руках пику с бунчуком о трех хвостах, закованного в железо с ног до головы, как ветром сдуло. Выпустив пику из рук, воин выпал из седла. Товарищи убитого даже не шелохнулись, невозмутимо продолжали стоять на месте. Андрей прицелился в соседа убитого терминатора и снова выстрелил. Второй, третий, четвертый, шестой… Все. Андрей поднял правую руку, слуга, повинуясь сигналу князя, поднял стяг над башней.

На поле, перед усадьбой, с громким ржанием десятками падали татарские лошади, скидывая своих всадников. Демьян спрятал в траве воткнутые в землю под углом бердыши и связал их между собой стальным тросом. Лезвия бердышей вспарывали брюхо низеньких татарских лошадок, а натянутый стальной трос не давал коннице проскочить мимо. Этот прием давно на вооружении русской пехоты и сам по себе был очень эффективен, татары, побывавшие на поле Куликовом, смогли бы подтвердить это. Не зря, ой не зря тогда темник Мамай спешил своих улан и погнал лучших своих воинов на позиции русской пехоты пешим порядком.

Задние ряды татар, не успев совладать с лошадьми, врезались в это месиво, давя копытами своих товарищей. Те из всадников, кто сумел справиться с кобылой, взяли чуть правее, но попадали в волчьи ямы с остро заточенными кольями. В этот момент по очереди выстрелили пушки надвратной башни, следом отозвались орудия на угловых площадках. Импровизированная картечь, целиком состоящая из кусков нарезанной железной проволоки и свинцового дроба, со свистом унеслась в сторону улан – элитных татарских воинов. Андрей не ожидал, что картечь нанесет такой ошеломляющий урон всадникам. Половину оставшегося на конях отряда, как корова языком слизала.

Со стен усадьбы лучники посылали стрелу за стрелой, стражники Демьяна разрядили самострелы. За минуту на татар пролился дождь из полутысячи каленых гостинцев. Некоторые из всадников утыкало стрелами так, что они стали походить на ощетинившегося ежа.

Ворота усадьбы широко отворились. Крещеный татарин Серафим, бывший раб резанского князя, но получивший свободу при крещении, выпустил за ворота свору боевых псов. Немного, чуть больше дюжины, но все собачки в кожаных доспехах защищавшими тело. Псы с громким лаем схлестнулись не на жизнь, а насмерть с татарскими псами, выжившими под ливнем стрел. Следом за собаками, с места взяв в карьер, промчались бывшие ушкуйники. Лука Фомич, пользуясь моментом, лично возглавил атаку двух десятков воинов на конях и ударил по бесерменам, довершая полнейший разгром татарского отряда. Оставшиеся в живых два десятка степняков, увидав несущихся вскачь русаков, изготовивших рогатины к бою, бросились наутек, на скаку пуская стрелы, но были перехвачены сидевшими в засаде уланами Кулчука.

Андрей спустился по шесту вниз, принял поводья у слуги, не спеша сел на коня. С татарским войском покончено, можно теперь не торопиться. Деморализованные разгромом и гибелью военачальников легкораненые уланы, потерявшие коней, сопротивления не оказывали, дали себя повязать. Однако пленных было мало, картечь и стрелы сделали свое дело. Княжеские воины бродили по полю битвы деловито добивая раненых татар.

Спиридон, как всегда, в своем репертуаре: уже выгнал дворню на поле собирать добро, нисколько не смущаясь предсмертными криками врагов. Холопы уже выкатили пустые бочки и с веселым смехом разделывали конские туши, вырезая лучшие куски – нечего мясу пропадать, солонины впрок много можно заготовить. Иной холоп, подобрав татарский джид, колол раненого сулицей, прежде чем вытряхнуть его из доспеха или раздеть до исподнего.

Ратники собирали стрелы, железные болты, оружие, сдирали с убитых доспехи, с погибших лошадей снимали кожаные, стальные, стеганые доспехи и укладывали трофейное добро на телеги. Все были чем-то заняты. Среди этого людского муравейника суетливо шнырял Спиридон, следя, что бы ничего не оставили, даже самой захудалой иголке найдется применение в хозяйстве. Спиридон под шумок выпросил у Андрея разрешение забрать все железные кирасы 'мейдин Фряги', после того как железка попала под копыта лошади, смысл в ее ремонте исчезал, а Спиридон найдет кирасам применение: лопаты из таких скорлупок зело добрые получаются. Спиридон уже потолковал с кузнецами и мужики заверили дворецкого, что переделать кирасы в лопаты – раз плюнуть. Но среди трофейных доспехов попалась лишь одна кираса, и Спиридон остался страшно недоволен.

Андрей решил взглянуть на труп татарского оглана. Все-таки не рядовой татарин – царских кровей. Что-что, а цареубийцей себя Андрей совсем не ощущал. Мало ли что наплел татарин, у них там, в Орде, царевичей, словно блох на собаке. Подъехав к месту гибели царской особы, боярин неторопливо спешился, передав поводья сопровождавшему его Семену. Склонившись над мертвецом, Андрей расстегнул золотую пряжку на ремне, снял ерехонку с головы убитого. Хороший шелом, весь в позолоте, да что там позолота! Камней-то сколько! По венцу шелома, в золотые гнезда вставлены изумруды, яхонты и лалы. Всего четырнадцать драгоценных камней! Не дешевые понты, однако. Упакован оглан в дорогой прикид – авторский доспех, ручная работа, эксклюзив.

Панцирь и зерцало на царевиче добрые: доспех посеребрен, а булатные доски зерцала вызолочены. Жалко только, попортили бронь братья, но не беда – кузнец починит. Такой доспех нестыдно подарить князю Резанскому. Хороший поминок князю, Иван Федорович точно обрадуется такому подарку, а вот обрадуется ли он, что его боярин лишил живота коротышку оглана – другой вопрос…

Князь в задумчивости смотрел на убитого царевича и не заметил, как появился его верный воевода. Лука Фомич сердито нахмурив брови, разглядывал убитого оглана, смотревшего в небо совсем неузкими, широко открытыми голубыми глазами.

– Жизни спокойной нам тепереча более не будет, – Лука пнул носком сапога распластавшийся на траве труп царевича.

– Ты о чем, Лука Фомич? – очнувшись от собственных дум, спросил Андрей.

– Царевич это. Теперь татары станут мстить, – глядя прямо в глаза господину, ответил воевода. – За голову твою я не дам и медного пуло, а моя голова за кумпанию слетит.

– Да наплевать, – Андрей обильно сплюнул. – Перестань, Лука. Волков бояться – в лес не ходить, – беспечно ответил князь воеводе. – Меня больше волнует, как Иван Федорович отреагирует?

– Знамо как: выдаст татарам на смерть лютую, – усмехнулся Лука.

– Ну, это мы еще посмотрим, – горячо возразил Андрей. – Бог не выдаст, свинья не съест.

Андрей подобрал знак власти царевича – булаву с яблоком из чистого золота, украшенную драгоценными камнями и жемчугом, снял пояс с убитого, тоже произведение искусства, достойное музея. Ножны опять же по традиции искусно украшены, а кривая сабля – настоящий булатный клинок – нейриз, с узором такого же цвета, как основа, без всяких украшений и позолоты.

Остальные мертвецы своей внешностью совсем не походили на татар. Это видно по доспеху и дорогому оружию, и кони у них непростые, Кулчук первым делом со своими архаровцами примчался ловить коней, но это понятно. Для татарина конь – прежде всего. Булат тем временем с десятком верховых отправился по следам татар.

– Куда это они? – Андрей смотрел на несущихся вскачь всадников.

– На Сенькин наволок, коней пригнать татарских, – посмотрев вслед удаляющимся всадникам, пояснил воевода.

Да, действительно. Широкий заливной луг, носивший имя Сенькина наволока – отличное место для пастбища лошадей, где еще татарам оставить заводных скакунов? Только на Сенькином лугу.

Андрей последний раз посмотрел на тело убитого царевича и отдал приказание Луке:

– Вытряхните из доспеха эту падаль.

– С телом, что делать? – спросил воевода. – Как-никак царевич.

Перед глазами Андрея калейдоскопом промелькнули картинки отрубленных детских голов сторожи.

– Собакам скормить, – коротко ответил Андрей.

– Да как можно? Это же царевич!!! – Лука Фомич набрал в грудь побольше воздуха, собираясь перечить своему государю. В голове новгородца никак не укладывалось такое святотатство.

– Ты меня не понял? – Андрей резко развернулся, рукой ухватил воеводу за шею, притягивая голову Луки вплотную к себе. Волна неподконтрольной ярости захлестнула Андрея, такого с ним прежде не бывало никогда. Образ жизни давал о себе знать, прятать истинные чувства не было необходимости, и зверь, дремавший в Андрее, вырвался на свободу. Бешено сверкая очами, Андрей внятно повторил, чуть повышая голос: – Я сказал скормить собакам!

Отпрянув от князя, когда тот ослабил железный хват, воевода с перепугу выпустил воздух, незаметно крестя пупок. По ходу дела душегубец Лука нашел на свою голову хозяина-отморозка, похлеще, чем сам бывший атаман ушкуйников.

– Как прикажешь, государь, – Лука почтительно склонился в поклоне.

Андрей отвернулся от воеводы, пытаясь совладать с собой, остановил свой взгляд на поверженных терминаторах. Рыжебородый Митяй вместе со старым Ахметом добивали раненых, обдирая доспехи.

– Хоросаньской земли бояре, – уважительно отозвался о погибших Митяй, снимая доспех с мертвеца.

– Не татары? – Андрей и сам удивился странной внешности убитых, ничуть не походивших на татар, и спросил новгородца. – А ты почем знаешь?

– Так я отроком ходил с отцом вместе, с тазиками в Хоросаньскую землю, там их и видал, – не отрываясь от дела, ответил Митяй.

Мать честная! Сначала монголы, которые совсем уже не монголы, татары, которые больше походили, кто на мордву, русских, булгар, больше, конечно, на кипчаков, потом дитя Африки, а вот теперь для полного счастья еще персы нарисовались среди татар. Не хватает только русских бояр и князей и немецких наемников найти на службе у татар для полного счастья! Кто знает, может, и встретятся на пути русские-ренегаты? Только вот ренегатами их никто тут не считает, вот беда. Понятия государства еще нет, служат сюзерену, кто больше платит, тот господин и повелитель. Служишь татарскому оглану – значит, татарин, князю-русаку – значит, русак ты. Все просто, как три рубля. И никакого национального вопроса, будь он проклят трижды. Никакой национальной вражды. Врагов убивают из чистого прагматизма (добро защитить свое, землю отчую или отнять у соседа), а не из-за национальной розни.

Так, а это что? Двое мертвецов лежат со стелами в груди! Никак Гришка с Третьяком отличились, больше некому. Мало дострелить на таком расстоянии, нужно еще и попасть! Виртуозы хреновы, им что приказано было делать? Стрелить атакующих татар, а не выпендриваться перед князем. Ну и получат они на орехи.

* * *

Андрей вернулся в усадьбу. Во дворе не протолкнуться от груженых телег, с которых дворня торопливо перетаскивала добро в амбары, оружие складывали отдельно от прочего – это уже Лука Фомич будет оценивать и разбирать, что для дружины оставить, что на торг отправить, а что в кузню на лопаты и косы перековать.

Бабка Аграфена пользовала раненых, таких набралось почитай с пять десятков. Все с ранами разной степени тяжести от татарских стрел. Двое вновь прибывших новгородцев, ходившими с воеводой в короткую атаку, умудрились поймать татарские стрелы: один в грудь, другой в живот. Четверо молодых парней с полудюжиной девок помогали старой лекарке. Первым делом раненых обмывали, многие крестьянские бабы и дворовые холопки, пораненные татарскими стрелами, со страху обделались. От раненых воняло так, что хоть нос зажимай и не дыши вовсе. Это обычное дело при ранениях. Потому сначала их обмывали, а уж потом оказывали первую помощь и переодевали в чистое.

За несколько минут татары пролили на усадьбу дождь стрел. Андрей мысленно прикинул их количество, получалось около трех тысяч стрел, и как итог семь десятков стрел нашли свои жертвы. А может, и больше. К лекарке сразу обратились лишь те, кто серьезно ранен. Вот семилетний малец стоит, ожидая своей очереди, баюкая культю, замотанную в окровавленную тряпицу. Стрела срезала кисть малышу, мать, оторвав от подола тряпицу, перетянула руку повыше кисти. Пацан до сих пор находится в шоке, еще несколько минут, и он потеряет сознание, на лице пацана проступила мертвенная бледность. Кузьма достает из огня раскаленный топор, подавая знак помощникам держать пацана. Кто знает, выживет ли малыш?

Царапины и неглубокие порезы за раны не считают, перемотают тряпкой, и ладно. А что было бы, если бы татар было не две сотни, а больше? Бревна тына оказались слабой защитой, татарские стрелы прошивали их насквозь, если бы Андрей сам не увидел, то никогда в жизни не поверил бы в такое.

Во дворе лежат почти три дюжины мертвых тел, укрытых рогожами. Этим уже ничем не поможешь. Сердце словно сдавили железные тиски, казалось, что еще чуть-чуть, и он сойдет с ума, что еще немного и вновь неподконтрольная ярость захлестнет его сознание. Андрей остановился над мертвыми телами, зашептал слова молитвы, чувствуя свою вину в смерти этих людей. Монотонный ритм молитвы действовал успокаивающе. Окончив молитву, Андрей отправился на поиски депрессанта, на ходу пиная колосившиеся, словно пшеница, татарские стрелы. Сердитое мычание раненой скотины действовало на нервы. Во время обстрела бык, пораненный парочкой стрел, взбесился, оборвав веревку, державшую его на привязи. Словно пушинку, монстр выбил закрытые на массивный засов двери сарая и выскочил во двор, успев стоптать насмерть двух крестьянок, прежде чем упал утыканный десятками стрел, лившимися, словно дождь с неба.

Нужное лекарство обнаружилось на летней кухне. Поймав хорезмийку за длинную тугую косу, Андрей утащил девку в спальню и, не снимая доспеха, взгромоздился на перепуганную досмерти девчонку. Чуть было не придушил бедняжку, но отпустило, ярость затмевавшая сознание ушла, оставив пустоту в душе. Оставив тихо рыдающую рабыню на кровати, Андрей вернулся на улицу. Во дворе его уже ждали. Взяв с собой вернувшихся улан Кулчука и четыре десятка новгородцев, Андрей по темноте отправился выручать своих крестьян. Лошадям без разницы день или ночь, они в темноте хорошо видят, в отличие от всадников.

К рассвету домчались до села. Андрей посоветовался с Булатом, как лучше напасть на татар. Голова у татарина светлая, Булат разом придумал план нападения. Андрей легко перенимал тактику ведения боя у татар и отправил в село дюжину новгородцев навести там шороху. Русские вои ворвались в деревеньку с веселым гиканьем и визгом, зарубив нескольких осоловевших от сытости и плотских утех пеших татар попавшихся им на пути. На удивление, разбойники быстро опомнились, но русские, развернув коней, уже поворачивали назад, прихватив с собой татарских лошадей. Почти сотня ордынцев бросилась в погоню и, доскакав до зарослей кустарника, попала в засаду, под наведенное орудия. Раздался залп, и не менее четырех десятков преследователей вылетели из седел, сраженные картечью. Из леса, заходя с флангов, появились уланы Кулчука, осыпая оставшихся в живых ордынцев стрелами. Новгородцы, развернув коней, ударили плотным строем и смяли татар. Началась рубка. Татар было изначально больше, чем русских, но артиллерия, безусловно, уравняла шансы.

Андрей вскинул короткий тугой лук (настоящий монгольский, свой спортивный он давно убрал за ненадобностью, сила натяжения татарского лука в четыре раза больше, чем спортивного, и убойная сила не в пример больше), на секунду задержал дыхание, и вот уже русобородый татарин падал с коня с короткой стрелой в груди. С монотонностью автомата он кидал бронебойные стрелы, и ни одна стрела не прошла мимо цели. Уланы царевича дрогнули, поворачивали коней вспять, пытаясь выйти из ближнего боя. Андрей бросил лук в налуч, ухватил поудобней рогатину и, оставив Гришаню с его другом дальше вести обстрел, пустил своего тулпара с места в карьер. Следом подгоняли своих аргамаков Сенька с братьями.

Гришка Мороз со своим товарищем ни в какую не соглашались вздевать брони, щеголяли в стеганных татарских халатах, предпочитая убивать врагов издали, и не искушали судьбу в ближней схватке, где у них не было никаких шансов остаться живыми, а на расстоянии им с их ловкостью и тугими луками ни один татарин не страшен.

У ордынцев еще был шанс на победу, но паника сделала свое черное дело. Андрей привстал на стременах и с силой вогнал наконечник рогатины в спину беглеца. Стальное жало рогатины пробило щит, висевший за спиной улана, и вспороло железные кольца доспеха, вонзилось в спину татарина на длину ладони, ломая позвоночник.

Бросив застрявшую в теле убитого рогатину, князь орудовал любимым шестопером, проламывая затылки беглецам и круша грудные клетки смельчакам, осмелившимся оказать сопротивление. И снова ярость затмила разум князя. Он мощным ударом вынес татарина из седла. Ремешок шестопера лопнул, и железная палица выпала из рук князя. В ход пошла кривая сабля. Андрей не чувствовал вражеские удары, в горячке боя, безрассудно пренебрегал защитой, и чуть было не поплатился за это жизнью. Татарин с жиденькой бородкой и отвисшими усами, в стеганом халате поверх кольчатого панциря извернулся и с оттягом полоснул князя саблей поперек живота, но тут же поплатился за это: клинок князя отсек степняку кисть, сжимавшую саблю. Татарин пронзительно заверещал от боли и бросил коня в сторону, пытаясь уйти из сечи. Андрей добивать подранка не стал, хватало других врагов. Все равно с такой раной татарин в бою не выживет.

Из деревни татарам подоспела подмога, и силы противников вновь уравнялись.

Князь чиркнул по загривку степняка, рассекая бармицу из кожаных пластин, татарин закачался в седле, но Андрей переключил внимание на следующего врага. Перс-терминатор в пластинчатом стальном панцире лихо отсек голову новгородцу и полоснул по бедру другого княжеского воя. Убитого Андрей признал, воин из тех, кто пришел с Лукой из Новгорода, кажется, у него жена молодая и двое детей мал мала меньше. Жаль парня, но ничего уже не исправишь. Можно только отомстить. Андрей ударил хлестко, вложив в удар всю силу, перс прикрылся щитом.

Щит хоросанца, помимо центральной пластины – умбона, имел еще по краям дополнительно четыре умбона меньших размеров. Фигурные пластины усиливали щит и были инкрустированы золотом и красными и синими ярко сияющими в лучах солнца яхонтами. Все это: ярко сияющая позолота на пластинах щита, шелома, нагрудной пластины доспеха, искрящиеся всполохи драгоценных камней, яркий блеск позолоты налобника богатырского коня перса – не дешевые понты, а тонкий расчет.

Все это очень мешало Андрею сосредоточиться на убийстве врага, отвлекало внимание, взгляд то и дело пытался сконцентрироваться на очередном искрометном всполохе лалов. В бою красота камей несла смерть.

В лучах восходящего солнца князь продолжал обмениваться ударами с врагом, но воинское мастерство противников было равным. Доспех у перса отменный, Андрей уже несколько раз доставал своего противника, но сабля князя не причинила большого вреда золоченому доспеху, лишь оставляла неглубокие царапины на нем. Конь хоросанца, так– же защищен конским панцирем из позолоченных стальных пластин. Такие конские доспехи могли позволить себе только элитные воины или богатая знать.

Улучшив момент, когда противник закрылся щитом от молниеносного удара Андрея, князь привстал на коротких стременах и, оттолкнувшись, прыгнул на противника. Они вместе свалились с коня на землю, причем нога терминатора застряла в стремени, и он свесился с коня вниз головой, кольчужная бармица откинулась, и Андрей вонзил выхваченный кинжал в открытое горло перса.

Страшно хотелось пить, схватка с терминатор совершенно вымотала Андрея, во рту соленый привкус крови, перс задел его бронированным локтем, разбив в кровь губы и чуть было не выбив передние зубы. Андрей потрогал языком верхние передние зубы: два шатаются, зараза! Стоматологов тут в помине нет, протезистов и подавно! Скотина! Андрей со всей злостью ударил мертвеца по лицу, выламывая ему зубы набалдашником кинжала. Он не успокоился, пока не выбил ему все зубы.

Действительность мало походила на то, какими представлял себе Андрей противников Руси – татар. Все, кого он сегодня убил, отменные воины в отличных доспехах и оружием владеют виртуозно. Выжить в такой мясорубке можно только по воле бога. Удача благоволит Андрею, он это чувствовал и ничто: ни конское ржание, ни дикие визги татар, ни частая барабанная дробь сабельных ударов по металлу – не могло отвлечь его от главного – убей, чтобы выжить.

Брань все еще продолжалась, звон железа, крики боли, пронзительные визги раздавались отовсюду. Князь, сплевывая с разбитых губ сгустки крови, уворачиваясь от сабельного удара, ловко поднырнул под брюхо низенькой татарской лошадки и со всей силы полоснул кинжалом, вспарывая брюхо животине. Успел вовремя отпрыгнуть, увернувшись от вываливающихся наружу внутренностей. Всадник не успел соскочить с убитого коня и упал вместе с кобылой. Андрей не мешкая, ударом ноги сломал шею распластавшемуся на земле степняку.

Тупая боль обожгла спину, удар оказался настолько силен, что чуть было не сбил Андрея с ног. Резко обернувшись, князь бросил кинжал в от удивления раззявившего беззубый рот татарина с длинными пшеничного цвета усами. Сын бескрайних степей сжимал рукоять сабли с обломленным клинком. Острое лезвие кинжала вошло точно в открытый от изумления рот мужика, ломая редкие гнилые желтые зубы. Недоумевающий татарин ушел на небеса, пировать с прекрасными гуриями и размышлять там о том, каким образом русский витязь остался жив, а он, нукер царевича, воспарил на небеса. Андрей засмотрелся на удивительной красоты пояс убитого татарина и чуть было не отправился за ним вдогонку.

Сабля лихого улана вскользь ударила по шелому князя, в ушах раздался колокольный звон, и Андрей навзничь упал на землю. Ну, сколько можно! Опять по голове ударили! То зубов лишают, то голову срубить норовят! Слава богу, сознание не потерял, иначе стоптали бы конями за нече делать. Андрей изловчился и быстро поднялся на ноги, крепко ухватившись за выпавшую из рук саблю, висевшую на шелковом шнурке, обмотанном вокруг кисти.

Подкрался сзади к степняку, рубившемуся с уланом Кулчука, и, и уцепившись левой рукой за плечо татарина, стащил степняка с коня. Кольнул саблей в лицо распростершегося на земле неудачника и птицей взлетел на трофейного коня.

Окинув взором место битвы, Андрей остался доволен увиденным. Он отстегнул бармицу от железных пуговок на нагрудной пластине доспеха, с наслаждением вдыхая пахнувший травами воздух. Устало стащил мисюрку с головы. Прицепив шелом к луке седла, Андрей обтер пот, застилавший глаза, шапкой. Острая боль обожгла левое ухо. Андрей ухватился рукой за пораненное место и грязно, от души выматерился в сердцах. Мочку уха срезало татарской стрелой, глубоко оцарапав скулу, и она висела на тонкой полоске кожи. Кровь лилась ручьем. Морщась от боли, Андрей резким движением оторвал срезанную ткань. Спешился, наклонился над покойником, отрезал от халата относительно чистый кусок ткани, приложил к кровоточившей ране. 'Интересно, как я буду выглядеть, ну скажем через пять лет? Безухий, беззубый – это точно. Лишь бы руки ноги целы, да голова осталась на месте, да еще один важный орган, без которого жизнь не в радость', – отстраненно подумал Андрей.

Бой подходил к концу. Среди разбойников улан было мало, всего около сотни, остальные простые пастухи в стеганых халатах. Слава богу, среди татар оказался лишь один персидский терминатор, но и в одиночку он натворил дел: половина убитых русаков – его работа.

Исключая машину смерти родом из Персии, тяжеловооруженные уланы еще могли противостоять воинам Андрея в сече, а пастухи-скотоводы – нет. Гришка Мороз со своим дружком Третьяком и татары Кулчука не дали разбойникам возможности рассыпаться и закидать русских воев стрелами. Опять повезло. Рассыпься татары по полю, и посекли бы русских стрелами за милую душу.

– Кулчук, – морщась от боли, позвал князь своего верного слугу.

– Тута я, хозяин, – татарчонок выглядел весьма довольным, и как не радоваться парню, ведь свершилась кровная месть. Именно воины оглан-царевича разорили родное кочевье Кулчука, не пощадили ни женщин, ни детей. Сейчас от некогда большого рода Кулчука в живых остались меньше двух десятков.

– Много бесермен убежало? – спросил Андрей, глядя вдаль на мчавшегося прочь степняка. За ним наперегонки в погоню бросились несколько татар с Гришаней-стрельцом.

– Нет, немного, – парень весело повертел головой.– Но пленные говорят, что полусотня рассыпалась по округе в поисках добычи. Дозволь людей отправить, найдем разбойников быстро.

– Уланы среди них есть? – Андрею очень не хотелось потерять добрые доспехи, в которых щеголяли татарские элитные воины, под усадьбой в качестве трофеев им достался один металлолом.

– Уланы спину не показывают врагу, хозяин. Все они тут лежат, – Кулчук рукой показал на поле сражения. – То пастухи в округе промышляют.

– То-то я думаю, что все пленные нам достались бедноватые, – покачал головой князь. – Значит, говоришь, уланы спину не показывают?

– Бегство с поля боя и плен у нас караются смертью, хозяин, – гордо вскинув голову ответил парень, смотря прямо в глаза князю. – Мы монголы, а не эти… татары, – не отводя взгляда, твердо произнес парень с гордостью за свой народ.

– Ладно уж. Иди. Монгол, – улыбнулся Андрей. Ответ Кулчука ему пришелся по душе. Среди степняков сейчас единства нет. Режут они друг друга почем зря. – Посмотри, как там, в деревне, а беглецы от нас никуда не денутся. Возьмешь людей и поймаешь остальных.

Когда Андрей верхом на трофейном белом коне в сопровождении нескольких всадников появился в деревне, там творился настоящий бедлам. Марфа, жена ключника Тита, тридцатилетняя бабенка толщиной в два полных обхвата и почти под два метра ростом, гоняла по улице Кулчука, лупя почем зря парня мокрой тряпкой. Татарин весело уворачивался от разъяренной бабенки и весело скалился, успевая дразниться.

– Чего это у вас тут происходит? – спросил князь у улыбающегося Тита.

– Этот шельмец с нехристями своими появился, как черт, и давай кричать, что весь полон теперь его, мужиков, значит, он посечет, а баб ну того…И давай рассказывать, что он с Марфой будет делать. Понятно, все перепугались, бабы голосить начали, а энтот шельмец возьми и подними личину. Как путы наши перерезал, так Марфа на него осерчала. Вишь, поймала шельму, – довольно заметил Тит, видя, как Марфа догнала хохотавшего во весь голос Кулчука и, отбросив тряпку, стала крепко целовать своего избавителя.

– Не ревнуешь? – спросил Андрей спокойно смотрящего на это безобразие Тита.

– Чего? Неа, – Тит догадался, о чем спросил князь. – Сейчас можно. Мы ведь думали, того… сгинем.

– Это как сгинем? – очень удивился Андрей. – Не верили, что обороню я своих крестьян?

– Ить, мы как думали, много бесермен прибежало, осадили усадьбу твою они. Хвастались нехристи, что уже на рассвете гулять они будут в усадьбе, – начал оправдываться княжеский ключник.

– Попировали они. – Андрей ухмыльнулся, вспомнив, как побили они татарскую рать под стенами усадьбы.

– С энтими татями, что делать будешь, княже? – спросил Тит, показывая на телеги, на которых лежали связанные кожаными ремнями люди.

– Кулчук! Хватит тебе с Марфой целоваться! Сейчас тебя муж оглоблей поколотит за безобразие такое, – громко крикнул Андрей молодому татарину. – Почему этих не освободил?

Парень ужом выскользнул из горячих объятий Марфы и задал стрекоча, пока разгоряченная бабенка его опять не поймала. Подбежав к князю, доложил:

– Так Тит сказал, что это тати. Пронские бояре с воями. Они село грабили, когда татары налетели, – парень произнес это по-татарски, но Тит его понял и сам стал рассказывать, как дело было.

– Налетели изверги на рассвете, слава богу, никого не посекли. Связали нас, а сами шерстить по избам кинулись. Потом напились меду и завалились спать, а тут бесермены нагрянули. Татарва их отлавливала поодиночке и на телегу. Радовались, что сильные вои попались, да все бронные, дорого продать их можно.

– А чего? Можно и продать! – Андрей подошел к телеге и внимательно рассматривая сваленных на ней кулями связанных по рукам и ногам пронских горе-вояк. – Продать татарам, а вырученное серебро пропить! – и под громкий хохот собравшихся завершил свою мысль. – Чтобы другим татям неповадно было безобразничать в моих владениях!

 

Глава одиннадцатая

СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ

В один из солнечных дней, когда служилый князь и боярин Великого князя Резанского вместе со своим дворецким объезжал сенокосные угодья или пожни, как их тут еще называют, зашел между ними разговор о разведении скота. Андрей искренне удивлялся, почему в деревнях почти нет скотины. Если есть, то порода очень мелкая, коровы необычайно тощие.

– От того, что сена мало, – Спиридон пришлепнул надоедливую мошку и продолжил. – Вот в усадьбе почитай никого не осталось, окромя стражи, всех отправил я на косьбу. В деревнях то же самое, пустые деревеньки стоят сейчас. Крестьяне сено заготавливают. Только не успеть им накосить потребное. Других дел по хозяйству много, оттого косят почитай все лето. По ночам зачастую тоже. Иной раз с одного покоса по два раза сено берут.

– Если все лето косят, отчего сена не хватает? – продолжал расспросы Андрей.

– Так на двор тех пожней приходиться чуть больше чети. Вон смотри лужок –то, – Спиридон махнул рукой в сторону покоса, где ратники Луки, как заведенные, махали косами, – крестьянин этот лужок ден пятнадцать косить будет. В копны скидать потом сено надобно. Трава в копнах стоит в ведренное время по три дня, а в ненастье с седмицу и более. При просушке мечут в стога и скирды, а копны возят на лошадях опутанные веревкой.

– Мы же много сена заготовили, – возразил Андрей.

– Так то мы. Косилка твоя конная в день столько накашивает, сколько вся деревня за несколько ден.

– Не все же косилками косим, вот мужики косами машут. Споро работа у них идет, – снова возразил Андрей.

– Крестьяне все больше горбушами косят. Спина затекает быстро, если горбушей косить, – пояснил Спиридон.

– И что, везде сена не хватает или только в нашем княжестве?

– Где как. По Оке укосы хорошие. А так скотина впроголодь стоит. Иной год крестьяне солому с крыш всю повыдергивают. На Москве луга хорошие, по Москве-реке, по Лопасне, Клязьме. А пустошное и всякое лесное и болотистое сено волокнисто, но не споро для корму.

– Обычно сколько сена накашивают?

– С этого лужка, – Спиридон махнул рукой в сторону покоса, – деревенька о три двора запасет в хороший год пять на сорок волоковых копен.

– А в копне сколько?

– Пуда четыре.

– Это сто восемьдесят пудов, – подсчитал Андрей. – И не хватает?

– Не хватает, знамо дело, – ответил Спиридон.

Хочешь – не хочешь, а пришлось заняться князю сельским хозяйством со всем вниманием. Увеличение поголовья скота вызывало опасения за сохранность скотины. Как перезимуют овцы и бараны? За лошадей сердце болело. И судя по увиденному воочию, и слова Спиридона и Демьяна это подтверждали, дела у крестьян со скотинкой обстояли аховым образом. Андрей тщательно записывал полученные от мужиков сведения и по вечерам, оставшись один, при свете восковых свечей пытался систематизировать информацию. По всему выходило, что без помощи боярина крестьяне не смогут самостоятельно улучшить ситуацию с содержанием скотины.

'Действовать прямыми приказами, – думал Андрей. – Не тот вариант. До крепостничества еще далеко. Крестьяне мои – обычные арендаторы. Ведут хозяйство по 'старине'… Стоп. А холопы? Через пять лет холопские семьи получат свободу и землю с хозяйством. Вот с холопов и надо начинать нововведения.

Крестьянский двор из четырех душ обоего пола имел до набега татар в среднем две лошади, одну корову, пять-шесть овец и столько же свиней. Как обстоят дела со скотиной в других княжествах, Андрей собирался вызнать у купца и Луки, но пока решил отложить это дело на потом. Главное сейчас, разобраться с собственным хозяйством и по возможности повысить его товарность.

Достаточно высокая мобильность населения, связанная в первую очередь с феодальными войнами, где главная ценность трофеев заключалась в полоне, не позволяла выявить региональную особенность в содержании скота. По всему выходило, что это дело будущих столетий, когда Русь избавиться от татаро-монгольского ига и угрозы Казанского и Астраханского царств. К слову сказать, Казань со своим ханом уже здесь была. Но представляла собой печальное зрелище. Московские рати и новгородские ушкуйники совершенно разорили Казанские земли. В Астрахани же сидел собственный хан, а ханов поменьше, которые не признавали власть Орды или астраханского хана, было, что блох на собаке.

На зимнее время крестьянский скот помещался в хлеву, который ставили под одной с избой крышей. Часто над хлевом располагался сенник. Но большинство крестьянских дворов в вотчине Андрея содержали скотину под навесами во дворе или же рядом с двором, огораживая навесы забором. Под крытыми соломой навесами делали хлева, закуты и ставили плетенки. Овцы отдельно, свиньи отдельно, корова отдельно, лошади отдельно.

Крестьяне кормили скотину три раза в день. Коровы и лошади были очень мелкие. Андрей еще не понял, то ли порода такая, то ли от бескормицы, но собирался из похода на приграничные Литовские земли пригнать с десяток другой голов скота, надеясь, что там порода покрупнее. Местные коровы молока давали всего ничего, а жирность его чуть выше магазинского. Этот факт по первости возмущал Андрея до глубины души. Живет в деревне, а молоко нежирное совсем! Боярин чувствовал себя обманутым, но таковы были реалии средневековой деревни. Андрей дал себе слово улучшить жирность молока, по крайней мере в своем вотчинном хозяйстве. 'В крайнем случае купец через ганзейских купцов сторгует мне немецких коров, а можно еще из Англии привезти парочку телок', – решил Андрей.

В зимнее время по утрам и вечерам дойных коров кормили и доили в избе. Во дворе скот получал овсяную, ячменную и изредка пшеничную солому. Сена, как сказал уже Спиридон, катастрофически не хватало. Парадоксальность ситуации не могла уложиться в голове молодого боярина. При огромных просторах сена не хватало! И дело было не в лени его крестьян, как первоначально полагал Андрей, – причина была элементарна. Все дело в русском климате и коротком лете. При сроке сенокоса в тридцать дней две трети времени уходило на покос травы. Производительность труда крайне низкая, в день крестьянин едва скашивал пятую часть десятины. Седмица уходила на сушку да на стогование от трех до пяти дней. Запасала крестьянское хозяйство при таких сроках от ста двадцати до ста восьмидесяти пудов сена, может, чуть больше в хороший год, что по-любому не позволяло прокормить большое количество скотины. Вот и косили вплоть до сентября месяца, часто ночами, работая на износ. Разумеется, кормовые качества травы в сентябре уже были ниже, значит, и расход больше.

Исходя из общепринятых на Руси норм кормления скотины Андрею придется вносить свои изменения в нормы. Боярин собирался даже написать инструкцию по содержания скота для Спиридона, чтобы он довел ее до сведения холопских семей. Андрей старательно вспомнил нормы на корм животине, бытовавшие в хозяйстве бабки. Учитывая, что лошади и коровы тут мелкие, то и корма им требуется меньше, но все равно по расчетам Андрея выходило, что на одну лошадь нужно было при нормальном рационе не менее семидесяти пудов сена, а в идеале сто - сто пятнадцать пудов. На корову требовалось семьдесят пудов минимум, лучше, конечно, сто пудов. На одну овцу тридцать пудов сена, да еще веников заготовить для овец нужно. Если лошадь или корову можно кормить соломой, то овцы питаются только сеном. Андрей понял, отчего крестьяне не любят держать много овец. Обычно одну-две. Лишь в крепких хозяйствах держат от пяти до десяти овец.

'Сена мы заготовили изрядно уже да еще накосим, – размышлял Андрей. – Значит, можно коней не продавать по осени, по весне большую цену дадут на торгу за добрую и сильную лошадь. Забивать всех овец, пожалуй, тоже не стоит. Прокормим. Хватит сена подкинуть моим крестьянам. Мехами по весне за сено возьму или воском. Пожалуй, сено еще на продажу останется. В общем, все не так уж и плохо. Перезимуем'.

Крестьяне кормили от нехватки сена скотину соломой. Недаром же Спиридон так и сыпал специфическими терминами. Урожай тут оценивался двояко. Какова солома и каково зерно? По терминологии Спиридона это звучало так: 'ужин' и 'умолот'. Спиридон так и сказал: 'Хлеб ноне ужинист'.

Кормили скотину в основном ячменной соломой. Давно уже крестьяне заметили, что от ржаной соломы у скотины крошатся зубы и нападет на скотину хворь разная. Но от бескормицы в дело шла любая солома: и ржаная, и гороховая. Вот и получалось, что в плохие годы половину рациона рабочей лошади составляла ржаная солома. С шести четей поля ярового овса крестьянин получал сто восемьдесят пудов соломы. А как выяснил Андрей, крестьяне ограничивали рацион коровы тридцатью - сорока пудами сена. Остальной корм составляла солома. Калорийность же сена по отношению к соломе составляла, как вспомнил Андрей, примерно три к пяти. Разумеется, и этого заменителя не хватало. Тогда начинали кормить скотину ржаной соломой, которая в основном шла на технические нужды, на ремонт крыш и на подстилку скоту. Вот и обдирали по весне солому с крыш, лишь бы сохранить скотинку до первой травки. Дело доходило даже до того, что обессиленную скотину подвешивали на веревках, чтобы не упала от бессилия. Такова была суровая реальность деревенской жизни в средние века. А если к этому добавить длительный период кормежки сухим кормом да суровые русские зимы, то остается удивляться, как в таких условиях русский крестьянин умудрялся сохранить скотину и даже откормить бычка на продажу. Отсутствие достаточного количества кормов было основной причиной худосочности и малорослости скотины. Ведь в лютые морозы скотина должна потреблять кормов как минимум больше в три раза.

По весне крестьянина ожидала новая беда. Если изможденную недоеданием лошадь, прежде чем начать пахать, отпустить подкормиться на луга, то от молодой травы зачастую лошадь получала новую хворь. А если ждать и выпускать животинку пастись уже подросшей травой, то задерживаются в сроки вспашки, а тут еще, как на грех, татары набегут, и велика опасность совсем пропустить все сроки. Оттого многие крестьяне по осени продавали одну из двух лошадей, а по весне опять покупали. В этом было рациональное зерно, несмотря на кажущуюся невыгодность такого подхода к делу. Ведь лошади по весне стоили дороже, чем осенью. Одну лошадь зимой прокормить легче, и минимизируются риски падежа и пропуска сроков вспашки.

Поступая так, крестьянин действовал исходя из чистого рационализма. Потери в деньгах были приемлемой платой за снижение рисков. Иначе можно было потерять все. Князь, боярин придет на помощь в случае чего. Даст лошадку, но не за красивые глаза даст. Отдавать придется и по цене дороже, чем на торгу. А не отдашь в срок – прощай свобода. Закуп, конечно, не полный холоп. По сути это тоже рабство, только временное, пока долг не отдашь или не отработаешь. Но не факт, что сможешь рассчитаться и выкупиться. Как выход, один из сыновей продавался в холопство, чтобы семья могла рассчитаться по старым долгам. Именно так Андрей вербовал молодых парней в холопы. И проблем с вербовкой не испытывал. А те деньги, что находили холопы в карманах убитых врагов боярина, если не пропивались, переправлялись в отчий дом и были большим подспорьем в крестьянском хозяйстве.

Надои коров мизерные. Андрей сделал нехитрый подсчет. Получалось – не больше четырехсот пятидесяти литров с коровы. Молоко перерабатывалось в масло. Масла выходило двенадцать килограмм с коровы в год. Масло сразу же перетапливалось, и топленое масло было главной целью переработки молока. О сметане, твороге и сырах можно было не вспоминать. Нет, сметану делали, но очень в малых количествах. Сыр практически не делали.

На выпас скотину, по устоявшемуся обычаю, выпускали на Егория, но бывало и по весеннему снегу гоняли скотину в лес на 'веточки'. А что прикажете делать, если корма закончились? От таких условий содержания скотина часто болела, и нередки были падежи скота.

После долгих раздумий Андрей решил разбить свои стада и локализовать их, организовав скотоводческие хутора. Но для этого нужны были люди, а людей было мало. Поход, задуманный боярином Масловым, оказался очень кстати. И дело не только в том, что серебро кончалось. Похоже, боярская вотчина могла существовать только лишь при условии подпиткой военной добычей. Итак, решено. Работников наберет в этом набеге. Зиму прокормить полоняников не проблема. Агенты купца вовсю скупали зерно в Пронском княжестве и в окрестностях стольного града, да и крестьяне скоро оброк начнут свозить.

Урожай гречихи удался на славу. Андрей даже не ожидал такого большого урожая. Чем больше Андрей размышлял над проблемой, тем больше ему нравилась идея с хуторами в один-два двора. Нужно только выделить часть леса для постройки домов, а до первого снега холопы сами поставят дома и хозяйственные постройки. Усадьба при всем желании не вместит всех, итак за тыном уже вырос целый посад. Потому хутора – это рациональный выход из положения.

Среди купленных у монастыря людишек оказались несколько ремесленников. Ладили теперь бочки, телеги, возки на зиму. Была у Андрея мысль не сидеть сиднем зимой в усадьбе, а разжиться серебришком в военном походе. На Руси серебро дефицит, получить драг металл можно было либо торговлей с Ганзой, орденом, Литвой, Ордой, либо в военном набеге, благо на границах такие полувоенные – полуразбойничьи акции проходили постоянно, да хоть немцев пощипать. Новгородцы с ними часто ратятся, отчего же не помочь хорошим людям? Чай не чужие новгородцы, свои, русский люд, такими мыслями Андрей успокаивал остатки былой совести, так как экономика боярского вотчины Андрея, как ни крути, была в глубоком минусе, трофейное добро пока еще не реализовано, серебро за продажу пленников не получено, и единственным источником дохода была лавка в стольном граде, но покрыть все потребности в серебре она не могла. Объемы торговли не те. А выставлять на продажу прихваченные из прошлого мира различные безделушки Андрей опасался. Лучше реализовать их заморским купцам, мало ли что, зачем доводить до инфаркта археологов?

'Пожалуй, пора отправляться в путь. Ладьи прикупить нужно будет штуки три. Эх, опять расходы. Можно доски напиленные взять с собой и попытаться отдать корабельному мастеру в счет уплаты. Лесопилка работает во всю, и ушкуй загрузить досок хватит. Холопы с табунами пусть сами добираются до Переяславля, – Андрей отодвинул от себя блокнот, где вел записи, и потянулся снять нагар со свечей, что освещали поверхность стола из мореного дуба. – Завтра после полудня отправимся, поди успеют загрузить ушкуй…'

 

Глава двенадцатая

СНОВА ПЕРЕЯСЛАВЛЬ РЕЗАНСКИЙ

Но отплытие пришлось ненадолго отложить, все дворовые задействованы рачительным Спиридоном на работах, кто косил, кто рубил лес, часть холопов была задействована на лесопилке. Пока отозвали нужных людей с работ, пока загрузили ушкуй – день прошел. Лишь утром следующего дня Андрей смог отправиться в путь и еще долго он смотрел на удаляющиеся стены усадьбы, его нового дома – отныне и навсегда.

По прибытии в стольный град Андрей заплатил мытнику побережное и, вызнав у него, что у пристани выставлены на продажу две новенькие набойные лодьи, отправился искать хозяев кораблей.

Андрею опять повезло, госпожа фортуна с момента появления Андрея в этом мире не обделяла его своим вниманием, корабельных дел мастера он нашел в гостином дворе. Это был старик с кудрявой, совершенно седою головой и коротко подстриженной бородой, в сермяжном кафтане и татарских шароварах темно-зеленого цвета, ноги старика обуты в новенькие лапти. Мастер пристально смотрел на князя сквозь густые сросшиеся брови и только кивал седою головой, внимательно слушая князя.

Ладьи мастер выставил на продажу седмицу назад, пригнав их в стольный град в надежде, что кто-нибудь из купцов прельстится добрыми корабликами. Делались набои на заказ, в количестве трёх штук, третья ладья стояла в корабельном сарае, да купец, что делал заказ, уплатив задаток, по зиме отправился в Вятскую землю, да и сгинул там, а наследники купчины не объявились забрать ладьи в срок. Мастер почитай все лето ждал – не дождался. Нет, купец не резанский, московский купец. Доски? В счет уплаты? А добрые доски? То посмотреть не мешало. Ежели добрые, отчего не взять. Еще есть? Много? Нужны, а то как же. А почем? Хм, кхе-кхе… Не много просишь? Скинуть бы чуток? Вот это в самый раз. А ладьи как? Берешь обе? И другую возьмешь? Уступлю в цене, так и быть. Еще и насады, только больше? Можно. Отчего не можно? В меженину токмо намаешься. Вверх по реке не больше три на десять верст пойдешь, на обычной ладье гораздо шустрее. Не важно? Слажу по весне насады. Доски вези токмо успевай.

В общем сладили. Заплатив очередной налог, 'явленное' называвшимся, порадовался, что местным скидка полагалась, почитай пустяшный налог – пол деньги с рубля, но не платить нельзя. Штраф выпишут такой, что мама не горюй! Здесь с этим строго. Кстати, один из видов штрафа назывался 'протаможье', и брался он за неуплату тамги. Услышав впервые этот термин, Андрей долго и громко смеялся, пришлось потом извиняться, чтоб не подумали, что Андрей хотел обидеть. А штраф за уклонение от мытной пошлины назывался 'промыт'. Были еще 'пропятнение' – это за уклонение от налога называвшимся 'пятно'. Налог этот накладывался за наложение тавра на проданную или променянную скотину и запись примет скотины в особую книгу. Вот так все очень серьезно тут было с налогами, не по-детски прямо.

Закончив торговые дела, Андрей навестил Великого князя, разумеется, Резанского. По традиции преподнес поминки. Доспех, снятый с убитого татарского 'царевича', пришёлся князю по душе, а полная сумка серебра, преподнесенная служилым князем со всем почтением, привела великого князя в прекрасное расположение духа.

Иван Федорович, оказывается, был в курсе намечавшейся авантюры с набегом на приграничные Литовские окраины и даже не против совсем, если его бояре разомнут косточки, скорее даже за. И, разумеется, он с большим удовольствием примет своих бояр у себя после удачного набега (еще бы, пора подошла платить 'выход', а серебра собрали недостаточно). Андрей быстро просек тему и заверил, что обязательно засвидетельствует свое почтение князю, сразу же, как только вернется из похода. При этом Андрей выразительно взглянул на сумку с серебром, которую князь все еще не выпускал из рук. В общем, великий князь резанский, и его служилый князь, и боярин поняли друг друга. В заключение официальной части князь подарил Андрею кафтан из заморского сукна с золотым шитьем и грамоту тарханную, которая освобождала Андрея от торговых пошлин в Резанском княжестве.

Андрей поклонился в пояс и вежливо поблагодарил князя. За все время, что шел официальный прием, Андрея не покидало чувство, что за ним наблюдают. Нет, конечно, они были не одни. Были тут ближние бояре и парочка рынд, выполнявших функции охранников. Но опасность исходила не от них. Лишь потом, когда князь пригласил отобедать с ним, Андрей успел заметить в глубине покоев старого монаха и перехватить его взгляд, от которого у Андрея побежали мурашки по всему телу.

'Блажь, какая-то. Вот почудится ведь… – Андрей бессознательно перекрестился, пару раз он встречался с носителями подобного взгляда, и не сказать, что встречи те были приятными. Подобным взглядом обладали следователи, которые брали Андрея в обработку после завершения очередного задания и умудрялись вынуть душу во время допросов.

За обедом Андрей рассказывал о разгроме татарского отряда, предусмотрительно умолчав о причине появления татар на своих землях. Естественно численность татар была уменьшена на две трети. Пожаловался Андрей также на пронских бояр совершивших разбойничий набег на деревню Андрея и как божье наказание преподнес их пленение так вовремя подоспевшими татарами, которые не могли допустить, что деревенька, которую татары считали своей законной добычей, так беззастенчиво грабится какими-то проходимцами. Пронских воев быстро повязали, и такими бездоспешными и связанными по рукам и ногам нашел их Андрей в телегах, когда разгромил татар.

Князь громко и весело смеялся и хлопал рукой по коленке повторяя: 'Попали, аки кур во щип'.

– Ты их отпустил? – строго спросил князь, когда успокоился и к нему вернулась способность говорить.

– Только двоих холопов отпустил, за выкупом, – ответил Андрей. – Разве нельзя выкуп взять?

– Ну, наказал бояр пронских и будя. В землях пронского князя не безобразничай. У меня ноне мир с Пронским великим князем. Окуп возьми. Твой он по праву. О безобразии его бояр, я отпишу ноне грамотку пронскому князю. Пусть приструнит людишек своих, – в голосе князя появились металлические нотки, и перед Андреем предстал не веселый собеседник, а властный и жесткий властелин княжества, умеющий постоять за себя. Андрей поразился столь разительной перемене облика князя.

– Теперь о деле… – продолжал князь. – В Москве скончался великий князь Юрий Дмитриевич, царствие ему небесное, – князь троекратно перекрестился. – Сын его Василий принял на себя титул государя московского.

Князь замолчал и внимательно глядел на своего боярина. Андрей спокойно ждал продолжения, глаз не отводил. Не хватало еще ввязаться в междоусобную войну. Андрей знал, что по непонятным причинам Резанский князь всегда поддерживал Москву в лице великого князя Василия Васильевича. Андрей также наслышан был, что по договору с Юрием Галицким Резанский князь не имел права поддерживать сношения с бывшим великим князем Василием, на том князь даже крест целовал. Знал Андрей также, что в обычаях у князей было и нарушение крестного целования. Раз дал слово, то держи его, пока выгодно, а если выгода в нарушении крестного целования, то незазорно и отказаться. И никто не осудит тебя в том. Так поступали многие. Только не резанский князь. Но смерть Юрия освобождала резанского князя от клятвы и данных обязательств. И наверняка в очередной распре Резань поддержит Василия в его распре с кузеном.

Дальше было интереснее. К сожалению, Шекспир не был знаком с русской историей. А вот они шекспировские страсти! Родные братья Василия Юрьевича прав его на великокняжеский престол не поддержали, ответив тому в духе знаменитой фразы Егора Лигачева: 'Вася, ты не прав!' Разумеется, апеллировали они к всеми любимой тут 'старине', по которой права на стол получал бывший великий князь Василий, теперь уже на законных основаниях, и в глазах братьев Василий Васильевич становился легитимным великим князем. А родной братец Василий - узурпатором! То, что братец родной, роли не играло. Братья Дмитриевичи призвали великого князя и вместе с ним двинулись на Москву. И прогнали родного братца с Москвы. В благодарность от великого князя получили награду. Шемяка получил Углич и Ржев, а младший из Дмитриевичей Бежецкий верх.

В Переяславле в подробностях знали, как развивались события, и по мелким деталям рассказа, Андрей понял, что резанского князя кто-то снабжает полной информацией, так как Иван Федорович даже знал о расправе Василия Юрьевича с одним из своих служилых княжат во время бегства из Москвы. Андрей уже понял, куда клонит резанский князь, и выразил готовность послужить князю, ежели нужда в том будет, куда бы князь его не послал. А в душе проклинал эти феодальные разборки. Очень ему претило воевать против своих же русских людей. Но здесь мыслили абсолютно другими категориями. Свои были только те, кто сейчас стоит рядом с тобой, прикрывая тебе спину. И вполне нормальным считалось, что тот, кто сегодня выступает с тобой плечом к плечу, завтра встанет в ряды противника и наоборот, вчерашний враг станет союзником. Как говорили во времена Андрея, ничего личного!

Пока Андрей обедал у князя, Иван Андреевич вызнал про бегство московских суконщиков из Москвы. Те всегда поддерживали отца князя Василия Юрьевича, даже ссужали тому значительные суммы денег и после смерти князя Юрия традиционно поддержали сына в его претензиях на титул государя Московского. Не дожидаясь появления на Москве великого князя Василия Васильевича, суконники по-быстрому сделали ноги в тверское княжество под защиту Тверского князя.

– Самое время на Москве обосноваться, – купец с уже битый час прельщал Андрея открывающимися возможностями расширить торговлю. – Лавку купить можно за недорого, дом. За Москвой сила. Там вся торговля. Не чета здешней. Людишек в Москве в пять раз больше, чем у нас в Переяславле будет. Москва, она же центр всех торговых путей, а мы тут на отшибе стоим.

 

Глава тринадцатая

МОСКВА ЗЛАТОГЛАВАЯ

Андрей понимал, что возможность зайти в Москву уникальная. Землицу с деревеньками ему на Москве не купить. Шибко умный советчик великого князя убедил того запретить продавать землю не московским боярам и служилым людям. Хочешь осесть на Москве и владеть деревеньками с землицей – будь добр служи князю Московскому и проливай свою кровь за эту милость. Но сами москвичи с большим удовольствием скупали земли в вассальных княжествах.

А вот через купца своего, используя его как подставное лицо, вполне можно было закрепиться на Москве. Достаточно дать на лапу московскому сотцкому сурожской или суконной сотни, и разрешение поселиться в Москве будет получено незамедлительно. Прав Иван Андреевич: торговлю переносить нужно на Москву. Здесь, в Переяславле, объемы не те. Население стольного резанского града насчитывает от силы десять тысяч человек вместе с посадами. Раньше больше было, но мор десятилетней давности унес много жизней. Покупательский спрос в Переяславле заметно ниже по сравнению с Москвой. Но расходы… Андрей тяжело вздохнул. В казне только-только набралось серебра заплатить корабельному мастеру за ладьи и еще аванс выдать за заказанные баржи. А еще скоро платить за холопов монастырю… Соль покупать надо. Спиридон ест ее что ли? Сколько ни привези, мало все ему.

А, была не была. 'В Литве разживемся серебришком, на худой конец с феодальных разборок тоже можно поиметь толику серебра. Не за просто так воюют, поди ж ты, платят наемникам', – решился Андрей на очередную авантюру.

– Ладно. Уговорил, Иван Андреевич. Давай съездим, посмотрим, что да как. Собирайся в дорогу. Прямо сейчас и отправимся. Возьми с собой товару, что у тазиков взяли. Поди, еще не весь продал?

– Есть, есть. Возьму, а то как же, – обрадовался купец.

Как ни торопились в дороге, все равно опоздали с возвращением назад в Переяславль. В Москве Андрей даже не успел удивиться убожеству построек. Берега Москвы-реки, Неглинкой, Яузы усыпаны множеством деревянных избушек под соломенными или тесовыми крышами. Между домами повсюду стоят окрасившиеся в золото рощи вперемежку с полями и лугами. Через Москву-реку перекинуты наплывные мосты, на которых торговый люд устроил торжище.

Андрей уже знал, что население Москвы велико, в пять раз больше, чем в стольном Резанском граде. Той Москвы, которую он помнил, еще не было. Зато мощные пожелтевшие от времени стены белокаменного кремля Дмитрия Донского были на месте.

В Москву попали через 'Нижние', или, как еще их называли, 'Тимофеевы' ворота, которые свое название получили по имени жившего рядом окольничего князя Дмитрия Донского – Тимофея Васильевича Воронцова-Вильяминова. Массивные, в вершок толщиной, железные ворота проездной башни широко открыты, длинная вереница телег столпилась перед мостами, крестьяне окрестных деревень торопятся спозаранку попасть в город. Если уж Андрей смотрел на Кремль, открыв рот от удивления и восхищения, то что говорить о простых крестьянах!

Высота стен кремля метров восемь будет, никак не меньше, да высота зубцов метра два с половиной. На такую стену, идя на приступ, взобраться нереально. Из пушек проломить стену в два метра толщиной тоже сомнительно. Из девяти башен кремля пять сосредоточены на восточной стене. Корабельная пристань прикрывается мощными нависающими стенами, так что и с этой стороны врагу не подступиться. А если учесть, что по периметру Москвы настроили монастырей , этаких мини-фортов, со стен которых можно было брать неприятеля под перекрестный обстрел, то дело нападавших выглядит совсем кисло. Эту твердь враг так ни разу не смог захватить штурмом. Даже количество проезжих башен на восточном участке стены выглядит как насмешка над врагами. С одной стороны, ворота существенно увеличивают опасность проникновения врага внутрь кремля, а с другой стороны, это вызов вероятным противникам: мы не боимся, попробуй, возьми нас! Зубы обломаешь, или сами обломаем внезапными вылазками за стены кремля. Поди, знай, откуда мы ударим на рассвете…. У нас есть выбор большой, откуда ударить по ворогу, а у него голова болит, как разместить войска, чтобы перекрыть все выходы из города.

Да, деревянный кремник Ивана Федоровича Резанского выглядит по сравнению с Московским кремлем очень и очень бледно. Теперь Москва может плевать с высоких стен на врагов и временных союзников. А виноваты в этом сами Резанские и Тверские князья.

По дороге купец много интересного поведал про пожары на Москве. Не фиг было посылать диверсантов – поджигателей на Москву. Князь Дмитрий с боярами умно поступили: раз потратившись, обезопасили себя от поджигателей. И взяли на вооружение тактику противников. Резань, Тверь периодически горели, как бы случайно, но всегда вовремя. А каменным стенам московского кремля огонь не страшен.

Денег потратила Москва на постройку кремля, даже трудно представить сколько! Кремль построили очень быстро. Это значит, что накопили запасы зерна, ведь работников кормить нужно и кормить круглый год. Зимой и то работы шли полным ходом. А сколько человек на каменоломнях работало? По словам купца, пять зимних месяцев добывали камни в Мячковских карьерах, ежедневно по четыре сотни мужиков. Камень вывозили по льду Москвы-реки. Но с началом строительства кремля добыча камня не прекращалась, с восхода и до заката мужики не покладая рук добывали камень. Каменоломни недалече, верст пятьдесят от Москвы, но груженая телега осилит этот путь за два дня. Это сколько тогда телег нужно? Самое малое – четыре тысячи подвод ежедневно и столько же возчиков. Это только зимой, а летом еще того больше.

Лошадей пять тысяч минимум задействовано было. Только представите себе, сколько нужно сена, овса, чтобы прокормить такую ораву? На одну гужевую лошадку в день уходит восемь килограмм овса. Умножаем на пять тысяч. Получаем две с половиной тысячи пудов овса ежедневно! Бочка овса весом в четырнадцать пудов стоила десять денег, в день девять рублей затраты только на овес! Да и сами лошади не из воздуха взялись, пришлось покупать у татар за серебро. При самой низкой цене за кобылу в один рубль, и то получается очень много.

А сколько каменщиков возводили стены? А подтаскивать камень тоже люди нужны, и немало людей. А сколько людей лес валили? Ведь для строительства, чтобы класть камни, нужно леса поставить, да бревна нужны на деревянные связи между стенами.

Кузнецов сколько нужно, чтобы править инструмент? Где взяла Москва столько людей? Вестимо где: Москва сотнями выкупала полоняников в Орде и селила их на своих землях, плюс татарские рабы задействованы были по полной программе. Обращались с татарскими рабами не менее жестоко, чем татары с русскими. Их морили голодом, не– привычные к тяжелой работе, татары быстро умирали. На место умерших приводили новых рабов, благо усобицы в Орде позволяли бить татарских мурз, нарушивших вассальную присягу царю Ордынскому. А на мастеровой люд Москва не жалела денег, платила за них чистым серебром, но выкупала из полона.

Просто нагнать окрестных крестьян на стройку века со всего московского княжества не представляется возможным. Продовольственный кризис можно было спровоцировать, если забрать всех крестьян на строительство. Начнется голод и все: пиши пропало. Значит, хлеб запасали загодя, накапливая запасы.

Инструмент для строительства тоже не на дороге валяется, железа столько нужно, что голова кругом идет, где взять столько! Уж что-что, а Андрей на собственной шкуре ощутил затратность строительства. Если постройка его маленькой усадьбы и содержание трех сотен проживающих в ней людей вгоняют Андрея в такие затраты, то что говорить о строительстве Московского кремля? Две с лишним тысячи человек, ежедневно трудившихся на строительстве кремля, смог прокормить и обеспечить всем необходимым только очень обеспеченный князь. Или вы думаете, что крестьяне сами одевались – обувались? Лапти носятся в среднем не больше недели. Посчитайте, сколько лаптей нужно на зиму? Летом-то можно босиком работать, а вот зимой обувка нужна.

Вот и получается, что строительство кремля определило главенствующую роль Москвы на Руси. Какими бы сильными ни были соседи, у них не было такой твердыни, они просто не могли себе такого позволить. Пример тому – Нижегородский князь, так и не сумевший достроить каменный кремль. Проблемы внутренние и внешние помешали ему закончить строительство. А если и приложила Москва руку к созданию этих проблем, то кому до этого дело есть? Победителей не судят.

За светлый день купец успел обстряпать все делишки. Пятнадцать серебряных брусочков, переданные соцкому сурожской сотни Дмитрию Ермолину, как жест доброй воли решили все проблемы. Разрешение поставить двор на Москве было получено незамедлительно, соцкий даже подсуетился, лично сопровождал Ивана Андреевича, показывая дворы, выставленные на продажу, и помог с оформлением документов. Московские купцы попадали под юрисдикцию государя Московского, как привилегия являлась подсудность гостей только великокняжескому суду. Разумеется, все налоги купцы платили Великому князю. Остальные князья-третники не имели права брать на службу гостей. С этим на Москве строго.

Получив за помощь еще столько же серебра, Дмитрий выступил посредником при покупке двух лавок конфискованных московским князем у убежавших сурожан. Соцкий заработал на сделке прилично, а вот княжеская казна отдала лавки почти задаром. Ничего удивительного в этом нет, такое сплошь и рядом случается при слабом правителе, уж примеров-то Андрей может привести массу. В его время предприимчивые дельцы покупали у государства целые заводы по цене подержанного москвича, а тут какие-то две паршивые лавки.

Иван Андреевич остался в Москве налаживать торговлю и обустраивать двор, а Андрей уже к вечеру с холопами выезжал из Москвы через Тимофеевы ворота, в спешке погоняя лошадей. Рядом скакал новый холоп. Дед парня был богатым землевладельцем, а внук уже вел нищенское существование. Земля без крестьян, обрабатывающих землю, ничего не стоила. А службу нести землевладелец обязан. Вот и продавали земельку за бесценок, чтобы поменьше ратников выставлять. Купцы московские, наоборот, стремились прикупить земельную собственность. Такое происходило на Руси сплошь и рядом. Тот же сотский сурожской сотни Дмитрий Ермолин не только торговец, а еще и крупный землевладелец. Имеет в собственности два села под Москвой с десятком тяготевших к ним деревенек. Братья Дмитрия, тоже потихоньку превращаются в землевладельцев. Им проще, возвращаясь из Кафы или Таны, русские купцы завсегда привозят купленных на рынках рабов. Садят их на землю. Половина урожая идет им. Выгодно. Покупать просто деревеньку стоит пятнадцать рублей, а земельку с лесом прикупить – два рубля. Рабов у татар выкупить – десять-пятнадцать рублей будет стоить. Вроде бы то же самое получается, что купить землю уже заселенную. Но это не так. Покупая деревеньку, получаешь землю в собственность, но крестьяне, живущие на земле, – свободные арендаторы. Оброк платят по старине – десятую часть урожая. А рабы, посаженные на землю, – твоя собственность и отдают уже половину урожая! Вот что значит купеческая сметливость. Пускай рабы рано или поздно выкупятся, но лет пять-семь они будут отдавать ровно половину урожая. Потом, получив свободу, если не уйдут, то станут платить оброк, как все, по старине.

Кстати, холопа нового как раз присоветовал соцкий. Парень продал последнюю землю сурожанину и теперь не знал, куда приткнуться. В монастырь уходить молодость не позволяла, ремесло не знает, умеет только саблей махать да на коне скакать. На три рубля, полученные за землю, парень сможет купить плохонького коня да саблю из мягкого железа. С таким оружием наняться на службу нереально, остается только один путь – в холопы. Соблазнился парень богатыми одеждами княжеских холопов и дорогим оружием, да и запродался Андрею. Такие вот дела, дед был боярином, а внук – холоп.

 

Глава четырнадцатая

НАБЕГ НА ЛИТВУ

В Переяславле Андрея уже ждали. Боярин Маслов был страшно недоволен отлучкой друга. Костя уже успел нанять пару набоев и одну ладью успел даже купить. Глядя на размеры флота Андрея, Костя решил не скупиться и обзавестись собственным корабликом. Финансы позволяли. Еще вчера боярин был гол как сокол, а сегодня богат. Костя выгодно сбыл пленных татар орденским купцам. Доля Андрея от продажи пленных впечатляла. Даже за минусом вычетов за отошедшие к Андрею стада овец и пленных татар оставшаяся сумма впечатляла.

Как повелось с первого дня знакомства, отметили встречу, распив небольшой бочонок сладкого вина. Костя притащил с собой настоящую амфору с красным вином, купленную им по случаю у тверских торговцев, возвращавшихся из Таны, но ограничились только тем, что вошло в маленький бочонок емкостью так литров на пятнадцать, который Костя и водрузил на стол.

Утром, погрузившись на ладьи, двинулись в верховья Оки. Недалеко от Коломны к друзьям присоединились корабли одного московского боярина, хорошего знакомого Кости. Боярин Маслов представил Андрея московскому городовому боярину как своего лучшего друга и веселого товарища по пирам. Впрочем, Андрея отрекомендовали таким же макаром. Москвич тут же вручил грамотки Косте, быстро ознакомившись с их содержанием, Маслов объявил, что планы меняются. Велено им (интересно кем?), прося у Бога милости, над литовскими людьми промышлять, сколько милосердный Бог помочи подаст. Но вместо набега на украины Смоленского княжества они двинуться в верховья Оки.

Сойдя на берег, Костя, как главный воевода, собрал совет, где продемонстрировал подробную карту местности с нанесенными на нее селами и деревнями, усадьбами бояр и князей. Да-да, князей. Княжат в этой области развелось словно блох, большинство было безудельных, владевших лишь мелкими частями княжеств либо долей в уделе. А то и вовсе делили эту долю на двоих, а то и на троих. Летом один владеет, осенью второй, зимой третий, и так по кругу. А что поделать? Княжества маленькие, а княжат наплодилось немеряно.

По-военному четко боярин Маслов ставил задачу. Отряд делился на три части. На долю Андрея выпали село и три деревеньки в три-пять дворов, расположившиеся не– далеко от боярской усадьбы. Разумеется, если повезет, то усадьбу местного боярина нужно захватить. Если не будет такой возможности, то угнать всех крестьян и вывезти все, что получится. Что нельзя увести с собой, то сжечь. Дома, хлеб, сено – все сжечь не жалея.

Резон в таком ведении войны был прямой, тем самым подрывалась экономическая основа вотчины боярина. Как понял Андрей из слов Кости, штурмовать усадьбу особого смысла не было, если только изгоном захватить, но это вряд ли возможно, не лопухи же там сидят, чай заметят налетчиков, но попытаться все-таки стоит, авось да получится.

Костя сомневался в успехе, усадьба укреплена хорошо и воев там достаточно, но чем черт не шутит… И все же Маслов настоятельно советовал другу вовремя отойти, если местный боярин решит проявить геройство и дать знать остальным, и тогда уже совместными силами загнать героя обратно за стены усадьбы.

Андрей решил иначе. Первую деревеньку обложили со всех сторон и в сумерках захватили ее без труда. На все про все ушло минут тридцать. Согнав население в большой амбар и оставив стражу и команду по сбору трофеев, двинулись к следующей цели. Проводник уверенно вывел их к деревне. Сценарий захвата повторился с небольшим отличием. Нападение совершилось рано утром.

Главная ценность добычи в полоне. Изначально так и планировалось. Андрею же хотелось большего.

Ну, скажите, какая радость грабить крестьян? Разве деревянная посуда и вилы с лопатами достойная добыча для князя?

Все равно весь награбленный крестьянский скарб придется отдать тем же полоняникам, когда посадишь их на землю. Нет, у иного крестьянина найдется и медная, и даже оловянная посуда, и серебра на пару рублей сыщется в загашнике, но что это меняет?

Староста деревеньки был по-доброму допрошен на предмет численности воев у боярина и расположения построек в усадьбе. Крестьянам пообещали оставить все их имущество, но место жительство им придется поменять, это даже не вопрос. Староста деловито уточнил свой статус у нового хозяина, заодно выторговав себе право оставаться старостой и личную свободу своей семьи. Андрей пообещал прохиндею все, что он просил, даже пообещал отпустить собрать клепцы , расставленные на зайцев, и хитрец запел соловьем.

Лука Фомич внимательно прислушивался к говору мужика, потом резко спросил:

– Небось с Устюга родом?

– Нет, еще далече. Прельстился я льготами Московского князя, ушли мы всем миром к нему, а лонись набежала Литва, забрала в полон. Вот теперича тут обитаем, – словоохотливо сообщил крестьянин историю своего появления на местной земле.

Андрей решил захватить усадьбу хитростью. В усадьбе, по словам крестьянина, сейчас находился сам боярин с двумя взрослыми сыновьями. Под рукой у него четыре дюжины воев. Да еще с десятка полтора челядников наберется, которые при нужде могут взяться за оружие. Самое интересное сельский староста выдал напоследок. К пану прибыл на прошлой неделе гость из ляхов с отрядом воев. Велик ли отрядец, староста не знал, потому что сам не видел, а люди сказывали, что немаленький. Андрей решил считать численность отряда – копий в тридцать. С меньшим числом путешествовать в этих краях опасно. При зрелом размышлении появление дополнительного воинского отряда Андрею было на руку. Пан при такой силе осмелеет наверняка. У Андрея же под рукой чуть меньше пяти десятков. Зато все на конях. Тут взгляд боярина остановился на татарах, и Андрея осенило – татары!

План нападения появился быстро. Татары здесь частые гости, местные бояре привыкли встречать нежданных гостей с распростертыми руками, то есть саблей по загривку. Значит, если уланы Кулчука устроят шухер в деревеньке, то в усадьбе это увидят и услышат. Деревенька вся на виду, со стены усадьбы она должна хорошо просматриваться. Понятно, что хозяин на такой беспредел отреагирует должным образом, отправив воинов разобраться с налетчиками. Наверное. А уж Кулчук уведет преследователей к засаде. Главное, лишь бы погода не подвела. Дождик может спутать все планы, небо затянуто плотными тучами, того и гляди начнется ливень, но тут уж ничего не поделать, авось повезет, и дождя не будет.

Все прошло как по маслу. Татары от души повеселились, устроили большой переполох в деревеньке, ворвавшись в нее с гиканьем, свистом, и давай ловить местных пейзан. Андрей в бинокль наблюдал, как огородами утек пацаненок на лошадке в сторону усадьбы. Вскоре тяжелые ворота усадьбы широко отворились и выпустили пять десятков всадников. Андрей рассмотрел в бинокль, что все всадники отлично вооружены – пластинчатые брони у половины, остальные в кольчугах.

Уланы Кулчука заметили скакавший к деревне вооруженный отряд литовцев и стали эмитировать панику. Они покидали на заводных коней самых молодых крестьянок и, прихватив самое ценное из пожитков крестьян, намылились удирать. Конный отряд преследовал разбойников до самого леса. Татары скрылись в чаще, уходя в глубь леса по неширокой просеке. После минутного замешательства предводитель литвинов дал команду продолжать преследование. Литовские вои двигались с осторожностью. Прикрывались круглыми щитами и внимательно всматривались в чащу.

Лука Фомич расставил отроков таким образом, чтобы можно было стрелять со всех сторон. Стрельцы, прячась в чаще леса, уже расчехлили тохтуи, защищавшие от сырости полные стрел колчаны, и, откинув крышки тулов, приготовили каленые стрелы. Новгородцы более привычные к арбалетам, изготовили к бою свои самострелы.

Из чащи раздался веселый разбойничий свист. Литвины отреагировали на опасность, мгновенно развернувшись к источнику звука. Дружный залп из самострелов с противоположной стороны просеки вынес из седел больше половины всадников. Двое литвинов быстро спешились и, пользуясь суматохой, бегом рванули в лесную чащу, на ходу зарубив взводившего самострел ратника. Прохор наперегонки с рыжебородым Митяем бросились за ними вдогонку.

Несколько всадников пришпорили коней и резво поскакали вперед, по просеке пытаясь уйти из-под обстрела, но стальной трос, предусмотрительно натянутый поперек просеки, не дал им такой возможности.

Андрей всадил тяжелый арбалетный болт прямо в лицо всадника, пытавшегося справится со своей взбесившейся кобылой. Еще один всадник вылетел из седла, когда его лошадь стала уросить, резко встав на дыбы. Это спасло его от немедленной смерти. Арбалетный болт полностью вошел в шею взбесившейся лошади. Скакун рухнул как подкошенный и придавил своей тушей упавшего на землю всадника.

Андрей, прорываясь сквозь заросли невысокого кустарника, уже выбегал из чащи на просеку. Мощным ударом шестопера добил литвина, пытавшегося вытащить придавленную конем ногу. В отчаянии войн прикрыл голову рукой, словно она могла остановить приближавшуюся смерть. Стальная палица с противным хрустом переломила руку, словно сухую ветку, неумолимо опускаясь на медную шапку кричавшего от ужаса безбородого мужика. Если вы никогда не видели, что делает железная палица, опустившаяся на голову врага, то вам лучше и не пытаться представить это. Зрелище не для слабонервных радетелей за права человека. Андрей каленым железом выжег в себе все моральные ценности свободного мира, иначе в этом простом мире не выжить. Убей, или убьют тебя. Других вариантов нет. А если пришло твое время умирать – умри, сражаясь до последней капли крови. Слабых духом убивают, не задумываясь, или превращают в рабов, что для настоящего воина равносильно смерти.

Остальные литвины не подавали признаков жизни, то ли шею сломали при падении, то ли были без сознания. Вернувшиеся татары сноровисто вязали пленных, лишь раз взмахнув ножом, добивая литвина со сломанной ногой. Открытый перелом чреват серьезными последствиями и брать в полон такого раненого неразумно.

От Луки прискакал вестник: там тоже все закончилось. Прохор с Митяем вернулись из леса. Митяй с разбитой в кровь рожей, зло ругаясь, тащил на себе трофейный доспех, оружие и одежду беглецов. А злой как собака Прохор, под левым глазом которого наливался здоровенный синяк, пинками гнал впереди себя голого пленного литвина.

Потерял Лука Фомич в короткой стычке трех человек. Трое против пятидесяти. Можно сказать, что им несказанно повезло. Самострелы не подвели. Против короткого арбалетного болта никакой доспех не устоит. Сила удара болта такова, что всадника выкидывало из седла, как пушинку.

Выскочившие из чащи дружинные напали на оставшихся в живых воев, но как-то неудачно. В первые же секунды боя литвины умудрились положить троих, причем сразу насмерть, Первуша, пятнадцатилетний паренек, погиб сразу же, как выскочил, опережая более опытных воинов, из чащи на дорогу. Топорик литвина, склонившегося с коня для удара, скользнул по остроконечному колпаку, защищавшему голову вихрастого парня, и опустился на левое плечо, начисто отсекая руку вместе с предплечьем. Парень все же успел довершить свой удар, сабля секанула по чешуйкам бармицы мисюрки, и отсеченная голова литвина отлетела под копыта лошади его товарища. Комонек взбрыкнул и взвился на дыбы, ударив копытом по лицу так некстати подвернувшегося ушкуйника, из тех, кто пришел с Лукой из Новгорода. Третий погибший – пятнадцатилетний пацан, родом из Васькино, неловко споткнулся о щит Первуши и упал со всего маху на землю, широко раскинув руки, и был пришпилен вражеским копьем, словно жук.

Больше натворить бед литвины не успели. Одного всадника спешил Лука Фомич, метнув в него свой шестопер, второго сбросил с коня Гришаня-стрелец, парень умудрился пустить стрелу по медной шапке литвина. От удара тупой стрелы всадник потерял сознание и кулем свалился на влажную землю. Кузьма же просто скривил зверскую рожу, поигрывая коротким мечом, и литвин в стальной кирасе послушно спешился, бросив саблю на землю. Остальные незадачливые вояки также предпочли сдаться окружившим их ратниками со взведенными самострелами наизготовку во главе с урманом Данилой, который коротким жестом показал врагам, что их ожидает в случае неповиновения.

Быстрый допрос пленных показал, что в барской усадьбе остались еще три десятка человек. Погоню за татарами возглавлял старший сын хозяина усадьбы, теперь уже мертвый. Гость боярина также принял участие в погоне вместе со всеми своими людьми. На свою беду. Теперь лежит вон в кустах бездыханно, мертвее не бывает.

Андрей понял одно: плохие парни планировали набег на украинные резанские земли. Куда именно собирались набежать, холопы не знали. Обычно под Тулой озоровали, татар щипали в Диком Поле или вниз по Оке ходили.

Почти все пленные хорошо говорили по-русски. А впрочем, они и были русскими, за исключением нескольких поляков, прибывших с польским шляхтичем. Лишь хозяин усадьбы с сыновьями родом из Польши. Прежний владелец этих земель отъехал на Москву, вотчину его конфисковали и отдали польскому пану, приехавшему в Литву. Было это еще при жизни Витовта.

Пан первым делом укрепил усадьбу и обложил крестьян непомерным оброком, норовя похолопить, кого можно. Крестьяне поворчали и смирились. Но самое страшное заключалось в том, что пан был католиком, а местное население все поголовно – православные. Священник, привезенный паном с собой из самой Польши, рьяно взялся за обращение язычников в истинную веру. Крестьяне сопротивлялись, как могли, но сожженная католическим священником на костре старая лекарка поубавила стойкости в душах крестьян.

Первыми отринули православие набранные паном холопы. Чисто внешне, оставаясь в душе православными. Именно это теперь они и доказывали Андрею, надеясь на снисхождение. Странно, но они больше переживали не за то, что грабили своих соплеменников, а за отступничество от веры пращуров.

Большую часть времени польский пан проводил в лихих набегах, разоряя приграничные земли соседних княжеств, резанского и московского, грабил купеческие караваны и ходил в набеги на татарские кочевья. В войне за наследство Витовта не участвовал.

Пока Андрей допрашивал пленных, Митяй, Прохор, урман Даниил и еще пятеро ратников вздели на себя трофейные брони и пересели на трофейных лошадок. Кузьма и Неждан будут имитировать погибших литвин, которых везут на комонях назад в усадьбу.

Лука Фомич после допроса пленников предложил князю взять некоторых полоняников на службу. Четверо мужиков бухнулись в ноги Луке, умоляя воеводу взять их в дружину православных. Остальные, кто был ранен не слишком серьезно, тоже выразили горячее желание перейти на сторону победителей. Андрей, недолго думая, согласился. Новым холопам князя, Левке, Михалке, Стефанке и Науму, после того как они дали клятву верности под княжеским стягом, вернули оружие, доспехи и коней. Остальных пленных крепко связали. Вязать полон поручили татарам, у них большой опыт в этом деле.

Для пущего правдоподобия на коней погрузили тела мертвого поляка и старшего сына польского пана. Доспехи у них приметные, все внимание и мысли противников будут заняты смертью или ранением господского сына и гостя. Татары, тем временем закончив с пленными, одевали мертвецов в свои халаты и затягивали на ногах петли своих арканов.

По замыслу Андрея, ряженые должны попасть внутрь усадьбы. Победители возвращаются домой и тянут на арканах пленных татар. Во всяком случае в ворота усадьбы они должны попасть беспрепятственно, а там всё будет зависеть от удачи и быстроты коней притаившихся в лесу отроков Андрея.

Окованные толстым железом ворота усадьбы, пронзительно скрипя давно не смазанными петлями, широко открылись, впуская отряд победителей внутрь. Высокий молодой стражник в кольчуге до колен поинтересовался, что с паничем и где остальные вои, но ряженый Прохор, промычав что-то нечленораздельное, неопределенно махнул рукой в сторону леса. Левка, не растерялся, пришел на помощь Прохору, истошным голосом завопил, что они попали в засаду и молодого панича убило стрелой. Стражники, опечалившись скорбным известием о смерти молодого господина, перестали обращать внимание на всадников, глазели только на мертвецов.

Попав во двор усадьбы, ряженые бросили арканы, и трупы остались лежать прямо в большой луже, в створе ворот, мешая стражникам затворить тяжелые створки. К воротам усадьбы под бабские вопли сбегалась челядь, из дома поспешил выйти на шум сам пан с младшим сыном.

Опасаясь разоблачения, ряженые сходу схватились за оружие. Троих стражников зарубили сразу, двое успели отпрянуть назад, за ворота. Урман Данила хлестко стеганул плеткой лошадей с убитыми литвинами, кони, заржав, рванули вскачь, сбивая с ног толпившихся вокруг челядников. Данила заревел, аки бык, яро бросился в атаку, размахивая бердышом и пер напролом, рубя всех подряд: баб, мужиков, немало не заботясь о воротах, где заняли оборону его товарищи.

Парочка сторожи, отступившая за ворота, не догадывалась, что смерть их ждет не только от руки напавших ратников Андрея. Гришаня с Третьяком на таком расстоянии не смогли попасть с первого раза, но со второй попытки все-таки вогнали каленые стрелы в спины литвинов.

На помощь своим с помостов высокого тына спускались не меньше полудюжины воинов, еще двое остались на стене, взявшись за луки. Литвины, вернее, русские под властью Литвы, парни не хлипкого десятка. Они смело атаковали врага, пытаясь прорваться к воротам. Полетели первые стрелы, и отряд Кузьмы начал нести потери, но башенку и часть стены они смогли захватить, порубив редких защитников.

Уже четверо отроков пали от стрел литовских лучников, и одного княжеского холопа спешили, подрубив топором лошадке задние ноги. Прохор, Митяй и бывшие пленники отбивались от нападавших, изредка переходя в атаку и снова отступая к воротам.

Андрей таки получил свои несколько минут, пустил коня с места в карьер, безжалостно вонзая острожки в бока лошади. Он вихрем ворвался в усадьбу, круша все на своем пути. Князь закрылся щитом от удара топориком. Шустрый литвин в пансыре и зерцале намеревался отрубить князю левую ногу. Дюжий мужик вздел на себя две брони, и хоть бы что ему, ловко машет боевым топором, не чувствуя двойной тяжести доспехов. Сверкающее лезвие топора скользнуло по пластинам щита и, пробив толстую кожаную попону с нашитыми поверх нее медными бляхами, намертво застряло в теле скакуна. Андрей успел пнуть ногой в голову литвина и умудрился удачно спрыгнуть с раненой лошади.

Его противник оставил попытки выдернуть застрявший топорик и быстро скинул с запястья кожаный ремешок, пока заваливающаяся на бок раненая кобыла не увлекла его за собой. Он выхватил из ножен на поясе кривую саблю и замахал ею, словно мельница.

Андрей отражал удары, щитом принимая вражеский клинок вскользь, чтобы не попортить халху, Андрей не атаковал, выжидая удобного момента. Вот литвин рубанул саблей сверху вниз, и, когда Андрей, отражая удар, резко выбросил вперед левую руку со щитом, вражина резко изменил траекторию удара, уведя клинок вниз по широкой дуге, и горизонтальным ударом под щит полоснул саблей по животу князя, защищенному стальными пластинами доспеха.

В этот момент, охнув от острой боли, Андрей сам нанес мощный удар в голову противника. Тот успел чуть отклониться в сторону, но шестопер князя опустился на его плечо, остро заточенные стальные перья шестопера разрубили пластины оплечья и переломали все кости. Воин устоял на ногах, но перестал соображать от болевого шока. Глаза раненого широко открылись, и на лице проступила гримаса ужасной боли.

Андрей с трудом высвободил шестопер из тела противника, опрокинув подранка сильным ударом щита в лицо. Все-таки тупые перья на шестопере будут получше, острые края не только дробят кости, но еще режут доспех, вот как сейчас, оружие вполне может застрять в теле врага в самую неподходящую минуту.

Перевес теперь был на стороне нападающих, и остатки челяди польского пана забаррикадировались в боярском доме. Дом двухэтажный, приличный по местным меркам – в длину пять саженей, напротив дома на высокой подклети стоит другая изба, сажени четыре в длину. Между избами сени и клети.

– Сенник проверьте, овины и в мыльню загляните, – хладнокровно раздавал приказы Лука Фомич. – Бревно тащите, двери ломать будем, – продолжали сыпаться резкие отрывистые команды.

Из овина послышался шум яростной схватки, там вовсю гремело железо и раздавались яростные крики. Затем все разом стихло, из овина вышел княжеский холоп Неждан – низкорослый, широкоплечий резанский удалец с раскосыми глазами. Мать парня побывала в татарском плену, правда, совсем недолго, муж выкупил жену, но вернули татары бабу не пустую, а с прибытком. Неждан сделал несколько неуверенных шагов, ноги парня подкосились, и он безвольным кулем рухнул на землю. Из спины Неждана торчали пробившие доспех короткие железные вилы.

– Мать честная, – изумленно ахнул Прохор, щуплый новгородец средних лет с окровавленной щекой, рассеченной сабельным ударом. Отбросив щит в сторону, он торопливо бросился к другу и резким движением вытащил вилы из спины Неждана. Новгородец склонился над раненым, с которым успел крепко сдружиться, перевернул его на спину, пытаясь понять, жив ли друг. Неждан издал слабый стон. Парень еще дышал, несмотря на тяжелую рану.

Андрей взглядом отдал приказ, двое воев, прикрываясь щитами, бросились к Неждану и осторожно оттащили его за угол мыльни к остальным раненым подальше от открытого пространства. Прохор с лихорадочным блеском в глазах поднялся с колен, подобрал меч и с нечеловеческим ревом бросился в темноту овина, через мгновение оттуда раздался истошный женский крик, резко оборвавшийся на высокой ноте. Новгородец появился неожиданно, стремительно вынырнув из сумрака, волоча за длинную косу, отрубленную женскую голову.

– Гришаня, Третьяк, Вторуша, вы за окнами смотрите, самострельщики – дверь, – отдал распоряжения молодым стрельцам воевода, парни быстро рассредоточились по местам, контролируя окна боярского дома.

Ратники, ухватившись, подняли тяжелое бревно и под прикрытием щитов потащили его на высокое крыльцо. Несколько вражеских стрел прилетело из небольших окон дома, но большого урона воинам Андрея стрелы не нанесли, лишь одному ратнику прострелили стегно . Стрельцы ответили градом стрел и не без успеха. Внутри дома раздались крики боли, стрельба из окон сразу же прекратилась.

Выломав дверь, ратники отпрянули в стороны, но новгородец с простреленным бедром замешкался и поймал сразу два самострельных болта в грудь. Захрипев, мужик рухнул замертво на тяжелое бревно.

Самострельщики разрядили самострелы в полумрак сеней. Первым внутрь ворвался Прохор с двумя засапожниками в руках. Отчаянный новгородец перекатом упал вперед, пригвоздив ногу поджидавшего его литвина к дубовой доске пола. Мужик от резкой боли взвыл, словно резаный хряк, опуская железный пернач на голову Прохора. Но ушлого новгородца там уже не было. Он откатился в сторону, мимоходом чиркнув ножом по внутренней стороне бедра второму противнику, тот, вместо того чтобы опустить уже занесенную для удара саблю, посмотрел вниз на окрасившуюся кровью штанину суконных чембаров . Прохор воспользовался моментом, упруго вскочил на ноги, правой рукою вонзая засапожник в горло литвина, а левой крепко обхватывая шею врага. Фонтаном хлынула кровь, забрызгивая лицо и грудь новгородца, который резко развернулся, прикрываясь уже мертвым телом. Вовремя. Наконечник сулицы, разбивая железные пластины доспеха, вонзился в живот мертвеца. Новгородец с силой толкнул вперед мертвое тело, насаживая его глубже на короткое копье и не давая напавшему времени вытащить оружие из тела убитого, в прыжке бросился на врага, вгоняя стальное лезвие острого ножа в подзор полубайданы. Гладко выбритый мужик не закричал от боли, плотно сжав зубы, он железной хваткой вцепился в открытое горло Прохора и крепко сжимал свои сильные пальцы. Сознание новгородца помутилось от нехватки воздуха, ноги подкосились, но железная хватка неожиданно ослабла.

Когда новгородец пришел в себя, жадно хватая открытым ртом воздух, он уже был один в сенях, товарищи, зачистив сени, ворвались в саму избу. Напротив него на полусогнутых ногах, обутых в красные сафьяновые сапоги, стоял пришпиленный сулицей к стене, здоровенный мужик в синих парчовых штанах в железной шапке на голове, в короткой полубайдане поверх легкой кольчуги и торчавшим из бедра засапожником Прохора. Наконечник сулицы пронзил голову литвина, сломав ему передние зубы, и глубоко застрял в бревне дубовой стены. Лицо мертвеца с гладко выбритым подбородком и пышными, залитыми кровью усами, испугало новгородца, Прохор перекрестился, отступая, поскользнулся на залитых кровью досках и вдобавок растянулся на полу рядом с мертвецом в кольчуге до колен, с арбалетным болтом в груди.

Новгородец отодвинулся от мертвеца, пытаясь подняться с пола, и неожиданно встретился с умоляющим о помощи взглядом бородатого мужика в железном пансыре, с курчавой ярко-рыжей непокрытой головой и спущенными до колен темно-зелеными суконными чембарами. Раненый из последних сил пытался одной рукой перетянуть тесемкой, вынутой из штанов, кровоточивший обрубок правой руки. Отрубленная кисть вместе с перначом валялась около ноги, намертво пришпиленной ножом к широкой половице.

Прохор вытер кровавые ладони о стену и стал помогать увечному останавливать кровь. Перетянув культю кожаным поясом, снятым с убитого, Прохор резким движением вытащил из ноги увечного засапожник, тщательно вытер лезвие ножа о залитые кровью портки раненого, засунул нож обратно за голенище своего сапога и взвалил уже потерявшего сознание бедолагу себе на спину.

– Пошли, боговый. Сейчас боярин лечить тебя будет. Не боись, не помрешь, а может, пришьет назад тебе боярин длань. Мужики намедни сказывали, что слышали от боярина о таких чудесах, – с этими словами новгородец потащил потерявшего сознание от потери крови раненого литвина во двор и осторожно положил его вместе с остальными ранеными, где вперемешку лежали свои и чужие. Устроив калеку рядом с другом, новгородец отцепил с пояса фляжку, по очереди напоив раненых.

– Что ты возишься, Прохор? Не видишь, руда вытекает из культи? – подошедший Лука Фомич в крови с ног до головы устало сел на лавку у дверей мыльни. – Беги в поварню, принеси углей да разведи огонь. Про топор не забудь, не видишь прижигать треба, – устало отдал распоряжение ратнику Лука, обтирая кровь с лица оторванной полой чьего-то кафтана.

– А может, приделает боярин назад руку? – с надеждой на чудо спросил Прохор.

– Ну, ты даешь! Сначала бабе башку срубил, а теперь руку ему назад приделывай. Он же тебя чуть на тот свет не отправил! – Лука опешил, такой жалости к врагу воевода от Прохора не ожидал.

– Так то в сече, – протяжно произнес новгородец. – Так приделает боярин длань назад? Я мигом за ней сбегаю. – Новгородец не терял надежды на чудо.

– Наслушался ты сказок, Проша. Такие чудеса токмо в старой отчине князя и случались, и то без божьего соизволения такое чудо не свершить, князь сам про то сказывал, а где ты священника тут найдешь? – Лука Фомич не на шутку рассердился. – Давай уже неси угли, и воды не забудь принести, боярину кипяток нужен будет.

Андрей вышел из дома на крыльцо весь в расстройстве. При штурме во время боя в тесном пространстве потеряли еще одного воина. Вдобавок воевода, разъяренный смертью парня, зарубил ляха, развалив его ударом сабли на две половинки. Андрей не впервые видел такой удар, честно признаться, и сам порою умудрялся развалить врага на половинки, но каждый раз Андрей не верил своим глазам. Лях облачен в кольчугу с зерцалом, а сабля новгородца разрубила доспех вместе с телом, словно нож масло. Андрей огорчился, когда осознал, что хозяина усадьбы взять в плен не удалось, Лука своей бесшабашной удалью лишил его возможности получить информацию из первых рук. На укор в убийстве пана Лука Фомич сердито буркнул что-то нечленораздельное и, отмахнувшись от князя, умчался дальше зачищать дом. Зато младший сын пана был живехонек. Андрей вырубил молодца прямым ударом в челюсть, навершие сабли сломало парню все передние зубы. Молодого пана, скулящего от резкой боли, живехонько скрутили и предали на попечение Кузьмы для налаживания межличностного контакта.

Стоило только Андрею остаться одному в горенке, как справа раздался слабый шорох. Андрей машинально в развороте рубанул саблей и с изумлением уставился на старуху с перерезанным горлом, откуда фонтаном лилась кровь. Колени старой ведьмы подкосились, и она кулем свалилась на добела выскобленные доски пола. Звякнув об пол, из ее руки вывалился здоровенный тесак. Вот черт! За сундуком пряталась ведьма – вот ее и не заметили, а даже если и заметили, кому она нужна, старая. Ну, и сидела бы там дальше. Так нет же, решила урода из меня сделать, карга старая. Дожили – старуху порешил… Андрей зло сплюнул на пол и вышел из комнаты, направляясь в кузню, где Кузьма уединился с пленным паничем.

Парень посопротивлялся для порядка, играя в молчанку, не желая сообщать собеседнику о тайниках отца. Вскоре у него желание молчать пропало, этому способствовал раздутый огонь в горне кузницы и зверский вид Кузьмы, когда тот погружал раскаленный докрасна металлический прут в глазницы отрубленных голов, специально принесенных сюда. Тут парень сломался. Кузьма, добрейшей души человек, умел быть страшным исчадием ада. С головы парня не упал ни один волосок, а жути на него Кузьма навел до усрачки. Андрей выслушивал исповедь панича, прикрывая нос шелковым платком, в кузнице жутко пахло паленой плотью и человеческими экскрементами.

Выходя из кузницы, Андрей обернулся к новгородцу и утвердительно кивнул в ответ на вопросительный взгляд воина. Кузьма все понял.

Благодаря откровенности молодого пана Андрей стал обладателем приличной казны. Помимо собственно монеты и слитков серебра, серебряной и золотой посуды почти с пуд набралось. Правда, как оказалось, большинство предметов утвари позолочены или покрыты серебром, обидно.

Все, что было нажито паном в разбойничьих набегах, досталось теперь более удачливому, то есть Андрею.

Крестьяне деревеньки, в которой татары устроили переполох, под шумок успели удрать в лес, прихватив с собой скотину и все мало-мальски ценное имущество. На поиски беглецов отрядили улан. Татары – доки в охоте на людей, приведут, никуда беглецы не денутся.

Андрей занялся сбором трофеев. Оружие и доспехи, даже посеченные, пригодятся в любом случае. Но следовало все собрать и упаковать: доспех, снятый с пленных и убитых, да в оружейной нашлось колонтари , с десяток кольчуг с сеченым кольцом и три пансыря черкасских с ожерельем и рукавами по локоть, два пансыря московских: один с ожерельем с рукавами до запястья, другой без ожерелья и с рукавами по локоть. Наручи простые, с локотками, гладкие и граненые, некоторые украшены золочением и различными камнями. Андрей попробовал подсчитать количество камушек на одном булатном вызолоченном наруче с шелковыми застежками – насчитал больше пятидесяти разных камней.

– Это сколько, Лука, такие могут стоить? – удивленно спросил Андрей, показывая наруч Луке.

– Рублей с двадцать, может более, – воевода снял с головы тафтицу и задумчиво поскреб лысину. – Московской деньгой. Богатые доспехи у боярина. Такие князю пристало носить токмо, – сделал заключение воин, возвращая господину наруч.

– Интересно, откуда у него столько всего? – задал риторический вопрос Андрей.

– Известно откуда. Татьбой боярин не гнушался, – уверенно заявил Лука, усмехаясь в бороду. – Я заглянул мимоходом в сундуки, точно говорю, грабил торговых людишек боярин. Одних постеля шито толки на камке дюжин две будет, а взголовьев – все четыре дюжины.

– Лука! – прервал князь воина. – Посмотри, что за сундук такой? На замок закрыт, – Андрей пытался открыть крышку дубового сундука в железной оправе.

– Это-то? Чемоданец , – Лука подошел к сундуку, вынул кинжал и стал колдовать над хитрым замком. С громким щелчком замок открылся. Лука откинул крышку сундука, заглянул внутрь, от удивления тихо присвистнув. – Зерцало! Доски булатные! Да за такое зерцало купцы, не торгуясь, три пуда серебра дадут! Ваккурат тебе подойдет, княже.

– Зачем мне? Дюжину броней не навздеваешь на себя, Лука. Вот тебе в самый раз будет, – предложил князь и, видя нерешительность воина, вынул из чемоданца доски и протянул их Луке. – Забирай. Примерь, давай.

Андрей помог своему воину нацепить стальные доски, поверх пансыря, застегнув медные пряжки кожаных ремешков, которыми соединялись доски доспеха. Зерцало идеально подошло новгородцу, даже ничего переделывать не придется. Воевода выглядел очень довольным поистине царским подарком.

В оружейной, помимо всяких разных броней, хранилось большое количество оружия: сабли от простых, московского и литовского дела, до самаркандских булатных клинков и масса другого колющего и режущего оружия. Одних кончаров Андрей насчитал дюжину штук. Ножны клинков оправлены серебром и вызолочены, некоторые кончары шли в комплекты с шелковыми поясами. Лука Фомич внимательно осмотрел все клинки и выдал заключение, что самое ценное – это ножны. Сами кончары стоили недорого, от двенадцати до тридцати алтын московских за полосу, а вот ножны старый воин оценил минимум в пять рублей каждые.

В коллекции оружия почетное место занимали татарские булавы – знаки власти. Яблоки булав сделаны из чистого золота, серебра и хрусталя и украшены драгоценными камнями. Это парадное оружие, но боевых перначей тоже хватало. В сундуках навалом хранились наконечники копий: железные, стальные и парочка булатных. У некоторых наконечников перо, яблоко и тулея покрыты позолотой, такие на торгу ценились особенно дорого, от двадцати алтын за штуку. В основном копья были московского и литовского дела, лишь булатные, по словам Луки, имели черкасское и самаркандское происхождение.

Больше всего Андрей обрадовался полному комплекту рыцарских лат. Андрей долго веселился, когда Лука ему объяснил, что латами на Руси прозывают не рыцарские доспехи немцев, а доспех из металлической чешуи, нашитой на кожу. Такие латы составлялись из двух досок, нагрудной и наспинной, и соединялись на плечах и поясе кожаными ремнями или железными крючками с петлями. Такой доспех носил название литовских лат. Лука не поленился, сходил во двор, принес снятый с убитого литвина доспех и показал его князю. Андрей, несмотря на успехи в познании окружающего мира, все еще путался в названиях вещей. Когда его поправляли, князь не обижался. Закончив с оружейной, Лука отправился во двор. Там вовсю уже шла погрузка добычи на телеги.

– Тришка! Дурень ты этакий! Брось килим , кому говорю, тащи сначала миндеры все из хором. Потом сверху ковром укроем, – Лука Фомич внимательно следил за погрузкой и горячился, когда парни нарушали порядок.

– Лука, брось ты эти матрасы, подушки, куда ни шло, забираем, а матрасы зачем? – Андрей уже ничему не удивлялся и желание Луки вымести все в усадьбе подчистую вполне понимал, но забирать огромные матрасы – это уже перебор, по мнению Андрея.

– Хорошие миндеры, князь. Атласные, сафьянные, бархатные, – Лука тяжело вздохнул и продолжил. – Жалко оставлять.

– Места ведь много занимают, – Андрей пожал плечами.

– Ништо. Все заберем, – пообещал жадный до добычи Лука.

– Лука Фомич! Соль куда грузить? – спросил воеводу Ивашка Ворона, вычищавший бертьяницу . У Ивашки еще нет опыта грабежа, он парень молодой, деревенский, запродавшийся в холопы этим летом.

– А много ли соли? – Лука задумчиво оглядел двор, битком набитый телегами и возами.

– Не, немного. Без одного дюжина рогож. Пудов три на тридцать всего.

– Вон подводы стоят пустые. Видишь? – Лука показал на стоявшие у тына порожние телеги. – Вот на них и грузи. Токмо не забудь укрыть от дождя. Брынца нету там часом?

– Есть. Два берковца без пуда будет, – уже на ходу ответил холоп, мчавшийся обратно в амбар, и оттуда потянулась вереница пленных мужиков, согнувшихся под тяжестью мешков с солью и рисом.

– Ивашка! Подь сюды! – окликнул парня Лука.

Из амбара выглянула кудрявая голова и тут же исчезла в темном проеме. Через две минуты из амбара выскочил холоп и торопливо засеменил к воеводе, придерживая рукой болтающуюся на боку саблю.

– Потом петли с ворот сыми и посмотрите, где какое железко есть, – дал распоряжение Лука.

– Сымем, Лука Фомич. Все сымем, – заверил воеводу ушлый парень.

– А котлы с поварни куда класть? – к воеводе подлетел Левка, новым холопам поручено было обобрать боярские поварни.

– Большие котлы?

– С поварни два котла ветхих на три ведра, да новых с дужкою на два и четыре ведра, в съестной котел медный вставной, да новый котел на полтора ведра, да с квасной поварни котел на сто ведер, да чумич железный, три скребка для котлов, три сковородки белых, четыре сковородки черных, две ендовы, да полдюжины ендовочек мелких, четыре ковша, дюжина горшочков медных с кровельками, в хлебной еще заслонка железная, четыре сечки, три кочерги железных, да топоров дровосечных три штуки, – без запинки оттарабанил Левка.

– Вьюки делай, на лошадях повезем, – устало ответил воевода.

– Что, ветхие тоже брать? – решил уточнить Левка.

– Бери. Все бери, – отмахнулся Лука.

Булат тем временем притащил серебряную шкатулку, полную драгоценных камней и жемчуга, с гордым видом водрузил ее на перила крыльца. Андрей, заскучавший от безделья, подошел, посмотрел на камни и поинтересовался у Луки, насколько потянут камушки. В ценах на драгоценные камни князь не ориентировался, но Лука Фомич отмахнулся от вопросов князя. Видите ли, ему некогда, Андрей обиделся на своего воеводу и ушел в дом, забрав с собой шкатулку. Расположившись за столом, стал раскладывать по дубовым доскам драгоценные камни. За этим увлекательным занятием и застал князя Кулчук. Парень стоял перед Андреем, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь заговорить со своим господином.

– Смелее, Кулчук, – подбодрил парня князь. – О чем попросить хочешь?

– Там Бухарские луки я видел, можно нам их взять? – решился на просьбу татарчонок.

– Возьми, – милостиво разрешил Андрей. – Сколько их?

– Два саадака.

– Загляни в оружейную, там я еще видал.

Целая клеть в доме завалена тюками разной ткани: боярин ограбил не один десяток торговых караванов. Андрей приказал грузить все добро на телеги и повозки. Что не входило в телеги, то навьючили на коней. К вечеру появились веселые татары, гнавшие толпу пойманных беглецов.

Под конвоем татар, вырядившихся в малиновые емурлуки , обоз на ночь глядя двинулся к кораблям, всадники освещали себе путь ярко пылающими факелами, лишь бы дождя не случилось. Выбирать не приходилось, добра в усадьбе столько, что дай бог за две ходки вывезти все.

Действительно, не прошло и часа после ухода обоза, как начал накрапывать мелкий дождик. Движение телег, итак замедленное в темноте, теперь совсем станет невозможным. Но, к счастью, поморосив минут двадцать, дождик прекратился, обоз продолжил движение.

Андрей остался в усадьбе. Бродил по двору и хоромам, высматривая, чем бы еще поживиться. В сарае нашел тщательно укрытую рогожей полевую пушку. Да, самую настоящую полевую пушку! На сколоченном из широких дубовых досок в рад лежали пять мелкокалиберных пушечек. Вся конструкция установлена на два деревянных колеса с метр в диаметре. Орудия защищены деревянными щитками. Что удивительно, конструкцию можно было перевозить на конной упряжке! Андрей стал искать порох, но так и не нашел его, видимо, пан совсем недавно стал обладателем такого чуда техники. Андрей подозвал Луку, который критическим взглядом осмотрел орудие и заявил, что видал такие в 'немцах'. Там они применялись для защиты городских ворот против живой силы противника. В Москве, кстати, тоже есть такие образцы, пару лет назад ганзейцы втихаря продали их московскому князю.

Потом Андрей занялся разбором бумаг, найденных в доме. В одном из сундуков нашлись письменные принадлежности: серебряная чернильница, песочница, медная походная чернильница, десяток маленьких ножичков и лебяжьи перья. Все это богатство лежало в средних размеров шкатулке на целой кипе различных грамоток. Часть грамот свернута в трубочку и хранилась в обитых бархатом футлярах. Бегло просмотрев содержание грамот, но не поняв и половины, Андрей аккуратно сложил все назад и приказал взять сундук с собой на корабль. 'На досуге дома почитаю, авось чего-нибудь пойму'.

Ночью кто-то из крестьян удавил латинского попа. Сдуру холопы закрыли латинянина в амбаре вместе с крестьянами, и вот тебе итог… Андрей заморачиваться убийством попа не стал. Удавили – значит, судьба его такая.

Закончив с погрузкой, нагрузив телеги бочками с медом и вином, кругами воска и коробьями с зерном, овсом и другим имуществом, тронулись в путь.

Боярин Маслов с товарищем уже поджидал Андрея и был наслышан о захвате усадьбы. Костя опять стал втягивать Андрея в очередную авантюру, предлагая попытать счастья и захватить еще одну усадьбу.

– Вместе мы возьмем латинянина, как пить дать, – уже битый час уговаривал Андрея боярин Маслов.

Андрей понимал, что даже совместными усилиями шансы на захват усадьбы не– велики. Но в боярах проснулась алчность, и Андрей вынужден был подчиниться, тем более старший в походе – Костя, и его боярское слово было определяющим.

Потери Андрея невелики. Шестеро убитыми и двое раненых. Остальные отделались мелкими порезами. Не считать же раной рассеченную руку или простреленную ногу. Оружие держать можешь – значит, ничего страшного нет.

Уже на подступах к усадьбе Костя неожиданно спросил:

– Там в усадьбе тебе латинский священник не попадался?

– Был там какой-то попик…

– И где он? – взволнованно спросил Костя, ухватившись за руку Андрея.

– С богом беседует, – пошутил Андрей

– Это как? – не понял злой шутки боярин.

– А вот так. Заперли его в амбаре вместе с крестьянами, а те его удавили ночью. Да бог с ним – не велика птица.

– Ясно. Упокой господь его душу, – Костя перекрестился. – С сыном польского пана, что будешь делать?

– Уже ничего не буду. Отправил догонять батюшку, авось догонит.

– Как будем брать усадебку, уже решил? – Костя сменил тему.

– Они всполошились чай. За подмогой отправили. Посмотреть сначала надо все ладом, потом на стены лезть. И вот еще что…. Командовать буду я, ты ,Костя, не обижайся. У меня людей больше. Это первое условие мое.

– Будет и еще? – недовольно спросил Маслов.

– Второе условие таково: половина всего, что возьмем в усадьбе, мне отойдет. И все вино тоже мое.

– Вино тебе зачем? – взбрыкнул Костя, когда речь зашла о напитках, столь любимыми им. – Ты уж итак нахапал вина.

– Тебя угощать, когда в гости приедешь! – поспешил успокоить Андрей друга. – Согласен?

– Согласен, – Костя вопросительно посмотрел на своего московского товарища, тот в ответ лишь утвердительно кивнул головой, тем самым выражая свое согласие.

В усадьбе уже знали о набеге соседей. Ворота затворены. За высоким тыном мелькали остроконечные шеломы ратников. В усадьбе засело четыре десятка профессиональных воинов, да десяток-полтора челядников, да сам пан с женой и детьми малыми. Сила немалая. В лоб брать такой орешек – зубы обломать можно. Терять людей не хотелось. Андрей решил попробовать договориться. Со стороны усадьбы выжидали, не стреляли в одинокого всадника, спокойно подъезжавшего к воротам. Андрея уже ждали. Хозяин усадьбы, как и предполагал Андрей, оказался поляком. Спросил грозно на чистом русском языке:

– Чего надо?

– До темноты усадьба будет наша, – нагло заявил Андрей. – Но я не хочу проливать кровь. Даже если это кровь врагов.

– Говори или убирайся, – пан не был настроен на мирную беседу.

– Предлагаю жизнь всем, кто находится в усадьбе. В полон забирать не буду никого, окупа не потребую. Возьму лишь то, что увезти сможем. Время даю час. Потом пеняйте на себя… – выдвинул ультиматум Андрей, не очень-то веря в то, что его требования выполнят.

Андрей все же надеялся, что разум возобладает над жадностью. Разве добро стоит человеческой жизни? Уважаемый пан католик? Тем лучше! Как предпочитаете общаться с богом: через священников или настаиваете на личной встрече? Андрей дает честное слово, что все останутся живыми. В полон никого не заберут и окупа не потребуют. Разве этого мало? Это все, что он имеет предложить.

Аргументы подействовали. Ворота усадьбы со скрипом отворились. Из ворот выехал сам боярин на гнедом жеребце и в полной броне. Молча вручил Андрею свою саблю.

Боярин Маслов недовольно ворчал по поводу честного слова Андрея, но решение Андрея не оспаривал, быстро сообразив, что князь дал слово за себя.

– Я тороплюсь. Уйду из усадьбы первым, – многозначительно сказал Андрей, пристально глядя на друга.

Москвич лишь кивнул, когда узнал, на каких условиях произошла сдача. Андрей, по сути, преподнес им усадьбу на блюдечке с золотой каемочкой. Обитателей усадьбы разоружили, согнали в амбар и посадили под замок. Холопы методично грабили усадьбу. Опыт в таких делах у них был. Пожалуй, разного добра в усадьбе взяли даже больше, чем в первой, взятой на щит.

Аппетит приходит во время еды. Маслов, окрыленный легкими победами, вознамерился захватить и третью усадьбу. Костя клятвенно уверял друга, что местные бояре, сплошь русские и, помощи полякам не окажут. То он точно знает.

'Интересное кино получается, – размышлял Андрей, – То, что оба хозяина разоренных усадеб поляки, – могло быть совпадением. А то, что местная знать служит Литве, – это нормально. Литва – русское государственное образование. Литовские князья на три четверти русские. А вот московские князья – на три четверти татары. Кто кому служит – дело такое… Вот Резанский князь или Пронский, к примеру, тоже недавно под руку Литвы уходили… Даже от части земель своих Резанский князь отказался в пользу Литвы. Перестал князь на Литву смотреть – отобрал назад свои земли. А мы тут зачисткой занимаемся, самой натуральной'.

Тут другое интересно. Как тут польские паны очутились? Прочно ведь сели на землях. В усадьбе, сдавшейся на милость победителя, Андрей тоже видел сморчка в сутане. Его Костя сразу оприходовал: повязал и в телегу бросил. Неужели сморчок так важен? Даже на казну панскую дружок боярин внимания не обратил, что само по себе из ряда вон. А как упаковал болезного, так сразу бросился грамотки искать. Да куда там… Если что и было, то сожгли. В печке нашли обгоревшие листы бумаги. Жгли в спешке, потому кое-что Костя все-таки нашел. Тщательно собрал обгоревшие листы и бережно завернул в тряпочку. Потом чуть ли не настоящий допрос учинил Андрею: находил ли он в первой усадьбе грамотки? И Костя точно знал, чьи вотчины громить. А значит, боярин Маслов не сам был инициатором набега. А что отсюда следует? А следует, что Костик не токмо резанскому князю служит. И участие москвича в набеге тому подтверждение. Сам Васька Московский на такие хитрые комбинации не способен. Молод еще. Крутую мамочку его тоже можно исключить из списка подозреваемых. Митрополит? Это вряд ли. Хотя как знать, как знать… То, что церковники тут замешены, это факт. Но кто конкретно?

Паны польские не столько безобразничали в приграничных землях, сколько служили оплотом для папистов в их планах внедрения католицизма на Руси. Опять же их присутствие на этих землях могло быть чьей-то частной игрой. Необязательно, что столь наглое обращение местных крестьян в католицизм официально одобрено римской церковью. Скорее наоборот. Набег наш преследует цель экономического ослабления вотчин панов и увод православных из цепких ручонок папистов. А Костю просто понесло, и он решил одним махом покончить с католиками. Нет человека – нет проблемы. Вроде бы так говорил вождь всех времен и народов? Ладно. Где наша не пропадала. Рискнем.

– Хорошо. Уговорил. Оставим тут молчуна твоего с людьми. Давай собирайся.

– То дело говоришь. Это мы мигом. Эй, Прошка! Живо седлать коней! Выступаем, – обрадовался резанец.

Через полчаса отряд выехал за ворота усадьбы. Москвич отправил с ними больше половины своих людей под командой седовласого боярского сына с наказом во всем слушаться боярина Андрея.

Высокий тын усадьбы увидели к вечеру. Хозяин усадьбы на переговоры не пошел. Русских бояр осыпали стрелами, когда они подъехали к затворенным воротам усадьбы для переговоров. Бронебойная стрела, пущенная рукой меткого лучника, пробила щит, доспех и прочно застряла в плече боярина Маслова. Костя завалился на бок и рухнул под копыта своего тулпара. Андрей, прикрываясь щитом, спешился, бережно положил раненого боярина на седло. Осторожно придерживая друга, поскакал из зоны поражения стрелами. Вслед со стороны усадьбы неслись радостные вопли воев.

Боярин Маслов получил тяжелое ранение. Вот и закончилась удача. Андрей возжаждал мести.

Он разбил людей на группы, старшими назначил боярских детей, перед каждым он поставил конкретную задачу. Напуск начался с традиционной татарской карусели и массового обстрела усадьбы. Жалко, что татар мало, было бы их с сотни две, так и идти на приступ усадьбы не пришлось бы. Через полчаса защитники сами бы сдались.

Татарская карусель сродни искусству, каждое движение лошади и всадника подчиняется приказам командира. Главное в карусели – высокий темп и чувство коллективного сознания. Очень красивое зрелище, если, конечно, не ты стоишь на стене и не на тебя льется с небес дождь из стрел. Карусель начинают по широкой дуге, постепенно сужая кольцо, и, когда враг уже ни о чем не думает, кроме как о спасении от стрел, в ход идут арканы, захлестывающие бревна тына. Несколько всадников реально могут вырвать бревно из ряда, тем паче, если бревна стоят давно и хотя бы чуть-чуть, да подгнили. Тын усадьбы сделан на совесть, но давно. Должно получиться. Главное, чтобы пролом был достаточно широк, чтобы мог проскочить всадник на полном скаку.

Когда стало понятно, что защитники попрятались в укрытия, на приступ пошла колонна убеленного сединами москвича, боярского сына Федора Дурнова. Похватав свежесрубленные шесты, вои в коротких кольчугах и стеганных тегиляях бодро бежали к тыну. Андрей отказался от штурма ворот, справедливо полагая, что зряшное это дело. Только людей потерять можно. И дело тут не столько в мощных воротах, обитых толстыми листами меди. И не в решетке железной, что наверняка имеется за воротами. А в узких бойницах надвратной башни. Башня так себе – невелика, но дел натворить – хватит и такой.

Итак, по плану на штурм пошли четыре колонны. Если есть у врага лучники, то сосредоточить их на всех направлениях у него не получится. Татары продолжали обстрел двора усадьбы, отпугивая смельчаков со стены. Да на каждом направление атаки Андрей поставил стрельцов прикрывать штурмующих. Задача лучников – не допустить ответной стрельбы со стен, чтобы ни один стрелок врага не мог и носа высунуть так, чтобы не заполучить стрелу в лоб.

Татары, опустошив все колчаны, стали накидывать арканы на заостренные бревна тына. Главное, пока враг не очухался, успеть вырвать пару тройку бревен из стройного ряда, и в образовавшуюся брешь тут же устремится кованая рать Андрея.

Несколько минут мощного обстрела позволили пешим воинам преодолеть открытое пространство, и теперь мужики, торопливо перебирая ногами, споро бежали вверх по стене. Без потерь, конечно, не обошлось. Защитники усадьбы неробкого десятка. То тут, то там лучники на секунду показывались из-за бревен – бросали стрелы. На том участке поля, что мог видеть Андрей, черными бугорками лежали тела подстреленных ратников. Байдана – защита от стрел неважнецкая. Под нее кольчужку тонкого плетения поддевать требуется. К моменту, когда на стену взошла вторая волна штурмующих, обстрел со стороны усадьбы прекратился. Лучники взобрались на стены последними и взяли под контроль двор усадьбы и окна боярского дома.

* * *

Пан Якубовский с усмешкой смотрел на резанских боярских детей, идущих на приступ. То, что это резанцы, он ничуть не сомневался. Эти не отстанут. Придется поучить резанцев. Он не боялся врага, сколько раз за его долгую жизнь приходилось смотреть смерти в глаза, и каждый раз он оставался жив. Плохо только, что людей у него мало. Не успели вернуться из похода за купцами, идущими из Таны, и вот на тебе, гости пожаловали. Купцы дорого продали свои жизни, пан Якубовский после схватки с купеческой охраной недосчитался дюжины бойцов. Чертовы татары успели побить стрелами его людей, прежде чем сошлись в отчаянной рубке. Кто же знал, что купеческий караван пойдет под охраной двух десятков татар? Зато добычу взяли богатую. Гости везли в основном едвабу разных расцветок, килимы, фундук, вино, златотканые восточные пояса, жемчуг, алмазы, бумагу, немного оружия, в основном кинжалы из булата.

И теперь все это и другое богатство хотят прибрать к рукам эти дикие русские! Пан махнул секирой, отрубая ноги перемахнувшему через тын воину. Рядом перемахнул через стену еще один одоспешенный воин, но не удержался на помосте и рухнул на землю, нанизываясь на острые железные штыри. Пан зарубил двоих, но был вынужден броситься к противоположной стене, где противнику удалось вырвать несколько бревен из тына. Навстречу ему, вращая огромной двуручной секирой, несся огромный варвар, поляк не успел отпрыгнуть в сторону, огромный топор варвара опустился ему на голову.

* * *

Кулчуку удалось вырвать несколько бревен, и в пролом хлынули атакующие. Андрей ворвался в усадьбу почти одновременно с первыми ратниками, перемахнувшими тын. И сразу же был спешен. Бездоспешный холоп махнул плотничьим топором, и конь Андрея рухнул. Андрей перелетел через голову коня и распластался на утрамбованной земле. Боярина спас Сенька, ворвавшись в пролом, следом за Андреем он стоптал холопа конем, копыто комонька проломило грудную клетку упавшего, изо рта парня пошла кровь, он пару раз дернулся и затих.

Сенька вытащил из джида сулицу, коротко размахнувшись, метнул ее, точным броском пришпилив к стене сарая выскочившего из-за угла мужика с перначом в левой руке и ярко красным щитом в правой.

Андрей перекатился к стене сарая, резонно опасаясь ударов копыт Сенькиного тулпара. Он таки успел подняться на ноги, мимоходом поднял чужой щит с земли. Сабля лежала недалеко, (Андрей в горячке забыл накинуть петельку), но на Андрея уже наскочили сразу трое сердитых литвинов. Андрей, не раздумывая, метнул щит в самого ближнего, литвин не успел среагировать и поплатился за это жизнью. Край щита превратил в кровавое месиво лицо воина. Его ноги подкосились, и он упал, выронив шестопер из рук. Андрей метнулся к нему, быстро нагнувшись к земле, торопливо высвободил руку убитого из петли, подхватил его оружие, поднял щит и встретил набежавших врагов мощными ударами шестопера.

Против полностью одоспешанных ратников – сабля не помощница, а вот шестопер – самое то. Андрей давил противника своим напором, беспрерывно нанося удары, не забывая работать щитом. В руках умелого бойца щит – не менее страшное оружие, чем острая сабля или меч. Андрей уже освоил основные приемы работы со щитом, а недостаток опыта компенсировал мощностью атак. Краем глаза Андрей успел заметить, как, споткнувшись, упал на сырую землю Семен, из спины парня торчало древко стрелы с синим оперением.

Андрей усилил натиск, постоянно передвигаясь так, чтобы совершить полукруг. Убитая лошадь теперь лежала за спинами врагов, и солнце слепило им глаза. Андрей понимал, что долго размахивать тяжелой железякой он не в состоянии и что нужно побыстрее заканчивать схватку, пока еще есть силы.

Грудь Андрея тяжело вздымалась, льняная сорочка, полукафтан, поддетые под доспех, мокрые от пота, пот начал застилать глаза, вспотевшая голова безумно чесалась, рана на бедре при каждом прыжке отзывалась пронзительной болью. Штанина намокла от крови. Мухи противно жужжали, привлеченные запахами пота и крови.

Худосочный мужик в литовских латах и шеломе без наушей споткнулся о труп лошади и нечаянно опрокинулся на спину. Андрей, тяжело ухнув, махнул шестопером, целясь чуть ниже колена, ломая кости взлетевшей до уровня пояса левой ноги упавшего литвина. И тут же резко дернулся влево, навстречу второму противнику, пропуская удар саблей по раненой ноге, выбросив вперед левую руку, окантовкой щита ломая челюсть врагу. Воин умудрился устоять на ногах и даже сплеча успел снова полоснуть Андрея саблей. Князь пропустил удар, пластины доспеха выдержат любой удар, и быстро, пока литвин не очухался, сильно пнул ногой ему в пах, защищенный железными кольцами кольчуги, и, когда противник рефлекторно согнулся от боли, обрушил пернач тому на затылок.

Справа мелькнула тень, Андрей в развороте успел выбросить вперед руку, щитом уводя в сторону вражеский клинок и отпрыгивая назад. Снова метнул щит, противник ловко уклонился, но на секунду потерял боярина из виду. Андрей воспользовался моментом, судорожно схватил рукой горсть песка из привязанного к бедру холщового мешочка и резко бросил песок в лицо противнику. Рванулся вперед, делая раненой ногой шаг вперед и нанося мощный удар правой ногой в пах противника. Воин, охнув от вспыхнувшей боли в паху, согнулся пополам. Ударом шестопера, вложив в него всю оставшуюся силу снизу вверх по ненавистному лицу, Андрей опрокинул литвина навзничь. Раненая нога совершенно онемела и ничего не чувствовала.

Спасибо Луке, научил в свое время воинским хитростям, и Андрей теперь всегда носил с собою кожаный мешочек с песком, привязанный к левому бедру. На войне не до благородства. Прав и честен всегда тот, кто выжил в бою. Остальное – лирика. Андрей очень хотел выжить, и ему сейчас не до благородства.

Подобрав щит, князь осмотрелся. Урманский гигант Даниил, вооруженный бердышом, прижал к стене амбара сразу двух парней в плохоньких кирасах и собирался отделить лишние части тела у врагов. Андрей не сомневался, что норвежец добьется своего, за Данилой тянулся кровавый след, и там, где он проходил, лежали изрубленные тела мертвых противников. Обидно только, что польский пан оказался на пути Данилы и когда-то отменный доспех пана сейчас годился только на переплавку. Норвежец в боевом азарте не думал, что доспех стоит денег и немалых денег, взял и разделил поляка на две неравные половинки, причем с одного удара, и обратным движением топора укоротил на голову молодого панича, опрометчиво бросившегося на помощь родителю.

Даниил в сердцах сплюнул, когда противники побросали оружие на землю и упали на колени в знак покорности. Не обращая внимания на пленников, урман подошел к стене амбара, развязал поясок льняных залитых кровью темно-синих штанов и стал справлять малую нужду, изредка портя воздух, ничуть не заботясь о рядом стоящих пленниках. Справив дело, повернувшись к ним лицом, неспешно завязал тесемку на портках, громко наорал на них, что совсем они его запарили, и отправил ожидавших своей участи парней за колодезной водой. Они мигом сбегали к колодцу и принесли урману полное ведро воды.

Андрей искоса наблюдал за идиллией, словно не пытались несколько минут назад они лишить жизни друг друга. Придется за отвагу дать Даниле деревеньку с землицей, а этих пленников пусть забирает себе в холопы. Зная характер урмана, можно предположить, что парням придется несладко, но владеть секирой они научаться не хуже своего нового хозяина.

– Данила! – окликнул Андрей воина. – Этих можешь себе оставить. Дарю. Еще дам тебе деревеньку на прокорм. Но эти двое через год должны владеть секирой не хуже тебя.

– Благодарствую, государь, – норвежец с достоинством поклонился своему князю.

Схватка практически закончилась. Лучники, как попали на стену, стрелами побили тех, кто пытался оказать сопротивление. Стрелы Гришани и Третьяка пробивали доспехи навылет. Хорошо, хоть парни целили по рукам и ногам, кузнецам меньше работы. И пленники лишними не будут. Лука еще после первой схватки на просеке предложил пленных холопов взять в дружину. Мужикам без разницы, кому служить, поляку или резанскому князю. Православному князю все-таки предпочтительней. Андрей тогда взял в дружину четверых и обещал подумать о судьбе остальных, но команду по возможности не убивать и не калечить врагов дал. Только в кровавых схватках все об этом напрочь забыли, окромя молодых стрельцов, потому трупов было предостаточно.

Победа союзникам досталась дорогой ценой. Двор был завален телами поверженных защитников и нападавших, убитых и еще живых, стонущих от боли.

Идея с шестами, поначалу казавшаяся оправданной (сколько раз такое показывали в кино), на практике оказалась губительной. За стену тына на участке атаки разом перемахивали только восемь человек. Если воин прыгал на деревянные мостки, установленные вдоль бревенчатой стены, то он попадал под стрелы прятавшихся в доме лучников или же попадал под удар топора или сулицы. Если же промахивался и прыгал чуть дальше, то приземлялся на землю, где повсюду лежали деревянные решетки с торчавшими вверх острыми железными штырями. Большинство воев, перемахнувших стену, тут и лежали, где они нашли свою смерть, утыканные стрелами или железными болтами, с отрубленными конечностями, и лишь одного молодого воина накололи на рогатину.

Прямо под ногами Андрея лежала отрубленная голова воина в железной шапке с разрубленной бармицей. Глаза широко открыты, и казалось, что губы еще шевелятся, словно пытались, напоследок что-то сказать. Андрей признал убитого: это была голова того самого боярского сына, который командовал вторым десятком москвичей. Чуть дальше в луже крови лежала чья-то отрубленная по локоть рука, все еще крепко сжимавшая саблю, рядом валялось отсеченное ухо и россыпь отрубленных пальцев. Отсеченные конечности – обычное дело, рассечь доспех можно топором или очень хорошей саблей. Потому основная масса ударов наносилась по рукам и ногам. Чаще всего отсекались именно пальцы или кисти рук.

Защитники усадьбы пощады не просили. Воины Андрея не щадили никого. Это в кино схватки на мечах выглядят красиво, а в жизни все не так, но к ужасам войны быстро привыкаешь, особенно если тебя угораздило попасть в средневековье, где подобные картины – обыденность. Кто не может привыкнуть, уходит в монастырь или долго не живёт. Свободным, по крайней мере. Но и монахи, бывает, топорами машут не хуже заправских ратников, татары при случае грабят монастыри и церкви за милую душу. Не отстают от татар вятские ушкуйники. Грабят они церкви почем зря – не боятся ни бога, ни черта. Сколько раз уже иерархи церкви пеняли им на поведение непристойное христианина. А им хоть бы что. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Так что добро добром, но кулаки у монастырей пудовые, может братия постоять за себя, еще как может.

Покончив с последними защитниками усадьбы, ратники бросились в дом, обшаривая каждый закоулок. За воротами громко ржали лошади. Это татары привели обозников. Во время штурма возницы из местных крестьян прятались в лесу под охраной парочки воев. Теперь же им нашлась работенка. Нужно было расчистить двор от трупов людей и лошадей. Своих убитых погрузить на телеги и похоронить по-человечески, тела врагов можно бросить за тыном. Время не терпело. Быстрей вычистить усадьбу, погрузить добро на телеги и ходу. Чует сердце, если уж пошла полоса невезения, то жди еще сюрпризов.

Андрей, перешагивая через лужи крови и выпущенных кишок, подошел к распростертому на земле Сеньке. Гришка уже успел срезать черенок стрелы и вытащил стрелку из тела, благо стрела пробила кольца кольчужки и прошла на вылет, высунув жало на пару вершков. Семен тяжело дышал, мужественно перенося боль. Андрей помог снять доспех с раненого и осмотрел рану. Кинжалом сделал маленькие надрезы и вытащил мелкие частички металлических колец кольчуги, втянутых в рану стрелой. Тщательно прочистив рану, поручил Гришане наложить повязку и устроить Семена поудобнее.

– Эй! В доме проверьте и несите раненых в дом, – распорядился Андрей. – Да воды вскипятите!

Андрей уселся на труп лошади, расстегнув пряжку на ремне, снял с головы ерихонку и совершенно мокрый от впитавшегося пота войлочный подшлемник, почесал зудящий затылок и тяжело вздохнул, осознав, как он чертовски устал. Удача на сей раз покинула его. Столько людей потерял. Как чувствовал, не стоит эта усадьба таких потерь, эх, да чего сейчас говорить – дело сделано, убитых не вернешь. Сидел, вытянув раненую ногу, которую Кузьма принялся перевязывать чистой тряпицей. Андрей морщился от боли, но терпел, дожидаясь доклада о потерях, раз сам не мог посмотреть, кто погиб, а кто ранен.

– Наших пятеро полегло, да Семен ранен. У боярина Маслова три на десять убитыми и девять раненых. У московитов осемь убитых да полдюжины поранено, – доложил воевода. – Вот такие пироги.

– А у этого упрямца, сколько людей было? – устало спросил Андрей.

– Неполных четыре десятка вместе с челядниками. В полон взяли только треть, но почти все раненые. Осерчали мужики, – Лука виновато развел руками.

– Раненых снесли в дом? А то вот-вот дождь начнется.

– Да, – воевода кивнул головой. – Кипяток скоро будет.

– Пойду, посмотрю, что с ранеными, – вставать очень не хотелось, но Андрей пересилил себя, заставив непослушное тело подняться, ведь требовалось еще многое сделать. – Давай грузите все на телеги, да по быстрому.

При свете факелов холопы нагружали телеги добычей. Казну взяли не большую, в основном жемчуг и алмазы. Лишь под утро татары отыскали захоронки с зарытым серебром и золотом, причем золотых монет было больше чем серебра. Андрей поискам тайников не мешал. У Булата дар чуять серебро за версту. Наверное, тайник был не один, но утром Андрей пресек дальнейшие поиски. Хватит за глаза того, что нашли.

В телегах лежали тщательно упакованные в кули десятки шуб, кафтанов, меха бобровые, лисьи, беличьи, куньи, тюки с восточными и западными тканями: дорогими и не очень, скатерти шитые и браныя, ковры, медная и серебряная посуда, чайники, прялки, котлы, тазики и всякая разная дребедень. Отдельно погрузили клетки с Печерскими ястребами и соколами. Очень ценная добыча. Соколы вообще ценились очень дорого, но именно печорским цены не было. А если и была, то баснословно дорогая. Судя по всему, панове не чурались грабить купчишек. Выгребли в усадьбе все подчистую, даже кольца железные с коновязи забрали и сняли все навесы с дверей.

Покойный пан был очень культурным человеком, в наследство Андрею досталась обширная библиотека. Полный сундук всяких разных книг написанных от руки на плотных листах бумаги. Латынь, понятно дело – богослужебные книги, их Андрей отбросил в сторону, а книжицы на церковно-славянском языке прибрал в сторонку. Один из сундуков оказался до краев наполнен всякой личной перепиской, листы бумаги свернуты в трубочку и перевязаны веревочками или спрятаны в футлярчики. В третьем сундуке, у ляха, хранились стопки чистой баволны разного формата и качества.

Баволна – это хорошо, очень кстати. Потребление бумаги в хозяйстве Андрея велико, Спиридон ведет строгий учет всему, что поступает в вотчинное хозяйство, привезем добычу, так каждую вещь опишут, старательно занеся в толстую амбарную книгу. Разложив листы на столе, Андрей пытался определить страну производителя. Те листы, на которых стоял знак лилий, без разницы на щите или без щита – все они родом из Франции. А вот бычья голова и единорог ничего не напомнили Андрею. Точно так же он затруднился определить страну происхождения бумаги с водяным знаком в виде скрещенных ключей. К сожалению, вся бумага была только двух форматов: книжный и меньший по размеру, писчий.

Расторопные холопы выгребли из амбаров все зерно. Урожай в этом году был отменный. Не смотря на то, что все амбары и зерновые ямы, в усадьбе князя, забиты зерном под завязку, Андрею было жалко оставлять что либо.

Добрались до места стоянки только на следующий день. Семен все так и не приходил в сознание. Андрей проследил за размещением раненных на кораблях. И успел перекусить перед началом дележа награбленного. Боярин Маслов хоть и был ранен, но выявил желание лично присутствовать при дележе добычи. Споров между боярами практически не было – дележ прошел быстро. Маслов, хоть и слаб очень, но выгоду свою не упустил. Андрей променял своих пленников родом из Польши на русских литвинов. Не выгодно поменял, Маслов согласился на мену, только при одном условии – один русский за два ляха. Андрей не стал спорить. Пусть так, все равно ляхи ему не нужны. Продавать татарам их – хлопотно больно, а русские литвины ему сгодятся, возьмет их в дружину, мужики вои добрые.

Вовсю шла погрузка на корабли, когда прискакал гонец от сторожевых постов. Рядом объявилось войско. 'Вот и допрыгались' – устало подумал Андрей и, принялся раздавать команды, организуя людей. Он собирался создать ударную группу из лучших бойцов и первым атаковать противника, давая возможность боярину Ивану закончить погрузку кораблей и уйти. Лошадей и скот придется, конечно, бросить, но тут ничего уж не поделаешь.

Воины седлали коней, вздевали брони. Каждый понимал, что предстоящее сражение для него последнее. На лицах читалась суровая решимость. А ведь многим из них нет еще и двадцати. Здесь рано взрослеют. В шестнадцать лет уже воин. Самому младшему из холопов Андрея пятнадцать лет. До тридцати редко кто доживал, а уж если доживал, то становился настоящим волкодавом. Дружинники Луки – те постарше. Мужикам, почти всем, давно за тридцать. Прошли естественный отбор. А перед смертью все равны, будь тебе пятнадцать или тридцать лет, холоп ты или боярин. Умирать придется вместе.

Войны оделись в чистое белье, Андрей, глядя на них, тоже переоделся. Умирать все же лучше в чистом, с этим Андрей был согласен полностью. Андрей готов был выступать, когда прибежал запыхавшийся холоп с вестью, что боярин Маслов требует боярина к себе.

По свежесрубленным бревнам сколоченной наспех пристани Андрей взошел на ушкуй. Боярина Маслова разместили на носу корабля, под тентом, защищавшим от моросящего дождика. Костя лежал на ковре, обложенный подушками. В руках он крепко сжимал медную пластинку на золотой цепочке. Присмотревшись к медяшке, Андрей с изумлением увидел на ней изображение святого.

– Покажи им… Уйдут они… – с трудом произнес раненый.

– Просто показать? – Андрей забрал медальон, но не поверил другу, считая слова Кости бредом раненого.

Местный князь сумел-таки в короткий срок собрать своих воев. Немногих, но для налетчиков и этих бы хватило. Численный перевес был как минимум втрое. Воинам Андрея оставалось лишь дорого продать свои жизни. Желая потянуть время, Андрей в сопровождении воеводы выехал вперед, как бы предлагая противнику начать переговоры. От вражеского войска отделились трое всадников. Один из них верхом на арабском аргамаке, в богатом доспехе и ярко красном плаще, накинутым поверх доспеха. На голове у него остроконечный шлем с личиной – маской морды медведя. Сопровождали его двое татар в стеганых халатах и мисюрках наплешницах.

Когда всадники поравнялись, Андрей, молча, протянул медную пластину князю. То, что перед ним именно князь, Андрей не сомневался. Тот также молча взял медальон, внимательно рассматривая изображение на пластине. Так ничего не сказав, всадник кивнул и умчался прочь, следом за ним поспешили его спутники.

Развернув коней, переговорщики поспешили назад к своим воям. Андрей приготовился произнести речь перед битвой, толку от нее мало, но люди идут умирать, и Андрей чувствовал, что просто обязан сказать им последние слова. Только вот какие слова говорить, он не знал.

– Булат, возьми дюжину стрельцов и со своими незаметно зайди им… – Андрей начал отдавать команды, но был остановлен изумленным возгласом Луки.

– Они уходят! Они уходят! – снова и снова повторял Лука, всматриваясь вдаль.

Войско уходило, князь уводил своих воинов, отказавшись от битвы. Андрей смотрел им вслед, не в силах понять, что собственно произошло. Какая сила заставила местного князя отступить, позволив разбойникам уйти безнаказанными? Ведь Андрей с Костей должны быть самыми настоящими разбойниками в его глазах.

'Ох, не прост Костя. Интересно, кто за ним стоит? Простая медяшка, а поди ты – не стали воевать нас. Ушли восвояси. Если рассуждать логически, то пограбили друзья– товарищи на местных землях пришлых бояр. Чужаков. Национальность роли не играет. Не то время. Главное тут вероисповедание. Паны были католиками – это факт. Может церковь руку приложила? – сделал предположение Андрей и сам же себе ответил: – Вряд ли. Церковь – те же люди. Значит, не сама церковь, а кто-то из православного духовенства может приказывать князьям и боярам русским и литовским. Значит, обладает такой человек или организация большим авторитетом. Чем дальше в лес, тем больше дров. Тайна на тайне. Будет время – вызнаю все. Роль пешки в чужой игре мне не по нраву'. То, что Андрея использовали втемную, было ясно как божий день.

 

Глава пятнадцатая

ДОРОГА ДОМОЙ

Погрузку на корабли закончили под утро. Едва взошло солнце, ладьи отчалили от срубленного на скорую руку вымола. На кораблях уходил московский боярин Иван, увозил полоняников и самое ценное добро. Андрей с обозом и скотиной двинется сушей. Обоз состоял из сотни с небольшим телег с наскоро наставленными бортами, двухколесных таратаек для езды по весенней распутице и зимних волокуш.

Андрей отказался от первоначального плана идти напрямки до своей усадьбы, решил по совету московита идти в сторону Тулы. Скотину и лошадей Маслова перегнать в его вотчину сразу, а там уже дорога Коломну наезженная. До Оки, можно сказать, рукой подать, а к тому времени уж и кораблики возвернутся. Идти прямо в вотчину – не– разумно. Андрей не забыл, как возвращались домой из набега на татар, удовольствия в таком путешествии мало.

И это только кажется, что напрямую ближе. На самом деле окольные пути на Руси намного короче прямых. Лет через пятьсот триста верст – сущий пустяк. А в пятнадцатом веке путь пролегает по дремучим лесам, где прямых дорог нет. Тут вообще дорог нет. Одни направления. И десятки больших и малых речушек, через которые придется переправляться, искать броды. В итоге триста верст превратятся в тысячу. Проще двигаться кружным наезженным путем. Так еще и безопаснее в придачу выйдет. Людей у Андрея мало, в случае чего, отбиться не составит труда, но если кто погибнет, то тогда придется бросить часть добычи. За обозом в полторы сотни телег пригляд нужен. Возницы из полоняников, конечно, сбежать не сбегут, дети и женки, отправленные на кораблях, держать возниц будут крепче веревок.

Двигался обоз со скоростью черепахи. Как известно, скорость движения определяют самые тихоходные, таким тихоходом была скотина. Андрей при дележе часть своей добычи выменял на скот. Породу коров и овец надо улучшать, авось выйдет толк…

Ближе познакомившись с московскими боярскими детьми, Андрей узнал, что их боярин раньше служил князю Петру Дмитриевичу, сыну Дмитрия Донского, но после его смерти перешел в московское городовое боярство. А еще у него на груди висела такая же медная пластина, точно такая же, как у резанца Маслова. Повод задуматься, что или кто связывает резанских бояр с московским и всех вместе с верхнеокским князем. Можно поспорить, что у местного князя есть такая же пластина на груди… А князь держит руку Литвы. Литва, по сути, русское государство, но в составе Польши. Черт, как все запутано…

Андрей оценил по достоинству организацию маленькой армии московского боярина. Москвич привел с собой нескольких боярских детей. Не в смысле своих сыновей, а воинов, служивших лично боярину. За службу они получали землю с деревенькой другой. В зависимости от земельного надела обязаны боярские дети выставлять оружных боевых холопов по призыву боярина и сами являться в полном боевом вооружении. Таким образом, войско боярина при желании могло быть увеличено втрое. Содержать и вооружать холопов боярские дети должны за свой счет. Разумеется, что часть добычи, полученной боярином в набеге на Литву, будет разделена между боярскими детьми. Самое интересное, что боярство на Руси не наследовалось. Боярство – это что-то типа должности. Бояр не так уж много на Руси. У каждого князя от силы по десятку-другому бояр, а то и меньше. Зато боярских детей на Руси – великое множество. Иные князья по бедности своей не чурались служить у более влиятельных родичей в качестве боярского сына. Дети бояр, не заслужившее боярства, боролись за сохранение своего статуса, старательно подчеркивая свое социальное происхождение от отцов-бояр. С детских лет они получали воспитание воинов. И потом шли на службу к князьям и боярам. У иного боярина двор поболее, чем у великих князей будет, про удельных так и вообще речи нет. Содержать большой двор серебра надо очень много. Так начинал формироваться класс служилых людей – 'детей боярских'.

Андрей решил перенять опыт москвича и посвятить часть своих ближников в дети боярские. Со стороны местного закона никаких препятствий тому не было. Такое практиковалось довольно часто.

Вновь испеченным боярским детям нужно будет обустраивать свое хозяйство. Андрей по себе знал, какая это морока и сколько всего нужно в хозяйстве, так что выгодней взять свою долю в добыче добром, чем лошадьми. Лошади у него у самого найдутся. Татарские табуны еще не проданы полностью. Андрей оставил себе лишь крестьянских лошадок и с десятка два тулпаров, выученных для боя. Степные лошади для крестьянской работы пригодны, но не очень.

Боярский сын Прохор Дурной, так звали одного из москвичей, оказался превосходным собеседником.

- Дурной не фамилия моя, – пояснил Прохор. – Так меня прозывают. В брани накатывает на меня ярость. Да ты сам видел. Оттого и прозывают дурной. Как то в сече с литвинами окружили вороги боярина нашего, так я один пробился к нему сквозь врага. Ох, и посекли мы литвинов, словно капусту по осени. Тут и наши подоспели, и началась потеха. В сече самое веселое – ворога гнать, когда он убегает, словно зайчишка, поджав уши.

Вся жизнь бояр и детей боярских проходила в постоянных военных походах и в отражении нападений врагов. Бывало, возвращались с большой добычей, вот как сейчас, а бывало и иначе. Уносили ноги, побросав брони, сабли, щиты лишь бы ноги унести, сохранить живот. Оттого многие бояре и боярские дети держали в усадьбах целый арсенал оружия. Мало ли как дело выйдет… Оружие лишним никогда не бывает. А вот коней жалко. Боевые кони дороги. Иной конь стоит как несколько добрых броней.

– Ты, Андрей Георгиевич, знаешь, сколько кони твои стоят?

– Так сколько?

– У татар, в Сарае, за вон того пегого, – боярский сын махнул рукой в сторону табунка, – дадут не меньше трех сотен дирхем. А если на Москве продать, то вдвое цена ему будет, а в Новгороде так и тысячу дадут не торгуясь.

– Ого, – очень удивился Андрей. – То-то я смотрю, Кулчук с ним, как с малым дитем возится.

– Татары толк в комонях знают. Для них конь что живой человек.

Наконец, вымотавшись от донельзя, добрались до места встречи с кораблями, где должны были ждать обоз вернувшиеся ладьи. Во время пути Андрей успел порасспросить боярских детей о событиях последних лет. Сравнивал полученную информацию с уже имеющейся. Различие было лишь в точки зрения. У каждого своя правда. Были и неожиданности.

Андрей был огорошен, когда узнал, что князь Дмитрий Юрьевич Шемяка, которого он представлял зрелым мужем, оказался на поверку четырнадцатилетним пацаном. А его младший брат князь Дмитрий Красный совсем еще ребенок. Это многое объясняло. Подростки в этом возрасте склонны к насилию, а будучи наделенными властью, жестоки вдвойне. Феодальная война теперь выглядела в ином свете. Великому князю московскому от роду девятнадцать лет, а старшему сыну покойного князя Юрия Галицкого Василию Косому чуть больше, среднему – четырнадцать, а младшему, Дмитрию, нет еще и тринадцати лет!

'Война пацанов, – резюмировал Андрей. – Ой, чую, кровушки прольется не– мало. Князья сплошь все находятся под влиянием своих ближних бояр. Княгиня Софья Витовтовна своим отпрыском вертит направо и налево. Она крепко держит сына в своих руках и выпускать его из своей воли не собирается. Долго мир не продержится, – сделал вывод Андрей.

Когда Всеволожский, этот монстр московского политического олимпа, пал жертвой своих непомерных амбиций, началась ожесточенная борьба за влияние на молодого князя. Наученные горьким опытом бояре действовали через княгиню Софью.

Зная, по рассказам боярских детей, о ее вздорном характере и патологической любви к сыну, предсказать обострение борьбы за власть не так уж и сложно. Старший сын Галицкого князя обязательно свару учинит, уверены московские боярские дети. Московские бояре хоть и в стороне от политических игр, а в курсе событий. Чай призывают на войну часто, поневоле наслушаешься новостей. Если честно, московские бояре еще мирились с 'пришлыми' боярами и князьями, хоть и оттирали те помаленьку старое московское боярство от князя, а вот бояр Галицкого князя они люто ненавидели и перенесли свою ненависть на бояр его сыновей. Те платили им той же монетою.

По всему получалось, что придется идти в ближайшем будущем в военный поход по призыву резанского князя. Раз обещал служить верой и правдой – будь добр исполняй службу. Хорошо Литва занята своими разборками, не то проглотила бы Москву, а Резанью закусила и не поперхнулась бы.

Профессиональных воинов на Руси мало. Положат князья свои дружины в сече, а Литва тут как тут. Сцапает и не поморщиться. Витовт, князь литовский, крутой мужик был. Подмял под себя все, до чего мог дотянуться. Резань, конечно, вернула себе часть отданных Литве земель, но пограничные районы княжества живут в условиях не– прекращающейся войны с литовскими боярами.

Сейчас русским князьям не до разборок с Литвой. Между собой бы разобраться. Но кто тогда инициировал наш набег? Не сам же боярин Маслов. Опять же участие москвича в набеге. Земли верховские раньше все к Резани тяготели, теперь многие князья на Москву смотрят. В одной семье, бывало, один брат Литве служит, другой на Москву смотрит. Так и жили. А набег наш похож на маленький крестовый поход. Раздавили мы осиное гнездо католиков в православных землях. И местные князья, и бояре в этом нам не мешали. Оно понятно, пришлых нигде не любят, а если они другой веры, да еще безобразничают, то и подавно. Литва насколько смогла, низвела русских бояр до положения княжеских слуг. И чем сильней напор на Литву со стороны Польши, тем сильней Литва утверждалась в Русских землях. Так было изначально. Только раньше пруссаки теснили Литву.

Чужими руками вырезали гнойник и вроде бы не причем. Глядишь, и не заметят поляки с литвинами потери бойцов. Если и спросят, то всегда можно сказать, что виноваты только в том, что не успели прийти братьям-полякам на помощь, и не более того. А у резанского князя давняя нелюбовь к Литве. А сам Резанский князь хитрован еще тот. Легко отпустил бояр в набег, а сам вроде бы и ни причем. А княжеству его – польза прямая. И Москва силу свою показывает и радение за веру, заодно ослабляет экономически соседа. Но это и странно, такая политика идет вразрез с позицией княгини Софьи Витовтовны. Софья против Родины своей и пальцем не шевельнет и сыну не позволит. Нужно иметь немалую силу, чтобы так смело противостоять старой княгине.

Под руку Литвы тут переходят легко, но все, что касается религии, сложнее. Пока не наезжают с переменой религии, сидят себе тихонечко под рукой Литвы.

Так за разговорами добрались до места встречи. По уговору с москвичом, его ладьи помогут с доставкой доли Андрея в вотчину. Не дожидаясь возвращения своих кораблей, Андрей, загрузив добычу на корабли москвича, отправил их в вотчину, сам же двинулся, не теряя времени, вниз по Оке, навстречу своим кораблям. Верст сорок успели пройти, как показались на горизонте бойко идущие под парусами его корабли.

По прибытии в усадьбу Андрей первым делом поинтересовался здоровьем боярина Маслова и Семена. Демьян обрадовал Андрея:

– Все, слава богу. На поправку идут оба. А вот с холопами худо. Трое померли в дороге. Остальные выкарабкались.

– Как Неждан?

– Преставился Неждан. Упокой, Господи, его грешную душу, – крестясь, ответил Демьян.

– Где раненых разместили?

– Боярина в его покоях, семейных женки разобрали по домам, а холопам избу отвели отдельную. Неча им в людской валяться. Семен дома лежит. Встанет еще нескоро. Слаб очень.

– А боярин Маслов? – поинтересовался Андрей здоровьем друга.

– Так бог миловал. С седмицу как встал. Но слаб еще.

– Давай, помоги Спиридону с разгрузкой, – отдал распоряжение Андрей.

– Поел бы с дороги, княже. Банька истоплена, – предложил Демьян.

– Успеется. Пойду я, – Андрей забрал у Демьяна поводья и лихо вскочил в седло. На берегу собралось почти все население усадьбы. Ратники, вернувшиеся первым рейсом, жены, дети. Все радостно гомонили, обнимались. Событие-то какое: из похода вернулись. Живыми и здоровыми. Тем, кому повезло, а кому не повезло – значит, судьба им такая. Фатализм.

Костя встречал Андрея на крыльце. Стоял, опираясь на палку. Увидев Андрея, обрадовался, отбросил палку прочь и, чуть шатаясь, ринулся навстречу, широко раскинув руки. Друзья обнялись.

– Костя, как здоровье? – поинтересовался Андрей у друга.

– Бог милостив – жив остался, – боярин трижды перекрестился. – Как добрались? Давай сказывай, не томи.

– Нормально добрались. Лошадей и скотину к тебе в вотчину перегоняют. А все остальное из твоей доли я сюда привез. Поправишься – заберешь. Пока в амбары сложим.

– Да бог с ней, с добычей. Расскажи лучше, как усадьбу брал?

– Эх, Костя… Послушался я тебя… Поляк тот, продал свою жизнь дорого. Столько людей потеряли… Слышал, наверное, что у боярина Ивана один из боярских детей погиб? Переживает Иван. Говорит: самый лучший боец погиб. А нам с тобой как теперь быть? Ну как призовет князь на службу, что тогда делать станем? С кем идти? Усадьбу без охраны не оставишь. А у меня почитай половина раненых да убитых немало. У тебя и того больше.

– Ты-то чего переживаешь? Ты же литвинских полоняников в дружину взял. Не переживай так сильно. Новых холопов наберем али вольных возьмем во двор свой. – Костя не выглядел сильно опечаленным гибелью своих холопов.

– Новых холопов воинскому делу учить и учить. Сам знаешь, чего стоят новички.

- Пустое все, – Костя беспечно махнул рукой. – Раньше зимы в поход не призовет нас князь. А до того срока поправятся раненые, и новых набрать успеем.

– Коли так… Давай отдыхай, Костя, сил набирайся. Я пойду, Семена проведаю.

Андрей нашел Семена лежащим на широкой лавке. Парень был еще очень слаб. Стрела не задела ничего важного, но крови потерял Сенька изрядно. Помимо стрелы, свалившей парня, были еще несколько резаных ран от ударов саблей и пара вполне безобидных синяков. Вроде бы в доспехе отменном был, а все одно – достало литвинское железо.

Вечером устроили пир горой, по случаю счастливого возвращения. Столы, накрытые прямо во дворе, на свежем воздухе, ломились от яств: присол щучий, уха из карасей, уха из живых карасей, приготовленная в огромной сковородке, капуста ленивая, капуста шатковая, щуки жареные, рыжики холодные, рыжики топленные в соку, рыжики студеные, грузди холодные и топленные с соком, грузди гретые, пироги круглые из щуки, пироги долгие с рыжиками, пироги капустные, пироги косые с сыром, пироги долгие с луком, пироги подовые с яйцом, пироги пышки, пироги круглые с яблоками, пироги подовые, пироги карасьи, каша с огурцами, каша крутая на сковородке, каша с отваром, манты, сбитень, кисели клюквенный, холодный с сытой, горячий с патокой, холодный со сливками, жареная телятина, зайчатина, две туши кабана, зажаренные целиком и много еще чего стояло на столах.

Боярин Маслов напрочь забыл о своей ране, веселился по полной. Холопы, слуги вольные, дворяне и их государи – все сидели за одним длинным столом, поставленным во дворе. Вино лилось рекой, мед пили бочками. Потом, кого еще ноги держали, отправились в баню. Боярин Маслов по традиции упился в усмерть и спал прямо за столом, положив под голову серебряный кубок, взятый в литовском набеге.

Андрей оставил дружескую попойку, в которую превратилось пиршество, и, подхватив под руки дочерей Спиридона, перебрался с их помощью в ложницу, ну, в спальню по-нашему. Каким бы пьяным Андрей ни был, он не забыл о приготовленных подарках. Андрей облачил девушек в горностаевые шубки с бобровыми ожерельями. Меховые ожерелья пристегивались к шубке пуговицами из изумрудов. К шубкам прилагались теплые рукавички с меховым исподом и опушкою, запястья рукавичек унизаны жемчугом и драгоценными камнями, и вышиты волоченным золотом. Когда восторги поутихли, Андрей вручил каждой из девушек по серебряной шкатулке. Девчата не утерпели, тотчас откинули крышечки и, повизгивая от радости, доставали подарки. Каждой Андрей приготовил по паре изящных заносок из серебра и золота, жуковины с лалами и яхонтами, жемчужному ожерелью, а также по три десятка рясок с лалами и яхонтами. Андрей понимал, что очень балует своих девчонок, такие подарки впору делать боярыням и княжнам, а не простолюдинкам. Каждая из сестер получила подарков больше, чем на двести рублей. Сумма огромная по нынешним временам, просто сумасшедшие деньги! Одни рукавички купец оценил московской деньгой в сорок рублей каждые.

– Перлы!. Жуковины! – с восторгом девушки нанизывали перстеньки на тонкие изящные пальчики и рассматривали ожерелья. Каждое украшение – в три нитки, унизанные крупным жемчугом. На каждой нитке по две запонки с яхонтами, лалами и изумрудами.

Утором князь проснулся уже один. Мать девчонкам спуску не давала. За хозяйством пригляд нужен. Девушки, конечно, сами не работали, у каждой в подчинении по десятку холопок. Среди слуг княжеских появились чашник, постельничий, стольник. Но за всем и всеми нужен был хозяйский пригляд. Андрей бездельничал, валяясь на мягкой перине, когда сестрички объявились вновь в сопровождении нескольких дюжих парней, затаскивающих трофейные тюфяки и подушки с одеялами.

– Эй, стойте! – Андрея как ветром сдуло с кровати. – Это еще зачем? – спросил князь, глядя на горы постельных принадлежностей.

– Как зачем? – искренне удивилась Прасковья.

– У меня же есть все, – Андрей пытался протестовать, но Катерина отодвинула князя в сторону и аккуратно сложила на лавку одеяло из шкурок горностая, обшитое атласом, с гривой по атласу унизанной жемчугом и драгоценными камнями; изумрудами и лалами, кайма опять же вся унизана крупным жемчугом и опушена черным бобром.

– Вот такое одеяло достойно князя, а старое мы приберем, – Катерина не допускала возражений и как бы между прочим сказала. – Сходил бы, государь, к швецам, они в горнице давно томятся, тебя дожидаются.

– Делайте, что хотите, – Андрей махнул рукой и поспешил покинуть ложницу.

– Прошка! Где ты там с пологом пропал? – выходя из опочивальни, услышал Андрей громкий голос Катерины.

'Ну, дела. Любят на Руси красиво жить. Только наши предки умели красиво жить, а потомки растеряли эту способность. Гы, один мой приятель из банкиров, ничего лучшего не придумал, как поставить у себя в сральне унитаз из чистого золота. Смешно. Пойду к швецам, посмотрю, чего им от меня надо'.

В просторной горнице, сидя на лавках, князя дожидались швецы. Услышав приближающиеся шаги, мужики повскакивали с лавок, склонившись в низком поклоне при появлении государя. Андрей поздоровался с мастерами и оглядел кипы разных тканей, разложенных по лавкам.

– Боярыня Прасковья и боярыня Катерина изволили приказать нашить кафтанов и ферязи для тебя князь, – дородный мастер по имени Третьяк уверенно подошел к князю с мерной веревочкой в руках. – Дозволь обмерять тебя?

– Дозволяю, – Андрей уже ничему не удивлялся и даже не обратил внимания на оговорку мужика, когда он дочек Спиридона назвал боярынями. Девки вели себя как полноправные хозяйки в княжеском тереме, а то, что жили они с князем во грехе, на это народ большого внимания не обращал. Такое случалось сплошь и рядом. Церковь пытается бороться с таким грехом, но пока неудачно. Князьям и боярам многое прощалось. Такие связи по сути были пережитком языческого многоженства.

Когда Андрея обмеряли, в горницу плавно вплыла Фекла, за ней следовала процессия парней и девок с ворохом одежды, привезенной князем из похода. На Андрея стали примерять зипуны, кафтаны, ферязи. Фекла придирчиво осматривала своего господина в новом наряде и выносила вердикт годиться одежда для князя или нет. Иногда мастер швец спорил с Феклой до хрипоты, не обращая внимания на мнение Андрея. Потом принимался снимать мерки с князя, одетого в кафтан. Потом Третьяк попросил князя повелеть принести доспехи княжеские и облачиться в полный доспех. Андрей пожал плечами и приказал принести доспехи. Натянув короткий полукафтан, Андрей с помощью челядника облачился в бронь, и опять с него стали снимать мерки.

Андрей уже догадался, что Фекла решила обновить весь княжеский гардероб. В заседании модного приговора, помимо мастера-швеца и Феклы, приняли участие Лука Фомич и Демьян, позднее к ним присоединились Прасковья с Катериной. Андрей сидел на своем любимом кресле, лениво потягивая красное вино, слушая споры по поводу количества необходимой ему одежды и из какой ткани шить ту или иную вещь. Больше всего споров возникало по поводу вышивок и украшений на одежде, и хватит ли в Переяславле волоченных золотом и серебром нитей, и не стоит ли послать гонца в Москву за ними.

Дума постановила шить для князя становые кафтаны для различного употребления: ездовые, дождевые, столовые кафтаны, смирные. Все кафтаны шились в двух вариантах: утепленные мехом и исподние. Длина рукавов также отличалась в зависимости от покроя, смотря какой кафтан, становой или турский, то есть турецкий. Андрей насчитал больше двадцати пяти разновидностей кафтанов, без которых он не сможет обойтись. Помимо собственно кафтанов, требовалось пошить полукафтанья – суженные и укороченные разновидности последних. Но это еще не все, оказалось, большинство кафтанов нужно шить из разных тканей, одна и та же модель должна быть атласная, бархатная, камчатая, объярная, тафтяная, суконная, крашенинная, что количество одежды нужно умножить на три, ибо в Переяславле Резанском и на Москве в подворьях князя должны быть точно такие же комплекты одежды. Ко времени, когда комиссия модного приговора закончила с обсуждением фасонов кафтанов, Андрей успел опорожнить кувшинчик вина и уже собирался было княжьей волей распустить заседание модного приговора, но выяснилось, что, помимо кафтанов, в повестку дня включены еще несколько пунктов: зипуны, ферязи, опояски, кушаки, однорядки, опашни, охабни, кожухи и т.д. На жалкую попытку Андрея заявить, что ему не нужно столько одежды, средневековые эксперты модного приговора не отреагировали, отмахнувшись от своего князя, как от несмышленыша. Все они с серьезным видом обсуждали, какой должен быть галун на дождевом кафтане князя. Можно сказать, что занимались они государственным делом. Впрочем, оно так и было. Прасковья, наклонившись к Андрею, ласково успокоила любимого:

– Дело важное решается, государь. Честь княжеская и боярская урону понести не должна. Негоже тебе быть хуже других, – приложив пальчик к губам Андрея, добавила. – Не спорь, так нужно.

Андрей махнул на все рукой и задремал, слушая перебранку своих ближников.

За обедом Андрей собрал ближних своих и стал держать совет, как дальше жить. Намерение Андрея поверстать часть своих ближников в боярские дети, собравшиеся встретили настороженно. Выжидали, что дальше скажет боярин. Лишь Спиридон тут же стал высчитывать, сколько нужно отвести земли и делать записи в записной книжке, подаренной ему Андреем.

– Хватит умничать, Спиридон. Землю присмотришь верх по реке. Думаю, князь наш не будет против. Земля пограничная. С татарами мы договоримся, у нас железные аргументы найдутся.

– Чаво найдется? – Спиридон уставился на Андрея широко открытыми глазами.

– Сабли найдутся для непонятливых, Спиридон. Или ты думаешь иначе с татарами договориться? Далее идем. Холопов даю по четыре семьи. С условием, что через пять зим отпустите холопов на свободу.

– Дык, как это на свободу? Уйдут ведь окаянные.

– Не перебивай, Спиридон. Никуда они не денутся. А зная, что через пять зим свободными станут, работать лучше будут. Иначе быть им холопами навечно. С теми холопскими семьями, что мне останутся, также поступим. На землю посадим.

– Кого в дети боярские поверстаешь? – не утерпел Демьян и задал волнующих всех вопрос.

– Детей твоих в первую очередь, Демьян. Ты уж извини, но ты мне тут нужен по– зарез. А детей твоих не обижу, будут они детьми боярскими.

– Благодарствую, боярин, – Демьян вскочил с лавки и бросился в ноги Андрею и к ужасу боярина стал целовать сапоги Андрея.

– Эй, Демьян, ты что творишь? Быстро встал, я сказал, – Андрей не ожидал такой реакции и не знал, как реагировать. Демьян встал с колен, поклонился до пола, бормоча слова благодарности. Что ни говори, а социальный статус тут много значит. Одно дело дружинник, а совсем другое дело – боярский сын, владелец земельного участка и нескольких крестьянских семей.

– Далее Лука, Кузьма и Афоня. Вам по десятку семей отдаю. И земли, значит, по более будет вам. Ты, Спиридон, записывай давай, дважды повторять не буду. Коней боевых, оружие и брони у Демьяна возьмете. Рабочих лошадок, скотину, зерна и всякий скарб домашний Спиридон выдаст. Ты рожу не криви, Спиридон. Не свое отдаешь – хозяйское.

– Я и не думал. Это ж, сколько всего нужно… Тут список потребно составить. – Спиридон тяжело вздохнул и сделал пометку в записной книжке.

Теперь пришла очередь мужиков пасть на колени. Сапоги, конечно, не целовали, но поклонов набили изрядно. Потом долго обсуждали, кому и где дать землю. Главное, чтобы недалеко от вотчины князя. Полдня пути конному – это нормально, решил Андрей и развернул карту. Стараниями пацанов, которых Андрей научил рисовать карты, у него была уже подробная карта вотчины своей и всех окрестных земель. В перспективе Андрей мечтал о подробной карте всех земель русских, но это было пока нереально.

Каждый новоиспеченный боярский сын получал по пятьсот четей земли. За это обязан был служить Андрею, целовав на том крест и дав клятву. В обязанности боярских детей входило содержать за свой счет по пять боевых холопов во всеоружии и на конях. Пять оружных холопов – это минимум, подчеркнул Андрей, лучше больше. Таким образом, князь планировал увеличить свое боярское войско.

Раньше дружинники, как понял Андрей, особо не интересовались земельными наделами, предпочитая получать от князя наличные да долю в добыче. Теперь времена изменились. Все больше бояр садилось на землю в качестве оплаты за службу. В некоторых княжествах бояре, прочно осев на земле, позволяли себе даже изгонять князей и серьезно ограничивали их власть. Когда татары пришли на Русь из днепровских земель – боярство целыми косяками переходили в княжества, куда татары не добрались. И порою не спрашивали разрешения князей. Приходил такой боярин с собственной дружиной и садился на облюбованной земле. Поди, прогони, попробуй. И ведь пробовали. Иногда получалось.

Земля стала главным мерилом богатства и показателем социального статуса. Купцы и те прибыль от торговых операций вкладывали в покупку земли с деревеньками. А то и просто выменивали на товар. Например, реально можно было выменять отрез шелка на деревеньку из трех дворов. А недостаток работников компенсировали покупкой пленных у татар, садили выкупленных на землю в качестве холопов. Особо ушлые купцы умудрялись получить боярство.

Усадьба опустела. Боярские дети отправились обустраивать деревеньки. Спиридон погнал мужиков рубить дома и ставить загоны для скота на отведенной для хуторов земле. Все были заняты. Лишь Андрей был предоставлен самому себе и развлекался, проводя время с персидской рабыней. Дочки Спиридона уехали с двоюродными братьями, и Андрей делил ложе с полонянкой. По вечерам, бражничал с Костей, и однажды по пьяни подарил Косте свою караваш. Нехилый подарок. На Резани или на Москве за нее, не торгуясь, дадут чуть больше кило серебра, но в Сарае в десять раз больше. Может оно и к лучшему. Все равно хорезмийке жизни не давали в усадьбе. Больше всех невзлюбила невольницу младшая дочка Спиридона. И когда Андрей отлучался из усадьбы, то для нее наступали черные дни.

Боярин Маслов быстро шел на поправку, судя по количеству выпиваемого им ежедневно вина. Выздоровлению способствовали не в меньшей степени дочки польского пана, которых Андрей по доброте душевной отдал Косте вместе с персиянкой. Ну, их баб этих – от греха подальше. Все равно сестры им житья не дадут.

Андрей целыми днями занимался составлением карт местности. С бумагой проблем не было, по случаю скупили все стопки бумаги, которые кафинский купец вез в Москву. Торговая флотилия остановилась на ночлег вблизи от усадьбы, Андрей пригласил купцов к себе в гости и с удивлением узнал, что среди прочего товара один из них везет бумагу. Андрей, не торгуясь, забрал все: небольшого формата итальянскую бумагу и большие листы плотной египетской бумаги. За все про все Андрей отдал полпуда серебра. Цены аховые, но что поделать, бумага стоит дорого. Для нанесения карты лучше всего подошли большие листы плотной желтого цвета египетской бумаги. А для ведения хозяйственных книг лучше всего подошла итальянская бумага.

Каждый день мальцы приносили ему планы местности с указанием расстояний. Андрей отмерил несколько веревок, и теперь у мальцов были импровизированные рулетки. Погрешности, конечно, были, но с этим приходится мириться. Карта получилась большая, во всю стену. Используя в качестве основы, найденный в ящиках, непонятно как туда попавший атлас автомобильных дорог, старательно перенесли на бумагу русла больших рек. В остальном же атлас был малопригоден. Несуществующие города и поселки, отсутствие маленьких речек, а те, что в атласе были обозначены, теперь были достаточно полноводными реками и даже судоходны. Русла рек теперь проходили совсем иначе. Работы было – непочатый край. Даже Костя отказался от выпивки в дневное время и, присоединившись к компании картографов, порою давал очень дельные советы. Расстояния боярин измерял не в саженях, а в днях пути. Пригодился чертеж Луки и Костин чертеж. Обе карты достаточно грамотно выполнены. В чертеже Луки по течению Дона даже стояли промеры глубины и отмечены отмели. Кто-то в свое время хорошо потрудился над чертежами. Постепенно шаг за шагом рождалась карта Резанского княжества и его соседей.

За этим увлекательным занятием время пролетело незаметно. Костя окончательно выздоровел. Семен уверенно шел на поправку и скоро должен отъехать в свою деревеньку, пожалованную ему боярином. На коня Семену еще рано садиться, но в санях – милое дело.

Корабли давно вытащены на берег и законсервированы до весны. Константин Федорович ожидал установления снежного покрова, чтобы отправиться в свою вотчину. Зима постепенно вступила в свои права, и можно уже скоро собираться в дорогу. Ладью свою Костя оставлял зимовать в вотчине Андрея. Домой боярин станет добираться санным обозом. Благо трофейных повозок и саней у князя скопилось несколько сотен. К тому же запасливый Спиридон озаботился изготовлением телег, возков, саней, и теперь транспортных средств было в избытке. За сани Спиридон умудрился выпросить у боярина Маслова что-то из добычи боярина, и, судя по довольной роже Спиридона, мена была не в пользу боярина.

Хороша зима тем, что путешествовать можно с комфортом. Зимой тебя не трясет на кочках, знай лежи в тепле, укрывшись медвежьей полстью или санным одеялом.

Вместе с Костей засобирался в дорогу Андрей. Князя повидать, проверить, как идут дела в лавке, отвезти товары на продажу. Крестьяне навезли оброку столько, что все амбары ломились от припасов, плюсом еще дар преподнесли по старине, да торговые агенты исправно поставляли в усадьбу выменянные на сукно и другие товары зерно, овес, мед и воск, меха. По совету купца, Андрей стал внедрять практику кредитования крестьян Пронского княжества зерном для посевной и лошадьми с упряжью. Выгода была двойная и даже тройная: кредит оформлялся в соответствии с действующими нормами права, с докладом кому следует, только отдавать долг крестьяне обязывались натурою по бросовым ценам. В случае неурожая и невозможности отдать долг, крестьянин вместе с семьей поступал в закупы к князю. Боярин, на чьей земле сидели крестьяне, лишался арендаторов и положенного ему оброка. Доверенные люди купца в этом случае должны были гасить задолженность крестьянина перед его боярином и сразу предлагать боярину продать землицу князю, все равно обрабатывать землю у боярина становилось некому, раз крестьян уводили в закупы. Андрей сомневался поначалу жизнеспособности подобной схемы, но она, на удивление, работала и работала неплохо, крестьяне охотно брали в долг.

От Ивана Андреевича был скоровестник, от усердия чуть было не загнавший степную лошадку: просил купец поторапливаться. Конюх еще долго ворчал по поводу почти загубленной скотины, которая теперь по вине гонца должна проходить долгий период реабилитации, прежде чем кобылка снова сможет встать под седло. И была бы его воля, отправил бы он скоровестника на конюшню и всыпал бы ему по полной программе, что бы знал шельмец, как губить животину.

 

Глава шестнадцатая

ДОРОГА В НОВГОРОД

Зима нынче ранняя, в октябре ударили сильные морозы, сковав льдом реки. Самое время отправляться торговать. В Новгород купец собрался идти за товаром заморским да свой товар сбыть с прибытком. Андрей надеялся, что князь позволит ему съездить в Новгород, уж больно хотелось посмотреть Андрею на самый старинный русский город.

От Москвы до Новгорода семь-восемь дней пути. С санным обозом, конечно, дольше, но тут уж ничего не поделать. На дворе пятнадцатый век – скоростных поездов еще изобрели. А две недели пути по местным меркам – сущий пустяк.

Спиридон договорился со старостами крестьянских общин о выделении подвод вместе с возницами. По уговору с боярином крестьяне обязаны предоставлять сани и возниц два раза в год. Договор с крестьянами подразумевал определенное количество верст прогона, а все что сверху – должно быть оплачено, а уж как далеко соберется идти боярин, в Москву ли или в Новгород, то дело боярина. Бесплатно крестьянская община обязана давать возниц только до Переяславля Резанского и точка. Спиридон за отданное крестьянам сено затребовал не только меха, мед и воск, но значительно увеличил прогон санных поездов, так что проблем с этим не было. В Новгород так в Новгород.

С собой Андрей брал пять десятков дворян, так прозывали служивших князю воинов. Причем боевые холопы также попадали в эту категорию дворовых людей. Потери в живой силе во время набега на Литву боярин понес приличные, но раненые поправились, а убитых заменили новые холопы.

Все семьи погибших воев получили от боярина разовую компенсацию различным добром. Более того, Андрей, уточнив нормы потребления хлеба на человека, обязал Спиридона выдавать хлеб семьям погибших до тех пор, пока не вырастут дети. Если детей не было, то жены убитых станут получать хлеб и овес до тех пор, пока баба снова не выйдет замуж. Если у убитого дружинника нет ни детей, ни жены, то родители получат компенсацию в пять рублей. Если погибший совсем безродный, то причитавшиеся родным деньги пойдут церкви на помин души погибшего.

Родителям холопов, продавшихся Андрею, вопреки протестам Спиридона и Демьяна, боярин выделил по рублю. Большие деньги. Демьяна со Спиридоном понять, конечно, можно. Раз продавшись, холопы уже отдали свою жизнь боярину, и ничего больше семьям холопов не полагалось. Андрей решил иначе и не прогадал.

Двоих увечных Спиридон пристроил к Демьяну в охранную сотню и по хозяйству на одной из дальних пасек. Оставшийся в результате ранения хромым на всю жизнь воин, выбравший жизнь пасечника, до конца жизни станет получать от князя хлеб на прокорм. И так будет с каждым, кто получит увечья на службе князю, эту весомую гарантию двор встретил восторженно, ведь в практике князей доселе такого не случалось: обычно увечного выгоняли со двора, сунув ему пару монет на житье на первое время. Потом, когда деньги закончатся, живи, как знаешь, князю до судьбы увечного дела нет.

Авторитет боярина сразу же поднялся до небес. И вскоре во дворе усадьбы появились новые ловцы удачи из Резанского и Пронского княжеств. Предлагали свою жизнь и свободу в обмен на деньги. Все сплошь молодые, но года – дело наживное. Демьян лично вел отбор самых способных к ратному делу.

В Москве Андрей собирался нанять плотников поставить нормальные стены усадьбы. В Переяславле с мастеровыми мужиками уже была договоренность, но объем и сроки работ велики. Без Московских умельцев не обойтись.

Называли таких умельцев по смешному – огородники. По незнанию Андрей было подумал, что так зовут тех, кто работает в огородах. Оказалось, что нет. Так называли умельцев, строящих городские укрепления. Ибо городком назывались лишь те поселения, которые обнесены были крепостной стеной. Андрей вовсе не собирался строить город на месте усадьбы. Но практика штурма усадьбы польского пана показала, что тын – не– надежная защита от ворога. И набег татар летом лишь чудом удалось отбить. Если бы не пушки, татары легко захватили бы княжескую усадьбу. Конечно, Андрей обучил холопов обращаться с пушками, но высокие стены все-таки надежная гарантия безопасности. С высокими стенами спокойней будет.

Наученный горьким опытом Литовского похода, Андрей распорядился на всякий случай прихватить с собой в дорогу парочку пушек. Мало ли какая надобность в них случится. Если бы князь догадался взять пушки в набег на литовские земли, то не было бы таких больших потерь в его войске.

Из детей боярских сопровождали Андрея Лука Фомич, Федор и Кузьма. Крещеный норвежец Даниил на пару с новгородцем Прохором так же напросились взять их с собой. Неждан не сумел выкарабкаться из лап костлявой и отдал богу душу. Прохор тяжело пережил смерть друга, и Андрей опасался, что пьянка погубит мужика. Потому он согласился с просьбой мужиков взять их с собой в Новгород, тем более что буйный новгородец каким-то образом нашел общий язык с урманом, таким же буяном, как он сам. Уланы Кулчука, само собой, тоже шли. Андрей и шагу не мог ступить без своих татар. Теперь-то он понимал, почему русские князья всегда нанимали и нанимают на службе татар. Без них никуда.

До Переяславля добирались с комфортом. Спиридон по поручению Андрея еще летом озадачил мастера изготовлением крытого возка. На сани установили деревянные рамы и обтянули хозом. Возок утеплили и стенки обшили красным бархатом с традиционными вышивками и украшениями в виде жемчуга и драгоценных камней. Андрей считал, что это лишние, но оказался в меньшинстве, когда Прасковью поддержали не только все женщины, но и все боярские дети. Для удобства установили внутри возка мягкие лавки и поставили маленький столик. Кузнец изготовил небольшую железную печурку, по типу буржуйки, и железную трубу для вывода дыма из возка. Получилось, конечно, неказисто, первый блин, как говорится комом, зато тепло. Дрова для печурки везли в особых санях, и по необходимости холоп, отвечавший за тепло, время от времени заносил дрова внутрь возка. Спать в возке можно только полулежа, если хотелось поспать по-нормальному, то, пожалуйста, извольте в обычные сани, на пахучее сено, под медвежью полсть или санное одеяло. Катерина, провожая любимого в дорогу, распорядилась положить для князя одеяло самое лучшее, разумеется, с ее точки зрения. Чем больше украшений в виде узоров и жемчугов с каменьями – тем лучше одеяло, так нехитро рассуждала девушка. Вот и приходилось Андрею укрываться санным одеялом и думать о баснословно высокой цене вещи. Постепенно Андрей начал привыкать, что в обиходе князя, когда он выходит за пределы своих хором, дешевых вещей быть не должно, иначе это будет, несомненно, уроном его чести. А с этим тут строго.

Стараниями боярина Маслова время в дороге летело незаметно. Пили заморские вина и всю дорогу пьяно горланили песни. Андрей опасался, что такими темпами потребляя алкоголь он станет законченным алкоголиком. Костя, конечно, по-своему хороший человек, но чтобы столько пить… Воистину предки наши были покрепче своих потомков. Да и пили все натуральное – мед ставленый, вина заморские. Это не водка паленая, что сплошь и рядом продавалась во времена ельцинского развитого капитализма.

До Переяславля домчались быстро. Тяжелогруженый санный поезд Маслова безнадежно отстал, а у Андрея товар, приготовленный на продажу, уместился в четыре дюжины возков. Саней в княжеской усадьбе много, можно было позволить себе роскошь грузить возки в половину грузоподъемности, так и лошадкам легче и скорость движения в два раза выше. Все остальные товары предусмотрительный Иван Андреевич загодя переправил в Москву по рекам, пока еще не закончилась навигация. Да и переправлять-то особо нечего. Продовольственные припасы самим нужны, народу в усадьбе тьма-тьмущая, а всех накормить-напоить надо. Да и смысла нет везти капусту далеко, в Переяславль – еще, куда ни шло, а в Москву – дураков нет. Далеко возить выгодно только дорогостоящие товары. Сахар, например или икру красную, черную, воск, мед, меха, ювелирные украшения, дорогое оружие. Оттого вся торговля, в основном, шла летом, по рекам. Так транспортные расходы обходились дешевле.

Шустрый приказчик, из новеньких, бойко распоряжался разгрузкой товаров, которые предназначались для продажи в стольном граде Резанском и для домашнего обихода княжеских хором. Дворовые нагружали сани товаром для отправки в Москву и Новгород, в основном бочками с мехами и воском, медом. Сплошная суета. Обоз увеличится минимум втрое, в основном, за счет меда и воска и зерна, приготовленного на продажу в Москве.

Ранним утром, затемно, санный поезд отправился в Москву. Хлеб выгодней продавать в Москве, это все знают, там цены самые высокие по всей Руси. В Новгороде за хлеб тоже хорошую цену дают, да только кто повезет туда хлеб, если и в Москве с выгодой продать можно? Разве, что сами Новгородские купцы и возят. Новгород – город огромный, хлеба ему нужно много.

Не так давно монголы провели перепись населения Новгорода и всех его окрестных земель. Так в самом городе насчитали переписчики сто десять тысяч тяглых людей. Всего же в землях Великого Новгорода проживало пятьсот тысяч человек. Своего хлеба в Новгороде в неурожайные годы всегда не хватало, потому новгородцы делали запасы впрок. Вот и гоняли новгородские купцы хлебные обозы из тверского и московского княжеств, а порою из резанского и пронского княжеств. Из Европы хлеба не дождешься. Они там, в Европе, сами без хлеба сидят. Литва та же Европа – сама сидит впроголодь. Хлеба своего еле-еле самой Литве на прокорм хватает. В Ливонии та же ситуация. А все почему? Да потому, что все больше овес выращивают там, а на Руси – рожь-матушку. Даже если урожайный год, то никто не станет заморачиваться перевозкой зерна. Цена на хлеб везде одинаковая, что в Брюгге, что в Риге, что в Новгороде.

Андрей отложил грамотку купца, в уме пытаясь подсчитать, сколько можно выручить от продажи хлеба. Купец сообщал, что уже сейчас оптовая цена в Москве за кадь ржи составляет три алтына. В Пскове же за зобницу дают девять денег псковских. Ну, это тоже самое, что новгородские. В прошлом годе в это время в Пскове давали на три деньги больше, сообщал купец между делом. В Москве в этом году наоборот, по сравнению с прошлым годом, цена выросла и намного выросла. И постоянно растет.

'Тьфу ты, – в сердцах плюнул Андрей. – Запутался совсем. Он же разные меры хлеба приводит в письме и деньги разные. Тут московские меры веса и денежный счет, а тут новгородский. Псковские меры и счет – те же новгородские. Я же резанский алтын по привычке считаю, а купец про московский и новгородский счет говорит. Резанский алтын по весу серебра монеток, как татарский, они полновеснее московского, а новгородский рубль вдвое тяжелее московского. Как купец умудряется не обсчитаться?

Вот у Пскова своя мера ржи, у Новгорода своя, у Москвы своя, у Твери своя. Даже если название меры веса одинаковое, то вес то разный! Понятно, отчего Иван Андреевич постоянно уточняет – московская кадь, ростовская кадь, московский пуд, резанский пуд. Черт ногу сломит с этой феодальной раздробленностью. Ну как можно в таких условиях вести нормальную торговлю? Мучение одно, а не торговля.

Так, а это что? Цены на железо… В Новгороде крица за четверть деньги новгородской продается. В Москве же по деньге московской. Ну, нормально так. Сто процентов навар. Война ожидается, сообщал купец новости, на Москве железо в цене. Что интересно, именно свейское железо в цене сильно поднялось. В смысле не из Швеции железо, наше оно – русское. Ганзейские купцы в Новгород всякий металлолом привозят: старые котлы, сковородки и прочий хлам. Ничего в мире не меняется. Как гнали дерьмо всякое на Русь, со времен феодализма, так и через пятьсот лет продолжат пичкать Россию говном старым. А свейским железо прозывается, потому что более качественное. Это купец растолковал Андрею еще в первый день знакомства за чаркой меда ставленого.

Кстати, о меде. Что там Костя говорил давеча? Обещался прислать насадку меда обварного. Сказывал, такого я не пробовал, зело крепкий мед – с ног валит. Господи, пора мне отправляться в дорогу, иначе сопьюсь. Холопы вон с крестьянами туда же – выпросили пару бочек вареного меда. А в бочках почитай ведер сорок было, и ведь выпили охальники, даже не поморщились.

Железяки литвинские в Москву повезем, там цена сейчас на оружие и доспехи хорошая. Точно – заварушка намечается. Верная примета. Раз цена на железо и оружие растет – быть войне. Можно половить рыбку в мутной воде. Если великий князь московский железки скупает, значит, и братец его двоюродный раскошелится. Добра же этого у меня скопилось немеряно, впору сабли и мечи на серпы перековывать. Если быть осторожным, то вполне можно провернуть дельце и сбыть излишки оружия.

Андрей убрал грамоту купца в серебряный ларец изящной работы и стал собираться к князю. От Кости час назад прибегал посыл, передал записку от боярина. Князь ждал их к вечеру. Андрей еще раз осмотрел поминки для князя. Княжью долю от набега давно уже отослали князю, но подарки – это святое.

Андрей остался доволен отобранными подарками. Меч добрый итальянской работы, пансырь черкасский с ожерельем и рукавами по локоть, кольчуга с сеченым кольцом московского дела, кончар в дорогих ножнах, саадашный набор с очень дорогим покровцом к нему (причем стоимость покровца и тохтуя равнялась стоимости самого лука), мешочек литовского серебра в монете, парочка золотых монет, массивный ларец, из чистого золота, украшенный самоцветами, с грамотками, найденными в усадьбе, взятой на щит, несколько тюков разных тканей, две связки шкурок соболиных и бобровых. Князь должен остаться доволен подарками.

Серебро на Руси не дефицит, как и золото, вот только применяют драгметаллы на Руси не только как средство платежа. Есть у золота с серебром другое назначение, Андрей уже это понял. Витовт давеча все серебро из Новгорода выгреб, посуду серебряную и ту новгородцы отдали. У населения серебра припрятано на черный день тьма-тьмущая. А князю резанскому срок подошел выход татарский платить. Год ведь закончился. Сумма выхода немаленькая, а то, что половина татарской дани оседает в сундуках московского князя, об этом не принято говорить. Порою и вся дань, старательно собранная с русских земель остается у Москвы. Орде не платят, а дань собирают. Потом удивляются, отчего князья бузят? Платят княжата исправно, а потом бумс… – татары нагрянули, а ну, где наша дань?

Да бог с ними. В княжеские разборки лезть дело неблагодарное. Лучше я выпрошу у князя разрешение подворье в Старой Резани поставить. Если лес гнать в Орду, то лучшей базы не придумаешь. Насады мои, новые, по Проне с Проновой не пройдут. Ладьями до Резани, там склады поставить и погрузку организовать самое-то будет.

Андрей кликнул Федора и отправил его седлать коней.

– Того жеребца, что по осени от татар привели, с собой возьмем – подарим князю, – распорядился Андрей.

– Дорогой подарок, – глаза парня прямо-таки расширились от удивления. – Уже справлялись в городе, не продаем ли. Сулили сто московских рублей дать.

– Ого! Значит, князю понравится, – Андрей улыбнулся и поторопил парня. – Давай поторапливайся. Да приоденься. Надень все лучшее, все-таки к князю идем. Ты, боярский сын, честь свою блюсти должен – выглядеть, как подобает боярскому сыну.

– Я мигом, – Федор сиганул выполнять распоряжение боярина.

Андрей вырядился, словно на парад. Ничего не поделаешь – этикет. В седло садился с помощью слуг. Шуба весила, как три брони. Рядом во всем блеске вертелся Федор Демьянович в новенькой длиннополой горностаевой шубе, обшитой тафтицей и украшенной вышитыми золотыми узорами аппликациями из шелка. Шубу парню подарил боярин Маслов. Костя, по сути своей человек нежадный, легко забирал чужое и так же легко раздавал награбленное. Бобровой шапкой Федор разжился сам, серебришко у парня водилось. Не спеша тронулись. По темным улочкам Переяславля без охраны должной передвигаться не стоило. Андрей и не рисковал, взял с собой десяток дворян. Конечно, больше для почета, для сохранения княжеской и боярской чести, чем из надобности. Для охраны хватило бы и пары-тройки воев. Но тут все были помешаны на достоинстве. Андрей понял, что поговорка 'по одежке встречают, а по уму провожают' на Руси не пустой звук, имеет поговорка глубинный смысл. Заехали за Костей. Спешились у ворот. Не просто так спешились. Заехать на коне в чужой двор – значит нанести оскорбление хозяину. Пьяный привратник открыл калитку и склонился в почтительном поклоне, пропуская гостей.

– Коней прими, – мимоходом буркнул Андрей и строго взглянул на Федора. Тот по привычке было сам хотел заняться лошадьми, но вовремя одумался и, передав поводья подбежавшему холопу, бросился догонять Андрея.

Костя как раз выходил из хором. Во дворе царил бардак. Порядка на подворье боярина не было. Добро до сих пор лежало в санях укрытое рогожами. Андрей давно бы уж накрутил хвостов управляющему за такое нерадение, но хозяин – барин.

– Гуляют холопы, – беззаботно пояснил Костя, перехватив осуждающий взгляд Андрея. – Пускай. Завтра уберут. Ну что двинулись?

– Так пора уже, – Андрей принял поводья и тяжело, при помощи холопа, взгромоздился на лошадь. – Никак не привыкну к этой шубе. Весит, черте знает сколько.

– Богата шуба, – Костя улыбнулся в усы. – Ценит тебя князь!

Встреча с князем проходила в ключе доклада подчиненных о проделанной работе. Князь был не один. На лавках, вдоль стен, сидели двое ближних бояр с раскосыми, как у татар, глазами и рыжими бородами. Андрей уже успел с ними познакомиться и знал, что они потомки татарского мурзы, выехавшего к князю Олегу, и родственники нынешнего князя. Олег Резанский выдал за мурзу то ли дочь, то ли сестру свою. С тех пор ставшие русскими боярами представители сего многочисленного рода верой и правдой служили резанским князьям. Одесную от князя сидел давешний монах и внимательно слушал, не перебивал. Лишь когда Маслов на секунду замешкался в повествовании о судьбе католических священников, монах перекрестился.

– Не серчай, брат, – Костя виновато улыбнулся. – Я мыслил, так будет лучше, если мы заразу на корню выжжем, моя вина – не уследил я, токмо одного латинянина смог привезти.

Лицо Великого князя на мгновение сморщилось в брезгливой гримасе, когда Костя назвал его братом. Секунда-другая и князь справился, его лицо вновь приняло обычное выражение. Андрей успел заметить, как усмехнулись в бороды бояре князя, а святой старец широко улыбался, видя реакцию бояр. Андрей еще раз внимательно посмотрел на князя и на своего друга, что-то общее было в чертах лица князя и его боярина.

Андрей вспомнил, что, когда проплывали мимо стольного града, холопы Кости перекидывали какие-то мешки в лодку и забрали связанного по рукам и ногам латинского священника. Флотилия проплыла мимо города, а лодка с пленником и тремя холопами Кости направилась к берегу.

Андрей выступил, вперед заявив, что боярин Маслов в смертях латинских священников не виноват. Одного из них в горячке боя зарубили холопы, а того, который в полон попал, удушили сами крестьяне по недосмотру стражи. Кто же знал, что крестьяне так злы на католика? Кто учинил злодейство, не удалось выяснить. Осерчали крестьяне на латинян за принуждение отказаться от веры отцов, от истинной православной веры.

Бояре, словно нашкодившие коты, молча, выслушали приговор. Монах обязал их в искупления совершенных грехов соблюдать строгий пост целый месяц. А за убиенных священников, хоть и латиняне они, ежедневно читать молитву по два раза в день. Вот и делай после этого добрые дела. Смертоубийство – это грех, кто спорит, но если так дальше пойдет, то есть шанс превратиться в святошу и остаток жизни посвятить отмаливанию грехов.

Разговор перешел на дела в вотчине Андрея:

– Почто церковь божию не поставил? – строго спросил монах. От сурового взгляда старца у Андрея душа ушла в пятки. Ага, монах как же… Это сейчас он в рясе, белый как лунь, а лет двадцать назад шинковал, как капусту, врагов, наверное. Точно – воин и не простой. Осанка прямая, плечи широченные, бог ростом не обидел, а взгляд… Взгляд человека, привыкшего командовать. Да не холопами – князьями да боярами.

'Не ты ли стоишь за всем этим? – лихорадочно думал Андрей и очнулся, когда старец строго продолжил:

– По весне храм божий поставишь. Священника я тебе пришлю ныне уже. Живешь в грехе, церковь не посещаешь, даром, что крест носишь, и Русь святую защищаешь. Прокорм священника – твоя забота. Положишь ему, как положено по старине. А холопов, что в обители взял, прощаю. Ничего не должен за них. Владей.

– Исполню все, – Андрей почувствовал, как оцепенение проходит, и он снова может шевелить руками и ногами. Силен старик. Определенно гипноз. – Спасибо за холопов.

Но Андрей в долгу не привык оставаться.

Андрей расстегнул кафтан и снял с шеи массивную золотую враную цепь с золотым крестом, украшенным драгоценными камнями.

– Прими отче, – Андрей протянул крест монаху.

Реакция старца оказалась очень странной. Руки старика мелко задрожали, но монах волевым усилием справился с эмоциями и принял крест с большим почтением, словно это была какая-то святыня.

– Откуда он у тебя? – резко спросил князь, переглянувшись со стариком.

– В усадьбе литовской взял. Там ларец был с грамотами разными, крест там же лежал. В грамотах ничего интересного нет, все про веру больше да про собор какой-то, – Андрей не понимал, отчего так все всполошились. Даже Костя весь напрягся и моментально вспотел. – Я ларец-то захватил с собой. Позволь, княже, поминок вручить?

Андрей подал знак Федору Демьяновичу, повинуясь приказу, тот выложил перед князем кули и стал вынимать подарки.

Великий князь, как ни странно, на богатые поминки внимания не обратил, выхватил ларец из рук Федьки и водрузил его на дубовый стол.

Сам по себе ларец на князя не произвел впечатления, хоть и был сделан из чистого золота и украшен самоцветами. Откинув крышку, князь вытаскивал грамоты, бегло просматривал их содержимое и отбрасывал в сторону, пока не нашел той, что искал. На озабоченном лице князя проступили капельки пота, и он устало вытер лоб рукавом кафтана. Передал грамоту монаху и строго спросил Андрея:

– Ты читал?

– Не все, что по-русски написано, то читал. Что на латыни и по-гречески, то не читал. Не знаю я языки эти, – честно признался Андрей.

– Твое счастье, – тихо промолвил князь, но Андрей сумел расслышать сказанное и понял, что был на волосок от смерти. Он физически ощутил ледяное дыхание смерти. Непроизвольно оглянулся, оценивающим взглядом ища путь к отступлению, но нет – шансов выйти наружу нет, рынды профессионально контролировали выход из залы, да и к князю, не пробиться так просто. Монах, заметив беспокойство Андрея, недобро усмехнулся.

На Костю смотреть было страшно. Этот богатырь и весельчак, которому сам черт не брат и который бросался в одиночку на пятерых татар, игнорируя смерть, был белее мела и весь съежился, словно хотел исчезнуть из княжьих палат. Воин, не ведающий страха в бою, сейчас представлял жалкое зрелище.

– О набеге вашем никому ни слова. Об увиденном и услышанном тут и подавно. Забудьте, как и не было вовсе, – подвел итог монах, пристально глядя в глаза Андрею. – Ступайте.

Выйдя из княжеских палат, Костя набросился на Андрея:

– Почему мне не сказал про грамотки? Я же спрашивал тебя! – Маслов был очень зол. – Ты хоть понимаешь, дурень ты этакий, если бы они попали в чужие руки, не сносить бы нам головы.

– Да перестань, Костя. Откуда я знал? Они и были в чужих руках, забыл, где я их взял? А вот ты давай рассказывай, в какие игры ты играешь и во что меня втравил? Этот монах от меня не отстанет, нутром чую.

– Да какие игры… С отцами обители ты теперь крепко повязан.

– Ага, а повязал меня ты. И голову даю на отсечение, не сам ты до этого додумался.

– Ты что думал, объявился тут без роду, без племени и сразу в бояре тебя взяли за красивые глазки? – Костя не на шутку разошелся. – Да тебя уже лет тридцать монахи ищут. Ну, не конкретно тебя… Такого, как ты…

– И какой такой я, что бы меня тридцать лет и три года искать?

– Какой, какой? Не от мира сего, – Костя перекрестился. – Что думаешь, старцы не ведают твою тайну? Все им ведомо. От того искал тебя мой отец и мне завещал поисками заниматься.

– Откуда вы знали, что я приду?

– Старцы святые сказывали. Святой Сергий ведал будущее. И место точно указал, где ты объявишься – в Резанском княжестве.

– Интересное кино…

– Вот опять по не нашенски речешь, – Костя в сердцах махнул рукой. – Пойдем лучше отсюда. От греха подальше. Я бочонок меду тебе отправил. Получил?

– Нельзя нам пить али забыл? – напомнил Андрей про наказание.

– Вот черт, – Костя продолжал громко богохульствовать. – Сегодня еще можно, пойдем, выпьем. Живы, ведь остались. А завтра, – друг перекрестился, – в праведники подадимся.

– А что не так с тем крестом? – Андрей задал, мучавший его вопрос.

– Не хочу говорить, да и не знаю всего. Мое дело исполнить то, что поручают, – Костя задумался. – Крест сей я видел на одном из старцев обители. Такие вот дела.

До самого рассвета бояре топили свои страхи в крепком меде и не пьянели. Андрей догадался, откуда у боярина Маслова дурная привычка к выпивке. 'Нет уж, фигушки, я спаиваться не собираюсь. Не очень-то я боюсь, – Андрей передернулся весь, вспомнив пронизывающий душу взгляд монаха. – А впрочем, чего греха таить – страшно мне стало'.

Утром Андрея разбудил Федор. Сообщил, что от князя был посыл. Требует князь боярина пред светлые очи. И не мешкая. В руках Федор держал глубокую чашу с капустным рассолом и серебряное блюдо с горкой соленых огурчиков и горкой квашеной капусты. Лекарство помогло. Андрей почувствовал себя человеком. Зажевал хрустящий огурчик и стал собираться.

Князя в тереме не оказалась. С утра ускакал по делам. Когда вернется, никто не знает. Андрей уж было собрался вернуться домой, как появившийся из-за закрытых дверей дьяк пригласил Андрея в терем. Войдя в жарко натопленную комнату, Андрей увидел старика и вспомнил, что даже имени его не знает. Князь не представил монаха, а тот сам и не думал сообщать своего имени.

– Здрав будь, отче, – Андрей вежливо поздоровался.

– И тебе не хворать, – монах поднялся из кресла, встречая Андрея. – Садись, в ногах правды нет.

Андрей уселся на краешек широкой лавки у дверей. Святой отец удобно расположился в кресле напротив Андрея.

– Разговор пойдет о тебе, – начал монах. – О Руси нашей. Кто ты и откуда, нам ведомо. Постой, выслушай. Ты не первый и не последний такой. Приходили люди разные. Хорошие и плохие. Праведные и лихие. Разговор не о них – о тебе идет. Как мыслишь себя на Руси? Раз пришел, значит, тянуло тебя.

– Прав ты, отче. Тянуло, – согласился Андрей. – Ничего меня в моем мире не держало. Дед мой выбрал себе судьбу, отец выбрал. Потом моя очередь пришла делать выбор. Я сделал свой выбор. Назад дороги нет.

– На все воля божья, – монах, поднявшись из кресла, перекрестился на иконы в красном углу. Андрей поспешил последовать его примеру, от волнения сложив пальцы тремя перстами, что не осталось незамеченным.

– Разговор пойдет начистоту, – старец сделал вид, что не заметил, как крестился боярин, но Андрей готов был поклясться, что это не так. – Скрывать от тебя ничего не буду. Ведома нам судьба Руси. Всякое будет и хорошее, и лихие годы будут не единожды. Свою жизнь отцы наши положили на алтарь служения Отечеству. Живота, не щадя. Давно очень был я князем. Однажды повстречал святого старца Сергия. С тех пор отказался от мирских утех, посвятил себя служению Отечеству. Мало нас. Но мы сильны, и мы везде. Без нашего пригляда мышь не проскочит. Но изменить мир мы не в силах. Мы можем только направлять события и пытаться предотвратить зло.

– Какую роль Вы отвели мне? – слова святого отца заинтриговали Андрея.

– Вижу я, что муж ты честный. Поведаю, что ждут нас тяжелые времена. Железом вострым тут не поможешь. Придут татары опять на Русь большой силою. А злата серебра, что отворяют любые двери в обители нашей немало, но недостаточно еще, есть лишь малая толика того что потребуется.

В голове Андрея словно включился тумблер.

– Так вы собираете деньги на выкуп великого князя? Но Резань тут причем?

– Да, притом. Пока Русь разрознена, татары править ею будут. Потомки наши никогда не узнают, сколько придется отдать за сохранение жизни князя. Скажу только, что монголы за сотню лет столько золота не видели. И добудешь это золото ты… – монах перстом указал на Андрея и пристально посмотрел ожидая реакции.

– Два вопроса. Почему нельзя избавиться от татар? Русь сейчас в состоянии разгромить татар, так почему нет? И второй вопрос. Где я возьму столько золота? Торговлей много не получишь, и времени осталось не так уж много.

– Золото есть у татар, есть у ливонцев, есть у генуэзцев в Кафе, – невозмутимо ответил монах, внимательно наблюдая за реакцией Андрея.

'Ага. Дожили. Меня святой отец благословляет на разбой. Пират святых отцов. Это покруче чем Френсис Дрейк и Генри Морган будет', – пронеслось в голове Андрея.

– Я рад, что возражений нет. А по первому вопросу отвечу так. Нельзя сейчас избавляться от татар. Татары – зло, но они не касаются веры нашей. Побить татар – дело не хитрое, а вот, что получим взамен? Сейчас татары Литву тревожат не меньше, чем Русь. Не будет татар – Литва за пару лет приберет к рукам все княжества русские. И так больше половины земель русских под рукой Литвы.

– Ну и пускай приберет. Литва, по сути, русское государство, – Андрей не понимал, что в этом плохого.

– Литва да. А вот Польша… Ты в курсе, что Подолию Польша отобрала у Литвы? И что переманивает бояр русских вольностями шляхетскими? Стоит только отказаться от веры православной, и ты получаешь все права шляхты? И ведь многие бояре подались в Польшу, отказавшись от веры отцов, – святой отец действительно был озабочен происходящими процессами в Польше и Литве.

– Значит, так и будем дальше жить, терпеть набеги татар? – в голове Андрея не укладывалось, чем Литва хуже татар?

– Зачем терпеть? Разве царь зорит земли наши? Нет. Зачем ему разорять свои земли? Зорят эмиры-казаки. Объединить нужно все русские земли под рукой Москвы. Тогда и бить татар можно будет. А тем временем сеять рознь между ханами. Чем слабее татары, тем сильнее становится Русь.

– Но почему Москва? – задал главный вопрос Андрей.

– Ты видел Переяславль Резанский. Пойдешь в Ноугород, загляни по пути в Тферь, осмотрись там и все сам поймешь. Про сам Ноугород ничего не скажу. Бояре ноугородские своими делами лучше меня скажут. Удивляюсь, как не продались папистам они еще, но все идет к тому. Но хватит об этом. Вот тебе грамота, – монах пружинисто поднялся из кресла, в котором сидел, твердым размашистым шагом подошел к массивному дубовому столу, покрытому темно-красным сукном, и взял футлярчик со стола. Открыл его, достал грамотку, повертел свиток в руках и подал Андрею. – Все твои торговые операции отныне под защитой церкви. От мыта и иных пошлин акромя выхода ты освобожден. Далее. Московский князь не будет против покупки земель в его княжестве. Сделают на Москве для тебя исключение. За все это половина добытого тобой – отходит обители. Снаряжать войско сам будешь. Все ступай.

– Дозволь еще один вопрос, отче, – не удержался Андрей. – Отчего боярин Маслов Великого князя братом назвал?

Монах молчал, пристально буровя взглядом Андрея, потом едва слышно произнес:

– Он и есть брат, токмо сводный. Матери у них разные. Все, не будем об этом. Ступай.

Андрей поклонился и повернулся, направляясь к выходу из горницы, не зная, что и думать. Маслов – незаконнорожденный отпрыск старого князя!

– Постой, – окликнул Андрея старик. Андрей остановился, обернувшись к монаху.

– Царь требует твою голову, но не тревожься – не выдадим тебя, но будь осторожен, – предупредил он Андрея.

– Спасибо, отче, – еще раз низко поклонился Андрей, чувствуя, как в душе недобро зашевелились опасения за свою жизнь, он-то уже успел забыть про татарского царевича и о предупреждении воеводы.

Выехав за ворота княжеских хором, направился к Косте, но того дома не случилось. Уехал с князем на соколиную охоту. Наверняка подарил князю птиц, взятых в набеге. Делать нечего, отправился Андрей домой собираться в дорогу.

Москва встретила Андрея сильными морозами. Въехав во двор своей московской усадьбы, Андрей, спешившись, первым делом испил поднесенную чарку и отправился в баню отогреваться. Вспомнив о возницах, приказал выкатить им бочку меда – пусть согреются тоже. После баньки, перекусив на скорую руку пирогами с горячим сбитнем, затворился с купцом в кабинете. Засели за бумаги. Купец торопился. Обоз собирался не– маленький. По местным меркам, можно сказать, огромный. Это притом, что две сотни возков с медом и воском, в числе которых была дюжина-другая возов с зерном, уже ушли в Торжок седмицу назад под охраной наемных воинов и, бог даст, через три дня уже будут на месте.

Прибывшие с князем возки с трудом разместились на широком подворье. Купец последний раз в присутствии князя уточнял список товара для продажи в Новгороде и проверял его наличие на возках. Рано утром планировали отправляться в путь, Андрей в который раз пожалел, что так и не увидел Москвы. Вечером шарахаться по темным улицам Москвы не хотелось. При свете факела много ли увидишь? В другой раз обязательно задержусь в Москве, решил Андрей.

Купец выкладывал на стол полученные от продажи тканей серебряные слитки и различные монеты московского, резанского княжеств, татарские деньги. На всех русских монетах присутствовала татарская тамга и арабский текст. Андрей уже не удивлялся этому факту. Само слово деньга татарское, так чему удивляться, что первые русские монеты имели татарское клеймо. Много было чисто татарских монет разных ханов от Узбека до нынешнего 'царя'. Среди прочих попадались тверские монеты, резанские, городецкие, просто куски рубленого серебра и даже импортные монетки с латинскими надписями. Разумеется, не обошлось без бартера. Обычное дело бартер на Руси. Меха, взятые в уплату за шелка, считались настоящим платежным средством, типа векселей, которые можно будет обналичить в Новгороде. Купец также выменял часть привезенного на продажу зерна на смольчуг и хмель. По всему видать выгодно поменял, вон как его распирает от гордости.

– Рад, что не ошибся в тебе, Иван Андреевич. Торгуешься ты знатно. Прибыток получил знатный! Молодец, – похвалил купца Андрей.

А тому было чем гордиться. Кто он был в Переяславле? Купец средней руки и то с большим натягом. А теперь ворочал такими суммами, что и не снились купцу. А если наладить торговлю с Ордой, то обороты торгового дома 'Князь Андрей и кумпания' увеличатся во много раз.

– Иван Андреевич, разговор есть у меня к тебе, – осторожно закинул удочку Андрей. – Как бы нам тишком на князя Василия Юрьевича выйти? Хочу продать ему доспехи лишние. Судя по тому, что ты писал мне про спрос на оружие и брони в Москве, свара опять намечается?

– Узнают тут о таких делах – голову снимут, не посмотрят, что князь. И мне за кумпанию с тобой, княже, – Иван Андреевич испуганно перекрестился на иконы в углу, но жажда наживы пересилила страх. – Московский жребий князя Юрия отписал Великий князь себе, хоромы княжьи пограбили. Двор разогнали, кого прибили, а кто успел – утек. Человечек прибился давеча, Ватазином кличут, тиуном он был у старого князя, в Московском жребии, потом у старшего сына его в тиунах ходил. На Москве ему нельзя оставаться более. Вот его и надоумлю вразумить князя просить помощи в Тфери. А у меня как раз есть свой человечек в Тфери сидит… – доверительно сообщил купец, понизив голос, опасливо кося взглядом на двери в горенку, – не так давно там пожар случился, так я серебра дал знакомцу своему, отстроиться заново. Теперь у тебя князь собственное подворье есть в Тфери. Человек тот верный. Так он сказывал, что Борис Александрович, Тферской князь с князем Василием грамотками обменивается, – купец сделал многозначительную паузу и, видя заинтересованность князя, предложил, – Можно продать в Тфери доспех. Если правду говорил мой человечек, то оне попадут к Юрьевичу, как пить дать. Тферскому князю – свара на Москве люба. И мы вроде как не причем будем, – развел руками купец и поинтересовался. – Много броней будет? Я тут уже договорился с воеводой, на неделе приедут люди Великого князя и заберут все брони и оружие. Заплатят мехами, воском и серебром, не сумневайся.

– Ты что ли не заглядывал в оружейную? – удивился Андрей. – Много всего накопилось. Все больше татарский доспех, но есть латы литовские и московского дела брони. Ты пошли вестника к Демьяну, пускай на Москву все отправит, – распорядился Андрей и поинтересовался способом доставки товара в Тверь. – Как думаешь переправить доспехи в Тверь?

– То мое дело, – не пожелал делиться тайной купец. – Отпиши княже, чтобы Демьян воев дал для охраны да про конскую сбрую и про порты отпиши еще, пускай Спиридон подберет потребное на три сотни воев. Да в Москву заходить обозу не след. Пусть гонца пришлют, как подходить будут, а мой человек встретит и проведет обоз тайными тропами, – и уже в полный голос сказал. – А в Тферь нам все едино заехать придется. Я договорился купить хмеля, возы-то нам в Торжок приведут, но деньгу за товар в Тфери отдать нужно.

– Хорошо, – согласился Андрей и уточнил. – Выступаем, значит, утром?

– А чего тянуть? – пожал плечами Иван Андреевич.– Пиши, княже, грамотку, а поутру помолившись, отправимся в дорогу.

Андрей успел привыкнуть, что все дела на Руси начинаются с молитвы. Сам он, по честному, молился за упокой принявших смерть от его руки, выполнял возложенное на него святым отцом наказание. Даже успел выучить с десяток молитв и уже привычно крестился на купола церквей.

Чуть забрезжил рассвет, отправились в путь-дорогу. Небо затянуто снеговыми тучами, снег весело хрустел под копытами лошадей и полозьями саней, мороз крепчал. С погодой повезло, сильные морозы сковали реки, и этой зимой торговые обозы отправлялись в путь намного раньше обычного. Едва взошло солнце, обещавшее погожий день, Иван Андреевич повеселел. Чем дальше отдалялись от шумной Москвы, тем меньше становилось стай галок и ворон, темными тучами, кружившими над Москвой и пригородами. Светлый, ясный день наполнял душу Андрея радостью. Андрей радовался без причины, просто хорошо и покойно было на душе. Глядя на одухотворенное лицо купчины, можно предположить, что подобные чувства испытывал не один Андрей. И даже сильные холода, не могли испортить Андрею настроения.

Путь на Новгород пролегал через Волок Ламский, который совместно держали новгородцы на пару с москвичами. Торговая дорога на Новгород шла мимо Твери, и тому были веские причины. Но на Тверь шла особая дорога через Клин и Вертязин. Последний стоял в устье Шошы, на правом берегу Волги. От Вертязина до Твери тридцать верст, но переправа через Волгу затрудняла сообщение. Но это летом, а зимой Волгу сковал лед. Вот этой короткой дорогой Андрей с купцом и отправились.

Летний путь для купцов был более привычным и удобным в плане огромного количества селений на дороге. Крестьяне в деревеньках жили очень зажиточно. Главный источник богатства жителей – продажа сена и овса для обозных лошадей. Многие крестьяне большую половину пашни засевали овсом, да сами размеры возделанной земли говорили о достатке хозяев. Некоторые крестьяне даже имели по паре-другой холопов. На фураже, кормежке, продаже лошадей, расторопный хозяин за зиму зарабатывал до пятнадцати рублей.

Вот по этой наезженной дороге обоз пойдет через Волок-Ламский на Микулин по землям Микулинского княжества по направлению к селу Броды, а там до Торжка рукой подать. Можно было идти иначе: через Лотошино – Новый Городец на Старице, а там или через озеро Селижарово или через Кунганово к Торжку. В таком виде торговый путь из Москвы в Новгород существовал, уже лет двести не меняясь. Ведь из Волока Ламского к Торжку было всего четыре перелаза, один из них у Старицы в сорока верстах от впадения в Волгу реки Тьмаки был ключевым, и Тверские князья не случайно поставили на этом месте крепостицу, желая взять под контроль этот Новгородский участок дороги.

Крепость доминировала над окрестностью, располагаясь на высоком мысу, с двух сторон защищенная речкой Старицей, а с третьей стороны Волгою. С четвертой стороны крепость защищал высокий вал и глубокий ров. Городок небольшой, но богатый, имевший дюжину церквей. Кстати, от Старицы шел прямой путь на Псков, занимавший всего две седмицы. Из Москвы до Торжка обоз дойдет дней за десять, а от Торжка до Новгорода еще дней семь – десять. Если налегке идти, то за две недели добраться можно, особо не торопясь, а если спешить, то за неделю.

До столицы Тверского княжество оставалось всего ничего, когда Кулчук предупредил об опасности. Впереди, под кронами огромных сосен шла битва. Отряд из десятка всадников попал в засаду. На снегу со стрелами в груди лежали убитые возницы, четверо оставшихся в живых воинов заняли круговую оборону. Дюжина бородатых мужиков в справных доспехах слажено атаковали четверку. Повсюду валялись трупы убитых. Путники так просто не хотели умирать и успели положить с пяток нападавших, но силы все равно оставались неравны.

Князь повелительно махнул рукой, татары, повинуясь приказу, послали коней в карьер, на скаку посылая стрелы. Когда Андрей с остальными ратниками подъехал к месту сражения, все уже кончилось. Никто из нападавших не сумел спастись. Все они пали, сраженные стрелами татар.

Спасенные воины настороженно наблюдали за невесть откуда появившимися татарами, не убирая сабли в ножны. Трое из них были обычными ратниками, но их господин – птица важная. То, что это не купец, и так понятно, ехал он налегке с небольшой охраной, без товара. Судя по валявшейся на возке соболиной шубе и одежде низкорослого мужика с курчавой, аккуратно подстриженной бородой – он не из простых, как минимум боярин. Он прижимал к груди окровавленную руку, морщась от боли. При виде спешившегося Андрея боярин выступил вперед, растолкав своих защитников.

– Я боярин Иван Данилович Голубец, наместник трети княжеской в Ржеве, князя Василия Юрьевича, – представился он. – Кто ты есть такой? Кого мне бог послал в спасители?

– Я князь Андрей, боярин Резанского князя Ивана Федоровича, – в свою очередь представился Андрей и тихо спросил рядом стоящего Луку. – Ржева разве не Твери принадлежит?

– Сместно владеют князья Ржевой, Треть литовская, треть тферская и треть московская, – так же тихо ответил Лука Фомич.– Но ноне московская треть отдана Косому.

– Вижу, что ранен ты, позволь, мой человек осмотрит рану, – предложил князь.

– Пустое. Рана несерьезная, – наместник отказался от предложенной помощи.

– Тогда мы едем дальше, – то ли спросил, то ли уведомил наместника Андрей. Тот молчал. Князь, покачав головой, тронул коня. Татары успели собрать оружие и брони убитых, забрали лошадей, оставив несколько кобыл наместнику и его людям, двинулись следом за своим господином. Убеленный сединами ратник наместника попробовал было запротестовать против наглого грабежа, но Булат надменно глянул на него, положив руку на рукоять сабли. Лука Фомич грозно сдвинув к переносице густые брови, повторил движение татарина. Ратник оглянулся на своего господина, но тот молчал как рыба, воин мгновенно притих, спорить с силой – дураков нет. Через час Андрей и думать забыл о своей встрече с Ржевским наместником. А еще через час на горизонте засверкали золотые купала многочисленных церквей Твери.

Когда-то давно Тверь окружали могучие дубравы, но деятельность человека искоренила столетние дубы. Их место заняли хвойные деревья: сосны и ели. А болота, от деятельности человека никуда не девались, все так же стояли на страже Тфери. К северу и северо-востоку от Тфери на огромном пространстве в тридцать-сорок верст в длину и двадцать в ширину, а с южной стороны верст на сорок тянулись огромные непрходимые болота, так что в Тферь можно попасть только с одной стороны, из-за речки Тьмаки. Даже зимой купцы предпочитали обходить эти трясины, с их дурной славой.

В Твери Андрей по достоинству оценил оборонительные сооружения кремля и городских стен. За двадцать последних лет рубленым стенам и башням ничего не сделалось, укрепления выглядели как новенькие, видно, что за ними тщательно следят. В прошлом Твери не повезло – сгорел княжеский дворец и пара церквей с частью оборонительной стены. Только заново отстроили – опять пожар, и пуще прежнего полыхало. Новые хоромы тверского князя опять погорели, вместе с ними сгорела крепость и двадцать церквей, а вместе с ними весь город выгорел дотла.

На деревянных стенах кремля, на крытых навесом площадках стояли железные тюфяки, затинные пищали, мортиры, и довольно много было орудий. Не бедствует тверской князь, раз может позволить себе столько пушек. В Москве и то на порядок, меньше пушек, а Московский князь – побогаче тверского будет.

Купец уверенно двигался к посаду за рекой Тьмакой. Эта часть города в летнее время соединялась с остальным городом новеньким мостом. Сразу за ним возвышался за высоким забором двор боярских детей Растопчиных. Два брата погодка Иван и Степан и были теми самыми приятелями Ивана Андреевича, которым купец ссудил серебро на постройку двора. За ужином, когда братья уже были в изрядном подпитии, князь решил попробовать завербовать мужиков, тем более они уже передавали Ивану Андреевичу информацию о ценах на Тверском торгу.

– Это мой вам поминок, – с этими словами Андрей выложил на стол два тугих кожаных мешочка, наполненных серебром. – Каждый год будете получать вдвое больше, если станете служить мне. Тайно. Все, что от вас требуется – это сообщать мне обо всех новостях.

– Согласны, – братья ни минуты не раздумывали, заглянув в мешочки.

– Вот вам пайца. С торговыми людьми будет приходить человек мой, с ним станните передавать грамотки. Надеюсь, грамоте обучены?

– Степан разумеет, – успокоил князя Иван, старший из братьев.

– Вот и славно. Купцу своему я скажу, чтобы вернул вам грамотку заемную. Усадьба ваша, мне ничего не должны. Но если вздумаете предать, то лучше сами удавитесь, не ждите, когда за вами придут, – на всякий случай предупредил Андрей братьев.

Иван Андреевич вернулся поздно ночью. Он встретился с боярами тверского князя Александром и Константином Марковичами. Старший из братьев, Александр, по прозванию Хваст, с довольным видом спрятав за пазуху поминок, пообещал поговорить с молодым князем Ярославом о продаже оружия тверичанам. Младший в свою очередь поговорит с княжьими воеводами Александром Романовичем и Карпом Федоровичем. Константин Маркович вечером сообщил решение Тверского князя. Оружие и брони Тверской князь согласен купить, но, помимо этого, еще требовались порты и конская сбруя, и сами лошади тоже не помешают. Но сделка должна быть тайной.

Днем Андрей посетил Тверской торг, присматриваясь к различным товарам. Овощные ряды изобиловали финиками, изюмом и другими лакомствами. Поторговавшись для порядка, купил туесок грецких орехов, отдав за них полтину. Торговец лакомствами заверил, что орехи высшего качества и в туеске их ровно двести штук. Лука Фомич прикупил себе изюм, на кисточке заплатив за кисточку два алтына и одну деньгу. Сразу за овощным рядом располагался яблочный ряд, где торговцы наперебой предлагали яблоки. Бросив торговцу медную монетку, Андрей получил пару красных яблок посредственного качества. Хорошие яблоки стоили дорого, за пять десятков просили полтину и четыре алтына. Яблоки похуже предлагались по цене десять алтын за сотню, а совсем худые по пять алтын. Но по весне, к вербному воскресенью, как сообщил Лука, цены на яблоки вырастут минимум втрое. Впрочем, к вербному воскресенью цены вырастут на все овощи. Торговцы чутко реагируют на спрос, поднимая цены в потолок. На самые хорошие яблоки цена зашкалит пять рублей за сотню. Теперь понятно, почему князья и бояре разводили целые сады в своих усадьбах. Зачем платить бешеные деньги за то, что можно получить бесплатно?

– Если бояре и князья имеют свои сады, то кто тогда покупает яблоки и собственно, причем тут вербное воскресенье? – Андрей воспользовался случаем узнать новую информацию.

– Церкви берут для наряда на вербу по-разному, но рублей на десять – тридцать покупает каждая. Да народ берет охотно. Вербу-то наряжают в каждом доме, – как само собой разумеющееся сказал Лука.

Потом Андрей в сопровождении Луки и пары ратников бродили по городу, который размерами и богатством превосходил Москву. Купола большинства церквей и храмов ярко сверкали золотым сиянием под лучами яркого солнца. Трудно представить, сколько тон золота ушло на позолоту, но много, очень много. Купола остальных церквей покрыты медью.

При одном из храмов города работала иконописная мастерская, там Андрей прикупил икону Николая чудотворца за пять московских рублей. Сама икона стоила без малого два рубля, остальное серебро пришлось отдать за оклад для нее. Андрей остался доволен покупкой, в Переяславле иконы стоили не в пример дороже, и в свободной продаже их не было, только под заказ. Андрей купил бы еще икон, но больше не было готовых. Андрей оставил заказ на парочку икон и уплатил задаток. На обратном пути придется заскочить в Тверь и забрать готовый заказ.

К вечеру князь навестил Бориса Александровича, тверского Великого князя, мужчину в полном расцвете сил, лет сорока, с волевым лицом и пронзительным взглядом голубых глаз, Андрей вручил тверскому князю свой поминок – пансырь московского дела и серебряный кубок греческого дела с вызолоченными краями, саблю с наведенной золотом елманью . Жене князя, княгине Анастасии, внучке Дмитрия Донского и родной сестре Ивана Можайского, Андрей подарил дорогую шубу с ожерельем из соболей.

Грамота святых отцов освобождала Андрея от всех пошлин в пределах всех княжеств Руси, и казна тверского князя не дополучила приличную сумму. Подарки с лихвой компенсировали убыток князя. Доброе отношение сильных мира сего – тоже денег стоит, причем немаленьких денег. На Руси так всегда было, есть и будет. Правда есть один плюс в этом времени: про коррупцию тут никто не слышал, и бороться с ней не собирался.

В ответ тверской князь одарился, но как-то скромно так: саблю подарил литовского дела без всяких украшений да кинжал игрушечный с искусно украшенным лагалищем , поволоченным черным бархатом и оправленные золоченым серебром: верхний и нижний оковы ножен украшены большими самоцветами.

Купец тем временем обстряпал все свои дела. Среди прочих дел он подрядился на поставку ко двору князя пятисот пудов меди, чем ввел Андрея в ступор. Андрей не представлял, где Иван Андреевич собирается взять столько меди. Купец помялся немного и сказал, что можно сходить в Пермь, там меди много. А цену тверичане дают хорошую – по три с рубля с полтиной за пуд. В Перми же медь дешева, и платить за нее не серебром придется, а хлебом и иными товарами. Проблемы с доставкой меди в Тверь купец не видит, на ладьях перевезет, тем более время есть, медь нужна будет через два года, к тому времени как князь выстроит новый храм, купец успеет смотаться туда и обратно.

Еще подрядился купец на поставку пятидесяти пудов олова, которое собирался купить в Кафе или в Новгороде. Андрей лишь махнул рукой, на словах у купца все ладно получалось, а вот как на деле выйдет, это еще вопрос. Но тысяча шестьсот пятьдесят рублей, которые Иван Андреевич собирался выручить от сделки, на дороге не валяются. Он даже умудрился аванс взять в размере трехсот тверских рублей, теперь хочешь, не хочешь, а придется исполнять обязательства по взятому подряду.

Закончив все дела, снова двинулись в путь-дорогу. Андрей коротал дни в возке. Благо тепло в возке и комфортно. Лука целыми днями спал, зато по ночам глаз не смыкал. Не дай бог налетят лихие людишки или отмороженный боярин какой. Новгородцы также могли шалить. Налетят, людишек посекут и концы в воду. В глуши лесов – медведь прокурор. С разбойниками в Новгороде поступали сурово, и если было кому подать жалобу на татьбу, то разбойных людишек вычислят и поймают, потому ватажки разбойников предпочитали в живых никого не оставлять, в целях собственной безопасности.

От Твери до Торжка шестьдесят верст, домчались быстро. Княжеский обоз разделился, большая часть возов отправились в Новгород, а возы, груженные хлебом, расположились в двух верстах, не доезжая Торжка, и возницы коротали время в ожидании приезда Ивана Андреевича. Заночевали в поле вместе со всеми, поутру купец отправился в Торжок, где долго торговался с новгородскими купцами, которым еще летом обещал доставить хлеб и сбыл почти все зерно по весьма хорошей цене.

Андрей уже немного разбирался в торговле и понимал, что решение купца расторговаться именно в Торжке – не пустая прихоть. Сухопутные пути весьма дорого обходились купцам, сани, груженные под завязку хлебом, двигались крайне медленно, увеличивая дорожные издержки до такой степени, что овчинка не стоила выделки. Если сани нагрузить в половину, то скорость, конечно, увеличится, но тогда сократится прибыль от продажи товара, ведь налог платится с возу, и еще был дополнительный налог с количества людей, сопровождавших купца. Надежды на то, что на заставе не будет сборщика налога, невелики. Хотя, бывало, купец умудрялся проскакивать через заставы, тогда он имел полное право не платить. Но такое случалось крайне редко.

Вот и думай, стоит ли вообще торговать. Потому весь низовой хлеб доставлялся в Новгород речными судами. На один паузок можно загрузить зерна ровно столько, сколько на пять десятков подвод. На ладью и того больше, транспортные издержки летом не– велики и позволяли получать прибыток от торговых операций. Считайте сами, платить четверым матросам или пятидесяти возчикам, а сколько денег уйдет на прокорм, на налог с людишек? Да и кормежка-то за счет купца всегда была.

Через день пути от Торжка на княжеский обоз напали. Дело было ночью, когда все уже сладко спали, утомленные трудным дневным переходом. Сторожи дремали, сидя у прогорающих костров. Изредка, очнувшись от дремы, ратник обходил костры, подбрасывая свежие дрова в огонь. Затем снова садился поближе к огню и продолжал дремать.

Лошади всполошились, учуяв чужаков, но сторожи не обратили на это внимания. Из леса, крадучись в темноте, осторожно переставляя ноги по снегу, двигались люди. В лунном свете наблюдательный человек смог бы заметить, что все они вои справные, в доспехах железных, в руках у кого лук, у кого самострел или короткие сулицы, к поясам пристегнуты мечи. Осторожно ступая, абсолютно бесшумно им удалось подобраться вплотную к телегам, поставленным в круг. Просочившись внутрь круга, они замерли в ожидании команды предводителя. Низкорослый воин в юшмане и мисюрке-наплешнике поднял руку. Стрельцы разобрали цели. По команде вожака разом спустили тетивы луков и самострелов. Охрана обоза безмятежно дрыхла на еловых ветках, наваленных вокруг костров. Повсюду валялись остатки вечернего пиршества, обглоданные кости, рядом с костром на боку лежала пустая бочка, зияя выбитым днищем. На вертеле еще оставалось много мяса. Второго кабана, зажаренного над углями, охранники не осилили, уснули от усталости и сытного ужина, сдобренного большим количеством хмельного. Каленые стрелы и арбалетные болты вонзались в сонные тела, неся мгновенную смерть. Практически бесшумно, разом погибла вся купеческая охрана. Только сторожи приглушено вскрикнули перед смертью, опрокидываясь на спину, ломая древки стрел, торчащих из их спин. Ночную тишину нарушали металлические звуки пробиваемых арбалетными болтами броней. Но лагерь продолжал мирно спать, даже в разбитых напротив костров шатрах никто не проснулся.

Предводитель снова поднял вверх правую ладонь. Стрельцы изготовили самострелы для стрельбы и навели арбалеты на шатры. Вожак резко махнул рукой, подавая сигнал. Пять десятков стрел влетели внутрь шатров. Лучники сделали еще несколько выстрелов. Внутри шатров царила мертвая тишина, не раздалось ни одного стона. Воины с легким шелестом вынули из ножен мечи, готовясь, напасть на беззащитных возниц, как пернатый хищник на голубя.

В голове предводителя зашевелились сомнения, слишком уж все легко у них получилось перебить всю купеческую охрану, никто пискнуть не успел, даже задремавшие сторожи, получив стрелу в спину, молча, опрокинулись назад. Назад? На спину???

Ватаман повернул голову к кострам, пытаясь разглядеть убитых. Что-то неуловимо изменилось. Сторожи лежат не совсем там, где упали, а тела их сместились ближе к кучам хвороста у костров и наваленных охапок сена. Дальше вожак не успел додумать свою мысль. Ноги его обхватила веревочная петля и резким рывком его опрокинули на снег. Краем глаза он успел заметить, как высоко вверх взметнулось пламя костров от подкинутого покойниками в огонь хвороста, он услышал характерные щелчки спуска тетивы самострелов и последнее, что он увидел – метнувшуюся к нему с воза стремительную тень. На его голову обрушился удар, и сознание покинуло вожака шильников.

Пламя костра освещало сидящих вокруг него людей. Прохор, натянув на себя овчинный тулуп, опустошил до дна винную лядунку и старался согреться у ярко пылающего пламени. Рядом с ним по правую руку сидел боярский сын Федор в своей простреленной горностаевой шубе, Федькины зубы отбивали чечетку, вызывавшую веселые шутки собравшихся за огнем ратников. Лука Фомич дождался, когда смех, вызванный особо удачной шуткой урмана Данилы, поутихнет, ободряюще хлопнул покрасневшего от смущения парня по плечу и предостерегающе поднял руку. Тут же установилась полная тишина, лишь треск потрескивающих дров отчетливо слышался в ночи.

Большинство шильников погибли, сраженные насмерть арбалетными болтами спрятавшихся под возами ратников. Хитрость удалась на славу. Булат еще днем приметил, что за движущимся обозом тайно наблюдают. Трудно сказать, сколько шильников скрывалось в лесу, потому Булат с Лукой придумали хитрость. Вариант переть буром на врага даже не рассматривался. Кто знает, чем вооружены разбойники? Даже если это просто окрестные тати, то все равно реально могут положить из луков с десяток другой воинов. Вооруженные столкновения в лесной чаще всегда проходили по одному сценарию: устройством засады, где преимущество всегда на стороне нападающих. Андрей сильно рисковал, соглашаясь на авантюру Булата, но иного варианта придумать никто не мог. Данила горячо поддержал план, предложенный хитрым татарином, и задвинул пламенную речь в поддержку Булата, любовно поглаживая древко своего бердыша.

Боярский сын Федор лежал под возком. Перед ним заботливо укрытый тряпицей лежал взведенный самострел. Шубный кафтан не полностью спасал от холода, шубу пришлось снять у костра. Федьке понравилась кукла, которую он любовно смастерил из всякого подручного материала. Нахлобучив на куклу свою шапку, парень приделал отрезанный конский хвост под шапку. В темное ночи и не разберешь, что это кукла, а не сам Федор почивает на еловых ветках. Кольчугой пришлось пожертвовать для большего правдоподобия. Кольчужный рукав торчал из-под медвежьей шкуры, которой Федька заботливо укрыл своего двойника. Все давно готово. Спектакль отыграли как по нотам, с громкими песнями и пьянкой. Оставалось только ждать появления ночных татей, а то, что они придут, Федька не сомневался. Он привык доверять старшим товарищам. Сказали залечь и ждать, вот он и ждет, не обращая внимания на пронизывающий все тело адских холод.

Ждать пришлось долго. Но заслышав скрип снега под ногами разбойников, Федор подобрался, стараясь не дышать. Шильники медлили. Вот они стали просачиваться за возки и обмениваясь жестами, занимали позиции для стрельбы. В тишине раздались сухие щелчки. Арбалетные болты нашли свои жертвы. Жалко попортят вражины стрелкой медвежью полсть и шубу, надо было не выпендриваться, а одеться по-нормальному, как все, в овчинные тулупы. Стрельцы повторно разрядили свои самострелы в шатры. Федор выжидал, ожидая знака – подкинутого в костер хвороста. Федька так никогда еще не волновался, что даже чуть было не проворонил сигнал, но сумел спустить окоченевшим пальцем крючок на самостреле. Арбалетный болт вошел точно в затылок ближайшего шильника в кольчуге до колен и медной шапке на голове, тот упал боком, и Федька успел заметить торчавший изо рта покойника окровавленный клювик болта.

Парень шустро выполз из-под возка, держа в руке саблю. Слева от Федьки на снегу барахтались татары. Они получили строгий приказ взять живьем нескольких ночных татей. На утоптанном снегу они разложили свои арканы, присыпали снежком, а по команде опрокинули на снег попавшихся в силки шильников. Кулчук, зараза такая, словил разбойничьего ватамана, вон рожа довольная какая. Все это промелькнуло перед взором боярского сына за мгновение, но не смогло отвлечь его от главного. Шестеро стрельцов остались живы, и сдаваться не собирались, отбросив бесполезные самострелы, мужики взялись за мечи. Справа тоже слышался шум схватки, там Данило засел на возке, спрятавшись под рогожей. Федька отбил удар меча своей саблей, но замершие руки не слушались, сабля отлетела прочь. Федька привычно бросился под ноги противнику, этот прием не раз спасал ему жизнь. Обхватив ноги шильника, резко дернул на себя, чувствуя, как сталь вспарывает левый бок. Резкая боль придала ему силы, взгромоздившись на упавшего на спину татя, Федька запустил свои негнущиеся пальцы ему в лицо, погружая их глубоко в глазницы. Мужик взвыл нечеловеческим голосом, ударил Федьку навершием меча в висок, но шелом погасил силу удара.

Но все равно Федька чуть было не потерял сознание, одернул окровавленную руку и вцепился крепкими молодыми зубами в нос шильника, с силой сжал челюсти, с хрустом откусывая плоть. Шильник сразу же обмяк. Федька встал, тряся головой, выплюнул изо рта откушанный нос шильника и со всей злостью пнул поверженного разбойника.

Рядом все было закончено. За шатром громко раздавались крики недовольного Луки Фомича. Данило слабо протестовал, но послышались звуки затрещин, и голос урмана резко смолк. Федька решил посмотреть, чем так остался недоволен воевода. Лука Фомич продолжал буйствовать, перед ним навытяжку стояли Митяй, Прохор и Данило. Все войны испытанные и уважаемые. По жизни они никого так не боялись, как своего воеводу, даже князя не боялись. Подчинялись князю Андрею беспрекословно, но не боялись. Только один человек наводил на них ужас – бывший ватаман ватажки разбойников, а ныне княжеский воевода, боярский сын Лука Фомич.

За стоящей навытяжку троицей лежали разрубленные тела разбойников. Лука Фомич глядя на урмана, выговаривал мужикам за испорченные доспехи. Видимо отличился только один Данила, остальные попали под горячую руку за промахи из самострелов. Данило, по сути, исправил ситуацию, пока новгородцы вылезали из-под возов, он своим бердышом располовинил шильников, не задумываясь о последствиях. Резонно полагая, что делить шкуру неубитого медведя глупо, Данило порешил всех медведей, как умел. А умел он только так, он ведь в этом не виноват, так его папа научил обращаться с секирой, и переучиваться Данило не намерен. А если Луке жалко доспехи, то он может их забрать себе и засунуть сам знает куда. Приблизительно так отреагировал урман, когда ему надоело слушать вопли воеводы, за что тут же получил крепкую затрещину.

Масло в огонь подлил Кулчук, на веревке притащивший главаря шильников. Пинком, уронив связанного воина под ноги урману, Кулчук весело заявил, что глупые урусы сначала порубят всех врагов на части, а потом думать начинают, а стоило ли всех мочить? Вот он, Кулчук, не только доспех добыл, но и живой товар сохранил почти не попорченным, наливающийся синяк под глазом шильника и выбитый зуб не в счет.

В ответ на такую наглость сорванца, Данила взвыл, бросаясь на парня. Ловкий татарин легко и изящно уклонился от взбешенного урмана и резво побежал от него прочь. Данила бросился за обидчиком вслед, на ходу, ругаясь на родном языке. Но догнать парня не сумел. Веревочная петля опустилась ему на плечи, резкий рывок опрокинул норвежца на снег. Ахмет появился, как всегда вовремя, следя, чтобы ничего не случилось с его подопечным. Данила встал, освободился петли, ворча себе под нос, отряхнулся от снега и зашагал обратно к прячущим улыбки мужикам.

–Что вызнал, Лука? – спросил Андрей своего воеводу, когда тот вернулся после допроса пленных.

– Ничего хорошего, – Лука Фомич тяжело вздохнул. – Шильники ничего не знают. Разбойничают на дороге уже пять лет. Ничего интересного они не сказали, логово свое разбойничье выдали. Не сразу, но выдали.

– А что атаман говорит?

– А он ничего уже не скажет.

– Убили что ли?

– Жив он, живехонек, но сказать ничего не сможет, – Лука покачал головой. – Крепкий мужик попался. Не углядел я.

– Да что случилось? – забеспокоился Андрей.

– Язык он себе откусил.

До Андрея не сразу дошел смысл сказанного. Понимая, что не выдержит пыток, главарь разбойников сделал единственное, что смог в его положении. Лишил себя языка. Сам. Себя. Лишил языка!

– Не все так плохо, – воевода поспешил успокоить князя, видя, как расстроился его господин. – Товарища мы его взяли. Так он сказал, что ватаман служил новгородскому боярину. Кому, то уже не узнать. Но помнится, видел я этого ватамана на дворе новгородского боярина Григория Кирилловича Овинов. Еще был посыл из Новгорода. Прибыл он вместе с татарином, который опознал тебя. За твою голову дал татарин по рублю новгородскому каждому шильнику и после учиненного разбоя еще обещал дать двупотомуж.

– Это что меня татарин заказал?– откровенно опешил Андрей.

– Чего? – не понял Лука Фомич.

– Голову мою говорю, оценили дешево, – сердито буркнул раздосадованный новостью Андрей.

– Ну как сказать, – воевода невольно улыбнулся. – Сто пятьдесят рублей – деньги огромные. Я Булата с Кулчуком отправил коней привести, они тут недалеко. А Кузьма, Даниил и Митяй отправились в волчье логово. Прошка с ними увязался.

– Вчетвером пошли? Не мало ли людей? – озаботился князь.

– С ними холопы Кузьмы пошли, и своих архаровцев я с ним отправил. Справятся. Там всего пяток шильников остались. Что с татями делать будем?

– Концы в воду прятать надо, – задумчиво сказал Андрей, лихорадочно соображая, чем ему еще обернется убийство царевича.

Андрей не мог предположить, что его слова будут поняты буквально. Через час Лука доложил:

– Все, спустили всех.

– Кого спустили? Куда спустили? – Андрей ничего не понимал.

– Шильников, как ты сказал, утопили, спустили под лед.

– Тьфу, – в сердцах сплюнул князь. Думать надо, что говоришь. Все буквально понимают мужики.

 

Глава семнадцатая

НОВГОРОДСКАЯ ТОРГОВЛЯ

Древний Новгород походил на огромный улей. Это по праву самый большой и красивый и чистый город на Руси. Москве до Новгорода было далеко. А Переяславль резанского князя, что провинциальный городок по сравнению со столичным мегаполисом.

Остановились на подворье Гаврилы, старшего брата Луки. Весь свой товар свезли на Русский двор. Торговля на дому, как и хранение товара в снятых подворьях, строго запрещена. Оно и понятно, городским властям так легче контролировать количество проданного товара и собирать пошлины. Оставив возниц и приказчиков складировать товар в огромные амбары, сами отправились к Гавриле, брату Луки Фомича, в его небольшую избушку. В тесноте, да не в обиде, тем более что Андрей распустил пришедших с ним новгородцев попроведать родственников. Лишь татары носу не казали из дома.

В первый же день по приезде в Новгород между Гаврилой и Андреем состоялся важный разговор. Гаврила предложил свои услуги в качестве посредника. Иностранные купцы ведут торговлю круглый год. Зимой одни, летом другие. Главное, импортным купцам запрещено торговать в розницу и скупать товар у местных крестьян. Вся торговля завязана на купецких сотнях. Самая влиятельная и богатая – 'Ивановское сто'. Продавать свой и покупать импортный товар Андрею придется у купцов сотни, а это очень не– выгодно. Если Андрей вздумает торговать напрямую, то это не получится. Соглядатаи у Великого Новгорода есть везде, мигом сообщат куда следует. Наказание строгое, для немцев – конфискация имущества, для Андрея – утопление в Волхове. Жестоко, однако.

– Что предлагаешь? – коротко спросил Андрей.

– В купцы хочу податься, – честно признался Гаврила.

– А возьмут? – в уме Андрей уже прокручивал вариант открытия филиала торгового дома в Новгороде.

– Взять-то возьмут, где серебро взять, чтобы взяли, – трагически вздохнул Гаврила.

– Ты не ходи вокруг да около, дело говори! – строго прикрикнул на брата Лука Фомич.

– Погоди, Лука, – остановил своего воеводу Андрей. – Много ли нужно серебра?

– Пятьдесят гривен!

– Ну, это немного, – усмехнулся Андрей. – У меня конь дороже стоит.

– Так ить твой конь не простой, – смело возразил Гаврила, вытирая пот со лба, – Твоего коня на вотчину боярскую обменять можно али две сотни простых комоньков купить.

– Ты будешь обсуждать стоимость моего коня или дело хочешь предложить? – Андрей начал терять терпение от нерешительности собеседника. – Сколько нужно серебра?

– Пять десятков в сотню отдать за вступление, – начал перечислять Гаврила, старательно загибая пальцы, – два десятка на храм пожертвовать. Сукно ипское дать тысяцкому. Пошлину уплатить медом.

– Значит так, – Андрей пружинисто поднялся.

Следом за князем встали со своих мест Лука Фомич и Иван Андреевич. В моменты важных решений, Андрей не мог усидеть на месте, вот и сейчас он размеренно мерил широкими шагами небольшую комнату, обдумывая, как ему лучше поступить в свете новой информации. Ивана Андреевича корить не за что, ему бы и в голову не пришло, обосноваться в Новгороде, у купцов прописка в родных княжествах крепко привязывала их к своему государю. До филиалов тут еще не додумались.

– Значит так, – повторил Андрей. – Серебро тебе даст Иван Андреевич столько, сколько нужно будет. Оформляйся в купцы. Только по-быстрому. Подворье купишь новое, место присмотрите удобное, чтобы было поменьше чужих глаз. Если рядом соседи будут, откупите подворье. Серебра не жалейте. О том, что мне служишь, никому ни слова! За службу свою получать станешь жалованье. О сумме с Иван Андреевичем столкуешься.

– Благодарю, государь,– Гаврила низко поклонился.

Жизнь в городе Переяславле, как и в Москве, начиналась спозаранку. Когда Андрей проснулся, то Гаврилы с купцом уже и след простыл. Ушли вручать поминки, кому следует, заплатить взнос за вступление в торговую гильдию. Лука отправился продавать лошадей, заверив государя, что когда придет время отправляться домой, то лошади у них будут. Откуда только они появятся, он не уточнил, лишь усмехнулся в ответ на вопрос. Кузьма также нашел, чем заняться, взяв с собой три возка, уехал за железом и укладом.

Гаврилы с Иваном Андреевичем не было целый день, к вечеру младший брат Луки Фомича поменял свой социальный статус, перейдя из разряда житьих людей в разряд купцов пошлых, благо социальные лифты в Новгороде работали.

Одна приятная особенность особенно радовала Гаврилу, он становился купцом потомственным, подрастающие дети Гаврилы, по праву рождения будут записаны в купецкую гильдию. Иван Андреевич тем временем подсчитывал барыши, которые можно будет получить на сокращении выплаты пошлин. С новгородцев ведь брали пошлины в гораздо меньших размерах, но за членство в гильдии приходилось платить особые пошлины. Брали эти пошлины медом и сукном.

Теперь, Иван Андреевич именем Гаврилы по праву мог оптом покупать товар напрямую у Ганзы. Одновременно с переговорами о вступлении в гильдию мужики сторговали подворье с большими амбарами и сразу же откупили подворье соседа, будет теперь куда товары складывать.

Прежде чем идти на двор к ганзейцам, Андрей прослушал лекцию об особенностях торговли Новгорода с импортными купцами. Что можно, а что нельзя делать. Особый интерес у Андрея вызвала валюта международной торговли. Но все оказалось просто. Все импортные монеты интересовали новгородцев только как вес. Они одно время имели хождение в Новгороде, в частности любекские монеты, но потом Новгород отказался от импортной монеты, начав собственную чеканку. Новгород не член Ганзы, а для вступления в Ганзейский союз требовалось принять импортные монеты в качестве основного средства платежа. Но что-то там не заладилось, московский князь надавил ли или сами лучшие люди Новгорода одумались, но все осталось по-прежнему, Новгород сам по себе, а Ганза отдельно.

Торговать в Новгороде – то еще удовольствие. Для Андрея путаница в денежном счете – головная боль номер один. Привычный к современному денежному счету в привычной системе, Андрей постоянно путался в счетно-весовой системе Европы и Руси.

В Новгороде торговали в основном бартером, ганзейцы не любили платить серебром, в отличие от Ливонского ордена, приказчики которого расплачивались только серебром.

Итак, при торговых операциях имели хождение несколько европейских валют: фландрские ливры и любекские, прусские и рижские марки, английские нобели и рейнские гульдены.

Курс обмена зависел от содержания серебра в монетах. Новгородский рубль приравнивался к двум любекским маркам и двадцати восьми шиллингам. Отношение к рижской марке у рубля чуть иное: рубль приравнивался к трем рижским маркам и двадцати восьми эрзе. Курс новгородского рубля к фландрскому ливру – один к одному, а к прусской валюте – рубль равнялся девяти маркам. Рубль также приравнивался к трем английским золотым нобелям. А еще импортные купцы расплачиваются литовскими рублями и рейнскими гульденами.

Особенно напрягало наличие в русских рублях двухсот денег. Причем в новгородском рубле монет чуть больше, но московский рубль по весу был в два раза легче новгородского. Полтина у новгородцев – это половина новгородского рубля, и она приравнивалась к московскому рублю. Следовательно, вес московских монет в два раза легче новгородских. Две деньги московских равнялись трем татарским дирхемам, которые также имели хождение в Новгороде.

Рубль – это не монета. Это весовой счет эквивалента товара в стандартном слитке серебра. Рубль как весовой счет используется для оптовой торговли, кстати, импортные купцы называют наш рубль 'штюкой' и довольно часто расплачиваются нашими рублями. Рубли к ним попадают скорее всего через русских торговцев в Риге и Ревеле.

Новгородские бояре – все сплошь оптовые торговцы. Оптом покупают товар, оптом же продают. В розницу идет лишь небольшая часть товаров. Для мелкой торговли применяют разменную монету, в которой ощущается большущий дефицит.

Лет пятнадцать назад Новгород стал бить собственную мелкую монету. В уплату за товар новгородцы принимали также московские деньги, тверские, удельных князей, 'союзные' деньги и, конечно, татарские. Если на весы бросить двести московских денег, которые считаются монетой, а не денежным счетом, а на другую половинку весов положить слиток серебра, считающийся московским рублем, то можно увидеть разницу – вес монет в денежном счете намного меньше весового рубля! Объяснение этому простое – серебро от времени стирается и монета теряет в весе. Здесь ухо нужно постоянно держать востро, иначе прогоришь и по миру пойдешь. Но Андрей не собирался сам торговать, для этого у него был профессионал в деле торговли.

Только теперь до Андрея дошло, на чем новгородские бояре делают капитал – меха скупают на мелкие монеты, а перепродают ганзейцам на весовой счет и уже рассортированный. Сортов же белки – великое множество. Мех тщательно сортируется, связывается в пучки по пятнадцать штук и упаковывается в бочки. Обычно в одну бочку вмещалось от шести до восьми тысяч шкурок четырех-пяти разных сортов. Бочка продавалась оптом. Разные сорта меха стоят по-разному: от одиннадцати до двадцати рублей за тысячу. Отсюда и прибыль баснословная получается.

– Иван Андреевич, скажи мне я платить татарский выход должен монетой или весом? – однажды спросил боярин своего купца.

– Можно монетой, но по весу, – степенно ответил купец.

Полученная информация заставила Андрея по-новому взглянуть на сумму татарского выхода. Все тут помешаны на 'старине' – значит изначально 'выход' татарам рассчитывался из веса серебра. 'Тысяча' серебра весила, что сейчас, что сто лет назад, ровно берковец – десять пудов. Андрей усмехнулся своей глупости, раньше он наивно считал, что семь тысяч серебра выплачиваемые татарам в виде 'выхода' только с Московского княжества – тьфу, пустяк. Теперь все выглядело иначе. Больше тонны серебра только с собственно Московского княжества! А еще есть выход с Великого княжества Владимирского, с которого 'выход' считался отдельно от Московского, ибо Московское княжество теперь наследственный улус Московского князя, а Владимирское княжество – дача царя ордынского. Плюс выход с Новгорода, с княжеств Резанского и Тверского. Эти княжества платят не напрямую в Орду. Московский князья давно взяли сбор налогов на откуп у ордынских царей.

Система откупов в Орде развита необычайно широко. Она выгодна всем. Царь получает деньги сразу, а сборщик 'выхода' потом выкачает с населения все, что можно. А может, и не выкачает – тогда прогорит. Вот евреи, которые подвизались брать откупа, Русь стороной стали обходить. Все восстания населения Руси против татар происходили, когда приходил на Русь такой еврей-татарин и драл три шкуры с крестьян. Но потихоньку Московские князья устранили конкурентов по сбору выхода, как Ордынских, так и своих соседских.

Выгодное это дело – откуп. Собираешь налоги по полной, а платишь, как договоришься. С Мамаем так совсем москвичи обнаглели. Поставили ультиматум, или платим меньше, чем обычно, и до кучи прощаешь нам недоимки за прошлые года, или фигу с маслом получишь.

Мамай оказался крайне стесненным в средствах, потому что война дело дорогое, а все войско у татар получало денежное жалование (да, да, и еще раз да). Генуя, пользуясь случаем, добилась снижения своего 'выхода', а вдобавок Московский улусник Димка оборзел в конец. Или снижай сумму выхода, или иди лесом, заявили бояре московского государя послам татарского темника. Пришлось Мамаю скрипя зубами договариваться с Москвой, но аппетиты Димы росли не по дням, а по часам, и 'выход' все больше и больше худел. Московское серебро для Мамая было очень важно, Диму надо было примерно наказать. Что из этого получилось, известно.

Чтобы продать что-то или купить что-либо у импортных торгашей, нужно было побегать. Весовой товар сначала осматривался покупателем, потом взвешивался на Новгородских весах, тут же платилось 'весчее'. У Ганзейцев сукна тоже опломбированы. Если пломба сорвана, то продавать такое сукно им не разрешалось. Если товар весь продан, то гости обязаны покинуть Новгород не мешкая. Кстати, количество продаваемых товаров ограничивалось суммой в одну тысячу марок серебра. Если купец привозил товару на большую сумму, то его ждала конфискация излишнего товара. Вот такие не– хитрые правила торговли действовали в Новгороде.

Гаврила сговорился с Любекским купцом обменять пушнину и воск на ткани. Услугами маклера, русские старались не пользоваться. Торговец из Любека, дородный мужчина с отекшим лицом и ярко-красным носом был сама честность. Воск больше меры не ковырял, убедился, что товар добрый и забрал все, что было предложено.

– За девять тысяч воска я дам тебе три терлинга сукна из Сент-Омера: пятнадцать красных за сто восемьдесят три марки двадцать один шиллинг, семнадцать зеленых обрезных по одиннадцать марок четыре шиллинга кусок, пятьдесят кусков керсей , за них сорок марок, за все.

– Марки Любека? – поинтересовался Иван Андреевич, до этого скромно стоявший рядом с Гаврилой.

– Любека, – с готовностью подтвердил торговец.

– Длина постава пятьдесят локтей ? – уточнил Гаврила, пока Иван Андреевич на листе бумаги производил подсчеты и конвертировал любекскую марку в рубли.

– Сорок восемь, – уважительно ответил продавец зная.

– Не пойдет! – заявил купец, закончив расчеты.

– Отличное сукно! – загорячился любекский торговец.

– Добавить бы надо, – твердо стоял на своем Иван Андреевич. Воск у нас ярый , – рублей десять добавь.

– Так там на обертку три куска ушло, так и быть забирайте.

– Мало, – заупрямился Гаврила, внимательно наблюдавший за спором.

– Марку весом могу дать еще, – уступил ганзеец.

– Мало. Три давай, – быстро отреагировал Гаврила, под одобрительным взглядом Ивана Андреевича.

– Марку и три нобеля , – в свою очередь сделал предложение ганзеец.

– Семь, – Гаврила был непреклонен, пытаясь выжать из ганзейца максимум.

– Четыре. И это мое последнее слово.

– По рукам, – согласился Иван Андреевич.

Купцы ударили по рукам и отправились взвешивать воск. Взвесив проданный воск на новгородских весах, и после взвешивания поставили на кусках и кругах вощеную печать Великого Новгорода и личный знак купца-продавца воска, потом взвесили серебро и золото, тут же заплатили полагавшиеся по закону налоги. Гаврила отдал по алтыну с каждого рубля. Ганзеец заплатил меньше – три пфенинга с круга .

Вообще-то Ганзейские купцы – настоящие прохиндеи. Честной торговлей в Новгороде и не пахло. Заморские гости все норовили обдурить русских купцов. Воск им понимаете, не нравится. Вообще-то новгородцы сами виноваты, мелкие торговцы в Ревеле и Риге пару раз подсунули в воск кирпичи для веса, поимели свои жалкие гроши, а ганзейцы уцепились за нечестность русских и ловко обратили эти два прискорбных случая в свою пользу. Они так наловчились покупать воск, что в своей наглости отколупывали здоровенные куски воска. Разумеется, все, что наколупали, на весы не попадало.

Три часа кряду ругались, мирились и снова торговались купцы. Пока меха продали, семь потов сошло. Приказчики Рижан Изволта и Сассенберга купили белку на семьсот любекских марок каждый. Торговый агент Ревельского купца Готшалка Ханенполя приобрел мехов на пятьсот любекских марок и сделал заказ на доставку в навигацию еще трех бочек пушнины. Торговый представитель купца из Ревеля Иоганна Олдендорпа купил десять бочек пушнины, а это больше шестидесяти тысяч шкурок. Высокий тощий мужчина с изрытым оспинами лицом и с типичным немецким именем Ганс долго торговался и все-таки купил оптом бочку с семью тысячами шкурок белки. С торговыми агентами вести бизнес было приятней, чем с самими купцами. Купцы настоящие скряги, торговались до последнего, пытаясь снизить цену. Торговые агенты вели себя иначе. Поторговавшись для виду, платили ту цену, которую просил Иван Андреевич. По совету Андрея, прекрасно знавшего честность импортных людей, купцы заранее встретились с каждым торговым агентом за чаркой меда и каждому вручили поминок в виде шкурки соболя. После таких подарков торговые агенты честно платили по самым честным ценам, установленным русскими купцами.

Иван Андреевич с Гаврилой отчаянно торговались, постепенно снижая цену, немецкий купец Арнд платил чистым серебром, а раз так, то можно пойти навстречу человеку. Серебро решило дело. Бартер – дело хорошее, но серебро – лучше.

Андрей остался доволен сделками купцов и покинул Немецкий двор, когда торг дошел до бобров, бобровых шкурок и бобровых брюшек, которые также отличались дорогой ценой, а еще оставались шкурки рысьи, ласки и ее выметков, норки, выдры, горностаи по цене рубль за сорок и дорогие куницы по пяти рублей за сорок шкурок. Хитрый купец не говорил торговым партнерам, сколько у него припасено пушнины, ежедневно являясь на Немецкий двор с новыми партиями меха и еще намеревался договориться с орденскими приказчиками, те платили за пушнину чистым серебром, в отличие от ганзейцев, которые традиционно предпочитали бартер. Тысячу шеневерка или анигена они легко меняли на четыре постава доброго ипрского сукна.

Значительно дешевле продавалась клязьменская белка, которую немцы называли 'клязмес'. Сорта 'клязмес', как и московской белки, у купца скопилось много, именно такими белками в основном расплачивались за товары в Москве. Эти шкурки ценились почти как 'онежские' из-за короткого и тонкого меха. Ревельский купец покривил рожу от заломленной цены и все-таки купил эти меха. Забрал оптом две бочки, в одной шесть тысяч шкурок, в другой восемь тысяч. Рассчитался купец за меха ипрским сукном голубого, зеленого, красного, коричневого, черного и персикового цветов. Он дал честное слово, что сукно настоящее, не английская подделка. Также в уплату за меха отдал купец скарлат – красное сукно из Гента и Генуи и несколько поставов поперингского сукна, которое успешно конкурировало по качеству с ипрскими тканями. Итальянский скарлат на поверку оказался фландрским, только прежде чем добраться до Новгорода, он сначала попал в Италию, где был покрашен в красный цвет, затем доставлен обратно в Брюгге и переправлен в Ревель, а оттуда уже в Новгород.

Итого прибыток в среднем вышел сам-шесть на скорах всех сортов. Если бы Андрей не видел собственными глазами горы серебра и кипы сукна, то никогда бы не поверил в подобное. Новгородцы держали в ежовых рукавицах всю европейскую торговлю русскими мехами! Импортные купцы, если имели навару с перепродажи в тридцать процентов, то были счастливы, а тут, сидя в Новгороде, Иван Андреевич поимел все шестьсот процентов! Правда на сукне заморские гости имели стопроцентный навар, но на перепродаже сукна Иван Андреевич поимеет не менее, если не больше!

На лисах и зайцах прибыток вышел сам-четыре, а соболя купец продал по пятнадцать рублей за 'сорок', а некоторые соболиные шкурки Иван Андреевич умудрился продать даже по рублю за штуку. На взгляд Андрея, особой разницы в соболиных мехах не было, но покупатель, немец Арнд, особо о цене дорогого товара не спорил и платил столько, сколько просили, видимо, понимал толк в мехах или знал, что соболя подобного качества в эту зиму ему не найти.

Триста соболиных шкурок, взятые князем в литовском походе, продать полностью нереально, Иван Андреевич и не собирался, он взял с собой в Новгород на продажу всего лишь три сорока соболиных шкурок разного качества и даже не надеялся продать все: товар-то страшно дорогой и не пользовавшийся массовым спросом в Европе. Дорогие соболиные меха ганзейцы брали в очень малых количествах, зато белку скупали десятками тысяч. Этому было простое объяснение. На Западе строго регламентировалось, что можно носить крестьянину или горожанину, а что нельзя. Потому лиса, белка, заяц – это товар массового спроса, а горностай, куница и соболь – это уже роскошь и символ высокого социального статуса.

Андрей даже всерьез подумывал о морском разбое. Если корабль перевозит в среднем тридцать бочек с мехами, а это не меньше двухсот тысяч шкурок, то предприятие 'морские разбойники' будет весьма и весьма прибыльным. Помимо мехов, обычно на кораблях еще другие грузы есть, например, воск. Если придумать, как незаметно легализовать большие партии меха и воска, то вполне стоит подумать над карьерой корсара.

Прибыток от торговых сделок получился очень приличный, только серебра получили больше шести пудов в слитках и разной монетой. Жалко только, что на Руси импортные шиллинги, пражские гроши, пфенинги, скуди, гроты, лобцы (любекские динары) теряли свой платежный статус и шли на переплавку в слитки. Помимо серебра, еще удалось выменять четыре дюжины золотых монет: английских корабликов, рейнских гульденов, турских ливров и угорских золотых.

В итоге, помимо золота и серебра, путем купли, а в основном мены Иван Андреевич приобрел десять штук (поставов) красного ипрского сукна и две дюжины поставов темно-синего и иных цветов. Правда, уже потом на Москве выяснилось, что два из них – подделка под ипрское сукно, но отличного качества.

Если перевести стоимость одного постава сукна на русские рубли, то оптовая цена самых дорогих поставов скорлата и ипрского сукна составляла от пяти до пятнадцати рублей, в зависимости от качества и сорта сукна. Немало важную роль в ценообразовании играло качество покраски сукна. На Москве и Резани товар пойдет в продажу с наценкой в триста процентов. Самое качественное ипрское сукно уйдет за тридцать рублей постав.

Томасского сукна , которое очень ценилось наравне с ипрскими сукнами, закупили семнадцать поставов. Не самое дорогое сукно, но и не из дешевых. В основном покупают такое сукно зажиточные горожане и крестьяне.

Турнейские сукна , также популярные в среде горожан, обошлись купцу от двух до четырех рублей за постав. Их закупили три дюжины штук.

Сукно из Сент-Омера набрали аж шесть десятков поставов, по два рубля постав. Это сукно для тех, кто победнее. Кумского сукна набрали три дюжины штук, хорошее сукно и недорогое. Чуть ниже качество русселерских сукон , но Иван Андреевич набрал их четыре дюжины, они дешевле кумских и тоже хорошо продаются. Еще взяли пять дюжин поставов 'аррасса' , в основном двойного.

Поперинговые сукна , или как их на Руси называли – новогонковские, самые дешевые, обошлись по рублю за постав. Сотню поставов новогонковского сукна легко обменяли на воск.

Несколько поставов 'капеляков' – ахенского сукна черного цвета взяли для продажи в монастыри. Духовные лица с удовольствием употребляли импортные черные сукна, хотя монастырские уставы неодобряли ношение платьев из немецкого сукна, требуя употребление обычного домашнего сукна в обиходе.

Из самых дешевых тканей набрали полторы сотни поставов грубой, гладко сотканной, похожей на сукно английской кирсейской материи. Самые дорогие из них белого цвета. Крашенные отчего-то стоили вдвое дешевле. За всю партию отдали воском, но по цене они получились самые дешевые: сорок пять рублей за всю партию из ста пятидесяти штук. Купец заверил, что крестьяне и горожане мигом разберут ткань, еще татары хорошо покупают этот сорт материи, похожей на сукно, ткань очень походила на материал, из которого потом, лет через пятьсот, будут шить солдатские шинели.

Помимо перечисленных, накупили еще с полсотни поставов всяких разных тканей из польских городов. Ассортимент тканей в Новгороде очень и очень широкий, рассчитан на разного потребителя, от простого крестьянина и горожанина, до князей и бояр.

Шелковые ткани тазиков поменяли на испанские, французские и рейнские вина в бочках. Самое интересное, что шелк продавали не на локти, а на вес. Двадцать больших бочек сладкого красного вина обошлись в восемьдесят московских рублей. С большим удивлением, Андрей обнаружил среди всего предлагавшегося ассортимента вино в амфорах. Емкость амфор – литров пятьсот, не больше. Стоит вино относительно дешево, не дороже французских или рейнских вин. Оказалось, что это вино с черноморского побережья, привезенное из далекой Кафы . Всего же по настоянию Андрея купец вынужден был закупить тридцать три бочки вина и шесть амфор – это все, что было на торгу. Вино ганзейцы не разбавляли, за махинации с вином, им грозила конфискация имущества и огромный штраф.

Мед продали самим новгородским боярам по очень хорошей цене. Воск купец сбыл весь, но потерял процентов пять-шесть, в результате махинаций ганзейцев на колупании воска. Потерял бы купец и больше, только отработанным годами махинациям импортных торгашей, Иван Андреевич противопоставил русскую наглость, приказав холопам подбирать самые большие куски воска, которые прохиндеи отколупывали в надежде, что на весы они не попадут и останутся те куски жуликам.

Князь разговорил одного немецкого приказчика, тот, получив серебро, честно признался, что на продаже ткани импортные купцы имеют сто процентный навар, да еще на мехах и воске крутят процентов десять-тридцать. На вине накрутка составляла больше трехсот процентов. Но вина много не везли, иначе цена упадет. Смешно, но все импортные вина из Франции, Испании, Италии ганзейцы называли отчего-то русскими. Ну да бог с ними, русские – так русские. Лишь бы возили побольше. Имея такого друга как Костя Маслов, сколько ни купи вина, все мало будет. Вот только бежать за новым бочонком далековато, аж в сам Новгород.

Уже потом, за ужином, Иван Андреевич поведал, что ганзейцы очень осторожны в покупке мехов. Бывали в Новгороде случаи подделки пушнины. Это когда зверя бьют в неурочное время, а потом выщипывают волоски. Отсюда и разговоры о поддельных мехах.

Андрей посетил все храмы, что были поблизости. Церквей в Новгороде великое множество. Андрей взял за правило посещать службы и, как заправский атеист, вдруг уверовавший в бога, был истов в молитвах. Кузьма с Афоней составили Андрею компанию в религиозном паломничестве. Князь даже и предположить не мог, что два этих душегуба столь религиозны. Афанасий поставил пудовую свечку за упокой своей погибшей жены и заказал и отдал все имеющиеся у него деньги за поминовение своей погибшей семьи. Душа русского человека не поддается научному объяснению. Человек бережет каждую монетку, не тратит деньги, во всем ограничивая себя, и потом отдает все накопленное церкви на помин души погибших. Парадокс, да и только.

Из религиозного экстаза Андрея вывел Лука. Целую неделю боярский сын где-то пропадал, как подозревал Андрей, бражничал с друзьями-товарищами.

Лука заговорщически сообщил, что новгородские удальцы собираются на немцев сходить и над ними промышлять, сколько Бог помочи подаст.

Андрей усмехнулся. Дело-то знакомое. Но Новгород Великий тут не причем, Лука хитро подмигнул князю. Дело частное, можно сказать, семейное. Немцы обидели ненароком новгородца, отобрав у него движимое имущество в виде пары телег запряженных лошадьми и груженных под завязку товаром. Вот добрые люди и хотят помочь пострадавшему компенсировать убыток. Писать жалобы дело долгое и по сути гиблое. Проще самим наказать обидчиков, а так как немцы все на одно лицо, то ошибиться трудно. Все они разбойники. Это не повод? Лука Фомич очень удивился. Тогда вот, пожалуйста: немцы завсегда обижают рыбаков новгородских. До смертоубийства дело не доходило, но все равно у старого ушкуйника душа болит за обиды рыбаков. Андрей уже понял, куда клонит хитрый Лука, и был не прочь прогуляться в неметчину. Надо же когда-то начинать карьеру разбойника, благо лицензия на этот вид деятельности получена официально. В случае крупного международного скандала святые отцы отмажут. Но если некому будет жаловаться, то вроде и разбоя не было… А ливонцы, как помнил Андрей из истории, самые главные разбойники и есть. Жаловаться не побегут только в одном случае, если поведать о разбое будет некому.

Пока князь гуляет по Ливонии, Иван Андреевич решил сбегать до Твери расторговаться. Обоз купец отправит на Москву кружным путем, мимо Твери, чтобы не платить лишний раз пошлины, а сам вернется в Новгород дожидаться возвращения князя.

 

Глава восемнадцатая

ЛИВОНСКИЙ НАБЕГ

Князь с удовольствием покинул Новгород. Татары ехали на конях, Андрей с остальными воинами разместился на санях, завернувшись в медвежью полсть. Ватажку новгородцев нагнали через пару дней. Ватман ватажки, рыжебородый громила с широченными плечами, поделился планом набега: налететь на деревеньки, похватать, что представляет ценность, и тикать, пока рыцари не догнали. Если мух не ловить, то можно далеко уйти. Следы заметет снегом, и ищи ветра в поле.

Ничего нового Андрей не услышал. Брать укрепленные замки рыцарей – дело не– простое. Тут осадные машины нужны и людей по более, чем у ватмана ватажников. Уговорить новгородцев на штурм замка не получилось. Желающих погибать, штурмуя стены укрепленного замка, не было.

– Хватит и того, что в деревеньках возьмем, – авторитетно заявил ватман, – замок все равно не взять. Зря людей положим только.

– Ну, твое дело. А я попытаюсь, – Андрей остался доволен решением ушкуйника, но виду не показывал.

– Как знаешь. Мы тебе не помощники. Каждый сам за себя, – ватаман ушкуйников поклонился, напялил на голову заячий треух и поспешил к своим ватажникам.

Андрей не спорил. Грабить деревни – занятие для князя малоинтересное и добыча – так себе. Андрей хотел большего. Зря что ли везли в санях две пушки? Наученный горьким опытом, он прихватил снайперские винтовки для боярских детей и ручницы для холопов. С таким арсеналом можно десяток рыцарских замков захватить, а с одним-то и подавно справимся, решил Андрей.

Вступив в земли Ливонского ордена, двигались с большой осторожностью. Пару раз татары отлавливали местных крестьян и, выполняя приказ Андрея, вязали их и бросали в сани. Потому шли скрытно. Убивать пленных крестьян, как предлагали новгородцы, не стали. Зачем лишняя кровь? К вечеру разделились. Новгородцы отправились промышлять ливонские деревеньки, а Андрей со своими людьми двинулся прямиком к ближайшему замку.

На ночь схоронились в лесу. Костров не разжигали, и едва забрезжил рассвет, Андрей отправился осматривать подступы к замку. Орешек оказался с виду крепким. Так просто и не разгрызешь. Мощные круглые башни и высокие стены обнесены глубоким рвом, в летнее время защищавшим подходы к замку. Подъемный мост поднят. Но слева есть маленький мостик, и он опущен через ров. Мостик ведет к маленькой калитке, через которую можно попасть внутрь замка. Так, что еще.

– За воротами сразу длинный коридор. Да решетка, опустить ее много времени не надо. Сразу за коридором может быть барбакан стоит, стрелами посечь нас легко смогут, – объяснял князю устройство замка Лука, которому совсем не нравилась затея с захватом замка. – Может, ну его, пограбим деревеньки и домой?

– Ты что, Лука Фомич? В своем уме? Очень мне охота посмотреть на рыцарей, можно сказать, всю жизнь мечтал, а ты предлагаешь не трогать замок, – взволнованно произнес Андрей, разглядывая укрепления. – Что там за воротами?

– Двор большой: мельница, кузница и дома челяди. Думаю, княже, второй стены нет внутри, но ров второй есть по-любому. За ним дом барона, конюшни, поварня, амбары и главная башня. Барон может жить на втором этаже башни, если особого дома не построили, – Лука Фомич недовольно засопел, собираясь с духом, и выпалил:

- Одумайся княже. Не взять нам твердыню.

– Возьмем! Хитростью возьмем. Главное – быстро все сделать, – продолжал упрямствовать Андрей.

Булат предложил действовать хитростью. Татары мастера на всякие хитрые уловки, придумали план, князь лишь добавил деталей.

По словам пленного крестьянина, в замке около семи десятков воинов и остального народу с три сотни. С такими силами не то что отсидеться можно, но и атаковать рыцарям ничего не стоит. О безобразиях новгородцев скоро в замке узнают. Наверняка уже вестник скачет. Осталось дождаться гонца, и тут уже вступает в игру Лука: сходу атакует в лоб ворота замка. Понятно, что толку от такой атаки – чуть, но гонец с хвостом из преследователей должен заставить рыцарей отреагировать. Вышлют рыцари отряд разобраться с наглецом Лукой. В этот момент из леса навстречу отступающим воинам выедут сани с пушками. Задача Луки – подставить преследователей по выстрелы орудий. Главное – подойти как можно ближе к замковым воротам, чтобы можно было сразу же ворваться внутрь замка.

Князь в сражении участвовать не будет. Вместе с верным адъютантом, боярским сыном Федором Демьяновичем, станет руководить ходом сражения издалека. Лука понимающе кивнул, ни к чему лишний раз показывать тайное оружие. Стрельцы Афанасия прикроют штурмующих от вражеских стрелков. Никто не удивится, если вражеские лучники и вои на стенах погибнут очень быстро, спишут все на меткость Афонии его стрельцов.

Барон Курт фон Хольц осматривал кладовые замка, когда раздался сигнал тревоги. Оттолкнув кастеляна, барон скорым шагом вышел во двор замка. Дежурный десяток знал свое дело. Заметив гонца, скачущего к замку, и висящих у него на хвосте всадников, стражи бросились затворять ворота, едва гонец влетел в замок. Для острастки по воинам Луки пальнули из большого самострела. Не попали, но всадники Луки попридержали коней, посылая рой стрел в створ ворот. Даже в кого-то там попали. Со двора замка раздавалось конское ржание и крики боли раненых. Ворота со страшным скрипом затворились. Гремя ржавыми цепями, поднимался мост через ров. Гарнизон, поднятый по тревоге, занимал отведенные каждому воину место на стене. Все ливонцы сели в осаду.

У ног барона, звонко звякнув о каменную плиту, переломилась стрела с широким наконечником. Убить такая стрела не убьет, максимум войдет в тело на длину наконечника, но опасность такой раны в потери крови. Барон под прикрытием выставленных кнехтами щитов отошел под защиту навеса конюшни.

Оруженосцы принесли латы, барон стал облачаться в доспех. Справа пристигнул кинжал, просунул в кольцо на поясе обнаженный меч, водрузил рогатый шлем на голову, ожидая, когда оруженосцы застегнут пряжки на груди и спине, фиксируя в правильном положении железный горшок. Накинув поверх металлической кирасы белый плащ с крестом, легко и непринужденно фон Хольц в сопровождении верных оруженосцев поднялся по узкой каменной лестнице на стену. Вопреки устоявшемуся мнению современников Андрея, в рыцарском доспехе можно было бегать и прыгать. Все, конечно, зависело от выносливости рыцаря. Рыцари выносливы все поголовно. Таскали на себе доспех с детских лет. К двадцати годам для рыцаря доспех что вторая кожа.

Барон много сил потратил, делая из гарнизона сильную боевую единицу. Прежний владелец замка вел праздный образ жизни. Дисциплины не было и в помине. За что и поплатился прежний барон. Замок перешел в руки отца Курта, а по его смерти вернувшийся из франкских земель сын принял замок под свою руку. Воинский нрав нового борона пришелся по душе магистру ордена и епископу. Редкий год не проходил в набегах на соседей. Псковские и новгородские земли – лакомые кусочки, от которых откусить не грех, а богоугодное дело. Не менее сладким куском были Польша и Литва.

Барон насчитал под стенами замка едва лишь десяток вражеских всадников. Наверняка русские дети боярские озоруют. Барон вздохнул с облегчением. Холопы боярских детей сервов грабят, а эти решили удаль показать, покрасоваться под стенами замка, чтобы потом хвастаться в пьяном угаре, что якобы осаждали они ливонский замок.

Эти русские дурни не помешают планам барона. Зимой собрался барон в набег на Польшу. Прошлые походы были как никогда удачными. Казна барона с каждым годом увеличивалась. Фон Хольц улыбнулся, мысленно представив свои вместительные сундуки с серебряными слитками и монетами. Но тут же внимание барона переключилось на недоимки крестьян в этом году. Недоимки – это всегда плохо.

Барон окинул взглядом передний замковый двор. Десятки телег, повозок и саней стояли во дворе. Перед воротами гарцевали закованные в железо всадники, барон не экономил на вооружении своих людей. Фон Хольц махнул рукой, и мост, пронзительно скрипя ржавыми цепями, стал опускаться через ров. Стража открывала массивные ворота.

Русские совсем обнаглели. Надо же иметь наглость явиться под стены замка и умудриться ранить нескольких его, барона Курта, людей. Странные эти русские. Там, где разумный человек признает власть и силу ордена, они с упорством сопротивляются. Барон видел в Литве русского боярина в одиночку, бросившегося на барона и его людей. Тогда он чудом остался жив. Маленький топорик русского боярина пробил латы и чуть было не добрался до ребер барона. Русского витязя кнехты взяли на копья, но, даже раненый, он умудрился зарубить двоих и тяжело ранил одного. Из того похода пригнали сто двадцать голов крупного рогатого скота и четыре десятка пленных. Это была доля барона в награбленной добыче. А сколько съедено было овец… Кнехты отъедались на год вперед.

Кони у русских боярских детей отличные, очень кстати придутся. Нынче все воины барона будут на конях, а доспехи боярских детей продать можно и получить очень хорошую цену за них. Это для рыцарей доспехи делают индивидуально, а русские доспехи универсальны, их легко можно подогнать под любого.

Барон с усмешкой смотрел, как его воины выезжают из ворот и тяжелые кони набирают разбег. Русские бросились наутек, погоняя лошадей, изредка оборачиваясь и бросая стрелы. Впрочем, большого урона стрелы не наносили. Лишь парочка всадников вылетела из седла, пронзенная стрелами.

Из леса выехали двое саней, возницы правили навстречу убегающим русским. Курт почувствовал холод в груди. И виной тому не был легкий морозец, а предчувствие надвигающейся беды. Что заставило барона так подумать, он не расскажет уже никому. Барон фон Хольц был отброшен со страшной силой назад и упал со стены во двор замка. Рогатый шелом при падении со стены сорвало с головы барона, и подбежавшие оруженосцы увидели на любу барона сочившееся кровью маленькое отверстие, но стрелы поразившей хозяина не было! От этого молодые оруженосцы пришли в ужас, упав на колени, они стали истово молиться. Из оцепенения оруженосцев вывели валившиеся со стены, словно переспелые яблоки, мертвые воины барона. За стенами замка раздался страшной силы гром. Лишь однажды оруженосцы слышали подобные раскаты грома, когда в одном из походов стреляло адское орудие, бросавшее каменные ядра, подобное дьявольское орудие барон прошлым летом купил за огромные деньги, но стрелять из пушки никто не умел, потому пушка сиротливо стояла на площадке башни.

Конная лава ливонцев накатывала огромной плотной массой. Расстояние между беглецами и преследователями стремительно сокращалось. Боярский сын приказал холопам попридержать коней, будто бы кони беглецов устали.

Княжеский холоп Неждан, парнишка лет двенадцати-тринадцати в тулупе с чужого плеча, успел распрячь коней из саней и, как было велено, отвел лошадок в сторону. Рядом с Нежданном осаживали коней княжеские воины во главе с боярским сыном Лукой. Пушечный наряд суетился у саней, поправляя наводку орудий. Тут раздался страшный гром, и все заволокло дымом. Сани отбросила назад неведомая сила. Они врезались в ряды зазевавшихся воинов, калеча лошадей. Княжий холоп Прошка, весельчак и балагур, вскинул лук, и тетива запела звонкую песню. Каленые бронебойные стрелы пробивали латы ливонцев на раз. Рядом метали стрелы Гришаня со своим товарищем Третьяком – лучшие стрельцы, после командира лучников.

Как только всадники покинули замок, из снежных сугробов поднялись пешие воины и бегом бросились в открытые нараспашку ворота замка, перебив нескольких вставших у них на пути стражников. Как только ратники попали внутрь замка, за ними с противным лязгом опустилась массивная железная решетка. Прохор бросился направо вдоль стены, за ним, бряцая оружием, бежали двое литовских холопов Андрея, в считанные секунды мужики домчались до каменных ступеней лестницы, ведущей на площадку на стене перед входом на верхний этаж проезжей башни. Железная дверь в помещение открыта, Прохор бегом поднялся по лестнице, ворвавшись внутрь башни. Митяй с четверкой ратников точно также поднялся на стену с левой стороны, но задержался, вступив в схватку со стоявшими на стене защитниками замка. Урман Даниил со своими холопами остался во дворе замка, занявшись избиением присутствующих здесь кнехтов и зевак из мирного населения.

Мужики, ворвавшись внутрь замка, окажутся в западне, если только Прохор не сможет поднять решетку. Новгородец смог. Зарубил первого вставшего на его пути стражника и успел отпрянуть назад, когда второй стражник, вооруженный коротким мечом, обрушил удар на голову новгородца. Меч, не встретив препятствия, ушел вниз, высекая сноп иск из каменной плиты, Прохору оставалось только с силой пнуть по руке, крепко сжимавшей меч, и ударом навершия меча по железной каске оглушить неловкого стражника. В запертые двери в противоположном конце помещения часто-часто забарабанили. Левка стремительно метнулся к дверям, отодвигая тяжелый засов. Внутрь вбежали Митяй с ратниками и стразу же захлопнули за собой дверцу.

Лука Фомич во главе конных ратников галопом скакал к воротам замка. Четверо ратников торопливо заряжали пушки картечью. Утерев сопли рукавицей, Неждан, принялся запрягать лошадей в сани, краем глаза наблюдая, как двое воев добивают тяжело раненных врагов и вяжут тех, кому посчастливилось выжить. Со стен замка не прилетело ни одной стрелы. Еще мгновение назад из бойниц высовывались головы ливонцев, а теперь воев, как ветром сдуло.

Неждан еще раз тяжело вздохнул и снова вытер варежкою сопливый нос. Ратники незлобно ругали паренька за медлительность. Сейчас каждая секунда дорога. Пушки заряжены. Скорее в замок. Неждан зажмурился и представил себя на месте оружных холопов. В добром доспехе на коне он лихо мчится на врага и лихо первым врывается во вражеский замок. Все княжьи холопы вооружены до зубов: лук, щит, сабля, маленькие топорики или шестоперы, прямые мечи которыми хорошо вскрывать латную скорлупу ливонцев. Сабля-то она хороша против татар да убегающего врага сечь. Металлические кирасы вскрыть, тут топор нужен или меч. А Неждану выдали засапожник и только. А лет ведь уже Неждану немало, пошел тринадцатый год. Почти взрослый уже. И доверили ему, как взрослому, сторожить пленников да ухаживать за лошадьми. Хорошо хоть в поход с собой князь взял. Придет время, и будут у него богатые кафтаны и доброе оружие, как у остальных княжьих воинов. А пока грех на судьбу жаловаться, ел от пуза и одет в добротную одежду. Князь о холопах своих печется. Оттого все сытые да румяные, кровь с молоком. И любят холопы князя пуще отца родного. Елисейка сказывал, он у князя почитай меньше года, а деньжат накопил и отцу переправил столько, что избу новую родичи справили, корову, лошадку купили. Живут теперь – горя не знают. Правильно Елисейка говорит, пускай продались в холопы, зато жизнь сытная и веселая и ни о чем думать не надо. Знай маши саблей, бей ворогов, на которых князь укажет. А если убьют, то родичам князь помощь оказывает. Только нет у Неждана родичей. Сгинули все. Один он, как перст, на земле маялся, пока в Новгороде не встретил знакомца, тот и надоумил продаться князю Андрею в холопы. Полученное серебро Неждан припрятал под крыльцом боярской усадьбы. Пусть себе лежит спокойно.

С такими мыслями Неждан ехал в санях, когда мимо проскакал сам князь с боярским сыном Федором Демьяновичем. Федор совсем еще молодой, а, поди ты, выслужился до сына боярского. Владеет теперь деревеньками и землицей.

Прохор с Митяем подняли решетку, давая возможность коннице попасть внутрь замка. Лука на полном скаку прокричал команды своим воинам, умчавшись с десятком дальше к главной башне.

Андрей остался доволен ходом операции. Уланы отловили беглецов, пытавшихся уйти через потайной подземный ход в башне. Быстро скрутив нескольких беглецов, татары подземных ходом попали внутрь замка, в считанные минуты захватив башню. Слуги барона и сложившие оружие воины покойного барона сидят под замком. Победители оставили полтора десяток служанок отмывать кровь с пола и готовить обед победителям. Сын барона решил поиграть в героя и пал смертью храбрых с проломанным черепом. Лука Фомич не был благородным рыцарем. Русский боярский сын мимоходом махнул шестопером, и железный рогатый горшок вместе с содержимым превратился в железную лепешку.

– Лука, стражу выставь. Ворота запри и мост опусти. Кулчук, на тебе окрестные деревеньки, наведи страху в ближайшей деревне. И уберите этого идиота из зала, – Андрей показал на распростертое, на каменных плитах мертвое тело в луже крови. – На кой ляд ты его, Лука, убил? Пришлите баб, пусть кровь замоют, – Андрей зло отдавал распоряжения. – Булат, на тебе самое главное. Прошерстите все кладовые… Лука Фомич, на тебе казначей, возьми Кузьму и поговорите с ним по душам, пусть отдаст ключи и казну. Потом займись оружием. Забирай все, что найдешь. Посмотри на стенах. Может, самострелы, камнеметы у них есть. Вроде бы стреляли они из самострела по вам… Кузьма, на тебе все железо, кузница у них есть, значит, запасы металла должны быть. Все, приступайте.

В замке задержались на два дня. Слуги барона под охраной ратников вывезли в лес трупы убитых кнехтов во время штурма замка. Мертвых лошадей свезли туда же. Через пару часов снег скрыл следы сражения. Ближе к вечеру на горизонте показалась кавалькада всадников. Затрубил рог, оповещая о гостях. Лука напялил на ратников одежду пленных ливонцев. Андрей надел помятые латы убитого барона, оказавшиеся ему совсем впору, а сверху накинул белый плащ с красным крестом. Издалека никто не заметит подмены. Воям строго настрого приказали не поднимать головы, когда будут открывать ворота. Уловка сработала. Ничего не подозревающие всадники въехали во двор замка и тут же были окружены княжескими ратниками с взведенными самострелами. Новость о набеге новгородцев быстро распространилась по округе. В замок стали стягиваться вассалы барона, окрестные сервы толпами бежали в замок. Пускали в замок всех желающих, быстро полонили и спускали в глубокий подвал замка. Лишь с наступлением сумерек иссяк поток желающих принять участие в отражении набега новгородцев и просто крестьян, стремившихся спасти свое добро за стенами замка.

В хлопотах Андрей совершенно забыл о ночлеге, и, когда пришло время укладываться спать, слуги барона отвели нового господина в спальню барона на втором этаже двухэтажного каменного здания. Попасть на верхний этаж можно было по крутым ступенькам круглой каменной лестницы.

Андрей смог в полной мере насладиться европейским сервисом пятнадцатого века, будь он неладен этот сервис. Небольшая комната с двумя маленькими окнами нагревалась принесенными с кухни раскаленными камнями. Огонь в камине ярко пылал, но тепла от него – чуть. Стены комнаты завешаны коврами и гобеленами. Изголовьем к стене стояла низенькая широкая кровать, возле которой возвышались массивные медные канделябры с большими восковыми свечами. Постель барона, влажная от сырости, два часа кряду нагревалась кожаными бурдюками с горячей водой. Балдахин над кроватью, крепившийся на железных прутьях, худо-бедно спасал от капающего с потолка конденсата, но сырость помещения раздражала, то ли дело у нас, на Руси, тепло и сухо.

Ступая по брошенным на пол медвежьим шкурам, Андрей подошел к кровати. Рядом с ней из стены торчали короткие железные прутья, соединенные горизонтальной железной полосой. 'Ага, это типа вешалка, – догадался Андрей, продолжая осматривать комнату. Тут же рядышком с кроватью стоит деревянная тумба, покрытая куском красной ткани. На тумбе лежит массивное серебряное распятие.

Андрей продолжал осматриваться в комнате, пройдя вдоль стен, мимо скамеек и кресел, ногами распинывая подушки, разбросанные в беспорядке по полу. Между креслами у стены стояли пара сундуков, Андрей остановился, откинул крышку у первого сундука, так и есть, в сундуке хранилась одежда. Захлопнув крышку сундука, Андрей подошел к столику на резных ножках, повертел в руках бронзовый ящичек, пытаясь справиться с нехитрым замочком. С легким щелчком замок открылся, в ящичке лежало зеркало в медной оправе и костяной гребень. Во второй шкатулке из слоновой кости лежали драгоценности: с десяток перстней и колец от железных до золотых, серебряные цепочки, серьги, серебряные и золотые браслеты и парочка колье. Андрей закрыл крышки шкатулок, постоял с минуту в раздумьях и отправился на боковую.

Он быстро уснул, но проснулся ни свет ни заря от жуткого холода, хотя и спал под тремя одеялами. У постели все еще горели толстые восковые свечи на высоких канделябрах, светившие всю ночь. Огонь в камине давно погас.

У дверей в ожидании, когда проснется новый барон замка, стояли слуги. Накинув меховой халат прежнего владельца, Андрей справил нужду в стоявшую в дальнем углу комнаты ночную вазу, сделанную из меди. Слуги поднесли металлический кувшин с водой и лохань для умывания. Умывшись, князь обтерся поданным полотенцем. На удивление чистым. Старый слуга открыл шкатулку, доставая зеркало и гребень, Андрей уселся на кресло перед столом. Старик тщательно расчесал волосы на голове и бороду Андрея. Затем взяв в руки ножницы, осторожно подстриг волосы на голове и подровнял бороду. Андрей посмотрелся в зеркало и остался доволен. Одевшись с помощью прислужников, новый владелец замка, матеря почем свет европейский сервис, чтоб ему пусто было, отправился на поиски кухни. Но искать ее не пришлось. Внизу, на нижнем этаже, стояли накрытые столы, боярские дети в ожидании князя, грелись у огня устроившись в креслах, протянув ноги к растопленному камину. В помещении было не сказать что бы очень холодно, но прохладно. Со стен залы на Андрея мертвыми глазами смотрели охотничьи трофеи барона. Свет проникал в залу через узкие бойницы, в зале даже в светлый день царил полумрак.

За завтраком прислуживали баронские слуги, боярские дети весело делились впечатлениями о проведенной в компании с девицами барона ночи. Барон оказался большим любителем женских прелестей и содержал в замке дюжину молодых девушек для себя лично и для дорогих гостей. Андрей улыбался, слушая рассказы товарищей, каким образом они спасались от холода.

Утром поток беженцев-крестьян возобновился. Лука не только развлекался, но и дело делал: вызнал, что у барона имелось две дюжины деревенек, и теперь жизнерадостно потирал руки. Ведь татары Кулчука напугали крестьян до смерти, разграбив для виду пару деревенек. Новгородцы то же не отличались добродетельностью. Ливонские крестьяне от греха подальше спасались за стенами замка. Никто из них не догадывался, что господский замок захвачен врагами. В открытые ворота замка нескончаемо тянулись вереницы саней, возков, повозок с привязанной за веревку скотиной. Часто в повозки вместо лошадей запряжены быки. Лошади в Ливонии в последние годы в большом дефиците.

Добыча сама шла в руки, успевай, встречай и пакуй. Сервов  – в подвал под замок, скотину пристроить в хлевах, а возки увести подальше от ворот. В числе пленных оказались несколько десятков воинов. Что с ними делать, Андрей не представлял. Убить просто так – рука не поднималась. Оставлять живыми – значит идти на риск. Лука Фомич, не заморачиваясь, запер пленных в подвале и забыл про них на радостях.

Кузьма не разделял радости княжеского воеводы. Лука же отмахивался от Кузьмы, как от надоедливой мухи. Доводы Кузьмы имели под собой веские основания. Добра взяли столько, что дай бог довести до Новгорода. Главную опасность теперь представляли союзники новгородцы. Зависть может заставить лихих ушкуйников попытаться поделить трофеи по-честному, то есть вся добыча им, а воинам Андрея топором по голове. Вполне реальный вариант событий. Кузьма предлагал уходить назад, как можно быстрее и без шалапуг. Ну, их… Пускай и дальше тут бедокурят. Уйти по-тихому, и точка. Оставлять замок себе, как предложил князь, – это безумие. Нет, не удержать замок малой силою. Уходить нужно. Андрей при зрелом размышлении согласился с Кузьмой. Начавшийся снегопад скроет все следы.

Пожалуй, пора отправляться восвояси. Добычи взяли более чем достаточно. Барон скопил немало добра в своем логове. Слуга барона, из русских, кстати, оказался очень полезным. Именно он показал тайную комнату в подвале с баронской казной.

Казначей лишь выдал серебро, принесенное крестьянами в качестве оброка, двадцать семь с половиной рижских марок, и помер от разрыва сердца, не успев ничего толком рассказать. Пришлось беседовать со слугами. После такой задушевной беседы старый слуга барона мечтал стать полезным князю. Показал-таки шельмец тайную комнату в подвале замка. Лука умел убеждать собеседника, висящего на дыбе, не хуже Кузьмы, который занимался собиранием металла в замке и не смог принять участия в беседе.

В глубоком и мрачном подвале замка нашли восемь окованных железом сундуков с баронской казной. Слитки серебра имели различный вес и довольно часто встречались распиленные на две, а то и на три части. В самом большом сундуке у барона хранилось литовское серебро – литовские рубли и гроши. Весил такой 'рубль' приблизительно грамм сто семьдесят - сто восемьдесят. Более точно определить его вес Андрей затруднялся. Всего Лука Фомич насчитал сто семнадцать таких рублей. На вид это обычные слитки серебра. А вот гроши литовские были полноценной монетой. Достаточно много было литовских 'денег', как старых, так и более новых. Причем Лука к 'новым' отнесся с предубеждением – плохое серебро.

Любекские динары наличествовали в большом количестве. Всего тысяча двести тринадцать марок. Приличная сумма, если перевести в московские рубли, это будет… в общем, много будет. Это, по заверениям Луки, были самые лучшие динары в ганзейских городах. Ведь старые динары в Любеке были полновесными. Потом все хуже и хуже, а лет пятнадцать назад их и вовсе перестали чеканить, но они продолжали хождение в ганзейских городах. Причем динары уже лет двадцать пять, как стали чеканить худые, с низким содержанием серебра. А тут старые любекские динары – полновесные! В Новгороде они известны под названием 'лобца', или 'белого лобца'. Пять лобцов приравнивались к четвертце, а десять лобцов – к мордке. И имели широкое хождение в Новгороде, пока их не перелили в слитки. Эти тоже придется переливать.

Среди прочих монет Лука распознал 'артуги' – серебряные монеты, чеканившиеся епископом Дерптским и архиепископом Рижским. Старая рижская марка, которую в Ливонии называли просто маркой, равнялась тридцати шести 'новым артигам'. С Рижскими марками еще предстояло разбираться. Содержание чистого серебра в рижской марке за тридцать последних лет сократилось в пять раз, а монеты хранились у барона вперемешку. Но думается, рублей на пятьсот наберется. В Ливонии налицо была огромная инфляция, выразившееся в ухудшении серебра. Отсюда наблюдался большой рост цен на различные виды товаров. Неурожаи последних лет спровоцировали значительный рост цен на хлеб.

Прусской монеты насчитали чуть больше трех сотен марок монетой разного достоинства.

Имелись у барона и золотые монеты – нобели. Их было совсем немного – меньше двух десятков. Зато золота франков было более чем достаточно. Ну, с этими монетками Андрей уже встречался. С десяток таких золотых монет Андрею достались в литовском набеге. А здесь их намного больше – почти три сотни золотых турских ливров, или как их еще называют 'франков', с изображением короля франков верхом на коне. Целое состояние. Но воевода поспешил разочаровать Андрея. По молодости лет Лука Фомич ошивался на просторах замшелой Европы с одним авантюристом из русских князей-изгоев, пока последний не сложил свою удалую голову в одной из битв. Так вот, на эту сумму можно лишь экипировать одного рыцаря или семь латников. Или на полтора года нанять одного латника. Иди купить больше тридцати обычных домов в городе. Или две деревеньки, или пять тысяч дойных коров. Лука Фомич совсем недавно освоил таблицу умножения и с гордостью демонстрировал государю свои способности к счету в уме. Андрей не обратил внимания на успехи воеводы, зато отметил страшную дороговизну у франков. Стал выпытывать у Луки подробности. Оказалось, что в Европе те же проблемы в экономике, что и на Руси. У каждой земли свой счет и своя монета. Главная же беда в 'порченом' серебре. Это прямо как у нас: вес чистого серебра в монете все меньше и меньше. За один серебряный денье старого чекана давали три денье нового чекана. И во франке в итоге получалось количество денье разное. Значит, франк, как и наш рубль, не монета как таковая, а весовая единица серебра определенной пробы, сделал вывод Андрей. И судя по всему серебро у франков гораздо дешевле, чем на Руси. Получается, купцы импортные на этом дополнительно наживаются, ведя торговлю с Русью.

Польская монета хранилась в отдельном сундуке, впрочем, как и новгородские рубли и гривны хранились отдельно. Даже пражские гроши нашлись у рачительного барона.

В подвале замка в огромных кулях хранилось столовое серебро. Это помимо того, что нашли в самом замке. Покойный барон, упокой господи его грешную душу, был эстет и кушать изволил на серебряной посуде. Богато живут ливонские братья – ничего не скажешь. Пожалуй, услышанная Андреем в Новгороде байка про вывезенные из Ливонии сокровища имеет под собой основание. Если так живут простые бароны, то чего говорить об орденских начальниках…

Лука Фомич снисходительно относился к странностям своего господина. Пошли в набег, а князя из добычи интересуют лишь одна казна да рыцарские латы. Добро – вот главная ценность. Золото, кому оно нужно в вотчинном хозяйстве, а вот добро очень и очень нужно, потому Лука Фомич очень ответственно относя к грабежу и после него в замке не осталось ни одной железки или полезной в хозяйстве вещи, даже мельничные жернова и те забрали. Даже если Спиридону что-то не нужно станет, то боярским детям в хозяйстве сгодится. Вот зачем боярскому сыну крест, на массивной золотой цепи, найденный среди прочих драгоценностей? Там камней без счету в нем, да в самой цепи камушков немеряно. Стоит такой крест рублев под триста, это равносильно стоимости двадцати деревень. Ну и кто купит такой крест? Только очень богатый человек, а богатые платить не любят. Или обдурят с ценой или просто отберут, прирезав тишком. А вот добро – оно завсегда нужно.

Гобелены, ковры, тюки тканей пленные сервы, под присмотром Луки, все тщательно свернули и уложили в возки. В одном из возков лежала трофейная пушка и четыре бочки пороха. Лука Фомич уже по привычке перекрестился, ну не любил он адское оружие. Вот камнемет – это правильное оружие, а пушка, она от лукавого, даром, что православным служить будет.

Оружия насобирали огромное количество. Да не старье ржавое, а добрые мечи, боевые молоты, кавалерийские топоры, секиры, рыцарские пехотные топоры с длинным тонким острием на конце посаженные на короткие рукояти, глевии насаженные на длинные рукояти, алебарды, вужи , гизармы , разнообразные рансеры , кинжалы. Данила выбрал себе глевию, которую он называл по-английски биллем. Очень страшное оружие против пехотинца и особенно всадника.

Ну, с мечами Андрей, конечно, поторопился. Большая часть из них уйдет на переделку на косы, ножички и другие полезные по хозяйству вещи.

Помимо полных и разрозненных комплектов рыцарских доспехов, засобиралось приличное количество всякого железного хлама. При желании барон мог смело вооружить маленькую армию из двухсот человек. Причем половина из них – латники с полным комплектом вооружения. Спиридон плясать от счастья станет, когда увидит, сколько кирас ему привезут на лопаты. А куда их прикажете девать? Продавать в Новгороде – чревато, если только татарам продать, краем уха Андрей слышал, что татары закупают оружие и доспехи у Генуи и в Египте. Им же можно продать кинжалы, булавы, а вот мечи простых воинов только на косы перековывать, кому они нужны, да еще из плохого железа? Вот рыцарские мечи – это вещь!

Точно также Луке жалко стало оставлять франкские арбалеты. Двадцать два арбалета с шестью сотнями стрел к ним, хранившихся в деревянных ящиках. Дерьмо, а не оружие, стрелки легкие, не чета нашим или немецким. Но бросить – жалко. Пришлось брать. Немецкие поясные арбалеты и три десятка длинных луков рачительный Лука так же прибрал – пригодятся. Лука обследовал замок очень тщательно и нашел-таки еще один склад с оружием. Правда, там хранились запасы арбалетных стрел. Луку смутил очень не– большой запас, вот он и устроил тщательное дознание, пока не нашел искомое. В деревянных ящиках хранились еще две тысячи арбалетных стрел к франкским арбалетам.

Вот эспрингаль пришлось бросить, предварительно изрубив топорами. Катапульта довольно дальнобойная, Андрей пару раз стрельнул из этого чуда, но вот точность – куда бог положит, туда каменное ядро и падет. Остальные камнеметы и стрелометы также порубили в щепки. До дому все равно не утащить, а целыми оставлять смысла нет.

Срезанные наконечники копий, воловьи языки – дротики с широкими наконечниками, поножи, салады, налатники, поножи, железные рукавицы, короткие кольчуги – хаубергоны еще можно Вятчанам впарить, если нет, то тоже в переделку отправлять придется. Всякие разные жаки , бригантины из толстых слоев материала еще можно продать на Руси за недорого, Андрей бы выкинул все это барахло, но воевода уперся рогом: 'Брать будем все!'

Все так все, но вот как довести это 'все' до дому – еще вопрос. Но Лука оставался не приклонен. Хотя такое поведение типично для этого времени. Бывший барон тащил барахло в свой замок, словно заправский хомяк. Взять, к примеру, ту же косу, в которой Кузьма безошибочно определил работу Булгарского мастера. Коса старенькая, но еще добрая. Где Булгар, а где Ливония? Что купил барон косу? Как бы не так. Какой дурак повезет продавать косу-горбушу за тридевять земель? Ладно, тащить косы, топоры тем же черемисам и в втридорога впаривать им в обмен на меха. Но, то черемисы, а тут Европа, чай своих кузнецов хватает.

Вернее всего, притащил косу на Русь кто-то из московских воинов, когда ходили на Булгар, а потом она попала в качестве трофея в Литву, или в Псков, или в Новгород. А от– туда перекочевала в хозяйство барона. Андрей злорадно ухмыльнулся своим мыслям. Вот найдут археологи у него в вотчине франкское оружие или что-либо из безделушек, которые барон притащил из Франции. Найдут под Рязанью и сделают выводы о торговых связях Руси с далекой Францией. Только заплачено за них кровью. Вместо торговой сделки имеет место быть обыкновенное, гнусное мародерство. Да, Андрей грабил барона, но ведь он в своем праве. Он сильнее, удачливее и вообще кому какая разница, чем он тут занимается!

Данила тем временем демонстрировал приемы работы с глевией – этим страшным оружием. Смертельные раны наносились им, даже не поверите куда – в седалище. После удара по затылку всадник хочешь, не хочешь – подавался вперед, привставая на стременах, а седалище у рыцаря не защищено, секунда и огромная рана на… мягком месте. Кровь там не остановить никоим образом. Оставалось лишь подождать с минуту – другую и всадник падал с коня. Кстати, это не единственный страшный удар этого оружия. Вместо седалища можно было нанести удар по внутренней части бедра, ближе к паху. После такого удара рыцарь кулем валился из седла и даже не делал попытки пошевелиться.

Да вот еще, рыцарские копья, в отличие от русских рогатин, имели гарду – небольшой железный диск, через центр которого пропускалось древко копья. Он защищал руку рыцаря. На какой-то ляд князь приказал забрать рыцарские копья с собой, вон лежат родимые в возке у стены дома, только место занимают. Срезать наконечники, и все дела, так нет, назло Луке князь приказал забрать полные копья. Раз он, Лука, сказал, что забирать будем все, вот и вези все не ломая. Ладно, своя ноша не тянет, утащим все.

Лука неожиданно поймал себя на мысли, что он начал мыслить как настоящий боярский сын, осевший на землю. Пускай он служит воеводою у князя, но у него есть дача княжеская – поместье, а ведь совсем недавно, он, Лука, мыслил как обычный ушкуйник – налететь и утащить самое ценное и легкое, а теперь ему добро подавай: вилы, косы, сохи, упряжь конскую. Вот что земля с человеком делает: из разбойника превращает человека в хозяина, хозяина земли русской!

Лука вдохнул морозный воздух полной грудью, постоял еще минутку, улыбаясь счастливо, и отправился дальше проверять, чтобы парни не забыли чего.

В это время еще один человек в замке радовался, словно дите, получившее новую игрушку. Андрей увлеченно рассматривал трофейные рыцарские латы, поочередно беря в руки то кирасу, то латную рукавицу, то бацинет со щелью для дыхания примерял на себя, потом такой же бацинет, у которого вместо щели множество просверленных дырочек , или вертел в руках кулет . Судя по всему полный миланский доспех делался разными мастерами. На железках стояли клейма мастеров, и они были разными. Специализация во всей своей красе. На Руси, впрочем, дело обстояло так же, хотя мастер бронник вполне мог выковать батурлыки за милую душу, но, в отличие от Европы, наши бронники делали различные виды доспеха: от собственно кольчуги до пластинчатого доспеха.

Никогда еще Андрей не видел полный рыцарский доспех, а тут в оружейной их насчитывалось не менее дюжины. Покойничек был большим любителем рыцарской забавы – турниров, и, судя по количеству собранным в оружейной доспехам, бойцом он был отменным. Победитель всегда получал доспех поверженного рыцаря или выкуп за трофей. Рыцарские доспехи стоили огромных денег, только вот ценность они имели только в Европе, на Руси они даром никому не нужны, разве что перековать на косы и лопаты. Говорят, что самые лучшие лопаты получались именно из рыцарской кирасы. Спиридон спит и видит, как заполучить в хозяйство такой трофей. Причем представлены доспехи в нескольких вариантах: турнирные и боевые для конного и пешего боя. Они практически ничем не отличались, разве что носки железных сапог у турнирных доспехов были очень длинными. Пешим в таких сапогах несподручно биться. А удлинили носки для того, чтобы нога не выскальзывала из стремени. Еще к правой стороне нагрудника на болт прикреплялась железная скоба, на которую опиралось копье спереди гарды. Кстати, очень удобно, тяжесть копья перекладывается на доспех, Андрей лично в этом убедился. Но вот попасть по врагу на полном скаку требовалось умение, у Андрея такового не наблюдалось.

Первая попытка сбить набитое сеном чучело провалилась. Наконечник копья, после того как Андрей ухватил его прижимая подмышкой, сместился влево градусов на тридцать. А не прижимать копье к грудной клетке нельзя, не удержать на весу тяжелое древко. Узкое место на толстом древке только в одном месте – у гарды, там, где рука сжимает древко. Мастера специально утончали эту часть, иначе ухватить копье не– возможно было бы, столь толстым было в этом месте древко. Теперь Андрею стало понятно, отчего в сшибке рыцарские копья часто ломались. Вторая попытка оказалась еще плачевней. Попасть то в манекен Андрей попал, но был выбит из седла собственным копьем, угол получился слишком тупым. А в остальном все как у нас: так же нужно привстать на стременах перед самим ударом, разве что сильнее податься вперед в момент удара. Поднявшись на ноги, Андрей прекратил эксперименты с рыцарскими забавами. Но разрешил Федору развлечься. На удивление парень справился с первого раза, вызвав одобряющие возгласы наблюдавших за потехой отроков.

Кстати, Андрей убедился, что все современные ему фильмы о рыцарях безбожно врут. Никаких лебедок и тросов, при помощи которых киношники усаживали рыцарей на коней и в помине не было. Андрей в полном рыцарском облачении легко и непринужденно сел на коня, не прибегая к помощи посторонних. Весь доспех весил от силы двадцать килограмм, а конский доспех весил не больше тридцати кило. Для турниров рыцари использовали под седлом боевых лошадей – мощных и высоких, а для войны употреблялись совершенно иная порода – рысаки. Были еще беговые кони и крестьянские – тягловые. В баронских конюшнях большинство коней – рысаки, но среди них был настоящий боевой конь. Говорят, барон очень гордился своим прекрасно выдресерованным коником. У всех боевых коней – ведущая нога правая. Это обязательное условие. Когда лошадь мчится навстречу противнику, она всегда должна быть готова резко свернуть вправо. Этим объясняется, что у всех рыцарских коней ведущая нога правая.

Но рыцарские кони совершенно не приучены к рыси. Длинные стремена, высокое седло и тяжелое вооружение не позволяли ехать рысью, для этого нужно было укоротить стремена, согнуть ноги и снять доспехи с бедер, а это было неприемлемо для рыцаря. Потому рыцари никогда не ездили рысью.

Беговые лошади в основном иноходцы. По скорости иноходь может варьироваться от шага до легкого галопа, на иноходцах удобно путешествовать на большие расстояния.

Те доспехи, что были на бароне и его сыне, малость пострадали. Да кузнец выправит. Пригодятся доспехи. А вот совершенно целый доспех пришелся Андрею впору, хоть и делали латы тут под заказ на фигуру рыцаря. Если латы заказывали у иноземных мастеров и заказчик не мог приехать к мастеру, то тогда из воска делались слепки и отсылались мастеру. Облачившись в полный рыцарский доспех, Андрей констатировал, что книжки про рыцарей врут безбожно. В таком доспехе можно в футбол играть. Все зависит от выносливости рыцаря. Андрей даже пробежался по залам замка. Латы сидели как влитые. Весь вечер князь гремел трофейными латами, бродя по темным залам замка. Теперь это богатство вместе с конским доспехом, тщательно упакованное, лежало в одном из возков. Вместе с ними лежали детские латы, когда-то давно принадлежавшие убитому барону. Одни размерами на мальчика лет восьми, другие побольше, приблизительно на ребенка лет двенадцати.

Что удивительно, для охотничьих собак тоже были доспехи. Андрей обнаружил их, случайно зайдя на псарню. Они одевались на собак во время охоты на свирепых кабанов. Псарей вместе со сворой собак и доспехами Андрей приказал взять с собой.

Лошадей набралось изрядно. Как рабочих, так и обычных скаковых. Самую большую ценность составляли рыцарский боевой конь и два десятка рысаков. Цена на них превышала в несколько десятков раз цену на обычную беговую лошадь. Если обычная лошадка стоила от пяти до тридцати двух рижских марок, то рыцарские боевые кони стоили совсем уж баснословно дорого. Так же дорого стоили охотничьи лошади – стройные и с виду хрупкие красавцы, тонкие в кости и бабках.

Стада быков в сотню голов, овец почти пять сотен штук, две сотни коров с трудом разместились внутри замка, они громко мычали, блеяли и создавали непереносимый шум. Картину довершали визжащие свиньи и кудахтающие курицы. В самом замке первоначально скотины было немного, так с два десятка быков, дюжина коров, чуть больше дюжины свиней и три дюжины овец, но окрестные крестьяне нагнали столько скотины, что на просторном замковом дворе образовалась тесная давка. Андрей боялся даже представить себе, как такое стадо довести до Новгорода. Хорошо, что крестьяне успели заплатить оброк барону, в замковом хозяйстве обнаружились огромные запасы сена, Митяй насчитал около пяти сотен копен, и Лука Фомич по простоте душевной собирался все это сено вывезти, для чего распорядился мастерить волокуши. Проблему содержания птицы и скотины Лука Фомич решил просто – пустил большую часть под нож, а туши сложил в повозки. Зима на дворе – мясо не испортится и главное – есть пить не просит. А еще Лука настоял захватить с собой вассалов барона. С них потом можно выкуп стребовать. А не заплатят – продать татарам. Девок молодых прихватить с собой – это уже Кузьма с Афоней настояли, в вотчине боярина катастрофически не хватало баб, а ливонские девки могут сильно помочь в исправлении демографической ситуации в вотчине.

Андрей ради интереса заглянул в кладовые, ломившиеся от запасов различной провизии. По совету вездесущего Луки Фомича Андрей призвал ключника с хозяйственными книгами. Плюгавый мужичок читал записи на немецком языке, пожилой новгородец, выделенный Лукой для охраны щуплого ключника, переводил. Из толстой книги стало известно, что в замке хранятся тридцать ластов девять лофов четыре кульмета ржи по двадцать четыре рижских марки за ласт, двадцать ластов три лофа и три кульмета овса по восемь марок за ласт, пять ластов два кульмета ячменя по цене двенадцать рижских марок за ласт, шесть ластов пять лофов ржаной муки и два ласта ячменного солода на сумму тридцать пять марок, девять лофов шесть кульметов пшеницы и три лофа пять кульметов гречихи, десять ластов меда на сумму двести рижских марок, четыре шиффунта воска по тринадцати рижских марок каждый, два ласта смолы, три ласта золы, три ласта дегтя полшиффунта льна на три рижских марки, двадцать три шиффунта конопли, двадцать бочек рыбы, две тысячи куньих и горностаевых шкурок на сумму двадцать четыре рижских марки, янтарь на сумму шесть рижских марок .

– В конюшне лошадей… – водя кривым пальцем по странице, мужичок бойко читал свои записи в хозяйственной книге.

– Хватит, – прервал ключника Андрей, поток информации изрядно утомил боярина, и Андрей зевал, по старой привычке прикрывая рот ладошкой.

Меры веса, принятые в Ливонии, для боярина – темный лес. Интересно другое, как все это доставить в вотчину? Ну, да Лука Фомич что-нибудь придумает.

– Сморчка этого связать и в телегу, с собой возьмем, подарим Ивану Андреевичу, – отдал распоряжение Андрей. Мужика схватили под локотки и вывели из зала. – Немцы народ дотошный, в книгах у сморчка железный порядок, а это хорошо, – рассуждал Андрей, обосновывая свое решение забрать ключника в вотчину.

Во дворе мужики нагружали последние повозки, рачительный Лука Фомич забрал у крестьян все косы и лопаты, нагрузив ими пять телег. По сути, Лука забрал все или почти все: седла, упряжь, подковы, серпы, железные вилы, гвозди, топоры, сошные лемеха, посуду, приказал снять все стекла из окон, снять навесы с дверей и т.д.

Последние повозки нагрузили бочками сливочного масла и говяжьего жира.

Помолившись, двинулись назад, в Новгород. Возницами посадили освобожденных русских полоняников, таких набралось с дюжину. С сервами так совсем казус вышел. Почти две сотни крестьян брели рядом с медленно движущимися по заснеженному полю груженными под завязку возами. У каждого мужика за поясом топор или клевец, выданные мужикам воеводой на всякий случай. Случаи бывают разные. Разбойников жадных до чужого добра – пруд пруди: от оголодавших крестьян до благородных господ рыцарей. Никто бодро шагающих крестьян не угонял в полон, сами напросились. Андрей прогуливался по внутреннему дворику замка, когда к нему нерешительно, то и дело оглядываясь друг на друга, словно ища поддержки у соседей, подошли два десятка сервов, одетых в темные штаны и латанные-перелатанные полушубки, которые выбрось – никто и не позарится. Мужиков этих Лука Фомич выпустил из-под замка, чтобы смотрели за скотиной и помогали грузить добро на возки. Низко поклонившись русскому князю, они пали на колени и склонили головы до самой земли. Андрей опешил. Нет, в поведении мужиков не было ничего необычного. Все сервы, как заведенные, кланялись каждый раз, как мимо них проходил кто-либо из воинов Андрея, даже холопам кланялись, которых по незнанию сервы принимали за важных и богатых господ, что молодым холопам князя очень нравилось.

– Господин, правду говорят, что рабам землю даешь и с хозяйством помогаешь? – несмело поинтересовался низкорослый мужичок, от волнения искажая русские слова, но понять его речь можно было без труда.

– То правда, – подтвердил Андрей, с удивлением разглядывая поднявшихся с колен сервов. Только сейчас Андрей запоздало вспомнил, что сервы – это рабы. Перед ним стояли рабы барона. Каждый из них находился в разной степени зависимости от господина, но сути дела это не меняло. Раб – он и есть раб.

– А правду говорят, что через пять лет можно получить свободу? – продолжал расспрашивать мужик.

– И это правда.

– Пять лет отдавать половину урожая, и потом свобода? – уточнил на всякий случай серв, от волнения охрипшим голосом.

– Да, что вы хотите? – не вытерпел Андрей, резко повышая тон.

Мужики переглянулись и хором выпалили:

– Возьми нас к себе в рабы, добрый господин. Всем миром просим, – после этих слов они снова бухнулись на колени, протягивая к Андрею свои скрюченные от непосильного труда руки.

– Ешкин кот! – в сердцах выругался Андрей, такого он не ожидал. Этаж надо до чего довели ливонцы крестьян своих, что в холопы сами просятся. Впрочем, ничего странного в этом нет, когда Андрей слушал опись имущества покойного барона, так крестьяне записаны были вместе со скотом, кажется, их ценность по хозяйственным книгам определялась дешевле кобылы, но дороже овцы.

– А хозяйство? – снова задал вопрос мужик, получив толчок в бок от рядом стоящего серва. Чувствовалось, что мужики уже знают ответ, но хотят услышать его из первых уст. Андрей догадался, что кто-то из его холопов наплел мужикам о жизни на Руси.

– Ваше хозяйство остается, – громко рассмеявшись, подтвердил Андрей, но поспешил уточнить, – пока живете в моей вотчине, только оброк платить будете да повинности исполнять по старине, принятой у нас на Руси: подводы давать с возницами, ну и еще чего по мелочи. Вздумаете уйти – вернете все или деньгой рассчитаетесь, и скатертью дорога.

После разговора с ливонскими хлебопашцами к Андрею подошел воевода и сообщил, что крестьяне просятся отпустить их до деревенек сбегать – забрать то, что впопыхах бросили.

– А не убегут? – выразил сомнение Андрей.

– Да от них теперь не отвяжешься. Если только порубить их всех, а так сами прибегут следом за нами, – усмехнулся Лука. Одно плохо, баб ихних забрать в холопки не по-людски получится.

– Да ладно тебе переживать, Лука Фомич. – Андрей дружески похлопал по плечу своего воеводу. – Баб купим у татар. Хочу купца в Орду отправить торговать, вот он нам и с торгует красавиц. Наших – русских, а не этих чухонцев. Ты посмотри на них: ни кожи, ни рожи.

– Ну, если так… Тогда да, оно будет лучше, – успокоился воевода, но чувствовалось, что сама мысль покупать то, что можно взять на саблю, Луке Фомичу претила. Что поделать – нравы такие.

Были и такие, кто отказался возвращаться, в основном это зажиточные крестьяне. Таких не неволили. Не хочешь – не надо. Оставайся и живи тут. Правда, Лука отобрал у оставшихся все теплые вещи. Андрей на корню пресек все попытки боярских детей опротестовать свое решение оставить крестьянам право выбора и не забирать их силой в полон.

Интересно, что многие перебиравшиеся на Русь семьи оказались смешанными. Русская баба, пригнанная из разбойничьего набега на Литву, а мужик у нее местный чухонец или такой же полоняник-поляк. Или наоборот – мужик поляк, а баба его – чухонка. Андрею без разницы, кто крестьяне по национальности, собственно и национальностей еще как таковых нет, лишь бы работали в поте лица, обрабатывали землю. А при дефиците людских ресурсов на Руси, чьих ты кровей будешь, то никому дела нет, а Андрею и подавно безразлично. Обрабатываешь землю в русском княжестве – значит, ты русский, точно так же служишь русскому князю – опять русский.

Андрей огорчался очень медленной скорости передвижения. Перед обозом гнали молодых лошадей, которые торили дорогу, за ними шли длинной вереницей возки в три ряда. Замыкали обоз стада скотины.

Вскоре колонну догнал Лука Фомич, задержавшийся в замке. Андрей догадывался, что он там делал, но предпочел сделать вид, что ничего не произошло. В замке под замком осталась прислуга, старые вояки и крестьяне, не пожелавшие перебираться на Русь. Лука сделал грязную работу, но необходимую. Свидетели разбоя Андрею ни к чему.

Шли очень осторожно, вестимо богатый обоз – лакомая добыча для разбойников. Порядочный рыцарь всегда готов выйти на большую дорогу. Разумеется, желающие поживиться чужим добром нашлись и не раз.

Первый раз, несмотря все меры предосторожности, чуть было не попались. Они шли по льду реки. Высокий берег закрывал обзор, поэтому на фланге шла сторожа. Старшим в дозоре шел Левка Литвин, княжеский холоп, приведенный из набега на Литву. Вместе с ним напросился Елисейка, другой холоп князя.

Головной дозор попал в засаду, ливонцы по праву считались хорошими воинами. Левка пискнуть не успел, как был спешен и качественно связан. Елисейка успел среагировать на опасность, молниеносно обнажив саблю. Он зарубил первого поднявшегося из снега противника, но второй рубанул мечом Елисейку по ноге, до кости рассекая плоть. Парень, наплевав на боль, вздохнул полной грудью морозный воздух, собираясь громким криком предупредить своих об опасности, но арбалетная стрела, вонзившаяся в лицо, оборвала его короткую жизнь. Последнее, что увидел Елисейка, было солнце, вдруг превратившиеся в огромных размеров ярко пылающий шар.

Ничего не подозревающий Андрей ехал в голове колонны, с высокого берега реки пролился железный дождь из арбалетных стрел. Сразу четыре стрелы ударили по доспеху князя. Сталь выдержала, но Андрей не удержался в седле, от неожиданности кулем свалился на мягкий снег. Головные всадники оказались выбитыми из седла вместе с Андреем. Конское ржание, крики раненых, предсмертные хрипы убитых, и среди этого невообразимого шума – звонкое пение трубы. Андрей приподнял голову, оглядываясь по сторонам. Арбалетчики прекратили стрелять, перезаряжая арбалеты. По льду реки от места, где в реку впадал небольшой ручей, на лед выезжали латные всадники. Выстроившись для атаки, они пустили коней наметом, возглавлял атаку самый настоящий рыцарь. Пускай всадников было немного, около двух десятков, но все равно страшно стоять на пути железного катка, нервы Андрея словно натянутый трос, готовый вот-вот лопнуть, и главное, что он, к сожалению, ничего не успевает сделать, чтобы остановить этот каток.

Андрей пошарил рукой, нащупывая тохтуй. Достать лук и натянуть тетиву минутное дело, но у него нет этой минуты. Андрей, пересиливая страх, заставил себя подняться на ноги. Сразу же по мисюрке ударила арбалетная стрела, отозвавшаяся в ушах колокольным звоном.

Вдруг над его головой полетели стрелы, позади раздалось конское ржание и топот копыт, и уже русские всадники, стреляя на ходу из коротких луков, летят навстречу атакующим немцам. До сшибки дело не дошло. Стрельцы резко повернули коней, беря круто влево и обходя всадников с фланга, не прекращая обстрел. Странно, но никто из стрельцов не стрелял по всадникам, их целью были лошади. Один за другим латники лишились своих скакунов, но почти все смогли подняться на ноги, лишь двое остались обездвижено лежать на снегу. С берега раздался гром выстрела. Андрей обернулся: с высокого берега на лед реки сыпались вражеские воины. Повсюду завязалась сеча. Сервы, нужно отдать им должное, в стороне не остались, дорого продавая свои жизни. Терять надежду на получение свободы они не собирались. Они защищали свои семьи с яростью смертельно раненного льва. Они уже знали со слов этих странных россов, что князь не оставит осиротевшие семьи. Пускай они простые крестьяне, но топором рубить они умели.

Андрей отчетливо слышал могучий рев разъяренного Данилы, который вселял ужас врагу, и никто не решался подойти близко к ураману. Арбалетчики осыпали викинга тучей стрел, но ураман, словно заговоренный, метался по снежному полю, сея смерть. Вот на берегу раздались испуганные крики, выстрелы резко прекратились. Кто-то из сержантов пытался организовать оборону. Вскоре крики усилились, яростные вопли перемежались со звоном железа. Потом все резко стихло. На берегу показался Митяй в изрубленном доспехе. В руках новгородец держал взведенный самострел, выцеливая под берегом жертву. Ей стал пехотинец, отрубивший руку серву. Вогнав меч в живот раненого крестьянина, он с наслаждением повернул клинок, делая рану еще ужасней. В этот момент тяжелый арбалетный болт впился ему в ногу выше колена.

Рыцарь остался верхом на коне, защищенном от стрел стальными пластинами. Следом за конницей, утопая по колено в снегу, бежала пехота. К Андрею подскакал Лука с рогатиной наизготовку. Кивнув князю, воевода помчался навстречу рыцарю. Андрей уже успел натянуть тетиву на лук и изготовился к стрельбе, наложив на тетиву стрелу с граненым наконечником. Но выстрелить он не успел, всадники сошлись в лобовой атаке. Лука от удара рыцарского копья не удержался в седле, немец же легко отвел в сторону рогатину русского витязя, но сам лишь смог выбить противника из седла. Осаживая коня, закованный в железо рыцарь, торжествуя, высоко поднял копье. Развернув коня, он опустил тяжелое копье, собираясь добить поднявшегося на ноги русского поединщика. Лука, шатаясь, ожидал врага с мечом в руке. В этот момент Андрей спустил стрелу. Бронебойная стрелка пробила бацинет насквозь. Ну да, это вам не европейские игрушки, это настоящий монгольский лук. Для него сталь бацинета, что твоя бумага. Рыцарь продолжал нестись на Луку, будучи уже мертвым. Воевода в последний момент успел отпрыгнуть в сторону, увертываясь от копыт боевого рыцарского коня. Тело всадника выпало из седла, лошадь утащила мертвеца, волоча его по снегу.

Конные стрельцы тем временем согнали горе-вояк в одну кучу. Прискакавшие из хвоста обоза Кузьма с Прохором первым делом бросились к воеводе, но Лука оказался даже не ранен, подаренный князем доспех выдержал могучий удар рыцарского копья, но кожаные ремешки, соединявшие доски, не выдержали – порвались.

Будь рыцарь поумнее и не торопись он двинуть в бой конницу, то у него были все шансы на победу. Можно считать, что опять повезло, Андрей отделался несколькими синяками. Впрочем, синяки на теле Андрея – уже дело привычное. Сервов жалко, немцы порубили их с дюжину да ранили с десятка два. Елисейку нашли мертвым на берегу, присыпанным снегом. Помимо княжеского холопа, были еще двое тяжело раненных, остальные отделались ушибами и неглубокими порезами.

Пленных по традиции ободрали и поставили на колени. Пару минут топоры опускались на склоненные головы, три десятка пленников попросту вырезали за ненадобностью. Лука поручил это грязное дело сервам, уж больно злы мужики на немцев.

Хабар, снятый с немцев, сложили на их же сани, возниц пощадили. На те же сани положили мертвого Елисейку и троих раненых. Среди них незадачливый Левка, который был в дозоре. Рану он получил от своих же. Возница пытался удрать, вот стрела и прилетела Левке в мягкое место. Он-то лежал связанным по рукам и ногам на пахучем сене, в возке.

Обоз снова двинулся дальше.

Во второй раз на них напали псковские шильники. Бородатые мужики выскочили из-под снега, как черт из табакерки, и давай рубить всех кого ни попадя. Под удар попали смерды, но они быстро опомнились, схватившись за топоры, смерды смогли продержаться, пока не подоспела подмога. Часть воинов бросилась в лес вылавливать лучников, остальные в сечу не полезли – побили стрелами ватажников. Пленных не брали, раненых по-быстрому прирезали. Даже грабить не стали, забрали только топоры, луки да пару мечей. Остановку сделали, чтобы похоронить своих убитых. На этот раз все погибшие из числа смердов. Убитых оказалось много: два десятка мужиков и три десятка баб с детьми. Вот так оно бывает. Больше всего несешь потерь, когда пытаешься уйти с награбленным, ибо сам превращаешься в дичь для охотников. После этого случая воевода раздал смердам франкские арбалеты с парой тройкой стрел. Так спокойней будет, решил Лука. Из арбалета выстрелить любой дурак может, авось половина попадет во вражин, и то вперед.

Во время стоянок на ночевку ратники и холопы баловались, устраивая потешные бои. Во время одного из таких боев пленный ливонец хрипло окликнул Андрея.

– У… собака ливонская, – Прохор, стороживший пленников, пнул немца под ребра, – будет тебе лаяться.

– Лука, хватит девок тискать, давай вылезай из-под шкуры и узнай, что немец сказать хочет, – Андрей кинул в шевелившуюся медвежью полсть серебряным кубком. Оттуда выбрался слегка поддатый боярский сын Лука Фомич собственной персоной и, накинув на плечи горностаевую шубу, отправился к пленным. Немец снова залопотал быстро-быстро. Выслушав пленного, Лука перевел сказанное Андрею:

– Он говорит, что у него нету серебра для выкупа. Предлагает взять его на службу, он отслужит верно. Говорит, что хорошо владеет мечом, – при этих словах боярский сын скептически хмыкнул. – Врет собака. Продать его татарам, и дело с концом, – Лука отчего-то страшно не любил ливонцев.

– Погоди, Лука, – Андрей задумался. – Продать всегда успеем. Дай ему меч да развяжи путы. Посмотрим, каков он боец, – решение пришло само собой. – Эй, молодцы, кто хочет с немчурой скрестить мечи? – громким голосом спросил князь.

– Дозволь мне, княже, – Кузьма хоть и выпил уже немало, но еще твердо стоял на ногах.

– До первой крови, – разрешил Андрей. – Начинайте.

Дружинники расступились, освобождая площадку для боя, в костры подкинули хвороста. Пламя костров высоко взметнулось, хорошо освещая место предстоящего поединка, Кузьма неторопливо вздел пансырь поверх ярко-красного полукафтана, застегнул на пряжки зерцало, нацепил нарукавники, тщательно зашнуровав шелковые завязки и поджидал, когда немец облачится в легкую кольчужку и стальную кирасу, кожаными ремешками привяжет к подзору кирасы латную юбку. Из оружия пленник выбрал меч-эсток – колющее оружие, которым удобно пробивать пластинчатые доспехи.

– А, пожалуй, начните-ка с сулиц, – вопросительно глядя на князя, предложил Афанасий. – Посмотрим, как немчура с копьем управляется?

- Пускай сулица будет, – согласился Кузьма, ему все равно, каким оружием биться, лишь бы не саблей, которую Кузьма, как настоящий новгородец, отчего-то не любил.

Андрей кивнул головой в знак согласия.

Противники, облаченные в доспехи, с короткими копьями в руках медленно сходились. Кузьма держит татарский джид обеими руками, ливонец же держит сулицу одной рукой и действует коротким копьем, словно у него не тяжелая боевая сулица, а легкая стрела. Силен немчура – ничего не скажешь. Посмотрим, как умеет управляться с копьем. Силу свою он уже показал.

Бой начинается стремительно и яростно. Кузьма нанес молниеносный удар в грудь противника, но тот плавным движением успел уйти с линии атаки и бойко отпрыгнул назад, словно на нем не было тяжелого доспеха. Бойцы какое-то время продолжали обмениваться короткими ударами. Вот наконечник сулицы немца с треском ломается о стальную пластину, закрепленную на груди Кузьмы, кожаные завязки нагрудной булатной доски не выдерживают и передняя доска падает вниз, болтаясь на одной кожаном ремешке. Пансырь Кузьмы не пострадал, выдержал удар, но висевшая на правом боку нагрудная доска зерцала сковывала движения воина. Удар немца и болтавшаяся у правого бедра стальная доска зерцала помешали Кузьме нанести точный удар в голову противника. Он прошел по касательной по шлему немца. Тот чудом уцелел. Железный горшок просто сорвало с головы ливонца, кожаные ремешки не выдержали – порвались. Андрей взмахом руки остановил бой.

Бойцам принесли длинные эстоки и круглые щиты. Поменяв оружие, бойцы вступили в круг, нарезая круги и присматриваясь друг к другу. Присмотревшись и оценив противника, они разом атаковали. Последовала череда быстрых атак. Немец умудрился пробить насквозь наруч на правой руке Кузьмы, но, к счастью, не поранил руку новгородца, но сам потерял щит, Кузьма несколькими ударами измочалил кромку щита немца.

По знаку Андрея противники поменяли мечи на топоры. Немец немедля столь мощно атаковал Кузьму, нанося нескончаемый град ударов, что новгородцу пришлось отступить на четыре шага. И когда противник в очередной раз подался вперед, опуская топор на голову новгородца, Кузьма плавно сместился в сторону, одновременно делая правой ногой шаг вперед, заходя немцу с его левого бока, и нанес мощный удар обухом по затылку шлема противника. Немец, оглушенный мощным ударом, упал без сознания.

Немчуру привели в чувство и поставили на ноги. Воин с гордо поднятой головой, молча, ожидал своей участи.

– Добрый боец, – вынес вердикт Кузьма, вытирая поданной тряпицей пот, застилавший глаза. Лука Фомич выразил свое согласие кивком головы.

– Беру тебя на службу. Год отслужишь и можешь быть свободен, – принял решение Андрей и тут же шутки ради посвятил мужика в рыцари, поставив его на колени и легонечко шлепнув его саблей по плечам и голове.

Слова и действия князя вызвали громкий хохот стоявших кругом воинов. Ливонец выслушав перевод крутил головой, смотря на хохотавших воинов, и не понимал, почему все веселятся. Лука Фомич посмеявшись, растолковал ему, что тот, кто попал на службу к князю, назад уже не возвращается. Не потому, что князь не отпустит, а потому, что покинуть князя можно только переселившись в загробный мир. Немец стоял с растерянным лицом, и Лука пожалел немца, положил руку на его плечо и уже серьезно объяснил:

– Просто от князя сам не захочешь уйти. Служить нашему князю почетно и выгодно. Богатым будешь, а будешь хорошо служить… – боярский сын сделал театральную паузу. – Пожалует князь деревеньками и землицей.

– О да. Я буду хорошо служить, – немец, улыбаясь, энергично закивал белокурой головой, радуясь такой блестящей перспективе.

– Лука, спроси нехристя, как звать-то его, – подал голос Афанасий. Воевода залопотал, по-немецки переводя вопрос.

– Говорит Дитрих фон ….. и не выговоришь. Он из обедневших дворян, что-то наподобие наших боярских детей.

– Дмитрий, значит, по-нашему, – переиначил Афоня на русский лад имя Дитриха. – Лука, присмотри за ним пока. Мало ли что. Только это переводить не надо, Лука. И скажи ему, чтобы начал учить русский язык. Толмачей у нас нет. И это, еще скажи, что креститься ему нужно, принять православие.

Дитрих опять быстро затараторил. Лука перевел, что среди пленных есть еще один немец, согласный на службу. За него Дитрих ручается.

– Тащи немчуру сюда, Лука. Посмотрим, что за фрукт, – разрешил Андрей.

Второй боец выглядел не менее внушительно. Обычно немцы, как и все люди этого века, были невысокого роста и щуплые. Эта же парочка поражала своим громадным ростом. Второго немца звали Отто, и приходился он Дитриху двоюродным братом. Оба немца – младшие сыновья в семьях и, кроме меча и родительского благословления, в наследство от своих отцов ничего не получили. Отто, не мешкая, принес клятву верности князю.

Не доходя до Пскова двадцати верст, обоз разделился. В Новгороде сервам лучше было не показываться. Смердов вместе с их нехитрым скарбом отправили сразу к Старице, от Пскова до него две седмицы ходу. Вместе со смердами шли возы с хабаром взятом в замке. Старшим Андрей назначил Кузьму, вместе с ним Афанасий с частью воинов.

В Новгород погнали скот, лошадей и кое-что по мелочи, что можно по-быстрому сбыть без лишних вопросов.

До Новгорода, слава богу, добрались без приключений. Купца о возвращении князя из похода известили загодя. Тот подсуетился – мясные туши частью продал, частью забил ими ледники усадьбы. Коней тоже продали быстро, в Новгороде на лошадок всегда огромный спрос. Себе Андрей оставил лишь три дюжины рогатого скота на племя и часть лошадей, уж больно хороши немецкие клепперы и литовские жмудки.

Скотину оставили на подворье до весны, потом холопы перегонят ее в княжескую вотчину. Андрей все еще мечтал улучшить породу мелковатых местных коров.

Все уже продано, товары закуплены, осталось лишь продать то немногое, что привезли с собой из набега, но купец обещал за день обернуться. 'Как раз немцам рыцарские доспехи подгонят по их размерам, – подумал Андрей. – И можно домой возвращаться'.

Андрей с интересом выслушал последние новости. То, что князь Василий Юрьевич покинул Новгород, Андрей уже знал. Когда они только пришли с обозом в Новгород, кто только об этом не говорил… А вот то, что князь отправился громить волости младшего братика в Бежецкий Верх и заодно владения московского князя в тех землях, – это было новостью. Вполне логичный поступок. В духе времени. Если не сам князь до такого додумался, то наверняка думные бояре подсказали. Если мятежному князю удастся закрепиться в Бежецком верхе, то Москва будет обложена полукольцом, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

 

Глава девятнадцатая

БИТВА ПРИ КАТОРОСЛИ

Скоровестника с грамотой от Великого князя Резанского встретили сразу же, как проехали последнюю заству. Призвал Иван Федорович своего служилого князя на ратную службу.

Оставив Луку за старшего, Андрей, прихватив с собой немцев, принятых на службу, в сопровождении своих верных татар двинулся скорым маршем на Москву. Поспели в самый последний момент. Через пару дней войско московского князя выступало в поход. Ждали последних бояр и союзных князей с дружинами.

В Москве Андрея ждали Семен и Кузька. Боярские дети успели разжиться холопами, попросту купив их у татар, и под рукой Андрея оказалось без малого четыре десятка воинов.

Резанский князь остался очень недоволен малочисленностью боярской дружины Андрея, но взять воинов было негде. Обозы без охраны не оставишь, в усадьбе тоже кто-то должен остаться. Вобщем-то Лука оказался, как всегда, прав, посоветовав прихватить с собой золото. Богатый поминок смягчил недовольство Великого князя, вечно испытывающего нужду в серебре и золоте.

Боярин Маслов тоже участвовал в походе. Он привел с собой целое войско по местным меркам: четверо боярских детей, более шести десятков вольных слуг и три дюжины холопов. Остальные резанские бояре привели свои дружины, кто больше, кто меньше, но исполченных резанцев набралось почти с две тысячи.

Система мобилизации войск традиционна, что для Москвы, что для Резани или любого другого города Руси. Корни ее глубоко уходят в седую древность, родоначальником системы являлись монголы-завоеватели со своей универсальной 'десятиной'.

В Резани проживает десять тысяч человек обоего полу. Мобилизации подлежали десять процентов мужского населения княжества. То есть стольная Резань могла выставить за счет 'земства' пятьсот пеших ратников. Старая Резань прислала еще две сотни ратников. Полностью вооруженных. Князь не тратил ни медного пула на снаряжение этой рати. В действительности численность мобилизованных в этот раз оказалось меньше установленной 'по старине', ибо князь спешил и не мог ждать, пока все соберутся.

В несколько ином положении находились купцы. Иван Андреевич только в Резани обязан был выставить три дюжины воев о двуконь, с саблей, рогатиной и саадаком, а так как он еще числился московским купцом (что было немыслимо по нынешним временам, но для Андрея сделали исключение из правил), то по его оборотам в Москве он обязан был еще семь десятков воев выставить, как московский гость. Причем, что в Резани, что в Москве, речь шла именно о конных воях, а не о пешей рати. И прокорм своих воев – личная забота купца, а также подводы с возницами для обоза, опять же, за счет купца. Но хуже всего была личная воинская повинность торговых гостей. Возглавлять своих воинов они были обязаны лично. Именно поэтому купцы попали в строчки летописей при описании Куликовской битвы и иных сражений.

Но у купцов есть один маленький недостаток – они даже перднуть не могут, чтобы не извлечь выгоду. Потому таскают они с собой на войну самый ходовой товар – мед и пиво.

Однажды погоня за легкой наживой дорого обошлась как самим купцам, так и русским ратям. Татары должны были в ноги поклониться русскому купечеству за свою легкую победу над упившимся в дым русским войском. Но вместо этого неблагодарные татары пленных русских купцов продали Кафинским купцам, а те уж такой окуп стрясли с незадачливых торговцев-вояк, что мама не горюй!

Но от личного участия в ополчении и выставления воинов можно откупиться ежегодно вносимымым в казну взносом в виде определенного количества серебра. Раз русские князья откупались в Орде от воинской повинности, то вполне естественно, что они практиковали то же самое в своих владениях.

Откуп за воинскую повинность купца Андрею обходился в два пуда серебра ежегодно, это еще по-божески. Поставка 'мяса' для частых княжеских воин обходилось бы вдвойне дороже.

Резанские купцы имели в своей охране в среднем с полдюжины отлично вооруженных профессиональных воинов каждый. Но некоторые содержали и по две, и по три дюжины. Резанские купцы в случае надобности могли выставить, как минимум две с лишним сотни отлично вооруженных воинов. Московские – полторы тысячи. Но после недавнего бегства многих московских гостей в Тферь к Тферскому князю и в Новгород оставшиеся на Москве купцы смогли выставить только две сотни воинов.

Прокорм мобилизованного войска опять же за счет мира. Резанцев кормил свой мир, Москвичей – свой. Бояре обязаны побеспокоиться о прокорме сами. Ни мир, ни князь кормить бояр и их слуг не обязаны, на то боярам поместья дадены. Князь кормил лишь свой двор и наемников. А вот подводы с возницами собирали с окрестных деревенек, крестьяне обязаны предоставлять подводы для походов князя. Обоз только резанского полка насчитывал восемь с лишним сотен возов. Всего же в обозе насчитывалось почти четыре тысячи саней.

На Москве все чуть иначе. Государи Московские прижали земщину не по-детски. Если в Резани у мобилизованной рати был свой тысяцкий, от земщины, то на Москве давно уже тысяцкий только один – и это тысяцкий великого князя. Но все равно за счет земства собирали и вооружали только положенное по старине количество ратников, все, что сверху, уже за счет княжеской казны.

Вообще-то Андрей так до конца не разобрался в тонкостях междукняжеских отношений. В них столько тонкостей и нюансов, что сам черт ногу сломит. Вот, к примеру, бояре московские, имеющие вотчины в Резанском княжестве, обязаны приходить на мобилизацию в ближайший резанский город! А Резанские в недалеком прошлом мобилизовывались в Московских городах! Но сейчас резанцев, владеющих отчинами в Московском княжестве, почти не осталось, так как отъехали они все потихоньку на Москву. Говорят, к такому порядку митрополит руку приложил в свое время. Тогда Москве это было выгодно. В случае военного конфликта Москва ополчала на свою защиту чужих бояр. При дефиците профессиональных воинов такое нововведение многое значило. Главное же в таком нововведении – бояре начинали чувствовать единство Земли Русской. Пускай не все и не сразу, но процесс, как говорится, запущен, и его не остановить.

Вел Резанскую рать лично Иван Федорович, Великий князь Резанский. По договору с московским князем Иван Федорович обязался водить резанское войско самолично, если 'старший брат' московский государь лично выступал в поход. В тех случаях, когда московский князь посылал в поход своих воевод, то резанский князь не обязан принимать личное участие в походе, достаточно послать рать под командованием воевод.

Всего союзная московская рать насчитывала почти семь тысяч воинов. Большинство, конечно, пешая рать, которую исполчили второпях, выдав из княжеских оружейных доспех и оружие. Противостоять им будет весь двор князя-бунтаря в тысячу тяжеловооруженных всадников и новгородско-вятские дружины наемников. Эти тоже рубаки отменные, но, сколько их будет, никто не знал, к Косому продолжали подходить все новые и новые отряды. У князя-бунтаря хватило казны не только нанять воев, но и вооружить их отличными бронями и оружием.

Место сбора войск всегда за городом. Москва хоть и большая, но не рисковали государи Московские понапрасну. Ни к чему такое количество оружных воинов собирать в Москве. В поле – самое милое дело. Табор раскинулся на несколько верст. Андрей с трудом отыскал своих в этом муравейнике. Обоз его боярской дружины состоял из трех с половиной десятков возов овса и сена с запасом на три седмицы. И дюжина возов со съестными припасами и шатрами. Первым делом Андрей обратил внимание на четыре двадцативедерные бочки с медом и семь десятиведерных с пивом, еще в одних санях лежали бочки с вином. Старший приказчик купца– шустрило, каких свет не видывал. В ожидании прибылей даже расхрабрился, сам поехал вместе с князем. Андрей запрещать не стал. Не они так другие наживутся на скупке трофеев. Какой смысл протестовать против системы, будучи ее составной частью?

Союзное войско двигалось скорым маршем, налегке. Доспехи сложены в сани, опасаться пока некого. Впереди шли дозоры, если появится враг, упредят. Воины успеют собраться и вздеть брони. Когда вступили на земли Ярославского княжества, появились первые следы присутствия войска Косого. Многочисленные деревни разграблены, народ уведен в полон. Если бы не собственные запасы фуража, то кони бы остались голодными.

Боярин Маслов был не в духе. То ли вспомнилась ему последняя битва, где боярин потерял почти всех своих холопов и свой доспех, спасаясь бегством, а может, просто был не в настроении. Обычно веселый и жизнерадостный, Костя ехал сам не свой. Оно понятно, когда ворога бьешь, то и умирать за Русь матушку не страшно, а когда идешь на своих же росичей, то настроения совсем нет.

Андрей к боярину с расспросами не лез. Трезвый – и ладно. Остановившись на ночь, ратники принялись разбивать походный лагерь. Большинство воинов спали, завернувшись в медвежьи шкуры, лишь князья и большие бояре почивали в шатрах. Андрей вместе с другом бродил по табору от одного костра к другому. Костя по просьбе Андрея знакомил друга с московскими боярами.

– Вон у того костра татарина видишь? – Костя махнул рукой в сторону большого костра, вокруг которого сидели самые настоящие татары. – В шубе который, это боярин московского князя Даниил Баран, татарский мурза он. Выехал пять лет назад к князю Василию из Крыма со всем своим двором. А вон тот пацан, – Андрей кивнул головой в сторону парня лет четырнадцати, сидевшего по правую руку от мурзы-боярина,– его сын Семен Данилович.

– А кто это напротив них сидит, вон тот в овчинной шубе? – спросил Андрей.

– А, этот. Это сын боярский Мишка Растопча, татарин крымский, года три назад выехал на Москву. Он небогатый, привел с собой всего десяток татар, потому пришлось его записывать в дети боярские, – друзья прошли мимо компании татар и подошли к следующему костру. – Вон посмотри на того, который из шатра вышел. Это татарский князь Обрягим Темерязев, сын ордынского князя Темир-Гази. Он раньше был воеводой у эмира Эдигея и много лет назад воевал наши княжества. Потом, правда, решил отъехать от эмира на Москву. Смотри, к нему подошел богатырь, это сын его, Иван Александрович Темирязев.

– Холодно, – Андрей поежился от холода, табор разбили у реки, ветер пронизывал насквозь, даже в шубе было зябко. – Может, погреемся у костра?

–Пошли, – Костя уверенно направился к костру, рядом с которым расположилось две дюжины воинов по обличию русских и татар. Костя приветствовал хозяина, как старого приятеля.

– Знакомьтесь. Мурза Кутлубаг, Георгий в крещении, боярин Московского князя и его старший сын Михаил Юрьевич, по прозвании Болт. Князь Андрей, боярин Резанского князя, – Костя представил бояр.

– Присаживайтесь, погрейтесь. Сейчас мясо готово будет, – пригласил Андрея старый мурза.

– Благодарствую, – поблагодарил боярина Андрей, усаживаясь на подушку, принесенную дворовым человеком.

– Как дела твои, Константин Федорович? – поинтересовался Михаил Юрьевич. – Вижу, что новую дружину себе набрал?

– Божьей милостью все хорошо, – ответил Костя, протягивая руки поближе к огню. – А у тебя все нормально?

– После той битвы не оправились еще. Было у нас шесть десятков воинов, осталось только дюжина, и ту снарядили с трудом, – ответил Михаил Юрьевич, качая седою головой.

– Ну, дай бог, все поправить сможешь. Если князья не замирятся, новые доспехи возьмешь. Ладно, обогрелись мы, пора и честь знать. Пойдем мы, – Костя поднялся, подавая знак Андрею следовать за ним.

Костя уверенно шагал по московскому лагерю, вкратце рассказывая, кто есть кто из московских бояр. Большинство из их числа – выходцы из Орды из знатных родов. Друзья прошли мимо шатров Антона Гавриловича Загряжского, сына свойственника царя Ордынского Ицхара, выехавшего на Русь. Боярин Антон Гаврилович шел на войну вместе со своими сыновьями – Протасием и Давыдом.

Чуть в стороне от шатров боярина Загряжского стояли палатки вполне европейского вида. В них расположился Ананий Фаренцбах, родом швед, бывший посол Витовта к Великому князю Василию Дмитриевичу. Мужика по каким-то причинам задержали в Москве, а через год отправили в Швецию набирать конный войска против Эдигея. Швед блестяще справился с поручением и по возвращении в Москву был обласкан и пожалован боярством. Вместе с отцом в поход шел его сын, белокурый красавец богатырского вида Василий Ананиевич. В свои двадцать два года он слыл признанным мастером в схватках на секирах. Весь двор шведа составляли выходцы из Швеции вперемешку с русскими и татарами.

В нескольких саженях от них поставили свои шатры поляки. Это двор Станислава Яновича Мелецкого, московского боярина королевского рода, лет десять назад выехавшего из Польши вместе со всем своим двором в двести человек. Сын его Василий Михайлович в свои молодые годы зарекомендовал себя как отважный воин.

Помимо выходцев из Литвы и Орды, в войске московского князя присутствовали немцы, греки, итальянцы. Все они сами или их отцы и деды выехали на Русь. Немцев особенно много прибыло к Дмитрию Донскому перед Куликовской битвой. Донской принимал в свое войско лихих вояк со всей Европы. Многие так и остались на Руси. После победы Москва осталась почти без профессиональных воинов. Восполнили потери за счет европейцев и татар, щедро награждая тех, кто не только сам переходил на службу Московскому князю, но особенно тех, кто приводил с собой свои дружины. Многие главари разбойничьих ватажек Европы стали уважаемыми московскими боярами, а их люди дворянами и боярскими детьми.

Днем Андрей познакомился с одним из резанских бояр, Глебом Мефодиевичем Батуриным. На татарина богатырь совсем не походил, видимо, весь в мать пошел – чистокровный русак. Глеб происходил из знатного татарского рода. Его отец татарский мурза Батур выехал из Орды к Олегу Резанскому, принял православие, женился на писаной красавице, двоюродной племяннице Резанского князя, получил боярство и верой и правдой служил Резанским князьям. Несмотря на солидный возраст, старый мурза вместе с сыном отправился в поход. Шатры свои Резанские бояре поставили рядом и вместе ужинали за неспешным разговором.

Наконец рано утром, когда до Ярославля оставался один дневной переход, дозорные сообщили о приближающейся вражеской рати. Воины торопливо вздевали доспех, пересаживаясь на боевых коней. Лагерь напоминал разворошенный муравейник, всюду раздавались крики и ругань. Воеводы и князья спешили в шатер государя Московского.

В боевом порядке Резанской дружине досталось место в полку левой руки. Едва союзная промосковская рать заняла исходную позицию, правым флангом упираясь в реку, как войска мятежного князя сходу атаковали передовой полк московского войска. Численный перевес у противника не смутил опытных воевод князя Василия Юрьевича. Атака латной конницы разметала не успевших толком выстроиться пеших воинов. Вася Косой, безусловно, обладал талантом полководца, но слишком уж он горяч, раз лично повел конных вятских удальцов в атаку

Дружина Можайского князя, стоявшая в центре, держалась. Воинам Ивана Можайского приходилось несладко. Удар латной конницы разметал первую линию полка Можайского князя и плотно застрял в рядах второй линии.

Вместе с князем Иваном пришли все его думные бояре со своими дружинами. В первой линии можайцев стояли в основном служилые князья Можайского князя, а вот вторая линия – дворяне думных бояр, которых у князя насчитывалось без одного – дюжина. В рядах второй линии стояли также многочисленные Белозерские княжата, по бедности своей, служившие в уделе на правах боярских детей. Андрей не мог видеть, что там происходит, но центр стал медленно откатываться назад.

Мятежный князь поспевал повсюду, круша врагов. Вятчане, воодушевленные примером своего любимого князя, напирали столь рьяно, что казалось еще чуть-чуть – и можайцы дрогнут и обратятся в бегство.

Полк левой руки, повинуясь сигналам, двинулся вперед. Противники на этом участке битвы пока еще не вступали в ближний бой, ограничиваясь перестрелом. Татары носились вдоль рядов пеших резанцев, проливая тучи стрел на вятчан. Однако существенного урона противнику такой обстрел не наносил. Приближаться ближе к противнику татары опасались. Раз было сунулись и потеряли два десятка всадников и почти полсотни коней.

Самострельщики вятчан отбили у татар охоту подступать ближе, чем на двести метров. Войска Косого занимали более выгодную позицию, встречный ветер не давал резанским стрельцам вести прицельный огонь. И что самое важное, вятчане укрылись за большими щитами, обитыми несколькими слоями кожи. Не гуляй-город, но тоже эффективная защита. Будь у противника, помимо полсотни самострельщиков, стрельцов поболее, чем две дюжины, то резанцам пришлось бы совсем худо.

Пронзительно затрубили медные трубы, сигнализируя начало атаки. Служилые татары с противными визгами ускакали прочь. Пехота сначала шагом, потом повинуясь сигналам музыкальных инструментов, перейдя на бег, на ходу метнув сулицы, с диким криком врезалась в стену вражеских копий. Сходу прорвать вражеский строй не получилось. Самострельщики собрали обильную жатву, да Вятские копейщики очень ловко орудовали длинными копьями, накалывая разогнавшихся резанцев по несколько человек на ратовище.

Первая шеренга атакующих почти вся полегла. Вторая линия, пройдя по трупам товарищей, ожесточенно рубилась с противником прямыми мечами и короткими топорами.

Пехота с той и с другой стороны имела на вооружении прямые мечи, которыми удобно было не только рубить, но и колоть.

За второй, а теперь уже первой шеренгой атакующих, шли ратники с бердышами, стоя за спинами товарищей, они ловко орудовали топорами, насаженными на длинные топорища, размеренно опуская сверкающие в лучах зимнего солнца лезвия боевых топоров на головы вятчан. Если бы была такая возможность посмотреть со стороны на лица яростно сражающихся воинов, то ничего человеческого в их облике любопытный обыватель не смог бы найти. Скорее, ужаснулся бы. Да, это уже не люди. Человек с выпущенными наружу кишками не может сражаться, а зверь может, воин с отрубленной по локоть правой рукой, обуянный дикой яростью, прет на пролом, вонзая засапожник в глазницу врага, уже не обращая внимания на кромсающие его тело мечи. Откуда все они черпают силы, можно узнать, только побывав на их месте. Только так, и никак иначе.

Ветер, дувший в лицо князю, позволял расслышать звенящую дробь ударов по металлу, сквозь этот фон прорывались яростные крики вперемешку с отборным матом озверевших от крови воинов. Вот отчетливо послышался полный отчаяния вопль:

– Господи! Прими душу раба твоего!

Чтобы выжить в этом кромешном аду, нужно разбудить в себе зверя, Андрей по себе это знал, а Резанцам и будить его не надо, зверь в них никогда не засыпает, всегда готов вырваться наружу. Что говорить, двести лет жизни на украине Руси сделали из резанцев настоящих хищников, всегда готовых вцепиться железной хваткой в горло врага. Вятчане резанцам ничем не уступали, как говорится, нашла коса на камень… Вот и льется широкой рекой русская кровушка в междоусобной войне…

Конница Ивана Федоровича стояла в резерве. Бояре проверяли оружие, подтягивали подпруги, баловали любимцев лакомствами.

В отдалении, рядом с походным шатром Резанского князя, восемь холопов громко забили в набат , подавая сигнал к отступлению. Как только пешцы организованно отступили, прикрываясь щитами от арбалетных болтов, несущимся им вслед, снова протяжно затрубил княжеский рог, посылая бояр в атаку.

Пешие воины, вышедшие из сражения, отошли назад, уступая место второму эшелону пехоты, пока не принимавшему участие в битве. Свежая, полная сил и изрядно хмельная пехота расступилась, пропуская вперед кованую боярскую рать.

Резанский князь, как и его 'старший брат' московский государь, личного участия в битве не принимал. По татарской традиции, князья предпочитали руководить сражением с высокого места, холопы как раз перед самым началом сражения возвели высокие бревенчатые помосты из срубленных в соседнем лесу сосен.

Правильней сказать, руководили сражением опытные воеводы, а сами князья своим присутствием подтверждали приказы воевод. Иначе вел себя мятежный князь. Прапорец Василия гордо реял в самом центре сражения. Молодой Можайский князь не отставал от своего противника, князь Иван личным примером воодушевлял свою изрядно поредевшую дружину. Младший брат Ивана, князь Верийский и Белозерский Михаил, по малолетству лет участие в битве не принимал, у десятилетнего пацана и двора-то своего еще не было. Его уделом управлял старший брат, Можайский князь.

Снежное поле, разделявшее противников, вытоптано ногами тысяч пеших воинов, Андрей только теперь понял, почему первыми в атаку, князь бросил пешую рать. Иначе утопая в снегу, конница не смогла бы взять разбег для таранного удара.

Пожертвовать жизнями двух сотен мужиков, а именно из простых горожан Переяславля и Старой Резани, состояло пешее войско, только для того чтобы боярская конница смогла беспрепятственно ударить, – это расточительно. Но иного варианта Андрей не смог придумать, не предлагать же противнику совместными усилиями подготовить поле для битвы?

Холопы объезжали последних всадников, подавая им ковши с хмельным напитком. Андрей отказался от выпивки, искренне не понимая, зачем пить перед атакой?

Князь опустил рогатину, поудобней перехватил древко, по второму сигналу княжеского рога боярская конница сначала рысью, потом перейдя на аллюр, помчалась в атаку.

Еще со времен Святослава русские овладели искусством противостояния латной коннице. Святослав, по сути, возродил греческую фалангу Александра Македонского. Видно было, как охотники, набранные мятежным князем среди новгородско-вятской вольницы, сплотили ряды, укрывшись за большими щитами, и ощетинились длинными копьями. Правда, местами резанские воины значительно проредили лес вражеских копий.

Андрей десять раз пожалел, что отказался от хмельного. Атаковали плотным строем, нога к ноге, стремя к стремени, вражеские копья стремительно приближались.

Что заставило Андрея припасть к гриве коня, бог знает, но это спасло ему жизнь. Слаженный залп самострельщиков собрал обильную жатву. Боярин, скакавший слева от князя, словил как минимум два болта, татарская халха и доспех от тяжелого арбалетного болта не спасут. На расстоянии в двести метров арбалетный болт пробивал и щит, и доспех, если только зерцало не булатное. Конь, лишившись седока, продолжал скакать рядом. В плотном строю есть только один выход – движение вперед.

Вятчане успели сделать два залпа, второй раз уже по лошадям, гибель скакуна на такой скорости для всадника равносильна смерти. Если не сломает шею от удара, то затопчут копытами.

Липкий страх поселился в душе князя, все его существо протестовало против абсурдности ситуации. Побороть страх неожиданно помогла молитва. Бессознательно, раз за разом повторяя слова короткой молитвы, Андрей собрал всю свою волю в кулак.

Стальные жала длинных копий вселяли страх не только в души воинов, кони тоже могут бояться. В последний момент кто-то, не выдержав напряжения, попытался остановить своего скакуна, глупец поплатился за это жизнью.

Вороной Андрея пал, пронзенный сразу двумя копьями. Князь чудом остался жив, по инерции перелетев через голову павшей лошади, но от сильного удара потерял сознание.

Первая и вторая шеренга копейщиков перед Андреем оказалась смята павшими конями. Несколько десятков всадников вместе с Андреем свалились с лошадей, пронзенные пиками, кони, почуяв свободу, скакали в разные стороны, некоторые рвались вперед, ударами копыт разбрасывая второй эшелон вятского полка. Боевой конь – это тоже оружие, причем смертельное.

Вятские мужики с громким матом подрубали взбесившимся лошадям передние ноги. Из-за спин воинов с топорами выбегали новые копейщики, спешившие заткнуть образовавшиеся бреши.

Конское ржание, отчаянные вопли раненых, крики просто рубившихся людей создавали впечатления разверзавшегося ада.

Очнувшись, Андрей с трудом встал на четвереньки, замечая, что саадашный бархатный пояс на нем отсутствует, но шелковая обезь с саблей на месте. Все еще толком не соображая от удара о мерзлую землю, на четвереньках пополз по вытоптанному снегу назад, по пути, со злостью вонзая засапожник в тела еще живых врагов, лежащих на красном от обильно пролитой крови снегу. Редко кто из раненых пытался оказать сопротивление, отмахиваясь длинным ножом или кинжалом.

Распрямившись в полный рост, огляделся по сторонам, ища потерянный саадак. В опасной близости никого, кроме стонущих, скулящих, вопящих благим матом раненых, резанцы смяли копейщиков и уже дрались со второй линей вятчан, но в живых резанцев оставалось все меньше и меньше. Андрей бросился к ближайшей лошади без всадника. Поймал ее под уздцы. Хозяин кобылы, оказавшийся новым знакомцем – московским боярином Глебом Мефодиевичем Батуриным (какого черта москвич делает у резанцев?), лежал на обильно политым чужой кровью снегу, поводья намотаны на левую руку павшего воина, и кобыла стояла рядом со своим хозяином.

Андрей заставил храпящую лошадь лечь на снег и, напрягшись, с большим трудом перекинул бесчувственного сына татарского мурзы через седло, потом заставил умную лошадку подняться.

В этот момент на него набежали сразу трое бородачей в бугаях поверх кольчуг с рукавами до локтей. В руках каждый из них держал по здоровенному топору.

Пешему с саблей, без щита против трех топоров – расклад совсем кислый. Взгляд Андрея упал на лежащий на снегу взведенный самострел. Андрей ухватил его трясущимися руками, торопливо наводя на грудь ближайшего врага, в последний момент успев нажать на спусковой механизм. Самострельный болт пробил правую полу бугая, крупные кольца кольчуги, глубоко, по самое оперение, вонзаясь в стегно необычайно толстого мужика, уже замахнувшегося топором для удара. Здоровяк заорал благим матом, выпуская из рук топор. Потом завалился на снег, зажимая руками рану и абсолютно не обращая на Андрея внимания. Все – этому хватило.

Андрей успел бросить уже бесполезный самострел в подбежавшего слишком близко противника, но тот сумел увернуться от летящего в него снаряда. Но князь уже переместился чуть левее и шагнул вперед, оказавшись за его спиной. Чиркнул выхваченным засапожником по горлу, ища взглядом последнего воя. К счастью, тот был занят важным и не терпящим отлагательства делом: он вытаскивал вонзившуюся в правое плечо стрелу. Андрей бросился к подранку, налетев на него всей массой тела, усиленной пару десятками килограмм доспеха. Повалив вятчанина на землю, он ударил его латной рукавицей по железному шелому.

Андрей не чувствовал мороза, ему было очень жарко, лицо прямо-таки пылало, в висках пульсировала нестерпимая боль. Стянув рукавицу, зачерпнул в ладошку пригоршню снега, обтер им лицо, пытаясь остудиться. Снег окрасился кровью. Вот черт, опять зацепило, а он и не заметил в горячке.

Князь через силу заставил себя подняться и вернуться к лошади, закрепил на задней луке седла аркан, подтащил беспамятного вятчанина ко второму, раненному в бедро, торопливо накинул петлю аркана им на ноги.

Андрей вонзил острожки в бока лошадки, под грохот набата поскакал назад к своим, волоча на аркане своих пленников. Следом за ним выходили из боя оставшиеся в живых бояре и их холопы. Вслед отступающей коннице летели стрелы и арбалетные болты, лучники и арбалетчики противника собирали обильную жатву среди отступающих резанских воев.

Вернувшись в расположение конного отряда, Андрей был встречен татарином Ахметом, который осторожно опустил тело московского боярина на снег, тут же приложил лезвие ножа к его губам – лезвие запотело, значит, Глеб еще жив. Потом татарин обратил свой взор на раненых пленников. Ахмет резко выдернул стрелу из бесчувственного тела, абсолютно не заботясь, что рвет ткани по живому, засунул в рваную рану мох из приготовленного узелка и прикрыл тряпицей. Со вторым пленником было проще – самострельный болт прошел на вылет, оставалось только вытащить железный болт, потянув его за острие и перевязать рану. Ахмет утащил пленных к шатру князя, предварительно сняв с них пояса, наручи, стащив кольчуги и лишив ножей.

Оставив бесчувственного Глеба на попечении подоспевших холопов боярина, Андрей, ведя коня на поводу, побрел искать своих воинов. Невдалеке маячил Кулчук, размахивая руками, подавая какие-то знаки.

Татары Кулчука в конной атаке бояр не участвовали, но приняли активное участие в выносе раненых и убитых с поля. Прохиндеи под шумок прихватили пяток убитых вятчан в длинных кольчугах. Это князья бьются за власть, а простым воинам, главное, себя не забыть, успеть сцапать добычу. Кольчуги на дороге не валяются, сам не прихватишь, никто тебе не принесет их на тарелочке с золотой каемочкой. Ну, еще так по мелочи там разной: тулупы, шубы, обязи с ножнами, ножи, полдюжины отличных стальных топоров с трехгранными шипами на заклепках и короткими железными топорищами, поволоченными хозом , стальной меч приличного качества, но с обломленным огнивом , парочка простых железных мечей с наваренными стальными кромками лезвий, сапоги на меху, штаны теплые, малахаи и похожие на них заячьи треухи.

Пока Кулчук хвастался добытыми трофеями, как обычно, весело скалясь, наплевав на пронизывающий до костей холодный ветер с реки, Андрей размышлял над ходом сражения. Он впервые участвовал не в стычке или в лихом разбойничьем набеге, а в самом настоящем сражении. Было над чем подумать и поразмышлять, пока снова не бросили в бой.

Великий князь Резанский оставил в резерве сотню всадников, чтобы иметь под рукой свежий резерв. И где-то еще скрывалась личная дружина Резанского князя. В бездарной атаке потеряли третью часть боярской конницы. Андрей искренне не понимал, зачем бросать конницу на копья врага? Почти сотня бояр, боярских детей и их холопов остались лежать на поле боя. По его, сугубо непрофессиональному, мнению, логичней было бы ударить конной ратью во фланг правого крыла мятежного князя, там и маневр можно было сделать незаметно для противника, обойдя позиции копейщиков через лес и миновав овраг, выйти на широкий луг, удобный для конной атаки. Будь Андрей воеводой, он так бы и сделал, а не бросал бы бессмысленно боярскую конницу на лес вражеских копий. Если вятчане не добьют раненых резанцев, есть шанс, что многие спешенные всадники, потерявшие сознание от удара о ледяную землю, останутся живы. Убить закованного в броню воина не просто. Копейщики принимали на копья лошадей, а не людей.

Отдохнув и снова приняв на грудь, бояре строились для атаки. Иван Федорович усилил конницу свежим резервом.

Боярин Михаил Кобяков, внук выехавшего из Орды гвардейца Тохтамыша, всей мощью луженой глотки требовал заменить коня. Пока холопы не привели запасную лошадь, боярин то по-русски, то по-татарски сыпал проклятия на головы вятских воев, погубивших его любимого аргамака. Служилый князь посочувствовал боярину в его горе, потеря столь дорогой лошади кого хочешь разозлит.

Андрей не стал искушать судьбу, подойдя к огромной бочке, зачерпнул ковшиком мутную жижу и осушил ковш до дна. Мерзкое пойло оказалось крепким пивом. В голове зашумело, потом неожиданно стало весело. Страха как не бывало, и боль в висках поутихла. Взгляд Андрея упал на снятую с головы мисюрку. С левой стороны шелома приличная вмятина, след от арбалетного болта. Понятно теперь, отчего голова гудит, словно царь-колокол.

Андрей занял место в строю, решив, что лошадь московского боярина все равно ему пока не понадобится, а Андрею комонек сгодится. Лошадка Глеба хорошо обучена и Андрея признала сразу. Рядом с князем выстраивались боярские дети.

Сенька сгонял к обозу, вместе с Нежданом принес князю запасной комплект вооружения, взамен оставленного на поле боя. Андрей просунул в пуговку столь полюбившийся ему шестопер. Поверх шелковой обязи, сабельного пояса на пряжках, предварительно проверив целостность наконечников, стального крюка и петли на концах опояски, нацепил еще один – сафьяновый, с саадашным лубьем и колчаном на цепках с бендями. На свободные кольца пояса прицепил помочи ножен неимоверно кривой сабли и кинжала. На специальные ремешки прикрепил к задней луке седла слева еще один налуч, а справа два запасных колчана со стрелами.

На левую руку надел простой круглый щит, сколоченный из досок и снаружи покрытый толстой кожей, выкрашенной в красный цвет, а с исподней стороны подшитый тафтяной подкладкой с толстой подушкой в центре. Тщательно проверил, чтобы привязки плотно фиксировали щит на руке: это важно, подтянул сквозь соединительное кольцо ослабевший столпец . Потом вынул лук из лубья и разноцветную шелковую тетиву, приоткрыл крышку колчана и изготовил новый лук для стрельбы, привычно натянув тетиву, не сходя с коня. Прежний саадак вместе с саадашным поясом, кинжалом и саблей в ножнах остался на поле битвы. Жалко, конечно, утерянное оружие, но тут уж ничего не попишешь, война есть война.

Все, он снова готов к битве. Несмотря на кажущееся множество оружия, Андрей вооружился достаточно скромно. Остальные бояре еще дополнительно вооружились клевцами и кистенями. Слуги вольные и холопы, конечно, вооружены не так, как их хозяева, но тоже не хило. Чем богаче боярин, тем лучше вооружены его воины.

Андрей слушал в пол-уха пьяное хвастовство братьев. Эти архаровцы умудрились не только выжить в безумной атаке, но еще прихватили совершенно целую полубайдану, снятую с убитого вятчанина, кривой кинжал с лагалищем, украшенным разными каменьями и жемчугом, и два простых булатных засапожника, пару стальных мечей в ножнах на сафьяновых обязях, украшенных большими серебряными чеканными бляхами и мисюрку-прилбицу, а также захватили в полон ватамана вятских копейщиков и еще вынесли потерявшего сознание Дитриха, прихватив парочку бесхозных коней, потерявших своих всадников. В отличие от татар Кулчука, братья хватали только оружие и доспех, не соблазнившись бесхозным шмотьем.

Дитриху досталось больше всех, наконечник вятского копья разнес в щепки щит рыцаря и оставил глубокую вмятину на миланской работы стальной кирасе. Сила удара вынесла немца из седла, и рыцарь приземлился на скакавшего следом боярина, выбив бедолагу из седла. Передние ноги лошади боярина подкосились, конь рухнул, сбрасывая очумевшего рыцаря на строй копейщиков.

Сенька с Кузькой пьяно хихикали, рассказывая, как нашли немца, забодавшего рогами копейщика. Дитрих и так весит не мало, да рыцарский доспех под два пуда. Вот такой бронебойный снаряд летит головой вперед и таранит копейщика, потерявшего щит. Рог на шлеме немца пробивает железные кольца кольчуги и вонзается прямо в сердце вятчанина. Ничего смешного в этом нет, но пацаны ржут – уссыкаются. Андрей даже заподозрил, что скоро Дитриху дадут прозвище – Кабан и, возможно, появится на Руси новый род – Кабановы, и отдаленные потомки даже в самой буйной фантазии не смогут предположить, отчего и почему они стали Кабановы.

Братья, вогнав рогатины в тела врагов, умудрились не попасть под удары вятских копий, и, самое главное, не потеряли коней и, шустро расправившись с ошеломленными противниками, увидели, что атака в общем-то провалилась и вятчане восстанавливают строй. Парни подхватили оглушенного вятского воина в меховом налатнике поверх богатого доспеха, оказавшегося, как потом выяснилось, ватаманом копейщиков, пробились к месту сшибки и вывезли беспомощного рыцаря из сражения.

Второй немец умудрился выжить сам и даже не потерял коня, рыцарь после сшибки, зарубив нескольких противников, длинным мечом расчистил себе место от врагов, закинул сразу двоих раненых резанских бояр на круп лошади и быстро отступил назад, не искушая лишний раз судьбу.

Спасенные 'бояре' оказались холопами думного боярина Ивана, внука резанского даруга Салахмира.

Отто в сшибке сломал свое копье и теперь вооружился русской рогатиной, недовольно бурча себе под нос, что русаки неправильно воюют, нужно клин строить, иначе не смять врага, и вообще у русаков все не как у людей, даже холопы вооружены, как бояре. То, что Отто сам попал в холопство к русаку и от господина получил рыцарский доспех, который не каждому ливонскому рыцарю по карману, немца не смущало.

Минута жуткая. Чувствовалось, что сейчас должно произойти решающее столкновение. Беспричинная радость и жуть наполняли сердца выстроившихся для атаки воинов. Напряженные взоры жадно впивались в поредевшую шеренгу вражеских копейщиков, укрывшихся за красными щитами. Резко, у самого уха Андрея, затрубил рог, и конная лава опять пошла в атаку.

Напряженное состояние ожидания сменилось новым порывом и беспричинной радостью, хотелось мчаться вперед, чувствуя локоть товарища, хотелось кричать и в этом безумном крике слиться в едином порыве, сметая вражеский строй. Бояр на скаку пускали стрелы и лишь перед самой сшибкой бросили луки и схватились за рогатины.

Андрей гнал свою кобылу и глупо улыбался, желая только одного – поскорее врубиться в строй врага. Сшибка. Треск ломающихся копий, звон железа, конское ржание, крики боли и ярости. Не меньше дюжины резанских воев прямо с коней прыгнули через головы противника. Большинство удальцов погибли, принятые на копья или зарубленные бойцами, стоявшими во второй и третей шеренге. Те, кому повезло, прожили лишь мгновения, но успели смельчаки сломать строй врагов, и в образовавшиеся бреши хлынула вторая и третья шеренги кованой рати.

В тесной свалке боя рогатины только мешали, и бояре оставили рогатины в телах врагов, взявшись за сабли, кистени и перначи. Барабанной дробью раздавались сабельные удары, то глухие, то звонкие, от соприкосновения с металлическими пластинами брони. Казна, захваченная у московского князя, позволила мятежному князю хорошо вооружить своих воинов.

Андрею несказанно повезло, нервы копейщиков, стоявших на его пути, не выдержали, они, побросав копья и щиты, резво бросились удирать. Выдержать удар латной конницы копейщики могли без труда, главное – не поддаться панике, глядя на стремительно приближающуюся стальную лавину. Но стоит побежать одному…

Многие всадники перед атакой нацепили поверх броней железные висюльки, которые во время скачки создавали такой громадный грохот, который в сочетании с громкими воплями всадников мог посеять страх в сердцах врагов.

Таранная сила мчавшегося на всем скаку всадника раскидала тела побежавших воинов, словно кегли. Князь бросил рогатину, после того как булатный наконечник пробил железные пластины доспеха и плотно засел в спине щуплого мужика в начищенном до зеркального блеска панцире, для облегчения успевшего скинуть бугай.

Андрей раскачивался маятником, орудуя шестопером. Конь копытами давил поверженных врагов и своих упавших товарищей. Князь рвался вперед и только вперед. За рядами раздавленных конской массой копейщиков стояли плотные ряды воинов с топорами. Эти не думали бежать, они смело встретили врага. Щит князя раскололся на две половинки, от удара топора здоровенного вятчанина в распахнутом овчинном тулупе поверх кольчуги и смешном заячьем треухе на голове, на который хозяин успел нашить несколько железных пластин. Подушка с амортизировала удар, и рука, к счастью, не отнялась, но пришлось бросить ошметки щита, по-быстрому перерезав тесемки, и выхватывать левой рукой саблю, оставляя бок незащищенным. Хорошо еще конь унес Андрея вперед, давая возможность князю избавиться от остатков щита, и шустрый детина с длинным топором остался где-то позади.

Андрей обрушил пернач на медную шапку бородатого ратника в кольчуге до колен, одетой поверх суконного подлатника, подбитого ватой. Сила удара была столь велика, что левый глаз мужика выскочил из глазницы, а он сам, издав хриплый стон, выронив меч, рухнул навзничь.

Андрей качнулся влево, опасно свесившись с седла, и саблей полоснул по шее молодого парня в легкой кольчужке.

Вятских крестьян, соблазнившихся добычей, легко отличить от настоящих воинов. Все крестьяне поверх доспеха напялили тяжелые меховые одежды, а настоящие воины бились налегке, в лучшем случае поверх доспеха накинут меховой налатник.

Парнишка ловко принял клинок на голомень своего меча. Одновременно он попытался кольнуть в бедро Андрея зажатым в левой руке кинжалом. Тонкое острое жало клинка звякнуло о стальную бляху меховых штанов и, чуть отклонившись в сторону, рассекло кожу на ноге Андрея.

В этот момент резанский боярский сын, оказавшийся совсем рядом, махнул кривой сабелькой, и стальной клинок на удивление легко рассек кольчугу и вспорол грудную клетку вятчанина. Выпустив кинжал из рук, молодец из последних сил попытался достать Андрея рубящим ударом короткого меча, но сил нанести удар у него уже не было. Так он и упал с невыразимой тоской в голубых, словно чистое небо, глазах. На шее парня сверкнула в лучах яркого зимнего солнца витая шейная серебряная гривна. Жалко парня, так просто шейные гривны воинам не раздавали, они все еще – знак воинской доблести.

Вытащив кинжал из ноги, Андрей автоматически засунул его в кишень налучья.

Вновь протрубил рог, резанцы подались в стороны, освобождая пространство. Три сотни тяжелых всадников, личная дружина резанского князя, выходила на линию атаки. Подкрепление разметало вторую и третью, последний линию обороны вятчан, разделив войско противника на две половины.

Андрей, в сече растерявший почти всех своих людей, прорвался сквозь расстроенные ряды врагов. Коршуном налетел на отряд самострельщиков и немногочисленных лучников. Вместе с князем пробились еще несколько резанских воинов и с полдюжины его улан. Все вместе они частью посекли, а частью обратили в бегство вражеских стрелков. Те бойко удирали в сторону леса, побросав тяжелые самострелы. Уланы похватали волосяные арканы и весело принялись ловить разбегающихся стрельцов. Убежать от татар лучники не могли. Девять татар за несколько минут полонили неполных два десятка удирающих вятских стрельцов.

Из леса по татарам начали пускать стрелы засевшие в чаще лучники. По ловким всадникам они не попадали, но своими выстрелами все же не позволили татарам ловить убегающих, словно зайцы, беглецов. Уланы прекратили преследование, крепко связали пленных чембурами и покидали их на снег, потом собрали бесхозные самострелы и брошенные второпях луки, расстегивая крючки, сдирали латы с убитых, заодно прибрали к рукам бугаи, кошули , зипуны , кафтаны, подбитые ватой и выполнявшие роль подлатников, обутку, малахаи и треухи, пояса, ножи, и меховые штаны убитых. Рязанцы от татар не отставали, успевали собирать трофеи. Андрей уже давно не считал мародерство чем-то предосудительным. Воина кормит война.

Андрей привстал на коротких стременах, пытаясь понять, что происходит на поле боя. Битва распалась на сотни маленьких сражений, единого фронта уже не было. В центре победа была почти близка.

Можайцы получили свежее подкрепление, сумели потеснить вятчан, еще чуть-чуть, и вражеский центр дрогнет и обратится в бегство.

Прапорец Василия Дмитриевича все так же гордо реял в самой гуще сражения, но вызолоченного шелома князя Андрей не заметил. Оглядывая насколько можно поле боя, Андрей гадал, где дружина мятежного князя? Пока в битве принимали участие только вятские воины под предводительством Косого.

Вытащив левой рукой тугой лук из из лубья, а правой потянувшись к колчану, Андрей, откинув крышку колчана, достал бронебойную стрелу. Миг, и стрелка ударила в спину вятского воина в пластинчатом доспехе. Первым делом он выбивал воинов в доспехах. Крестьян от воинов отличить просто. На вятских крестьянах, соблазнившихся возможностью разжиться доспехами, напялены бугаи и кошули, но топорами они машут ловко.

Пока враг не опомнился, Андрей расстрелял оба колчана, третий колчан оказался поврежденным, и все стрелы в нем перерублены. Запасной лук, притороченный к седлу, тоже можно выкинуть, он также оказался перерубленным. Андрей и не заметил, когда и чем рассекли колчан с саадашным лубьем.

Когда закончились бронебойные стрелы, в ход пошли противопехотные. Целил Андрей по ногам ближайших врагов. Раны, наносимые такими стрелами, не смертельны, но выводят противника из строя. От потери крови раненый быстро слабеет. А то и сухожилия стрела перережет, и воин падает как подкошенный. Подхватив тулы убитого резанца, Андрей неспешно расстреливал противника, словно в тире.

Все больше конных боярских детей прорывались сквозь разорванный строй противника, за ними шли пешие дружинники, сминая всех, кто еще оказывал сопротивление. Вятчане же предпочитали умереть в бою. Пешему не убежать от конного, оставалось лишь подороже продать свои жизни.

Чужие стрелы не гарантировали точной стрельбы, но это сейчас не было важным. В такой толкучке не промахнешься. Пару раз Андрей засомневался, того ли воина он подстрелил, но потом перестал об этом думать.

Андрей чуть было не проворонил момент, когда враг дрогнул и побежал. Сперва единицы побросав топоры, щиты и мечи стали выходить из боя и, крадучись, обходить стороной резанских бояр, расстреливающих сражавшихся вятских воев. Потом бегство стало массовым. Андрей бросил лук в налуч и схватился за саблю. Бегущие воины норовили полоснуть князя кто топором, кто мечем.

К Андрею пробились его немногие воины: Семен и Кузька с десятком холопов, пришедший в себя и вернувшийся в строй Дитрих. Второго немца не было видно, то ли сложил он голову в жаркой сече, то ли увлекся погоней вместе с остальными.

Призывно затрубил рог великого князя резанского, и гулко забили набаты. Бояре прекратили преследование и возвращались к точке сбора, рядом со стягом резанского князя. Пешие воины, игнорируя приказ, увлеклись преследованием бегущего по направлению к своему обозу врага. Там под кронами вековых деревьев укрылись усиленные отступившими стрелками лучники из охраны обоза.

Солнце ярко освещало поле битвы, повсюду на снегу темными бугорками лежали тела убитых и раненых. Особенно много тел лежало там, где вражеские копейщики отражали конные лобовые атаки резанских бояр. Начавшийся снегопад укрывал снежным покровом мертвые тела, кружащие на ветру снежинки падали на кровавые пятна на утоптанном снегу. Холопы носились по полю, вынося раненых, своих и чужих. Все вернувшиеся из битвы бояре и боярские дети вновь подъезжали к огромным бочкам и прикладывались к ковшу.

– Ты чего не пьешь? – боярин Маслов опорожнил большущий ковш с пивом и протянул его разливающему холопу за добавкой.

– Мне хватит, – Андрей отрицательно мотнул головой.

– Пей, давай, сейчас Василий главные силы в бой двинет. – Костя повторно осушил ковш и крякнул от удовольствия.

– Так разбиты его войска уже? – Андрей недоуменно уставился на друга, не понимая, отчего боярин уверен в обратном.

– Нет, это только начало, – Костя вернул ковш виночерпию. – Пошли уже, наши строятся.

Словно предчувствуя беду, а может быть, хорошо зная правила сражений, резанский князь повелел своим боярам быть готовыми к конной сшибке. Андрей вертел головой, пытаясь разглядеть, что происходит в сражении, но не видел причин для беспокойства. Противник разбит и бежит. Конница далеко обогнала пеших воинов и рассыпалась у леса, в котором засели стрельцы вятчан. Пехота растянулась по всему полю, усталость давала о себе знать, да и пешему в куяке или юшмане бежать за убегающим противником тяжеловато будет.

Бояре и боярские дети в полном доспехе становились в первую шеренгу. Многие из них повелели холопам принести кожаные ремни и накрепко привязывали себя к лошадям. Маслов, усмехаясь, поведал, что таким образом бояре пытаются защитить себя от риска быть стоптанными под копытами второй шеренги. Даже если вражеская рогатина пройдет мимо или слегка заденет по доспеху, риск вылететь из седла очень высок. Действительно, русские стремена короткие и нужно обладать огромной ловкостью, чтобы не вылететь из седла при лобовом столкновении.

Пока бояре строились, из леса вылетела конная лава личной дружины мятежного князя, до поры до времени не принимавшая участие в битве.

Вообще-то воинов князей и бояр называли княжьим или боярским двором, но Андрею больше нравилось слово 'дружина'. До атакующей конницы врага версты четыре-пять. До сих пор личная дружина князя Василия не принимала участие в битве, и, вот когда победа уже была так близка, мятежный князь готов был вырвать ее из рук московского государя. Московское войско совершенно расстроилось, преследуя бегущих вятчан. Фланговый удар конницы уничтожит московское войско за считанные мгновения. Собрать воинов для отражения удара не получится, зря тревожно били набаты, отзывая войска. Войско, порядком подуставшее, не успевало собраться для отражения конной атаки противника. Андрей видел, как многие всадники поворачивали коней и спешно удирали с поля боя. Пешие воины на бегу скидывали брони, бросали щиты и мечи, пытаясь быстрее убежать, выйти из-под направления вражеского удара. Лишь немногие смельчаки собирались в небольшие отряды по десятку-другому человек, становились на пути латной конницы. Но эти островки не смогли бы остановить противника.

Снова затрубил боевой рог резанского князя, Андрей не разбирался в сигналах, но действовал, глядя на остальных бояр. Единственная сила, которая могла предотвратить катастрофу – личная дружина Резанского князя и его исполченные бояре и боярские дети. Князь принял единственно правильное решение, победа или смерть – другого решения быть не могло.

Конная дружина Резанского князя выстраивалась для безнадежной атаки. Костя проклинал все на свете, усаживаясь в седло. За несколько минут боярин успел объяснить другу, в какую беду они попали.

Резанские бояре и их тяжеловооруженные воины на легких и быстрых татарских лошадках, а противник – тяжелые всадники, то есть тяжеловооруженные всадники на тяжелых немецких конях. К тому же у врага преимущество, он атакуют с возвышенности и в столкновении просто всей массой сметет резанскую конницу. То, что часть личной дружины резанского князя тоже сидит на тяжелых боевых конях, дела не меняло. Пять сотен всадников не смогут противостоять в лобовом столкновении почти вдвое превосходящему в численности противнику. Тут или бежать без оглядки, или умереть с честью, другого не дано. Разве если только чудо случится.

Времени взять разбег для конной сшибки оставалось в обрез. Бояре, кто мог еще держаться в седле, становились в строй.

Старый боярин Давыд Таптыков, служивший еще отцу нынешнего Резанского князя, вместе с сыновьями возносил молитву богу. Внешность боярина, чистокровного татарина, отец которого татарин Таптык в крещении названный Даниилом перешел на службу Олегу Резанскому, мало чем отличалась от внешности остальных Резанских бояр. Все они, дети, внуки и правнуки выехавших из Орды татар, верно служили своему князю.

Снова надрывно протрубил рог. Конная масса сдвинулась с места, постепенно набирая разгон, забирая влево, чтобы встретить врага в лобовой атаке. На пути конницы, как на грех, оказались бегущие резанцы. Бояре взяли еще чуть левее, но все равно правым своим крылом конная рать прошла железным катком по бегущим резанским воям, оставляя после себя искалеченные тела.

Громовое 'Ура-ааа!' прокатилось над заснеженным полем и смешалось в тяжелом, глухом ударе страшного лобового столкновения двух конных лавин.

Андрей успел подхватить с земли бесхозную рогатину и теперь выбирал себе противника. Им оказался воин в немецкой кирасе и в остроконечном шлеме с маской медвежьей морды. Андрей чуть опустил рогатину, целя в подбородок противника, и в самый последний момент чуть опустил наконечник рогатины. Сила удара была такова, что рогатина проткнула насквозь противника, и Андрей еле-еле успел ее бросить, иначе сам бы вылетел из седла. Сзади Андрея подпирали наскочившие всадники второй шеренги.

Разгорелась рукопашная схватка: всадники кололи, рубили врага саблями, сминали доспехи и шеломы тяжелыми палицами и перначами, отовсюду слышался непрерывный лязг железа.

Боярин Маслов молодецким ударом по локти отсек обе руки боярину Васи Косого. Булатный клинок, перерубив руки и ратовище рогатины, и глубоко вонзился в шею боевого скакуна.

Сенька, насадив на рогатину такого же безусого, как сам Семен, парня, левой рукой выхватил саблю и снес голову наскочившего на него всадника в вызолоченном зерцале и сверкавшем на солнце остроконечном шеломе с пышным султаном на макушке.

Звенигородский боярин, потерявший коня, стоит рядом с убитым скакуном, одним концом уперев рогатину в утрамбованный снег, другим насаживает на рогатину лошадь наскочившего на него резанца. На лицах суматошно мелькавших вокруг Андрея всадников написан был ужас дикого страха и яростного безумия. Именно этот страх заставлял воинов обеих сторон идти до конца, загоняя волны страха в дальние уголки сознания и механически махать саблей, рубя лошадей и людей, отсекая конечности, пока чужой клинок не остановит это безумие.

Андрей старался наносить сабельные удары в голову или плечи противника. Клинок рассекал железо шеломов, головы распадались на две половинки, разрубленные сильнейшим ударом, клинок шел дальше, разрубая туловище. К несчастью, после особенно сильного удара, когда Андрей разрубил до седла очередного противника, клинок застрял в теле врага. Князь еле успел скинуть кожаный ремешок с кисти, оставляя саблю в теле врага. Выхватил свой любимый шестопер и снова бросился в сражение.

Всадники маневрировали, наскакивая на врага. Определить, кто свой, а кто чужой, было просто, резанцы на лицо – чистые . Больше сотни всадников мятежного князя смяли резанских конников и вырвались на оперативный простор, вырубая бегущих пеших воинов Можайского князя. Казалось, что поражение в битве неизбежно. Войска левого крыла и центра совершенно расстроились, правое крыло московского полка, обойдя своим левым флангом противника, прижало его к высокому берегу Каторосли, подставляя свой тыл прорвавшимся боярам Косого. Еще немного, и, вырубив резанскую конную рать, остальные всадники Василия всей мощью ударят в спину правого крыла московского войска. Легкая татарская конница бывшего татарского мурзы Абатура, а ныне резанского боярина Мефодия, не могла спасти положение. Воеводы Ивана Федоровича отчего-то не вводили в бой этот последний резерв из легкой конницы.

Снова призывно затрубил рог, и на сцене появилась личная дружина Угличского князя Дмитрия Шемяки. Воины князя всю битву просидели в засаде в небольшой лощине в четырех верстах от поля боя. Быстрым маршем преодолев это расстояние, всадники, чуть утомив коней спуском и подъемом через неглубокий овражек, вышли на линию атаки. Фланговым ударом конница Шемяки врезалась в клокочившую и бурлящую массу рубившихся всадников, сметая на своем пути всех и вся. Те из воинов, кто рубился на фланге, услышав топот тысяч копыт, перестали убивать друг друга и брызнули в разные стороны. Воины Василия в одну сторону, резанские бояре в другую.

Таранный удар пяти сотен закованных в броню всадников ужасен. Под ударами рогатин падали свои и чужие. Впрочем, резанские бояре для воинов Шемяки своими не были. Конница Косого была в считанные мгновения смята и бросилась наутек. Совсем рядом затрубил рог, две сотни всадников Шемяки, ведомые опытным княжеским воеводой Акинфом Волынским, повернули коней, разгоняясь для удара по прорвавшимся в тыл москвичам воинам Косого, которые разметав пешую резанскую рать, мимоходом разогнав Можайцев, теперь лихо вырубали тыл московской рати.

Сам же Шемяка, вместе с родичем Ярославских князей удельным князем Заозерским Дмитрием Васильевичем бросился преследовать удирающую дружину Косого. Бегущих преследовали больше для виду. Как только справа от преследователей появился небольшой конный отряд, набирающий разгон для удара, преследователи осадили коней и, развернув скакунов, поскакали назад, по пути перестроившись для нового флангового удара по левому крылу противника. Дружина Шемяки, усиленная дворянами князя Дмитрия Заозерского, поставила точку в этой битве, сбросив с высокого берега последних воинов, оказывающих сопротивление. Потом бояре с веселым смехом занялись расстрелом из тугих луков убегавших по глубокому снегу беглецов.

Андрей бродил по полю среди сотен неподвижных тел, которые еще совсем недавно были живыми людьми. Раненые шевелились, некоторые, несмотря на ужасные раны, пытались подняться, протягивали к Андрею руки, умоляя о помощи. Особенно ужасно выглядели рваные раны, нанесенные рогатинами. Андрея от увиденного опять начало тошнить. Уже столько раз он видел убитых и на раны успел насмотреться, но он впервые видел такое массовое побоище. Если бы не хмель в голове, то вполне можно было сойти с ума от этого кошмара. По всему полю носились обезумевшие от страха и потерявшие всадников лошади. Многие кони, получившие огромные раны, жалобно ржали, пытаясь подняться.

Татары Кулчука, для которых ужас последствий битвы был делом привычным, арканами ловили бесхозных лошадей и собирали оружие и брони убитых.

Семен с братьями, видя состояние Андрея, поспешили напоить князя вином. Зубы Андрея стучали мелкой дробью, желудок свело от рвотных спазмов. После выпитого вина Андрею немного полегчало. Братья увели князя с собой, посадив безучастного князя верхом на лошадь.

Парни сильно торопились поучаствовать в грабеже обоза, там уже вовсю хозяйничали вои московского князя. Оказалось, что двор великого князя московского почти не участвовал в сражении, хитрый государь московский подставил под удар дружины союзных князей.

Больше всего досталось Ивану Андреевичу Можайскому. Он потерял почти две трети своих людей. В случившемся внук Дмитрия Донского виноват прежде всего сам, сколько народу загубил своей горячностью! Телохранители князя полегли все, не раз спасая молодого князя от смерти. Но молодости свойственно ошибаться. Государь московский не забыл измену князя Ивана и в этот раз просто подставил полк Можайского князя под удар латной конницы, а Иване и рад стараться заслужить прощение московского князя.

Часть воинов отлавливала в лесу вражеских стрельцов и с веселым смехом развешивала пленных на деревьях, остальные предались грабежу огромного обоза, состоящего из нескольких тысяч саней. Братья несколько раз вступали в схватки с любителями пограбить, когда москвичи пытались предъявить свои права на понравившуюся братьям добычу. То, что это москвичи, было понятно без слов, бородатые мужики вели себя наглым образом. За что и поплатились жизнями. Семен, воровато оглянувшись по сторонам, выхватил лук. Звонко тренькнула тетива, раз, другой, и нахалы распластались на снегу суча ногами.

Пока Кузька обирал незадачливых вояк, подоспели пятеро холопов братьев, и все вместе они по быстрому отобрали пять дюжин саней, половина которых нагружена под завязку овсом, потом холопы, привели коней, торопливо впрягли лошадок в сани и погнали обоз в расположение Резанского войска.

Когда братья привезли Андрея назад к его шатру, уже смеркалось. Сенька напоил господина вином, заставив залпом выпить пару литров красного вина, и уложил на расстеленный в шатре ковер, сняв с князя доспех, перевязал многочисленные раны и, укрыв шерстяными одеялами, оставил князя под охраной Анфала. Андрей, одурманенный винными парами, тотчас провалился в глубокий сон и не слышал, как победители всю ночь отмечали победу, стоя 'на костях'. Утром, когда Андрей проснулся и через силу позавтракал вчерашней гречневой кашей с мясом и ломтем черствого хлеба, пир все еще продолжался.

Ночью Кузька вместе с московским приказчиком активно занимались скупкой трофеев. Напряжение битвы требовало выхода, обычно вояки снимали стресс хмельными напитками. Платили за хмельное – трофеями. Торговать хмельным сразу после сражения дело выгодное. Перед шатром лежала огромная куча кольчуг, топоров, наголовий, мечей и целый ворох одежды. Меняя мед с пивом на доспех и оружие, Кузька получил в несколько раз больше трофеев, чем в бою взяли на саблю.

Семен, вернувшийся из стана москвичей, сообщил, что князя Василия Юрьевича не нашли не среди убитых и не среди раненых. Значит, он успел выйти из боя, как понял, что битва проиграна, и теперь мятежный князь уже далеко. Только какой он мятежный князь? Василий не хотел быть старшим в роду 'по старине', то есть не собирался становиться Великим князем. Он жаждал стать Государем Московским. Парадокс заключался в том, что отец Василия, старый князь Юрий, ратовал за старину, а по старине Великим князем должен был быть именно Юрий, как старший в роду Калиты. Митрополит с московскими боярами, наплевав на старину, хотели передачи власти юному Василию как наследному Государю Московскому. И вот теперь, после смерти князя Юрия, московский князь стал ярым поборником 'старины', а сын князя Юрия, шалопай и баламут, хотел нового порядка – передачи власти по наследству, от отца к сыну!

Посланная в погоню легкая татарская конница вернулась на второй день, татары не смогли поймать мятежного князя.

В полдень всех пленных, которых набралось изрядно, согнали на лед к большой проруби, вырубленной на середине реки. По приказу московского государя пленных вятчан утопили, всех до единого. Лютой смертью в этот день казнили почти полтысячи пленников. Обреченных на смерть мужиков подводили к проруби десятками, раненые, обмороженные вои в гордом молчании принимали смерть.

Ярославский князь Александр Федорович Брюхатый, великокняжеский наместник в Ярославле, на правах зятя Великого князя Московского командовал процессом утопления пленных. Присутствующие на казни многочисленные ярославские княжата, как удельные, так и служилые, с большим удовольствием утопили бы самого Васю Косого, но были принуждены ограничиться зверским убийством его сторонников. На казни присутствовали все: удельные владетельные князья Моложские вместе с родственниками, имевшими равные права владетельных князей, но не владеющими Мологой, князья Прозоровские, Сицкие, сын удельного князя Новленского. Москва приложила немало сил, чтобы раздробить Ярославское княжество на множество уделов. Теперь все эти князья или признавали верховенство государя Московского, или же были служебными князьями, а кое-кто так вовсе служил князю Московскому боярскими сыновьями. Однако ж Ростовские и Суздальские князья со своими боярами не пришли смотреть на казнь.

С веселыми прибаутками Брюхатый подталкивал пленников к краю проруби, коля их копьем. Утопив таким образом с несколько десятков мужиков, Ярославский наместник с довольным видом уселся на лавку, покрытую алым бархатом, с наслаждением наблюдая за продолжавшейся казнью. Однако настроение его быстро испортилось, ведь ни один человек не попросил пощады.

Жуткая картина казни ужасала своей бессмысленностью, но московские государи ненавидели и боялись вятских ушкуйников, которые не раз и не два грабили московские земли. Да и в ужас пришел лишь один Андрей, остальные воспринимали происходящее обыденно. Да, не повезло вятчанам, но на их месте при ином исходе битвы вполне могли оказаться москвичи с резанцами. И не знаешь, что лучше: либо быстрая смерть в проруби, либо татарская неволя. Обычно-то полон ратный продавали татарам.

Андрей, постояв на берегу еще с полчаса, не стал больше смотреть на продолжавшуюся казнь, ушел к себе в шатер и снова напился до бессознательного состояния.

Двор служилого князя за ночь увеличился на три дюжины воинов. Пленникам братья предложили нехитрый выбор: либо дать клятву верности князю и влиться в ряды славных воинов, либо их отдадут в руки московского государя.

Московский князь действовал вопреки старине, потребовав от бояр отдать ему всех пленников. Полон 'по старине' принадлежал тому, кто его захватил, но разве станешь спорить с Московским государем, когда его войска практически не понесли потери. Бояре с ворчанием отдавали пленников в руки московских воев. Сенька, шнырявший всю ночь по пьяному табору, подслушал разговор московских бояр о незавидной судьбе, ожидающей вятских пленников.

Торопливо вернувшись назад, он самовольно от лица князя предложил пленникам перейти на службу. Почти все мужики согласились, лишь четверо хмурых бородачей отказались от предложения, и утром отказники были переданы в руки москвичей.

Андрей в этой битве потерял дюжину убитыми и тяжелораненых было больше десятка, что немудрено. Остальные вои отделались синяками и легкими ранами. В общем, маленькому войску служилого князя и боярина крупно повезло. Резанскому войску повезло куда как меньше.

Если быть честным, то лишь московское войско почти не понесло потерь, как и дружина Шемяки осталась целехонька. Московский князь сам ли или по совету своих ближних бояр подставил под удар дружины Можайского, Резанского и остальных князей, тем самым чуточку, но ослабил своих союзников. Резанский князь в этом кровопролитном сражении только убитыми потерял третью часть своего войска.

А лошади? Лошадей погибла тьма тьмущая, и все боевые комони. Немецкие лошадки, доставшиеся ушлым боярам в качестве трофея, радости не приносили. Бояре в Резанском княжестве к татарским лошадкам привычку имели. Обозные лошадки тоже большой ценности не представляли. Все оружие и доспехи с поля боя поделят на всех, доля резанцев будет приличная, но что толку, ведь доспехи все посечены и половина годна лишь к использованию после починки. Остальное – лом, годный лишь на тегиляи или на худой конец на гвозди или косы перековать. Свои доспехи не в лучшем состоянии.

Бояре в преследовании вятчан участия не принимали и лишились возможности захватить трофеи в личную собственность. Полон, взятый в бою, московский князь отобрал. В общем, разор один от такой войны.

Тяжелые потери, как людские, так и материальные, усиливали зависимость Резанского князя от Московского княжества, в случае конфликта с татарами только московские рати могли бы защитить резанскую землю от врага, собственных сил у Резанского князя не хватит. Еще парочка таких сражений, и Резанцы навсегда смогут распрощаться с мечтами о независимости от Москвы.

Москва встретила победителей трескучими морозами. Во дворце московского князя закатили грандиозную пьянку по случаю блестящей победы. Андрей посидел пару дней на пирах, да и сказался больным. Бояре союзных князей потихоньку разъезжались. Князья же остались пировать у московского князя.

Все свободное время Андрей посвятил обучению холопов обращению с огнестрельным оружием. Захваченные в ливонском замке несколько ручниц оказались разного калибра, но стрельба велась не пулями, а дробью. От того Андрей не заморачивался. Все равно прицельная стрельба в принципе невозможна из таких стволов. В бою они эффективны лишь на короткой дистанции. И процесс заряжания весьма долог. Зато поражающая сила впечатляла. Пока и эти трофеи сгодятся. Потом под видом усовершенствования можно будет предъявить прихваченные с собой модернизированные пищали.

На стрельбах за городом застал Андрея посланник, предъявивший опознавательный знак. Прибыл он в сопровождении двух десятков дюжих монахов. Монахи статью напоминали скорее профессиональных воинов. Под широкими рясами угадывались брони.

Оставив Луку продолжать учебные стрельбы, Андрей вместе с монахами, не торопясь, поехал в город. В доме монах, словно хозяин, уселся в кресло Андрея и с наслаждением вытянул ноги. Попросил подать плед, лежащий на лавке. В комнате было тепло, можно сказать даже жарко, но старческие кости мерзли, и монах закутался в плед. Молчание затягивалось. Андрей не садился, ждал, что скажет посланник. Судя по тому, как вел себя монах, не последний он человек в братстве. Наконец монах заговорил:

– Удача сопутствует тебе князь. Наслышаны мы о делах твоих. Однако ж не немцы нас заботят. И даже не Литва. Отправляйся в вотчину свою, исполчай людей. Пойдешь в степь. В вотчине тебя будет ждать проводник от татар Кичи-Мухаммеда. Татары ноне враждуют между собой. Хоть и принес хан немало горя резанскому княжеству, поможем слабому хану одолеть сильного. Улу-Мухаммед после смерти Витовта некрепко стоит на ногах, вот мы и подтолкнем тихонечко хана в спину. Пойдешь в степь с дружком своим боярином Масловым. Князь резанский сделает вид, что не знает о вашем походе. Ни к чему ему отношения с Махметкой портить. Да вот что еще… Литовские бояре с вами пойдут.

– Литовские бояре? – удивленно переспросил Андрей.

– Что тебя так удивляет? – не понял причину удивления собеседника монах.

– Так мы Литву воевали… – привел аргумент князь.

– Не Литву, а врагов веры нашей. А вера у нас одна по всей Руси, – поправил Андрея святой отец.

– Я понял, понял. Сделаем в лучшем виде. А если царь в поход на Русь в отместку двинет?

– Для того и идете, что бы не с кем ему было в поход идти. И было чем заняться хану. Пускай соперников своих присмиряет. А на Русь он придет… Только вот кем? Царем татарским или просителем, равным московскому князю? Сие от тебя зависит.

– Я бумаги в ливонском замке прибрал, – сменил тему разговора Андрей, доставая из-под лавки сундучок с грамотами и водружая его на стол. – Там полно всяких писем.

– Посмотрим, что за письма… – посланец с интересом рассматривал грамоты, ничуть не смущаясь того, что многие из них писаны на латыни. – А пока вели обоз снаряжать, что положено, грузи в возки. Заберем все сразу. Иди, распорядись, я пока на письма гляну, – отдав распоряжение, монах словно забыл о существовании Андрея продолжая изучать переписку покойного барона.

Андрей понял, что скучать не придется. Впереди его ждал поход на татар. И очень интересный поход, судя по его предполагаемым участникам. Некая коалиция княжеств. Только отчего-то без самих князей. Те, по старой привычке, гнули выю перед ордынским царем. С детства воспитывались князья в беспрекословном подчинении ордынскому царю. Пойти против царя и даже помыслить противу него, князья не могли. Бояре – другое дело. Для русских бояр слабеющая Орда – источник дохода.

Поход Дмитрия Донского не исключение. Противником князя Дмитрия был не царь, а узурпатор. А легитимный царь потому и пошел потом на Дмитрия, чтобы хан московского улуса лишнего не подумал и не возомнил себя невесть кем. Соблазн самому стать царем у Дмитрия определенно присутствовал, но сюзерен напомнил вассалу, кто есть кто в Орде. Силы пока еще оставались неравны. Но это пока…

Александр Логинов.

Пермь.

2012 год.

Ссылки

[1] Лал – драгоценный камень рубин

[2] Яхонт – драгоценные камни: желтые – топазы, красные лазоревые – сапфиры, синие и червчатые (красные) – рубины.

[3] Бирюза – драгоценный камень небесно-голубого цвета.

[4] Бармица – оплечье, походившее на отложное ожерелье, оно делалось или из сплошного железа, или из нескольких железных частей, скрепленных железными кольцами.

[5] Хамьян – кожаный или из крепкой материи кошелек для денег, очень длинный, иногда в виде пояса.

[6] Гривна – длинная серебряная палочка весом около 204 грамма. Имела наибольшее значение в денежном обращении. Изначально была распространена на северо-западе Руси, а с середины XIII века распространилась по всей территории Древней Руси.

[7] Иван Фёдорович (ум. 1456) – рязанский великий князь (1427-1456), младший сын Фёдора Олеговича и Софьи Дмитриевны, дочери Дмитрия Донского.

[8] Олег Иванович Рязанский – великий князь Рязанский с 1350 по 1402 год.

[9] Сакма – изначально след на земле, оставленный зверем или конницей. Позднее cакма означала всякую проторенную, испытанную, проверенную дорогу. В русской летописной терминологии cакмы – пути (маршруты) передвижения татарских войск, а также главные дороги из Орды на Русь, из степей на Русь.

[10] Мисюрка – это железная шапка с бармицей. Мисюрки были двух видов: прилбицы и наплешники.

[11] Байдана – разновидность кольчатого доспеха в виде рубахи длиною до колен, с рукавами до локтей и ниже. Если этот доспех длиною был немного ниже пояса и с рукавами выше локтей, то назывался полубайданою и весил около 4-5 кг. От собственно кольчуги она отличается лишь размерами и формой своих колец. Кольца байданы – крупные, плоско раскованные. Крепились кольца либо внакладку либо на гвоздь или шип, что давало сочленению большую прочность. Как ясно из способа производства, кольца для байданы получались большие в размере, что позволяло делать броню меньшую по весу – 6 кг. Однако крупные отверстия в кольцах не оставляли шансов против кортиков и стрел. Основное предназначение байданы – это защита от скользящих ударов сабли.

[12] Засапожник – кривой нож, носимый за голенищем сапога. Наиболее распространённая длина ножа -120-210 мм, толщина обуха 4-5 мм.

[13] Хза – кожа.

[14] Однорядка – верхняя широкая, долгополая одежда, без воротника, с длинными рукавами. Шились обыкновенно из сукна и иных шерстяных тканей. Застегивались пуговицами или завязками. Одевались на зипун или кафтан. Носились осенью, весной или в ненастную погоду.

[15] Ворворка – шарик на шнурке или тесьме над чашечкой в которой скреплены пряди кисти.

[16] Оглан – тюрк, букв. 'сын', титул членов-рода Чингисхана, не занимавших ханского престола; встречается в текстах. конца XIV и XV вв.; по-персидски переводится 'шахзаде' – царевич.

[17] Батурлык, или поножи – доспех, состоящий из трех выгнутых железных или стальных пластин, закрывавших ногу всадника от колена до подъема и соединявшихся позади пряжками с запряжниками и наконечниками.

[18] Вымол – пристань.

[19] Чалка – причальный канат, трос для речного судна, лодки.

[20] Дети боярские – сословие, существовавшее на Руси в конце XIV – начале XVIII веков. В XVI-XVII веках дети боярские вместе с дворянами несли обязательную службу, за которую получали поместья и записывались в десятни по уездам и составляли русскую конницу.

[21] Дворные слуги

[22] Ознаменка – предварительная разметка.

[23] Ичитыги, Ичиги – татарские сапоги.

[24] Сермяга – грубое, некрашеное крестьянское сукно ручного изготовления.

[25] Охабень – верхняя, длинная и широкая одежда, подобная однорядке, только с отложным воротником, спускавшимся от самой шеи до половины спины. Обыкновенные охабни шились из сукна и иных шерстяных тканей, а нарядные из камки, бархата, парчи.

[26] Чеботы – мужская и женская обувь, похожая на глубокий башмак с острыми кверху загнутыми носками. Ч. обыкновенные делались из сафьяна, нарядные – из атласа и бархата; вышивались золотом и серебром, унизывались жемчугом, усаживались драгоценными камнями. Подошвы их подбивались гвоздиками, а каблуки – серебряными или железными скобками.

[27] Кашинь – Кашан, город на Иранском нагорье. Главный центр производства художественной керамики в Иране – фаянсовой посуды и архитектурной керамики, а также центр изготовления шелковых тканей и бумазеи.

[28] Ездей – Йезд, город на Иранском нагорье. Один из главных центров шелкоткачества на Ближнем Востоке. Служил узловым пунктом двух караванных торговых путей: один соединял Северо-Запад Ирана с Керманом и портом Ормуз, другой – Хоросан с Фарсом и Барсом.

[29] Камка, Камха – обычно шёлковая цветная ткань, одно– или двухлицевая с рисунком (обычно цветочным), образованным блестящим атласным переплетением нитей, на матовом фоне полотняного переплетения.

[30] Дороги – –полосатая или шелковая клетчатая ткань, иногда струйчатая с золотными, серебряными, шелковыми деревцами и травками. Употреблялась в основном на подкладку кафтанов, зипунов, летников, куяков, наручей.

[31] Бумазея – мягкая хлопчатобумажная ткань с начесом.

[32] Киндяк – хлопчатобумажная набойчатая ткань.

[33] Алача – персидская ткань из сученых шелковых и бумажных ниток.

[34] Таром – одна из малых административных единиц Ирана.

[35] Зарбаф – золотая или серебряная ткань с узорами шелковыми, серебряными и золотыми. Название ее, происходящее от персидского 'зер' – золото и 'бафт' – ткань, указывает на вывоз ее из Персии. Из зарбафты шились шапочные верхи, кафтаны, зипуны, ферези, шубы и др. нарядные царские одежды.

[36] Дол – желобоватая продольная выемка на голомени клинка для облегчения его веса и усиления жесткости.

[37] Голомень, голомя – плоская сторона полосы у меча, сабли, кончара, тесака, кинжала.

[38] Дирхем – арабская серебряная монета, стоимостью 1/10 динара.

[39] Хормуз – остров в Ормузском проливе.

[40] Хазиначи – казначей.

[41] Ферязь – верхняя одежда длиною почти до лодыжек, без перехвата и воротника, с длинными суживающимися к запястью рукавами. Застегивалась на пуговицы (от 3 до 10) с длинными петлицами или схватывалась на завязки. Шились на подкладке – летние и на меху – зимние. Безрукавые ферязи зимою поддевались под кафтан.

[42] Городы – вышитый узор в виде сплошных зубцов или полукругов на краях кружев.

[43] Галун – узорчато тканая тесьма или лента серебряная, золотая, или шелковая.

[44] Вошва – лоскут дорогой ткани пришиваемый для украшения к другой ткани.

[45] Фатисы – драгоценный камень, употреблявшийся преимущественно на пуговицы.

[46] Гапель – бляшка с крючком для застегивания, застежка.

[47] Тафья – шапочка плотно закрывающая макушку головы.

[48] Запона – золотая или серебряная бляха с драгоценными камнями для украшения.

[49] Иван Владимирович Пронский – князь Пронский и рязанский.

[50] Федор Ольгович (ум. 1427) – великий князь рязанский (1402-1427), сын великого князя рязанского Олега Ивановича. Женат на княжне Софье, дочери Дмитрия Донского

[51] Шадибек – хан Золотой Орды (1399-1407). Был сыном хана Кутлуга. На ханский престол взошёл в качестве ставленника эмира Эдигея после смерти Тимур-Кутлуга. Шадибек не вмешивался в дела царствования, предаваясь развлечениям и удовольствиям. Благодаря этому фактически всю власть в государстве захватил темник Едигей, установивший свои порядки в Золотой Орде. Недовольный сложившейся обстановкой Шадибек поднял борьбу против Эдигея, в которой победил последний. Шадибек бежал в Дербент, найдя убежище у эмира Дербента Шейха Ибрахима. На просьбы послов Эдигея выдать темнику Шадибека Шейх Ибрахим ответил отказом. Находясь в Дербенте, Шадибек продолжал считать себя законным правителем Золотой Орды, о чём свидетельствуют выпущенные им на Кавказе монеты.

[52] Иван Владимирович (1381-1422) – серпуховской князь, старший сын Владимира Андреевича Храброго и княгини Елены Ольгердовны, дочери Великого князя Литовского Ольгерда Гедиминовича, правнук Ивана Калиты.

[53] Василий Дмитриевич (30 декабря 1371 – 27 февраля 1425) – великий князь московский и владимирский с 1389 года, старший сын Дмитрия Ивановича Донского и великой княгини Евдокии, дочери великого князя нижегородско-суздальского Дмитрия Константиновича. Был женат на Софье – единственной дочери великого князя литовского Витовта.

[54] Владимир Андреевич Храбрый, Донской (15 июля 1353-1410) – удельный князь Серпуховской (135-1410), Боровский (1378-1410) и Углицкий (1405-1410), русский полководец, прозванный Храбрым, а после Куликовской битвы – Донским, младший сын князя Андрея Ивановича Серпуховского. Внук Великого князя Московского Ивана I Калиты.

[55] Юрий Дмитриевич (26 ноября 1374 года, Переяславль-Залесский – 5 июня 1434 года, Москва) – Звенигородский и Галицкий князь (с 1389), сын Дмитрия Донского, Великий князь Московский в 1433 и 1434.

[56] Булат – имеется в виду хан Золотой Орды – Пулад (1407-1410 гг), сын хана Шадибека, возведенный на сарайский престол эмиром Эдигеем (Идигу). В этом году царь Булат-Салтан воевал Литву, и междоусобная смута в Рязанском княжестве ему была выгодна. Наибольшую опасность для Булата представляли сыновья Тохтамыша, нашедшие убежище у московского государя, а так как Резанский князь связан договором с московским государем, то вполне естественно желание Булата поставить на Рязани своего ставленника.

[57] Витовт (1350 – 27 октября 1430) – великий князь литовский с 1392 года. Сын Кейстута, племянник Ольгерда и двоюродный брат Ягайло. Князь гродненский в 1370-1382 годах, луцкий в 1387 – 1389 годах, трокский в 1382-1413 годах. Провозглашённый король гуситов. Один из наиболее известных правителей Великого княжества Литовского, ещё при жизни прозванный Великим.

[58] Андрей Дмитриевич Можайский (14 августа 1382 г. – 9 июля 1432 г.) – третий сын великого князя Московского и Владимирского Дмитрия Ивановича Донского и суздальской княгини Евдокии Дмитриевны. Кн. Можайский и Верийский в 1389 г. – 1432 г. Родоначальник Можайских князей. Погребен в Москве, в Архангельском соборе. Удел его составляли: Можайск, Верея, Медынь, Калуга, Белозерск. Был на протяжении своей жизни верным союзником своего старшего брата Василия, а затем и племянника – Василия Темного.

[59] Петр Дмитриевич (1385 – 1428) – князь Дмитровский с 1389, Углицкий 1389 – 1405, сын Дмитрия Донского и великой княгини Евдокии, дочери великого князя Суздальско-Нижегородского Дмитрия Константиновича.

[60] Владимир Андреевич Серпуховский – он же Владимир Андреевич Храбрый, смотри сноску ? 54.

[61] Улу-Мухаммед – хан Золотой Орды, внук Тохтамыша. В 1419-23 вёл упорную борьбу за владение Узбекским улусом. Потерпев поражение, бежал в 1423 в Болгарию Волжско-Камскую. С 1426 с помощью великого князя Литвы Витовта вернул золотоордынский престол. Распространив свою власть на Крым, установил дружественные отношения с турецким султаном Мурадом П. Из-за междоусобной борьбы в 1437 был вынужден бежать в г. Белев. В 1438 со своей ордой переселился на среднюю Волгу и, подчинив часть населения Болгарии Волжско-Камской, основал Казанское ханство. Совершил ряд походов против русских княжеств (на Москву – 1439, Муром, Рязань и Суздаль – 1444-45). В 1445 пленил московского великого князя Василия II.

[62] Василий Юрьевич Косой – князь Звенигородский (1421-1448), Великий князь Московский (1434), старший из четырёх сыновей великого князя Юрия Дмитриевича.

[63] Дмитрий Юрьевич Шемяка (Большой) – Великий князь Московский, а также князь Угличский, князь Галицкий; сын Великого князя Московского Юрия Дмитриевича и княгини Анастасии Юрьевны, дочери последнего великого князя Смоленского Юрия Святославича.

[64] Дмитрий Юрьевич Красный (Меньшой) – младший сын великого князя Юрия Дмитриевича и княгини Анастасии Юрьевны Смоленской, внук великого князя Дмитрия Донского и Евдокии Дмитриевны (Евфросинии Московской).

[65] Иван Юрьевич – сын великого князя Юрия Дмитриевича, скончался в монашестве в 1432.

[66] День Петра-рыболова – праздник св. апостолов Петра и Павла – отмечался 12 июля по старому стилю.

[67] Константин Дмитриевич (1389-1434) – князь Углицкий (1427-1433). Самый младший (восьмой) сын Дмитрия Донского. Родился 14 или 15 мая 1389 года (за четыре или за пять дней до смерти отца, случившейся 19 мая). Согласно завещанию отца на случай, если родится сын, его братья выделят ему небольшие части из своих уделов. Удел Константина много раз менялся в результате переделов между братьями, пока, наконец, за ним не утвердился Углич.

[68] Фотий – митрополит.

[69] Ильин день – традиционный народный праздник у восточных и южных славян, приуроченный к церковному дню памяти пророка Илии, одного из наиболее чтимых на Руси святых. Отмечается 2 августа (20 июля по старому стилю).

[70] Иван Михайлович – Великий князь Тверской (1399-1425). Женат на дочери Великого князя литовского Кейсута, Великий князь Литовский и Русский Витовт приходился Ивану Михайловичу Тверскому шурином, то есть братом жены.

[71] Александр Иванович – Великий князь Тверской с 22 мая по 26 октября 1425 года.

[72] Юрьев день – славянский народный праздник, приуроченный к церковным дням памяти св. Георгия Победоносца. Отмечаются весенний (тёплый) 23 апреля по старому стилю и осенний (холодный) 26 ноября по старому стилю.

[73] Юрий Александрович – Великий князь Тверской с 25 октября по 26 ноября 1425 года.

[74] Иван Васильевич Большой – Ярославский князь (1380-1426). Имел сыновей: Романа, Александра, Василия, Якова-Воина и Семёна. После его смерти управление княжеством же перешло к его брату Фёдору.

[75] Андрей Владимирович Меньшой (примерно 1380-е гг. – 1426 г.) – князь Серпуховской (1422-1426), Радонежский (1410-1426), Боровский (1410-1426), третий сын Владимира Андреевича Храброго. Жена: дочь боярина Ивана Дмитриевича Всеволожского. Дочь: Анастасия – супруга князя Василия Юрьевича Косого.

[76] Симеон (Семён) Владимирович (примерно 1380-е гг. – 1426) – князь Боровский с 1410 года и Серпуховской с 1422 года, второй сын Владимира Андреевича Храброго и княжны Елены Ольгердовны, дочери Великого князя Литовского Ольгерда Гедиминовича.

[76] Жена: с 1404 года дочь князя Новосильского Семена Романовича, княжна Василиса (умерла осенью 1426 года).

[77] Ярослав (Афанасий) Владимирович (18 января 1388/1389 – 16 августа 1426) – (удельный) князь Малоярославецкий (боровско-ярославецкий) 1410-1426, сын Владимира Андреевича Храброго, князя Серпуховского, Боровского и Углицкого и княгини Елены, дочери Великого князя Литовского Ольгерда Гедиминовича, правнук Ивана Калиты. В 1408 году он женился на Анне, дочери Семёна Васильевича, князя Новленского, и прожил с нею три года (она умерла в 1411 году). Во втором браке с Марьей Фёдоровной Кошкиной-Голтяевой. Во втором браке имел трёх детей: сына Василия Ярославича, ставшего князем Серпуховско-Боровским и двух дочерей:

[77] Марию, ставшую супругой великого князя московского Василия Темного,

[77] Елену – ставшую супругой Михаила Андреевича Верейского.

[78] Василий Владимирович (9 июля 1394 – 1427) – удельный князь Перемышльский и Углицкий (1410-1427). Самый младший, седьмой сын Владимира Андреевича Храброго. Родился 9 июля 1394 года. От отца унаследовал Перемышль и Углич.

[79] Василий Ярославич (ум. 1483) – удельный князь Серпуховско-Боровский (1427-1456), Дмитровский (1447-1453) и Звенигородский (1453-1456?) сын князя Ярослава (Афанасия) Владимировича и Марьи Федоровны Кошкиной-Голтяевой, внук Владимира Андреевича Храброго. Василий Ярославович объединил в своих руках почти весь удел своего деда Владимира Андреевича Храброго. Василий Ярославич стал в 1433 году шурином великого князя Московского Василия II Васильевича, когда последний женился на сестре Василия Ярославовича, Марии Ярославне. В это же время между ними был заключен договор и в соответствии с договоренностью, Василий Ярославович всегда был на стороне великого князя Московского и оставался верным договору, даже в трудные периоды его жизни Василий Ярославич всегда оставался его верным союзником.

[80] Фёдор Давыдович Пёстрый, князь Палецкий – один из последних владетельных стародубских князей, перешедших на службу в Москву, старший из четверых сыновей удельного князя стародубского Давыда Андреевича Палицы, Рюрикович.

[81] Даруга – чиновник у монголов. Название это происходит от монгольского глагола даруху – давить в смысле прикладывать печать. Отсюда Д. значит чиновник, прикладывающий печать, что по-тюркски передавалось, словом баскак. Даруги у монголов управляли завоеванными провинциями в звании наместников (поэтому Гулагиды в Персии называли себя на монетах даругами); но, кажется, главным назначением их был сбор дани. Так, в 1223 г. Чингисхан с этою целью отправил даруг в завоеванные страны. В этом значении даруги привились и у нас Иоанн Грозный посылал Д., сборщика дани, в Сибирь. Теперь в Персии Д. – базарный полицеймейстер или низший полицейский чиновник.

[82] Тегиня, мурза – скорее всего это один из сыновей эмира Эдигея (Идигу).

[83] Кичим-Махммед – фактический последний хан Золотой Орды в 1428 год и 1432-1459 годах, сын Тимур-Хана. Захватил власть в Золотой Орде у своего тезки. Чтобы избежать путаницы, прозвали предшестующего правителя Орды Улу-Мухаммед (то есть 'старший Мухаммед'), а его конкурента Кичи-Мухаммед, то есть младший.

[84] Тохтамыш – хан Золотой Орды в 1380-1395 годах, хан Тюменского ханства с 1400 года, один из потомков Джучи, старшего сына Чингис-хана.

[85] Свидригайло – великий князь литовский (1430-1432). Сын Ольгерда от его второй жены, тверской княжны Ульяны, младший брат Ягайло. В 1432 году Свидригайло был свергнут с трона Сигизмундом Кейстутовичем. Однако Свидригайло получил поддержку части православных князей. В Полоцке в 1432 году он был посажен на 'великое княжение русское'. Началась гражданская война. В решающей битве у Вилькомира в 1435 году Свидригайло потерпел поражение. Также неудачными для него оказались военные столкновения 1437 и 1440 годов.

[86] Кошкин Захарий Иванович – младший из четырех сыновей Ивана Федоровича Кошкина, московский боярин.

[87] Дмитрий Константинович – князь Суздальский с 1356, великий князь Суздальско-Нижегородский с 1365. В 1360-1363 – великий князь Владимирский. Тесть Дмитрия Донского.

[88] Василий Васильевич Вельяминов (? – 1374) – боярин, московский тысяцкий в 1357-1374.

[89] Федор Андреевич Лжа – чингизид, старший сын Андрея Серкиза, внук татарского царевичп Серкиза (Секиз-бея). Женат на дочери Ивана Яковлевича Мячко Анастасии.

[90] Юрья Патрикеевич – московский боярин во время правления великих князей Василия I Дмитриевича и Василия II Васильевича Тёмного, второй сын князя Патрикея Наримунтовича и Елены. Происходил из династии Гедиминовичей, был родоначальником князей Патрикеевых.

[91] Михаил Андреевич – князь из рода Можайских. Михаил Андреевич был сыном можайского князя Андрея Дмитриевича и княгини Стародубской Агриппины (Аграфены) Александровны.

[92] Роман Иванович Хромой – князь из рода Ратшичей.

[93]  Сопла, сопли – специальные трубки, сделанные из огнеупорного материала для подвода из меха воздушной струи в печь.

[94] Аршин – старая русская мера длины. Аршин равен 72 см.

[95] Четь – мера площади, равнявшаяся 0,56 га.

[96] Подволоки – обшивной потолок.

[97] Халха – щит, сплетенный из прутьев и увенчанный металлическим умбоном. Круглый, несколько выпуклый, диаметром около 50 см и более, этот щит по-тюркски назывался 'калкан', по-монгольски – 'халха' (от монгольского глагола 'халхасун' – сплетать из прутьев). Прутья обматывались разноцветными шерстяными или шелковыми нитями таким образом, что получался геометризованный узор.

[98] Фряги – итальянцы.

[99] Алтын – старинная русская единица денежного счёта. С XV века равнялась 6-ти московским или 3-м новгородским деньгам.

[100] Караваш – по-татарски рабыня.

[101] Хатангу дегель – монгольский пластинчатый доспех типа бригантины.

[102] Бунчук – (крымско-тат. buncuk) – древко с привязанным хвостом коня, служившее в XV-XVIII веках знаком власти.

[103] Яблоко булавы – набитый гвоздями шар, венчающий металлический жезл. Яблоко делали из золота, серебра, булата, железа, хрусталя, украшали бирюзою и драгоценными камнями. На Руси и у татар булава оружие и знак власти, военноначалия.

[104] Хоросаньская земля – Хорасан, северо-восточная область Ирана.

[105] Тулпар – богатырский конь.

[106] Вершок – старорусская единица измерения, первоначально равнялась длине основной фаланги (4,44 сантиметра).

[107] Изгоном -

[108] Клепец – сеть, западня, капкан которым ловят зайцев и лисиц.

[109] Лони, лонись, лонской, лонишний – прошлого года.

[110] Остроги, Острожки – шпоры.

[111] Стегно – часть ноги от таза до коленного сгиба; бедро.

[112] Чембары – широкие кожаные или суконные шаровары.

[113] Железная шапка – невысокие шапка, сделанная из листового или кованого железа без носа, ушков, затылка и бармицы. Это самое дешевое из всех военных наголовий. Она принадлежала к вооружению беднейших ратников.

[114] Колонтарь – доспех без рукавов, из крупных металлических пластин, соединенных железными кольцами и простиравшихся от шеи до пояса, с кольчужною иногда панцирной сеткою от пояса до подола и с разрезами на плечах и на боках. Обе половины крепились на плечах и боках латника особыми железными пряжками, стягивались ремнями, связывались тесьмами.

[115] Чемоданец – сундук для хранения доспехов, щитов.

[116] Кончар – длинное оружие с трехгранным или четырехгранным клинком, острый конец которого мог проникать сквозь кольца панциря.

[117] Части полного копья: перо, тулея, яблоко, ратовище с подтоком. Пером называлась острая грань от тулеи до оконечности; телею – трубка для насаживания на ратовище; яблоком – шарик при соединении пера и тулеи; ратовищем – длинное древко; подтоком – металлическая оковка на тупом конце ратовища. Под тулей привязывалась бахрома, а древко обвязывалось галуном.

[118] Килим – гладкий полосатый ковер.

[119] Миндер – простеганная подушка набитая волосом или мочалом; матрас; тюфяк.

[120] Бертьяница – кладовая.

[121] Брынец – персидское бриндж, брюндж, – сарачинское пшено, рис.

[122] Емурлук – татар. Ягмурлук, верхняя одежда от дождя.

[123] Окуп – выкуп.

[124] Напуск – штурм.

[125] Едваба – полск, шелковая ткань.

[126] Джид – ножны с гнездами для комплекта из трех сулиц. Джид подвешивался к поясу и иногда на одном из гнезд имел длинный нож или тесак.

[127] Баволна – с польского языка, бумага, мягкота.

[128] Заноска – цепочка, на которой женщины носили тельник (нательный крест).

[129] Жуковины – перстни. Делались из золота, серебра, булата, железа, меди и олова. Украшались различными узорами, чернью, насечками, финифтью. В середине в них вставлялись драгоценные камни, на которых вырезались надписи, человеческие фигурки, изображения птиц, животных, клейма и т.д.

[130] Рясы, Ряски – пряди из жемчужных зерен с серебряными пронизками, кольцами и драгоценными камнями. Привешивались к женскому головному убору: к венцам у девиц и кикам, кокошникам у женщин.

[131] Перлы, перло – жемчужное ожерелье.

[132] Грива – кайма или обшивка одеяла называлась гривою. Одеяла были спальные и санные, теплые и холодные. Шились из бархата, атласа, камки, тафтицы и других тканей, с каймами и без.

[133] Дар – обязательный ежегодный подарок крестьян землевладельцу, выплачивался часто белками.

[134] Кадь – сыпучие тела в Древней Руси измерялись кадями и половниками. Кадь делилась по системе двух на 2 половника, 4 четверти и 8 осьмин. Вес кади в каждом регионе отличался. В среднем он составлял от 12 до 14 пудов. А. И. Никитский установил примерное равенство древнерусской кади 14 позднейшим московским пудам – 229,32 кг. Кадь иногда называли бочкой иногда оковом.

[135] Зобница – мера сыпучих тел в Пскове. Старая зобница (I половина XV в) составляет две трети новой (II половина XV в). старая зобница вмещала 9?/? пуда ржи. Новая – 14 пудов ржи. В 1434 г. в Пскове зобница ржи стоила 9 денег. Это очень низкая цена!

[136] Одесную – по правую руку, справа.

[137] Френсис Дрейк и Генри Морган – английские мореплаватели и корсары.

[138] Имеется в виду денежный счет Московского и Тверского княжества.

[139] Елмань – нижнее расширение полосы у сабли, которое делалось для придания большей силы удару.

[140] Лагалище, Влагалище – ножны.

[141] Тысяча воска – равнялась по весу 2 берковцам. Берковец равен 10 пудам.

[142] Терлинг – тюк сукна из 16-17 рулонов (русск, поставов, немец, лакенов), каждый по 25 метров.

[143] Керсей – (англ. Kersey) грубая, гладко сотканная, похожая на сукно материя, главный экспортный сорт английского сукна в Европу. Свое название сукна получили по деревушке Керси, где они изготовлялись. Эти сукна были также разнообразны, как все остальные, тем более, что чаще всего, они потделывались под ипрские. Очень часто продажа английских сукон запрещалась в Новгороде из-за потделок свинцовых пломб, на которых указывался город – производитель сукна.

[144] Постав – общеславянское слово для обозначения длины сукна, рулон ткани длиной от 35 до 50 локтей. По В.И. Далю, это – целая штука ткани, как она снята со стана.

[145] Локоть – имеется в виду 'иванский локоть' длиною 51см. Этим локтем измеряли импортное сукно при покупке оптом. В розничной продаже импортного сукна новгородцами применялся отпускной иванский локоть равный 44,1 см.

[146] Ярый – чистый

[147] Марка – историческое название счетно-весовой единицы, слиток серебра весом 233,856 г, так называемая кельнская марка.

[148] Нобель – золотая монета.

[149] Пфенинг – мелкая серебряная монета.

[150] Круг – одна из мер воска весом в 1 шиффунт (10 пудов или 160 кг). Цена в Ливонии за 1 шиффунт воска составляла 41 рижскую марку.

[151] Скора – общее название шкурок белки.

[152] Ипрское сукно – Ипр – старинный город на западе Фландрии (ныне Бельгия), на реке Ипр, главный центр фламандского текстильного производства.

[153] Скарлат – один из самых дорогих и лучших по качеству сортов сукна. Эти сукна красили преимущественно в красный цвет, они стоили минимум вчетверо дороже самых дорогих ипрских сукон. Центрами производства скарлата были Гент и Брюгге. Между прочим, скарлат, единственный сорт сукна, упоминающийся в русских былинах.

[154] Томасские сукна – сукна из города Сент-Омера. Томасские сукна были самых разнообразных цветов, но преобладали светлые: голубые, светло-голубые, серые, персиковые, белые, разные оттенки зеленого. Те томасские сукна, которые не удавалось сбыть в Любеке, отправлялись в Новгород для продажи русским.

[155] Турнейские сукна – сукно из города Турнэ. Город изготавливал несколько сортов – обыкновенные и новые, широкие, самой различной окраски: зеленые, красные, темно-синие.

[156] Сент-Омер – центр текстильной промышленности, где изготавливались томасские сукна..

[157] Кумские сукна – сукно из г. Коммина, одного из лейских городов (по названию р. Лейс, в долине которой они были расположены), продукция которых поступала на рынки Северной и Восточной Европы в конце XIV – начале XV вв. Кумские сукна – один из сравнительно дешевых сортов сукна, доступных более широкому кругу покупателей, нежели ипрские.

[158] Русселерские сукна – из города Руссельера. Русселерские сукна продавались вместе с лейскими и коменскими, однако, первые были гораздо ниже по качеству, чем последние. В результате на новгородском рынке упала цена коменских и лейских сукон.

[159] Аррасс – легкие сорта ткани из города Аррас. Город расположен в 45 км от Лилля и в 160 км от Парижа, в месте впадения речки Креншон в судоходную в этом месте реку Скарп.

[160] Поперинговые сукна – самые популярные на Руси сорта сукна, среднего качества и довольно дешевых. Продукция Поперинга, расположенного на территории Фландрии, невдалеке от Ипра, известна с XIII века. Благодаря дешевизне сукон Поперинг успешно конкурировал с Ипром. Текстильщики Поперинга часто потделовали дорогие сорта сукон под Ипрские, что вызывало неудовольствие Новгородцев и Ганзы. С XV века попериноговые сукна стали изготовлять похожими на сукна из Сент-Омера. Новгородцы добились запрета на ввоз всех поперинговских сукон в Новгород и Ливонию, но контора Брюгге через пару лет добилась разрешения возобновить ввоз, аргументируя тем, что в Поперинге теперь вновь изготавливают сукна правильные.

[161] Ахенские сукна – немецкое сукно из Аахена – главного центра сукноделия Рейнской области. Этот район сукноделия работал главным образом на качественной английской шерсти.

[162] Кафа – портовый город, который служил главным портом и центром управления всех генуэзских колоний в Северном Причерноморье. В этот период город переживал свой расцвет. Население города превышало 70 тысяч человек, в городе действовали филиал банка св. Георгия и театр. Имелся свой монетный двор, где чеканились монеты. Генуэзцы поддерживали союзнические отношения с золотоордынскими ханами, которые формально являлись верховными владетелями территорий колоний, предоставляя им полное самоуправление в стенах городов и назначая особого префекта из уроженцев Крыма для управления сельским округом кафинских владений.

[163] Задушье? – поминок по душе.

[164] Барбакан – фортификационное сооружение, предназначенное для дополнительной защиты входа в крепость.

[165] Сервы – категория феодально-зависимых крестьян, наиболее ограниченных в правах: в переходе из одной сеньории в другую, отчуждении земель, наследовании имущества, свободе брака и др.

[166] Глевия – вид древкового пехотного холодного оружия ближнего боя. Хорошо показала себя в качестве оружия для отражения атак конницы.

[167] Вуж – западноевропейское название определенного типа копья; вероятно длиннодревковое оружие с массивным широким клинком, крепящимся к древку при помощи двух колец. Торец древка со стороны клинка обычно заканчивается крюком.

[168] Гизарма – древковое оружие с длинным узким, слегка изогнутым наконечником, имеющим прямое, заостренное на конце ответвление. Первый клинок, прямой и длинный, служил для поражения врага, а вторым искривленным клинком перерезали сухожилия у лошади противника или стягивали его с лошади.

[169] Рансер – обобщающее наименование любого вида оружия, напоминающего сельскохозяйственный секатор.

[170] Эспрингаль – боевая машина: катапульта на тенсионном принципе. Ее рычаг – упругий, ворот изгибает его, и рычаг, распрямляясь, швыряет камень (его кладут в мешочек или корзинку).

[171] Жак – стеганка из множества (от 12 до 30) простеганных вместе слоев холста или льна.

[172] Бригантина – доспех из пластин, наклёпанных под суконную основу. Бригантина была типичным рыцарским доспехом, а в XV веке – типичным пехотным.

[173] Кулет – несколько соединенных между собой обручей, которые крепились к нижнему краю задней части кирасы.

[174] Зерно измеряли обычно пурами (лофами) и ластами, в Эстонии – также кульметами и шиффунтами. Ласт ржи равен 42 пурам, ячменя – 48 пурам, овса – 60 пурам. Эстонский кульмет равнялся 1/3 пуры, а шиффунт – 1/12 ласта. Ласт солода, по аналогии с ячменем, мы принимали равным 48 пурам.

[175] Бацинет – шлем сферической или конической формы. Лицевое отверстие этих шлемов часто прикрывалось забралами различных типов.

[176] Эсток – двуручный клинок длиной более метра, гранёный, иногда с ребром жёсткости. Использовался для пробивания рыцарских лат. Всадники использовали эсток как дополнительную пику, в этом случае удар наносился за счет скорости и массы коня.

[177] Набат – громадный барабан, посредством которого воеводы управляли своими полками. Барабаны во время походов перевозились на четырех лошадях. Били в набат восемь человек. Сигналы набата символизировали приказ на отступление.

[178] Обезь – пояс, опояска.

[179] Бугай – безрукавая верхняя одежда на меху.

[180] Хоз – козловая выделанная кожа, сафьян.

[181] Огниво – поперечное железо у крыжа (рукояти) меча, сабли.

[182] Пуговка – небольшой вырезок из толстой кожи, с дыркою или петлей посередине, в которую вкладывались, наконечником вниз булава, чекан, шестопер и пернат. Во время походов пуговка привешивалась к седлу с правой стороны.

[183] Столпец – шелковый или нитяной шнур.

[184] Кишень – карман.

[185] Чембур – повод, идущий от удил узды, ремень.

[186] Кошуля – заячья или овчинная шуба, покрытая крашениною или какой либо иной не дорогой тканью.

[187] Зипун – тат. Зубун, узкая одежда наподобие кафтана, простиравшаяся несколько ниже поясницы, реже до колен.

Содержание