Реконструкция полного традиционного жизненного цикла русских Водлозерья обнаруживает последовательную цепочку реальных и сакраментальных метаморфоз, проявляющихся при переходе человека из предыдущей возрастной категории в следующую. При этом качества «переходности» проявляются не только в родильно-крестильных, свадебных, рекрутских и похоронно-поминальных ритуалах, которые (в соответствии с «теорией перехода» А. ван Геннепа) принято именовать «переходными», но и при вступлении буквально в каждую следующую возрастную группу. Но разница здесь весьма существенная. Для первых единственно возможным способом преодоления «прежнего состояния» и «восстановления в новом качестве» является прохождение через череду специализированных обрядов. Для вторых прохождение через ритуал не является строго обязательным. Даже в тех случаях, когда некий обряд имеет место, он оказывается несложным, состоящим из одного, максимум трех кратких обрядовых действ.
Материалы исследования позволяют говорить о наличии «маркеров» переходности, обнаруживаемых в водлозерской традиции в момент перехода на каждую новую социо-возрастную ступень традиционного жизненного цикла человека. Маркерами являются либо обряды, проводимые для перехода в следующую возрастную категорию («обрядовые маркеры») либо знаковые изменения в одежде, иногда – прическе («материализованные маркеры»), обозначающие переход в следующую возрастную группу.
Исследование традиционного жизненного цикла русских Водлозерья подтвердило выводы Т. А. Бернштам о том, что в жизненном цикле северных русских насчитывалось не две, как у южных русских, а большее число основных возрастных категорий (Бернштам, 1988, с. 24–25). В Водлозерье их было семь: 1) грудные младенцы (до полутора лет); 2) дети (от полутора до 11–12 лет); 3) подростки (от 12 до 15–16 ле т); 4) молодежь (от 16 до 20–22 лет); 5) молодожены (диапазон 18–24 года); 6) люди зрелого возраста (25–60 лет); 7) старики (старше 60 лет). Внутри основных возрастных категорий дополнительно выделялись возрастные группы и подгруппы. В категории «грудных младенцев» водлозеры выделяли группу «новорожденных» до крещения и «младенцев невинных» в возрасте до полутора лет. В категории «детей» выделялись группы младшего (от полутора до семи лет) и старшего детского возраста (от семи до 11–12 лет), а младшая возрастная группа дополнительно стратифицировалась на две подгруппы – «детей невинных» (от полутора до пяти лет) и «детей неразумных» (от пяти до семи лет). В основной категории «стариков» выделялись группы «матерых» стариков (60–75 лет) и «ветхих» стариков (старше 75 лет).
Каждый новый член общества, появляясь на свет, заставал существующую систему традиционных ценностей и моделей поведения в уже готовом виде, вынужден был с ней считаться, подстраиваться к ней, в результате чего сам становился носителем моделей поведения своего времени, транслировал их своим потомкам. В традиционной деревне наличие сложившегося социального контроля в форме общественного мнения, стоящего на стороне заведенного при предках порядка, во многом подавляло личностное начало, склоняло крестьян к конформизму в отношениях с членами семьи и сельского общества. Но это не исключало конфликтов между людьми. Конфликты и конфликтные ситуации в традиционном обществе регулярно воспроизводились на одних и тех же этапах жизненного цикла.
Частота конфликтов на разных этапах традиционного жизненного цикла была различной.
Наименее конфликтным в традиционном жизненном цикле человека принято считать априори период от рождения до пяти лет. Дитя из-за своей несамостоятельности не могло предпринимать действия конфликтного характера, а в его отношении такие действия считались недопустимыми. Серьезные отклонения в общепринятых нормах поведения в отношении детей этого возраста, включая непреднамеренное убийство («заспанное» родительницей дитя) все же изредка имели место, но расценивались как события криминального характера. Но именно в данном возрасте ребенок более всего рисковал стать объектом «иррационального конфликта» по воле духов-хозяев природных стихий, жилища и хозяйственных построек. Так что отрезок жизни с рождения и даже с момента зачатия (вспомним запрет на соития супругов в бане) до пяти лет был наиболее бесконфликтным в реальной жизни, но никак не в народных представлениях о данном отрезке жизни. В последнем качестве он представлял собой один из наиболее пиковых периодов конфликтности в жизни человека, поскольку само сосуществование мира людей с миром духов низшей мифологии мыслилось крестьянам как сосуществование на грани конфликта, именно из-за мнимой беззащитности перед духами младенцев и детей младшего возраста.
Первый опыт реального конфликтного поведения крестьянский ребенок получал в возрасте от пяти до семи лет. Статус «дитяти неразумного» не освобождал его от некоторых форм наказания за нарушения бытового поведения за столом, на улице, при входе в избу, за совершение поступков, опасных для жизни самого ребенка или его малолетних товарищей, за причинение вреда иконам или другим святыням и т. д. Все это, включая угрозу наказания, переживалось детьми как личный конфликт с небезразличными ему людьми. Редко какому ребенку данного возраста удавалось избежать вовлеченности в «игровой конфликт» старшими детьми, которые дразнилками или несправедливым отнятием какой-либо вещи доводили младшего до эмоционального взрыва, бурно переживаемого психологического стресса.
В старшем детском возрасте (с семи до 11–12 лет) деревенские мальчики обычно приобретали свой первый опыт детской драки, а девочки – ссор с сестрами и подругами из-за кукол или нехитрых нарядов для этих кукол и т. п. Почти неизменно, став нянькой в семь лет, старшая сестра несла несправедливые наказания за мнимые недосмотры и действительные проступки подопечных. Для девочек, которым не повезло быть няньками своих младших братьев и сестер, из-за частых и несправедливых наказаний этот возраст мог стать наиболее конфликтным во всей жизни. Незаконнорожденные дети в традиционной деревне с раннего возраста испытывали прессинг негативного отношения к ним как членов собственной семьи, так и улицы. Однако, в общем и целом, в традиционном жизненном цикле крестьян на младший и старший детский возраст выпадало совсем немного ситуаций, в которых человеку доводилось реально конфликтовать или ощущать себя стороной, страдающей от конфликта с окружающими.
В отечественной конфликтологии принято считать, что с вступлением в подростковый возраст (12–15 лет) конфликтность личности повышается. Это утверждение справедливо для современности, но не согласуется с реалиями традиционной деревни. Авторитет родителей и всех взрослых членов деревенского сообщества удерживал деревенских подростков от проявлений дерзости в словах и поступках. Они оставались ласковыми и послушными, много работали, познавая трудовую крестьянскую жизнь, зарабатывая добрую славу будущих женихов и невест. На конфликтные действия по отстаиванию притязаний на «взрослость» у деревенских подростков почти не оставалось свободного времени. Открыто курить на деревенской улице не мог позволить себе ни один, даже самый отчаянный подросток, понимая прекрасно, каким суровым за это будет наказание дома и какую дурную славу он приобретет в округе еще до того, когда станет юношей, а следовательно, и женихом. Претензии на «взрослость» в среде деревенских подростков если и реализовывались неформальным образом, то все ограничивалось распеванием песен и частушек на грани пристойности, которые слуху взрослых не предназначались, или тайной от взрослых игрой в карты. Подростки могли задирать отдельных юношей, вовлекая их в межвозрастной «игровой конфликт». Но делалось это не для того, чтобы сообща побить старшего по возрасту, а чтобы подразнить его, испытать быстроту своих ног, а если доведется быть пойманными, с достоинством взрослого перенести физическое воздействие старшего товарища. Редкие в традиционный период драки между деревенскими подростками были более упорными, чем в старшем детском возрасте. Но они в условиях Водлозерья не закладывали основу для будущих конфликтов братьев из одной семьи с братьями из другой или парней одной деревни с парнями другой.
Переход мальчиков и девочек в социально-возрастную категорию молодежи (от 16 до 20–22 лет) существенно изменял формы проявления возрастной конфликтности. Часть этих конфликтов приобретала гендерный характер. Девушки из зажиточных домов начинали конфликтовать с родителями из-за того, что их переставали отпускать на молодежные сборища, а на бесёдах и летних игрищах они вполне могли подвергнуться бойкоту. Между девушками иногда вспыхивал конфликт из-за статуса «атаманши» – неформального лидера и фактического распорядителя игр и развлечений молодежной бесёды. Из-за благосклонности парней девушки свар не устраивали. Внутриличностный конфликт неудовлетворенных девичьих амбиций мог подтолкнуть девушку сделать заказ магическому специалисту деревни на исполнение любовного приворота. Характерные для многолюдных поселений Русского Севера групповые конфликты «старших» и «младших» бесёд имели место в Водлозерье всего в одной деревне – Канзанаволоке. Парней в посещении бесёд и игрищ родители не ограничивали. При посещении бесёд в других деревнях драки между юношами в старину не возникали, в отличие от Поморья. Традиционных кулачных и палочных боев, проходивших у русских ежегодно в период с Рождества на Пасху, Водлозерье не знало. Вместе с взрослыми мужчинами юноши регулярно бились на кулаках в канун Петрова дня за право косить сено на угодьях, некогда разработанных предками из нескольких деревень. Местная специфика боя состояла в том, что ценился не только удар, сбивающий противника с ног, но и умение одним рывком разорвать на противнике рубаху от ворота до подола. Как все русские, водлозеры в старину допускали вероятность «иррационального конфликта» отдельных представителей молодежи со святочными духами из-за несоблюдения некоторых тонкостей гадательных ритуалов. Перечисленные выше ситуации, как представляется, исчерпывали конфликты молодежного периода в традиционном жизненном цикле Водлозерья. В целом конфликтность молодежного периода может быть охарактеризована как низкая.
Служба в армии приходилась на пору юности. Конфликты по поводу несправедливостей, связанных с отдачей в рекруты или с выплатами общиной семье рекрута, если в солдаты тот уходил по найму, были в старину заурядным делом. С введением в России в 1871 г. всеобщей воинской повинности такие конфликты ушли в прошлое, а служба в армии водлозерам стала представляться в чем-то даже желанной.
Особое место в традиционном жизненном цикле водлозеров с точки зрения конфликтологии занимал период заключения брака. Стрессовые ситуации, чреватые развитием длительных межсемейных конфликтов, возникали с момента выбора брачного партнера до завершения послесвадебных обрядов, следуя одна за другой почти непрерывной чередой. В традиционном жизненном цикле невозможно назвать другой период, хоть сколько-нибудь приближающийся к нему по количеству потенциально возможных конфликтов в столь короткий промежуток времени. Значительную часть реально случавшихся конфликтов, происходивших во время свадьбы, водлозеры приписывали враждебным проискам колдунов.
В возрастном периоде молодоженства (диапазон 18–24 года) на уровень конфликтности влияло несколько факторов. Общественное мнение было благорасположено к молодоженам, искусственно конфликты в их отношении не возбуждались. Все зависело от того, в какую семью приходили жить молодожены. В семье, состоящей только из молодых и их родителей, положение молодой жены было более комфортным, чем в большой патриархальной семье. Там молодой снохе требовалось приноровиться только к мужу, свекру и свекрови. Психологически решение этой задачи облегчалось тем, что исполнением ряда обрядов и магических ритуалов считалось вполне возможным подчинить мужа воле жены, сведя тем самым вероятность конфликтов к минимуму. В большой патриархальной семье от молодого мужа мало что зависело. Снохе требовалось нравиться свекру, свекрови, старшим снохам и незамужним золовкам, что на практике было почти недостижимо. Молодая сноха подвергалась постоянному прессингу, что в крестьянской среде считалось правилом хорошего тона. Факт беременности не освобождал молодую от физических нагрузок, но резко уменьшал число скандалов во внутрисемейной жизни. Период молодоженства мог быть самым тяжелым на протяжении всего жизненного цикла женщины.
С рождением первенца (обычно в 19–25 лет) человек вступал в зрелый возраст. Начинался самый длительный период жизненного цикла, в котором конфликты чаще всего проявлялись в отношениях супругов с их родителями (и другими домашними в патриархальных семьях), в отношениях между собственно супругами, а также супругами и их соседями. Острота конфликтов в патриархальных семьях возрастала, если снохи между собой начинали негласное соперничество с целью сделать своего мужа очередным большаком. В подобных случаях можно говорить о «потестарных» конфликтах большой патриархальной семьи. Специфические конфликты патриархальной семьи преодолевались с разделом ее на малые семьи. Но и в малой семье муж по-прежнему сохранял в глазах крестьянского сообщества право наказывать жену по любому поводу. Реальной возможности уйти от мужа жена в традиционный период практически не имела, терпела любые проявления конфликтного поведения супруга. Женщины пытались решать конфликтные ситуации семейной жизни в свою пользу путем применения тайной магии. Вымещать неудовлетворенность своим положением на детях и соседях не позволяла этика крестьянского сообщества. Основное количество конфликтов традиционного жизненного цикла выпадало на зрелый возраст из-за продолжительности этого периода и разнообразия коммуникативных связей.
К старости конфликтные ситуации возникали все реже. От конфликтов с «матерыми стариками» (60–75 лет) родственников и соседей обязывал воздерживаться заслуженный в семье и общине авторитет первых. В возрасте дряхлости количество коммуникативных связей человека настолько снижалось, что поводов для конфликтов не оставалось, если за стариками до самой смерти имелся надлежащий уход.
Смерть человека в потенции создавала возможности для возникновения и развития конфликтных ситуаций. Конфликты реальной жизни группировались вокруг раздела имущества, «иррациональные» конфликты – вокруг соблюдения ритуальных норм и правил, касающихся проводов человека «на тот свет» и перевода его в число родителей/ предков. Последствия «иррациональных» конфликтов с умершим крестьянам представлялись гораздо опаснее большинства реальных конфликтов практически на любом этапе жизненного цикла человека.
Итак, наше исследование подтверждает, что конфликтность в традиционном жизненном цикле человека распределялась неравномерно. В реальной жизни наименее конфликтным был начальный период жизни (младенчество и раннее детство), а также период старости. Наибольшее число реальных конфликтов приходилось на период зрелого возраста. Конфликты «иррационального» характера, а их в традиционном обществе опасались не меньше, чем реальных, приходились на ранний период жизненного цикла (с рождения до пяти лет), на время свадьбы и на период до истечения одного года со дня смерти человека. Причем наибольшая частота как реальных, так и «иррациональных» конфликтов (по крайней мере, в потенции) приходилась на время свадьбы.
Обряды и обычаи традиционного жизненного цикла в настоящее время в основном канули в лету. Наиболее стойко сохраняется похоронно-поминальная обрядность, отчасти обереговые действия, связанные с защитой младенцев от сглаза и призора, с защитой от порчи жениха, невесты и их жилища во время свадьбы. Тайная магия, нацеленная на урегулирование конфликтных соседских отношений, не только сохранилась, но, похоже, мало изменилась с традиционного периода. Не просто эволюционировала, но расцвела буйным цветом магия, направленная на насильственное урегулирование внутрисемейных и любовных отношений. Бывшие некогда тайными знания в этой области стали доступными достаточно широкому кругу водлозеров.