Олег сильно привязался к штурману, и отсутствие его почувствовал сразу же. Перед сном, в минуты раз-думья хотелось, как бывало, поговорить о чем-нибудь задушевном, а в беседах этих заменить Вадима было некем.

Однажды поздним часом Олег полез зачем-то в стол и, перебирая бумаги, увидел последнюю записку жены Вадима и ее фотографию. И как тогда, при чтении записки, снова стало неприятно, хотя и не ему адресовались те жестокие слова. «Оставил, - подумал он про забытый штурманом снимок жены.- Была бы не такой - берег бы сейчас у самого сердца, тосковал бы, нежные слова говорил».

Он хотел было захлопнуть стол, но остановился в нерешительности. Взял снимок в руки. Куда-то в сторону, мимо него, без намека на улыбку, задумчиво смотрела та, что когда-то покорила сердце курсанта военно-морского училища Вадима Солодухина. Олег разглядывал ее простенькое лицо, чуть видневшиеся косы, капризные губки, и тотчас вспомнил Вадима: «Бодрствует сейчас где-то в море». Потом с укором и жалостью подумал по адресу жены его: «Дуреха ты, дуреха! Такого пария обижаешь!..»

Перевел взгляд на другой снимок, тот, что на переборке над столом, и вслух - горячо и убежденно - сказал своей далекой подруге:

- Ты ж у меня совсем другая!..

«Сесть за письмо к ней, что ли? Да не к тебе, казачка! - улыбнулся он той, что озорно глядела на него через плечо. - Напишу-ка ей обо всем: и о снимке забытом, и о муках любовных Вадима, и о трудной службе морской, и о том, какой хотелось бы видеть подругу моряка».

Олег невольно вспомнил женщину, которая, как ему казалось, могла быть примером для многих жен. Раз вел он строй матросов в Дом офицеров. Заметил, как торопливо выбежали из свежепокрашенного голубенького павильончика две женщины. Одна - та, что поменьше, поаккуратней - на ходу крикнула ему:

- Товарищ лейтенант! (Тогда он был еще лейтенантом). Просьба к вам…

Белов замедлил шаг.

- Одним словом, - сказала она, подойдя ближе,- нужна помощь ваших матросов.

Он остановил строй и обернулся к женщине:

- Я слушаю вас.

- Дело-то пустое. Вон те две игрушечки, - указала женщина на лежавшие близ тротуара якоря, - надо бы перенести сюда, к павильону, чтоб украсить вход.

- У нас с Анной Ивановной силенки не хватило, - лукаво улыбнулась вторая женщина.

Когда якоря были водворены на место, Анна Ивановна, поблагодарив моряков, пригласила их потом посмотреть фотовыставку о флоте, которую они разместили в павильоне.

Другой случай снова привел встретиться Белову с этой женщиной.

Как-то командир корабля Валентин Александрович Королев пригласил офицеров зайти к нему домой в день рождения своей жены на пироги. Среди приглашенных был и Олег. Он очень удивился, когда в жене командира узнал ту самую Анну Ивановну, что хлопотала с оборудованием фотовыставки. Позже Белов много наслышался о ней: она и жен офицеров вовлекла в общественную работу, в художественную самодеятельность и добилась открытия детского сада в базе, она чуть ли не на всех флотах побывала, кочуя с мужем за их семнадцатилетнюю жизнь вместе, и двоих детей своих растит настоящими людьми.

…Олег встал, прошелся по каюте.

«Обо всем написать жене Солодухина - так, чтобы проняло!» С этой мыслью он снова сел к столу, положил перед собой лист бумаги. Скоро на него легли ровные лиловые строчки: «Товарищ Галя! Прошу простить, если мое письмо будет слишком откровенным и резким. Но, мне кажется, я, друг Вадима, имею право на такой разговор…»

Через час письмо в четыре страницы было в конверте.