Дед Миней жил в деревне на выселках. Дом его стоял в стороне от остальных домов, но не очень далеко, отчего хутором не считался. Это и называется жить на выселках. У Минея не было ни детей, ни внуков. То есть, были, наверное, но не в деревне. Миней жил один, даже собаки у него не было, даже кошки. Конечно, так не бывает, чтобы человек совсем один жил. Если в доме нет кошки, значит, есть мышки.

В минеевском доме кроме старика проживала большая, хотя и не очень дружная мышиная семья. Заправляла там Артемида Мармеладовна, мышь строгих нравов, многое в жизни испытавшая. Чего она только не изгрызла за долгий век, разве что гранит науки грызть не стала, потому что гранит зубы портит. Многочисленное потомство Мармеладовна держала в мышовых рукавицах и баловать детям, внукам и правнукам не позволяла.

— Прежде всего — аккуратность, — поучала она молодёжь. — Аккуратность должна быть во всём. У деда овощи в сенях сложены, так вы что попало не грызите. Откатите картошину, оттащите морковинку, а кто свёклу любит, то и свёколку. Их и ешьте, а остальное не трогайте, чтобы дед не заметил, как мы в его запасах хозяйничаем.

— А чего такого? — спросил мышонок Хват. — Пусть видит. Всё равно, дед старый, ему за мной не угнаться.

До взрослого мыша Хвату было далеконько, но он называл себя тинэйджером и противоречил старшим, как только мог.

— Ты так полагаешь, потому что ум у тебя короче хвоста. Деду за тобой гоняться не обязательно, ты сам к нему прибежишь и попадёшься в мышеловку. Так что, радуйся, что дед про нас не знает.

— Бабушка Артемида, а что такое мышеловка? — пискнула маленькая мышка Маруська.

Имена у мышей почти человеческие. Пока мышка маленькая, имя у неё тоже маленькое, а взрослую мышь называют полным именем. Вот, скажем, мышонок Ряха. Казалось бы, что за имя, а вырастет Ряха и станет Рахат-лукумом. Если же доживёт до седых усов, будут его величать Рахат-лукум Апполонович. Мышке Маруське судьба в старости стать Маринадой Аидовной. И с другими мышами то же самое. Имена у мышей или вкусные или древнегреческие. Одни, потому что вкусное все любят, вторые, потому что была у Минея книга «Мифы древней Греции», но мыши её изгрызли, и она им очень понравилась.

— Лучше бы тебе этого не знать, — ответила Мармеладовна. — Мышеловка это наша смерть. Её придумал дед Миней на погибель мышиному племени. Если он узнает, что мы тут живём — быть беде.

Миней и вправду не знал, что у него мыши живут. Дед был глуховат и не слышал, как они шуршат за обоями и скребут зубами плахи пола. А в кладовке и в сенях, благодаря усилиям Артемиды Мармеладовны, царил порядок. Мышиные катышки строгая Мармеладовна заставляла убирать, а недостачу моркови старый огородник, разумеется, заметить не мог.

Жаль, что счастье не бывает вечным. В деревню приехала автолавка, и Миней купил с пенсии большой кусок сыра, граммов четыреста, не меньше.

Мыши любят сыр, это знают все. На самом деле существует множество вещей, которые мыши любят больше, чем сыр, но об этом речь пойдёт потом. А сыр мыши любят почти также, как мармелад, в котором, как известно, много кислот, которые ужасно привлекают мышей. Но сейчас речь не о мармеладе и даже не о копчёном сале, а о пошехонском сыре, купленном в автолавке.

И вот, дед Миней жуёт за завтраком бутерброд с сыром, а мыши изо всех щелей наблюдают за ним. Миней бутерброд доел, остаток хлеба спрятал в хлебницу, а сыр и масло — в холодильник. Холодильник железный, сыр из него не достать никаким образом.

Собрались мыши на совет. Пищат, галдят, ничего придумать не могут. Дырку в холодильнике не прогрызёшь, дверцу отворить сил не хватит. Только и остаётся ругаться предпоследними, а то и последними словами: «Эгоист! Чревоугодник! Мышефоб!»

Но Миней на мышиные выкрики — ноль внимания. Глуховат дед, ничего не слышит.

Артемиде Мармеладовне это надоело, и она мышиную возню прекратила, вернее, ввела в позитивное русло.

— Молчать! — пискнула она командирским басом. — До ужина все отдыхают и готовятся к решительным действиям, а за ужином будем сыр изымать.

Мыши мигом разбежались отдыхать и готовиться.

Пришло время ужина. Миней картошки нажарил, солёных грибочков из кадушки добыл. Мыши за дедом следят, и ни гу-гу, вернее — ни пи-пи. Вот Миней хлопнул дверцей холодильника, достал сыр и масло. Отрезал свежего хлеба, начал сооружать бутерброд. И тут мыши ка-а-ак!.. — думаете на Минея кинулись, драться, кусаться, царапаться принялись? Бутерброд отнимать? Как бы не так! Дед Миней — хозяин, кормилец, на него нападать нельзя. Не станет Минея, не будет не только сыра, но и картошки с морковкой и сытной перловой крупы. Мыши ка-а-ак дождались от Мармеладовны сигнала, когда она взмахнула лапками и вдохновенно запищала:

А весь хор мышей дружно начал зевать:

— А-а-аэ-а!..

— А-а-аэ-а!.. — зевнули мыши хором. Только мышка Маруська, вредина какая, усомнилась и спросила:

— Бабушка Артемида, ведь дед Миней глухой, он нашей песни не слышит.

— Ему и не надо слышать, — прошуршала Мармеладовна. — Ему надо зевать. Зевота очень заразная, один зевнёт, все следом зазевают, даже когда ничего не слышат и не видят.

— А я не зеваю, — заявила Маруська и сладко зевнула: — А-а-ае-а!..

— Вот так! — подтвердила Мармеладовна. — А-а-ае-а!..

— А-а-аэ-а!.. — раззевался хор.

— А-а-а-ам! — зевнул Миней. — Что-то меня в сон клонит. На минутку прилягу, а чай потом допью.

Миней качнулся в сторону постели, рухнул на неё и захрапел.

— Сыр наш! — воспищали мыши на разные голоса.

— Тише, мыши! — пыталась остудить Артемида Мармеладовна горячие головы, но куда там! Мыши ринулись на сыр. Мармеладовна безнадёжно махнула хвостом и тоже приступила к трапезе.

Славно погуляли мыши этой ночью. Сыр опьянил всех, и даже Мармеладовна, стащившая с бутерброда надкушенный ломтик, не думала ни о чём, кроме праздничного ужина.

Мыши водили хоровод и распевали любимую песню:

Весело было ночью, и никто не думал о том, что наступит утро. Даже мудрая Мармеладовна сидела в своей норе и старалась не думать. У мышей довольно хорошо получается не думать о завтрашнем дне.

Но утро пришло. Миней проснулся и ахнул, взглянув на обеденный стол. Сыра там, конечно, не было, а всякой дряни — полно. Крошки недогрызенного хлеба, клочки обёртки, в которой было масло, какой-то сор — и кто его только натаскал сюда? — и всюду масса мышиных катышков, которые прежде Мармеладовна заставляла убирать.

— Вот не было печали! — воскликнул Миней. — Мыши объявились, да сколько! Не иначе — к войне.

Артемида Мармеладовна тоже понимала, что дело идёт к войне. А прочие мыши радовались и ждали нового сыра. Но вместо сыра их ждал совершенно иной подарок. Вечером Миней полез не в холодильник, где ничего вкусного не осталось, а в кладовку и вынес оттуда странную вещицу. Дощечка, на дощечке — скобка с пружиной, а рядом — проволочный крючок. Всё вместе называется мышеловка, хотя на самом деле это не мышеловка, а мышебойка. Скобку Миней оттянул, закрепил, а на крючок наживил приманку.

Приманка — О! — никаких слов нет, чтобы достойно описать её. Кто-то говорит о бесплатном сыре, но сыр съеден ещё вчера, к тому же, он бывает бесплатным в мышеловке, а в мышебойке насаживается самая соблазнительная вещь на свете, удержаться, учуяв которую, не может ни одна мышь, как бы рассудительна она ни была. Ни ломтик бекона, ни шкурка от копчёного сала, ни засахаренные цукаты не идут в сравнение с приманкой, которую нацепил на крючок дед Миней. Румяная корочка чёрного хлеба, слегка смоченная постным маслом. И не каким-нибудь оливковым, которым только иностранную мышь можно соблазнить, а настоящим, подсолнечным и непременно нерафинированным, пахнущим жареной семечкой и несказанным счастьем.

— Не подходить! — закричала Мармеладовна. — Это смерть!

Кричит, а у самой хвостик дрожит от вожделения. Кто же тогда её послушает? Первым мышонок Цап прыгнул и цапнул корочку. Щёлкнула пружина, хлопнула скобка — и нет больше Цапа.

Корочку, конечно, стащили, устроили по Цапу поминки.

— Слушайте меня, мыши! — сказала Мармеладовна, облизав усы. — Если вам дорога жизнь, не трогайте приманку.

— Цап дурак! — объявил Харя. — Сунулся, не подумав, вот и получил скобкой в лоб. Надо было корку дёрнуть и тут же отскакивать.

Так Харя и поступил, и на следующую ночь поминки справляли по Харе.

Тут уже мыши перепугались, как следует.

— Нельзя трогать приманку! — говорили они друг другу. — Это смерть!

Потом наступала ночь, и ещё кто-то погибал от удара скобки. А что делать? Не может мышь равнодушно пройти мимо корочки с подсолнечным маслом.

Но когда в мышебойке погибла бабушкина любимица мышка Фрикаделька, Артемида Мармеладовна поняла, что пора принимать решительные меры. Днём, когда Миней ушёл по делам, она собрала всё своё поредевшее семейство.

— Дальше так продолжаться не может.

— Не может!.. — загалдели все.

— Мышеловка должна быть уничтожена!

— Как её уничтожишь? Её грызть надо целую неделю. Да и невкусная она.

— Мышеловку, — объявила Мармеладовна, — надо сжечь. Вот вы четверо, — указала она на мышей поздоровее, — полезайте в печь.

— Что там делать? Там зола и грызть нечего, — заупрямился мышак Геракл Геркулесович.

Люди считают, что Геракл и Геркулес — одно и то же, только на разных языках. Но мыши знают, что Геракл — греческий герой, а геркулес — вкусная каша. Для малышни седоусый мышак зовётся по отчеству, а для Артемиды Мармеладовны он по-прежнему мышонок, да ещё и неслух.

— Ты что себе позволяешь, Гера? Разговорчики!..

Тут уже мыши возражать не могли и послушно полезли, куда приказано. Самые сильные, могучие богатыри, трудились в печи. Двое ухватили товарищей за хвосты и спустили вниз, где им подали разряженную мышеловку. Поднатужились силачи и даже поднапружились, и втащили мышеловку в печной зев. Уложили на золу, прикрыли газеткой, а сверху накидали мелкой лучины, что на растопку идёт. Только управили всё, как следует, как дозорный пропищал тревогу:

— Дед Миней идёт!

Миней, как пришёл, первым делом принялся печку топить, потому, как изба за день выстыла. Дверцу открыл, в нутро заглянул, а там и бумага лежит, и лучина сверху.

— Вот ведь какой я молодец — говорит дед Миней, — заранее растопку приготовил, только не пойму, когда.

— Молодец, молодец, — соглашаются мыши. — Ты, главное, печку поскорей растапливай.

Миней сверху на растопку полешек положил, чиркнул спичкой, и огонь на радость мышиному племени, заплясал в печи.

Вечером поел дед Миней картошки с солёным огурцом и хотел было налаживать капкан на мышиную погибель. Ан, а капканчика и нет! Миней и под шкафом смотрел, и под кроватью, и за холодильником — нигде нет. Мыши следили за дедом заинтересовано, но помалкивали. Печка славно истопилась, в доме стало тепло, да и в мышиных гнёздах неплохо. А дед пускай свою мышебойку ищет, ему никто не мешает.

— Куда она запропастилась? — сдался Миней. — Ну, ничего, завтра найду.

С тем Миней и на покой ушёл, а среди мышей воцарилась растерянность. Первой общее недоумение высказала Маруська.

— Бабушка Артемида, а как же корочка? С маслицем…

— Корочки больше не будет. Привыкай, что жизнь штука жестокая, мышененавистническая. Сыр бесплатный только в мышеловке, а за вкусную корочку приходится платить мышиными жизнями.

— Как же мы без корочки будем? — заплакали мыши.

— Как прежде жили, так и впредь будем. Картошку станем кушать, морковку. Иной раз, что Миней на пол уронит и подмести забудет, тоже нам достанется. С голоду не умрём.

— Эх, — сказала Маруська, — зря мы мышебойку сожгли. Мальчишки глупые, они бы для нас корочку добывали.

— Это ты глупая, — сказала Артемида Мармеладовна. — надо же додуматься, за корку с маслом родными жизнями платить. Маруська ты и есть Маруська, не скоро тебе стать Маринадой Аидовной.

Сказала и вздохнула про себя:

— Ах, корочка!