Герцогиня де Монтевиль, вернувшись в Лувр, сразу направилась в покои мужа. Королевский дворец, а в особенности его обитателей - лживых, порочных, алчных придворных, любимым занятием которых было плести интриги, она переносила с трудом. Гораздо милее был ей Фонтенуа-ле-Шато, родовой замок ее мужа, окруженный просторными лугами и самым чудесным на свете воздухом. Замок, где она была единственной и полновластной хозяйкой. Ах, как было бы чудесно, если бы Филипп согласился оставить Двор и уехать туда…
Добравшись до комнат и не найдя возле двери лакеев, герцогиня сама постучала, прежде чем войти. Дверь открылась в то же мгновение.
- Дорогой, так больше не может продолжаться! - Мимо мужа проплыла герцогиня в его покои.
Муж - Филипп де Лебрен герцог де Монтевиль - не так давно покинул бал и еще не успел переодеться ко сну: только снял расшитый жемчугом жюстокор, оставшись в одной батистовой сорочке. Герцогиня невольно залюбовалась им, настолько ее любимый был хорош: тонкий, изящный, словно юноша, с небесного цвета глазами и светло-русыми волосами, завитыми и спускающимися на плечи мягкими волнами. «Мой ангел», - называла его герцогиня в минуты нежности.
Под стать супругу герцогиня была блондинкой с фарфорово-белой кожей и пикантной родинкой на щеке. При Дворе она считалась красавицей, недоступной - к сожалению многих - потому что все знали, сердце ее раз и навсегда отдано мужу.
Сам король не раз ставил идеалистический союз герцога и герцогини в пример своим подданным. Просто невозможно позволить де Тресси разрушить все своими нелепыми притязаниями!
- Ваш кузен, герцог де Тресси, - горячилась герцогиня, спешно пересекая гостиную, - позволяет себе слишком многое! Он преследовал меня сегодня в саду Тюильри - если так будет продолжаться и дальше, мне небезопасно будет покидать свои комнаты!… Позвольте, вы ждете кого-то?
Герцог во время ее пылкого монолога несколько раз оглядывался на дверь, ведущую в коридор. Но поспешил заверить супругу:
- Душа моя, разумеется, нет… Успокойтесь, прошу вас, и сядьте. - Герцог нежно взял ее руки в свои и помог устроиться в кресле напротив камина. - Поведение де Тресси переходит всякие границы - обещаю вам, что в ближайшее время я поговорю с ним и решу этот вопрос. Вы очень взволнованы, разрешите мне велеть лакею принести вам вина?
- Нет, ангел мой, - отмахнулась герцогиня, - мне не нужно вина. И я боюсь, что простым разговором вы ничего не добьетесь. - Она снова встала и, любовно заглядывая в глаза мужу, попросила: - Быть может, нам лучше уехать? В Фонтенуа-ле-Шато? Зажить свои двором, не зависеть больше от воли короля…
- Нет, душа моя, это исключено, - твердо сказа герцог и снова оглянулся на дверь. - Вам лучше пойти спать. Завтра, я уверен, вы поймете, что все не так уж плохо.
Герцогиня внезапно насторожилась. История с домогательствами де Тресси действительно отошла сейчас на второй план:
- Филипп, что происходит? Кто должен прийти к вам?
Герцог не нашелся, что ответить, и на несколько мгновений в апартаментах повисла тишина. Лицо мужа в этот момент было таким взволнованным и, пожалуй, даже виноватым, что герцогиня не знала, что и думать.
Только сейчас она заметила, что на всех столиках в гостиной вазы с цветами, а сама комната буквально окурена восточными благовониями - будто Филипп кого-то ждал. Женщину…
- Душа моя, я могу все объяснить вам…
Именно в этот момент в дверь постучали.
Герцогиня, не сводя с мужа рассеянного взгляда, сама пошла открывать, почти уверенная, что увидит сейчас первую куртизанку Лувра Франсуазу де Шомон, или эту выскочку Ирен де Сент-Поль, которая что только не вытворяла на сегодняшнем балу, чтобы обратить на себя внимание Филиппа!
- Заказ для Его Светлости, - на пороге стоял всего лишь придворный ювелир и держал в руках увесистый ларец.
- Филипп, здесь… - обернулась герцогиня к мужу, и тот, оттеснив ее, сам принял ларец.
- Душа моя, право, я не ждал, что вы придете так рано - рассчитывал сам навестить вас позже. - Герцогиня уже поняла свою ошибку, и от стыда, что она так плохо подумала о муже, ее щеки даже загорелись красным. Сейчас, когда Филипп откинул крышку ларца и дал ей рассмотреть гарнитур из серег и ожерелья, герцогиня могла только ахнуть от восторга. - Позвольте, я помогу вам.
Он, убрав ларец, сам застегнул на ее шее ожерелье. От герцогини не укрылось, как дрогнули его пальцы, когда коснулись ее кожи. Она все еще желанна для своего мужа - это очевидно.
И не взглянув на себя в зеркало, потому как глаза Филиппа говорили лучше всяких зеркал, Жизель опустилась на софу, увлекая за собой мужа и даря ему жаркий поцелуй.
- Душа моя, быть может, нам лучше пройти в спальню?
- Как вам будет угодно, мой ангел, - шепнула Жизель, когда супруг в порыве уже подхватил ее на руки, толкая ногой дверь спальни.
И в этот момент к ним снова постучали.
- Как не вовремя… Кто там? - снова разволновавшись, Филипп оставил супругу и метнулся к двери.
- Именем короля!… - Из-за плеча мужа Жизель видела, как у двери толпятся несколько людей в военной форме. Один из них протянул некую бумагу растерянному герцогу и решительно прошел в комнату. Увидев Жизель, он попытался изобразить вежливость - впрочем, не слишком удачно: - Мое имя Ксавье дю Пюррон, начальник Тайной службы при Его Величестве. Прошу прощения, сударыня, но нам велено обыскать комнаты всех приближенных к Его Величеству.
Солдаты уже ввалились в гостиную и, не стесняясь, передвигали мебель, трогали дорогие Жизель вещицы, а один даже разбил вазу с цветами.
- Господи, что вы ищете? - перепуганная Жизель жалась к мужу и чуть не со слезами следила за действиями солдат.
- Дело государственной важности, сударыня, иначе мы бы не осмелились вас беспокоить, - объяснил дю Пюррон. - Три дня назад нами были задержаны люди - испанцы, которые сознались в том, что готовили заговор против Его Величества. Так же они сознались, что имели сообщников - здесь, во дворце.
С этими словами дю Пюррон так въедливо и сурово посмотрел в лица обоих супругов, что Жизель тут же подумала, что они - первые подозреваемые. Не выдержал и герцог:
- Немыслимо! Я много лет служил на благо Его Величества, уж не хотите ли вы сказать, что я…
- Я ничего не хочу сказать, сударь! - грубо прервал его дю Пюррон и добавил уже спокойнее. - Пока не найду доказательств. Кстати, что это за письма?
- Это личная переписка, - вскричал герцог.
- Именем короля она изымается, - безапелляционно заявил дю Пюррон.
Герцог мог только покачать головой и горестно выдохнуть:
- Готов поклясться, что здесь не обошлось без этого мерзавца де Тресси! Это он натравил вас на меня?!
Ответом его не удосужили.
Час спустя, перевернув гостиную, спальню и кабинет герцога вверх дном, солдаты покинули супругов.
- Филипп, ты и правда считаешь, что де Тресси, твой кузен, может быть замешан в этом ужасном заговоре? - едва слышно спросила Жизель мужа.
Она смотрела глазами, полными слез, и выглядела сейчас такой маленькой и беззащитной, что Филипп не мог ни о чем думать, кроме этой обворожительной женщины.
- Откуда я могу знать, - только и сказал он. - Но, если окажется, что это так - я не удивлюсь. От этого человека всего можно ожидать. Душа моя, мне кажется, нам помешали.
Герцог положил ладони на талию супруги и притянул к себе, но та ненавязчиво его оттолкнула:
- Ангел мой, но не здесь же… не теперь… - Комнаты и впрямь были непригодны для сердечных дел до ближайшей уборки.
- Да, я не подумал. Пройдемте в ваши комнаты?
- Непременно. Вы выходите первым - я за вами. Мне нужно привести себя в порядок, ангел мой.
- Да-да, я жду вас.
Герцог вышел, а Жизель, начав поправлять перед зеркалом растрепанную прическу, вдруг передумала и приблизилась к столику, у подножия которого лежала перевернутая шкатулка из-под украшений. Сами драгоценности, солдаты, разумеется, тронуть не посмели, зато шкатулку едва ли не разобрали на части. Но больше Жизель волновала сейчас маленькая бумажная карточка, что выпала из ларца, еще при обыске.
«Обворожительная Ирен, эти камни ничто по сравнению с красотой Ваших глаз. Люблю вас и обожаю, Филипп».
Прочтя это, Жизель неожиданно спокойно для себя положила карточку на место, а сама начала еще тщательнее убирать волосы. Думала она в этот момент о том, что любящая жена после обнаружения подобной записки должна бы устроить скандал супругу и потребовать объяснений. Но так же она думала о том, что никогда не признается супругу, что нашла эту записку, потому что это будет означать конец их идеалистического брака: подобно большинству придворных, они будут числиться мужем и женой, а видеться лишь на балах, да и то нехотя.
К этому Жизель была не готова. Она, не смотря ни на что, любила супруга, да и он ее любил - она видела это по его глазам и по пылкости объятий. А профурсетки вроде Ирен - забава на одну ночь, и не более. Нужно быть выше этого.
Гордо вскинув голову, герцогиня покинула апартаменты и направилась в комнаты, где ждал ее муж.