Когда Брижит явилась будить Шарлотту к завтраку, та уже не спала, а лишь лежала в кровати, без интереса разглядывая унылый осенний пейзаж за окном.
- Как спалось, мадам? - прощебетала та, шире раздвигая портьеры на окнах.
Шарлотте не нравилось это обращение «мадам» - казалось, оно разом делает из нее старуху.
- Как всегда замечательно, - вздохнула она, откидывая одеяло, но продолжая лежать. - Барон уже приехал?
- Нет, мадам.
- Как - нет? - Шарлотта изумилась и разом поднялась на ноги. Супруг пребывал по рабочим делам в Мадриде, но обещался вернуться еще вчера, к ужину. Повар наготовил огромное количество яств, Шарлотта принарядилась сама и пригласила некоторых близких друзей де Виньи. Потом гости разошлись, а Шарлотта прождала мужа до полуночи и легла спать в полной уверенности, что тот задерживается в пути, но ночью точно прибудет. - Уж не случилось ли чего…
- Да что может случиться? Задерживается он: мой Жан третьего дня господина Госкара в пригород возил, говорит, так дороги размыло, что проехать совершенно невозможно.
- Да, наверное…
Баронесса надела пеньюар - новинку из Венеции, которая была чрезвычайно модной в высшем свете, и в которой она, бывало, ходила по своему будуару до полудня - и задумчиво подошла к окну.
Шарлотта всей душой не любила осень: когда небо свинцовое и тяжелое, деревья не радуют зеленью, и стоит такой холод, что приходится поверх модных платьев надевать скучные плащи. В ее родной Аквитании лишь в конце декабря ненадолго холодало, а здесь, в Париже, приходилось кутаться и утепляться с ноября по февраль.
А больше всего Шарлотта не любила осень, потому что в это время года на нее находила тоска - совершенно беспричинная. Действительно беспричинная, потому как ничего неприятного в ее жизни как будто не случилось.
- Брижит, я рассказывала тебе, что на той неделе видела мсье де Руана на балу, в Лувре? - спросила вдруг она.
- Вашего соседа? А чего это он явился?
- Сама не знаю, - нахмурилась Шарлотта, - сидел бы себе в провинции, так нет… обязательно нужно приехать сюда и портить мне настроение.
- Один или с женой? - допытывалась Брижит.
- Не знаю, - буркнула Шарлотта, - если с женой, то лучше мне вообще из дома не входить: ума не приложу, как мне вести себя с ними.
- По-доброму, - наставительно посоветовала Брижит, помогая госпоже облачиться в кремового цвета платье для завтрака, - о погоде с ними поговорите, о политике - вы же сами меня учили! С соседями, даже с бывшими, надобно дружить.
- И то верно, - согласилась Шарлотта, - они просто соседи. И не самые приятные, к тому же. Я думаю о них непозволительно много. - Бросив взгляд на Брижит, сложившую на огромном животе руки и улыбавшуюся каким-то своим мыслям, она тоже расплылась в улыбке: - как думаешь, кто у тебя будет - мальчик или девочка?
Горничная смущенно пожала плечами:
- Не знаю. Я девочку хочу. Я бы ее наряжала, как куколку.
- Лучше мальчишку, - фыркнула Шарлотта, - мужчинам живется интереснее. А от женщин, будь они хоть семи пядей во лбу, требуется одно - удачно выйти замуж.
- Чего это вы? - поразилась горничная странным мыслям своей госпожи.
- Да так, навеяло… Верно, мне просто скучно. Вот бы мне тоже маленького, тогда бы и глупые мысли в голову не лезли.
Она постаралась произнесли это самым обыденным тоном, но, кажется, завистливые нотки все равно проскользнули. В глубине души Шарлотта считала, что это несправедливо: она уже год замужем! Барон так хочет сына, наследника, а она умиляется от одного вида светящейся счастьем беременной Брижит.
Быть может, дело в том, что муж уделяет ей крайне мало времени - он то в Испании, то по дороге в Испанию. Дома, с Шарлоттой, он бывает лишь неделю из месяца…
Брижит закончила с прической госпожи, и пока Шарлотта сама румянила недостаточно яркие, по ее мнению, скулы, та вдруг нерешительно заговорила:
- Мадам… вы же знаете, через пару месяцев я вообще буду с трудом передвигаться, а мне так хочется, чтобы малыш появился на свет в Шато-д’Эффель - там такой свежий воздух, да и Сильва там, будет помогать нам с Жаном…
До Шарлотты не сразу дошел смысл ее слов, прежде об этом и разговора никогда не заходило:
- Постой, ты что же, хочешь уехать в Шато-д’Эффель? Бросить меня здесь одну?
- Почему одну? А ваш муж, а мсье Госкар? И я найду вам другую горничную - самую хорошую, в сто раз лучше, чем я!
- Об этом и речи не может быть! - упрямо мотала головой Шарлотта. Она встала из-за туалетного столика и, уперев руки в бока, повелительным тоном продолжила, чувствуя, как голос ее срывается на писк из-за подходящих к горлу слез: - Ты ни за что не перенесешь дорогу, так что ни о какой поездке не может быть и речи! Родишь здесь, а потом я лично найму для твоего ребенка кормилицу, и пусть себе растит его в Шато-д’Эффель. А тебя я не отпускаю - и точка!
Горничная смотрела на нее и как будто жалела, а Шарлотта чувствовала, что еще мгновение, и она действительно расплачется. Она давно заметила, что забеременев, Брижит отдалялась от нее все больше - у той появились новые интересы, совершенно другие проблемы волновали ее. Некогда любимые их девичьи разговоры - сплетни, мода, кавалеры - становились все более натянутыми. Шарлотта все это замечала, но от мысли, что Брижит вдруг возьмет и уедет, бросив ее здесь, в этом огромном доме совершенно одну, Шарлотта приходила в ужас.
Но, видя эту жалость в глазах Брижит, баронесса вдруг поняла всю абсурдность своих требований. Нельзя разлучать мать с ребенком… И вдруг эта кормилица станет обижать маленького, еще простудит его, не дай Бог. И, потом, она снова ведет себя «как глупая истеричная женщина» - как сказал де Руан. Разумеется, он был совершенно не прав, и сам признал это в их последнюю встречу, но… она действительно самую малость похожа сейчас на истеричную женщину. А ведь Шарлотта клялась и божилась себе, что будет стараться сдерживаться.
Поэтому баронесса, внезапно успокоившись, тихо и невозмутимо продолжила:
- А, впрочем, езжай, куда хочешь. С тобой все равно невозможно в последнее время разговаривать: одни пеленки-распашонки на уме. И горничных мне твоих не надо - сама найду!
Развернулась и гордо ушла из своей же спальни. Хотя не удержалась и от души хлопнула дверью.
Когда Шарлотта, все еще сердитая, вплыла в столовую залу, мсье Госкар уже завтракал.
- Ох уж эта прислуга, - ворчала Шарлотта, - никакого сладу с ней нет.
- И вам доброе утро, Шарлотта, - утирая губы салфеткой, привстал Госкар, - и приятного аппетита. У мсье Ришара сегодня изумительные круасаны, разрешите налить вам кофе?
- Да-да, доброе утро, Оливье, - похлопала его по плечу баронесса. - Не хочу кофе, мне бы сейчас наоборот чего-нибудь успокоительного, вроде чая с ромашкой. Ах, моя кормилица Сильва готовила такой изумительный чай с ромашкой…
- Все тоскуете по дому, Шарлотта? И почему вам не нравится в Париже - прекрасный же город.
Он по-привычке придвинул к ней поближе розетку с клубничным джемом и подложил самый румяный круасан.
- Вам не понять, - вздохнула Шарлотта, с удовольствием обмакивая круасан в клубнику, - у вас и дома-то никогда не было: с детства колесили с бароном по Франции. Поди, если б Его Милость не велел вам сидеть подле меня, вы и сейчас бы мокли под дождем в какой-нибудь повозке вместе с ним.
- Да, мне вообще крупно повезло с вами, - рассмеялся Госкар.
- Послушайте, Оливье, - Шарлотта по-деревенски сложила локти на столе и с прищуром посмотрела на Госкара: - а где вообще пропадает барон? Его Милость не боится, что пока он днем и ночью разрешает свои важные государственные дела, я вот возьму и влюблюсь в вас? Больше-то я все равно мужчин не вижу, кроме вечно пьяного дворника.
- Это было бы крайне прискорбно в первую очередь для вас, милая Шарлотта, - усмехнулся тот.
- Это почему еще?!
- Да потому, что вы не в моем вкусе. Вы же умудряетесь измазаться в джеме, будто ребенок, - Госкар с некоторым раздражением подал баронессе салфетку, потому что она снова перепачкала руки, - и кладете локти на стол - это ни в какие ворота. А этот ваш акцент! Вы же избавились от него и можете говорить нормально, так почему не говорите?
- А зачем? - хохотнула Шарлотта, заявив: - своему мужу я нравлюсь и такой!
- Вот и нравьтесь вашему мужу, а на меня не рассчитывайте!…
- Рад это слышать, мальчик мой, теперь сердце мое точно спокойно, - донесся до них голос из дверей.
Шарлотта обернулась: в дверном проеме, прислонившись к косяку, стоял ее супруг, барон де Виньи, и с ухмылкой поглядывал на них.
Ахнув от радости, она выскочила из-за стола и с разбегу оказалась в его объятьях:
- Ну, наконец-то! Я жутко соскучилась по вам! - И, несколько смутившись, спросила: - и как давно вы слушаете наш глупый разговор?
- Достаточно давно, Чарли, - целуя ее руку, отозвался барон. - А разговор действительно был глупый.
Шарлотта затихла, не зная, как реагировать: супруг был так скуп на эмоции, что никогда невозможно понять, шутить он, говорит серьезно или вообще мыслями в данный момент далеко.
Барон, тем временем, медленно подошел к Госкару, давно уже поднявшемуся из-за стола и почтительно кланяющемуся. Шарлотта наблюдала за мужем со спины и многое бы дала, чтобы увидеть, как смотрит он на Оливье. Как бы не вышло неладного из-за этого их фривольного разговора.
Судя по напряженному лицу Госкара, тот и сам не знал, чего ждать. Потом барон поднял руку и тяжело опустил ее на плечо Госкара. Дружески потрепал его с дребезжащим смехом.
Ей-Богу, Шарлотта заметила, как Госкар моргнул в этот момент - ей и самой показалось, что барон вот-вот его ударит.
Оба мужчины уже дружески пожимали руки, а притихшая Шарлотта твердила про себя как молитву:
«Быть сдержанной и не молоть чепухи. Никогда больше…»
Барон привез супруге гору подарков: с десяток изысканных вееров, тончайшие чулки и панталоны, пару корсетов и целый сундук с лучшими шелками - на платья. Все это слуги сразу отнесли в гардеробную, а юной баронессе даже не особенно любопытно было посмотреть на ткани - ей не успевали шить платья из этих шелков, и все они были один другого красивее.
Чуть позже барон лично преподнес ей еще один гостинец - гарнитур из любимых Шарлоттой изумрудов. Камни тоже не вызвали у баронессы особенной радости: хоть, кажется, они и были дороже всех остальных ее изумрудов, но, право, мало чем отличались от прежних. Просто очередной набор украшений.
Баронесса примеряла камни одна.
Быть может, если бы рядом сидела Брижит, было бы веселее, но горничная, верно, уже собиралась в дорогу. Досадно, что они расстаются так плохо.
Минуту спустя, юная баронесса стучала в дверь комнаты своей горничной. Та не открывала. Забеспокоившись, не случилось ли чего, Шарлотта сама толкнула дверь - оглядела комнату, но та была пуста. Сундук с одеждой, сменный накрахмаленный фартук, сапоги Жана - все стояло на своих местах как обычно.
Еще через пять минут, найдя горничную в гостиной на втором этаже, самозабвенно чистящую подсвечник, Шарлотта не могла не изумится:
- Ты почему не собираешься? И зачем залезла на стул - не дай Бог оступишься. Брижит!
Потом только разглядела, что у той огромный красный нос и заплаканное личико.
- Я никуда не еду, - заявила та твердо, глядя в сторону.
Шарлотта подбежала к ней и помогла спуститься на пол:
- Почему это? Неужели из-за… моих капризов?
- Я ваша горничная и компаньонка, я не должна уезжать, зная, что вам будет плохо. Я уже все объяснила Жану, не волнуйтесь.
- Брижит… - комок снова подкатывал к горлу, - мне действительно будет очень плохо без тебя. И я так надеялась, что увижу твоего малыша, стану его крестной, но… еще больше я хочу, чтобы твой ребенок рос не в этом ужасном городе, в нашем замке. И чтобы он бегал по нашим полям, которые словно ковром покрыты маргаритками, и чтобы летом купался в речке на том пляже… - Шарлотта говорила и не замечала, что по щекам ее катятся слезы. - Ты помнишь этот пляж?
- Ну, конечно, помню! - Брижит всхлипывала, уже не скрываясь, а потом бросилась в объятия Шарлотты. - Я тоже очень-очень этого хочу! А еще я хочу, чтобы и ваш ребенок тоже…
- Я знаю, знаю… - не дала ей договорить Шарлотта, потому что слышать это было слишком тяжело. Она ведь прекрасно знала, что барон де Виньи никогда не допустит, чтобы его ребенок и наследник попал каким-то образом в такое неухоженное место, как Шато-д‘Эффель и, тем более, играл с крестьянскими детьми.
Еще раз всхлипнув, Шарлотта высвободилась из объятий подруги и подала той ларец, принесенный с собой.
- Что это?
- Это твоей девочке. Можешь и сама это носить, но знай, что это ее приданое.
Брижит приоткрыла ларец - тот самый, который только что подарил барон, и ахнула:
- Что вы! Я не могу… И, потом, если мы повезем это с собой на нас непременно нападут разбойники!
- Ну да! - фыркнула Шарлотта. - Ведь горничные только и делают, что возят с собой изумруды. Упакуй получше, да никому не говори, что везешь. И лакеев наших возьми с собой: Пьера - он давно домой просился, и Анри - он барону чем-то не угодил, тот обещался его выгнать. Почтовую карету я вам сама оплачу, а то выберет рухлядь какую-нибудь.
- Так вы меня отпускаете? - уточнила Брижит.
Шарлотта посмотрела на нее с укоризной:
- Отпускаю. При условии, что, если родится девочка, ты назовешь ее Шарлоттой.
- Хорошо! - с готовностью кивнула та.
- Я пошутила, - улыбнулась Шарлотта.
- Я тоже, - хихикнула горничная. - Мы с Жаном давно решили, что назовем ее Сильвией. Но зато, если родится мальчик, то его я точно назову…
Она осеклась на полуслове и с опаской посмотрела на госпожу.
- Как угодно, только не Шарль! - закончила за нее Шарлотта, и обе они расхохотались.