Завтрак в семье Рейнеров поглощали как обычно в тяжелой давящей тишине. Если вчера еще нет-нет, да и нарушал эту убийственную тишину Максимка, за что на него тотчас шикал мерзкий французишка-гувернер, то сегодня ни свет ни заря мальчика отправили в Петербург, и в доме стало просто нестерпимо тошно. На отъезде сам Грегор и настоял: так ему было намного спокойней. К слову, он до сих пор был удивлен тем, как легко его брат и невестка согласились отослать сына: они-то ни о какой угрозе, нависшей над Максимкой, не подозревали, и даже в то, что мальчик был ночью на озере, их до сих пор никто не посвятил. Тем не менее, будто только предложения Грегора они и ждали:
- Да-да, - сию же минуту согласилась Ольга, - Максим этим летом просто невыносим, своими выходками он доводит Николая Романовича до ужасающих мигреней. Пускай отправляется в Петербург с monsieur Жуппе и знает, что это его наказание.
- Согласен с тобою, - отозвался и брат, - ребенок вконец отбился от рук! В этом, кстати, есть и твоя вина, Оленька, ты - мать. - Ольга, признавая, скорбно опустила голову, а Николай после недолго молчания добавил: - Кроме того, в Горках становится просто небезопасно. Мы и сами уедем дней через десять, как только я закончу «Сосновый этюд».
…Грегору бы радоваться, что все прошло так гладко, но тоска душила его. Весь вчерашний день он бродил по окрестностям сам не свой. Не только из-за племянника - много всего навалилось в последнее время. Грегор ужасно скучал по Наденьке. По ее укоризненному взгляду, по капризному, но милому, словно мелодия, голосу; даже по сердитым ее упрекам скучал. Он и сам уже признавался себе, что влюблен по уши, как зеленый мальчишка. В первый раз с ним случилось такое!
Однако заставить себя пойти к озеру он не мог. Даже не вид изуродованного трупа Леона, невесть как оказавшегося на берегу, был тому причиной, а поведение Нади - то, с какой горячностью и ненавистью обвиняла она свою сестру. Она и впрямь ненавидит Светлану… За что? Грегор тоже не питал особенно теплых чувств к собственному брату, но чтобы до такой степени яростно ненавидеть?…
Грегор изо всех сил пытался найти оправдания подобному Надиному поведению, однако до сих пор в этом не преуспел. Единственное, что приходило на ум, так это старые детские обиды, прочно засевшие в ее душе.
Грегор, размазывая по тарелке жидкую отвратительную овсянку, и пытался припомнить все, что знал о детстве сестер Шелиховых. Светлана как-то в порыве откровенности призналась ему, что жили они очень скромно. Нанимали квартиру в Петербурге, отец служил в редактором в какой-то заштатной газетенке… потом и вовсе его сломила болезнь, затянувшаяся на годы: газету пришлось оставить, и им стало совсем тяжко. Когда Дмитрий Шелихов скончался, Наденька была девочкой лет восьми. Светлана рассказывала, трудно было настолько, что нечем было платить единственной их горничной - та лишь в силу преданности своей не бросила господ. Надиным учителям и гувернантке дали расчет еще раньше, и если бы по протекции друга семьи ей не нашлось место в Смольном, вероятно, Наденька вовсе осталась без должного образования.
Неужто Надя не понимает этой очевидной истины и до сих пор обижается на сестру? И почему именно на сестру - наверняка решение принимала не Светлана, а их матушка! Она должна была быть еще жива в то время. Хотя, признаться, Грегор ничего не знал о матери сестер. Светлана избегала говорить о ней - вероятно оттого, что и матери давно нет в живых.
- Хм… - прервала его меланхолию Ольга, распечатывая конверт, только что поданный служанкой. Она отчего-то ухмыльнулась не без злорадства: - А ведь нас приглашают сегодня на обед, Николай Романович. И тебя тоже, Гриша.
- Кто? - нахмурился брат.
- Раскатова. - Ольга едва заметно поморщилась и небрежно уронила записку на край стола. - До чего же бессовестная женщина: не успела похоронить супруга, а уже собирает званые обеды… у меня слов нет, Николай Романович. Это за гранью моего понимания.
- Ни стыда, ни совести, - лениво кивнул брат.
- Ну, положим, не званый обед, а лишь скромная трапеза в кругу близких друзей, - Грегор бегло прошелся взглядом по строчкам Светланы.
Николай ему так и не ответил, а Ольга, тщательно прожевав овсянку, сказала:
- Если Раскатова приглашает друзей, то ее письмо явно пришло не по адресу. Не так ли, Гриша?
Маленькая, тихая, но такая язвительная в некоторые моменты Ольга глядела цепким взглядом на Грегора и буквально требовала, чтобы он с нею согласился. И, надо сказать, ему стоило больших усилий противиться ей.
- Я намерен принять приглашение Светланы Дмитриевны, - сказал он твердо, заставив себя выдержать взгляд Ольги.
Брат продолжал завтрак, и Ольга взялась мазать для него маслом ломтик булки - оба молчали, будто их не так уж и заботило сказанное. Но Грегор знал, что спокойствие это обманчиво, и за ним неминуемо последует буря.
Едва горничная скрылась за дверью, протяжно вздохнул Николай. Усталым движением сорвал с воротничка салфетку и швырнул ее, ни в чем не повинную, на стол. Это будто стало сигналом для Ольги, и она заговорила:
- Послушай-ка, братец, - она сцепила руки в замок и снова впилась взглядом в глаза Грегора. - Неужто ты думаешь, что твоих ежедневных визитов на дачу Раскатовой никто не замечает? Или, быть может, ты считаешь, что все вокруг слепы и не видят твоей излишне тесной дружбы с Наденькой Шелиховой? Все это видят, Гриша, все Горки! Но, слава Богу, нынче никому дела нет до тех непотребств, что творятся на дачах. Николай Романович закрывал на это глаза, но наступает время, Гриша, когда о развлечениях следует забыть и подумать о репутации! Собственной репутации хотя бы, если до нас с Максимом тебе нет дела!
- Так по-твоему, дорогая сестрица, Надин это девушка, с которой можно лишь развлекаться?
Брови Ольги взлетели вверх, и даже Николай не сумел смолчать:
- Ты, быть может, надумал жениться, Григорий?
- Если я надумаю жениться, братец, то сообщу тебе первому. Поставлю перед фактом, точнее!
Грегор поднялся из-за стола и швырнул свою салфетку гораздо менее изящно, чем брат. Не отвечая им больше, он стремительно покинул столовую.
Ярость клокотала в нем. Он ненавидел сейчас свою невестку - самоуверенную, примитивную, живущую по каким-то идиотским ханжеским правилам. И как никогда ненавидел брата. Потому что тот, без сомнений, разделял все ее взгляды. В этот момент он, пожалуй, даже мог понять чувства Надин к сестре… Ему захотелось сейчас же бежать на озеро, отыскать Надю и вымолить прощение - за них, за то, как недостойно они о ней думают.
Но Грегор лишь вернулся в кабинет Николая, служивший ему комнатой, метался из угла в угол, но не спешил покинуть дом. Потому как достаточно знал своих родственников, чтобы понимать - разговор еще не окончен. И точку в этом разговоре нужно поставить сейчас, иначе они станут думать, что смогут переубедить его.
Остановившись, Грегор тяжело оперся на каминную полку и поймал свой взгляд в зеркале над нею - и сам отметил, что вид у него измотанный, будто только что бежал кросс, и дышал он столь же тяжело.
Грегор понял, что боится пойти сейчас на попятную, поддаться им…
«Что ж, - решил он, кое-как приглаживая растрепанные волосы, - пусть это станет испытанием для вас, Григорий Романыч. На что вы способны ради своих убеждений? - он зло улыбнулся сам себе. - Рассориться со всеми родственниками? Легко!».
Грегор почти наяву видел, как брат с невесткой оканчивают завтрак в том же молчании, в котором он оставил их; как дружно отказываются от чая, ссылаясь, что аппетит решительно испорчен. И как потом совещаются немногословно - спорить-то им не о чем! У них ведь полная идиллия: один начинает фразу, второй ее заканчивает!… После Ольга станет собираться в церковь, пообещав, что «помолится о заблудшей душе нашего брата», в то время как Николай, вернувшись к себе в мастерскую…
- Вас Николай Романович желает видеть, - заглянув в приоткрытую дверь кабинета, тихонько сказала горничная.
По испуганному ее виду несложно было догадаться, что Николай Романович пребывает в ужасном настроении.
Николай и правда был не в духе. Еще бы: обычно в это время он уже сидит в тени сосен en plein air, чтобы выполнять главное свое жизненное предназначение, а сегодня вынужден учить уму-разуму непутевого брата.
Мастерская Николая - небольшая комната шагов пять в длину - заменяла ему кабинет. Именно здесь, в мастерской, было сосредоточение всей его жизни; здесь висели самые значимые из его работ, здесь хранились материалы для живописи, и здесь стояла тахта, на которой Николай предавался размышлениям об упадке, в который пришло современное искусство, или же искал вдохновение, блуждая меланхоличным взглядом по потолку. Возле тахты всегда можно было найти тарелки с остатками еды или огрызки яблок - одними размышлениями сыт не будешь. Частенько, не найдя на потолке вдохновения, Николай и засыпал все на той же тахте.
А центром комнаты и вселенной Николая был мольберт, холст на котором обычно плотно закрывался накидкой - брат терпеть не мог, когда кто-то пытался поглядеть на его неоконченные шедевры. Большую часть работы над пейзажем Николай делал, разумеется, на природе, но продолжал над ними работать и в мастерской - доводил до совершенства. Так, по крайней мере, он говорил домашним.
Грегор застал брата, развалившимся в кресле подле мольберта - холст как всегда был занавешен тканью. Николай хмурился и с остервенением очинял карандаш. Однако судя по тому, что сточил грифель уже наполовину и засыпал деревянными стружками весь пол, мысли его блуждали весьма далеко от живописи.
- Звал, братец? - желая казаться беспечным, спросил Грегор.
Николай же вздрогнул, будто испугавшись, что мысли его подслушали, и потом только посмотрел на испорченный карандаш - с удивлением. Вероятно, не мог понять, на кой он, живописец, вообще за этот карандаш взялся.
Впрочем, Николай быстро оправился.
- Звал, звал, - ответил он. - Хотел поговорить с тобою о наших соседях. Видит Бог, Григорий, я никогда не имел ничего против Наденьки Шелиховой - она во всех смыслах приятная барышня. Но ее сестра… - он все-таки поднял на Грегора взгляд. Прямой, жесткий, разом отнимающий у него всю уверенность. - В своем ли ты уме, братец?! Ты же что хочешь, чтобы у твоих детей родная тетка была мужеубийцей?
Грегор чувствовал, что снова начинает закипать:
- Это вы с Ольгой так решили? Напомню тебе, что следствие еще ведется!…
- Ах, оставь! - перебил его брат, утомленно поморщившись, и передразнил: - Следствие ведется… Я не удивлюсь, если это следствие вовсе оправдает Раскатову - в нашем государстве и не такое случается - но простым людям-то как белый свет ясно, что там произошло! А вести разлетаются быстро! Конечно, найдутся семьи, которые Наденьку станут жалеть, но и им придется делать выбор! Князь Боровской, отец несчастного Леонида, разумеется, и мысли не допустит, чтобы водить дружбу с семьями, которые принимают у себя сестру этой развратной женщины, сперва совратившей, а потом отнявшей жизнь у его сына!…
- Прекрати! - взорвался на последних словах Грегор. - Я не желаю, чтобы ты в подобном тоне говорил о Раскатовой!
- И на что ты станешь жить со своею женушкой?! - не унимался брат. - На жалкие крохи, которые достались тебе от отца? Ты даже квартиру не можешь снять нормальную, живешь, как черт знает что!
Но Грегор, пытаясь его не слушать, уже выскочил вон.
***
Не в силах дождаться часа, назначенного Светланой, Грегор прибыл в ее дом гораздо раньше обеда. Сперва бродил по берегу, думая увидеть здесь Надин, но как на зло, она так и не появилась.
Возле парадного входа его придирчиво оценили взглядом двое в полицейской форме - еще одного краем глаза Грегор заметил у террасы, что вела в библиотеку. Похоже, дом охраняли… Николай, увидев это, непременно позлорадствовал бы, что предсказания его сбываются - ни сегодня так завтра Светлану обвинят в этих убийствах. Хотя и для Грегора это не стало большой новостью: после найденного на берегу кулона Светланы от полиции было бы трудно ждать других действий. Вместе с тем, как ни прислушивался Грегор к себе, думать о Раскатовой как об убийце он не мог. Он чувствовал к ней лишь сострадание - много, много сострадания, оттого, что на долю этой женщины выпало столько несчастий.
И еще он чувствовал неловкость и немного стыд, какой испытывают иногда при визите к безнадежно больному человеку - обреченному.
Светлана встретила его в столовой комнате, где заканчивала завтрак. Бросилось в глаза, что Наденьки за столом не оказалось - зато был этот следователь, Кошкин, с которым Светлана беседовала вполне любезно. Впрочем, при появлении Грегора тот поспешнее, чем требовалось, закончил завтрак, поясняя и без того понятную причину своего здесь пребывания, а после откланялся, оставляя их наедине.
- Грегор, признаться, не ждала вас так рано, но тем приятнее для меня ваш визит. Присоединитесь ко мне? Устроим званый завтрак - как вам идея?
Она улыбалась и слегка кокетничала с ним. Впрочем, кокетство было у этой женщине в крови. Если Светлана пребывала в хорошем настроении, в подобном тоне она разговаривала со всеми хоть сколько-нибудь знакомыми мужчинами, включая Максимку, своего сторожа и даже monsieur Жуппе.
А сегодня Светлана явно пребывала в хорошем настроении.
Черный цвет траурного платья категорически не красил ее, делая бледной и измученной; воспаленная кожа век подсказывала, что ночь она провела в слезах. Но глаза Светланы горели, в глубине их плескались задорные искры, каких Грегор не замечал уже давно.
Можно было подумать, что Светлана только что получила предложение руки и сердца, а не готовится к похоронам мужа.
«Экая веселая вдова…», - хмыкнул про себя Грегор и отметил, что сочувствия к Светлане у него поубавилось.
- Благодарю, я сыт, - вежливо улыбнулся он, отказываясь от завтрака. - Признаться, я думал, что застану Надежду Дмитриевну… хотел отдать ей книгу, которую она позабыла на скамейке у озера.
Глаза Светланы резко потускнели, будто в столовой потушили свечи.
- Наде нездоровится, - ответила она гораздо суше. - Простудилась. Едва ли она выйдет и к обеду. Но, Грегор, это даже лучшему, что сейчас мы одни, поскольку этот обед я и затеяла лишь, чтобы увидеться с вами. Присядьте, прошу, я хотела бы поговорить.
Грегор, не в силах ей противиться, сел, выдвинув один из стульев. Но чуял неладное. Даже пожалел, что явился раньше назначенного времени - и тут же отругал себя за трусость.
- Я слушаю вас, Светлана, - сказал он, собравшись. - Я могу вам чем-то помочь?
- Можете, - сосредоточенно кивнула та. Ненадолго замолчала и продолжила, тщательно взвешивая каждое слово. - Мне показалось, что летом вы стали особенно дружны с Надюшей. Я подозреваю, что даже более чем дружны - поправьте меня сразу, прошу вас, если я не права.
И подняла на него молящий взгляд. Грегор почувствовал, что ужасно смущен: неужто его отношение к Наденьке и правда столь очевидно?
- Вижу, что права, - Светлана заговорила чуть уверенней. - А посему, должна сказать, что я одобряю вашу дружбу… и даже более того - я была бы весьма рада, если спутником Надюши стали именно вы. Право, мне больше и желать нечего.
Пока она говорила, Грегор не знал, куда деть свои глаза и руки - сам себе он казался сейчас нелепым. Столь же нелепым, как и разговор, который они вели. Светлана предлагает ему руку Надин? Сама? Он все еще не мог в это поверить и ждал, что вот-вот она рассмеется и сведет все к шутке - надеялся, что она сведет все к шутке.
- Что касается материальной стороны вопроса, - продолжала меж тем Светлана без намека на улыбку, - то смею вас заверить, что Надюша весьма обеспеченная невеста. Кроме того, после моей смерти все, чем я владею, станет принадлежать ей и ее супругу. Разумеется, о приданом мы можем поговорить и более предметно в любое удобное для вас время.
Грегор не сразу понял, что Светлана сказала все, что хотела. Теперь она выжидающе смотрела на него.
- О… - только и смог вымолвить Грегор и судорожно сглотнул, - ваше предложение было несколько неожиданным, должен признать… ведь я зашел всего лишь отдать книгу. И извиниться, что мы не сможем обедать сегодня у вас. У брата снова мигрени.
Он почти силой удерживал себя на месте, пока говорил, поскольку что-то - он сам не ведал что - подстегивало его немедленно бежать из этого дома.
- Как жаль… - отозвалась Светлана, но была столь напряжена, будто наяву слышала его размышления о побеге, - меня тоже мучают головные боли уже который день - должно быть оттого, что август выдался таким жарким… Но что же по поводу Нади, вы не ответили?
Грегору показалось, что сейчас она станет его умолять.
- Я… я вовсе не уверен, что Надежда Дмитриевна питает ко мне достаточные чувства, - выдавил, наконец, он.
И, едва произнес это вслух, вдруг сам осознал, насколько прав. Надя не чувствует к нему того же, что он к ней. Она не будет рада его предложению.
Но было и еще кое-что. То ли он запоздало понял, что брат с невесткой не так уж и неправы, и он действительно загубит свое будущее, породнившись с Раскатовой; то ли… почувствовав унижение Светланы, на которое шла она ради сестры - на которое сестра толкнула ее, если точнее - он увидел вдруг Наденьку маленьким эгоистичным чудовищем. Капризным и озлобленным.
Никогда прежде он не думал о Наде так и даже вовсе не был уверен в своей правоте. Однако ощущение, что, женившись на ней, он совершит самую большую ошибку в жизни, засело в нем необыкновенно прочно.
А Светлана меж тем спешила ответить, настойчиво ловя его взгляд:
- Я понимаю, что, учитывая известные нам всем обстоятельства, я не смею предлагать вам подобное, но… вы честный, благородный человек, и я вижу, что Надюша вам небезразлична. И она непременно оценит ваше чувство - рано или поздно! Я не тороплю вас, лишь прошу, чтобы вы не оставляли ее в беде…
Последние слова Светлана говорила совсем уж несмело, без одушевления. Грегору подумалось, она жалеет, что вообще затеяла этот разговор. Наверное, Светлана посчитала его трусом, который испугался именно потери положения в обществе… Эта мысль и подстегнула Грегора немедленно вскочить с места и не слишком пылко, но искренне пообещать:
- Можете быть уверены, что я не оставлю Надин в беде. Никогда.
«Что бы она ни сделала…» - добавил он про себя.
Сейчас, возможно, Грегор жалел, что вообще приехал в Горки этим летом. Что ближе узнал Надин и позволил ей занять место в его мыслях. Наверное, всем было бы лучше, если б он ослушался брата и вместо Горок нашел бы другое развлечение… Но теперь уж поздно. Откажись он сейчас от Надин - всю жизнь станет корить себя за трусость.
Так какое из двух зол меньше?…
- Но прежде я должен объясниться с Надин, - поспешил добавить он. - Я не стану давать вам никаких обещаний без ее согласия.
- Разумеется! - пылко согласилась Светлана.
Кажется, она воспрянула духом и была уверена теперь, что дело за малым. Грегору так отнюдь не казалось, но переубеждать ее он не стал.
- Всего доброго… - сказал только он. - И еще раз простите, что нас не будет на обеде.
Ему все еще было неловко смотреть ей в глаза, потому, не затягивая с прощанием, Грегор резко повернулся, готовый покинуть столовую - и в этот момент ясно увидел, как в проеме двери, что вела в подсобку, мелькнула женская фигура.
«Неужто Наденькина горничная? - первым делом подумал он. - Вот же настырная! Ежели я и впрямь женюсь на Наде, то ноги этой девчонки не будет в моем доме!».