Ну что же ты всё молчишь, мой ребёнок, ну что же ты всё молчишь? Быть может, тебя провожает в потёмках какой-то нахальный мальчиш? А может во сне ты в мечтах своих где-то летаешь, но страшно — с крыш? Ты скажешь, что пишешь, но я же всё слышу и слышу, как ты молчишь.

Ох детка, ты так хороша бесподобно, что мне даже как-то с тобой неудобно, ведь ты же всё знаешь: лишь тронешь да глянешь — и сдасться готов тебе в плен кто угодно. Малыш, кто же нужен тебе — милой крошке, такой безнадёжно обманчивой кошке; нежна, грациозна, но взглянет серьёзно — и вспомнишь про гены её… только поздно. Когда надоест все, когда станет пресно — рискни, поиграй со влюблённой Невестой, она и мила, и нежна, и роскошна, но только обидь — тебе жить станет тошно. Пускай ты не веришь, что это возможно, но в платье прекрасном запрятаны ножны. Ну что же, горький свет, смертельный яд, идёшь, а вслед всегда глаза глядят, живёшь как порох, только дай огня, и не таясь — и даже не тая, сводя с ума себя да и других, пускаясь жить, как будто белый стих писать и, мотыльков к себе маня, любимой будь, хорошая моя.

Можно писать о тебе: люблю несчастных. Утешаю других — с пятницы по субботу (на неделе они заняты новым делом). Я готовлюсь к новой порции боли. Перевести бы в деньги — была бы Крезом, перевести бы в счастье — купалась в счастье! Кто записал наверху в собиратели сказок, историй, сюжетов, эмоций и просто веры? В сумерках леса рыскают новые звери, ищут целебный мох, заживляющий раны, полнолуние. Две чашки, вскипевший чайник. Не ждёшь, но знаешь — скоро в дверь постучатся.

Спасибо всем тем кто меня по ночам иногда обнимает и дышит мне в ухо, Спасибо всем тем, кто не верит речам чужим — и поёт, пускай нету и слуха. Спасибо всем тем, у кого где-то там в глазах или сердце стучит бой шаманский, и рвется, и бъется, и пенится гам, в крови закипевшей, безумный и адский, такой — что ночами уснуть не дает, а днями — и жить, так привольно, спокойно, такой, что твердят — пропадет, пропадет, и сгинет… а ты отвечаешь: достойно!

А я вполне себе писатель. А я вполне себе поэт, зануда, нытик и мечтатель, и это — только в двадцать лет! А что же будет в тридцать, в сорок? Быть может, я пойму спросонок — таланта не было и нет? Быть может, я вполне бездарна? Быть может, публика права? Не будет мига торжества, меня осудят полноправно, и этим кончится тропа. Начнётся жуткая тоска… Нет, я уж лучше попишу, у вас совета не прошу, ведь здесь не может быть советов — поговорим о том, об этом, а будет всё, как я решу, и все мы это понимаем. Нам кажется, что что-то знаем мы о себе и о других, и тем внезапнее досада, когда «ему писать не надо», а он ваяет свежий стих. Ведь говорилось это где-то, что у бездарного поэта в томах словесной шелухи найдутся чистые стихи… Кого-то помнят только строчкой, и пусть она и одиночка, но он мечтал и он писал. А значит — к чёрту! И за дело. Пускай ступаю я несмело — Не падал — тот, кто не шагал, Не ошибался — кто не делал.