Двое мужчин среднего возраста сидели, удобно устроившись в глубоких светло-голубых кожаных креслах, третий мужчина, хозяин дома, расположенного в пригороде Таллина, вальяжно развалился на таком же светло-голубом диване поверх василькового пушистого покрывала. Кроме кресел и дивана, журнального столика и белого домашнего рояля в помещении ничего не было. Если, конечно, не считать высокую, почти под потолок, раскидистую натуральную пальму у окна и несколько больших горшков с какими-то экзотическими крупными растениями в углу, а также двух, повешенных на противоположных стенах — напротив друг друга, — картин в старинных массивных рамах. На обоих полотнах было изображено море.

На одной картине на волнах качался бриг, атакуемый парусниками неприятеля. Прозрачная сине-зеленая вода в барашках пены лизала борт судна, словно приглашая бриг спрятаться в темных, таких тихих и спокойных морских глубинах. На втором полотне был изображен морской бой. Ужас и величие сражения, великолепно прописанные детали снаряжения кораблей, рваные облака, подсвеченные огнем пылающих кораблей, тоскливо выглядывающая сквозь облака луна, словно символизирующая предстоящую тризну по погибшим, — все это свидетельствовало о несомненном даре живописца-мариниста. При беглом взгляде было понятно, что это — Айвазовский, однако стоило подойти поближе, как становилось ясно, что картины — не подлинники, а превосходно выполненные копии.

На низком полупрозрачном, голубоватого стекла столике, изготовленном в стиле модерн, стояла початая бутылка «Джек Дэниэлс», с пометкой на бутылке «Сингл Грэйн». Это дорогой, редко встречающийся в обыкновенных магазинах зерновой виски, который по карману только очень состоятельным людям. По всему было видно, что собравшиеся мужчины знают толк в золотистом, мягком на вкус виски, слегка отдающем дымком.

Рядом стояли широкие и тяжелые, с волнистым дном и гладкими стенками стаканы и два огромных керамических блюда, одно с канапе с копченым лососем и такое же — со свежими шашлыками. В середине столика, рядом с бутылкой, уместилась небольшая тарелка с разными сортами мягких сыров.

— На следующей неделе прибудет наша партия кокаина. Доставку берет на себя Вадим. У него есть вариант задействовать нового человека. Надежного… — сказал хозяин дома, облаченный в черный пиджак и черный тонкий свитер-водолазку. — Но надо обеспечить не только доставку, но и подумать, куда распихать коку. Ясно, что опять процентов тридцать придется оставить в Таллине. Часть, как всегда, отправим в Тарту и кое-что — в Нарву. Процентов десять-пятнадцать уйдет в Хельсинки. Надо бы позаботиться о расширении рынка сбыта.

Хозяин дома, Евгений Мишин, известный в криминальном мире как «Мореман» за то, что когда-то ходил в море на торговом судне, поднял свой стакан и аккуратно подцепил вилкой кусок шашлыка:

— Ну, давайте, за здоровье!

Посмаковали напиток, помолчали.

— На северо-востоке Эстонии, — обратился хозяин дома к одному из собеседников, плотного телосложения мужчине со шрамом над левой бровью, — тоже деньги крутятся. Последние исследования, проведенные эстонской прессой, показали, Родион Александрович, что в твоей вотчине — в Нарве — хороших авто на душу населения больше, чем у нас в Таллине. Значит, немалые деньги крутятся. Особенно у наших «гастролеров». Я имею в виду представителей титульной нации, — ехидно отметил он, — которые в последнее время заняли почти все теплые кресла в вашем регионе. Куда ни плюнь — на всех промышленных предприятиях начальство из столицы. У них денег немеряно, а жены в Таллине. Свобода, понимаешь ли. Полная… Вместо жен — девочки, а где девочки и хорошая выпивка, — говоривший намеренно старался употреблять в своей речи как можно меньше жаргонных слов, — там и кока. Кто попробовал раз, еще захочет.

«Мореман» сделал паузу и взялся за бутылку виски:

— Ты, Родион Александрович, нашел контакт с этим отморозком, работающим по нашему профилю в Йыхви и в Кохтла-Ярве? Его давно пора к ногтю прижать. Впрочем, давай не будем сейчас отвлекаться, если у тебя найдется свободное время, поговорим об этом потом, когда закончим нашу тему.

Говоривший посмотрел на гостей и поднял бокал:

— За успех, что ли! Мы должны быстро скинуть эту партию и вернуть свои деньги. — Он сделал маленький глоток и положил в рот канапе. — Теперь о другом… Я недавно был в Питере. Там сейчас появился новый героин — «белый китаец». Штука для нас новая, неопробованная. Я собрал о «китайце» кой-какую информацию… Олег, — хозяин дома кивнул головой в сторону соседа справа, высокого и болезненно худого, в очках без оправы с тонкими золотыми дружками, — немного в курсе относительно этого, а ты, Родион?

— Что-то слышал, но вплотную не соприкасался.

— Мы тоже не соприкасались, — продолжил мужчина в черном, — не в этом дело. Проблема в деньгах, а со сбытом товара, думаю, все будет в порядке. Надо будет только учесть, что «китаец» намного круче обычного героина, поэтому надо быть осторожнее. Главное — правильно рассчитать дозу. От этого зависит не только прибыль, но и кое-что еще. Надеюсь, вы понимаете, — он посмотрел на партнеров, — о чем я… Мы должны снизить риск передозировки, чтобы избежать неприятностей. Если в случае передоза пойдут смерти одна за другой, полиция безопасности сразу начнет копать: кто да что? Лишний шум ни к чему. Ладно, эту проблему есть кому поручить. А сейчас надо решить: берем «китайца» или нет? Деньги немалые, но и прибыль хорошая. Если прикинуть по прибыли с обычного «герыча», то «белого китайца» для получения такого же навара надо в три, а то и в четыре раза меньше.

— На какую сумму ты планировал сделать заказ? — спросил третий из мужчин, Олег Быков по прозвищу «Бык», никак не подходившему к его субтильной внешности.

— Знаешь, Олежка, — посмотрел на него собеседник в черном пиджаке и задумчиво потер подбородок, — думаю, что на первый раз — на шестьсот «пятихаток»… Поровну, на троих, если вы не против. У меня сейчас свободных средств в обрез…

— Не исключено, что я на этот раз выйду из игры, — заявил Быков, — не потяну такую сумму. И так по поллимона на коку пошло. У меня тут свои заморочки, все пришлось туда ухнуть. Занять, безусловно, можно, но я не любитель быть у кого-то в долгу. Впрочем, один вариант вроде наклевывается. Слушай, Женя, дело очень горит? — И получив удовлетворяющий его ответ, сказал: — Ну и отлично. Значит, завтра точно скажу…

— Я, пожалуй, войду в долю, — в раздумье заметил Родион Александрович. — Кстати, ты ведь в курсе, Женя, — обратился он к хозяину дома, — что у меня толковый парнишка сейчас здесь, в Таллине, крутится? Я его сразу после армии заарканил. Мы с ним когда-то плотно контачили в Нарве, он у меня в Россию мотался. Хваткий пацан. И надежный; можно сказать, что он у меня здесь — правая рука. Надо будет поручить ему прокачать кой-какую информацию по внедрению «белого китайца».

— Слушайте, — согласно кивнул собеседнику «Мореман», — у меня тут еще одна проблемка проклюнулась, похоже — серьезная. На дискотеках в немеряном количестве появился амфетамин, но чей, я пока не смог выяснить. Мне сказали, что на днях один пацан лет двадцати нажрался в «Роози крантси» до поросячьего визга и орал, что скоро станет миллионером, потому что у него, дескать, настоящая фабрика по производству амфика. И пакетиком с порошком болтал из стороны в сторону, приглашая угоститься девиц из-за соседнего столика. Наш человечек попытался было поспрашать этого амфетаминщика, где фабрика и какого качества на ней товар выпускается, но тот, пьяный-пьяный, а сразу сообразил, что лишку хватил. Замолчал и удочки смотал вскоре. И пакетик со стола прихватил. Вот так-то! Не верю я в случайности. Фена — завались, и эта история в ресторане… Сдается мне, что фабричка-то существует не в воображении того придурка, а на самом деле.

Родион прикинул, что придется раскрыть карты, но выкладывать всю информацию относительно лаборатории, он, безусловно, не собирался — только в пределах необходимого. На то — веские причины. Во-первых, чтобы друзья-конкуренты не переманили к себе изготовителей амфетамина, потому что снова шерстить по городу в поисках людей, способных взяться за изготовление фена, желания у него не было, а во-вторых, нет необходимости друзьям, какими бы они ни были надежными, знать, сколько времени уже работает лаборатория и какова ее производительность. Достаточно будет и того, что он скажет сейчас. Но для начала Шелковников спросил:

— Как выглядел этот, в ресторане, тебе сказали?

— Нет, но узнать — не проблема. Позвонить? — спросил «Мореман» и, получив согласие, тут же набрал номер телефона. После короткого разговора ответил: — Блондин, волосы полудлинные, собраны сзади в пучок. Тощий, высокий. Сказали, что стал периодически наведываться в ресторан в последнее время, так что можно узнать более подробно.

— Не надо, — поморщившись, произнес Родион, — и так ясно. Никаких непоняток нет: амфетамин мой, так что все в порядке.

И, понимая, что шила в мешке не утаить, добавил, что нашел трех ребят, сведущих в химии, а они наладили выпуск фена.

— Поэтому я сейчас и не заказываю его. Насчет количества, надеюсь, претензий ни у кого не будет? Я лично никогда никому не говорил, чтобы работали в узких рамках, и впредь не собираюсь ущемлять чьи-то интересы. Есть деньги — разворачивайся. Главное, чтоб под контролем было и про уважение к общаку не забывать. Так?

— Так-то, оно, конечно, так, — промолвил задумчиво хозяин дома. — Но если ты решил взять в свои руки весь…

— Да брось ты, право, — оборвал его Шелковников. — Пределы всегда есть. Не съесть мне весь рынок, даже если бы хотел. Да и не кретин же я, в конце концов, чтобы со своими ссориться. У меня сейчас чуть больше, чем раньше, амфетамина. И потом, кто знает, сколько продержится лаборатория. Шакалы тоже не дремлют: у них везде свои, ментовские, информаторы имеются. Так что…

Родион старался вести разговор спокойно, не торопясь, чтобы собеседники не уловили обеспокоенности. Но про себя он однозначно решил: болтовня в ресторане не пройдет безнаказанно для этого болвана Игоря.

Спустя час состоялась встреча, на которой Родион поставил перед Вальком, сопровождавшим его в Таллин в качестве шофера, задачу: связаться с «Лебедем» — Виктором Лебеденко, выполнявшим периодически поручения такого характера, — и передать приказ о ликвидации Игоря. «Урыть» последнего было велено не в городе, а где-нибудь на берегу реки или озера, чтобы можно было списать на пьянку и утопление в нетрезвом состоянии. Лебеденко — молчаливый крупный парень с совершенно незапоминающимся лицом, служивший когда-то в десантуре, умел, если шефу это надо было, обставить ликвидацию проштрафившегося члена группировки Шелковникова так, что комар носа не подточит. Никакой крови, шума. Все тихо и «по-семейному».

Через неделю из озера Консу, расположенного на северо-востоке Эстонии, извлекли утопленника — длинного светловолосого парня. Похоже, что молодой человек приехал на озеро с кем-то из приятелей, потому что продавец из маленького придорожного магазинчика припомнила, что парень, похожий на погибшего, покупал у нее две литровые бутылки водки. Она рассказала полицейским, что слышала, как он подъехал к магазину на машине, но из окна она не видела ни марку автомобиля, ни его цвет, ни напарников парня, если они были. Но, похоже, что он был не один, потому что сторож дачи, принадлежавшей некогда научно-исследовательскому горному институту, вспомнил, что в этот же день метров за сто от дачи припарковалась темная машина, из нее вышли четветро мужчин и сразу отправились на другой пляж, более удобный для загорания. Возраст и внешность этих мужчин сторож не смог описать, так как они были довольно далеко от дачи, а вот высокого белобрысого парнишку запомнил, потому что тот через час вернулся к даче и спросил, нет ли свободных комнат. Получив утвердительный ответ, молодой человек заплатил, не торгуясь, за двое суток вперед и вновь отправился к друзьям. Машина, на которой компания прибыла на берег озера, уехала, по словам сторожа, около четырех часов дня, но парень, видимо, еще остался на берегу, так как заплатил за ночевку на даче.

— Чего же не понежиться-то у воды подольше? Она к вечеру — молоко парное. А народу в тот день не было ни души, кроме этих, потому как вторник… — с явным удовольствием рассказывал старичок. — Ну а я потом, вечером-то, бутылочку раздавил и ушел в магазин, за хлебом. Ключ у парня был. Я ему не нянька и не указка — когда приходить и что делать. Дело-то, чай, молодое. Может, он и не один остался, откуда мне знать. Слышал, вроде девка какая-то смеялась у машины…

В автомобиле, который привез Игоря на последний в его жизни отдых, находился и Эдвард. Вальку было строго-настрого наказано найти любой предлог, чтобы сделать Эдварда соучастником убийства и после того, как «это» случится, объяснить Эдварду, за что Игоря «наказали». Велено было сказать об этом так, чтобы Эдварду сразу стало ясно, что любого, кто окажется столь же болтливым, как Игорь, ждет подобная участь. При этом Родион попросил посмотреть на реакцию Эдика: что и как он скажет, не задаст ли каких вопросов? Из преподанного урока Эдвард должен был уяснить себе — он маленький винтик большой мощной организации с железной дисциплиной, основанной на беспрекословом подчинении авторитету лидера, подрыв которого карается смертью. Но главное, чего добивался Шелковников, это появление у Эдварда чувства сопричастности ко всему, что делается в банде. Он должен понять, что ответственность за ликвидацию члена группировки в одинаковой степени ложится на всех, кто знает об этом. Эдвард ни в коем случае не донесет в полицию — уж в этом-то Родион был уверен на все сто процентов, а значит, перед законом он виновен не только в соучастии, но и в недонесении, что тоже является преступлением.

Цель была достигнута. Эдвард все больше и больше погружался в трясину под названием «организованная преступность». Помимо прошлых своих вояжей в Россию и нынешней деятельности в наркоцепочке, где он был возвышен до звена среднего ранга, Эдвард стал невольным свидетелем убийства Игоря — в сущности, беззлобного и невреднего парня, вся вина которого состояла в том, что он оказался в какой-то момент времени чуть более разговорчивым, чем позволялось. Как Игорь попался в ловушку группировки, Эдик не знал, но мог предположить, что решающую роль сыграла нехватка денег в семье убитого. В любом случае о материальном недостатке в семье свидетельствовала более чем скромная экипировка парня в первые недели их знакомства, состоявшая из очень чистенькой, но порядком поношенной фирменной джинсовой рубахи, таких же джинсов и стареньких кроссовок. Это уже чуть позже — когда Игорь получил свой первый, установленный Родионом Александровичем заработок — его гардероб значительно пополнился.

Эдвард не видел, как «Лебедь» топил Игоря. Шашлыки были съедены, водка выпита. Эдвард занялся тушением костра и повернулся спиной к озеру, чтобы не дышать дымом. Валек усердно занимал Эдика разговорами, а Лебеденко позвал ничего не подозревавшего Игоря окнуться напоследок в воду. Было слышно, как они плескались и шумели в воде. Потом вдруг все стихло. Эдвард инстинктивно почувствовал неладное и, повернув голову к озеру, увидел, что «Лебедь» выходит из воды один. Это было как гром с ясного неба. Все знали о роли Лебеденко в группировке, так что никаких сомнений по поводу того, что Игорь уже никогда не вернется на берег, у Эдика не осталось. Он резко вскочил на ноги и молча уставился на убийцу. Тот спокойно подошел к Эдварду и тихо сказал:

— Не дергайся…

Эдик ударил его и тотчас получил в ответ сокрушительный удар в челюсть. «Лебедь» и Валек скрутили его и затолкали в машину.

Игорь был одним из трех ребят, кто напрямик подчинялся Эдварду, назначенному Шелковниковым шефом лаборатории по производству амфетамина. Теперь Эдику было приказано вместо убитого подыскать нового сотрудника. Обязательным условием являлась непричастность к употреблению наркотиков, будь то «колеса», травка и прочее. Тех, кто сидел на игле, рекомендовалось привлекать очень осмотрительно, только на самую грязную работу — распространение. Желательно не за деньги, а за дозу. Наркоман, как правило, был готов пуститься во все тяжкие, лишь бы получить вожделенную дозу, но при этом, попав в руки полиции, во время ломки зачастую выдавал тех, кто его снабжал товаром. Поэтому промежуточным звеном между наркозависимыми и другими участниками наркоцепочки, стоящими на чуть более высокой ступеньке иерархической лестницы криминального мира, обычно становились те, кем особо не дорожили, — «шестерки», которых в случае чего можно было сдать полиции, оставив неприкосновенными более крупные фигуры.

Эдик сам не вербовал наркодилеров, для этого у него были несколько человек, умело ориентировавшихся в разношерстной толпе молодежи. Как это ни удивительно, но в последние месяцы в ряды наркодилеров все чаще стали попадать молодые женщины, часто имеющие маленьких детей. В отличие от наркоманов, работать с женщинами было проще и безопаснее. Поскольку в обязанности Эдварда входило, кроме всего прочего, негласное курирование наркоцепочки и наркоточек, он периодически вел наблюдение за курьерами. Несколько дней назад его внимание привлекла новая «мадам» — очень яркая брюнетка с ребенком-грудничком. Эдвард всегда строго соблюдал дистанцию с наркодилерами, но на сей раз ему захотелось выяснить, что толкнуло молодую, красивую, дорого одетую женщину на опасный заработок. Под видом праздно шатающегося ловеласа, не обременного работой, он присел к «мадам» на скамейку сразу после того, как от нее отвалил очередной клиент. Молодая женщина искоса взглянула на него, но ничего не сказала.

— Жарко сегодня, — попытался завязать разговор Эдик. — хотите джина? — И протянул ей банку. — Да не стесняйтесь, пожалуйста, у меня в машине еще есть. Я Александр, а вас как зовут?

Женщина оказалась неразговорчивой, однако не смогла устоять перед молодым человеком, как только тот, быстро сбегав в ближайший в магазин, вернулся с небольшим пушистым тигренком и протянул ей игрушку:

— Это вашему сыну, если, конечно, муж не будет ругать…

— Некому ругать.

— Развелись?

— Угу… почти…

— Ну и дурак он! От таких не уходят.

Когда наступило время кормления ребенка, Эдвард проводил Леану до автобуса и помог ей погрузить коляску.

— Как насчет вечера? Может, посидим где-нибудь?

— Не знаю… — протянула женщина и кивнула в сторону коляски, — если удастся пристроить его. Вот мой номер телефона…

Они встретились, и эта встреча была между ними первой и последней. После бара Леана привела Эдика в роскошно обставленную квартиру. Она скинула обувь и включила встроенные по периметру потолка светильники, залившие помещение мягким желтым светом. Затем на миг отлучилась в соседнюю комнату, большую часть которой занимала массивная, красного дерева, кровать под балдахином в тон штофа, натянутого на стены. Громыхнул выдвигаемый ящик, видимо прикроватной тумбочки, и Леана вернулась назад, держа в руках маленький пакетик. Быстро, профессиональными движениями, она высыпала белый порошок из пакетика на квадратный кусок красно-коричневого прозрачного стекла, прихваченного из спальни, и, проделав необходимые манипуляции, подняла глаза на сидящего рядом мужчину:

— Будешь?

Отрицательный ответ, похоже, не обрадовал и не расстроил ее. Она нюхнула кокаина, зажмурилась и откинулась назад. Затем резко поднялась и, скинув на пол платье, под которым ничего не было, отправилась в душ.

Леана продемонстировала в кровати высший класс пилотажа. До нее ни одна женщина — а в них у Эдварда нехватки не ощущалось — не была столь изощренной на выдумки, бесстыдно циничной и ненасытной. В заключение встречи она попросила оставить немного денег. «Сколько немного?» — не понял Эдвард. «Тысячи три… долларов, конечно, — скромно улыбаясь, ответила Леана. — На шопинг… и на коку…»

По пути домой Эдик размышлял: что надо такой красивой, материально обеспеченной женщине? Он выяснил, что муж у нее все-таки существует, но в данный момент находится в командировке. Муж, старше Леаны почти на двадцать лет, имеет свой бизнес и ни в чем не отказывает своей молодой жене.

Почему она ввязалась в наркобизнес? Ладно бы была бедная, без работы, — хоть какое-то оправдание. А здесь… Дорогая замужняя шлюха, алчная и наглая, не задумывающаяся о том, чем для нее может закончиться деятельность в наркоцепочке и что будет с ее маленьким сынишкой.

В последние четыре месяца работать стало сложнее. В этом существенную роль сыграла смена руководства Департамента полиции. На смену дилетанту пришел профессионал Айн Леппик, в прошлом — судья, в результате чего активизировалась работа наркоподразделения столичной префектуры и Центральной криминальной полиции. Часть прикормленных полицейских оказались уволенными с формулировкой «за дискредитацию», оставшиеся, из тех, кто работал на два фронта — на правоохранительные органы и криминальный мир, затаились, опасаясь потерять работу или, чего доброго, угодить под суд за связь с наркобизнесом.

Эдвард понимал, что если он хочет жить нормальной жизнью, не опасаясь каждого стука в дверь, то должен найти выход из положения. Самый простой выход: явиться к Родиону Александровичу — Эдик был удостоен чести звонить ему напрямик в любое время суток — и сказать, что так, мол, и так, выхожу из игры. Прошу расстаться со мной, поскольку у меня отныне — свои планы на жизнь.

Но он понимал, что этот вариант — утопия и самый надежный способ прямой дорогой угодить на тот свет. То есть оказаться добровольным соискателем на «премию» под названием «ликвидация». И он разработал другой план, жестокий и изощренный, в который не посвятил никого, кроме Ингара Ковалева, своего бывшего одноклассника, который давно крутился в наркоцепочке. Эдвард никогда не спрашивал Ингара, как он попал в группировку, да этого и не стоило делать. Зная характер Ковалева, можно было не сомневаться: он или уйдет от прямого ответа, или солжет.

Для осуществления плана оставалось дождаться удобного момента…

Такой момент подвернулся лишь через полгода. За две недели до этого в Эстонию прибыла большая партия качественного кокаина, который почти сразу разошелся по рукам. Оставалось собрать вырученные за него деньги и отвезти их в назначенное место.

Стоял ненастный августовский день. Тучи, беременные влагой, периодически набегали на город и, оросив парки, площади и улицы очередной порцией проливного дождя, скрывались за верхушками многоэтажек. Эдик сидел в ожидании Лео — худого мрачного парня, выполнявшего у Родиона Михайловича роль сборщика денег за сбытую наркоту. В обязанности «Кассира» — эта кличка прочно прилепилась к Лео, и он, не обижаясь, отзывался на нее, — входило не только собрать по точкам деньги, но и доставить их в определенное место, которое периодически в целях конспирации менялось.

Сейчас «копилка» находилась в Ласнямяэ, в квартире, где проживала полуглухая одинокая старушка, сдававшая комнату жильцу. Старушке было сказано, что жилец, роль которого выполнял охранник, всегда сопровождающий «Кассира» — человек очень занятой, постоянно мотается по командировкам. Она верила этому и очень огорчалась, когда «Сашенька», иногда покупавший ей за свои деньги на рынке недорогие яблоки, печенье и российские лекарства, вновь уезжал в очередную «командировку».

Иногда у жильца бывали гости. Старушка и хотела бы с ними пообщаться, но не получалось: «Сашенька» вставал на перепутье коридора и комнаты так, что загораживал весь дверной проем, и старой женщине ни разу так и не удалось увидеть, что это за гости. Пыталась она как-то подслушать, о чем они говорят, но и это не вышло — очень уж тихо велся разговор. Гости не пьянствовали, девиц не приводили. Они вообще недолго находились у «Сашеньки» — поговорят о чем-то и минут через тридцать-сорок уходят. Что творится в комнате, старушка тоже не знала, потому что при заселении в квартиру жилец сразу поинтересовался, может ли он врезать замок в дверь своей комнаты, чтобы, не дай бог, не пропали какие-нибудь документы. Она разрешила с условием, что замочек должен быть «культурным» и остаться у нее, если жилец вдруг надумает поменять жилье.

Одним из гостей «Сашеньки» был «Кассир», другим — Эдвард. После пересчета и упаковки денег Эдик всегда первым уходил из квартиры. Вслед за ним ее покидали «Кассир» и охранник «Сашенька». Пару раз, когда охранник по какой-то причине не мог сопровождать «Кассира», Эдику приходилось подменять «Сашеньку». Он знал, что встреча и передача денег всегда происходят за городом, на одном из пустынных отрезков проселочной дороги, где их ждет присланный для этой цели автомобиль. «Кассир» молча выходил из машины, садился в этот автомобиль и выходил оттуда через несколько минут. Кто находился на заднем сиденье автомобиля, Эдик никогда не спрашивал. В лобовое стекло была видна только круглая, с заплывшими жиром глазками, физиономия водителя.

…Там, на самом верху иерархической лестницы криминального мира, знали, сколько кокаина осело в Таллине и какая примерно часть прибыли от сбытой коки должна была пойти в общак. И вдруг деньги пропали. Предъяву за их исчезновение могли сделать Родиону Шелковникову, если он не предоставит главе преступного мира доказательства своей непричастности к пропаже денег. Немалая их часть должна была быть уплачена в качестве долга, взятого Шелковниковым на другое серьезное дело.

Крупная сумма — порядка четырехсот тысяч евро испарилась одновременно с исчезновением «Кассира» и Эдварда Метса. В лесном массиве под Таллином был обнаружен автомобиль «Ниссан» с двумя обуглившимися трупами…

…Криминальный мир не имел точных сведений, кому принадлежали останки людей, найденные в лесном массиве в сгоревшем синем «Ниссане». Этим автомобилем часто пользовался Эдик Метс, но Шелковников нутром чувствовал, что среди сгоревших в машине людей Эдварда не было. Он никогда особо не доверял Метсу, понимая, что тот работает не по собственной воле, а по принуждению — его пристегнули к наркобизнесу вопреки желанию. Родион Александрович понимал, что даже соучастие в убийстве парнишки из нарколаборатории не погасит в Эдварде желание «выпрыгнуть из телеги».

Окольными путями Шелковникову удалось узнать, что мужчины, найденные в «Ниссане», были убиты до того, как автомобиль подожгли. В связи с этим у него сразу возникли вопросы: кто их убил, кто отогнал машину в лесной массив, куда делась холщовая сумка с деньгами? Кто, кроме «Кассира» и Эдварда, мог знать, что в машине в этот день перевозят крупную сумму, полученную за продажу партии кокаина?

Визит к матери пропавшего без вести Эдварда Метса не дал результата. Женщина тряслась от страха так, что у нее стучали зубы, и беззвучно плакала, без конца спрашивая:

— Где мой сын? Вы знаете, где он? Найдите мне сына… Я не верю, что он мертв…

По сводкам полиции в тот день без вести пропали трое мужчин — молодой наркоман, которого заявили в розыск родители, Эдвард Метс и сорокалетний мужчина — «Кассир» из группировки Шелковникова. На момент, когда Шелковникову с большим трудом удалось узнать результаты экспертизы, показавшие, что трупы принадлежат молодому человеку в возрасте двадцати-двадцати пяти лет и мужчине среднего возраста, Эдвард Метс, заблаговременно сменивший фамилию, уже находился в Америке.

Инсценировать собственное убийство ему помог Ингар Ковалев. Эдвард знал, что Ковалева интересуют только деньги. Ради них он готов на все. Поэтому Эдик сразу сказал ему, что в случае удачного осуществления плана они пополам разделят очень крупную сумму денег и уедут из Эстонии. В день убийства «Кассира» Ковалев, которого Эдвард давно вкратце посвятил в план похищения денег, позвонил Эдику и попросил о срочной встрече, сказав, куда надо подъехать:

— У меня тут неприятности. Жду тебя на Сыле, в общаге. Не задерживайся. Адрес помнишь?

Ингар стоял в комнате рабочего общежития, больше похожей не на человеческое жилье, а на бомжатник, и угрюмо взирал на молодого парня в голубых, на удивление чистых джинсах, лежавшего на засаленном, с продавленными подушками диване, около которого стоял ободранный журнальный столик, заставленный грязными тарелками и стаканами. Увидев вошедшего в комнату Эдварда, Ингар в сердцах плюнул на загаженный пол:

— Полюбуйся… Надо что-то делать, не оставишь же здесь этого урода, завоняет скоро. Откинул копыта, а мне теперь разгребать это дерьмо. Не дай бог, сейчас кто-нибудь за дозой подрулит. Что делать будем?

Оказывается, один из наркоманов, которого за дозу использовали в качестве продавца дури, умер от передозировки прямо на глазах Ингара. Полиция знала об этой наркоточке и, разматывая клубок, могла выйти на Ингара, иногда заглядывавшегося в эту квартиру для передачи очередной партии героина. Ковалев был прав: от трупа надо было любой ценой избавиться. Чем быстрее, тем лучше.

Эдвард понял, что смерть наркомана — очень удобный случай:

— Не дергайся. Все нормально. Я сейчас выйду из подъезда, подгоню машину к самому крыльцу. Посмотрю, чтобы вокруг никого не было, а ты вынесешь этого… и быстро сунешь в машину. Только не тащи его на спине. Создай видимость, что он пьян. Это на всякий случай, если кто-то пойдет навстречу тебе.

В машине Эдвард быстро сказал Ингару о дальнейших действиях:

— Сейчас забираем «Кассира», главное, чтобы он сел в машину. Он может заартачиться, потому что посторонних в авто во время перевозки денег быть не должно. Сегодня «Кассир» везет очень крупную сумму. Мы должны сделать так, чтобы эти деньги остались у нас. Ты понял? Только давай без крови, ладно? А сейчас дуй в свою машину и поезжай за мной.

«Кассир» действительно заупрямился, увидев на заднем сиденье автомобиля постороннего. Но Эдвард быстро объяснил ему, что это — труп, от которого надо срочно избавиться, чтобы у них не возникло непрятностей, а на второй машине, старенькой белой «Хонде», следующей за ними, — человек надежный, давно уже работает на группировку Шелковникова, курирует ту квартиру, где умер наркоман. Этот человек за рулем «Хонды» должен заняться захоронением трупа.

«Кассир» хмуро, исподлобья, взглянул через лобовое стекло на сидевшего в «Хонде» Ингара и быстро юркнул, прижимая к себе большую холщовую сумку с деньгами, на пассажирское сиденье рядом с Эдвардом. Тот кинул быстрый взгляд на сумку.

— Не нервничай так. Тебя все это не касается. Это мои проблемы. Сейчас быстро заедем в лесок и высадим Ингара, пусть он разбирается с мертвяком.

Как только машина остановилась в лесополосе, Ингар подошел к «Ниссану», открыл заднюю дверцу, мгновенно сел на сиденье сзади «Кассира» и, не мешкая, накинул на его шею мягкий ремень от своих джинсов.

Потом Ингар отогнал «Ниссан» на небольшую поляну, окруженную молодым ивняком, облил бензином и поджег. Эдвард стоял около «Хонды» и следил за лесной дорогой.