Остановились, не доезжая до деревни метров четыреста-пятьсот. Аста вся извертелась от нетерпения и, если бы не строгий окрик, наверняка рванула бы вперёд. Даже Айвар, на что уж в последнее время мягкий человек – и тот на выдохе резанул ей «Сидеть!», и она испуганно затихла, с надеждой вглядываясь вдаль. Пока он нас прикрывал, я в бинокль осмотрел дома и улицы… Глухо, господа; глухо, как в танке. Будь моя воля, просто развернулся бы и уехал, даже не пытаясь осмотреть эту прибрежную деревушку. Всё и так понятно: за время нашего анабазиса мы уже достаточно насмотрелись на вымершие посёлки, чтобы с первого взгляда определить, есть ли в нём живые или нет. Не знаю, как объяснить словами; это чувствуешь – на уровне подсознания, что ли. По улицам ветер носит разный мусор, словно вместе с пылью город выметает воспоминания о жизни.

Я переглянулся с Айваром и кивнул, указывая на дома:

– Двинули?

– А чего тянуть? – он грустно пожал плечами и, наклонившись к окну, сказал Асте: – Садись за руль.

Мы в машину не сели – лучше входить в небольшие посёлки пешком. Выдвинулись вперед, метров на тридцать и, настороженно осматриваясь, втянулись в улицу. Кстати, по всем признакам, здесь обжился морф. Не особо раскормленный – не с чего разъедаться – но он здесь есть. Опять же, чувство такое. Вот и Айвар недовольно плечами повёл – тоже нежить почувствовал. В последнее время у нас обострилось не только внутреннее чутьё, но и обоняние. Не знаю, вирус в этом виноват или то, что курим меньше? Кстати, запах гнили был, да. Но слабый, еле заметный. Скорее всего, в домах лежат останки людей. Но почему на улицах никого не видно? Домов десятка два, а то и меньше. Одна центральная улица и несколько переулков – вот и вся «география». Небольшие аккуратные домики, много сосен и кустов сирени. Словом, обычный рыбачий посёлок, превратившийся в уютную курортную деревушку… На въезде бетонный постамент с рыбачьим баркасом, как дань прошлому. Если не ошибаюсь, где-нибудь в центре должна быть стела с именами рыбаков, погибших в море. Дома практически не тронуты, на площадках перед ними аккуратно припаркованы машины. Ни следа мародёров или перестрелок. И мёртвых, мёртвых не видно. Вообще нет. Словно взяли и пропали. Сразу.

Так и прошли через весь посёлок, до самого родительского дома Асты, перед которым она не выдержала и, остановив машину, бросилась вперёд. Хорошо, Айвар успел её за жилет поймать – не мне вам объяснять, что соваться в дома опасно. Кивнул мне, и мы вошли во двор… Небольшой двухэтажный дом, за ним фруктовый сад. Участок где-то на пятнадцать соток, огороженный высоким, в рост человека, забором. Ухоженный, вымощенный каменной плиткой дворик, по левую сторону – пустой вольер для собаки и настежь распахнутые двери гаража. И запах. Нет, не ацетона – тлена. Точнее, гнилого мяса – сладковато-приторный, его ни с чем не спутаешь. Осмотрели первый этаж через окна – пусто. Переглянулись и двинули вовнутрь. Кухня, салон, несколько комнат. Пусто. Приоткрытая дверь в цокольный этаж. Забили под дверь деревянный клин – подвал потом проверим… Вещи все на месте, значит, мародёры еще здесь не побывали. Хм, странно… Когда начали подниматься на второй этаж, запах стал сильнее, и я, забросив Сайгу на спину, достал Глок. Айвар, с Кольтом, пошёл первым, аккуратно пробуя ногой каждую ступеньку, словно боялся потревожить тишину дома…

Наверху, в одной из комнат, нашли семью… Отец, мать, два брата. Мать и один из братьев были привязаны верёвками к кроватям – видно, они первыми обратились в зомби. Головы прострелены в упор, на подушках – уже побуревшие следы крови и ошмётки мозгов. Трупы лежат около двух недель, не меньше, так что сами понимаете, зрелище не из приятных. Между кроватями, на полу, лежал ещё один – светловолосый подросток лет десяти с разбитой выстрелом головой. А за письменным столом, откинувшись на спинку кресла, сидел мужчина, который ушёл из жизни сам. Правая рука замотана куском окровавленной тряпки – укусили… На полу, у левой ножки кресла, лежал пистолет. Макаров. Запах был такой, что к горлу подкатил комок, а рот сразу наполнился слюной. Странная реакция, но судя по тому, что Айвар отплёвывается в коридоре, не у меня одного такая. Окинул взглядом комнату, подобрал пистолет и выщелкнул магазин. Да, так и есть, осталось четыре патрона… На столе перед погибшим лежал конверт. Дочке… Ждал он её. Как знал, что сюда доберётся, вот и написал перед тем, как уйти. Вещи брать не стали. Во-первых, запах мертвечины так въелся, что никакая стирка не поможет. Во-вторых, не хотелось мне в этом доме мародёрить. Кивнул напарнику, который держал под прицелом коридор и мы спустились на первый этаж…

Аста стояла рядом с машиной, опираясь на крыло, словно боялась, что ноги не удержат и она рухнет на колени. И глаза… Глаза, полные боли, словно она уже знает ответ, но где-то в глубине души надеется, что нет, всё будет хорошо! Посмотрела на меня, и я не выдержал, отвёл взгляд. Тут не соврёшь. Айвар по привычке потянулся за сигаретой. Я думал, будет истерика, слёзы, будет рваться в дом. Лучше, если бы так и было. Нет, она просто сникла, разом превратившись в маленькую потерянную девочку. Потом по щекам заструились слезы, она резко повернулась и бросилась бежать…

Кивнув Айвару, чтобы заканчивал с осмотром и двигался за нами, я отправился следом. Последнее время мы вообще мало разговаривали, всё больше обходились жестами. Не знаю почему; наверное, окружающий мир давил тишиной. Даже если и говорили, то короткими, рублеными фразами. Вышел за ворота и увидел, что Аста бежит по дорожке, ведущей через дюны к морю. Окраина посёлка, вокруг сосновый бор, который прекрасно просматривался, поэтому я спокойно направился за ней, не боясь, что она нарвётся на какую-нибудь нежить. Морф, скорее всего, ближе к центру поселился, где-нибудь у магазина или у торговой точки, позже проверим.

Асту я нашёл на берегу. Она сидела на огромном прибрежном камне, как-то по-мужски сгорбившись, положив руки на автомат, лежащий на коленях и, не отрываясь, смотрела на закат. Даже на шум шагов не обернулась. Я остановился рядом и вытащил сигарету:

– Это твоё любимое место здесь?

В ответ она приподняла узкие плечи, словно защищаясь от моих вопросов, ненужных слов и попыток утешить. Я знаю, что глупо, но ещё хуже стоять и смотреть на плачущую девушку, которой не в силах помочь…

– Да, – она еле заметно кивнула, – ещё маленькой сюда приходила. Когда прочитала сказку про Ассоль, тоже придумала себе принца, который однажды придёт за мной на красивом паруснике и увезёт в замок. Как всё глупо…

– Красиво здесь. Словно в фильме, был такой в моё время…

– Знаю, назывался «Долгая дорога в дюнах», любимый фильм моей… моей мамы. Она часто его смотрела и почему-то каждый раз плакала. Музыка там такая, настоящая… Зачем?

– Что зачем, Аста?

– Зачем было уничтожать этот мир?

– Его никто не уничтожил, просто он стал другим. Для людей, которые будут жить после нас, он будет привычным, а мы, кто сумел выжить в этой мясорубке – не более чем оклочья памяти.

– Значит, когда уйдём мы, закончится старый мир?

– Не знаю, может, и так…

– Они… Они все там?

– Да… Тебе отец письмо оставил, – я достал из набедренного кармана конверт и протянул ей. – Ты читай, отойду, не буду мешать…

Я отошёл метров на пятьдесят, чтобы над душой не стоять, и сел на песок. Сколько же я не был на взморье? Лет пять? Десять? Всё как-то не было времени, дела, дела…

Послышался звук подъезжающей машины, и через некоторое время на берег выехал Айвар. Осмотрел берег и молча уселся рядом.

– Завтра? – спросил я.

– Да, – кивнул Айвар, – место присмотрел, лопаты в сарае есть…