– Одни боялись Бонса, другие – Пью, а меня боялся сам Флинт! – гремел Айвар, опираясь на швабру, как на костыль. Судя по смеху Асты, у него получилось её немного развеселить, а то ходит сумрачная, как привидение, хотя по вполне понятной причине – её родители с двумя младшими братьями жили в небольшом городке под Клайпедой, и связаться с ними она никак не могла. Да и как ты свяжешься? Мобильной связи уже нет, а до её дома больше двухсот километров – далековато сейчас для поездок. Ничего, немного осмотримся и придумаем, как про них узнать. Альгис, ухмыляясь в свои пышные рыжие усы, наблюдал за этим театром одного актёра, а я лениво возился с Ремингтоном. Все были при деле, даже кот Лёвка, который весь день обыскивал дачу на предмет мышей, а потом, с чувством выполненного долга, плотно поужинал и отбомбился спать на спинке дивана. День прошёл спокойно; мы занимались разными делами по благоустройству жилья и только сейчас, после бани в две смены, мы пригласили соседа на ужин и уселись на веранде. Дача большими размерами не блистала. Обычный деревянный двухэтажный дом, стоящий на бетонном фундаменте. Шесть соток земли, в углу участка банька и колодец. Все это огорожено невысоким, где-то метр пятьдесят, сетчатым забором (прим.) Еще днём по всему периметру мы развесили разнокалиберные жестяные банки; если кто-то полезет – услышим. Не Бог весть какая сигнализация, но за неимением гербовой, как говорится, сойдёт и обычная. Сделать из дачи крепость не получится даже при всём нашем желании – стены тонкие, любая пуля прошьёт на раз; но мы себе такой цели и не ставили. В самом худшем случае просто метнёмся через люк в подвальный этаж, а там узкие окошки по всем стенам. Заложив их приготовленными мешками с песком, можно отстреляться от супостата.

– Робби, ты как к мародёрству относишься? – спросил сосед.

– Как к любой неприятной работе, которую надо делать, – ответил я, откладывая винтовку в сторону. – Причём, по возможности, быстро. А что?

– Я завтра собираюсь на новую дорогу сходить, – Альгис присел рядом на стул. – Не хочешь присоединиться? Вдвоём – оно и быстрее, и безопаснее будет. На лодке пройдём во второе озеро, через протоку, а там метров тридцать пешком через лес.

– Втроём пойдём, – я кивнул на Айвара. – Раненый может в лодке посидеть; руки у него здоровые, грести сможет. И постережёт заодно. Кстати, откуда лодка?

– От Витьки осталась, вроде как по наследству, плоскодонка. Я её в камышах у Птичьего острова спрятал. А на обратном пути сети в протоке поставим. Надоели мне уже макароны с тушёнкой, вот так! – он резанул рукой себе по горлу.

– Ох и браконьер же ты, Альгис. И как тебя Витька, царство ему небесное, не поймал?

– А он знал, что я не для продажи, – хитро прищурился сосед, – поэтому и не ловил. Не с удочкой же мне, старому, сидеть.

Ну, про старость он лукавил. В свои шестьдесят пять он выглядел крепким мужиком, к тому же он был известным в округе ходоком по одиноким дамочкам.

– Так что, утречком двинем?

– Двинем, пожалуй, – я подумал. – Надо пару мешков взять, сумку и рюкзак. Фомку какую-нибудь, багажники открывать, и резиновые хозяйственные перчатки – у нас в подвале целая упаковка лежит. Отец покупал, когда деревья химией опрыскивали. Айвар останется в лодке с Бенелли, а на дорогу я возьму Сайгу. Ну и пистолеты, конечно. Ему в лодке одного магазина к Глоку по уши хватит, остальные десять беру с собой. Кстати, если там стреляли, значит, еще оружие должно остаться. Ты со своей трещоткой много не навоюешь, да и патронов немного. Тебе бы дробовик хороший. Кстати, а от Витьки что, оружия не осталось по наследству?

– Осталось, конечно. Двухстволка ИЖ-27. Я её Видмантасу отдал. Помнишь соседа, живущего у дороги? Вот ему и отдал, он же у нас первый с края, а сидит без оружия.

– Добрый ты. Альгис – оружие раздаёшь просто так.

– А я не просто так, я за три ящика тушёнки, – он ухмыльнулся, – хотя надо было пять просить! Он мужик зажиточный, но скупой – три ящика, и то еле-еле выторговал.

Пока Айвар с Альгисом обсуждали завтрашнюю поездку, я сидел и рассматривал Асту. И куда только её напускной феминизм подевался?! Знал я её уже лет пять – ровно столько было коту Лёвке, которого я возил в лечебницу по разным кошачьим делам. Лет двадцати семи, незамужняя, судя по фамилии (прим.), молодая женщина, по-прибалтийски высокая и зеленоглазая. Она всегда любила подчеркнуть, что является сторонницей этого, тьфу ты, равноправия. Это чувствовалось во всём – от жестов до снисходительного тона, каким она изредка говорила с мужчинами. Даже когда она встряхивала своими длинными светлыми волосами, это выглядело как фраза «я такая же сильная, как и вы, мужчины!». А сейчас? С радостью хозяйничает по дому, а на Айвара вообще посматривает с опаской, эдак по-бабьи, украдкой. Вот так, дорогие мои, феминизм, – это продукт мирного времени.