– Знаете парни, что самое страшное, в этой ситуации? – задумчиво сказал Док, держа в одной руке шампур с шашлыком, а в другой стакан с вином. – То, что за эти десять дней люди начали привыкать к новому миру. Всмотритесь – вокруг чёрт знает что происходит, рушатся основы мироздания, логика идёт к чёрту, природа взбунтовалась против людей. И таки щё мы видим вокруг? Люди спокойно продолжают жить, правда, с некоторыми поправками.

– Ой, мужчины, – его жена всплеснула руками, – как только соберутся, сразу возьмутся за политику. Пойду лучше кофе варить, эти разговоры надолго.

Ленка, весёлая кареглазая толстушка знала нашу компанию прекрасно. Сейчас в её глазах, играли чертики, и она, шутливо пихнув Лешку в бок, пошла на кухню, по дороге что-то рассказывая Асте – наверное, опять за мужиков взялись, кости перемывать.

– Хочешь, чтобы они жили беспокойно? – спросил я. – Тебе зомби мало?

– Не утрируй, Робби – ты понимаешь, о чём я. Кстати, вы заметили, что средний возраст выживших – это последнее поколение, воспитанное при прежнем строе. Средний возраст от тридцати пяти до сорока. Почему?

– Поколение у нас такое, – Айвар проводил женщин взглядом, поставил на стол бокал и потянулся за сигаретой, – поколение, рожденное, чтобы погибнуть на очередной мировой войне, но избежавшее этого по какой-то непонятной причине. Люди, потерявшие идеалы, на которых воспитывались и принявшие новые как насмешку. Отсюда, как говорится, многая печаль в размышлениях и повышенная способность к выживанию.

– Утрируешь, – отмахнулся шампуром Док. – Я не знаю, что там с пропущенной войной, но если вспомнить последние двадцать лет, то мы вдоволь насмотрелись и на революции, и на бунты с переворотами, и на прочую лабуду. Это не прибавило покоя в жизни и веры в будущее. Да и мораль, согласись, претерпела изменения, причём в худшую сторону. Я, честно скажу, завидую нашим предкам. В их жизни был смысл, была цель, причём более красивая, чем новая машина и дом, построенный в кредит.

– Док, ты стареешь, если заводишь песню «раньше и солнце было ярче», – я взял кота на колени и начал гладить разомлевшего от еды Лёвку. – Есть такое слово – прогресс. Причём он касается не только техники, но и морали. Пусть даже в этой области, он больше похож на регресс. Кстати, а откуда ты мясо для шашлыка достал?

– Сосед свинью забил. Причём по всем правилам, – сначала зарезал, а потом сразу пристрелил, чтобы не изображала чёрта, как в книге «Франк Крук». Читал?

– Читал, – я усмехнулся. – Описание независимой Литвы в начале прошлого века, зело совпадает с нашими предкризисными реалиями. Особенно это касается армии и финансовых пирамид.

– Робби, а не ты ли пять лет назад статью написал? Когда про кризис народ еще не думал, не мечтал. «Жизнь в долг», кажется, называлась, ты присылал почитать, – Лёшка задумчиво взялся за бороду и продолжил, – её же напечатать отказались, аргументируя «так не может быть», помнишь? А ведь так и вышло. Кстати, про пенсионеров, Вы, парни, заметили, что стариков среди уцелевших почти нет? Это как, не кажется странным?

– Кто смог, вытащил своих стариков, а кто нет, увы… – Айвар потушил сигарету в пепельнице и потянулся за следующей. – Если бы мои были живы, я бы сделал всё от меня зависящее, что бы их спасти.

– Это бы ты так сделал, а я голову даю на отсечение, что много молодых просто забыло про своих. Сами – да, спасали свои шкуры, а родителей бросили. Такое отношение к старикам началось еще до эпидемии. Помните, как клевали пенсионеров, занимающих рабочие места, в самом начале кризиса?

– Помню, – сказал я, – интересно, как старики вспоминают митинги за независимость в конце восьмидесятых годов? Наверное, с невиданной доселе «теплотой» – мол, мы для вас, молодых, независимое государство построили, а оно нас кинуло, как Стенька Разин княжну через борт.

– Что значит – государство кинуло? – Айвар развернулся ко мне вместе со стулом. – Кто это государство строил? Молодые? Хрен, сами себя кинули! Это же они, «антилихэнция» долбанная, вдоволь намечтавшись про свободу в тепле уютных кухонь, это устроили. А потому, что, сидя в своих НИИ, никогда нормально, в полную силу, не работали! Вспомни, как все, независимо от возраста, резво бросились разворовывать и делить постсоветское имущество! Ах да, простите, это называлось приватизацией. А кто же у нас был в первых рядах, этих бойцов за правое дело? Директора, парторги предприятий, председатели и агрономы колхозов, а также работники горкомов и комсомольские инструктора. Вот на этих примерах и росла молодежь, которую массово кинули в омут дикого, необузданного капитализма. Затем новые властители, их же силами посаженные на трон, раскололи общество на нужных и ненужных людей, в первую очередь списав стариков. Следующими на очереди будут молодые. Всё для того, чтобы самим удержаться у сытого корыта. Хотя теперь уже вряд ли так будет. Но к этому всё шло. А там, глядишь, уже и до истинных дерьмократических ценностей недалеко, как там у русских в пословице говорится: «Иван, не помнящий родства?» Именно так и было бы, если не эпидемия. Поэтому и возраст выживших такой – это просто результат борьбы с собственной тенью, только тень наносит ответные, весьма ощутимые удары.

– Чёрт с вами, бояре, я спорить не буду, есть вещи поважнее, – я отмахнулся от спорщиков. – Надо завтра ехать к воякам, говорить с ними про штурм Клиники – это раз. Надо готовиться в дорогу за семьёй – это два. Надо доехать до Клайпеды и узнать, что с родственниками Асты. Док, если мы их не найдём, то когда уедем – присмотришь за ней, она здесь останется.

– Конечно, Робби, я не отказываюсь от планов по устройству больнички, поэтому она будет здесь очень кстати. Завтра поеду в город, искать Сираздинова. А вы вдвоём на Украину доедете?

– У нас что, есть выбор? – я посмотрел на него. – Есть такое слово, Док, – «надо». Запомни – я своих по жизни не бросаю!

А потом… Потом мы слегка расслабились. Народ мы малопьющий, но, видно, так карта легла, что засиделись. Оружие, от греха подальше, убрали в дом. Женщины сначала немного возмущались – мол, «нашли время», а потом, махнув рукой, отстали. Нам просто надо было расслабиться – слишком много боли внутри накопилось, за эти десять дней. Задремавший за столом Альгис проснулся, принес свою неизменную гармошку и часов в двенадцать ночи, хрипя басами и завиваясь дымкой, в звёздное мартовское небо понеслось: Как на грозный Терек выгнали казаки, Выгнали казаки сорок тысяч лошадей. И покрылось поле, и покрылся берег Сотнями порубаных, постреляных людей. Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить!