5 год, по летоисчислению Нового мира.

Предгорье южного хребта

В закладку, сделанную Чамберсом легла толстая пачка бумаг. Результаты Настиных изысканий, карта и расчётные таблицы геологической разведки, журнал погибшего геолога с информацией о кимберлитовых трубках и все найденные нами самородки. Золотой песок, а точнее — шлих, отправили обратно в ручей. Он осел на плотном песчаном дне и блестел как млечный путь в звёздном небе Старого мира.

Все документы были упакованы в два контейнера. Первый, — пластиковый, с резиновыми прокладками для герметичности. Второй, — из нержавеющей стали. Закладка была надёжно спрятана. Даже если пещера будет случайно обнаружена, то чтобы найти тайник, придётся хорошо попотеть.

Параллельно с этим, Настя и Джек делали дублирующие журналы и карты. Записи, которые далеки от реальной картины геологоразведки, будут переданы службам Ордена при нашем возвращении. Да, это должностное преступление. Да, мы совершаем подлог. Да, мы подводим Виктора, который надеется на нужные Ордену месторождения. Да, это так. Но Чамберс прав — сейчас не самое лучшее время и информация о золоте Нового мира может только навредить.

Собрали вещи, посидели на дорогу и отправились в обратный путь. Настя предлагала сделать несколько фотографий нашего последнего лагеря, но Чамберс был категорически против этой затеи. Он прав. Незачем светить эти места. Даже на фотографиях.

Возвращаться всегда легче. Дорога, которую лёгкой никак не назовёшь, показалась короче. Так всегда бывает. Даже если ты нагружен вещами, как верблюд и устал, как раб на галерах. Мы добрались до лодки, переночевали и начали спускаться вниз по реке. Через неделю вышли к лагерю, с оставленным Джерри Стаутом. Думаю, что это был единственный раз, когда искренне обрадовались увидев друг друга живым и здоровым. Когда восторги от встречи поутихла, и мы рассмотрели нашего биолога внимательнее, то радость тихо испарилась.

На первый взгляд он выглядел неплохо. И даже зелёный цвет лица был очень кстати. Прекрасно сочетался со свежей прибрежной зеленью. Если отбросить глупые шутки, то всё оказалось не так весело. Стаут подцепил какую-то местную гадость и последние три дня ходил с высокой температурой, тошнотой и сильной головной болью. Настя, растерянно хлопая глазами, что-то пошутила насчёт критических дней, но нам было не до шуток. Для полного счастья, нам только неясных заболеваний не хватало.

Чамберс устроил допрос и выяснилось, что не всё так плохо. По-крайней мере источник заразы обнаружен. Это реакция на ядовитое прибрежное растение. Белый цветок, плавающий на поверхности заводи. Он похож на кувшинку, но листья другие. Они не плавают на поверхности, а торчат из воды как копья. Форма напоминает наконечники копий африканского племени масаи. И вот, эти самые листья, с внутренней стороны, украшены маленькими колючками. Даже не колючками, а шипами, похожими на рыболовные крючки. Когда они впиваются в кожу, то выбрать довольно трудно. При этом, от листьев отделяются очень легко. Достаточно тряхнуть лист, чтобы колючки облетели. Сами шипы, как рассказал Джерри, это контейнер для семян, расположенных в её основании. Шип похож на треугольник, с небольшой полостью в основании, где и хранится семя. Также он выделяет вязкую жёлтую жидкость с резким и неприятным запахом. Если эта колючка поцарапала вам кожу, то… По словам Чамберса: «результат налицо». Первые два дня высокая температура, головная боль, рвота и полная апатия. На третий день становится немного легче и болезнь проходит без видимых последствий.

— Твою мать, — выругался Джек и хмуро покосился на Джерри. — Твоё счастье, сынок, что всё закончилось благополучно. Почему ты не сообщил о болезни на базу? И откуда знаешь, про четырёхдневный цикл, если болеешь, по твоим словам, всего три дня?

Когда он услышал ответ Стаута, то впал в ступор. Иначе это состояние не назовёшь. Я тоже немного оторопел. Когда вернулся дар речи, то на этого холёного блондина, с дипломом Йельского университета, я посмотрел другими глазами. Оказывается, после первого заражения, Джерри ещё два раза проверял на себе действие этого растения. Проверял и дотошно записывал все свои ощущения. По часам и минутам…

Чамберс пошёл красными пятнами. Потом его физиономия приобрела сочный бордовый цвет и Джек начал орать и размахивать руками, как ветряная мельница крыльями. Минут тридцать не умолкал. Кричал, пока не вспомнил все известные матерные выражения и даже придумал несколько новых, специально для этого случая. Пока Джек Чамберс отводил душу, — Стаут хранил невозмутимое выражение лица, и лишь иногда морщился, когда шеф углублялся в «музыку высоких сфер», из репертуара Саши Козина.

После выволочки, Чамберс предпринял успокоительную прогулку по лагерю. С целью выявления дополнительных недостатков «этого одичавшего без людей биолога». Джерри ходил следом и невозмутимо давал пояснения. Его слегка покачивало от слабости и спустя пять минут Джек отправил его отдыхать.

Когда Чамберс осмотрел собранные материалы, то уважительно присвистнул. Даже про болезнь забыл. Это была очень приличная коллекция. Только места, для этой коллекции у нас не было. Стаут, пользуясь случаем, выбрался из палатки и вернул некоторые претензии, высказанные ранее Чамберсом. Когда они помирились, Джерри, проклиная всё на свете, пошёл отбирать самое драгоценное, для отправки в базовый лагерь.

В лагере наступила тишина. Мы с Настей вздохнули с облегчением. Джек, ещё несколько минут бродил по лагерю, а потом сел колдовать над рацией. В конце-концов, хватит нашим парням отдыхать. Пора забирать нас отсюда.

Через полчаса Чамберс довольно чертыхнулся и поднял большой палец. На связь вышел базовый лагерь. Связь постоянно пропадала, но удалось договориться о эксфильтрации, через трое суток…

Пока ждали машину, пришлось собирать… ядовитые шипы. По Стаута, их, с большим удовольствием поедают местные водоплавающие птицы. И даже слегка дуреют в процессе. Джерри хотел высказать какие-то свои версии, но Чамберс не слушал. Видимо ещё не простил нашего экспериментатора. Он обругал Стаута ещё раз. Для порядка. Обругал, а потом приказал мне и Насте собрать образцы. В итоге, мы плавали на лодке по заводи, собирая эти колючки. В толстых кожаных перчатках.

— Парни! — Карим вываливается из дверей грузовика и бежит нам навстречу. Вот тебе новость! Они что, джип разбили?

— Вот бродяга! — усмехаюсь я. Выглядят он отдохнувшим. Мне кажется, что даже слегка поправился.

Пока мы упаковывали лагерные пожитки и пили чай, Карим рассказывал новости. Как оказалось, их совсем немного. Пратт застрелил ещё одну ящерицу, а Билли умудрился вывихнуть ногу. Теперь хромает по лагерю с обвязанной лодыжкой, изображая бывалого походника и требовательного начальника. Рино спит, растёт и толстеет. В перерывах между этими занятиями, охотится на местных грызунов и мелких птиц. В общем, — тот самый случай, когда отсутствие новостей и является самой хорошей новостью. Потом мы грузили машину, таская ящики, баулы и коллекцию Джерри Стаута.

— Делать ему нечего, этому Стауту, — начал бурчать Шайя, принимая от меня один из ящиков. — Сам собрал, сам бы и таскал.

— Куда ему таскать, — отмахнулся я и коротко обрисовал приключения нашего биолога. Карим даже присвистнул. Перевёл взгляд на Стаута, копавшегося у палатки и уважительно хмыкнул.

— Никогда бы не подумал…

— Я сам удивился.

— Кстати о болезнях! — спохватился Шайя, с жутко довольным видом. Он, как обычно помолчал, поднял ящик и продолжил. — Наша медик рвалась сюда, как свежеиспечённый капрал в стриптиз бар, но её не пустил Билл Тернер. Мол, без крайней необходимости, доктору нельзя покидать базовый лагерь. И теперь она помогает Никоненко, готовит еду и огрызается на малейшую реплику малыша Билли. Обещает ему трёхведёрную клизму. Ну и…

— Что опять? Карим! Не тяни кота за яйца…

— А что не так? — спросил Шайя и хитро прищурился. — Я подогреваю твоё внимание. Мадам Куликова, чтобы ты знал, жутко интересовалась твоей жизнью. Что и как… Когда и с кем… Сколько раз…

— Карим!

— Умолкаю, — Шайя забросил груз в фургон и выставил вперёд ладони, — а то ты нервный какой-то. Ты бы попил таблеточек, Медведь! Настойка валерьянки, при этих симптомах, очень полезная штука. Точно тебе говорю! А то сдадим тебя на опыты… Медикам…

— Представляю, что ты ей наговорил.

— Как ты мог такое подумать? — возмутился он. — Не дождешься. Я был твёрд как гранит и изворотлив как Фигаро. Прошлое должно хоронить своих мертвецов. Так что успокойся, ничего страшного я ей не рассказал. Так, по мелочам. Вспомнил пару весёлых историй из нашей жизни. Нет, не тех, про которые ты подумал. Про войну и твоих баб не рассказывал. Её больше интересовала твоя юность. Я честно рассказал, каким романтическим обормотом был Поль Нардин, пока не одел белое кепи легионера и не испортился.

— Я тебя когда-нибудь прибью… Честное слово…

Карим только засмеялся. Точнее, — заржал, как конь и пошёл помогать Чамберсу.

А на следующий день, вечером, мы подходили к нашему базовому лагерю. Наш грузовик, урча дизелем, выбрался на очередной пригорок и мы увидели берег реки. Костёр, серые в сумерках, полотнища палаток, машины и маленькие фигурки людей, которые махали нам руками.

Я выбрался из машины и увидел нашу медичку. Что-то она слишком довольная сегодня. Сомневаюсь, что из-за нашего возвращения.

— Поль!

— Здравствуй Лена, — кивнул я и улыбнулся.

— Как ты? — эту фразу мы сказали почти хором. Сказали и неловко замолчали. На несколько секунд. Думаю это выглядело дико. Два молчащих идиота, посередине орущей толпы коллег, обрадованных нашим возвращением. Пришлось отбросить неправильные мысли и перехватывать инициативу.

— Мадам, неужели вы соскучились? Вам не хватало наших споров?

— Что?! Даже не надейся! Как себя чувствуешь?

— Врёшь Лена! У тебя сейчас так горят щёки, что…

— Дурак! — она прижала руки к своим щекам. — Тебе показалось. Это обычный загар.

— Я вижу. Тогда отчего глаза загорелись? Тоже солнце виновато?

На наше счастье пришла Настя и разговор пришлось прервать. Если честно, то я был только рад. Спорить с нашей докторшей не хотелось, а если буду смотреть на неё, то она опять покраснеет и будет злиться. Правда, глаза блестеть не перестанут. И это было здорово.

Если честно, мне не хватало наших разговоров. Пожалуй, это тот случай, когда интересный разговор значит больше, чем флирт. По крайней мере, — он больше для меня значит. Я несколько раз ловил себя на мысли, что с согласился бы на ещё одну дырку в своей шкуре, чтобы вернуть те, совместные «дежурства» на берегу Амазонки. Пусть даже с ненавистным бульоном.