Охотник на ведьм

Локамп Пауль

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

PERSPICIENTIA VERI – ПОЗНАНИЕ ИСТИНЫ

 

 

I.

– Он был реален, монсеньор! Реален, если это определение применительно к призракам! – сказал Казимерас. – Первый фантом я чувствовал, он затрагивает этот мир не только визуально, но и материально!

– Не горячитесь, мой друг, – сказал гость, успокаивающе подняв руку. – Я понимаю, что вам довелось пережить нешуточное потрясение, столкнувшись с доселе неизведанными вещами. Будьте сдержаннее в своих эмоциях. Берите пример с господина Айдарова. Он, несмотря на полученные травмы, совершенно спокоен.

Да уж, получил Казимерас отповедь от начальства – даже пятнами пошел. Про то, что я спокоен, собеседник сильно преувеличил – меня до сих пор трясет, когда вспоминаю наше недавнее приключение. Из лесу мы еле выбрались. Меня ксендз, можно сказать, на себе вынес. Озеро? Пропало, словно его и не было никогда, оставив посреди чащобы небольшую проплешину, которая выглядела так, будто землю перепахали огромным плугом и оставили зарастать сорной травой.

Как говорят наши польские «друзья» – компания была «nevelka ale bardzo psijemna» – то есть «небольшая, но приятная». В доме ксендза, за круглым столом из красного дерева, сидели трое мужчин. Казимерас, гость из Ватикана и я, ваш покорный слуга – Александр Айдаров. На столе перед кардиналом лежали наши находки, которые он в данный момент внимательно изучал. Монсеньор почтил нас, своим присутствием так быстро, что у священника глаза на лоб полезли от изумления. Сами посудите – вернувшись из «экспедиции», мы сфотографировали несколько документов и переправили их в Ватикан. Реакция последовала незамедлительно – уже через несколько минут раздался телефонный звонок. О содержании разговора ничего не скажу – он велся на итальянском языке, знания которого не входит в чисто моих достоинств. Закончив разговор, Казимерас с ошеломленным видом повернулся ко мне и сообщил, что к нам едет ревизор… То есть не ревизор, а кардинал Винченцо Кастелли, собственной персоной. Признаюсь, общаться с кардиналами мне до сих пор не приходилось. Хотя мне-то что? Я светское лицо, в отличие от ксендза. Судя по реакции, для него этот визит – подарок свыше.

Монсеньору, с которым я вскоре познакомился, было около пятидесяти лет. Довольно высокий, крепкого телосложения. Лицо аскета, умные серые глаза, и седой, как лунь. Прибыл в сопровождении младшего «коллеги», который был больше похож на телохранителя, чем на служителя церкви. Да и сам кардинал, как мне кажется, из тех, которые предпочитает избегать публичных выступлений. Бьюсь об заклад – сколько ни изучай ежегодник «La ierarchia catolica e la famiglia pontificia», в котором можно найти полный список кардиналов, имени Винченцо Кастелли мы там не обнаружим.

Визит продлился целых два дня. Первый напоминал разведку боем с элементами светского раута. Казимерас, ошеломленный приездом кардинала помалкивал, отвечая лишь тогда, когда к нему обращались. Надо заметить, что кардинал вызывал двойственное чувство. С одной стороны – ревностный служитель церкви, даже слегка фанатичный. С другой – трезво мыслящий человек, не боящийся говорить нелицеприятные вещи о «конторе», которую представлял. Так или иначе, на второй день «лед тронулся» и мы добрались до дел, ради которых и собрались.

– Александр, – Кастелли молитвенно сложил руки и посмотрел на меня, – я не буду лгать, опровергая легенду, о которой вы только что упомянули. Да, в главной библиотеке Ватикана имеются секретные комнаты. Замечу, что, несмотря на информацию, которой так любят щеголять журналисты, их местонахождение известно только посвященным. Скажу больше – не каждый глава Святого престола посвящен в эту тайну.

– Вы хотите сказать, – удивился я, – что о существовании некоторых документов даже Папа Римский не знает? Как такое возможно? Ведь этот человек возглавляет католическую церковь.

– И что из этого? Папство – всего лишь богословский институт католицизма. Он глава Католической церкви, а не хранитель ее секретов. – Кардинал улыбнулся. – Для этого у Ватикана есть другие люди, избравшие целью своей жизни изучение мира, а не насаждение истинной веры…

– Опасные вещи говорите, монсеньор! – я вернул ему улыбку.

– Оставьте, Александр, – он махнул рукой, – после договора 1982 года, который иначе и не называют, как «договор с дьяволом», было бы смешно вести рассуждения о святом престоле как оплоте католицизма.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Агонию католической церкви, мой друг, – кардинал поморщился, словно вспомнил о чем-то постыдном. – Ватикан сопротивляется, чтобы затормозить этот процесс, причем даже ценой губительных политических союзов. Заключив так называемый «Священный союз» с Вашингтоном, Ватикан стал заложником нового мирового порядка. Увы, но это так…

– Зачем надо было заключать договор, который ведет к гибели? – поинтересовался я. – Извините, но я далек от политики, и некоторые вещи мне не совсем понятны.

– Все очень просто, Александр, – грустно ответил Кастелли, – Ватикан находится на грани банкротства. В течение последних двадцати лет мы страдаем от острого дефицита бюджета. Причина? Это и инвестиционные авантюры, как, например, получившее широкую огласку дело с банком L`Ambrosiano, и финансирование политических переворотов, и многое другое.

– Наверное, не только это, – заметил я.

– Вы правы, – согласился монсеньор, – это не самое плохое. Главная причина в другом, но именно она может привести к гибели. Видите ли, Александр, – он внимательно посмотрел на меня, словно надеясь найти в моем лице сочувствие, – по результатам наших исследований, в мире наблюдается резкий спад людей, исповедующих католичество. По самым приблизительным оценкам, менее чем через тридцать лет в мире останется около двух процентов верующих католиков. Сейчас это количество составляет около пятнадцати процентов. Эту ситуацию надо менять, причем очень срочно!

– Грустная картина, – согласился я, – но не скажу, чтобы меня это сильно беспокоило. Как говорят русские – «свято место, пусто не бывает». В конце концов, у вас останется Южная Америка, – там католицизм силен.

– Полагаете, что эту пустоту заполнит Православная церковь? – спокойно спросил кардинал. – Почему?

– Нет, православие – тоже не выход, у них не меньше проблем. Ислам – да, может, как вы говорите, «заполнить пустоту». Но я не хотел бы дожить до этих лет. Хотя, если посмотреть на то, что сейчас происходит в Европе, то повода для оптимизма я не вижу, – поморщился я. – Будущее покажет, кто выдержит испытание временем. Давайте вернемся к нашим документам. Тем более что сражение в Европе вы уже проиграли.

На реплику о поражении кардинал ничего не ответил. Про мою реплику о Южной Америке – тоже. Промолчал. Не много, но многое, как любит говорить ксендз Казимерас. Неужели и правда сдали Европу исламистам?

– Довольно об этом, – сухо произнес кардинал. – Вернемся к документам. Не буду скрывать, интерес к ним велик. Как вы, наверное, знаете, официальной датой основания Библиотеки считается 15 июня 1475 года, когда папа Сикст IV издал буллу, узаконившую ее существование. На самом деле она ведет свою историю с IV века, время папы Дамаса I, который и положил начало этому бесценному собранию документов. Затем работы были продолжены при Бонифации VIII, который создал первый, наиболее полный каталог собраний. Уже при Николае V там находилось около полутора тысяч рукописей. Но несмотря на то, что она была объявлена публичной, всегда были документы, скрытые от широких масс. Не буду скрывать – найденные вами документы постигнет та же участь. Конечно, после изучения нашими учеными.

– Хорошо, – кивнул я. – Все это, знаете ли, красиво выглядит. На словах. Бесценные документы и прочее. Но все на свете имеет цену. Документы, которые лежат на столе, тоже. Мне и хотелось бы услышать ваше предложение.

– А обмен вас не интересует? – спросил Кастелли. – На вещи, скажем так, более для вас полезные, чем деньги.

– Если эти вещи – золото, то интересует, – усмехнулся я. – Хотя можно и переводом, на банковский счет в Швейцарии. Понимаете, – я продолжил объяснение, – это занятие бьет не только по телу, но и по кошельку. На фоне вашей войны это мелочи, но и они требуют денег. Опять же здоровье – вещь не казенная. У меня, скажу честно, нет никаких теплых чувств по отношению к церкви. Не купите вы – купят коллекционеры.

Казимерас бросил на меня удивленный взгляд, но вовремя вспомнил разговор, который случился перед самым приездом кардинала, и благоразумно промолчал. Да, вот такая я меркантильная сволочь. Ну не желаю бесплатно отдавать эти документы! Копии, конечно, снял – вдруг пригодятся, а оригиналы мне без надобности. Браслет вообще решил кардиналу не показывать. Есть у меня с кем посоветоваться насчет этой игрушки…

– Я думал, мы оба отдаем себе отчет, что произойдет, если эти документы попадут в чужие руки, – сухо сказал Кастелли. – Это не в ваших интересах. Не буду скрывать, поначалу мы думали их забрать, даже без вашего согласия. Поверьте, у нас есть такие возможности.

– Давайте договоримся сразу, монсеньор, – отрезал я, – что будем общаться без угроз. Я понимаю, что за вашей спиной Ватикан, спецслужбы которого дадут фору любой разведке мира, но это бессмысленно.

– Упаси вас Бог, Александр, – он развел руки в стороны, – я даже не помышлял угрожать, просто пытаюсь объяснить, что эти бумаги – не просто свидетельство прошлого, но и мощное оружие против человечества.

– Согласен, – кивнул я, – поэтому и попросил отца Казимера связаться с вами. Такие, служители церкви, как он – редкость. Если бы большинство священников обладали хотя бы половиной его достоинств, то Ватикану не пришлось бы сдавать позиции в Европе. Да и во всем мире, пожалуй.

Смотри ты мне – Казимерас от этих слов засмущался, словно красна девица. Еще бы немного – и начнет шаркать ножкой, как Карлсон в известном мультфильме. Кардинал с отеческой улыбкой посмотрел на пунцового ксендза и спросил:

– Скажите, Александр, а ваш… статус накладывает какие-нибудь ограничения на круг общения?

– Насколько знаю, нет, – покачал головой я. – Тем более, что о моем, как вы выразились, «статусе», знаете больше меня.

– Да, – покачал головой кардинал, – за много веков, удалось собрать немало информации о ваших братьях. Правда, истинное происхождение так и остается тайной. Чего уж греха таить – Ватикан допустил несколько непростительных ошибок. Некоторые ваши собратья понесли незаслуженное наказание, их причисляли к еретикам, колдунам, нескольких даже сожгли на костре. Вы один из немногих, которые согласились на контакт.

– Наверное, слишком мало опыта. К тому же меня никто не причислял к колдунам и не пытался сжечь на костре, – сказал я и уточнил: – Поэтому не было повода опасаться.

– Надеюсь, и не придется, – кивнул головой Кастелли. – Просто у нас есть к вам небольшое предложение – помимо этих документов. Бумаги, само собой, мы выкупим – не обеднеет Ватикан. По крайней мере, меньше ездить будут с ненужными визитами. А предложение заключается в том, что нам иногда требуются люди, обладающие вашими способностями чувствовать Нежить. Иногда мы сталкиваемся с некоторыми странными случаями, которые нуждаются в проверке. Эти услуги будут хорошо оплачены.

– Проверки, говорите… – я задумался. – А вас не смущает, что я православный?

– Нет, Александр, не смущает. Бог един…

– Вы не откажетесь ответить на несколько вопросов? – я пристально посмотрел на него. – Без свидетелей.

– Конечно, – кивнул кардинал и произнес несколько фраз на итальянском, обращаясь к Казимеру и телохранителю, который стоял у двери. Когда мы остались вдвоем, я спросил:

– Скажите, монсеньор, о моем существовании знаете давно?

– Ваше имя я узнал лишь вчера, когда нас представил друг другу ксендз Казимерас. До этого он поставил меня в известность лишь о некоторых событиях, происходящих в его епархии, но без упоминания имен. Вас что-то смущает, Александр?

– Признаюсь, да, – я немного поморщился. – Немного странно, что у обычного ксендза, обитающего в провинциальном городке, есть такие влиятельные знакомые, и что он, в обход своего начальства, имеет возможность напрямую связываться с вами.

– Казимерас после семинарии, продолжил свое обучение в Ватикане. Мы обратили внимание на его прошлое, а если выразиться точнее – на его военный опыт. Были мысли направить его в один из наших отделов.

– Неужели он отказался?

– Скажу иначе – попросил дать ему время, чтобы придти к этому назначению духовно зрелым.

– Да, его можно понять, – кивнул я, – война бесследно не проходит.

– Вы совершенно правы, Александр.

– Хорошо, монсеньор, я сделаю так же – попрошу у вас немного времени.

– Месяца вам будет достаточно? – поинтересовался Кастелли.

– Месяца? – переспросил я. – Вполне. Кстати, а о каких случаях, требующих проверки, вы упомянули?

Как объяснил монсеньор, Ватикану часто приходится расследовать некоторые явления, о которых не принято кричать на каждом углу. Особенно плохо, если это успевает оказаться на страницах газет, как оно бывало не раз. К примеру, оборотень, который напал на итальянских туристов в Германии, как раз попадал в область их интересов. Выяснилось, что не только Охотники уничтожают Нежить – это и обычным людям под силу. Слава Богу, мне не предложили заниматься силовыми акциями. Для этого у Ватикана есть целый отдел, готовый порвать любого – только успевай цели указывать. Только с целями проблема… В чем? В правильной идентификации, чтобы не перестараться. Как ни крути, а время святой инквизиции прошло. Ведьму, обвиненную в колдовстве, для получения доказательств на дыбу не вздернешь. Вот и предложили работу – приехал, проверил и уехал, написав доклад, где высказал свои соображения по поводу случившегося: это обычные проделки мошенников, достойные внимания полиции, или наоборот, пора посылать парней из Ватикана, дабы занялись Нечистью.

О продаже документов мы договорились. Поторговались, конечно, не без этого, но кто сейчас не торгуется? Правда, близость храма (мы все-таки находились в доме ксендза, по соседству с костелом) позволила мне напомнить кардиналу про Иисуса, который выгнал торговцев из храма. Монсеньор шутку принял, даже, что-то похожее на улыбку изобразил, но торговаться не перестал. И после этого мне кто-то скажет, что церковь – не бизнес-центр?! Все правильно – Иисус выгнал из храма торговцев, но они сменили одежду на рясу и вернулись на прежнее место. Как бы ни фантастично это звучало, но большинство этих бумаг были обычные договора, заключенные людьми. Правда, вторая сторона была несколько необычна. Это были договора с Дьяволом… Ватикан приобрел эти бумаги не просто так, для коллекции. В последнее время такие бумаги часто всплывали среди мирян. Взять знаменитый документ, подписанный Адольфом Гитлером, в котором ему обещана всяческая поддержка в течение определенного времени. Потом – да, срок, отведенный ему, истек, и мы знаем, чем это закончилось для бесноватого Адика. Он, конечно, здесь ни при чем, но для проведения сравнительных анализов подобных документов нужны источники. Вот и будут сравнивать уже имеющиеся образцы с теми, которые были найдены в усадьбе. Как бонус к этим документам, среди них обнаружили учетную книгу ведьм. Не смейтесь – как выяснилось, колдуны вели учет нечистой силе, обитающей в местах их обитания. В общем, интересные оказались бумажки, не зря себе копии оставил.

Вылазка к озеру оказалась полезной. Во-первых, в финансовом плане (это только в фильмах борцам с нечистой силой деньги не требуются). Во-вторых, этот разговор подтолкнул меня выйти на прямой контакт с Ирландцем. Накопилось очень много вопросов, которые Авгуру задавать не хотелось. Почему? Не верил я ему. Поэтому написал Ирландцу письмо и попросил о личной встрече. Ответ пришел на следующий день. Мне предложили прилететь в Клонмел, чтобы сесть и обсудить интересующие меня вещи. Почему бы и нет? Я заказал билеты в Дублин, и сообщил «принимающей стороне» о дате свое прибытия.

Нет, не зря я не люблю аэропорты. Несмотря на быстрый паспортный контроль у этих потомков викингов, очередь на такси была вполне советская. Около тридцати человек, не меньше. Правда, долго мучиться в ожидании не пришлось – уже через пятнадцать минут я ехал в сторону города. Как мы договорились, встретят меня завтра утром. До этого в Дублине мне бывать не приходилось, поэтому решил посвятить один день отдыху и осмотреть достопримечательности города, который упомянут даже в работах Птоломея, греческого астронома и картографа. В его записях встречается описание этой «населенной людьми области». Около 140 года до нашей эры ученый упомянул о кельтском поселении, которое назвал Eblana Civitas. Если верить документам, то на этом месте находилось не только поселение, но и монастырь. Сам город с крепостными стенами был заложен значительно позднее – приблизительно в 841 году. Тогда он и получил свое современное название, возникшее при слиянии ирландо-английской производной Dubh-Linn – Черная Заводь. Не знаю, что там с черным цветом, но город мне понравился. Во-первых, обилием цветов. Во-вторых, уютными барами, оформленными в стиле XVIII века. Да, что ни говори, это не наши «дяроуня-стайл». В-третьих – тем, что здесь нет ворон. Правда нет. Совсем. Их место занимают чайки, которые меня и разбудили, своими криками. В девять часов раздался телефонный звонок, и уже через час меня ждали у дверей гостиницы. В прошлую встречу мне не удалось рассмотреть «охотника с ирландским акцентом», поэтому я просто стоял у входа, пока меня не окликнул знакомый голос.

– Добрый день, господин Айдаров!

Я повернулся и увидел мужчину лет сорока с небольшим. Колоритная личность, ничего не скажешь! Примерно моего роста, худощавый. Длинные, слегка вьющиеся седые волосы. Впалые щеки, заросшие трехдневной щетиной, и водянистые серо-голубые глаза. Не знаю почему, но первое впечатление – байкер. Даже одежда соответствовала – было в ней что-то бунтарское. Если на его кожаный жилет повесить значок 1%, то можно смело сажать на Харлей, будет очень к месту.

– Добрый день. Извините, но вашего имени не знаю, хотя голос знаком.

– Базиль О`Фаррел, – он вежливо кивнул. – Добро пожаловать в Ирландию, Александр.

– Спасибо.

– Едемте, у нас не так много времени, а поговорить нужно о многом.

Дальше наш путь лежал на юг, в знаменитое графство Типперэри, где в долине реки Тиш, в окружении гор, расположился маленький городок Клонмел. Да, то самое знаменитое графство, о котором поется в песне «Долог путь до Типперэри», которую распевали Ирландские батальоны еще во времена Первой мировой войны. По дороге мы говорили мало, изредка перебрасывались ничего не значащими фразами. Я рассматривал окрестности, даже имел удовольствие увидеть развалины одной из знаменитых каменных башен, назначение которых до сих пор не установлено. Известно, что их строили в IX-XII веках, и, как правило, недалеко от церквей. Одни историки считают, что они служили колокольнями, другие – убежищами, в которых от вражеских набегов укрывались жители. Высказывались даже такие версии, что с них подавали световые сигналы, предупреждающие соседей об опасности. Так или иначе, но эти башни высотой под тридцать метров впечатляют. Честертон в одном из своих рассказов так описывает эти памятники истории: «Ровная линия берега вдалеке нарушалась лишь одинокой башней старинной архитектуры – такие еще встречаются в Ирландии – стройной, как колонна, с остроконечным, как у пирамиды, верхом… Выбрать эту башню как место последней отчаянной схватки мог только принц… Между огромной серой тучей и огромным серым простором равнины появился широкий белый просвет, а за ним на фоне тусклого неба и моря вырисовывался четкий силуэт башни. Ее простые и строгие очертания наводили на мысль о первых днях творения, о тех доисторических временах, когда не было еще красок, а существовал только чистый солнечный свет между тучами и землей. Лишь одна яркая точка оживляла эти темные тона – желтое пламя свечи в окне одинокой башни, все еще заметное в разгоревшемся свете дня».

Дом, где жил О`Фаррел, оказался небольшим, но уютным, что даже немного странно, учитывая его кочевую жизнь. В доме никого не было, коллеги были в отъезде. Очередную Нежить гоняют? Обед подала экономка, присматривающая за домом и ведущая хозяйство. Хорошая, кстати, мысль – надоело самому себе готовить…

– Некоторые Охотники, особенно в прошлом, сумели разыскать своих коллег. Они собирались небольшими группами, так было легче выжить, – рассказывал Базиль. – Это было удобно, знания передавались от более опытных и старших. Тебе не повезло – барахтаешься сам, постигая опасную науку. Скажу одно – учись доверять чувствам! Иначе…

– Что будет?

– Ничего, – он пожал плечами, – станешь таким, как я и мои братья. В нашей жизни нет ничего хорошего. Авгуры правы – все Охотники являются изгоями, но Вечные – это особенная статья. Никому не нужные, без проблеска надежды, хотя даже мы, глубоко в душе, надеемся на прощение. Надеемся, но никогда в этом не признаемся.

– Кто такие Авгуры?

– Что, уже появилось недоверие? – усмехнулся он. – Вполне понятно. Трудно верить человеку, который сначала вталкивает тебя в дерьмо, а потом бегает вокруг и кричит, что он делает все, чтобы тебе помочь. Авгуры – это темные люди, никогда не знаешь, врут они или говорят правду. Их знаменитая улыбка – не преувеличение; такое чувство, что они и правда над нами смеются. Жалко, но их нельзя убивать – умрешь сразу. Изредка хочется это сделать.

– Базиль, я понимаю, жизнь Охотника проста и незатейлива, – сказал я. – Ее можно выразить в двух словах – ищи и убивай. Очищай Чистилище от расплодившейся Нечисти, найдешь свою – спасешься. Но чем тогда занимаетесь вы, Вечные?

– Тем же самым. Что касается твоего вопроса о Ватиканских мальчиках, – нахмурился Базиль. – Я бы не стал этого делать. Работа на святых отцов, пусть и случайная, до добра не доведет. Видишь ли, они занимаются обычным, пусть и древним, бизнесом – не более того. Понимаю, что одному не сладко, ты боишься остаться наедине с Нечистью. Одиночество – страшная штука. А тут вдруг появились люди, не только преследующие свои интересы, но и готовые придти на помощь, если она потребуется. И цели, вроде, схожие – уничтожать Нечисть. Но посуди сам – ведь до сих пор так и было – сам ищешь, сам уничтожаешь. Помни, придет момент, и тебя сбросят, как мелкую карту. Эта их «борьба» – не более, чем поиск сильных союзников, чтобы вернуть былое могущество церкви…

Это был вечер вопросов и ответов. Мы даже заспорили по какому-то поводу. Не скрою, я узнал многое (сам бы до этих вещей никогда не додумался). Это касалось и поиска Нежити, и методов ее уничтожения. Как оказалось, есть свои тонкости в наших перстнях. Но знаете, в течение всего вечера не удалось избавиться от одного чувства – мне показалось, что он мне завидует. Можно понять эти чувства – мой выбор еще впереди…

 

II.

– Ты никогда не задумывался, почему церковь устроила охоту на ведьм? – спросил меня Базиль. – Ведь раньше святые отцы боролись с этим, запрещая людям не только преследовать, но даже огульно обвинять в колдовстве!

– Как это так?! – удивился я. – Хочешь сказать, что церковь защищала ведьм?!

– Именно, – кивнул он. – Еще в Lex Salica, то есть в Салическом законе, было записано, что если кто-либо «обзовет свободную женщину колдуньей и не будет в состоянии доказать», то подвергнется наказанию в виде штрафа. В постановлении Падерборнского собора в 785 году было предусмотрено еще более страшное наказание: «Кто, ослепленный дьяволом, подобно язычнику, будет верить, что кто-либо может быть ведьмой и на основании этого сожжет ее, тот подлежит смертной казни».

– Погоди, Базиль, – я поставил кружку на стол и повернулся к нему, – а как же инквизиция, все эти разговоры про охотников-предателей, которые донесли до людей знания о том, что наш мир – не более, чем Чистилище?

– Бред чистой воды. Церковники сами вытащили на свет божий этот ветхозаветный закон «не оставлять ворожей в живых», охотники здесь ни при чем. Конечно, церковь пользовалась информацией, полученной от них, но не более того. Чтобы несколько спятивших Охотников ввергли весь мир в хаос? Никогда не поверю. На самом деле истоки инквизиции в другом. Святоши были вынуждены прибегнуть к ней, чтобы спасти себя и, – О`Фаррел даже поморщился, произнося эти слова, – святую веру. Мне изредка кажется, что даже черные ведьмы созданы Ватиканом, как и вся остальная нежить, которую мы уничтожаем.

– Думаю, ты слишком зол на святых отцов, Базиль. Создавать Нежить им не под силу, это удел Дьявола.

– Да? А как же быть с Ведьмами, Алекс? Ведь они не являются нечистью. Это люди, пусть и продавшие свои души. Но…

– Что?

– Ты не допускаешь мысли, что кто-то выступил посредником между ними и нечистой силой? Почему церковь сначала защищала ведьм, а потом стала уничтожать? Такой ход вполне в духе святых отцов – использовать человека, а потом выбросить его, как сломанную игрушку.

– Это звучит слишком фантастично, Базиль, – покачал головой я.

– Может, я ошибаюсь, – задумчиво произнес он, – дай Бог, чтобы это было неправдой. Но скажи мне вот что – ты помнишь, что вампиры пьют кровь своих жертв, чтобы поддерживать вечную жизнь?

– Конечно, помню. И что из этого? Опять церковь виновата?

– Не находишь ничего общего с Евангелием от Иоанна: «пьющий Мою Кровь имеет жизнь вечную»?

– Что ты хочешь этим сказать?!

– Ничего, кроме того, что сказал, – отрезал он. – Слишком уж много ненатурального в католической вере. Будто кто-то пытался создать новую религию, полагаясь на более древние догмы. Даже язычество пошло в ход. Что там язычество – каннибализм подается как великое таинство, словно церковь – это мистический организм! Пытаются убедить верующих в том, что они воплощение Бога на земле, им, видите ли: «дана власть превращать вино в кровь Спасителя». Старик Лютер был прав: «Тот, кто хочет быть христианином, должен выдрать глаза у своего разума!» Создавая веру, допустили слишком много ошибок, которые, в свою очередь, повлекли за собой ее упадок.

– А причем здесь ведьмы и остальная Нежить? – удивленно спросил я.

– Притом, что вся эта Святая Вера готова пойти на любую мерзость, на любую подлость, чтобы удержать власть в своих грязных ручонках. Голову даю на отсечение, что целью инквизиции, была выведать сущность Нежити, то есть возможность общения с дьяволом.

– Зачем?

– Чтобы использовать колдовство против людей. Совершенно не удивлюсь, если когда-нибудь узнаем, что средневековая инквизиция прекратила свою деятельность потому, что они добились того, чего хотели – был заключен договор с Ним.

– Ты имеешь в виду Люцифера?!

– Да, Алекс, имею виду именно повелителя Тьмы. Уж слишком много фактов, которые не просто свидетельствуют – кричат об этом.

– Погоди, Базиль. Ты имеешь в виду, что вся церковь в сговоре с Дьяволом?

– Допускаю, что нет. – О`Фаррел достал из хьюмидора сигары и предложил мне. Закурив и убедившись, что сигара горит ровно, он продолжил: – Хотелось бы верить, что нет. Вполне может быть, что существует небольшая группа служителей, которые, втайне от остальных, ведут игру с нечистой силой.

– Есть только один претендент на эту роль, – заметил я, – Конгрегация Доктрины Веры.

– Вспомнил апостольскую конституцию Иоанна Павла II? – ухмыляясь, поинтересовался он и, не дождавшись моего ответа, процитировал: – «обязанность состоит в том, чтобы продвигать и охранять доктрину веры и морали повсюду в католическом мире: по этой причине все, что любым способом касается таких вопросов веры, находится в пределах ее компетентности». Да, – Базиль кивнул, словно еще раз убедился в правильности своих суждений, – они являются самой закрытой курией, почему бы и нет? Но это не снимает ответственности со всей католической церкви.

– Погоди, – я отложил сигару в сторону и продолжил: – сначала ты утверждаешь, что церковь сама создавала Ведьм. Потом – что церковники пытались их уничтожить, чтобы выведать знания. Где логика? Если, как ты утверждаешь, между Ватиканом и Люцифером был заключен договор, то почему они сдают позиции во всем мире? Почему продолжают изучение Нежити? Зачем?

– Зачем? – Базиль даже засмеялся. – Ты не учитываешь одну вещь. Договор с Дьяволом заключает человек, а не организация! Полагаю, было несколько договоров, заключенных между служителями католической церкви и нечистой силой. Можно предположить, что это были руководители некой «таинственной» курии, недаром они так ухватились за найденные тобой бумаги. Время, Алекс, время! Ты забываешь, что все люди смертны. Власти, данной им Дьяволом, хватило, чтобы в годы их правления церковь покорила мир. Ведь к этому все и шло, они пользовались неограниченным влиянием в мире.

– А Ведьмы?

– Ведьмы и Ведьмаки передают свои знания из поколения в поколение, поэтому у них нет необходимости в новых договорах, – видно, этот вопрос сильно занимал Базиля; он так разошелся, что вскочил из кресла и начал мерить шагами комнату. – У них есть право передачи Знаний. Для церкви все иначе, там постоянно шла внутренняя борьба, поэтому информация могла быть утеряна. Все когда-нибудь заканчивается, и сейчас они снова в поиске, чтобы заключить новый Договор!

– Это звучит страшно.

– А ты как думал, Алекс? – он остановился напротив и посмотрел на меня, – Думая о таких вещах, я кожей ощущаю смертный холод, словно передо мной разверзлась преисподняя. Если это так, то мы обречены…

– Кого ты имеешь в виду, Базиль? Охотников или весь мир?

– Если Охотники перестанут убивать Нечисть, то в конце концов погибнет весь мир. Он будет переполнен злом. Даже для Чистилища существует понятие критической массы, – О`Фаррел ненадолго замолчал, словно не решаясь сказать то, о чем думал, наверное, не один раз. Быть может, долгими зимними вечерами, сидя в этом кресле перед камином, он раз за разом прокручивал всю историю, пытаясь понять смысл нашего существования.

– Мне кажется, что все охотники обречены на Вечную Охоту за Нежитью. – тихо сказал он. – Те немногие, которые получили прощение – лишь капля в море. Боюсь признаться – начинаю думать, что все бессмысленно. Нас слишком мало… Но выход есть. Он должен быть. Обязан.

– В чем же он?

– Ты будешь смеяться, но я вспомню слова Авгуров, – он зло оскалился: – Убивать Нежить, независимо от того, кто она и где мы ее встретим.

– Смотри, с такими мыслями тебе грозит слава Иннокентия III. – покачал головой я.

– В чем она заключается?

– Во время одного из Крестовых походов, на вопрос крестоносцев, как отличать еретиков от правоверных католиков, он ответил: «Бейте их всех, Господь на небе узнает своих!».

– Да, был такой. Нежить, а не человек. Кто знает, Алекс, кто знает… – подвел итог нашей беседы Базиль. – Думай сам. Я тебе уже говорил, – полагайся на свои чувства!

– Их тоже скоро не останется, – я провел ладонью по лицу, словно стирая усталость, накопившуюся за последнее время. – Кажется, что на моих плечах висит нечто большее, чем простая усталость. Бремя прожитых жизней. Оно давит…

– Может быть, Алекс. И вообще, надо изредка отдыхать. Поверь, на наш век хватит всех этих загадок, которыми полон мир. А если не хватит жизни – так мы еще вернемся, я так думаю. Не один раз… – тихо произнес он.

О`Фаррел прав – пора немного тормознуть и отдохнуть. Да, знаю, что мужчина не имеет право на три вещи – жаловаться, уставать и плакать. Но последний месяц был очень трудным. Изматывающим, словно из тебя вытягивают жилы – медленно, наслаждаясь тем, что причиняют боль. Базиль это чувствовал, он старше и мудрее меня. А еще он несет на себе проклятие, облеченное в форму Вечности, поэтому прекрасно знает, что это такое. После ужина, когда мы опять уселись к камину и не спеша потягивали вино, он неожиданно ухмыльнулся и спросил:

– Саша, ты можешь задержаться до пятницы?

– Почему именно до пятницы?

– В четверг вернутся мои братья. Я хочу, чтобы ты познакомился с ними.

– Почему бы и нет? – я посмотрел на него. – А чем занимаются в Ирландии по пятницам?

– Тем же, чем все люди на свете, – Базиль весело прищурился, – пьют пиво и веселятся!

Хм. А почему бы, право слово, и не зависнуть? Город я еще не осмотрел, а он того стоит. Когда еще сюда попаду? Сомневаюсь, что в ближайшем будущем будет возможность отдохнуть. Утром, перед тем, как О`Фаррел уехал по своим делам, я одолжил у него мотоцикл (Базиль и правда оказался байкером) и отправился на прогулку по окрестностям. Дороги непривычно узкие, двухполосные. Мне кажется, что это одна из главных причин всех аварий, происходящих в Ирландии. Колеся по округе, я вдруг понял, почему Охотники избрали это место своей штаб-квартирой. Это сейчас он кажется провинцией, известной лишь тем, что здесь производят сидр Бальмерс. Когда-то город представлял грозную силу – мощные крепостные стены сохранились до сих пор, пробуждая в душе неясную тоску, словно я вернулся на родину. Может, это и правда? По уверению местных жителей, самая главная достопримечательность – церковь Сент-Мэри. Построенная в тринадцатом веке, если память не врет. Да, она красива именно той грубой северной красотой, которая отличает кельтские страны, но, знаете, окрестности поразили не меньше. Они дышали покоем. Словно добрая нянька, гладящая дитя по голове. Клонмел, раскинувшийся в долине, лежал в эдакой чаше, посередине окружающих гор. Будто кто-то большой и добрый держит тебя на ладонях, убаюкивая, как мама в детстве. Хотелось улечься на траву, закинуть руки за голову и смотреть в небо, забыв про мир, лежащий по ту сторону перевала, со всеми его грехами и нежитью. Забыть не получилось – в голову лезли разные мысли, истории и легенды рассказанные Базилем. Кто бы мог подумать, что этот тихий городишко может «гордиться» тем, что последнюю ведьму на Британских островах сожгли именно здесь. Сомнительный повод для гордости, если учесть дату этого события – это было в 1894 году.

В Ирландии ведьм всегда связывали с феями. Наверное, это и послужило причиной истории Бриджит Клири. А все почему? Просто ее муж поверил в то, что феи похитили его жену, заменив ведьмой. Как описывали эту историю современники, мужчина страдал психическими расстройствами, и ему вдруг показалось, что жена стала изящнее, моложе, красивее. На мой взгляд, Бриджит, скорее всего, завела любовника, поэтому и ходила, будто порхая над землей. Любовь окрыляет, и ведьмовские чары здесь совершенно ни при чем!

Я вытащил из кармана браслет, который нашел в усадьбе, и вспомнил выражение лица О`Фаррела, когда он впервые увидел эту вещицу. Сказать, что Базиль удивился – значит ничего не сказать.

Солнце играло на гранях двенадцати черных камней, которые обрамляли центральный темно-бордовый рубин, размером чуть меньше рублевой монеты. Интересное сочетание, ничего не скажешь! Рубин наделяют разными магическими свойствами, но все сходятся в одном – он позволяет владельцу находиться в полной безопасности даже среди врагов. Черные камни, расположенные правильным овалом – морионы (это мне Базиль сказал). Признанный камень алхимиков и чернокнижников, которым они пользовались в тщетной попытке найти философский камень. Мистики называли его камнем некромантов, он помогает общению с потусторонними силами и предоставляют знания о загробном мире. Простым людям бесполезен, для них это не более чем кусок черного кварца, который раньше называли горным хрусталем. Но все же мне крупно повезло – браслет может защитить от некроманта. Подарок судьбы, не меньше! По словам О`Фаррела, его даже на руку надевать не обязательно, достаточно положить в карман. Последнее меня особенно обрадовало – хватит того, что перстень приходится носить.

Через несколько дней вернулась команда. Уставшие, но, слава Богу, целые и невредимые. Трое мужчин и две женщины. Я не буду описывать, как они выглядели, уж не обижайтесь. Ни к чему эти подробности про людей, которые и так ходят по краю, колеся по свету в поисках разномастной нежити. Про поездку не рассказывали, но мне показалось, что нелегко им пришлось. Уставшие, словно выжатый лимон. Правда, вспомнив про пятницу, повеселели, обсуждая, в какой паб мы направимся. Спор прекратил Базиль, объявив, что в одном из баров будет выступление популярной танцевальной группы. Все поддержали эту идею, и на следующий день мы отправились пить пиво и веселиться…

– Ты знаешь, Алекс, а ведь мода на ирландские пабы появилась не так давно, – ухмыльнулся захмелевший Базиль, – в старину такого размаха не было.

– Почему? Меньше пили? – спросил я, поднимая очередную кружку пива.

– Ты будешь смеяться, но эта мода – всего лишь часть бизнес-плана, не более. В прошлом даже день святого Патрика проходил довольно спокойно, а сейчас его празднуют по всему миру. Подумай на досуге, кому выгодно экспортировать это веселье, – он подмигнул, хлопнул меня по плечу и поднял руку, подзывая хозяина. Ну силен мужик пиво пить, ничего не скажешь!

Мы уже несколько часов гуляли в одном из местных пабов и, черт возьми, с каждой выпитой кружкой «темного» мне здесь нравилось все больше и больше. Атмосфера была хорошая, а уж когда на небольшой сцене, украшенной зелеными ветками, появилась танцевальная труппа, то народ вообще как с цепи сорвался. Конечно, это вам не Lord of the Dance, но поверьте, так даже лучше! Что ни говори, но камерное выступление всегда приятнее, чем толпы народа на стадионе. Люди хлопали в ладоши с такой силой, что я, грешным делом, начал поглядывать на потолок – еще рухнет к чертовой бабушке. Нет, стропила оказались крепкие, и слава Богу, ничего не упало. Разве что мужик за соседним столиком привалился лицом к столешнице. Ну, это понятно – устал человек в конце недели, с кем не бывает. Пиво было вкусное, закуски – отменные. Казалось, танцоры заряжали хорошим настроением всех сидящих в зале. Народ взмок, словно не пиво пил, а танцевал вместе с ними, отбивая заразительный ритм ирландского танца. Точно говорю!

Только под конец, когда мы уже вышли на свежий воздух, не очень хорошо получилось. Нет, упаси нас Бог, не шумели и не безобразничали! Базиль, размахивая руками, пытался нас пересчитать, перемешивая свою речь кельтскими ругательствами. Как он ни старался, у него постоянно выходило, что нас немного больше, чем было на самом деле. Ишь затейник… Мы решили этот вопрос по-простому – пересчитались сами. О чем это он? Во! Оказалось, что один из нас куда-то запропастился. Ну и че волноваться-то? Не маленький, сам дорогу найдет. Может у него «амор», а мы ща его найдем и обломаем кайф. Оно н-н-нам надо, т-так с коллегой поступать? Мне кажется, что это, по меньшей м-м-мере, некрас-с-с-сиво. Оказалось, нет. Сначала, откуда ни возьмись, из-за угла вылетел какой-то толстяк с разбитой физиономией, потом еще один. Следом за ними, покачиваясь, вышел наш потеряшка, помахивая отбитым кулаком. Гляди ты мне, нашелся, пропащая душа! А мы его ищем, ищем! Выяснилось, что у коллеги возникли некоторые разногласия с мужиками, которые посреди такого вечера запели разухабистое «Yankee Doodle went to town, Riding on a pony…». Нет, я спокойно отношусь к певческим талантам ближних, даже если им медведь на ухо наступил, но петь такую песню в Ирландии – это, на м-м-мой взгляд, н-н-невежливо. Потом еще кто-то появился – и завертелось…

Хорошо мы вчера погуляли, ничего не скажешь. Даже в драку умудрились влипнуть. Как дети, ей-Богу! Взрослые мужики, а все туда же… Я сел на кровати и посмотрел на свои руки. Ну да, на правой костяшки сбиты, значит, была потасовка. Но вот с кем и по какому поводу – хоть убей, не помню. Голова немного болела, поэтому я с кряхтением добрался до душа, где за каких-то десять минут холодная вода привела меня в относительно нормальное состояние. По крайней мере, смотреть на себя в зеркало можно без содрогания. Хорошо, что лицо не пострадало – видно, оппоненты попались не особенно энергичные. Спустившись по лестнице вниз, в столовую, я нашел всю компанию за столом. Они завтракали, вспоминая вчерашнее приключение, дружно обвиняя одного из охотников – парня лет тридцати, слегка похожего на испанца. Вот, значит, кто виноват!

Кстати, надо заметить, что картофельный хлеб, поданный к завтраку, мне понравился. Надо будет рецепт у хозяйки спросить, буду дома такое готовить. После всего меня позвали в большую комнату. Там уже собрались вся компания, считая «испанца» с синяком на скуле. Базиль посмотрел на мою хмурую физиономию, ухмыльнулся и открыл витрину, в которой виднелись выставленные там клинки.

– Мы хотели сделать тебе небольшой подарок.

– Мне?

– Да, тебе. Вот эту трость. На добрую память об Ирландии. Держи.

Довольно тонкая, черного цвета, отливающая благородной синевой вороненой стали. Рукоять червленого серебра, украшенная изображением ворона, венчала эту великолепную вещь, достойную украсить гардероб самого требовательного джентльмена. Базиль хитро посмотрел в мою сторону и сказал:

– Понимаю, это не совсем привычный аксессуар для современного мужчины, но, думаю, тебе она придется по вкусу, – О`Фаррел, что-то нажал у основания рукояти, и перед моими глазами сверкнул клинок.

– Черт побери!

– Ошибаешься – даже черт не возьмет, если научишься этим пользоваться, – сказал один из охотников, с улыбкой наблюдая за моей реакцией. – Главное – тихо. Нет нужды стрелять, когда можно изящно заколоть.

– Вы часто используете холодное оружие? – удивился я.

– А что делать? – пожал плечами Базиль. – Британские законники тупы, как, впрочем, все англичане. У нас даже кухонный нож считается страшным оружием. Есть, конечно, и огнестрельное, куда же без него?

– Глупо запрещать законопослушным гражданам иметь оружие. Власти, как всегда, разоружают тех, кто не собирается совершать преступлений.

– Да, ты прав, – кивнул Базиль. – Но так уж есть. Держи Алекс, пусть этот клинок служит тебе верой и правдой. Это работа знаменитого Алонсо де Саагуна, мастера из Толедо. Он жил и творил в XVI веке, а люди тогда разбирались в таких вещах. Конечно, в трость это произведение искусства упрятали позже, в конце девятнадцатого, но он не стал хуже, поверь!

– Спасибо! Нет слов… Такой подарок! – я бережно принял в руки клинок с серебряной насечкой на голубоватой стали. У основания знаменитое клеймо – буква «S», увенчанная короной. Но как мне уехать с этим сокровищем? Меня же в самолет не пустят!

– Не переживай, – засмеялся О`Фаррел, – отправим службой экспресс-доставки. Когда ты прилетишь домой, она уже будет на месте.

Не прошло и недели после моего возвращения из Ирландии, как начались неприятности. Как ни странно, первая неприятность последовала от Казимера. К нему обратился один из его коллег, священник из небольшого местечка на севере Литвы. По его словам, в округе завелся чернокнижник, «сбивающий с пути истинных католиков», и без того немногочисленного прихода. Казимерас пообещал придти на помощь, не привлекая к этому светские власти. Конечно, если это обычный шарлатан, то его проще сдать полиции. Как бы там ни было, но ксендз попытался запрячь меня. Хм… Он что, думает, если я с кардиналом поговорил, так уже на каждый свист бегать буду? И так ходил на автопилоте от усталости, а тут еще святой отец с неуемной заботой о людях! После разговора с Базилем на некоторые вещи я начал смотреть иначе – особенно на церковные заботы «о пастве». Мелькнула мысль сесть и поговорить, но потом я подумал, что это ни к чему хорошему не приведет. Полагаю, Казимерас и сам прекрасно знает про все эти логические огрехи религии. Недаром он отказался от карьеры в Ватикане. Ладно, поговорить мы всегда успеем, но просьба остается просьбой. Делать нечего, придется ехать. Не сейчас, позже. Не раньше, чем через неделю.

Следующим гостем был Авгур, который свалился, как снег на голову. Советчик, мать его так, со своими вечными придирками и глупыми наездами. Заявился, как всегда, неожиданно, с ходу высказав свое мнение (которого никто не спрашивал) о нашей поездке на озеро. Мол, это безрассудно и глупо – лезть в такие места. Хорошо, что еще про Ирландию ничего не знает. Представляю, как бы он запел, узнай, куда я ездил и с кем общался. Кстати, надо бы выяснить, откуда у него информация про озеро появилась? Я никому не рассказывал, Казимерас тоже. Или у него есть информаторы в Ватикане, или… Понятия не имею. Отругать отругал, но поинтересоваться про находки не забыл. Начал чуть ли не допрашивать, что видел, что нашел. А вот те хрен, золотая рыбка – про браслет и документы, проданные Кастелло, ты ничего не узнаешь.

Было еще несколько «тревожных звоночков», но про них позже, это все лирика. Не буду утверждать, что они были смертельно опасными. Скорее заставляли задуматься, и в первую очередь – о личной безопасности. Как бы не случилось то, о чем меня отец предупреждал – закажут бомжам, и ведь точно не уберегусь! Смех, да и только – пытаешься бороться со всеми проявлениями зла в мире, а можешь погибнуть от удара в спину, который нанесет простой бродяга, даже не размышляющий о судьбах мира…

Деньги за документы уже поступили на мой счет, поэтому в средствах стеснен не был. По крайней мере, на ближайшие несколько лет, если бы не одно «но». После Ирландии в голове поселилась идея приобрести небольшой домик где-нибудь в предместье Каунаса. Как ни крути, но обезопасить дом можно более качественно, чем квартиру, пусть это и дорого. Если посчитать, то на домик и обзаведение хватит. А потом что, зубы на полку? Надо считать и думать. Встретившись с Сигитасом, выложил ему свои соображения о покупке дома и попросил совета. Выслушав пожелания, он подумал несколько секунд и пообещал дать ответ через неделю. Я знал, что один его родственник торгует недвижимостью, поэтому была возможность подобрать дом, не привлекая к этому ненужного внимания.

А потом все планы пошли кувырком…

 

III.

– Александр, что ты знаешь о Некромантах?

– Полагаю, что не больше твоего, святой отец. Слышать краем уха доводилось, не более. Ну и видеть, – вспомнив лесную усадьбу, уточнил я, – немного.

– Век бы этих тварей не видеть, мать их так! – вырвалось у ксендза.

Ну правильно – что касается лесной усадьбы, воспоминания у нас, можно сказать, общие.

– Господи, прости меня грешного, – добавил он.

– Эка вас… святой отец. Так что там с Некромантами хорошего?

– Да, конечно, – кивнул ксендз и, сделав небольшую паузу, продолжил: – Некроманты, или, как их еще называют, Некромаги. К сожалению, много информации собрать не получилось. Винценцо не последний человек в Ватикане, но и он почти ничего не нашел. Общие фразы, не более того.

– Согласен. Данных мало, несмотря на весь этот шум вокруг черной магии. Их считают черными магами, которые обладают знаниями о том, как воскрешать мертвых, но на самом деле они – третья сила, неподвластная ни Добру, ни Злу. Да, магические действия Некромагов связаны со смертью, но о самой природе этих воздействий ничего не известно. Один факт более или менее точно выражает их сущность – это люди, избравшие веру в Смерть. Кстати, коллеги рассказали несколько легенд, про Некроманта, который охотился на нас. Говорят, это был сильный маг.

– Коллеги? Ты встречался с Охотниками? – удивился Казимерас. – В Литве?

– Нет, чуть западнее.

– Просил совета, как поступить в отношении предложения монсеньора?

– Да.

– Если не секрет, что тебе ответили?

– Это сложный вопрос, святой отец, – покачал головой я, – не один час проведем за беседой. Может, в следующий раз обсудим? Что дальше по плану?

– Про Баргестов слышать доводилось?

Хм, не думал, что про этих тварей услышу у нас, в Литве. Хотя чему удивляться? За последнее время я такого насмотрелся, что иному на всю жизнь хватит. Я встал и достал из шкафчика джезву.

– Кофе будешь, святой отец?

– Давай, а то и правда в сон клонит…

Еще бы тебе спать не хотелось! На часах два часа ночи, а мы тут с девяти вечера чаевничаем. Тут – это у меня на кухне. Казимерас приехал поздно вечером, чтобы обсудить небольшое, но, как он определил сам – интимное дело. Ну правильно, сейчас опять скажет, что кого-нибудь спасать надо, и, конечно, все под большим секретом. Хорошо, если оборотень – с ними проще. Разберемся тихо, можно сказать, «по-домашнему». А тут видишь, какими словами заговорил… Баргест…

– Да, просветили немного на этот счет, – я вспомнил рассказ О`Фаррела о погибшем Охотнике, который принял бой с целой стаей этих тварей, и поморщился.

– Александр, у тебя все нормально? – Казимерас смотрел на меня внимательно, будто на больного.

– Все хорошо, Казимерас, не обращай внимания, – я поднял вверх ладони, – это так, неприятные воспоминания. Рассказывай, я весь внимание. Сравнить информацию не помешает.

– Коллеги просветили насчет них?

– Кто же еще…

– Ладно, не буду пытать, что тебе рассказали твои собратья, – он грустно усмехнулся, – захочешь, сам расскажешь. Вот, что мне прислал монсеньор Кастелли. Во многих древних манускриптах, – начал он нараспев, словно читая молитву, – особенно это касается Британских островов, упоминаются призраки, посетившие мир как воплощение божественной кары и олицетворенного возмездия за грехи.

– И самый известный из них…

– Правильно, – кивнул ксендз, – знаменитая собака Баскервилей, описанная у Конан Дойля. Конечно, не тот волкодав, которого натравили на американского наследника, а собака из легенды, которую рассказывал этот… – он прищелкнул пальцами, – как его…

– Джеймс Мортимер, сельский доктор из Девонширщины.

– Да, именно. Но это не важно, – отмахнулся Казимерас. – Считается, что это призраки, принимающие вид псов и преследующие живых людей. По другим источникам, эти твари – предзнаменование Дикой Охоты.

– Куда ни плюнь, одни охотники. Ни дать ни взять – сельский кружок любителей живой природы. Юннаты хреновы…

– Скорее неживой природы, – уточнил ксендз.

– Один черт. Живой – неживой. Дикой – так дикой. Это из кельтской мифологии?

– Не совсем, – он покачал головой, – упоминание о них есть у любого народа, правда, с небольшими различиями. В некоторых документах указывается, что охоту ведет человек, а если быть предельно точным – бывший человек. Как описывалось в одном из манускриптов: «прибытие Дикой Охоты всегда ужасно и сопровождается яростным шумом ветра и сверканием молний, треском ломающихся деревьев и звоном обрывающихся с подвесок колоколов. В окружении своих мертвых воинов появляется Охотник, которого легенды и предания описывают по-разному: с рогами на голове, с черепом вместо лица или без лица вообще. И всюду эту охоту сопровождает стая адских псов, наводящих смертный ужас на людей».

– Эти адские псы и есть Баргесты?

– По одной из легенд – да.

– А по другим?

– Вот это для нас самое интересное, – Казимерас поднял указательный палец, – по другим источникам, это призраки с того света, появляющиеся после того, как их сюда вызовут.

– Например, Некромант?

– С большей долей вероятности – да.

– И где это «счастье» объявилось на сей раз? – поинтересовался я.

– Неподалеку от границы с Латвией.

– Все правильно – как Литве свинью подложить, так это или Польша, или Латвия. Когда выезжаем?

– Когда будем готовы, – пожал плечами ксендз.

– Значит послезавтра. Я как пионер, всегда готов. Арсенал проверю и можно трогаться. Кстати, а откуда информация про здешних призраков? Сорока на хвосте принесла?

– Тамошний ксендз рассказал. По его словам, преследуют огромные собаки. В последнее время боится выходить на улицу, даже в сумерках.

– А он не того, – я щелкнул пальцем по горлу, – не любитель? Знаешь, как в жизни бывает – можно и чертей увидеть. После определенной дозы…

– Нет, можно сказать, непьющий. Ревностный служака и все такое.

– Да, хватает у вас «ревностных» служак, наслышаны…

Я думал, Казимерас сейчас вскинется за мою очередную попытку наехать на святую братию. А он – нет, сидит, задумался. Наверное, и правда, что-то происходит вокруг нас. Нехорошее… Хотя чего голову-то ломать? Поживем – увидим.

– Ты кофе-то делать собираешься? – оторвал меня от мыслей ксендз. – Или так и будешь с джезвой в руках стоять, мыслитель?

На следующее утро я достал из сейфа новый Бенелли-М4. Да, пришлось разориться и купить новый дробовик, взамен, хм… пострадавшего на озере. После того, как Казимерас махал им, словно дубинкой, ружье можно было отправлять в утиль, что я и сделал, сдав его в полицию для последующего уничтожения. Не полностью, – оставил несколько деталей. Патроны в запасе были – как простые, так и с серебряной картечью. Вроде бы все – можно забросить туалетные принадлежности в рюкзак и отправляться громить Нежить. Только на душе муторно, словно ножом по стеклу скребут. Пока возился с вещами, позвонил Сигитас и предложил встретиться, чтобы обсудить несколько новостей. Ехать никуда не хотелось, поэтому я предложил брать новости за горло и ехать ко мне. Как ни крути, а кофе я готовлю лучше, чем в баре. В ответ он только хмыкнул. Вот и прекрасно…

Так, вещи собраны, с Вилей я договорился, за зверьем она присмотрит. Интересно, что я буду делать, если куплю дом? Там такой надежной соседки не будет… Разве что поговорить с ней и предложить место экономки? Сама недавно жаловалась, что дочка осталась без работы, а пенсия… Сами знаете, какая у медиков пенсия.

Как я и предполагал, Сигитас привез фотографии нескольких домов, подходящих под мои требования. Лучше бы один предложил – выбирать легче. После короткого разговора отложил два варианта и договорился, что осматривать поедем через неделю, не раньше. Почему так поздно? Знаете, последнее время стараюсь наперед не загадывать. Тем более (как учит опыт), после таких поездок я несколько дней отлеживаюсь. В лучшем случае…

– Слушай, Казимерас, – спросил я, – что мы будем делать, если там что-нибудь серьезное намечается?

– В этом случае позвоним монсеньору и попросим помощи, – ответил он. – У меня есть номер телефона. Ты чего такой грустный, будто землю продал?

– Да так, предчувствие нехорошее. «Будто случилось или случится»…

– «Ниже горла высасывает ключицу», – ксендз закончил цитату из «Юнона и Авось» и вздохнул, – знаю, что ты не особо веруешь, но все равно скажу – на все воля Божья.

– Во веки веков. Ладно, поехали, святой отец, – сказал я и завел машину.

Ксендз, к которому мы приехали, был здорово напуган. Он поминутно озирался, словно боялся нападения. Даже сейчас, днем! Возраст около сорока, довольно полный, небольшого роста и совершенно лысый. Эдакий колобок на коротеньких ножках. Сразу возникли ассоциации с Санчо Панса. Видно, такой же плут, как и слуга Кастильского беспредельщика из Ла Манчи. Круглое лицо было покрыто мелкими каплями пота, которые он ежеминутно вытирал большим клетчатым платком. Глазки маленькие, хитрые. Точнее, они были такими. Сейчас в них темной водой плескался страх, граничащий с безумием. Сильно его напугали, ничего не скажешь! Что бы там ни было, с приходскими проделками этого святоши, но про собак ксендз не врет. По его словам, последний раз он их видел вчера вечером, на краю сада. Я проверил – следы остались, причем не одной твари, а как минимум трех. И размер приличный. Побольше кавказкой овчарки. За обедом, который нам подала старенькая хозяйка, говорили мало. Ксендз, несмотря на рекомендации Казимера, после того, как я не присоединился к молитве, посматривал на меня искоса. Не знаю, что он про меня подумал. Может, принял за нечистую силу, которая пришла усмирять своих слуг, или еще что-нибудь не менее лестное. Мне все равно, в дружбу не набиваюсь. Наше дело солдатское, от забора и до обеда…

Как удалось выяснить, все началось около месяца назад с появлением нового соседа. Среди жителей поползли нехорошие слухи про человека, который купил в здешних местах два участка. Один в городке, а второй – в двадцати километрах севернее. Заброшенный хутор в лесу. После упоминания слова «хутор» я даже поморщился. Мне эта деревенская экзотика порядком надоела. Хотя оно и верно – где еще скрыться от посторонних глаз современной Нежити, если она не при чинах… Нечисть рангом покрупнее не скрывается, она, наоборот, всегда на людях, в телевизоре мелькает, политиканствует. Главное – на тех не поохотишься, они в ответ такую облаву устроят, небо с овчинку покажется. Заповедник, твою мать…

Ладно, что-то я отвлекся от наших дел. После приобретения этих двух участков человек начал обустраиваться. Дело, в общем, ненаказуемое, даже похвальное, если учесть постепенное вымирание сельской местности. Но тут и начались непонятки. Поначалу все ремонтные работы производили местные. Потом им на смену приехали другие, которые перестали пускать жителей даже на порог. Новые рабочие были неразговорчивы, нелюдимы и, что самое главное, любили начинать работу ближе к вечеру и стучали молотками чуть ли не до двух часов ночи. На замечания соседей новый хозяин лишь пожимал плечами. Что происходило на хуторе, можно было только догадываться, но, по словам вездесущей ребятни, отправившейся посмотреть – там даже тяжелая техника была, – вроде экскаватора. Больше разузнать не удалось, детей прогнали прочь, обещая спустить собак, если попытаются приблизиться к дому.

Спустя некоторое время новый сосед начал устраивать вечеринки, особенно привлекая молодежь от шестнадцати и старше. Отмечал разные праздники. Словно присматривался к гостям, выбирая нужных ему людей…

В этот момент ксендз посмотрел на часы и, извинившись за прерванный рассказ, ушел. По его словам – навестить одну из прихожанок, которая находилась в тяжелом состоянии. Когда он хлопнул дверью, мы с Казимерасом вышли в сад, уселись на скамейку и закурили. Я давно заметил, что когда святой отец напряженно думает, то хватает сигарету, не глядя. А раньше все бурчал, мол не курю, не курю…

– Ну что думаешь? – поинтересовался он.

– Если бы не собаки, то решил бы попросту – или наркотики, или педофилы. Или одно и другое вместе. Последнее время у нас этих тварей много развелось.

– А учитывая собак?

– Черт знает, – пожав плечами, ответил я. – На правах версии – твоего ксендза подсадили на наркоту. После дозы он не только собак – мышей начнет бояться. Испугался, придумал незатейливую историю, прикормил собачек, чтобы те наследили у забора и позвал тебя, как спасителя. Признаться в грехе боится, вот и лепит. Вспомни оборотня – тоже на соседа грешил. Если окажусь прав, буду сильно разочарован – измельчал народ, никакой фантазии…

– Несмотря на твое разочарование, буду только рад, – сказал Казимерас, – не хочется мне воевать. Будет намного проще, если эта версия подтвердится. Ксендза увезу в клинику на лечение. Торговца сдадим полиции. И никакого риска…

– Логично, – согласился я.

Вернувшийся через полчаса ксендз принес из дома стул, уселся напротив и продолжил рассказ. Пока он рассказывал, я пытался найти какие-то признаки наркомании. Черт знает, не похож этот ксенженька на такого. Поминутно оглядываясь, он нам поведал, что после нескольких таких вечеринок среди некоторой части молодежи заметили нездоровую тягу к дьявольщине и богохульству. Эти юноши, и без того не самого кроткого нрава, отказывались ходить в церковь, и главное, начали вовлекать других молодых людей.

– Сатанисты? – поморщившись, спросил я.

Не хватало еще время на эту мелочь тратить. Тут лечение простое – выдрать несколько раз ремнем, и дурь из головы вылетает на раз. Правда, пороть надо умеючи. Говорят, «березовая каша» хорошо помогает. Как оказалось, не все так просто. Несколько раз, жители окрестных хуторов замечали дорогие машины, которые по пятницам направлялись к хутору, оставаясь там до воскресенья. Конечно, этому можно найти логическое объяснение – мол, собирается народ по пятницам на природе, попить водки и повеселиться. При большом желании можно придумать еще версии, но сомневаюсь я в этих пикниках на свежем воздухе. Ксендз рассказал, что попытался поговорить с новым соседом, но тот только высмеял эти «бабьи разговоры». Через некоторое время в деревне пропала одна девушка, причем самые активные поиски ни к чему не привели. Ксендз на этот раз открыто обвинил нового жителя, назвав его дом рассадником нечистой силы.

– Вы это сделали прилюдно, во время церковной службы? – поинтересовался Казимерас.

– Да, – ответил ксендз, гордо подняв голову, – я поступил так, как велит мне совесть.

Казимерас ничего не ответил, только головой покачал. Хм… Интересно, а что за косяк упорол ксендз? Подумаешь, что-нибудь ляпнул во время проповеди…

Дальше – больше. После этой службы к ксендзу пришел обвиненный сосед и пригрозил затравить собаками. В ответ святоша сказал, что собак отродясь не боялся. На эту реплику визитер лишь усмехнулся и пообещал, что: «этих собак испугается сам Иисус Христос, доведись им встретиться»… Не прошло и двух дней, как ксендз увидел свору этих ужасных псов. По его описанию, собаки были очень страшные. Когда ксендз начал описывать эти создания, он непроизвольно оглянулся и понизил голос. Как любят писать в детективах: «приметы в точности совпадали». Большая черная собака с горящими глазами, огромными когтями и клыками.

Ничего не скажешь, дела нельзя лучше! Во-первых, что бы ксендз ни говорил, меня интересует пропавшая девушка. То, что она не принадлежала к этой компании, а наоборот, была очень набожной, навевает разные нехорошие мысли. Да, вы правы – человеческие жертвоприношения и прочее, чем так любят заниматься доморощенные сатанисты. Во-вторых, если она была очень набожной, то (невзирая на современные нравы) вполне допускаю, что она была девственницей. Еще более привлекательный вариант для нечисти. Конечно, можно рассмотреть и другой – что ее похитили для продажи в турецкий бордель, но в таком случае это не самое плохое. Есть шанс найти живой…

– О чем мыслишь? – ко мне подошел Казимерас.

– Поверь, чем больше думаю, тем больше мне это не нравится. Где твой коллега?

– Ушел распорядиться насчет ужина.

– Хорошее дело, – кивнул я.

– Что делать будем?

– А черт его знает. Есть несколько мыслей, но они все какие-то неправильные…

– Рассказывай, – Казимерас облокотился на перила и вдохнул свежий вечерний воздух. – Осенью пахнет…

– Во-первых – хочу увидеть собак. Во-вторых – как ни крути, но здесь расстреливать этих призраков не будешь. Все же город, пусть и маленький. Устрой мы здесь перестрелку, это отзовется очень весомыми неприятностями. В-третьих – выманить их за город, в укромное местечко не получится; они повязаны на образ ксендза, мы для них интереса не представляем. Можно и ксендза взять, но маловероятно, что они последуют за нами.

– Почему ты так уверен?

– Вспомни, что было в документах, присланных кардиналом.

– Да, – кивнул Казимерас, – стайные твари, нападают на одиноких путников. Погоди, у тебя на пистолете есть глушитель, если не ошибаюсь.

– Есть, – согласился я. – А что толку? Ты следы видел? Там собачки не маленькие, чуть не с теленка ростом. Им сорок пятый – как слону дробина, пусть и серебряная.

– А что думаешь о пропавшей девушке?

– Распяли эту девушку давно на какой-нибудь пентаграмме. Так что шансов найти ее живой и невредимой практически нет, – подвел итог я.

– Что мне в тебе нравится, – усмехнулся Казимерас, – так это искренний «пессимизм».

– Лучше быть живым пессимистом, чем трупом, полным оптимизма. Да, и еще одна вещь не дает мне покоя. Хутор. Я последнее время эти лесные домики вообще недолюбливаю, а с такой предысторией – еще больше. Бить по площадям не выйдет, надо объекты в связке отрабатывать.

– Что ты имеешь в виду?

– Что имею, то и… сам понимаешь. Нам необходимо дождаться очередного сборища на хуторе, вечером провоцировать собак, подставив им ксендза, сидящего в одиночестве, валить в темпе вальса этих тварей и сразу выдвигаться на пленэр.

– Почему именно в такой последовательности? – поинтересовался Казимерас.

– Потому, что нельзя давить гадину наполовину. Если убьем только собак, то Некромант – если он там – придумает что-нибудь более изощренное, и ксендз все равно погибнет. Чтобы спасти и его, и поселян с поселянками, надо зачищать всех. Начисто, без сантиментов и соплей.

– А почему сразу не отправиться на хутор?

– Хочешь, чтобы Некромант призвал собак на подмогу? Будет чем заняться и без них.

– Ну да, в общем ты прав, – кивнул он.

– Сам посуди, – я повернулся к ксендзу, – вечеринки в городке – это так, безобидная игра в крысу, как говаривал Остап Ибрагимович. Здесь подбирают только будущих слуг. То, что происходит на хуторе, гораздо серьезнее; там собираются люди повыше рангом и посильнее. Имею в виду магические знания, – уточнил я.

– Может позвонить монсеньору? – спросил Казимерас.

– Помощи попросишь? – я покосился на ксендза.

– Нет, для начала – совета. Не думаю, что он будет так любезен и сразу пришлет своих Ватиканских волкодавов.

– Кастелли прав, – кивнул я. – Ведь мы не давали своего согласия на сотрудничество. С чего бы ему помогать? Из любви к искусству?

– Думаю, при необходимости он не откажет в помощи. Но просить без твердой уверенности, что это не пустышка, рожденная в воспаленном мозгу моего коллеги, будет неправильно.

– Дело говоришь, – согласился я, – хороший совет нам не помешает. Позвони, лишним не будет. Только завтра утром, а не сегодня. Я, пожалуй, тоже позвоню одному «специалисту» по Нежити Британских островов. Слушай, давай дождемся вечера и попросим твоего коллегу посидеть на веранде. Вместо живца. Очень хочу этих собачек рассмотреть. Вдумчиво и внимательно…

– Твою богомать, – вырвалось у него. Он несколько секунд подумал, подняв глаза к небу, и все же добавил: – Господи, прости меня грешного.

– Скажи мне, святой отец, – спросил я, состроив невинное выражение лица, – очень интересно, за что ты постоянно извиняешься? За богохульство или за то, что в данном случае собираешься своего коллегу выставить приманкой?

– Сказал бы я тебе, – пробурчал Казимерас.

– Понял, уже ушел…

Я и правда ушел. В комнату. Выбрал из сумки Глок и три снаряженных серебряными пулями магазина. Надеюсь, стрелять сегодня не придется, но подготовиться не мешает. Из потайного отделения рюкзака выбрал запасной ствол, глушитель и стилет. Расчехлил и зарядил дробовик для Казимераса. Надо будет предупредить, чтобы в случае чего не надумал им пользоваться вместо дубины, как в прошлый раз. Эдак дробовиков не напасешься. Привел оружие в боевую готовность и спустился вниз. Война, как говорится, войной, а обед по расписанию.

Около десяти часов вечера побледневший ксендз вынес плетеное кресло на веранду и уселся лицом к саду. Даже отсюда я вижу, как дрожат его руки, лежащие на подлокотнике. Я понимаю, что мы поступаем некрасиво, но что прикажете мне делать? Иначе эти твари не появятся; это вам не простые шавки, им обманку не подсунешь…

Казимераса, несмотря на протесты, я отправил в противоположную часть дома. Если он останется здесь, Баргесты не придут. Эти твари не просто умные – они хитрые, и чутье у них – дай Бог каждому! Я устроился в комнате, у входа на веранду. Уселся на стул и положил на колени пистолет с навинченной трубой глушителя. Несколько раз глубоко вздохнул и постарался полностью расслабиться – как тогда, когда подкарауливал ведьму во дворе бильярдного клуба. Это трудно – полностью закрыться в себе, оставляя в рабочем состоянии только зрение и слух. Так или иначе, но на любой шорох мы реагируем мыслями, которые выдадут наше присутствие с головой. Вот и приходится включать рефлексы, оставляя раздумья на потом. Поначалу жутко неудобно, но потом привыкаешь в этому состоянию. Ощущения? Словно выходишь из своего физического тела, охватывая все окружающее пространство сразу, накрывая огромной чашей осознания…

Медленно потекли минуты. Ксендз, сидящий на веранде, дополнял вечерние звуки легкой барабанной дробью, которую выстукивали его зубы. Не смейтесь, это правда! Понимаю, что на его месте я вел бы себя так же. Баргесты – это вам не стая одичавших собак, это гораздо серьезнее…

 

IV.

В ожидании проходит час. Ксендз, сидящий в кресле, уже не трясся – он скулил от страха, словно избитый пес. Терпи, святоша, терпи, если хочешь жить. Проходит еще несколько минут – и я понимаю, что неподалеку появляются чужие. Чуждые этому миру твари, вызванные злым гением неизвестного Мастера. Нет, я их не вижу – чувствую. Будто где-то рядом зарождается буря – все затихает, наступает оглушительная тишина и наваливается тоска… Смертная тоска, которая выбивает желание жить. Теперь я знаю, что это такое – когда люди, доведенные до этого состояния, уходят из жизни. Инстинкты самосохранения, заложенные в нас природой, идут к черту, когда душу тяжелой черной волной захлестывает вязкое чувство пустоты.

Если бы Баргесты пришли за мной, я бы, наверное, уже завыл от боли и бессилия. Вижу, как ксендз, сидящий в кресле, вдруг пытается встать. Это что за хрень?! Сказано же, что бы не происходило – не двигаться! Святой отец поднимается из кресла, преклоняет колени и, сложив молитвенно руки, начинает читать:

Et itemm venturus est cum gloria,

Iudicare vivos et mortuos,

Cuius regni non erit finis.

В сгустившихся сумерках, мелькают тени. Они приближаются, словно безудержный поток зла, готовый уничтожить любого, кто осмелится встать на их пути. Вот еще несколько теней, метнувшихся поблизости! Пора… Поднимаюсь и, сделав несколько шагов, оказываюсь рядом с ксендзом, творящим молитву.

Вот и псы пожаловали… Даже сейчас, когда рядом с жертвой они видят меня, их уже трудно остановить… Исчадие Ада… Размером с ирландского волкодава, но более мощные. Сильное тело покрыто длинной черной шерстью, с редкими серыми прядями, которые свисают по бокам клочьями, словно шрамы от удара охотничьим бичом. Передние лапы похожи на человеческие руки; когти длинные, от одного их вида по телу пробегает дрожь. Все это венчает косматая голова с обрывками ушей и горящими глазами, которые светятся холодным злым огнем. Длинная нижняя челюсть, плотно усаженная острыми клыками. Их четверо. Посланники смерти. Одна собака стоит метрах в десяти перед верандой и щелкает зубами, скаля страшные челюсти. Злобно мотнув головой, пригибается к земле, будто примеряясь перед броском. Еще три тени держатся за ее спиной, бесшумно перемещаясь позади своего вожака.

– Пр-р-рочь, тв-в-вар-р-рь! – я закрываю собой ксендза.

Сердце бешеными ударами разгоняет по моим жилам кровь, наполненную до отказа адреналином и яростью…

Меня здесь нет…

Есть зверь…

Такой же, как и они…

Нежить…

Где-то в глубине груди рождается хрип, переходящий в рычание. Еще мгновение – и я оскаливаюсь, словно зажатый в угол зверь… Наверное, так поступали наши предки, вступая в схватку за право жить. Глаза в глаза… Мир рухнул в бездну, оставив вокруг нас пустоту и этот маленький клочок земли… Арена… Рычание наполняет мое тело дьявольской злобой и ненавистью. Еще секунда – и сам брошусь вперед, чтобы перегрызть глотку этой никчемной сявке, рискнувшей явиться на мою территорию Охоты! Уничтожу, тварь! Я помню вкус твоей крови, Баргест! Прочь…

И она дрогнула… Не сделав и шага назад, не двинувшись с места. Но я уже твердо знаю, что исход этой схватки ясен. Уверен. Потому что нет силы, способной меня остановить. Баргест еще рычит, но что мне твой писк, щенок! Ты сейчас уйдешь, трусливо поджимая свой куцый хвост. Прочь, мразь! Здесь я хозяин! Это моя территория! Моя Охота! На таких, как ты…

И эти твари словно растворяются в породившей их Тьме. Сначала я перестаю чувствовать бродящих поодаль псов, а потом вижу, как Баргест, стоящий напротив меня, начинает меняться. Он расползается на моих глазах, словно черный дым; клочья относит в сторону, где они исчезают окончательно… Твар-р-ри…

Я вижу, как возвращаются в мир звуки. Я слышу, как возвращаются в мир краски. Мне кажется, чувствую каждый лист, шелестящий от дуновения вечернего ветра, напоенного осенними запахами. И финальным аккордом доносятся слова ксендза: Et expecto resurrectionem mortuorum, et vitam venturi saeculi. Amen…

– Amen… – вслед за ним повторяю я и проваливаюсь во тьму.

Вместе с сознанием приходит рассвет. Сквозь серую мглу возникают образы собак, обжигая меня болью. Неужели я такая же Нежить, как и они? Нет, только не это, Господи! Я встаю и подхожу к окну. Городок плотно покрыт утренним туманом. По щеке сбегает капля пота. Да, нелегко вчера пришлось… Опираюсь на стоящий рядом стол, на котором лежит Библия. Хорошая бумага, дорогой кожаный переплет. Я даже усмехаюсь, вспоминая строки из этого творения, полного ошибок и лжи. Тяжело стоять. Опускаюсь на стул и, подперев голову руками, вспоминаю вчерашний вечер. В доме тихо, словно он вымер. Это не так. Я знаю, что все хорошо. Сегодня хорошо. А завтра? А что меня ждет в конце? Где правда и где ложь? Где истина? Господи, я никогда не верил, что ты есть, но сейчас прошу тебя об одном – дай мне силы пройти весь скорбный путь с честью…

Спускаюсь в гостиную, где за столом в гордом одиночестве сидит Казимерас. Увидев меня, он улыбается и кивает на стул. Да, плотный завтрак сейчас просто необходим – слишком много энергии вчера потратил.

– Садись, сейчас тебе омлет приготовлю, – говорит Казимерас и поднимается из-за стола. – Хозяйки нет, она ушла на рынок. Сколько тебе яиц?

– С ветчиной?

– Да.

– Тогда бей десяток.

– А тебе плохо не будет? – интересуется святой отец.

– Не переживай и не жадничай, – отмахиваюсь я, усаживаясь за стол. – Главное, ветчины побольше. И кофе…

Через полчаса, отслужив в костеле утреннюю службу, домой возвращается наш спасенный. Чувствуется, что он немного не в себе. Увидев меня за столом, застывает на пороге, словно бедный родственник, который нечаянно попал на торжественный прием к брату-миллионеру. Спокойно здороваюсь и возвращаюсь к завтраку. Омлет хорош, ветчина отменная. Что еще нужно человеку утром? Поговорить? Говорить мне с ним не о чем. После того, что он видел вчера, ему остается только одно – окончательно уверовать в мое бесовское происхождение. Черт с ним, не собираюсь его разубеждать. Пусть верит во что хочет.

Вечером этого же дня раскладываю свои вещи на кровати и не спеша начинаю переодеваться. Слегка мешковатая одежда темно-серого цвета – идеальный вариант для таких прогулок. Обуваю крепкие трэковые ботинки с невысоким берцем и несколько раз топаю, проверяя правильность шнуровки. Пристегиваю тренчиком Глок, и он, с мягким щелчком, уходит в пластиковую кобуру. Магазины – в паучеры, Кимбер – в оперативную кобуру, под левую руку. Что еще? Стилет? В ножны, пристегнутые вдоль пояса на спине. Последней накидываю легкую куртку и бросаю взгляд на комнату, словно пытаюсь найти забытую вещь. На самом деле здесь осталось гораздо больше – мое безверие. Невелика потеря. Нет, не скажу, что меня так сильно приложило, чтобы все бросить и рвануть замаливать грехи, но что-то в душе шевельнулось. Пока еще непонятное, даже для меня самого… Застегиваю на запястье браслет, найденный на озере, забрасываю сумку на плечо. Пора… Выхожу из комнаты и, аккуратно прикрыв за собой дверь, спускаюсь в холл. Внизу, у лестницы, меня уже ждет Казимерас. Собранный, подтянутый. Боец…

– Я готов.

– С Богом, – Казимерас внимательно посмотрел мне в глаза и неожиданно улыбнулся. – Я рад, что ты понял. Спасибо тебе.

– Какую вещь, святой отец? – не понял я. – За что спасибо?

– Мне показалось, что ты молился у себя в комнате. Сидя за столом. Я проходил мимо твоей комнаты, но ты не услышал. Не ожидал от тебя такого поступка, но видит Бог, мне было радостно это видеть. Это лучше, чем отбивать поклоны перед алтарем, даже не думая о искуплении грехов. Разве я не прав? – спросил Казимерас.

– Правы, святой отец. Но я не знаю молитв, поэтому, просто просил силы, чтобы пройти этот путь до конца.

– Это самое верное, Александр, – кивнул Казимерас и повторил, – самое верное. За это и благодарю. Настоящая вера не в молитвах, а в душе. Можно задам один вопрос?

– Конечно.

– Почему это чувство посетило именно сегодня? Ведь ты уже сталкивался в подобным? Что послужило причиной?

Я покачал головой.

– Не знаю.

– Главное ты понял, – кивнул Казимерас, – не важно, почему. Будем ждать Баргестов?

– Нет, – отвечаю я, – они больше не придут.

– Ты так в этом уверен? – интересуется ксендз.

– Я просто знаю. Где твой коллега?

– Он опять ушел. К соседке, которая хворает, – улыбается Казимерас. – Просил передать, что будет молиться за тебя.

– Ну, раз так, значит, пора…

До хутора добираемся без приключений. Перед тем, как въехать в лес, я немного шаманю над фарами машины. Отключаю все, кроме противотуманных, которые заклеиваю прозрачной синей пленкой. Светят плохо, но зато безопасно. Машину, не доезжая до опушки леса, загнали в густые кусты орешника. Перед нами небольшое поле, а за ним усадьба. Я выбираю небольшой дуб и осторожно забираюсь повыше, усевшись на одну из веток. Прекрасный открывается вид, век бы здесь сидел, словно Соловей-разбойник из сказки. Усадьба… Высокий, около двух метров, глухой забор окружает двор, захватывая кусок сада. Рядом с въездом – будка охранников. С наружной стороны, слева от ворот, камера видеонаблюдения. Если камеры есть и на территории, то совсем плохо. Вот еще одна, висит на фасаде дома, перекрывая хорошо освещенный парадный вход. Задний двор погружен во тьму, даже маленьких фонарей нет. Надеюсь, и камер тоже… Слева от дома – площадка, где сейчас стоит пять машин. Твою мать, сколько же народа в доме? Потрепанная Ауди на краю площадки, скорее всего, транспорт обслуги. Четыре… Хозяйская и три экипажа прибывших на сходку гостей? В лучшем случае внутри семь-восемь человек… Снаружи двое. Десять. Многовато для двоих, но для начала было бы неплохо просто посмотреть; может, там все чинно и благородно?

После визуального наблюдения мы разделились. Казимерас остался у кромки леса, а я неторопливо, словно сытый волк, потрусил в сторону хутора. Подбираюсь к усадьбе – и перстень дает о себе знать ощутимым теплом. Да, рядом Нежить, я не ошибся…

Добравшись до забора, приседаю в тени. Слышно, как рядом со мной, по ту сторону забора, проходит охранник. По краю забора скользнул луч фонарика. Ничего не скажешь, хорошо твари устроились – охрана по периметру бродит. Пусть их всего двое, считая того, что сидит у ворот, но все равно – обычные хутора так не охраняют. Дилетанты, но, чтобы поднять шум, хватит и таких. Если… Если не убрать их по-тихому. Внутри кольнуло – это обычные люди; но я гоню эту мысль прочь, словно переступаю порог, за которым нет ничего, кроме цели. Делать нечего; не тот расклад, нет у меня другого выхода.

Жду несколько минут, короткий рывок, и перелетаю через забор. Мягко приземляюсь на той стороне, быстрый взгляд вокруг – тихо. Прекрасно. Теперь, прячась в тени забора, идем в противоположном направлении от ворот. Охранник прогуливается не спеша, обходя периметр по часовой стрелке, причем, как мне кажется, за весь вечер ни разу не сменил направления. Придурок. За домом прячусь в тень, прижавшись вплотную к стене одного из сараев. Чтобы обойти периметр по кругу, у охранника уходит около пяти минут. Через несколько минут по забору мелькнул длинный росчерк света. Идет… Поравнялся со мной, остановился и опять осветил забор. Ну правильно – зачем оглядываться и саму территорию осматривать, если здесь ходишь ты, весь из себя такой большой и грозный? У тебя даже дубинка есть, вон, висит на поясе. Делаю несколько осторожных шагов, сближаясь с ним, стараясь попасть в такт движению. Главное – не смотреть! Не смотреть прямо в спину – почувствует. Еще шаг… В этом деле самое главное – чтобы между первым контактом и смертью не было промежутка. Захват! Удар! Охранник дергается, но я держу крепко – не вырвешься. Несколько секунд – и тело обмякло. На мгновение замираю, словно ожидая окрика, яркого света – всего, чего угодно, что после убийства человека разом поставит точку. Нет, тихо… Даже ветер стих. Спасибо и на этом… Убираю в заросли сирени внезапно потяжелевшее тело… Вот здесь и лежи, тебе все равно без разницы… Теперь охранник на воротах. С ним получилось еще легче. Мордоворот сидел в небольшой будке, лицом к воротам, и лениво листал журнал с обнаженной дивой на обложке. Да здравствует сексуальная революция, мать вашу так! Выстрел, даже приглушенный, звучит неожиданно громко. Есть! Охранник вздрагивает и заваливается на стол. Оглядываюсь – тихо… Ну и слава Богу. Беру фонарик и трижды мигаю им в сторону леса. Вижу обратный отблеск. Пошла жара!

Через несколько минут рядом с воротами появляется Казимерас с дробовиком наперевес. Он немного запыхался – отвык бегать. Ничего, отдышись, святой отец – время терпит. А дом словно вымер. Несколько окон светятся, но тускло, будто ночник горит. Мы переглядываемся, и ксендз кивает на входную дверь. Пошли?

Нам повезло – дверь была не заперта. Правильно – зачем закрываться, если во дворе два дуболома… остывают. Небольшой холл, украшенный охотничьими трофеями (скорее всего, купленными), лестница наверх, две небольших комнаты по бокам – что-то вроде гардероба. У дальней стены тускло светит настенный светильник, освещая широкую лестницу, ведущую вниз, в цокольный этаж. Нам туда, в подвал. Снимаю с Глока глушитель и убираю в карман. Все, он больше не понадобится, теперь и шумнуть не грех. Ход довольно длинный – надо понимать, что помещение не в самом подвале, а выходит за пределы дома. Не зря сюда экскаваторы пригоняли… Построено на совесть – стены сложены из старинных кирпичей, которые привозят в Литву из окрестностей Кенигсберга. Доходный это бизнес – разбирать старинные немецкие особняки. Внизу замечаю небольшую площадку, где ход резко уходит направо. Оттуда доносится небольшой гул, словно там обосновался огромный пчелиный рой. Аккуратно заглядываю за угол – и чуть не вываливаюсь наружу, пораженный картиной, которая предстает перед моими глазами.

Зал словно сошел со страниц рыцарских романов. Квадратное помещение с высоким сводчатым потолком, который покоится на двух каменных колоннах. По стенам развешаны горящие факелы, придающие интерьеру что-то зловещее. Будто в прошлое дверь открыли. Посередине зала на небольшом возвышении – массивный круглый стол. Столешница черного мрамора покрыта по краям неизвестными мне знаками, но я чувствую силу, которую они в себе скрывают.

Вокруг него, взявшись за руки, стоит Нежить. Здесь есть и мужчины, и женщины. Склонив головы, они смотрят в центр стола, где лежит обнаженная девушка. Из ран на ее горле тоненькими струйками бежит кровь, стекая в поставленные по краям чаши. Неподалеку, у одной из стен, высокий столик. На нем небольшая стопка книг, одна из которых открыта на середине. Рядом – пожелтевший от времени человеческий череп со срезанным верхом. Судя по вставленным в него двум свечам, он служит подсвечником на этом «алтаре». Словно скалясь, я дергаю щекой и сбрасываю маску оцепенения перед этой картиной. В ответ один из Нежити, стоящий во главе стола, медленно поднимает голову. Эта плотная волна ненависти, исходящая от него, ощутимо толкает меня в грудь.

– Силен, – качаю головой я и поднимаю пистолет.

Выстрел! Ахнул сорок пятый, и первая серебряная пуля нашла свою цель, запечатав клеймом небытия Нечисть, поднявшую на меня темный провал лица. Он еще оседал на землю, когда другие, словно ожидая этого знака, рванули в стороны, собираясь в несколько групп. И я понимаю – шагну в зал, выстоять перед ними, при этом раскладе сил, шансов у меня нет.

Первыми, повинуясь знаку одного из мужчин, вперед бросается Нежить попроще. Послушные солдаты армии зла. Они даже в броске медлительны, будто понимают, что добраться до меня не получится. Делаю шаг назад, и несколько выстрелов сливаются в один – это подоспевший Казимерас разряжает дробовик в одного из них. Второго добиваю я, поймав в полете его размытый силуэт. К нам бросаются еще несколько. Много! Слишком много. Казимерас опустошает Бенелли, словно из пулемета стреляя по этим тварям, пока я меняю магазин.

– Прикрой! – он делает шаг за угол и начинает лихорадочно загонять патроны в ружье.

– Наверх! – кричу я между выстрелами, и мы начинаем отступать, вытягивая Нежить на лестницу, где у нас пусть и небольшое, но преимущество.

Между нами, словно черный вихрь, проносятся две тени, отбрасывая нас к стене. Дьявольщина, это что еще за песни?! Я не могу оглянуться, чтобы посмотреть наверх; Нежить напирает плотной волной, дай слабину – и все, сомнут. В полутьме выстрелы слепят, но я уже не целюсь – стреляю, чтобы сбить напор этой Нечисти. Грохнул Бенелли – успел все-таки зарядить.

– Прикрой! – кричу ему, срывая горло в бессмысленной попытке перекричать нескончаемый грохот выстрелов и опять перезаряжаю пистолет. Казимерас вдруг отлетает спиной назад, где на него сверху сваливается какая-то тень.

– С-с-с-ука! – шипит он, сбрасывая вниз на лестницу Нежить.

Подняться на ноги мы ей не дали, упокоив тварь в два ствола. Она, даже подыхая, царапает когтями деревянные ступени в бессильном желании добраться на нас. Хрен тебе в глотку! Хватаю Казимера под руку и тащу его вверх по лестнице. Дошли! Блин! Мы не успеваем развернуться навстречу прущей на нас Нежити, и мне на спину бросается один из них, хватая за горло крепкими пальцами. Чувствую его когти, которые впиваются в тело. Дьявол! Резко нагибаюсь и, не глядя, стреляю назад – туда, где слышу его тяжелое рычание. Выстрел! Еще! Хватка ослабевает, я вырываюсь из этого захвата и разворачиваюсь к нему лицом. Оборотень! Полный набор тварей! На любой вкус! Делаю еще два выстрела и резко ухожу в сторону. Удар – и меня, словно тряпичную куклу, швыряет в сторону, в угол, где пыхтит Казимерас, прижимая к стене еще одного оборотня. Ну силен мужик!

Позади меня поднимает руки мужчина. Ментальный удар? Откуда здесь взялся Ведьмак? Увернуться не получится, но опередить… Не глядя, стреляю несколько раз в его сторону – если не попаду, то хотя бы напугаю. Словно тяжелым обухом меня бьет в бедро, и я почти перестаю чувствовать правую ногу. Глок встал на затворную задержку, и я просто отбрасываю его сторону, позже перезарядим. Выхватываю Кимбер и, лежа, пробиваю двойку в корпус. Есть! Извернувшись, стреляю в оскаленную пасть оборотня, с которым сражается ксендз, но промахиваюсь. Он неожиданно отбрасывает Казимера в сторону и прыгает на меня. Увернуться, даже откатиться в сторону, не успеваю. Чувствую еще один сильный удар в бедро. Выстрел! Упавший Казимерас всаживает ему в голову заряд картечи, разнося волчий оскал в клочья. Минус два! Не успеваю порадоваться, как на меня прыгает какое-то темное существо, сильно рванув за руку. В лицо брызжет кровь. Моя кровь, будь все проклято! Изворачиваюсь и бью эту тварь коленом куда-то в корпус, одновременно хватая из ножен стилет.

– Жри, п-п-адла! – будь оно проклято, мне из нее шубы не шить, шкуру можно и испортить! Через несколько мгновений оно отваливается в сторону, и я вижу, как у стены поднимается Казимерас. По его руке течет кровь, куртка на левом боку набухла от крови. Но, черт меня побери, он встает, не сводя глаз с лестницы. Удар! И ксендза швыряет на улицу, вышибая дверь. Вот это удар! Я вижу, как по лестнице не спеша поднимается еще один Ведьмак. Гос-с-споди да откуда же вас столько, твари?!

Он разводит в сторону руки, словно изображая крест… Ну вот и все… Сейчас он поднимет руки к небу и обрушит на меня последний, самый мощный удар. Этого мне уже не пережить. Даже не надеясь, я поднимаю Кимбер и за миг до удара нажимаю спусковой крючок. Есть! Пуля попадает куда-то в плечо, и его немного разворачивает. Выстрел! Еще! Он зашатался. Выстрел! Пистолет встал на затворную задержку. Все, я безоружен. Финиш. Ведьмак мертво покачнулся и все-таки рухнул! Рухнул, тварь!!!

Осматриваюсь вокруг… Тихо. По лестнице беззвучно расползаются змеи. Я выбрасываю пустой магазин и заменяю его полным. Рядом на полу лежит измазанный в чужой крови Глок. Пытаюсь подняться на ноги и вдруг вспоминаю про ксендза. Господи! Тело пронизывает боль, и я опять заваливаюсь на бок. Оставляя жирный кровавый мазок, хватаюсь за подоконник и наконец встаю. Пошатываясь, подхожу к дверям и вижу Казимера, который лежит у крыльца, неестественно подвернув под себя руку. Черт, только не это! Опускаюсь перед ним на колени и пытаюсь нащупать пульс – есть! Жив, слава Богу! Осматриваю раны – хреновые дела, если не сказать больше. Рваная рана на ноге, сильно порван левый бок. Рука? По-моему, перелом лучевой кости, но я в этом не специалист. Наскоро тампонирую рану на боку, перевязываю и, матерясь хриплым голосом, хромаю к сторожке, чтобы взять тот самый толстый эротический журнал – сойдет вместо шины. Когда уже заканчиваю бинтовать, ксендз наконец приходит в себя.

– Сашка?

– Да, это я. Молчи и ничего не говори.

– Потом можем и не успеть, – он морщится, – давай убираться отсюда.

– Позже поболтаем, не время сейчас, – сиплю я, срываясь в кашель.

– Трофеи не забудь!

– Какие в пи… в задницу трофеи?

– Книги… – ксендз уже шепчет, – их нельзя оставлять здесь…

– Дьявольщина! Заберу, не переживай! Сейчас, потерпи немного, перевязывать закончу и тронемся… Медиков надо вызывать, чтобы у трассы встретили.

Я хлопаю себя по карманам и достаю вместо телефона какие-то пластмассовые обломки. Вдребезги.

– Черт! – вырывается у меня. – Телефон есть?

Я аккуратно, чтобы его не потревожить, проверяю карманы. Есть телефон, но что с него толку – место здесь глухое, связи нет.

– С Винценцо свяжись, он поможет. Он… мне обязан.

– Сам свяжешься, когда вылезем отсюда. Трепись меньше! – бросаю я и, хватаясь руками за перила, иду назад, в дом. Черт бы побрал эти трофеи, книги и упокоенную Нежить вместе с усадьбой! Чувствую, как по бедру течет теплая кровь, оставляя за мной кровавые следы.

– Да, – вспоминаю я, – надо перевязаться. Потом… позже…

На ступенях лестницы и в зале ползают змеи, собираясь в центре, чтобы свернуться в непонятный плотный комок. Тьфу, какая гадость! Хватаю книги, разложенные на небольшом столике, который напоминает алтарь, и бросаю взгляд по сторонам. Жаль, нет у меня времени, чтобы сжечь это гнездо дотла. Вроде все? Все! Жаль, но девушке уже не помочь, я не умею оживлять мертвых…

– Потерпи еще несколько минут, – шепчу я ксендзу, словно он может меня услышать, и опять иду к сторожке. В кармане убитого мной охранника нахожу ключи от машины. Подгоняю потрепанную Ауди поближе к стене, раскладываю сиденье и, рыча от напряжения и боли, загружаю ксендза. Наскоро перетягиваю плотной повязкой свою рану на бедре и падаю за руль.

– Терпи, браток!

 

V.

Перед закрытыми воротами я не притормозил, они даже на вид были хлипкие – снес и не почувствовал, только обломки досок по сторонам мелькнули. Барабанной дробью застучали по днищу мелкие камешки, и я вырвался на проселочную дорогу. Машина уверенно набирала скорость; слава Богу, здесь не было рытвин и колдобин. Впереди, за небольшим полем, которое сейчас покрыто плотным слоем тумана, темнел лес. Да, там будет похуже – дорога извилистая, покрытая глубокими ухабами и корнями деревьев, которые выпячивались из земли, словно вены на руке старика.

Я гнал по лесной дороге, срываясь в глубокие заносы, и молился всем богам сразу, чтобы на очередном вираже не улететь в канаву. Если бы не ямы, ехал бы быстрее, но утренний туман, будь он проклят, лежал рваными клочьями, и видно было чертовски плохо. Плевать на подвеску, но я боялся растрясти Казимера, который лежал на разложенном переднем сиденье и молчал. Лишь временами, когда он терял сознание, с его губ срывался невольный стон.

– Держись, Казис, еще немного осталось! Еще немножко потерпи! – я повторял эти слова, как молитву. – Скоро из лесу на трассу выскочим, а там вызовем навстречу скорую помощь и все будет пучком! Ты, главное, держись!

Перед глазами мелькнула знакомая развилка – сейчас направо, и до трассы останется меньше десяти километров. Не сбавляя скорости, я вошел в крутой поворот, едва удерживая машину на дороге, и, выходя из виража, вдавил педаль газа в пол.

– Держись, Казис, мало осталось!

– Тормози, Сашка, – чуть слышно сказал Казимерас.

– Некогда, святой отец, терпи!

– Тормози…

Я бросил взгляд на его осунувшееся лицо и понял – нет, не успею. Как бы ни спешил – не довезу. Богомать! Я затормозил у небольшой поляны.

– Ну что же ты, отче? – чуть не зарычал я. Спазмы перехватывали мне горло. – Скоро трасса, сейчас из леса выедем – вытащу тебя отсюда!

Он слабо качнул головой и прикрыл глаза.

– Нет… поздно… Не над… ехать… Давай хот… тот свет… без гонки… Помоги выбраться… тесно…

Я выбрался из машины и, сжав зубы от боли в ноге, с трудом вынес тяжелое тело ксендза на обочину. Трава была мокрая от росы, поэтому я сделал несколько шагов в лес, где аккуратно опустил его на землю, подложив под голову свернутую ветровку.

– Зачем ты так, ведь почти приехали!

– Не мельтеши, Шурка…

Будь все проклято! Господи, если ты есть! Что мне Вечность, махнем не глядя – Вечная Охота за его жизнь! Ну что же ты медлишь! Дьявольщина! Появись сейчас рядом со мной Люцифер, он бы совершил удачную сделку – я бы продал душу не раздумывая!

Наверное, так и должно быть. Настоящие бойцы уходят без реплик и напутственных слов. Мы живем не в голливудских фильмах, где герои говорят длинные прощальные речи, размазывая по лицу красную краску. Казимерас был настоящим воином, и уходил как настоящий мужик, без стонов. Только внимательно смотрел на меня своими умными глазами, словно пытаясь запомнить для той, следующей жизни. Нет, Казимерас, нам не суждено встретиться в других мирах. Мой путь заканчивается здесь, в Чистилище. Так он и угас, беззвучно – только рука, державшая меня за запястье, вдруг дрогнула и ослабла. Все-таки даже Смерть уважает таких храбрецов – прикоснувшись своим крылом, она не посмела обезобразить его лицо. Наоборот – оно разгладилось, стало умиротворенным и молодым, словно ксендз заранее знал свое время и сумел к этому подготовиться. Я аккуратно, словно боялся потревожить покой, накрыл ладонью лицо и закрыл ему глаза. Requiem aeternam dona ei, Domine…

Что я почувствовал? Гордость. Да, именно в этот момент я гордился своей судьбой, которая сделала такой подарок – пусть и на короткий срок, но подарила такого Друга. Он не раз смотрел смерти в лицо и сумел умереть так, как и положено настоящему Человеку. Дай Бог, чтобы, когда придет мой срок, я сумел бы уйти так же – найти в себе силы открыто взглянуть в бездну небытия. Горечь? Она придет позже, вместе с болью утраты. На лицо Казимера упала капля. Неужели дождь? Как некстати… Я склонился над телом, словно пытаясь прикрыть друга от непогоды, и вдруг запершило в горле – нет, это не дождь, всего лишь предательские слезы…

Через час я добрался до трассы и остановился на небольшой площадке, под знаком кемпинга. Тяжело вывалился из машины, оставляя на сиденье кровавое пятно. Повязка с бедра слезла. Черт с ним, не сдохну! Пошатываясь от слабости, достал из кармана куртки телефон ксендза и нашел номер телефона.

– Я слушаю…

– Монсеньор Кастелло?

– Александр? Что-нибудь случилось? – невозмутимый голос Винценцо вдруг неожиданно ожил, приобретая живые, человеческие краски эмоций.

– Да, – тихо ответил я, – Казимерас… он … погиб…

– Mio dio! Как это произошло?!!

– Разве это сейчас важно, монсеньор?

– Где вы сейчас находитесь? – было слышно, как он бросил в сторону короткую фразу на итальянском, – хотя бы приблизительно можете сказать? Александр! Не молчите! Вы меня слышите?!

– Да, слышу, – я привалился к машине и сполз на пыльную землю, – записывайте…

А над полем, лежащим неподалеку, неторопливо кружил белый аист – птица судьбы. Ты опоздал, пернатый предвестник счастья, опоздал… Меньше чем через час на площадку влетел небольшой микроавтобус, с тонировкой на стеклах и зелеными дипломатическими номерами. Вот и кавалерия подоспела, в лучших традициях всех времен и народов… Из него выскочили несколько человек, даже отдаленно не похожих на служителей церкви. Скорее на бойцов неизвестного спецподразделения в штатском. Значит, и у нас, в Литве, они есть, эти Ватиканские волкодавы…

– Алекс Айдаров?

– Да…

Начало октября выдалось необычайно теплым, словно природа, понимая, что вслед за этим придет слякоть и холод, щедро одаривала людей последними теплыми днями. С чем сравнить очарование осени? Наверное, лишь с прикосновением любимого человека, который проводит ладонью по твоей щеке. В ответ на эту частичку тепла ты закрываешь глаза, стараясь запомнить это чувство, и оно остается в душе навсегда – так же, как и это буйство красок и сумасшествие прощальных нарядов. Что может быть прекраснее, чем звонкий осенний воздух с его пряным ароматом? Это невозможно описать словами, разве что просто сказать – осень пришла. В парках огромным ковром лежат желтые листья и гуляют влюбленные парочки, ошалев от прозрачного воздуха. Собирают огромные букеты разноцветных кленовых листьев – будто символы своей молодости, любви и надежды.

Маленькие дети под присмотром родителей бегают по небольшим полянам Дубовой рощи. Для них в этой жизни все еще похоже на сказку, даже времена года. Взлетают к небу листья, подброшенные этими маленькими ручками, и счастливый смех разносится по парку, отзываясь нежностью в душах стариков, уютно расположившихся на лавочках. Даже морщины на лицах разглаживаются, наполняя души умиротворением.

Кто-то из древних сказал, что «осень прекрасна потому, что природа хочет донести до людей простую истину: смерть – лишь продолжение бытия». Да, ведь без осени не будет следующей весны – новой жизни.

Чуть дальше, по боковой аллее, чтобы не мешать гуляющим людям, носился молодой кобелек немецкой овчарки. Довольно крупный для своего возраста, с широкой грудной клеткой и крепкими ногами. С довольным выражением на морде он бегал по небольшой поляне, радуясь, как ребенок, этим шелестящим игрушкам – то зарывался в них носом, то падал на спину, разбрасывал листья по сторонам, не забывая краем глаза наблюдать за хозяином, стоящим неподалеку.

Да, этот охламон, устраивающий забеги по поляне – Бакс. Он подрос и превратился в неутомимого красавца. Это уже не тот пушистый комок, который помещался у меня на руках. Друг и Хранитель. Я поморщился – все-таки после последней «работы» нога болела. Чуть выше – и все, порвали бы мне живот, как Тузик грелку. Если бы… К сожалению, история не терпит сослагательных наклонений. Рана почти зажила, но хромал прилично. Не один раз я вспомнил добрым словом ирландцев, подаривших трость, на которую сейчас опирался. Надо передохнуть, иначе опять ночью придется болеутоляющие глотать. Я выбрал небольшой, нагретый солнцем пригорок, и присел на землю, привалившись спиной к дереву. Сейчас, посижу немного – и дальше пойдем. Медленно набил табаком трубку и с наслаждением закурил, наблюдая, как носится пес, оставляя за собой летящий шлейф из листьев, поднятых в воздух неукротимой энергией здорового тела.

Ароматный дым поднимался к небу, создавая глупые аналогии с храмом. Хотя почему глупые? Природа и есть храм, самый настоящий, без лживых богов и лишних слов, придуманных людьми для оправдания жестокости. Если бы люди вместо религиозного лицедейства искренне обращались к Богу – мир был бы намного лучше. В такие моменты мне трудно поверить, что все, окружающее нас – не более, чем Чистилище. Особенно сейчас, осенью. Наверное, золотая осень – это дар Богов за все людские беды и страдания. Кажется, закрой глаза, прислушайся к шелесту листьев – и природа отзовется торжественным хоралом, уносящим душу вверх, освобождающим ее от грехов, проклятий и тяжести потерь.

Вчера был разговор с Авгуром. Он неожиданно позвонил сам и попросил встретиться. После того, как мы вместе с погибшим Казимерасом устроили небольшой локальный конфликт, пытаясь добраться до Некроманта, виделись мы всего несколько раз, да и то мельком. Ну, раз позвонил – разве мне трудно? Разговор был тяжелым, причем больше для него, чем для меня. Он будто пытался вывести меня из себя, обвиняя в каких-то непонятных грехах. Смешной он, ей-Богу. Я слушал претензии, машинально кивая в ответ, а сам наблюдал за нескончаемым потоком людей, наводнивших городские улицы, словно актеры на сцене, играющие бессловесные роли.

– Саша, поверь, я желаю тебе только добра.

Петр выглядел немного странно. Хотя, нет, скорее встревоженно, но что мне до его тревог? Vanitas vanitum…

– Верю, Петр Васильевич, – я равнодушно кивнул в ответ, – охотно вам верю.

– Понимаю, что эти полгода были не самым лучшими в твоей жизни, но такова судьба, здесь уже ничего не поделаешь. Проблемы надо обсуждать, а не замыкаться в себе!

– Конечно. Я понимаю, – соглашаюсь с ним и аккуратно ставлю чашку на столик, – да и проблем у меня нет. Так, по мелочи, не более того. Вам показалось, право слово. На дворе осень, прекрасная пора. Покой души и тела.

– Убедительно, Саша! – он попытался съязвить, но, наверное, решил, что этого делать не стоит. – Очень убедительно! Если бы я прожил на этом свете немного меньше, то поверил бы тебе на слово. Но я стар и мудр, – он ткнул пальцем куда-то в небо и закончил, – и видеть такое выражение глаз мне приходилось не раз!

– Какое выражение? Вы сейчас о чем? – я отвлекся от женщины, которая со звонким стуком каблучков красиво продефилировала мимо нас. – Чьих глаз?

– Твоих глаз, Саша, твоих. Мне тяжело это говорить, но в них пустота, бездна. Даже людское безразличие таит в себе больше эмоций! Безразличие все же имеет окрас эмоций, это обычная слабость души. Но ты, черт побери! Когда я встретил тебя первый раз, в них была жизнь! Сейчас там нет ничего, даже шальной искры сумасбродства! Понимаю, что ремесло накладывает отпечаток, но ты стал таким…

– Каким?

– Равнодушным, черт меня возьми! – Авгур хлопнул ладонью по столу.

– Зря вы так шумите, Петр Васильевич. Люди начинают обращать на нас внимание, – я кивнул в сторону посетителей бара. – Зачем заставлять их прислушиваться к разговору? А вы, можно сказать, провоцируете на это. Вам оно надо?

– Такое ощущение, что ты смирился.

– С чем именно? – поинтересовался я.

– С судьбой.

– Стать смирным, покорным, смиренным. Нет, это скушно. Да и судьбы – они ведь разные бывают, – пожал плечами я, разглядывая прохожих на Лайсвес аллее. – Извините, но я правда не понимаю вашего возмущения. О чем вы говорите и что пытаетесь объяснить? У вас претензии ко мне как к Охотнику?

– Не к охотнику, а к человеку! – казалось, что еще немного – и Авгур начнет кричать, размахивать руками и проклинать все на свете. Столько в нем сейчас экспрессии, а к чему?

– Саша, я понимаю, ты потерял друга, – он помолчал несколько секунд, – это больно, но это жизнь… Казимерас ушел достойно; жаль, что он не из вашего рода, был бы прекрасный Охотник.

– Жаль? – я все же не выдержал и хрипло засмеялся. – Это скорее счастье, что он оказался обычным человеком. Он с честью прошел свой жизненный путь. Что же ты за Нежить такая, Петр Васильевич, что всех людей пытаешься загнать в рамки проклятия? Тебе не бывает страшно?

– Понимаю причину твоего взрыва, поэтому не обижаюсь, – покачал головой он, – потом сам же будешь извиняться.

– Надо будет – извинюсь, хребет не переломится. Ладно, к черту лирику, есть что-нибудь новое по работе, или вы меня сюда пригласили так, кофе попить?

– Про какую работу ты говоришь, Саша? В твоем состоянии и думать забудь!

– Неужели? Значит, займусь свободной охотой. Благо, Нежити на свете много, на мой век хватит, пожалуй, еще и останется. Как вы там говорили – «простой мусорщик, который убирает отходы, не более того». А раз так, отпуска нам не положены.

– Черт тебя возьми, ты что, совсем отморозком стал! – он чуть не схватил меня за руку, но, видно, раздумал. Правильно – не люблю, когда меня трогают.

– Успокойтесь, Петр Васильевич! Зря вы горячитесь, ей-Богу! И черта поминать не надо, не к добру это. Если все, то я, пожалуй, пойду.

– Раньше ты называл меня Авгуром, – покачал головой он.

– Раньше? – я пожал плечами. – Может… Не помню…

Я положил на столик несколько монет за кофе и, прихрамывая, ушел. Навстречу попалась женщина, которая просто светилась от удовольствия. Посмотрев на трость, которая не подходила по стилю к моей одежде, она попыталась усмехнуться, но, натолкнувшись на мой взгляд, испуганно дернулась в сторону. Словно от прокаженного.

Странный он, этот Петр Васильевич. Пытается решить проблему, которой на самом деле не существует. Так много слов – и ни одного по делу. Хотя, может, в чем-то он и прав. Раньше я бы, наверное, не спал ночами, думал о прошлом и переживал. Сейчас… А есть ли хоть капелька смысла в поиске среди всей пустоты мира? Это же смешно – искать кусочек рая в Чистилище. Глупо и бессмысленно. Людям иногда может показаться, что они обрели счастье. Может возникнуть такое чувство, не спорю. Правда, оно придет на короткий срок, с одной целью – чтобы немного позже человек еще острее почувствовал боль. А передышку нам дают, чтобы человек не смог привыкнуть к ударам, чтобы знал свое место в этом Аду. Знай свое место, тварь!

В руку уткнулся холодный нос Бакса. Мол – ты чего грустишь, хозяин? Гляди, какую я палку нашел! Пошли побегаем, смотри, какая погода прекрасная!

– Да, ты прав, Малыш, погода и правда прелесть, – я аккуратно вычистил пепел из трубки и убрал ее в карман ветровки.

Осень – это прекрасное время. Прогуливаясь, мы дошли до окраины парка, где на небольшой площадке оставил машину. Бакс, неугомонная душа, наверное, еще и не устал – носился вокруг меня кругами, мелькая между деревьями, словно черно-рыжая молния. Неожиданно раздался женский крик. Дьявол! По-моему, разыгравшийся Бакс кого-то нечаянно напугал. Этого мне еще не хватало для полного счастья! Прихрамывая, я поспешил к густым зарослям кустарника неизвестного вида. С узкими листьями, окрашенными в багрянец, словно кто-то выплеснул на куст банку красной краски.

– Бакс! Ко мне!

Пес метнулся навстречу, продираясь сквозь тонкие ветки. Подбежал со счастливым выражением морды и, высунув язык, уселся рядом, ожидая награду за быстрое выполнение команды.

– Умница, – я потрепал его по холке и дал кусочек твердого сыра. За сыр он был готов выполнить любую команду со скоростью ветра. – Обжора эдакий, ты кого там напугал?

Сразу за кустами на небольшом асфальтированном пятачке стояло несколько деревянных, потемневших от времени скамеек. Смотри ты мне – даже и не знал, что они здесь есть. На одной с испуганным выражением лица сидела молодая девушка, прижимая книжку к груди.

– Извините ради Бога, – сказал я, – Вас, наверное, напугал мой пес. Он, видите ли, совсем молодой, энергии много, а ума еще не набрал. Вы уж не сердитесь на него.

– Нет, ничего, просто это было так неожиданно, он так быстро выскочил из кустов, – девушка посмотрела на меня и вдруг слегка прищурилась, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Еще раз извините. Бакс, пошли домой, – я кивнул и повернул обратно к дорожке. Черт, рванул, называется! Сто процентов – рана кровоточить начнет, зараза эдакая. Прихрамывая сильнее обычного, я выбрался на тропинку.

– Давай-ка я тебя на поводок возьму, Малыш! Видишь, здесь люди гуляют, – я защелкнул карабин на его ошейнике и, тяжело опираясь на трость, прошел несколько десятков метров, но вдруг услышал, как меня окликнули.

– Подождите пожалуйста!

Я повернулся. Да, так и есть – меня догоняла та самая девушка с книжкой. Ее волосы, отливавшие янтарем, вспыхивали в лучах осеннего солнца, будто она был объята пламенем. Бакс увидел приближающегося человека и навострил уши. Правильно, Малыш, контролируй всех, мало ли что у нее на уме. Сейчас, наверное, нотацию начнет читать – за собаку без намордника. Послушаем, – я вздохнул, – по большому счету она права. Расслабился.

– Извините, но у вас на брюках кровь. У вас травма? Я могу вам чем-то помочь?

Да, так и есть – чуть выше набедренного кармана расплылось небольшое бурое пятно. Опять, наверное, повязка съехала, да я еще пробежался, вот и разбередил рану.

– Нет, спасибо, – я улыбнулся, – это мелочь. Доберусь до дома – перевяжу.

– Вы меня не помните? – она растерянно улыбнулась. – Какие вы забывчивые, больные…

– Больные? – я посмотрел на нее внимательно.

Ну да, конечно! Медичка, которая штопала мне спину после заварушки с оборотнем. Эка меня накрыло последнее время, если такую девушку не узнал. Как же ее звали, дай Бог памяти? Наташа? Точно, Наталья. Натали…

– Конечно, помню. Вы лечили мне спину и наказывали быстрее выздоравливать.

– Вижу, с тех пор вы умудрились получить еще одну травму? Она правда сильно кровит, давайте помогу!

Она cделала шаг навстречу, но Бакс, сидящий рядом со мной, натянул поводок и зарычал.

– Ой!

– Не бойтесь, он смирный и не кусается, – я потрепал по шее пса, – просто, когда на поводке, к людям относится настороженно. А рана – это так, мелочь, право слово, не стоит обращать на это внимание. Извините, Наташа, но нам на самом деле пора, – я кивнул и попытался уйти.

– Вы на меня тогда обиделись, наверное? – спросила девушка.

– Я? Помилуйте, за что же на вас обижаться? За то, что спину мне вылечили?

– Вы приглашали меня на ужин, отметить ваше спасение, но я отказалась, как мне кажется, в слишком грубой форме. Не обижайтесь, день был очень тяжелый…

– Да, я помню, на вас написала жалобу какая-то грымза в цветастой кофточке.

– Жалобы она пишет часто, на всех подряд. Такой уж человек, но понять ее можно. Одинокая женщина, вот и жалуется, чтобы привлечь к себе внимание окружающих.

– Обошлось?

– Конечно, – она кивнула, – обошлось…

– Ваш коллега был прав. Жалобы на докторов – это часть вашей нелегкой работы. Доктору передавайте привет и большое спасибо. Спину он мне заштопал качественно, даже шрамов почти не осталось. Правда, как его зовут, хоть убейте, не помню.

Девушка улыбнулась и кивнула.

– Алексей Менарис. Как только он вернется, обязательно передам. Он сейчас в Ираке, в служебной командировке, – она сделала небольшую паузу. – Ладно, не буду вам мешать. До свидания. – Она повернулась и пошла по аллее. А я? Стоял и молча смотрел ей вслед.

– Наташа! – я сделал несколько шагов вперед. Она обернулась и посмотрела на меня. – Наташа, а вы не согласитесь со мной пообедать, когда у вас будет свободное время? А то вы сейчас исчезнете, а я с этой клюшкой вас просто не догоню.

– Исчезать не обязательно, а вот выздоравливать желательно побыстрее.

– Все же отказываетесь? – усмехнулся я.

– Вы же знаете, где меня найти. До свидания, Александр, – она повернулась и пошла по аллее.

Дурак ты, Айдаров… Я потрепал пса по шее, и он благодарно прильнул к ноге, подняв на меня умные глаза.

– Ну что, Бакс, судя по выражению твоей морды, наши мнения совпали. Твой хозяин – толстокожий дурак. Ладно, пошли домой, – я посмотрел вслед удаляющейся женской фигурке и усмехнулся.

А может и нет, наоборот, прав – ne noceas, si juvare nоn рotes. Зачем портить жизнь этой очаровательной медичке? С моей судьбой все и так ясно – рано или поздно нарвусь по полной программе и прости-прощай – транзитный рейс с открытой датой на сто лет. Минуя следующие миры. А дальше, скорее всего, Вечная Охота. О`Фаррел был прав: Охотники – это изгои со слабой надеждой на упокоение.

 

VI.

Знаете, как лопается струна? С коротким неприятным звуком, острым, как стилет. После смерти отца Казимераса я понял, что из моей жизни ушел не просто Человек. Ушел Друг, забрав с собой остатки терпимости и милосердия к этому миру. Он умел осадить мою – может быть, слишком бурную – натуру. Мог несколькими словами заставить взглянуть на вещи под другим углом. Как бы это странно не прозвучало, но священник был для меня совестью. Его уверенность в победе человечности и милосердия заставляла думать и верить. Да, именно так, в прошедшем времени. Пришел день, и я стал свободным от этих мыслей. Остался холодный расчет: мир стал полигоном, где нет места жалости. Есть цель – вырваться из этого мира, полного Нежити. Любой ценой. Кануло в небытие то слабое чувство, из-за которого я впервые молился – перед тем, как идти в бой…

Стены давили, будто квартира превратилась в заброшенный склеп, полный теней и призраков. Можно сойти с ума, если горечь потерь возьмет верх над здравым рассудком. Даже звери это чувствовали и старались не докучать. К черту, надо разогнать эти мысли сырым воздухом ночных улиц! Это я и сделал, отправившись вечером в город. Зашел в какой-то бар, который подвернулся под руку, и заказал коньяку. Полутемное помещение, узкая стойка бара, и десяток столов, где расположилось несколько компаний. Выжимки человеческих эмоций, разогретых алкоголем и пороком.

Волен идти – куда хочу, волен жить – как хочу. Но в том-то все и дело, что идти мне некуда, и уже очень, очень давно. В голове бились какие-то мысли, картины, выкрики и стоны. Я мог тогда остановиться – и Казимерас остался бы жив. Но я этого не сделал, и его гибель легла несмываемым пятном на мою совесть. И те два охранника – тоже. Человеческая кровь – не вода, ее проливать намного тяжелее. Перед глазами мелькает темная стена леса, освещенная синим светом фар. Ненавижу леса! Они кажутся храмом, но на самом деле они – хранилище Нежити и других им подобных тварей. Упыри, Вурдалаки, Ведьмы и Ведьмаки… Вот один из них поднимает руки, готовясь меня убить. Ему не хватило секунды, чтобы ударить. Сдох, паскуда! Нет, за это надо выпить, ей-Богу! За свое второе день рождение. Второе? А сколько их было за всю историю? Четыре? Не много ли для одной души? Много. Даже слишком. Тогда, наверное, зря. Все зря… Сдохнуть было бы в радость – вцепившись в горло Нечисти, захлебываясь своей и чужой кровью. Прав был Франсуа Виньон…

Да что нам смерть! Я с ней давно знаком.

Здесь с нею дружен каждый пес.

Я к казни столько раз уж был приговорен,

И сотню раз зарезан в пьяных драках…

Ради чего существует Нежить? Неужели исключительно ради самого факта – творить зло? Но в этом нет смысла! Хотя… Можно подумать, что он есть в добродетели! «Все говорят – нет правды на земле. Но правды нет и выше!». Старик Сальери прав – там тоже нет. Ничего нет. Смысла, логики, жизни. Есть короткий путь от момента рождения до смерти. Неутешительный вывод, господа: бессмысленное существование в бессмысленном мире. Даже не мир, а свалка. Космическая помойка людских душ. Нет, серьезно – если уж здесь Чистилище, то в чем его смысл? В искуплении грехов? Бред собачий! Скорее в тонкостях и оттенках мучений, которые выпадают на долю человека. Словно это лаборатория, где неизвестные исследователи изучают предел человеческой выносливости, скрупулезно высчитывая порог боли. Чувства? Кому интересны чувства бомжа, который роется в мусорном баке? Никому. Так и Чистилище – никому нет дела до людей. Посоветуете обратиться к Библии? Зачем? Тратить время, чтобы найти скрытый смысл в этих лживых историях, лишенных элементарной логики? Тоже мне нашли бестселлер, мля, во веки веков…

Хотите загнать в угол любого священнослужителя? Спросите, как снимали после казни Христа с распятия. Послушайте его жалкое блеяние, основанное на фантазиях четырех евангелистов! Каждый из них будет ссылаться на Иосифа Аримафейского, но попробуйте догадаться, почему такую важную сцену не описали в деталях?! Не знаете? Подумайте, лишним не будет…

Можете еще вспомнить слова Иисуса: «Я послал Ангела Моего засвидетельствовать вам сие в церквах. Я есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя». Как вы сможете объяснить этот факт, сын божий называет себя «утренней звездой»? Да именно так называли Люцифера – светоносного ангела, который, со слов церковников, известен как Сатана? Чему же вы призываете поклоняться, служители церкви, мать вашу так?!

– Что-нибудь еще желаете?

Я поднимаю глаза и вижу бармена, который застыл по ту сторону стойки бара. Заметил, что бокал у меня сухой, как пустыня Сахара. А на пустую посуду он что? Правильно, реагирует, как собака Павлова. Рефлекс. Фас! Ату! Баргест, мля…

– Принеси всю бутылку и отвали. Апорт! – отмахнулся я. – И принеси заранее счет, чтобы больше ненужных рефлексов не возникало.

Халдей хотел недовольно скривиться, но вспомнил, сколько я уже выпил – ушел. Смотри ты мне, даже у него присутствует чувство собственного достоинства, которое он охотно засовывает в задницу, если клиент много пьет и щедро платит, не забывая оставить на чай. Кстати, я вроде еще и чай заказывал.

– Где чай, мля!

Ах, да… Стоит чашка, куда она денется. Остыл, правда, чаек. Хер с ним – коньяк не спирт, незачем его запивать. Передо мной на стойке возникает небольшой графин. Непонимающе поднимаю глаза на бармена.

– Это что за хрень?

– Мы не продаем бутылками, извините…

– Да? А нах он мне нужен, твой графин, если я заказывал бутылку?

«Не подаем, не приносим»… Хер с тобой, золотая рыбка. Коньяк скатывается в желудок и взрывается небольшим взрывом. Если бы все боеприпасы были из коньяка, проблем в мире было бы гораздо меньше. Коньячные снаряды и пивные бомбы. Мне так понравилась эта мысль, что я решаю за нее выпить. До дна… Ну и чтобы два раза не вставать – за отсутствующих здесь дам! Где-то в стороне слышу небольшой шум и поворачиваю голову. Звуки разбитой посуды перемешиваются с руганью и угрозами. Небольшая суматоха, в лучших традициях Дикого Запада. Несколько придурков не смогли поделить одну мутную телку и теперь держат друг друга за грудки, желая выяснить, чьи яйца круче. Жаль, здесь нет тотализатора – я бы поставил двадцатку на того парня с татуировкой в виде паука, ползущего по руке. К одной из сторон присоединяется группа поддержки в виде лысого урода с лицом, не обезображенным интеллектом. Ну, парни, так дело не пойдет, это не честно. Видит Бог, мне было лень поднимать свою задницу со стула, но арбитр элеганции им просто необходим, это видно невооруженным взглядом. Даже без звездочек…

Цель скоростная, низколетящая… Графин, отправленный в полет метров с десяти, аккуратно приземляется в голову одного из спорщиков, орошая его лысину коньяком и кровью. Я снайпер! Как пел Андрей Миронов: «Приятно в яблочко попасть, почти не целясь…» А еще говорят, что у выпивших координация плохая. Врут, падлы, и не краснеют! По-трезвому – сто процентов бы промазал. Парень удивленно дернулся и опустился на грязный пол, словно боксер, пропустивший нокаутирующий удар. Слабая нынче молодежь пошла; графин не хрустальный, обладающий солидным весом, а обычная стеклянная дешевка. Слабак!

От дальнего столика на передний край выходят еще двое и направляются в мою сторону, с явным намерением сделать мне больно. Расквитаться, значит, желаете? Доброе дело, задумали, доброе.

Ты думал смертью удивить? Я с нею дружен.

Но не берет – видать, и ей не нужен.

Так и болтаюсь между небом и землей

Да. Был. Рожден. Приговорен. Казнен.

И мне отмщение и аз воздам! Два? Нет, если быть точным, то две. Почему? Так кегли же, едрена мать. Я довольно усмехаюсь и отхожу в сторону от стойки, не обращая внимания на бармена, который схватился за телефон. Звони, дорогой, звони… Чего-то мне не хватает для полного и безоговорочного счастья. Точно – снарядов… Извинившись, я забираю два пивных бокала с соседнего столика, где расположились несколько мужиков. Один бокал улетает в цель, но меня невежливо дергают за плечо, и снаряд накрывает полку с бутылками, осыпав осколками бармена. Вот сука, такой бросок испортил!

– Чего? Куда я пиво понес? Н-на тебе твое пиво! – долго не думая, выплескиваю содержимое второго бокала ему в лицо. Тоже мне, любитель солода и хмеля! Хватит? Вдруг что-то взрывается в голове, и я отлетаю в сторону. Чувство, что приложили лопатой. Ну блин, так нечестно – бить сбоку! Смотри, как надо! Удар – и любитель фланговых эскапад отлетает в сторону, на соседний стол, обрушив по дороге одного из своих собутыльников. А вот и еще несколько желающих. Они уже дерутся между собой, но что это за междусобойчики такие, позвольте спросить? В коллектив, парни! Вламываюсь в эти боевые порядки и двумя короткими ударами успеваю вырубить одного из нападающих. Еще один? Н-на и тебе, Агнец Божий! Внезапно перед глазами вспыхивает огромная яркая вспышка, и я отключаюсь. Все, перерыв. Технический…

– Оклемался? – человек смотрел на меня с презрением, словно на нувориша, который изображает из себя принца крови.

– П-п-пшел нахер, тварь! – язык во рту ворочается, как колода, царапая небо, словно рашпилем. Блин, как плохо – мутит, во рту гадостно…

– Ну-ну… – покачал головой незнакомый собеседник.

– Пить дай! – пытаюсь поднять голову, но она отзывается такой сильной болью, что я опять опускаю ее на подушку. Какая вонь вокруг… Гадость. Идите вы все нахер, твари!

– Пить дай! – повторяю я, уткнувшись лицом в вонючую подушку.

– Встань и возьми сам, – слышу его голос, – у нищих слуг нету.

– Ах ты, падла…

С усилием сажусь на кровати и обвожу взглядом незнакомую комнату. Похоже на съемную квартиру – слишком все сухо и официально. Вроде бы стандартная для квартиры обстановка, но чувствуется, что здесь не живут, а проживают. Уюта нет. Блин, как голова болит… С трудом навожу резкость на сидящего в нескольких метрах от меня мужчину. Крупный мужик, в прошлом, наверное, или борец, или боксер – уши приплюснуты к черепу. Нет, скорее боксер – ему и нос ломали не раз. Широкие челюсти, бритый налысо череп. Тьфу ты, братва выпуска девяностых, мать их так. Хотя нет… Что-то в нем не так, не укладывается он в образ братка. Похер, потом подумаю.

Квартира, судя по планировке, однокомнатная. Хрущевка. Дьявольщина, каждое слово отзывается в голове такой болью, словно мозг стреляет мыслями по нервам. Я подношу к лицу руку – какого черта она забинтована? Левая? Тоже… Что это было, мля? И черт побери, откуда такая вонь? – я скривился и, посмотрев на мужика, устроившегося в кресле, пытаюсь плюнуть на пол, но слюны нет – язык непослушный, как бревно.

– Какого дьявола так воняет?

– Пока тебя здесь не было, не воняло! – отрезает он.

– Дать бы тебе в харю, да неохота чистые бинты пачкать, – огрызаюсь я.

Поднимаюсь и на дрожащих ногах иду к небольшому журнальному столику, где замечаю несколько бутылок минеральной воды. Скручиваю пластмассовую пробку и, обливаясь, жадно пью. Становится немного легче. Забираю с собой еще одну бутылку и, покосившись на мужика, возвращаюсь к кровати. Смятая простыня в каких-то бурых пятках, неподалеку стоит ведро с водой и швабра. Чистюли, едрена мать. Опускаюсь на кровать, брезгливо убрав в сторону тряпки. Господи, как воняет. Перегаром, грязным телом, потом и блевотиной. Высаживаю залпом остатки воды из бутылки и, отбросив ее на кровать, открываю вторую.

– Будь здоров, придурок! – салютую незнакомцу бутылкой, замечая, как он презрительно кривится, и, усмехнувшись, присасываюсь к бутылке.

– Не надоело еще?

– Пшл… нхрдм… – не отрываясь от горлышка, бурчу я.

– Что? – он, как мне кажется, начинает злиться.

– Пшел на хер, дуболом, – повторяю с гадкой ухмылкой и смотрю ему в глаза.

Да, именно так. Я, как говорится, «нарываюсь» на драку, хотя прекрасно понимаю, что эта гора мяса и мышц размажет меня по стенке, не напрягаясь. Так оно даже лучше – голова не будет трещать. «Мертвым все равно – они не кусаются» – как говорил один капитан из детской книжки. Или он был штурманом? Не помню, кем именно, но все равно он был дурак – не видел Нежить, которая рвет плоть так, что брызги крови разлетаются под потолок.

Нет, драться этот мужик не будет. Жаль – лучше уж сразу, чтобы не мучиться похмельем. Но что в нем не так, никак понять не могу. Странный он. И где я? Неужели меня украли, чтобы потребовать выкуп? Эта мысль вызывает такой идиотский приступ смеха, что я начинаю хихикать, будто деревенский дурачок, увидевший голую бабу на озере. Хотя какая, в задницу, разница – где я и что я? После воды начинает мутить – поморщившись, оглядываюсь на ведро.

– Не думай туда блевать! – предупреждает он.

– А хочешь, еще и в штаны наделаю, чтобы тебе убирать пришлось? – кривлюсь в усмешке и опять начинаю ржать, пока не захлебываюсь сухим кашлем.

– Наблюешь – пол твоей мордой вытру, – спокойно информирует надзиратель.

Знаете, что самое смешное? По-моему, он не шутит. Слишком харя у него добрая, даже застрелить охота. Тянусь к поясу. Пусто. Суки, все забрали! Подавив вздох, смотрю на его презрительную ухмылку и отвожу взгляд в сторону – идите вы нахер, господа! Поднимаюсь на ноги и, поморщившись, иду в коридор. О! Ванная комната есть. Она-то мне и нужна. За спиной слышу шаги и вижу охранника, занявшего позицию у двери. Серьезная у него служба – за писающим мужиком подглядывать.

– Ты случаем не пидор? – интересуюсь я, расстегивая джинсы. – Сразу должен заметить, что я – лесбиян. Несмотря на то, что вокруг много красивых мужиков, все равно смотрю исключительно на баб.

Молчит, гаденыш.

– Ты мне поссать спокойно дашь?

Ну вот, уже лучше – хоть немного отвернулся. Ну и ладно, хер с тобой. Дать бы тебе в морду, мужик не-знаю-как-тебя-зовут. Небольшое, висящее над раковиной зеркало отразило мое… мою харю. Да, иначе назвать трудно. Недельная щетина, под глазами синяки, на скуле – кровоподтек. Хорошо погулял, ничего не скажешь! Сейчас я понимаю, что эта вонь исходит именно от меня. Весело, господин Айдаров. Господин, мать твою так… Скорее уж Сашка. Да, Сашка Безымянный, чтобы древний род Айдаровых не позорить. Черт побери, как же башка трещит! Хмуро осматриваю ванную комнату. Чисто. Даже полотенце свежее висит. На небольшой полке лежит запечатанная зубная щетка, бритвенные принадлежности (в виде одноразовых станков) и какой-то гель для душа. Надеюсь, хватит, чтобы смыть грязь с моего тела…

– Но кто смоет грязь с МОЕЙ ДУШИ!!! – кричу я, срывая горло, и почти без замаха бью ребром ладони по раковине. Поднимаю глаза на зеркало и замечаю взгляд охранника. Что это вдруг? Мне показалось или в его глазах и правда жалость? Это чувство приводит меня в бешенство.

– Чего смотришь, мля?! Разбитой раковины не видел?!

– Давай-ка, залезай лучше в душ, парень, – говорит он. – Руку не поранил?

Руку? Я смотрю на осколки, потом медленно перевожу взгляд на руку. Нет, что ей сделается. Пропади все пропадом! Тупо начинаю раздеваться и слышу, как за спиной закрывается дверь. Ушел. И на этом спасибо. На мне какие-то грязные джинсы, порванная байковая рубашка, каких я сроду не носил, и тельняшка. Все грязное, вонючее, в каких-то пятнах. Противно…

Разматываю бинты на руках. Да, судя по сбитым костяшкам пальцев, кому-то сильно не повезло, мог и насмерть забить. Перстня нет. К черту, все к черту! Встаю под душ и яростно растираю тело мочалкой, стараясь не зацепить немного затянувшиеся раны. К старым добавилось несколько новых синяков. Если судить по их размерам, я падал с небоскреба, и не один раз, а как минимум дважды. Когда вылезаю из душа, на стоящей у двери небольшой, тумбочке замечаю пакет с одеждой. Все новое, даже с этикетками. В углу мешка – пухлый заклеенный конверт. Ну да, конечно. Как я умудрился не прое… не потерять эти вещи? Удивительно. Перстень, часы… Ключей от квартиры нет. Мля, там же звери одни! Хотя нет, Виля заходит каждое утро, знает, что могу неожиданно уехать. Сколько же я пил? Твою мать, как стыдно…

Когда я выхожу из ванны, замечаю движение на кухне. Смотри ты мне, какой у меня тюремщик заботливый – на столе большая кружка чая и миска печенья. Нет, про еду и подумать страшно – сразу мутить начинает. Осторожно пробую чай. Кладу еще четыре ложки. Рука подрагивает и сахар сыплется на стол. Пьянь подзаборная!

Мужик застыл у окна, неторопливо пуская дым в форточку, словно меня здесь и нет. Правильно, я и есть пустое место на этой земле. Кто он такой? А вообще какая мне разница? Говорить, да что там говорить, думать – и то не хочется. Вместе с первыми глотками сладкого чая понемногу начинаю вспоминать свои приключения. Конечно, не все. Скажем, большую часть…

Одним вечером меня сильно накрыло, и я, как мне кажется, пошел прогуляться по городу. Даже оружие, помнится, дома оставил. Или нет? Потерял? Ладно, позже выясним. Потом сидел на набережной, наблюдая за гуляющим народом, курил, в каком-то баре выпил коньяку. Потом еще и еще. Что было после этого – хоть убейте, не помню. Память – странная штука; – она умеет забывать именно то, что нам неприятно вспоминать. Эта стерва ничего не доносит до нас полностью – одни цветные обрывки, будто кадры из рекламного трейлера. Может, это и к лучшему – у меня нет желания помнить все. В жизни каждого человека есть много такого, о чем лучше забыть, иначе старость превратится в войну с призраками прошлых лет.

Какие-то девки в клубе? Покуролесил на славу, ничего не скажешь. Кадры, сцены и герои. Да, кстати о героях – я кого-то бил. Позже били меня, но, к сожалению, не добили. Неаккуратно сработали, дилетанты. Будет что вспомнить на пенсии, если доживу.

– Говорить уже можешь? – мужчина поворачивается ко мне.

– Могу…

– А думать? – он усмехнулся, и я вдруг понял, что в нем показалось странным. Слишком умные глаза – для простого дуболома. Темно-зеленого цвета, они явно чужие на этом грубом лице, которое больше похоже на гранитный обломок, слегка обтесанный временем. Для приличия, чтобы людей не пугать.

– С этим сложнее, – я покачал головой и поморщился. – Где я нахожусь?

– В небольшом городке неподалеку от Каунаса. «Им овладело беспокойство, охота к перемене мест, весьма мучительное свойство, немногих благородный крест», – процитировал он.

– Ладно, пей чай и одевайся. На тумбочке найдешь ключи от своей квартиры. Внизу будет ждать машина, с водителем, он отвезет тебя домой. За свое зверье можешь не беспокоиться – твоей соседке сказали, что ты уехал в срочную командировку.

– Кто вы такие?

– Пей чай, Айдаров, – вздохнул он, – позже поговорим.

– Когда это «позже»? – пытаюсь уточнить я.

– Будешь уходить – захлопни дверь, – он пропускает вопрос мимо ушей. – Не прощаюсь, еще увидимся.

Охранник (а если быть точным в определениях – нянька) докурил сигарету, аккуратно погасил окурок и убрал его в карманную пепельницу, громко щелкнув ее крышкой. Помолчал несколько минут, что-то внимательно разглядывая через окно, потом посмотрел на меня, усмехнулся и ушел, оставив наедине с чаем и мыслями. Надо сказать, что мысли были гадкие, как и настроение…

Дома – благодаря соседке – все было нормально. Звери присмотрены и накормлены. И оружие оказалось в сейфе; слава Богу, у меня хватило мозгов отправиться в город без него. Стыдно, мля, как стыдно… Забыв общество людей, я посмел забыть и про Друзей, поддавшись мерзкому чувству слабости. Слабак! Вилия, судя по ее взглядам, прекрасно поняла, в какой «командировке» я был. Конечно, ведь по моему внешнему виду можно предположить все, что угодно – только не ударный труд и путешествия. Ладно, надо заканчивать себя грызть и приниматься за работу. Хватит, отдохнул, черт побери! По горло. Досыта!

Звероподобная «нянька» так и не появился. Пропал, как в воду канул. Судя по всему, это был человек Кастелли, других вариантов у меня и не было. Тем более, что вскоре после похорон Казимераса на мой банковский счет упала небольшая сумма. Как я понял – это за книги, найденные в усадьбе, которые были переданы «мальчикам» Винченцо. Странно, оплаты за них я не ожидал; они прикрыли мне хвост, качественно зачистив территорию нашего последнего вояжа. Хотя, судя по полученной сумме, все в этой истории подсчитано. Это простая сдача после оплаты их услуг. Случай закончился на удивление тихо – наверное, Ватикан приложил усилия, чтобы у властей не возникло желания тщательно расследовать происшествие. Да и что там копать – скорее завалы разбирать. Да, усадьба, знаете ли, сгорела дотла. Такая вот незадача получилась. Неосторожное обращение с огнем во время распития спиртных напитков к добру не приводит.

Авгур тоже свое присутствие не обозначил – в извечной привычке наблюдать за развитием событий со стороны. Там, где не стреляют, не льется кровь и мясо подают в виде горячего на стол, а не разбрасывают мелкими клочьями по стенам. Черт с ним, у меня было чем заняться – я просто жил, если так можно назвать существование в постоянном напряжении. Тяжело это, господа – быть на взводе. Ежеминутно, ежесекундно ожидая неприятностей. Любых – от удара в спину ножом до пули, посланной издалека. Так и жил, большей частью просиживая дома и раскладывая сложный пасьянс из людей, ситуаций и эмоций.

Следующие два месяца прошли на удивление быстро. Я работал. Пахал, как проклятый, как раб на галерах, собирая любую информацию о разных странных случаях, которые происходили или происходят в Литве. Самые незначительные сплетни и разговоры тщательно проверялись. Я просиживал в архивах сутками, изучая различные источники, работал с документами и копался в Интернете. Запускал, через несколько прикормленных журналистов, газетные «утки», которые один раз даже вызвали неплохой скандал, закончившийся отставкой крупного чиновника. Мелочь, скажете вы? Да, но этот случай дал мне выход на небольшую секту. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Нет, я не рванул уничтожать этих сектантов, Боже упаси. Зачем? Они еще мне пригодятся в этой шахматной партии, которую я задумал.

Несколько раз я встречался с Сигитасом, осмотрел два дома, которые мне предложили. Один вариант отмел сразу, а вот другой – да, заинтересовал. Взял бы прямо сейчас, но хозяин в настоящее время трудился во славу капиталистического труда в Норвегии. Пришлось подождать до Рождества, благо оно не за горами. Подождем, куда мне торопиться? Кроме поиска дома, я попросил его еще об одной услуге – собрать дополнительную информацию о людях. Не задаром, конечно – за денюжку, причем весьма приличную. Кто в наше время задаром помогает? Правильно, это цветы можно помочь посадить, а все остальное – работа. Но это уже мелочи, признаки нашего века. Первый объект – юноша, который пытался продать в Риге холодное оружие. Второй – это… Пожалуй, нет, про эту персону промолчу, как гласит народная мудрость: «торопись медленно»…

 

VII.

– Что же вы решили? – спросил меня толстяк, прикрывая ладонью левое ухо. Да, погодка разыгралась не на шутку; пронизывающий ветер добирался до тела, несмотря на теплую куртку. – Дом хороший, как раз для небольшой семьи.

– У меня нет семьи, – отрезал я и, отвернувшись, продолжил осматривать двор.

Домик и правда выглядел неплохо. Построенный до «исторического материализма», то есть чуть раньше того периода, когда строители начали гнать халтуру, возводя картонные стены и пластмассовые крыши. Я, конечно, слегка утрирую, но поверьте – не так уж сильно. В последнее время строительный бизнес в Литве стал очень популярным, и занимались им все, кому не лень – от музыкантов до бандитов. Это не улучшило качество построенных за последние пять лет домов, скорее наоборот – возведенные на скорую руку строения (домами их можно назвать с большой натяжкой) добавляли нешуточных проблем новым жильцам. Здесь и плесень, неожиданно покрывающая стены, и протекающие трубы, и звукоизоляция, позволяющая услышать, как у соседа тараканы по кухне бегают.

С домом мне определенно повезло – человек его строил для себя, придирчиво проверяя качество работы. Участок небольшой, примерно восемнадцать соток, огорожен невысоким глухим забором. Половина участка – газон (в теплое время года конечно – сейчас здесь лежал снег) Вторая – сад с небольшой круглой беседкой, построенной в глубине участка. По левую строну – гараж, рассчитанный на две машины, и маленькая, покрытая фигурной плиткой, парковка для гостей. Рядом с воротами – двухметровая елка. Прекрасно – не надо будет на Новый Год дерево покупать. По периметру участка стоят фонари с круглыми шарами-плафонами белого цвета. Невысокие, где-то сантиметров пятьдесят. Как мне объяснили, они могут работать в двойном режиме: первый – по датчику, реагирующему на движение; второй – постоянное освещение участка. Удобная вещь.

Дом двухэтажный, стоит на фундаменте, облицованном диким камнем. Узкие щели подвальных окон, закрытые коваными решетками, неплохо вписывались в общий вид. Это хорошо, что есть подвальный этаж – одно из моих требований. В общем, дом, как говорили в старину – «в плепорцию». Небольшой, но и не маленький, хотя второй этаж можно считать лишь наполовину – нечто вроде мансарды, где разместились две спальни, небольшая детская и ванная комнаты. Одна из спален – с небольшим балконом, выходящим на внутренний двор. Оно и верно – вдруг я утром решу сигарету выкурить? В неглиже. Негоже на фасаде голым торсом сверкать. На первом этаже холл, совмещенный с кухней; комната с камином, подходящая для библиотеки; маленькая комната для гостей и еще одна ванная. Все это хорошо и прекрасно, но меня больше интересовал подвал. Нет, я не собирался там устраивать тюрьму для Нежити – скорее оружейную комнату. Подвал – то, что нужно; сухой, разделенный на три отсека, один из которых прекрасно подходил для задуманного. Входа с улицы сюда нет – лестница располагается в коридоре, у выхода во двор. Отопление автономное, так что городская теплоцентраль может умыться своими непомерными платежами за услуги.

Все это великолепие находится в небольшом старинном городишке Раудондварис (Красный двор), в десяти километрах от города. Носит статус деревни, но, извините, язык не поворачивается так назвать городище, которое известно с XIV века. Все-таки это старейшее место в округе. Неподалеку от него, на слиянии двух рек – Немана и Невежиса, на небольшом острове, который сейчас исчез под водой, находился замок Виргалис, разрушенный крестоносцами в 1362 году. Некоторые историки полагают, что гибель этого замка как раз и послужила причиной строительства нового, Каунасского замка. Вполне может быть, что это маленькая деревушка – колыбель нашего города, кто знает?

Здесь же находится двор, купленный в 1819 году знаменитым родом Тышкевичей. Как написано в одной из энциклопедий: «в Российской империи наибольшей известностью пользуется граф Константин Тышкевич, польский археолог, историк, географ, родившийся в 1806 году. Его брат Евстафий – персона хоть и менее известная, но основал археологический музей в Вильне, собрания которого легли в основу Национального музея Литвы»…

Ладно, вернемся в наши времена, к делам скорбным и заботам. Сигитас, приехавший вместе со мной, пока я разговаривал с продавцом, успел облазить весь дом, что-то помечая у себя в блокноте, и лишь спустя тридцать минут присоединился к нам.

– Что скажешь, технический гений?

– А что я могу сказать? – пожал плечами Сигитас. – Тебе здесь жить, тебе и решать. То, что в входит в мою компетенцию, на обратной дороге обрисую.

– Ясно, – кивнул я и повернулся к продавцу. – Думаю, что ответ дам в течение двух дней. Если он будет положительный, то в тот же день мы можем подписать договор, и вы получите аванс. Вас устроит такой вариант?

– Ну я не знаю, – он начал привычную песню, – за эти дни этот дом могут и купить. Им уже неоднократно интересовались, такие хорошие дома сейчас в цене.

– Интересоваться – еще не значит купить, – я прервал его словесный поток и повернул к воротам. – До скорого!

На обратной дороге Сигитас начал меня грузить всяческими техническими деталями и системой безопасности, которую можно установить в этом доме, но я его почти не слушал. Во-первых – в этих делах я ничего не понимаю; во-вторых – это его головная боль, за это он деньги и получает. Кроме всего этого, он передал мне небольшую папку с информацией, собранной по моей просьбе. У меня руки зачесались добраться до этих людей побыстрее. Нет, не убивать – для начала просто поговорить. А потом – не обессудьте, как карта ляжет. Мне еще предстоял разговор с Вилией, которой я хотел предложить место экономки. Для меня это было бы очень удобно. Зверье, при моих частых разъездах, не останется без присмотра, да и дом тоже. Зачем нехороших людей провоцировать на бессмысленные визиты? Сигнализация – это хорошо, но человек все же лучше. Если немного забежать вперед, то скажу коротко – договорился. Я оказался прав – дочка моей соседки, которая жила в Америке, сейчас сидит без работы, и ей сложновато помогать матери. Полностью Вилия переселяться ко мне не собиралась, но приезжать днем и помогать по хозяйству согласна, тем более, что машина у нее есть. Все складывалось как нельзя лучше. Жить в своем доме я ей, кстати, и не предлагал – слишком привык к одиночеству, чтобы терпеть присутствие чужого человека. «Дела – не надо лучше», – как говорила моя тезка из фильма «Гусарская баллада».

Утром я позвонил продавцу и дал свое согласие на оформление договора. Квартиру выставил на продажу, воспользовавшись услугами этого же агентства. Цену ломить не стал; время, как говорится, деньги, а их мне понадобится очень много – в доме даже мебели нет. Все эти расходы нанесут сильный удар по финансам, но, на худой конец, в запасе есть книга, найденная в погребе. Если будет совсем плохо, продам Ватикану. Не обеднеют. Тем более, что сами напросились. Да, я не оговорился. Через несколько дней был удостоен такой чести, как личный звонок его преосвященства, кардинала Кастелли.

– Добрый день!

– Добрый, монсеньор!

– Надеюсь, Александр, вы находитесь в добром здравии.

– Спасибо, ваше преосвященство, это на самом деле так. Я прекрасно себя чувствую.

– Отрадно слышать, что, несмотря на все испытания, выпавшие на вашу долю, вы нашли в себе силы продолжить начатое дело. Это признак твердого духа, и я рад, что не ошибся в своем первом впечатлении.

Вежлив кардинал, прямо сама любезность. Вроде и комплимент сделал, и одновременно намекнул на мой пьяный срыв двухмесячной давности. И тактично так, вежливо. Весь разговор передавать не буду. Во-первых – ничего интересного не прозвучало, а во-вторых – меня пригласили в Ватикан, так сказать, нанести дружеский визит. Я, когда это услышал, если честно, дара речи лишился. Что это за дела такие, что скромного Охотника за Нежитью приглашают в гости? Вот уж воистину – чудны дела твои, Господи. Если уж так карта легла, то и я затягивать не стал – упомянул про некую книгу, которая имеет счастье находиться в моей библиотеке. Когда кардинал услышал ее название, он замолчал и несколько секунд молчал. Потом справился с удивлением, уточнив количество частей. После того, как я еще раз подтвердил, что в книге присутствуют все три части, кардинал замолчал надолго. Его преосвященство молчало секунд десять, никак не меньше. Понимаю его изумление – сам, когда начал углубляться в эту тему, немного ошалел, узнав, что именно попало в мои руки. Знаменитая «Liber subtilitatum diversarum naturarum creaturarum», написанная в середине XII века Хильдегардой Бингенской, позже возведенной в ранг святой. Книга дошла до наших дней лишь в двух частях, то есть «Liber simplicis medicinae» и «Liber compositae medicinae». Третья часть, то есть «Liber medicabilis herbis», до сих пор существовала лишь в виде нескольких строчек. В одном из своих писем Хильдергарда упомянула, что она «с Божьей помощью закончила работу над третьей частью книги». Это письмо было адресовано Николасу Брейкспиру, он же Адриан IV. Кстати, единственный англичанин, который был главой Римской Католической церкви.

Весь последующий разговор был посвящен обсуждению некоторых деталей моей поездки. Для этой цели меня должны будут встретить местные представители и сопровождать в течение всего визита. Что касается книги, скажу одно – как я понял, голодная смерть в ближайшие несколько лет мне не грозит, да и на новоселье хватит. Даже еще и останется, чтобы арсенал обновить. Винченцо предупредил о человеке, который через несколько дней свяжется со мной, чтобы обсудить дату и саму процедуру. На мой вопрос, как этот человек подтвердит свои полномочия, монсеньор только усмехнулся и сказал, что мы с ним знакомы. Даже так? Мне кажется, я уже догадываюсь, кто будет этим посланником кардинала. Я оказался прав – через несколько дней мне позвонили, и смутно знакомый голос попросил о личной встрече, упомянув одну деталь из моего недавнего прошлого. Услышав эту фразу, я поморщился; но что было – то было, ничего не сделаешь. Подумаешь, раковину разбил…

Встретились мы неподалеку от Каунасской ратуши. Да, это именно тот самый мужчина, который в свое время нянчился с моим вусмерть пьяным телом. Надо отметить, что человек это очень непростой. В прошлую встречу у меня не было возможности рассмотреть его внимательно – здоровье не позволяло. А теперь -пожалуйста, смотри, сколько влезет. Во-первых, несмотря на свои крупные габариты, он двигался с необычайной легкостью. Во-вторых, сами движения были очень интересными. Создавалось впечатление, что он двигается с разной скоростью, причем окончание каждого движения смазано – нет возможности уследить когда заканчивается одно и начинается другое. Очень интересная техника. Представляю себе, что этот человек устраивает в тире… Да, этот не будет по-киношному с двух стволов стрелять и «маятник» раскачивать. Эти сказки здесь не работают, здесь все серьезно, по-взрослому. Такого завалить можно, только стреляя с упреждением; и то не факт, что завалишь – трудно предсказать следующее движение. Не хотел бы я с ним оказаться по разные стороны баррикад – умру и не замечу.

Кстати, мне показалось, что он здесь не один. Не понравились несколько человек, которых случайно срисовал неподалеку. В ответ на мою невольную усмешку мужчина удивленно приподнял бровь и кивнул, словно подтверждая мои предположения.

– Да, вы правы, Александр.

– Ваши люди?

– Да, – он опять кивнул, – бывают ситуации, при которых лучше перестраховаться.

– Бывают. Серьезный у вас подход к делам.

– Факты – вещь упрямая. Как показывает опыт, такие встречи часто заканчиваются не совсем так, как планируют стороны.

– Вы меня в чем-то подозреваете? – нахмурился я.

– Упаси Бог, Александр. Не вас, а некие силы, которые вполне могут спровоцировать действия, которые повлекут за собой неприятные последствия, как для нас, так и для вас. Вы понимаете меня?

– Понимаю, – согласился я. – Надеюсь, до этого дело не дойдет. Пойдемте, прогуляемся, – предложил я, – на месте стоять холодно, а в бар идти не хочется, там слишком много посторонних ушей.

Мы, не торопясь, пошли в сторону Kauno pilis (Каунасский замок), который находился неподалеку. Раньше я любил это место – символ города. Построенный на слиянии двух рек, Немана и Нерис, он служил верой и правдой, как опорный пункт обороны против Тевтонского ордена, взамен разрушенного замка Виргалис. По данным археологических исследований, он был построен в середине XIV века. Жаль… Жалко потому, что этот памятник истории в скором времени будет изуродован. Еще одна невинная жертва городских властей. Точнее, их жадности. Что я имею в виду? Планы по реставрации, господа, ни больше, ни меньше. Власти нашли прекрасный способ, как в очередной раз запустить лапу в государственную кассу. Ах да, извините, не в государственную, а в Евросоюзную. А не один ли хрен, у кого воровать? Вот и умрут эти красивые развалины, перестроенные по уродливому проекту, даже отдаленно не напоминающему средневековье. Противно. Погибнет символ города. Это будет называться модным словом «инсталляция», а ворье с мандатами городского самоуправления, с радостью разрежут еще одну алую ленточку, открывая туристам уродство…

Ладно, вернемся к нашим делам. Как мне объяснили, вариантов поездки было два. Первый – сажусь и лечу в Рим. Просто, но нежелательно. Мало ли кто меня пасет, зачем им знать о моих перемещениях, а тем более – цель поездки? Второй – я приезжаю в одну гостиницу, расположенную неподалеку от Вильнюса (двадцать километров по Рижской трассе) и исчезаю. Затем, по новому паспорту, который будет мне предоставлен, лечу с небольшими пересадками в … правильно, все дороги ведут в Рим. Кстати, паспорт, который мне предлагали, уже был готов. Даже посмотреть дали. Я, как его увидел, вообще замер. Вот уж не думал, что такой документ в руках подержать придется. Тем более с моей фотографией. Паспорт «Civitas Urbis Vaticanae», как его называют в документах. Паспорт подданных Ватикана. Конечно, на самом деле граждан Ватикана не существует, все они являются гражданами Святого престола. Документ внушительный, ничего не скажешь. Коричневая кожаная обложка с золотым тиснением, изображающим скрещенные ключи Святого Петра и старинную папскую тиару. Кстати, интересная деталь. Этот паспорт (а точнее, служебное удостоверение), имеет статус дипломатического, но в нем нет привычных слов, призывающих официальные лица «содействовать обладателю сего документа». Надо понимать, что подразумевается помощь самого Господа Бога, не иначе. Интересная деталь…

– Вы полагаете, так будет проще? – я кивнул на паспорт. – Простите, не знаю вашего имени.

– Мое имя вам ничего не скажет, – ответил он. – Да, монсеньор полагает, что с этими документами у нас будет меньше проблем с вашей поездкой. Тем более, вы везете с собой ценный груз. Вы полагаете иначе?

– Нет, – покачал головой я, – не знаток всех этих шпионских штучек, так что давать советы в данной ситуации не буду. Просто не приходилось сталкиваться с такими вещами, как использование поддельных документов.

– Этот документ настоящий, – довольно резко ответил он. – Кстати, позволю себе заметить, что если бы вы приняли предложение его преосвященства, то этот паспорт находился бы при вас постоянно. Это избавит вас от множества проблем, связанных с вашим делом.

Хм… Чем дальше в лес, тем партизаны толще. Кто этот человек, который позволяет себе давать такие советы? По идее, такое может озвучить только очень близкий к кардиналу человек. Это как-то не вписывается в картину обычного силовика, если учесть тот факт, что он со мной пьяным нянькался. Ну и дела…

– Давайте оставим этот разговор на будущее, – улыбнулся я. – Как и мой ответ, который я озвучу лично его преосвященству.

– Понимаю, – кивнул собеседник, – засим нам остается обсудить только дату отъезда.

Черт побери, где он так хорошо русский язык изучил? Словно на родном разговаривает! Кстати, Винченцо еще в первую встречу очень удивил своими познаниями в этом вопросе. Акцент, конечно, присутствует, но дьявольщина, как правильно говорит! Мне бы так итальянский знать.

– Ровно через неделю, в субботу. Вас устроит?

– Конечно, – он вернул мне улыбку, – тем более что причина у вас уважительная…

– Причина? – я сделал каменное лицо. – Что вы имеете в виду?

Не ответил, сделал вид, что рассматривает снегирей на ветках. Вот зараза! И про это уже знает? Ну ладно, черт с тобой – завидуй! Да, он прав – Айдаров влюбился. Глупо? Куда уж глупее – такое сумасбродство только в книжках бывает. Я существо приземленное, поэтому мне трудно описать чувства другими словами, нежели наваждение, нахлынувшее, словно вода в половодье. Тем более не верю ни в любовь с первого взгляда, ни со второго, ни даже с третьего. Вообще в нее не верю. С Натальей, той самой медичкой, которую испугал Бакс, я встретился случайно. Прогуливаясь по Лайсвес аллее, зашел в небольшой магазин, где на витрине тромбон соседствовал с кларнетом, и присмотрел чехол для скрипки-альта. Не знаю, что меня дернуло – я почему-то решил, что это идеальный чехол для небольшого арсенала. Идея немного заезженная на интернетных форумах и в фильмах, но тем не менее здравая. Вот здесь и столкнулся. Увидел и застыл, держа в руках футляр, словно пай-мальчик, собирающийся в музыкальную школу.

– Вы решили заняться музыкой, Александр? – ее голос звучал звонко, словно серебряный колокольчик. – Надеюсь, это менее травмоопасное занятие, чем спорт, после которого вы умудряетесь получать травмы. Рада видеть, что вы уже не хромаете, – она улыбнулась.

Нельзя. Нельзя вот так, без подготовки, смотреть в такие глаза – плохо может закончится. У меня времени для подготовки не было, и я пропал, проваливаясь в эти бездонные глаза, словно в омут. Я что-то прохрипел в ответ, выдираясь из этого плена, но вид у меня был растерянный; даже пожилая продавщица не скрывала улыбки, наблюдая за этой сценой. Нет, я не был в жизни сторонником аскетизма, и безгрешным монахом назвать меня трудно. Но тут другое. Ты не смотришь на эту женщину, как на цель или крепость, которую должен покорить; тут другое – видишь когда-то потерянную и вновь обретенную половину. Просто понимаешь, что вот так случилось, и иначе уже не будет. Она! Твоя. Не отдам. Слова вязнут на языке, застревают в груди. Смешно? Наверное, да, смешно. Но знаете, это уже не важно…

Не знаю, с чем сравнить прелесть этих свиданий. Может, с мелодичной, невероятно красивой и волнующей музыкой Поля Мориа? Я не скажу, чтобы мне хотелось летать, но крылья определенно не помешали бы. Весь мир становится цветным, будто в каждом движении вы слышите мелодию. Чистую музыку, звучащую посреди снега и морозов, словно весенняя капель. И плевать, что слякоть сменяется льдом – я бросал дела в надежде урвать несколько часов, которые мы проведем вместе. Оказалось, что можно просто гулять, взявшись за руки, как дети, и получать от этого удовольствие. Серьезно. Если бы мне кто-нибудь из знакомых рассказал подобную историю, я бы только посмеялся – в моем возрасте глупо терять голову. Хотя ради нее и голову потерять не жалко. Через несколько дней я пригласил Наталью вместе пообедать, а потом мы гуляли по улицам, разговаривая о каких-то мелочах – книгах, фильмах, людях. Я даже не помню, о чем именно. Мне, если признаться, это было совершенно не важно. Важнее было то, что она рядом со мной, что я могу видеть ее улыбку, ее глаза, ее щеки, румяные от легкого мороза. Было тепло и легко, так что хотелось воскликнуть, подобно Фаусту: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!»

Стоило дожить до седых волос, чтобы узнать еще одну тайну мироздания. Любовь начинается в тот момент, когда ты смотришь на человека без желания им обладать или властвовать, учить жить или изменить, а лишь с одной целью – смотреть, изумляясь каждую секунду от красоты человека, которая открывается перед вами, словно роза. И дело здесь не в физической привлекательности, нет. Здесь другое. Понять и объяснить нельзя, это можно только почувствовать… Дурак был Фрейд с его теорией сублимации.

– Дур-рак, – каркнул ворон, срываясь со столетнего дуба и смахнув росчерком крыльев лежащий на ветвях снег. Ворон – птица мудрая, зря кричать не станет.

Зимний вечер, аллея Дубовой рощи. Замерзшие деревья, накрытые снежными шапками. И фонари, в лучах которых искрятся падающие снежинки. Снег, уютно скрипящий под ногами, словно мелодия этой вечерней сказки. Кажется, еще чуть-чуть – и за поворотом мы увидим небольшую заснеженную избушку, укутанную сугробами, словно белой пушистой шубой. Эдакие снежные бастионы, которые скроют от людских глаз. Уютное место для двоих. Там обязательно будут потрескивать дрова в камине, на грубом деревенском столе будет стоять незамысловатый ужин и покрытая пылью и паутиной бутылка красного вина. Нет, избушки за поворотом мы не увидели; да и черт с ней – придет время, и она обязательно появится.

– Саша, а ты умеешь танцевать?

– Нет, – пожал плечами я, – наверное, нет. Точнее, забыл, как это…

– Давай научу.

– Прямо здесь и сейчас? – оглянулся я.

– А тебе не хватает зрителей?

– Музыки не хватает…

– Ты разве ее не слышишь? – она подошла ко мне и посмотрела в глаза. – Прислушайся.

Я даже улыбнулся. Эта маленькая женщина умела делать чудеса. Пусть они остаются только в нашем воображении, то я услышал эту мелодию. В ней переплетались звуки этого вечера, создавая неповторимую симфонию зимы.

– Наташка, ты колдунья!

– А может, я ведьма? – она хитро посмотрела на меня и вдруг совершенно по– детски крутанулась на месте, разметав копну волос по сторонам. – Не веришь? – Наталья словно обиженный ребенок притопнула ножкой. – Возьму и заколдую!

У меня словно кость в горле застряла, перехватывая дыхание. Господи, девочка, не надо так шутить! Но перстень был спокоен, и я медленно выдохнул, словно боялся разбудить эту страшную силу, созданную неизвестным мастером.

– Ведьма, говоришь, – я тыльной стороной ладони дотронулся до своей щеки, словно пряча улыбку. Надо же, даже холодный пот прошиб! – Нет, не надо быть ведьмой. Ты и так очаровательна.

– Врешь, конечно, но все равно слушать приятно.

– Конечно, вру, – я заставил себя улыбнуться, – как же иначе?

– Ах, так! Значит, признаешься, что врешь!

– Признаю! – засмеялся я и поднял ладони вверх. – Сдаюсь!

– Вот сейчас точно наколдую, чтобы никогда не смел этого делать! Никогда, слышишь…

Она подошла ко мне и посмотрела в глаза. Эти глаза, всегда чуть насмешливо смотрящие на мир, вдруг стали серьезными, и все вокруг нас исчезло, словно растворилось в ее взгляде. Господи, скажи мне сейчас – умри, ведь, даже не подумав, встану навстречу пуле. Даже сердце стучало медленно, будто боясь оборвать тонкую нить, связавшую наши души. Навсегда…

– Приворожу, – тихо прошептала она.

– Попробуй, – ответил я…

 

VIII.

Интересно, а туристы, нагруженные путеводителями и фотокамерами, знают, что находится у них под ногами, когда они гуляют по двору «Cortile della Pigna»? Вряд ли. А под ними – секретный архив Ватикана; можно сказать, подземный город, если прикинуть его размеры. Масштабы хранилища поражают: протяженность всех стеллажей – около ста километров. Представьте, какое это количество книг и документов. Впечатляет? А вот туристам до этих подробностей нет никакого дела, и это, наверное, правильно. Они сверкают вспышками фотокамер, позируя на фоне памятников, сверяются с Бедекерами и картами. Бесспорно, здесь есть на что посмотреть. Задуматься тоже, если настроение способствует. Особенно если подойти к одной весьма странной композиции, установленной в самом центре площади. «Земной шар» Арнольдо Помадоро. Я не знаток архитектурных стилей, но это произведение впечатляет. Шар, расколотый ужасными трещинами, которые обнажают техно-оскал чрева. Поверьте – вид не прибавляет жизненного оптимизма. Даже странно, что Ватикан дал согласие на установку этой скульптуры. Как ни крути – это прекрасная иллюстрация к современному миру. Еще одно подтверждение, что человечество гибнет, раздираемое страстями, грехами, войнами. А если вы подойдете еще ближе, то в отполированной до зеркального блеска поверхности увидите и виновника всех этих бед – свое отражение.

Вообще этот двор, наверное, самый привлекательный в Ватикане. Сразу оговорюсь – для меня. Именно сюда меня привезли, чтобы встретиться с его преосвященством Винченцо Кастелли. Как сказал сопровождающий меня мужчина – сначала дела, а прогулки и экскурсии потом. Правильно, хотя я на променад особо и не напрашивался, времени нет. Куда здесь гулять, с таким-то багажом? Нет, оружия я с собой не брал – еще этих проблем не хватало! Достаточно книги, которую привез для передачи в библиотеку. Мы проезжаем по улице Salita ai Giardini, на которой находится знаменитое почтовое отделение Ватикана, и через несколько минут, миновав несколько постов, въезжаем во двор «Cortile del Belvedere».

– Добро пожаловать в библиотеку Ватикана, Охотник, – усмехнулся сопровождающий.

Я вышел из машины и осмотрел этот… Знаете, пожалуй, больше не буду повторять слово «знаменитый» во всех его формах и падежах. Синонимов тоже не хватит. Здесь каждый камень – история. Как и весь Рим – сочетание различных стилей и эпох. Найдется все – от Античности до Возрождения. Причем все это так тесно переплетается, что поначалу немного шалеешь от этой мистерии архитектурных стилей.

В небольшой комнате, которая больше напоминает банковское хранилище, я прошел тщательную проверку. Книгу, которую привез, заграбастали эксперты во главе с одним из архивариусов, и мы прошли к лифту. Архивариус, бросив взгляд на книгу, выглядел презабавно; таких удивленных глаз мне видеть еще не приходилось. Меня попросили оставить все личные вещи (даже авторучку забрали, черти, а там, между прочим, диктофон). Небольшой тычковый нож, снятый с ремня, вызвал такой настороженный взгляд охранника, что я, грешным делом, подумал, что меня сейчас разденут и обыщут. Слава Богу, обошлись без крайних мер. Жестокие здесь правила, но понять можно – учитывая, какие ценности находятся в этом хранилище. Как мне рассказывал один из сопровождающих – ученые, получившие разрешение поработать с документами из библиотеки, имеют право взять в зал только блокнот и карандаш. Даже для того, чтобы переворачивать страницы древних манускриптов, им выдают специальные деревянные палочки, похожие на стилусы для наладонников.

Внизу, в небольшом кабинете, меня ожидал его преосвященство. Не один, вместе с ним был его коллега. Надо заметить, что этот человек совершенно безлик. Я провел с ним четверть часа, но спросите, как он выглядел – пожму плечами и не отвечу. Бывают такие люди. Таким в наружном наблюдении хорошо работать – лицо, лишенное любых эмоций, глазу не за что зацепиться. В общем, неприятный тип; хорошо, что он долго не был и через пятнадцать минут ушел, сухо кивнув на прощание. Я даже старый анекдот вспомнил – «чего приходил, может, сказать че хотел?». Будто на смотрины. С кардиналом мы общались намного дольше. Он выразил искреннее сожаление о смерти отца Казимера, который, по его словам, был «надеждой Святой церкви». С этим трудно не согласиться, если учитывать, какие твари попадаются среди священников. Эту мысль я, конечно, не озвучил, оставил при себе. Иначе, знаете ли, можно и наверх не подняться. Останусь здесь навечно в виде какой-нибудь мумии. Тем более что по документам меня здесь нет и никогда не было. Был какой-то Ингвар… Ладно, обойдемся без этих подробностей. Оно мне, извините, надо? Нет. Меня Наташка дома ждет, так что особенно задерживаться нет резона. В конце нашей беседы, которая растянулась на целый час, кардинал напомнил о своем предложении, сделанном во время первой встречи, а именно – работать в качестве эксперта-консультанта…

– Знаете, ваше преосвященство, – я грустно улыбнулся, – пожалуй, отвечу словами одного литературного героя, которые были сказаны вашему коллеге: «меня дурно приняли бы здесь и на меня дурно посмотрели бы там, если бы я принял ваше предложение»…

– То есть вы отказываетесь? – спросил Винченцо.

– Находиться на службе у Ватикана – да.

– Я не скажу, чтобы меня обрадовало это ваше решение, – он слегка нахмурился, – но понимаю, что у вас свой путь. Пусть и более опасный, но свой. У вас есть ко мне какие-нибудь просьбы, пожелания?

– Нет, – покачал головой я, – благодарю вас, монсеньор…

– Хорошо, – подводя итог нашей встрече, сказал Винченцо, – мне искренне жаль, что мы не договорились, но я полагаю, что вы нас не забудете. Особенно это касается таких находок, какой вы сегодня поразили наших архивариусов. Банковский перевод вам уже сделан, вы можете проверить.

– В этом нет необходимости, монсеньор, я верю вам на слово. Что касается находок, без всякого сомнения, узнаете о них первым…

Не знаю, может быть, я делаю ошибку, не согласившись с предложением кардинала, но уже поздно что-то менять – выбор сделан. Только его последняя фраза мне не понравилась. «Пусть и более опасная, но своя…» Он мне что, угрожает? Или просто констатирует, что отныне никакой помощи от них не дождешься? Черт с ними, как говорил один мой знакомый: плевать на дружбу, главное – торговые отношения.

– В таком случае мне остается лишь поблагодарить вас за визит, – кардинал кивнул и поднялся из кресла.

– Это мне надо благодарить вас за возможность увидеть прекрасное небо Италии.

– Да, небо здесь красивое, – согласился он, – даже в начале декабря.

– У меня есть одна маленькая просьба, ваше преосвященство. Если это не затруднит вашего сотрудника.

– В чем она заключается? – поинтересовался кардинал.

– На продолжительные экскурсии у меня нет времени, но я хотел бы осмотреть двор «Cortile della Pigna» и его знаменитую шишку.

– Конечно, мой друг, – кивнул Винченцо. – Жаль, что у вас нет времени, чтобы побыть подольше, но понимаю – долг превыше всего. Вас проводят. До свидания, Александр.

– До свидания, монсеньор…

Почему именно этот двор? Не знаю. Может, потому, что мне было интересно увидеть пресловутую сосновую шишку, установленную у входа в музей. А может, посмотреть на свое отражение в земном шаре, про который я уже рассказывал. Нет, плод средиземноморской сосны гораздо интереснее! Тем более что он упоминается еще в «Божественной Комедии» Данте Алигиери. Вспомните:

Затем, что там, где властен разум, слитый

Со злобной волей и громадой сил,

Там для людей нет никакой защиты.

Лицом он так широк и длинен был,

Как шишка в Риме близ Петрова храма;

И весь костяк размером подходил.

Да, именно «близ Петрова храма». Эта скульптура – настоящая путешественница. Ее история начинается еще в 222-235 годах нашей эры. Тогда она была основанием фонтана, который был установлен в знаменитых (да, извините, больше этого слова не повторится!) термах Агриппы, которые упоминались в работах Сенеки. Позже она нашла приют на Марсовом поле. В конце VIII века перекочевала в центр открытого алтаря старого Собора св. Петра, и наконец в 1608 году она обрела покой в этом дворе, получившем ее название. Кстати (только никому не говорите, ладно?) эта скульптура – копия. Настоящая шишка находится в одном из хранилищ музея. Но туристам про это знать совсем не обязательно, правда? А потом…

Потом я летел домой, улыбаясь, как дурак, и зная, что меня ждут. И все закончилось, как и начиналось – сначала доставили в гостиницу близ Вильнюса, вернули документы и распрощались. Напоследок мой провожатый все же высказал свое мнение. Мы с ним прогуливались по берегу озера, расположенному на территории гостиницы, и он вдруг сказал:

– Знаешь, Александр, – он немного помолчал, словно раздумывая, – я понимаю причину твоего отказа от работы. Но, на мой взгляд, ты сделал ошибку.

– Каждый выбирает для себя…

– Да, – кивнул он, – «женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку – каждый выбирает для себя». Скажу лишь одну вещь, Алекс. Надеюсь, это останется между нами. То, что на вашей встрече с кардиналом присутствовал один наш… – он немного замялся, – сотрудник, мне не нравится, это плохой знак.

– Кто он?

– Под его началом несколько человек, которые занимаются не очень хорошими делами. И уничтожение Нежити здесь ни при чем. Отдел разных сверхъестественных способностей и прочее. Понимаешь?

– Даже так… – я помолчал несколько секунд. – Зачем он тогда показался? Мог и на камере меня увидеть. Или по фотографии.

– Он же не сам этим занимается. Может, живьем хотел на тебя посмотреть. Тем более, что о твоем отказе стало известно позднее, уже после его ухода. Не знаю.

– Почему ты решил мне это рассказать? – я покосился на него. – Не дай Бог, Винченцо узнает, ведь по головке не погладит.

– Ты был с моим другом в его последнем бою. Для меня это много. Поэтому будь осторожнее. Не хочу, чтобы мне пришлось начинать на тебя нашу охоту. Шансов выжить в этом случае у тебя не будет, поверь.

– Верю… Ты знал Казимера? – спросил я.

– Да. Мы были дружны в свое время. Правда, про это никто не знает. Мир тесен, Айдаров, очень тесен. Ладно, – он осмотрелся вокруг и хлопнул меня по плечу. (Блин, как лопатой погладили!). – Прощай! И главное, больше не мешай коньяк с пивом. Особенно на чужих лицах. Удачи!

– Обязательно, – я усмехнулся, – это неправильный коктейль. Прощай!

В Вильнюсе меня встретил Сигитас. Он, самодовольно улыбаясь, передал мне ключи от моего нового дома и сказал, что все системы безопасности уже установлены. Половину дороги до Электренай грузил меня подробностями, пересыпая речь непонятными техническими терминами. Господи, мне-то какое дело, какая там система? Главное, чтобы работала хорошо. А уж какая охранная контора приедет, это однозначно не важно – один черт все знакомые. В общем, можно переселяться, только спать не на чем – мебели нет. Но это уже приятные мелочи.

– Кстати, Саша, я тут еще немного документов собрал, – он протянул руку на заднее сиденье и подал небольшую папку, – по тем людям, которые тебя интересовали. Нечаянно нашлось несколько интересных фактов.

– Спасибо, Сигитас. Сколько я тебе должен за эту информацию?

– Это дело касается смерти Шарунаса, так? – спросил он.

– И его тоже…

– Значит, ничего не должен. Ты уже заплатил. Считай, что это бонус. Знаешь, что я тебе скажу, – он сделал паузу, – если этот подонок исчезнет, это будет справедливо.

– Тебя же первым за задницу возьмут! – покачал головой я. – Рано или поздно узнают, кто собирал информацию. Оно тебе надо, таких неприятностей?

– Нет, – он мотнул головой, – не выйдут. Я все-таки профессионал, поэтому можешь поступать так, как сочтешь нужным. Хвостов не будет…

– Ну смотри, мое дело – предупредить…

За окнами уже промелькнул поворот на Правенишкес; еще пятнадцать километров – и Каунас. И Наташка. Правда, она меня ждет только через два дня. Из «командировки в Питер». Это хорошо; значит, у меня есть в запасе сутки, чтобы нанести один визит, запланированный неделю назад. А потом – да, можно устроить ей приятный сюрприз.

Все прямо как в стихотворении – «Ночь, улица, фонарь…». Хотя нет, если быть точным, то не улица, а переулок. И фонарь какой-то блеклый, со свернутым набок плафоном, светит куда-то вбок, освещая лишь край тротуара и грязные сугробы на обочине. Пора бы уж и появиться моему объекту… На часах уже начало второго ночи; я третий час торчу, воткнув машину между другими автомобилями, припаркованными у небольшого торгового центра. А где в этом районе еще припарковаться? Площадки у домов маленькие, на такое количество транспорта не рассчитаны. Вот и паркуется народ где попало. Снег шел, не переставая, засыпая грязь на улицах свежим покрывалом. Это хорошо, это просто прекрасно! Если до утра будет идти, то вообще следов не найдешь, а про то, что какой-нибудь случайный свидетель запомнит мой номер, и речи быть не может. Метрах в ста, блеснув на перекрестке фарами, остановилась машина. Неужели мой клиент? Точно… Дома построены так, что другой дороги нет. Вот и прекрасно, а то я уже замерз, как пес. Вот он проходит мимо кособокого фонаря и переходит через дорогу. Прекрасно; ему ближе обойти здание с правой стороны, а мне – с левой. На заднем дворе встретимся.

– Не спеши, мальчик! – я приобнял парня за шею, уперев ему в кадык нож. – Отвечаешь на вопросы – и гуляешь. Нет – остаешься на месте с дыркой в организме, которая природой не предусмотрена.

Он даже не сопротивлялся; да и куда тут дернешься, если тебя взяли в темном переулке. Здесь даже днем прохожие стараются побыстрее прошмыгнуть мимо мусорных баков и шеренг деревянных палет.

– Что?

– Шланг через плечо! – отрезал я. – Отвечаешь на вопросы – и свободен, как сова в полете.

– Ты кто? – захрипел он.

– А оно тебе надо, это знать? Откуда шашка, которую ты пытался продать в Риге?

– Не знаю я никакой шашки…

– Неправильный ответ, – я провел ножом по его шее. Показалась кровь.

– Что вы делаете?!

– Ща глотку перережу – увидишь.

– Я…

– Не врать, хуже будет!

– Да не знаю я никакой шашки!

– Клинок, который ты возил в Ригу на продажу.

– Саблю? Купил…

– Когда?

– Год назад.

– Ответ неправильный, остается два вопроса – и останешься здесь. Еще раз сначала: где взял клинок?

– Мне дали его на продажу.

– Кто?

– Знакомый один. Я правда не знаю…

– Опять врешь. Последний вопрос, потом не обессудь.

Сильный пинок в сгиб колена, усаживаю его задницей на снег.

– Значит так, чтобы не быть голословным, я сделаю проще. Для начала я отрежу тебе ухо. Одно. Потом – другое. А чтобы ты не верещал, как поросенок, заткну тебе рот. Если ты и дальше будешь дурку валять, то перережу горло и оставлю хлебать собственную кровь. Даже дырку заткнуть не сможешь, оттуда будет язык торчать. Не приходилось видеть? А чувствовать? – провожу ножом по его шее. Он даже не хрипит, сник, как кукла. Тьфу ты, слизняк попался; резко завоняло мочой – собеседник потерял сознание. Жаль, хлипкая нынче молодежь пошла. Пришлось взять его с собой; забросил тело в багажник, предварительно связав по рукам и ногам и накинув на голову небольшой полотняный мешок. На дно подстелил клеенку, чтобы он мне багажник не изгадил.

Заброшенный V форт, построенный в 1889 году, как нельзя лучше подходил для разговоров такого рода. Он находится неподалеку от Каунаса. В дневное время там изредка бывают люди – играют в пейнтбол и страйкбол. Ну а ночью кто сюда сунется? Кому охота шею сломать, упав с обрыва, которых здесь предостаточно? Здесь днем – и то надо ходить осторожно, чтобы не улететь в какой-нибудь заброшенный колодец. Вот туда, в форт, я и направился. Конечно, по дороге меня мог остановить патруль. Но что с этого? Не будут же они багажник проверять. Тем более что мальчика я упаковал качественно, не трепыхнется. Накинул петлю на шею и привязал за спиной к согнутым ногам. Дернется – сам себя задушит. Добравшись до места, я вывалил его наружу и перерезал ножом веревку, стягивающую ноги. Рывком поднял, толкнул в сторону одного из казематов, расположенных в глубине форта.

– Топай вперед, щенок!

Завел внутрь, усадил в угол и встал напротив него, осветив фонарем, захваченным из машины. Неважно мальчик выглядит; штанишки вон мокрые, страхом подписанные, трясется весь. Пристроил напротив него видеокамеру и, приподняв мешок, надетый на голову, выдернул кляп. Интересно, почему именно мешок так быстро ломает человека? Есть в этом что-то звериное – люди начинают нервничать, когда голова не свободна. Ожидая, пока парень свыкнется с местом, я присел на автомобильную покрышку, которых здесь было предостаточно, и закурил. Наверное, парни, играющие в пейнтбол, натаскали. Место здесь удобное; хочешь – кричи, хочешь – не кричи, один черт никто не прибежит. Люди сейчас пошли не любопытные. Парень повертел головой вокруг и нахохлился, сжав и без того узкие плечи. Ну и зачем головой вертеть? В мешке дырку искал?

– Что вы от меня хотите?!

Я молча докурил сигарету, стряхивая пепел в пустую пачку, подобранную на полу. Подумав, закурил вторую. Мне, в общем, торопиться некуда, до рассвета еще далеко.

– Что вы от меня хотите? – повторил он, и в его голосе послышались истеричные нотки. Экий он нервный. Еще немного – и опять отрубится. Хотя нет, вряд ли. Сейчас ему страшно.

– Правду.

– Какую правду? – он чуть не завизжал. – Я ничего не знаю!

Я подошел к нему и, перехватив нож, сильно уколол его в бок. Ну, уколол – это не совсем точное определение; скажем, на сантиметр в тело вогнал. «Приятные» ощущения гарантированы, на себе пробовать не советую.

– Ты знаешь, щенок, мне надоело это слушать. Еще одно мое движение, и ты мне уже не нужен. Ищешь дорогу на тот свет? Ее не надо искать, я тебе покажу. Это здесь, неподалеку. Нырнешь головой в колодец – и тебя найдут очень не скоро. Проще говоря, ты мне надоел, хотя у тебя был шанс уйти живым. Был. Видит Бог, я не хотел убивать.

– Стойте! Подождите!

– Ну что еще? – устало отозвался я. – Надоел своим визгом.

– Я все скажу! Но откуда мне знать…

– Что я оставлю тебя в живых? – я усмехнулся. – Зависит от того, как много расскажешь.

– Я скажу!!!

– Рассказывай…

Как говорил Ипполит Матвеевич, важно надувая щеки – да-а уж… Мальчик говорил много и долго, сбиваясь с одной темы на другую. Несколько раз мне даже приходилось его одергивать, чтобы не растекался мыслью по древу. Камера пригодилась, не зря я ее купил. Хотя, если быть точным, брал совсем с другой целью. Зверье изредка такие вещи вытворяет – грех не заснять. Хм… Если подумать, то этот мальчик тоже зверь. Точнее, зверек. Звереныш… Наговорил он много. Даже слишком. И про убийство семьи Шарунаса в том числе. Как я и предполагал, сам шеф здесь ни при чем. Он не настолько безумен, чтобы всю семью порешить из-за того, что у него закончились деньги. Видали мы времена и похуже; бывало, что и жрать было не на что – все уходило в бизнес. А мальчик, несмотря на свою хлипкость, там был. Нет, не убивал (в этом я ему поверил), но был. Присутствовал. И дочку Шарунаса, мою крестницу, изнасиловал. Не буду рассказывать, как он признал этот факт, вдруг вы обедали недавно. Подонок. Шашку этот придурок уже на выходе прихватил, по глупости. Пока другие убивали жену и ребенка – умудрился ее спрятать в машине. Этого мне было вполне достаточно. Ладно, пора закругляться – дел еще много, да и спать хочется. Я приподнялся и выключил видеокамеру. Парень уже наговорил на высшую меру, чего там время тянуть.

– Стоп! – его последняя фраза меня заинтересовала. – Повтори, что ты сказал? Какой такой турист? Откуда?

– Ну был один, мы его по Литве возили. Чокнутый немного дядька. Вы меня не убьете?

– Давай про туриста поподробнее.

– Приказали нам одного фраера по Литве повозить. Турист из Праги. Фотки там разные делал, измерял что-то. Придурошный клиент, но платил хорошо, так мы и не возбухали особо, ехали, куда скажет. За него серьезные люди поручились. Он, по ходу дела, за свои приборы боялся, мля. Гадом буду – вещи дорогие, старинные. Я правда никому про вас не расскажу, если меня отпустите.

– И куда вы его возили?

– В разные места, все и не вспомню. В центр Европы, недалеко от Вильнюса, он там фотки делал, какие-то приборы включал.

– Как приборы выглядели?

– Один на навигатор похож, координаты показывал, другие – не знаю.

– Почему решил, что это навигатор?

– Он мне приказал один прибор подержать, пока он «координаты снимет».

– Где еще были?

– Так, по мелочи, в разных местах. Не особо помню…

– Значит, придется вспомнить! – оборвал его я. – Давай с самого начала и со всеми подробностями. Когда ты его увидел в первый раз?

Через сорок минут я уже возвращался в город. Мальчик? Остывал с перерезанной глоткой в на дне глубокого дренажного колодца, упрятанного в одной из стен форта. Не скоро его там найдут. Мне отмщенье и аз воздам. Нет другого выхода. Времени тоже нет, до рассвета надо проверить одно место и навестить еще одного респондента. Боюсь, не обрадуется он моему визиту. Да, я жесток. Не нравится? Да мне, в общем, похер, что вам не нравится. Не судите и не судимы будете…

 

IX.

Респондент попался упрямый и силой не обиженный – сопротивлялся до последнего. Другой после удара в горло уже коней бы двинул, а он, смотри ты мне, еще трепыхался. Пришлось пойти на крайние меры – пробил джеб, уклонился влево, апперкот в корпус и добил правым боковым в голову. Под конец еще и в пах двинул – для полной гарантии. После этого желание сопротивляться пропало, и мужик скорчился на полу в позе эмбриона. Пока он «отдыхал», я связал ему руки и, схватив за шиворот, привалил к стене. Тяжелый, зараза! Осмотрелся, перевел дух. Как говорил Остап Бендер – «предводитель команчей жил в пошлой роскоши».

Небольшой домик, приютившийся на окраине города, снаружи казался заброшенным. Перекосившийся от старости, одна из стен подперта бревном. Внутри картина не лучше. Дверь с внутренней стороны подбита старым одеялом; здесь же, в прихожей, бесформенной кучей свалены дрова. Комната, она же кухня, с грязными стенами зеленого цвета и щелястым полом, который последний раз красили еще при советской власти. Зрелище, достойное репортажа, но извините – фотоаппарата под рукой не оказалось, а видеокамера осталась в машине. Рядом с печкой – продавленный диван, на котором валялось смятое и засаленное белье. На потолке вместо люстры – тусклая лампочка без абажура. У окна – колченогий стол, на котором стояла пустая бутылка водки, грязные тарелки, две мутные, захватанные пальцами рюмки и банка мясных консервов, из которой торчало несколько окурков. Несколько стульев грязно-желтого цвета, один из которых служил одновременно и гардеробом – судя по вороху одежды, повешенной на его спинку. Посреди всего этого великолепия – почти новый плазменный телевизор, поставленный на ящик. Не иначе, краденый. Судя по остаткам «банкета», недавно был гость. Хозяин поэтому и дверь открыл, не спрашивая, кто это в гости заявился. Одно из окон завешано плотной тряпкой, остальные забиты фанерой. Это хорошо – можно не бояться, что кто-нибудь через окно выстрелит. Я поднял один из поваленных в суматохе стульев и, смахнув пыль, уселся напротив мужика.

Колоритная личность попалась. Лысый, как бильярдный шар, на голове несколько старых шрамов. Лицо худощавое, легкая небритость, и глаза бесцветные, как и вся его жизнь. На левом предплечье – еще шрамы. Знакомая картина – вены резал. Что у нас тут? Ну правильно, на руке – несколько татуировок, а на плече целая картинка – ухмыляющийся кот, точнее, кошачья голова, в цилиндре и с бантом. Сиделец. Да, вон на пальцах два перстня. Один, похожий на Андреевский крест – грабеж. Второй – полностью закрашенный прямоугольник – отсидел полностью, «от звонка до звонка». Ну и еще одна, у основания большого пальца; пять точек – «четыре вышки и зк». Мужик небольшого роста, но крепкий, жилистый. На первый взгляд даже не поймешь, сколько ему лет. Под сорок пять, никак не меньше.

– Смотри сюда, человече, – сказал я. – Есть два варианта. Первый – ты рассказываешь мне все, о чем спрошу, и быстро, без мучений, умираешь. Слово даю – больно не будет. Второй – умираешь долго и мучительно. Пугать бессмысленно, но за свои слова отвечаю. Выбирай.

Он поднял на меня взгляд. Из разбитой брови по щеке стекала кровь. Несколько секунд он думал, потом отвел глаза в сторону.

– Еще варианты есть?

– Нет, – покачал головой я, – больше вариантов нет.

Мужчина пошевелил головой и поморщился – наверное головушка после удара болела. Пошевелил связанными руками и вздохнул.

– Сигарета найдется?

– Конечно, – кивнул ему в ответ и достал из пачки две штуки.

Он курил, прищурившись – видно, дым в глаза попал. С минуту молчали; я не торопил – времени до утра было достаточно. Если кто-нибудь придет, значит, судьба у гостя такая – за чужие грехи умирать. Даже немного странно – я поймал себя на мысли, что спокойно рассматриваю человека, принимавшего участие в убийстве Шарунаса. Даже злости и ненависти к нему не было. Эмоций – ноль. Смотришь, как на испорченный бытовой прибор, решая – выбросить его или попробовать починить. Он докурил сигарету и посмотрел на меня. Я привстал, забрал у него окурок и погасил в консервной банке, стоящей на столе.

– Значит, нет шансов? – он смотрел куда-то в сторону, потом повернул голову и посмотрел на меня. Губы немного подрагивали. Понимаю; умирать – это дело такое – страшное. Я отрицательно покачал головой.

– Понятно… В общем, подрядил меня на это дело один корефан. У него с этим деловым общие дела имеются – попросил помочь.

– А этот деловой где обосновался?

– Я не сука, – он покачал головой, – чтобы своих сдавать.

– Ты мне Лазаря не пой, – оборвал его я. – Все эти зоновские этикеты остались в прошлом и на страницах бульварных романов. В «ранешние» времена – да, были у вас и законы, и этикеты. Сейчас вы – обычные крысы, Робин Гуды хреновы. Когда вам выгодно, то и своих закладываете – только треск идет. А я не следак, меня законы в методах дознания не ограничивают.

– Пытать будешь?

– Хочешь попробовать? – я посмотрел на него. – Могу показать.

– Не надо, – он помотал головой, – верю на слово. Ты, по словам, вообще отмороженный. Записывай адрес.

Отмороженный… Не надо доводить, чтобы потом жаловаться не пришлось. А деловой этот хороший себе район выбрал. Элитный поселок. В масштабе Литвы, конечно. Тут вам не Москва, Рублевка по статусу не положена. А что «элитный» – так это даже к лучшему. У нас чем объект круче, тем охрана ленивее.

– Давай дальше, – записывая адрес, сказал я.

– Ладно, Айдаров, в героев играть не буду, слушай сюда. Убивать Шарунаса никто не собирался. Даже ограбить мысли не было. Ему документы какие-то привезли, он их подписать должен был.

– А ты там нахер сдался, если просто подпись поставить? Вместо нотариуса, что ли?

– Нет, меня один деловой подрядил съездить, вроде охраны. Ну и припугнуть немного, чтобы не возникал, когда серьезные люди дело предлагают. Приехали, а Шарунас пьяный. В дом сам впустил, не вламывались.

– Шарунас пустил? – я недоверчиво покачал головой. – С кем же ты к нему приехал?

– Не торопи, все по порядку расскажу.

– Ладно, – кивнул я, – продолжай.

– Ну, вошли в дом, значит. В кабинете поговорили. Шарунас вдруг в бутылку полез. Ну, повздорили малость, а он вдруг за пушку схватился, пришлось отобрать. Деловой этот у меня пистолет забрал, а потом возьми и выстрели ему в голову.

– Ну а ты, значит, ни при делах?

– Я вор, а не мокрушник. Мне терять нечего, так что говорю, как есть, – спокойно ответил он. – Мог бы прогнать туфту, коли с пользой. А раз такие дела, чего уж чернуху лепить. В общем, когда его замочили, жена к двери рванула, пришлось догнать. Ну а дальше – сам понимаешь. Нас бы она не опознала, а вот заказчика прекрасно знала.

– Девочку зачем изнасиловали?

– Это шнурок этот, мать его так! Ему, козлу, сказали сторожить! Ребенка на бригаду кидать мазы не было. Она же больная была – даже из комнаты не выходила. Не хотел я этого щенка с собой брать, но под рукой другой машины не оказалось. Пришлось взять, вместо водилы. Сучонок этот ходил весь в долгах как в шелках. Вот и шестерил по мелочам. Кто знал, что простой разговор таким фуфлом обернется. Ну а потом, пока мы в кабинете деньги искали, он девочку сторожил…

– А деловой этот…

– Твой заместитель… по бизнесу.

– Мой? – не понял я. – Погоди – ты что, имеешь в виду нового партнера Шарунаса?

– Ну наконец-то, – усмехнулся он. – Вроде не дурак, должен соображать.

Я вытащил из кармана сигареты и посмотрел на пленника.

– Будешь?

– Давай, один черт, от рака легких уже не умру, – он храбрился, но глаза выдавали.

– А что за туриста из Праги по Литве таскали? – спросил я.

– Хрен его разберет, – он пожал плечами, – мутный кадр, это и к гадалке не ходи. Я сначала думал, что он малость малахольный, вроде тех яйцеголовых, которые по телику воду заряжают. А потом в глаза ему глянул – нет, серьезный человек, не фраер какой-нибудь. Такой убьет и не задумается.

– Из деловых?

– Нет, – он подумал немного и покачал головой, – точно нет. «Один на льдине».

– А почему решил, что малахольный?

– С чудинкой он, понимаешь. Таскался по разным странным местам. Его этот деловой мне и сосватал – мол, пришел серьезный человек из Праги. Надо с ероплана встретить, устроить и по Литве повозить, вроде как охрана.

– А ты что, эскорт-услугами промышляешь? – я обвел глазами комнату. – Не похоже.

– Ты на хазу-то не смотри. Если надо, я и в высшем обществе за своего сойду. Только партаки надо прикрыть, чтобы лохов заранее не пугать. А дела у нас не выбирают, если серьезные люди за человека слово замолвили.

– В какой гостинице жил этот Пражанин?

– Нерис. На улице Донелайче. Номер не знаю, мы его всегда в холле дожидались. Знаю, что на пятом этаже жил – заприметил по лифту.

– Ну вот, больше у меня вопросов нет, – я поднялся и посмотрел на него. Руки, стянутые за спиной, подрагивают, но сидит спокойно, только взгляд в сторону отвел.

– Пора? – он посмотрел на меня и тяжело сглотнул слюну. Лицо моментально покрылось испариной, резко завоняло потом.

– Ты мне больше не нужен, – я затолкал записную книжку в карман куртки и пошел к выходу. – Живи…

Да, не убил. Какой смысл? На кровь посмотреть? Видел предостаточно. Месть? Кому? За что? Жажду крови водой не утоляют, а мертвых не поднимешь. Мальчику глотку перерезал за дело, а этого убивать – только пачкаться. Да и стучать он не побежит. Скорее всего, заляжет на дно, не всякий и найдет.

Машину, стоящую неподалеку, успело занести снегом. Настоящая зима, не то, что в Италии. А все-таки жаль, что не успел побродить по Ватикану – красивый город. Ладно, вот разберусь с делами, уговорю Наташку и рванем вместе. Устроим себе «Римские каникулы». Домой я вернулся под утро и сразу был атакован зверьем – полезли на руки, словно век не видели. Поужинал (а точнее – позавтракал) чем Бог послал; правда, сыр пришлось отдать «вечно голодному» Баксу, а кусочек копченой курицы – «доходяге» Тишке, чтобы его мохнатое пузо, похожее на барабан, к позвоночнику не прилипло. Перекусил и завалился спать. И кошмары меня не мучили…

Проснулся я около девяти – отдохнувший, словно в той, прошлой жизни. Наскоро размялся, погулял с псом, позавтракал. Звери, как всегда, затеяли небольшую склоку на кухне, не поделив теннисный мяч. Зверинец, а не квартира; надо отсюда сваливать, и побыстрее – там места будет побольше. Пока пил кофе, вспомнил про О`Фаррела. Точнее – про его коллекцию ножей. Один из них очень меня заинтересовал. Надо будет нарисовать эскиз и в Румшишкяй съездить, к кузнецу. Ничего особенного, что-то вроде шотландских скин-ду. Самое то, чтобы глотки резать. Да, я хладнокровная сволочь – инструменты начинаю подбирать, со вкусом к новому ремеслу. По специальности. По рождению. По грехам…

Съездил осмотреться в новый дом, заодно сделал примерный список вещей, которые необходимы в первую очередь. По идее, здесь нужно все – начиная от мебели и заканчивая посудой. Для начала хотя бы кухню и спальню сделать, остальное можно и потом. Не откладывая дело в долгий ящик, вызвал мебельщиков из одной небольшой фирмы. Ее директор в прошлом был моим постоянным клиентом – заядлый охотник. Я даже усмехнулся – так казалась далека та прошлая мирная жизнь. А ведь прошло всего ничего – полгода, не больше. Перед моими глазами встают люди, которые встретились на этом пути. Сколько их было? А сколько смертей, потерь, грязи… Чужие жизни, которые оборвал легко, будто свою собственную. Прав – не прав. Не я установил правила игры. Я и сам не знаю, сколько мне еще отмеряно этой очередной жизни. Может статься, что совсем немного. Ладно, нечего себя жалеть. Пока еще жив, надо этим таинственным пражским гостем заняться. Не нравятся мне эти туристические поездки. Надо, надо… Все надо. Только где взять машинку, которая увеличивает количество часов в сутках?

Когда я отъезжал от дома, позвонил Авгур. Да, объявился наконец, пропащая душа. Он всегда так – выскакивает, словно черт из табакерки, и начинает меня грузить разными непонятными делами и проблемами. Придется встретиться и узнать, что нового на неживом Прибалтийском фронте… Мы с ним договорились встретиться у памятника литовским летчикам Дарюсу и Гиренасу. Да, тем самым, которые пролетели 6411 километров через Анлантику и потерпели крушение, не долетев до Каунаса всего 650 километров . Рухнули в лес, в районе Солдино, и погибли. Одна из версий трагедии – зацепили верхушку сосны, другая – сбили немецкие зенитчики. Есть еще и третья, но про нее в следующий раз расскажу – вон уже Петр Васильевич топает. В своем неизменном сером пальто и в шапке, похожей на пирожок. Шапки похожего фасона в советские времена носили члены Политбюро. Нет, я их не видел. И не встречал. По телевизору видел репортажи, из серии: «в аэропорту братскую делегацию встречали… и другие товарищи…».

– Ты хорошо выглядишь, – улыбнулся Авгур, – лучше, чем во время нашей последней встречи. Даже глаза изменились.

– Вашими молитвами, Петр Васильевич, – кивнул я.

– Пусть бы и так, – согласился он, – главное, чтобы на пользу делу. Работа для тебя есть.

– Где именно, – спросил я, – и что именно?

– Что именно – не скажу, – он задумчиво сгреб с гранитного парапета снег, будто в снежки собрался играть. – Слухи нехорошие.

– Рассказывайте…

– Информации, в общем, никакой. Есть один скульптор в Литве. Из молодых, да ранних. Талантлив, удачлив в бизнесе. Но понимаешь, какое дело – болтают разные нехорошие вещи про него.

– Болтать можно всякое, – задумчиво сказал я. – Тем более в Литве. У нас это возведено в культ. Самый лучший праздник для человека, если у соседа корова сдохла. Если сгорел дом, то это уже фестиваль. Могут просто обговорить парня, чтобы нервишки испортить. Если каждой сказке верить…

– Подозрения очень нехорошие. Или Некромант, или Вампир…

– Даже так? А диапазон не слишком велик? – удивился я. – Эта Нежить, можно сказать, разных весовых категорий. Они по своей сущности разные.

– Не торопись делать выводы, Александр, – покачал головой Авгур. – Если коротко, то этот скульптор полгода назад устроил выставку своих работ. Мастер он молодой, но, как говорят специалисты – талантливый. Сторонник классической школы, а это не современное искусство, где из пучка соломы и кирпича шедевры лепят, по десятку в день. Так вот, у этого скульптора было три натурщицы. Не прошло и двух недель после выставки, как две из них умерли. Оставшаяся в живых побежала сначала в костел, грехи замаливать, а потом к бабке, для гарантии.

– К ведьме, – уточнил я.

– Нет, – Авгур поморщился и махнул рукой, – никаким боком. Простая старая перечница, которая делает деньги на доверчивых простаках. Зарабатывает прибавку к пенсии нехитрым враньем. Знаешь, как это бывает: гадание на картах, «верну мужа за два сеанса» и прочие аферы.

– Да, – согласился я, – есть такое. Попалась на глаза газета, так просто ошалел от количества колдунов. И не просто колдуны, а в третьем поколении! Магистры! Если целительницы, то в пятом, иначе не комильфо! И все с дипломами разных институтов и университетов. Например, как вам такое название: «Академия Светлой Магии Виленской губернии». Звучит? Или: «Университет Серой Магии». Впечатляет? Просто бери ящик патронов, газету – и вперед по адресам, зарабатывать бонусы на уничтожении Ведьм и Ведьмаков. Заодно и финансовые дела поправлю – они ведь за прием меньше ста долларов не берут. Кстати, давно хотел вас спросить. Почему у нас нет ни профсоюза, ни вуза, ни кассы взаимопомощи? Петр Васильевич, я считаю, что эту ситуацию надо срочно менять! Охотники – это, можно сказать, единственная должность, до которой не добрались бюрократы. Анархия еще никого до добра не доводила. Порядок должен быть.

– Что-то ты разошелся, Александр, – сухо заметил Авгур. – Я, конечно, рад, что у тебя хорошее настроение, но работа прежде всего. Съезди, посмотри на этого скульптора. Вдруг и правда Нежить. Вампир… – он немного подумал. – Нет, не думаю. А вот Некромант – вполне может быть. Любят они с жизненной энергией поиграть.

– А где эта натурщица сейчас?

– Дам номер телефон, созвонишься. Только особенно перед ней не светись. Скажи, мол, прислал Петр Васильевич, чтобы поддержать в трудную минуту. Сам понимаешь, она обычный человек, зачем подвергать ее лишнему риску.

– Это понятно. Когда выезжать?

– Когда сможешь…

– Черт побери, я думал взять пару дней отдыха, – я почесал нос. – Опять пролетаю, как фанера над Парижем.

– Успеешь еще новоселье отпраздновать, – усмехнулся он.

– Все-то вы знаете, – пробурчал я.

– Не все, – Петр немного помолчал, разглядывая девушку, которая пробегала мимо памятника летчикам Дарюсу и Гиренасу. – Например, знаю, что ты исчезал на несколько дней, а вот куда именно – могу только догадываться.

– Спортсменка, – кивнул в сторону девушки я. – Бежит в институт физкультуры. Они там все стройные и шустрые. Куда уж нам, старикам… Разве так, поглядеть. Исчезал? Так, ездил проветриться; не все Нежить давить, надо изредка и расслабляться.

– Ну да, конечно – согласился Авгур, – изредка надо, чтобы мозги не закипели. Не рано себя в старики записываешь?

– В самый раз будет. Ладно, Петр Васильевич, информацию я принял, постараюсь не откладывать в долгий ящик. Съезжу завтра.

– Ну вот и прекрасно, – Петр отряхнул перчатки от снега и попрощался.

Когда я отошел на несколько шагов, он меня окликнул.

– Саша!

– Да?

– Знаешь, – он сделал небольшую паузу, – мне кажется, ты немного поторопился с решением. Ватикан предлагал хороший вариант сотрудничества…

И ушел, оставив меня посреди этой площади. Вот зараза, и это знает! Любит он эти дешевые сценические эффекты; хлебом не корми – дай сказать последнее слово в разговоре. Ну знает – и черт с ним; подумаешь, Америку открыл. И дело это, черт бы его побрал! Своих забот по гланды, а мне девочек спасать неизвестно от кого. Ладно, съезжу, посмотрю на этих любителей изящных искусств.

На следующее утро, не торопясь ехал в сторону этого городка, будь он неладен, со всеми внутрибогемными разборками. Вот уж крысятник, хуже не придумаешь! Склоки, сплетни, зависть и интриги. Там, как мне кажется, и без Некроманта хватает разномастной Нежити. Заповедник… Как оказалось, зря. Все оказалось проще и противнее. Я приехал в этот городок следующим утром и, даже не созваниваясь с девушкой, заехал в небольшой ресторанчик, принадлежащий скульптору. Ничего особенного – уютное местечко, кормят неплохо. Оформлено в извечном литовском стиле «деревенская харчевня». Разве что глиняные маски, развешанные по стенам заведения, отличали от прочих.

История оказалась банальна, как мир, скучна, как проповедь, и поэтому еще более ужасна. Знаете, почему? Нежитью там и не пахло. Я весь день потратил – благо, городок небольшой. Натурщиц убили… люди. Простые, самые обычные граждане. Законопослушные и даже в чем-то добрые. Натурщиц убила зависть. Зависть, которую выплескивали на автора посетители выставки. Не только они, но и собратья художники, которые в глаза хвалили его работы, а в душе проклинали талант и успех. Это и привело к беде. На кого выплескивается злоба? Ведь не напрямую на личность художника или скульптора; как правило, на его работы. Вот и получилось, что натурщицы, которых скульптор увековечил в творениях, приняли удар отрицательных эмоций на себя. А дальше – болезни, несчастные случаи, смерть. Люди! Обычные люди. Нежить здесь ни при чем. Лишь одного я не понял. За каким чертом меня дергать было? Еще раз убедиться, что некоторые люди не так уж далеки от Нежити? Так это не новость. К тому же Авгур и сам чувствует Нежить, мог бы проверить без моего участия. А парень, на которого поклеп возвели, и правда талантлив – скульптуры у него как живые…

На следующий день я неторопливо завтракал, замышляя нечто недоброе. Дьявольский план! Конец света, можно сказать. А чего вы хотели от охотника за нежитью? Правильно, ничего хорошего. Мы такие. Злые и нехорошие. Я даже попытался состроить эдакую Мефистофильскую улыбку, чтобы окончательно войти в образ.

На земле весь род людской

Чтит один кумир священный,

Он царит над всей вселенной,

Тот кумир – телец златой!

Конечно, до Муслима Магомаева, исполнявшего арию Мефистофеля, мне не дотянуть – слаб голосом. Карьера оперного певца не грозит, как ни старайся! Я усмехнулся, допил кофе и вытянул из пачки сигарету. Коварный план созрел. Расслабьтесь! Ничего ужасного, я просто замышлял один красивый сюрприз, который хотел устроить Наталье по случаю моего возвращения из «командировки в Питер» Кстати про Питер – надо бы в интернете покопаться, а то спросит, что в городе нового, а я ни в зуб ногой. Так разведчики и палятся – на мелочах и оговорках. Нет, никаких провалов, господа! Я, черт побери, не профессор Плейшнер, надо отнестись к этим делам серьезно. Звонок в дверь отвлек меня от изучения питерских новостей. Ну и кого там черт принес? Посмотрел на часы – десять часов утра, рановато для гостей. Подошел к двери и взглянул в глазок. Все нормально, этот камрад мне знаком; сколько мы с ним патронов в тире сожгли – не счесть! Улыбаясь, открыл. На пороге стоял старый знакомый – оперативник из полицейского управления.

– Привет, Макс! Заходи, гостем будешь, – я сделал шаг назад, пропуская его в квартиру, – кофе или чай? Ты чего на пороге застыл, как не родной?

– Извини, Саша, – он немного замялся, – кофе в следующий раз попьем. У меня ордер на твое задержание…

 

X.

Меня привезли в центральный комиссариат в качестве подозреваемого в убийстве. Да, а вы чего ожидали? Что мне предъявят обвинение в браконьерстве? Мол, без лицензии нежить отстреливаю? Нет – подозреваемый. Хорошо, что не обвиняемый. Маленькая, знаете ли, разница, а все равно легче. По идее, могли и обычной повесткой вызвать, если прямых улик нет. Если бы не пришел после ее получения – тогда да, подключили бы поисковый отдел. Пока ехали, все думал – каким образом этого зарезанного парнишку обнаружили? Прошло всего двое суток, что-то слишком быстро. Не могли так быстро тело найти. Я так задумался, что даже головой покачал, вызвав удивленный взгляд сопровождающего оперативника. Значит, нашли. Но как? Во-первых – надо знать форт. Хорошо знать, иначе колодец не найти – он находится узком коридоре, между двойной задней стеной, а ход к нему начинается на краю казармы. И то – пройдешь в темноте и не заметишь ответвления. Но поблизости никого не было, услышал бы.

Много раз слышал фразу «был готов к аресту». Бред! Как бы ты не готовился, этот «праздник» всегда будет неприятной неожиданностью. Сухари сушить и чемоданчик,со сменой белья в коридоре держать – ничего не значит. Да и выглядит смешно. Чего греха таить – несмотря на то, что я предполагал такое развитие событий, определенная нервозность присутствовала. Понимаю, что при моем образе жизни этот вариант был легко предсказуем; рано или поздно я должен был попасть в поле зрения полиции. Хорошо, что хоть без наручников обошлось. Представляю эту малоприятную картину… Дьявол, как все не вовремя!

– Ваше имя, фамилия, дата и место рождения?

– Александр Айдаров. Тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения. Пятнадцатого апреля. Место рождения – город Прага, Чехия.

– Так как вы не литовец, я обязан спросить – вам нужен переводчик?

– Нет…

– Гражданин Литвы?

– Да.

– Персональный код помните?

– Конечно. 3720415ХХХХ

– Напишите в этой графе, что отказываетесь от переводчика, поставьте дату и подпись, – следователь развернул в мою сторону бланк…

– Вы были знакомы с убитым? – следователь назвал имя убитого.

– Как его звали?! – выражение лица у меня и правда было пораженное. – Как?!

Следователь покосился на мою неожиданно бурную реакцию и повторил фамилию человека, в чьей смерти меня подозревали. Мужик, избитый в доме? Черт побери, но я его оставил живым! Да, по морде приложил немного, но от нескольких ударов не умирают. Значит, паренька в форте не нашли?

– Вы были знакомы? – следователь повторил свой вопрос.

– Нет…

– Что вы делали в момент убийства?

– А откуда мне знать, когда оно произошло? – я был удивлен личностью убитого, но не настолько, чтобы пропустить эту старую как мир уловку. Пожал плечами и нервно усмехнулся. На таких оговорках преступников еще при царе Нероне подловить пытались.

– Ночью, со среды на четверг, – уточнил следователь.

– Время точнее укажите, пожалуйста. Ночь – понятие растяжимое.

– В промежутке между тремя и пятью часами утра.

– Был дома, спал.

– Вы уверены в этом?

– Совершенно.

– У вас есть люди, готовые это подтвердить?

– Не думаю, – я покачал головой, вспоминая обратную дорогу. Никуда не заезжал, патруль не останавливал. Кот и собака не в счет. Соседи? Нет, вряд ли кто-нибудь меня видел; у нас во дворе темно, хоть глаз выколи.

– И никогда с ним не встречались?

– Встречался.

– Когда и при каких обстоятельствах?

– В ночь со среды на четверг, примерно около двух часов ночи.

– То есть, вы подтверждаете, что встречались с убитым, в ночь убийства.

– Да, но я его не убивал…

Что потом? Ничего нового. Все то, что сотни раз было описано и рассказано. Дважды дактилоскопировали – первый раз в кабинете следователя, а второй раз – уже перед тем, как закрыть в камеру. Там же и сфотографировали. Через двое суток, утром, я подписал неизменное: «предупрежден, что в случае нарушения этого обязательства ко мне на основании 136, 139 статей Уголовного кодекса Литовской Республики может быть применена более тяжкая мера пресечения». Да, именно так – подписка о невыезде. Не можешь появляться в определенных местах, не можешь общаться с указанными лицами. По первому звонку прокурорского следователя обязан явиться к нему на «беседу». Весело, ничего не скажешь. Еще через несколько часов я вышел из комиссариата, застегивая на ходу куртку. Хмуро осмотрел улицу – неподалеку от дверей стоял Петр Васильевич, с интересом наблюдая за тем, как напротив парковался небольшой грузовик. Очень увлекательное зрелище, ничего не скажешь.

– Добрый день, Петр.

– Какой же он добрый, если такие дела творятся, – он покачал головой, – выпустили?

– Под подписку…

– Да уж, Саша, наломал ты дров.

– Кстати, спасибо, что пришли. Откуда узнали, что меня взяли?

– Не за что. Соседка твоя рассказала. Я заехал узнать, как там со скульптором дела, и увидел ее с Баксом. Лицо заплаканное. Тоже, нашел няньку своему зверью, понимаешь… Зачем ты полез к этому мужику?

– Вопросы к нему были, – ответил я. – Кто же знал, что так получится.

– Такие важные, что была необходимость ехать к нему в три часа ночи?

– Увы, была такая нужда…

– Ох, Сашка… До утра подождать не мог? – он покачал головой. – Делать тебе нечего. Мало своих проблем, ты еще и в человеческие лезешь? Оружие, поди, все забрали?

– По идее не должны были, но сами знаете, как бывает. Забрали, конечно.

– Как это «не должны были»? – он удивленно уставился на меня.

– Да так. Убитому мужику голову разбили. Тупым твердым предметом. Огнестрельных ранений на нем не было. По закону, могли и не забирать – лицензии на оружие меня пока что никто не лишал.

– А зачем тогда взяли? – Петр непонимающе посмотрел на меня.

– Не знаю. Наверное, «во избежание». Может, еще и экспертизу провести – вдруг на моих стволах уже что-то висит. Трупы гроздьями, – я пожал плечами и зло пнул сугроб.

– Весело, ничего не скажешь, – Авгур тяжело вздохнул и потер подбородок. Что-то он небритый, странно для него. – Положение, прямо скажу, хуже губернаторского. Какие-нибудь мысли по этому поводу есть? Кто мог знать, что ты туда поедешь, да еще именно этой ночью?

– Знаете, у меня сейчас голова совсем не варит. Мне бы выспаться и отдохнуть чуток. В камере спать непривычно.

– И девушке, конечно, позвонить…

– Ей тоже.

– Ладно, Саша, пойдем, я тебя домой отвезу. У тебя обыск делали?

– Конечно, куда же без него.

– Что-нибудь нашли? – он дернул бровью.

– Нет, – я отрицательно мотнул головой, – ничего. Кроме огнестрельного оружия и одежды, ничего не взяли. Говорят, даже патроны оставили. А больше там ничего не было.

– Выглядишь ты, Александр, и правду хреново, – он внимательно посмотрел на меня и хлопнул по плечу. – Поехали.

– Поехали, – кивнул я. – А то, что хреново выгляжу – так не в доме отдыха был.

– И как нынче сидельцы сидят? – поинтересовался он, пока мы шли к машине.

– Как на курорте, – хмуро отозвался я, – евроремонт, кормят три раза в день. В камере телевизор, а охрана предупредительна и добра.

– Это шутки у тебя такие? – он кивнул на здание комиссариата. – Приобретенные в стенах этого богоугодного заведения? Или там и правда забыли, что такое «нары»?

– Какие уж тут шутки, Авгур? Можно считать, что забыли. Нынешние каторжане сидят, как на курорте. Сомнительный отдых, конечно, но тем не менее. Изолятор после ремонта, образцово-показательный, так что все в идеальном состоянии. Охранников сейчас больше дрючат, чем заключенных. Они же, чуть что не так, сразу жалобы в Европейский центр по защите прав человека пишут. Распустили шваль со своим либерализмом! Поэтому и преступность растет, что цацкаются с ними, словно с детьми. Прав был Виссарионыч, – я, усаживаясь в машину, зло сплюнул на снег. – Уничтожать этих урок надо. Любой оборотень – и то меньше зла приносит. Ладно, едем отсюда.

– Лучше без таких дел и приключений обходиться. Занимался бы своим прямым делом, глядишь, и не сидел бы здесь. Да и Ватикан бы надавил на свои рычаги.

– Не начинай сызнова, пожалуйста.

– Ладно, не буду тебя раздражать – понимаю, что злой и не выспался. Ну от тебя и запашок, Айдаров, – заметил Авгур, выруливая с площадки. Он покрутил носом: – Как говорил Райкин: «спиcифиcеский»…

В общем, если рассудить здраво, то я еще легко отделался. Взяли подписку о невыезде и отправили домой. Оружие забрали. Хорошо, что запасной ствол и глушитель со стилетом я хранил не дома. Трость стояла на самом видном месте, но она оперативников совершенно не заинтересовала. Думаю, они даже не разобрались, что спрятано внутри. С другой стороны, даже если бы и нашли – что с того? Эта вещь на тяжелый тупой предмет никак не похожа. А вот без пистолета – плохо. Те, кто постоянно носил оружие, меня поймут – первое время чувствуешь себя, словно без штанов. И вообще – как-то нехорошо получается. Можно сказать – странно. Посудите сами – вернулся я из Ватикана, никого не трогал, и на тебе: «здравия желаю и пройдемте». Ну хорошо – почти никого не трогал. Нет, так дело не пойдет. Эдак и до нежити будет не добраться – каждый шаг как под микроскопом. Дьявольщина! Какая сволочь меня проследила до этого сидельца? Подождали, пока уйду, и убили? Похоже, что так и было. Ведь сто процентов, что сели мне на хвост у его дома, не раньше. Иначе вообще труба – на мне целый труп, сброшенный в колодец. Ну и дела… Как назло, забот по горло. Надо ехать в Прагу, надо ехать в Ригу, надо здесь разбираться! Черт побери, как же все не вовремя… Теперь у меня две дороги. Первая – искать настоящего убийцу. Вторая – тихо сидеть и не возникать. Ждать, пока выяснят. Конечно, можно досидеться до того, что прямо в зале суда возьмут под стражу и навесят лет семь, а то и малость побольше. Но искать убийцу самому? Черт, это похоже на дешевый детектив; нет у меня такой возможности. И знаний, как это делать, тоже нет. Даже если принять во внимание тот факт, что я на девяносто процентов уверен, что знаю настоящего убийцу. Или, точнее сказать, заказчика. Думай, Айдаров, думай!

Дома было тихо и мирно. Небольшой бардак после обыска присутствовал, зверья нет – соседка к себе взяла. Господи, вот сейчас меня накрыло по полной программе. Мелочь, скажете вы? Зашла Вилия, заплаканная вся. Ничего не спрашивала, и слава Богу – рассказывать и объяснять желания не было. Вообще. Чаще всего так и бывает – пока неприятности касаются только тебя, все нормально, все можно вытерпеть и преодолеть. Это твоя жизнь, и совсем не важно, первая она или четвертая. Ты сам решаешь, что и когда делать. Даже дату своей смерти ты волен выбрать сам…

После уборки и горячей ванны я сделал чашку чая и уселся на подоконнике, наблюдая как Бакс обходит квартиру, вынюхивая чужие запахи. Следом за ним бродил Тишка, тоже, судя по всему, недовольный. Наследили, понимаешь! Не нравится вам, понимаю… Достал из кармана купленную по дороге сим-карту и набрал телефонный номер отца.

– Привет, папа! – в трубке слышался шум московских улиц.

– Шурка? Здравствуй. Ты куда пропал? Мама, понимаешь, за него волнуется, а он, видишь ли, даже позвонить времени не найдет. Думай немного, не маленький…

– Ладно, папа, лирика потом. Слушай внимательно…

– Что-нибудь случилось? – голос отца стал сразу серьезным. – Погоди немного, а то здесь очень шумно, – шум стал еще громче, потом будто дверь закрыли. – Слушаю.

– Дела, папа, не очень хорошие.

– Изволь выражаться точнее, Александр. По делу, – отец начал говорить рублеными фразами, будто командовал. Знаю я этот тон – когда так со мной говорит, значит, волнуется.

– Буду краток. На меня пытаются повесить дело. Убийство. В данный момент я дома, отпустили под подписку о невыезде.

Отец немного помолчал, потом что-то тихо сказал, но я не расслышал. Наверняка «непереводимая игра слов», не иначе. Ну, если выматерился, то это высшая степень раздражения – я сроду от него мата не слышал.

– Свидетели, улики?

– Насчет свидетелей – не знаю; прямых улик против меня нет, иначе бы надолго закрыли, а не на двое суток. Думаю, кто-то меня видел рядом с местом убийства и запомнил номер машины, она стояла неподалеку.

– Мера пресечения – подписка о невыезде? – уточнил отец.

– Именно так.

– Если предъявили обвинение, то по какой статье? Я в литовских законах не разбираюсь.

– Меня подозревают, а не обвиняют. Это большая разница.

– Небольшая это разница, Шурка. По какой статье?

– Статья? 129, часть первая. От пяти до пятнадцати.

– Деньги на адвоката нужны? – спросил он.

– Нет, спасибо, деньги у меня есть.

– Значит так, слушай меня внимательно, – отец немного помолчал. – Сейчас скину сообщение. Номер телефона. Это один мой старый друг, еще по Африке. Встретишься, расскажешь все как есть. Всех проблем он не решит, но прикрыть сможет. При крайней необходимости.

– О чем с ним можно говорить?

– В разумных пределах. Про наш разговор на озере помалкивай. Маме пока ничего не скажу, но сам понимаешь – если появятся проблемы, молчать не буду, врать я не привык. Все понял?

– Понял, – подтвердил я.

– Вот еще что, – отец несколько секунд помолчал. – У тебя есть доверенный человек? На тот случай, чтобы связались со мной, если тебя неожиданно закроют?

– Да, есть. Точнее, надеюсь, что есть.

– Девушка? Ты ей ничего не рассказывал и не знаешь, как она отреагирует?

– Так точно, – кивнул я, будто отец мог меня видеть.

– Ну, если твоя, то хорошо. Если по-настоящему твоя, а не просто так. Жду твоего звонка завтра. В три часа, по Москве. С этого момента – звонишь каждый день, чтобы в случае чего я мог принять какие-то меры. Все, заканчиваем разговор. И купи еще несколько сим-карт. Из дома не звони. Все понял? Как звери?

– Да, все сделаю. Зверье нормально.

– Держись, сын…

Так, отцу позвонил. Понимаю, что гружу его проблемами, но семья есть семья – о таких вещах не умолчишь. Теперь еще одно маленькое, но важное дело. Коротенькое письмо, состоящее лишь из одного слова и нескольких цифр. Сейчас надо дождаться ответа. А вот потом, когда получу – пойду прогуляться, чтобы дождаться звонка. Из Ирландии. Нет, я не собираюсь просить помощи у О`Фаррела – всего лишь совета. Пусть это и не решит моих проблем, но на крайний случай мне нужны пути отхода. И еще… Если припрет, буду рвать когти отсюда. Свобода дороже…

Базиль ответил через полчаса. Оперативно! Он что, у компьютера сидит? Вот уж не подумал бы, что он похож на компьютерного маньяка. Ладно, оставим это на его совести. Я свистнул Бакса и отправился на прогулку. Разговор с О`Фаррелом описывать не буду. Он получил примерно ту же информацию, что и отец, разве что немного дополненную и расширенную. Я добавил несколько фактов, связанных с Ватиканом и еще одним человеком, на которого у меня появилось небольшое досье. Да, их было два, но одно их них уже можно уничтожить – этот человек «списан в архив». Базиль внимательно меня выслушал, задал несколько уточняющих вопросов и пообещал связаться со мной послезавтра. Помощь по эксфильтрации предложил сразу. Удивился, что я до сих пор не подготовил себе комплект запасных документов, но в случае крайней необходимости взял решение этой проблемы на себя. Нет, рано мне еще на нелегальное положение переходить. Есть несколько дел, которые я обязан закончить. А Ирландец молодец, быстро работает. Сказывается многолетний опыт народа – с бритишами воевать. Или многовековой? Не знаю, как он, а я не чувствую в себе знаний, про которые рассказывал Авгур. Один раз – да, было такое. Когда убегал от ведьмы. Нечто похожее на чужую память, но так коротко, будто я бредил. Единственное, что можно добавить в список приобретенных знаний – так это знания латыни, неожиданно всплывшие в голове. И все, больше никаких чудес, на которые так падки люди, снимающие кино про потусторонние силы. В общем, сил не прибавилось, а вот проблем – сколько хочешь. Час от часу не легче… Стоп! Час от часу… Час… Нет, этого не может быть. Час… Откуда эта разница в час? Нет, погодите, не может быть! Дьявол меня раздери! Я присел на деревянную лавочку, в сквере и медленно достал пачку сигарет. Закурил и, прищуриваясь от блеска снега, попытался разложить по полочкам эту новую картину, которая вставала передо мной во всем своем «великолепии». Какой же я идиот, черт побери! Может, ошибаюсь? Дай-то Бог, но нет, слишком маленькие шансы. Значит, есть только один вариант развития событий. Но в чем смысл – так поступать со мной? Или нет? Не может такого быть. Глупо. Надо думать, просчитывать ситуацию и… Убивать? Своих нет, остались только цели – вроде так звучала эта фраза… Час…

Я в несколько затяжек докурил сигарету и, отбросив окурок, подозвал Бакса. Он подбежал и уселся рядом. Морда в снегу, даже на бровях – и то хлопья снега застряли. Опять в снег нырял, охламон. Я задумчиво рассматривал землю под ногами, пока не почувствовал, как пес, несколько раз ткнулся холодным носом мне в руку. Ну да, конечно, как я забыл – держи. Кусочек сыра исчез в пасти, и Бакс, довольно махнув хвостом, пошел рядом. Домой Бакс, домой! Надо еще несколько вещей успеть.

Вспомнил слова, сказанные отцом: «Если по-настоящему твоя», и улыбнулся. Нет, свои, надеюсь, есть. Очень надеюсь. Да, Наташка стала для меня единственной отдушиной в этой жизни. Маленький человечек, неожиданно ставший родным и близким. Я позвонил ей на следующее утро и предложил встретиться в Дубовой роще. Задуманного сюрприза, правда, не получилось, но мне и так были рады. Знаете – это очень много, когда тебя ждут. И радуются. Очень много. Это необходимо каждому человеку – чувствовать свою нужность. Иначе смысла нет. Даже в Чистилище.

Наташка прибежала на наше место, как всегда, немного опоздав. У женщин это, наверное, в крови заложено – опаздывать. Пусть и на десять минут, но обязательно. Но это, право слово, ерунда. Я смотрел, как она идет мне навстречу, и дух захватывало. Развевающиеся волосы, глаза, улыбка… Казалось, что не идет, а летит, почти не касаясь земли своими стройными ножками. Все проблемы разом ушли куда-то в сторону, падая в небытие никчемности. Что за безделица эти беды, когда тебя ждут…

Я долго размышлял, прежде чем рассказать ей всю эту историю. Даже придумал питерскую фирму, в которой якобы работаю. Мол, как и прежде, занимаюсь торговлей оружием. На правах представителя. Поэтому приходится ездить по Прибалтике – ближней и дальней. Хорош, конечно, «представитель» – с подпиской о невыезде. А когда ее увидел, как ножом отрезало все заготовленные легенды и басни. Я рассказал правду. Про убийство Шарунаса, про то, как потерял работу. Конечно, без упоминания про охоту и прочую чертовщину. Не признаваться же, что нежить на тот свет пачками отправляю. Да и она не поверит – скажет, совсем крыша поехала. Про то, что последние двое суток я просидел в камере, тоже рассказал. Чтобы не было разных недомолвок. Надо сразу объяснить, что за дела творятся вокруг Александра Айдарова. И ей дать возможность подумать и решить, стоит ли начинать серьезные отношения с человеком, над которым висит статья…

Наталья подняла на меня испуганный взгляд. Встревоженно и внимательно смотрела, будто пыталась заглянуть в душу. Смотри, милая, я не закроюсь…

– Но ты же его не убивал? – спросила она.

– Нет, – покачал головой я, – не убивал.

Да, этого человека я оставил живым и почти здоровым. Я не солгал. И ради Бога, только не спроси: «убивал ли я вообще?» Ведь не смогу соврать, отвечу, как есть. Их, упокоенных, уже на маленькое персональное кладбище набралось. Милая, дорогая, любимая, не спрашивай, пожалуйста! Не надо. Не смогу тебе лгать. И выкручиваться не буду. Можно спорить до хрипоты, пытаясь защитить спасительную ложь – благой обман, так часто встречающийся на страницах Ветхого завета. Не зря за столько веков ни один богослов не рискнул написать труд, посвященный этой проблеме, тем более – в ее защиту. Потому что нет единственно верного ответа, мир нельзя разделить на черное и белое – он цветной. Я знаю. Но не смогу врать. Не хочу. Даже во имя любви. Именно потому, что люблю, больше жизни люблю. Не хочу мазать это светлое чувство, не хочу начинать нашу жизнь со лжи. Не буду. Только ради Бога, не спрашивай. Я чувствую, что сердце бьется реже – словно видишь перед собой черную дырку ствола, готового плюнуть мне в лицо смертью. Знаю, как выглядит эта старуха с косой – видел эту тварь в разных образах, и не один раз! Но сейчас… Ожидание ответа было страшнее.

– Я верю, – тихо ответила она и прижалась ко мне, – верю.

Так мы и стояли посреди этой заснеженной площади, как маленький островок тепла, которому не страшны любые беды. Казалось – даже смерть, и та не страшна. Не рискнет она сейчас придти. Она слабее любви…

 

XI.

– Информации мало, но попробовать стоит, – задумчиво сказал мужчина.

С этим собеседником, номер телефона которого мне прислал отец, мы встретились на Лайсвес аллее. Невысокий – рост примерно метр семьдесят, не больше. Короткая стрижка ежиком, с небольшими проблесками седины. Подвижен, несмотря на довольно упитанное телосложение – даже второй подбородок присутствует. Вот что значит спокойная жизнь! Я, в отличие от него, последние полгода вес только сбрасываю. Скоро превращусь в эдакого поджарого пса, напоминающего русскую борзую. Мужчина представился коротко – Сергеем, несмотря на нашу довольно значительную разницу в возрасте (ему около пятидесяти пяти). Кстати, в Литве живет давно, раз только имя назвал – отчествами здесь не пользуются, даже в документах не указывают. Гладко выбрит, одет в серый костюм, причем, судя по покрою, пошит на заказ. Не бедствует: рубашка, галстук – все подобрано со вкусом. Не знаю, почему, но показалось, что он не женат. Уж слишком следит за своей внешностью. И портной, надо отдать ему должное, работает с пониманием – поначалу даже не заметил, что Сергей вооружен. Уже позже, когда мы расположились в небольшой кафешке на Лайсвес аллее, неподалеку от фонтана, заприметил рукоять пистолета. Смотри ты мне – левша! В поясной кобуре – девятимиллиметровый HK USP Compact. Сидит прямо, ногу на ногу не забрасывает. Ни одного лишнего движения – собранный и с хорошей реакцией. Говорит медленно, но каждое слово – по делу. Кисти рук большие, но ухоженные, даже маникюр сделан – точно не женат.

– Мало информации, – повторил он.

– Чем богаты, – пожал плечами я. – Но заказчиком убийства является именно это лицо, я уверен.

– На вашем месте я не был бы так категоричен, – он покачал головой. – Нужны факты, а их у нас нет. Вашего слова, Александр, для меня мало. Точнее, не для меня, а для дела.

– Если бы у меня были факты, я бы их в прокуратуре озвучил…

– Не горячитесь, – Сергей попробовал кофе и, поморщившись, отодвинул чашку в сторону – наверное, невкусный. Гурман, однако…

– Я совершенно спокоен.

– Хорошо, – он легко хлопнул по столу ладонью, – я постараюсь собрать необходимую информацию. На это у меня уйдет несколько дней. Когда станет что-нибудь известно, мы снова встретимся и поговорим. И вот тогда, в зависимости от результатов, решим – будем продолжать собственное расследование или нет. Согласны?

– Конечно, – сказал я. – Сколько это будет стоить?

– Я сильно обязан вашему отцу, Александр. Поэтому ничего.

– Давайте оплачу хотя бы накладные расходы. Ведь вы не обязаны платить из своего кармана сотрудникам.

– Обсудим это позже, когда появятся первые результаты, – согласился он. – Сейчас рано обсуждать гонорар. Может статься, что вообще откажусь делать эту работу.

– Бывали и такие случаи? – поинтересовался я.

– Бывали, – просто ответил Сергей. – Когда в деле появляются государственные службы. Конечно, как вы понимаете, не имею в виду полицию и прокуратуру. Если в вашем деле мелькнут спецслужбы – извините, – он выставил перед собой ладони, – я умываю руки.

– Опыт прошлых лет?

– Да, – сказал мой собеседник, – именно так. За свою жизнь достаточно наигрался в эти игры, чтобы понять одну простую вещь – если затрагиваются государственные интересы, то люди списываются легко и непринужденно. Не хочу на старости лет оказаться в этом списке.

– Понимаю, – вздохнул я. – Ладно, на этом, пожалуй, и закончим. Как я и говорил, в первую очередь меня интересует личность человека, который приезжал в Литву из Чехии. Он житель Праги, занимался здесь некоторыми интересными делами. Жил в гостинице Нерис, на пятом этаже. Здесь, – я подал ему лист, вырванный из блокнота, – примерная дата его проживания в отеле. Сейчас это главная задача. Узнать его адрес в Праге. Больше ничего не требую. Никаких контактов с ним, никакой слежки. Только имя и адрес.

– Это проще, – повеселел Сергей. – Завтра эта информация будет у вас.

– Быстро работаете, ничего не скажешь. Что касается моего дела, можете спокойно работать – в ближайшее время меня не посадят. Я не боюсь, просто в этом случае нам будет проблематично встретиться и обсудить результаты, принять какие-то решения. Ну и сидеть в камере, признаться, тоже не очень хочется.

– Да, – согласился он, – арест – это дело такое, неприятное.

– Кто бы спорил, – усмехнулся я.

Мы поднялись из-за стола и пожали друг другу руки.

– Информация о госте будет у вас завтра, – подвел итог Сергей. – А дальше будет видно, что получится узнать о заказном убийстве. До свидания, Александр. Удачи!

– До встречи.

Знаете, а он был прав – кофе в этом баре, и правда дрянь…

Ровно через сутки Сергей позвонил и передал информацию, которую ему удалось достать. Ничего особенного – имя, фамилия, паспортные данные и адрес. Этот небольшой пакет я сразу переправил Базилю, и ирландец, не откладывая дело в долгий ящик, запряг в работу своих парней. Они, судя по их скупым отчетам, перерыли всю Прагу, и в результате нашли этого туриста. Как выяснилось, ничего общего с нежитью – обычный человек. Ученый, философ, но не чуждается и магических наук, посвящая этому все свободное время. Вечером я сидел дома и читал отчет, присланный Базилем. Вместе с данными этого туриста-пражанина О`Фаррел высказал несколько своих соображений, продиктованных скорее азартом погони, нежели опытом. С некоторыми из них я был согласен, с другими – мог бы и поспорить, но желания не было. Пусть делает, как знает. Вторая часть отчета, посвященная окружению этого ученого, состояла всего лишь из одной фразы: приеду – расскажу.

Через неделю в Вильнюсском аэропорту встречал О`Фаррела. Он прилетел один, но, как я понимаю, в скором времени прибудут и остальные участники. Базиль вышел из дверей, осмотрел толпу встречающих и улыбнулся, увидев меня. Конечно, как тут не заметишь – хмурая физиономия была только у меня, все остальные весело скалили зубы, ожидая встречи с родными и близкими. Даже пожилой водитель из гостиницы (судя его по форменной куртке и бумажному плакату наперевес) и тот силился изобразить счастливую улыбку.

– Привет, Базиль.

– Здравствуй, Александр, – он крепко пожал мне руку, – а ты, как я погляжу, ходишь с тростью. Для понта или травма была?

– Нет, – ответил я, – какие тут понты? Сейчас это единственное оружие, которое я могу носить, да и то лишь потому, что никому в голову не придет проверить. Надо заметить, что по закону эти вещи у нас запрещены.

– Ты просто сплошное нарушение законов, – усмехнулся он. – Не переживай, это не самое плохое, что может случиться в жизни. Едем?

– Вперед, гасконец, нас ждут великие дела! – я изобразил что-то, отдаленное похожее на приглашающий жест.

– Я ирландец, – уточнил Базиль.

– Не обращай внимания, – отмахнулся я, – это фраза из одного мультфильма времен моего детства. Хорошее было время, беззаботное.

– Ты подыскал мне место для жилья? – спросил он. – Чтобы лишний раз не светиться в гостинице.

– Конечно. Я ведь теперь домовладелец, так что поживешь у меня. У меня даже камин есть. И хороший коньяк, чтобы скоротать время за разговором, если у нас выпадет свободный вечерок.

– Выпадет, – уверил меня О`Фаррел, – ребята приедут только послезавтра, так что коньяк мы обязательно попробуем.

– Вот и славно, – кивнул я.

По дороге Базиль передал два небольших пакета. В одном из них, как он объяснил, найдется все, чтобы начать новую жизнь. От паспорта до страховок и кредитных карточек. Про кредитки я уже знал – он мне заранее переслал их реквизиты, чтобы при необходимости я сделал банковский перевод с моего «номерного» счета, куда поступали деньги из Ватикана. Во втором пакете – небольшой хабар, добытый в Праге. Да, команда О`Фаррела не бездельничала – не мудрствуя лукаво, они обыскали загородный дом этого «туриста». Методы, конечно, не самые хорошие (грабеж все-таки), но документы, по словам Базиля, очень интересные. Ладно, доберусь домой – посмотрим, что там такое.

– Какие еще новости есть? – спросил я, когда мы остановились на светофоре перед выездом из Вильнюса.

– Новости? – переспросил он и нахмурился. – Интересные новости. Скажи, у тебя с востоком проблем не было?

– Что значит – с востоком?

– С мусульманским миром, если быть точным. Ты никого из их нежити не трогал?

– Вроде нет, не приходилось. А в чем дело? – спросил я.

– В Праге, вокруг этого Пражанина, увивается джинние.

– Кто?!

– Женщина-джинн. Восточная нежить, если так можно выразиться, – объяснил Базиль.

– Ничего себе новости. И какого черта ей там надо?

– Понятия не имею. Они не общаются, но она постоянно ищет выход на этого Пражанина. Ищет любые контакты.

– Едрена мать!! Час от часу не легче! – я ударил по рулю. – Мне еще мусульман не хватало для полного комплекта!

– Что так?

– Да просто картина вырисовывается очень нехорошая. Я ждал этого, но не думал, что события будут разворачиваться так стремительно.

– Ты стал настоящим прибалтом, Александр. Любишь делать все медлен-н-но…

– Кто бы говорил, – вернул подначку я, – самые большие тормоза – это бритиши.

– Я не британец, а ирландец, – поднял большой палец Базиль, – это, между прочим, большая разница! Так что там с мусульманским миром?

– Ничего хорошего, – нахмурился я. – Понимаешь, у меня такое чувство, что грядут большие перемены. Будто перед новым разделом мира.

– Имеешь в виду новую политику Ватикана?

– Да, именно так, – кивнул я. – Именно так. Это желание диалога с исламистами – не просто так; напоминает договор перед большой войной. Каждая из сторон оттягивает боевые действия, чтобы лучше к ней подготовиться.

– А как же декларация «Nostra Aetate»? – спросил Базиль.

– Временное перемирие, не больше…

– Погоди, погоди, – перебил меня Базиль. – Притормози где-нибудь на площадке, где можно спокойно поговорить.

– До Каунаса не потерпишь? – покосился на него я.

– Давай лучше остановимся, – Базиль хмуро уставился в окно, – а то у меня сейчас мозги закипят.

– Сейчас будем подъезжать к Электренай – будет такое место, – кивнул я.

Через десять километров я свернул на небольшую площадку, расположенную рядом с трассой. Напротив, на другой стороне шоссе, приютилось небольшое придорожное кафе, кстати, очень популярное среди жителей обеих столиц – Вильнюса и Каунаса. Здесь хорошо и недорого кормили, так что в клиентах недостатка не было.

Мы вышли из машины и закурили. Я – трубку, Базиль – сигару. О`Фаррел несколько минут молчал, рассматривая окрестности, потом повернулся ко мне.

– Ты что, хочешь сказать, что грядет новая война?

– Твердой уверенности у меня нет, но мысли возникают нехорошие, – подтвердил я. – Смотри, что получается. Кастелли во время одной из наших встреч подтвердил, а точнее, не опровергнул мое замечание, что Европу «сдали» исламскому миру – это раз. В последнее время идет охота за различными документами, представляющими интерес не только для историков, но и для некромантов. Особенно это касается документов, в которых описываются договора с Дьяволом. Это – два. Если в этой непонятной каше возникла джинние, то это подтверждает некоторые мои предположения.

– Хочешь сказать, что…

– Не знаю, – перебил его я, – мне кажется, Ватикан сейчас в тяжелой позиции. В очень тяжелой. Католицизм умирает, и они сопротивляются, как только могут. Это уже не нападение – это глухая защита. Поэтому и охота на нежить стала для них так важна. Мне так кажется.

– Если это так, – медленно произнес Базиль, – то получается, что ты зря не согласился на сотрудничество?

– Если бы все было так просто… – покачал головой я.

– Слушай, а с тобой-то как это связано? – он посмотрел на меня, будто увидел в первый раз. – Ты-то здесь при чем?

– Если бы я знал… – я вздохнул и, облокотившись на капот машины, начал вытряхивать пепел из трубки. – Правду говорю – не знаю. На роль мессии или спасителя мира, извини, я никаким образом не подхожу. Но мне начинают мешать. Работать, жить, познавать этот новый мир, понимаешь? Словно подошел к какой-то черте, отделяющей меня от понимания. Кажется, еще немного – и все станет ясно.

– Главное, чтобы эта дата не совпала с твоей гибелью, – веско заметил Базиль.

– Сам не хочу. Ладно, поехали, домой. Продолжим разговор вечером, после ужина.

– У камина, с бокалом коньяку? – поинтересовался он.

– Именно так, – подтвердил я.

Заехав по дороге в торговый центр Mega, мы наконец добрались домой. Да, тот самый торговый центр, где в холле установлен бассейн с живыми акулами. Небольшими, длиной около метра, но самыми настоящими. Когда их кормят, вокруг всегда собирается большая толпа зевак. Любит народ кровожадные зрелища, ох и любит…

Ужин был холостяцкий, но сытный и обильный. Базиль, посмотрев, как начинаю готовить, нахмурился и отогнал меня от кухонного стола. Ну, раз так – я не против, лучше камином займусь и документами. Просмотрел полученные документы, несколько из них отсканировал и сбросил на почту Кастелло – пусть разбирается. Пока ирландец колдовал над блюдами, достал бутылку коньяку, накормил зверье и приготовил гостю комнату. Да, за последний месяц интерьер дома несколько изменился. В лучшую сторону. По крайней мере, мебель в трех комнатах и библиотеке уже стояла. Оружейную, парни Сигитаса мне сдали «под ключ» в первую очередь. Стальная дверь, дополнительная сигнализация и вторые двери в виде решетки. Все, как положено. Правда, оружия там нет – полиция забрала. Ничего, вернут, куда они денутся. Через полчаса из кухни начали доноситься аппетитные запахи, и я пошел накрывать на стол. Ну да, готовить я не умею, но тарелки с вилками разложить как-нибудь сумею, не правда ли?

Когда мы нанесли значительный урон блюдам, приготовленным О`Фаррелом, разговор опять свернул на наши дела. Кстати, он хорошо готовит. Мясо приготовил – пальчики оближешь! Жаль, Наташка уехала на какой-то симпозиум. Наконец мы закончили ужинать и переселились в комнату с камином.

– Я пока что не знаю, кто именно, – сказал Базиль, – но готов заложить голову, что тебя просто притормаживают. Тебе кажется странным, что это началось после того, как ты отказался от работы дядю из Ватикана?

– Вполне может быть, но не вижу в этом особого смысла, – я погладил подбородок и покосился на О`Фаррела, сидящего в кресле. Сейчас, с бокалом коньяку в руках, он был поразительно похож на Сэма Эллиотта в роли вышибалы в фильме «Дом у дороги». – Я ведь не отказываюсь сотрудничать. Как продавал Ватикану находки и трофеи, как и буду продавать – жить-то мне надо. Тем более, если Кастелли усиленно собирает эти документы, чтобы ими не воспользовались другие, то нет смысла мешать, я ведь выполняю их работу.

– Ох, не скажи, – покачал головой Базиль. – Насколько я знаю церковников, они всегда играют краплеными картами, и в довесок держат несколько тузов в рукаве. Даже без всякой необходимости, просто по привычке.

– Меня больше насторожил Авгур.

– Да, от этого старого прохиндея можно ожидать всего, чего угодно, – согласился он. – Что именно в его поведении тебя насторожило?

– Небольшая оговорка…

Через полчаса мне позвонил Винченцо. Как я и надеялся, документы, добытые в Праге, его очень заинтересовали. Странно, но мне показалось, что он нервничает. Чего они все нервные такие? Дурдом, а не Чистилище.

На следующее утро раздался телефонный звонок. Звонил следователь из прокуратуры, попросил зайти к нему в одиннадцать часов. Ну что же – это всегда пожалуйста. Лучше уж так, чем сидеть в камере в ожидании очередного допроса. Обязательно сходим. Базиль, вместе с приехавшей Вилией, неторопливо завтракал на кухне, так что ему есть чем заняться, скучать не будет. Я представил его хозяйке как моего старинного друга, и теперь О`Фаррел ее очаровывал, щедро рассыпая комплименты. Как оказалось, у него есть хобби. Да причем, кто бы мог подумать – кулинария. Пока собирался, слышал, как он под диктовку записывал рецепт цеппелинов. Будет свою команду кормить? Ну прямо мать кормящая, а не охотник за нежитью.

Когда спустя несколько часов я вышел из прокуратуры, раздался телефонный звонок. Авгур. Ему-то что от меня понадобилось? Встречаться не хотелось, но, видно, придется. Вдруг какие-то новости есть? Хотя, если пораскинуть мозгами, то самые лучшие новости – это их отсутствие.

Я нырнул в подворотню и через несколько минут вышел на улицу Кестуче, где должен был встретиться с «наставником». Напротив возвышалось здание факультета механики Каунасского технологического университета (бывший факультет машиностроения). Через пятнадцать минут ко мне подошел Авгур. Кивнул и, не вынимая рук из карманов пальто, присел рядом. Несколько секунд мы молчали, потом он вздохнул и спросил:

– Ну ты как?

– Нормально, – пожал плечами я, – зима всегда настраивает благостно. Особенно когда приближается Рождество и Новый год.

– Благостно? – покосился на меня Петр.

– Именно, – кивнул я и поежился, – прямо выть хочется. Когда в любом торговом центре слышится исключительно импортный джингл-беллс, а по ящику крутят «Иронию судьбы», поневоле загрустишь. Чувство искусственно вызванного веселья перед концом света. Пир во время чумы. Что-то вроде пластмассовой елки – все то же самое, но нет запаха хвои. Даже запах мандаринов не радует.

– Саша, ты меланхолично настроен сегодня. Съезди куда-нибудь… – начал он и осекся.

– Обязательно, – спокойно согласился я. – Завтра с утра и отправлюсь. Например, в Рим. Или в Ригу, на худой конец. И прямо из аэропорта – в камеру, под девизом «праздник удался», – закончил я.

– К следователю вызывали?

– Да, был у него. Только что закончили беседовать.

– Что нового? – как-то отстраненно поинтересовался Петр.

– Много фактов против меня, но прямых улик нет, – я пожал плечами. – Ненавязчиво советуют подумать над своей судьбой. Мягко намекнули, что чистосердечное признание смягчает ответственность. Но в обвиняемые мне пока рано, так что еще покувыркаемся.

– Послушай моего совета – позвони этому, как его – Кастелло. Прими их предложение и помянешь мое слово – через неделю уже будешь свободен, как птица.

– Что-то вы Авгур, к церковникам отношение изменили. Не замечал раньше такой любви.

– Перестань, – неожиданно резко ответил Петр. – Ты прекрасно понимаешь, что я желаю тебе только добра. Кто еще даст нормальный совет? Подумай, Саша, хорошо подумай. Времена меняются, пожалуй, и нам стоит измениться.

– Представляю себе эту картину. Александр Айдаров, – представитель Святого престола. Секретный отдел святой инквизиции. Прибалтийский Джеймс Бонд, дьявол меня раздери…

– Зря утрируешь, Саша, очень зря. Я не скажу, чтобы очень симпатизировал этим долгополым, но для тебя это – единственный выход.

– Авгур, – я вытащил из кармана трубку и, откинувшись на спинку скамейки, начал ее раскуривать, прикрывая ладонью спичку. – Ты какой-то нервный сегодня. Это что, предпраздничный мандраж? Скажи мне лучше одну вещь.

– Я спокоен, – сухо обронил Авгур. – Какую вещь?

– Пока я сидел в изоляторе, у меня было время подумать. Возник один вопрос. Ты меня, случайно, не вербуешь?

– Что значит – «вербуешь»? – вытаращил глаза Петр. – Ты что, с ума сошел?

– А вот то и значит. Последнее время усиленно подталкиваешь к контакту с Ватиканом, хотя раньше был против этого общения, причем в любой форме. Церковников, можно сказать, на дух не переносил. Что произошло в мире, что ты изменил свое мнение? Начал с ними сотрудничать?

– Ерунду не говори! – он отвел глаза в сторону и нахохлился, как индюк. – Да, изменилось. Мир изменился… Твое положение в нем. Мне не безразлично, что с тобой случится, а прогнозы, знаешь ли, очень нехорошие. Что в перспективе? Обвинение. Дожмут и посадят. Хочешь получить лет семь, а то и десять? Ну да, выйдешь по амнистии лет через пять, если тебя раньше в колонии дружки убитого не зарежут. И все из-за того, что оказался в ненужном месте в неурочное время? Черт тебя понес к этому мужику!

– В три часа ночи, – закончил его фразу я. – Так ведь сказал, когда я вышел из изолятора?

– И что с этого? – Петр посмотрел на меня. – Ну да, сказал.

– А то, мой дорогой наставник. Следователю в прокуратуре я назвал другое время – два часа ночи. Допустим, что у тебя есть информатор среди прокурорских. Почему именно в три? Откуда эта информация и разница в час, Авгур? Откуда ты знаешь настоящее время моего визита?

– Что за бред ты несешь? Ты меня что, подозреваешь?

– Нет, просто констатирую факт несовпадения, – зло прищурился я, – так откуда?

– Я не диктофон, чтобы все дословно запоминать! – отрезал Петр Васильевич и поднялся со скамейки. – С наступающим праздником, Александр! Поговорим, когда остынешь.

Он поправил воротник пальто и пошел к машине. Ну вот и здрасьте, вам! И зачем он меня звал на встречу? Какого черта я полез со своими мыслями?! Старик, наверное, обиделся. Сейчас приедет домой, усядется у телевизора и все праздники проведет по маршруту: кресло – холодильник – диван. Не самый плохой способ отдыха, позволю себе заметить. Только сейчас я заметил, как сдал Авгур. Резко постарел – неужто и правда из-за меня переживает?! Огибая микроавтобус, стоящий неподалеку от его машины, он даже поскользнулся – хорошо, успел схватиться за зеркальце. Судя по всему, микроавтобус поставили ремонтники сервиса, который находился по соседству. Ладно, пора и мне домой, если уж разговора не получилось. Не бежать же мне сейчас за ним. Дьявольщина, нервы ни к черту, вечно меня заносит! Проводил взглядом Авгура, открывающего машину, и встал. Убрал трубку в карман и не спеша побрел в сторону Лайсвес аллеи. Неожиданно раздался взрыв, по ушам больно хлестнуло, и меня толкнуло в сугроб. В первые секунды я не понял, что произошло – сработала сигнализация машин, припаркованных на площадке, звонко падали лопнувшие окна, осыпая прохожих острыми стеклянными брызгами. Через мгновение поблизости завизжала женщина – она лежала на снегу и теперь пыталась подняться, не обращая внимания на окровавленное лицо, изрезанное осколками стекла. Раздался еще один удар – ошеломленный взрывом, водитель не справился с управлением и въехал в фонарный столб. Он ударился грудью о руль, и какофонию звуков дополнил пронзительно резкий автомобильный клаксон. Рядом со мной с противным звуком упавшего ведра рухнул искореженный кусок жести. Что происходит, дьявол меня раздери?! У нас что, война началась?! Нет, все намного проще – на площадке, где несколько секунд назад стоял автомобиль Авгура, полыхал огонь, превращая искореженные останки его машины в погребальный костер…

 

XII.

– Получается, ты зря на Авгура бочку катил, – подвел итог Базиль. – Он был ни при чем.

Уже несколько часов я сидел у камина, сжимая в руках бокал с коньяком, и молчал. Да и что тут ответишь? До сих пор мне не приходилось видеть людей, погибших таким образом. Страшна даже не сама смерть, а ее вид. Хотя… Смерть никогда не бывает красивой. Любая, даже самая героическая. После взрыва я уходил дворами, переулками. Что и говорить – народ в Прибалтике не привык к подобным сценам. Началась такая паника, что мне удалось ускользнуть незамеченным. Точнее сказать – не записанным в свидетели. Там, слава Богу, нет видеокамер, есть реальный шанс, что меня с этим делом не свяжут. Небольшой, но есть. Но если возьмут – то все, тут простой подпиской о невыезде не отделаюсь, закроют сразу и надолго. Слишком много нехороших дел творится вокруг меня в последнее время. Убийство, взрывы, трупы…

– Что тебе сказал Авгур перед смертью?

– Ничего, – покачал головой я, – просто не успел… Я по глупости обвинил его в том, что он работает на Ватикан. Петр разозлился и ушел, даже поговорить толком не успели. Единственное, в чем он успел меня упрекнуть, так это в ошибке, которую я совершаю, не желая работать на Кастелли.

– А может, и правда ошибку делаешь? – покосился на меня Базиль. – Или у тебя есть какие-нибудь подозрения в отношении этого Винченцо?

– Да нет, прямых улик нет, но что-то покоя не дает. Нехорошее чувство. Да и ты, помнится, говорил: что-нибудь случится – и спишут в потери без колебаний.

– Это так, – сухо произнес он. – Ты рассказывал мне о своей девушке.

– Да, – кивнул я, – ее зовут Наташа.

– Следующей жертвой может быть она.

Я поднял на него взгляд. Базиль сидел в кресле, плотно сжав губы; казалось, что он ничего вокруг не замечает. Нет – почувствовал мой взгляд, повернул голову. Глаза человека, который много раз видел смерть. Их нельзя описать или понять. О`Фаррел пристально посмотрел на меня и повторил еще раз.

– Следующей будет она…

– Зачем, Базиль?!

– Не знаю, – пожал плечами он, – даже предположить не могу. Кто-то изо всех сил хочет тебе помешать. Чтобы ты не мог работать. Во что же ты вляпался, Алекс? Я не помню ни одного охотника, который сталкивался бы с такими проблемами. Да, были неприятности с церковью, с властями, наконец – если обычные люди страдали, но чтобы так со всех сторон обложили, – он покачал головой, – не припомню.

– Господи, – прошептал я, – родители!

– Родители? Насчет них можешь быть совершенно спокойным.

– Что?

– Их не тронут, – покачал головой он. – Им нужно другое – чтобы ты озлобился. Смерть родителей – это горе. Вызовет не злобу, а ярость. Зная тебя, даже представить страшно, чем это закончится. И еще – не знаю, почему, но мне кажется, что это должно происходить здесь, в Литве, и при непосредственном твоем участии. Так что за родителей можешь быть спокойным.

– Ты уверен?

– Абсолютно, – подтвердил он. – Тут что-то другое. Пока непонятное, но другое. Думай, Айдаров, тут я тебе не советчик. Где сейчас Натали?

– Уехала в Хельсинки на какой-то медицинский симпозиум.

– Когда вернется?

– Через две недели, не раньше. Перед самым Рождеством. Там еще курсы какие-то будут. Ты же знаешь, я не очень в медицине разбираюсь. Разве что рану зашить, не больше.

– Ее надо переселить сюда, – предложил Базиль. – Если тебя посадят, то я, если ты не против, поживу здесь. Для охраны. Дел в Ирландии сейчас немного, так что могу себе устроить небольшой отпуск. Но надолго тебя не закроют, не надейся. Ты мешаешь, но зачем-то нужен. Только неизвестно, для чего.

– Если бы я знал, – меня даже передернуло, – зачем я понадобился этим тварям. Принести меня в жертву? Банально. Но я, пожалуй бы, согласился в крайнем случае.

– Так легко сдался? – дернул бровью Базиль. – Простой нежити?

– Дело не в этом. А в том, чтобы обезопасить близких, пусть и своей смертью.

– Ты еще слишком молод, Алекс, – Базиль грустно посмотрел на огонь, – когда-нибудь ты поймешь, что сила не в самопожертвовании, а в том, чтобы, несмотря на невзгоды, жить дальше. Запомни – тем, кто остается после нас, гораздо тяжелее. Жить, – он вздохнул, – всегда тяжелее. Кстати, помнишь, ты показывал мне браслет, найденный в лесу?

– Да, – я поднял левую руку и засучил рукав свитера, – после того, как меня выпустили из изолятора, я его не снимаю.

– Может быть, дело именно в нем?

– Если это так, я готов от него избавиться. Продать Ватикану, например. Пусть они с ним мучаются, если есть желание.

– Предложи, – сказал Базиль.

– Ты серьезно?

– Да, – кивнул он. – Если дело только в этом браслете, то извини – лучше против некромантов защищаться серебром и сталью, нежели этой красивой безделушкой. Полагаю, будет больше толку. Не откладывай это дело надолго. Теперь дорога каждая минута, и это не красивый оборот речи. Прямо сейчас сфотографируй браслет и отправь этому кардиналу Кастелли, посмотрим, что он ответит. И еще – мне не дает покоя этот центр Европы, куда ездил наш чешский ученый. Ребята, когда приедут, расскажут больше о его поездках, но вопрос про центр можем выяснить и на месте.

– А чего там выяснять? – пожал плечами я. – Обычная уловка властей, чтобы привлечь побольше туристов в эту страну.

– Ты в этом уверен?

– Как тебе сказать… Наверное, да.

– Вот если не уверен, то поищи про них информацию. Кто знает… Изредка ответы на самые таинственные вопросы лежат на поверхности.

– Хорошо, – согласился я, – завтра и займусь.

Кардинал на мое ночное письмо ответил только утром. Он подтвердил желание Ватикана приобрести бумаги, найденные «мною» в Праге, а вот относительно браслета «он не может дать ответ, пока его не осмотрят эксперты». Пришлось объяснить, что в силу некоторых обстоятельств в Рим я прибыть не могу. После небольшой паузы кардинал предложил прислать экспертов в Литву, «чтобы они на месте выразили свое авторитетное мнение». На этом и порешили, о чем я и сообщил О`Фаррелу.

– Ну вот, видишь, как все хорошо складывается, – ответил он, не отрываясь от кастрюли.

– Будем надеяться, – кивнул я в ответ и, несмотря на настроение, усмехнулся.

Была причина для улыбки – Базиль в женском переднике на кухне. Описывать не буду – это надо видеть! Охотник-кулинар, что убил, то и съел! Пока О`Фаррел изображал из себя доброго дядюшку и готовил обед, собираясь поразить Вилию своим искусством, я засел за документы. Надо их хорошо изучить, прежде чем отдавать Ватикану. Что-то здесь не так. Знать бы, что именно…

Одна из тетрадей, которую выкрали у чешского туриста, была полна каких-то расчетов с графиками и картами звездного неба. Астролог, мать его так! Делать мне больше нечего, как изучать его бурные фантазии! Вместе с несколькими тетрадями нашлась и пачка старинных документов начала XX века, которые заинтересовали меня больше, чем столбики цифр. После двух часов удалось добраться и до упоминания центра Европы. Да, эта песня старая. Кто только не претендовал на эту сомнительную достопримечательность! Первый раз этот знак был установлен в Верхнетисянськой котловине Закарпатья в 1885 году. В это время там проводились исследования для строительства железной дороги. В ходе работ инженеры, проводившие расчеты, предположили, что рядом должен находиться центр Европы. После того, как туда прибыли несколько ученых мужей из Венского университета, было установлено, что да – на самом деле центр находится в селе Дилове в Раховском районе на берегу реки Тиса. Ученые мужи подписали заключение и уехали. В 1887 году там был установлен памятный знак с надписью на латыни «Постоянное, точное, вечное место. Центр Европы установлен в 1887 году, место измеренно очень точно с помощью специального аппарата со шкалой меридианов и параллелей, изготовленного в Австро-Венгрии». Вечное, как же… Прошло чуть больше века, и в 1989 году французы из национального института географии установили новую точку в двадцати пяти километрах от Вильнюса. В прошлом, то есть в 2004 году, там даже монумент установили. Интересно, кто будет следующим претендентом? Ладно, это в будущем, разберутся и без нас. Сейчас эта точка под боком, ею сильно интересуются, причем интересуются лица разных конфессий. Зачем она им нужна, дьявол их раздери? Была у меня одна версия, но с гибелью Авгура она потеряла смысл. Копаясь в бумагах дальше, я неожиданно наткнулся на странные строчки, записанные на полях одного документа: «И мы не знаем: является ли наказанием для живущих на земле охранение неба и лишение возможности подслушать его тайны, или их Господь пожелал им блага и прямого пути? И среди нас есть праведные и неправедные, сбившиеся с пути; мы шли разными дорогами». Черт побери, мне еще Корана не хватало в этих загадках! Мои размышления прервал телефонный звонок Сергея. Да, того самого, который занимался расследованием убийства сидельца.

– Александр?

– Да. Доброе утро, Сергей.

– Мы не могли бы сегодня встретиться? – спросил он.

– Что-нибудь нашли? – начал говорить я и осекся. Вот болван! Кто же такие вещи по телефону обсуждает?! Сергей, по всей видимости, подумал то же самое.

– Нет, но встретиться необходимо.

– Где и когда?

– В Каунасском яхт-клубе, – после небольшой паузы ответил он, – никто не помешает, зима все-таки.

-Через час устроит?

– Вполне, – согласился Сергей. – Я буду со своим коллегой, так что не пугайтесь.

– Я, пожалуй, тоже…

– Вот и прекрасно. Значит, жду через час.

Я выключил компьютер, спустился на первый этаж и заглянул на кухню. Базиль, судя по всему, соблазнял кусочком мяса Бакса. Ну-ну… Размечтался, искуситель ирландский – пес точно не возьмет! Тишка – да, может. На то он и кот. Хотя может и лапой приложить – в зависимости от настроения.

– Хорош мне пса портить, потомок друидов, – сказал я, – по коням. У нас важная встреча.

– Оружие брать? – поинтересовался Базиль, не отрываясь от своего занятия.

– Лишним не будет…

Каунасский яхт-клуб расположился в красивом месте на берегу огромного водохранилища, которое называют Каунасским морем. Так себе море, конечно, но лучше, чем ничего. Здесь любят отдыхать горожане, причем круглый год. Летом – на пляже, а зимой просто гуляют по лесу. Кроме всего прочего, здесь расположился целый архитектурный ансамбль, выполненный в стиле барокко. Пожалуй, это один из самых красивых памятников архитектуры в Литве – Пажайслис. Он был построен в XVII веке для монастыря Ордена Камальдулян. Работы велись под наблюдением знаменитых мастеров из Флоренции – Микеланжело Паллони, Джона Мерли и Пьетро Перти, которые не только контролировали процесс, но и оставили несколько настенных фресок. Во время Северной войны монастырь был сильно поврежден, многие украшения и статуи разрушены. О нем написано много книг, но ни в одном путеводителе, выпущенном в современной Литве, вы не найдете упоминания о том, что за монастырскими стенами в 1870 году нашел свой последний приют Алексей Федорович Львов – российский скрипач и композитор, автор музыки гимна «Боже, царя храни». Почему? Увольте, не знаю. Однобокость и косность мышления, наверное. Здесь любят замалчивать некоторые исторические факты, взять ту же битву при Грюнвальде, например.

Мы обогнули монастырские стены и через несколько минут въехали на территорию яхт-клуба. На заснеженной набережной я заметил Сергея и еще одного мужчину. После приветствия Базиль остался обсуждать с ним особенности прибалтийской погоды, а мы с Сергеем отошли в сторону.

– Извините, Александр, что я не один. Неподалеку было небольшое дело.

– Ради Бога, – пожал плечами я. – Есть какие-нибудь новости?

– Есть немного, – кивнул он, – все-таки целая неделя была. Многое можно найти, если искать хорошенько.

– Чем порадуете?

– Хорошие новости есть. Два свидетеля, которые видели жертву живой и невредимой после того, как вы уехали. Один из них – женщина, которая подпольно торгует спиртным в этом районе. Судя по всему, после вашей беседы он побежал к ней, чтобы отпраздновать чудесное спасение. Второй свидетель – бродяга, ночевавший в одном из соседних сараев.

– Слабенькие свидетели.

– Чем богаты, – пожал плечами Сергей, – но это не все. Мы знаем, кто убил этого человека и почему. Кстати, вы знаете этих убийц. Встречались с ними неоднократно.

– Кто это? – спросил я.

– Помните двух мужчин с внешностью бандитов, которые следили за вами? Примерно около полугода тому назад. Это они. Входят в одну из бандитских группировок Каунаса. Судя по всему, кто-то заказал эту работу – подставить вас под убийство.

– Доказательства есть?

– Будут. Нужна еще неделя, не больше.

– Быстро вы работаете, ничего не скажешь, – покачал головой я. – Есть какие-нибудь данные на эту группировку? Верхушка, чем занимаются, адреса и прочее.

– Конечно, – Сергей открыл папку и выбрал небольшой пакет, – здесь вся информация. Если надо будет доставить свидетелей в прокуратуру – сделаем.

– Спасибо. Сколько я должен за услуги? – спросил я.

– Позже обсудим, – отмахнулся он, – дело еще не закрыто. Есть один вопрос. Что ты собираешься предпринять?

– Думаю нанести визит вежливости этим мальчикам.

Сергей хмыкнул и потер подбородок.

– Решать, конечно, вам, но я бы не рисковал. Слишком опасно. Подождите неделю, а там будет видно. Может, ими полиция займется? Доверьтесь людям, которым заниматься такими делами по статусу положено.

– Если им доверять, то я скоро буду сидеть в тюрьме. Но хорошо, будь по-вашему, подожду, – подвел итог я.

Вернувшись домой, я коротко обрисовал ситуацию Базилю. Конечно, начинать войну с мафией мне не хотелось. Это вам не нежить – завалят быстро и без затей. Но и выпутываться из этой истории как-то надо. О`Фаррел внимательно меня выслушал, немного подумал, посмотрел документы и нахмурился.

– За своих коллег я не могу принимать такие решения. Если так можно выразиться, это не совсем профильное дело. Через три дня они будут здесь. Посмотрим, что привезут из Праги, тогда и решим. Лично я не против, чтобы устроить этим отморозкам ночь святого Варфоломея. С другой стороны, если будут доказательства твоей невиновности и железные улики, то зачем нам этим заниматься? Пусть полиция работает, – он задумчиво наклонил голову и посмотрел в окно. – Бандиты – это все-таки люди, а не нежить. Хотя… Какая, в сущности, разница? Умирают и одни, и другие одинаково. Разве что трупы останутся.

– Да, – кивнул я, – непривычно. С нежитью проще – одни тряпки на земле и пыль.

– Или змеи, – Базиль дернул плечами и поморщился, – ужас, как не люблю этих гадов!

– Ты и людей, судя по всему, не очень, – заметил я.

Прошло еще несколько дней. Народ массово сходил с ума, бегая по магазинам в поисках подарков. Предновогодний шопинг-марафон, «безжалостный и беспощадный», и по большей части совершенно ненужный. Я сидел в кресле и наблюдал в окно, как по двору носится Бакс. Вот ему раздолье – это не в квартире жить! Только погода дрянная. Бывают такие хмурые зимние дни, какими щедра к своим людям Прибалтика. Утром идет снег, к обеду все это начинает таять, на дорогах сплошная каша, и прохожие на пешеходных переходах только и успевают, что прыгать в стороны от грязных брызг, выброшенных колесами проезжающих машин. Слякоть. Впрочем, как всегда. Напротив меня с кружкой кофе в руках сидел испанец из команды О`Фаррела, приехавший сегодня утром из Праги.

– Интересные вещи происходят с этим ученым, – сказал он. – Вроде обычный человек, нежитью даже и не пахнет. Всю жизнь посвятил себя науке, но похож скорее на ветерана-наемника на покое, нежели на кабинетного затворника.

– Ты говорил, что вокруг него крутится гуль? – спросил Базиль.

– Это что за зверь? – поинтересовался я.

– Джинние, или, как их называют на Востоке, гуль. Джинн, но в женском обличье, – пояснил мне О`Фаррел. – Тварь, опасная в первую очередь тем…

– Что баба! – перебил его испанец и захохотал.

– Можно сказать и так, – усмехнулся Базиль. – А рядом с джинние был ее маджнун?

– Нет, – сказал испанец и задумался. Помолчав несколько секунд, он покачал головой и повторил. – Нет. Мы бы заметили.

– Парни, – я встрял в разговор, – я, конечно, понимаю, что выгляжу идиотом, но кто они такие, эти маджнуны? Не то, чтобы мне очень интересно, но хотелось бы знать. Так, хотя бы в общих чертах, для не особо одаренных. Скажем, для охотника с альтернативным уровнем развития.

– Если перевести с арабского, то маджнун – это «безумный, одержимый джинном». На самом деле это человек, который общается с джиннами или одержим ими.

– Вы что, имеете в виду «безумного араба» Абдуллу аль-Хазреда? – удивился я.

– Не путай литературного героя, созданного Лавкрафтом, и реальных людей, – сказал Базиль и задумался. Примерно минуту он молчал, потом будто очнулся.

– Ладно, что там дальше с этим ученым? – спросил он у испанца.

– Дальше – больше. Ученый ведет довольно закрытый образ жизни. Изредка, несколько раз в год, он уезжает в свой загородный дом и проводит там несколько месяцев, почти не появляясь на публике. Даже в магазин ездит не сам, а заказывает продукты с доставкой. Не женат, есть одна любовница в Праге, с которой встречается два раза в неделю, но ночевать у нее никогда не остается, возвращается к себе домой. Очень осторожен в общении, но при этом есть знакомые из самых разных слоев общества. Можно сказать, от министра до вора в законе. Изредка путешествует по Европе. Раньше часто ездил в Закарпатье, теперь в Литву начал приезжать.

– Сколько раз он был здесь?

– В этом году один раз, – ответил испанец, сверяясь со своей записной книжкой, – в прошлом – дважды.

– А джинние что там делает? – спросил Базиль.

– Понятия не имею, – испанец пожал плечами, – с ее стороны было несколько попыток выйти на людей, с которыми общается этот ученый. После нескольких нечаянных встреч на приемах и вечеринках ученый вообще перестал общаться с этими людьми, хотя они даже не пытались составить ей протекцию или представить их друг другу.

– Весело, – подвел итог я. – А что за документы удалось достать и, главное, как?

– Как именно – извини, не скажу. Есть у нас некоторые наработки в этом плане. Удалось даже его городскую квартиру проверить, пока он у любовницы был. Оригиналы документов не тронули, а вот копии – да, сняли.

– Что в них? – спросил Базиль.

– Ничего особенного, – испанец опять пожал плечами, – точнее сказать, нет ничего сверхъестественного. Обычные бумаги для человека, который интересуется магией. Я, если признаться честно, вообще не люблю в Праге работать. Тяжело там. Город с тяжелой историей. Там постоянно водились чернокнижники, причем не только мошенники, но и настоящие. Да и нежити там хватает, поэтому атмосфера очень нехорошая.

– Упокоили, наверное, несколько штук, – усмехнулся Базиль, – не отрываясь от дел. И не говори мне, что просто прошли мимо, все равно не поверю!

– Нет, – покачал головой испанец, – никого не тронули. Если быть откровенным, мне эта история сильно не нравится. Тут пахнет чем-то большим, чем простая война с нечистью. Мы, пока ехали, поговорили и решили, что дальше в этой истории не участвуем. Извини, Базиль, ты всегда был слегка отмороженным, но это не наша война. Завтра мы уезжаем обратно в Ирландию. Копии документов, которые мы привезли, оставляем, но больше Алексу помогать не будем. Слишком тут все перемешалось – и обычные люди, и нежить, и Ватикан со своими вечными секретами. Не к добру это…

– Хочешь уезжать, – сузил глаза Базиль, – уезжай. Мне эта история тоже не нравится, но я останусь. Хотя бы потому, что хочу узнать, где здесь прячется кролик.

– Твое дело, Базиль, – спокойно ответил испанец…

Утром мы отвезли в Каунасский аэропорт команду О`Фаррела. Слегка хмельных, слегка помятых, но главное – целых и невредимых. Испанец во время вчерашней экскурсии в Вильнюс даже отметился в «лучших традициях» британских туристов. Что значит, как? Отлил на здание президентуры. Его даже полиция не поймала – быстро бегает, чертяка эдакий.

– О чем думаешь? – спросил Базиль, когда мы уселись в машину.

– Про Прагу…

– Да, – задумчиво протянул он, – это красивый город. Только вот красота, как бы это выразить, – он щелкнул пальцами, – мрачная. Каждый камень – будто окаменевший сгусток крови. Недаром Прагу называют столицей некромантии.

– Каждый ее камень дышит историей и тайной. Нет такого предместья, где в свое время не лилась бы кровь, – процитировал я, доставая из кармана сигареты.

– Джером был умный мужик, – кивнул Базиль и не забыл уточнить: – даже странно для англичанина.

– Черт с ней, с Прагой. Скажи, зачем тебе все это нужно? – спросил я, когда мы уселись в машину. – Это ведь не твоя война.

– Зачем? – переспросил он. – Не знаю. У меня нехорошее предчувствие, но оно меня не пугает. Наоборот, притягивает. Понимаю, что это не моя битва, но ничего поделать не могу. Мое место тут. Или тебе не нужна помощь?

– Помощь нужна, – кивнул я. – Просто не хочу, чтобы погибали мои друзья. Хватит мне Казимера и Авгура.

– Почему ты так уверен, что виновен в их гибели?

– Тоже, мать его так, предчувствие, – я ударил рукой по рулю и выехал с парковки Вильнюсского аэропорта.

 

XIII.

– Домой? – поинтересовался Базиль, пристегивая ремень безопасности.

– Нет, – я покачал головой, – сначала подъедем в одно место. Это здесь неподалеку. Двадцать километров в сторону Молетай.

– Я без оружия, – предупредил он, – сразу говорю.

– Мы только посмотреть заедем. Мне хочется увидеть одну вещь. Исключительно в порядке самообразования. Так сказать, хочу бросить взгляд на один спорный памятник. Мелькнула в голове одна мыслишка. Ничего особенного, но версию проверить не помешает.

– Понял, – кивнул Базиль и, устроившись поудобнее, включил музыку.

Мне уже несколько дней не давала покоя одна схема, которую я обнаружил среди дневниковых записей чешского ученого. Судя по всему, на ней было изображено место, куда мы сейчас направлялись. Да, тот самый пресловутый центр Европы, который торжественно открыли в начале декабря. Ученый был здесь немного раньше; естественно, что на его план-схеме были изображены лишь границы строительного участка и фундамент. Но, кроме этого, на ней была обозначена еще одна точка с указанием точных координат, причем находилась она гораздо ближе к трассе, чем стела. Что это? Ошибка проектировщиков? Место получше выбирали? С одной стороны – правильно; тут главное не точность, а красивый вид на окрестности. А вот другим – да, им нужна настоящая точка. Но зачем? Может, на месте станет яснее? Сомневаюсь, но идею проверить надо. Вот именно поэтому мы и едем – чтобы посмотреть на это место собственными глазами.

Приехали мы довольно быстро – от Вильнюса по дороге на Молетай километров двадцать пять, не больше. Машину оставили на стоянке и, вооружившись фотоаппаратом, направились к памятнику. В общем-то ничего особенного – обычная гранитная стела, увенчанная стилизованной короной из звезд. Надо понимать, символизирует Европейский Союз. Любят в последнее время эти звездочки вставлять куда надо и куда не надо. Небольшая круглая площадка, выполненная в виде арены, окружена несколькими рядами скамеек. По левую сторону, повторяя очертания арены, выстроились флагштоки с флагами стран содружества. Сама стела находится на небольшом возвышении, куда ведет дорожка, усыпанная мелкими камешками. Но это летом, а не сейчас. Сейчас мы пробирались по узкой тропинке, едва очищенной от снега. Поднялись к памятнику и остановились. Базиль осмотрелся вокруг и выдал короткую характеристику.

– Красиво.

– Наверно, – кивнул я в ответ.

Достал из кармана записную книжку, куда заранее перечертил схему, стараясь не сильно наврать с пропорциями. Что поделать – рисовать я не умею. Так, судя по всему, вот это памятник. На момент создания схемы – лишь постамент, точка на плане. А вот этот заштрихованный прямоугольник – дом, построенный для обслуживающего персонала. Трасса и точка с координатами. Теперь понятно, почему центр установлен неправильно. Настоящий центр расположен слишком близко к дороге, в небольшом овраге. Вон, оттуда березки торчат. Ладно, придется лезть туда, ничего не поделаешь. Когда мы подошли к краю поля, собираясь пробраться к настоящему центру, из дома вышел мужчина и направился к нам. Шустро так направился, энергично. Ну и чего ему от нас понадобилось?

– Добрый день, господа! – он вежливо поздоровался.

В ответ мы лишь улыбнулись и продолжали смотреть на интересующее нас место. Лезть в снег не хотелось, но что делать. Мужчина, по-моему, решил, что мы не местные. Правильно – местные редко улыбаются.

– Вы говорите по-литовски? – на скверном английском поинтересовался он.

– Нет, – ответил Базиль. – А что случилось? Мы приехали посмотреть на памятник.

– Да, конечно, – расцвел фальшивой улыбкой мужчина и широким жестом указал на памятник, где мы только что были. – Центр Европы находится там! Там, – он несколько раз махнул рукой и предложил: – Пойдемте, я вам все покажу.

– Спасибо, – кивнул О`Фаррел, – но мы хотели осмотреть окрестности.

– Вот придурки британские! – сказал на литовском языке мужчина, причем не переставая нам улыбаться. – Сначала этот болван с отморозками туда лазил, теперь эти!

– Простите, – поинтересовался Базиль, – что вы сказали? Я не понимаю…

– Я говорю, пойдемте! Покажу вам памятник, – опять перешел на английский язык наш надоедливый собеседник. Он мне напомнил того самого смотрителя кладбищ из романа «Трое в лодке, не считая собаки». Тот, помнится, тоже приставал к туристу, предлагая осмотреть могилки и склепики.

– Ох, нет, – замотал головой Базиль, – спасибо, не надо.

– Ну как же так?! – всплеснул руками мужчина.

– Да ты достал уже нас со своим памятником! – сказал я на литовском. – Сказано же тебе – мы хотим осмотреть окрестности. Чего тебе не понятно? Кстати, а кто еще туда ходил?

На лицо сотрудника было приятно смотреть. Не то, чтобы он очень удивился, но пятнами слегка пошел. Правильно – мы ведь можем и жалобу его начальству накатать. За «британских придурков». А он за свое место зубами держится, это и к гадалке не ходи. Зарплата хорошая, работа не пыльная.

– Кто ходил? Никто не ходил, – он замотал головой, как лошадь.

– Не крути мне голову, а? – устало отозвался я. – Полгода назад здесь был наш друг и рассказывал про настоящий центр Европы, а не про этот фонарный столб из гранита. Давай, говори уже, пока я не сказал этому жителю Ирландии, – я кивнул на Базиля, – что ты его придурошным англичанином назвал.

Базиль мой кивок истолковал по-своему, но, в общем, правильно. Поэтому он нахмурился и злобно засопел.

– Я правда ничего не знаю!

– Если не знаешь, тогда пшел вон отсюда, не мешай нам дышать свежим воздухом и любоваться окрестностями.

– А чего он так испугался? – спросил меня Базиль, когда «сотрудник памятника» ушел.

– Я пообещал, что напишу на него жалобу.

– За что? – удивился О`Фаррел.

– Он тебя британским придурком назвал, – наябедничал я и ухмыльнулся.

– Британским?! – спросил Базиль и надулся, как мышь на крупу.

– То есть на придурка ты не обиделся? – невинным голосом поинтересовался я. – Ладно уж, поехали домой, патриот Ирландии! Кушать хочется.

– Британским, – пробурчал О`Фаррел и добавил что-то неразборчивое на ирландском языке. Надо понимать, что-то вроде «и памятник у вас красивый, и люди здесь приветливые». В общем, как я понял, Базиль остался доволен экскурсией.

Мы уже подъезжали к Каунасу, когда телефон, лежащий рядом со мной, завибрировал, высвечивая «номер не определен». Ну и кому я еще понадобился? Неужели опять в прокуратуру вызывают?

– Слушаю?

– Айдаров? – спросил мужской голос.

– Для кого Айдаров, а для кого и господин Айдаров, – отрезал я. Не хватало мне еще панибратства от незнакомых собеседников.

– Да, мне говорили, что вы очень резки в общении, – сказал мужчина. – Хорошо, будь по-вашему, «господин» Айдаров.

– Я вас слушаю. Позвольте узнать, с кем имею честь разговаривать?

– Мое имя, – собеседник сделал небольшую паузу, – вам ничего не скажет.

– В таком случае не вижу смысла продолжать разговор, – подвел итог я. – До свидания.

Я нажал кнопку и убрал телефон в карман. Больше никто не звонил – и слава Богу. О`Фаррел молча сидел рядом и, судя по всему, о чем-то напряженно думал. Даже свою неизменную сигару – и то забыл прикурить, так и держал в зубах, окончательно изжевав ее кончик. Лишь когда мы въехали в город, он очнулся и спросил.

– По этой подписке, данной властям, ты ведь не можешь покидать страну?

– Республику, – поправил я. – Да, это так. Даже в Ригу не могу съездить, а надо бы. А новыми документами, которые вы для меня сделали, пользоваться не хочу. Рано еще.

– А что тебе там понадобилось? – поинтересовался Базиль.

– Вещицу одну купить надо. Я ее видел у одного торговца. Думаю взять, для хозяйства.

– Оружие? – он покосился на меня.

– Да, – я кивнул и задумался. – Даже не одну, а несколько. Нужен хороший охотничий арбалет, еще один сменный ствол для Глока-21 и какой-нибудь небольшой пистолет. Что-то вроде последнего шанса.

– Дерринджер? – удивленно спросил Базиль.

– Нет, эти игрушки не для меня. Что-нибудь небольшое, вроде Глока тридцатой модели.

– Ты фанатик сорок пятого калибра! – засмеялся он.

– Просто если уж применять, то с гарантией, – пожал плечами я и, следуя сигналу светофора, повернул налево.

– Это так… А Рига… Ты можешь связаться с этим дилером? Если он согласится на замену, то я съезжу. – Базиль хлопнул рукой по колену. – Один день ничего в ситуации не изменит, тем более Наташу охранять еще не надо. Когда она вернется?

– Послезавтра.

– Ты уже купил ей подарок к Рождеству? – поинтересовался Базиль.

– Пока нет, – покачал головой я, – еще есть время.

– Ты успеешь неторопливо пройтись по магазинам и сравнить цены? – удивился он. – В последние несколько дней там будут толпы народу, можешь не успеть. Неужели войдешь в первый попавшийся магазин и выберешь подарок?

– Почему бы и нет? Ювелирные везде одинаковы.

– Но цены в них могут различаться! – покачал головой О`Фаррел. – Нет, я никогда не пойму русских…

– Это точно, – согласился я, и на этом и этот разговор закончился.

Мы вернулись домой, неторопливо пообедали и, когда я уже собирался сесть за документы, в комнату постучал Базиль. Он принес увесистый пакет, замотанный в целлофан и для прочности обмотанный коричневой липкой лентой.

– У меня небольшая просьба, – он кивнул на сверток, – здесь несколько вещей, которые могут нам пригодиться. Пока в них нет нужды, надо бы убрать подальше. У тебя есть надежное место?

– Оружие? – спросил я.

– Да, небольшой запас. Испанец перед отлетом оставил. В самолет с такими вещами не любят пускать, тем более, как на грех, они потеряли документы на эти предметы, – ухмыльнулся Базиль.

– Ну да, конечно – потеряли! Ты еще скажи, что они забыли их дома на журнальном столике. В Ирландии. Конечно, есть такое место. Что за дом у Охотника на нежить, если в нем не найдется приличного тайника? Где в таком случае прикажешь хранить трупы?

– В колодце. У тебя есть колодец?

– Нет, еще не успел выкопать. Но ход твоих мыслей мне нравится.

Спрятав пакет, я опять вернулся к документам. Весь свой архив, накопленный за полгода, просмотрел, но ситуация только больше запуталась. Нежить, Ватикан, чернокнижник из Праги, восточная нежить и бандиты – прекрасный букет. Правильный центр Европы, неправильный центр… Господи, голова кругом. Как связать все воедино, чтобы понять, черт меня побери, каким боком здесь замешан я и что меня связывает с каждой из этих компаний, кроме банальной охоты на нежить?!

Разбирая дневник ученого, я наткнулся на небольшую схему, на которую раньше не обратил внимания. На ней было изображено что-то смутно знакомое. Черт! Копируя эти записи, я спешил, и именно этот лист вышел не очень качественно. Видно, но плохо. Жаль, с оригиналом не сравнить – он уже в Ватикане. Представляю себе картину – звоню я монсеньору Кастелли и прошу, мол, не будет ли его преосвященство так любезно прислать мне копию страницы за таким-то номером из дневника, проданного тогда-то за такую сумму денежек. Не думаю, что Винченцо это понравится. Судя по всему, он полагает, что я в эти документы вообще не заглядываю. А схема… Схема… Где же я ее видел? Твою дивизию! Это же место, где мы сегодня были, только более детально! Четыре дерева, расположенные в шахматном порядке, вот еще три. Точно, есть там еще три дерева, на склоне. И на этой схеме с указанием сторон света отмечены точки. Не одна, а целых пять, расположенных в круге. С одной точкой было все понятно, но пять – это уже слишком. В памяти всплыла знаменитая фраза: «Новое дело! Стулья расползаются, как тараканы!». И что мне с ними делать, с точками этими?

Меня отвлек телефонный звонок. Я схватил аппарат, думая, что это Наташка. Она обещала мне позвонить, когда будет собираться обратно. Увы, это Сергей.

– Да, я вас слушаю.

– Добрый день, Александр, – поздоровался он и сразу перешел к делу, – небольшие новости. Я не знаю, как вы отреагируете, но донести их до вашего сведения обязан.

Хорошее начало. Как правило, с таких небольших фраз начинаются большие проблемы.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего плохого. Со мной связался один человек, который просит организовать с вами встречу.

– Кто он?

– Это родной брат человека, в убийстве которого вас подозревают.

– Даже так, – я сделал небольшую паузу и прикурил сигарету, – и что ему необходимо? Хочет отомстить за смерть невинно убиенного? Не корысти ради, а токмо волей пославшей его жены? – что-то меня сегодня на цитаты пробило.

– Нет, не думаю. Уверяет, что встреча будет носить исключительно мирный характер и вам ничего не угрожает. Он хотел бы обговорить некоторые вещи, которые, по его словам, могут быть вам интересны.

– Мне интересно одно – как снять с себя подозрение.

– Вот именно про это он и хотел с вами поговорить.

– Сергей, вы полагаете, что мне стоит идти на эту встречу? – поинтересовался я.

– Полагаю, что да, – подтвердил он, – в нашей ситуации надо хвататься за любой шанс.

– Когда он хочет встретиться?

– Послезавтра.

– Где?

– Можем в том же яхт-клубе, где мы с вами встречались.

– Нет, лучше всего завтра. Через четыре дня Рождество, дел по горло. И яхт-клуб, знаете, мне не очень нравится, – я поморщился, – никакого желания лезть в такое место. Там можно устроить грандиозную перестрелку, и никто даже ухом не поведет. Давайте сделаем так: место должно быть довольно людное, но без лишних ушей. Сергей, вы же профессионал, подберите что-нибудь. И еще, маленькая просьба: подготовьте мне список ваших расходов и давайте обсудим гонорар. Работа, как вы сами видите, затягивается, а оставлять долги на следующий год мне совершенно не хочется – это плохая примета.

– Хорошо, Александр, – согласился он, – я подсчитаю, и потом, после этой встречи, мы сядем и обсудим финансовые дела.

– Вот и прекрасно.

– Значит, я позвоню вам немного позже и предложу место встречи.

– Хорошо, буду ждать звонка.

На эту пересказанную ему новость Базиль только хмыкнул. Согласился, что на окраину города лезть не стоит. Кто знает – может, это очередная подстава? Хватит уже на меня трупы вешать, свои некуда девать. Обсудив, мы приняли решение, что послезавтра Базиль едет в Ригу, чтобы встретиться с оружейным торговцем, а завтра мы идем на встречу с родственником безвременно усопшего сидельца. Вечером позвонил Сергей и предложил несколько мест. Одно из них я сразу забраковал – там слишком людно, другое мне не понравилось близостью лесопарка, а вот третье – сквер Исторического музея – прекрасно подходил нам обоим. На нем и остановились.

– Желательно без стрельбы обойтись.

– Это как получится, – хмыкнул Базиль, убирая пистолет в кобуру.

Ранним утром Базиль попросил меня достать сверток из тайника и выбрал из сумки пистолет. Смотри ты мне, у нас с ним вкусы на оружие сходятся – у него такой же Глок, как и у меня. Двадцать первая модель, калибр сорок пять, тринадцатизарядный. Правда, насчет кобур вкусы не совпали. Я всю жизнь таскаю фобусовский пластик, а он предпочитает кожаные, формованные. В довесок ко всему прочему на свет появился легкий бронежилет, который попытались надеть на меня. Вот уж нет! Я понимаю, когда дело касается перестрелки в помещении, где есть шанс поймать в тушку пистолетную пулю, но когда речь идет о возможности дальнего выстрела, то эта деталь гардероба лишняя. Пулю калибра 7,62 мм , выпущенную из хорошей винтовки, он точно не остановит – класс защиты не тот.

Машину припарковали у бизнес-центра, расположенного на улице Путвинске, и, скормив аппарату несколько монет за парковку, спустились на площадь Независимости. Нас уже ждали. Три человека, один из них Сергей. Правильно – он должен нас представить друг другу и отвалить в сторону, чтобы наблюдать за нашей встречей издали.

Вы, наверное, помните сидельца, с которым я имел небольшой разговор. Его брат был на него очень похож, разве что волос было побольше да наколок на пальцах не наблюдалось. Наоборот – он был такой, как бы вам сказать – холеный. По виду – бизнесмен, причем не мелкий. Однобортное пальто серого цвета. После короткого приветствия нас познакомили, и мы разделились. Я с «родственником» направился в сторону сквера, а наши коллеги остались стоять у подножия памятника, который называют статуей «Свободы».

– Спасибо, что согласились придти.

– Вы так настаивали на встрече, что отказаться было практически невозможно.

– К сожалению, – сухо сказал мой собеседник, – дело не терпит отлагательств.

– Согласен. О чем вы хотели со мной поговорить?

– О своем брате.

– Могу сказать лишь одно, – пожав плечами, произнес я, – это дело не моих рук. Я не убивал. Хотел убить, врать не буду. Но потом в процессе разговора передумал.

– Почему? – он покосился на меня.

– Не знаю. Наверное, не видел смысла. Не было такой необходимости убивать.

В ответ на мое признание он промолчал. Лишь плотно сжал губы, и на скулах заиграли желваки. Странно. Я думал, он более выдержанный в своих эмоциях. С другой стороны, его можно понять – все-таки родного брата завалили. После небольшой паузы мы продолжили разговор.

– Я знаю, что вы не убивали. Говорил с ним после вашего ухода. Он мне позвонил среди ночи и попросил встретиться с ним утром. Когда он не приехал, я попытался дозвониться, но телефон не отвечал. Мой брат, несмотря на все свои недостатки, был очень пунктуален. Я послал к нему своего человека, который и обнаружил труп.

– Откуда вы знаете, что я не вернулся и не разнес ему голову?

– Не похожи на человека, который меняет свои решения. Вы довольно упрямы, господин Айдаров, – он подчеркнул слово «господин».

– Вы поставили в известность полицию о вашем разговоре с братом?

– Нет. С какой стати я должен это делать? Чтобы отвести от вас подозрения? Вы, пусть и косвенно, виновны, поэтому я ничего полиции не сказал. Я, знаете ли, не привык, чтобы люди получали что-то бесплатно. За все надо платить, тем более за такой грех.

Я чуть сигаретным дымом не подавился, услышав про грехи. Это еще что такое? Новый Авгур? Нет, мой собеседник спокоен, как слон; стоит, рассматривает себе скульптуру гнома, который установлен посреди фонтана, перед входом в Исторический музей. Слава Богу, нет – это просто выражение у него такое идиотское. Я дернул щекой; что ты знаешь о грехах, напыщенный самодовольный болван?!

– В таком случае, в чем смысл нашей встречи? – спросил я. – Деньги?

– Деньги? – он скривился. – Упаси вас Бог, господин Айдаров! Деньги – это мелочь. Пыль и прах, не более того. У меня к вам предложение.

– От которого я не смогу отказаться?

– Пожалуй, что так, – согласился он. – Я желаю, чтобы вы нашли настоящих убийц моего брата. Причем не просто так, а нашли и наказали.

– Хорошее предложение, – я покачал головой, – вы меня ни с кем не путаете?

– Нет.

– В таком случае могу вас обрадовать. Убийцы уже известны. Заказчик – тоже. Дело за малым – нужны доказательства, но со временем они у нас будут.

– Даже так? – он удивленно дернул бровью. – В таком случае ситуация становится еще более простой. Я хочу, чтобы эти люди исчезли.

– Вы пытаетесь меня нанять как киллера? Господь с вами, я мирный человек.

– Конечно, – кивнул он. – Мирный. Судя по всему, именно поэтому один из подручных моего покойного брата объявлен в розыск. Как без вести пропавший. Полагаю, что благодаря вашему «мирному» характеру он лежит в укромном месте с пробитой головой.

– Почему вы считаете, что это я его убил? – прищурился я. – Может, это сделали убийцы вашего брата?

– Почему? – переспросил он. – Если его убили эти же люди, они не прятали бы его труп. Наоборот – сделали бы все возможное, чтобы вас подозревали в совершении двух убийств. Выпутаться в этом случае было бы гораздо труднее. Поэтому я и подозреваю, что второго убили именно вы. Полиция пока эти дела не связала в одно целое. Их можно понять – у них работы и так выше крыши. Но ведь они могут и заинтересоваться, как вы считаете?

– Пугать меня бессмысленно, – поморщился я. – Да и логика, извините, слабенькая.

– Даже в мыслях не было вас запугивать. Просто высказываю некоторые соображения по этому поводу.

– Что я получаю взамен, если соглашаюсь?

– Решение ваших проблем. То есть с вас снимут подозрения в этом убийстве. Вы даже не будете вызваны в суд в качестве свидетеля. У меня есть такая возможность.

– Если у вас, по вашему выражению, все схвачено, то почему бы вам не заказать этих людей в другом месте?

– Я уже говорил, что в таком случае мне придется платить. А вы это сделаете бесплатно и будете считать, что вам повезло.

– Да уж, повезло, ничего не скажешь.

– Вы сами выбрали этот путь, – подвел итог он.

– Я должен подумать несколько дней.

– Хорошо, – он неожиданно согласился, – я оставлю вам номер телефона для связи со мной. Примете решение – позвоните. Звонить можно в любое время суток.

– До свидания…

– До свидания, – он сделал небольшую паузу, – господин Айдаров.

 

XIV.

– Что думаешь предпринять?

– Не знаю, – покачал головой я, – надо рассмотреть все варианты развития событий. Само собой, и возможные последствия. Как бы это не было очередной подставой, чтобы засадить меня. С гарантией. Этот братец вполне может на такое пойти. Кстати, неплохая месть. Судя по его виду – вариант как раз в его стиле.

– Ты прав, – задумчиво сказал Базиль, – может быть и такой вариант. Выведут за ручку на настоящих убийц, а после их уничтожения повяжут. Вот тогда у них и факты будут, и доказательства. Сядешь надолго. И вообще, это как-то неправильно – вмешиваться в дела простых людей. С другой стороны, надо так или иначе решать эту проблему. Воевать на два фронта – не дело. Зажмут в угол и уничтожат.

– Согласен. Но я не готов убивать людей по заказу.

– А что ты делал до сих пор? – неожиданно жестко спросил О`Фаррел.

– До сих пор, – медленно ответил я, – упокоивал нежить.

Немного позже я созвонился с торговцем из Риги. Да, с тем самым Лаврентием, который любит опаздывать. Договорился, что завтра от моего имени к нему приедет человек. Не скажу, что рижанин этому очень обрадовался, но бизнес есть бизнес. Немного посопев в трубку, он согласился встретиться и подготовить все необходимое. Заказ, который я собирался сделать, был довольно простым. Охотничий арбалет, который я видел во время последнего визита, и два десятка карбоновых болтов с охотничьими наконечниками. Жуткая вещь, даже выглядит страшно. Десяток отвезу кузнецу, чтобы он сделал серебряные вставки. Кроме этого, Берия достал для меня пистолет – Глок-30. Маленький пистолет сорок пятого калибра. Да, закон, который я когда-то уважал, остался в прошлом. Не хочу нападать, но обязан защищаться!

– Что-нибудь еще привезти из Риги? – спросил Базиль, когда мы сидели за завтраком.

– Еще? – я немного подумал, пережевывая омлет, и кивнул. – Пожалуй, что да. Если у тебя будет время. Нужны некоторые вещи, дам список и размеры. Но их будет много.

– Готовишься сменить личность? – усмехнулся О`Фаррел.

– Нет, но хочу быть к этому готовым.

– Конечно, без проблем, – он махнул вилкой, – куплю все, что необходимо. Сегодня, если не ошибаюсь, возвращается твоя прелестная Натали? Может, я в гостиницу перееду? – он хитро усмехнулся. – Хотя бы на первую ночь?

– В этом доме хорошая звукоизоляция, Базиль. Так что будешь спать спокойно.

– Да? – он довольно ухмыльнулся. – Будем надеяться, что это так…

Через час Базиль уехал в Ригу, а я начал готовится к скорому Рождеству. Елку покупать не надо – вот она, рядом с домом зеленеет. Разве что снег вокруг нее расчистить и елочные игрушки повесить. Я, как старый холостяк, никогда не наряжал дома елку. Зачем? Чтобы лишний раз вспомнить про уходящее время? Сомнительное удовольствие, скажу я вам. Последние вещи из моей старой квартиры перевез только несколько дней назад. Они еще лежали в коробках, сложенных штабелем в коридоре. Вот уж никогда бы не подумал, что из двухкомнатной квартиры можно вывести такую кучу вещей! Когда они разложены по шкафам и полкам, все выглядит значительно компактнее. Надо бы разобрать эти завалы, но нет – позже, после праздников. Тем более что для одной из комнат, которую я хочу превратить в кабинет, еще нет мебели. Вообще. Хоть танцуй, хоть в футбол играй. Расчищая снег, я вспомнил, что елочных игрушек тоже нет. Ну зачем они мне нужны, скажите на милость?! Пришлось собираться в магазин. А тут еще и Вилия приехала, загрузив меня огромным списком продуктов, которые надо купить на праздники. Дурдом! Нет, ей-Богу, когда я жил в обычной двухкомнатной квартире, мне было спокойнее. Там я ходил, в чем хотел, ел, что было, и не забивал себе голову, какой майонез полезнее.

Людей в магазине было не просто много – очень много! Предпраздничная суета выливается в какое-то массовое безумие, независимо от возраста и религиозной конфессии. А еще эти рождественские песни звучат на каждом углу. Дурдом… Я зашел в небольшую кафешку, расположенную в торговом центре на балюстраде второго этажа и, присев за столиком, прикинул план покупок. Первым делом подарки. Значит, в ювелирный…

Перстень, которым я постукивал по столу в такт своих мыслей, вдруг потеплел. Я удивленно посмотрел на него, словно не веря в происходящее. Да, он теплый. Нежить? Почему я ее не заметил? Холодок прошел по спине. Повернувшись, увидел семью. Муж, жена и маленький ребенок… В горле встал ком, и я сдернул с пальца перстень, чтобы не сойти с ума от этой картины. Да, этой нежитью был… Господи… Он сидел за столом, болтая ногами, которые не доставали до пола, и кушал пирожное. Весело улыбался и задавал родителям бесчисленное количество вопросов, на которые так щедры дети в этом возрасте. Меня будто током ударило. До сих пор я и предположить не мог, что такое возможно. Нечисть – это взрослые люди. Это ведьмы, это мужчины и женщины! Это оборотни, вампиры, это твари! Но взрослые, а не дети!

Меня отвлек телефонный звонок. Наталья!

– Здравствуй, моя маленькая!

– Привет! – слышно было плохо, видимо, она стояла на улице, – Я соскучилась!

– Я тоже. Когда ты прилетаешь?

– Сегодня вечером, в десять, в Вильнюс. Ты сможешь меня встретить?

– Конечно, что за вопросы? Обязательно, – я улыбнулся и тихо сказал, – я люблю тебя.

– Что? Не слышу!

– Я… Тебя… Люблю…

– Правда не слышу!

– Я тебя люблю! – гаркнул я во все горло. В ответ она рассмеялась.

– Я тебя тоже. Очень, очень… Все, мне пора, до вечера! Жди меня!

Я положил телефон на стол и почувствовал, что на меня смотрят. Поднял глаза и чуть не рассмеялся. Все посетители бара повернулись в мою сторону. Некоторые смотрели с удивлением, но большинство – по-доброму, с улыбкой. Не выдержал, улыбнулся. Подумаешь, крикнул. Ну да, забыл, где нахожусь. Вон, даже внизу, в торговом зале – и то несколько покупателей головы подняли. Пока я разговаривал по телефону, семья с ребенком ушла. У меня, если честно, даже на душе легче стало. Я не был готов к такой охоте. Надо поговорить с О`Фаррелом, узнать, как такое возможно и что делать. А сейчас вперед, за покупками и подарками.

Базиль вернулся из Риги часов в семь. Покупки торговой сети «от Берии» мы сразу спрятали в тайник. Кроме маленького Глока, конечно. Его я брал для постоянного ношения. Да, я знаю, что хожу под подпиской и в любой момент могу быть арестован. Поверьте, если меня арестуют по обвинению в убийстве, то нелегальный пистолет – это такая мелочь, что и говорить не приходится. Мы сидели на кухне и лениво, без всякого аппетита, ужинали. Я – потому, что с нетерпением ожидал Наталью, а Базиль, наверное, просто устал с дороги. Вспоминая сегодняшний день, я упомянул про нежить в теле ребенка.

– Надо было проследить, где живут, и упокоить после праздников, – пожал плечами Базиль. – Подумаешь, невидаль какая. Доводилось видеть варианты и пострашнее.

– Ребенка? – я не верил своим ушам. – Как так можно?

– Можно! – оборвал меня О`Фаррел. – Еще как можно! И нужно! Чтобы потом не пришлось искать эту тварь по всему свету! Чтобы не сойти с ума, наблюдая за делами его рук и зная, что ты мог оборвать его жизнь в самом начале.

Базиль замолчал и несколько раз, медленно, сжал руку в кулак.

– Извини, Алекс, я сорвался. Эта ситуация напомнила мне одну историю. Не из моей жизни, но она мне очень близка.

– Не извиняйся. Расскажи мне эту историю.

– Не надо, – покачал головой он.

– Легче будет…

– Легче, говоришь… – он качнул головой, – может, и будет…. Как я тебе уже сказал, это случилось не со мной. Однажды, в 1850 году, одну женщину взяла к себе в услужение семья британского офицера. У них родился очаровательный малыш, роды были тяжелыми, женщина долго болела. Понадобилась няня, причем опытная. Эта няня, назовем ее, к примеру, Элизабет, согласилась и через несколько дней поселилась в их доме. Знаешь, как это бывает, первые месяцы – самые беспокойные. И вот примерно через полгода она попросила один свободный день – ей надо было навестить своего больного дядю. Достала из маленькой шкатулки перстень, который не надевала все это время, и собралась уходить. В это время малыш заплакал, и Элизабет пришлось подойти к его кроватке.

– Этот ребенок оказался нежитью?

– Да, – кивнул Базиль, – именно так. Элизабет была таким же охотником, как и мы. Убивала нежить, причем не так уж редко – она была сильная духом женщина. Но тут оказалась бессильна. Ребенок, которого она нянчила с рождения, оказался ее «клиентом». Мало того, он оказался нежитью, предназначенной ей судьбой.

– И что было дальше?

– А ничего, – развел руками О`Фаррел. – Поначалу она хотела уйти из этой семьи, но долг охотника призвал ее остаться. Повторю, она была сильной женщиной. Элизабет решила подождать некоторое время и потом, когда мальчик подрастет, упокоить эту тварь. Прошло несколько лет, и вместо няни этой семье понадобилась гувернантка. Пришло ее время, но этот ребенок рос у нее на глазах. Когда он плакал, она его жалела. Лечила ему ссадины и ухаживала, когда болел. Учила ходить. Радовалась первым его шагам и смеялась его проказам. Элизабет не смогла этого сделать…

– Продолжай…

– Она ушла в другую семью, но жила неподалеку. Надеялась, что пройдет время, и она забудет свою привязанность к нему, найдет в себе силы, чтобы упокоить эту нечисть. Увы, не смогла. Она жутко переживала, но потом смирилась с тем, что станет Вечной Охотницей. Мол, такая милая крошка, я его так люблю и согласна страдать вечно ради этого. Прошли годы. И вот, будучи уже совсем старой, в 1895 году Элизабет услышала о своем питомце. Во всей красе его сущности. Узнала и поняла, что ее нерешительность обернулась ужасными бедами для людей. Он был офицером, но, кажется, он был дьяволом во плоти. Считался хорошим полководцем и человеком железной воли. Не смотрел на потери и усмирял восстания на Востоке с такой бесчеловечной жестокостью, что даже офицеры, служившие под его началом, не выдерживали.

– Элизабет сошла с ума? – тихо спросил я.

– Нет, – покачал головой Базиль, – но была близка к этому. Она все же нашла в себе силы признаться в этой слабости. Нашла одного из наших братьев и на коленях умоляла его убить этого человека. Этим молодым охотником был близкий друг моего наставника. Задача была не из легких: все-таки эта нежить достигла определенных высот, и подобраться к нему, чтобы убить, было довольно непростой задачей. Но охотник был упрямый. Он следовал за этой нежитью, словно баргест. Стал его тенью. И чем больше он узнавал о его деяниях, тем больше ужасался.

– Кто был этой нежитью?

– Ты куда-нибудь торопишься? – спросил меня Базиль и посмотрел на часы. – В Вильнюс ехать еще рано.

– Извини, что перебил. Продолжай. Времени еще много.

– Британия никогда не была душечкой, которой ее стараются представить историки. Этот образ «доброй старой Англии», – поморщился О`Фаррел, – который так любят насаждать либералы, далек от реальности. На самом деле эта страна – преступник. Ни одна страна мира не уничтожила столько людей, сколько Британия. Гитлер – просто душка по сравнению с ней! В одной только Индии было уничтожено несколько десятков миллионов человек. Эта страна торговала своими гражданами, как рабами! Разгул смерти! Пятьсот тысяч человек – вот цена английской индустриализации. Скажи, Алекс, кто создал первые концлагеря?

– Читал, что американцы. Если не ошибаюсь, во время гражданской войны в 1861 году. Этот, как его… – я прищелкнул пальцами, – Андерсонвилль. Не прав?

– Да, – сказал Базиль. – потом были испанцы, создавшие в 1895 году что-то подобное на Кубе. В то время она еще являлась их колонией. А вот уже во время англо-бурской войны такие лагеря появились и в Британии. К весне 1901 года сеть лагерей смерти покрывала всю территорию оккупированных бурских республик. Мафекинг, Йоханнесбург, Барбертон, Феринигинг, Хейделбург, Клирксдорп, Мидделбург, Почефстром, Стандертон, Фолксрюс, Айрин – это всего лишь малая часть, известная людям. В этих лагерях по большей части содержали детей и женщин. Больше двухсот тысяч. Половина населения бурских республик. Это были первые лагеря смерти, рассчитанные на уничтожение мирных жителей. Испанцы и американцы содержали в таких учреждениях только пленных. Да что там концлагеря! Англия сумела превратить в каторжную тюрьму целый континент, ссылая туда людей. Этот список можно продолжать. Потому что с концом девятнадцатого века их преступления не закончились. Уже после второй мировой войны, в 1950 году, эти «благородные люди» устроили резню в Кении. В ответ на убийство 32 белых колонистов они уничтожили триста тысяч и еще полтора миллиона загнали в концлагеря! Середина двадцатого века! Твари…

Базиль немного помолчал и вытер пот, выступивший на лбу.

– Извини, Алекс, история Британской шлюхи для меня – больное место.

– Какой шлюхи? – не понял я.

– Империи, мать ее так! – сжал зубы Базиль.

Мы немного помолчали. Я поднялся и, открыв кухонный шкаф, достал бутылку коньяку. Налил в два бокала – себе на донышке, мне все-таки еще за руль садиться, а ему половину. О`Фаррел не глядя, засадил бокал залпом и подвинул его мне.

– Еще!

Ничего не скажешь – это по-нашему. Вот что значит – с русским человеком пообщался! Повторив, Базиль закурил и продолжил.

– Ладно, вернемся к нежити. Охотник следовал за этим офицером повсюду. Был в Турции, Египте, Судане, Южной Африке и на Кипре. И везде он пытался его уничтожить. Не получалось. Несколько раз охотник был сам близок к гибели и спасся исключительно благодаря чуду. Эта нечисть первой в мире придумала тактику выжженной земли, и именно она ввела в строй концентрационные лагеря для мирного населения. Повторю, не для военнопленных, а для мирных людей! Для женщин и детей. Для стариков. Один из его современников про него писал следующее: «человек, у которого есть тот же порок, что и у большинства египетских офицеров – страсть к содомии». Эта тварь даже женщинами не интересовался, – он скривил губы, – обычный педик. При этом он считался тонким ценителем прекрасного, любил китайский фарфор и экзотические растения. Еще! – Базиль придвинул мне пустую рюмку.

Выпив, он оглянулся.

– Закусить есть чем-нибудь? А то я могу опьянеть.

– Сейчас что-нибудь найду, – я встал и открыл холодильник. Лимон, красная икра. Подойдет. Чему удивляться – я видел, что у них по пятницам в барах творится. Ей-Богу, в России пьют и меньше, и культурнее.

– Налей и себе, – попросил Базиль. – Можешь не пить, но налей. Cheers!

Я плеснул на донышко и посмотрел на часы. Протрезветь после рассказа он точно не успеет; ладно, съезжу один, пусть спит. В памяти вспыл старый фильм «Осенний марафон» с бессмертным: «– Я алкач? – Алкач, алкач».

– И вот наступило это время, – О`Фаррел посмотрел на меня хмельным взглядом, – когда охотнику повезло. В начале июня 1916 года этой нежити надо было отправиться в Россию. Он, кстати, жутко боялся воды. Говорят, гадалка нагадала, что утонет. Налей! – выпив еще бокал, Базиль закусил лимоном, поморщился и продолжил. – И вот около половины восьмого крейсер «Хэмпшир» достиг траверза мыса Броф-оф-Бирсей. В этот момент, – Базиль поднял растопыренные пальцы рук вверх, – бух! Раздалось два взрыва, и все. Корабль быстро затонул, из почти семисот человек спаслись только двенадцать. А тело этой нежити так и не нашли. Конечно – ведь за секунду до взрыва один из офицеров, с которым он мирно беседовал на мостике, всадил ему кинжал в бок. Не простой – с лезвием, покрытым серебром. Позже говорили, что к этому причастны немцы, даже знаменитую Мату Хари вспомнили. Но нет, это был обычный охотник за нежитью, посвятивший этой охоте всю жизнь. Будь она проклята.

– Как звали эту нечисть?

– Гораций Герберт Китченер. Граф Китченер.

– Охотник погиб?

– Да, – сказал О`Фаррел.

– И стал вечным? – спросил я.

– Да, – кивнул Базиль. – Сам посуди – ведь он посвятил этой травле всю свою жизнь. У него не было времени, чтобы искать предназначенную ему нежить, ведь он охотился на чужую. Он был другом моего наставника, который помогал осуществить эту операцию. Извини, Алекс, за эту историю, но я хочу, чтобы ты понял. Нежить, она может быть в любом обличии. Один поступок в жизни, когда ты даешь слабину – и все, ты можешь сломать не только свою жизнь, но и погубить миллионы других. Такой грех поднять никому не под силу. Ладно, мы едем в Вильнюс?

– Ну куда тебе ехать в таком состоянии, Базиль? – улыбнулся я. – Наталью испугаешь. Спи уж, один съезжу.

– Нет. Я поеду, – возразил Базиль. – Не могу оставить тебя на произвол этих тварей! Я сейчас, минутку, – он тяжело поднялся из-за стола и, покачиваясь, ушел в ванную. Он так и не появился. Когда я уже собрался уезжать, то, заглянув в его комнату, увидел его, лежащего поперек кровати. Вот алкаш, – я покачал головой. Накрыл его шерстяным пледом и поставил рядом чашку сладкого чая. Пригодится, когда очнется.

Через полчаса я уже выезжал в Вильнюсский аэропорт, причем немного не рассчитал по времени. Когда сильно ждешь, всегда хочется сорваться пораньше. Так и получилось, что в Вильнюсе я был на два часа раньше. Да, каюсь, немного ошибся. Ну хорошо, не ошибся, а торопился. Цветы купил еще в Каунасе, так что впереди была безрадостная перспектива просидеть два часа в зале ожидания и бегать каждые полчаса на перекур. Сидеть где-нибудь в баре тоже не хотелось, и я начал думать, чем себя занять. Думать было нечего; идея, куда потратить это время, у меня была. Мне не давала покоя одна вещь. Да, тот самый центр Европы и эти пять точек вокруг него.

Пятьдесят километров в оба конца и полчаса на месте. За час с лишним должен успеть. Кивнув своим мыслям, я развернул машину и направился в сторону Молетай. Дорогу хорошо расчистили, доехал быстро. Даже скорость не превышал. В моей ситуации нарушать правила дорожного движения вообще не рекомендуется. Поставив машину на площадку, я взял фонарик и, дойдя по дорожке до края поля, огляделся. Смотрителей этого памятника поблизости не наблюдалось. Да и чего им здесь делать в такое время? Половина девятого вечера – дома уже все сидят, телевизор смотрят. Я посмотрел на ботинки и вздохнул. Да, не подумал заранее, ноги точно промочу. Ладно, где наша не пропадала! Бросил окурок в ближайшую урну, покрытую пушистой шапкой снега, и пошел по направлению к оврагу. Пройдя около ста метров, подошел к березам. Чуть дальше, метрах в пятнадцати, если верить плану ученого, находился настоящий центр Европы, которым в последнее время интересуются все, кому не лень. Снег на склонах был неглубокий, чуть выше щиколотки, но рыхлый. Видно совсем недавно выпал. Хоть с этим мне повезло.

Я достал из кармана записную книжку и открыл страницу с планом. Вот эти березы, которые указаны на схеме. Вот еще три, которые растут на склоне. А вот и… Черт. Вот уж поистине популярное место. От трассы сюда вела цепочка следов. Правильно – от обочины до этого места дальше топать, чем от дороги. Да и служители не заметят. Подойдя поближе, я увидел небольшую площадку, по которой, как мне показалось, разве что на пузе не ползали. Вытоптали снег дочиста. Такое ощущение, что здесь что-то искали. Или… Или наоборот, что-то оставили. Следуя по следам, я присел на корточки и чуть не гусиным шагом, подсвечивая себе фонариком, начал осматривать это место. Вот здесь, если не ошибаюсь, должна быть одна точка. Неожиданно я нащупал что-то металлическое. Хм… В одной из точек глубоко в землю был забит металлический штырь с кольцом на верхней части. Ничего особенного, обычный железный кол. Никаких «надписей, выполненных на неизвестном людям языке», не обнаружилось. Покопавшись в снегу, я обнаружил еще пять, считая установленный в центре, кольев. Если подумать, то, скорее всего, кто-то просто разметил эту площадку, привязав местность к плану. Зачем? В голове мелькнула дикая идея – вытащить эти колья и переставить их в другое место; но, попробовав, от этой идеи я отказался. Колья, вбитые в мерзлую землю, сидели намертво. Их сейчас даже машиной не вытащить. Забивали со всей дури – вон как верхняя часть сплющена. Больше на площадке ничего не нашел. Покопавшись еще немного, я отряхнулся и полез наверх. Не нашел. Зато нашли меня… На дорожке рядом с тем местом, где я вышел на поле, стоял мужчина. Средних лет, в теплой форменной куртке и с большим фонариком. Он спокойно смотрел на меня и ждал. Ну а куда мне деваться? Не бежать же обратно, как зайцу. Поговорим. Закон не нарушил, памятники не портил, так что предъявить мне нечего. А то, что по полю хожу – так это законом не запрещено.

– Добрый вечер, – поздоровался я, когда вышел на дорожку и начал топать ногами, чтобы сбить налипший снег.

– Добрый – поздоровался охранник и посветил в мою сторону. – А что вы здесь делали?

– Ничего, – пожал плечами я. – Ехал мимо, и знаете, в туалет захотелось. На площадке кабинки не оказалось, пришлось до оврага прогуляться. Не гадить же мне на памятник, – я кивнул в сторону освещенной стелы.

– Понятно, – облегченно вздохнул охранник. Судя по всему, мои объяснения его удовлетворили. – А туалет вы не заметили потому, что его в другое место переставили, – он махнул рукой в направлении дома.

– Буду знать на будущее, – кивнул я. – Вы уж извините, что так, но поверьте, честное слово искал будку.

– Да нет, понимаю, – охранник взмахнул фонариком, – дело житейское. Времена сейчас такие – боимся, как бы вандалы малолетние сюда не добрались. Разрисуют стелу краской, потом отмывать замучаешься.

– Краски у меня точно нет, – улыбнулся я.

– Но и в поле сидеть – тоже не дело, – нахмурился он. – Я начальству уже говорил, что надо указатель сделать. А то вы уже не первый, кто в этот овраг бегает.

– Как не первый? – деланно удивился я.

– Да вчера, понимаете ли, напарник рассказывал. Сидел он на дежурстве и решил обход сделать. Положено у нас так – каждый час территорию проверять. Идет он по тропинке и слышит, будто кто-то стучит. Скажу по секрету, он вообще малость глуховат, думал, что послышалось. Потом видит – рядом с оврагом люди стоят. Он пока обратно в дом вернулся, за фонариком и рацией, пока сюда дошел, люди и ушли. Чего им ждать? Сделали свое дело и уехали.

– А стучать-то зачем? – спросил я.

– Может, ему и показалось, кто знает. У нас на объекте ничего не сломано, проверяли. Но людей, говорит, видел.

– Ладно, поеду, пожалуй. Вы уж извините, что потревожил. До свидания.

– Да я понимаю, – охранник отмахнулся, – дело житейское. Удачной дороги.

Люди. Как кричал актер Фарада в одном из фильмов: «люди, здесь были люди». И эти люди видели схему ученого из Праги. Ватикан? Да ну, бред какой. Если им надо провести какие-нибудь исследования в этой области, то стоило бы только слово сказать – вся Литва бы по стойке смирно стояла. Значит, еще кто-то. Но кто? И главное, зачем?

Ладно, к черту мысли! Меня ждала встреча, самая дорогая, которую только можно представить. Я и правда соскучился без Наташки. Очень. А завтра Рождество. Пусть католическое – отпразднуем все праздники подряд. И католическое, и Новый год, и Старый Новый год, и русское Рождество. И все последующие, сколько бы их ни было в жизни. Только бы вместе. Не хочу, чтобы было иначе. Так просто не должно быть.

 

XV.

– А ты не боишься, – спросила меня Наталья, – что тебя могут посадить?

– Пока ты рядом – нет, не боюсь, – улыбнулся я.

– Я буду рядом, – тихо сказала она и, обняв меня за шею, прижалась ко мне. – Только я все равно боюсь. Много думала про твое обвинение. Может, это как-то деньгами можно решить? Продадим квартиру, например.

– Чью квартиру? – не понял я.

– Мою, конечно. Может, получится как-то откупиться от них…

– Нет, не надо. Все будет хорошо. Пока ты рядом, мне ничего не страшно.

– Буду рядом, – повторила она, – даже если осудят – буду.

Немного найдется людей, которым я доверяю. Еще меньше тех, кому я верю. А вот ей поверил. Безоговорочно. Сразу и навсегда. В сумраке спальни, освещаемой лунным светом, ее волосы отливали бронзой. Словно маленькое солнце устроилось на моей груди, отогревая душу, отдавая тепло и нежность. Мерно тикали часы; осторожно, словно боясь потревожить, отмечали минуты счастья…

– Когда я была маленькой, – тихо сказала она, – часто мечтала о том, что буду жить в маленьком уютном доме, и у меня будет много детей. Потом я выросла, но в душе эта детская мечта осталась.

– Ты и сейчас маленькая девочка.

– Изредка мне хочется вспомнить это чувство. Чтобы о многом забыть и больше никогда не вспоминать. Но я слишком часто вижу боль.

– Это мир, – я гладил ее по голове, – здесь всегда было много боли. Ты все пропускаешь через свою душу, а так делать нельзя.

– Знаю, – прошептала она, – но это не помогает. Каждый раз, когда я вижу страдающих людей, мне хочется извиниться перед ними. Ведь мы не всегда можем помочь. От этого еще больнее. Когда я была на резидентуре, у нас в отделении лежал один больной. Он умирал от рака, но пытался шутить. Боли были страшные, и ничего, ничего нельзя было сделать! Даже морфий не помогал. Это было страшно…

Я почувствовал, как на мою грудь упала слеза. Господи, маленькая моя, сколько еще раз тебе придется увидеть такое! И смерть, и боль… И ты ничем не сможешь помочь…

– Но ты же врач, – я уговаривал ее, словно маленького ребенка. – Лечить, несмотря ни на что – твоя обязанность. Сама прекрасно понимаешь, что изредка боль приносит облегчение. Если болит – значит, человек еще жив.

– Я знаю, но все равно тяжело.

– Не плачь, маленькая моя. Все будет хорошо.

– Будет?

– Обязательно будет.

– Обещаешь?

– Да…

Сквозь сон я услышал, как внизу хлопнула дверь и кто-то вышел во двор. Раздался лай Бакса, захлопали крылья и послышался недовольный вороний крик. Птиц, шельмец эдакий, гоняет! Неужели уже утро? Дьявольщина, заснули только на рассвете! Дайте поспать хотя бы час… Я обнял спящую Наталью, зарылся лицом в ее волосы и собрался уснуть. Сладко и безмятежно.

Увы, как это часто бывает, если уж перебили сон – то все. В голове начинают кружиться разные мысли, дела и заботы. Я аккуратно, чтобы не разбудить, высвободил руку, на которой спала Наташка, и, сполоснувшись под душем, спустился вниз. На кухне за столом сидел О`Фаррел и энергично махал вилкой. Увидев меня, он ухмыльнулся и придвинул мне чашку кофе. Смотри ты мне, какой бодрый, а вчера еле до комнаты добрался. Усевшись напротив него, я сделал несколько глотков и высказал предположение.

– Базиль, мне кажется, ты не ирландец, а русский. Ты бы прояснил свои корни, на всякий случай! С таким аппетитом пить, а на утро с не меньшим аппетитом завтракать могут только настоящие русские люди. Я думал, что после вчерашнего ты будешь до обеда отсыпаться.

– А сколько я вчера выпил? – поинтересовался он, расправляясь с омлетом.

– Около полулитра выкушать изволили, никак не меньше. Причем в хорошем темпе.

– Нормально, – Базиль махнул вилкой, – зато хорошо выспался. – Он посмотрел на мою помятую физиономию и усмехнулся: – В отличие от некоторых, которые до самого утра раскачивали дом. Кстати, со звукоизоляцией тебя строители обманули. И еще мне показалось, что ночью кого-то истязали. Не убивали, но мучили изрядно. Господи, – он притворно возвел глаза к небу, – куда я попал? Не дом Охотника, а оплот святой инквизиции какой-то. Ты случайно не знаешь, что это было?

– Про дом – нет, не знаю. Даже представить себе не могу. Тебе грешным делом не приснилось? Знаешь, как это бывает…

– Может, и так, – он покачал головой. – Кстати, спасибо за чай. Что ты в него добавил? Имбирь, лимон и что еще?

– Тридцать граммов коньяку, – кивнул я и покосился на его тарелку. У меня начал просыпаться зверский аппетит. – Омлет с шампиньонами и ветчиной?

– Вижу твой голодный взгляд. Сейчас съем и приготовлю еще одну порцию. Слушай, Алекс, а как ты жил, если готовить не умеешь? – спросил Базиль.

– Умею, – ответил я, – могу сварить картошку и пожарить мясо. Салат настругать могу.

– Видел я твои салаты, – отмахнулся он, – помидоры с огурцами, разрубленные на четыре части. А что будет на завтрак Натали?

– Йогурт и эти, прости Господи, хлопья.

– Это полезно, – согласился О`Фаррел.

– Может, и полезно, но на вид это – древесные опилки. На вкус, кстати, тоже.

– Ты ничего не понимаешь в женских диетах, Алекс. Эти опилки, несмотря на внешний вид, полезная штука. Пробовал?

– Уволь от этого удовольствия, – я поднял руки, – лучше испорчу желудок омлетом. Это менее полезно, но зато более приятно. И ветчины мне побольше. И грибов.

– Я уже понял, – ирландец достал из шкафчика сковородку. – Кстати, сегодня сочельник! Дома будем отмечать или в Литве какие-то особые традиции?

– Конечно, дома, – пожал плечами я, – как же иначе? Позовем Вилию, чтобы она дома не скучала, и отметим это неправильное Рождество. Потом оно плавно перейдет в Новый год и закончится восьмого марта.

– Как так – восьмого марта? – Базиль чуть посуду из рук не выронил.

– Не обращай внимания, это так – особенности национальных праздников.

– А почему католическое Рождество неправильное? – спросил он.

– Неправильное и есть. Настоящее Рождество, чтобы ты знал – шестого января. День, который у католиков называется днем «трех королей» – магов Каспара, Мельхиора и Валтасара, пришедших с дарами в Вифлеем.

– Погоди, ты намекаешь на Эпифанию?

– Да, именно так. Католические праздники, которые завершаются днем Богоявления, то есть Эпифанией или Теофанией. Впервые упоминается Климентом Александрийским около 200 года.

– А причем здесь неправильное Рождество? Или ты имеешь в виду православие?

– Православие здесь ни при чем. В начале XII века сирийский богослов Дионисий Бар-Салиби указал точные причины, по которым ввели эту декабрьскую дату. Кстати, в его богословском труде есть такая фраза: «Господь был рожден в месяце январе, в день, когда мы празднуем Богоявление; ибо древние соблюдали Рождество и Богоявление в один день». Так что католики в древние времена тоже праздновали этот день в январе. Это уже потом его перенесли на 25 декабря.

– По какой причине? – поинтересовался Базиль.

– Обычная борьба за власть. Там же было сказано, что язычники имели обыкновение отмечать 25 декабря праздник рождения солнца: «для украшения торжества у них был обычай возжигания огней, даже христиане приглашались принять участие в этих обрядах. И когда учители заметили, что христиане были покорены этим обычаем, они решили праздновать праздник истинного Рождества в тот же день; а 6 января они стали праздновать Богоявление».

– Час от часу не легче, – покачал головой О`Фаррел. – Воистину «разделяй и властвуй».

– Вся история человечества не что иное, как один большой обман. Но это так, для завязки разговора. Есть плохие новости, – сказал я. – Когда вы изволили дрыхнуть, я успел не только съездить за Наташей, но и наведался к памятнику.

– Ты что, Алекс, с ума сошел?

– Нет. Но дело не в моем психическом здоровье, а в том, что я обнаружил.

Я рассказал О`Фаррелу про разметку и окончательно добил его, высказав несколько мыслей, возникших по этому поводу. Неприятных, чего уж греха таить. Было у меня время подумать, пока в аэропорт ехал. Базиль, слушая мои версии, быстро мрачнел. Понимаю – ошалел от новостей. У меня были схожие чувства, когда мозаика начала складываться.

– Если ты прав, – задумчиво произнес Базиль, – то шестое января будет плохим днем.

– Плохим – это еще мягко сказано, – кивнул я, – если им не помешать. Только одно мне непонятно – кто именно из этих двух претендентов окажется на месте? Хорошо, если нежить, пусть и восточная. С ними, согласись, проще. А если нет? Если сторон будет больше? Мне кажется, что Винченцо не зря документы по всему миру собирает. Будто хочет спрятать всю информацию о такого рода договорах. Чтобы, не дай Бог, до нее не добрались.

– А ты не допускаешь мысли, что Винченцо может сам на это пойти? – спросил Базиль.

– Нет, – покачал головой я, – уже нет. Поначалу была такая мысль. Но сам посуди – зачем тогда с нежитью воевать? Зачем мне работу предлагать? И эта фраза…

– Какая?

– Винченцо сказал во время первой встречи. Мы немного зацепились за проблемы католической церкви, и он произнес что-то похожее на: «есть люди, избравшие целью изучение мира, а не насаждение истинной веры». Мне кажется, что Кастелли больше похож на исследователя, нежели на ревностного служителя церкви. Конечно, я могу и ошибаться, но не похож на человека, готового такие договора подписывать. Помнишь, я про Казимераса рассказывал? По идее, если бы я согласился на предложение Ватикана, то мы работали бы с ним вместе. А этот священник, земля ему пухом, мужик был правильный, о людях думал. Редкость в наше время. Так что Винченцо не подходит.

– Если Кастелли отнести к первым, то кто будет вторым? – спросил Базиль.

– Не знаю…

– Слушай, Александр, шутки в сторону! Если все, что ты мне рассказал, случится, то будет не до смеха. Связывайся с Кастелли. Его это тоже касается. Выскажи эти мысли, пусть присылает ватиканских ребят. Надо моих из Ирландии вызывать, – предложил он.

– Твои не поедут, – махнул рукой я. – Тебе же испанец объяснил, что они в это дело не полезут.

– Но вопрос касается всех нас!

– Касается, но все равно не приедут. Кардиналу позвоню в первых числах января; нечего раньше времени горячку пороть. Посмотрим на его реакцию, – предложил я.

– Пожалуй, это вариант, – согласился О`Фаррел. – И не забывай, что на тебе статья висит, особо не разгуляешься.

– Знаешь, что самое плохое, Базиль? Непонятно, кто за всем этим стоит и зачем это нужно! Это ведь не простой передел сфер влияния между религиями – это нечто большее…

Через несколько минут мы услышали, как по лестнице спускается Наталья, и разговор пришлось отложить. Надо было видеть реакцию Базиля. Эдакий застывший соляной столб у кухонной плиты. Да и я чуть кофе не поперхнулся. Волосы, собранные в две озорные косички, сияющие глаза… Было с чего дар речи потерять!

После того, как обрели дар речи и познакомились, мы не спеша позавтракали, а вскоре приехала Вилия. Вроде праздники, отдыхала бы… Хотя прекрасно ее понимаю, и дело тут совсем не в деньгах, которые ей плачу за помощь. Просто она, как и многие в этом мире, чувствовала себя одинокой. Скучная жизнь на пенсии, дочка с внучкой в Америке, вот она и перенесла на мой дом свое желание быть нужной.

Вилия с Натальей быстро нашли общий язык, к тому же они были знакомы. Ну да, все-таки коллеги. Этот союз, основанный двумя медичками, вылился в то, что нас просто выперли с кухни. О`Фаррел даже рот открыл от удивления. Он собирался приготовить ирландское блюдо к рождественскому столу, но ему доходчиво объяснили, что его номер восемнадцать, и экспериментировать он будет позже, когда женщины приготовят все необходимое. Я только ухмыльнулся и увел пыхтящего Базиля во двор – поговорить и Бакса выгулять. Тишка, покосившись на кухню, идти с нами отказался. Правильно, чего он там не видел? Снега? А женщины – они и покормят, и куриной грудки кусочек отрежут. Обжора…

Мне так кажется, что у Бакса вечный двигатель, а не сердце. По крайней мере, больше двадцати минут я с ним бегать не выдерживаю. Этот охламон кого угодно до смерти загоняет! Нас было двое, но поверьте – легче от этого не стало. В итоге Бакс еще раз доказал, что прямоходящие – дохляки и хлюпики, а потом, проваливаясь по шею в глубокий снег, убежал исследовать сад. Мы с Базилем посмеялись над зверем, взяли по чашке чая и, подстелив на скамейку несколько бараньих шкур, уселись во дворе. О`Фаррел устроился поудобнее, закурил свою неизменную сигару и вспомнил про женщин.

– Нет, ты это видел?! – возмущался Базиль. – Я им, видите ли, не нужен!

– Успокойся, – отмахнулся я, – не пройдет и часа, как про нас вспомнят. Позовут обратно чистить картошку или еще что-нибудь. В любом случае мы останемся виноватыми. Лучше подумай, что нам делать. Шутки шутками, но у нас есть ровно двенадцать дней. Это священное двенадцатидневье, мать его так, может плохо кончиться!

– Давай разложим все по порядку, – предложил О`Фаррел.

– Начинай, – кивнул я.

– Смотри, – начал Базиль, – документы, которые были найдены у чешского ученого, сами по себе ничего не представляют. Это больше похоже на вычисление точки приложения силы. Согласен, что в этих документах есть намеки на договор с Дьяволом, но не более. Для этого надо немного больше. Нужно точно знать, как проводить это таинство.

– Полагаю, что этими знаниями Ватикан обладает, – заметил я. – Все документы, которые были найдены в Праге, переданы им. До этого мне попадались и другие бумаги, в том числе и договора с Дьяволом, подписанные в разное время и разными людьми. Их я тоже продал Кастелли. Кто же знал, что кто-то сможет этим воспользоваться, помимо его ученых!

– Не заводись, – махнул рукой О`Фаррел, – никто не знал и не мог знать заранее, что ситуация так сложится. Знаешь, я тут подумал и, пожалуй, соглашусь…

– Не тяни…

– На Винченцо это не похоже.

– Почему?

– Чтобы провести обряд, надо быть человеком подготовленным. Сильным некромантом или чернокнижником. Кастелли на некроманта не похож, ты же с ним встречался.

– Да, не похож, – кивнул я и задумался, – он обычный человек. Если бы он был некромантом, я бы почувствовал.

– Вот видишь. А ты с ним не один раз виделся.

– Дважды, – уточнил я. – Один раз в доме Казимераса, и второй – в Риме. Если бы не эта подписка о невыезде, то увиделся бы и третий.

– Значит, Винченцо на роль некроманта не подходит, – сделал вывод Базиль.

– Получается, что так, – пожав плечами, ответил я.

– Кто у нас остается?

– Авгур подходит, с его любовью к интригам, но он погиб, – я медленно поставил пустую кружку на снег и достал из кармана сигареты. – Остается неизвестная нам нежить, или джинние, которая крутилась вокруг ученого в Праге. Мы мало о ней знаем; если быть точным – вообще ничего. Даже ее цели представляются очень туманно.

– Слушай, Александр, – задумчиво спросил Базиль, – а на какой день недели выпадает шестое января? Уж не на пятницу ли?

– Да, пятница, – посмотрев на календарь в телефоне, кивнул я. – И что?

– В древности арабы считали джиннов родственными людям.

– Не понял…

– Кажется, ничего особенного, но если принять это как версию, то цели как раз понятны. Смотри, Александр – несмотря на то, что ислам вел постоянную борьбу против всех богов и не признавал никого, кроме Аллаха, ни один арабский богослов не посмел замахнуться на обсуждение джиннов. Можно сказать, они признавали факт их существования, не обсуждая это подробно. Ты мне сам говорил, что в Коране есть сура, которая называется «Джинны».

– Есть такая сура. И что из этого? – спросил я.

– Представь, что будет, если гуль соберет всех джиннов. «И устроили они родство между ними и джиннами, и знают джинны, что будут собраны воедино!» – процитировал он. – Она это сделает затем, чтобы никто даже и приблизиться к центру Европы не мог. Потом исламисты подпишут свой договор с Иблисом. Думаю, у них есть для этого документы. Тем более, что Бог и дьявол едины для всех конфессий.

– Зачем им тогда эта джинние? Почему этим не занимаются религиозные деятели?

– А кто будет каштаны из огня таскать? Джинны, на эту роль, больше подходят.

– Погоди, Базиль. Если я читал Коран и помню несколько цитат, это еще ничего не значит. Объясни толком, что означает родственность с людьми и как понять «собраны воедино»? И при чем здесь пятница?

– Понимаешь, Александр, есть такая легенда. Согласно ей, Ева, то есть прародительница всех людей, поначалу родила не Каина с Авелем. Первыми ее детьми были жуткие создания. Не имея сил выкормить это многочисленное потомство, Адам попросил Бога присмотреть за этими тварями и поселить их под землей. Бог исполнил его просьбу, превратив этих детей в джиннов и ифлитов, и позволил им выходить на землю лишь по ночам, а днем – только в пятницу. Таким образом, получается, что и говорить про них не следует, и отвергать их существование глупо. По другой легенде, джинны считаются порождением адского пламени, и в народе их называют «нар эс-самум» – огонь ядовитого ветра. Но и там признают, что они творение Аллаха, который создал их из чистого огня. Джинны, «собранные воедино» – это предвестие конца света…

– Ты просто подталкиваешь меня сделать вывод, что, несмотря на свою силу, ислам так опасается католиков, что пойдет на сговор с джиннами, этими «нечистыми» предками людей? А затем, заручившись их силой, подпишет свой договор с Иблисом?

– Да, – кивнул Базиль, – именно так.

– Дьявол! Но эти «джинны» и так всю Европу заполонили!

– Будет еще больше. И тогда католицизму придет конец, – подвел неутешительный итог Базиль, – а у нас прибавится работы. Людей надо защищать от нежити – независимо от их происхождения.

– А наша, так сказать, местная нежить?

– Этих, – махнул рукой Базиль, – можно в расчет не брать. Им подходят все варианты. При любом раскладе сил им что-нибудь перепадет с барского стола. Напоминают ваших местных политиков, ты уж извини за сравнение. В итоге мы имеем три варианта: католицизм, ислам и нежить. И центр Европы. И мы, два идиота. Разве что православная церковь воспротивится. Не знаешь, может, у них есть такие команды, как у Винченцо? – спросил О`Фаррел. – Если есть, то шанс есть. Слабенький, но все же лучше, чем ничего.

– Им некогда, – хмуро ответил я, – они со времен Ельцина все больше по бизнесу специализируются. Торговля без акцизов и прочее. Бизнесмены, понимаешь. Может, сейчас что-нибудь изменилось, но сомневаюсь. Возможно, и подключатся, но, как всегда, с опозданием. Да и смысла нет. Что им с этой Европы, чтобы за нее глотки рвать? Она целиком поместится в одном районе Нечерноземья, и еще место останется. У них что, своей земли мало?

– Дело не в территории, – сказал он, – дело в мире. Если это произойдет, то людям будет все равно, кто победит в этой войне. Потому что победитель будет один – Дьявол. Это конец света.

– Апокалипсис?

– Нет, – покачал головой Базиль, – но что-то очень на него похожее.

– «А город подумал, ученья идут»… – сказал я.

– Что? – не понял О`Фаррел.

– Не обращай внимания, это так, песню старую вспомнил.

– Ладно, гляди веселей, Алекс! Мы живы, и еще есть время до начала этой схватки.

– Есть, – кивнул я и покачал головой, – только с кем воевать – непонятно.

– С кем воевать – время покажет, – сказал он. – Или у тебя есть другие предложения?

– Нет.

– Тогда в чем проблема?

– Не слишком ли самонадеянно, Базиль? Вдвоем – против нелюдей, которые делят Европу, как кусок пирога?

– Отступать некуда, – сказал О`Фаррел и прищурился. – Только одно меня тревожит…

– Что именно, Базиль?

– Александр, подумай хорошо. Ты еще можешь встретить свою нежить. Убить ее и уйти свободным в другие миры, где про Чистилище даже не вспомнишь. Подумай.

– А ты?

– Я обреченный охотник, не забывай этого. Вечный. Мы для того и нужны, чтобы драться даже там, где нет шансов выжить.

– Ну да, – медленно сказал я, – твой испанец уже доказал, своим отказом.

– Я не испанец! – отрезал О`Фаррел. – Я ирландец!

– Извини, Базиль, не хотел тебя обидеть, – тихо сказал я и провел ладонью по скамейке, собирая ладонью снег. Странно – он показался мне теплым, будто лебяжий пух. – Жаль…

– Что именно жаль, Александр?

– Жаль, если я не увижу эти самые миры.

Из глубины сада показался Бакс, несущий в зубах какую-то корягу. Неугомонный зверь! Через несколько секунд стукнуло открывшееся окно, и Вилия (под смех Натальи, звучащий на заднем плане) возмущенно спросила:

– Молодые люди, я, конечно, понимаю, что на улице сидеть приятнее, чем помогать женщинам по хозяйству. Вы не будете так любезны вернуться на кухню? Нам нужна грубая мужская сила!

– Ну вот, – усмехнулся я, – говорил же, что не пройдет и часа, как нас обвинят в безделье?

 

XVI.

Повезло с погодой на Рождество – ясная, с легким морозцем и скрипящим под ногами снегом. Для Прибалтики – уже праздник. У нас никто не удивится, если в канун Нового года зарядят проливные дожди. Хоть в этом году дети порадуются – если, конечно, оторвут задницу от компьютеров и выйдут на улицу.

– Базиль такой верующий? – спросила меня Наталья, причесываясь перед зеркалом.

– О`Фаррел? – хмыкнул я, любуясь на ее точеную фигурку, – Не сказал бы, чтобы очень…

– Он так рвался ехать с Вилей в костел на утреннюю службу!

– Его желание к вере отношения не имеет. Просто он не дурак и понимает, – усмехнувшись, сказал я, – что человеку, особенно в моем почтенном возрасте, спальни может быть недостаточно. Все-таки я уже довольно стар, мне уже не восемнадцать лет. И даже не двадцать пять. Если отбросить ложную скромность, даже не тридцать. Словом, трудно каждый раз по лестнице подниматься, а удержаться от соблазна – еще труднее. Вот и приходится использовать все удобные места. Включая кухню, библиотеку и ванную.

– Дурак! – она притворно возмутилась и очень натурально покраснела. – Ты родителям сегодня звонил?

– Конечно, – кивнул я, – мы с отцом каждый день созваниваемся. Если хоть один день не доложусь, он подумает, что меня опять засадили. Зачем лишний раз волновать, им и так досталось!

– В этом ты прав, – она посмотрела на меня и показала кончик язычка, – вредина!

– Не уводите разговор в сторону, мадам! – протягивая к ней руки, сказал я. – Судите сами! Я уже не так молод, чтобы постоянно носить вас на руках. Эдак можно и надорваться! Не дай Бог, уроню на пол – опять до спальни не доберемся…

Наталья вспыхнула, схватила полотенце, лежащее на краю кровати, и сделала вид, что пытается меня ударить. Ой, нет, вот этого не надо – пойду лучше кофе сварю. А вот за полотенце спасибо – негоже по дому голышом разгуливать. Усмехнувшись своему отражению в зеркале и показав Наталье язык, я отправился на кухню. Сделал кофе, взбил два молочных коктейля и устроился у окна. Скоро приедут Базиль с Вилей, и можно будет садиться за рождественский стол. Пусть это и не православное Рождество, но надо уважать местные традиции. Скорей бы, а то в животе давно обед! Телефон, лежащий на столе, вдруг завибрировал и пополз в сторону Тишки, который спал на подоконнике. Кот открыл один глаз и отточенным движением ударил вредное устройство, которое помешало греться на солнышке.

– Слушаю.

– Доброе утро, господин Айдаров.

– Доброе? Кому как…

Ну и напористый мужик – этот брат «невинно убиенного»! Я даже головой покачал от удивления. Как бы там ни было с его родственником, но надо и меру знать! Совсем в атаке ошалел – людям праздничное настроение портить. Он что, даже в выходные работает?

– Я хотел бы узнать, какое вы приняли решение по поводу моего предложения.

– Вас устроит, если я дам ответ после Нового года?

– Хорошо, жду ваш ответ до… – он сделал небольшую паузу, – восьмого января. Потом, не обессудьте, приму решение без вашего участия.

– Не сомневаюсь, – сухо ответил я.

– До свидания, господин Айдаров. С праздником.

– Спасибо…

Вот сволочь! Я даже кулаком по столу стукнул, спугнув Тишку. Шантажировать он меня будет, бизнесмен хренов! Шутки шутками, но он и правда идейку про исчезнувшего подельника ментам подкинет. И что тогда? Ничего хорошего. Но не хочу я работать по найму, не хочу… Телефон, брошенный на стол, опять завибрировал, и через секунду раздался новый звонок. Какого черта еще надо?!

– Да!

– Алекс? – послышался отдаленный удар колокола. – Слышишь меня?

– Базиль? Да, слушаю, – голос у него был слегка озабоченный. – Что случилось?

– Я только что видел джинние.

– Где?!

– Неподалеку от кафедрального костела Петра и Павла. Рядом находится площадь, – он сделал паузу, – как ее…

– Ратушная, – подсказал я. – Она одна?

– Да, – подтвердил Базиль. – Судя по всему, кого-то ожидает.

– Или следит…

– Может быть, и так, – согласился он.

– Не упусти ее! Я буду через двадцать минут.

– Остановись, Алекс! Чтобы проследить за девочкой, нет необходимости перекрывать город патрулями. Лучше подъезжай и после церковной службы забери Вилию. Будет лучше, если я один покатаюсь за нашей знакомой. И еще – не оставляй Натали одну. Этим тварям может придти в голову все, что угодно.

– Нежить в мой дом войти не может!

– Нечисть – не может, но дряни достаточно и среди людей.

– Понял, скоро буду.

– Не торопись, – мне показалось, что он улыбнулся, – у тебя еще целый час до окончания церковной болтологии. Можешь, хм… чем-нибудь заняться. Джинние на хвост я уже упал, так что не потеряю, не переживай.

– Главное – на рожон не лезь, нам еще проблем с востоком не хватало!

– Я только прослежу.

– Добро…

На кухню зашла Наталья. Если бы не эта джинние, я бы все праздники из дома не выходил. Как там в рекламе говорилось? И пусть мир сдохнет от зависти? Или не так?

– Ната, – я посмотрел на меня, – Базиль звонил. Надо Вилию забрать из костела. Он сейчас занят одним важным делом…

– Это касается твоего обвинения? – спросила она.

– Да, – задумчиво кивнул я, барабаня по столешнице пальцами, – можно сказать и так.

– Может, мне остаться дома?

– Нет, лучше поедем вместе, будет спокойнее.

– Хорошо, – кивнула она и пошла наверх, – мне надо пятнадцать минут…

Если бы я не посмотрел на часы – не поверил. Честно. Уже через десять минут она была готова. Ну что непонятного? Повторяю – десять минут. Естественно, я рассчитывал, что она будет собираться не менее получаса, поэтому спокойно пил кофе. Сам обалдел, когда увидел, что Наталья уже собралась и с улыбкой смотрит на меня, сидящего на кухне в… В общем, из одежды – только полотенце, обернутое вокруг бедер, и крестик. В итоге это ей пришлось ждать, пока я оденусь, а не наоборот. Через пятнадцать минут мы уже ехали по направлению к Старому городу. Успели вовремя – как раз закончилась рождественская служба, и Вилия стояла у дверей костела. Прилегающие к собору дороги были плотно уставлены машинами, поэтому нашу хозяйку мы подхватили, можно сказать, на ходу, у перекрестка, где она и стояла, оглядываясь в поисках своего пропавшего «кавалера». Пришлось объяснить – мол, «срочные дела вырвали из наших рядов лучшего сына Ирландии». Не навсегда, а только до обеда. Если повезет, конечно… Слежка – дело такое, можно и до утра зависнуть. Только отъехали – еще один звонок. О`Фаррел? Нет, оказалось, не он. Ей-Богу, сегодня день неожиданных звонков. Я притормозил рядом с поворотом на улицу Вильняус и выбрался из машины, чтобы поговорить без свидетелей.

– Добрый день, Александр. С праздником вас и ваших близких.

– Здравствуйте, ваше преосвященство.

– Надеюсь, Рождество отвлечет вас от ненужных размышлений.

– Очень хотелось бы на это надеяться, монсеньор, – вздохнул я.

– Ну вот и прекрасно, – он немного помедлил, будто заранее знал ответ и сомневался, стоит ли вообще спрашивать. – Я хотел бы узнать одну вещь.

– Слушаю…

– Скажите, вы не передумали насчет… – опять небольшая пауза, – нашего возможного сотрудничества?

– Если честно, то даже не думал. Мы вроде бы все обсудили, чтобы не возвращаться к этому вопросу.

– Времена меняются, Александр, – наставительно сказал Винченцо, – и мы меняемся вместе с ними. Подумайте, может, измените свое мнение. Мне очень бы этого хотелось.

– Извините, ваше преосвященство, но я, пожалуй, откажусь.

– Жаль, очень жаль. До свидания, Александр. Храни вас Бог.

Дьявол меня раздери, они что, сговорились – обложить меня со всех сторон?! Сначала этот придурок со своим братом-сидельцем, теперь Кастелли с Ватиканом, будь они прокляты. Конечно, согласись я на предложение Винченцо, первая проблема сразу исчезнет. И больше никаких проблем не будет, кроме тех, что связаны с новыми делами. Но почему мне так не хочется соглашаться? Не хочу я ни на кого работать, своих забот хватает!

О`Фаррел вернулся домой лишь к вечеру. Уставший, голодный, как черт, но довольный. Судя по всему, результаты есть. Пока женщины накрывали на стол, я вцепился в него, как клещ, и поволок в библиотеку.

– В общем, дело в следующем, – сказал Базиль, наливая себе аперитив. – Джинние прибыла в город четыре дня назад и сначала поселилась недалеко от центра города, в небольшой гостинице. Взяла напрокат машину. На следующий день она поменяла автомобиль на более мощный и переехала в мотель на окраине Каунаса.

– Как ты это умудрился узнать? – удивился я. – Причем за такое короткое время.

– Деньги любят все, – он усмехнулся, – а особенно мелкие клерки. Удалось выяснить, что девушка днями напролет колесит по городу, но туристические маршруты ее не интересуют. Дважды ездила в Вильнюс. Она ищет кого-то.

– Откуда ты знаешь, что она в столицу ездила?

– Администратор мотеля помогла, – с довольным видом сообщил Базиль. – Тридцать пять лет. Живет неподалеку, два года как в разводе. Любит кошек и кактусы.

– Джинние любит кактусы? – не понял я.

– Алекс, я в который раз убеждаюсь, что счастливые люди слегка тупеют. Кактусы. Любит. Администратор. Мотеля. В котором остановилась наша гуль. Ты понял или еще раз повторить?

– Уже понял, – махнул рукой я, – продолжай.

– Ну слава Богу, что понял! – Базиль покачал головой. – В общем, эта тварь ищет кого-то из местной нежити. Кого и зачем – не знаю, и даже мыслей по этому поводу нет. Тебя, по причине временной «альтернативной одаренности», не спрашиваю.

– Попросил бы без оскорблений.

– Попроси, – О`Фаррел пожал плечами и усмехнулся.

– Кстати, насчет нежити, – я задумчиво потер подбородок, – не обязательно, что она ищет именно местных. Вполне может искать таких же пришлых, как и сама. Понимаешь, если для этого обряда прибыл кто-то из Ватикана, то она постарается им помешать. А чтобы это сделать, – подвел итог я, – их надо найти. Только как она ищет? Город у нас небольшой, всего триста тысяч, но ездить по городу в надежде встретить – это глупо.

– Резонно, – кивнул Базиль. – Что касается поиска – не так уж и глупо. Нежить, в отличие от нас, чувствует друг друга. Тем более что одного из них она все же нашла.

– Кого именно?!

– Судя по всему, это твой коллега по бизнесу. Неудавшийся коллега, – уточнил он.

– Ни черта себе… Хочешь сказать, что…

– Да, – Базиль посмотрел на двери кухни и предложил, – слушай, давай я сначала поем? Время терпит, никуда эта падаль не денется. Так кушать хочется, что даже переночевать негде.

– Да, – задумчиво кивнул я, – идем, обольститель разведенных дамочек, а то похудеешь.

После ужина, когда женщины взялись обсуждать какую-то медицинскую тему, а О`Фаррел перестал умирать от голода, я утащил его в подвал, в оружейку, и наконец узнал все новости в полном объеме. Да, гуль обнаружила ту самую нежить, которая стала «компаньоном» моего убитого шефа. Сначала она добралась до магазина, в котором я когда-то работал, а потом – и до поселка, где эта нечисть обитает. Шустрая девочка, ничего не скажешь. У дома она не задержалась, даже не остановилась. У Базиля сложилось такое ощущение, что гуль просто хотела убедиться в направлении поиска. Никаких попыток пойти на контакт не было.

– Если она и пойдет к нему, то ночью, – предположил О`Фаррел.

– Что ты предлагаешь? – спросил я. – Перехватить?

Базиль удивленно уставился на меня, будто впервые увидел.

– Алекс, тебе что, мало одного трупа на шее? Хочешь еще повесить?

– Нет, – я покачал головой, – особого желания нет.

– Тогда зачем ерунду спрашиваешь? Чтобы она не предприняла, до шестого января нам делать нечего. Наше дело солдатское – сидеть и ждать. Если она его уничтожит, это нам только на руку, меньше работать придется. И еще, – Базиль на секунду задумался, – сразу после Рождества позвони кардиналу. Надо что-то решать.

– Он уже звонил.

– Когда? – вытаращился на меня Базиль.

– Утром. Предлагал еще раз подумать над его предложением работать на Ватикан.

– И что ты ему ответил? Рассказал про центр Европы?

– Работать с ним отказался. Про центр – нет, не рассказал, – покачал головой я, – после Нового года позвоню.

– Смотри, как бы поздно не было.

– Успеем, – отмахнулся я, – ты сам сказал, что наше дело – сидеть и ждать. Вдруг еще что-нибудь прояснится. Не нравится мне все это. Странно.

– Что именно? – спросил он.

– То, что джинние ищет местную нежить. Не похоже, чтобы убивать собиралась. Сам посуди: будь они противники – да, постаралась бы уничтожить. А это местная шваль. Помешать он ей не сможет, калибр не тот. Может, она ищет выходы на вторую сторону?

– Зачем? – удивился Базиль.

– Договориться хочет?

– Договор между исламом и католиками? – засмеялся О`Фаррел. – Сомневаюсь, что такое в принципе возможно…

– В принципе, говоришь, – задумался я. – Ну разве что в принципе. Ладно, пойдем наверх, а то женщины скучать будут, опять виноватыми окажемся.

Сытный ужин, бокал вина и мирные разговоры у камина. Кажется, что еще требуется человеку для счастья и покоя? А он есть, это мнимый покой? Тем более в нашем Чистилище? Существует? Очень в этом сомневаюсь. Vanitas vanitum, господа. Как это часто бывает на Рождество, кто-то вспомнил легенду (большую похожую на сказку), потом Базиль рассказал историю про жену кузнеца. Конечно, слегка измененную версию. В оригинале эта история больше подошла для раздела «только для взрослых» и на рождественскую историю никак не тянула. Слово за слово, добрались до местных поверий. Кто бы мог подумать, что Вилия так интересуется древней историей балтов. Она даже Тацита привела в пример. Да, был такой, Публий Корнелий Тацит, опубликовавший в 98 году интересный трактат «De origine, moribus ac situ Germanorum», то есть «О происхождении германцев и местоположении Германии». «Что касается правого побережья Свебского моря, то здесь им омываются земли, на которых живут племена эстиев, обычаи и облик которых такие же, как у свебов, а язык – ближе к британскому. Эстии поклоняются праматери богов и как отличительный знак своего культа носят на себе изображения вепрей; они им заменяют оружие и оберегают чтящих богиню даже в гуще врагов»… Если уж эстонцы в те далекие времена существовали, то и в наших краях народ жил. Интересно, они и тогда враждовали с соседями? После Тацита мы перебрались на обсуждение литовской мифологии, и Вилия неожиданно вспомнила один наш разговор.

– Саша, а вы помните, мы с вами говорили про ведьм?

– Да, – кивнул я, – помню.

Базиль удивленно посмотрел на меня. Даже головой покачал – мол, ну вы, барин, даете, с людьми такие вещи обсуждать. Не стану же я сейчас объяснять, что был в таком состоянии, что, как на исповеди, готов был все выложить.

– Так вот, – продолжила Вилия, – после нашего разговора я еще раз прочитала одну из книг Гинтараса Бересневичюса о религиозных реформах в Прибалтике. Интересные вещи попались. К примеру, про лесное божество – прародительницу всех ведьм, ведуний и травниц. Хотя, если подумать, не совсем правильно называть ее божеством.

– Если дословно перевести литовское слово «дейве», то да – божество, а точнее – богиня. Но мне кажется, это не совсем верно. Неудачный перевод, – заметил я, – скорее всего – лесной дух, хозяйка леса. Божество, но рангом поменьше, чем небожители. Тем более что в язычестве лес издревне воспринимали как живое существо, укрывающее множество загадочных обитателей.

– Да, так будет точнее, – согласилась Вилия. – Так вот, эта хозяйка леса общалась даже с чертом, но с благой целью – узнать о таинствах природы, получить знания, необходимые людям для того, чтобы жить в гармонии с природой. Конечно, это существо было по своей натуре двойственно; она могла быть и доброй, и злой. Это уже позднее, когда началось нашествие христианской религии, ведуньи были окончательно демонизированы – они мешали служителям церкви.

– Мешали порабощать людей, – неожиданно сказал О`Фаррел.

– Базиль, – она укоризненно покачала головой, – и это говорит человек, который сегодня утром был в костеле на рождественской службе!

– Просто рассказываю то, что прочел в другой книге, – улыбнулся он.

– Я читала, как начались гонения на ведьм, – неожиданно поддержала разговор Наталья, – даже одну легенду помню. Хотите, расскажу?

– Про добрую хозяйку леса? – усмехнулся я.

– Нет, – она покачала головой, – про охотников на ведьм.

У меня по спине даже холодок прошел. Судя по виду О`Фаррела, у него было схожее чувство. Базиль откашлялся и спросил:

– Охотники… Имеешь в виду инквизицию?

– Не знаю, – пожала худенькими плечами Наташа, – про это не было сказано. В ней говорилось о людях, обуянных темными силами. Они служили своим злым богам, которые обрекли их на это ремесло, наградив за это бессмертием. Охотники убивали ведуний, чтобы освободиться от этой кары – жить вечно.

Если бы сейчас выстрелили, я бы даже не пошевелился. Смотрел на огонь и ждал. Чего? Того, что мне еще что-нибудь расскажут про нас, пусть и в виде истории, облеченной в форму легенды. Хорошая рождественская сказка, ничего не скажешь! В комнате стало тихо, только дрова в камине слегка потрескивали. Базиль так вцепился в подлокотник кресла, что даже костяшки пальцев побелели, и, прищурившись, смотрел в окно.

– Что-то я проголодался, – хрипло сказал О`Фаррел.

– Желудок, а не человек, – ответил я и с усилием улыбнулся.

Поздно вечером, а точнее – уже ночью, когда все угомонились, я осторожно выбрался из кровати и спустился вниз. Не спалось. Может, эта легенда, рассказанная Натальей, повлияла, а может, просто мысли покоя не давали. Большинство из них оптимизма не добавляло. Джинние… Нежить эта местная, черт бы ее побрал. Стоя у окна, я выкурил несколько сигарет, потом тихо оделся и выбрался из дома. Да, знаю, что поступаю глупо, но сидеть и ждать, даже не попытавшись выяснить, что происходит, было выше моих сил. Я понимал, чем рискую, но скажите – что, остальная моя жизнь была безопаснее? Нет. Тогда чего мне опасаться? Умереть? Мы все когда-нибудь умрем, поэтому бояться нечего. Из тайника прихватил пистолет, стилет, и вышел на улицу. Слегка подморозило; хорошо, что днем двор от снега вычистил, иначе черта с два бы тихо уехал. Легенда, так некстати рассказанная Натальей, только подстегнула меня. Не знаю, почему, но такая тоска накатила. Кто мы такие? Проклятые всеми богами охотники на ведьм? Не было ни злости, ни обиды. На кого обижаться? На судьбу – глупо, на себя – бессмысленно. Оставалось одно – делай, что должен, и будь, что будет.

Улицы города, по вполне понятной причине, были пустынны – Рождество. Как ни крути, это семейный праздник, поэтому все сидят дома, передвигаясь по нехитрому маршруту – от холодильника до дивана. Завтра – да, начнется движение, народ будет ходить в гости и веселиться. Я добрался до пригорода, где расположилась это нежить, и притормозил рядом с дорожным указателем. Опоздал. Джинние здесь уже побывала – красное зарево пожара освещало ночное небо. Рядом с домом, до которого было метров триста, было очень людно – несмотря на праздничный вечер. Даже слишком. Здание, расположенное на краю поселка, горело ярким пламенем. Вдалеке послышались пожарные сирены. Не повезло ребятам, хлопотное дежурство им выпало. Надо отсюда уезжать, пока полиция не объявилась. Нет, не скажу, чтобы меня это сильно удивило. Все-таки восточные методы отличаются от наших. Я бы тихо пришел и так же тихо ушел. Тут нет – если уж устраивать праздник, то со всей возможной пышностью. Ну и нафига надо было дом поджигать? Ладно, черт с ним, с домом; надеюсь, она мотель не сожгла? Развернулся и поехал в сторону города; если уж выбрался на свежий воздух, то надо постараться выжать из этого вечера все, что можно.

Через двадцать минут я подъехал к небольшому мотелю. На первом этаже разместился небольшой ресторанчик, известный хорошей кухней, а на втором – небольшая гостиница для туристов. На парковке между двумя микроавтобусами стояла описанная Базилем машина. Я остановил автомобиль неподалеку от входа и вошел в зал. Про убранство говорить ничего не буду – сами, наверное, поняли. Все тот же стиль «Да здравствует смычка города и деревни». Посетителей было немного: толстяк-дальнобойщик, уныло поглощающий суп, небольшая компания в углу, пьющая пиво, и две проститутки у стойки бара. За конторкой скучала администратор, разговаривая с кем-то по городскому телефону. Точнее сказать – не разговаривала, а слушала. Надо понимать – та самая любительница кошек и кактусов. Я осмотрелся, подождал, пока она закончит разговор, и подошел поближе.

– Добрый вечер…

– Добрый вечер, – кивнула она, – меня уже предупредили, вас ждут.

– Меня?

– Да, господин Айдаров, – она, по-моему, удивилась не меньше. Среди ночи пришел человек, явно не кофе попить, а по делу – и еще удивляется, что его кто-то ожидает!

– Конечно, – согласился я, – меня… Наверное, ждут.

– Вот по этой лестнице подниметесь на второй этаж и повернете направо. Вторая дверь, под номером четыре.

– Спасибо…

Я поднялся наверх и, повернув, в указанном направлении, подошел к двери. Ну что же, раз меня ожидают, то стучаться не обязательно. Вздохнув, я нажал на дверную ручку и вошел в небольшую комнату. Да, меня ждали…

– Добрый вечер, Александр…

– Здравствуйте…

 

XVII.

– Проходи, раз пришел…

Небольшая полутемная комната, которую освещают только два светильника, висящих на стене. Стандартная для небольших гостиниц обстановка – пол застелен ковролином едкого синего цвета, двуспальная кровать, на которую небрежно брошена изящная дамская сумочка. У противоположной стены – комод с зеркалом, маленький журнальный столик и два кресла. Сразу у входа – вешалка и еще одна дверь, куда я без всякого стеснения и заглянул. Ванная комната. Пусто…

– Осторожничаешь, Охотник? – усмехнулась джинние. – Не бойся, я совершенно одна.

– А сама не боишься? – спросил я.

– Нет, – она покачала головой, – не боюсь. В твоей душе больше смятения, чем желания убивать. Не знаешь, кому верить и чего ожидать. Ты ведь поговорить пришел, не так ли?

– Пожалуй, что да, поговорить, – кивнул я.

– Верю. Садись, – джинние кивнула на кресло, – посидим за дастарханом, как старые приятели. Будем пить чай и разговаривать.

Я кивнул и, расстегнув куртку, уселся в кресло, стоящее в самом углу комнаты. Как-то спокойнее себя чувствую, когда за спиной глухая стена. Кто знает, чем дело обернется? Посмотрел на джинние и, поморщившись, снял с пальца перстень. Во-первых, он был очень горячий и создавал определенные неудобства. Во-вторых, когда он на пальце, на месте лица нежити – лишь темное пятно. Не привык я общаться с тьмой, мне нужны глаза, пусть они и ненастоящие. Пока она заваривала чай, была возможность рассмотреть ее получше. На вид лет сорок. Высокая, где-то метр семьдесят пять, не меньше. Черная одежда, плотно облегающая тело, выгодно подчеркивала хорошую фигуру. Высокая упругая грудь, на которой взгляд невольно задержался, и длинные волосы, отливающие, как воронье крыло. Украшений почти нет, кроме золотой заколки с рубином, которой волосы перехвачены в замысловатый хвост. Глаза – как две черные вишни, и красиво очерченные губы. Да, мимо такой спокойно не пройдешь. Пока перстень не наденешь…

– Нравлюсь? – она хитро смотрит на меня и, выпрямившись, проводит руками по своей груди. – Неужели нет? Фривольных мыслей не возникает? Не поверю, что в мыслях ты меня уже не раздел. А может, успел не только раздеть?

– Возникает, – усмехаюсь я, – и раздеть тоже успел. Но красивое тело – еще не все.

– Неужели? – она притворно удивляется.

– Давай лучше чайку попьем…

– Уверен, что хочешь только чаю? – и голос под стать фигуре – грудной, манящий.

– Да, – улыбаюсь в ответ я, – уверен.

– Ты любишь крепкий черный чай. Сладкий, – она не спрашивает, скорее утверждает.

– Умеешь читать мысли?

– Нет, просто встречала людей, которые знали тебя в прошлом.

– Меня? В прошлом?

– В твоей прошлой жизни, если быть точной. Все в этой жизни меняется, даже наши тела, только вкусы остаются неизменными. Что же ты замолчал?

– Думаю. Слушать тебя дальше или откланяться.

– Дело твое, но ведь ты пришел не просто так, – она улыбнулась, показав ослепительно белые зубы, – что ты хочешь узнать?

– Сейчас уже и не знаю…

– Значит, я все-таки понравилась, – она довольно улыбается.

– Начни с самого начала, раз ты такая откровенная… А ты не боишься, что…

– Нет, не боюсь.

– И ты знаешь ответы на все вопросы?

– Я знаю многое…

– Расскажи для начала про себя, ночь впереди долгая…

– Ну что же, – она немного помедлила и, усмехнувшись, начала рассказывать, – слушай. Человек был создан из сухой и звонкой глины, а мы – из чистого пламени огня. Джинны – это создания, отличные от людей и ангелов, но и общего не так уж мало. Нам также присущи понятия разум, сила, свобода выбора между истиной и ложью, правильным и неправильным, хорошим и плохим…

Через два часа мы закончили нашу беседу, и я поднялся из кресла. На столе остывал недопитый чай (за разговором мы совершенно забыли про него) и стояликакие-то восточные сладости. В комнате было накурено – дымили мы нещадно. Я молча застегнул куртку и подошел к дверям.

– Жалко, что небеса нас разбросали по разные стороны, – сказала джинние.

– Может быть, и так, – кивнул я. – Спасибо тебе за вечер, он был, как это сказать…

– Он был последним перед бурей, – улыбнулась она. – Не знаю, чем все это закончится, но будет искренне жаль, если я встречу тебя еще раз. Сегодняшний вечер – это исключение из правил. В следующую встречу один из нас погибнет.

– Да, сегодня прекрасная ночь, – ответил я. – До свидания…

– Прощай, Охотник…

Часы показывали четыре часа утра, когда я вышел из мотеля. Все та же администратор, скучающая за конторкой, проводила меня усталым взглядом и опять уткнулась в какую-то книгу с изображенным на обложке красавцем в смокинге. Очередной любовный роман, которым она пытается заполнить пустоту своей жизни? Одни бумажные эмоции сменяются другими, а жизнь останется прежней – унылой и пустой. Под ногами хрустнул подмерзший к утру снег, и морозный воздух приятно обжег лицо. Я сел в машину и посмотрел на свое отражение в зеркале. Да, Айдаров, тебе до книжных красавцев далеко, вон уже и седина появилась на висках. Правы были древние: многие знания – многие печали. Каждый раз, когда узнаю о таких, как я, что-то новое – словно неподъемная тяжесть прижимает меня к земле. Но все же, несмотря на это, я нахожу в себе силы подняться на ноги, чтобы продолжать жить. Как долго это продлится, прежде чем я сломаюсь? Не знаю. Будто незримый мастер выковывает стальной клинок, созданный с одной целью – убивать.

Подъехав к дому, я заметил О`Фаррела, стоящего на крыльце. Не спится ему или заметил, что моей машины нет? Он спокойно смотрел, как я иду к дому.

– Где ты был?

– Ездил по городу, – ответил я и попытался пройти в дом.

– Подожди, – Базиль повернулся ко мне, – ездил к джинние?

– Да, – кивнул в ответ я.

– Убил?

– Нет. Сейчас в этом нет смысла.

– Что значит – «нет»?

– У слова «нет», Базиль, есть только одно значение. Кстати, она упокоила эту нежить, за которой следила несколько дней, так что проблем с ним уже не будет, – тихо сказал я. – Пусти меня в дом. Я устал и хочу спать. Завтра поговорим.

– Натали не спала всю ночь. Ждала тебя, переживала. Зачем ты сорвался к этой джинние, если не хотел ее убивать?

– Хотел поговорить.

– Джинние и соврет – недорого возьмет…

– Нет, – покачал головой я, – не тот случай.

– Спать у тебя не получится. Тебя ждет Натали. Хотела ехать тебя искать, но я не пустил. Она сейчас в библиотеке. По-моему, плачет. Успокой ее, если сможешь.

– Да. Скажу, что ездил кататься по ночному городу. Дышал воздухом дорог.

– Она тебя любит, Александр…

– Я ее тоже люблю.

Базиль внимательно посмотрел на меня и покачал головой. Ничего не сказал, отвернулся и начал раскуривать сигару. Он прав – достаточно слов.

Наташа сидела в кресле перед камином, завернувшись с головой в теплый шерстяной плед и, не отрываясь, смотрела на огонь. За окном началась небольшая метель, швырнула на стекла колючий снег. Вовремя вернулся. Я подошел к ней и опустился рядом на пол, привалившись спиной к соседнему креслу.

– Почему не спишь, Малыш?

– Я боялась, что ты не вернешься, – тихо сказала она. – Собралась ехать на поиски, но Базиль не пустил. Мне было страшно. Очень страшно.

Березовые дрова в камине уютно потрескивали, распространяя по комнате тепло. Когда смотришь на пламя, возникает чувство, будто наблюдаешь за необыкновенным спектаклем, созданным театром теней. Отблески света, сочные переливы углей. Тепло и уютно.

– Он правильно сделал, – сказал я. – Не дело девушке ночью ездить по городу. Опасно.

– Меня никто не посмеет тронуть.

– Эх, – вздохнул я, – если бы это было правдой… Даже в нашем спокойном городе по ночам убивают. Впрочем, не только по ночам.

– Да, – согласилась она, – бывает и просто так, ни за что.

– Пойдем отдыхать, Малыш.

– Подожди, Саша! Мне… Нам надо поговорить.

– Может, завтра утром? – спросил я.

– Нет, – она немного помолчала, – сейчас. Пожалуйста.

– Что ты хочешь сказать, Малыш?

– То, что я тебе говорила не раз. Я ведьма.

– Ты еще совсем глупенькая, Наташка, – качаю головой я, – это плохая шутка. Есть в мире много вещей, которыми лучше не шутить.

– Я не шучу! – она смотрела на меня широко открытыми глазами, будто стараясь заглянуть мне в душу, или наоборот – открыть передо мной свою. Маленький испуганный ребенок…

– Хорошо, – киваю в ответ, – ты ведьма. А теперь пойдем отдыхать? Я чертовски устал и спина жутко болит. Идем, Малыш, – я поднимаюсь и иду к дверям.

Плотный удар воздуха легко толкает меня в спину, и перстень резко обжигает мне пальцы. Еще не осознавая, что произошло, я, словно завороженный, подношу руку к глазам, хотя в этом нет необходимости – я уже знаю, что увижу. Кольцо быстро темнело, словно собирая в себя вечерние сумерки. Наливалось сочным черным цветом. Нет, только не это! Нет, слышите, нет!!

– Не может быть, – беззвучно, одними губами, шепчу я.

– Может, Саша, – ее голос дрогнул, – может…

Поворачиваюсь и вижу мою Наташку. Это она толкнула меня в спину. Нет, не ударила – всего лишь толкнула, чтобы доказать свою сущность. Боже… Вот она, предназначенная мне судьбой ведьма. Рядом. Здесь и сейчас. Я падаю в бездну безысходности – словно палач вышибает скамейку из-под ног осужденного. Привычного мира нет, остается пустота, царящая вокруг меня. Спазмы перехватывают горло; еще секунда – и я буду скулить, как маленький щенок, а не рычать. Нет, так не будет. Никогда! Нет ситуаций сильнее меня! Господи, подари мне слепоту, чтобы не видеть этого! Мотаю головой, словно в моих силах прогнать это видение.

– Но как?!

– Я никогда не пользовалась силой, поэтому ты ничего не чувствовал. Поначалу боялась признаться, думала – ты будешь смеяться. Но однажды ночью ты начал разговаривать во сне. На латыни. Легко и свободно, будто этот язык для тебя родной. Иногда переходил на другой язык. Уже потом я поняла, что это арабский.

– Говорил во сне? О чем?

– На латыни говорил о ведьмах и проклятьях, каких-то баргестах и нежити…

– Как ты стала, – я еле шептал, но она прекрасно меня понимала, – ведьмой?

– Год назад. Однажды в отделение, где я проходила практику, положили старую женщину. Маленькую сухонькую старушку из небольшого литовского городка. У нее был рак четвертой степени. Лечить было поздно, а возвращать домой – бессмысленно, она была одинока, ни семьи, ни детей. Я сразу почувствовала, ее что-то гнетет и старалась почаще заходить к ней в палату, чтобы подбодрить или просто поговорить. Со временем она стала откровеннее, а наши беседы продолжались все дольше. Старушка была очень начитанная, изредка говорила такие вещи, что даже я, медик, удивлялась ее осведомленности в этом вопросе. Потом пришло ее время. Она будто специально ждала моего дежурства, чтобы умереть. Тяжело, очень тяжело умирала. То бредила, то билась в непонятной лихорадке. Когда я уже отчаялась, она собрала силы и прошептала, что я должна помочь ей умереть. Понимаешь, Саша, раковые больные часто говорят о таких вещах. Когда больше нет сил, чтобы терпеть боль, а лекарства не помогают. Они просят того, на что мы не имеем права. Но я ошиблась, эта старушка умоляла меня о другом. Принять от нее дар, чтобы ей было легче уйти. И я, чтобы облегчить ее страдания, согласилась. Старушка попросила подать ей стакан воды. Всего лишь…

– Легенду про охотников тоже старуха рассказала?

– Да, но я подумала, что это всего лишь красивая сказка, не более. Только сегодня, когда упомянула про нее, вы на одно лишь мгновение забылись и выдали себя. Я почувствовала боль, которую вы носите в себе. Боль была такая сильная, что я еле удержалась, чтобы не застонать. Саша, как вы живете с этим?

– Как? – переспросил я и попытался улыбнуться. – Как те охотники из твоей легенды. Только мы не поклоняемся злым богам, Малыш. Мы просто платим за свои грехи.

– Вы бессмертны?

– Нет, – качаю головой я, – это было бы слишком жестоко, даже как наказание за все грехи мира. Нет ничего страшнее вечности. Мы смертны. Умираем так же, как и обычные люди. Но, умирая, мы не обретаем покоя. Приходит время – и нас отправляют обратно на Землю, что продолжить охоту. И так будет всегда, пока…

– И вы убиваете ведуний?

– Да…

– Чтобы избавиться от проклятия?

– Да…

– Саша, это страшно…

– Когда ты поняла, кто мы такие, – тихо спросил я, – почему ты осталась?

– Почему? – повторила она, и на ее глазах блеснули слезы. – Я люблю тебя.

Люблю. Какое простое слово. Затасканное современным миром до ветхости. Сотни и тысячи раз повторяем его, применяя к совершенно обыденным вещам, забывая о истинном смысле. Люди превратили это слово в набор ничего не значащих звуков. Пустых, как жизнь, лишенная цели. Люблю. Какое простое слово. Но нет, это не так. Оно обладает огромной силой. Ради него начинались войны и рушились города. Гибли целые цивилизации и создавались империи. Ради него люди совершали подвиги и рисковали своими жизнями. Люблю… С этими словами люди вставали под пули и поднимались на эшафот. Люблю…

– Эта женщина мне рассказала про то, что у каждого из вас есть предначертанная судьбой жертва, – сказала Наташа, – уничтожив ее, вы избавитесь от своего проклятия?

– Да…

– Ты уже нашел свою?

– Да…

– Кто это?

С усилием, словно на моих руках весят пудовые гири, поднимаю перед собой руку с перстнем. Он обжигает мне пальцы, но я не чувствую боли. Перстень совсем почернел. Даже камень подернулся черной матовой пеленой. В глазах девушки мелькнул страх. Да, Наташа, теперь и ты знаешь, кто эта предназначенная мне судьбой Ведьма…

– Я, – она запнулась, – твое предназначение?

– Да…

– Ты должен меня убить?

– Да…

– Ты сможешь? – слезы потекли по ее щекам.

– Уходи, – шепчу я.

– Ты сможешь?!

– Придет время, и я приду за твоей жизнью, – поднимаю на нее взгляд и вижу глаза, дороже которых для меня нет и никогда не будет. Каждое слово дается с трудом, словно отрываю куски мяса от своего тела. – А сейчас уходи, Богом прошу…

Я даже не слышал, как в комнату вошел Базиль. Будто выскользнул из темноты коридора и встал позади меня. Да, конечно, он тоже почувствовал ведьму. Мы чувствуем, когда они открываются, используя свою волшбу. Даже если не во вред, а просто чтобы доказать, что они есть, они существуют. Не вижу, но чувствую, как бьется сердце О`Фаррела. Он уже готов убить Натали – ради упокоения моей души. Вот его рука скользнула к поясу. Почувствовав это движение, я рывком поворачиваюсь и делаю шаг вперед, вставая между ними. Базиль еще тянется к пистолету, но видит мой взгляд и застывает на месте.

– Не смей, – хочу крикнуть я, но слова будто превращаются в лед, застревая в горле острыми осколками. Могу лишь качнуть головой – даже не думай…

– Алекс, – в его глазах боль, но кроме нее – и решимость сделать то, что предназначено мне. Он готов сделать это, чтобы избавить меня от терзаний. – Натали, она… ведьма.

– Она. Моя. Ведьма, – сквозь зубы рычу я и поворачиваюсь к Наталье – Умоляю, уходи!

– Алекс, – это Базиль пытается мне что-то сказать, но я резко его обрываю.

– Еще шаг, Базиль О`Фаррел, и за себя не отвечаю, – я смотрю на него, и он умолкает.

На каминной полке тихо тикают часы, деля наш мир на привычные минуты и секунды. Но кто мне объяснит, почему иногда минута может быть длиннее жизни? Будь проклят этот мир, обрушивший на меня такую судьбу! Наташа резко разворачивается и уходит, оставив нас посреди комнаты. Еще могу броситься за ней. Зачем? Чтобы убить еще одну ведьму? Ведунью? Я сделаю это. Позже. У дверей Наталья останавливается и поворачивается ко мне.

– Саша, я хотела тебе сказать одну вещь. Если тебе потребуется моя жизнь – она твоя…

Закономерный итог, охотник. Ты нашел свою нежить, свой ключ в другие миры. Сильно этому рад? Я не знаю, что делать, не знаю, как поступить. Не знаю ничего, что помогло бы мне найти ответ на эти вопросы. Они навалились на меня неподъемной тяжестью, навалились с такой силой, что я задыхаюсь, раздавленный этим знанием. Боль… Ее не описать и не объяснить. Все попытки тщетны. Как можно передать словами то, что высасывает из тебя жизнь?

Больно… Только сейчас я понял, что это такое. Это гораздо хуже, чем страдания от ран, за которые мы расплачиваемся кровью. Ты платишь клочьями своей души. Раздавлен, уничтожен, слеп! Твое «я» закрыто в плотный кокон пустоты, царящий внутри. Темнота, окутавшая душу, не пропускает света, воздуха, блеска звезд. Ты немощный слепец, пытающийся найти выход из лабиринта. Протягиваешь руки, чтобы найти выход, но в твоих руках лишь обнаженная душа. Твоя. И в этих сумрачных закоулках нет выхода. Замкнутый круг. Нет, это не боль, это хуже. Это бездна, взглянувшая на тебя.

Боль? Нет. Это просто расчет. Закономерный финал истории, начавшейся много веков назад, когда эта душа совершила нечто страшное. Можно исправить все, кроме поступков вчерашнего дня. Если бы знать заранее, чем обернется прошлое… Мир – это Чистилище? Господи, ты ошибся в своем творении. Познавший эту боль и в аду будет как дома. Он носит пустоту в своей душе. Пустота… Она хуже преисподней. Ты нем, ты пуст, ты – сгусток боли.

Ужас? Нет. Это просто расплата. Приходит время – и ты платишь по счетам прошлых грехов. Даже эмоций нет. Вообще. Никаких. Я, не задумываясь, отрубил бы себе руку вместе с перстнем, если бы знал, что она принесет ужасное знание, поделившее мою жизнь на две части. Хватит с меня смертей, которые я дарил щедро, почти не задумываясь…

 

XVIII.

Передо мной на столе книга. Я пытаюсь читать, но лишь бесцельно скольжу глазами по строчкам. Сколько дней прошло после того, как… Не знаю. Не хочу знать. Кот, лежащий на столе, вдруг зашипел, изогнул спину дугой и рванул куда-то в сторону. Что он увидел? Наверное, смерть. Мою смерть. Стоящую у меня за спиной. Сейчас она положит мне руку на плечо и скажет – пойдем…

– Пойдем…

Я вздрогнул и обернулся. За моей спиной стоял Базиль.

– Куда?

– Вниз. Ты уже неделю бродишь по дому, как привидение. Сегодня уже второе января, Александр. Идем. Вилии нет, она уехала погостить к подруге. Вернется только завтра. Я затопил камин и приготовил грог.

– Зачем?

– Не надо сидеть в темной комнате одному, – произнес О`Фаррел. – Одиночество – это самое страшное проклятие, которым можно наказать человека. В такие моменты приходит прошлое и таращит на тебя свои пустые глаза. И даже твои звери не спасут тебя от этого чувства.

– Наша охота бьет не только по нашим жертвам. Она убивает нас. В ней нет смысла…

– Он есть всегда. Даже в безграничной пустоте, которая царит в нас, – он положил руку на мое плечо, – поверь, я знаю.

– Верю, Базиль. Верю…

– Ты уже знаешь ответы на все вопросы, – грустно сказал он. – Знаешь, только боишься в этом признаться. Даже самому себе. Идем, Александр. Холодный грог – это невкусно.

Внизу тихо. Даже зверье утихомирилось, устроившись на ковре неподалеку от книжного шкафа. Только… Только в душе холодно. Будто я закован в броню, которую не пробить ни огнем, ни сталью.

– Александр, я понимаю, тебе не повезло. Это же надо придумать такое, – покачал головой Базиль, – влюбиться в ведьму! Как это говорят русские? Ты сильно влип в историю?

– Примерно так, – кивнул я. – Что посоветуешь?

– Не знаю, – он потер лоб и задумался. – Один из вариантов – присоединиться к нам. Но ты понимаешь, что это худший из них. Какой смысл работать с нами, если у тебя есть реальный шанс вырваться на волю? Я имею в виду – вырваться из Чистилища.

– Еще варианты есть?

– Конечно. Знаешь, Алекс, мне хочется, чтобы ты увидел другие миры. Интересно, какие они? – Базиль прищурился и посмотрел на огонь. – Наверное, прекрасные… Божественно красивые… Ладно, забудем о них. Так вот, о следующем варианте: у меня есть несколько интересных вещиц, которые я нашел во время одной охоты. Предложи их Ватикану – в обмен на решение этой проблемы. Пусть это станет прощальным подарком от меня. Да, – он кивнул, заметив мой удивленный взгляд, – я не люблю церковников, но это единственный выход. Пусть они за этот гонорар упокоят предназначенную тебе нежить. Таким образом ты избавишься от необходимости убивать ее сам. Есть и еще вариант – уехать на время из Литвы. Если хочешь – поживи у нас. Испанец часто вспоминал, как вы с ним молотили американских туристов. Будет возможность повторить. Поживешь в Ирландии – полагаю, что за несколько лет многое может измениться. Как говорилось в старой сказке о Хадже Насреддине – или ишак, или эмир, но кто-нибудь умрет. Отдохнешь, будет время, чтобы подумать и изменить взгляд на эту проблему.

– Что ты имеешь в виду?

– Не обижайся, Алекс, но я старше и мудрее. Если не можешь решить эту проблему сам и не хочешь привлекать Ватикан, то уезжай отсюда. Ты молод, встретишь другую женщину. Займешься каким-нибудь делом, забудешь эту ведьму, влюбишься и вернешься сюда еще раз, но уже свободным от этого губительного для тебя чувства.

– Ты говоришь серьезно?

– Абсолютно. Не надо смотреть на меня, как на зверя. Когда за плечами не одна жизнь, на много смотришь иначе. В том числе и на любовь. Не стоит преувеличивать это чувство и рисковать своим будущим ради этого.

– Перед тобой был похожий выбор?

– Нет, моя история совершенно другая, но извини – это мое личное дело.

– Не настаиваю, чтобы ты мне про нее рассказывал. По большому счету, даже совета у тебя не прошу, – огрызнулся я.

– Не злись, Алекс, – лениво отмахнулся Базиль. – Я искренне желаю тебе добра. Подумай и прими решение. Согласен, что оно не простое, но безвыходных ситуаций не бывает.

– Это предложение больше похоже на предательство, тебе не кажется? – процедил я.

– Ну вот, опять заводишься, – он покачал головой, – остынь. Подумай и рассуди здраво. Скольких ты уже убил? Когда-нибудь считал? Что случится, если убьешь еще одну? По большому счету – ничего. Ты даже не вспомнишь про нее в той, следующей жизни! Сейчас ты ослеплен, я понимаю. Возьми отпуск. Через год ты вернешься и без всяких сантиментов упокоишь эту нежить.

– Она не является нежитью. Она Белая ведьма.

– Это мелочь, Алекс, досадная мелочь. Ведь ты и сам знаешь, что как ни крути, как не пытайся изменить ситуацию, тебе придется ее убить. Это твое предназначение в этом мире. Твоя цель в Чистилище – ее жизнь.

– Да, Базиль, ты совершенно прав. Моя цель – это ее жизнь, – я задумчиво кивнул и поставил кружку с недопитым грогом на стол. Пить не хотелось. Жить – тоже…

– Когда я был моложе, – сказал Базиль, – у меня был один знакомый. Его можно назвать наставником, он учил меня искусству охоты.

– Тот, который помог уничтожить графа Китченера?

– Да, – качнул рукой О`Фаррел, – один из нас. Охотник за нечистью. Мне повезло, я встретил его почти сразу после того, как осознал свое новое «я».

– Да, тебе и правда повезло, – кивнул я. – Хоть кто-то смог объяснить, что мы за люди.

– Это еще вопрос, люди ли мы? Никто не знает. Наставник после одного случая уверовал, что мы обычная нежить – такая же, как и те, на которых мы ведем охоту.

– Даже так? – я посмотрел на него. – Впрочем, с ним трудно не согласиться. Изредка думаю также. И как же он жил после этого? Охотился?

– Нет. В конце концов он взял пистолет и вынес себе мозги.

– Может, он и прав, – я поморщился и прицелился пальцем в камин, – ба-бах! Нет, это слишком просто. Иррациональный вариант. Слишком просто…

– Да. Но его самоубийство заставило меня иначе взглянуть на жизнь.

– Неужели ты думал, что я вышибу себе мозги?

– Было такое опасение, – подтвердил он.

– Нет. Этого не будет, – покачал головой я. – Эта «благая смерть» не для меня. Хотя мысли такие были. Но однажды, убегая от ведьмы, я понял одну вещь. Умирать надо в схватке. И желательно подойти к ней подготовленным.

– К чему именно? – поинтересовался О`Фаррел, – К смерти? Быть готовым к этому невозможно. Как и «красиво» умереть. Пословица: «на миру и смерть не страшна» не совсем верна. Каждый приходит в этот мир в одиночку. И умирает так же.

– А как же Охотник, закрывший собой друга?

– Это всего лишь красивая легенда, Алекс, не более.

– Изредка смерть скажет о человеке больше, чем вся его жизнь. А если это не легенда?

– Значит, у всех нас еще есть шанс.

– Он всегда есть, как и выбор, – я немного помолчал и добавил, – должен быть. Ладно, пойду я, пожалуй, спать.

– А я еще посижу, – сказал Базиль. – только дров надо подкинуть, а то прогорают уже. Я твой жилет накину?

– Да, конечно. Он в прихожей, на вешалке.

Да, жилет, который мне прислали родители в подарок к Новому году, был чертовски удобный и теплый. Волчий мех, большой капюшон – классический жилет русского охотника. Кстати, еще в конце XVIII века эта привычная для нас одежда была в России под запретом. Правящий в те годы Павел I говорил, что «именно жилеты совершили Французскую революцию». Как бы там ни было, но гулять в нем в сухую морозную погоду – одно удовольствие.

Меньше чем через час я проснулся от резкого звука – будто смахнули со стола несколько жестяных кастрюль и они с жутким грохотом катятся по кафельному полу. Дьявольщина! Неужто в дом кто-то залез? Я вскочил с кровати и, натянув джинсы, схватил трость, стоящую у двери. Выщелкнул клинок и осторожно открыл дверь в коридор. Не заметив ничего странного, скользнул к лестнице, ведущей вниз – из приоткрытой кухонной двери падал узкий луч света, слабо освещая коридор. Прислушался – был слышен слабый шум, похожий на хрип. Будто кого-то держали за глотку. Что здесь происходит?!

Дьявол меня раздери… На плиточном полу, рядом с перевернутым стулом, лежал Базиль. Он пытался повернуться на бок и дотянуться до пистолета, заткнутого за пояс. Вся грудь была в крови. Это он, падая, зацепил какие-то вещи, стоявшие на столе. Я чуть не кинулся к нему, но, уже сделав шаг, заметил аккуратную дырку в оконном стекле. Пуля! Выстрела слышно не было. Глушитель. С той стороны дома начинается небольшая лесополоса. До нее метров двести, никаких преград – детское расстояние для снайпера. Присев, я чуть не ползком добрался до Базиля. Он силился что-то сказать – было видно, как шевелятся губы. Я наклонился к нему и, аккуратно приподняв, положил его голову на свои колени.

– Базиль, сейчас! Сейчас парамедиков вызову, – взяв его пистолет, повторял я. Дослал патрон в ствол и осмотрелся, будто ожидая штурма. Нет, даже если они уверены, что попали, не рискнут проверить – знают, что в доме есть еще один человек. Твари!

– Нет, – он качнул головой, – не надо. Это все…

– Держись, ирландец! Ты должен жить! Обязан!

– Я… я слишком, – Базиль шевельнул рукой, будто пытаясь отмахнуться, улыбнулся. В уголках его губ показалась кровь, и он едва слышно прошептал: – я слишком часто живу…

Даже сейчас, когда смерть уже вошла в этот дом и встала рядом с нами, в его взгляде не было видно страха и боли. Только легкая грусть нашла отражение в небольших морщинах, разбежавшихся от уголков глаз. Он уходил в небытие легко, словно отправлялся в долгий путь знакомой, не раз исхоженной тропой. Вечный Охотник. Его лицо еще хранит краски жизни, но еще миг – и оно станет чужим, незнакомым. Маска смерти. И время – его не повернуть вспять, оно ускользает безвозвратно, закрывая за собой двери в прошлое. Вокруг меня становится пусто, как в могиле. И я не знаю, куда повернуть в этом мраке. Как найти свой путь? Словно отвечая на мой вопрос, перстень О`Фаррела засветился, камень блеснул гранями и погас. Серебро тускнело, и наконец кольцо рассыпалось, оставив небольшую кучку серого праха.

– Нет, ты больше не вернешься в Чистилище, – я посмотрел на его мертвое спокойное лицо, – легенда оказалась правдой. Ты наконец обретешь покой, Базиль О`Фаррел…

Началась небольшая метель. Снег бился к оконное стекло и, попав в пулевую пробоину, стекал по стеклу каплями, похожими на слезы. Не знаю, сколько я просидел на кухне рядом с телом. Может, пять минут, может – полчаса, может – час. Погиб еще один человек, ставший мне другом. Странно, но именно смерть О`Фаррела послужила катализатором, который вызвал во мне это состояние, похожее на автоматизм. Инстинкт самосохранения не сработал, – слишком много на меня навалилось за последние дни. Словно волной накрыло. Холодной и мерзкой. Как жаль, что не меня убили. Воистину, смерть – это благо. Даже те, которых я убивал, были счастливее – они обрели покой, переступив эту невидимую людям черту. Маленький шаг, отделяющий тебя от жизни.

Я пришел в себя в душе, стоя под сильными струями горячей воды. Жаль, что вместе с кровью нельзя смыть память. Лицо – будто восковая маска. Глаза? Я не знаю этого человека, который смотрит на меня из зеркала. У него мертвые глаза. Без эмоций и переживаний. Все, что я чувствую, похоронено глубоко в душе. Оплакивать павших буду позже. Сердце превратилось в метроном, который отмеряет промежутки между делами и поступками. Не я начал этот бой – он был предначертан заранее. Не я начал убивать – это вы превратили мир в арену. Беру в руки запасной телефон и делаю один короткий звонок. Ничего, что уже поздно, ответ примут в любое время. Отзывается мужской голос, спокойный и бесстрастный.

– Слушаю вас…

– Я согласен…

– Хорошо, значит, наш договор вступает в силу…

– Да…

Смотрю на часы: две минуты после полуночи. Символично. Значит, уже 3 января две тысячи шестого года. У меня есть время до пятого – потом будет поздно. Спокойно обвожу взглядом кухню. Надо убрать тело О`Фаррела в гараж. Там в глубине есть небольшая холодная комнатка, где хранится садовый инвентарь. Извини, Базиль, но тебе придется подождать с погребением несколько дней. Пристройку – на ключ, чтобы хозяйка, вернувшись утром, не сунулась. Вытереть кровь и убрать осколки стекла. Пол плиточный, следов не останется. Написать записку Виле, положить ее на кухонный стол. Спокойно поднимаюсь наверх и достаю большую сумку, которую мне привез Базиль из Риги. Здесь новая одежда, новое белье обувь и прочие бытовые мелочи. Я не могу рисковать. Допускаю мысль, что где-нибудь в моей одежде поселился электронный жучок. Все старые тряпки – прочь. Нагими приходим в этот мир, такими отсюда и уйдем. Из письменного стола забираю пакет с документами, которые мне подготовил Базиль. Паспорт, водительское удостоверение, разрешение на ношение оружия, выданные Александру Айдарову, бросаю в ящик стола – Айдарова больше нет.

Знаю, чем это может обернуться, но есть вещи, которые достойны права на ошибку. В подвале достал из тайника целлофановый пакет, плотно замотанный скотчем. Увесистый сверток – килограммов десять, не меньше. Базиль, когда его команда уезжала, попросил спрятать. Наверное, испанец оставил – в самолете такое не провезти. Внутри оказалась продолговатая спортивная сумка, сантиметров семьдесят длиной. Первым на стол легли два пистолета Глок и кожаные кобуры к ним. Семнадцатая модель и двадцать первая. Двадцать первый откладываю в сторону, а семнадцатый возвращаю в сумку – он не пригодится. Кобуры тоже кладу обратно – своих достаточно. Скин-ду в кожаных ножнах. Пять коробок с патронами сорок пятого калибра. Из сейфа забираю несколько пачек с патронами, снаряженными серебряными пулями, и неторопливо набиваю пистолетные магазины. Закончив, заменяю в двадцать первом Глоке ствол на новый, купленный О`Фаррелом в Риге, и навинчиваю на него глушитель. Да, есть еще один, Глок-30. Пригодится. Итого: два пистолета и запасные магазины к ним; стилет в ножнах, которые удобно крепить на бедро; скин-ду, прекрасно подходящий для того, чтобы убивать, и арбалет с двумя десятками карбоновых болтов. На половине надо заменить наконечники – поставить серебряные. Что еще? Бинокль и диктофон – он мне может пригодиться. Застегиваю на руке браслет. Все, я готов. На затяжные бои времени у меня нет времени. Все это упаковываю в свою сумку и отношу наверх, в холл. Одежда? Серый цвет, свободный покрой, чтобы движения не стесняла. Зимой этой цвет прекрасно подходит. Нижнее белье, свитер, куртка и шапка. На шею – арафатку. В паучеры – магазины от Глока-21, они первыми пойдут в дело. Под куртку надену тактический жилет с кобурой на груди. Туда поместится Глок-30 и еще два магазина. Бросаю взгляд на часы – двенадцать пятьдесят. Пора. Свою машину решаю не трогать, мало ли что. Возьму арендованную О`Фаррелом. Забрасываю сумку в багажник, сверху кладу жилет. Время…

По данным, полученным от Сергея, по наработкам Сигитаса, по информации, которую я собрал сам – у моих оппонентов есть три объекта, которые мне интересны. Первый – это небольшой огороженный участок с жестяным ангаром, расположенный на краю пригородного поселка Рокай, в десяти километрах от Каунаса. Там у них небольшая фирма, которая занимается грузоперевозками. Понятно, что где логистика, там и контрабанда – все под боком. Судя по отчетам о наблюдении, люди там крутятся круглые сутки, у них даже охраны нет. Конечно, с такой бандитской «крышей» двери можно вообще не закрывать, какой дурак сюда рискнет сунуться?

Прошмыгнуть по окраине города у меня не получится – полицейские патрули любят на объездных дорогах стоять. Поэтому едем по всем правилам, скорость не превышаем, и прямо через центр. Промелькнул за окнами район Вилиямполе, который чаще всего называют «Слободкой». Мрачный это район, в былые времена сюда вечерами никто соваться не решался. Хотя и сейчас, наверное, не лучше. Переезжаю мост через Нерис, оставляя по левую сторону монастырь Кармелиток. Еще несколько минут – и я выезжаю на проспект короля Миндаугаса. Да, был такой. Кстати, единственный, коронованный Папой Римским. Остальные правители Литвы были обычными князьями. Следуя сигналу светофора, поворачиваю налево. Впереди возвышается громада торгового центра – святой престол современного мира. Еще несколько минут – и впереди вечно грязные Нижние Шанчяй, унылые Панемуне и поселок Рокай.

Не останавливаясь, проезжаю вдоль длинного проволочного забора. Даже голову не поворачиваю в эту сторону. Чуть дальше есть небольшая заброшенная площадка; на ней я оставляю машину и, осмотревшись, иду обратно. То, что меня кто-нибудь может заметить, не тревожит. Во-первых, здесь темно, а во-вторых, в таких маленьких городках спать ложатся с курами. В-третьих – перед домами, чтобы уменьшить шум, плотными рядами посажены деревья, а с другой стороны – пустырь. Кто меня может увидеть? Длинный проволочный забор огораживает территорию участка лишь с фасада. Другие стороны закрыты бетонным забором, судя по всему, еще советской постройки. Интересно, что здесь было раньше? Тракторные мастерские? Площадка не маленькая, но почти пустая. По левую сторону от ворот – несколько пустых прицепов, а перед ангаром – фура с тралом, загруженным доверху машинами. Ворота хиленькие, рядом пустая будка для охраны. Так, что у нас тут еще? Несколько джипов, один из них подготовлен для гонок по бездорожью. Собаки? Нет, собак не видно. Никаких признаков жизни, но люди здесь есть. В конторе. Это такая небольшая пристройка из белого силикатного кирпича, по правую сторону от ангара. Два окна, одно из них обращено в сторону ворот, а другое – к забору. Сквозь жалюзи пробивается слабая полоска света.

Знакомый темно-серый Гольф приткнулся на краю площадки, у входа в помещение. Его поставили здесь совсем недавно, еще и часа не прошло – стекла замерзнуть не успели и колея на снегу свежая. На побелевших от соли боках – свежие брызги грязи. Значит, снайпер здесь. То, что это он, я даже не сомневаюсь. Больше некому. Повезло? Нет, я все равно опоздал. Опоздал уже тогда, когда О`Фаррел попал под прицел. Ему стреляли в голову, но не учли стеклопакет – пуля ушла вниз, попав чуть ниже сердца. В отличие от них, стрелять я не буду, мне лишний шум без надобности. Интересно, сколько там человек? Да, я вполне допускаю, что среди них могут оказаться случайные люди. Может. Но это уже не важно. Среди них есть один, который мне нужен живым. Ненадолго – только чтобы успеть поговорить. И ради этих нескольких минут я без колебаний убью всех остальных.

Сумку я оставляю у забора, спрятав ее между пустыми железными бочками. Можно было оставить в багажнике, но боюсь, что даже в этой деревне, может найтись ухарь, который за это время обчистит машину. Береженого Бог бережет. Обхожу территорию вокруг и в дальнем углу замечаю одну упавшую секцию забора. Судя по всему, по пьяному делу на тракторе въехали. Прекрасно, а то старый я уже – по таким заборам прыгать. Забравшись на территорию, осматриваюсь. Рядом с конторой вповалку свалены обломки деревянных поддонов. На дрова приготовили, не иначе. Вон, на крыше труба белым дымом исходит. Столбик дыма аккуратный, словно из снега вылепили – холодно завтра будет. Надо подбираться поближе. Окна в домике старые, еще с форточкой. Кстати, она открыта, вполне можно послушать, о чем беседуют наши будущие респонденты. Главное – не шуметь, успеется еще. Трудно это – ждать. Именно сейчас трудно. Потому что больше всего на свете мне хочется ворваться внутрь и убить всех к дьяволу! Чувствую на губах соленый привкус. Кровь? Наверное, губу прикусил. Как медленно тянется время. Холода не чувствую, просто автоматически попеременно напрягаю мышцы, чтобы не замерзнуть. Я будто умер, привалившись спиной к кирпичной стене. А может, это на самом деле так? Может, прав был наставник О`Фаррела, и мы – простая нежить? Пусть так, это уже не важно.

Внутри, судя по гневным тирадам, перемешанными с матом и угрозами, начали выяснять отношения. Голосов было несколько. Один из них хрипло матерился, часто кашляя, чем мешал мне слушать. Надо понимать, он рядом с окном сидит; нашел, понимаешь, себе место, страдалец. Еще два голоса принадлежали мужикам помоложе. Говорили они по-юношески нагло. Не так, чтобы очень хамили, но слабые попытки были. Какие-то деньги. Заказ… Дьявол! Опять этот придурок со своим кашлем. Сел бы этот убогий подальше от окна. Еще один голос был мне смутно знаком. Он оборвал молодого короткой репликой:

– Остынь! Давай без крайностей!

Я прикрыл глаза, разматывая тонкую цепочку памяти. Голос… Да, конечно. Встреча в лесу и два бандита, про которых мне сказал брат убиенного сидельца. Тот, который был старше. Вот оно, как все удачно сложилось. Но он не снайпер, характер не тот. Только мне этого мало. Достаточно для мести, достаточно, чтобы выполнить свою часть контракта, но мне нужен человек, который все это заказал.

Шум внутри не утихал. Скандал в благородном семействе. Ладно, пора с этим заканчивать. Мне уже трудно себя сдерживать. Я достаю пистолет и начинаю двигаться в сторону дверей. Не успеваю сделать и шага, как раздается звук выстрела.

 

XIX.

Выстрел звучит так неожиданно, что я приседаю. Слышно, как внутри дома с грохотом падает тело, и тот же голос рычит на оставшихся подельников:

– Ну! Кто еще пулю хочет? Тему не всосали? Не ясно объяснил? На двух хозяев играть вздумали, сявки? Хер вам в глотку! Что встали? Увезите эту падаль отсюда, пока вонять не начал!

Да, насчет него я не ошибся – серьезный мужик, ничего не скажешь. Только его игра мне не совсем понятна. Где же здесь собака зарыта? Через некоторое время открываются двери, и выходит один из бандитов. Он подгоняет к дверям джип и открывает багажник. Еще через десять минут выходит второй, неся на плече человеческое тело, обернутое в мешковину.

– Швеллер какой-нибудь захватите, – доносится до меня голос, – иначе всплывет весной. И винтовку тоже утопите, нечего здесь улики складировать. Погоди, только прицел сниму.

– Ладно, – отзывается другой.

Вот как? Значит их было четверо? Один уходит в сторону ангара и возвращается с тяжелой железкой. В машину усаживаются двое мужчин, и они уезжают, даже не закрыв за собой ворота. Если к Каунасскому морю, то это здесь недалеко. За час успеют обернуться, если прорубь сразу найдут. Слышу, как у дверей, переминаясь с ноги на ногу, топчется оставшийся мужчина. Он закуривает и, ругнувшись, возвращается в дом. Слышно, как под ним скрипнуло кресло, и после короткой паузы раздаются звуки телевизионной рекламы. Телевизор смотрит? А ведь щелчка замка слышно не было. Значит, дверь открыта? Вот и прекрасно, меньше мороки. Еще раз обвожу площадку глазами и, взяв пистолет наизготовку, делаю шаг к входу. Стукнула дверь…

– Ну чего вернулись, идиоты, неужели места не нашлось? – не дождавшись ответа, мужчина разворачивается в мою сторону и застывает. Знакомое личико у дяди. Да, это один из тех, которые меня в лесу хотели зажать. Второй, как понимаю, сейчас в багажнике на водные процедуры едет?

– Ты?! – он смотрит на меня удивленными глазами.

– Ошибся в выборе цели, – я смотрю на него спокойно, как на мебель. Затем поднимаю пистолет и стреляю ему в ногу. Выстрел, несмотря на глушитель, прозвучал довольно громко. А может, мне только показалось? Мужик вскрикнул и схватился за рану.

– Мля! Твою мать!

– Не надо ругаться, – качаю головой я.

Его пистолет лежит на небольшом журнальном столике, рядом с креслом. Примерно в двух метрах от него. Неужто попытается взять? А смотрит-то как! Если бы мог, он бы меня на куски порезал.

– Дернешься – убью! – предупреждаю я и, подойдя к столу, забираю его пистолет.

– С-с-сук…

– Хлебальник закрой, – обрываю его ругань и указываю пистолетом вниз, – быстро лег на пол и руки в стороны.

– Я ранен, мля!

Пожимаю плечами и стреляю по второй ноге. Он кричит и заваливается на пол.

– Делай, что тебе говорят. Жаловаться будешь потом.

Через несколько минут мужик уже сидел на полу со связанными руками и кривился от боли. Понимаю, сорок пятый калибр – это больно. Ругался, конечно, как без этого. Мол, истекает кровью, и вообще, сейчас его дружки вернутся – и все, мне конец. В общем, ничего нового я так и не услышал – все угрозы звучат примерно одинаково. Рана у него не опасная, артерию вроде не задел, так что в ближайшие полчаса не сдохнет. А на более длинный период ему лучше не загадывать. Подхожу к окну и, отогнув край жалюзи, выглядываю во двор.

– Чего ты хочешь?!

– Ничего, – пожимаю плечами я. – Твои дружки, как понимаю, к морю поехали? Значит, минут сорок провозятся. Давай по-быстрому поговорим, и я уеду. Нет у меня ни времени, ни желания с тобой разговаривать. Обсудим некоторые вопросы – и все. Сам понимаешь…

– Чего ты хочешь? – повторил он. Его голос дрогнул. – Денег?

– Денег? Нет, – качаю головой я, – нужна информация о человеке, который тебя нанял. Где он сейчас?

– Я заплачу тебе, – он словно не услышал вопроса, – много заплачу.

– Вот сука, неужели ты думаешь, что за деньги можно купить все?

– Да! – он рванулся вперед, но скривился от боли и завалился на бок. – Все! Деньги дают власть. Можно купить людей, власть, любовь! Все продается и покупается!

Делаю несколько шагов вперед и резко падаю на колено, схватив его за горло. Я готов рвать его зубами, эту падаль, возомнившую себя человеком!

– Все?! Купи ненависть!!

Еле сдерживаюсь, чтобы сразу не пристрелить эту мразь. Нет, не сейчас. Он мне еще нужен. Все, он сломался. Даже резать не пришлось. Его лицо блестит от пота. Ужас – вот что он сейчас испытывает. Смертельный ужас.

– Не убивай…

– Я не убийца. Воздаю человеку по делам его.

– Не посмеешь! Тебя живьем закопают!

– Ты так думаешь? – спрашиваю я и, положив на стол включенный диктофон, подвожу итог. – У тебя есть одна минута. Можешь рассказать сам или умирать будешь очень долго. Выбирай.

– Нет…

– Как знаешь, – я пожал плечами и выбрал из ножен скин-ду.

Через двадцать минут я сидел на стуле, смотрел телевизор и ждал возвращения бандитов. Рядом на полу лежал еще теплый труп их коллеги. Как-то слишком быстро он умер. Правда, рассказать успел многое. Не все, но мне было достаточно. Даже его «бригадир» не будет мне мстить за это убийство – они давно были на ножах. Выполнив заказ на мое убийство, эта падаль, лежащая на полу, имела реальный шанс занять место своего шефа. Так что он меня благодарить должен за то, что помог удержаться на месте. За окном послышался звук мотора. Ну вот и могильщики вернулись…

Первый бандит умирает, не успев войти. Он открыл дверь и удивленно посмотрел на меня, стоящего напротив двери. Выстрел – и он заваливается назад, падая на идущего следом за ним напарника. Тот, не поняв, в чем дело, попытался удержать своего дружка – и тоже умер. Пуля в голову – это быстрая и безболезненная смерть. Стреляю еще по одному разу им в головы. Кажется, это называют «контрольным выстрелом»? Беру лежащий на столе диктофон и, осмотрев комнату, выхожу на улицу. Тишина-то какая. Назад ухожу той же дорогой – через пролом в стене. Без приключений добираюсь до машины и, едва не застряв в снегу, выезжаю на дорогу. Домой ехать нельзя. Через полтора часа я уже подъезжаю к одному мотелю, расположенному недалеко от Каунаса.

Сколько прошло времени с тех давних пор, когда я безмятежно спал? Кажется, что так было всегда. И сны… Я боюсь их. Это похоже на один нескончаемый кошмар. Пытаюсь заснуть, но вместо этого передо мной встают какие-то лица. Я их не знаю. Я вообще уже ничего не знаю. Прав был Франсуа Виньон в своей балладе «истин наизнанку»…

От жажды умираю над ручьем.

Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.

Куда бы ни пошел, везде мой дом,

Чужбина мне – страна моя родная.

Я знаю все, я ничего не знаю.

Лежу в маленькой, узкой, как гроб, комнатке, тупо уставившись в потолок. Изредка по нему пробегают отблески фар. Как все, оказывается, просто. Мозаика наконец складывается в картину, которая похожа на черный квадрат Малевича. Сплошное черное пятно. Реквием по мечте. И от этого становится еще хуже, даже огонек сигареты кажется холодным.

Зажгут костер – и дрожь меня берет,

Мне сердце отогреет только лед.

Запомню шутку я и вдруг забуду,

Кому презренье, а кому почет.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Проваливаюсь в беспокойный сон, который больше напоминает бред. Мне кажется, что бегу по узкой, незнакомой мне улице. Не знаю, но уверен, что именно здесь я родился и вырос. И этот неизвестный мне город – моя родина. Вокруг стоят какие-то люди. Бегу, спотыкаюсь, проваливаюсь в какую-то вонючую грязь, а из толпы в меня летят камни и проклятия. Это мое прошлое, словно бросая подачку нищему, возвращает ошметья памяти прошлых жизней. Кто я, Господи?!

Не знаю, что длиннее – час иль год,

Ручей иль море переходят вброд?

Из рая я уйду, в аду побуду.

Отчаянье мне веру придает.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Сегодня пятое января. Уже начинает смеркаться, когда я выхожу из дверей мотеля и, бросив на заднее сиденье сумку, усаживаюсь за руль. Завожу мотор и, даже не думая, закуриваю очередную сигарету. Кофе перестал действовать, даже вкуса не чувствую – лишь неприятную горечь. Курить тоже противно, но иначе – засну. Брошу. Когда-нибудь я обязательно брошу курить и глотать кофе. Обещаю. Если доживу до рассвета. Выехав на трассу, я делаю еще один звонок. Тот же бесстрастный, лишенный интонаций голос.

– Слушаю вас…

– Я выполнил свою часть договора…

– Да, я уже в курсе. Завтра выполню свою…

– Хорошо…

На самом деле для меня уже это не важно. Мой путь, скорее всего, закончится здесь. И остановить меня они не успеют. Это уже невозможно. Отсоединяю от телефона аккумулятор и, приоткрыв окно, бросаю его на дорогу. Чуть дальше, километров через двадцать, туда же отправляется и телефон. Сим-карту выброшу позже, когда буду проезжать через мост. Перед Каунасом сворачиваю направо, на трассу Вильнюс-Клайпеда. Еще пятнадцать километров – и буду у цели. Путь замкнулся, – пора платить по счетам. Своим и чужим. Почти тридцать четыре года – это хороший возраст, чтобы умереть. Полон сил, энергии. И мечтаний? Хотя, пожалуй, нет – мечты остались в прошлом. Но они были. Были, черт меня возьми! Перед моими глазами, как живая, встала ведьма. Любимая ведьма, которую я обязан убить, чтобы искупить свой грех? Велика цена, но и грех, как видно, велик – своей кровью не смоешь. Ладно, мне пора – гашу в пепельнице сигарету и провожу ладонью по лицу, пытаясь стереть усталость. Впереди долгая ночь. Самая длинная в этом году. Для некоторых она станет последней – я позабочусь об этом. За окном по заснеженным улицам города медленно проплывают машины. Словно огромные рыбы с большими светящимися глазами. Аквариум, где агнцы соседствуют с хищниками, которые готовы разорвать любого, кто покусится на их добычу. Они наплывают на меня, кружатся в медленном танце… Не спать! Я немного опускаю стекло, и в щель врывается струя холодного воздуха. Она немного прогоняет сонливость, но я хватаю с крыши пригоршню снега и, остановившись на светофоре, растираю лицо. Вот так, уже лучше. Хорошо, что машину от снега не почистил.

Вот он – дом на окраине небольшого пригородного поселка, неподалеку от Немана. По меньшей мере здесь собрались человек пять. Людей? Нет, это нелюди. И домик им под стать – трехэтажный особняк красного кирпича, окруженный запущенным садом. Сразу за домом – высокий, поросший деревьями холм. Такое чувство, что этот дом – не что иное, как средоточие зла. Даже деревья, растущие неподалеку, искривлены, словно от боли.

Этому дому не один десяток лет. Вполне может быть, что больше века. Если верить карте, составленной инженер-майором Аничковым еще в 1797 году, на этом месте находился «дворъ Зегаришки». Кто знает, какие тайны хранит в себе эта земля? Хотя мне-то что с этих тайн? Пусть этим интересуются историки, я пришел сюда за другим! Пусть всю нежить и не уничтожу, но хватит и того, что заберу на тот свет столько, сколько успею. Насчет пяти я ошибся; по саду мелькнули две быстрых тени, у двери – еще один, а это уже три. В доме, надо полагать, не меньше четырех, считая очаровательную джинние. Как это «мило», черт меня побери – Нечисть Востока и Запада мирно уживается под одной крышей, забыв про свои клановые распри и дрязги. Джинние сейчас там, я даже не сомневаюсь – перстень, несмотря на приличное расстояние, ее почувствовал, обжигая мне руку, словно в немом крике – Нежить! Какое гнездышко! Даже обидно, что не эти твари предназначены мне судьбой. Пусть и не сподобил меня Господь найти упокоение в этих смертях, но убивать их можно и нужно…

Сразу мне не подобраться – они не такие идиоты, чтобы не устроить несколько внешних постов. Пусть и не сразу, но я их обнаружил. Они разместились треугольником, перекрывая все подступы к дому. Вот один из них, почти рядом с вершиной холма – наблюдает за дорогой. Одет хорошо – штаны белые, а куртка – серо-зеленая. На фоне зимнего леса такой комплект предпочтительнее, чем полностью белый – заметить труднее. А вот и второй – у тропы, ведущей вдоль забора. Хорошо устроился, гаденыш, сразу и не заметишь! Первый – неподалеку, метрах в двадцати. Что это у него? Винтовка? Ну ты смотри, совсем страх потеряли, чуть ли не в черте города засады устраивают! До второго – метров сто. Правильно рассчитали: я должен был подъехать со стороны Каунаса и, оставив машину, пройти по узкой тропинке, ведущей по склону. Тут бы они меня в клещи и взяли. Наверное, так бы я и сделал, если бы не предчувствие. Это особое чувство, доставшееся нам от предков. Даже не чувство, это – запах. Запах боли, страха и смерти – иначе не назовешь. Поэтому я выбрал другой путь.

Я уже полчаса наблюдаю за одним из этих бойцов и все это время он даже не пошевелился. Стоит спокойно, на месте не топчется. Только головой вертит, как сова. И каждые пятнадцать минут, как хорошо отлаженный робот, поднимает руку к рации, висящей у него на груди и, нажав тангенту, бросает в эфир короткую фразу. Значит, после того, как он умрет, у меня будет пятнадцать минут и не секундой больше.

А что у нас с домом? Фасад темный, только на заднем дворе – слабое освещение. Судя по всему, свет падает из окон, обращенных к холму. Заднюю часть дома сейчас не разглядеть, ее загораживают несколько высоких елей, растущих у забора. Ну и черт с ним, главное – площадку видно. Так, это что за тварь? На лужайку вышло что-то очень крупное, издали похожее на большую собаку, размером с теленка. Оборотень? Точно, он – знакомая тварь. Значит, кроме джинние, в доме есть и некромант. Достаточно сильный, если смог заставить нечисть служить, как обычного сторожевого пса. Оборотни в зверином обличье, как правило, тупые; одна жажда крови, не больше. Надо признать, что в изучении магии некромант добился немалых успехов. За столь короткий срок? Талант, это не каждому дано! Очень хорошо, что он сюда прибыл. Значит, у них все готово для совершения «обряда».

Первым делом надо убить ближнего, стоящего ко мне спиной. Потом уходим налево, вниз по холму, туда, где расположился второй. На третьего времени не останется, он на противоположной стороне – просто не успею. «Убей ближнего своего, ибо дальний приблизится и убьет тебя». Может, и не совсем точная цитата, зато смысл верный. Из сумки достаю арбалет и заряжаю его болтом с обычным, стальным наконечником. Такие используют на охоте. Ждать, теперь остается только ждать…

Все-таки Бог есть – началась небольшая метель. Так, ничего серьезного, но видимость ухудшилась. А мужчина, стоящий неподалеку, занервничал! Несколько раз он приложился к прицелу винтовки, потом вышел на связь. После короткого разговора успокоился и опять замер. Ну жди, жди… Уже скоро. Вот он поднимает руку, нажимает тангенту рации. Контрольная фраза. Время!!!

Короткий свист – и он, даже не вздрогнув, привалился к дереву. Есть контакт – из его затылка торчит арбалетный болт. Бросаюсь к нему – мертв. Следующий – вот он, чуть ниже и левее. Сто метров. Дьявольщина – мне плохо видно, снег на склоне завивает кольцами. Еще чуть ближе. Семьдесят. Пятьдесят. Стоп. Прицеливаюсь. Свист, есть! Минус два! Бросаю взгляд на часы – прошло всего три минуты. Во дворе один из оборотней. Нет, не нравится ему такая погода, ох как не нравится! Он жмется поближе к дому, пытаясь укрыться от ветра. Сейчас, потерпи немного, согреешься. На арбалет ложится болт с серебряным наконечником. Только не дергайся, тварь, не верти башкой! Есть! Нечисть беззвучно утыкается мордой в снег. Трудно завыть, когда из твоей башки торчит железка. Перезарядка. А где наша вторая собачка? Вот она, обнюхивает забор. Смотри ты мне – словно собака прозаическая! Еще немного – и начнет ногу на кусты задирать. Далековато немного, но думаю, не промажу. Свист, тупой стук, словно болт ударил в дерево, и тварь замерла. Черт побери, аккуратно я его пришпилил – оборотень даже не упал. К забору пригвоздил, как бабочку! Откладываю арбалет в сторону – все, пошла работа!!! Девять минут!

Крадучись, подбегаю к старому дереву, склонившемуся над забором. Прыжок – и вот я уже переваливаюсь через ограду, приземляясь на снег мягко, как кошка. Неподалеку лежит тело оборотня, которое начинает принимать вид человека. Неприятное зрелище – трансформация нечисти, но дьявол с ним, видали и страшнее! Нет сейчас времени разглядывать, как она шкуру меняет. Стукнула дверь, и на террасу, которая опоясывает весь первый этаж, выходит охранник и поднимает голову к небу. Судя по мимике, ругаться изволят. Да, полностью с тобой согласен – погода дрянная. Он всматривается в темнеющий холм, словно раздумывая, что предпринять. Умница, только думай подольше, очень тебя прошу! Я вытягиваю из ножен кинжал и, прижимаясь к стене, двигаюсь в его сторону. Да, что-то придумал, его рука тянется к рации. Захват – удар!

– Хек… – охранник захлебнулся сталью и кровью. Он еще лихорадочно хватается за перила, словно они помогут зацепиться за жизнь.

– Спокойно, парень, – шепчу я ему, не забывая оглядываться вокруг, – не шуми, милый, не надо шуметь. Мне еще рано, а тебе уже поздно.

Опускаю тело на землю и осматриваю двор. Тело прятать не стоит; даже если обнаружат, не успеют тревогу поднять. Слишком поздно, я уже здесь, рядом с вами…

В освещенном окне замечаю еще двоих. Смотри ты мне, старые знакомые… Ладно, с ними шутить не будем – опасное это дело. Кинжал вытираю от крови и убираю в ножны. Дверь на веранду не закрыта – отсюда вышел охранник, который лежит за моей спиной в луже собственной крови. Значит, будет проще. Вдох-выдох, работаем! Дверь распахивается, и я делаю шаг в комнату. Сколько надо секунд, чтобы сделать четыре прицельных выстрела по двум мишеням, сидящим рядом? На все – полторы секунды, проверено! Выстрелы сливаются в один, расцвечивая одежду красными пятнами, и охранники, не успев ничего понять, замирают в креслах.

Рывок в комнату, передо мной дверь в холл – распахиваю и едва успеваю отпрянуть в сторону, заметив мелькнувшую тень. Грохнул выстрел, и от рамы отлетело несколько щепок, вперемешку с кирпичной пылью. Черт, как неудобно застрял! Нет у меня времени, чтобы устраивать дуэли! Бью ладонью по выключателю, и комната погружается во мрак. Еще один выстрел. Два выстрела в ответ, не высовываясь из-за дверей. Надо его немного притормозить; слишком он быстрый, так и помереть недолго. Хватаю со стола стеклянную пепельницу, бросаю ее в холл с криком «п-а-аберегись!» и следом за ней кувырком вхожу в холл. Вот уж воистину, профессионализм не пропьешь – охранник хоть и присел за угол, укрываясь от «гранаты», но меня на входе поймал. Выстрел! Плечо обжигает боль – слегка зацепил, зар-р-раза! Не остановишь! Выхожу из кувырка на колено и пробиваю дабл-тап в эту тень, стоящую на лестнице. Есть контакт! Силуэт будто ломается и заваливается набок, сползая по ступенькам. С металлическим стуком падает ружье. Вы что, твари, хотели жить вечно?!

Слышу, как хлопает входная дверь – кто-то сбежал? Через окно вижу, как к одной из машин метнулась худенькая женская фигурка – джинние?! Хрен с ней, с этой тварью я могу разобраться и позже! Слышу, как заводится движок. Пробегая мимо входной двери, я трижды, почти не целясь, стреляю по машине, и бросаюсь вверх по лестнице, сбрасывая пустой магазин на землю. Перезарядка. Тень, мелькнувшая в дверях, вскидывает к плечу короткий автомат! Он почти успел, но мой выстрел, сделанный ему под ноги, сбивает прицел, и очередь уходит в сторону. Выстрел! Есть! Еще дважды, в корпус, для гарантии!!! Человек заваливается навзничь на пороге и замирает.

В глубине кабинета, который освещен светом настольной лампы, стоит некромант. Да, он меня ждал! Ведь знал, тварь, что я в конце концов сумею добраться до него, сложив эту мозаику из фактов и случайных фраз. Он встал посередине кабинета, расслабленно скрестив руки на груди, и снисходительно улыбается, словно ждет от меня обвинений. Ну уж нет, мы не в кино, чтобы вести душеспасительные беседы! Поднимаю пистолет – свист, и кисти рук обжигает боль. Глок вылетает из рук, поднять уже не успею – здесь еще один человек! Да, серьезный мужик, ничего не скажешь. Он стоит напротив меня, медленно сворачивая длинный кнут. Любитель экзотического оружия? Ну что же, твое право! Некромант делает шаг назад, уходя в тень кабинета, словно уступает нам поле боя. Нет, ты не уйдешь! Бросаюсь на пол, еле успевая разминуться со свистнувшим у лица кончиком хлыста. Выстрел! Мужчина дергается и заваливается на пол. Еще скользя по паркету, я добавляю еще одну пулю. Да, я успел достать второй пистолет, черт бы побрал все эти перестрелки. Вижу ускользающую тень – стреляю вдогонку, почти не целясь. Зацепил? Вряд ли! Но он дернулся в сторону, а я выиграл секунду, чтобы успеть подняться на ноги и броситься следом за ним.

Некромант попытался вывернуться, ударив меня острым, как бритва ножом. Сука! Удар я успеваю отбить, но все же он меня достал – руке стало жарко, рукав противно липнет к телу, будто вторая кожа. Еще удар – с глухим стуком на пол падает выбитый из моих рук пистолет. Какой же ты быстрый!

– Тварь! – ухожу в сторону от мелькнувшего передо мной клинка и, рванувшись вперед, бью его в шею, наотмашь, со всей силы, но он успевает оттолкнуть меня в сторону. Сильный мужик, другой бы без сознания валялся. Еще! Уход! Блок! Удар! Некромант отходит в центр кабинета. Блеск стали перед глазами, но мне везет – я сбиваю его с ног ударом в бедро, и он со стоном валится на тело своего телохранителя. Я прыгаю следом за ним и, наступив ногой на руку, сжимающую нож, падаю на колено, добивая прямым ударом в голову. Тварь! Рядом дохлой змеей валяется злосчастный кнут. Все, мля, он мой!

Импровизированная петля захлестывает его шею, и я перекручиваю концы веревки. Хрипишь?! Не торопись, я только начал! Рывком поднимаю его на ноги и, словно танцуя аргентинское танго, делаю два быстрых шага назад, бросаю в развороте к стене, лицом в кирпичную кладку, наваливаясь на него всей массой своего тела, чтобы усилить удар. Еще добавим, чтобы ты сдох! Некромант врезается лицом в стену и почти перестает сопротивляться. Нет, еще дергается! Сдохни, тварь, сдохни! Словно тараном, бью его головой, и наконец разворачиваю лицом к себе. Искаженное злобой лицо, но глаза уже мутные, как у снулой рыбы. По лицу двумя струйками стекает кровь. Прекрасный вид, достойный кисти художника! Крепко хватаю Некроманта за горло и прижимаю к стене. Скалясь, как Баргест, который добрался до своей жертвы, рычу в это ненавистное мне лицо.

– Добрый вечер, монсеньор Кастелли!

 

XX.

– Оставь его!

Я повернулся к дверям – там в своем неизменном сером пальто стоял Петр Васильевич.

– Авгур?!

– Как я погляжу, ты не особенно рад? Да, изредка приходится менять имена и страны.

– И людей, которые тебе верят, – сквозь зубы процедил я, – тоже менять? Как чувствовал, что ты тогда не погиб. В микроавтобус заскочил перед взрывом? Не зря же он там стоял! А кто в машине сгорел? Какой-нибудь бездомный бродяга?

– Какая разница, – Петр махнул рукой и кивнул на кардинала. – Отпусти Винченцо, хватит уже, навоевался.

– Что значит – отпусти? – меня бесил этот спокойный тон, его безразличие, с которым он оглядел комнату и мертвые тела, лежащие на полу. Так смотрят на хищников, сидящих в надежной клетке, когда уверены, что они не вырвутся на свободу. Некромант уже не сопротивлялся – он хрипел, пуская кровавые пузыри.

– Брось, я сказал, – повторил Авгур, – ты же все понял!

Я посмотрел на Петра, потом перевел взгляд на Кастелли и, усмехнувшись, оттолкнул его в угол. Он закашлялся, размазывая по скулам кровь, и схватился за горло, пытаясь отдышаться.

– Понял, говоришь? – тихо произнес я. – Может, и так. Но ничего, послушаю еще раз. Объясни, сделай такую милость. А то я, знаешь, нервничать начинаю. В последнее время это достаточный повод для стрельбы.

– Стрельбы? Не настрелялся еще? Мальчики кровавые в глазах не стоят? Нервы лечить надо, – он перешагнул через труп и посмотрел на кардинала. – Что-то я и правда стареть начал. Не думал, что ты сумеешь во всем разобраться.

– Это было не так уж и сложно. Зачем тебе этот человек? – я кивнул на Винченцо.

– Мне? – спросил Авгур. – Он нужен всем.

– Кардинал, ставший некромантом? Священник, готовый пойти на сговор со злом?

– Именно так, – кивнул Петр. Он усмехнулся и подошел к столу. Взял какой-то свиток, пробежал по нему глазами и, отложив в сторону, уселся в кресло.

– А ты как полагал? – прохрипел Кастелли, все еще держась за горло. Он посмотрел на меня и засмеялся. Смех оборвался кашлем. – Ты… ты… такая же Нечисть, как и те, за которыми охотился!

– Это не так, – отмахнулся от него Петр, словно продолжая их давний незаконченный спор. – Сравнивать охотников с нежитью – неправильно, но исходные данные, если так можно выразиться, весьма схожие.

– Как я понимаю, – спросил я, – все это подстроено тобой?

– Ну уж нет, Александр, – Авгур выставил ладони перед собой, – обвинять меня во всех бедах мира – это слишком.

– Я имею в виду мою историю. Зачем это было нужно?

– Ты здесь ни при чем, – он пожал плечами, – просто не повезло. Все охотники поначалу ленивы. Понимаю – шок от увиденного, шок от новой сущности. Вы просто не верите, что отныне у вас начинается другая жизнь. Приходится помогать.

– Для этого ты подрядил нежить, чтобы она уничтожила мою привычную жизнь? Начали убивать друзей, оставили без работы…

– По-моему ты стал жить лучше, чем раньше, – усмехнулся Петр, – в финансовом плане.

– Не все в жизни измеряется деньгами.

– Согласен. Нет, главная причина в другом. Слишком много чести, чтобы устраивать эту заварушку ради тебя одного. Дело – в мире, который нас окружает. Поверь, я не пошел бы на это, будь все хорошо. Александр, посуди сам – на первый взгляд жизнь в чистилище проста и незатейлива. Живи, радуйся мелким удачам, искупай страданиями грехи и не думай. Но такое существование приводит к закономерному концу – мир умирает. Раньше той силой, которая сдерживала и подстегивала людей, была религия. Она держала людей в страхе перед высшим судьей, грозя небесными карами и вечными муками. Когда мир расслаблялся, религиозные деятели устраивали войны. И это правильно – кровопускание миру необходимо, как воздух. Сейчас все изменилось. Христианство ослабело, его влияние на людей ничтожно. Договор с Дьяволом – это новая возможность продолжить борьбу. Это новые крестовые походы на Восток, это новые жертвы, новые грехи и новые Охотники. Но не думай, что все так плохо! Вместе с грешниками возникнут и новые святые! Это продолжение привычного для людей Бытия, новый виток в истории Чистилища. Если этого не сделать, мир окончательно закиснет в безверии. Посмотри вокруг – ведь люди стали не только безразличны, они бесполы! С этим надо что-то делать.

– Хорошая версия, ничего не скажешь, – сказал я. – Тебя послушать, так этот договор – просто благо для людей. Возрождение мира, не меньше…

– Ну, зачем же так сразу? Винченцо, к примеру, преследует свои интересы.

– Например?

– Победа над исламом. Его возрождение началось еще в двадцатых годах прошлого столетия, но настоящую силу оно обрело лишь в семидесятых.

– Это не новость, – согласился я, – когда оно началось, испуганный этим фактом Ватикан подписал знаменитую декларацию «Nostra Aetate». Правда, это никак не отразилось на Святой церкви. Исламисты уже почувствовали силу и на переговоры шли неохотно.

– Смотрю, ты стал разбираться в политике Святого престола? – усмехнулся Авгур.

– Учителя хорошие были, – отрезал я. – Скажи, когда ты решил помочь Ватикану?

– Когда вы с Казимерасом нашли документы в лесной усадьбе. Той самой, поднявшейся из озера. Я долго думал, на кого сделать свою ставку – на католиков или исламистов. Выбрал Ватикан, все же они ближе.

– С моей помощью…

– Да, – усмехнулся Петр, – надо признать, что ты нам сильно помог. Без этих бумаг, которые ты продал Кастелли, ничего бы не вышло. У тебя талант – находить редкие документы. Этим ты еще в прошлой жизни грешил.

– Что ты знаешь про мою прошлую жизнь?

– Немного, – ответил Авгур. – Мог бы узнать и больше, но, к сожалению, джинние погибла. Она была умной девочкой. Когда мы собрали все нужные документы, она взвесила свои шансы и пришла сама – в надежде договориться. Восток всегда опережал Запад. Они уже давно сотрудничают с нежитью, в отличие от католиков, у которых такие контакты носят случайный характер. Джинние предложила заключить перемирие, разделить мир на две равные части. Кастелли был согласен, но такой вариант не подходит мне. Равновесие религий – это как равновесие добра и зла. Оно порождает покой и безразличие, а это губительно для мира. Меня это не устраивает, мне нужна война!

– А как же нежить, ведьмы и прочая нечисть? Как же Охотники?

– Тут я тебе не врал, с нечистью дела обстоят именно так, как я тебе говорил в начале нашего знакомства. Охотники? – Петр пожал плечами. – Никто не виноват, что вы грешили в прошлых жизнях. Тебе просто не повезло, что пришлось впутаться в эту историю. Убивал бы нежить – и все. Так нет же – ты начал изображать детектива, рыская по разным злачным местам и задавая ненужные вопросы. Так разошелся, что пришлось притормаживать рвение, повесив на тебя убийство этого бродяги.

– Убийство вы повесили по другой причине. Нельзя было допустить, чтобы я увиделся с Кастелли. Я бы сразу понял, что он стал некромантом, – покачал головой я. – Но как же быстро он постиг это ремесло! За несколько месяцев! Талант…

– В этом помогли найденные тобой документы. Если бы не твое упрямство, их искали бы гораздо дольше. Осталось добраться до центра Европы и подписать договор.

– Почему именно там? – спросил я.

– Уволь меня от таких вопросов – это слишком сложно. Не знаю, наверное, в таких местах сильна связь между мирами.

– Чтобы этот мир выжил, – покачал головой я, – надо совсем другое…

– Позволь узнать, что именно?

– К примеру – любовь. Честь. Готовность рисковать своей шкурой и при необходимости отдать жизнь за друзей и близких.

– Слова, – отмахнулся Петр, – красивые слова, не более того! Вульгарные истины.

– Да нет, – я покачал головой, – ты ошибаешься. Мир, который называют Чистилищем, всегда был местом борьбы, но в нем находилось место для любви.

– И кто с кем боролся, позволь узнать? – ехидно спросил Авгур.

– Три стороны. Нежить, Религия и Люди.

– Религию, позволь тебе заметить, тоже создали люди!

– Неужели для того, чтобы людям жилось легче? Власть, – я покачал головой, – вот цель, ради которой придумали этот балаган. Церковь шла на любую мерзость, лишь бы добиться неограниченной власти над людьми. Заключали договора, устраивали войны, придумывали мнимых богов, отвлекая людей от настоящей веры. Той, которую человек должен носить в душе, а не вешать в виде изображения на стенку. Они пошли даже на то, чтобы уничтожить ведуний – хранительниц истинных знаний о мироздании.

– Александр, тебя послушать – вокруг одно зло и ничего больше. Кто же выступает на стороне добра? – всплеснул руками Петр. – Неужели Охотники?

– Люди, – ответил я, – обычные люди. Потому что, несмотря на все тяготы и невзгоды, они находят в себе силы любить и дарить радость другим.

– Ты уверен, что… – начал было Авгур, но я его оборвал.

– Заткнись и слушай, я еще не закончил. Да, многие люди слабы и сдаются на милость таким тварям, как вы. Святоши с церковных подмостков лишь подталкивают их к этому, призывая терпеть и покориться. Поэтому зло и сильнее. Из-за своей подлости и мерзости. Но окончательной победы не будет, не надейся. Потому что в мире всегда найдутся и другие люди. Такие, как погибшие Казимерас и Базиль – готовые умереть ради других. Для которых слово Долг и Честь – не пустой звук. И пока они есть – вы не победите.

– Любопытная версия, ничего не скажешь. А в чем же тогда роль Охотников? – спросил Авгур. – Где твое место в нарисованном тобой мире?

– Мы – четвертая сила. Те, кто помогает людям, уничтожая нежить.

– Прямо само воплощение добра, – криво улыбнулся Авгур.

– Нет, – покачал головой я, – мы грешны. Мы предали забвению Божьи заповеди и часто прибегаем к насилию. Мы творим добро, используя зло. Именно в этом наше проклятие и наше наказание. Но это Божье наказание, а не досужие выдумки этих, – я кивнул на Винченцо, – нелюдей в рясах.

– Людям нельзя существовать в мире, – сухо заметил Авгур, – они от него глупеют.

– Глупеют? А ты мне напомни хоть один промежуток истории, когда люди не воевали? Вы, мать вашу так, дали им возможность попробовать? Нет! Вы постоянно толкаете людей в свару, и вам помогает разномастная нечисть! О`Фаррел был прав, – я задумчиво вытер с лица пот, – мы обречены на вечную Охоту. На нежить и на таких, как вы. Одно мне до сих пор непонятно. Скажи, Авгур, в чем твоя миссия? Помогать и тем, и другим?

– Моя миссия, как ты ее называешь – в противостоянии. Я даю советы, как сохранить огонь в Чистилище. Но есть еще одна – я забочусь о том, чтобы каждый Охотник, наказанный за смертный грех, смог еще раз встать перед выбором и совершить пусть ужасный, но правильный поступок. Зачем ты сюда пришел, Александр?! Тебе же звонил Винченцо и предлагал работать на Ватикан. Но ты отказался, и нам пришлось заказать твое убийство, чтобы не мешался под ногами. Дилетанты! Я говорил, что надо было послать ватиканских мальчиков, а не эту местную шантрапу! Кстати, – усмехнулся Авгур, – раз уж тебя не убили, Александр, займись своим прямым делом.

– Каким? Убить предназначенную мне Нежить? Она Белая Ведьма…

– Именно, – кивнул он, – белая. Ведунья. И что? То, что ты сейчас рассказал, от проклятия тебя не освобождает. Нет никакой разницы, какая она. Уничтожить ведьму тебе предназначено судьбой! За грехи! И ты обязан это сделать, что бы ни говорил про систему мироздания.

– Я люблю ее…

– Решил, значит, в чувства поиграть? Думаешь, такая тварь, как Охотник, умеет любить?

– Да!

– Нет! – он неожиданно взорвался, ударив кулаком по столешнице. – Я лучше знаю, что вы можете!!! Оставим на минуту проблемы Бытия, поговорим о вас – Охотниках! Каждый раз я наблюдаю, как вы возвращаетесь в Чистилище! Возвращаетесь с грузом грехов на плечах и с безнадежной попыткой их искупить! Почему?! Да потому, что, когда приходит момент принять судьбоносное решение, вы пытаетесь увильнуть от выбора. И после этого ты будешь рассуждать о добре и зле? Не пытайся решить судьбу мира, для начала реши свою собственную! Извини, но так надо, – сказал он уже спокойнее, словно устыдившись эмоций, – таково наказание. Искупление. Пойми – это разумный выбор. Ведьма – она ведь все равно умрет, пусть не сейчас, а лет через семьдесят. А ты, пожалев ее, будешь возвращаться сюда вновь и вновь. Сделай же правильный шаг и получи свое заслуженное прощение! Мало тебе выпавших испытаний и потерь? Ты же встречался с О`Фаррелом. Неужели хочешь стать таким, как он? Хочешь вечно рыскать по земле? Неприкаянно, без права на прощение и покаяние?!

– Нет. Базиль получил прощение.

– Как? – поразился Авгур.

– Ценой своей жизни, отданной за другого.

– Бог с ним, – отмахнулся Петр. – Умер – и ладно. Ты всего лишь краешком зацепил события мирового масштаба. Не лезь в них дальше. Предоставь миру возможность решать проблемы самостоятельно. Те, кому известна истина, знают, что принесет ему большую пользу.

– Таким, как вы?

– Может быть, и так. А может, людям, – хмуро заметил Авгур. – Чистилище для того и создано, чтобы мучиться. Ладно, хватит этих разговоров. Выжил – радуйся. Иди и убей свою Нежить. Сделаешь работу – и доживай последнюю жизнь спокойно. Считай, что тебе повезло.

– Последнюю?

– Если выполнишь предназначенное, то впереди тебя ждут другие миры. Чего же ты ждешь? Хочешь пострадать за мир? Не будь глупцом, не изображай мученика, это бессмысленно!

– Все правильно, Авгур. Охотник – всего лишь грешник, пытающийся обрести прощение. Убийца нежити. Мусорщик. Чтобы не мешался под ногами, займите его делом! Пусть уничтожает мелкую нечисть, которой полно на свете. Вы даже можете подкинуть ему информацию, деньги и заботы, чтобы не отвлекался. Конечно, можно было сразу убрать, но кто добудет эти документы и артефакты, которые самим не достать?! Он везучий, вот и используем его втемную, а чтобы у него не было времени подумать – будем убивать его друзей. Чтобы жил в постоянном напряжении, рыскал, как Баргест, в вечном поиске, озлобившись на весь свет. На мир, на людей, на жизнь. «И на нем всадник, которому имя Смерть, и ад следовал за ним», – процитировал я.

Теперь, когда приходится делать выбор, этот Ад поселился во мне, окутывая душу темной пеленой. Будто вся уничтоженная мною Нежить восстала из праха и стоит, скаля гнилые зубы в язвительной усмешке.

- Если вы хотите превратить человека в зверя, - сказал я, - отнимите у него надежду.

- Что ты имеешь в виду? - насторожился он.

- Надо выполнять свою работу…

Одновременно с этими словами я поднял пистолет и выстрелил в голову Винченцо, который все это время тихо сидел в углу комнаты. Он даже не успел ничего понять - пуля пробила лоб, разбрасывая кровавые ошметки по грязной стене. Нечем ему уже «понимать» - мозги по штукатурке стекают. И договор с Дьяволом он уже не подпишет. Я повернулся к Петру, наблюдая за тем, как его лицо краснеет, наливаясь гневом. Ей-Богу, в этот момент я наслаждался его взбешенным видом…

- Извини, Авгур, но дело надо доводить до конца, - я пожал плечами. - Поверь, чтобы возродить этот мир, новые договоры и войны не нужны. Не веришь?

Он промолчал, но взгляд говорил сам за себя. Взгляд бешеного зверя. Ну что же ты, Авгур? Рискни. Ведь я даже стрелять не буду - зубами загрызу. Он отвел глаза. Не хочешь?! Жаль, что я не могу тебя убить, очень жаль. Я подошел к столу и взял небольшой пакет с бумагами. Нельзя оставлять эти документы, они слишком опасны.

- Я полагаю, ты не будешь против, если их заберу? Тебе они не понадобятся…

- Ты делаешь большую ошибку, Саша…

- Не тебе решать…

Ладно, есть еще одно дело, которым пора заняться, чтобы разом закончить со всеми заботами в этом мире. Под ногами хрустел подмерзший гравий, когда я пересек двор и подошел к воротам. Тихо работает движок машины, освещая фарами калитку. Неужели? Да, так и есть. Бывают в жизни случайности: выстрелив почти наугад, я попал джинние в голову - в тот самый момент, когда она завела машину, чтобы убежать отсюда. Она завалилась на руль, смотря уцелевшим глазом куда-то в сторону. На месте второго глаза зияло выходное отверстие от пули. Разбитое лобовое стекло украшено потеками крови. Переступив тело оборотня, я открыл калитку и на миг остановился, бросив взгляд назад. Дом выглядел немного иначе. Уютнее, что ли? Даже тела оборотней не портили вид. Я снял с руки браслет и повернул его к свету. В тусклом свете фонаря блеснула надпись: «Познав истину, примешь смерть, как благо»…

Около часа ночи я приехал туда, где жила Наталья, и остановился напротив ее дома. Вылез из машины, устало потер лицо и закурил последнюю сигарету. Судя по освещенным окнам, Ведьма не спала. На небе ярко светили звезды; даже немного странно, что в городе они такие яркие. Жалко, что сейчас не август - время звездных дождей. Недаром многие сверкнувшие мгновения нашей жизни люди называют «звездными». Пусть они короткие, будто росчерк упавшей звезды. Вот и пришел мой час - принять такое решение, пусть оно для меня страшнее смерти. Больно, очень больно. Я поднялся на третий этаж, позвонил в двери и прислонился к дверному косяку - трудно ходить с лишней дыркой в теле.

- Добрый вечер…

- Саша?

- Как видишь…

- Ты… все-таки пришел меня… убить?

В ответ я устало пожал плечами:

- Подумал, что в мире найдется много Охотников и без меня. Не дай Бог, - я усмехнулся, - кто-то из них окажется благоразумнее. Никогда себе не прощу, что упустил этот шанс.

- Поэтому ты решил сделать это первым? - она с вызовом вскинула голову, разметав по плечам светлую копну волос.

- Нет, я просто подумал, что придется быть рядом, чтобы с тобой ничего плохого не случилось, - прислоняясь к стене, ответил я. Слабость накатывала, было трудно держаться на ногах, а в глазах стоял туман. Она вскрикнула:

- Что с тобой случилось? Ты же на смерть похож!

- Ничего страшного. Кажется, я сильно огорчился из-за того, что тебя потерял, и вот…

Она помолчала несколько секунд, потом посмотрела на меня и тихо прошептала:

- Ты знаешь… - она запнулась, и в ее глазах блеснули слезы, - чем это тебе грозит?

- Знаю. У меня было время подумать. Я решил, что Вечная Охота - это смешная цена за годы, которые мы можем провести вместе…

По щекам Натальи текли слезы, пальцы теребили поясок халатика, словно она сейчас борется сама с собой, не решаясь впустить меня в свою жизнь, отбирая последнюю возможность прервать череду моих жизней. Глупенькая, разве это повод плакать? Наконец она решилась и сделала шаг в сторону, пропуская меня в квартиру.

- Заходи, но учти - Ведьмы живут долго.

- Охотники тоже, я не тороплюсь…

Эпилог

Неподалеку от Немана, на окраине маленького городка, расположено старое кладбище. Укрывшееся от посторонних взглядов в тени соснового леса, оно - словно тихий островок памяти, затерявшийся в бурях нашего века. В начале расположены совсем старые могилы. Покосившиеся надгробия, все в трещинах и зеленых прожилках мха, они будто прорастают из глубины веков, останавливая бег времени. Я не торопясь прохожу по аллее до края кладбища, отгороженного от мира чугунным забором, и сворачиваю на узкую тропинку между могилами. Здесь, в самом углу, покоятся два очень дорогих для меня человека. Они лежат рядом, как и положено моим братьям. Нет, братья не по крови, но от этого не менее родные. Они были разными по характеру, но в них была вера. Они верили в то, что мы делали. И в людей… В людей они тоже верили. Подхожу к этим скромным могилам и застываю на несколько секунд в немом приветствии. На скромные гранитные плиты ложатся два небольших букета. Где-то поет жаворонок. Сходит с ума от тепла, весны и жизни…

Мне хотелось бы рассказать все. Чем закончилась вся эта история, чем закончилась моя Охота. Но нет, не буду говорить. Мне кажется, что они все знают. Закрываю глаза - и передо мной, как живые, встают эти два человека. Вот Базиль О`Фаррел привычным жестом откидывает свои длинные седые волосы и, махнув в мою сторону рукой, что-то весело говорит священнику, стоящему рядом с ним. Казимерас, сложив руки на животе, кивает ему в ответ и смотрит на меня мудрыми, немного грустными глазами. Да, я прав - вы все уже знаете. Хочется верить, что миры, куда вы ушли - прекрасны. Что в них нет места для подлости и лжи. Что там не предают, прикрываясь красивыми словами о чести. Вы улыбаетесь. Значит, все хорошо. Кто знает - может, когда-нибудь и я попаду туда. А теперь - извините, но мне пора. Меня ждут…

Я выхожу из ворот, аккуратно прикрыв скрипнувшую калитку, и, не оглядываясь, иду к машине. Она припаркована здесь, на небольшой площадке. Рядом с ней, подставив лицо весеннему солнцу, стоит самый дорогой для меня человек. Моя Наталья. Моя судьба. Моя жизнь. У ее ног с серьезным видом сидит Бакс, настороженно оглядывая окрестности. Хранитель. Улыбаюсь и подхожу к ним.

- Едем домой?

- Ты уже побыл с друзьями? - спрашивает меня Наташа.

- Да, - киваю в ответ и, присев, треплю Бакса по холке.

- Ты им все сказал?

- Я? Сам узнал только утром. Хочешь, чтобы я выдал все новости сразу?

- Сашка, я тебя убью! Сказал или нет?! - она так смешно сердится, что я не выдерживаю и, улыбнувшись, поднимаю на нее веселый взгляд.

- Они и так все знают. А волноваться в твоем положении вредно…

Небольшой дом на окраине городка. В окно светят лучи яркого солнца. Они такие теплые, словно пытаются согреть этот холодный мир. Я не хочу просыпаться. Позже, не сейчас. Еще часика два, не больше. Тем более что у меня есть повод немного понежиться в постели - день рождения. Мой, конечно, чей же еще. В этот день, пятнадцатого апреля одна тысяча девятьсот семьдесят второго года, изволил родиться я - Александр Айдаров, и стукнуло мне сегодня тридцать четыре года. Что ни говорите, а это уже возраст. Чувствую, как в мою руку утыкается холодный нос Бакса. Ну да, конечно - я вчера забыл закрыть дверь на первом этаже. Значит, и Тишка где-то здесь, рядом…

- Саша, просыпайся, вот же нечистая сила на мою голову!

Я с трудом открыл глаза - и то лишь потому, что почувствовал аромат кофе. Рядом со мной, присев на кровать, сидела Наталья.

- Сегодня что, нормальный сон отменили? - я провел рукой по лицу, прогоняя остатки сна. - Что случилось Малыш? Сегодня такой хороший день.

- Сегодня твой день рождения.

- Нет, сегодня суббота. Еще один день Вечности.

- Сашка!

- Что, любимая?

- Где твой перстень?! - ее голос дрожал, почти срываясь в плач.

- Перстень? - я усмехнулся и вытер слезинку, сверкнувшую на ее щеке. - Глупенькая ты, Наташка, куда он от меня денется?

Я сажусь на кровати, потягиваюсь и смотрю на тумбочку, где разложены мои вещи. Перстень. Уже несколько дней его не видел. Лежит где-нибудь - от этого проклятия так просто не избавиться. Или точнее - уже не избавиться. Правильно, все на месте. Кимбер, два запасных магазина, часы и рядом, на нижней полке…

- Когда твое кольцо рассыпается прахом, - вспомнив слова О`Фаррелла, будто молитву, повторяю я, - это значит, что Охотник получил прощение…

КОНЕЦ