«Свитч» меня не разочаровал. Этот ресторан был полон ярких цветов, венецианского цветного стекла и диковатых, но очень стильных тканей. А кроме того, в ресторане был виски-бар, в котором, помимо многих классических брендов бурбона, был мой самый любимый: «Паппи Ван Винкль», семейные запасы двадцатилетней выдержки. Я сразу же заказал нам по порции этого напитка.

– Я хочу шардоне, – попросила Калли.

Официант остановился в нерешительности.

– Принесите ей порцию «Паппи», – велел я, – и бокал вашего местного шардоне. На всякий случай.

После того как он ушел за напитками, я спросил:

– Ты помнишь Берта Ланкастера?

– Актера? – уточнила Калли и оглянулась. – Он что, где-то здесь?

– Разве что его дух, – ответил я.

– А-а-а… – Она на минуту задумалась, а потом продолжила: – Мне он понравился в том фильме с Кевином Костнером, о бейсбольном поле.

– «Поле его мечты», – уточнил я. – Его последний фильм.

– Так, и что с ним?

– Когда ему было шестнадцать лет, Берт Ланкастер убежал из дома и присоединился к цирковой труппе – хотел стать акробатом на трапеции.

В глазах у Калли появился интерес.

– И что, ему удалось?

– Да.

Официант принес напитки:

– Сделай глоток бурбона, – предложил я. – Не разочаруешься.

– Ну хорошо, – произнесла она со вздохом. – За твое здоровье.

Мы чокнулись, и я посоветовал:

– Подержи его на языке до тех пор, пока не почувствуешь вкус жженого сахара.

Калли сделала, как ей было сказано, скорчила гримасу и выплюнула весь бурбон в бокал для воды.

– Как ты только можешь это пить? – воскликнула она. – Это же настоящий бензин.

Я посмотрел на янтарную дымчатую жидкость в ее стакане, нахмурился и произнес:

– Не могу поверить, что ты это сделала. Это все равно что плеваться в церкви.

Я взял ее стакан и поставил рядом со своим.

Калли жадно пила воду из моего бокала. После того как выдержка к ней вернулась, она сделала глоток шардоне.

Я поднял свой стакан, сделал еще один глоток виски и попытался воспроизвести по памяти:

– «Мы делаем лучший в мире виски. Не для денег, а для того, чтобы все ценители пили его».

– А это еще откуда?

– Это девиз «Паппи Ван Винкль».

– Интересно, удастся ли мне когда-нибудь избавиться от этого вкуса во рту?

– Мы говорили о Берте Ланкастере, – вернулся я к прежнему разговору.

– Именно. А почему он бросил цирк и стал актером?

– Началась Вторая мировая война. Его призвали, и он попал в элитные войска – войска спецназначения. А уже оттуда каким-то образом попал в кино и благодаря своей цирковой подготовке стал одним из лучших каскадеров в Голливуде.

Калли взяла свою салфетку, положила себе на колени и стала внимательно изучать ее.

– Раньше я каждый день смотрела, как Эва репетирует.

– В Атланте, когда ты была ее контролером?

– Сначала у нее были проблемы с висом головой вниз, – кивнула Калли. – От этого у нее болела голова и ее тошнило. Я думала, что она все бросит, но она не сдалась и заставила себя преодолеть свой страх.

– Для этого нужно много мужества, – заметил я, ожидая, к чему клонит Калли.

Официант спросил, что мы хотим на закуску. Я заказал салат с лобстером, а Калли от закуски вообще отказалась.

– У каждого акробата на трапеции свой собственный, неповторимый стиль, – объяснила она. – Некоторые из них очень четко организованы, почти роботы. И совершенно без всяких эмоций. Ну, вроде как Крис Эверт на теннисном корте. Другие, как Эва, кажется, танцуют в воздухе.

Последнюю фразу она произнесла так, будто разговаривала сама с собой. В голове у меня крутился еще один факт, и я решил его использовать.

– Он говорил, что так и не смог избавиться от своей любви к трапеции.

Калли посмотрела на меня непонимающим взглядом, поэтому я продолжил:

– Берт Ланкастер. Он крутился на трапеции, пока ему не исполнилось семьдесят лет.

И тут я увидел, что глаза Калли полны слез. За все годы, что я ее знал и работал с ней, такой я ее никогда не видел.

– С тобой все в порядке? – спросил я.

– Донован, я не могу позволить ей умереть.

– Но все уже решено. Она двойник Тары Сигель. Так что тебе остается только отойти в сторону.

– Я не могу и не хочу.

– А вот это стоит обсудить, – нахмурился я.

– Хорошо, – сказала девушка. – Обсуждай.

Двойники были расходным материалом, который мы использовали, чтобы замести следы или чтобы инсценировать свою смерть, если наша легенда проваливалась. Убивая такого двойника – как Сал сейчас собирался сделать в Дарнелле, прикрывая Калли, – мы могли выиграть время, чтобы уничтожить улики или изменить свой внешний вид, чтобы иметь возможность вернуться к нашей работе – уничтожению террористов. Естественно, что двойники и не подозревают, что их жизнь принадлежит «Сенсори ресорсез». Обычно это работает следующим образом: один из нас замечает человека, сильно похожего на одного из наших ведущих оперативников. Если мой куратор, Дарвин, решает, что сходство действительно есть, он назначает контролера, который следит за двойником и охраняет его до тех пор, пока тот не понадобится. Когда я только что ушел из ЦРУ, я почти год контролировал одного из двойников. Калли тоже контролировала кого-то в течение полутора лет, пока ее не перевели в мою команду ликвидаторов.

Этим кем-то была Эва Ле Саж.

– А кто сейчас контролирует Эву? – спросил я.

– Чавес.

– Он что, переехал вместе с ней в Вегас?

– Именно он достал мне эти билеты, – ответила Калли, кивнув.

Эве было двадцать два года, когда ее впервые заметили на гимнастических соревнованиях и решили присмотреться к ней попристальнее. Именно так все обычно и происходит. В своей обычной жизни мы встречаем кого-то похожего на одного из наших агентов. Оказалось, что Эва похожа на Тару Сигель, база которой находилась в Бостоне.

Для того чтобы стать двойником, совсем не обязательно иметь абсолютное сходство. Надо просто подходить по возрасту, росту, весу и строению тела, с тем же рисунком скул, похожими чертами лица и цветом кожи. Когда вы нам понадобитесь, мы сделаем все необходимое, чтобы вы могли сойти за нашего агента, прежде чем произвести замену. Естественно, что для вас эта замена будет фатальна.

Когда Калли перешла в категорию ликвидаторов, Эва перешла под контроль Антонио Чавеса.

– И что, за все эти годы Антонио так и не повысили?

– Он сам предпочел остаться контролером, – ответила девушка. – А кроме того, мне кажется, что он слишком неэмоционален, чтобы убивать.

Когда Эва переехала в Вегас, чтобы продолжить карьеру, Чавес мог передать ее другому контролеру, но, по словам Калли, он этого не сделал. Он предпочел последовать за ней. Мне стало интересно, был ли у Чавеса личный мотив. Ведь привязаться к людям, которых контролируешь, ничего не стоит.

– Ты думаешь, что он на нее запал?

– Без шансов, – ответила Калли.

– Ты говоришь это очень уверенно.

– Чавес просто друг, и не больше.

– У тебя что, есть основания полагать, что Эву могут скоро «призвать на службу»?

– Не надо сластить пилюлю, Донован, – произнесла Калли, посмотрев на меня. – Мы людей не призываем, мы их убиваем.

– И все-таки ты не ответила на мой вопрос.

– Тара Сигель – это отыгранный вариант, – Калли с отвращением сжала губы. – Вопрос ее полного провала – лишь вопрос времени. А Эва Ле Саж – не простая домохозяйка из провинциального городка. Она чудо. Не важно, как мне бывает плохо, но когда я встречаюсь с ней, я ухожу от нее счастливой. Человек, который может вызывать такие чувства и умеет развлечь такое количество зрителей, не заслуживает смерти.

– Никто из них не заслуживает смерти. Все это вопрос оценки. Мы жертвуем одним человеком, чтобы спасти многих. Послушай, ты же все это уже знаешь.

Теперь я понял, почему Калли сказала мне, что после шоу разговор пойдет о ее жизни и смерти. Она не хотела, чтобы этот двойник умер, и это ставило меня в трудное положение. Если я принимаю сторону Дарвина, то должен убить Калли. Если я приму сторону Калли, то под прицел попадаем мы оба.

– Прежде всего она совершенно не похожа на Тару. Она ее в два раза меньше! – сказала Калли.

– Но Дарвин что-то в ней нашел.

– Дарвин – баран. Им придется найти кого-то другого. Я сама им найду.

– Калли, так ничего не выйдет. Они потратили годы…

– Я говорю серьезно, Донован.

Все это было так не похоже на Калли, что у меня голова разбухла от этого разговора. Я понимал, чего она хочет, но ведь и она понимала, как работает наша система. Согласен, Эва – одаренная женщина. Но это не делает ее жизнь более драгоценной, чем жизнь профессора литературы, которого когда-то контролировал я, или жизни десятков других людей, которые живут и не догадываются, что мы следим за каждым их шагом. Я никак не мог понять, почему это Калли вдруг так заинтересовалась судьбой Эвы.

Если только…

– Ты что, спишь с ней? – задал я вопрос.

Калли глубоко вздохнула, задержала на секунду воздух, а потом выдохнула и отвернулась.

– Черт меня побери совсем! – воскликнул я.