Я объехал квартал с другой стороны и проехал мимо места взрыва, чтобы проверить свою работу. Мой друг уже находился в самом безмятежном месте на свете. Именно так я говорю о преисподней, потому что тамошние пытки покажутся легкой прогулкой по сравнению с тем, что Куинну пришлось пережить в своей жизни.

Проехав еще пару кварталов, я подхватил Калли.

– Как же я рада тебя видеть, – сказала она, крепко обняв меня.

– Я тоже, но хотелось бы, чтобы это произошло при других обстоятельствах.

– Я бы хотела встретиться с тобой до всего этого, – сказала девушка, – но ты прав, это было слишком рискованно.

Она устроилась на сиденье, и я тронулся.

– Я слышала взрыв, – заметила она. – Надеюсь, все прошло по плану.

– Абсолютно.

– Тогда хорошо.

Она замолчала, а я пытался найти дорогу на центральных улицах города. Так как я знал, где произошел взрыв, то мне удалось легко избежать встречи с полицейскими машинами и с бригадами «Скорой помощи», которые спешили к месту происшествия. Когда мы выехали из центра, я взглянул на Калли и увидел, что она смотрит пустыми глазами прямо перед собой.

– С тобой все в порядке?

Ее губа задрожала. Когда она заговорила, то голос ее звучал так, как будто еле-еле доносился откуда-то издали.

– Мне хочется вымыться, – сказала Калли и, повернувшись, посмотрела мне в лицо. – Не могу себе даже представить, что ты должен чувствовать.

– Да, – согласился я, – скорее всего, не можешь.

Большинство людей подумают, что мы с Калли были убийцами с каменными сердцами. Но мы не убийцы, а ликвидаторы. Может быть, я уделяю этому слишком много внимания, но для меня разница состоит в том, что мы не ловим кайф от убийства. Для нас это просто работа. Такая же, как продажа мороженого или доставка почты. Вы же не будете испытывать какие-то эмоции по отношению к мороженому или письмам. Вы просто накладываете себе мороженое или разносите корреспонденцию. Но для нас обоих Куинн был другом, и, хотя я знал его гораздо дольше, чем Калли, девушка тоже считала его достойным абсолютного доверия.

До тех пор, пока не появилась Элисон.

Я подумал о возможных болях, которые мог бы испытать при убийстве Огастеса, и машинально дотронулся рукой до груди. Никакой боли не было. Да я и не ожидал повторения симптомов благодаря своим встречам с Надин Крауч. Однако, я думаю, то, что мне пришлось пережить, всегда будет вызывать у меня некоторое беспокойство, особенно когда речь будет идти о новом убийстве.

Пока все работало отлично. Надин смогла убедить меня, что весь вопрос заключался только в оценке уровня вины. Все из нас в чем-то виноваты, но не все готовы согласиться с суровостью наказания. И у каждого из нас своя мера, по которой он оценивает заслуженность смертной казни.

Например, Надин считала, что для меня важно, чтобы убийство служило на благо или жертвы, или общества. У меня ведь не было никаких проблем, когда я добил Робби после того, как Калли смертельно его ранила? Потому что это пошло на пользу жертве. А когда я убиваю террористов на службе в «Хоумленд», я приношу пользу обществу.

Готовясь к убийству Куинна, я спросил у Надин, мог ли сам убить Тару Сигель.

– Ты мог бы убить Тару Сигель не моргнув глазом, – ответила психиатр, – если бы это принесло пользу или ей самой, или обществу. Если бы Тара стала играть против «Хоумленд секьюритиз» или если бы она нарушила ваш моральный кодекс, угрожая убить Кэтлин или Эдди, это не вызвало бы никаких психосоматических реакций. Именно поэтому Калли тогда спокойно нажала на спуск. Она считала, что Тара серьезно угрожает ее жизни с Эвой. А ты в тот момент не был в этом уверен. Поэтому Калли спустила курок тогда, когда ты все еще пытался договориться с Тарой. То есть, когда Калли взяла все в свои руки, твой мозг решил, что это бессмысленное убийство.

Я спросил Надин, не является ли все это обыкновенной психоаналитической болтовней.

– Человеческое тело реагирует на вещи, которые кажутся ему реальными, – объяснила она, – и не важно, реальны они или нет в действительности. Например, если сейчас, безо всякой на то причины, я ударю сестру Кэрол в живот, то она согнется пополам от боли. Если завтра я опять ударю ее в живот, но остановлю удар в сантиметре от цели, она опять согнется пополам, чтобы защитить себя, как от предыдущего удара.

– То есть важно не само насилие, а то, как я воспринимаю его.

– Если ты будешь убивать сам, будучи уверенным, что убийство справедливо, а не просто является развлечением для кого-то, то с тобой ничего не произойдет.

– Надин, – спросил я, – а что ты будешь делать, когда меня выпишут?

– Я поеду домой и научусь радоваться жизни. Я планирую больше времени проводить со своими племянниками и завести знакомства в округе.

– У тебя достаточно денег, чтобы уйти на покой?

– Да, с тем, что мне удалось скопить, и тем состоянием, которое Дарвин заплатил мне за то, что я присматриваю за тобой, у меня их больше чем достаточно.

– Так что же, между нами все закончено?

– Ради тебя я в любую минуту забуду о своей пенсии.

– И ты будешь общаться со мной как с другом? Поможешь мне пережить трудные времена?

– Не говори глупостей. После того как ты выйдешь отсюда, все, что тебе будет нужно, чтобы поговорить со мной, – это достать телефон.

– Что же, ясно, что решение твое твердо, но я вижу, как ты улыбаешься.

– Только никому об этом не рассказывай, – попросила Надин.

Этот разговор случился неделю назад. Теперь же, сидя рядом с Калли, которая оплакивала Куинна в своей особой, молчаливой манере, я думал о том, какое влияние Огастес оказал на людей, меня окружавших. Кэтлин и Эдди привыкли к нему, приняли его с распростертыми объятьями. Он круглосуточно охранял Эдди в ожоговом центре, когда на нее охотились люди Джо Де Мео. Он рассказывал Кэтлин всякие хорошие вещи обо мне, когда я в первый раз думал, что потерял ее. По ее мнению, именно рассказы Куинна заставили ее посмотреть на меня в другом свете.

Все новые и новые мили ложились между нами и телом нашего доброго друга.

– И что мы будем делать теперь? – спросила Калли.

– Теперь мы будем спасать Элисон.