Глава 1

Подобные споры чуешь за версту.

— Между нами все складывается замечательно, — провозгласила Рейчел.

Я настороженно кивнул.

Мы сидели на качелях на крыльце «Приморья» — пансионата в Сент-Олбанс-Бич во Флориде. Вечерело, и легкий летний бриз с океана отгонял москитов. Мы только что отобедали в «Ше Ву» — помпезной забегаловке на Кейн-стрит, и я мысленно отнес эту трапезу к категории где-то между ужасающей и оскорбительной, что, впрочем, никого из нас не подкосило.

— Ты любишь меня, — заявила Рейчел.

— Люблю.

— И со мною весело, правда?

— Несомненно.

— Только вообрази, насколько веселее будет нам жить вдвоем!

Я не отреагировал, даже бровью не повел.

— Кевин! — позвала меня моя собеседница.

— Ммм?

— Что скажешь?

Настал один из тех моментов, когда приходится быть или честным, или счастливым, но никак не одновременно.

— Кевин? — повторила Рейчел.

Вдали тихонько прогромыхал поезд. Голова подруги покоилась у меня на коленях. Она подняла на меня глаза, вглядываясь в мое лицо, пока я ногой покачивал качели.

— Кевин?

Рейчел знала, что меня зовут Донованом Кридом, но при знакомстве я назвался Кевином Воном, и ее устраивало это имя, а мне было по барабану, как меня называют.

— Знаешь, что я думаю? — сказал я.

— Что, милый? — мурлыкнула прижавшаяся ко мне женщина.

— По-моему, все и так обстоит лучше некуда.

Ее тело окостенело на полсекунды, прежде чем последовала реакция — полезная толика информации для досье у меня в мозгах, потому что продолжение моего бренного существования зачастую зависит как раз от знания подобных мелочей. Для большинства людей полсекунды — это быстро. В моей же профессиональной деятельности (я убиваю людей) это целая жизнь.

В буквальном смысле.

Так что Рейчел, по моим стандартам, была мучительно медлительна, и это хорошо, потому что биполярное расстройство ее личности усугублялось с каждым днем нашего отпуска, порой ведя к внезапным вспышкам ярости. Мне нравится с нею встречаться, но устоявшиеся отношения могут поставить мою жизнь под удар. Пока я сохраняю бдительность, она не может мне серьезно навредить. Но если мы заживем вместе, мне рано или поздно придется уснуть, и тогда — пиши пропало!

— Ты гребаный ублюдок, и я больше не хочу тебя видеть, никогда-никогда! — заверещала Рейчел.

Спрыгнув с моих коленей, она выбросила руку мне в лицо. Мне было нетрудно уклониться от плюхи, но я уже не одну неделю не спарринговал, и мне недоставало физического контакта, поэтому я не стал этого делать. Вмазав мне пару-тройку раз, подруга схватила свою сумочку, закинула ее на плечо и устремилась в сумерки.

Рейчел была малость неуравновешенна еще до того, как ее на двое суток заточили в контейнер из оргстекла. Я выволок ее оттуда… когда же это было, недели две назад? С той поры мы и устроили себе каникулы, продвигаясь вдоль побережья Атлантики, посещая все более-менее заслуживающие того пляжи, а ее психическое состояние тем временем неуклонно катилось под откос.

Может, вы гадаете, как мне удавалось перехватить несколько часов сна, пока я путешествовал в компании Рейчел?

Просто: я подсыпа́л ей снотворное.

Так что, разумеется, я мог переехать и жить с Рейчел, прихватив пилюли и вырубая ее каждый вечер, но в конечном счете это не самый прочный базис для поддержания здоровых отношений.

Закрыв глаза, я слушал, как она матерится почем зря, шагая по дороге. Ее остервенение было почти поэтичным, столь же внезапным и опасным, как тропический ураган. Она направлялась на север по шоссе A1A к «Амелия-Айленд Плантейшн» — месту, где мы с коллегой Калли Карпентер убили женщину по имени Моника Чайлдерс пять лет назад.

 

Глава 2

Хоть в ярости, хоть нет, но Рейчел Кейс, с ее длинными каштановыми волосами, чуть подсвеченными светлыми прядями и глазами цвета ниссового меда, обалденно красива — на тот манер, который может заставить мужчину пустить слюнки и бросить жену.

Дав ей фору в полмили по дороге, я тронулся следом. Когда мы одолели около мили, я стал держаться позади нее, отставая фута на три, подладившись под ее темп и давая ей пространство для продыху, на случай если она не настроена на разговор. Так я тенью следовал за ней, пока не ощутил нечто трудноописуемое — эдакое сошедшее на меня состояние безмятежности, будто наркотический кайф, только успокоительный и благословенный. Только что я был нормальным — и вдруг почти впал в эйфорию. Но затем все прошло.

Рейчел тоже это почувствовала. Она вдруг остановилась, но не обернулась.

— Кевин, я чокнутая?

— Возможно, ты самая здравомыслящая из всех, кого я знаю, — отозвался я, про себя отметив, насколько прискорбно такое признание.

— Извини, что ударила.

— Это было миллион лет назад.

Обернувшись, она заключила меня в объятия и поцеловала в губы. А затем мы прижались друг к другу всем телом прямо посреди шоссе.

Вечер был тихий, машин мало, а те, что были, шли с большими интервалами, и мы направились обратно к пансионату. Высокую траву на обочинах покачивал бриз, и я держался посреди дороги, чтобы клещи не добрались до ног моей спутницы.

Ощущение безмятежности — или что это там было — длилось секунд десять, но было достаточно мощным, чтобы побудить меня отыскать его источник. Может, что-то в воздухе? Какой-нибудь цветок с одуряющим ароматом? Но мы то ли уже миновали его местонахождение, то ли запах вторгся в наше пространство и полетел дальше. Я мысленно отметил, что надо бы тщательно обследовать окрестности завтра утром во время пробежки.

— Помнишь, как пару недель назад Карен сказала, что ты убийца, а не вор? — подала голос Рейчел.

— На самом деле ее зовут Калли, — отозвался я.

Моя подруга не ответила, и я добавил:

— Ага, помню.

— Что она имела в виду?

Рейчел знала, что я работал на национальную безопасность, но пока что я не видел необходимости сообщать ей, что в мои обязанности входила ликвидация подозреваемых в терроризме. Как не потрудился и упомянуть, что в свободное время был убийцей по контракту для мафии.

— Наверное, она имела в виду мою убийственную улыбку, — высказался я.

— Сомневаюсь.

Я поглядел на Рейчел, но промолчал.

— Взять хотя бы то, — продолжала она, — как ты управился, спасая меня и Сэма от этих типов. Не говоря уж о Лу.

— Лу Келли? А он-то здесь при чем?

— Лу можно назвать крутым парнем.

— Да, это есть.

— Но вас с Карен он боялся. А Карен двинула Сэму лишь раз — и чуть не прикончила его.

— И что?

Взяв мою руку в ладони, Рейчел поднесла ее к губам и сообщила:

— Я без трусиков.

Я не мог не подивиться ее способности перескакивать с одной темы на другую как попало.

— Парню всегда полезно располагать подобными сведениями, — произнес я.

И тут подруга без всякой видимой причины так впилась в мою руку зубами, что хоть криком кричи. Я на миг озадачился, вправду ли она рехнулась или дурака валяет.

— Я никогда не ношу трусов, — изрек я.

— А ты хоть почувствовал, как я только что тебя укусила? А то даже не заорал или типа того…

— А, так это ты?.. Ага, почувствовал.

— Вот за что я так люблю тебя! — заявила Рейчел.

— За то, что не ору, когда ты кусаешься?

— Нет, за то, что ты забавный.

— Приятно знать, — сказал я, потирая руку.

— Держу пари, у тебя то́ еще прошлое, Кевин.

— Не спорю.

— Может, когда-нибудь расскажешь?

— Может, когда-нибудь напишу книгу.

— А если да, вставишь в нее меня? — улыбнулась Рейчел.

— Конечно.

— Обещаешь?

— Если я напишу книгу, я вставлю тебя в нее. И назову ее «Ныне и прежде».

— Надеюсь, ты не оформил права на это название, — заметила моя приятельница, — а то продаж не дождешься.

Уже стемнело. В пляжных домиках вдоль шоссе начали вспыхивать огни. Впереди нас, в домике, стоявшем слева, на балкон выбежал стриженный под ноль мальчонка, который спустил штанишки до щиколоток и попытался пописать сквозь перила. Мать прикрикнула на ребенка, в мгновение ока сграбастав его и утащив обратно через раздвижные стеклянные двери. К тому времени оба уже смеялись.

Мы с Рейчел обменялись улыбками.

— Дети, — сказал я.

— Мальчишки, ты хочешь сказать.

— Что, ты утверждаешь, будто девочки никогда не делают пи-пи на улице?

— Только не с высоты.

Мы шагали молча, и я обдумывал ее реплику.

— Маме я не сказала, — поведала Рейчел.

— О чем?

— О нас.

— Что о нас?

— Что мы поженимся, дурачок!

— Ах, это!.. — произнес я.

— Может, скажу при личной встрече.

— Пожалуй, неплохая мысль.

Мы подошли к открытому пространству ярдах в восьмидесяти от ближайшего дома. Я услышал, что сзади медленно подъезжает автомобиль, и инстинктивно увлек Рейчел на левую обочину.

— Шпендики, подбросить не надо? — донеслось до нас из этой машины.

Это была синяя «Камаро Супер Спорт» 1969 года с парой белых гоночных полос на капоте. В ней сидели несколько человек.

Говорил водитель — ровесник Рейчел, то есть возрастом под тридцать, со щербатым передним зубом и сальными волосами. Взгляд у него был остекленевший, как у наркомана, усердно потчующего себя ганджубасом. Когда заднее стекло опустилось, оттуда вырвалась туча дыма, заклубившаяся в бризе.

Затем подал голос один из пассажиров, ужасающе омерзительный чернокожий с толстыми губами:

— Деваху мы подвезем, — заявил он и добавил, обращаясь к Рейчел: — Эй, цыпа, не хошь чуток новенького? Залазь. Мы тя так прокатим, что ввек не забудешь!

— Отгребись, мурло, — отрезала моя спутница. — Или мой жених надерет тебе жопу.

Урод одарил меня пустым, унылым взором из-под приспущенных век:

— Чё, правда, папик?

— Проваливай, — ответил я.

— Че за говно, прям не верится! — проговорил чернокожий кому-то на заднем сиденье. — Сучка отвергает наши клевые покатушки. Наверное, у папика поблизости «Олдсмобиль». Мож, покатаемся, попробуем найтить… Мож, подпалим это твое угребище, а, папик?

Я в ответ посмотрел ему прямо в глаза:

— Будь мне нужна тачка, я бы надрал тебе жопу и забрал твои колеса, как и сказала дама.

Говнюки в машине взорвались, как аудитория Спрингера, когда Джерри выпускает на подмостки всякую голоту. В наш адрес посыпались бесчисленные угрозы, и кто-то с дальнего конца заднего сиденья — пацан в цветастой бандане — высунулся через окно и сбоку направил на меня пушку.

Сумерки уже сгустились, но не настолько, чтобы я не мог хорошенько разглядеть это изделие.

— Будь поосторожнее с этой штуковиной, — сказал я его владельцу.

— Ха! Ты уже не такой храбрый, правда, папик? — заржал целившийся в меня парень.

— Храбрее, — ответил я. — В этой говенной пушке все наперекосяк. Попробуешь выстрелить, и она взорвется у тебя перед носом.

— Если хошь, я пальну прям щас.

— Заплатил бы, чтобы увидеть такое, но у меня есть вопрос.

— Чё те, педрила?

— Как, по-твоему, твои друзья повезут твой труп в больницу или бросят тебя прямо на дороге?

Пацан поглядел на свою пушку.

— Пошел ты в жопу! — буркнул он и забрался обратно в машину.

— В другой раз, папаша, — подал голос водитель.

— А чем плохо прямо сейчас? — поинтересовался я.

— В другой раз.

Высунув руку в окно, шофер показал мне средний палец. Рассмеявшись, компания с ревом унеслась прочь.

— По-твоему, они вернутся? — спросила Рейчел.

— Надеюсь, — ответил я.

 

Глава 3

Молодой человек лежал навзничь на песчаной дюне, густо поросшей меч-травой. Знали этого парня очень немногие. Те, кто знал, звали его Д’Оги.

Д’Оги следовал за Донованом Кридом и Рейчел на приличной дистанции и, увидев, как они заговорили, понял: сейчас эти двое повернут обратно в пансионат, — потому-то и рванул с места в карьер, чтобы рыбкой нырнуть в эту дюну. Выждав с минуту, он перевернулся на спину и услышал, как к парочке подкатывает тачка, набитая хулиганьем, и услышал что-то вроде перебранки, хотя с такого расстояния и не разобрал ни слова. Когда авто шумно отъехало, Д’Оги не шелохнулся, замедлив дыхание и расслабив тело настолько, что практически слился с песчаной дюной. И коснулся правой рукой ножа в кармане.

Скоро он пустит его в ход.

Лежа на песчаной дюне, этот молодой человек во всех отношениях был невидим. Бриз, долетающий с океана, швырял песчинки ему в лицо, но Д’Оги даже не морщился. Он был един с природой, и ничто было не в силах его поколебать.

Он завел мысленный речитатив: «Лежи здесь, жди, пока они пройдут, а потом прыгни и убей Крида. Лежи, жди, прыгни, убей. Лежи, жди, прыгни…»

Какое-то насекомое — вероятно, муравей — нашло беззащитную полоску кожи над одним из его носков и начало взбираться по его ноге.

«Неудачно, — подумал Д’Оги, — но вряд ли это представляет угрозу моей силе воли».

Затаившийся мужчина знал, что Крид и Рейчел приближаются к отрезку дороги, который сам он занимал незадолго до того. Уже скоро, где-нибудь через минуту они будут там.

Штаны у Д’Оги были мешковатыми, а под ними на нем были надеты семейные трусы — мануфактурная комбинация, открывающая насекомому голокожее шоссе прямиком до талии, если только оно возьмет на себя труд ползти настолько далеко. Д’Оги не стал париться по этому поводу, но чувствовал чуть ли не каждый шаг муравья, уже миновавшего его колено и занятого восхождением по бедру.

Через считаные секунды еще дюжина насекомых, выстроившись в колонну, начала неуклонный марш вверх по его ноге. Д’Оги игнорировал их, пока более тридцати ублюдков не начали расхаживать туда-сюда по его мошонке. Ему становилось все труднее хранить единение с природой. Хотелось завопить, подскочить на ноги, сбросить одежду и валить на хер с этой песчаной дюны.

Но он не мог. Крид и Рейчел, мерно следуя своим курсом, практически поравнялись с ним. Он слышал их шаги по асфальту. Точнее, слышал только цокот каблучков Рейчел, поскольку ее спутник двигался по мостовой так же беззвучно, как незадолго до того сам Д’Оги.

Он весь напружинился в попытке оставаться все в том же положении. Если б ему удалось сохранять идеальную неподвижность еще секунд тридцать, его бы не обнаружили. Парочка миновала бы его, и тогда Д’Оги мог бы подскочить, застав Крида врасплох, полоснуть ему ножом по горлу и решить, как быть с женщиной — сразу, как только ему удастся отделаться от этих треклятых насекомых.

Но Крид и Рейчел не прошли мимо: они остановились, чуть-чуть не дойдя до его позиции.

Блин!

Не могли ли они его заметить?

Сомнительно. Хоть Д’Оги и залег в каких-то полутора десятках футов от дороги, уже почти стемнело, а он видел, что трава вокруг около трех футов высотой. Да еще и кустики морского овса вокруг него покачивались от бриза, обеспечивая дополнительный камуфляж.

Пока что заметить его они не могли.

Но что-то заставило их остановиться.

Д’Оги ощутил, как очередная вереница насекомых ползет по его ноге. «Сколько ж их там еще? — гадал он. — Пятьдесят? Сто?»

Столько, что и не сочтешь…

Он услышал, как Крид с Рейчел целуются.

А затем — ох ты, боже мой! — его самое чувствительное место охватило огнем!

Господи! Как же больно!

Словно…

Господь Всемогущий!

Словно кто-то развел костер у него на коленях, а тушить его отправил рой пчел.

Саднило просто ужас как. Тело Д’Оги начало извиваться и трястись. Лицо исказила непроизвольная гримаса. Глаза стали щелочками, а верхняя губа вздернулась, продемонстрировав весь верхний ряд зубов. Жертва муравьев прикусила нижнюю губу настолько сильно, что из нее потекла кровь. Затем Д’Оги принялся разевать и захлопывать рот, все быстрее и быстрее, поднимая и опуская зубы, впиваясь ими в свою изувеченную губу снова и снова — пока не понял, что своими действиями лишь усугубляет дело.

Лежа там с оскаленными верхними зубами, впившимися в нижнюю губу, Д’Оги воображал себя похожим на альфонса, отплясывающего танец «Бледнолицый тошнотворный куннилингус» — разве что не плясал при этом. Он бы с радостью поплясал, поскакал, потоптал этих козявок, но не смел шевельнуться. Не смел, потому что знал, что ему нипочем не побить Крида в лоб. Ему хотелось двигаться. Требовалось двигаться! Но он не мог. Д’Оги изо всех сил зажмурился, и слезы потекли из-под его век, сбегая по щекам и лужицами скапливаясь в ушах.

Саднило несносно.

Сверхъестественно.

Д’Оги сжирали живьем.

Да что же это за гребаные букашки?! Ощущение было такое, будто они уже вгрызлись в кожу на добрый сантиметр и отложили там дюжину кислотных яиц. А потом яйца одновременно полыхнули огнем. Это было хуже, чем пчелиные жала, в миллион раз хуже, потому это жжение было не из разряда «раз — и готово». Нет, эти крохотные звездюки терзали его кожу, будто акулы живца. Кусали и кусали — или жалили, или черт его знает что вытворяли с ним, так что он дрожал, трясся, клацал зубами и…

И его мужское достоинство раздувалось с устрашающей быстротой, причем способствуя этим лишь тому, чтобы создать плацдарм побольше для прибывающего подкрепления козявок. Чем больше они кусали, тем больше все раздувалось, и это все разрастающееся поле боя побудило включиться в атаку еще сотню насекомых.

«Сваливай отсюда! — мысленно возопил несчастный молодой человек Криду. — На милость божью, шагай по дороге!!!»

Вместо этого женщина вдруг сказала:

— Кевин, давай сделаем это прямо здесь.

Что?!

«Нет! — закричал про себя Д’Оги. — Господи, умоляю, не дай им сделать этого прямо здесь! Двадцать футов. Пусть сделают это на двадцать футов дальше по дороге. Дай мне двадцать футов, и я прикончу их, прежде чем они спустят трусы».

— Лучшее предложение за день, — ответил Донован. — Но на дороге гравий, а может, и битое стекло. Ты можешь порезаться.

Д’Оги не знал, почему Рейчел зовет Крида Кевином, да и не хотел знать. Он мог думать лишь о том, что его достоинство уже стало вдвое больше нормального размера и что звездюки не прекращают жалить его. Яички так болели, что он почти не чувствовал, как насекомые жалят его остальные интимные части.

Почти.

Срань господня!

Внутренности Д’Оги забурлили. Ему требовалось блевануть. Он с трудом удержался от позыва, в последний момент сглотнув желчь. Затем содержимое его желудка всколыхнулось, готовясь ко второй попытке. Д’Оги понял, что у него аллергическая реакция на яд насекомых. На лице и лбу его вздулись зудящие желваки, в груди бешено запульсировало сердце, а горло начало отекать, сужая просвет для воздуха. Веки мужчины затрепетали. Стремительно впадая в беспамятство, он еще услышал слова Рейчел:

— Мы могли бы трахнуться на одной из этих песчаных дюн!

…Потом до него донесся ответ Крида:

— Да ни за что на свете!

…И снова голос Рейчел:

— Почему нет?

…И Донована:

— Из-за огненных муравьев.

…А затем Д’Оги окончательно потерял сознание.

 

Глава 4

— Ты слышала? — спросил я.

— Что, океан? — уточнила Рейчел.

— Скорее, что-то на дюне. У тебя в сумочке есть фонарик?

— Нет. Погоди, у меня на ключах от машины есть брелок-фонарик; он сгодится?

Я подождал, пока она отцепит брелок, и взял его.

— Стой здесь, — велел я своей спутнице и зашагал к песчаной дюне.

Двинувшись сквозь сгустившийся мрак, я нашел человека, лежащего на песке. Пнул его в ребра. Никакой реакции. Наклонился над ним, посветив ему мини-фонариком в лицо.

— Что там? — поинтересовалась Рейчел.

— Пацан, — ответил я. — Молодой человек, едва за двадцать.

— Мертвый?

— Мертвый или умирающий. Муравьи на нем так и кишат.

— Думаешь, он в шоке? — заглянула мне через плечо догнавшая меня подруга.

— В каком шоке?

— В анафилактическом. Типа, если у него аллергическая реакция.

— Не исключено, — согласился я, беря парня за шиворот, и поволок его к обочине.

Покопавшись пару секунд в сумочке, Рейчел что-то достала из нее.

— Что это? — осведомился я.

— «Эпипен». Против аллергических реакций.

Она вручила мне предмет, похожий на ручку, а я вернул ей мини-фонарик.

— Внутри шприц, — пояснила моя спутница. — Сними колпачок, держи ручку в кулаке и всади ему в бедро до щелчка. И подержи десять секунд.

— Ты уже делала это?

— Тысячу раз.

— Правда?

— Нет. Но читала инструкцию.

Я сдернул с парня штаны до колен, после чего уточнил:

— Десять секунд? Это какое-то магическое число?

— Столько времени нужно, чтобы лекарство попало в кровоток и всосалось в мышцы.

— У тебя мобильник под рукой?

Мобильник у нее был, и она набрала «911». Я впрыснул лекарство, а Рейчел спокойно растолковала диспетчеру, где мы находимся, и описала состояние пациента.

— Мы дали ему дозу эпинефрина, — сообщила она, — и собираемся начать СЛР.

Это показалось мне хорошей идеей, так что я, как мог, шлепками посбивал огненных муравьев с одежды паренька, а потом с его лица, после чего разорвал рубашку у него на груди, прихлопнул еще кучу насекомых и приступил к искусственному дыханию.

— Стащи с него трусы, — велел я своей приятельнице.

— Пардон? — переспросила Рейчел.

— Раздень его. Огненные муравьи на нем так и кишат. Надо убрать их с его тела.

Взяв свой миниатюрный фонарик в зубы, подруга стащила с него семейные трусы.

— Боже правый! — выдохнула она.

— Чего там?

Рейчел направила луч фонарика ему в пах, и я бросил взгляд на мошонку парнишки. Яйца его, раздувшиеся до размера авокадо, были покрыты красными кольцевыми рубцами.

И десятками огненных муравьев.

— Смахни муравьев с хера! — распорядился я.

Моя спутница неверным движением вскинула ладонь, изготовившись к удару, а затем начала блевать.

— Может, поменяемся местами? — выдавила она между позывами.

— Его рот типа исковеркан, — предупредил я.

— Все одно… — с трудом выговорила Рейчел.

Мы поменялись местами. Она проводила ему СЛР, а я шлепал пацана по мошонке и бедрам, будто он мне круто задолжал. Когда моя помощница на минутку прервалась, я пихнул его на бок и порядком облупил муравьев у него на спине и заднице. Потом опустил его на спину, и Рейчел снова занялась искусственным дыханием.

— Это такая жуть, — пропыхтела она, продолжая качать грудь паренька, как насос.

— Жуть?

— Его яйца.

— Угу.

— Ты когда-нибудь видел такой кошмар?

— У близняшек Грейди.

— Что это за парни?

— Это девочки.

— Гм, — только и произнесла Рейчел.

Мы корпели над парнем до прибытия «Скорой». Пока команда из двух человек осматривала его, я вытряс его штаны и трусы, и вылетевший из них большой складной нож заскакал по мостовой. Подхватив нож, я сунул его в карман, а потом свернул его вещи комом и швырнул их на переднее сиденье. Пока один из членов бригады «Скорой помощи» укутывал пацаненка одеялом, другой брал у Рейчел какую-то контактную информацию. Сунув его в машину, они поблагодарили нас и рванули в больницу.

Мы с Рейчел простояли молча с добрую минуту, прежде чем снова тронулись.

— Тебя не ужалили? — осведомился я.

— Не думаю.

— Если б ужалили, ты бы знала.

— Наверное. А тебя?

— Мне будет спокойнее, если бы мы обмахнули друг друга.

— Ты просто подыскиваешь повод полапать меня за сиськи!

— Ты просто видишь меня насквозь!

Мы обмели ладонями в темноте одежду друг другу, пока не уверились, что не доставим никаких муравьев в пансионат, и продолжили прогулку.

— Ты там была просто потрясающа, — заметил я.

— Когда?

— Да все время.

— Давай поподробнее.

— Ты знала, что надо делать, и не колебалась ни секунды. Мыслила совершенно ясно и рационально.

Сумерки перешли в ночь, и хотя я этого не видел, у меня не было сомнений, что она улыбнулась.

— На меня порою находит просветление, — произнесла Рейчел.

Какое-то время мы молчали. Наконец я спросил:

— А с какой стати у тебя с собой был шприц?

— Я ношу его в сумочке постоянно.

Я знал, что это неправда. До недавнего времени Рейчел со своим мужем Сэмом жила в громадном доме в Луисвилле, штат Кентукки. Без ведома Рейчел я время от времени проживал у них на чердаке последние два года, и в такие периоды регулярно обшаривал ее сумочку и обе имеющиеся у них аптечки, тщательно документируя каждую мелочь их быта и проверяя хранящиеся там медикаменты. Я знал историю болезни Рейчел — вернее, считал, что знаю.

— И давно ты носишь именно этот шприц? — полюбопытствовал я.

— Купила его в аптеке в Саванне.

— А разве на него не нужен рецепт?

— Нет, когда у тебя такая улыбка!

Насчет улыбки я был в курсе. Зато понятия не имел, не планирует ли она прикончить меня этим шприцем.

— Зачем же ты купила его? — не унимался я. — Если серьезно.

— В детстве меня покусали огненные муравьи, — сообщила моя подруга. — А в аптеке в Саванне один тип жаловался, что они совсем распоясались в этом году. Вот я и хотела подготовиться на случай, если они покусают нас на пляже.

Вот это в Рейчел самое забавное. Когда у нее шарики не закатываются за ролики, она вполне компетентна.

Мы продолжали шагать. Я чувствовал, что ей хочется меня о чем-то спросить. Наконец она собралась с духом:

— У тебя есть аллергия на что-нибудь?

— На чизкейк.

— Как это?

— Я от него полнею.

Мне показалось, что моя спутница проворчала себе под нос слово «жопа». Мы прошли еще немного, и тогда я сказал:

— Никотин.

— Ты же не куришь!

— И все равно это яд. Если дистиллировать его и сконцентрировать до чистейшей эссенции, это один из смертоноснейших ядов на земле.

— Это такой маленький черненький в твоем наборе?

Я держу среди своих пожитков комплект ядов. В моей работе без этого никак. Я дал маху, предупредив Рейчел об этом в начале отпуска, когда застал ее на том, что она нанесла немного рицина на запястье, считая его моей коллекцией парфюмерии. А в ответ на вопрос, к чему я таскаю несессер с рядами ядов, я состряпал какой-то липовый предлог — дескать, доставляю его в департамент юстиции в Майами.

— Держись от этого набора подальше, — предупредил я свою спутницу.

— Ладно, не волнуйся. Но это черненький?

— Он прозрачный, во флаконе.

— И это им можно убить?

— Именно.

Хоть он и «прозрачный, во флаконе», как и большинство ядов, со временем я выработал к нему иммунитет. Единственный яд, с которым я не справлюсь, это тетродотоксин. Конечно, я ни за что не сказал бы Рейчел об этом, да и не стал бы таскать тетродотоксин в своем наборе. Я люблю эту женщину, но не уверен, что она не прикончит меня.

— Должно быть, ты искренне веришь мне, раз сказал о своем криптоните, — заметила она.

— Разумеется. Как же можно сохранить хорошие отношения без доверия?

Через пару минут мы уже различали огни и железные кружева балкона пансионата «Приморье». Ажурная решетка этого балкона — известная достопримечательность, ей больше полутора сотен лет. Выковали ее в Бостоне, а затем доставили в Сент-Олбанс-Бич по железной дороге. Архитектора, создавшего ее, убили в переулке позади местного бара в тот же вечер, когда закончили ее установку. Местная легенда гласит, что его кокнул первый владелец «Приморья», чтобы тот не смог воспроизвести узор больше нигде.

— Пожалуй, после душа возьму машину в прокат сгонять до больницы, поглядеть, как там этот пацан, — сообщил я.

— Я с тобой, — попросилась Рейчел.

— О’кей, резюмирую, — сказал я. — Заходим в номер, раздеваемся, убеждаемся, что избавились от всех муравьев, принимаем горячий душ, с дикой страстью занимаемся любовью, а затем едем в больницу.

— Тпру, ковбой! — отрезала моя подруга.

— Тпру?

— По части секса.

— Почему?

— Ты еще должен объясниться. И извиниться.

— За что?

— Ты сказал, что отношения не могут процветать без доверия.

— Я такое сказал?

— Сказал.

— Тогда я стою на этом.

— Докажи.

— Лады. Как?

— Это насчет реплики, что ты отпустил про близняшек Грейди.

— И что насчет нее?

— Мне плевать, насколько жуткими они были. Если ты занимался этим втроем, я имею право знать подробности.

Я рассмеялся.

— Смейся-смейся, но расплатиться придется! — не унималась женщина. — Я не шучу, Кевин.

— А-а-а-а-а, вот и Джонни!

— Пардон?

— Знаешь кино «Сияние»? — спросил я. — С Джеком Николсоном?

— Угу.

— Помнишь пацана на трицикле?

Рейчел на минутку задумалась:

— Это тот в отеле, что разъезжал вверх-вниз по коридорам?

— Верно, сын администратора.

— Ага, помню. И что?

— Вот он летит по коридору на сотне миль в час, вдруг видит двух девочек и едва не обсерается, помнишь?

— О, Господи, да!

— Это и есть близняшки Грейди, — подвел я итог.

 

Глава 5

Медицинский центр Северо-Восточной Флориды расположен на Пятой улице Сент-Олбанс-Бич. Мы стояли перед палатой парнишки, толкуя с его лечащим врачом доктором Карстейрсом.

— Как он? — поинтересовалась Рейчел.

— Говорить слишком рано, но он на ИВЛ, так что шанс у него есть. Спасибо вам, люди, и сент-олбанскому везению.

— Врач верит в везение? — удивился я.

— С тех пор, как я здесь работаю, мы потеряли очень мало пациентов. Я бы назвал это везением, а вы?

— Некоторые были бы склонны воздать должное вам.

— Они были бы слишком добры. Но тут задействовано нечто большее.

— То есть?

— Такого хорошего настроя у пациентов я еще не видел. Они больше едят, лучше спят, меньше жалуются и, самое главное, верят, что поправятся.

— Не уверен, что назвал бы это везением, — прокомментировал я. — Лучше назвать это чудом.

— Тогда сформулируем так, — откликнулся медик. — Если вы заболели или пострадали в любом месте страны, то это лучшее из них. И не благодаря мне.

Доктор Карстейрс — коренастый коротышка лет под пятьдесят — был совершенно лысым на макушке, но отрастил волосы вокруг этой плешки достаточно длинными, чтобы собрать их сзади в короткий конский хвостик.

— Несообразие, — шепнула Рейчел, пробуя на вкус словечко, которому я научил ее месяцы назад, когда она только-только начала надувать мужа.

— Компенсаторное замещение, — прошептал я в ответ.

Она выгнула бровь дугой, и мне захотелось взять ее прямо там. Перехватив мой взгляд, моя подруга улыбнулась, а потом снова повернулась лицом к доктору. Пока она смотрела на него, я изучал ее профиль, и знаю, это сентиментально, но время как будто застыло. Рейчел кивнула, реагируя на что-то сказанное врачом, и я понял, что сосредоточился на ее сексуальности настолько интенсивно, что пропустил его слова мимо ушей. Рейчел же как-то ухитрилась не терять нить, несмотря на мою сексуальность. Ну и сила воли же у нее!

— Сенсибилизация? — переспросила моя спутница.

— Это означает, что надо быть укушенным огненными муравьями в прошлом хотя бы раз — наверное, в детстве. Первые укусы зачастую не вызывают аллергической реакции. Но второй раз может оказаться смертельным.

— Кто он? — встрял я в разговор. — Есть предположения о том, сколько ему тут лежать?

— Документов нет, и ни одна из сестер его не знает, так что он, вероятно, не местный, — сказал медик. — Мы питали подобие надежды, что вы можете его знать.

— Не, мы без понятия, — ответил я.

Что-то занозой засело у меня в мозгу, заставляя гадать, что за пацан может приехать в город и разгуливать без бумажника, без мобильника и без денег в карманах — зато с ножиком, острее которого я еще не видел. Я запросто могу выложить все это полиции: пусть-ка местные поищут его отпечатки! Если у него были приводы, то я делаю ему любезность. С другой стороны, мне не хотелось корешиться с местной полицией, пока не приперло. В таком маленьком городишке у них, наверное, уйма свободного времени. Если у какого-нибудь не в меру ретивого служаки шило в заднице и он начнет слишком глубоко копать в моей биографии, то может найти кое-какие нестыковки.

— Что же до того, долго ли он лежал на этой муравьиной куче, — сообщил доктор Карстейрс, — то я бы сказал, что не очень, потому что анафилаксия развивается быстро, от нескольких секунд до минуты. Если пускаться в догадки, я бы сказал, что две-три минуты от силы.

— Должно быть, бедняжка шел с пляжа, когда его ужалили, — предположила Рейчел.

— Думаю, ты права, — поддержал я ее. — Наверное, он шел с пляжа и увидел направляющуюся в его сторону полную отморозков машину, напугался и нырнул в укрытие. Тут-то муравьи до него и добрались.

— Бедный мальчик! — вымолвила моя приятельница. — Совсем одинокий и напуганный…

— Ага, — произнес я.

Но с чертовски опасным ножом.

 

Глава 6

Назавтра утром я проверил пульс спящей Рейчел, поцеловал ее в щечку и выбрался из постели. Оставив ей записку, где говорилось, что буду как раз к завтраку в восемь тридцать, я надел трусы и кроссовки и пустился в бега.

Со своей четырехтысячелетней историей, изобилующей древними индейцами, пиратскими набегами, мореплавателями, железными дорогами, ловцами креветок, салунами и акулами, Сент-Олбанс, штат Флорида, — рай для гостей.

Я направился на север по трассе A1A, свернув налево на Костал, затем пробежал всю дорогу по Костал до крохотного аэропортика, обслуживающего Амелия-Айленд, снова свернул налево на Фартинг и вывернул обратно на A1A в паре миль южнее «Приморья». Шесть минут спустя миновал то место, где у нас состоялась стычка с «братанами», а затем место, где мы спасли пацанчика. После этого я рванул спринтом еще полмили, а потом сбросил темп до заминочной трусцы и остановился, не добегая пары ярдов до передних ворот «Приморья». Его владелица Бет Дэниелс выпалывала сорняки из каменной дорожки, ведущей к парадному входу.

— Насладились пробежкой? — поприветствовала она меня улыбкой.

— Очень даже.

Недавно овдовевшая Бет в свои лет сорок была обезоруживающе привлекательна. Говорят, они с мужем были легендарными личностями, но в последние месяцы она сильно хандрила, снедаемая стараниями поддержать жизнь пансионата мечты ее супруга Чарльза. Тот отправился по делам в Атланту, где у него случился сердечный приступ, и скончался за двадцать минут, оставив жену по уши в долгах. Через считаные недели после его безвременной кончины она лишилась кухарки, официантки и администратора. У нее остался лишь один член штата — уборщица на полставки.

— Во время пробежки я заметил одну штуку, — сказал я. — В витринах, на телефонных столбах и даже на одном магистральном щите — плакаты насчет девушки, пропавшей без вести в прошлом году.

— Либби Вэйл, — кивнула Бет.

— Вот что меня озадачило, так это то, что в плакатах говорится, мол, она пропала в Пенсильвании.

— Насколько я понимаю, да.

— Так зачем развешивать их здесь, во Флориде?

Миссис Дэниелс утерла легкую испарину с лица и лба тыльной стороной своих садовых перчаток.

— Когда это только-только случилось, полиция допрашивала соседку Либби по комнате в колледже. Та сказала, что Либби всегда говорила о поездке в Сент-Олбанс ради изучения своего семейного древа.

— А копы отследили ее здесь?

— Нет, она будто исчезла с лица земли. Но когда всплыла история о том, что она хотела приехать сюда, вовлечен был весь городок. Мы проводили бдения при свечах, ее родители приехали и передали по телевидению несколько обращений. Даже ФБР устроило тут командный пункт на несколько дней, но из этого ничего не вышло. И все-таки городок проникся этой историей, и каждый месяц с момента ее исчезновения по выходным мы проводим празднество в честь Либби.

— Празднество?

— Вроде фестиваля. Люди съезжаются со всей страны. Некоторые приезжают из самой Европы.

— Но разве ваш пансионат не выигрывает от всех этих дел?

— Это единственное, что до сих пор держит нас на плаву, — поведала Бет. — Да и весь город, коли уж на то пошло. Но с нынешней экономикой у Чарльза были какие-то инвестиции в Атланте, с которыми не заладилось, и мы заложили пансионат по самый конек крыши. Теперь же отчисления выросли, и мы тужимся удержать его на плаву.

Я бросил взгляд на стоянку. Проследив направление моего взгляда, женщина сказала:

— Ах да, я должна вам кое-что сказать! Рейчел уехала минут тридцать назад. Взяла машину.

— Сказала, куда направляется?

— Нет. Извините.

— А другие гости? — махнул я рукой в сторону стоянки.

— Разъехались, — вздохнула Бет.

— Не дождавшись завтрака?

— На вашу долю еще не выпала привилегия отведать моей стряпни, — откликнулась она. — Если бы вы попробовали, то поняли бы.

— Вы, конечно, шутите, — улыбнулся я. — Что может быть проще завтрака?

Надув губы, моя собеседница состроила гримасу, которая была бы восхитительной, не будь она столь унылой. Миссис Дэниелс замялась, словно хотела что-то сказать, но никак не могла набраться храбрости.

— Вряд ли вы согласитесь поработать шеф-поваром, — выговорила она наконец, и вид у нее был такой, словно она высматривает свободное местечко на переполненной спасательной шлюпке.

Мне пришли в голову лишь две вещи на свете похуже должности повара пансионата в Сент-Олбанс-Бич, во Флориде.

— И администратор мне нужен, — добавила Бет.

Роль администратора была одной из них.

— И официантка.

А вот и вторая!

Я поглядел на шестисотлетние дубы, обступившие гостиницу:

— У вас тут нашествие белок.

— Это одна из проблем, которую Чарльзу так и не удалось решить, — призналась хозяйка пансионата. — Они буквально сводят нас на нет. У вас есть какие-нибудь предложения?

— Ветки обеспечивают им пути подступа. Они добрались до карнизов. Ваш чердак прямо кишит ими.

— Вы их слышали?

— Слышал.

— Весьма сожалею. Не будь дела так плохи, я бы предложила компенсацию.

— Не требуется, — загородился я ладонью.

— Вы очень добры, — снова улыбнулась Бет.

— Присядем-ка на минутку, — указал я на крыльцо.

Моя собеседница чуть склонила голову к плечу, словно пытаясь расшифровать подспудный смысл моих слов.

Не обращая внимания на выражение ее лица, я поднялся по ступеням и сел лицом к ней. Бет осталась на месте.

— Что вы задумали, мистер Крид? — осторожно спросила она.

— Я думаю о вашем предложении.

— Шутите?

— Возможно.

— Так вы его рассмотрите? — чуть приблизилась ко мне женщина.

— Я уже рассматриваю его.

Где-то минуту мы помолчали. Должно быть, вид у меня был курьезный, потому что затем хозяйка пансионата снова подала голос:

— О чем вы эдаком думаете?

— Пытаюсь вообразить Рейчел в роли официантки, — рассмеялся я.

Бет рассмеялась вместе со мной. Поднявшись по ступеням, она села рядом, но потом спохватилась и ретировала свое седалище на пристойное расстояние — чуть за край ступеней. Свесив ноги с крыльца, сняла перчатки и заметила:

— Вообразить Рейчел официанткой проще, чем вас — поваром.

— Поваром и сантехником, — уточнил я.

— И это тоже.

Бет еще немного посмеялась, но затем смех сошел на нет, и мы снова впали в молчание. Собеседница будто взглянула на меня по-новому, и я ощутил, что ее глаза изучают мой профиль. Хотя когда я обернулся к ней, она поспешно опустила глаза.

— Платить много я не могу, — сообщила хозяйка.

— Насколько плохо обстоят дела с банком?

Глаза миссис Дэниелс начали наполняться слезами. Она прикусила нижнюю губу:

— Я на последнем издыхании.

Я встал.

— Дайте мне пару минут.

Спустившись по ступеням, я обошел дом, осматривая фундамент. Я разглядывал свес крыши достаточно долго, чтобы найти два места, где белки добрались до чердака. Наверное, есть и другие. Беда с белками в том, что они привлекают других вредителей вроде мышей и змей. Кто знает, какие еще твари обретаются на этом старинном чердаке?

У «Приморья» есть частные дощатые мостки, по которым я и направился на пляж. Половицы были в порядке, но вот перила нуждались в ремонте. В конце дорожки находилась очаровательная зона отдыха с двумя скамейками. А чуть дальше дюжина ступенек нисходила к слежавшемуся песку пляжа, сплошь и рядом встречающемуся на Атлантическом побережье.

Сегодня море было относительно спокойным. Пенистые волны обрушивались на берег, роняя крохотные белые ракушки донаксов, стремительно ввинчивавшихся в мокрый песок. Услышав шум, я поднял голову и увидел стайку чаек, летевших по прямой чуть позади линии прибоя. Они вглядывались в волны, будто покупатели в супермаркете, высматривающие на полках свои любимые продовольственные товары.

С пляжа на меня вдруг дунуло порывом ветра. Зажмурившись, я вдохнул солоноватый аромат, после чего, открыв глаза, заметил следы, которые вполне могла оставить морская черепаха, тянувшиеся от ближайшей песчаной дюны к воде. Затем оглядел пансионат с задней стороны.

Шикарный старинный домина — пожалуй, лучший пансионат из всех, какие мне встречались. Но качественная реставрация потребует серьезных денежных вливаний. Прикинув, может ли это заведение приносить доход хоть когда-нибудь, я решил, что нет. И тем не менее я чувствовал тягу остаться здесь и помочь, чем смогу. Будто этот старинный дом выбрал меня и ждал, чтобы я заступил на пост. И было еще кое-что. То же ощущение безмятежности, которое я ощутил вчера вечером. Оно словно снизошло на меня вместе с внезапным дуновением бриза от воды. Я огляделся, чтобы увидеть, не появилось ли рядом со мною чего-нибудь лишнего — может, птица, клочок испанского мха, какие-нибудь насекомые… Однако все вроде бы пребывало на своих местах. Тогда я обернулся к пляжу, но ответов не нашлось и там: вообще-то он пребывал в запустении, не считая двух женщин в больших шляпах где-то вдалеке. Несколько секунд я смотрел, как они удаляются, и внезапно это странное ощущение исчезло. Я снова поискал какие-нибудь признаки движения в непосредственной близости, но обнаружил лишь, что ветер стих. С минуту я смотрел на море, ожидая следующего порыва. Но когда он пришел, ощущения безмятежности не принес.

Наверное, я схожу с ума. Возможно, безумие Рейчел заразно.

Вернувшись в передний двор, я застал Бет на прежнем месте.

— Я это сделаю, — заявил я ей.

— В самом деле?

— Если Рейчел даст добро.

Глаза женщины вспыхнули:

— Правда?

Я кивнул.

— Прямо не верится! — проговорила миссис Дэниелс. — Спасибо вам!

И она тихонько заплакала. Мне хотелось обнять ее, сказать, что все наладится, но я только что перекочевал из ее клиентов в работники, и такое поведение было бы уже непристойным. Вот я и стоял там, чувствуя себя бесполезным, как титьки у петуха, пока моя собеседница не взяла себя в руки.

— Я ужасно извиняюсь, — вымолвила она.

— Да ничего такого.

— Я такой ребенок!..

— Вы делаете все, что в ваших силах, в трудной ситуации.

Женщина кивнула.

— Можно задать вам вопрос о вашем решении остаться здесь?

— Разумеется.

— Вы чувствуете какую-то тягу к… к «Приморью»?

Я посмотрел на Бет долгим взглядом:

— А откуда вы знаете?

Внезапно эта дама показалась мне моложе, чуть ли не девочкой.

— А вы вправду умеете готовить? — сменила она тему.

— А это играет какую-нибудь роль?

 

Глава 7

Рейчел уже вернулась. Я не стал спрашивать, где она была, а сама она не торопилась объясняться.

— Ты хочешь, чтобы я стала официанткой? — спросила она, когда я рассказал ей о своих планах.

— Бет в нас нуждается, — ответил я.

— Бет, да?

— Ага.

— Она хорошенькая, — заметила Рейчел.

— Ты так считаешь?

— Сам знаешь. Мне надо тревожиться?

— Ни на миг.

— Просто, чтобы ты знал, — заявила моя приятельница, — если хоть когда поймаю тебя на вранье, я отрежу твою елду на хер и скормлю ее чайке.

— Это должна быть чертовски большая чайка, — заметил я.

— В твоих мечтах!

Я нахмурился.

— Может, я брошу ее в воздух, и пусть стая чаек дерется за нее, — предположила Рейчел.

Представив это зрелище, я поморщился.

— И долго мы будем этим заниматься? — полюбопытствовала моя подруга.

— Пока это будет тебя развлекать.

— А как только перестанет?

— Направимся в Саут-Бич.

— И ты наденешь большой белый поварский колпак, как у шефа Боярди?

— Нет, даже ради спасения собственной жизни! — отрезал я.

— В таком случае это сделаю я.

Не прошло и пары минут, как Рейчел уже говорила с Бет:

— Если я хоть раз застану вас трахающейся с Кевином, то спалю вас в постели.

Бросив на меня полный ужаса взор, наша будущая начальница проговорила:

— Может, это была не такая уж и удачная мысль…

— Кевин — повар высокой кухни, — возразила моя приятельница.

Я только пожал на это плечами.

— Рейчел, — произнесла Бет, — я на грани банкротства. Все мои средства до последнего цента вложены в это заведение. Я любила — и до сих пор люблю — своего мужа. Я не заинтересована в завязывании романтических отношений с… — она поглядела на меня. — Так вы Донован или Кевин?

Я снова пожал плечами.

— Чарльз любил это заведение, — продолжала хозяйка, — это была его мечта. Это все, что у меня осталось от человека, которого я любила всем сердцем. Но, Рейчел… — Моя подружка поглядела на нее. — Я не хочу тревожиться всякий раз, когда мы с Кевином будем в одной комнате, что вы подумаете, будто что-то затевается.

— Меня волнует только перепихон, — заявила Рейчел.

— Тогда вам не о чем волноваться, — подвела итог Бет.

Стиснув ее в объятьях, моя взбалмошная приятельница возгласила:

— Я люблю вас, Бет! Вот увидите, я буду лучшей официанткой из всех, какие у вас были!

Поглядев на меня широко распахнутыми глазами, хозяйка пансионата одними губами произнесла: «Она что, чокнутая?»

«Она вас любит», — так же беззвучно проговорил я в ответ.

 

Глава 8

Боб Покет был человеком нормального размера с грандиозным круглым брюхом. Сидя в своем банкирском кресле с высокой спинкой, он выглядел так, будто пытается спрятать под рубашкой баскетбольный мяч. Боб барабанил по нему пальцами, и я задумался, вправду ли его пузо настолько тугое, как представляется с виду. Оно было воистину изумительно, и мне уже не терпелось рассказать о нем Рейчел.

— Простите? — переспросил он. — Так кто вы?

— Шеф-повар и разнорабочий, — ответил я.

— Что ж, мистер…

— Крид.

— Крид… — Покет хотел было фыркнуть, но вовремя спохватился, трансформировав выражение лица в широкую улыбку. — Просто замечательно, что вы здесь — вы полюбите наш маленький городок. Все люди здесь изумительные, погода изумительная, пляж чудесный и, как я уже сказал, люди…

— Изумительные, — завершил я. — Я уяснил.

Боб Покет хотел было нахмуриться, но опять-таки изыскал способ продемонстрировать мне любезную, хоть и неубедительную улыбку.

— Я и в самом деле не волен обсуждать финансовые дела миссис Дэниелс с ее сотрудниками. Надеюсь, вы можете попытаться это понять.

Я предъявил ему нотариально заверенную доверенность. Он внимательно изучил ее, прежде чем сказать:

— Она уже порядком в загоне, но мы пока не инициировали процедуру лишения ее права выкупа закладной.

— Почему?

— Ну, чужаку это трудно объяснить, но наш городок вроде как привлекает удачу. Тут случаются добрые дела, объяснить которые невозможно. Мы верим, что случится какое-нибудь чудо, и Бет не придется лишаться своей уникальной гостиницы… Погодите, что тут смешного?

— Извините, — сквозь смех проговорил я. — Мне еще не доводилось встречать благосклонных к своим клиентам банкиров.

Боб Покет хмыкнул.

— Благосклонный банкир, — повторил он. — Мне это нравится. Пожалуй, мы — доверчивый банк с оптимистическим советом директоров. Но когда вы пробудете здесь подольше, то смекнете, что к чему. На нашей общине почиет благословение, и просто ошеломительно, какую удачу мы привлекли за последнее время.

— Сент-олбанское везение?

— Вы уже слышали о нем?

— Это выражение употребил доктор Карстейрс.

— Добрый человек, — кивнул Покет. — Нам повезло, что он среди нас.

— Он в городе недавно?

— Объявился год назад, как гром среди ясного неба, как раз тогда, когда мы больше всего в нем нуждались.

— Угу. Так вы что, надеетесь, что грянет очередное чудо, и на сей раз будет спасен пансионат Бет?

— Я бы не назвал это чудом, но да, полагаю, мы склонны уповать на некое вселенское равновесие. В прошлом мы повидали скверные времена, и настал час возрождения. Все приметы предрекают счастливую, процветающую общину. Бет нахлебалась горя, но пора бы вкусить везения и ей. Она — ценное достояние общины, у нее очаровательный малый бизнес, и мы просто надеемся на лучшее. Может статься, ваше прибытие знаменует приход ее удачи.

— Сколько времени у нее в запасе? — спросил я.

Мой собеседник покачал головой.

— Заседание совета в следующий вторник, — сказал он, а потом, помолчав немного, расплылся в улыбке до ушей. — Но даже если что-нибудь чудесное не случится до той поры, не сомневаюсь, Бет оправится. Уж так ведется в нашем дивном городке. Ее снова ждет счастье и процветание, вот увидите.

— Сколько она задолжала?

— Итоговый вексель составляет миллион и шесть, — сообщил банкир, — плюс-минус сколько-то.

У Бет была ссуда с выплатой процентов, тянувших тысяч на восемь в месяц. Я знал, что они с Чарльзом не вносили никаких серьезных платежей больше года. А еще знал, что она просрочила платеж на шесть месяцев.

Боб Покет поглядел на меня поверх своих очков для чтения:

— Быть может, вам следует поразмыслить о трудоустройстве где-нибудь еще, пока дела у Бет не наладятся? Повсюду в пределах города есть золотые возможности…

Я вручил ему чек на шестьдесят тысяч долларов и сказал:

— Это должно поддержать Бет и закрыть платеж за следующий месяц.

Покет изучал чек так, будто тот содержал секретную шифровку, после чего осведомился:

— А он чего-нибудь стоит?

— А вы проверьте.

— Уж не сомневайтесь.

— Вот только одно насчет этого чека… — начал я.

— И что же насчет него?

— Это строго между нами. Сент-Олбанс — городишко маленький. Я не хочу, чтобы об этом кто-нибудь знал. Даже Бет.

— Если чек действителен, миссис Дэниелс увидит это по своей банковской выписке.

— К тому времени уже не страшно. А пока я рассчитываю на вашу деликатность.

— Я лишь один из многих, — возразил банкир. — Об этом узнает и ряд местных членов совета директоров.

— Я не хочу никаких разговоров.

— Я не могу высказываться за весь город, — заявил Боб, — но могу вас уверить, что никто не станет задавать лишних вопросов. — Встав, он взял меня за руку и энергично затряс ее. — Видите? Я же сказал, что ни день происходит нечто необъяснимое. Этот город притягивает удачу. С той самой поры, как…

Я уставился на него во все глаза.

— Ну, уже какое-то время, — пожал он плечами. — Мы предпочитаем думать, что вот дошла очередь и до нас. — Неожиданно он на миг помрачнел. — У нас была долгая бесхлебица. Вряд ли вы можете себе это представить.

С этими словами Покет уставился в пространство. Отправляясь к нему, я приготовился к вопросам вроде того, не встречаемся ли мы с Бет, но подобное, вероятно, даже не пришло ему в голову, что произвело на меня впечатление. Уж наверняка он должен был задуматься, с какой стати я берусь за стряпню и хозяйственные работы, если у меня есть подобные деньги. У меня имелись на это целых две причины, но я предпочитал оставить их при себе. Во-первых, я считал, что специфика работы поможет стабилизировать перепады настроения Рейчел, а во-вторых, мне хотелось поразнюхать, не удастся ли отыскать источник силы, которую я ощутил в этом чудаковатом городишке дважды. Что-то принуждало меня остаться в Сент-Олбанс, а если мне придется мозолить горожанам глаза, то для этого нужен благовидный предлог. Типа работы.

Через какое-то время Покет словно спохватился, вспомнив, что он тут не один.

— Извините, — пролепетал он. — Так о чем я?

— Вы говорили, что я не могу представить постигшую Сент-Олбанс бесхлебицу.

— Ах да! Ну, честно говоря, я тоже не могу себе этого представить. Однако я слышал всякие истории, как и все мы… В самое тяжкое время наши праотцы едва сводили концы с концами, чтобы их семьи не испустили дух.

— С чего бы это?

— Город был проклят.

— Простите?

Мой пузатый собеседник выпалил эти слова сгоряча и вроде бы тут же пожалел об этом, поспешив добавить:

— Но то было прежде, а это — ныне.

— Так город был проклят?

— Забудьте, что я сказал, — улыбнулся Боб, — это лишь бабьи россказни, фигура речи. Важно лишь то, что ветер переменился и настала новая пора, счастливое время для всего нашего городка.

Откинувшись на спинку кресла, Покет заполнил зависшее между нами молчание, забарабанив пальцами по брюшку. Довольно скоро он вошел в ритм, добиваясь каждым ударом гулкого звука, смахивающего на тот, какой издает арбуз, когда его проверяют на спелость. Внезапно, оборвав свой концерт на звонкой ноте, банкир снова поглядел на чек:

— А он точно действителен?

Я кивнул.

— И вы повар, — с сомнением добавил Боб.

— Повар и смотритель, — уточнил я.

— Изумительно, а? — подмигнул он.

— Что?

— Мы спускали изъятие этой закладной на тормозах целых шесть месяцев в чаянии, что дело как-нибудь рассосется. Оставались считаные дни, прежде чем мы дали бы делу ход — и вдруг как снег на голову нагрянули вы со своей подружкой! Как раз вовремя, чтобы спасти гостиницу Бет.

— И?..

— Вы не находите это изумительным? То бишь вы совершенно посторонний и все такое…

— Я просто борюсь за свою работу, — ответил я.

 

Глава 9

Я догадывался, что Боб Покет сядет на телефон прежде, чем я выйду за порог. А еще я догадывался, что он наложит в штаны, когда узнает, что я мог купить с потрохами не только банк, в котором он работает, но и весь их городишко. До последнего расчета мое состояние тянуло на полмиллиарда долларов, но теперь моя чистая стоимость перевалила за шесть миллиардов. Сколько может стоить этот банк — миллионов двадцать от силы?

Две недели назад я положил на счет Рейчел двадцать пять миллионов, откуда следует, что официантка из «Приморья» может запросто купить банк Покета. Так что да, чек вполне действителен.

Я перешел через дорогу к аптеке Райдера, где купил три «Эпипена», разом ополовинив их запасы. Провизор пребывал на седьмом небе.

— Эти «Эпипены» я заказал только на прошлой неделе, — поведал он.

— Они у вас бойко расходятся, да? — поинтересовался я.

— За все три года, что я здесь, я продал только один.

— Но раз так, к чему было заказывать шесть?

— У меня было предчувствие, — признался аптекарь.

— А теперь чутье вам не подсказывает, когда вы продадите остальные три?

— Не-а, но они уйдут до истечения срока годности, уж будьте уверены.

Я не представлял, где он набрался уверенности для подобного заявления, но пару дней назад я и не предполагал, что куплю три «Эпипена» — да хоть один, коли уж на то пошло. Как не мог и вообразить, что самолично вручу банкиру хозяйки подворья чек на шестьдесят кусков. Может, Боб Покет и прав. Может, этот городишко пребывает под действием каких-то чар. Я лишь уповал, что вселенское равновесие зависит не от меня.

Назад в «Приморье» я направился другой дорогой, хоть и не знал почему. По Мейн-стрит было рукой подать до A1A, но маршрут по Хай-стрит до Восьмой почему-то представлялся мне более привлекательным. Может, я подсознательно пытался проникнуться ощущением маленького городка?

Когда я сворачивал на Хай-стрит, что-то произошло.

У меня вдруг побежали по коже мурашки. Это было приятно, вроде ощущения, возникающего, когда только-только заберешься под одеяло холодной ночью. И чем дальше я ехал, тем более умиротворяющим становилось это чувство. К моменту, когда выскочил на Восьмую, я уже пребывал чуть ли не в эйфории. Именно это я чувствовал позавчера вечером, когда шагал следом за Рейчел по A1A, и еще раз вчера, когда стоял позади пансионата, раздумывая, не взяться ли за работу смотрителя. Я проехал мимо пустого швейного ателье, каких-то старых домов и заколоченной химчистки и на пересечении с A1A на левом углу обратил внимание на престарелую даму, подымавшуюся с чем-то вроде корзины для пикника по ступеням крыльца старой церкви. Я задержался там на минутку, не в силах оторвать глаз от храма. Я человек не набожный, даже не верующий, но мое упоение словно бы исходило от этой церквушки.

И в этом я был не одинок.

На церковном дворе благоговейно, но недвижно, как статуи, застыли с полдюжины пожилых людей. Взгляды их были устремлены к небу — вернее сказать, к балкону, поскольку все их внимание было как будто бы сфокусировано на балкончике второго этажа церкви. Затормозив у знака «Стоп», я заметил вереницу людей, выходящих из-за угла. Они шли порознь, и никто из них не разговаривал, но все они направлялись к церковному двору. А еще я заметил фургончик, припаркованный футах в двадцати сбоку, с двумя парнями на переднем сиденье. Как и я, они словно бы созерцали живые статуи в церковном дворе. Эти двое почти наверняка доставили сюда первую группу стариков и, похоже, дожидались их. Я сдал задом на своем прокатном авто, свернул в чей-то частный въезд, включил «аварийку» и выбрался из-за руля, после чего, перейдя улицу, приблизился к двум пожилым дамам и старику, сгорбившемуся над тростью.

— Что тут занимательного? — полюбопытствовал я.

Никто не ответил.

Внезапно одна из дам порывисто вздохнула и начала поворачивать голову. Слезы, переполнявшие ее глаза, заструились по лицу. Она расправила плечи, будто разминаясь перед тренировкой. Примерно тогда же трость старика упала на землю, и он медленно разогнул спину. На его лице промелькнуло экстатическое выражение, и у него из глаз тоже хлынули ничем не сдерживаемые слезы. Третья женщина расплылась в широкой улыбке и начала отплясывать в тесном пространстве, окруженная другими людьми.

Я огляделся по сторонам.

Остальные тоже совершали небольшие телодвижения, и только некоторые из вновь прибывших по-прежнему стояли столбом, будто ожидая чуда. Взоры их, полные надежды, остекленели, будто все они испытывали экзальтацию, охватывающую людей при лицезрении священного таинства. У меня на глазах их лица озарились эйфорическими улыбками, напомнившими мне проповедь в шапито, которую я посетил еще ребенком, когда проповедник оделял провинциалов чудесами в обмен на твердую валюту.

Вот только поблизости не было ни единого проповедника.

Мне не хотелось уходить. Но, очевидно, эти типы в фургоне видели, как я пытался заговорить со старичьем, потому что водитель выбрался из машины, держа мобильник возле уха, и через считаные секунды к церкви подкатила полицейская машина. Помахав на прощанье своим пожилым друзьям-легавым, а заодно и парням из фургона, я трусцой припустил к своей машине. Нет смысла лезть на рожон в первый же день на работе.

Снова бросив взгляд на церковь, я увидел, что туда направляется еще больше людей. Все они были старыми или больными, хотя некоторых катили в инвалидных креслах более молодые и здоровые. И все они — здоровые и больные, юные и старые — выглядели так, будто пришли сюда за чудом. Я безмолвно пожелал им всего доброго, но не удержался от мысли, что эти же самые люди не поленятся одолеть 50 миль и отстоять в очереди, чтобы поглазеть на французский тост, выглядящий точь-в-точь как лягушка-бык из Сент-Пола.

Я задом сдал на Восьмую, доехал до угла и свернул направо по A1A. У меня было в запасе еще около мили, прежде чем ощущение эйфории покинуло меня. Не знаю, ни что это была за сила, ни как она распространялась, но исходила эта сила будто бы от церкви. Во всяком случае, сегодня. Вчера я ощутил ее за пансионатом, а позавчера вечером она постигла меня на милю дальше к югу. Так что же я на самом деле узнал? Диковинных событий в моей жизни хватало, но это заткнуло за пояс их все! Если уж городок хочет сорвать куш, они могли изыскать способ обуздать энергию вокруг этой церкви и продавать ее. Сомневаюсь, что подобное возможно, но будь на это хоть шанс, я бы всерьез подумал, не вернуться ли туда с пустой бутылкой и пробкой.

Впрочем, с этим придется обождать.

Проехав еще полмили, я свернул на парковку пансионата «Приморье», где в роли смотрителя здания должен был первым делом разобраться с нашествием белок.

Свою военную карьеру я начал прямо после школы в качестве армейского снайпера. Тогда я научился скрытно передвигаться по лесу и высокой траве, и одолеваемое мною расстояние зачастую измерялось футами в час. Я это к тому, что редкий день мне не доводилось встречаться со змеями, грызунами и всяческими насекомыми, так что сент-олбанские белки мне страха не внушали.

Но карабкаться на чердак я пока не собирался.

Большинство животных будут держаться на почтительном расстоянии, если только не загнать их в угол. В дикой природе найдется уйма путей для бегства тварей больших и малых, сплошь нервных, напуганных или любознательных. Увидев или услышав ваше приближение, нервная тварь рванет прочь, напуганная — зарычит или зашипит и тоже рванет прочь, а любознательная — остановится, чтобы поглядеть, а то и справить на вас малую или большую нужду, но в конце концов тоже поползет или поскачет прочь.

Однако чердак «Приморья» — пространство замкнутое, со стенами, полом и потолком, и для звериного бегства доступны лишь несколько мелких отверстий. Я даже не догадывался, кто может таиться под карнизами и среди теплоизоляции под досками настила на чердаке, но в одном не сомневался: это помещение принадлежит им, а не мне. Причем оно принадлежит им уже давненько, и мне не переменить ситуацию ни за день, ни даже за неделю.

Однако у меня был план. В него входила приставная лестница, которую я присмотрел на задворках пансионата. С виду в ней было футов двенадцать, а вместе с удлинителем и все двадцать.

Бет на день уехала в Джексонвилль, а прибытие гостей раньше четырех не ожидалось, так что пока весь дом был в нашем с Рейчел полном распоряжении. Мой план быстрого упреждающего удара по белкам заключался в том, чтобы закупорить их. Я дам им малость посидеть взаперти, подрастратив энергию на попытки пробиться наружу, а потом устрою газовую атаку пестицидной шашкой и оценю их реакцию. Прихватив несколько металлических полос, горсть гвоздей и молоток, я приставил лестницу к стене дома у отверстий, через которые белки пробирались на чердак и обратно, и заколотил все дыры, какие смог отыскать. Потом убрал лестницу и стройматериалы, переоделся в шорты цвета хаки и наведался в кухню ровно на столько времени, чтобы измельчить кубики льда в блендере и завернуть их в кухонное полотенце. После этого я направился на пляж, где Рейчел принимала солнечную ванну.

— Привет, Скэтмен, — бросила она.

— Почему Скэтмен? — не понял я.

— Я поглядела на своем ноутбуке, — пояснила моя приятельница. — Скэтмен Крозерс играл роль смотрителя здания в «Сиянии». Что, Дик Хэллоран?

Ну можно ли не любить эту девицу: два дня назад я рассказывал ей о близнецах Грейди, а сегодня она отплатила мне той же монетой! Одетая в бикини в черно-белую полоску, она лежала в шезлонге. Волосы Рейчел заплела во французскую косу с белым бантиком на конце и перекинула ее через левое плечо своеобразным обрамлением для лица. Стакан рядом с ней был пуст, не считая лужицы воды на дне и пары почти растаявших кубиков льда — остатков того, что, вероятно, было «Пина Коладой».

— Где ты взяла выпивку? — осведомился я.

— Приготовила на кухне. Тут некому подавать напитки, представляешь?

— По-моему, как раз официантка и должна подавать напитки.

Женщина поглядела на меня с любопытством:

— Что ж, именно это я и сделала.

Я кивнул.

— А к чему полотенце? — поинтересовалась Рейчел.

— Сейчас покажу, — пообещал я и обвил промороженным полотенцем ее шею.

При первом прикосновении полотенца Рейчел охнула, но уже через пару секунд довольно пробормотала:

— Боже, как хорошо!

— Пожалуй, сгоняю на машине по A1A на несколько минут, — сообщил я.

— Сколько именно минут?

— Минут на двадцать. Поедешь?

— Нет, мне и так хорошо. Хочу перехватить немного ультрафиолета, если нам еще придется готовить завтра завтрак. Придется ведь?

— Придется.

Подруга поглядела на меня, щурясь от солнца:

— Ты и вправду этого хочешь? Готовить завтраки для туристов и городских?

— Да. Принести тебе еще бокал, пока я не ушел?

— Пожалуй, можешь прихватить по пути, когда вернешься.

— Как пожелаете, — чмокнув ее в щечку, произнес я цитату из нашего любимого кино «Принцесса-невеста».

— Благодарю тебя, фермерский отрок, — ответствовала непревзойденная Рейчел.

Несколько минут спустя я поехал по A1A обратно к церкви, но на сей раз не ощутил ровным счетом ничего. И в церковном дворе не было ни единого старика. Что бы там ни происходило, если это вообще происходило, оно уже прекратилось. Но мне было наплевать — я знал, как найти другое грандиозное ощущение.

Развернув автомобиль, я направился к песчаной дюне, где мы нашли пацана пару дней назад. Припарковавшись на обочине шоссе, я добрался до колонии огненных муравьев и лег на спину рядом с нею точно так же, как лежал тот несчастный парень. Лежа там в ожидании, я ломал голову, что скажу копам, если сюда вдруг зарулит патрульная машина.

Не прошло и пары минут, как я ощутил, что муравьи ползают по моим рукам и ногам.

Закрыв глаза, я улыбнулся.

 

Глава 10

Д’Оги удивился, увидев Рейчел Кейс, сидящую в изножье больничной койки наутро после его инцидента с огненными муравьями. Она пришла его проведать, сказала женщина, добавив, что побывала здесь вместе с Кевином вчера вечером с той же целью. Засмеялась, а точнее, пару раз гоготнула, когда он назвал ей свое имя. При нормальных обстоятельствах он перерезал бы ей горло за насмешки над ним, но у Рейчел это вышло так по-детски и обаятельно, что, не удержавшись, пациент засмеялся вместе с ней.

— Это пишется Д-О-Г-Г-И? — уточнила миссис Кейс.

Молодой человек сообщил ей правильное написание.

— Это иностранное имя? — продолжала расспрашивать его гостья.

— А вы вчера не находили мой нож? — сменил тему Д’Оги.

— У тебя был нож?

— Ну, не нож, а ножик, карманный такой, — соврал он.

Итак, Крид, наверное, нашел нож и скрыл это от Рейчел. Из чего следует, что он проникся подозрениями, и при следующем нападении будет начеку. Д’Оги просто раздавила весть о том, что именно Донован спас ему жизнь. Но это ничего не изменит. Он по-прежнему намерен прикончить Крида при первом же удобном случае. Пациент решил держаться с Рейчел как ни в чем не бывало и попытаться выудить у нее какие-нибудь сведения, которые помогут укокошить ее дружка.

Тут она достала из сумочки пластиковую бутылочку для воды и потрясла ее, а потом отвернула крышку, налила в стоявший на больничном столике пластиковый стаканчик какую-то красную бурду и протянула ему.

— Что это? — спросил Д’Оги.

— Красное Питье.

— А что в нем?

— Вода, виноградный сок, гранатовый сок, клюквенный сок, протеиновый порошок, березовая кора и еще немножко цитрусовых и всякого такого.

Поднеся стаканчик к свету, парень уставился на его содержимое:

— А зачем оно?

— Оно полно антиоксидантов и не дает заболеть. А если ты заболел или еще как-то пострадал, оно быстро поставит тебя на ноги.

— Это какой-то фамильный рецепт снадобья?

— Нет, это рецепт Кевина.

Д’Оги резко отставил стаканчик, молча костеря себя за идиотизм. Должно быть, он малость поплыл от лекарств, которыми его накачали, раз вообще задумался, не выпить ли эту красную стряпню. На лице сидящей перед ним женщины появилось озадаченное выражение. С другой стороны, если б Крид хотел его прикончить, Д’Оги давно был бы покойником. Крид не послал бы девчонку травить его.

— Что стряслось? — спросила Рейчел.

Если только она не одна из помощниц Крида…

— Д’Оги! — позвала пациента посетительница.

Но будь она одной из его убийц, разве ей хватило бы глупости говорить, что это рецепт Крида?

Молодой человек внимательно оглядел ее, думая о событиях позавчерашнего вечера, предшествовавших его приземлению в муравьиную кучу огненных бестий. Например, как он следил за Кридом и Рейчел за обедом, об их нежной сцене на крыльце и о том, как она затопала от Крида в ночь, матерясь, как пьяный матрос. Д’Оги уже доводилось видеть подобное поведение у женщин, но те отнюдь не были убийцами. Они были разъяренными кралями.

— Кевин велел тебе дать это мне? — небрежно поинтересовался пациент.

— Нет, дурачок, — рассмеялась Рейчел. — Это я приготовила. Это рецепт Кевина, но Питье для него все время делаю я.

Д’Оги поглядел на жидкость в стаканчике:

— А ты сама его пробовала?

— Мы пьем его почти каждое утро. Тебе оно сейчас будет очень полезно. Иначе я бы не принесла.

— Покажи, — потребовал молодой человек.

— Что? — удивилась миссис Кейс.

Он протянул ей стаканчик.

— Покажи, какое оно вкусное.

Взяв стаканчик, Рейчел пожала плечами.

— Ты серьезно?

— Если только у тебя нет причины воздержаться.

Женщина состроила гримаску, которая была бы восхитительной, не пытайся она отравить Д’Оги. Потом, к его крайнему изумлению, выпила полстакана, после чего, помедлив, осторожно поставила стаканчик на стол и улыбнулась.

— Вот видишь? — сказала она. — Вкусно, питательно и полезно для здоровья. — Вдруг лицо ее исказилось, и, схватившись за горло, Рейчел пролепетала: — Чт… что… О боже, я… мне нехорошо… я… — И она повалилась на пол.

Рывком подняв себя в сидячее положение, Д’Оги поглядел через край кровати. И тут же его посетительница подскочила с криком «бу!», напугав его чуть ли не до усрачки.

— Извини, — сказала затем миссис Кейс, — но ты это заслужил.

После этого она долгую секунду вглядывалась в его лицо.

— Какой-то ты бледный. Слушай, я же не хотела тебя напугать… — Рейчел виновато развела руками. — Ты как сейчас, ничего?

Д’Оги кивнул.

Обойдя кровать сбоку, Рейчел, к еще более сильному удивлению Д’Оги, поцеловала его в лоб. Потом, прежде чем снова усесться на свое место, немного погладила его волосы. После этого взяла стаканчик, отпила еще немного и поинтересовалась:

— Ты точно не хочешь?

— У меня еще… — Парень поглядел на пластиковую бутылочку на больничном столике. — Осталось полбутылки. Хочешь поглядеть, как я тоже это выпью?

— Я допью это с тобой.

Пока Д’Оги пил, Рейчел болтала. Она рассказала ему, что они с Кридом в отпуске и уже пару недель путешествуют по Восточному побережью. Для Д’Оги это было отнюдь не новостью, поскольку он охотился на Донована Крида не первый месяц, показывая его фото всем частным авиаперевозчикам и работникам аэропортов по всей стране. Пару недель назад луисвилльский носильщик вспомнил человека, соответствовавшего словесному портрету Крида и требовавшего строжайшей секретности. Но он сказал, что имя у похожего на Донована парня было другое, да и фото совсем не похоже на его лицо. Тот тип больше напоминал кинозвезду, и никакого рваного шрама у него на лице сбоку не было. Из этого Д’Оги заключил, что Крид, должно быть, изменил внешность. Он слышал, что профессиональные убийцы из нацбезопасности способны на такое, но его информатор дал ему критически важную крупицу информации: тип, который может оказаться Донованом, путешествует с молодой особой по имени Рейчел Кейс. Так что, независимо от того, каким именем Крид назвался в пассажирском манифесте, Рейчел пользовалась своим настоящим именем, и Д’Оги выяснил, что из Луисвилла они отправились в Атлантик-Сити всего за пару дней до этого. Он поискал информацию о Рейчел Кейс из Луисвилла в Интернете, нашел ее фотки и узнал кое-что о ее биографии. После этого Д’Оги долго прочесывал лучшие отели Атлантик-Сити, пока не увидел Рейчел, нежащуюся у бассейна и попивающую «Кашенку» с субъектом, который и должен был оказаться Донованом Кридом. И действительно, когда преследователь Крида спросил о нем на стойке регистрации, там подтвердили, что Донован Крид зарегистрирован в отеле.

Так что Д’Оги начал преследовать их, с той самой поры не отставая от них ни на шаг.

Пока Рейчел болтала, ее собеседник позволил себе задуматься, не является ли Красное Питье одним из секретных орудий Крида. Он всю жизнь слышал, что Донован будто бы невосприимчив к боли и обладает чудесной способностью поправляться после тяжелейших ударов и ран. Отец Д’Оги знал Крида и считал его сверхчеловеком, но сам Д’Оги всегда предполагал, что мистические способности Донована — скорее, гипербола, нежели реальный факт. Однако, выпив этого красного месива, он начал менять свое мнение. Воздействие снадобья не оставляло никаких сомнений. В Д’Оги забурлили сила и энергия. Ему стало лучше.

— Рейчел, — проговорил он, — за это Красное Питье умереть не жалко!

— Я же говорила, что тебе понравится! — улыбнулась женщина.

Потом они еще минут пятнадцать поболтали об огненных муравьях (ни ему, ни ей они не нравились) и о самочувствии Д’Оги («Куда лучше, спасибо!»). Врачи сказали, что он сможет выписаться через пару недель, рассказал пациент своей гостье, но если она принесет ему еще Красного Питья, то можно предположить, что на это уйдет пара дней. Рейчел согласилась снова прийти назавтра.

Сногсшибательной эту даму Д’Оги не назвал бы, но в ее пользу говорило многое. В первую голову то, что она искренне тревожилась о нем, к чему молодой человек не привык. Он не ощутил бы ни малейшего укола совести, убив Крида, но жизнь Рейчел решил сохранить, если ему представится такая возможность.

Следующим утром, в четверг, Рейчел принесла ему две бутылки Красного Питья и книгу. А кроме того, что было еще лучше, поведала ему о своем с Донованом поступлении на работу в «Приморье» ради помощи владеющей им дамочке. Рейчел засмеялась при мысли, что станет официанткой. Д’Оги же засмеялся, подумав, что Крид будет готовить завтрак для гостей. Они еще немного поболтали, а затем миссис Кейс сказала:

— Пожалуй, мне пора.

— Куда такая спешка?

— Хочу перехватить немного ультрафиолета на пляже.

— С Кевином?

— Если бы! Нет, Кевин сегодня собирается начать избавляться от лесных белок.

— Лесных белок?

— На чердаке. В «Приморье».

Она принялась болтать о том, как на чердаке в пансионате угнездились белки и какой они подымают шум, и как Кевин решил было не лазить туда еще пару дней, и…

…Вот так Д’Оги придумал способ прикончить Крида, не причинив вреда его подруге.

Через девяносто минут после ухода Рейчел пациент допил свою вторую бутылку Красного Питья, сграбастал одежду и улизнул из медицинского центра. Он дошел до публичной парковки на Фронт-стрит, где оставил свою машину, прежде чем последовать за Кридом и Рейчел по A1A пару дней назад, достав из багажника рубашку и шляпу и надел их, после чего доехал до супермаркета, где купил батончики полноценного питания с арахисовым маслом, полдюжины бутылок воды и обвалочный нож. Положив все это вместе с 9-миллиметровым «глоком» в небольшую дорожную сумку в багажнике, он доехал до стоянки при публичном пляже. Там припарковал свой автомобиль, а затем достал дорожную сумку из багажника и перекинул ее через плечо. Дальше прошагал четверть мили по пляжу, пока не увидел в полусотне ярдов от себя Рейчел, лежавшую в шезлонге.

С минуту он помедлил, разглядывая ее. В бикини тело этой женщины выглядело лучше, чем парень представлял себе пару часов назад, когда она пришла навестить его в больнице. Д’Оги позволил себе вообразить ее обнаженной. Оттуда было уже рукой подать и до мысли о том, чтобы заняться с нею любовью, и Д’Оги прикинул, что можно будет связаться с Рейчел после убийства Крида, чтобы помочь ей пережить горе. А побыв положенное время эмоциональным тампоном, можно будет сделать решительный шаг…

Кстати, о шагах. Пора бы уже подумать о следующем. Выбросив из головы образ обнаженной горюющей Рейчел, Д’Оги поглядел вверх по берегу позади нее, намереваясь проверить черный ход «Приморья». Но вместо этого он увидел Крида, шагающего по мосткам от пансионата в сторону Рейчел, неся свернутое полотенце.

Д’Оги резко свернул к A1A, перебрался через несколько песчаных дюн и с трудом протащился добрую сотню ярдов по рассыпчатому песку, пока не выбрался на шоссе. Там молодой человек оперся о телефонный столб с прикнопленным к нему объявлением. Посмотрев на снимок, он пробежал глазами слова о пропавшей девушке по имени Либби Вэйл. С этого места ему открывался отличный обзор на боковую и заднюю сторону «Приморья», и через пару минут он увидел, как Крид направляется обратно. Потом объект ненадолго скрылся из виду и вскоре снова показался на стоянке, где сел в машину и уехал.

Не прошло и минуты, как Д’Оги вошел в «Приморье», громко позвав:

— Есть тут кто?

Если б кто-нибудь отозвался, он попросил бы рекламный буклет гостиницы и удалился. Но парень знал, что внутри ни души, потому что насчитал четыре мыши, бегающие по первому этажу, и портовую крысу. Рейчел сказала ему, что Крид планирует заколотить чердак, так что, наверное, он уже сделал это, и грызуны удирают через внутренние отверстия и щели между досками.

Поднявшись вверх по лестнице, Д’Оги нашел вход на чердак в потолке над коридором. Он потянул за шнур, открывший люк чердака, откинул чердачную лесенку, стянул ее на пол и опробовал на прочность, после чего убрал все на место, закрыл чердак и проверил пол, чтобы убедиться, что на нем нет предательских маячков вроде вмятин на ковре, пыли или обрывков теплоизоляции. Удовлетворившись результатом, Д’Оги открыл дверь снова, спустил лестницу и забрался на чердак.

 

Глава 11

Огненные муравьи язвили просто охренеть!

С того самого момента, как я стащил пацана с муравьиной кучи, я просто помирал, как хотел это испытать. Поймите меня правильно, я вовсе не собирался дать себя заесть, как пацан, но решил, что пара дюжин укусов или типа того дадут мне острые ощущения, которых мне так не хватало в последние недели. И хотя у меня в кармане лежал «Эпипен», я не тревожился из-за анафилактического шока, потому что доктор Карстейрс сказал, что тебя накрывает второй волной, а не первой.

Я дал муравьям несколько секунд попировать моей плотью, прежде чем встал и передавил их. Несколько насекомых добрались до моего паха и куснули достаточно крепко, чтобы у меня дернулась нижняя губа. Я решил дать укусам поджить и возвращаться сюда каждые два-три дня, чтобы попробовать выработать сопротивляемость к этому яду.

К тому времени, как я добрался до машины, у меня уже закружилась голова. Потребовалось бы не так много укусов, чтобы проскочить точку невозвращения, и я сделал мысленную пометку в следующий раз быть особенно осторожным. По словам доктора Карстейрса, каждое подобное воздействие в несколько раз опаснее предыдущего.

Посмотрев на часы, я прикинул, что Рейчел вряд ли будет против, если я совершу небольшой крюк. Я доехал до скобяного магазина на углу Шестой и Костал и уже успел оставить порог в трех футах позади, когда владелец осведомился:

— Это вы приняли бразды у Рипа в «Приморье»?

— А Рип был прежним смотрителем? — уточнил я.

— Ага.

— Тогда ага.

Владелец, крупный и дородный, щеголял громадными огненно-рыжими усами, занимавшими все пространство между его носом и нижней губой. Рукава его красной фланелевой рубашки были закатаны до локтей. На одной руке у него красовалась татуировка в виде корабельного якоря, а на другой — в виде танцовщицы. Он не носил ремня, и его штаны были приспущены под пивное брюхо. Он смерил меня взглядом:

— Чёй-то не похожи вы на смотрителя, позвольте вам сказать.

— Я, скорее, повар с беличьей проблемой.

— Вы, чё, готовите там белок? Жареных белок под молочным соусом?

Тут фланирующей походкой заявился его заместитель — высокий и сухопарый, с настолько задубевшей кожей лица, что о нее можно было бы править бритвы. На его рабочей рубашке красовалась нашивка, сообщавшая всем, кому до того есть дело, что звать его Эрлом. Давненько мне не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь фланировал, так что я уделил минутку наблюдению за этим человеком. Это искусство, типа, утраченное, а Эрл в нем был страсть как хорош.

— Давайте начнем сначала, — сказал я, протягивая руку. — Я Донован Крид.

Великан стиснул мою руку:

— А я Джимбо Пим, а вот это Эрл Стаут.

Кивнув Эрлу, я ответил на его рукопожатие и заявил:

— Я смотритель и шеф-повар по части завтраков в «Приморье». С завтраком у меня всё на мази, но мне нужна какая-нибудь шашка или аэрозоль, чтобы истребить белок и прочих вредителей на чердаке.

Джимбо привычным жестом потер подбородок большим и указательным пальцами:

— А Бет планирует закрыть заведение на пару недель?

— Нет.

— Тогда я не рекомендовал бы вам шашку. Она разводит жуткую серную вонь, и нужно недели две, чтобы она выветрилась. Мало того, аэрозоли, нафталин и все такое могут вызвать проблемы с дыханием у ваших посетителей.

— А что вы в таком случае порекомендуете?

— Вы были на чердаке?

— Пока нет.

— Тогда вы не представляете, что за чертовщина там творится. Эти живые ветви дуба свисают до самой крыши. У вас там может быть пять видов змей, а то и еноты вдобавок. Шашки и аэрозоли действуют не на всех тварей. Убьете змей, так вас заедят крысы. Перебьете крыс, так змеи доберутся до жилой зоны, а никто не скажет «проваливай» краше, чем змея на дверной ручке.

— Это что, местная поговорка?

— Нет, хотя следовало бы. Пару лет назад я нашел пятнистого полоза, обвившегося вокруг дверной ручки в моей спальне.

Пим замолчал в ожидании моей реплики, и я понял, что пока не подам ее, продолжения не будет.

— И что же вы сделали? — полюбопытствовал я.

— Сунул его в обувную коробку, придавив сверху Библией, а назавтра снес в лес.

— А вы не боялись, что он может выбраться посреди ночи?

— Змеи чураются Слова Божия.

Я поглядел на Эрла. Тот кивнул и пояснил:

— Это еще с Адама и Евы.

— И еще одно, — добавил Джимбо. — Во Флориде есть закон против убийства белок.

Решив, что он надо мной подшучивает, я снова поглядел на его помощника. Но Стаут угрюмо кивнул — так что либо стебались они оба, либо были единого мнения по поводу истребления белок.

— Но они вообще-то грызуны, разве нет?

— Во Флориде они промысловые звери, — растолковал Пим, — так что охраняются правилами охоты штата.

Я лишь головой покачал.

— Понимаю, — согласился Эрл. — До чего только мир дошел, так ведь?

— А есть законный способ обойти это? — с надеждой спросил я.

— Белки грызут проводку, — поведал Джимбо. — Они представляют серьезную пожарную опасность. У вас небось уже и так серьезные проблемы, так что вы могли бы пойти к агенту по сдерживанию и контролю диких животных штата и попросить разрешение на искоренение.

— Похоже, это затянется надолго, — нахмурился я. — А у вас нет никаких быстрых и простых решений? Законность меня не так уж волнует.

— Вы обсуждали эти планы с Бет?

— Она доверила решать проблему белок мне. Избавиться от них было идеей фикс ее мужа — очевидно, справиться ему не удалось, и я хотел бы сделать это ради нее.

— Она обалденная женщина, — заметил Эрл. — Чарли повезло.

— У меня прям сердце разрывается видеть ее такой сокрушенной, — подхватил Джимбо. — У них был идеальный брак, насколько мы, окружающие, можем судить.

— Она все время смеялась, — добавил Стаут. — Этим она и славилась — дружелюбной улыбкой, искренним смехом…

— Чё-то в последнее время их у нее нечасто увидишь, — прокомментировал Джимбо.

Мы помолчали с минуту.

— Так что с белками? — встрепенулся я.

— Слушайте, — сказал хозяин магазина, — есть штук пять способов избавиться от белок на чердаке. Но ни один не работает.

Я подождал, пока он растолкует это нелепое утверждение, но Джимбо просто таращился на меня, словно разговор был закончен. Не зная, что сказать, я просто ляпнул:

— Почему?

— Ну, смотрителя в «Приморье» не было давненько, а проблема белок была и до того.

Чем больше Пим говорил, тем бессмысленнее становились его речи.

— Я знаю, что белки и мыши склонны селиться в одних и тех же местах, а змеи могут устроить там же гнезда, — произнес я. — Но мне казалось, что если их там законопатить…

— О боже, ни за что! — вскричал Джимбо. — Ни в коем случае нельзя законопачивать свору белок!

— Почему?

Пим весьма оживился, замахав руками, как цапля на болоте, пытающаяся взлететь. Казалось, он хочет заговорить, но не находит слов. Эрл оказался в этом более удачливым.

— Содом и Гоморра! — припечатал он.

 

Глава 12

Я припустил к «Приморью» бегом, всячески намереваясь переодеться, выудить лестницу и убрать металлические полосы, чтобы белки и прочие твари могли разбежаться, пока на чердаке не воцарились Содом и Гоморра.

Но когда я взбежал по лестнице к своему номеру, то понял, что Содом и Гоморра уже пришли и катастрофа в самом разгаре.

Чердачный люк находился в потолке над верхним коридором. Теперь же на его месте красовалась громадная дырища. Чердачная лесенка была по-прежнему сложена, но сам люк покоился на полу в груде щепок, поверх которой лежала змея с раздробленной головой. В мертвой рептилии было добрых шесть футов, и судя по виду, это была крысиная змея. Щепки были разбросаны по всему ковровому покрытию, а белки носились по дому как бешеные.

Приперев парадную дверь, чтобы та оставалась открытой, я, как мог, выгнал через нее белок. Попутно я встретил трех змей примерно такой же длины, как первая. А вот крыс мне на глаза не попалось, и я заподозрил, что встреча с ними ждет новых гостей и меня ночью.

Леденящий кровь вопль Рейчел поведал мне, что она нашла одну из змей в заднем коридоре при попытке войти в дом. Я ссыпался по лестнице уже в пятый раз за десять минут и убрал змею у нее с глаз долой, одновременно разъяснив сложившуюся обстановку. Рейчел развернулась на каблуках и удрала, а я продолжил работу, пока не проникся убеждением, что белки и змеи покинули дом.

Я решил, что Джимбо и Эрл заблуждались насчет того, что не стоит закупоривать пути к бегству, потому что когда вытащил чердачную лестницу и забрался на чердак, то нашел там только нескольких бельчат и двадцать футов перепачканной, пропитанной фекалиями теплоизоляции — и больше ничего. Передислоцировав бельчат в боковой двор, я покатил обратно в скобяной магазин — купить фанеры, чтобы забить дыру в потолке до той поры, когда смогу купить новый люк.

— Я вам его закажу, — сказал мне Пим, — но на это уйдет недель шесть, никак не меньше. Такие люки уже нечасто встречаются.

Заодно я купил банку краски, по цвету подходившей к потолку, и прикинул, что времени у меня как раз в обрез, чтобы прибить фанеру, распылить на нее краску и навести порядок до подъезда гостей.

По пути обратно к «Приморью» я начал составлять объяснение для Бет, как пять змей и дюжина белок могли проломить чердачный люк и как одну из змей при этом раздавило насмерть.

 

Глава 13

Д’Оги очень благоразумно прихватил с собою бутылки с водой, потому что на чердаке было душно, как в сауне. Внутри было темно, хоть глаз выколи, но когда молодой человек открыл чердачный люк и вскарабкался по лесенке, света оказалось как раз достаточно, чтобы оценить обстановку в целом. Он увидел, что на чердаке нет ни настила, ни мебели, чтобы присесть — только балки, разделенные теплоизоляцией, откуда следовало, что дожидаться возвращения Крида придется без удобств.

Никаких проблем это Д’Оги не доставило: дискомфорт ему был нипочем. На самом деле он оплот силы воли, утес дисциплины. Он ведь справился с укусами огненных муравьев, не так ли? Хотя и недооценил угрозу с их стороны. В будущем он постановил обходить их за версту. Но чердачная жара и белки? Никаких проблем. Он уже бывал в саунах, равно как и проводил время в парках, подкармливая белок.

Д’Оги посидел минутку, чувствуя, как пот скапливается лужицами у него под рубашкой и штанами, и понял, что существует огромная разница между саунами и чердачной жарой. Во-первых, он ни разу не сидел в сауне одетым, и тем более не проводил там время с не вполне зажившими муравьиными укусами. Теснота и изнурительный чердачный зной начали сказываться на тех местах, которые особенно пострадали от насекомых: бедра и пах Д’Оги засвербило и засаднило.

Никаких проблем, утешил себя Д’Оги, он просто вотрет немного мази в проблемные места. Он обо всем подумал заранее, стибрив тюбик мази из больницы, сунув его в карман рубашки пару часов назад и…

…и блин!

Хотя тюбик действительно по-прежнему лежал в кармане рубашки, Д’Оги сообразил, что именно эту рубашку и оставил в багажнике автомобиля, когда переодевался и надевал бейсболку. Может, зуд усугубился из-за самовнушения? Парень искренне надеялся, что дело именно в этом, потому что если это ментальная проблема, то со временем все утрясется. Он знал, что его интеллектуальная мощь почти не знает равных, благодаря нескончаемым часам, посвященным в течение многих месяцев овладению искусством медитации. Молодой человек учился ему у лучших йогов, отточив их искусство до совершенства.

Следующие пять минут Д’Оги провел в состоянии глубокой медитации. Он бы посвятил ей и больше времени, но в паху у него просто пылал костер. Болело адски, и с каждой минутой все сильнее. Расстегнув молнию сумки, висевшей на плече, парень достал бутылку воды, отвернул крышку и сделал долгий глоток, а потом расстегнул молнию штанов и оросил водой свои гноящиеся язвы.

Д’Оги знал, что на чердаке гнездятся белки, и потому ожидал запаха фекалий в воздухе. Такие запахи ему были не в диковинку: несколько лет назад у него была кошка, за которой он убирал самолично. Но «аромат», царивший на этом чердаке, дал бы сто очков форы любому подобному зловонию, с каким молодой человек сталкивался за всю жизнь. Это было сверхъестественное зловоние, воистину ошеломляющее. Смрад ел ему глаза, вышибая слезу и запуская рвотный рефлекс. В основном пахло фекалиями, но простым беличьим дерьмом дело не ограничивалось. Д’Оги был городским пареньком и не питал полной уверенности в том, что чувствовал его нос, но ему казалось, что за господство здесь борются как минимум еще два запаха. Он почти не сомневался, что более приятной из этих двух была вонь гниющего трупа. А второй «аромат» напоминал нечто вроде неусвоенных, выблеванных и гниющих кусочков животной плоти. Какова бы ни была природа этих запахов, они были достаточно острыми, чтобы отпугнуть дворнягу от сосиски в тесте.

Но… никаких проблем, Д’Оги по силам справиться и с этим. Он глотнул еще воды.

Теплоизоляция на чердаке была розовой, рулонного типа, покрытой сверху бумагой. Затаившийся в засаде мужчина то и дело слышал шебуршение по бумаге на некотором расстоянии то впереди себя, то — вот, опять! — за спиной. Звуки были слишком легкими для белок, но слишком тяжелыми для мышей. Крупные мыши? Или мелкие крысы?

Через считаные секунды Д’Оги услышал стрекот из-под крыши, где, наверное, засели бельчата. Молодой человек нечасто бывал за городом, но знал, что в царстве животных молодые матери обычно агрессивно защищают свое потомство и редко отходят далеко от него. Поэтому он мысленно отметил, что надо держаться подальше от карнизов. Это не составит проблемы при условии, что Крид скоро вернется. Но если нет, Д’Оги будет вынужден встать и прогуляться, чтобы не затекли мышцы. Ничто не сказывается на элементе внезапности так губительно, как прыжок сквозь фанерный люк и нападение на Крида из коленопреклоненной позиции.

Зуд и жжение в бедрах и паху взмыли далеко за пределы, с которыми могла совладать медитация Д’Оги. Ощущение было таким, словно кто-то раз за разом прижигает его пах и бедра миниатюрными раскаленными клеймами. Каким бы скверным ни было зловоние на чердаке, боль от укусов огненных муравьев в чреслах была не в пример хуже. Энергично почесав это место, Д’Оги испытал мгновенное облегчение.

Секунд на пять.

Потом жжение и зуд вернулись, впившись в него куда хуже, чем прежде. Д’Оги стиснул кулаки, скрипнул зубами и справлялся с зудом и жжением добрых секунд двадцать. Затем сдался и почесал в паху снова. И снова.

…И ухитрился содрать с ран коросту.

Он обильно потел с самого проникновения на чердак, а в поту есть соль, поэтому Д’Оги не удивило, что пот, просочившийся в его открытые раны, обжег их.

А вот удивило его то, как же сильно он жег.

Парень не мог понять, с какой это стати нападение на чердаке недавно казалось ему такой замечательной идеей. Теперь же ему приходилось выносить свербящий пах, пылающий пах, кошмарную вонь, мышечные судороги, крыс, бельчат и…

Что это?

Снова шебуршение по бумаге, только теперь оно длилось намного дольше.

А потом был шлепок.

А потом сдавленный писк крысы, как будто ее сокрушали челюсти…

…громадной змеи.

Молодой человек почувствовал, как волосы у него на затылке зашевелились, словно от дуновения ледяного сквозняка. Если это змея, то большущая, и она совсем рядом! А там, где есть одна змея, почти наверняка есть и другая. На чердаке царит почти непроглядная темень. Может, змеи так и кишат вокруг него, а он даже не догадывается об этом? Может, они окружают его в эту самую секунду?

Д’Оги был городским мальчишкой, а не деревенским, но он не был полным невеждой. К примеру, знал, что большинство змей не ядовиты. Но ему не было известно, сколько среди них ядовитых.

Он пытался сохранять спокойствие. Осушив бутылку с водой, положил пустую тару в сумку, а потом сделал то, чего деревенский мальчишка не сделал бы ни за что: внезапно ввел свежий источник питания в замкнутое пространство чердака, где млекопитающие и рептилии застряли в ловушке, полные страха и умирающие от голода. Парень извлек из сумки батончик полноценного питания с арахисовым маслом и сорвал с него обертку, напоив воздух ароматами арахиса и шоколада. И не успел он поднести еду ко рту, как произошло нечто, заставившее его забыть о свербящем, горящем пахе и обо всех остальных своих чердачных проблемах.

Сражение закончилось, едва начавшись. Заорав, Д’Оги выскочил сквозь фанерный люк со змеей на физиономии и двумя белками, которые кусали самые разные места на его шее и плечах все время, пока он летел на пол. Упав, молодой человек обнаружил, что попал локтем по змеиной голове, раздавив ее, а белки в панике ринулись улепетывать по дому. Не успел Д’Оги вскарабкаться на ноги, как еще дюжина белок обрушилась из дыры ему на голову, будто прыгающие в море лемминги, а за ними выпали штук шесть змей, представлявших сразу несколько биологических видов. Пока твари приземлялись на него и вокруг него, Д’Оги тщился подняться на ноги.

Но не мог.

Вкупе с уймой царапин, ссадин, порезов, укусов и ушибов, полученных до и во время падения, он в довершение всего, видимо, сломал руку и ногу.

— Ну что за говно! — крикнул парень, заслоняясь и пережидая, пока последние твари перестанут сыпаться на него из ощерившейся щепками дыры в фанере у него над головой.

Когда все наконец утихло, Д’Оги поправил свою наплечную сумку и начал медленный, мучительный процесс «эвакуации» из пансионата: он медленно стащил себя вниз по лестнице, выполз за дверь и едва добрался до машины, стоящей в доброй четверти мили от этого дома.

 

Глава 14

Было утро пятницы, и Рейчел прихорашивалась наверху. Я находился в кухне, стряпая для гостей нечто чумовое, а Бет накрывала столы к завтраку в столовой. Если какие крысы и мыши и были в пансионате, то они попрятались. Мой способ сработал, потому что две пары, въехавшие вчера, провели ночь без воплей и визгов.

— Что за божественный аромат? — поинтересовалась миссис Дэниелс из столовой.

— Пеку карамельный заварной хлебный пудинг, — отозвался я.

Вернувшись в кухню, начальница воззрилась на меня изумленными глазами:

— Вы шутите?

— Хотите поглядеть?

Подведя ее к духовке, я открыл дверцу и доложил:

— Во всю силу будет благоухать через двадцать минут.

— Вы уже готовили это прежде, правда?

— Давайте сформулируем так: не пройдет и недели, как люди будут приезжать сюда невесть откуда, только бы отведать здешний завтрак.

— Если вы готовите не хуже, чем хвастаетесь, то мое дело в шляпе.

Приложив ладонь к сердцу, я отвесил поклон:

— Никому не дано хвастаться столь хорошо, как я готовлю. Даже мне.

Хозяйка поглядела мимо меня на коробку на дальнем рабочем столе:

— Что это?

— Свежие цветы на стол.

Бет обеими руками откинула волосы назад:

— Заварной крем, свежие цветы… Боюсь, вы не понимаете, в каком я глубоком долгу.

— Расслабьтесь. Это за мой счет.

Рейчел спустилась по лестнице, легко ступая в черных эспадрильях на танкетке. Она накрасила губы бледно-розовой помадой и надела белую блузку с высоким воротником на пуговицах и черные джинсы-стрейч. Джинсы выглядели особенно шикарно. В руках моя подруга несла хрустальную вазу. Я знал, что это «баккара». Реагируя на ошарашенное выражение лица Бет, Рейчел поведала:

— Это на стол.

Усмотрев коробку с цветами, она проворно распечатала ее и принялась ставить их в вазу.

Бет не шелохнулась с того самого момента, как переступила порог кухни. Она просто продолжала таращиться на вазу.

— Люди, кто вы? — проговорила она.

Губы Рейчел изогнулись в улыбке, напоминавшей симпатичный розовый лук. Она подмигнула мне, и я понял ее без слов.

— Мы люди, коим палец в рот не клади, — сказал я.

— Простите? — не поняла миссис Дэниелс.

— Это цитата из нашего любимого фильма, — сообщила Рейчел, — «Принцесса-невеста».

— А… — протянула Бет. — Что ж, если он ваш любимый, надо его посмотреть.

— Он про пирата, — пояснила моя приятельница. — Мы любим пиратов, правда, Кевин?

— Аррр! — прорычал я. — И тех, кто их любит, — тоже.

— И их корабли и членов команды, — подхватила Рейчел.

— Так точно, и их семьи заодно, — вторил я.

— И не забыть их потомство.

— Так точно, особенно его…

И тут случилось нечто зловещее. Бет медленно обернулась к Рейчел — обернулась настолько медленно, что казалось, будто она тоже воспроизводит сцену из своего любимого кино, вот только лицо ее утратило всякий цвет и выражение. Когда взгляд хозяйки наконец встретился с глазами Рейчел, она заговорила настолько ледяным голосом, что в кухне прямо морозом повеяло.

— Что здесь происходит? — спросила наша начальница и поглядела на меня.

— Мы спасаем ваш пансионат, — развел я руками. — Я стряпаю, Рейчел подает.

Бет посмотрела на нас долгим взглядом, что-то мысленно решая. Что бы это ни было, очевидно, решение было принято в нашу пользу, потому румянец вернулся к ее щекам, и она сумела натянуто улыбнуться.

— В таком случае, — проговорила она, — будет лучше, если я достану подносы, миски и половники.

Вернувшись в столовую, Бет принялась хлопотать в буфете. Мы с подругой переглянулись.

— Что все это значит? — шепнула Рейчел.

— Черт меня побери, если я знаю! — ответил я. — Это же ты женщина.

Моя приятельница начала негромко напевать: «Ду-ду, ду-ду», — и я узнал тему из «Сумеречной зоны».

 

Глава 15

Скромничать нечего: гостям мой хлебный пудинг очень понравился. Они также пришли в восторг от моих сливочных бисквитов, колбасного соуса и французских тостов, которые я намазал яблочной начинкой. Но в полнейшее блаженство их повергли миниатюрные круглые сэндвичи. Я наштамповал кружков из ломтиков картофельного хлеба большой формой для бисквитов и положил на них бекон, свежие помидоры и римский салат. Конечно же, бекон был подготовлен особым образом. Я начал с толстых ломтей — обвалял их в коричневом сахаре и поджарил в духовке на решетке. Результат был изящен, уникален и достаточно вкусен, чтобы заставить зайца подскочить и влепить оплеуху гончей.

— Мистер Крид, — полюбопытствовала одна из дам, — где вы учились кулинарии?

— Конечно, в Париже, где же еще! — выпалила Рейчел.

Ничего подобного я не делал. На самом деле я вообще самоучка. Но вранье моей подружки настолько устроило гостей, что мне не хватило духу ее поправить.

Этим утром она была обворожительна и мила, но я не мог не задуматься, как она отреагирует на огромную толпу и длинные очереди посетителей, ожидающих возможности сесть за стол.

Тревожиться мне было незачем: Рейчел прекрасно справлялась с подачей. Она обладает природным чувством ритма и атлетической грацией, очевидной во всем, что она делает. Мне нравилось наблюдать за каждым ее движением — не важно, шла ли она по лестнице или носила тарелки из оживленной кухни и обратно.

В моих глазах эта женщина была произведением искусства.

В течение ближайших дней мы с Рейчел вошли в налаженный ритм. После полудня она бегала по магазинам, закупая провизию, а я пилил ветки дерева, нависающие над крышей. Весть о нашей кухне разлетелась, и мы накрывали десяток столов к завтраку для местных жителей, которые занимали больше половины нашей столовой. Бет наняла в помощь Рейчел девушку-подростка Трейси с обязанностями официантки. Банкир Боб Покет стал нашим завсегдатаем, и даже Джимбо с Эрлом наведались дважды, хотя оба раза с разочарованием убедились, что мы только что избавились от белок и что те не возвращаются.

В четверг утром, как только были накрыты столы для наших последних посетителей, я заметил, что миссис Дэниелс собирает остатки в корзинку для пикника.

— Страстному поклоннику? — полюбопытствовал я.

— Для больного друга, — не поднимая глаз, отозвалась хозяйка.

Несмотря на то что Бет всю неделю была очень любезна, прежнего дружелюбия, как до комментария Рейчел о пиратах, она нам уже не выказывала. Добавив в корзинку четыре бутылки воды, миссис Дэниелс направилась за дверь, не вдаваясь в дальнейшие разъяснения. Но при виде того, как она переступает порог с корзинкой, в моем сознании вспыхнул мысленный образ диковинной церквушки, которую я проезжал на той неделе, и дамы, поднимавшейся с такой же корзинкой по ее ступеням.

— По-твоему, у нее есть дружок? — спросила Рейчел.

— С чего это ты пришла к такому заключению? — удивился я.

— Это могло бы объяснить, с чего она ведет себя так дико.

Рейчел споласкивала тарелки вручную, прежде чем поставить их в посудомойку. Пара прядей волос то и дело падала ей на глаза. Выпрямившись, она выпятила нижнюю губу и сдула их со лба, но это не сработало. Тогда она резко откинула голову назад, но это тоже не помогло. Вздохнув, подруга вытерла ладонь о фартук и убрала непослушные прядки за ухо, после чего сказала:

— Тебе это доставляет наслаждение?

С этими словами она вытянула руку, указывая на кухню, но я понял, что она имела в виду. На мне была уйма работы, и отнюдь не того типа, какую я делал прежде, во всяком случае, в таких объемах. Уже столько лет, что и не упомнишь, мои дни были заполнены охотой на людей или стараниями не стать дичью самому. Я приобрел — ну ладно, украл — миллиарды долларов у богатейших и опаснейших преступников мира. Рейчел не знала, что я наемный убийца, зато знала, что финансово я в полном ажуре. Она и сама стала мультимиллионершей, благодаря связи со мной.

— Мы сейчас могли бы быть в любой точке мира, — произнесла она, — делая все, чего только когда-либо желали.

— Это правда, — согласился я.

— И?..

— Для меня это чудесная передышка, — заявил я подруге.

— Только для ясности: раз ты можешь быть где угодно на планете, делать, что только заблагорассудится, то ты выбираешь вот это?

Окинув взглядом кухню, я снова посмотрел на Рейчел.

— Именно в этот момент времени? Да.

— Угу. И почему бы это?

— Начать хотя бы с того, что всегда хотел провести отпуск с красивой девушкой.

— С красивой, а не шикарной, как я?

— Я имел в виду, с шикарной.

— С шикарной девушкой, как я, которую ты любишь всем сердцем.

— Именно.

— Но?..

— Но я также понял, что не могу сидеть сложа руки.

— Ты обожаешь готовить, — сообразила моя собеседница.

— Я обожаю готовить. Но я не хотел бы готовить для большого ресторана или готовить больше одной трапезы в день. А еще я обожаю работать руками, но не хотел бы хлопотать по хозяйству целый день. А здесь, — я воспроизвел жест Рейчел, — не надо ни слишком много готовить, ни слишком много работать по хозяйству. Я могу тусоваться с тобой, и у нас есть пляж, солнце, песок…

— Но есть и что-то еще?

Я немного помолчал, но потом кивнул:

— Есть и что-то еще.

Мы глядели друг на друга добрую минуту, и наконец моя приятельница сказала:

— Ты скажешь мне сам или придется выбивать это из тебя?

— Мне неловко говорить это вслух, но…

— Но?..

— В этом городке что-то происходит, — промолвил я, — некое таинственное явление. Сила, приходящая и уходящая.

— Сила…

— Уж наверняка ты это почувствовала.

— Боже, Кевин, это же вроде мне положено быть чокнутой!

Я развел руками. Меня подмывало сказать: «Ты и так довольно чокнутая», — но я промолчал.

Подруга поглядела на меня с любопытством:

— Это прямо райский уголок для тебя, раз все эти прожекты закрутились.

— Пока что да.

Кивнув, Рейчел вернулась к загрузке посудомоечной машины.

— Ты многого от меня ждешь, пригласив провести с тобою отпуск, — изрекла она.

Позволив ее реплике повиснуть в воздухе, я принялся вертеть весь этот разговор в голове так и эдак, одновременно надраивая кухонные поверхности. Первые две недели нашего прибрежного отпуска прошли прямо по справочнику для миллионеров, и Рейчел была без ума от пятизвездочных курортов в Вирджинии и Джорджии, лимузинов, шикарных ресторанов, роскошных бассейнов и спа.

Теперь же, задним числом, я сообразил, что она отнюдь не пришла в восторг, когда я выдал идею забуриться в Сент-Олбанс и поглядеть на диковинный пансионатик под названием «Приморье». Но согласилась поехать, и сделала это ради меня. А затем, побыв здесь денек, я обрек ее на работу официантки, которую она не потерпела бы ни при каких других обстоятельствах.

Я раздумывал о комментарии Рейчел и о вопросе, который она мне задала, и понял, что она предпочла бы сейчас быть в сотне других мест. Но, с другой стороны, я не мог не заметить, что с момента нашего приезда сюда ее психическое состояние существенно улучшилось. Казалось, оно изменилось в тот миг, когда мы нашли пацана на муравьиной куче. А может, за минутку до того, когда впервые подверглись воздействию силы…

— Мне даже в голову не пришло узнать, как там этот ребенок, — произнес я.

— Ты о Трейси? — не поняла меня Рейчел.

— Нет, я имел в виду…

— Кстати, где она? Я думал, ее наняли помогать нам с уборкой. А она лишь подавала на стол.

— Бет сказала, что на полный рабочий день она выходит в понедельник.

— Она чуточку жутковатая, ты не находишь?

— Бет или Трейси?

— Обе, — обернулась Рейчел лицом ко мне. — Но эта девица Трейси — даже не знаю. Как робот или типа того.

— В смысле, потому что всегда радостная?

— Именно. Слишком радостная. Знаешь это кино «Степфордские жены»? Она по-степфордски блаженная. И ведь, по сути, это пустопорожнее блаженство как-то распространяется на всех в Сент-Олбанс.

Рейчел не просто попала в самое яблочко, она просто-таки разнесла мишень вдребезги. Я задумался, не имеет ли странное блаженство местных жителей какое-то отношение к испытанным мною странным ощущениям.

— Я это заметил, — согласился я. — Все, кто нам здесь попадался, радостны до такой степени, что кажутся запрограммированными.

— Кроме бандитов, пытавшихся изнасиловать меня в первый вечер.

— Изнасиловать? Они сказали, что просто предлагали тебя подвезти.

— А ты говорил, что ты канцелярская крыса в нацбезопасности.

— Я…

— Вот только больно много знаешь о взрывчатке, компьютерах и спасении людей из плексигласовых тюремных камер.

— А заодно я много знаю о стряпне и уборке. Но, как бы там ни было, эти парни не из Сент-Олбанс.

— Откуда ты знаешь?

— У них на машине были номера Джорджии.

Подруга одарила меня долгим взглядом:

— Канцелярские крысы замечают такие вещи?

— Не сомневаюсь, Трейси просто радовалась, что получила эту работу, — вернулся я к теме нашей помощницы по кухне. — В маленьких городках вроде этого экономическая ситуация довольно стеснительная.

— Это правда, — поддержала меня моя собеседница. — Отчего тот факт, что все в этом городе постоянно пребывают в идиотском блаженстве, выглядит еще более дико.

С этим я спорить не мог, так что сосредоточился на работе. Рейчел последовала моему примеру, и мы продолжали трудиться, пока не сделали все возможное, чтобы в кухне не осталось ни пятнышка. Потом мы поднялись наверх, и подруга вознаградила меня, позволив наблюдать, как она переодевается в бикини.

— У меня есть идея, — заявил я, приподняв брови.

— Даже не думай, ты, похотливый козел! И нечего дуться, сам виноват.

— Я виноват?

— Ничем не могу помочь, раз я растратила всю энергию на роль твоей посудомойки. Так что буду расслабляться на солнышке, покрывая это тело загаром, пока не стану бразильянкой.

— И ты это сможешь, не чувствуя ни капельки сострадания к моему… э-э-э… затруднительному положению?

— Угум. Ах да, и я буду совершенно недоступна сексуально до… — Рейчел посмотрела на часы. — До трех часов. Если не сможешь вытерпеть до той поры, поищи другой способ дать выход своему недовольству.

— Я как раз знаю такой! — улыбнулся я.

— Уй.

— Уй?

— Мужчины. Брр!

Я не понял, что моя приятельница имеет в виду, но когда она направилась на пляж, я надел свои шорты-хаки, схватил «Эпипен» и снова поехал к песчаной дюне, приютившей колонию огненных муравьев.

 

Глава 16

— А у вас все готово для жареного поросенка? — жизнерадостно поинтересовалась Трейси. — Я ни разу не была на жарке поросенка Четвертого июля, ни разу не пробовала жареного поросенка. А вы когда-нибудь уже жарили поросенка или это у вас в первый раз?

— Трейси, — оборвала ее Рейчел. — Заткнись на хер и дай нам поработать!

— Извините, я болтаю, когда волнуюсь.

— Я болтаю, когда волнуюсь, — пропищала моя подруга полным сарказма тонким голоском.

— Ничего страшного, Трейс, — сказал я и схлопотал предостерегающий взгляд от Рейчел.

Был последний понедельник июня, и наша кухня подверглась внезапному нашествию. Мы только-только закончили впервые подавать фуршет, когда перед гостиницей остановился заказной автобус, выгрузивший прямо к нашим дверям двадцать с лишним престарелых гражданок. Едва бросив взгляд на эту толпу, Бет рысцой припустила за порог, чтобы совершить набег за продуктами. Я в это время жарил сосиски в кленовой глазури с яблочными ломтиками, чтобы поумерить их аппетит до ее возвращения. Рейчел во всю прыть выжимала апельсиновый сок, а Трейси перемыла полку бокалов, ожидая, пока моя подружка наполнит соком первый кувшин.

Ах да, и еще Рейчел стала чуток раздражительной.

— Тебе вовсе незачем западать на мисс Сисечку, — проинформировала она меня. — Хоть я тебя и не виню. Она сделала все, что могла, чтобы привлечь твое внимание, разве что не отсосала у тебя.

— Ох ты! — выдохнула Трейси.

— Рейчел, — ответил я, — расслабься. И, Трейси…

— Да, сэр?

— Никаких минетов.

Помощница поглядела на меня без всякого выражения.

— Ну что, лады?

— Я даже не знаю, что это такое, — хихикнула девочка.

— «Я даже не знаю, что это такое»! — передразнила ее Рейчел, хватая апельсин и запуская его Трейси в голову. Пролетев в дюйме от цели, тот продолжал набирать скорость, пока не врезался в боковую стену столовой.

Губы у нашей помощницы задрожали, а глаза наполнились слезами.

Пожилая женщина в столовой вскрикнула.

Не знаю, что заставило Трейси с визгом выбежать через заднюю дверь — может, нож в руке у Рейчел, а может, ее искривившиеся губы или недобрый блеск глаз… Высунув голову через окно подачи, я с улыбкой поинтересовался у гостей:

— И откуда вы к нам?

Одна из дам, начавшая было подниматься со стула, при виде меня остановилась. Остальные тоже были на взводе, но пока не ринулись в бегство. Вставшая женщина осторожно опустилась на место.

— Мы из Валдосты, — поведала ее соседка по столу.

Оглянувшись на Рейчел, я одарил ее неодобрительным взглядом. Она в ответ выставила средний палец. Снова обернувшись к дамам, я продемонстрировал им свою лучшую улыбку и, изо всех сил подделываясь под дружелюбное балагурство местных, сказал:

— Что ж, мы чрезвычайно рады, что вы все с нами нынче, и это факт!

— Вы в этом уверены? — осведомилась еще одна дама, указывая на истекающую соком кляксу от апельсина на стене.

— Извините, надо было вас предупредить, — ответил я. — Это старый сент-олбанский обычай. Вроде церемониальной подачи в бейсбольном матче. Так мы приветствуем вас в «Приморье».

Вся группа поглядела на меня с сомнением, но вознаградила мой бред сивой кобылы легкими, нестройными аплодисментами. Гостья, взявшая на себя труд высказываться за всех, заметила:

— Я уже бывала в Сент-Олбанс, но никто не швырял в меня апельсинами и не верещал на кухне.

— Следовало бы швырять что-нибудь помягче, — вставила другая дама.

— Или хотя бы что-нибудь поопрятнее, — подхватила третья.

— Что ж, это Флорида, как ни крути, — откликнулась еще одна.

— Ничего-то вы не поняли, — возразила женщина, сказавшая про Валдосту. — Они вообще ничего не должны были бросать.

— Ваши закуски на подходе, — доложил я.

Женщина, считавшая, что надо было бросить что-нибудь помягче, внезапно поманила меня к себе:

— Иди сюда, сыночка, я хочу тебе кое-что показать.

Я подошел к ней. Достав свой бумажник, гостья открыла его на фотографии младенца.

— Это моя новорожденная внучка, — с гордостью объявила она. — Ну разве не красавица?

Надеюсь, я поморщился не слишком явно. Она что, издевается? Лично я подумал, что маленькое чмо — вылитая Момс Мэбли. Однако я улыбнулся и произнес:

— Ух ты!

Поцеловав фото, женщина убрала его. Я развернулся и направился обратно в кухню, радуясь, что она не чувствовала себя обязанной показывать мне весь свой выводок. Но не успел я пройти и пары шагов, как увидел другое фото, знакомое мне по объявлениям, развешанным по всему городку.

— Это Либби Вэйл? — полюбопытствовал я, указывая на карточку, которую разглядывала другая дама.

— Я молюсь за нее каждый вечер, — с доброй улыбкой промолвила та.

— А где вы ее взяли?

— Их продают в туристских магазинах на Мейн, возле старого железнодорожного депо. Такая печальная история!

Кивнув, я продолжил путь на кухню.

Несмотря на то что мне не выпало шанса сообщить об этом Трейси, на самом деле я очень основательно подготовился к поджариванию поросенка на Четвертое июля. Пансионат вмещал в себя максимум шесть пар, и именно столько народу забронировали номера за месяцы до нашего с Рейчел появления. Мы рассчитывали на удвоенный завтрак в субботу и воскресенье, а поскольку Четвертое июля выпало в этом году на воскресенье, Бет уговорила меня устроить в воскресный вечер грандиозную жарку свиней на пляже. Мы выставили объявление в окне и продали сотню билетов по сорок баксов каждый. После вычета стоимости продуктов и трудозатрат наша хозяйка должна была преспокойно загрести три штуки чистыми.

Если не считая того, что мы с Рейчел лишились Трейси и вынуждены были счищать со стены апельсиновые ошметки, мы ухитрились накормить пожилых дам из заказного автобуса без инцидентов. Сокращение кухонного комплекта сисек ровно на пару оказало на мою подругу умиротворяющее влияние, но я понимал, что со всей подачей блюд в течение самой оживленной недели года ей не управиться. Ее гнев наверняка обратится на меня, и скорее всего, она будет выступать с ножами вместо апельсинов. Зная, что до конца недели Рейчел придется нелегко, я убедил Бет нанять двух своих подружек выйти в этот день после обеда и проработать все праздничные выходные. Я даже умудрился залучить обратно Трейси, хотя для этого и потребовались извинения со стороны Рейчел.

— Извини, что запустила в тебя апельсином, — буркнула моя приятельница.

— Ничего страшного, — отозвалась девочка.

— И?.. — подсказал я Рейчел.

— И я сожалею, что твои большие жирные сиськи бултыхаются, когда Кевин поблизости, — добавила та.

— Ничего страшного, — повторила Трейси.

Извинение так себе, но девочке была нужна работа.

 

Глава 17

Как и освежевать кошку, поджарить свинью можно множеством способов. Самый распространенный — на вертеле над жаровней. Но поскольку правильный вертел стоит сотни долларов, а на его доставку ушло бы слишком много времени, я, за неимением лучшего, прибег к древнему туземному способу, при котором свинью закапывают и поджаривают горячими камнями.

Искусство приготовления животного целиком было отточено до совершенства контрабандистами в горах Крита, копавшими ямы, разводившими в них костры и нагревавшими большущие камни до белого каления. Потом они крали овцу или козу, бросали ее в яму и засыпали листьями и землей. Эти ямы были так хорошо теплоизолированы, что на этапе приготовления воры могли преспокойно стоять на них босыми ногами в то самое время, когда владелец животного приходил его искать. Подобная стряпня не давала дыма, а запах украденной скотины будто растворялся в воздухе. Часов десять-двенадцать спустя, когда владелец махал рукой на пропажу, похитители откапывали идеально прожаренное мясо и наслаждались пиршеством, а потом закапывали яму вместе с объедками — идеальное преступление.

Отгородив веревками участок позади «Приморья», я потратил в субботу пару часов на рытье ямы, а потом наполнил ее смолистой сосной из Джорджии и местной растопкой. Около двух часов Скобяной Эрл со своими двумя сыновьями подбросил меня на семейном грузовичке, чтобы наворовать камней для стряпни с берега Фернандина-Бич близ государственного парка Форт-Клинч. Точнее, это были не просто камни, а каменный балласт судов XIX века, выброшенный за борт членами экипажей ради облегчения кораблей, чтобы встать на якорь поближе к берегу. Потратив пару часов на блуждания по воде, подъем и переноску камней, мы набрали достаточно, чтобы заполнить яму. А когда уже приступили к погрузке камней в грузовик, произошла престранная штуковина. Ветер, дувший с юга, слегка сместился к востоку, выстудив воздух за долю секунды, и, поглядев на море, я увидел, что на горизонте собирается шторм.

Едва мы успели погрузить еще несколько камней, как ветер уже утюжил берег, вздымая кристаллы песка в воздух и швыряя их во все на своем пути, считая и нас четверых. Заслонив глаза ладонью, я бросил взгляд на море. За спинами у нас ярко сияло солнце, однако небо перед нами было угольно-черным и низко нависало над темным океаном, изборожденным злыми барашками и грозными валами.

Настал тот тревожный момент, когда одна сила природы восстает против другой.

Долгий, низкий, отдаленный рокот послужил нам предупреждением, и с востока на нас налетел очередной ледяной порыв ветра. Меч-трава вокруг согнулась под острым углом. Где-то позади нас грохнула о косяк сетчатая дверь, грозя слететь с петель. Мне еще не доводилось видеть, чтобы такой могучий шторм появлялся из небытия, но вот он, здрасте пожалуйста, набирает силу и катится в нашу сторону!

— Лучше прыгайте в грузовик! — крикнул Эрл, что мы и сделали.

Едва мы успели захлопнуть дверцы, как все демоны ада посрывались с цепей, а ветер поднял самое чудовищное верещание и вой на свете. Он звучал, почти как визгливый детский плач, и я готов поклясться, что разобрал сквернословие как минимум на трех из четырех языков, которыми владею. Вой был настолько громким, что мы зажали уши ладонями, скривившись от боли. Небо вокруг нас потемнело еще сильнее, а дождь обрушился на нашу машину с такой силой, что в десяти футах от окна было уже ничего не видно. Вспомнив о хлипкой сетчатой двери, я поглядел, не сорвалась ли она в полет.

Я не мог разглядеть первый этаж магазина, потому что дождь заливал улицу, вздымая брызги на несколько футов, отчего видимость ухудшалась еще вдвое. Но что-то на крыше зацепило мой взгляд — фигура настолько неуместная и абсурдная, что я не решаюсь даже упомянуть о ней. Просто для ясности: я ни разу не видел ничего подобного ни до, ни после того, и даже не уверен, видел ли тогда. Как я сказал, шторм шел сплошной пеленой и видимость упала практически до нуля.

Выглядела эта фигура, как молодая женщина.

Если уж пускаться в догадки, я бы сказал, что это была девушка подросткового возраста, с длинными черными волосами и глазами, прямо горевшими желтым светом, с вертикальными черными щелями в центре, как у болотной рыси.

Чудненько, я понимаю, что вы подумали, но знаете, что: дальше было и того пуще!

Она смеялась.

Да ладно, знаю. Но это была молодая женщина, стоявшая на крыше, простирая руки в небо, и она как будто глядела прямо на меня и — да, смеялась. Хохотала, или завывала, или причитала… и не знай я, что это не так, то мог бы поклясться, что верещание, которое я приписал ветру, на самом деле исходило от нее! Лады, я выложил вам, что видел, и теперь можете волочь меня в дурку, потому что, когда я моргнул и вытянул шею, чтобы разглядеть эту девушку получше, она исчезла.

Ну да, именно так. Растворилась в воздухе.

Я уже хотел было спросить остальных, видели ли они ее, но…

Но пошел град.

При прежнем моем знакомстве с градом он был вроде мелкой гальки, чуть выросшей, а потом снова ужавшейся до мелкой, когда гроза шла на убыль. Эти грозы были шумными и забавными и порой портили лакокрасочное покрытие чьей-нибудь машины. Грузовик Эрла представлял собой несколько тонн ржавчины, грунтовки, а в нескольких местах и настоящей краски, так что повреждение его покрытию в данном случае явно не грозило.

Но сент-олбанский град оказался совершенно не таким. Он начался с громадных градин величиной с клюкву, стремительно разросшихся до размера мячей для гольфа, лупя по нам так жестко и громко, что напрочь заглушил всякий вой. А может, вой смолк, когда нагрянул град…

Так или иначе, долбежка стояла нескончаемая. Неумолимая. Состояние грузовика Стаута стремительно ухудшалось. Градины сцарапали с него краску и добрались до металлической поверхности, ветровое стекло треснуло в нескольких местах, и по нему зигзагами разбежались во все стороны трещины, а заднему стеклу пришлось еще хуже — многочисленные попадания выглядели на нем точь-в-точь как пулевые отверстия.

Не ограничивая повреждения одними окнами, град неустанно барабанил по капоту грузовика, оставляя на нем вмятины. По звуку над головой я понимал, что крыше приходится того хуже. Грохот града по металлу был настолько мощным, что казалось, будто команда «Блю Мэн Груп» обрабатывает наш грузовик кувалдами во время затянувшейся коды.

— Ни черта себе! — крикнул один из мальчишек, и остальные рассмеялись.

— Как тебе яблочки, дитя города? — загорланил Эрл, хотя, насколько понимаю, до размера яблока град еще не дорос.

— Удивительно, что окна еще целы! — крикнул я.

— Долго они не выдержат, — проорал владелец машины.

И тут — внезапно, как и началось, — все закончилось.

Не считая одного запоздалого грохота, когда что-то свалилось с небес прямо в кузов грузовика с такой силой, что его колеса содрогнулись, а шины промялись.

— Что за херня?! — гаркнул Эрл.

Внезапно наступившая тишина была такой диковинной, что мы все с минуту просто сидели, не двигаясь и не произнося ни слова. Потом поглядели за окна, а после этого — друг на друга. Мы прошли через это, чем бы оно ни было, и нам, всем четверым, будет о чем рассказывать до скончания наших дней.

— Пока не выходите, — предупредил Стаут-старший. — Это последняя штуковина может оказаться не последней.

— Это была не градина, — подхватил я.

— А что ж тогда?

Я поразмышлял с минуту:

— Может, метеорит или обломок космического спутника, грохнувшийся на землю.

— Посреди грозы с градом?

— Вероятнее всего. Конечно, мы всегда можем выбраться из кабины и поглядеть…

— Тогда ты первый, — отозвался Эрл.

И мы расхохотались. Солнце снова выглянуло, и я выбрался из грузовика, а остальные полезли за мной. Потом мы поглядели в кузов — что же там наделало столько шума.

Это был не метеорит.

И не обломок космического спутника.

А пушечное ядро.

— Кто-то стрелял по нам из пушки? — вопросил я.

— Кто его знает! — ответил один из ребятишек Эрла. — Местечко-то в прошлом пиратское… Уйма народу считает себя пиратами.

— Может, его просто подхватило штормом, малость пронесло, а потом выронило в мой грузовик, когда ветер стих, — предположил его отец.

— С виду древнее, — заметил я.

Взяв у меня ядро, старший Стаут внимательно его осмотрел, после чего снял бейсболку и почесал в затылке.

— Ну, здесь оно может чего-нибудь стоить, — сказал он задумчиво и положил его на пол грузовика.

Мы заканчивали погрузку балластных камней в кузов, беседуя о грозе и сравнивая ее со всем остальным, что пережили со стороны природы.

На следующий день, в четыре утра, я развел в яме громадный костер и прожаривал камни больше двух часов, а потом Эрл с сыновьями помогли мне завернуть основную часть свиной туши в фольгу и донести ее до ямы. Вытащив парочку камней помельче, лежавших в центре, мы сунули их внутрь туши, чтобы та пропеклась как можно более равномерно. От раскаленных камней столбом повалил дым и послышалось шкворчание, когда они обожгли свинью изнутри. Мы завернули в фольгу оставшуюся часть туши, бережно уложили ее в яму и накрыли банановыми листьями и раскаленными камнями. Затем я убрал веревки, обозначавшие границы «кухонной» зоны, и граблями нагреб на яму сверху пару футов песка. Когда мы закончили, никто бы нипочем не догадался, где жарится свинья, не зная этого наверняка.

Удовлетворившись плодами трудов своих, мы с Эрлом и мальчиками зашли в дом, и я накормил их кашей с креветками и булочками с деревенским окороком под красным соусом. Так мы и сидели, болтая о шторме и попивая кофе.

В какой-то момент я спросил их, видели ли они что-нибудь на крыше магазина.

— Типа чего? — поинтересовался Стаут-старший.

— Не знаю, я просто там что-то видел.

— Типа пушки? — подкинул один из сыновей Эрла.

Мы все рассмеялись, и я сменил тему.

Спустившаяся Бет начала наводить порядок перед грандиозным завтраком Четвертого июля, и я встал, чтобы помочь ей. Мужчины ушли. Работать вдвоем было очень уютно. Мы почти не разговаривали, да и не чувствовали особой нужды в этом.

По моим прикидкам, на доведение свинины до идеального состояния, чтобы мясо отваливалось от костей, требовалось часов одиннадцать, а значит, обед должен был приготовиться где-то к шести. А до той поры наши гости могут наслаждаться пляжем, игрой в гольф или пробежкой по магазинам соседнего Фернандина-Бич. Рейчел и Трейси будут подавать напитки избравшим пляж, для остальных Бет возьмет на себя челночные перевозки, а я заступлю на весь день на вахту по приготовлению еды и напитков. Свиной пир завершится к восьми тридцати, и тогда мы перебросим дюжину наших постояльцев на большое шоу фейерверков над гаванью Фернандина-Бич. В общем, это Четвертое июля станет достойным воспоминанием.

Во всяком случае, так я планировал.

К сожалению, ничего этого не произошло.

За исключением достопамятности.

 

Глава 18

Д’Оги в эту пару недель пришлось солоно.

Сперва он чуть не помер на песчаной дюне, кишащей огненными муравьями. Потом его спас Донован Крид, которого Д’Оги как раз пытался убить, и весть, что Крид со своей девицей раздели его догола во время спасения, отнюдь не умерила мук пострадавшего. И конечно же, Крид украл его драгоценный нож — единственный подарок, полученный Д’Оги от отца.

Потом Рейчел поведала ему, что ее приятель поступил на должность смотрителя в пансионате «Приморье», где планирует избавить чердак от нашествия белок. Так что Д’Оги улизнул из больницы и спрятался на чердаке гостиницы в надежде застать Крида врасплох. Но в итоге врасплох это застало самого Д’Оги, сломавшего руку и ногу в результате нападения озлобленных чердачных змей и голодных белок.

Мало того что пришлось тащить свое изломанное тело четверть мили до автомобиля, так потом еще потребовались сверхчеловеческие усилия, чтобы одолеть сорокаминутную поездку до мемориальной больницы Джексона, где бригада медиков вправила его переломанные кости и вновь обработала саднящие укусы огненных муравьев.

В ходе этого лечения Д’Оги испытал аллергическую реакцию на один из введенных антибиотиков, едва не померев сызнова. Больше недели он провел в полубессознательном состоянии, пока его обдалбливали стероидами и обезболивающими. Мало-помалу его привели в норму, если можно так назвать руку и ногу в гипсе. А хуже всего было то, что обе шины оказались на правой стороне, поэтому о том, чтобы вести машину, Д’Оги нечего было и думать.

Но парень был преисполнен решимости и четко нацелен на убийство Крида. За два года он преодолел более тысячи миль, чтобы добраться до человека, убившего его отца, и опускать руки из-за какого-то гипса отнюдь не собирался.

Он взял такси от больницы до одного из мотелей аэропорта. У него были мысли остановиться в «Амелия-Айленд Резорт» или «Фернандина-Бич», но была суббота, третье июля, и на всем острове не нашлось ни одного свободного номера. Позже, на другом такси, молодой человек съездил в «Уолмарт», где купил складной нож, точильный камень, кое-чего из еды и несколько бутылок воды. Изрядную часть ночи он потратил, доводя лезвие ножа до бритвенной остроты, а на следующее утро, сложив свои припасы в наплечную сумку, поймал такси до Сент-Олбанс и велел водителю высадить себя в двух кварталах к югу от пансионата «Приморье». Шофер так и сделал, и Д’Оги, дав ему полтинник, сказал, что обратно его подбросит друг.

Гипс на руке доставлял парню больше неудобства, чем реальных проблем. Вообще-то его даже можно было считать преимуществом, поскольку удерживающую руку перевязь можно было использовать, как тайник для ножа. Но вот с ногой в гипсе передвигаться оказалось затруднительно. Монолит простирался от лодыжки до верха бедра, вынуждая Д’Оги разворачиваться в сторону при каждом шаге правой ногой. Да еще правая стопа была босой, потому что конструкция шины мешала надеть обувь. Наверное, парень мог бы надеть какой-нибудь гигантский носок, но ничего подобного у него под рукой как-то не случилось, а купить он не догадался.

Теперь, стоя на улице и глядя вслед отъезжающему такси, Д’Оги пожалел, что не додумался купить дюжину таких носков. Эта мысль пришла ему в голову, когда он сообразил, что стоит на горящем окурке. Вскрикнув, Д’Оги оторвал босую стопу от тротуара в надежде избавиться от боли. Но гипс на ноге заставил его накрениться вперед. Чтобы не дать себе упасть ничком, пришлось поставить загипсованную ногу обратно на тротуар. И хотя теперь дымящийся окурок оказался в нескольких дюймах от подошвы, раскалившийся от полуденного солнца тротуар тоже обжигал ее, а рана, только что полученная от сигареты, еще усиливала эту боль. Д’Оги снова вскрикнул, снова поднял ногу, развернулся в сторону и в очередной раз был вынужден поставить загипсованную ногу на тротуар, чтобы удержать равновесие. К несчастью, этот шаг обжег истерзанную подошву еще больше, и Д’Оги взвизгнул скрипучим голосом. И опять он поднял правую ногу, опять развернулся в сторону, опять чуть не упал, поставив ее на землю, опять вскрикнул — и так этот процесс повторялся снова и снова, будто по дороге шел какой-нибудь статист из «Ночи живых мертвецов».

Д’Оги ухитрился осуществить нечто такое, чего вовсе не намеревался делать. Доктор сказал, чтобы он ни в коем случае не пытался идти вперед, не развернув сперва загипсованную ногу в сторону. Иначе верх шины врежется ему в левое бедро, оставив болезненные ссадины.

Насчет боли врач был прав. Д’Оги чувствовал, как гипс впивается в кожу в верхней части левого бедра. До сих пор, хотя он одолел за сорок секунд всего лишь футов пять, молодой человек вскрикивал при каждом шаге правой ногой. Теперь он уже вскрикивал и при каждом шаге левой. Он понимал, что наверняка выглядит, как полный отморозок, подпрыгивая, разворачиваясь, вскрикивая и раздирая собственную кожу — при том еще и выписывая круги на месте.

Мало-помалу голова у него пошла кругом, и он рухнул лицом в тротуар. Хорошая новость заключалась в том, что его рука приняла на себя почти весь удар, а правую подошву наконец перестало жечь. А плохая — в том, что его падение прервала как раз та рука, которую он давеча сломал. И вдобавок Д’Оги рассек лоб и вроде бы сломал нос.

— Ать-твою-мать! — возопил он к небесам.

Юноша, занимавшийся любовью с матерью своего друга, зрелой женщиной, на съемной квартирке в двадцати метрах от этого места, услышал вопль, раздавшийся как будто бы за самым окном. Шандарахнувшись, он подскочил и бросился к окну, поглядел во двор, но ничего не увидел.

— Что стряслось? — спросила женщина.

— Кто-то за нами следит.

— Что за нелепость!

— Серьезно. Кто-то только что сказал, что я пялю его мать, а раз ты мать…

— Травка довела тебя до паранойи, — возразила женщина. — Возвращайся в постель.

А Д’Оги лежал на улице, истекая кровью. Ему хотелось кричать, но для этого он был слишком зол. И снова выкрикнул те же слова, на этот раз громче: «Ать-твою-мать!» — и ему показалось, будто он услышал где-то в стороне юношеский голос: «Джейсон? Это ты?»

Д’Оги приподнял голову, прислушиваясь, но больше ничего не услышал. Он лежал на улице, пытаясь представить, что может быть хуже того, что с ним уже случилось. Неожиданно ему пришел в голову такой вариант: а если бы по дороге несся грузовик прямо на него, не желая сбрасывать скорость?

Потому что именно это и происходило.

Д’Оги перекатился на бок и заорал, потом повернулся на спину и заорал, потом на другой бок и заорал, потом на живот и заорал, и так повторялось, пока он не откатился с дороги грузовика — и как раз вовремя. Подняв здоровую руку, парень выставил средний палец и чертыхнулся. Орал он при перекатывании по двум причинам: во-первых, как оказалось, при недавнем падении на мостовую он снова сломал руку, хотя сразу этого и не понял. А во-вторых, что было еще хуже, несколько раз вонзил себе в грудь нож, который припрятал в перевязи.

Тот самый, который точил всю ночь.

Юноша в съемной квартирке был вне себя:

— Ты разве не слышала? Похоже, твой сын кричал на меня!

— Джейсон в Джексонвилле с отцом, — пыталась успокоить его женщина. — Слушай, ты слишком взвинчен. Я сделаю нечто особенное, чтобы помочь тебе расслабиться. Просто ляг и закрой глаза…

За окном Д’Оги лежал на обочине, истекая кровью, и несколько минут пытался составить план нападения. В конце концов он пришел к заключению, что лучше всего подойти к парадному входу в «Приморье» и высмотреть Крида. Песок будет обжигать его босую подошву, но не так сильно, как раскаленная мостовая. Как-нибудь вытерпит. Оказавшись в пансионате, он попросит Донована помочь остановить кровь и пырнет его ножом при первом же удобном случае. И пошлет его прямиком в ад.

Как только встанет на ноги.

Что, как внезапно выяснилось, сделать было совершенно невозможно.

— Суесосина! — взревел он в небеса. — Чертова суесосина!

Зрелая женщина расслышала это слово оба раза. Подняв голову, она поглядела на своего молоденького любовника. Глаза его были закрыты, и он ухмылялся от уха до уха.

— Ах ты, маленький ублюдок! — заверещала дама. — Думаешь, это смешно? Вы со своим дружком, прячущимся в кустах, вздумали насмехаться надо мною? Проваливай отсюда! Пулей! — Она подбежала к окну. — Эй, жопа в кустах, выметайся на хрен с моей территории или я вызываю копов!

Вынув нож из перевязи, Д’Оги зажал его в левой руке и покатился по песку через заросли морского овса к пансионату, ломая голову, как такое возможно: в этих местах, отсюда до Фернандина-Бич, проживает добрый десяток тысяч человек — и нет ни единой души в пределах видимости, чтобы помочь ему подняться на ноги! Хуже того, какая-то дамочка только что наорала на него, пригрозив вызвать легавых! Нехватка сострадания в Сент-Олбанс просто-таки ошеломила Д’Оги. Он услышал, как юноша крикнул:

— А чего я такого сделал?!

— Проваливай! — снова заверещала дамочка.

Голос ее звучал отнюдь не дружелюбно, но Д’Оги выбирать не приходилось. Он нуждался в помощи.

— Помогите мне! — крикнул он.

— Помочь тебе? Разумеется, я тебе помогу! — отозвалась разгневанная женщина. — Вот только достану свой дробовик… Если еще будешь валяться в кустах, когда я вернусь, то я снесу тебе задницу к чертям собачьим!

Чертыхнувшись, Д’Оги покатился дальше. Продвинуться таким образом два квартала до гостиницы оказалось делом долгим, жарким и изнурительным. Песок коркой облеплял порезы у него на лбу и набивался в сломанный нос. Задержав дыхание, Д’Оги попытался высморкаться, и уже делая это, вспомнил, как смотрел однажды боксерский поединок по телику, и там секундант одного из бойцов сказал ему, чтобы тот ни в коем случае не пытался сморкаться со сломанным носом.

«Но почему этого нельзя? — пытался припомнить Д’Оги. — Ах да! Потому что тот распухнет и будет болеть в десять раз хуже!»

Секундант оказался прав.

Д’Оги продолжал катиться, рассчитывая добраться до входа в пансионат и с помощью воротного столба перевести себя в вертикальное положение. Но до ворот было еще полтора квартала, а молодого человека терзали сильные боли, потеря крови и головокружение. Мысли его начали путаться, и он застрял посреди песчаных дюн. Прервав на минутку движение, попытался припомнить, с чего бы это лежать на песчаной дюне может быть так уж плохо.

Огненные муравьи освежили его воспоминания. Десять или двенадцать штук попали к нему под рубашку и принялись жалить его в загривок. Д’Оги не мог позволить им созвать полчища своих сородичей, как в прошлый раз, и возобновил свое перекатывание. И хотя песок дюн, рыхлый и сыпучий, замедлял продвижение, парень компенсировал это, трудясь еще более усердно.

Десять минут спустя он оказался перед пансионатом, как и планировал, только в стороне от главного входа. Оторвавшись от последней песчаной дюны, Д’Оги выкатился на утрамбованный песок позади гостиницы. Теперь он лежал футах в тридцати от дощатых мостков, напротив самой их серединки. С этой наблюдательной позиции парень оценил расстояние от пляжа до гостиницы футов в сто пятьдесят. С обеих сторон от мостков были видны ступеньки. Восемь ступенек с левой стороны поднимались к пансионату, и сколько-то там ступенек справа спускались к пляжу. Мостки были приподняты на два фута над песком, и с обеих сторон имелись подступы к ним, по три ступеньки каждый. А чуть дальше на пляже были люди. Д’Оги не видел их, и они не видели его, но зато он слышал, как они смеются, играя во что-то. А еще он слышал, как Рейчел орет Криду, чтобы тот приготовил еще четыре «Кашенки» — Д’Оги было известно, что это какое-то пойло. Повернув голову, он увидел миссис Кейс стоящей на мостках футах в двадцати левее его. Она приложила ладони рупором ко рту, сосредоточив внимание на гостинице, и не заметила, что неподалеку на песке лежит знакомый ей парень.

Д’Оги хотел было позвать ее, чтобы она подняла его и помогла ему добраться до кухни, но, услышав, как Крид кричит в ответ, что принесет напитки через минуту, придумал план получше, вспомнив фильм «Иеремия Джонсон» с Робертом Редфордом в главной роли, где индеец зарылся в сугроб, а потом выскочил из-под снега и напал на Роберта Редфорда. В кино это не сработало, но с другой стороны, у Редфорда в руках была винтовка, а у Крида будет поднос с экзотическими напитками. Д’Оги просто подкатится на пару футов ближе по этому рыхлому песку, по которому только что прошлись граблями, закопается в него на фут-другой, а когда Донован будет проходить мимо, выпрыгнет и с помощью края мостков поднимется на ноги. А потом налетит на Крида сзади из-под мостков и перережет ему сухожилие на лодыжке. Крик Крида потонет в пляжном гомоне, а когда он упадет, Д’Оги перережет ему горло и скроется.

Д’Оги хранил полнейшую неподвижность, пока Рейчел не скрылась, спустившись по ступенькам на пляж. Потом он перекатился на участок, прочесанный граблями, сунул нож в перевязь и начал выгребать из-под себя песок левой рукой. Это оказалось легче, чем он ожидал. Не прошло и пары минут, как мужчина откопал выемку с фут глубиной, опустился в нее, перевернулся на спину и принялся нагребать на себя песок, выкопанный из ямки.

Через минуту-другую Д’Оги сообразил, что это дело не выгорит. Имея только одну свободную руку и ногу, он не сможет нагрести на себя достаточно песка, чтобы избежать обнаружения.

Надо просто выкатиться из ямы, добраться до мостков, подняться и перехватить Крида спереди. Тот, вероятно, будет ошарашен при виде ковыляющего, покрытого окровавленным песком Д’Оги, но ни за что не будет ожидать нападения. Так что элемента внезапности вкупе с тем фактом, что руки у Крида будут заняты подносом с напитками, будет довольно, чтобы склонить чашу весов схватки в пользу Д’Оги. Поэтому именно так он и поступит.

Как только измыслит способ выбраться из собственноручно вырытой ямы.

Что внезапно оказалось совершенно невыполнимым.

Хуже того, его спину вдруг невесть с чего адски припекло.

 

Глава 19

Я был один в кухне, когда услышал, как Рейчел с мостков прокричала заказ на коктейли. Чуть раньше я уже подал нашим гостям парочку «Кашенок» и знал, что их будут заказывать весь день.

«Кашенка» — модный коктейль, изобретенный в Париже лет двадцать назад и названный в честь красивой польской танцовщицы кабаре, работавшей рядом с отелем «Ритц». Он готовится из давленой клубники, пудры из белого сахара и польской водки и подается в высоких стаканах, наполненных дробленым льдом.

Я решил, что раз Рейчел выкрикнула заказ вместо того, чтобы послать за ним на кухню Трейси, то обе девушки, очевидно, нужны на пляже, чтобы прислуживать нашим взыскательным гостям. И тут же столкнулся с проблемой отсутствия подносов. Заглянув под мойку, в комод и даже в чулан для швабр, я не нашел ничего подходящего для подачи напитков. Может, гости не будут против, если я просто воспользуюсь обеденным блюдом…

Я только-только начал чистить клубнику, когда вспомнил о корзинке для пикника, с которой Бет ходила к своему хворому другу. Корзинка, набитая яблоками, находилась на стойке. Вынув яблоки, я перевернул корзинку кверху дном, чтобы убедиться, что она чистая, и заметил на дне какие-то царапины. В них было нечто необычное: их рисунок казался не хаотичным, а скорее, как бы сделанным специально. Я поднес корзинку ближе к задней двери, где было посветлее, и сообразил, что вижу вовсе не царапины, а две явных римских цифры. Потерев подушечкой большого пальца по переплетающимся прутьям в районе царапин, я ощутил что-то острое и, раздвинув прутья, обнаружил, что туда что-то всажено.

И именно в этот миг я услышал человеческий вопль и склонил голову к плечу, прислушиваясь. Крик напоминал боевой клич армии южан, только он был громче и куда более душераздирающим.

Выронив корзинку, я вылетел из дверей и, пробежав футов двадцать по мосткам, обнаружил человека, лежащего в свиной яме. Перемахнув через перила, я бросился к нему, вытащил его оттуда и перевернул. Рука и нога у этого парня были в гипсе, а на его рубашке сзади красовались подпалины. Еще минут пять, и этот тип сгорел бы заживо. Я повернул его на бок и секунд десять пытался нащупать его пульс.

Парень явно страдал от сильнейших болей, но было ясно, что жить он будет. Наверное, шрамы от ожогов на спине у него останутся навсегда, а то и не обойтись без пересадки. На лице и в волосах у него была запекшаяся кровь вперемешку с песком, и в его чертах мне показалось что-то знакомое. Во взгляде молодого человека застыла дикая боль, и он все цеплялся за свою перевязь. Оглядевшись в поисках помощи, я обнаружил, что крика, кроме меня, никто не слышал, и как я вытащил парня из ямы тоже никто не заметил.

— Не шевелитесь, — сказал я этому несчастному. — Я сейчас вернусь.

Сбегав на кухню, я схватил свой мобильник, набрал «911» и изложил ситуацию, после чего схватил четыре бутылки воды из холодильника и рулон бумажных полотенец, и побежал обратно к обожженному пострадавшему, пытавшемуся укатиться в сторону песчаных дюн. Остановив парня, я перевернул его на живот и начал поливать ему спину водой, решив не снимать с него рубашку, чтобы случайно не снять вместе с нею и кожу. Вылив ему на спину две бутылки воды, перевернул его на бок и, открыв третью бутылку, полил его лицо и волосы. Затем дал ему сделать несколько глотков из последней бутылки, а остальную воду использовал, чтобы увлажнить часть полотенец. Этими полотенцами я протер ему лицо, и хотя его сломанный нос на минуту сбил меня с толку, я наконец признал в нем пацана, которого мы с Рейчел пару недель назад стащили с песчаной дюны.

Только на этот раз у него была сломана рука, а кроме того, наложен гипс на всю ногу. Сам он снова принялся копаться в своей перевязи, вопя что-то невразумительное. А потом вдруг оставил то, что пытался учинить со своей сломанной рукой, и вместо этого вцепился мне в глотку.

Я видел, что пацан пытается задушить меня, однако он был настолько слаб, что не раздавил бы и виноградины. Но это как будто бы было очень важно для него, так что я позволил ему продолжать. И пока он был занят, мысли мои обратились к теме компенсации ущерба. Если он вздумает подать на Бет в суд, она лишится всего. Но станет ли он подавать иск? Ну конечно, станет, ведь это же так по-американски!

«Может, я смогу откупиться от него», — подумал я. То, что он может надеяться выгадать от иска на Бет, для меня — жалкие гроши. Так что с этой стороны у нас все путем. Я возьму на себя его больничные счета и заплачу ему вдвое против того, что он захочет стрясти с хозяйки пансионата.

Устранив с пути эту закавыку, я переключился на свиное жаркое. Через пару-тройку часов сотня платных гостей явится за свининой. Удастся ли мне спасти обед? Оглядевшись, я заметил тут и там пару-тройку человек, но никто из них не обращал на нас внимания, так что я запросто мог зарыть яму снова. И незачем кому-либо знать, что парнишка обжегся именно в ней.

Если только он кому-нибудь не скажет.

Поглядев на него, я задумался, не лучше ли его просто прикончить. В том смысле, что этим я, скорее, оказал бы ему любезность, ведь этот пацан просто-таки притягивает неприятности на свою голову. Он бы и сам давно помер, если б я прекратил его спасать.

Впрочем, нет, было бы неправильно убивать человека только ради спасения свиного жаркого. И вообще, этот парень и не догадывался, что ему подсунули такую свинью, запекающуюся у него под задницей. Может, позже он и раскумекает, но я куплю его молчание, прежде чем он растрезвонит об этом. В таком случае, пожалуй, я все-таки сумею уберечь обед.

Вот только бригада «Скорой» будет на месте через считаные мгновения и начнет задавать вопросы об ожогах у него на спине. Может, по-быстрому развести костер и сделать вид, что он упал в него? Нет. Надежная легенда нуждается в планировании.

Придется просто отменить свиное жаркое.

Покончив с этим решением, я тут же задался сразу несколькими вопросами о пацане. Типа, почему он пытается задушить меня? И почему он здесь? Как он сломал нос, руку и ногу? Что он делал на куче огненных муравьев с большущим ножиком?

На минутку я задумался о ноже — как тот выпал из кармана его штанов, когда «Скорая» приехала за ним в прошлый раз. Сунув руку в его перевязь, я нашел под его сломанной рукой почти такой же нож.

И начал подумывать, что пацан пытается меня пришить.

При мысли о его переломах я прикинул, не мог ли он получить их, провалившись сквозь фанерный чердачный люк.

«Возможно, прикончить этого пацана все-таки хорошая мысль», — подумал я.

Но тут послышалась сирена «Скорой помощи», сворачивающей в нашу сторону. Забежав на кухню, я спрятал нож и вышел на крыльцо, чтобы дать им отмашку.

 

Глава 20

Бригада «Скорой» уведомила Департамент здравоохранения о яме со свиным жарким, чтобы мы ни в коем случае не подали гостям свинину, которая может быть заражена. Это нелепое утверждение заставило меня задуматься, как страна вообще докатилась до такого разнюнившегося состояния. В смысле, парнишка обжег свою спину о раскаленный песок почти в двенадцати дюймах над камнями, запекающими свинину. К мясу он даже не притрагивался, так с чего ж весь сыр-бор?

Департамент здравоохранения связался с Обществом защиты животных, но поскольку его члены были заняты — стояли на платформе в Фернандина-Бич на параде в честь Четвертого июля, — нам пришлось ждать, пока их не наградят. Они заняли третье место, если кого волнует.

В конце концов явились и они, и конфисковали свинью, из чего следовало, что у меня есть все для свиного жаркого, кроме свинины. Когда бригада «Скорой помощи» умчала пацана в больницу, я совершил набег на ближайший «Винн-Дикси», купив четыре больших окорока, нарезанных по спирали, и несколько фунтов бекона. Назвать это жареной свиньей было бы затруднительно, но я мог поджарить окорок в сале, вытопленном из бекона, и все равно устроить нашим постояльцам незабываемую трапезу.

— И сколько у нас останется после предложенного вами полного возмещения? — поинтересовалась Бет.

Мы были на кухне. Оставалось полчаса до полуночи этого долгого, жаркого дня, и я был выжат как лимон. Все остальные, впрочем, тоже.

— Как ни странно, мы уберегли все, — ответил я.

— Скидка в десять долларов с объявленной цены помогла, — добавила Рейчел.

— Спасибо, ребята, — кивнула миссис Дэниелс. — Вы оба сегодня были великолепны. — Она поглядела на меня. — Нет вестей насчет паренька, которого увезли в больницу?

Рейчел неожиданно удивила меня сообщением:

— Его зовут Д’Оги.

— Догги? — не понял я.

— Ага. Только пишется не так, — кивнула моя подруга. — В общем, я поговорила с доктором. Говорит, он поправится. Пересадка и всякое такое ему не понадобится.

— Вы разобрались, что он делал в вашем кострище? — спросила Бет.

— Ни малейшего понятия, — сказал я.

Прикрыв рот ладонью, хозяйка гостиницы попыталась подавить зевок, но не преуспела в этом и пустила его на самотек, не извинившись.

— Ладно, я уже готова, — произнесла она. — Люблю вас, ребята.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи и выждали несколько минут, пока Бет устроится у себя в спальне и закроет дверь своей ванной. Услышав журчание воды в ее раковине, я вручил Рейчел корзину для пикника и велел перевернуть ее.

— Видишь что-нибудь необычное? — осведомился я.

— Я и правда устала, Кевин. — Вернув мне корзину, подруга направилась к лестнице.

— Рейчел! — окликнул я ее. — Это важно.

Остановившись, она нахмурилась:

— А до завтра это не обождет?

— Десять секунд, клянусь!

— Такого долгого дня я и не упомню. Ненавижу прислуживать. Я устала. Я хочу в постель.

Я приложил палец к губам, давая приятельнице знак понизить голос, и прошептал:

— Ты ведь хотела знать, что творится с Бет, верно? Почему она ведет себя так чудно́?

Глаза Рейчел загорелись, и она подошла ко мне.

— У нее есть парень? И что, они ходили на пикник? — Она склонила голову к плечу, сопоставляя все, что ей было известно о Бет, и расплылась в широкой ухмылке. — О боже мой! Мисс Жопка-Торчком трахается с каким-то местным мужланом на природе, выдавая его за больного друга! И кто это, кто-нибудь из наших знакомых?

Я был просто изумлен работой интеллекта этой женщины и знаком призвал ее следовать за мною обратно в кухню. Снова дав ей корзинку для пикника, я указал на то, что сперва принял за случайные царапины.

— Приглядись к этим царапинам повнимательней, — велел я, — и скажи мне, что видишь.

Рейчел одарила меня скептическим взглядом, но все-таки с прищуром вгляделась в отметины:

— Это просто куча… погоди-ка, смахивает на римские цифры. Пятьдесят пять, правильно?

— Смахивает на то.

— Возлюбленному Бет пятьдесят пять лет?

— Может, она трахнулась пятьдесят пять раз и захотела отметить веху, — улыбнулся я.

— Что за вздор!

— Согласен.

— Жопа ты, — нахмурилась Рейчел.

Я приподнял брови.

— Вот стоишь тут, — продолжала моя собеседница, — позволяя мне балаболить и балаболить, а сам ничего мне не говоришь. Ты же знаешь, что я устала, и специально мурыжишь меня…

— Позволь мне перейти к сути, — кивнул я. — Я не думаю, что это римские цифры. Скорее, это буквы «L» и «V».

— Ты так считаешь?

— Ага.

— Но почему это не должно быть мне до лампочки?

— Это инициалы.

На мгновение задумавшись, моя подружка предположила:

— Возлюбленного Бет?

— Если да, найти его должно быть легко, — заметил я. — Не слишком много в округе людей с фамилией, начинающейся на «V».

— Но ты не думаешь, что это ее возлюбленный, — внимательно уставилась на меня Рейчел.

— Нетушки.

— Потому что…

— Потому что эти инициалы нацарапаны женщиной.

— Хм, только не психуй, когда я скажу, но Бет — женщина, — сказала моя приятельница и, увидев, что я ухмыляюсь, добавила: — Погоди. Откуда ты знаешь, что эти пометки сделала женщина?

— Они сделаны ногтем.

— И что, у мужчин нет ногтей?

— Позволь продолжить. Это корзина для пикников Бет. Если б она помечала ее сама, то воспользовалась бы израсходованной ручкой, ножом или другим острым предметом.

— И взяла бы собственные инициалы.

— Именно.

— Так, может, ее трахает приятель с инициалами Л.В.? Они идут на пикник, расстилают большое одеяло, едят чего-то там, и вдруг он прям весь на ней. Она вся такая: «О, Эл-Вэ! Эл-Вэ!» Они занимаются диким обезьяньим сексом прямо посреди дня в каком-нибудь пустынном уголке, забившись за песчаную дюну. Это их особое место. А после лежат на одеяле совсем вымотанные, и наша маленькая ханжа Бет вся из себя в восторге, потому что уже давненько этим не занималась. И, собравшись с силами, нацарапывает его инициалы на корзине…

Я поглядел на подругу, как мне доводится частенько, с безмерным изумлением:

— И почему это во всех твоих предположениях задействован секс?

— А почему в твоих его нет?

Тут она меня подловила. Я решил двигать дальше:

— Давай сформулируем это по-другому.

— Ты все еще не доказал, что эти знаки сделала женщина, — пожала плечами Рейчел.

— Я как раз к этому подхожу.

— Ты просто нагнетаешь напряжение. Как какой-нибудь детектив в дурацком кино.

— Это моя единственная возможность.

— Когда ты сегодня уснешь, я, может, приклею твою елду суперклеем к твоему же животу.

Теперь я поглядел на эту даму, как мне тоже доводится очень часто, с безмерным ужасом. И отдал ей крохотный острый обломок, который сунул в карман как раз перед тем, как пацан обжег спину в моем кострище. Поглядев на него, Рейчел наморщила нос и, перевернув ладонь, выронила его на кухонную стойку.

— Это омерзительно! — воскликнула она.

— Но ты признаешь, что это женский ноготь?

— Но не ноготь Бет.

— Правильно, не Бет. Но женский. И предположим, что эта женщина царапала свои инициалы на дне корзины и вынуждена была пустить в ход ноготь, потому что у нее не было в распоряжении ни ручки, ни ножа, ни какого-нибудь другого острого предмета.

— Типа, она заключенная?

— В точности, как заключенная, только у нее северный акцент.

— Северный акцент?

— Угу.

— И все это ты определил по ее ногтю?

Я улыбнулся, упиваясь моментом.

Вдруг Рейчел пересекла кухню по направлению к шкафчику со всякой всячиной. Пальцем отодвинув несколько предметов, она в конце концов извлекла миниатюрный тюбик и показала его мне, держа его большим и указательным пальцами, чтобы мне было лучше видно.

Суперклей.

— Я устала, Кевин, — вздохнула моя подружка. — Просто скажи, как есть. Кто, по-твоему, нацарапал эти буквы на корзине Бет для пикников?

— Либби Вэйл.

 

Глава 21

За час до рассвета нас разбудил долгий, низкий рокот. Помня, что случилось в последний раз, когда я слышал этот звук, я выскочил из кровати и выглянул в окно, гадая, не направляется ли в нашу сторону очередная гроза с градом. К счастью, за окном царила тишь да гладь, и только вдали небо озарялось призрачными зарницами.

— Ты как? — поинтересовался я у Рейчел.

— Я устала, — пробормотала та. — Иди спать дальше.

— Откуда ты узнала имя пацана?

— Какого пацана? — сонным голосом пролепетала моя подруга.

Я возвысил голос до нормального разговорного тона:

— Пацана, погоревшего вчера в свиной яме, огненно-муравьиного пацана.

Рейчел мгновение полежала неподвижно, а потом зевнула:

— Я заходила проведать его в больницу.

— Когда?

— Наутро после той штуки с огненными муравьями.

Дыхание у нее снова стало ровным, а я подумал о том утре и о том, как отправился на долгую пробежку. Вспомнил, как вернулся в гостиницу и как Бет упомянула, что моя спутница уехала куда-то на машине. Так что все сходится. Но Рейчел отправилась повидать пацана до того, как я согласился помогать Бет в «Приморье». Откуда следует, что на этом рассказ не заканчивается.

— Но ты виделась с ним и еще, — сказал я своей приятельнице.

Она мгновение поколебалась, а потом со вздохом приподнялась на локте:

— Это действительно настолько важно, что надо говорить об этом прямо сейчас?

— Смотря что ты ответишь на мой последний вопрос.

Рейчел на минутку задумалась.

— Виделась ли я с ним снова? Да. А что, ты думаешь, я вожу тебя за нос?

— Нет, — ответил я, но ее реплика заставила меня на миг задуматься над такой возможностью. Эта женщина — существо сексуальное, и хотя я ни на миг не усомнюсь в ее способности к надувательству, не думаю, что тот пацан физически способен принять в нем участие. Опять же, она казалась ужасно жизнерадостной.

— Тогда что, — предположила Рейчел, — думаешь, он держит эту девицу где-то в плену?

— Нет, я думаю, это совсем другая история.

— Какая же?

— Когда ты виделась с ним во второй раз, ты, случаем, не упоминала, что я взялся за работу смотрителя и планирую истребить белок на чердаке?

Моя собеседница открыла было рот, но тут же осеклась. И задумалась.

— Думаешь, он как-то пробрался на чердак в тот день, когда оттуда повыскакивали все змеи и белки? — спросила она.

— В фанере, где была лесенка, зияет громадная дырища, — напомнил я ей. — Если это он через нее вывалился, то с гипсом на его руке и на ноге все ясно.

— Да с какого перепугу ему карабкаться на этот вонючий старый чердак?!

— Чтобы убить меня.

— Убить тебя?! — рассмеялась Рейчел. — Он даже тебя не знает! За что ж ему тебя убивать?

— Это вопрос на миллион долларов, не так ли? — Я поцеловал ее в лоб.

— Так ты взаправду? — вытаращилась она на меня. — Д’Оги — милашка. По-моему, он просто чудной парнишка — тридцать три несчастья.

— А помнишь нож, что я нашел в ту первую ночь?

— Ага. Ты мне о нем сначала не говорил, помнишь? Я нашла его в комоде.

— Ну а вчера у него был еще один нож, в перевязи.

— И что?

— Этот нож был так же остер, как и первый.

— Кевин, ты чокнутый! — Рейчел тряхнула головой.

— Почему это?

— Всякий раз, когда мы наталкиваемся на парнишку, он беспомощный валяется навзничь на песке. Один раз его до полусмерти искусали огненные муравьи, в другой он чуть не сгорел живьем в свиной яме. Не говоря уж о том, что ковылял на сломанной ноге и со сломанной рукой… Ты правда думаешь, что он пытается тебя убить?

— Я не говорил, что он преуспевает в этом деле.

— Иди спать.

Присев на кушетку, я подождал, пока Рейчел погрузится в глубокий сон, на что не потребовалось много времени благодаря пилюле снотворного, которую я дал ей несколькими часами раньше. После этого надел беговые туфли и шорты, выскользнул из комнаты и трусцой пробежал милю до церквушки на Восьмой улице. Там помешкал некоторое время, дожидаясь ощущения эйфории, но ничего не произошло. Тогда я обежал вокруг здания, поглядывая на окна в поиске любых следов охраны или пленников, но тоже ничего не высмотрел.

Может, благостное ощущение исходило все-таки не от церкви? На случай, если его источник находился дальше к северу, я пробежал еще четверть мили вверх по A1A, но, так ничего и не почувствовав, махнул рукой, свернул обратно по Восьмой улице и остановился в двух кварталах к западу от церкви.

По-прежнему никакого странного чувства.

Исходя из предположения, что силу можно уловить как минимум в миле от источника, я решил по пути обратно в пансионат охватить как можно более обширную территорию. Избранный мною маршрут пролег рядом с больницей на Центральной улице.

Где я наконец и ощутил то самое чувство.

Не знаю, как одно и то же ощущение может возникнуть один раз у церкви, а другой — у больницы, но теперь я точно понимал, что его испускала именно больница. Пожалев, что со мною нет машины, чтобы добраться туда побыстрее, я рванул по улице чистым спринтом. Но когда обогнул последний угол, то понял, что опоздал.

Ощущение стремительно шло на убыль.

Я остановился.

Через минуту его не стало.

Тогда я побежал обратно в пансионат, озадаченный, как никогда. Добравшись до номера, включил свой ноутбук и впечатал в поисковик имя, торопясь сделать это, пока Рейчел спит: через полчаса будильник должен был подать нам сигнал приступать к кухонным обязанностям. Щелкнув по одной из найденных публикаций, я начал чтение. Эта статья привела меня к другой, и я перечитал еще полдюжины материалов, прежде чем прозвонил будильник. Как только это произошло, я отключил компьютер и захлопнул крышку.

Нажав на кнопку будильника, Рейчел ощупала пустую постель на том месте, где должен был находиться я, после чего села и поглядела на дверь ванной, а потом обвела взглядом комнату, пока не увидела меня.

— Ты все еще тревожишься из-за Д’Оги? — поинтересовалась она.

— Я все еще думаю, что он хочет меня прикончить, но я не поэтому не лег. Я думал о Либби Вэйл и о том, как ей хотелось приехать сюда, чтобы узнать о своих корнях.

— Ты правда думаешь, что она жива и ее держат здесь в плену?

— Полагаю, это возможно.

— Ладно, пусть так. А что именно тебя озадачило?

— Вдоль побережья Северной и Южной Каролины, Джорджии и Флориды наберется добрая сотня городов и поселков, верно?

— Пожалуй.

— Но Либби хотела приехать в Сент-Олбанс, чтобы изучить свою связь с пиратом Джеком Хоули.

— Ну и?..

— Ну и почему Сент-Олбанс? Почему не Фернандина-Бич, Сент-Огастин или любой другой из сотни городов и поселков?

Поразмыслив об этом с минуту, Рейчел нахмурилась:

— Кевин, ты несешь пургу. Спорим, что ты все это время смотрел порнуху.

— Не порнуху! — рассмеялся я. — Но я нашел нечто крайне интересное.

— Угу, — без убежденности буркнула моя подружка.

— Я нашел увлекательный рассказ о пиратах в Сент-Олбанс и о том, как девушка по имени Эбби Уинтер, возможно, спасла это местечко. Рассказ приписывается Джеку Хоули.

— Приписывается, — повторила Рейчел.

— Хочешь его послушать?

— Нет. Я хочу пописать.

Выбравшись из постели, она побрела в ванную. Я же, выбросив пиратов из головы, мысленно сосредоточился на предстоящем дне. Пусть пацан, которого Рейчел зовет Д’Оги, и лопухнулся, но он определенно пытается меня убить, и я намеревался выяснить, с какой стати. Но поскольку он был в больнице в жутком состоянии, я решил поставить его в своем списке дел на четвертое место. Первым в этом списке стоял завтрак для отъезжающих гостей, вторым — расспросы самой влиятельной особы в городе, какую удастся найти, потому что если Либби Вэйл держат в плену, операция по прикрытию должна вовлекать многих людей, включая и находящихся на высочайшем уровне; а третьим было спасение Либби Вэйл — разумеется, если ее держат в плену. Ну а потом я разберусь и с этим пацаном Д’Оги, пытавшимся прикончить меня.

 

Глава 22

Бросаться на спасение Либби Вэйл я не торопился. В первую голову потому, что не был уверен в ее местонахождении. Я по-прежнему считал, что она, скорее всего, в церкви, но если ее держат там, то мне придется изменить свою гипотезу, будто она каким-то образом причастна к силе, воздействие которой я испытал.

Я понимал, что предполагать, будто ее заперли в церкви на относительно оживленном углу в Сент-Олбанс, — большая натяжка. Мои основания для такого умозаключения были в лучшем случае хлипкими: я видел, как дама с корзиной для пикника поднимается по церковным ступеням за неделю до того, как Бет покинула «Приморье» с аналогичной корзиной. Когда же Бет вернулась, я нашел женский ноготь и царапины на дне корзины, предположительно складывающиеся в буквы «L» и «V».

Так что это было наитие, и почти ничего больше.

Согласно этому наитию, я должен был вообразить, как настоятель церкви и его ближайшее окружение поддерживают похищение юной студентки из Пенсильвании и позволяют держать ее в плену в своем крохотном здании. А поскольку там проводятся церковные службы, остается лишь гадать, каким образом можно заставить Либби Вэйл хранить безмолвие, чтобы никто из паствы не услышал ее крики о помощи. Либо это так, либо надо уверовать, что в похищении замешана вся конгрегация. А еще надо добавить в уравнение ФБР, потому что они после похищения разбили в Сент-Олбанс лагерь, провели дотошное расследование и остались ни с чем.

Если я прав и Либби Вэйл держали в плену в крохотной церквушке все это время, тут имеет место заговор, берущий истоки в самой верхушке местного самоуправления, включая мэра и шефа полиции.

Вот почему ровно в час пополудни я попросил Рейчел высадить меня у здания суда. Поднявшись по трем ступеням крыльца, распахнул парадную дверь и, пройдя коридор почти до середины, нашел приемную мэра. Дверь была распахнута, так что я вошел, миновав пустой стол, обычно занимаемый секретаршей мэра Милли. Это я заключил, вызвав дух моего внутреннего Шерлока Холмса. Иначе говоря, на пустом столе стояла табличка с именем Милли.

Постучав в дверь кабинета мэра, я открыл ее.

— Мистер Крид! — сказал он, поднимаясь из-за стола.

Мы обменялись рукопожатием. Указав на одно из кресел перед столом, глава города сделал приглашающий жест:

— Садитесь же, садитесь!

Когда я послушался, он указал на бухту веревки, надетую у меня через плечо.

— А это для чего, планируете меня повесить? — спросил он и рассмеялся.

— Вы знаете меня как повара, но я еще и смотритель гостиницы, — напомнил я ему.

Поглядев на веревку снова, мэр насупился. Уж и не знаю, смутила ли его сама веревка или тот факт, что я не поведал ему, зачем ее прихватил. Но потом он малость просветлел и заметил:

— Лучшего кукурузного хлеба, чем тот, что вы печете, я не отведал ни разу в жизни. Рассказал о нем жене, и она велела: «Спроси его, какой там секретный ингредиент».

— Йогурт, — ответил я.

— Что за черт, быть этого не может! Я ненавижу йогурт.

Я улыбнулся. Согласно репликам, слышанным от местных посетителей завтраков, добрый народ Сент-Олбанс считает Карла Брэдфорда по прозвищу Кудря своим Пожизненным Мэром. Он долговяз, худощав, ему за сорок, у него острые черты лица и волосы цвета ржавчины, подернутые проседью. Производит впечатление строгости и профессионализма.

— Вы ездите на работу на этом? — указал я на велосипед, подвешенный вертикально на дальней стене кабинета.

— Ради упражнения, — пояснил Брэдфорд. — Я езжу ежедневно, в дождь и в хорошую погоду. Как и вы, вот только вы бегаете.

— Маленький городок, — прокомментировал я.

— Это тоже, да вдобавок я видел вас бегающим раз-другой на A1A.

С минуту мы смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Сидеть молча мэру было явно неуютно, что он и выказал, затеяв светскую беседу:

— В роли повара вы буквально прославились.

— Не буду врать, я этим наслаждаюсь.

— Однако на повара вы не похожи.

— Разве?

— Присматривать за этим старинным заведением хлопотно? Сплошной стресс?

— Почему вы спрашиваете?

Карл улыбнулся:

— Пара человек видели вашу машину припаркованной на A1A несколько раз, но при этом видели вас лежащим на песчаных дюнах.

— Разве это противозаконно?

— Ближе к пляжу — да. Но не там, куда вы ходите, насколько я знаю.

Я кивнул.

— Это опасно, вот оно как, — добавил Брэдфорд.

— Как это?

— В том районе уйма огненных муравьев, что, полагаю, вам известно. Это совсем рядом с местом, где едва не погиб от укусов огненных муравьев тот юноша, которого вы же и спасли.

— Вам о нем что-нибудь известно? — осведомился я.

— Он не здешний, вот и все, что я о нем знаю. Да еще тот факт, что он поджарился в вашем кострище.

— Я слыхал, он поправляется.

— Я слышал то же самое.

— Мэр Брэдфорд…

— Прошу вас, — перебил меня мой собеседник, — раз уж мы до этого добрались, можем перейти на «ты». Зови меня Карлом.

— Ладно, Карл.

Глава города поерзал в кресле.

— Чем могу служить, Донован?

— Можешь рассказать о Либби Вэйл.

Карл даже бровью не повел. Я знаю это точно, потому что специально высматривал признаки волнения на его лице. Вместо этого он улыбнулся и поведал:

— Что ж, я знаю немногим больше того, что ты уже мог слышать. Либби специализировалась на гуманитарных науках в Пенсильванском госуниверситете. Ее соседка по комнате сказала полиции, что она планировала приехать сюда, чтобы отыскать свои корни.

— Она считала себя потомком пиратов.

— Джентльмена Джека Хоули, — уточнил мэр.

Я кивнул.

— Вы тут ежемесячно устраиваете празднество в честь Либби. Народ съезжается со всего мира.

— Да, так и есть.

— Это хорошо для бизнеса.

— Как оказалось, да. Но это не единственная причина, по которой мы прославляем жизнь Либби. Мы делаем это, чтобы хранить живою память о ней. Весь город ее как бы удочерил.

— Полагаю, большинство молодых людей хотят покинуть крохотные городки вроде Сент-Олбанс, — заметил я. — Но Либби хотела, наоборот, перебраться сюда.

— Что ж, я как-то не представляю, чтобы она планировала поселиться здесь или что-то вроде этого.

— Я вчера не смотрел Пиратский парад, — сказал я, — но сегодня утром видел фотографии в газете.

— Жаль, что ты его пропустил. Это грандиозное событие.

— Особенно меня заинтересовало фото платформы с пиратским кораблем.

— А что в ней такого?

— Это корабль Хоули, верно?

Брэдфорд потер лицо правой ладонью и зевнул.

— Извини. Длинные выходные, слишком много грога, — подмигнул он мне.

Я кивнул.

— Ага, эта платформа у них целую вечность, — сообщил мэр. — Якобы это «Крепость», судно Джека Хоули. А почему ты спрашиваешь?

— На фото в газете на мостике судна рядом с пиратом стоит красивая молодая женщина.

— Изрядная красотка, — приподнял бровь мэр Брэдфорд. И добавил: — Как и твоя Рейчел.

— Я вполне счастлив с Рейчел, — поведал я. — Что меня озадачило, так это появление девушки на пиратском судне. Судя по тому, что я читал о пиратах, они не допускали женщин на свои корабли.

И тут впервые с момента, когда я переступил порог его кабинета, на лице Карла промелькнуло выражение озабоченности. Он прикусил уголок верхней губы.

— Не думаю, что стоит придавать этому какое-то историческое значение, — произнес он. — По-моему, платформу просто использовали в качестве повода продемонстрировать самую миловидную девушку в Фернандина-Бич.

— В самом деле? А мне вот кажется, что за этим стоит нечто большее.

Склонив голову к плечу, мэр поглядел на меня с прищуром, а лицо у него стянуло суровым выражением. Он ушел в себя так глубоко, насколько было возможно без взрывной разгерметизации изнутри.

— Почему бы тебе не сказать мне напрямую, что такого ты высмотрел в этом газетном фото? — поинтересовался он.

— Я провел кое-какие онлайн-изыскания по Джеку Хоули и наткнулся на историю — вернее, на легенду о том, что якобы случилось ровно триста лет назад.

Взгляд Брэдфорда заметался по комнате и устремился мне за спину, к распахнутой двери, словно он искал пути к бегству.

— Легенда… — промолвил мэр.

— Карл, — сказал я, — посмотри на меня.

Он повернулся ко мне.

— Ты живешь тут всю жизнь, — проговорил я. — Ты должен знать, о чем я толкую.

Глава города немного помолчал, прежде чем заговорить.

— Если ты о том, как Эбби Уинтер спасла город, то, по-моему, это просто байка из грошового романчика, написанного еще в девятнадцатом веке, — сказал он наконец.

— В истории, которую я читал, ни словом не говорится о грошовом романчике. Но это захватывающая история что так, что эдак.

— Может, тебе стоит переписать ее заново?

— Может, и перепишу.

Мы сидели в молчании. Через минуту-другую Карл хлопнул в ладоши и встал:

— Ну, если это всё, мне, пожалуй, надо идти. Я отпустил Милли на вторую половину дня и уже собирался закрывать кабинет, когда ты пришел. Я встречаюсь с мэром Фернандины, чтобы маленько покататься на волнах. — Сняв велосипед с крюка, Брэдфорд прислонил его к столу.

Я встал, и мы снова обменялись рукопожатием. Развернувшись, я направился к двери и вдруг приостановился.

— Что-нибудь еще? — спросил Карл.

— Ага.

— Что же?

— Я думаю, Либби Вэйл считала, будто состоит в родстве с Джеком Хоули через Эбби Уинтер.

— Это нелепость! — отрезал мой собеседник.

— Возможно, но это объяснило бы, почему она хотела приехать в Сент-Олбанс для исследования своей родословной.

— С этим покончено! — выпалил мэр, но, увидев выражение моего лица, понял, что выложил больше, чем собирался, и поспешно добавил: — Я имею в виду, что, когда Либби Вэйл пропала, эта старая история всплыла, насчет Эбби Уинтер и Джека Хоули, и в библиотеке провели полные изыскания по поводу родословной Либби.

— И?..

— И не нашли ни малейшей связи, даже никаких свидетельств, что это вообще произошло. Это просто древняя пиратская побасенка. Хоули никогда не угрожал истребить местечко, а Эбби никогда не приносила себя в жертву. Дьявол, да все это откровенная белиберда, если только вдуматься!

— Может, в этом и есть моя проблема. Может, я просто не вдумывался.

Что-то сверкнуло во взгляде Карла Брэдфорда. Не то чтобы он осерчал, но к этому шло.

— Да какое тебе-то до этого дело?! — резко бросил мэр.

— Я подумываю о возрождении древней легенды и превращении ее в завлекаловку для гостей «Приморья».

Предельно скептическое выражение лица Карла сменилось презрительной ухмылкой.

— Искренне сомневаюсь! — чуть ли не выплюнул он.

— А я сомневаюсь в том, что ты говоришь об Эбби Уинтер и Джеке Хоули.

На щеках главы города заиграли желваки. Брэдфорд накручивал себя, так что я снял веревку с плеча и с минуту накручивал ее на руку. Карл смотрел, как я это делаю, и это вроде бы угомонило его.

Сделав глубокий вдох, он проговорил:

— Я же сказал тебе про изыскания в библиотеке.

— Да.

— Они были весьма исчерпывающими.

— Ничуть не сомневаюсь.

— Тогда в чем твоя проблема?

— Я бы не рассчитывал, что библиотечный архив простирается настолько далеко в прошлое.

— Тогда к чему ты поднял этот вопрос? — с досадой поинтересовался мэр Брэдфорд.

— Потому что считаю, что есть место получше для поиска старых архивов.

— Ты так считаешь?

— Угу.

— И где же это может быть?

— В старых церквях по всему городу.

Мэр надолго замолк, но потом все же осведомился:

— И в каких же в частности?

— Пожалуй, я бы начал с той, что на пересечении Восьмой и A1A.

 

Глава 23

Оставив мэра Брэдфорда на грани паники, я вышел на улицу и направился через двор, где ожидал найти Рейчел, сидящую в нашем прокатном автомобиле. Я обошел все здание, заметив дюжину пустых парковочных мест, но не смог обнаружить ни на одном из них ни Рейчел, ни машины. Тогда я нажал кнопку на своем сотовом, и вскоре моя подруга ответила еле слышным шепотом:

— Я не могу сейчас говорить.

— Где ты? — спросил я.

— В каком смысле?

— Я закончил у мэра. Твоей машины тут нет.

— Мне пришлось съездить с поручением. Скоро приеду.

— С каким поручением?

— Это женские дела. Не хочу об этом говорить.

— Так где же ты? И почему шепотом?

— Буду на месте минут через пять. Найди закусочную на Мейн-стрит поблизости от суда и перехвати чашечку кофе. Я подхвачу тебя через несколько минут, и сможем провернуть пиратское дельце вместе.

Предположение Рейчел, что рядом с судом найдется закусочная, оказалось вполне справедливым. Та, в которую я зашел, располагалась через полквартала от здания суда и была в это время почти пуста. Это представлялось вполне логичным, поскольку большинству работников в центре города полагалось вернуться на работу к часу. Я посмотрел на часы: 1.35 пополудни. Рейчел сказала, что вернется «минут через пять», но сослалась на устрашающие «женские дела», откуда следовало, что она функционирует в своем собственном временно́м континууме.

Выбрав угловую кабинку с видом на Мейн-стрит, я вытащил из-за старомодной сахарницы меню и, открыв его, наткнулся взглядом прямо на пирог «Шу-флай» из мелассы родом из Пенсильвании, каковой я и планировал заказать в честь Либби Вэйл.

Пара-тройка посетителей, остававшихся пока в закусочной, уже оплачивали свои счета, и я рассчитывал, что официантка вот-вот подойдет принять у меня заказ. По всей вероятности, у пирога, который мне подадут в Сент-Олбанс, и в начинку, и в глазурь будут замешаны крошки на южный манер. Но ничего страшного, ведь именно так я и предпочитаю.

Однако своего пирога я так и не получил.

Как только удалился последний посетитель, ушли и официантка вместе с поваром.

И я остался в закусочной один.

Две минуты спустя я их увидел — отморозков, косящих под гангстеров, из машины того первого вечера, когда мы с Рейчел направлялись обратно в «Приморье» после размолвки. Точнее, я увидел одного из них, но понял, что остальные наверняка прячутся поблизости. Попадание в эту ситуацию ни с того ни с сего поведало мне, что мэр Брэдфорд не только впутан в это дело, но и пытается защититься.

Положив меню на прежнее место, я развернул свою веревку, прошел к следующей кабинке и привязал один конец к металлическому столбику, удерживающему стол на месте. Потом проложил веревку вокруг кабинки, держа ее у пола, вернулся на свое место и обвязал другой веревочный конец вокруг своей правой лодыжки. Когда они явятся за мной, я буду смотреть им прямо в глаза, держа руки на столе. Войдя в кабинку, они будут таращиться на мое лицо или руки, и вряд ли заметят веревку. Теперь осталось лишь вынуть свой выкидной нож из ботинка, зажать его под правым коленом и ждать начала танцулек.

Во всех этих вещах есть свой ритм, и где бы вы ни были — в Уэйко, Лос-Анджелесе, Южном Джерси или Сент-Олбанс, — все происходит примерно одинаково. Всегда есть двое мордоворотов, крутых парней. Один заходит к тебе спереди, а второй прячется в кухне или туалете. Первый амбал загоняет тебя в кухню или туалет, чтобы его приятель огрел тебя по башке, как только ты войдешь, или держал тебя за вывернутые за спину руки, пока первый амбал тебя охаживает. Если же их трое, то один стоит на стреме, пока двое других занимаются вышеперечисленным.

В данном случае будет четверо бандюганов, хотя укурок-водитель и пацан с дерьмовой пушчонкой практически не в счет. У типа с дробовиком наверняка есть некоторый опыт силовых действий, а тип с ледяным взором, одетый в кожу, опасен. Эти двое и будут громилами. В мою пользу выступает тот факт, что я уже наплевал им в душу. Они знают, что я их не боюсь, так что это заставит их призадуматься. Раз я либо шизанутый, либо опасный, они захотят взвинтить себя, прежде чем сделать первый ход. Двое крутых парней подойдут к моему столику и сядут напротив, пока другие будут стеречь вход и выход. Мы поболтаем минутку в моей кабинке, пока они будут сыпать угрозами и демонстрировать мне свою крутизну. Будут делать вид, будто это только предупреждение, но когда я попытаюсь встать из-за стола, перейдут в нападение. Они зверски набросятся на меня прямо в ресторане, потому что там ни души, а моим передвижениям будет препятствовать теснота.

У них нет ни малейших оснований предполагать, что как раз ближний бой я и предпочитаю.

С другой стороны, подобная ситуация может стремительно измениться не в мою пользу, если я вдруг отвлекусь. И есть в этом уравнении одно неизвестное, один фактор неопределенности, который может поставить всю стычку с ног на голову.

Рейчел.

Рейчел где-то там. Она клялась, что уже в пути, но я подозревал, что неведомая затея задержит ее появление на какое-то время. Я надеялся, что прав, потому что эти типы передвигались с такой медлительностью, что я уже начал досадовать.

Ладно, настало время принятия решения. У меня два варианта на выбор: остаться или уйти. Если я поспешу, то еще успею выйти из передней двери, прежде чем у них будет время занять свои позиции. Они вряд ли нападут на меня на Мейн-стрит посреди дня, так что я смогу уйти, избежав нападения, и защитить Рейчел, не подпустив ее к линии огня, а с бандюганами разберусь в другой раз.

Этот вариант выглядел вполне привлекательно во всех отношениях, кроме одного: ретировавшись, я не узнаю, что же они надеются выгадать. Я уже знал, кто их послал (мэр) и почему (я пригрозил проверить церковь). Я подозревал, что Либби Вэйл держат под замком в церкви — или держали раньше. Но я не знал, кто в это впутан и почему. Обычно, когда выборное должностное лицо полагается на уличные банды, не обходится без наркотиков. Но ничьей торговле наркотиками я не угрожал.

Я упомянул, что местную экономику подхлестнули ежемесячные праздничные сборища в честь Либби Вэйл. Даже «Приморье» теперь преуспевает — возможно, благодаря мне, но может быть, я был лишь частичкой чего-то большего, и если это так, то хотел знать, что же это такое. Пока остальная часть нации барахтается в проблемах свертывания предприятий и высокого уровня безработицы, Сент-Олбанс как будто расцветает. В самом деле, весь городишко прямо как вштырнутый! Так что наркотики в этой стычке в забегаловке с бандюганами ни при чем. Дело в Либби Вэйл. Зачем они здесь — чтобы прогнать меня из города? Избить, чтобы не задавал лишних вопросов? Заставить меня держаться подальше от старых церковных метрических книг? Хладнокровно прикончить меня?

Мне надо было это знать.

Но я уже начал уставать от ожидания.

 

Глава 24

Все пошло не так, как я задумывал.

Я думал, двое крутых парней проглядят веревку, заберутся в кабинку и примутся мне угрожать. Пока они будут молоть языками, я опущу правую руку к веревке, привязанной к лодыжке, закину ее на колени, переложу в левую руку и обовью вокруг верхней части основания своего столика, а затем, вставая, чтобы уйти, туго натяну веревку левой рукой, перекрыв громилам выход из кабинки. К тому времени выкидной нож у меня в правой руке будет уже открыт, и я перережу им глотки, так что они и пискнуть не успеют. После этого я направлюсь на кухню, уклонюсь от нападения укурка и тихо его прикончу. А уж потом решу, убивать ли пацана у входа или просто скрыться. Наверное, просто уйду, если только он не заметит меня и не попытается остановить.

Таков был план, и я считал его удачным.

Но, как я уже сказал, он пошел не так, как было задумано.

Я был прав, считая, что бандюганы заявятся в закусочную, но не догадывался, что они заявятся в закусочную с шерифом и тремя его помощниками и что все они будут целиться из дробовиков мне в лицо. Они развернулись веером, чтобы не мешать друг другу стрелять и свести возможный ущерб, который я мог бы причинить, к минимуму.

— Держите руки на столе, — распорядился шериф, — и, не убирая их со стола, медленно поднимитесь на ноги.

Я сделал, как приказано, и дробовики сократили дистанцию до меня — теперь они были на расстоянии в пять футов.

— У него нож на сиденье, — сказал помощник шерифа.

Сам шериф подошел к столу, чтобы взглянуть поближе.

— Зачем вы привязали себя? — осведомился он.

Бандюганы и двое помощников загоготали, остальные же сохраняли спокойствие. Опустившись на колено, шериф медленно протянул руку к моей выкидухе. Взяв ее, он сразу же сдал назад, выпрямился и швырнул на стол пару наручников:

— Наденьте это на запястья, но локти все время держите на столе.

Когда я это сделал, он приказал мне встать и медленно выйти из кабинки. Затем, пока я стоял в окружении дробовиков, шериф надел мне ножные кандалы и связал их цепью с наручниками.

Под их конвоем я прошаркал до полицейского фургона, и за мною захлопнули дверь. Тот помощник шерифа, который не смеялся надо мною в закусочной, уселся за руль, а его босс оседлал дробовик.

В буквальном смысле.

Меня повезли на юг по A1A на пару миль дальше «Амелия-Айленд Плантейшн» и свернули на гравийную дорогу в густых зарослях кустарника, практически невидимую с шоссе. Машина сбросила скорость и клюнула носом, и я заметил знак, гласивший «Место брода через Литл-Ривер, 1684–1758». Почти так же быстро передок автомобиля поднялся, и я предположил, что мы пересекли реку, которая была здесь раньше.

Никто не разговаривал, но мне хотелось заронить семя в умы своих конвоиров, и я сказал:

— Убить меня может быть труднее, чем вам кажется.

Никто из моих спутников не обмолвился ни словом, все продолжали глядеть прямо перед собой, а шофер вел машину сквозь заросли и узловатые корни сосен. Когда мы подъехали к основанию исполинской песчаной дюны, один из помощников шерифа поставил фургон на ручник, а шериф, развернувшись на сиденье, посмотрел на меня.

— У нас проблема, — изрек он.

— Хотите об этом поговорить? — поинтересовался я.

У шерифа — лысеющего человека могучего телосложения — была грудь колесом, блеклые голубые глаза и такой вид, будто в колледже он занимался борьбой.

— Сколько вам известно об истории Сент-Олбанс? — спросил он.

— Зависит от того, насколько далеко в прошлое вы хотите забраться.

— Расскажите, что, по-вашему, произошло здесь триста лет назад.

— А-а… — протянул я.

 

Глава 25

Все, что я знал о случившемся в Сент-Олбанс триста лет назад, было почерпнуто из тридцатиминутных онлайн-изысканий. Но и этого оказалось достаточно, чтобы меня сковали по рукам и ногам и заперли в пуленепробиваемом автозаке под охраной двоих бряцающих дробовиками блюстителей закона.

— Насколько я понял, — начал я, — Джентльмен Джек Хоули, пират, терроризировал это побережье в начале восемнадцатого века. Он странствовал с полусотней человек, сплошь закаленных бойцов, и имел что-то типа джентльменского соглашения с местечком Сент-Олбанс.

Тут я замолчал и выжидающе посмотрел на шерифа.

— Продолжайте, — распорядился тот.

— Хоули и его люди обязывались при появлении в Сент-Олбанс ограничивать свою деятельность пределами одного квартала вокруг салуна. В эту зону входила кузня, кожевенная мастерская, магазин платья, три борделя, два ресторана и отель.

— В самом деле?

— Да мне-то откуда знать, черт возьми? — рассмеялся я.

— А звучало так, будто знаете, — рассмеялся в ответ еще один из помощников шерифа.

— Почему бы нам не выйти наружу, не посидеть на одной из песчаных дюн, пока я буду вести свой рассказ? — невинным тоном предложил я.

— И здесь хорошо, — отрезал шериф. — Продолжайте.

— Вполне логично, что там должны были быть бордели, рестораны и ночлег, — заметил все тот же помощник.

— Перси, — осадил его начальник, — заткнись и дай Криду поведать его историю.

Болтливый страж порядка кивнул. Я же поведал:

— В обмен за отказ от грабежей города и насилия над их женщинами народ Сент-Олбанс предоставил Хоули и его людям убежище от губернатора Флориды и британского флота.

— И вот однажды… — подал реплику шериф.

— И вот однажды губернатор Флориды объявил награду — сто фунтов за поимку Джека Хоули и по двадцать фунтов за каждого из его людей. Народ Сент-Олбанс сговорился захватить главного пирата и его команду, пока они будут в увольнении на берегу, и потребовать награду. Они подрядили на помощь каких-то солдат из Амелии, но Хоули как-то прознал о сговоре и подавил сухопутное нападение. Потом его корабль был атакован в море флотом губернатора, но команда Хоули разбила и его. После битвы пират направил свои орудия на город и пригрозил истребить всех его жителей.

— Это были наши праотцы, — вставил словечко Перси, и его босс кивнул.

Пару минут мы все посидели молча, мысленно перенесясь в прошлое. Наконец шериф нарушил молчание:

— Остальное знаете? Почему Хоули пощадил город?

— Я знаю легенду, — отозвался я. — Юная девушка по имени Эбби Уинтер предложила Хоули себя, если он согласится пощадить это местечко.

— Прелестнейшая девушка в городе, — вставил Перси.

— И пират поймал ее на слове, — подхватил шериф.

— Хоули сдержал свое слово, — сказал я, — и так заработал свое прозвище Джентльмен Джек Хоули.

— По-моему, — возразил главный страж порядка, — он заработал прозвище благодаря джентльменскому соглашению, которое было у него с городом до этого инцидента.

— Ну, как угодно, — согласился я.

— Суть в том, — промолвил шериф, — что город нес бремя вины за самопожертвование Эбби в течение следующих трехсот лет.

— Триста лет невезения, — вставил Перси.

— Что подводит нас к текущему моменту, — резюмировал я.

— Вот почему мы и сидим в кустах с крупной проблемой, — заявил шериф. — Не догадываетесь, в чем она может заключаться?

— Прекрасно догадываюсь, — признался я.

— Так я и думал. Но давайте вы скажете это вслух.

— Я думаю, народ Сент-Олбанс решил переменить свою фортуну этак с годик назад.

— Как это? — не понял Перси.

— Девушке по имени Либби Вэйл случилось упомянуть по телевизору, что она прямой потомок пирата Джека Хоули. Кто-то в Сент-Олбанс услыхал об этом, захватил ее в плен, и изрядная часть города держит ее где-то узницей и пользуется ее исчезновением, чтобы подстегнуть туризм.

— Ну это не совсем так! — встрепенулся Перси. Он подождал, не осадит ли его босс, но тот ушел в собственные мысли, и его помощник продолжил: — Штука в том, что город был проклят. Хоули проклял город, и требовалась кровь от его крови, чтобы снять проклятие. Туристические дела — просто побочная выгода.

— Значит, вы все-таки ее похитили?

— Те, кто это сделал, были вынуждены.

— А вы это поддержали.

— Мы и не думали, что вы поймете, — сказал Перси.

— И в этом замешан весь город?

— Потомки, — ответил шериф. — Мы с Перси — потомки тех, кто нарушил договор с Хоули. Насчет остальных помощников не знаю.

— А бандиты в закусочной? — спросил я.

— Они не нашей крови.

— Так почему вы с ними сотрудничаете?

— Мы с ними не сотрудничаем! — рассмеялся Перси. — Мы их защищаем. От вас!

— Вам известно, кто я? — поглядел я на шерифа.

— Я вас проверил, — коротко объяснил тот.

— Вы нашли меня через полицейские архивы?

— Не совсем. Когда мы вас пробивали, на связь вышел субъект по фамилии Дарвин.

Я улыбнулся. Дарвин — мой босс по нацбезопасности, мой куратор.

— По словам Дарвина, — продолжал шериф, — вы могли бы купить весь город на корню. Или прикончить его, если б захотели.

— И вы ему поверили?

— Не вижу причины ему верить или не верить. И выяснять не собираюсь.

— И сколько же вас тут потомков тех людей?

Шериф и Перси переглянулись.

— Сколько, человек восемьдесят? — спросил шериф.

— Наверное, восемьдесят, — согласился его помощник.

— И вы держите ее в старой церкви на углу Восьмой и A1A? — продолжил я расспросы.

Мои собеседники снова переглянулись.

— Я же говорил, что он знает, — сказал шериф.

— А как вы утихомириваете ее во время церковной службы? — полюбопытствовал я. — Накачиваете наркотиками?

— Что?! Вы с ума сошли?! Что за человек станет накачивать молодую женщину наркотиками?! — вспыхнул главный полицейский.

«Вроде меня», — подумал я, поскольку планировал накачать Рейчел наркотиком в тот же вечер, если только выживу.

— А можно спросить кое о чем? — задал я новый вопрос.

— Да теперь уж без разницы, — пожал плечами шериф.

— Я заметил, что несоразмерное число людей в городе почти безумно счастливы, включая и вас, парни. С чего бы это?

— Мы благодарны за жертву Либби.

— Жертву?

— Угу.

— Вы надо мною смеетесь? Это Эбби Уинтер пошла на жертву. А Либби Вэйл была похищена. Это адская разница!

— Так вы думаете, мы заставляем ее оставаться силой? — озадаченно поглядел на меня шериф.

— А разве нет? — изумился я.

 

Глава 26

Будучи уверенным, что я не стану их убивать, Перси снял мои оковы. Будучи уверенным, что они снимут мои оковы, я решил не убивать их.

Отложив дробовик, шериф промолвил:

— Либби — вовсе не узница, но своеобразный заговор все же существует. — Он помолчал, будто подыскивая правильные слова. — Кучка нас — потомков — помогает ей здесь скрываться.

— Значит, восемьдесят человек работают вместе? — уточнил я.

— Примерно восемьдесят.

— И вы ухитрялись держать это в секрете все это время?

— Пока не объявились вы.

— Как может такая уйма людей хранить секрет?

— Мы все в родстве.

— Что же она такое затевает, раз требуется подобная секретность?

Шериф и Перси в очередной раз переглянулись.

— Это целительная сила, не так ли? — очертя голову, ринулся я вперед.

— Я же говорил, что он знает, — сказал Перси. — Вот потому он и торчал у церкви, пытаясь разговорить стариков.

— Я сам что-то ощутил и пытался выяснить, что это такое, — сообщил я ему. — Эти старики сначала стояли, как статуи, а потом стали двигаться. Двое парней в фургоне за ними следили. Водитель позвонил по телефону, и вы нагрянули через считаные секунды. Как вы добрались туда настолько быстро?

— Мы уже были поблизости, к северу на A1A, — объяснил Перси.

— Охраняли Либби?

— Охраняли ее секрет и следили, чтобы старики добрались до нее живыми и невредимыми. Мы порой помогаем с вождением.

— Расскажите мне о стариках, — попросил я.

— Либби не целительница, — ответил шериф, — но она владеет силой, от которой люди чувствуют себя лучше. Мы — ее народ, она — наша кровь. Из примерно восьмидесяти потомков тех жителей города, пятнадцать или двадцать — старики. Кое-кто болен, у некоторых артрит. Когда она в церкви, если мы считаем, что она в безопасности, мы приводим их повидать ее. Если же мы не уверены, то приводим их в церковный двор, чтобы они были достаточно близко от нее для облегчения боли.

— И вы в это верите? — удивился я.

— Не важно, верю я или нет.

— Почему это?

— Потому что верите вы.

Пропустив его слова мимо ушей, я осведомился:

— А как во все это вписывается Бет?

— Бет — одна из нас.

— Почему же ей-то не везет?

— Не везет?

— Ну, вроде бы весь город благоденствует, а у Бет муж умер, она теряет деньги, пансионат ее разваливается…

— Либби не приносит удачу, она привлекает хороших людей, — рассказал шериф.

Я обдумывал это с минуту, после чего снова начал расспрашивать:

— Таких, как доктор Карстейрс?

— Уж наверняка вы недоумевали, как это в захолустный городишко вроде нашего занесло прославленного на всю страну медика вроде Карстейрса, — усмехнулся шериф.

— А вам не приходило в голову, что его приезд сюда как-то связан с климатом, пляжами, дружелюбными людьми, желанием делать нечто простое, но значимое? — поинтересовался я.

— А вы мне сами скажите, может такое быть?

— Что вы имеете в виду?

— Вы — шестимиллиардный смотритель и повар по совместительству. А ваша подружка — двадцатипятимиллионная официантка. Скажите, разве вы мечтали делать нечто простое, но значимое, прежде чем посетили наш городок?

— Так вы думаете, это Либби Вэйл призвала нас?

— Не-а.

— Тогда что?

— Она призвала лично вас, — заявил шериф.

— Что, Бет не могла найти собственного повара и смотрителя среди местных?

— Он не врубается, так ведь? — хмыкнул Перси.

— Не врубаюсь во что? — уточнил я.

— Либби призвала вас для Бет.

— Вы хотите сказать…

— Вы женитесь на Бет, — сообщил мне помощник шерифа.

— Вы с ума сошли! — рассмеялся я.

— Возможно.

— У меня роман с Рейчел.

— Угу.

— Мы с Бет даже полусотней слов не перекинулись.

— Пока нет.

— Что же она, если уж на меня запала, ничего мне не сказала?

— Это было бы непристойно, пока у вас подружка.

— Все это безумие. Меня даже ни капельки не тянет к Бет.

— Либби не позволит вам ощутить это, пока не настанет подходящий момент, — покачал головой Перси.

— Так вы говорите, что удача Бет тащилась в хвосте за городком только потому, что она ждала моего появления?

— Видимо, поначалу она и не знала, что это вы, но когда вы согласились взять на себя заботы о пансионате, то, наверное, раскумекала.

— Так Либби не только дана власть облегчать человеческую боль, она еще и сваха?

— А это разве не одно и то же? — усмехнулся помощник шерифа.

 

Глава 27

Позвонив Бет, шериф поведал ей, что я все знаю о Либби. Я не слышал ее слов, но та часть диалога, которую произносил страж порядка состояла из: «Это не твоя вина», «Нет, всё в порядке», «Не вижу иного выхода, кроме как доверять ему», «Если ты не против, я бы хотел, чтобы ты взяла его» и «Верно».

Когда он дал отбой, я поинтересовался у него, что к чему.

— Бет возьмет вас повидаться с Либби, чтобы вы собственными глазами увидели, что всё нормально, — ответил шериф.

— Когда?

— Сегодня вечером.

— А как быть с Рейчел?

— Мы хотели бы держать всё в тайне, пока Либби хочет оставаться в городке.

— Я выкладывал Рейчел свои гипотезы.

— Она вам поверила?

— Она думает, что я рехнулся.

— Что ж, тогда решать вам, но если Рейчел не обязательно знать…

Я понял, куда он клонит.

— Вы надеетесь, что я повидаюсь с Либби, осознаю, что она здесь по собственной воле, выброшу все это из головы и буду держать рот на замке.

— Я рассчитываю на это.

— А если нет?

Шериф вздохнул:

— Мы мирный крохотный городок. Мы не источаем угроз и не убиваем людей, перебежавших нам дорогу. Когда Кудря Брэдфорд не смог найти меня, чтобы выдворить вас из города, он сморозил глупость и позвонил единственным известным ему лицам, занимающимся рукоприкладством.

— А вы вмешались и спасли их жизни, — заключил я.

— Это входит в мои должностные обязанности.

— Служить и защищать?

Мы оба улыбнулись. Шериф был мне по душе, да и Перси тоже. Но я не собирался позволять городку держать девушку в заложницах. Я уже проходил через подобное. Пару-тройку лет назад мой лучший друг захватил одну девушку и держал ее под замком в своей комнате безопасности три года. Он сделал это от любви и из страха лишиться ее навсегда. Но я не мог позволить этому продолжаться.

— Либби наделена властью помогать людям и хочет это делать, — промолвил шериф. — А вам дана власть забрать ее от нас, накликать на нас кучу неприятностей со стороны ФБР и выставить наш городок на посмешище. Так что — да, я надеюсь, что она сможет убедить вас помочь нам.

— Помочь вам сохранить ее секрет?

— Помочь нам защитить ее.

— И прятать ее?

— И это тоже.

Перси подвез нас до «Приморья», где я обнаружил Рейчел, расхаживающую туда-сюда по крыльцу в ожидании меня. Но увидев, что я иду по дорожке в сопровождении полиции, она не бросилась ко мне, чтобы обнять, как я ожидал. Вместо того она, вытаращив глаза, уставилась на шерифа и Перси, и смотрела на них, пока они не скрылись из виду. Как ни безумно это звучит, у меня возникло отчетливое впечатление, что она решила, будто они пришли арестовать ее за что-то. Конечно, с Рейчел никогда и нипочем не знаешь, что творится у нее в голове. Может, она думала о пасхальных яйцах.

— Я слышала, что тебя арестовали! — заявила она. — Мне так жаль, что меня не было на месте, чтобы забрать тебя!

— Ничего страшного, — попытался успокоить ее я.

— Что они тебе сделали? Почему ты не позвонил?

— Зайдем в дом, и я все тебе поведаю.

Шериф уже позвонил Бет, так что мы присели поговорить втроем, с нею и с Рейчел. Мы уже добрались где-то до середины объяснения, когда вдруг зазвонил телефон «Приморья». Сняв трубку, миссис Дэниелс через несколько секунд протянула ее мне. Я послушал минутку, задал пару-тройку вопросов, послушал еще немножко и повесил трубку.

— Кто это? — поинтересовалась Рейчел.

— Доктор Карстейрс. Звонил насчет Д’Оги, — ответил я.

Моя подруга подскочила на ноги. Было любопытно наблюдать, как вспыхнули ее глаза.

— Как он? — нетерпеливо спросила она.

— Он умер.

Колени у Рейчел подкосились. Она совершила попытку ухватиться за подлокотник кушетки, но промахнулась и брякнулась на пол, прежде чем я успел ее подхватить.

— Принесу мокрое полотенце и нюхательную соль, — сказала Бет и стремительно покинула помещение.

Я уложил приятельницу на кушетку, приподняв ее туловище. Соль помогла. Хозяйка гостиницы вручила мне также мокрое полотенце, и я протер лицо Рейчел. Придя в себя, она забилась в конвульсиях. Так тянулось с минуту, после чего ее отпустило.

— Это правда? — всхлипнула она. — Д’Оги умер?!

— Сожалею, — вздохнул я. — Я знаю, что он тебе нравился.

— Как же это случилось?

— Там толком не знают. Может, реакция на антибиотики, которые ему дали от ожогов. У них не было его полной амбулаторной карты, так что теперь не выяснишь.

— О, боже мой! — запричитала Рейчел. — Бедняжка Д’Оги!

Она была безутешна. Настолько, что я начал ломать голову, не был ли ее интерес к этому парню не просто праздным. С другой стороны, ее первоначальная реакция была фиктивной. Я навидался обмороков за свою жизнь и сразу понял, что Рейчел прикидывается. Но зачем?

При нормальных обстоятельствах я бы остался дома, чтобы помочь ей переболеть свое горе. Но меня и Бет ждало одно неотложное дело, так что, дав подруге двойную дозу седатива, я уложил ее в кровать и подоткнул ей одеяло.

В голове у меня пронеслась мысль, что в церкви меня может поджидать западня. Но это навряд ли, решил я затем, потому что со мною будет Бет, а уж шериф наверняка знает, как быстро я могу вывернуть ситуацию наизнанку, приставив нож к ее горлу, если мне понадобится улизнуть. Так что мысль о возможной засаде я отогнал, но при этом все равно не догадывался, с чем мы можем там столкнуться. Так что я не пожалел времени, чтобы припрятать кое-какое легкое оружие в своей разминочной куртке и брюках — открыл свой кожаный несессер, где храню различные орудия своего ремесла вроде шприцев, опиатов, ядов и…

И заметил, что одного пузырька недостает.

Я тряс Рейчел, пока та не открыла глаза.

— Ш-што? — пролепетала она, почти не приходя в сознание.

Я поднес несессер к ее лицу, заставив сосредоточиться на нем:

— Рейчел, послушай меня. Тут был флакончик, который я велел тебе ни в коем случае не трогать. Это один из смертоноснейших ядов на свете. — Я тряхнул ее снова. — Рейчел! — И влепил ей пощечину.

Веки ее приоткрылись, а губы изогнулись в кривой усмешке, и она заговорила певучим голоском:

— Ты сказал, что он покушается на твою жизнь.

— Что?!

— Он обожал Красное Питье, — поведала моя подружка.

— Ты отравила Д’Оги?

Она хихикнула, будто во сне:

— Д’Оги сказал, что за Красное Питье умереть не жалко! — И снова впала в забытье.

Я зажал ей ноздри и держал их, пока она не начала задыхаться. После этого я прокричал ее имя, и Рейчел, поперхнувшись, тряхнула головой.

— Оставь меня в покое! — пробормотала она, вяло отмахиваясь от меня.

— Кто он такой? — продолжил я кричать на нее.

— А?

— Кем был Д’Оги?

— А? О… Не знаю.

— Почему он хотел меня убить?

— Не зна-а-а-аю!

— Он рассказывал что-нибудь о себе?

— А?

Тряхнув женщину снова, я повторил последний вопрос. Она попыталась ударить меня.

— Рейчел, я серьезно. Говори, что он сказал, — потребовал я страшным голосом.

— Только то, что его назвали в честь отца и лучшего друга отца.

— Его отца звали Оги?

— Нет. Огастес.

Мне будто дыру в груди пробили.

— Не знаю, что значит «Д», — пробормотала тем временем Рейчел.

Комната будто закружилась вокруг меня. Я снова подоткнул одеяло своей подруге и позволил ей погрузиться в сон. Больше расспрашивать ее мне не требовалось. Я в точности знал, кто такой этот пацан, хотя до этой секунды даже не подозревал о его существовании. Д’Оги был назван в честь отца Огастеса и лучшего друга отца — Донована Крида.

Донован и Огастес — Д’Оги.

Огастес Куинн был моим лучшим другом больше пятнадцати лет. Мы вместе убивали, вместе работали и защищали нашу страну. Он был просто монстром, родившимся с редкой болезнью, исковеркавшей ему голову и черты лица. Около четырех лет назад Огастес влюбился в молодую мошенницу по имени Элисон, которую я завербовал работать на мое агентство в нацбезопасности. Примерно в то же время меня постигла медицинская проблема, повергшая меня на три года в кому. Когда я оклемался, то узнал, что Огастес похитил Элисон и держит ее в бетонной камере на своем складе в Филадельфии. Это долгая история, но чтобы спасти Элисон, мне пришлось прикончить лучшего друга.

Блин.

Огастес не говорил, что у него есть сын.

Жизнь порой — чистейшее безумие, знаете ли.

Ух ты!

А, ладно, насрать…

В смысле, теперь-то уж ничего не попишешь, верно?

Разве что дописать эту главу своей жизни, закрыть ее и двигаться дальше.

 

Глава 28

Земля вокруг церкви была ровной, и этот участок тесно обступали сосны. Храм высотой в два этажа был построен целиком из слюдяного песчаника, кроме красной гофрированной металлической кровли, деревянной двери и окон. Перед церковью была паперть, мощенная сланцем, футов двадцать шириной и двенадцать длиной. Справа от церковного здания было две колонны из песчаника, возвышавшиеся футов на пятнадцать, а сверху их связывало известняковое навершие. В паре дюймов под этим навершием на деревянной балке висел старинный чугунный колокол. Веревка от языка колокола была достаточно длинной, чтобы свисать до земли, но ее привязали к крепежной утке, чтобы до нее не дотянулись дети.

Мы припарковали машину Бет на гравийной площадке с левой стороны, и под этим углом я увидел деревянный балкончик на небольшом щипце. Прежде чем выйти из машины, миссис Дэниелс очень ласково положила ладонь мне на запястье. Я поглядел на ее руку, а потом поднял глаза к ее лицу. Мгновение она не отводила взгляда, но затем закрыла глаза. Наклонившись, я легонько поцеловал ее в губы, однако она не ответила на поцелуй.

Я поцеловал ее снова, и на этот раз Бет открыла глаза и поцелуй получился взаимным. Я начал придвигаться ближе, жаждая продолжения, но она проронила:

— Еще не время.

— Ты уверена? — спросил я. — Потому что мне кажется, что как раз самое наше время.

Улыбнувшись, женщина сняла ладонь с моего запястья и приложила ее к моему лицу. Я еще ни разу не чувствовал такого прилива энергии от человеческого прикосновения, даже от Кэтлин Чепмен, на которой едва не женился.

— Нам это уготовано, и это случится, — пообещала Бет, — но пока еще не наше время.

— А не могу я получить всего пятнадцать минуток этого с тобою через улицу на пляже?

Моя начальница восхитительно выпятила губы — совсем чуть-чуть, — а потом со вздохом промолвила:

— Я еще не готова, да и ты не готов. Но когда придет наш час, ты не будешь разочарован. Обещаю.

— Значит, залог под предлогом дождя…

— Давай назовем это сердечным залогом, — сказала Бет, кладя ладонь мне на сердце.

Я поглядел мимо нее через окно, думая о том роскошном, пустынном пляже в жалких двух минутах отсюда.

— А как насчет быстрых десяти минут сейчас, а когда оба будем готовы, вычтем этот срок из вечности? — попробовал я все же настоять на своем.

— Ты жестко торгуешься, — ответила сидящая рядом со мной женщина, — но нет.

— Что ж, ты определенно вывела меня из игры.

Я поцеловал ей руку, и мы выбрались из машины. Балкончик второго этажа, с виду футов двух глубиной, был крытым и казался сугубо декоративным. Но оказавшись внутри церкви, я увидел, что он соединен со скрытым чердачком футов шести шириной и восьми глубиной. Чтобы добраться до этой комнатушки, требовалось спуститься через люк футах в четырех ниже атриума, а потом чуть ли не по-пластунски пробраться под приделом до деревянной лестницы. Эти двадцать футов ползком за Бет были самыми трудными в моей жизни. Такая близость к ее корме прикончила бы более слабого человека. Добравшись до лестницы, мы поднялись футов на пятнадцать до площадки. Вот там-то, за толстой запертой дверью, оказалась крохотная фронтонная комнатка, где я и познакомился с Либби Вэйл.

Либби выглядела худой, но здоровой. Она сидела на ящике для цветов в окружении стопок старых заплесневелых книг и пергаментов.

— Приветик, Бет! — лучезарно улыбнулась она моей спутнице.

— Привет, Либби. Это Донован Крид, — представила меня миссис Дэниелс.

Они с Либби обменялись понимающими улыбками — настолько очевидными, что я чуть не смутился. Зардевшись, Бет потупилась, расчистила немного места на цветочном ящике и села. Это оказалось единственным местом, где можно было присесть в этом захламленном тесном пространстве.

— Здравствуйте, мистер Крид, — сказала мне Вэйл.

— Я заметил, что у вас недостает ногтя на правом указательном пальце, — склонил я голову к плечу.

— Вы всегда начинаете разговор подобным образом? — рассмеялась Либби.

— Да. Всегда.

Девушка обернулась к Бет.

— Видишь? Я тебе сказала, что он будет забавным! — сказала она ей, а потом снова повернулась ко мне. — Серьезно, почему вы спрашиваете?

— Я нашел его в корзинке для пикника, которую Бет носила вам однажды. Я заключил, что вы сломали его, когда нацарапывали свои инициалы на дне корзины.

Миссис Дэниелс поглядела на нее с любопытством. Либби же на миг задумалась, потом сообщила:

— О!.. По-моему, это случилось в тот вечер, когда я пыталась призвать Джека Хоули. Я царапала свои инициалы, произнося свое имя.

— Зачем?

— Надеялась как-то пересечь пространственно-временной континуум, как говорят в кино, — застенчиво поглядела на меня девушка. — Может, побудить его послать какую-нибудь весточку. Безумие, я понимаю, но… Ох, а вы и вправду хороши! В смысле, найти пометки ногтем и все это сопоставить? Поразительно!

Поразительно это было или нет, но я должен был задать вопрос, не смотря на Бет.

— Вас здесь держат против вашей воли? — спросил я прямо.

Либби Вэйл от души рассмеялась:

— Нет, конечно же, нет! Будь оно так, я могла бы открыть дверь на балкон и позвать на помощь.

— Тогда что вы тут делаете? — Я обвел жестом клетушку, где мы находились. — Ваши родители и друзья оплакивают вас почти год. ФБР наведывалось…

— Умоляю вас! — вскинула Либби ладонь. — Не бередите мою совесть, я все это знаю! Я просто вношу свой вклад. Некоторые поступают в Корпус Мира, а я прячусь в церкви.

— Вот только будь вы в Корпусе Мира, ваши родные и близкие знали бы об этом.

— Мне уже недолго здесь оставаться.

— Вы оставались в этой загроможденной комнатушке все время?

— Это скорее что-то вроде порта приписки. В разное время я останавливалась у разных друзей. Есть график, но в общем да, иногда я остаюсь здесь, где и занимаюсь своими изысканиями.

— Какими изысканиями?

— Местные церкви и библиотека открыли мне все свои книги, — указала девушка на книги и пергаменты. — Последний год я потратила, чтобы выяснить подробности своего происхождения. Когда церковь закрыта, я или читаю, или брожу вокруг здания. А когда в гости приходят мои друзья, мы отправляемся на прогулку. Бет и некоторые дежурные леди возят меня в парки или пустынные уголки побережья. Меня нелегко узнать, когда я в парике и стараюсь не выделяться. Порой мы отправляемся компанией на рыбалку. Плюс у меня есть все современные удобства, — указала она на ноутбук, — есть айпэд, телефон, компьютер, телевизор…

— Слыхал я всякую ахинею, — заметил я, — но эта затмевает их все.

— Вы не верите, что я здесь по историческим причинам? — с любопытством взглянула на меня Либби.

— Ни на йоту.

— Почему это?

Я взял одну из карт.

— Это карта местности, — указал я на листы, прикнопленные ею к стенам. — А это похоже на геологические изыскания.

— И что? — пожала плечами Вэйл.

— А то, что вы, может, и занимаетесь изучением своей семейной истории, но этим не ограничиваетесь. Иначе вам не пришлось бы замалчивать свое присутствие.

На это девушка не отозвалась ни словом.

Бет взирала на меня с ласковым светом в глазах, как-то особенно согревавшим меня.

И тут меня осенило:

— Вы ищете сокровище!

Моя новая знакомая хотела было запротестовать, но, увидев мою самодовольную ухмылку, махнула рукой. Улыбнувшись в ответ, она поведала:

— А вы разве не искали б сокровища, будь вы на моем месте? Если б думали, что можете их найти?

— Непременно искал бы, — согласился я, и, помолчав минутку, поинтересовался: — Итак, вы его нашли?

— Увы, — печально покачала головой Либби. — Столько трудов — и ни дублона… Мы сдались уже не один месяц назад. Думали, что, путешествуя по острову, я смогу ощутить присутствие Джека. Но либо я так и не наткнулась на нужное место, либо мы заблуждались.

— Кто «мы»?

— Подлинные потомки и я.

— И никто вас не похищал?

— Никтошеньки.

— Значит, восемьдесят потомков скрывали вас и возили по округе, пытаясь вам помочь найти пиратское сокровище?

— Поначалу.

— И никаких сокровищ?

— Ни крупицы.

— Тогда зачем здесь торчать?

— Потому что окружающие стали моими друзьями и нуждаются во мне. Каждый день разные люди, потомки первоначальных поселенцев, возили меня по острову, пока я пыталась уловить некую космическую связь с Джеком Хоули. Но ближе всего подошла к этому ощущению прямо здесь, в этой старой церкви. — Вэйл рассеянно потрогала ожерелье на шее. — Однако Джек не мог здесь ничего закопать. В его эпоху это место было как на ладони, а церковь построили лишь десять лет спустя после его смерти.

— Это интересно, но вы не ответили на мой вопрос.

— Почему я еще здесь, если не нашла сокровищ?

— Он самый.

Разведя руками, Либби одарила меня улыбкой, говорившей: «Вы мне все равно не поверите». А потом сказала это вслух:

— Вы мне все равно не поверите, но стоило мне пробыть в одном месте дольше часа, как люди начинали прибывать туда. Говорили, что от пребывания рядом со мной они чувствуют себя лучше. Так что я люблю этот край, люблю людей, а они нуждаются во мне. Я каждый вечер хожу в больницу и в дом престарелых, хожу по коридорам. Если кто-то особенно болен, я вхожу и сижу с ним несколько минут.

Я подумал о том, как пытался найти ее в церкви этим утром, но силу ощутил возле больницы, прежде чем та угасла.

— А можно полюбопытствовать, где вы были сегодня утром перед рассветом? — спросил я девушку.

— Ходила в больницу навестить дедушку Джимбо Пима, — подтвердила она мои предположения.

— Почему?

— Потому что он раковый больной. Он находился в мемориальной больнице Саванны, но доживать последнюю неделю его отправили домой. Среди ночи ему стало хуже, и внук привез его в нашу больницу. Пока им занимались, Джимбо приехал и спросил, не смогу ли я ему помочь.

— А вы?

— Поехала ли я? Да, Джимбо меня подвез.

— И это помогло?

— Нет. То есть лечить людей я не могу, но больной сказал, что я сняла всю боль. Я слышала это много раз и делаю, что могу, но это ненадолго. Я сказала ему, что снова посижу с ним сегодня ночью часок.

Я ни на минуту не поверил, что она обладает даром целителя, но тот факт, что нечто действительно происходит, оспаривать не мог, так как видел, что происходило со стариками в церковном дворе. И ни малейших сомнений, что и сам я рядом с нею испытывал приподнятое настроение. Высота комнатушки, где мы пребывали, не превышала пяти футов, и я простоял там в полусогнутом состоянии достаточно долго, чтобы у меня затекла спина, но не ощущал ни малейшей боли. Я пришел к выводу, что в Либби есть нечто меняющее восприятие боли людьми, физически находящимися поблизости от нее. Не желая чувствовать никакой боли и впоследствии, я уселся на пол и вернулся к разговору:

— А почему вы не обнародовали это? Если дар настоящий, вы могли бы помочь миллионам человек.

— Я наделена сопереживанием с каждым страждущим. Но если весть обо мне разлетится, это превратит мою жизнь в сущий кошмар, — вздохнула та. — Ну вот вы бы хотели, чтобы половина мира толклась у вас под дверью, а вторая пыталась ставить на вас опыты?

Она права — кто бы этого захотел?.. Похоже, дело можно было считать закрытым. При обычных обстоятельствах я бы уже спустился по лестнице и удалился домой. Может, мне не помешала бы стопка бурбона. Но я продолжал сидеть. Сам не знал, почему это делаю, но не хотел в этом сознаться. Видите ли, я не верю в целителей, и все же знал единственную причину, по которой продолжал сидеть там — потому что сидеть там было чертовски приятно. Меня не донимали никакие боли или хвори, а рассудок мой парил в горних высях. Так хорошо я не чувствовал себя с детства, когда бегал босиком по траве, с ветерком, овевающим лицо, с уймой друзей…

— Держу пари, вы можете совокупиться, как только вам захочется, — проговорил я в полузабытьи.

— Простите? — И Бет, и Либби непонимающе уставились на меня.

— Я хотел спросить, долго ли вы намерены здесь оставаться? — встряхнул я головой, отгоняя наваждение.

Поглядев на миссис Дэниелс, девушка пожала плечами:

— Я обещала пробыть здесь год. Но не могу же я выскочить как черт из табакерки в самую годовщину, а? Так что, наверное, поболтаюсь тут еще пару месяцев.

— Нашли что-нибудь интересное в этих старых церковных архивах? — указал я на окружающие ее нагромождения.

— О, да, действительно!

— Например?

— Ну, начать хоть с того, что в этом городе была повивальная бабка, в тысяча семьсот одиннадцатом году помогавшая при родах маленькой девочки, названной Либби Вэйл.

— И пишется это имя так же?

— Угу.

— Вот так совпадение! А кто были ее родители?

— Генри и Джоанна Эймс.

— Ох, очень жаль! Наверное, Либби Вэйл было очень популярным именем в те дни.

Поглядев на меня, девушка улыбнулась:

— Верно.

— В смысле, даже сейчас, вероятно, наберется тысяч пять Либби Вэйл, расхаживающих вокруг?

— Скажите лучше, четыре.

— Четыре тысячи?

Снова потеребив ожерелье, Вэйл выложила:

— Я проделала интернет-поиск. Нас ровно четверо во всех Соединенных Штатах.

Тонкая золотая цепочка вокруг шеи Либби выглядела совсем новой. А роль подвески на ней играл старый круглый кусок металла с чем-то вроде древней гравировки.

— Расскажите мне о своем ожерелье, — попросил я.

— Я нашла его, копаясь в лазе в первый день пребывания здесь. Я словно бы вышла на него, была притянута к нему в первую же минуту, как мы свернули за угол. Оно довольно старое, но отношения к Джеку Хоули не имеет. Разве что он обожал играть в регби!

Сняв ожерелье, она отдала его мне. На одной стороне подвески кто-то нацарапал слова: «Я люблю», а с другой было так же нацарапано слово «Регби».

— Насколько оно старое? — поинтересовался я.

— Очень старое, не меньше двухсот лет. Но оно не восходит ко времени Джека Хоули. Я знаю, потому что провела исследование этого вида спорта, и до семьсот пятидесятого года его никто не называл регби.

— А что стало с Хоули?

— Он был схвачен и повешен двадцать пятого марта семьсот одиннадцатого года.

— Вы уверены?

— На сто процентов.

С мыслью о том, как фальсифицировал собственную смерть пару раз, я уточнил:

— Откуда у вас такая уверенность?

— Двое моряков вступили в команду Хоули, когда все ее члены были в увольнении на берегу в Чарльстоне, Южная Каролина. Они выдали Джека властям после того, как целый месяц видели, как он командует кораблем.

— А почему вы уверены, что он не закопал свое сокровище в Чарльстоне?

— Потому что, по словам тех двух предателей, он ни разу не покидал корабль в Чарльстоне. Его схватили в Сент-Олбанс при попытке закупить продукты для перехода до Ямайки.

— Были ли на суде свидетели?

— Его лучшие друзья, Джордж и Мэри Стаут, были вынуждены дать показания. Вопреки собственной воле они опознали Джека и признались, что он поднимался по Литл-Ривер на веслах и останавливался в их владениях. Их дети сказали, что Джек проводил там много времени.

— И вы обыскали этот район?

— Каждый квадратный дюйм. Я уж думала, что добилась своего, когда обнаружила старый колодец на территории, фактически принадлежавшей Стаутам. Но я не ощутила там ни намека на флюиды.

Пару минут мы просидели молча. Потом я заговорил снова:

— А как вы собираетесь объяснить свое исчезновение?

— Когда я буду готова вернуться в общество, попрошу кого-нибудь увезти меня за полстраны отсюда и высадить в лесу близ какого-нибудь города. Добреду до города и скажу, что была похищена, что мне завязали глаза и перевозили с места на место настолько часто, что я не знаю, где была все это время, — ответила девушка. — Мне будут задавать массу вопросов, и я буду немножко путаться, но если я не буду путаться, концы не будут сходиться с концами, правда ведь?

— Помощник шерифа сказал, что вас похитили.

— В фигуральном смысле, а не в буквальном. Когда истинные потомки приехали и поговорили со мной, я решила, что они с ума посходили, но обещала подумать об этом. В тот вечер, одна в своей комнате общежития, я начала шептать свое имя и думать о Хоули. И что-то случилось. Я знаю, что вам это покажется безумием, но я ощутила, как он произносит мое имя. В следующие пару месяцев это происходило несколько раз.

— Вы правы, это кажется безумием.

— Я же говорила…

— А не было у вас в роду случаев сумасшествия?

— Я ни одного не нашла, хотя искала будь здоров, уж поверьте!

— Значит, началось это как охота за сокровищами, а сейчас вы помогаете людям… Если вы хотите огрести большие деньги, почему бы вам не устроить реалити-шоу на телевидении, заработав миллионы?

— Как я уже сказала, я не хочу превращать свою жизнь в паноптикум. Вдобавок я углубилась в свои исследования, и вещи, от которых я прежде отмахивалась, обрели для меня смысл.

— Например?

Либби словно просияла, подхваченная мгновением:

— По-моему, я наткнулась на нечто более ценное, нежели деньги!

— Что же это?

— Секрет моего происхождения.

— В каком смысле?

— Мы все — плоды собственного происхождения, мистер Крид.

— А почему это так важно?

— Ну, я потомок знаменитого пирата, — улыбнулась моя собеседница.

— Джека Хоули.

— Да, Джентльмена Джека, как он предпочитал зваться. И около трехсот лет назад…

Настала моя очередь вскинуть ладонь:

— Я знаю эту историю.

Глаза Либби сверкнули.

— О нет, не знаете!

— Знаю.

— Извините, но нет.

— Может, не во всех деталях, — уступил я, — но, по-моему, я довольно хорошо ухватил суть.

— Уж поверьте, — заявила Вэйл, — вы даже не догадываетесь.

— А по-моему, знаю, — упорно стоял я на своем.

— Ой ли? — лукаво усмехнулась девушка, и из груди у нее вырвался смешок. — Ой ли? — повторила она громче, и после этих слов ее хихиканье все усиливалось, пока не зазвенело по всей крохотной комнатушке, эхом отражаясь от стен.