Убийство первой степени. Два похищения. Покушение на убийство. Попытка похищения. Агент ФБР с нескрываемой радостью зачитывала ей список, издевательски подмигивая и подчеркивая каждое слово. Дочитав до конца, Уиндермер сказала:

— Поверь мне, дорогая, это еще не все. Следствие продолжается, и мы повесим на тебя еще не одно дело.

Мэри старалась не слушать и не реагировать, чтобы лишний раз не доставлять своей мучительнице удовольствие. Она и так знала, что, пока ее возят с места на место и таскают по допросам, список обвинений растет. И чувствовала, что силы ее на исходе. Ее решительность быстро таяла, потому что ни Пендер, ни адвокат до сих пор не объявились. Она поняла, что должна будет нести ответственность в одиночку.

Когда Мэри позволили позвонить домой из офиса в Детройте, родители отказались с ней разговаривать. Она позвонила второй раз — трубку взяла сестра. Услышав ее голос, Мэри на секунду вернулась к жизни, но сестра была тверже камня.

— Мамы и папы нет дома, — заявила она.

— Марни, пожалуйста, мне надо с ними поговорить.

— Нет, — отрезала Марни. — Как ты не понимаешь, что едва не погубила их? Они просто раздавлены. На них страшно смотреть. Отец постарел на десять лет, а мать все твердит, как ты ее обманула. О чем ты думала, Мэри?

— Дай мне с ними поговорить, прошу тебя.

— Нет, Мэри. Извини. И больше не звони сюда. — Сестра бросила трубку.

Первое судебное слушание прошло как в тумане. Мэри едва различала судью, прокурора и назначенного ей адвоката. Это была хорошо одетая женщина средних лет — Глория Уоллис, ассистент главного госзащитника, как она представилась. Она отчаянно и напрасно спорила с прокурором, отстаивая право Мэри быть выпущенной под залог.

Потом Уоллис извинялась с огорченным видом, будто и вправду хотела помочь, а Мэри воспринимала все происходящее словно репортаж по телевизору, не имеющий к ней отношения. Но когда ее снова отвели в камеру и заперли, она очнулась.

Нет, она не может сидеть в тюрьме двадцать лет. Это невозможно. Она умрет в этих стенах. Ее тело не выдержит, и она умрет. Или найдет способ покончить с собой. Она не вынесет одиночества в течение двадцати лет — по меньшей мере. Ей вообще могут дать пожизненный срок. А ребята, конечно, сейчас далеко. Где-нибудь на пляже в Таиланде потягивают фруктовые коктейли и тратят деньги, которые она помогла им заработать. Они свободны. Ей не стоит о них беспокоиться, пора побеспокоиться о себе.

— Заткнись, — вслух сказала Мэри. Эхо отдалось в стенах камеры и ее барабанных перепонках.

Но этот тоненький голосок продолжал нашептывать ей в ухо. Он не оставлял ее даже тогда, когда Мэри легла на жесткую койку, пытаясь уснуть. Ее сопротивление постепенно ослабевало, она уже была готова сдаться, поверить его обещаниям.

И утром, когда ассистент генерального госзащитника явилась к ней в камеру, чтобы начать подготовку к следующему слушанию, и завела речь о заключении соглашения со следствием, Мэри не велела ей заткнуться. Голосок у нее в голове — адвокат дьявола — за ночь окреп, набрал силу, и, хотя ей становилось тошно при мысли, что она может предать ребят, она отдала ему микрофон и позволила говорить от ее имени. И вместо того чтобы послать Глорию Уоллес куда подальше, Мэри снова отключилась, глядя на себя со стороны и слыша, как она произносит:

— Хорошо, я слушаю. Каковы условия сделки?